…Грозный окрик «Всем оставаться на местах! Проверка документов!» застал разгоряченную публику врасплох. Аплодисменты, подобно угасающей морской волне, откатились в глубь зала и быстро стихли. На эстраде, печально всхлипнув, замолкла скрипка, музыканты бочком попятились в сторону кулис, ушел и Вертинский. В зале воцарилась напряженная тишина, нарушаемая лишь пьяными всхлипами напившегося в стельку мужчины в помятом костюме, который сидел за одним из столов и которому было уже все равно, что происходит в ближайшем к нему пространстве.
Разбившись по парам, полицейские двинулись в зал. Дмитрий напрягся, он видел, что свободным оставался лишь выход на кухню. Дервиш, перехватив его вопросительный взгляд, молча кивнул.
На лице резидента не дрогнул ни один мускул, только в глазах появился настороженный блеск. За последние месяцы «Погребок» ни разу не подвергался проверкам, и сегодняшняя облава не могла быть случайной. Многолетний опыт разведчика подсказывал, что она напрямую связана с их встречей. Об этом говорило и то, что за ходом проверки внимательно наблюдали два японца в штатском, стоявшие у входа в зал.
Вместе с тем он не мог понять, почему контрразведка, если она действительно задействована в облаве, действует столь грубыми методами. Лобовой «армейский» наскок совсем не в духе полковника Сасо. Тот предпочитает многоходовые комбинации, тонкие, как и принято на Востоке. Вероятно, у него просто сдали нервы. Армия находится в боевой готовности, в этих условиях трудно смириться с тем, что у тебя под боком действуют советские резиденты, и с ними решили покончить любым путем.
Но оттуда они узнали о нашей встрече? – пытался понять Дервиш. Дмитрий привел за собой хвост? А может, действует «крот»? Нет, не похоже, в этом случае хитрый Сасо постарался бы убедить начальство продолжить игру…
Так что же им известно? Наверное, немного, раз пошли в штыковую.
Должно пронести, документы в полном порядке. Сколько раз проверяли, и все сходило, успокаивал он себя. А у моего собеседника? Он только что приехал в Харбин… Ну, хорошо, паспорт смотрел патруль при посадке в поезд, но там, если в «липе» и есть какие-то недочеты, могло сойти. А здесь? У полицейских с жандармами глаз наметан. Сыпанется на мелочи, и полный провал. Провал? Стоп! Только не паниковать! Какой же выход? Оставаться на месте? А если Дмитрий засветится? Выходит, надо прорываться, если что, ребята прикроют!
– Дима, ты первым уходишь через кухню! – шепнул Дервиш. – На двор не рвись, там наверняка засада, прорывайся на чердак, а дальше по крышам.
Дмитрий мотнул головой, возразив:
– Только вместе.
– Делай, что говорю! – Это прозвучало как приказ.
Незаметно для окружающих Дервиш подал знак двум парням, занимавшим соседний столик. Один из них с видимым трудом оторвался от стула и на заплетающихся ногах, покачиваясь, побрел к выходу. По пути он едва не сшиб дородную даму, сидевшую на его пути.
– Миль пардон, миль пардон, мадам, – запрыгал перед ней парень и, не удержав равновесия, полетел лицом прямо в роскошный бюст.
Дама взвизгнула на весь зал и принялась лупить парня веером.
– Стоять! Рюская свинья! – прозвучал грозный окрик, полицейский потянулся к кобуре с пистолетом.
На парня это не подействовало. Отлипнув от дамы, он с идиотской улыбкой на губах попер прямо на полицейского, вероятно, собираясь заключить тщедушного китайца в свои объятия. Тот не выстрелил, но рукояткой пистолета исхитрился ударить парня по физиономии. Из рассеченной губы брызнула кровь. От благодушия здоровяка не осталось и следа.
– Ах ты, обезьяна узкоглазая! Мне, русскому офицеру, в морду? Получай, сука! – прорычал он и ринулся на полицейского.
Полицейский отшатнулся, кажется, он собирался стрелять, но не успел – жесточайший хук отбросил его в сторону. Зал взорвался яростным ревом, бывшие офицеры, изрядно подогретые водкой, повскакивали с мест, самые отчаянные схватились за спинки стульев. Дамы с отчаянным визгом шарахнулись к стенам. Назревала грандиозная драка. Ее не могли остановить ни окрики полицейских, ни даже выстрелы в потолок (стрелять на поражение во время проверки документов патрулям было запрещено). Святое правило «Один за всех и все за одного!», усвоенное большинством из присутствующих еще с кадетской юности, сработало без осечек. В ход пошло все – вплоть до тарелок, которые так удобно было разбивать о головы служак.
Воспользовавшись суматохой, Дервиш с Дмитрием ринулись на кухню. Дорогу им, ловко орудуя кулаками, прокладывал второй телохранитель. В кухне они заметались по коридорам и наконец влетели в кладовую. Дремавший на мешках с рисом пожилой кладовщик ошалело уставился на ворвавшихся.
– Полиция! Где выход на чердак? – рявкнул Дервиш, наставив на кладовщика пистолет.
Тот что-то нечленораздельно промычал и ткнул рукой в сторону двери. Телохранитель схватил кладовщика за шиворот и выволок в коридор.
