День 252

В небе над Маканайтским хребтом, 06.32

Солнце вышло из-за горизонта, ярко осветив борт самолета и окрасив заснеженные горные вершины далеко внизу в нежно-розовый цвет, неожиданно сделав их похожими на праздничный торт с кремом, в то время как впадины в скалах заполнили черные как чернила тени. Еще тремя тысячами метров ниже, в легкой дымке морозного воздуха, протянулась бесконечная пелена белых перистых облаков.

Самолет ведущего «Охоты» при свете дня казался крошечной клинообразной фигуркой, мелькающей далеко впереди. Он начал выполнять поворот на десять градусов к северо-западу, и Дэрроу тут же отвернул рычаг управления в сторону, строго повторяя его маневр. Горизонт скакнул вверх, и весь мир стал медленно поворачиваться вокруг кабины пилота. Сразу послышалось какое-то странное постукивание, но он не придал этому особого значения.

По крайней мере, уклономер все еще работал. Как только Дэрроу осуществил поворот и выровнял свое положение в строю самолетов, он потянулся вперед и в который раз щелкнул кнопкой индикатора горючего.

Медный, точно откалиброванный циферблат все еще показывал полные баки, чего никак не могло быть в действительности, ведь они находились в воздухе уже сорок восемь минут.

Дэрроу снял летную перчатку и попробовал нажать еще раз, полагая, что плотный утепленный материал не позволяет сделать это как следует.

Индикатор упорно настаивал на своем.

Почувствовав, как быстро коченеют пальцы, пилот быстро натянул перчатку обратно. В герметичном костюме было вполне комфортно, но термометр в кабине показывал минус восемь.

Не было слышно ничего, кроме монотонного гула реактивных двигателей. Дэрроу огляделся по сторонам, не забывая, что нужно поддерживать режим визуального наблюдения. Ничего. Только небо вокруг да отблески солнца на визоре. Силуэт «Охоты Три», как и положено, маячит впереди, оставляя за собой след отработанного топлива.

Пилот направил самолет вверх, выжимая из двигателя максимально возможную скорость. «Волчонок» недовольно взбрыкнул и возобновил свое раздражающее постукивание.

Трон Земли! Он-то думал, что его стальная птица неисправна, а дело совсем не в этом. Они уже тогда были подбиты.

Натянув до отказа ремни снаряжения, Дэрроу наклонился вперед и выглянул из кабины. Так и есть! Алюминоидная обшивка его правого крыла была пробита и разорвана в нескольких местах. Адские зубы! Его подстрелили, как куропатку!

Он надавил рычаг скорости, чтобы получить дополнительное ускорение, и ушел влево, стремительно набирая высоту.

Небо, такое безмятежное на рассвете, всего несколько минут назад, теперь заволокло дымом, который местами напоминал длинные серые волокна, местами — искусственные цветки из закопченной ваты. Боевой строй звена «Охота» был безнадежно нарушен, и теперь их самолеты беспорядочно рассеялись по всему небу. Дэрроу даже не мог засечь их противников, пресловутых «летучих мышей».

Хотя нет, одного он заметил. Тот явно заходил в хвост «Охоты Пять», выпуская трассирующие снаряды из своих орудий.

Дэрроу тут же направил туда свой самолет, привычным движением приведя оптический прицел отражателя в нужное положение, после чего большой палец сам собой лег на кнопку активатора счетверенных зениток, установленных на носовой части «Волчонка».

«Летучая мышь» бешено металась в оптической сетке прицела, никак не позволяя поймать себя в перекрестье.

Дэрроу проклял все на свете и уже начал молиться Богу-Императору всего Человечества, чтобы тот поддержал его крылья и хотя бы на одно мгновение, необходимое для удачного выстрела, задержал неуловимую мишень. Он выкручивал штурвал в разные стороны, уводя машину то вверх, то вбок, стараясь скорректировать прицел, но на каждый его маневр «летучая мышь» отвечала своим, все время ускользая из зоны поражения.

Внезапно прямо по курсу что-то вспыхнуло, образовав небольшое облачко густого дыма, и Дэрроу неожиданно оказался в области черного дождя, который яростно хлестал по кабине его «Волчонка».

Но это был вовсе не дождь, а капли машинного масла. За ними последовали обломки самолета: сверкающие куски металла, покореженные части фюзеляжа, обрывки алюминоидной обшивки. Летчик вскрикнул от неожиданности, когда густое черное горючее залепило купол кабины и закрыло ему весь обзор. Он слышал, как стучат обломки, попадая по носовой части корпуса и внешней стороне крыльев. «Летучая мышь» пополнила число своих жертв, и Дэрроу пролетал сейчас сквозь грязную кучу мусора — все, что осталось от «Охоты Пять». Любая сколько-нибудь значительная болванка из этого лома могла пробить обшивку самолета не хуже артиллерийского снаряда и убить его. А если даже крошечный, в одну десятую миллиметра, кусочек металла попадет в сопло его пульс-реактивного двигателя…

Дэрроу вытянул штурвал на себя и едва не вырвал его, заставляя «Волчонок» уйти вверх и покинуть зону. задымления. Солнце вновь осветило самолет, и стало видно, как из-за перепада давления липкий, густой, как кровь, конденсат дрожащими струйками медленно стекает со стекла кабины пилота.

Почти тут же летчику пришлось совершить головокружительный маневр влево, едва избежав столкновения еще с одним «Волчонком». Дэрроу услышал сдавленный крик по воксу, и, на мгновение заслонив собой все пространство, маленький темно-зеленый перехватчик пронесся почти над самым его плечом.

Этот последний сумасшедший вираж, пожалуй, был слишком крутым. На какой-то миг самолет перевернуло, и пилоту потребовалось немало усилий, чтобы выправить положение, в то время как горная гряда уже опасно возвышалась над ним. Опять началось постукивание. Это проклятое постукивание. Теперь он заметно терял скорость, а старые импульсные двигатели серии К4Т имели отвратительную привычку воспламеняться, если скорость воздушного потока вдруг резко падала. Стараясь избежать всякого риска, Дэрроу включил двигатель на предельно допустимую мощность. Два самолета пронеслись мимо так быстро, что он не успел определить их тип, но следующие три определенно были «Волчатами». Они летели перпендикулярно его курсу, причем один из них оставлял за собой протяженный след из клубов темно-синего дыма.

— Ведущий «Охоты»! Ведущий «Охоты»! — тщетно вызывал Дэрроу.

Солнце слепило ему глаза, и, когда два «Волчонка» взмыли вверх, он уже не мог удержать их в поле зрения, но третий, как подраненная птица, медленно терял высоту, своим дымом выписывая причудливые узоры в небе.

И тогда Дэрроу ясно увидел «летучую мышь». В пятистах метрах, на два часа от него, она пикировала на «Волчонок», который, вероятнее всего, был уже безнадежно выведен из строя. В первый раз за четыре недели боевых вылетов пилот получил возможность как следует рассмотреть своего неуловимого врага. Неприятельский самолет формой напоминал вытянутый двусторонний топор, причем кабина пилота была отодвинута назад и возвышалась на месте соединения отточенных лезвий. Перехватчик класса «Адская бритва» — цвет военно-воздушных сил Архенеми. Во время краткого инструктажа перед боевым распределением им говорили, что эти воздушные убийцы бывают или кроваво-красного, или матово-черного цвета, но этот поражал своей жемчужной белизной — как снег, как алебастр, — в то время как купол его кабины был зловеще выделен черной краской, напоминая темную глазную впадину на гладком сверкающем черепе.

Дэрроу должен был почувствовать страх, но, напротив, ощутил лишь прилив адреналина в крови. Он рванулся к приборам и, согнувшись в бронированной кабине, включил дополнительное ускорение, устремив свою машину к противнику, все время держась на пять часов к нему, предполагая с этой стороны остаться незамеченным. Казалось, его план сработал, и ничего не подозревающий враг продолжал неспешно преследовать уже подбитый «Волчонок», не совершая никаких дополнительных маневров.

Летчик щелкнул продолговатой кнопкой. Орудия пришли в боевую готовность.

Подойдя на расстояние в триста метров, Дэрроу стал лихорадочно рассчитывать угол наводки и пришел к неутешительному выводу, что будет вынужден вести огонь под углом примерно пять градусов. Бог-Император, он сейчас получит…

Пилот положил большой палец на активатор зенитной стрельбы. «Волчонок» слегка вздрогнул, когда орудия изрыгнули пламя, которое вырвалось из-за изогнутого конуса носовой части машины. Дэрроу отчетливо услышал и даже ощутил, как щелкнули затворы.

«Летучая мышь» исчезла.

Он беспрепятственно пролетел дальше, выполняя широкий разворот на скорости свыше двухсот семидесяти километров в час. Воздушный бой закончился в одно мгновение. Но уничтожил ли он противника? Дэрроу сидел в прозрачном куполе кабины и, как зверь, выглядывающий из норы, тревожно озирался по сторонам. Если он попал, то ведь должен же был появиться дым?

Но, кроме клубов густого дыма вдали — километром выше, где все еще продолжалось главное сражение, — он ничего не заметил.

И тогда он повернул назад… Первое правило воздушного боя: стреляй и уходи в сторону. Никогда не привязывайся к одной цели и никогда не возвращайся. Иначе сам станешь целью.

Но все же он должен был знать. Должен.

Дав крен на правое крыло, Дэрроу заложил вираж над горной цепью в надежде увидеть огненный след от падения самолета.

Опять ничего.

Летчик вновь выровнял положение своей машины.

И вдруг обнаружил то, что искал, — совсем рядом, буквально под боком.

Он невольно вскрикнул от неожиданности, когда понял, что «летучая мышь» все это время следовала за ним, точно повторяя движения «Волчонка», на расстоянии, не превышающем ширину его крыла, причем на ее отполированном до блеска белом фюзеляже не было ни царапины.

Она играла с ним как кошка с мышкой!

Паника охватила курсанта летного сколама Энрика Дэрроу. Он прекрасно понимал, что его доблестный малыш «Волчонок» не сможет ни убежать, ни спрятаться на большой высоте от такого самолета, как «Адская бритва». Летчик максимально убавил газ и произвел резкое торможение в надежде, что этот неожиданный маневр заставит большой самолет по инерции пролететь дальше, — это бы дало его машине шанс оторваться.

На какой-то момент его преследователь исчез, но вскоре появился вновь, уже с другой стороны, полностью повторив его трюк с торможением. Дэрроу смачно выругался. Самолеты класса «Адская бритва» имели направляемый вектор тяги. Сейчас пилот был так близко, что даже мог видеть вращающиеся сопла реактивных двигателей, располагающиеся на самом брюхе «летучей мыши», под ее крыльями-лезвиями. Это давало ей возможность превосходить в маневренности любой обычный реактивный самолет, а в таких элементах пилотирования, как вертикальный взлет, торможение и даже переход в режим неподвижного зависания, ей просто не было равных.

Тем не менее Дэрроу отказывался признать себя побежденным — ему еще рано умирать. Сильным движением он почти согнул рычаг управления и, тут же рванув штурвал в сторону, бросил самолет в самое крутое пике, на какое только мог отважиться. Возьми он еще чуть круче — и у его «Волчонка» наверняка бы сорвало крылья.

Весь обзор мгновенно заполнил скалистый пейзаж. Раздался визг пульс-реактивных турбин. Горы во всем своем великолепии предстали перед ним, выстроившись в цепь, словно для торжественной встречи. Его горы. Его мир. Тот мир, который, давая присягу, он обещал защищать.

Ни на миг не отпуская его от себя, невидимый враг в белоснежной машине, без труда повторив опасный маневр, теперь продолжал свое преследование среди горных вершин…

Тэда. Северная ВВБ, 07.02

Иногда выдавались минуты, как, например, в это чудесное утро, когда Август Каминский любил играть в игру, которую он сам же и придумал. Она называлась «Представь себе, что нет никакой войны». В некотором отношении это было не так уж и трудно. Сейчас ничто не нарушало тишины рассвета, а холодный воздух, всю ночь заставлявший его поеживаться, теперь, в лучах восходящего над городом солнца, дарил ощущение приятной прохлады. С места, где он сидел, хорошо была видна широкая панорама залива в легкой дымке утреннего тумана, а за ним — бескрайняя гладь сверкающего голубой сталью моря. Сам город Тэда — причудливая смесь бесцветных башен из камне-бетона, малоэтажных жилых построек и устремленных ввысь пирамидальных зданий, — выстроенный в стиле, некогда популярном в течение целых двадцати девяти веков, казалось, еще спал, уютно устроившись на широком выступе побережья. Общее впечатление немного портили кружащие над головой чайки, потому что Каминский невольно завидовал их ничем не ограниченной свободе, их удивительной способности летать, но в целом в такие минуты развлекать себя этой игрой было одно удовольствие.

Хотя Тэда и не была местом его рождения (он родился тихим, кротким ребенком сорок два года назад в трех тысячах километрах к северу, в Великом Улье Энотополис, на противоположном берегу Зофонианского моря), Каминский безоговорочно принял этот город как свой родной. Заметно уступая Великому Улью по площади и числу населения, Тэда производила впечатление очень уютного для проживания места, пользующегося всеми преимуществами приморского города, а благодаря своему университариату и множеству сколамов она также получила широкую известность как культурно-образовательный центр. К тому же она была древнее Великого Улья. Старый Квартал Тэды стоял уже около трехсот лет, когда первые технократы принялись складывать свои громады из адамантина на полуострове Урсбонд, что и явилось основанием Энотополиса. Именно Тэда, старая добрая Тэда была одним из первых городов Энозиса.

Каминскому пришелся по душе этот город: отчасти из-за его великого прошлого, но в основном потому, что Август уже свыкся с ним, ведь прошло долгих шесть лет с тех пор, как он был сюда откомандирован. Теперь Каминский уже хорошо освоился и знал все — от местных закусочных, пирсов и прибрежных павильонов до библиотек и музеев. Это было то место, куда каждый раз хотелось вернуться, как только он закрывал кабину своей машины и привычным жестом прощался с механиками. И это было то место, куда он каждый раз возвращался.

Даже в прошлый раз…

— Вон он где! Шофер!

