Начало начал

Константин Дмитриевич сидел в приёмной пана Поспишила и гадал лишь об одном: увидит ли он сегодня Анну или нет? Ему очень хотелось раздобыть крепких сигарет и затянуться, отводя душу за все те эн-сколько лет, что прошли с того момента, когда в его руке догорела последняя никотиновая дрянь. Он прекрасно помнил этот день, ставший судьбоносным для него и Ирины.

В пустой аудитории, расположенной в просвечиваемой солнцем стекляшке корпуса Института Развития Биотехнологий, два сотрудника склонились над развёрнутыми кривыми графиков. Один – точная копия портрета Михайло Васильевича Ломоносова – академик, доктор технических наук, доктор психологии – Анатолий Иванович Челышев, другой – аспирант кафедры инженерной психологии – Константин Снопов.

Челышев внимательно слушал рассказ Кости об анализе труда Мануила Комнина «О страстотерпцах» и его сопоставлении с данными современных экстрасенсов. Он перелистывал работу своего аспиранта, изучал статистические кривые, и, то и дело, кривил губы, как папаша Мюллер, в исполнении Броневого. Тонко подмеченная актёром деталь психики человека, мечущегося между долгом и личным расположением, выдавала трагизм положения Челышева. Астрологический трактат басилевса Анатолий Иванович сам предложил взять за основу для сравнительного анализа и потому, сегодня, предпочитал задавать вопросы, не глядя в глаза собеседнику.

– Костя, скажите, вы отдаёте себе отчёт, что данная работа весьма близка по своему содержанию к трудам нацистских идеологов и проповедует насилие над личностью, ради достижения состояния сверхчеловека. Вы не находите, что сейчас сами становитесь проповедником ереси о сверхчеловеческой расе?

Константин закашлялся и нахмурил брови. Слова Челышева перевернули его душу вверх дном. За время написания своей работы он не стремился дать какую-либо нравственную оценку трактату Мануила. Проведя статистический анализ попавших в его руки данных об экстрасенсах, и изучив массив, содержащий информацию с их астрологическими натальными картами, он и не задумывался о нравственной стороне тех выводов, которые напрашивались сами собой.

– Анатолий Иванович, моя задача состояла в том, чтобы выявить определённую закономерность, математическую функцию, общую для большинства тех людей, которых вы сами мне рекомендовали взять в качестве исходного материала для анализа. И разве моя вина, что я, воспользовался вашим советом и проанализировал, присланный мне по вашему же запросу из Страховской библиотеки Праги репринт рукописи Мануила, а затем, сопоставил его выводы с теми, которые получил совершенно независимо от него. Сам астрологический трактат Комнина, – Костя указал на труд Мануила, – попал ко мне уже после того, как были составлены мои отчёты о группах людей-экстрасенсов. Астрология, может быть, и лженаука, но… В данном случае, наши выводы о причастности клинической смерти индивида к последующему проявлению им экстраординарных деяний, по возвращении его тела к жизни, и о явлении квадратуры Марса и Луны в натальных картах вернувшихся с того света людей, полностью совпали, несмотря на огромный временной интервал между исследованиями. Вот, смотрите сами. Это наши графические данные. А это – выраженные в математической зависимости данные Мануила. Совершенно очевидно, что максимум у двух графиков приходится именно на людей с квадратурой.

– Да, просто какая-то цитата из песни группы «Наутилус»: «Видишь, там на горе, возвышается крест, под ним десяток солдат, – повиси-ка на нём! А когда надоест, возвращайся назад, гулять по воде», – пропел Челышев. – Выходит, прав Бутусов, а Костя?!

– Абсолютно. Не изведавший дыхания смерти индивид не в состоянии сотворить чуда.

«Вот те на! Ну и посоветовал я книжонку! – озадаченно размышлял, потирая затылок, Челышев. – Я, конечно, надеялся на то, что какая-то закономерность во всём этом материале присутствует. Но, что такая!»

– Да, выводы-то наши гаденькие получаются. Это же какое логическое оправдание для всех мучителей, а?!

Слушай, уж не трактат ли «О страстотерпцах» лёг в основу массовых казней при правлении брата Мануила, Андроника? Поди, тоже возомнил себя Творцом?! Уйму народа извёл. Только вот о божественных проявлениях у его жертв я что-то нигде не читал.

– Ну, почему же? А разве само скоротечное окончание правления тирана не является таким чудом?