– Там, там, – показал старик куда-то в конец. – Прямо и направо.
На ветхой двери висел замок, однако открыть ее не составило труда. Из темного провала пахнуло сыростью. Телохранитель шагнул на лестницу первым, вслед за ним шел Дмитрий, замыкал цепочку Дервиш. На чердаке могла быть засада. Ступеньки предательски скрипели под ногами, но, как оказалось, тревога была напрасной – чердак был пуст, только под крышей беззаботно ворковали голуби и слышно было, как в углу тонко пищала мышь. Уже не таясь, они прошли к слуховому оконцу, через которое можно было выбраться на крышу.
По разгоряченным лицам хлестнул порывистый ветер. Снизу доносился шум. Отборный русский мат заглушал визжащую китайскую скороговорку. У входа в «Погребок» собралась толпа. Полицейские, орудуя бамбуковыми палками, распихивали арестованных по машинам. Тут и там мелькали магниевые вспышки фотоаппаратов – это не дремали газетчики, охотившиеся за «жареными» фактами.
Дервиш присмотрелся. Во внутреннем дворике и в проулке, примыкающем к ресторану, мелькали чьи-то серые тени.
– Заразы, все перекрыли! – ругнулся он.
– Может, через Китайскую попробуем? – предположил телохранитель.
– Давай, – согласился Дервиш.
Прячась за фронтоном, они проползли до противоположного края крыши, свесились вниз и внимательно осмотрели улицу. Здесь полицейского оцепления не наблюдалось, но внимательный взгляд телохранителя подметил в подворотне напротив тлеющий огонек папиросы. Выбора не оставалось. В лунном свете холодно блеснула сталь ножа. Зажав нож зубами, парень соскользнул по водосточной трубе и исчез в темноте. Больно обдирая руки о зазубрины, за ним скатился Дмитрий. Дервишу повезло меньше, старая труба не выдержала, и он с трехметровой высоты рухнул на землю.
– О, черт, – не удержался он от вскрика, но все же нашел в себе силы встать и с помощью телохранителя двинуться вперед.
В несколько прыжков они пересекли Китайскую и нырнули в подворотню. За спиной послышались пронзительные полицейские свистки.
– Володя, прикрой! А ты, Дима, за мной, – крикнул Дервиш и, прихрамывая, ринулся в глубь двора.
Полицейские свистки сменились выстрелами. Перестрелка, затихая, покатилась в сторону. Телохранитель отвлекал погоню на себя.
Пробежав пару сотен метров, Дервиш остановился перевести дыхание. На его костюм, как и на костюм Дмитрия, налипла грязь.
– Погоди, Дима, в таком гардеробчике дальше первого полицейского не проскочишь, – с ожесточением сказал он и принялся отряхиваться.
– А как Владимир? – спросил Дмитрий.
– За него не переживай! Он парень ушлый, ему не впервой. Вот куда бы нам теперь податься?
– Может, к Свидерскому?
– После «Погребка» не знаю, что и думать, – покачал головой Дервиш. – Вдруг там засада?
Проходившая мимо парочка бросила на них удивленный взгляд.
– Ладно, Дима, едем к Свидерскому! Но на всякий случай запомни – дом купца Оборина…
– Зачем?
– Запомни, запомни! Квартира три. Пароль: «Я привез посылку от ваших родственников из Гирина». Отзыв: «А мы вас ждали еще вчера».
Дмитрий догадался, что речь шла о запасной конспиративной квартире.
– Сейчас двинемся к ресторану «Новый свет», а там перехватим такси! – распорядился Дервиш.
Стараясь держаться подальше от газовых фонарей, они быстрым шагом направились к ресторану.
Сегодня им определенно везло. То ли шумная облава в «Погребке», то ли разыгравшаяся непогода – холодный дождь со снегом лил и лил, не переставая, – но полицейских словно корова языком слизнула. Улицы были пустынные. До «Нового света» они так и не добрались, на полпути им попалась пустая пролетка. Дервиш, не раздумывая, сделал кучеру знак остановиться. Доехав до магазина «Каплан», они вышли и дальше добирались пешком.
Слабо освещенная фонарем, показалась знакомая фигурка Асклепия над входом. Дмитрий оглянулся – никого, однако он знал, что в любую минуту ночную тишину может взорвать трель полицейских свистков, а если совсем уж дела плохи, то и грохот пистолетных выстрелов. Знал об этом и Дервиш, поэтому они прошли мимо подъезда, свернули на боковую улицу и зашли к дому со стороны двора.
Дмитрий хотел шагнуть под арку первым, но Дервиш мягко придержал его за плечо. Достав из кармана пистолет, он замер, напряженно вслушиваясь в ночную тишину. Потом он короткими перебежками пробрался к черному входу. Прошла минута, другая, и Дмитрий услышал скрип дверных петель. После этого наступила тишина. Кажется, обошлось, облегченно выдохнул Дмитрий, но все же, когда он шел к дому, под ложечкой неприятно посасывало.
Очутившись в коридоре, он еще раз прислушался. Где-то под лестницей пел сверчок, сверху доносились спокойные неясные голоса, из-под двери пробивалась узенькая полоска света.
Не выпуская из руки пистолет, Дмитрий поднялся на второй этаж.