Знакомый голос нарушил плавное течение его мыслей. Он приподнялся на потертом кожаном сиденье своего грузового транспорта и выглянул в окно. Сениор Пинчон, диспетчер Муниторума, шел сюда по твердой, как бетон, площадке, а трое его помощников, следуя за ним, словно неопытные курсанты за летчиком-асом, почтительно держались чуть сзади. Длиннополый плащ Пинчона развевался за ним в такт шагам, а тяжелые сапоги поднимали пыль с каменистой, выжженной солнцем почвы. Он обладал очень высоким голосом, своей пронзительностью почти не уступавшим крику чаек.

Каминский недолюбливал Пинчона. Теперь, когда появление начальства заставило его опустить взор с небес на землю, любимая игра была окончательно испорчена. Трудно не замечать войну на военном аэродроме.

Каминский открыл дверь кабины и вылез из машины, чтобы приветствовать сениора. Он с пяти утра не спал и теперь, потягивая кофеин из фляги и не спеша закусывая рулетом из слоеного теста, ожидал получения нового задания.

— Сениор, — произнес он, отдавая честь.

Это было лишнее — диспетчер, прошедший обряд помазания, не имел воинского звания, — но старые привычки, как и самого Каминского, трудно было изменить. Держа в руках планшет со всей необходимой информацией, Пинчон окинул взглядом водителя и давно не мытый транспорт за его спиной.

— Шофер Каминский, категория А? Транспорт номер сто шестьдесят семь?

— Как вам хорошо известно, сениор, — ответил Каминский.

Пинчон поставил отметку в какую-то графу своей таблицы.

— Полностью заправлен и готов к отправке? — Каминский кивнул:

— В пять ноль-ноль мне были выданы купоны на шестьдесят литров горючего второго сорта, и на выезде из депо, перед самым дежурством, я залил полные баки.

Пинчон поставил отметку в другую графу.

— Сохранили квитанцию?

Каминский достал сложенный листок из кармана куртки, разгладил его и протянул сениору. Пинчон внимательно изучил бумагу:

— Шестьдесят литров и три миллилитра, не так ли, шофер?

Каминский пожал плечами:

— Насадки шлангов автозаправщика не очень точно регулируются, сениор. Я остановил заправку, когда стрелка индикатора была на шестидесяти, но, может быть, несколько капель…

— Вам следует быть более внимательным! — резко произнес Пинчон.

Один из его помощников тут же подобострастно закивал.

— Вы когда-нибудь сами заправлялись из цистерн в депо, сениор? — не подумав, спросил Каминский.

— Конечно нет!

— Вот тогда бы вы знали, как это непросто — перекрыть струю так, чтобы с точностью до капли набрать горючего.

— Не перекладывайте свою вину на меня, шофер! — взорвался Пинчон. — Стратегические ресурсы, такие как горючее, должны распределяться и расходоваться крайне экономно — с точностью до миллилитра! В этом и состоит задача Святого Муниторума. Идет война, вы что, не знаете?

— Да, я слышал…

Больше не обращая на него внимания, сениор Пинчон повернулся к кивающему помощнику:

— Сколько стоит три миллилитра горючего второго сорта по официально утвержденной цене?

Помощник произвел быстрые вычисления в своем карманном планшете.

— Округляя в сторону уменьшения — десять с половиной кредитов, сениор.

— Округлите в сторону увеличения. И вычтите эту сумму из следующей зарплаты шофера Каминского, категория А.

— Записано, сениор.

Пинчон опять повернулся к Каминскому:

— Перевозка. Личный состав. Заберете их в ближайшие тридцать минут от здания отеля «Империал» по адресу…

— Я знаю, где это.

— Хорошо. Доставите их к пункту распределения Южной ВАБ. Задание понятно? Прекрасно. Тогда распишитесь здесь.

Неумело сжимая пальцами стилус для письма, Каминский вывел свое имя, но снова не смог удержаться от вопроса:

— Это, наконец, летчики? Летчики Космического Флота?

Пинчон вскипел:

— Я не уполномочен отвечать на такие вопросы. Идет война.

— Вы думаете, я не знаю этого, сениор? — спросил Каминский.

Забирая планшет и стилус, Пинчон взглянул шоферу в лицо. В первый раз за время всего разговора их взгляды встретились. То, что он там увидел, заставило его содрогнуться.

— Выполняйте задание, шофер, — сухо произнес Пинчон и поспешно зашагал прочь.

Каминский забрался в кабину своего побитого транспорта и включил двигатель. Торчащие вверх выхлопные трубы зачихали и стали небольшими порциями выплевывать густой синий дым. Сняв машину с тормозов, шофер по пологому спуску вывел десятико-лесный транспорт с территории авиабазы и, далее следуя вдоль цепного ограждения, повел его по грунтовой окружной дороге в сторону города.

Об уводящей от реальности игре теперь можно было забыть. Здесь уже ничто не напоминало о мирной жизни. Вдоль дороги, куда ни бросишь взгляд, можно было видеть мрачные приметы военного времени: валяющиеся шланги для подачи горючего, измазанные в вязком черном прометии; обшитые металлом ангары; ветхие мастерские, дрожащие от гула работающих станков; ряды пусковых запалов зажигания, установленных на специальные тележки; товарные составы подвозящих боеприпасы поездов — уже разгруженные и теперь простаивающие на запасных путях, поросших буйными зарослями осоки…

И взлетные полосы. В утреннем свете их поверхность из растрескавшегося камнебетона напоминала кожу, изъеденную псориазом. Гнетущую картину дополняли восьмимоторные бомбардировщики, которые застыли на своих пусковых установках, чьи опоры, как клинки сабель, грозно возвышались над ними. Несколько пикирующих бомбардировщиков класса «Сорокопут», легко узнаваемые по своим изогнутым крыльям, были укрыты брезентом, и вокруг беспрестанно сновали команды оружейников и механиков.

Еще дальше, по ту сторону взлетных полос, уже на самом морском побережье, вытянулись реактивные катапульты для запуска «Волчат»: сверкая в лучах восходящего солнца, они лежали как скелеты выброшенных на берег морских чудовищ.

Пять «Волчат» располагались на своих стоянках прямо перед пусковыми установками. Выкрашенные в болотно-зеленый цвет, за исключением серого низа, они казались крошечными одноместными самолетами с непропорционально короткими крыльями и хвостовой частью. Их реактивные двигатели приподнимались над фюзеляжем, а дула зенитных орудий спереди кабины были плотно зачехлены. Вообще здесь, на земле, они производили впечатление довольно неповоротливых, тяжеловесных машин.

Но Каминский знал, каковы они в деле. Как при запуске они поднимаются по реактивным катапультам: газ перекрыт и пульс-моторы пыхтят и подрагивают в ожидании, когда воздушный поток позволит им набрать необходимую для взлета мощность. Как щелкает нижний люк в самый момент отрыва от пусковой установки и как, так и не уняв волнующей дрожи, они легко и свободно взмывают в бесконечную, манящую синеву. А тот ни с чем не сравнимый воздух в кабине, в котором одновременно угадываются запахи стали и резины, прометия и фицелина! И чувство высоты… Когда ты летишь, когда ты живешь…

Бог-Император, как же ему не хватало всего этого!

Чтобы попасть в город, необходимо было миновать ворота в системе укреплений, которые представляли собой груды приваленных к частоколу мешков с песком и высокие насыпи, служащие укрытиями от взрывной волны. Перед тем как проехать, Каминский был вынужден свернуть на обочину, пропуская вперед конвой с боеприпасами. Бросив взгляд в зеркало заднего вида, он мельком успел увидеть свое отражение.

Более, чем что-либо еще, более, чем даже вид готовящихся к бою самолетов, заполнивших аэродром, его собственный вид в зеркале безжалостно напомнил Августу Каминскому, что его любимая игра — лишь притворство.

От войны, как и от себя, никуда не убежишь.

Тэда. Старый Квартал, 07.09

Он никак не мог заснуть. В основном из-за предчувствия новых сражений не на жизнь, а на смерть, но также и потому, что его внутренние часы все еще соответствовали времени космического корабля, и сейчас для его организма время было далеко за полдень.

Когда хронограф на столике у его изголовья показал без нескольких минут шесть, он рывком сбросил одеяло и поднялся с постели.

Было еще темно и очень холодно. В смежных с ним номерах спали ребята из команды «Г как Грета», что соответствовало литере «Г» в официальном реестре команд. Оттуда непрерывно доносился храп, причем в общем хоре особенно выделялся голос бомбардира Джад-да, временами не уступавший грохоту вулкана. Чиновники Муниторума выписали для них ордера на постой в некогда роскошном пансионе на набережной канала Казергат, и когда они прибыли вчера во второй половине дня, то первым делом, бросив вещевые мешки в холле внизу, устремились наверх, стараясь захватить себе номера получше. Затем те, кто помоложе, открыли ликер и предались обильным возлияниям, стараясь напиться, чтобы пораньше лечь спать и тем самым облегчить себе переход на местное время. Он и сам пропустил один или два стакана, но такой дешевый способ ухода от действительности никогда особенно не прельщал его.

Он, как и другие старшие офицеры летного состава, воспользовался своим положением, чтобы занять лучшее помещение. Для этого ему пришлось приказать раздосадованному Орсону освободить уже занятый им номер. «Найдешь себе какую-нибудь другую комнату», — сказал он молодому стрелку, чье орудие размещалось в хвостовой части истребителя. Но и таким апартаментам вряд ли можно было позавидовать: давно протертый ковер на полу; осыпающаяся со стен штукатурка; выкрашенные дегтем простыни, прибитые над окнами вместо занавесок; потолок, от сырости, словно язвами, покрытый темными пятнами, — все здесь навевало уныние и печаль об утрате былого великолепия. Годы войны наложили свой отпечаток на эту страну — то же, несомненно, произошло и с душами населявших ее людей. Пожилая хозяйка пансиона говорила вчера, что горячей воды не будет до восьми, а он не для того проделал путь во столько парсеков, чтобы первый день на новой планете начать под тонкой струей ледяного душа. В полутьме комнаты он оделся — сапоги, бриджи, нательная фуфайка из овечьей шерсти. Уже влезая в куртку пилота, нащупал знаки отличия, вшитые в плотную набивную ткань, — капитанские плашки, значок эскадрильи и именную нашивку, на которой можно было прочесть: «Вилтри Оскар». Немного подумав, он отложил эту слишком официальную часть формы в сторону, предпочтя ей, как более анонимный вариант, обычную кожаную куртку бежевого цвета.

На лестничной площадке было совсем темно. Все номера следующего этажа занимали парни из команды «Привет преисподней», в то время как команды «Трон Терры» и «Время вдов» разместились еще выше. Ребята из «У как Убойный» и «Отправь Их Обратно В Ад» расквартировались в оставшихся комнатах первого этажа. Еще шесть команд, принадлежащие Двадцать первой авиабригаде «Ореол» Имперских ВВС Фантина, нашли себе приют в другом пансионе на той же улице.

Вилтри включил лестничный фонарь с абажуром в виде шара. Свет оказался тусклым, но и его было достаточно, чтобы спуститься вниз по скрипучим ступеням. В холле неожиданно оказалось множество древних книг, сложенных на полке некогда роскошного камина. Время не пощадило его, и с богатого узорами орнамента слой за слоем сходило декоративное покрытие, безобразно обнажая каменную кладку. К несчастью, эта судьба не минула и книг, которые стали рассыпаться, как только Вилтри попробовал вытащить некоторые из них в надежде скоротать часок-другой за чтением.

Не зная, чем занять себя, он вышел на улицу. Холодный воздух заставил пилота слегка поежиться, но более всего его поразила та удивительная тишина, в которой можно было уловить чуть слышное журчание воды в канале. Вилтри постоял немного, но из задумчивости его вывел грузовой фургон, который прогромыхал на другом берегу. От опытного взгляда не укрылись щитки над фарами, установленные как одна из мер по затемнению города. Сделав несколько шагов, он также заметил равноудаленные металлические стояки, пеньками торчащие вдоль всего бульвара, — прежде на них держались чугунные фонарные столбы, которые, видимо, пошли на переплавку для нужд военной промышленности. Можно было только представлять, как это место выглядело в мирное время: изящные уличные фонари в стеклянных абажурах; негромко урчащие прогулочные электроходы на Гранд-Канале; холеные горожане, подданные Империума, неспешно идущие по своим делам, иногда останавливающиеся, чтобы поприветствовать друг друга и, возможно, поговорить за чашкой кофе на террасе какой-нибудь давно закрытой теперь таверны. И наверное, еще были студенты. Ведь в кратких ознакомительных материалах о Тэде говорилось как о городе сколамов.

Честно говоря, Вилтри вполне отдавал себе отчет, что, в сущности, почти ничего не знает об Энозисе.

Почти ничего, за исключением трех вещей: он знал, что это древний самодостаточный мир Империума, что он занимает стратегически важное положение в этой части миров Саббат и что тысячи летчиков вроде него самого были в спешном порядке стянуты сюда со всех концов Вселенной, чтобы защитить его от полного уничтожения.

Неожиданно в предрассветном сумраке он сумел разглядеть множество неясных фигур — других прохожих, которые были одеты в темное и спешили куда-то в одном направлении. Глухой мерный бой колокола местной часовни напомнил жителям, что уже семь часов и что пришло время для утреннего богослужения. Решив последовать за ними, Вилтри, немного поотстав, перешел по мосту на ту сторону канала.

Ко времени, когда он дошел до часовни Министору-ма, которая, как оказалось, стояла на противоположной от пансиона набережной, заутреня уже началась. В нерешительности он простоял некоторое время у входа, прислушиваясь к монотонным церковным песнопениям. Прямо над ним, на фасаде собора, в холодном рассеянном свете раннего утра возвышался барельеф с фигурой Бога-Императора, пристально взирающего на представителей человеческого рода внизу.

Вилтри пристыженно опустил голову. Когда восемь лет назад он поклялся отдать свою жизнь в сражениях на службе у Бога-Императора, он и понятия не имел, как это чертовски трудно будет сделать. Конечно, он всегда хотел быть летчиком — благодаря необычной топографии Фантина все сыновья и дочери этого мира рождались с таким инстинктом. Но цена оказалась слишком высокой. Два года назад, во время последнего освободительного наступления на армии Архенеми, который наложил свои мерзкие лапы на его родной мир, он сражался плечом к плечу с крестоносцами Империума под командованием военмейстера Макарофа и дважды чуть не погиб. Сначала — когда его самолет накрыла взрывная волна над Скальдом, затем — когда попал в плен к подлому варлорду Саггитару Слей-ту в Ауренберге.