– Может быть. Силу мысли доведённого до последней черты человека не стоит недооценивать. Ярость – она города берёт. А вера – меняет карту мира. Я это к чему говорю-то, Костя… К тому, что возьми-ка ты Карлоса Кастанеду, да и проштудируй переданное им учение перуанских индейцев о Нагвалях и точке сборки человеческого восприятия. Сдаётся мне, что тайна проявления чудес страстотерпцами, помимо квадратуры, связана с присутствием в тонком мире Великого Нагваля Христа. Этакого Нагваля нагвалей – Учителя учителей… Но я очень тебя прошу, если ты хочешь, чтобы данная работа увидела свет, постарайся найти иное решение, кроме насильственного доведения тела неофита до пограничного состояния сознания. А эту писанину оставь мне. Бог не выдаст, – свинья не съест! Охотников прикрыть наши изыскания и так более чем достаточно! Мы же оспариваем краеугольный камень марксизма, что материя есть реальность, данная нам в ощущениях и, исповедуем материальность мысли. Если бы мистика не вторгалась в жизнь столь бесцеремонно, наш отдел давно бы прикрыли. Да вот напасть – многие партийные тузы стали страдать от всякой нежити. А так как ответов на вопросы, связанные с проявлением психической энергии у нашего руководства пока нет, то и свернуть нашу работу, пока, нельзя.

– Что, барабашки так серьёзно допекать стали кого-то?

– И ещё как! У Первого Секретаря Курского горкома партии большие неприятности. Какая-то дрянь завелась в его родовом доме. На стенах стали проступать поносящие товарища Солонина надписи непристойного содержания. Мало того, некий голос, говорю «голос» потому, как его первоисточника по сей день никто не видел, день и ночь, склоняет по маме всю родню бедного главы горкома. Уж наши доблестные органы, что только не делали! От родового дома городского головы одни руины оставили, – ан, вещун как резал во всеуслышание свою правду-матку, так и продолжает. Народ стал приходить к оцепленным руинам. В городе запахло вольнодумством. Стали поговаривать, мол, и на вас, партийных князьков, управа нашлась! Сам понимаешь, такого ни одна власть терпеть, не намеренна. Но и защиты-то от нежити тоже, увы, на данный момент никакой. Уж курская пресса, что только не писала в опровержение полтергейста. И мужика, мол, с магнитофоном милиция изловила. И надписи, де, ночью детишки, хулиганьё малолетнее, малюют. Только вот напасть-то: ни надписи краской замазать не удаётся, ни вещуну рот заткнуть. Беда!

– А батюшку не могли попросить приехать?

– Да просить-то просили, только он отказался. Говорит, коль из собора кинотеатр сделали, то и мне в пору кино про вас, грешников, посмотреть.

И я думаю, что он правильно поступил. А если и про него это «То, чего не может быть» начнёт правду болтать? Кому охота перед народом в исподнем стоять?

– И много такого безобразия по стране?

– Был бы единичный случай – нас бы не беспокоили. А то, вон, у одного работника ЦК вся родня за месяц на тот свет пошла. Кого машина сбила, кто из окна выбросился, а у кого и злокачественная опухоль появилась, и дала сумасшедшие метастазы. Один, бедолага, остался!

– Да, явное проявление «Гнева Божьего» по Мануилу.

– Кость, ну перестань! Ты бога всуе не поминай. Нам, коммунистам и комсомольцам, надо думать о человеке, как о хозяине мироздания, а не о какой-то высшей силе. Надо искать путь управления, и, соответственно, защиты от подобных проявлений, а не уповать на боженьку или винить черта.

– Ну, исходя из такой точки мировоззрения, – Константин не успел закончить свою мысль.

В дверях аудитории возник осанистый профиль человека в штатском.

– Не помешаю, Анатолий Иванович?

«Тебя только мне сейчас не хватало! Вот только помяни лукавого, а он уже тут, как тут!» – пробурчал себе под нос Челышев, а вслух проговорил с милой улыбкой:

– Ну что вы, Илья! Рад вас видеть. Знаете, уж если что и отличает ваших ребят от их коллег из милиции, так это вежливость. Те, как правило, входят без спроса.

Челышев сделал Снопову знак руками – «аудиенция окончена», и встал навстречу гостю.

Когда дверь за Костей закрылась, Илья Пастухов сразу перешёл к делу:

– Слушай, Анатолий Иванович, мне сегодня надо хоть чем-то задницу прикрыть. Руководство рвёт и мечет. Дай хоть что-нибудь из материалов на этих полтеров.

– Я бы и рад дать, но у меня, сейчас, на руках ничего готового нет.

– А это что за работа? – Пастухов впился взглядом в толстое репринтное издание, лежавшее на столе перед Челышевым. – О, Страховская библиотека! Пражский университет! Надо же! Так-так. Знакомый городок. Ух, ты! «Трактат о страстотерпцах»! Ну вот, а ты говоришь: «Ничего». Пойдёт! Скажем суровым дядькам: «Вот, штудируем древние фолианты, ищем аналогии, так сказать!» Постой-ка, так тут же следом идёт анализ проявления экстрасенсорных способностей и у наших современников. А кто такой Снопов К.Д.? Уж не он ли сейчас вышел из аудитории? Может вернуть его?