– Заходите, Дмитрий! Все нормально! – выросла перед ним богатырская фигура Свидерского.
Они вместе прошли в кабинет. Там уже находился Дервиш. Дмитрий почувствовал, что его бьет озноб – сказалось напряжение, и к тому же он сильно замерз. Резидент выглядел не лучше.
Свидерский озабоченно зацокал языком:
– Кажется, вам нужна моя помощь.
Он вышел, но вскоре вернулся с бутылкой водки и ломтем копченого сала. Нарезая сало, он приговаривал:
– Сейчас я вас подлечу. С таким компрессом все как рукой снимет.
Дервиш по-хозяйски достал из шкафчика три мензурки, открыл бутылку и разлил водку. Свидерский пододвинул к ним тарелку с салом, поднял мензурку и, хитровато прищурившись, сказал:
– Думаю, коммунисты на меня не обидятся, но сегодня с вами был сам Господь Бог.
– Не знаю, как там с Божьим промыслом, но то, что мы с Димой родились в рубашках, это факт, – согласился Дервиш и одним махом выпил.
Дмитрий присоединился к ним. Водка оказалась отменной, теплой волной она согрела грудь. За первой мензуркой последовала вторая, потом третья, и градус волной ударил Дмитрию в голову. Кабинет поплыл перед глазами, по телу разлилась приятная истома. Неприятный инцидент в «Погребке» казался уже не более чем эпизодом из жизни разведчика, и без того полной опасностей. Веки отяжелели. Сквозь сон до него доносились обрывки спора. Дервиш, несмотря на уговоры Свидерского остаться ночевать, засобирался в город, он собирался узнать, насколько ощутимым для разведывательной сети оказался удар жандармов и полиции. Дмитрий даже порывался присоединиться к нему, но ноги отказывались повиноваться, и вскоре он окончательно уснул.
Разбудил его требовательный стук, мгновенно напомнивший о событиях прошлого дня. Рука скользнула под подушку и привычно легла на рукоять пистолета. Но тревога оказалась напрасной – по окну барабанил красногрудый снегирь, нахально усевшийся на карниз. Утро было в разгаре, солнце стояло над крышей соседнего дома и, отражаясь от стеклянной поверхности шкафов, веселыми зайчиками пускало свои лучи по стенам. Снизу доносился медовый аромат печеной тыквы и слабый – рисовых лепешек.
На ходу приглаживая растрепавшиеся волосы, Дмитрий быстро спустился вниз. Жизнь в доме Свидерских шла свои чередом. Аптекарь погромыхивал где-то склянками и колбами, а в столовой вовсю хлопотала Аннушка. Дмитрий торопливо поздоровался с девушкой и проскользнул в ванную. Там долго стоял под душем. Упругие струи воды, хлеставшие по телу, смыли проснувшееся было чувство тревоги.
Посвежевший и бодрый, Дмитрий возвратился в гостиную и с радостью увидел Дервиша. По его спокойному лицу он прочитал, что, кажется, обошлось без потерь. В гостиной находился также какой-то молодой человек. Дмитрий пригляделся к нему. Тонкий овал лица, темные, слегка вьющиеся волосы и выразительные глаза глубокого василькового цвета выдавали в нем русского, судя по всему из «бывших» – внешность у парня была аристократической.
– Павел Ольшевский, – представил спутника Дервиш и с особой теплотой добавил: – Моя правая рука.
– Так я вроде тоже правая! – добродушно пробасил хозяин дома.
– Правая, правая, не сомневайтесь!
– Сколько же их у вас, милейший?
– По правде говоря, не считал, – засмеялся Дервиш.
– Александр Александрович, да вы у нас настоящий Шива! – воскликнул аптекарь, и Дмитрий, а вместе с ним и Павел отметили, что впервые слышат имя Дервиша, но, скорее всего, не настоящее.
– Шива, Шива! Ты кормить нас собираешься, Глеб? Или сладкими речами решил отделаться? Не выйдет, доставай свои разносолы!
За столом Дмитрий не утерпел и спросил:
– Как Владимир?
– С ним все нормально, – ответил Дервиш.
– А тот парень, что в «Погребке» нас прикрыл?
– Жив-здоров! С него как с гуся вода.
– Честно говоря, если бы не он…
– Все нормально, Дима, сам знаешь, такова наша профессия. С Захаром, правда, все обошлось, а если бы случилось худшее, помогли бы другие.
– Федорову никто не помог, – грустно сказал Ольшевский.
Дервиш помрачнел:
– И такое бывает, Павел. На войне как на войне. На мой взгляд, на войне даже легче. Там ты по крайней мере среди своих. Там ты – это ты. Герой, трус, подлец, всякое бывает… А здесь у нас чужие имена, и не только имена – мы взяли чужие жизни. Иногда мы делаем то, что противно твоему естеству. Но ведь выхода-то нет – ради Родины на все пойдешь. И похоронят нас под чужим именем, если не доведется вернуться. Ни мать, ни жена, если есть, ничего о нас не узнают, так и будут ждать до самого конца. От нашей работы зависят жизни миллионов людей, а порой и целых народов, но мы не ищем благодарности – работаем, и все. Потому что так надо, потому что по-другому нельзя.