Все последующие два года Вилтри не мог отделаться от мысли, что уже должен был погибнуть, что он уже дважды взял жизнь взаймы. За время обучения в ско-ламе его наставник крепко вбил ему в голову концепцию Колеса Судьбы. Она заключалась в том, что Колесо Судьбы находится в правой руке Императора и, вращаясь, оно должно поддерживать равновесие, симметрию своего движения. Все, что человек получил в этой жизни, как и взятый долг, обязательно придется отдавать. Любая спасенная жизнь уже не вполне принадлежит человеку, а лишь оставлена ему на хранение. Его жизнь спасли дважды. Неминуемо должно было прийти время платить по счетам. И вот он здесь, на другой планете, связанный долгом военного сражаться за этот чужой, невероятно далекий от его дома мир. Окончательный расчет произойдет здесь — он был уверен в этом. Колесо Судьбы теперь совершит свой оборот. Ему дважды сохранили жизнь, так чтобы он смог дожить до дня победы и вновь увидеть свой родной мир свободным. Теперь он сражается за родную планету каких-то других, совсем незнакомых ему людей. Именно здесь, несомненно, Судьба и сведет с ним счеты.

Все летчики «Г как Грета» почти в каждом его действии чувствовали приближение неминуемого рока — в этом у него не было никаких сомнений. Они знали, что их стальная птица обречена на гибель — обречена и проклята одним лишь его присутствием. Он уже потерял одну команду над Скальдом, и на этот раз пришел их черед. Теперь Колесо Судьбы приведет в действие великий закон равновесия и заберет его из этого мира, а он утянет с собой и всех остальных.

Он просил о переводе, получил отказ, написал рапорт с просьбой о назначении его на должность, не связанную с боевыми действиями, но вновь безрезультатно. «Ты чертовски хороший летчик и офицер, Вилтри, — напрямик сказал ему Орнофф. — Выкинь из головы весь этот вздор о предопределении. Нам теперь нужен любой сукин сын с мало-мальским боевым опытом и летным стажем за плечами. Все говорит за то, что Энозис окажется крепким орешком. Наши сухопутные силы сейчас с боями отступают под натиском легионов Сека. Дело идет к полномасштабной воздушной войне, попомни мои слова. Рапорт отклонен. Твой транспорт с летчиками космических ВВС покидает свою орбиту завтра в шесть ноль-ноль».

Вилтри взглянул вверх на высеченный в камне образ Бога-Императора, который уже стал отбрасывать глубокие тени в лучах медленно восходящего солнца. Каменный лик, казалось, нахмурился и смотрел на него неодобрительно, словно читая в смятенной душе все сомнения, порожденные робостью его сердца.

— Прости меня! — невольно вырвалось у Вилтри.

Какая-то женщина в длинном черном пальто, опаздывая на службу, с испугом оглянулась на него. При-стыженно вжав голову в плечи, он услужливо открыл перед ней дверь на входе.

Единая волна яркого света и звуков торжественного гимна, посвященного Золотому Трону Земли, разом обрушилась на них, заполняя все пространство вокруг. Женщина поспешно прошла под высокие своды храма.

Он последовал за ней и закрыл за собой тяжелую дверь.

В небе над Маканайтским хребтом, 07.11

Да, этот хорош. Сорвиголова. Наверняка молодой и отчаянно борется за жизнь. Неужели они все такие?

Последнее пике было просто великолепным — головокружительным и безрассудно-смелым. Небесный Во ин Крел Кае Обаркон, предводитель пятого летного эшелона, присягнувший Анарху, с тех пор как им стал великий Сек, решил про себя, что был бы не прочь иметь в своем эшелоне побольше таких лихих летчиков. Парень летал, как говорят, вцепившись в небо. Какое роскошное пике! Обаркон не думал, что короткие, маломощные реактивные двигатели противника позволяют совершать такие маневры.

Ему было почти жаль уничтожать такого пилота.

Экипированный герметичным гравитационным скафандром со специальными автоматическими насосами и кардиоцентрифугами для правильной регуляции кровообращения, Обаркон, сориентировав угол продольного наклона почти на восемь часов, направил свою «Адскую бритву» по еще более крутой траектории. Как отточенный клинок, рассекая воздух, его самолет скользнул вниз, вслед за удаляющейся машиной врага. В кабине Обаркона было темно, и лишь мерцающие огоньки на панели приборов временами отражались от летных перчаток из выделанной черной кожи, которые как влитые облегали его руки. Продолжающий снижаться «Волчонок» оставался яркой оранжевой отметкой на дисплее его ауспекса.

И как только ему удалось спастись? Это что, мастерство пилота или слепое везение? Молодость редко имеет избыток первого, но зачастую выезжает на втором. Такое пикирование, безусловно, подвергло фюзеляж вражеского самолета предельной нагрузке. Была бы траектория еще на один градус круче, и его крылья наверняка бы снесло с фюзеляжа. Или бы взорвался индукционный мотор.

Скрытый за матово-черным стеклом солнцезащитного визора, встроенного в летный шлем, покрывающий всю его голову, Обаркон довольно улыбался. Его лицо, которое редко кто видел, было обтянуто выцветшей искусственной кожей из синтетического материала с добавлением многочисленных дающих укрепляющий эффект соединений, а специальные оптоволоконные кабели через позвоночник напрямую соединяли его аугметические глаза с электронными прицелами боевого самолета. На высоте трехсот метров «Волчонок» неожиданно отклонился от движения по прямой и, изрыгнув огонь из сопел своего и так уже работающего на пределе реактивного двигателя, ушел вверх и в сторону, огибая по длинной дуге остроконечные пики горной гряды.

Еще один сюрприз. Еще одно проявление поразительного мастерства. Или поразительной удачи.

Обаркон отклонил в сторону рычаг управления и, пихнув локтем активатор дополнительного ускорения, вопреки законам баллистики, легко вывел свою машину из пике, в душе насмехаясь над натужными попытками гораздо меньшего по размерам самолета уйти от погони. «Волчонок» уже две минуты как был пойман в прицел. Система наведения сообщала снова и снова: Внимание… Цель обнаружена. Цель обнаружена. Цель обнаружена.

— Почему же он до сих пор не убил его? «Я хочу посмотреть, что ты еще умеешь», — думал Обаркон.

«Волчонок» облетел горную вершину настолько близко от нее, что можно было видеть, как большая крестообразная тень скользнула по ослепительно-белому заснеженному склону. Затем он дал большой крен на крыло, готовясь обогнуть еще одну скалу. Машина же Обаркона, напоминая в своем полете самонаводящуюся ракету, шла на высоте, достаточной для свободного пролета по прямой. «Волчонок» все еще оставался в перекрестье его прицела.

Внезапно, совершая облет очередного пика, он куда-то исчез. Обаркон нахмурился и стал нервно оглядываться по сторонам, полагая, что от лихого парня наконец отвернулась удача и его самолет врезался в отрог горного хребта. Первый раз за последние три минуты система наведения пропищала: «Захвата цели нет… Захвата цели нет… Захвата цели нет…»

Нет, он не погиб. Вот он! Маленький паршивец. Он как-то умудрился провести самолет вокруг выступающей из гряды скалы и теперь на бреющем полете гнал свой «Волчонок» обратно с максимально возможной скоростью.

Обаркон оторвал затянутые в блестящую черную кожу руки от штурвала и хлопнул в ладоши. Нет, это и в самом деле было здорово.

Неожиданно в кабине заработала система предупреждения, и Обаркон с проклятиями отключил датчик счетчика горючего. Дело в том, что, увлекшись охотой, он не заметил, как истощил почти все свои резервы и теперь оказался у критической черты. Это значило, что у него осталось не более двух минут, чтобы завершить преследование и повернуть домой, на базу. Стоит только чуть замешкаться — и ему недотянуть до родного гнезда эшелона Натраб.

— Все, игры кончились! — прошипел он, почти не разжимая растрескавшихся губ.

Полный решимости, Обаркон направил в погоню свою «Адскую бритву», и та, подчиняясь малейшему движению рук пилота, с грацией и уверенностью акулы устремилась за жертвой.

— Взять его! — приказал Небесный Воин автоматической системе наведения.

Обаркон уже сбил пять самолетов сегодня — обычная норма аса, но этим парнем он доведет свой счет до красивой ровной шестерки. Хватит валять дурака. Глупая игра сильно затянулась.

Датчик системы наведения вновь подал голос. «Волчонок», закладывая широкие виражи на предельно низкой высоте, все время прятался от охотника за изрезанными вершинами горного хребта, так что поймать его в автоматический прицел не было никакой возможности.

Цель потеряна…

Цель потеряна…

Цель потеряна…

Обаркон изрыгал проклятия от имени самого мерзкого из своих богов. Маленький ублюдок ускользал от него, выжав из своего самолета все, что только возможно. Вцепившись в небо. Обаркон позволил себе недопустимо много благородства. И вот теперь враг смеется над ним.

На мгновение Обаркон поймал его в прицел, но не успел зафиксировать, потому что неуловимый беглец тут же дал крен на крыло и на предельно опасном вираже скрылся за выступом одиноко возвышающейся скалы. Оба самолета пролетели так близко от ее заснеженной вершины, что подняли настоящий вихрь на склоне.

«Волчонок» опять мелькнул в прицеле. Обаркон выстрелил. Ослепительные трассирующие очереди, с треском рассекая холодный воздух высокогорья, вырвались из орудий его самолета. Промах.

Еще один разворот, еще раз «Волчонок» мелькнул в прицеле, еще один неудачный залп. Обаркон добавил газу и взмыл вверх, используя двигатели дополнительного ускорения, чтобы удобно зависнуть над вражеской машиной на восемь часов от нее.

Неуловимый самолет летел с максимально возможной для его двигателей скоростью, включив все ускорения, но Обаркон все же получил наконец необходимый ему сигнал.

Захват цели…

Захват цели…

Захват цели…

— Спокойной ночи, — пробормотал он, чувствуя, что эта игра ему уже порядком надоела.

Сильные пальцы надавили на гашетку.

Залповый огонь вырвался из орудий и, рассекая воздух, устремился вниз от его самолета. Но тут же он почувствовал легкую вибрацию в корпусе, а на дисплее вдруг появилось сообщение, что одно из его крыльев прострелено.

Это откуда-то сверху, с солнечной стороны, неожиданно появился второй «Волчонок», который уже сел ему на хвост и его передние орудия все еще выбрасывали снопы огня. С первого взгляда опытному предводителю было понятно, что этим вторым «Волчонком» управляет какой-то идиот — пилот несравненно менее искусный, чем тот поистине вдохновенный летчик, за которым он так долго охотился. Этот же проводит совершенно неподготовленную атаку — его самолет болтает в разные стороны, да и захват цели он, конечно, не произвел.

Однако он у него на хвосте и стреляет без остановки.

Предупредительный сигнал прозвучал повторно, и на этот раз его уже никак нельзя было игнорировать.

Все, пора остановиться. На сегодня хватит. Обаркон повернул сопла реактивного двигателя и, задействовав всю его мощь, почти вертикально вывел свой самолет из изнурительной погони. Второй «Волчонок» прошел прямо под ним, когда он резко набирал высоту, видимо совершенно ошеломив атакующего пилота столь неожиданным выходом из боя.

Обаркон же, все время ускоряясь, сначала стремительно взмыл в сторону солнца, а затем повернул свою любимую «Адскую бритву» на юг.

Эта раскаляющая небо война только начинается. Придет новый день, а с ним и новые победы.

Тэда. Отель «Империал», 07.23

Каминский без приключений пересек северные районы и подъехал к парадному входу отеля «Империал», точно уложившись в сроки, отведенные сениором Пинчоном. Небольшая задержка случилась лишь по причинебольшого скопления ларечников — мелких торговцев, которые выстроились в очередь, чтобы попасть на Плазу Конгресса в день еженедельного собрания горожан, проходящего по средам. Вообще в последнее время, как успел заметить Каминский, жители Старого Квартала старались не вылезать из постелей раньше восьми утра, как будто опасаясь чего-то ужасного, что может бродить по городу в темное время суток.

Он подкатил свой транспорт под тентовый навес перед парадными дверями, про себя удивляясь, что железный каркас, на который тот натянут, все еще на своем месте, а не отправлен в сталелитейный цех как необходимое сырье для оборонной промышленности. Оглядываясь по сторонам, Каминский заметил лишь убеленного сединами носильщика, который мирно дремал на складном стуле посреди полудюжины отключенных сервиторов, да в стороне, у служебного входа, несколько человек из штата прислуги, вышедших посудачить и покурить палочки лхо.

Он собирался уже вылезти из кабины, когда двери отеля из стекла и отполированного до блеска дерева вдруг сверкнули, отражая восходящее солнце, и множество темных фигур единой толпой вышли из здания, уверенно направляясь прямо к нему.

Они были летчиками — он понял это сразу по развинченной походке, весьма отличающей их от местного населения. Но, несмотря на это, они не носили черно-серые куртки и доспехи пилотов космических ВВС. Их было не менее дюжины, все одеты в стеганые темно-серые летные костюмы и коричневые кожаные куртки, а на плече у каждого свободно болтался объемистый мешок со снаряжением. Они были необычно высокого роста, хорошо сложены, хотя и немного худощавы, и все как один темноволосы, тогда как известно, что среднестатистический житель Энозиса — невысокий, крепко сбитый блондин. Среди них были не только мужчины. Шофер разглядел по меньшей мере трех женщин, од на из которых, как оказалось, шла впереди, возглавляя всю группу.

Каминский выбрался из кабины транспорта и, обойдя его, опустил задник кузова для новых пассажиров. Он приветственно кивнул первому, кто подошел к машине, стараясь получше разглядеть на его рукаве знаки различия, но молодой человек даже не посмотрел на него, а просто запихнул в кузов свой вещевой мешок и тут же сам запрыгнул следом.

Лишь женщина задержала на нем свое внимание. Она смотрела холодным, испытующим взглядом и словно все время сжимала зубы, что придавало ее довольно изящным чертам лица какое-то напряженное выражение. Ее красивые черные волосы были безжалостно острижены.

— Транспорт до Южной ВАБ Тэды? — спросила она Каминского.

Она говорила немного в нос, с заметным инопланетным акцентом, и это звучало здесь очень необычно.

— Да, мамзель. К станции распределения.

— Следует говорить «командир», — поправила она его и, опершись руками о край кузова, легко втянула наверх гибкое тело. — Поехали!

Каминский подождал, пока последний из них заберется в машину, и закрепил задник кузова. После этого он, прихрамывая, вернулся в кабину и завел мотор.