– Что, тебе докторов наук уже недостаточно? Лаборанты потребовались?

– Да я это так, к слову. Конечно! Нам лишние глаза и уши ни к чему. Сами с усами!

– Вот именно. Сыроватый материал, Илья. К тому же, на мой взгляд, недальновидно идти с астрологическим трактатом византийского императора к руководству. Астрология, насколько мне известно, у нас в верхах не признаётся за науку. А труд классового врага – кровопийцы-царя – тем более.

– Это официальная точка зрения, Анатолий Иванович. А я знаю иное. Сам товарищ Сталин по совету своего друга Гурджиева поменял настоящую дату рождения – 18 декабря, на дату, которая подходила для великого вождя народов – 21 декабря. День Солнцеворота. Она теперь во всех календарях и указывается. Так что, на мой взгляд, древний астрологический фолиант вещь для руководства далеко не безинтересная, а уж, тем более, если в нём идёт речь о сотворении страстотерпцами чудес. Сам посуди! Вот один из примеров. Я совершенно случайно открыл на этой странице! – интригующе проговорил Пастухов, и стал читать:

«Правление императора Деция. На следующий день после мученической смерти рабы Божией Анастасии, дочери славных родителей – патриция Антония и его жены Леоноры, приключилась градоначальнику Рима Прову, повелевшему казнить двадцатилетнюю христианку лютой мученической смертью, великая конфузия. Когда он выложил перед императором Децием очередные списки с именами христиан, отказавшихся принести жертвы Богам Рима, то зычный девичий голос закричал на весь зал: «Убийца!». А затем, во всеуслышание, стал вещать о всех прегрешениях Прова с отрочества и по ныне. Покрасневший от стыда и ярости градоначальник счёл за благо ретироваться с приёма императора, и покинул его покои, приказав стражникам изловить обидчика. Но стражники, никого не найдя, сами стали свидетелями чуда. Голос исходил всякий раз из пустынных мест, в коих никто не мог скрываться, и преследовал Прова повсюду».

– Ну, чем не Голос из руин, ставший уже притчей во языцех? А ты, Иваныч, советуешь мне не носить трактат начальству! Как раз наоборот! Одна эта цитата чего стоит!

Я думаю, их от этого фолианта за уши не оттащить будет. Ай да Снопов! Ай да сукин сын! Выручил меня. Анатолий Иванович, дорогой, дай мне на денёк этот шедевр с графиками твоего лаборанта.

– Забирай, только верни, я ещё сам толком не читал.

– Ну, первый раз что ли? Ты же знаешь…

На безрыбье и рак рыба. Работой Снопова всерьёз заинтересовалось ведомство, охранявшее покой верхушки государства. Все дальнейшие изменения в ней копировались и отправлялись прямиком на стол Ильи Пастухова. Собранный статистический материал об экстрасенсах, увязанный с астрологией, христианством и верованиями древних народов Америки, стал неплохим подспорьем в наработках по экранированию психического воздействия на высокопоставленных лиц. Технический отдел Челышева всерьёз занялся разработкой аппаратуры, изучающей функционирование энергетических центров человека. А дальше… Дальше наступил 91 год. Год развала Союза.

Константин в мыслях снова вернулся к тому, с чего начал – к идее: «Покурить бы!». Тень табачного змия снова замаячила на горизонте, возвращая Снопова в день его беседы с Челышевым.

Ребята из технического отдела, работу которого курировал, приехавший к Анатолию Ивановичу, Пастухов, заметив, стоящего у дверей, Снопова, позвали его в свою лабораторию:

– В ногах правды нет! Когда Илья выйдет, то он всё равно к нам пойдёт. Ты к Челышеву и вернёшься. Пойдём, кой-чё покажу, курилка! – лаборант Геннадий ухватил дымившего сигаретой Костю за рукав рубашки и потащил в своё «подземелье».

– Смотри, Костя, какую мы классную штуку сделали! – похвалился он, усаживаясь перед монитором.

Когда черно-белый экран загорелся, то на нём возник сидящий на стуле работяга в сером халате.

– А теперь гляди сюда!

Генка быстро набрал на клавиатуре ведомую только ему комбинацию из символов. В следующую минуту на телевизоре вокруг подопытного возник аурический кокон в виде белёсого тумана.

– Здорово, молодцы ребята! – порадовался Константин, – значит, получилось?

– Как видишь, – не отрываясь от компьютера, пробормотал Гена, и, обернувшись, подмигнул Снопову.

– Вася, а ну закури, родной! – скомандовал он, склонившись к микрофону.