Над столом повисла тишина. То, о чем говорил Дервиш, не было для них откровением. Все это сотни раз передумывалось, взвешивалось на невидимых весах, и никто из них ни разу не усомнился в правильности своего выбора. Даже Павел, который пришел в разведку совсем иным путем, отличным от пути того же Дмитрия, который жил в СССР.
– А знаете, друзья мои, – прокашлявшись, сказал Свидерский, – по-моему, разведка – это игра. Да-да, игра, увлекательная, затягивающая. Кто кого перехитрит, мы врага или враг – нас. В руках разведчика огромная власть…
– Власть, говоришь? – перебил его Дервиш. – Да, Глеб, власть – это сильное искушение. И мы действительно обладаем ею, ведь в наших руках информация. Но разве ради власти мы служим?
– Конечно нет! – горячо воскликнул Дмитрий. – Я так вообще не думаю о власти. Ради чего наши отцы пришли в революцию? Ради чего мы сейчас боремся с фашистами? Ответ один – чтобы завтра победил коммунизм! Чтобы не было на земле несправедливости, чтобы все были равны.
– Коммунизм – это, конечно, здорово. Но это всего лишь мечта, пока мечта, – мягко возразил Павел. – Люди живут простыми радостями, и каждый из нас, в том числе и вы, Дмитрий, надеется на маленькое, но свое земное счастье.
– Мелкобуржуазные заблуждения! Партия это давно осудила! – категорично отмел тот.
– Осудить может только Господь…
– Что-о?! Что ты сказал? Да за такие слова… – взвился Дмитрий.
– Я сказал то, что думаю, – ответил Павел, покрываясь пятнами.
Спор грозил перерасти в ссору, но его остановил Свидерский.
– Друзья, – сказал он. – Точнее не выразишь: нет ничего святее, чем узы товарищества. Не мои слова, но точнее не выразишь. И нет высшей чести, чем отдать жизнь за товарища своего!
– В самую точку попал, Глеб, – живо поддержал аптекаря Дервиш» и продолжил: – Мы потеряли Федорова, Бандура и Козлов в руках жандармов! Не исключено, такое может случиться с каждым из нас. Японцы и головорезы Дулепова идут по следу, и вчерашняя облава в «Погребке» лишнее тому подтверждение.
– Да, в случайность с трудом верится. Сначала провал Федорова, затем арест Бандуры с Козловым, а теперь и это, – сказал Павел.
– Все же я пришел к выводу, что в нашей среде завелся «крот», – заключил Дервиш.
Действительно, последние события красноречиво свидетельствовали о том, что контрразведка сумела внедрить в советскую резидентуру своего агента. И если предыдущие провалы можно было как-то объяснить – личной неосторожностью Федорова, например, то так называемая проверка документов, устроенная в «Погребке», расставила все точки над «i». О предстоящей встрече с курьером из России знал узко ограниченный круг людей. Один из них – предатель. Остальные теперь оказались перед жестким выбором – продолжить работу, рискуя собой, или залечь на дно. Окончательное решение оставалось за резидентом. Тяжкая ноша ответственности за жизни других давила ему на плечи, но все же после недолгой паузы он сказал:
– Кто этот мерзавец, мы пока не знаем, но работу прекращать не имеем права! Под Москвой каждый день гибнут тысячи людей, наших соотечественников, враг подобрался к самому сердцу России, поэтому наша информация нужна Центру как воздух. Нам надо во что бы то ни стало продержаться. Продержаться хотя бы месяц, какую цену ни пришлось бы заплатить. Мы с вами солдаты, а значит, должны исполнить свой долг до конца!
На эти горячо прозвучавшие слова каждый отреагировал по-своему. Свидерский нервно затеребил бороду, в его глазах, обращенных к дочери, разлилась боль; Павел нахмурился, Дмитрий, сам того не замечая, сжал кулаки, казалось, он уже сейчас рвется в бой.
В руках Аннушки жалобно тренькнули чашки, возвращая присутствующих под своды уютной гостиной. Свидерский вздрогнул и с любовью сказал:
– Подавай-ка нам чай, дочка.
– У меня все готово, – откликнулась она, – только самовар нужно принести.
Молодые люди одновременно вскочили, чтобы помочь ей. К чаю Аннушка приготовила ватрушки с творогом, которые мгновенно были сметены расточающими похвалы гостями.
После завтрака Дервиш попросил молодых людей пройти с ним в кабинет. Свидерский остался в столовой, а Аннушка убежала на кухню мыть посуду.
В кабинете, уже без эмоций, они повели подробный разговор о том, как без потерь и в срок выполнить задачи, поставленные Центром. Люшков казался недосягаемым. Тяжело было добыть и информацию о планах командования Квантунской армии. Ситуацию осложняло наличие «крота». Провал радиста Федорова также не вызывал энтузиазма. Павел склонялся к тому, что Федоров, застигнутый врасплох, не успел уничтожить все шифры, и контрразведка подобрала к ним ключ (кстати, это могло бы объяснить и налет на «Погребок»), но Дервиш подверг его предположение сомнению, и его поддержал Дмитрий. В последней шифровке Центра сообщалось только о том, что в город будет направлен курьер, но ничего не говорилось о времени и месте встречи с ним.