Фантин — вот что бросалось в глаза при взгляде на наплечный серебряный знак у женщины-командира. «Фантин XX» было выбито на эмблеме на фоне двуглавого орла, держащего в когтях стрелы молний.

Каминский еще в ранней юности, студентом, изучал историю авиации, но, хотя он и слышал о мире Фантин, не имел ни малейшего представления, почему авиабригада военных летчиков носит такое название.

Он повез их через квартал Вилберг, а потом повернул на юг, в сторону базы. Когда они проезжали по улице Схоластов, пара «Циклонов» Содружества пролетела над ними на высоте около пятисот метров, взявкурс на северо-запад. Каминский, задрав голову, проводил их взглядом и через зеркало заднего вида успел заметить, что летчики, расположившиеся в кузове, делают то же самое.

Тэда. Старый Квартал, 07.35

Служба закончилась, и прихожане дружными рядами потянулись к выходу, в большинстве своем останавливаясь перед всеми почитаемой усыпальницей, чтобы поставить свечу за тех, кто уже погиб и кто, возможно, скоро погибнет в жестоких сражениях этой войны.

Сегодня утром, как и все последние дни, Бека Мей-ер поставила три свечи: первую за Гарта, вторую за своего брата Эйдо и третью за кого-то неизвестного, кому, быть может, это сейчас крайне необходимо.

Она, конечно, очень устала. Ночная смена на мануфактуре забрала у нее последние силы. Всю проповедь церковного иерарха она боролась со сном. Будь в храме чуть теплее, она, согревшись, наверняка бы задремала, но ее приобретенное в секонд-хенде летнее пальто, даже без подкладки, едва ли могло защитить от холода этим утром. Возможно, через месяц, добавив из следующей зарплаты к тому, что ей уже удалось отложить, она будет в состоянии подобрать себе на распродаже в богадельне Муниторума какую-нибудь термическую, непродуваемую куртку, а может быть, даже что и получше.

Когда она отходила от аналоя с подсвечником, то нечаянно натолкнулась на кого-то, кто ожидал своей очереди, чтобы зажечь свечу. Это оказался мужчина, которого она уже видела у церковных дверей, когда еще только шла на службу. Высокого роста, брюнет — сразу видно, что из другого мира. У него грустное ли цо, одет как солдат, и, куда бы ни пошел, всюду его сопровождает запах машинного масла и фицелина.

— Прошу прощения, мамзель, — извинился он тут же. Она вежливо кивнула и сказала: «Ничего», но максимально отстранилась, когда проходила мимо.

Он разговаривал сам с собой, когда она его увидела в первый раз. Странный человек, возможно с травмированной на войне психикой. Такого рода переживания ей были совсем ни к чему.

На самом деле единственное, что ей сейчас было нужно, — это отдых. Она сможет добраться до дому не раньше четверти первого, и, значит, на сон тогда останется не более трех часов, после чего она должна будет одеться и снова идти — теперь уже на свою дневную работу на пирсе. Когда, с вечерним колоколом, рабочий день там закончится, у нее будет только час, чтобы подремать до начала ночной смены на мануфактуре.

Она поспешно вышла из дверей храма на холодную улицу, где, однако, уже вовсю светило солнце, и быстрым шагом направилась к району своего постоянного проживания, до которого ей предстояло пройти еще долгий и утомительный путь.

Над Полуостровом Тэды, 07.37

— «Охота Два», ваш самолет сильно дымит! — внезапно вырвался из вокса встревоженный голос ведущего летного звена.

«Охота Два» сразу не отозвалась. Дэрроу приподнялся на сиденье и огляделся по сторонам, стараясь при ярком свете утреннего солнца оценить обстановку. С высоты двух тысяч метров он видел, как безбрежные заросли колючего кустарника Полуострова Тэды протянулись под ним, перемежаясь узкими полосками травы, что с самолета представлялось как комбинация се рых и белых пятен с незначительными вкраплениями зеленого цвета.

Внизу, на четыре часа от него, летели «Охота Восемь» и «Охота Одиннадцать». Они, как и ведущий «Охоты», на той же высоте, что и он сам, держались по правому борту от него. «Охота Два» и «Охота Шестнадцать», по левому борту, отбились от остальных и сейчас находились немного ниже.

Шесть самолетов. Только шесть. Все, что осталось после этого воздушного боя. Остальные погребальными кострами усеяли заснеженные вершины Маканайтских гор. И их вполне могло остаться пять. Дэрроу прекрасно понимал, что тот белый как снег убийца наверняка бы пополнил свой счет сбитых самолетов, если бы ведущий «Охоты» в отчаянной попытке собрать немногие уцелевшие машины в последний момент не пришел бы к нему на помощь и беспорядочной стрельбой из всех орудий не отогнал бы «летучую мышь».

Майор Хекель, ведущий «Охоты», пока они вместе пытались стянуть то, что осталось от летного звена в единый строй, не переставая запрашивал, все ли у него в порядке. Его голос звучал крайне обеспокоенно, как будто он думал, что эта отчаянная гонка могла довести Дэрроу до сердечного приступа. Но, вероятно, это были всего лишь последствия шока и осознание личной ответственности. Так много курсантов погибло! Один из черных дней эскадрильи.

И их было так много за последние несколько месяцев! Как только такие офицеры, как майор, выдерживают? Кроме того, Хекель был всего на три года старше Дэрроу и получил свое звание лишь в результате стремительного продвижения по службе, когда офицерский корпус нес ужасные потери.

— «Охота Два», отвечайте!

Даже искажения звука в поломанном воксе не могли скрыть очевидную тревогу в голосе Хекеля.

— Ведущий «Охоты», со мной все нормально.

С ним не все было нормально. Дэрроу находился под выгодным углом и прекрасно видел, что происходит. Помимо того что из «Охоты Два», как из трубы, уже тянуло грязным дымом, этот самолет к тому же терял высоту и скорость.

Что с ним случилось? Воспламенилась смазочно-охлаждающая эмульсия или замкнуло электроприборы? А может, какое-нибудь другое роковое стечение обстоятельств, о котором Дэрроу даже не мог подумать?

Как далеко их занесло? Судя по его карте и навигационным приборам, они сейчас были в сорока шести минутах лета от Северной ВВБ Тэды, может быть, больше, если «Охота Два» продолжит в таком же темпе терять скорость. Счетчик горючего все еще показывал полные баки, но, по расчетам Хекеля, ни у кого из них, скорее всего, не могло быть топлива больше чем на пятьдесят минут. Особенно у Дэрроу — из-за его воздушной акробатики.

— Звено «Охота»… — донесся голос Хекеля через коммуникационное устройство. Тут он осекся, как будто майору потребовались усилия, чтобы принять решение. — Звено «Охота», мы меняем курс и идем на Южную ВВБ, Так мы сократим пятнадцать, может быть, двадцать минут полета. Подтвердите получение информации, а затем держите равнение на меня.

Дэрроу подтвердил и услышал, как остальные сделали то же самое. Это было хорошее решение. Командование Полетами скорее согласилось бы вернуть своих шесть «Волчат» не на ту ВВБ, чем не получить вообще ничего.

Дэрроу переключил коммуникационные каналы, и ему стало слышно, как Хекель перебрасывался шутками с наземными диспетчерами, пока решение о перенаправлении самолетов на другой аэродром утверждалось командованием.

Тут до него опять донеслось постукивание в корпусе.

Дэрроу уже собрался сообщить об этом, когда «Охота Восемь» вдруг пронзительно закричал по воксу:

— «Охота Два»! Посмотрите на «Охоту Два»!

Пилот вытянул шею, стараясь разглядеть, что происходит вокруг. Поврежденный «Волчонок» выбился из общего строя группы и теперь снижался по пологой дуге. Хвост дыма, который тянулся за ним, стал еще темнее и гуще. Самолет выглядел тяжелым и медлительным, как будто гравитация действовала на него намного сильнее, чем на другие машины.

— «Охота Два»! Отвечайте! — услышал Дэрроу ведущего «Охоты». — «Охота Два»! Отвечайте!

Слабое потрескивание в воксе:

…думаю, я смогу удержать…

«Охота Два»! Ради Трона Земли, катапультируйся! Эдри! Курсант Эдри… немедленно покиньте самолет, пока вы еще на достаточной высоте!

Никакого ответа. «Волчонок» Эдри теперь казался лишь точкой на конце линии дыма, далеко позади и уже значительно ниже их.

— Эдри! Курсант Эдри!

«Давай, Эдри! Выбирайся оттуда, — подумал Дэрроу, напрягая зрение. С такими запасами горючего никто из них, конечно, не рискнет повернуть назад. — Ну же, Эдри! Давай! Раскрой парашют! Раскрой парашют, Эдри, пока…»

Маленькая вспышка далеко внизу, посреди лоскутного серо-зеленого одеяла Полуострова. Маленькая огненная вспышка — и ничего больше.

Тэда. Южная ВВБ, 07.40

Ко времени, когда транспорт с летчиками свернул с главной дороги на подъездной путь к авиабазе, он уже двигался в колонне из четырех машин. Все они по очереди были проверены у западных ворот изможденными стражниками ПСО и затем с грохотом съехали по пологому спуску на поле аэродрома.

Командир Бри Джагди приподнялась на жестком, неудобном сиденье транспорта, который уже успел утомить их всех своей беспрерывной тряской, и огляделась по сторонам. Южная военно-воздушная база Тэды располагалась на каменистой равнине и занимала более двадцати квадратных километров к юго-западу от города. Здесь уже можно было почувствовать запах моря, идущий от побережья, всего в нескольких километрах к северу, и теперь, когда солнце еще только начинало медленно поджаривать поле аэродрома, легкая дымка морского воздуха слоями нависала над его поверхностью.

Сложная система фортификационных сооружений окружала аэродром: рвы и траншеи, частоколы и насыпи, укрепленные гнезда для батареи «Гидр» и специальные дзоты для цилиндрических реактивных установок. По самому периметру шла залатанная во многих местах новым асфальтом дорога, и в этот час множество военных грузовиков и транспортеров создавали там оживленное движение в обе стороны. К внутренней стороне дороги прилегало уже более узкое кольцо батарей противовоздушной обороны. На южной оконечности аэродрома располагались внушительные крытые ангары и камнебетонные укрытия, а на северной — бункер Командования Полетами и неподвижные вышки и пирамиды воксовой, ауспексной и модарной систем связи.

Запутанный рисунок пересекающих друг друга под разными углами взлетных полос заполнял всю внутреннюю часть Южной авиабазы, и наиболее значительные из них, очевидно, предназначались для тяжелых поршнемоторных бомбардировщиков, все еще стоящих на вооружении местных ВВС. Их Джагди заметила несколько. «Магогов» — больших, устаревших и безобразных — нетрудно было узнать даже издали, стоящих на замках на месте долговременной стоянки. На Фан-тине их использовали только во время последнего ре шительного наступления, когда в воздух подняли все, что могло хоть как-то летать и сражаться. Здесь же они представляли собой главную ударную силу парка бомбардировщиков. Неудивительно, что Энозис был так жестоко наказан.

Однако большинство местных самолетов сейчас было перебазировано, чтобы освободить аэродром для прибывающего подкрепления союзников.

Джагди со всем своим летным звеном прибыла поздно ночью, когда уже совсем стемнело, и только теперь пилоты получили возможность как следует разглядеть авиабазу. Что ж, она еще вполне может послужить. Ей придется…

Бригады рабочих Муниторума уже принялись за дело, преобразуя аэродром для новых машин. Они дополнительно возводили твердостенные стартовые шахты, а одну из взлетных полос начали демонтировать, чтобы построить на ее месте еще несколько бункеров для авиапарковки. Между тем вся прибывшая авиационная техника союзников — уже свыше семидесяти единиц — в условиях строжайшей секретности была доставлена на восточную часть аэродрома, и теперь там в каждом укрытии, под маскировочной сеткой, угадывались очертания самолета. Работа кипела на всей внутренней территории сектора. Кругом, куда ни посмотришь, пыхтящие генераторы, лязгающие металлом ковши экскаваторов, голые по пояс люди с отбойными молотками в руках, и всюду — стремительно растущие горы грунта.

Джагди бросила взгляд на хронограф, закрепленный на обшлаге ее летного костюма, который сидел на ней как влитой. Они прибыли точно в срок. Транспорт уже свернул с дорожного периметра и теперь то и дело подбрасывал их на малейшей неровности, приближаясь к одному из нескольких громадных ангаров аэродрома.

— Звено «Умбра», встать и приготовиться! — звонко отдала она приказ.

Все одиннадцать летчиков под ее началом взяли в руки свои вещевые мешки, и транспорт, как следует тряхнув их в последний раз, остановился.

Джагди спрыгнула и глубоко выдохнула.

— Ну, кажется, приехали, — пробормотала она в сторону Милана Бланшера — номера два летного звена.

Бланшеру уже перевалило за сорок. Это был поседевший в боях ветеран с лучшим в группе послужным списком из двадцати двух сбитых самолетов противника. Он не отличался многословием, но Джагди не задумываясь доверила бы ему в бою свою жизнь. Внешне его отличали необычайная бледность кожи, пронзительные глаза, что не так уж часто бывает у жителей Фантина, и, конечно, густые серые усы, которые он отпустил, отчасти чтобы придать своему лицу черты добродушного дядюшки, но в основном, чтобы скрыть тот ужасный коллоидный белый шрам, который он получил после того, как осколком снаряда ему рассекло лицо от правой ноздри, через губы, до самого подбородка.

— Да, и в самом деле приехали, — пробурчал он себе под нос и закинул вещевой мешок на плечо.

Остальные один за другим стали выбираться из кузова: Ван Тул, Эспир, Ларис Асче, с не по уставу стянутыми в пучок волосами, Дель Рут, Кловин; совсем еще мальчик Марквол; Уолдон, все время насвистывающий себе под нос что-то невнятное, Земмик, с шеи которого гроздьями свисали разного рода обереги и талисманы, Кордиаль, Ранфре. И почти все они сделали традиционное глубокое приседание после прыжка, что, согласно старому поверью пилотов, должно было обезопасить их во время будущих посадок.