Человек на мониторе чиркнул спичкой и сладко затянулся сигаретным дымком. Аура испытуемого отреагировала уже через пару минут. Бледное яйцо покрылась серовато-чёрной паутиной пробоев.

– Понял, дурья башка?! Сигарета и заградительная сеть вещи несовместимые! – важно констатировал наглядное подтверждение вреда табачного дыма Геннадий.

– Куда уж понятнее! – заворожено глядя в экран, отозвался Снопов. – Офигеть, вы, черти, работаете!

– Это ерунда! – бравировал Генка, – вот психотронный генератор – это вещь! Мы его сегодня вечером в деле проверим.

– В каком деле? – поинтересовался Константин.

Пастухов умел везде появляться совершенно бесшумно. Он обнял склонившихся над монитором ребят и пропел: «А подписка, кто писал, что об этом никому. У?!»

Все рассмеялись.

– Ладно. Давай, знакомиться, – проговорил Пастухов, протягивая Константину руку, – меня зовут просто, как былинного русского богатыря, – Илья. Хоть я и постарше вас, но раз мы с вами делаем одно дело, то и отчества нам, ни к чему. Наш девиз: «Равенство и братство!» А ты, я так понимаю, Константин Снопов?

– Верно, он самый, – пожимая Пастухову руку, улыбнулся Костя.

– Ну, вот и славно!

Илья достал из кармана пиджака два билета с надписью «Студенческий театр «Фаэтон» и протянул их Косте.

– Держи! Я сегодня не смогу. Понесу твой талмуд руководству на доклад. Иваныч расщедрился, отдал мне его на денёк, ради спасения моей задницы. Так что, выручай, уж, и дальше! Сходи вместо меня. Не пропадать же добру?! Бери подружку, и вперёд – в объятия Мельпомены!

– Спасибо! А что за театр такой? Я о нём, пока, ничего не слышал.

Костя внимательно рассматривал билеты с названием спектакля: «Две стрелы».

– Хороший театр, брат! Все актёры – студенты, ваши ровесники. Ты же занимаешься психотехникой?! Вот и пообщайся с ребятами. Ищите ответы на вопросы человеческой натуры вместе. Я думаю, что тебе будет интересно прикоснуться к воплощению методики Станиславского в жизнь. Дерзай! Да обрящет ищущий!

Пьесу Володина о любви и коварстве в первобытнообщинном строе Снопов не читал, потому не имел ни малейшего представления, о чём в ней пойдёт речь. Но, как только в зале погас свет, и на сцену вышла красивая девушка с бархатистым обволакивающим голосом, он почувствовал, что и в нём просыпается великое светлое чувство, а, вместе с ним, любовь к искусству лицедейства.

«До чего же странно всё переплетается в этом мире! – вздохнул Константин, вспоминая мартовский вечер 89-го, когда он впервые встретился с Ириной. – Не будь Пастухова, я бы не попал на спектакль театра-студии, не увидел бы на его сцене очаровательную незнакомку. И наша с ней беседа о методе Станиславского в опустевшем фойе театра, конечно, не состоялась бы… А не случись этой встречи, не было бы и знакомства с Валентиной – задушевной подругой Ирины, актрисой того же театра. И её муж – Александр Викторович Штольц – никогда бы не всплыл на моём горизонте. Да, жизнь плетёт такой ковер, что нам и не снилось!

А двадцать лет спустя, тот же Илья Пастухов, который прилетел с Лубянки вытаскивать меня из изолятора, куда я угодил по ошибке разгонявших митингующих прибалтов спецов, выйдя в сумерки, после разговора с Ириной, из театра на улицу, пойдёт войной на Сашку Штольца. И, не задумываясь ни на минуту, начнёт метать стрелы во всех приближённых Александра ради своей ущемлённой гордыни. В том числе и в меня. Да-а. Человек – это звучит гордо! Ах, Алексей Максимович, дорогой, порою уж слишком гордо-то! И оттого – непредсказуемо! В каждом из нас есть и ангел, и демон. И кто из них завтра в изменившихся жизненных обстоятельствах возьмёт верх, один Господь ведает. Потому, Шекспир актуален во все времена».

Заветная дверь, наконец, отворилась. На пороге возник пан Поспишил.

– Заходите, Константин!

Пан Вацлав с улыбкой смерил взглядом двух крепких парней, сидевших рядом со Сноповым в приёмной, и произнёс:

– Анешка, подай нашим гостям пиво или чай, да сделай чего-нибудь закусить.

Потом, как бы мимоходом, бросил:

– Расслабьтесь ребята! Вы не на хоккейном матче Россия-Чехия. Чего-чего, а напряжения у нас и без вас хватает. Целый электропоезд запитать можно, чтобы до Словакии доехать!