– Что ж, остается две версии, – сказал Павел. – Первая – «крот». А вторая… – он задержал взгляд на своем ровеснике, – вы, Дима, могли где-то засветиться!
– Я? Но где? Слежки я за собой не заметил! – пожал Дмитрий плечами.
– Маловероятно, – отмел второе предположение Дервиш. – В этом случае налет на «Погребок» был бы лишним, во всяком случае, мне так кажется. И второе, если жандармы вели Дмитрия, то почему не устроили засаду здесь, в аптеке? Нет, на эту версию всерьез пока не стоит отвлекаться, надо искать предателя.
– Только где? Ни одной зацепки! – воскликнул Павел.
– Ну почему, а время?
– Время? – удивились молодые люди.
– Да, время! – подтвердил Дервиш и прошел к столу.
Карандаш в его руке стремительно прочертил на листе жирную линию. В ее начале появилась цифра одиннадцать, в конце – девятнадцать. После этого справа появились фамилии: «Свидерский» и «Ольшевский», а слева имена: «Владимир» и «Захар», здесь же был проставлен «Х».
– Куда вы клоните? – первым поинтересовался Дмитрий.
Дервиш пояснил:
– В одиннадцать Свидерский узнал от меня о месте и времени встречи. Где-то около часа к операции подключился Павел.
– Да, – подтвердил тот и дополнил: – Через два часа я отыскал Владимира с Захаром, но…
– Плюс два, получается три часа дня, – перебил его Дервиш и проставил над чертой еще одну цифру. – Хотим мы того или нет, – сказал он, – но предатель находится среди тех, кто знал о явке. Пока набралось…
– Извините, но я еще не договорил, – снова заговорил Павел. – Косвенно о явке в «Погребке» знали еще Сергей и Андрей, правда… Лично я доверяю им.
– Сергей и Андрей? Ну-ка поподробнее…
– Я же сказал, что на поиски прикрытия у меня ушло два часа. Легче всего было добраться до Сергея, но у него на это время было назначено совещание в управлении полиции, а у Андрея – ночной рейс.
– Что ты им сказал? – допытывался Дервиш.
– Ничего особенного. Что в девятнадцать надо прикрыть мероприятие.
– А про «Погребок», про курьера?
– Вы меня за дурака держите? – вспыхнул Павел.
– Ладно, не кипятись, – остудил его Дервиш. – Мы должны все очень точно восстановить. Ведь информация о встрече откуда-то просочилась.
– А может, есть человечек, который не попал в схему? – предположил Дмитрий.
– Но я больше никого не информировал! – заверил Павел.
– Паша, успокойся, тебя никто и не подозревает. Мог кто-нибудь из твоих ребят лишнее сболтнуть?
– Не мог, – продолжал настаивать Павел.
– Ну хорошо, предателем займусь я сам, – сказал Дервиш, – а тебе, Дмитрий, надо срочно менять квартиру. Как говорится, береженого Бог бережет. Квартира уже подобрана, Павел проводит тебя до места!
– Есть, – подчинился Дмитрий.
– Вот и договорились. А ты, Паша, прерви на время всякие контакты с этой четверкой. Хотим мы того или нет, но угроза исходит от них.
– Согласен, – подумав, сказал Павел, – но как это сделать так, чтобы не оскорбить и не насторожить их?
– Сошлись на облаву в «Погребке», мол, всем надо залечь на дно… А потом посмотри, кто из них станет искать контакта с тобой, – продолжил Дмитрий. – Возможно, так и зацепим предателя.
– Молодец, Дима, в этом направлении и будем работать, – похвалил его Дервиш и продолжил: – Еще раз повторю, сегодня тебе придется перебраться на новую квартиру. Это недалеко, в районе депо. Народ там надежный, пролетарский, полицейские с жандармами лишний раз туда и сунуться боятся. Связь со мной поддерживай через Павла. Резервный канал через Свидерского. Вопросы есть?
– Нет! – в один голос ответили молодые люди.
– Тогда удачи вам! – пожелал Дервиш и засобирался уходить.
Павел спустился вниз, а Дмитрий прошел к себе в комнату, чтобы собраться. Под руку ему попался фотоальбом – от неловкого движения он свалился с высокой этажерки, и фотографии веером рассыпались по полу. На них была запечатлена вся жизнь Свидерских. Здесь были и пожелтевшие от времени плотные старомодные дагерротипы и карточки, сделанные недавно.
Вот молодой Глеб Свидерский, еще гимназист, испуганно вглядывающийся в объектив. Вот он же, уже студент. Какая-то миловидная изящная девушка… Она же – рядом со Свидерским. А вот и еще одна фотокарточка. Все та же милая девушка, только вместо косы высокая прическа валиком, держит на руках прелестную, всю в завитушках и бантах малышку, на жену с обожанием смотрит молодой муж, который, кажется, позабыл о том, что их снимают. А вот и Анна, очень похожая на мать…
Дмитрий собрал фотографии, положил альбом на место и вышел из комнаты. Прощаясь, Свидерские не стали задавать лишних вопросов, понимая, что они неуместны.