Кроме Ванд ера Марквола. Он был всецело поглощен зрелищем того, как на противоположной стороне аэродрома три самолета ВВС Энозианского Содружества вручную заводились на запуск. Это были мощные, двухмоторные дельтообразные перехватчики, более известные как «Циклоны». Заработавшие от пусковых запалов зажигания, которые были пригнаны на специальных тележках, их массивные поршневые двигатели вдруг зашипели, всасывая воздух, и, загрохотав, вернули тяжелые машины к жизни. Огромные самолеты начали выбрасывать языки голубого пламени из выхлопных отверстий, а их тяжелые пропеллеры, придя в бешеное вращение, почти исчезли из виду, превратившись в нечто размытое и неуловимо мелькающее. Тяжелые машины уже нетерпеливо подпрыгивали на пусковых площадках, когда команды наземного обслуживания еще только отгоняли вагонетки с запалами подальше в сторону. Маркволу удалось разглядеть через стекло носовой кабины команду из двух летчиков, проводящих последние тестовые проверки приборов перед взлетом. Несмотря на то что воздушные силы Содружества были перебазированы таким образом, чтобы освободить место для союзников из другого мира, одно звено «Циклонов» все же решено было оставить для прикрытия с воздуха на время, пока вновь прибывшие имперские части не освоятся на новом месте.

— Вы идете, Марквол? — окликнула его Джагди. Он повернулся и кивнул:

— Так точно, командир.

Марквол был самым юным пилотом «Умбры» — года на четыре моложе самого молодого из прочих летчиков звена. К тому же единственным, кто совсем не имел боевого опыта. Все остальные если сами не принимали участия в воздушных сражениях, то, по крайней мере, имели возможность наблюдать за ними при освобождении Фантина. Марквол в то время все еще проходил курс обучения летному мастерству по ускоренной программе в Хессенвилле и окончил его, лишь когда уже все боевые действия были прекращены. Сейчас Вандер рвался в бой, желая поскорее проявить себя, да и сама Джагди полагала, что он не без способностей, хотя только время могло показать, на что он действительно годен. Его приятные, хотя и немного хмурые черты лица на Фантине считались классическими для мужчины, а ослепительно белозубая улыбка могла как привлечь собеседника открытостью, так и ненароком оттолкнуть своей кажущейся дерзостью.

Пилоты «Умбры» зашагали через бетонированную площадку перед ангаром, и следом потянулись летчики другого звена, приехавшие на втором транспорте сразу после них. Напоследок Джагди бросила взгляд на их перевозчика. Сидящий в кабине шофер Муниторума чуть заметно кивнул ей на прощание. Было хорошо видно, что половина лица у него обезображена ожогом, который, словно нежно-розовыми лепестками, сплошь покрывал его кожу.

Летчики прошли в огромный ангар аэродрома. Внутри было довольно прохладно, а сырой воздух будто пропитался запахом прометия. Все пространство ангара уже освободили от техники, если не считать длинный «Сорокопут» под брезентом в углу и платформу от зенитной установки, водруженную вдоль западной стены на ряды пустых ящиков из-под боеприпасов. На этой импровизированной трибуне были установлены гололитический дисплей и стенд с картой военных действий.

Не менее двадцати летчиков уже стояли у платформы, в ожидании сложив к ногам вещевые мешки. Как и те, кто приехал на втором транспорте, они носили серые доспехи и черные куртки пилотов космических ВВС. Некоторым из них были имплантированы аугметиче-ские глаза. Они приветствовали коллег из второго грузовика, но и те и другие с подозрением смотрели, как летчики Фантина подошли к платформе и встали поодаль несколькими группами. Джагди постаралась рассмотреть незнакомцев украдкой, когда пилоты «Умбры» сбросили на пол снаряжение и столпились тесной группкой. Космические летчики просто не сводили с них взглядов. Джагди, конечно, знала, что представите ли вооруженных сил Фантина — большая редкость в этой части Вселенной и неизбежно будут выделяться на фоне регулярных воздушных войск Империума. Еще она понимала, что это, несомненно, означает в будущем соперничество и установление неофициальной иерархии в отношениях между их летными отрядами.

Незнакомые летчики — все как один крепкие и коренастые, с удивительно бледной кожей и короткой стрижкой — выглядели крайне свирепо. Большинство из них носили летные костюмы, усиленные металлическими пластинами или даже кольчугой, а их тяжелые кожаные куртки зачастую были отделаны мехом. У многих лица были обезображены рубцами. На некоторых же красовались орденские ленты и другие награды.

— Шестьдесят третья Имперская истребительная авиабригада, — тихо прошептал Бланшер на ухо Джагди. — «Солнечные псы», как они любят себя называть. Думаю, тот здоровый парень со значками командира звена — Лександр Годель. Сорок сбитых самолетов, по последним данным.

— Да, я слышала о нем, — отозвалась та довольно беспечно.

— Другая бригада, я полагаю, — Четыреста девятая, «Рапторы», — продолжал Бланшер. — И из этого следует, что вон тот непритязательный парень — лидер авиабригады Орто Блэгуер.

— Что, такие же внушительные показатели?

— Да уж никак не менее внушительные — сто десять сбитых самолетов. Осторожно, он смотрит на нас.

— Давай-ка тогда посмотрим в другую сторону, — благоразумно заметила Джагди и отвернулась.

— «Орбис» на шесть часов! — неожиданно громко выкрикнул офицер авиации Земмик, и звук его голоса эхом разнесся по аэродрому.

Как раз в эту минуту, выбравшись из очередного транспорта, который только что остановился у входа, еще одна дюжина летчиков с Фантина строем входила в ангар. Джагди сразу почувствовала облегчение при виде знакомых лиц. Звено «Орбис» — товарищи по оружию и просто друзья. И во главе шагал их командир Уилхем Хейес.

Две авиабригады слились воедино и приветствовали друг друга.

— Как любезно с вашей стороны было присоединиться к нам, — улыбнулась Джагди, пожимая руку Хейесу.

— Как любезно с вашей стороны было дождаться нас, — ответил тот. — Я уверен, что здесь еще достаточно много «летучих мышей», чтобы мы могли как следует поохотиться.

Неожиданно все затихли. Последняя группа летчиков — все из космического ведомства — вступила в ангар с весьма заметным опозданием, что показалось Джагди довольно театральным и рассчитанным на внешний эффект. Их было только восемь. Все носили матово-черные летные костюмы с дополнительной защитой и белоснежные куртки из замши. На их форме отсутствовали какие бы то ни было знаки отличия, не считая серебряных имперских орлов на воротниках.

— Срань господня! — услышала Джагди шепот Дель Рут. — Апостолы!

Это и в самом деле были «Апостолы» — прославленная авиабригада асов, цвет элиты. Джагди гадала про себя, кто из них Квинт, ас из асов, кто Геттеринг. А тот высокий? Это Сикан или Харлссон? А кто Сехр?

Уже не было времени спросить у Бланшера. В сопровождении дюжины адъютантов и офицеров штаба в ворота ангара вошел какой-то очень представительный человек в форме адмирала Космического Флота и немедля взошел на трибуну. Это был сам Орнофф.

Все взоры тут же устремились на него.

— Летчики! — начал он негромким, но сразу увлекающим аудиторию голосом. — Вчера вечером, в восемна дцать ноль-ноль, в военном министерстве Энотополиса я встречался с лорд-милитантом Хьюмелом. Лорд-милитант, как вам всем должно быть известно, в течение девяти последних месяцев руководит военными операциями на Энотополисе от имени военмейстера Макарофа и нашего Бога-Императора.

— Император да хранит нас! — выкрикнул один из Апостолов, и дружный хор голосов эхом повторил его слова.

Орнофф одобрительно кивнул:

— Я надеюсь на это, капитан Геттеринг, но пока нам придется позаботиться о себе самим. Я привез официальный письменный приказ лорд-милитанту Хьюмелу от военмейстера Макарофа, и ровно в восемнадцать тридцать лорд-милитант официально передал мне командование Энозианским театром военных действий.

Взрыв бурных аплодисментов разразился под сводами ангара.

— Итак, стадия наземной войны на Энозисе завершена. Теперь начинается война в воздухе.

Тэда. Южная ВВБ, 07.46

Майор Франц Скальтер бросил взгляд на напарника, который сидел рядом с ним в тесной сферической кабине громыхающего «Циклона», и в знак того, что все в порядке, поднял большой палец. Затем он повернулся, чтобы махнуть на прощание наземной команде механиков.

Надев маску пилота, он передал по воксу:

— Командный Центр, Командный Центр. Говорит «Искатель Один». Звено «Искатель» готово к взлету. Ждем вашего разрешения.

Скальтер положил руку на руль-тормозной рычаг.

Искатель Один, говорит Командный Центр. Выводите машины на взлет. Главная полоса свободна. Счастливого пути, и да хранит вас Император.

Спасибо, Командный Центр. Вывожу звено «Искатель» на взлет.

Скальтер снял самолет с тормозов и слегка добавил газу. Двухмоторный самолет взбрыкнул и начал медленно выползать со стоянки в направлении главной взлетной полосы. Его товарищи по авиабригаде вывели свои машины сразу вслед за ним. Одновременный рев шести моторов оглушительно разнесся по всему аэродрому.

Скальтер выводил самолет на стартовую позицию и уже настраивал угол его продольного наклона, делая его оптимальным для взлета. На своем месте Артон приоткрыл радиаторы и сделал состав горючего более насыщенным для уверенного отрыва «Циклона» от земли.

— Звено «Искатель»… — начал Скальтер. Неожиданно Артон поднял руку.

— Что такое?

— Красный флажок! — взволнованно отозвался тот, указывая на что-то в поле аэродрома.

— Трон Земли! Что на этот раз? — огрызнулся Скальтер. — Командный Центр, это «Искатель Один». У нас красный флажок. Пожалуйста, подтвердите разрешение на взлет.

Последовала пауза. Затем из вокса донеслось шипение:

В разрешении на взлет отказываю, в разрешении отказываю. «Искатель Один», прекратите взлет и освободите главную полосу. Уводите машины в укрытия с пятнадцатого по семнадцатое и глушите двигатели. Повторяю: в разрешении на взлет отказываю, прекратите взлет и освободите главную полосу.

— Что, черт возьми, происходит? — потребовал объяснений Скальтер.

— Подранки, — последовал ответ. — Подранки на подлете.

В двадцати километрах от Южной ВВБ Тэды, 07.46

Они уже видели поле аэродрома. В ярких лучах солнца оно раскинулось на многие километры и было слегка подернуто дымкой утреннего тумана. Линии наземного ориентирования постепенно исчезли, но они были уже и не нужны. Постукивание же позади кресла Дэрроу теперь не прекращалось ни на минуту.

Майор Хекель по очереди запросил всех «Волчат» о запасах горючего. У всех его оставалось ничтожно мало. Дэрроу мог лишь сообщить о своих якобы полных баках, потому что показания счетчика горючего так и не изменились. «Охота Шестнадцать» последние десять минут оставляла за собой тонкую струйку дыма, и ее пилот сообщал о стремительном падении гидравлического давления. В днище корпуса «Охоты Шестнадцать» попали как минимум два раза за время отчаянного сражения над Маканайтскими горами.

— Звено «Охота», говорит ведущий «Охоты». Шестнадцатый и Четвертый получают приоритет при приземлении. Пропустите их вперед, и мы последуем за ними, как только они сядут. Подтвердите получение информации.

Дэрроу весь подался вперед и почувствовал, как ремни снаряжения впиваются ему в плечи. Хекель хотел, чтобы Шестнадцатый успел сесть до того, как погибнет, и он также хотел, чтобы Дэрроу сел как можно быстрее, потому что, скорее всего, его «Волчонок» сжигал последние капли горючего.

— «Охота Шестнадцать», иду за тобой, — передал Дэрроу по воксу, пропуская другой «Волчонок» вперед.

Струя дыма, которую тот испускал, казалась то прозрачной, то белой, то снова прозрачной, чем-то напоминая праздничный серпантин.

Между тем постукивание в корпусе звучало теперь все более тревожно. Дэрроу пошел на посадку…

Тэда. Южная ВВБ, 07.47

— Ваши авиабригады истребителей, — говорил Орнофф, — первыми прибыли сюда, на главную базу Юга. Их пока только пять, но в ближайшие семьдесят два часа группировка из пятидесяти восьми бригад космических ВВС Империума… и их союзников, — добавил он, кивнув в сторону летчиков Фантина, — будет развернута по всем аэродромам побережья. Сорок две бригады истребителей и шестнадцать звеньев бомбардировщиков. Было бы недостаточно сказать, что вы будете поддерживать здесь местные эскадрильи Содружества.

На самом деле вы образуете новую линию фронта, которая будет проходить по воздуху. Доблестные силы Содружества, которые, позвольте вам напомнить, уже многие месяцы сражаются на этом театре военных действий, теперь будут играть подчиненную роль, осуществляя поддержку с земли. Да поможет им Бог-Император, так они получат драгоценное время для передышки, чтобы починить вышедшую из строя технику и перекомплектовать личный состав.

Он повернулся к карте за спиной:

— Мне не нужно, конечно, напоминать вам о необходимости ознакомиться с местной топографией, правилами пользования каналом связи и расположением дружеских аэродромов. Шифры и коды будут меняться ежедневно — Архенеми не дремлет.

Орнофф сделал паузу и в задумчивости скользнул раскрытой ладонью по карте.

— Ситуация здесь очень серьезна. Сухопутным силам лорд-милитанта, при умелой поддержке армий Содружества, почти удалось очистить Энозис от полчищ Архенеми. Однако в последние два месяца военная удача самым драматичным образом отвернулась от нас. Архенеми, чьим уже немногочисленным наземным силам удалось закрепиться вокруг Южных Ульев Тринити — вот здесь, — получил очень серьезное подкрепление, ко торое нужно расценивать как часть большого контрнаступления, организованного скоплением Хана. Совершенно измотанные сухопутные силы лорд-милитанта теперь с боями отступают по пескам Внутренней пустыни… сюда, в этом направлении. Некоторым частям уже удалось достичь Маканайтского хребта, где они сейчас через горные перевалы стараются пробиться к своим. Наша задача — ваша задача — способствовать тому, чтобы до Зофонианского побережья, где они будут в безопасности, их добралось как можно больше. Мы должны обеспечить всестороннюю поддержку с воздуха отступающим колоннам бронетехники и пехотным частям. Это означает полное превосходство над противником в воздухе и подавление его наземных сил постоянными авиаударами. Энозис возможно будет спасти, если только достаточное число боеспособных сухопутных частей Содружества будет выведено на побережье. Там, получив подкрепление, они смогут закрепиться и затем нанести контрудар по наступающей армии Архенеми.