Молодые люди пешком добрались до Диагональной, где взяли извозчика и поехали в район железнодорожного депо. Эта часть города разительно отличалась от центра. Деревянные и реже кирпичные дома безликими облезлыми фасадами смотрели на грязную улицу. Китайцы здесь встречались гораздо чаще, чем русские.
У одного из домов Павел приказал остановиться. Предложив Дмитрию подождать в пролетке, он скрылся в подъезде. Через пять минут он спустился и расплатился с извозчиком.
Новая явочная квартира уступала прежней, запасной выход отсутствовал, утешало лишь то, что чердачное окно, вблизи которого была пожарная лестница, выходило на железнодорожное депо. Через какой-то десяток метров начиналась складская зона, где в случае опасности легко было затеряться.
В крохотной прихожей их встретила весьма почтенного возраста, но очень шустрая для своих лет бабулька.
– Мария Петровна, принимайте постояльца! – сказал Павел.
– Дмитрий, – представился молодой человек.
– Проходи, сынок, располагайся, – засуетилась хозяйка. – Вас как по батюшке величать?
– Васильевич.
– Вот и хорошо, Дмитрий Васильевич, чувствуйте себя как дома.
– Спасибо! – поблагодарил он и зашел в комнату.
– Ты пока обживайся, а я по делам! – попрощался с ним Павел, в городе его ждали дела.
Вопреки приказу Дервиша залечь на дно, весь день он промотался по мастерским, разыскивая Захара, Владимира, Сергея и Андрея. В разговорах с ними он пытался выудить нечто такое, что помогло бы выявить «крота». Домой он добрался поздно вечером, совершенно без сил. В голове его билась только одна мысль: «КТО?»
Кто из вас предатель? Захар? Владимир? А может, Андрей? Чушь собачья! За спиной каждого годы работы в подполье, участие в боевых операциях. Надежные рабочие парни. Нет, таких Дулепову не сломить и не купить. Неужели Сергей?
Сергей родился в семье амурского казака, и не просто казака, а станичного атамана. В Гражданскую войну он служил у атамана Гамова, воевал не за страх, а за совесть и дослужился до чина есаула. Кровушки на нем немало – это факт. Потом, когда белых вышвырнули в Маньчжурию, Сергей устроился в охрану КВЖД, а туда кого попало не брали. С приходом к управлению советской администрации он снова оказался на улице, но без работы не остался, через пару месяцев поступил на службу в полицию. Его участок находился в Новом городе. За год он выбился в начальники отделения. В двадцать восьмом в жизни Сергея произошел крутой перелом – он, бывший казачий офицер, стал советским агентом, работавшим под псевдонимом Денди.
Павел напрягал память, пытаясь в известном ему прошлом Сергея отыскать ключ к разгадке неприятных событий.
Впервые в поле зрения советской разведки Сергей попал в августе 1927 года, когда белогвардейцы Семенова устроили провокацию в Главных железнодорожных мастерских Харбина.
В тот день пьяные молодчики втянули в драку советских студентов Поседко, Баянова и Якушина. В Харбине они проходили практику. Один из них, здоровяк Якушин, так отделал провокаторов, что их потом с трудом мама родная могла бы узнать. Драку прекратили «случайно» оказавшиеся поблизости китайцы полицейские, которые не только жестоко избили ребят, но и отвели их в участок (зачинщиков, разумеется, отпустили), В участке студентами занялся есаул. По неизвестной причине он проявил к ним сочувствие и отпустил на все четыре стороны.
Прошло время, Якушин получил распределение в Харбин. О том давнишнем инциденте он уже почти забыл. Однажды он решил поужинать у Рагозинского, и судьба снова свела его с есаулом. Тот явно скучал над початой бутылкой и пригласил парня за свой столик. Якушин не отказался, разговор завязался сам собой. Сергей с жадностью расспрашивал о новой жизни в России, чувствовалось, что он тоскует по родине, хочет вернуться… Из «Погребка» они вышли почти друзьями, потом были еще встречи. Якушин испытывал жалость к этому человеку, как ему казалось, внешне сильному, но больному душой. Сергей тяготился службой в полиции, которая хотя давала ему кусок хлеба, но заставляла разгребать дерьмо, которого в Харбине было через край. В том, что с ним произошло после революции: Гражданская война, бегство за кордон, – Сергей готов был покаяться. Не только готов – каялся в каждую их встречу.
Когда Якушин собрался ехать во Владивосток в командировку, Сергей не удержался и передал письмо своей родне из казачьей станицы Кумары. Вскоре он получил ответ от родной сестры Марии. Сергей и предположить не мог, что за всем этим стоит НКВД. После тщательной проверки его привлекли к сотрудничеству. Со временем Денди стал одним из лучших агентов харбинской резидентуры. Добытые им материалы не раз ложились на стол руководства НКВД. Это должно было перевесить все сомнения Павла, но они, тем не менее, оставались. Так и не найдя ответа, он забылся в тревожном сне.
На следующий день у него все валилось из рук от одной только мысли, что где-то рядом затаился предатель, враг. Вяло прожевав завтрак, Павел отправился в контору, но и там он не смог отвлечься. Хотя дел было по горло.