Орнофф отвернулся от карты и окинул взглядом аудиторию:

— Я жду от вас круглосуточных вылетов на позиции противника. В полном объеме наш стратегический план будет выполняться, как только все авиабригады прибудут на базу. Тогда, возможно, ваши бригады будут перенаправлены на другие аэродромы. До тех пор покамы не развернем все силы, вы будете действовать по обстановке, выполняя задания Командования Полетами и осуществляя прикрытие с воздуха.

Орнофф поднял руку и дал знак одному из штабных офицеров взойти на платформу. Этот уже не молодой человек в форме летного офицера Содружества был одним из тех, кто сопровождал его, когда он входил в ангар.

— Я пригласил сюда командира Парвуда, чтобы он вкратце ознакомил вас с особенностями местного рельефа и климата. Но пока он еще не начал, может быть, у вас есть какие-то вопросы? Годель — командир звена «Солнечные псы» — поднял руку в перчатке:

— С чем мы тут будем иметь дело, адмирал?

— С превосходной авиацией, — ответил Орнофф без утайки. — Истребители класса «Адская бритва» и «Саранча», истребители-бомбардировщики класса «Мучитель» и «Адский коготь». У Архенеми на вооружении также много машин местного производства. Кроме того, поступают сообщения о появлении у противника тяжелых бомбардировщиков, тип которых пока не установлен. Многие из их самолетов демонстрируют поразительную дальность полета, что, возможно, указывает на наличие у противника в пустыне многочисленных передвижных пусковых установок, постоянно меняющих свою дислокацию.

Когда мы окажемся в зоне их досягаемости? — спросил один из Апостолов.

Если вы не остановите их, майор Сехр, то, учитывая их нынешнюю скорость продвижения, уже в течение этого месяца армии Архенеми подойдут достаточно близко, чтобы начать авианалеты на наши базы на побережье. Я бы не хотел увидеть, как осуществляется такая возможность.

Вы и не увидите, адмирал, — заявил Сехр, — потому что мы остановим их.

Гул всеобщего одобрения сопроводил его слова.

— Теперь, если командир Парвуд будет столь любезен, что…

Орнофф не успел договорить, прерванный сигналом тревоги, вдруг раздавшимся за стенами ангара. В одно мгновение его подхватили десятки сирен по всему аэродрому. Зловещий, заунывный вой теперь, казалось, доносился со всех сторон.

Пилоты тревожно переглянулись. Орнофф посмотрел на своих адъютантов и, поспешно сойдя с трибуны, стремительно направился к выходу. Все до единого последовали за ним.

Летчики высыпали на залитую солнцем камнебе-тонную площадку перед ангаром и, собравшись в группы, стали напряженно вглядываться в прозрачную синеву безоблачного неба. Вдоль всей главной посадочной полосы зажглись сигнальные огни, и множество машин аварийной службы, ревя моторами, уже выезжали из ангаров, расположенных по северному периметру аэродрома.

— Кто-то попал в беду, — пробормотал Бланшер.

— Смотрите! — закричал один из летчиков, указывая куда-то в небо.

На юге, у самого горизонта, показались крошечные точки. Джагди издалека узнала чихающий звук пульс-реактивных двигателей.

— Очень низко, — заметила Асче.

Несколько точек заметно отставали, но первые две уже пошли на снижение. Можно было видеть, как сверкают их кабины в лучах утреннего солнца. Ведущий самолет — небольшая одномоторная модель темно-зеленого цвета — оставлял за собой тонкий след белого пара.

— Скверно, — произнесла Джагди, напрягая зрение.

— Что? — не расслышал стоящий рядом Марквол.

— Если он собирается приземляться, то давай скрестим пальцы, чтобы ему удалось выпустить шасси.

Тэда. В небе над Южной ВВБ, 07.51

Клубы дыма, которые оставлял за собой «Охота Шестнадцать», по мере того как самолет сбрасывал скорость, становились все гуще, иногда приобретая тяжелый, багровый оттенок. Дэрроу пришлось скорректировать высоту полета, чтобы уйти из полосы задымления с практически нулевой видимостью. Таким образом, «Охота Шестнадцать», снижаясь, задерживала его на высоте, которая была значительно больше, чем ему хотелось бы для оптимального захода на посадку.

Дэрроу чувствовал, что небольшой встречный ветер слегка заносит хвостовую часть его «Волчонка», и, чтобы скомпенсировать это влияние, внес некоторые изменения в положение самолета. Согласно индикатору скорости, он опасно приблизился к критической отметке, когда двигатель мог запросто заглохнуть.

— Давай, «Охота Шестнадцать»! — закричал он, проклиная все на свете. — Давай же, Фрайс! Посади свою птичку!

— Освободи их, Фрайс! — услышал Дэрроу, как по воксу чего-то требует ведущий «Охоты».

— Не могу… Эту чертову штуку заклинило… Заело рычаг управления. Согнуло, я думаю.

Сигнал предупреждения запищал в кабине Дэрроу. Все. Горючее кончилось… Даже если этот проклятый счетчик все еще показывает полные баки.

— Я должен сесть немедленно! — крикнул он.

— Хорошо-хорошо! Все в порядке, Энрик. Я уже справился. Вытянул рычаг. Шасси выпущено.

Тэда. Южная ВВБ, 07.51

Двигатели «Циклона» еще не совсем умолкли, продолжая издавать затихающий свист, а Скальтер уже отпихнул в сторону скользящее стекло кабины и, высунув голову наружу, стал пристально вглядываться в небо.

— Командный пункт! — вдруг вскричал он, но тут же сообразил, что, сделав такое опрометчивое телодвижение, тем самым до упора натянул провода микрофона и выдернул штекер из панели вокса. — Черт побери! — заорал Скальтер, втягивая голову обратно в кабину и больно ударившись при этом затылком. — Черт побери! — Он лихорадочно пытался нащупать конец провода.

— Есть! — крикнул Артон, подключая штекер обратно.

— Командный пункт! Поднимайте флаг! Дайте сигнал! Этот «Волчонок» идет на посадку с невыпущенными шасси!

— Не засоряйте канал связи, «Искатель».

Скальтер отстегнул ремни снаряжения пилота и, распахнув боковой люк, буквально выпал из самолета на землю. Артон последовал за ним, но устоял на ногах после прыжка. Команды других «Циклонов», которые уже завели свои машины в укрепленные бункеры по соседству, также сыпались из люков.

Скальтер взбежал по насыпи и, отчаянно размахивая руками, кинулся к главной взлетно-посадочной полосе аэродрома. Красные сигнальные ракеты взметнулись над полем авиабазы. Как кровью, истекая дымом, тяжело накренив крыло, «Волчонок» уже заходил на посадку. Шум его пульс-реактивного двигателя стал каким-то прерывистым, с небольшим хлопком в конце каждого цикла.

Шасси же все еще оставались плотно прижатыми к его днищу.

— Вверх! Вверх! — кричал Скальтер что было сил.

Он выскочил бы на камнебетонное покрытие, если бы не рванувшийся за ним Артон, который в последний момент успел схватить его и повалить лицом вниз всего в нескольких шагах от взлетно-посадочной полосы.

«Волчонок» уже спустился к самой земле и пролетел прямо над их головами. Почти заглушив двигатель, он начал опускать хвостовую часть так, чтобы приземлиться на колеса шасси, которых там в действительности не было.

Низ хвостовой части принял на себя первый удар. Раздался пронзительный визг стачиваемого о камень металла. Вместе с искрами вверх полетели куски обшивки и частицы камнебетона. Тут же хвост машины подбросило, и «Волчонок», перевернувшись в воздухе, со всего маху ударился носовой частью о землю. Перехватчик буквально развалился от столкновения, срывая со своего фюзеляжа алюминоидное покрытие. Левое крыло сначала смялось, а затем и вовсе отлетело в сторону. Этим ударом снесло сопла пульс-реактивного двигателя, и, теперь, извергая из себя огонь, он окончательно смял и так уже покореженную кабину. Наконец, оторвавшись от фюзеляжа, двигатель сдетонировал, и кипящий поток жидкого пламени, устремившись за ударной волной, мгновенно разлился по взлетной полосе.

Наблюдая все это сверху, на шесть часов от места крушения, Дэрроу не мог поверить своим глазам. Он только что выпустил свои шасси, и это действие, совершенное в обратном направлении к ходу самолета, еще более снизило его скорость. Но теперь вместо посадочной полосы перед ним предстали озеро огня и разбросанная куча железных обломков.

— «Охота Четыре», прекратите посадку!

Дэрроу ударил но ручке аварийного ускорения и направил свой «Волчонок» максимально вверх. Самолет вздрогнул, но подчинился приказу, хотя казалось, что даже техника уже смертельно устала от этого затянувшегося полета. Пилот потянул на себя рычаг управления.

Послышался визг реактивных турбин, и «Охота Четыре», пройдя всего в нескольких метрах над чернеющими внизу обломками, на несколько мгновений оказалась в полыхающем пламени пожара, который бушевал на поле аэродрома. Кабина Дэрроу мгновенно почернела от копоти. Когда же самолет вынырнул из клубов дыма, пилот увидел пляшущие языки огня на его крыльях.

— Прошу запасную полосу! — закричал он.

— Полоса свободна! — откликнулся вокс.

Дэрроу выполнил разворот, набрав высоту и заложив настолько крутой вираж, насколько это было возможно. Двигатель не заглохнет. Нет. Только не сейчас. Рычаг управления словно налился свинцом. Пилот заходил на запасную посадочную полосу. Быстро, но уверенно. Он сделает это сейчас.

Красные огоньки побежали по панели приборов. Дэрроу почувствовал, как самолет дал легкий крен, — мотор загорелся. То ли из-за отсутствия топлива, то ли из-за недостаточно высокой скорости — он не мог знать наверняка. Не было времени разбираться. Да и не все ли теперь равно?

«Волчонок», наконец покинув воздушную стихию, коснулся колесами шасси неровной поверхности аэродрома. Колеса выдержали первый толчок, но, после того как самолет немного подпрыгнул, второй удар о землю оказался для него роковым. Хромированные части шасси и куски порванной резины с треском разлетелись в разные стороны. В третий раз машина приземлилась уже на днище, высекая при этом фейерверки искр. Срывая с себя обшивку, самолет еще долго скользил по полосе, но затем его носовой конус занесло вправо, и, завертевшись волчком и смяв одно из крыльев, точно оно было из бумаги, «Охота Четыре» потеряла равновесие и завалилась набок. Все это время Дэрроу, чья кабина неожиданно превратилась в бешено вращающуюся центрифугу, кричал как безумный, инстинктивно закрыв лицо руками.

Со всех концов аэродрома — от пусковых шахт, от гаражей механиков, от главного ангара — к самолету бежали люди. Аварийные машины техпомощи, включив сирены и сверкая сигнальными огнями, поднимали тучи пыли и камни гравия, когда на полном ходу въезжали по насыпи на взлетную полосу.

Джагди и Бланшер одними из первых подбежали к месту крушения.

— Назад! Немедленно назад! — закричал на них какой-то очень молодой шофер.

— Ну так вытаскивай его сам! — крикнула в ответ Джагди и с раздражением оттолкнула в сторону его руку, которую он вытянул, чтобы преградить им путь.

Верх кабины лежащего на земле самолета толчком изнутри открылся, и изможденный пилот, ухватившись руками за борт «Волчонка», с заметным усилием вылез оттуда. Окруженный кучей обломков, его самолет почти что лежал на боку, придавив собой сломанное крыло. Бессмысленно мотая головой, пилот сделал несколько нетвердых шагов в сторону подбегавших к нему людей, в то время как уже показались аварийные команды с пожарными шлангами.

Его совсем еще юное лицо за время полета почернело от копоти и машинного масла, и когда он снял с себя дыхательную маску, то чистая, розовая кожа под ней стала казаться причудливым пятном. Еще не совсем придя в себя, он рассеянно взглянул на Джагди и Бланшера.

— Вот дерьмо! — только и смог произнести он.

— Поздравляю с удачным приземлением, — сказал Бланшер, протягивая ему руку для поддержки.

У молодого летчика вдруг подкосились ноги, и он, весь дрожа, буквально повис на предложенной ему руке.

— Удачное… приземление?.. — переспросил он, закашлявшись.

— Ты ведь вышел из самолета, не так ли? — улыбнулся Бланшер.

 

День 253

Один из районов Внутренней пустыни, 10.10

«Ярость Пардуса» теперь уже не подавала никаких признаков жизни. Последние сто километров подозрительное чихание в работе мотора то и дело сопровождало естественный шум бронемашины, а игольчатые кристаллы охлаждения двигателя еще километров за двадцать до его окончательной остановки покрылись слоем раскаленного красного песка. Водителю удалось увести машину немного в сторону от главной дороги конвоя, прежде чем мотор издал последний предсмертный хрип и покрытый неувядаемой славой боевой танк типа «Завоеватель» тяжело накренился и замер, будто решив немного передохнуть после тяжелого перехода.

Бархан из мельчайшего сухого песка под тяжестью шестидесяти двух тонн стал медленно оседать, заставляя накренившийся танк все глубже зарываться левой гусеницей в свою толщу.

Ле Гуин обошел машину, чувствуя на лице жар, исходящий от громады бронированного корпуса. Внутри несколько раз звякнули гаечные ключи, и из заднего люка показалось красное, мокрое от пота лицо полкового аварийного механика.

— Ну?.. — спросил Ле Гуин.

— Охладительная эмульсия вся высохла, и блок главного цилиндра просто расплавился. Слишком быстрые и долгие переходы. А тут еще этот песок кругом…

Ле Гуин кивнул:

— Снимите с танка все, что подлежит перевозке и можно как-то употребить: боеприпасы, электрические батареи, вокс, вращающиеся зенитные установки. Не забудьте также остатки воды и горючего. Снимите все это и перенесите на наши транспорты. И смотрите не мешкайте, рядовой!

— Есть, капитан.

Ле Гуин взглянул на лейтенанта Клодаса, командира «Ярости». Его водитель, стрелки и заряжающий, сняв шлемы, стояли рядом как на похоронах — одной притихшей, скорбной группой. Было видно, что Клодас с трудом сдерживает слезы.

— Пожалуйста, Клодас, не расходуйте воду понапрасну, — язвительно заметил Ле Гуин. — У нас ведь еще чертовски долгий путь впереди.

Клодас лишь шмыгнул носом и молча кивнул в ответ. Ле Гуин сразу пожалел, что так сурово обошелся с младшим офицером, ведь утрата стального коня — а он это хорошо знал — для танкиста равносильна потере лучшего друга, брата, родителя и верного пса, вместе взятых. Танкисты жили в своей машине, сражались в ней, из нее они убивали врагов, а в минуты опасности только на нее была последняя надежда. Как правило, они чувствовали себя в неоплатном долгу перед своим стальным другом и, даже зная его слабые места, никогда не сомневались в его колоссальных возможностях. Оставить свой родной танк вот так, на обочине дороги в пустыне, должно было им казаться почти что преступлением.

Кроме того, просто как образцы военной технологии, эти танки были бесценны. Из тех подлинных, оригинальных моделей прежних времен в боевом строю осталось всего лишь несколько единиц. Великие миры, славные своим кузнечным промыслом, конечно, производили бронемашины современного типа, причем так быстро, как только были способны, но оружейное искусство далекого прошлого казалось теперь уже безвозвратно утраченным в силу того, что технические секреты, обычно никем не записываемые и передаваемые от мастера к мастеру, со временем неизбежно забывались. Ле Гуин на собственном горьком опыте убедился, что уже никто на мирах-кузницах не может изготовить сдвоенную лазерную пушку для истребителя танков.

«Ярость Пардуса» принадлежала к одному из восьми типов старейших тяжелых танков «Лемана Расе», каждый из которых в течение долгих двадцати трех столетий заботливо поддерживался в состоянии боевой готовности. Даже в том плачевном состоянии, в каком он находился теперь, когда у него заело подшипники и полностью выгорело топливо, он все равно заслуживал того, чтобы его вытащили из песка и отбуксировали для последующей эвакуации и ремонта.

Но по многим причинам это никак не могло произойти. Не было времени, не было необходимых ресурсов, а если бы отступающая группировка задержалась тут подольше, то и в живых, вероятно, никого не осталось бы.

Ле Гуин оглянулся назад, пытаясь разглядеть сквозь дрожащий от невыносимой жары воздух и поднимаемые техникой тучи песка и пыли, где заканчивается вьющаяся по выжженной равнине колонна людей и машин. Находясь долгие часы под немилосердно палящим солнцем, она тем не менее неуклонно продвигалась к своей цели. Каждые десять секунд мимо него с грохотом проходил еще один танк или бронетранспортер, выбрасывая из-под гусениц пыльные облака грязного песка и гравия. Ле Гуин невольно скашивал глаза, провожая взглядом каждую машину. Отступающая колонна растянулась так далеко, насколько хватало взгляда, а ведь это была лишь одна сотая, а может, и того меньше, от всех тех разрозненных частей, что теперь отчаянно стремились пробраться через опаленные солнцем равнины и песчаные дюны северо-западного предгорья. Такая вот судьба была уготована великой «наземной армаде» лорд-милитанта Хьюмела — освобождая Энозис, почти достичь Ворот Ульев Тринити, чтобы затем бесславно повернуть назад, уступая свирепой ярости армий Архене-ми, внезапно получивших подкрепление.

Жалкие обломки «Ярости Пардуса» показались Ле Гуину вполне подходящим символом для всего этого катастрофического отступления — сильное, гордое животное доисторических времен погибло в неравной борьбе с неблагоприятным климатом и новыми, доселе неизвестными врагами, и теперь его останки, брошенные гнить в зыбучих песках, возможно, будут обнаружены лишь археологами грядущих эпох, которые с удивлением извлекут из земли его иссохшие кости.

Ле Гуин посмотрел на север, куда, вздымая облака пыли, уже проследовали машины, идущие в авангарде колонны. Измученные невыносимой жарой, люди, вода которым была так же необходима для движения, как горючее — машинам, брели, еле переставляя ноги, вслед за медленно ползущим транспортом. Некоторым удавалось вскочить на броню проезжающей мимо техники, где кто-то затем удобно устраивался на надгусеничных крыльях, а кто-то, принимая немыслимые позы, плотно прижимался к башенной обшивке. Даже нескольких километров пути не обходилось без помощи аварийных команд «Атласа», которые то чинили какой-нибудь вышедший из строя бронетранспортер, то выкапывали или вытягивали на буксире из вязкого песка какой-нибудь танк… Случай с «Яростью» был далеко не первым, и отступающие войска уже давно начали оставлять свою бронетехнику на обочине. От самых Ульев Тринити весь этот злосчастный путь был теперь отмечен покореженными каркасами боевых машин, вышедших из строя по дороге.

Вышедших или выведенных из строя. За все это время Архенеми ни дня не давал им возможности отступать без помех.

Клодас махнул флажком, дав сигнал проезжающему вездеходу остановиться, и тут же вся его команда выстроилась в живую цепь, готовая приступить к переносу с «Завоевателя» всего, что только можно было спасти.

— Не задерживайтесь слишком долго, — предупредил его Ле Гуин.

Он пошел обратно к своему собственному стальному коню, попутно отирая мокрый от испарины лоб, после чего его рука стала черной от налипающей пыли. Подходя к машине, Ле Гуин бросил взгляд в безжалостное к отступающим раскаленное небо пустыни. Откуда ждать следующей атаки? С воздуха? Или, как докладывали по воксу командиры идущих в арьергарде машин, сухопутные силы противника уже наступают им на пятки?

«Линия смерти» спокойно дожидалась своего командира. Взбираясь на нее, Ле Гуин не удержался и несколько раз дружески похлопал ее по бронированной обшивке, несмотря на то что перегретый на солнце металл больно обжигал ему ладони. «Линия» была штурмовым танком модели «Искоренитель» с ходовой частью того же типа, что и у «Завоевателя». Две ее башенные автоматические пушки могли накрыть своим скорострельным огнем поразительно обширную площадь. Хотя танк и был окрашен в бледно-красный цвет песка пустыни, тонкий слой краски под палящим солнцем постепенно истерся, и во многих местах появились пятна хромированного металла. Его имя красовалось на щите башни, а название дивизии — «Пардус», Восьмая бронетанковая, — было выбито над спонсонами, рядом с эмблемой имперского двуглавого орла.

Ле Гуин перелез через ящики с запасным снаряжением, крепко привязанные к заднему обтекателю, и привычным движением запрыгнул в один из башенных люков. Матредес, его стрелок, высунувшись из верхнего люка, давно уже поджидал его.

— Ну что? Едем?

— Едем.

Матредес прокричал что-то вниз Эмдину, водителю, и двигатель V12 тут же завелся. Машину качнуло вперед, загремели гусеницы, и танк вновь занял место в движущейся колонне бронетехники.

Ле Гуин не так давно стал командиром «Линии», и, хотя он всячески старался привыкнуть к ней, их отношения, пожалуй, не очень складывались. Большую часть своей карьеры Ле Гуин провел на истребителе танков типа «Разрушитель», называвшемся «Серый мститель». Тридцать четыре славные победы над вражескими танками удалось ему одержать с этой машиной, пока три года назад, в боях за священный древний мир Хагию, «Мститель» не попал под ураганный огонь противника. Ле Гуин наверняка сгорел бы вместе со своим стальным конем, если бы не самоотверженные действия некоего разведчика-пехотинца по имени Мколл, который, рискуя жизнью, вытащил его из горящей машины и которого Ле Гуин всегда вспоминал с большим уважением, хоть тот и лишил его почетной возможности умереть героем.

Вот когда после госпиталя он пришел в штаб полка, его и назначили командиром этой консервной банки. Он, естественно, хотел получить другой «Разрушитель», поскольку весь его боевой опыт и навыки были связаны с этой машиной, но ни одного свободного в то время не нашлось. Только в редких случаях знатока столь древнего вооружения вынуждали сменить военную специальность или перейти на совершенно новый для него вид боевой техники. Обычно предлагали какую-нибудь модернизированную старую громадину со второсортными подшипниками, расточенными двигателями и довольно бесполезной артиллерией, годной разве что для устройства фейерверков. Где уж тут найтись высокотехнологичной сдвоенной лазерной пушке!

Так, скрыв разочарование, Ле Гуину пришлось стать командиром экипажа штурмового танка и вместе со своим новым железным конем принять участие в злосчастной Энозианской кампании Хьюмела.

«Линия» мчалась вперед. Принимая во внимание нынешнее положение вещей, воспоминания о былых терзаниях казались по меньшей мере смехотворными. Ле Гуин не мог не улыбнуться при мысли об этом. Подумаешь, назначили не на тот танк! Как только не стыдно было переживать из-за этого! Если бы это было наихудшим из того, с чем ему еще придется теперь столкнуться!

На данный момент вопрос был лишь в том, кто первый их уничтожит — раскаленная пустыня или злобный враг.

Несмотря на плотную теплоизоляцию в кабинах экипажа, внутри «Искоренителя» было жарко как в печке. Ле Гуин побоялся использовать кондиционер, решив экономить каждую каплю горючего. Матредес при свете красной электрической лампочки над головой внимательно изучал карты и говорил ему что-то. Ле Гуин уже надел наушники и теперь включил канал внутренней связи.

— Не расслышал, повтори еще раз.

— Еще сорок километров — и мы выходим на гористую местность… карстовую равнину. С нее начинается ущелье.

Ле Гуин кивнул. Ущелье и горный хребет по ту ее сторону представляли собой два других труднейших препятствия на пути колонны, которые необходимо преодолеть, чтобы оказаться в безопасности. Переход через пустыню был еще только началом. Но этот локальный успех все же оставлял им некоторую надежду. Сейчас должны были уже показаться какие-то замет ные ориентиры, местоположение которых можно было бы затем сверить по карте.

Ле Гуин распахнул люк и, взяв протянутый ему Матредесом электроскоп, высунулся из танка, готовясь осмотреть новый открывающийся горизонт.

«Линия смерти» шла в первой четверти отступающей колонны. Согласно одним непроверенным слухам, некоторые имперские части уже достигли горных перевалов Маканайтского хребта и, следовательно, стояли на пороге спасения. Согласно другим, быстрые штурмовые отряды Архенеми также достигли перевалов и теперь готовятся перерезать им путь.

Командир напряженно вглядывался в электроскоп, стараясь держаться ровно вопреки непрекращающейся дорожной тряске. В какую бы сторону он ни посмотрел — все было в мареве раскаленного воздуха и клубах песчаной пыли, которые своей полупрозрачной пеленой закрывали обзор дальних пределов. Но вот, кажется, что-то показалось далеко впереди. Неясная бледно-голубая линия на горизонте.

Что это? Горная гряда или оптическая иллюзия?

По воксу передали что-то, что Ле Гуин не вполне расслышал. Через мгновение ему уже не нужно было ничего повторять. Какие-то неуловимые тени, как молнии мелькнув над головами отступающих, устремились на север, а идущий сверху мощный звук дожигателей топлива заглушил на время рев танкового двигателя.

Две темно-красные фигуры в безоблачном небе, как две стрелы, скользнули вниз, к головным машинам колонны. Ле Гуин сначала увидел слепящие вспышки и фонтаны вздымаемого песка впереди и только потом услышал оглушительные раскаты взрывающихся боеприпасов. В километре от его танка что-то загорелось и испустило столб густого черного дыма, который на фоне чистого неба казался особенно отвратительным.

— Тревога! Тревога! — закричал Ле Гуин в вокс.

Башенные орудия «Линии» уже были подняты под предельно допустимым углом, но стрелять с такого расстояния означало лишь попусту растрачивать боеприпасы. Вдали он увидел прерывистые вспышки трассирующих ракет, выпущенных из «Гидр», идущих в первых рядах колонны.

Между тем появились еще две «летучие мыши», использовавшие длинный пылевой след, оставляемый конвоем, как удобный ориентир для захода на цель. Матредес принялся разворачивать башню танка, стараясь навести на них пушку, но Ле Гуин, глядя на это, лишь неодобрительно покачал головой. Армейский грузовик, всего тремя машинами впереди них, был поднят в воздух настоящим извержением пламени и опустился на землю уже в сопровождении дождя горящих обломков.

Они даже не увидели, с какой стороны пришел удар.

Машины, идущие впереди, в беспорядке съехали с дороги. Подбитый грузовик, весь охваченный пламенем, сейчас казался бесформенной массой покореженного металла. Обгорелые тела — одежду с некоторых сорвало взрывом — разбросало по песку вокруг.

Следующий грузовик с солдатами резко свернул в сторону, чтобы избежать столкновения с обломками, но тут же заехал колесом на обочину и крепко увяз. Взревел мотор, грузовик отчаянно рванулся, но бешено вращающиеся колеса только глубже закапывались в толщу песка. Пехотинцы с цепями и лопатами в руках гурьбой повыскакивали из его кузова.

— Стоп машина! Тащи трос! — заорал Ле Гуин Мат-редесу, который уже вылезал из танка вместе с Мерг-соном, одним из спонсонных стрелков. — Привязывай его! Привязывай! — прокричал он пехотинцам на земле, когда Матредес со стрелком достали из закрепленной на правом борту танка корзины мотки стального троса.

И им стоило поторопиться. Вражеские самолеты имели обыкновение сбрасывать большую часть бомбо вого запаса на головную часть колонны, чтобы замедлить ее продвижение, а затем, словно в издевку, на высоте бреющего полета возвращаться домой прямо над линией отступающего конвоя.

— Быстрее!

Впереди над колонной взвилась ракета класса «земля — воздух». За этим последовала беспорядочная пальба из пушек, трассирующих пулеметов и прочих видов стрелкового оружия. Какой-то идиот даже запустил ракету с ручной установки. Взмыв вверх, она произвела пользы не больше, чем осветительная среди бела дня. Но где же они? Где, черт их возьми…

Бу-ум! Один из них пролетел прямо над ними и, атаковав с нулевой высоты, почти перевернул танк мощной взрывной волной. Взрыв еще только прогремел в двух шагах от них, а вражеский самолет уже стремительно удалялся от места события. В пятистах метрах дорога была окутана дымом горящего фицелина после ураганного орудийного огня, который обрушился на автоколонну. Все новые языки пламени вырывались то здесь, то там. Оглушительный взрыв очень большой мощности — скорее всего, сдетониро-вал боекомплект снарядов в танке — раздался невдалеке.

— Быстрее, Матредес! — надрывался Ле Гуин.

Большинство рядовых пехотинцев попадали плашмя наземь, когда «летучая мышь» пролетала над ними, но подопечным Ле Гуина все же удалось закрепить трос на армейском грузовике.