День шел за днем, не принося никаких изменений. Очередное утро в конторе началось с разбора почты. Рука Павла уже отмела в общую кучу жалобу мелкого клиента, но в последний момент остановилась. Цепкая, память выхватила из текста фразу: «…партия сишеня и фанфына отвечает стандартам. Ваши претензии необоснованны. Предлагаю урегулировать их девятого числа, если вам удобно, в одиннадцать часов».
Павел бросил взгляд на календарь и похолодел.
«Так это же сегодня! Как я проморгал?» – клял он себя в душе за невнимательность.
Этим письмом агент Ли, внедрившийся в штаб Квантунской армии, назначал внеочередную явку. Павел чертыхнулся – до встречи оставалось не более полтора часов. Рассовав бумаги по ящикам, он выскочил из конторы. На улице он перехватил первый попавшийся экипаж и попросил извозчика отвезти его в Мадягоу, где жил Дервиш, – надо было известить его о встрече с Ли. Кроме того, требовалось прихватить с собой пару человек для ее прикрытия.
Извозчик бодренько покрикивал на лошадь, и та резво бежала вперед. Под мерный перестук копыт возбуждение, охватившее Павла, улеглось, и он попытался оценить ситуацию более трезво. За все время сотрудничества это был третий случай, когда пунктуальный агент назначал явку вне графика. Только чрезвычайные обстоятельства могли побудить его к этому.
Чрезвычайные? Но какие?
Павла снова охватило беспокойство. Он с тревогой посматривал на часы. Стрелки как сумасшедшие торопились к одиннадцати, а до Мадягоу еще ехать и ехать. А если Дервиша нет на месте? И потом, где он сейчас найдет ребят?
– Голубчик, разворачивай и гони к вокзалу! – распорядился Павел, решивший на свой страх и риск действовать без прикрытия.
В лицо хлестал ледяной дождь, но Павел не замечал этого, поторапливая извозчика. До вокзала они домчались за двадцать минут. Щедро расплатившись, он спрыгнул на мостовую и поспешил в зал ожидания. Там он потолкался среди пассажиров и, не заметив слежки, снова спустился к стоянке, взял такси и поехал в сторону набережной, – там, на бульваре, и должна была состояться встреча с Ли. За квартал до места он остановил такси и дальше пошел пешком.
У реки дождь, зарядивший с самого утра, перешел в мокрый снег, бульвар окутала кисельная пелена. Свинцовые волны Сунгари вспенивались седыми барашками и со злобным шипением накатывались на берег. Ветер, разгулявшийся над рекой, сердито завывал среди крон, безжалостно срывал остатки листьев и мчался дальше в город. Редкие прохожие спешили укрыться от непогоды в лавках и магазинах, ближе к набережной их становилось все меньше и меньше. В душе Павел порадовался этому, если за ним и шли «топтуны», то здесь им трудно остаться незамеченными.
Павел еще раз посмотрел на часы. До встречи оставалось восемь минут. Он сбавил шаг и перед самым выходом на бульвар заглянул в удобно расположенную галантерейную лавку, откуда можно было осмотреть набережную, но в такую погоду это оказалось пустым делом. Покопавшись для вида в разложенных на прилавке перчатках, за три минуты до одиннадцати он вышел на улицу и направился к центральной аллее.
Ему с трудом приходилось сдерживать шаг, чтобы выйти в нужное место на тропке вовремя. Теперь их с Ли разделяло не более сотни метров, но тут, как назло, капризная природа во всей красе показала свой норов: снегопад внезапно прекратился, и небо начало проясняться. Павел остановился, сделав вид, что завязывает шнурок, и, не заметив ничего подозрительного, двинулся дальше. Миновав круглую клумбу, он свернул и стал внимательно высматривать в стене густого кустарника проход. За проходом начиналась та самая тропа, на которой они должны были сойтись.
Павел напряг зрение, ему показалась, что за стволами деревьев мелькнула человеческая фигура. Он не ошибся, навстречу ему шел Ли. С такого расстояния разглядеть его лицо было трудно, но, если судить по походке, как показалось Павлу, немного суетливой, эта незапланированная встреча далась ему нелегко. Они быстро сближались, и теперь уже Павел отчетливо прочел на обычно спокойном лицо агента следы волнения. Он и сам волновался.
Их руки сошлись, в ладонь упал небольшой шершавый сверток. Павел вздрогнул.
– Здесь очень ценная информация! – успел прошептать агент, резко ускорив шаги. Через мгновение ветви кустарника сомкнулась за его спиной.
Павел превратился в слух. Все спокойно. Ни шума погони, ни шума борьбы. Значит, Ли пришел на явку без «хвоста», косвенно это указывало на то, что он находился вне подозрений.
Положив донесение в карман, Павел сделал небольшой круг и вышел к клумбе.
За короткие минуты здесь ничего не изменилось. Вдалеке у летнего павильона продолжали возиться рабочие-китайцы, из-за кустов слева все также доносился скрип колес – дворник собирал в тележку опавшую листву. Ничто не выбивалось из привычного ритма, ничто не резало его внимательный взгляд. Тем не менее он не сразу направился в город, а решил подстраховаться. Миновал Вишневую, затем свернул на Речную – там был удобный проходной двор, а за ним хорошая «вилка», позволявшая развести «топтунов». Но, похоже, их действительно не было. Редкие прохожие не вызывали подозрения.
Справа показалась знакомая арка, Павел нырнул в нее, стремительно пересек проходной двор и задворками вышел на Шпалерную улицу. Удача в этот день шла рядом с ним, подвернувшийся под руку извозчик оказался как нельзя кстати.
– К управлению дороги! – распорядился Павел, сев в пролетку.
Через пятнадцать минут они были на привокзальной площади. Отпустив извозчика, Павел пешком прошел к магазину «И. Чурин и K°», нанял такси и поехал к Дервишу. По дороге он ощупывал шершавый пакет. Ему не терпелось поскорее узнать, что там. Наконец справа и слева замелькали непритязательные пригородные строения. У заготовительной конторы Павел попросил остановиться и до дома, где в последнее время жил резидент, добрался пешком. На подходе к нему он убедился, что квартира не провалена – на своем месте во втором окне стоял горшок с белой геранью.
Павел постучался, открыл ее сам Дервиш.
– Я без предупреждения, – с порога начал Павел. – Так сложились обстоятельства. Ли…
– Проходи, поговорим в доме, – оборвал Дервиш Павла на полуслове.
Они прошли в комнату, резидент кивнул на стул, сам сел на диван и с раздражением произнес:
– Не узнаю тебя, Павел, контрразведка на хвосте висит, а тебе наплевать на конспирацию!
– Я проверялся. Но тут такое дело… Ли назначил срочную явку… – замялся Павел.
– В первый раз, что ли? Тебя учить надо?
– Не в этом дело…
– А в чем?
– Я чуть не прозевал встречу, – признался Павел.
– Послушай, я тебя не пойму, говори толком! – начал терять терпение Дервиш.
– В общем, я ее сам провел, без подстраховки. Но все прошло нормально. – Павел пустился в объяснения.
Не дослушав его до конца, Дервиш взял пакет и ушел с ним в кладовку. Двадцать минут, которые ушли на расшифровку, Павел не знал, куда себя деть. Он брался за газеты, но чтение не шло.
Когда Дервиш возвратился, на его лице играла улыбка. Павел понял, что сообщение было очень важным.
В тот же день в Москву ушла радиограмма.
«Дервиш – Центру
№ 4177
10. 11. 1941 г.
В наше распоряжение 9 ноября поступила заслуживающая серьезного оперативного внимания информация, касающаяся возможных изменений в боевом плане командования Квантунской армии. Источник информации – агент Ли.
Накануне, 8 ноября, начальник штаба армии генерал Есимото провел закрытое совещание, на котором присутствовал строго ограниченный круг лиц. Из беседы с одним из них, заместителем начальника 3-го отдела полковником Седиро, Ли удалось выяснить, что на совещании обсуждался вопрос о корректировке плана „Кантокуэн“. Перед группой офицеров оперативного отдела Есимото поставил задачу в недельный срок подготовить расчет сил, связанный с изменением направления главных ударов по частям Красной армии.
О возможном начале боевых действий японской военщины в ближайшее время могут свидетельствовать и материалы, добытые другими агентами – Саем и Леоном. По их данным, в начале ноября по указанию штаба на военно-морской базе о. Итуруп начато развертывание крупной авианесущей группировки. По неподтвержденной информации, к 25 ноября там планируется сосредоточить эскадру в составе трех крейсеров, двух линейных кораблей, девяти эскадренных миноносцев и шести авианосцев, на которых будет размещено свыше трехсот самолетов. Время и место начала боевых действий японским командованием держится в строжайшем секрете.
Из анализа представленных материалов усматривается, что объектами нападения авианесущей группировки могут стать американские и британские части, дислоцирующие в Сингапуре, Гонконге и на Гавайских островах. В частности, в одной из бесед Ли с высокопоставленным офицером штаба при обсуждении ситуации на Тихом океане было заявлено: „В ближайшее время курортная жизнь американцев на островах закончится настоящим адом“.
По информации агента Леона, полученной в жандармском управлении, целью военной экспедиции японской эскадры может явиться выход в Сиамский пролив, перехват морских коммуникаций, используемых американцами и англичанами, и оккупация нефтепромыслов на о. Борнео и в Малайе. Для перепроверки и получения дополнительной информации мною задействованы агенты Чен и Тур.
В связи с провалом радиста Федорова, который погиб при попытке захвата японцами, перехожу на резервный канал и запасной код».
На эту информацию Центр отреагировал немедленно и тут же направил ответную радиограмму.
«Центр – Дервишу
Данные об изменениях в плане „Кантокуэн“ и маневрах военно-морской группировки Нагумо представляют особый интерес. Задействуйте все имеющиеся оперативные возможности и постарайтесь добыть более конкретные материалы. Главная задача – не просмотреть нападение Японии на СССР.
Наряду с этим прошу вас всесторонне проанализировать причины провала Федорова и разведгруппы в Хулиане. С учетом ранее поступивших от вас оперативных данных усматривается, что в резидентуре действует агент японской или, возможно, белогвардейской контрразведки. В связи с этим примите исчерпывающие меры по его выявлению и нейтрализации. Особое внимание уделите обеспечению безопасной работы Гордеева. Поставленные перед ним и вами задачи должны быть безусловно выполнены. Работу на резервном канале санкционирую».