— Потрави немного! Скажи ему, чтобы потравил трос! — крикнул Ле Гуин Матредесу, указывая на шофера грузовика, балбеса из Муниторума, который все еще пыхтел над осью колеса, тщетно стараясь выправить положение.

— Эмдин? — Ле Гуин связался с водителем по вок-су. — Как можно нежнее, один шаг назад. Никаких рывков — не то оторвешь ему кузов.

— Понял, капитан, — донесся из вокса голос Эмдина. — Пятнадцать сегов, не забывайте.

Пятнадцать сегов. Несмотря на тяжелую ситуацию, Ле Гуин не мог не рассмеяться. Танкистам «Пардуса» разрешалось за каждый год службы нашивать маленький сегмент ткани, стилизованный под трак танковой гусеницы, на воротник формы. Таким образом, Эмдин напомнил своему капитану, что он — ветеран с пятнадцатью годами примерной службы за плечами и не нуждается ни в чьих советах, как успешно отбуксировать грузовик «Карго-10».

У самого Ле Гуина было только тринадцать сегов.

Его смех умолк, когда он увидел еще одну «летучую мышь», стремительно приближающуюся на бреющем полете, багровую, как открытая рана. Было видно, как еще на подлете ослепительным огнем вспыхнули ее пулеметные гнезда. «Класс „Мучитель", — подумал Ле Гуин, — а может, „Адский коготь"». Да не все ли равно. Он разбирался в танках. Все самолеты были для него одинаковы. Да будь это хоть даже чертов эльф, решивший полетать над пустыней, эта тварь все равно нацелена на убийство.

Со скоростью и точностью конвейерного станка пулеметная очередь «летучей мыши» прошлась по автоколонне, разрывами пуль вздымая пыль выше человеческого роста. STeG — бронированная машина, перевозящая пыльную армейскую форму для энозианского ПСО, — треснув как яйцо, тут же завалилась набок, а передняя часть автоцистерны с драгоценными запасами воды была просто разнесена вдребезги.

Затем пули прошили пространство в непосредственной близости от танка Ле Гуина. С полудюжины пехотинцев, выскочивших из увязшего грузовика, скосило одним ударом; их тела были разбросаны, подняты на воздух, разорваны на части. Клубы мелкого песка и пыли окутали все вокруг. Ле Гуин потерял из виду Матредеса, но на его глазах был застрелен Мергсон, чье тело ниже пояса буквально испарилось, в одно мгновение превратившись в сгусток пылающих органических волокон.

— Нет! — вскричал Ле Гуин и пригнул голову, уходя под защиту башенной брони танка, в то время как по меньшей мере три пули со звоном отскочили от обшивки «Линии».

Шум моторов «летучей мыши» уже удалялся, но, до того как укрыться в башне танка, Ле Гуин краем глаза успел заметить второй самолет, строго следующий за первым. Вне себя от гнева, он схватил ручки сдвоенной орудийной установки, рывком привел в действие автозарядное устройство и тут же открыл бешеный огонь.

Танковая башня вздрогнула. Сквозь призматический прицел трудно было вообще что-либо увидеть — и уж точно не цель.

«Пустая растрата боеприпасов? Подождите, пока я промахнусь, — думал Ле Гуин, — вот тогда и скажете мне все это».

В небе над Маканайтским хребтом, 12.01

Полет длился уже около часа. Внизу — двадцать тысяч километров чистого неба вплоть до обледенелых горных вершин. Три десятых обычной облачности. Видимость отличная, более сорока.

Обтянутый ремнями летного снаряжения, вдыхая дозированную кислородную смесь через маску пилота, Вилтри из полумрака кабины своего «Мародера» вглядывался в то царство света, которое сегодня, казалось, простиралось на все небо. Впереди и чуть выше уверенно летел «Привет преисподней», оставляя за собой длинный, ровный, поражающий своей белизной след отработанного топлива. Солнечные лучи отражались, слепя глаза, от его отполированной до блеска посеребренной обшивки.

Ничто не нарушало безмятежной тишины, не считая монотонного постукивания четырех прямоточных реактивных двигателей «Г как Грета». Если верить ауспек-cv, сейчас в воздухе, кроме их стройной группы из шести самолетов, никого не было не менее чем на сто километров.

Вилтри щелкнул кнопкой своего интеркома:

— «Гравитация», проверка связи.

Это было еще одно прозвище «Г как Грета» — «Сила G Грета», «Гравитация Грета». Орсон как-то прозвал ее так, и с тех пор название прочно прилипло.

— Бомбометатель.

— Стрелок носового орудия.

— Стрелок хвостового орудия.

— Стрелок турели.

Лакомб, штурман Вилтри, осмотрелся со своего места и сделал знак «о'кей» пальцами правой руки, затянутой в летную перчатку.

— Долго еще? — спросил Вилтри у навигатора.

— Подлетаем к заданному ориентиру, сэр. Нам нужно будет поменять курс на десять градусов к востоку в ближайшие пять минут.

— Повтори еще раз, как он называется?

— Перевал Ираке. Полагаю, назван по имени одного местного высокогорного травоядного, которое…

— Спасибо, Лакомб. Сначала война — история потом.

— Так точно, сэр.

Вилтри переключил канал связи:

— Звено «Ореол», говорит ведущий «Ореола». Приготовьтесь по моей команде произвести поворот к востоку на десять градусов. Три, два, один… Поворот!

Солнце качнулось и изменило свое положение к горизонту — тактические бомбардировщики осуществили поворот. «Г как Грета», «Привет преисподней», «Трон Терры», «Мамзель Месть», «Отправь Их Обратно В Ад» и «Считай, Ты Труп». Исключая операции повышенной сложности, «Ореол» редко поднимал в воздух все две надцать своих стальных птиц на одно задание. Шесть было обычным числом самолетов в группе. И эта шестерка выбиралась по жребию. Жребий выпал на «Время вдов», но из-за проблемы с трубкой векторного двигателя он был исключен из списка. Его место заняла «Мамзель Месть». Это был самолет Кирклана из отряда «Ореол-2». Как заместитель командира, Вассимир Кирклан обычно вел на задание другую половину звена, в очередь с группой Вилтри. Для них было довольно необычно лететь вместе.

— Снижаемся на пять тысяч, — сказал Лакомб Вилтри.

— Звено, слушай, снижаемся на пять тысяч. Двигатель стал звучать по-иному, когда они резко ушли вниз. Теперь горные ледники казались ужасно близкими.

— Лакомб?

Острые глаза штурмана то и дело переключались с визуального наблюдения на данные ауспекса.

— Ищу заданную точку поворота. Пик Якоба. В наших кратких инструкциях говорится, что он находится у самого входа в ущелье.

Мучительно медленно протекла еще одна минута.

— Ну же, Лакомб!

— Вот он! Еще двенадцать километров — и затем снижение на цель. Сейчас нам нужно сбросить еще две тысячи метров высоты. Краткая инструкция предупреждает о сильном встречном ветре, как только мы войдем в ущелье.

Вилтри кивнул, медленно отворачивая от себя рычаг управления.

— Звено «Ореол», звено «Ореол». Заданный ориентир в двенадцати километрах. Затем снижение на цель. Пикируем группами по три. Примите во внимание встречный ветер.

— Говорит «Ореол Два». Ведущий «Ореола», вас понял, следую за вами.

Проводящий фотосъемку самолет-разведчик класса «Молния» из Тысяча двести шестьдесят седьмой бригады Космического Флота (разведка) уже пролетал по этому маршруту на рассвете и обнаружил на полпути вверх по перевалу скопление единиц имперской бронетехники и артиллерии, которые буквально по пятам преследовались тяжелыми механизированными частями Архенеми. Очевидно, днем раньше именно это место обнаружила местная эскадрилья незадолго до того, как была атакована авиацией противника, осуществляющей прикрытие своих сил с воздуха.

— Звено «Ореол», объявляю повышенную готовность, — передал Вилтри по воксу, а затем переключился на интерком: — Стрелки? Приготовиться открыть огонь. Смотреть внимательно: так, как если бы от этого зависела ваша жизнь. Тем более что это наверняка так и есть. Джадд?

Сдавленное хихиканье.

— Слушаю, капитан.

— Поцелуй за меня детей, бомбометатель. Еще один смешок.

— Я передам, что вы им пожелали спокойной ночи, сэр.

Сидя в бомбовом отсеке, находящемся под кабиной Вилтри, Джадд нежно зарядил боекомплект и затем, улегшись поудобнее на живот, приник к оптическому прицелу.

Изрезанный силуэт пика Якоба вырастал на их пути — одинокая отвесная скала с заснеженной вершиной. Вилтри теперь уже мог видеть открывающееся перед ними ущелье. Его сердце начало биться быстрее. Задание обещало быть не из легких.

— Звено «Ореол», звено «Ореол». Мы у цели. — Он пытался сохранить спокойствие в голосе. — Заходим заданный ориентир и пикируем друг за другом в последовательности присвоенных нам номеров. Да хранит нас Император!

Все самолеты тут же откликнулись, повторив его слова, будто заклинание.

Три… два… один…

Все шесть «Мародеров», выстроившись в линию, миновав горный пик, заложили резкий вираж и, ведомые «Гравитацией», устремились вниз, в ущелье, все время набирая скорость, но при этом сохраняя строй. Обещанный встречный ветер жестоко трепал их и порой заглушал шум моторов. Несколько мгновений стены каньона казались настолько близкими, что летчики с ужасом ожидали увидеть искры от их соприкосновения с кончиками крыльев. Но вот расщелина стала расширяться, и горный перевал постепенно пошел вниз. Замелькали картины заснеженных узких долин, как в гигантском колодце окруженных черными стенами скал с нависающими над ними шапками льда. Теперь ущелье расширилось уже более чем на пятьсот метров. Резким движением руки Вилтри добавил газу и довел и так пугающе низкую высоту «Гравитации» до умопомрачительных пятидесяти метров. Сидящий за штурвалом «Мамзель Мести», которая шла сразу за «Гравитацией», Кирклан ухмыльнулся. Сбросить высоту до пятидесяти метров на «Мародере», на скорости четыреста километров в час, когда вокруг тебя гранитные скалы каньона… Только у Оскара Вилтри могло хватить мужества пойти на такое.

Кирклан летал на «Мародерах» всего на год меньше Вилтри и последние шесть лет был его заместителем в «Ореоле». Он любил этого человека и пошел бы за ним куда угодно. По мнению Вассимира Кирклана, никто не умел так управляться с четырехмоторной реактивной птичкой, как это делал Вилтри. В его вождении было что-то спонтанное, природное — как будто он уже родился с этим. Когда Вилтри пропал без вести над Скальдом в 771-м и все считали его погибшим, Кирклан горевал не только о потере друга, но и о тех будущих поколениях пилотов Фантина, которые, как он думал, теперь уже никогда не увидят, как летал Вилтри, никогда не постигнут секретов его мастерства. То, что Кирклану было тогда доверено командовать боевыми вылетами, никоим образом не смягчило боль утраты. Хотя ему и пришлось вести авиабригаду в тот памятный рейд на Ауренберг, он знал, что Вилтри справился бы с этим лучше. Ну ладно, теперь, когда капитан снова в строю, все будет на четыре-А.

Киркланд прижал свою болтающуюся маску к лицу.

— Никак сбрасываешь скорость, а, Оск? — рассмеялся он в вокс.

— «Ореол Два»? Не расслышал, повторите еще раз.

— Ничего, ведущий «Ореола». Все нормально, продолжаем полет.

А в это время в сильно вибрирующей кабине ведущего «Ореола» сам командир Вилтри никак не мог унять дрожь. Суставы его пальцев побелели даже под стальным панцирем летных перчаток.

Вот оно. Тот самый момент. Это чертово Колесо Судьбы. Пришел час расплаты. Смерть. Смерть прямо сейчас. Смерть…

— Вижу цель! — раздался ликующий голос Джадда.

Они только что пронеслись над нестройными рядами имперской бронетехники и над двумя сотнями машин, скопившихся на небольшом плато горного перевала. Выше по ущелью мобильные батареи и тяжелая артиллерия Архенеми принялись обстреливать воздух из всех своих орудий.

Руки у Вилтри затряслись на рычаге управления.

— Я не могу… — начал он.

— Капитан? — не понял Лакомб, в недоумении обернувшись к нему.

Святой Трон! Просто сделай это. Да сделай же это немедленно! Вилтри встряхнулся и дико закричал в свой микрофон:

— Передние орудия, огонь! Огонь! Джадд! Всыпь им! Наксол — стрелок из носовой башни — тут же открыл огонь, сметая наземные позиции противника, и бы ло видно, как выброшенное из орудия пламя облизало всю носовую часть самолета.

— Груз отправлен! — доложил Джадд. «Гравитация» сразу же подскочила на несколько метров, как только ее фюзеляж и крылья избавились от лишней тяжести.

Сплошное море пламени внизу разлилось широкими волнами по каньону. Затем «Мамзель Месть» нанесла свой удар, затем «Привет преисподней»… Внизу разыгрался настоящий огненный шторм. Остальные самолеты группы быстрой чередой завершили начатое.

К тому времени «Г как Грета» на широком вираже уже выходила из ущелья, пролетая над удивительным по красоте горным ландшафтом. Вдавленные в свои кресла и летчицкое снаряжение из-за перегрузки в несколько G, все члены экипажа тем не менее не могли сдержать своего ликования.

На высоте пяти километров над горной грядой Вилтри выправил положение самолета и, переводя дух, на мгновение неподвижно согнулся над панелью приборов.

— Мы поджарили их! Мы поджарили этих ублюдков, как… — раздался пронзительный голос стрелка верхней турели Гейза.

— Молчать! Молчать! — взревел Вилтри. — Во имя Святого Трона, молчать! Всем поддерживать режим визуального наблюдения — или мы никогда не увидим нашей базы! Все меня слышали! Или мы никогда не увидим нашей чертовой базы!

Тэда. Южная ВВБ, 12.12

Сейчас на небе не было ничего, что могло бы представлять какой-то интерес для летчика, но офицер летного состава Вандер Марквол туда и не смотрел. Он смотрел и не мог насмотреться на свою стальную птицу.

«Громовая стрела I–XXI» стояла на тормозных башмаках в специальном бронированном укрытии на восточной стороне Южного аэродрома Тэды. Это был настоящий монстр: четырнадцать тонн собственного веса (и это с пустыми баками!) — грозная батарея носовых орудий и корпус, который, утолщаясь, переходил в устремленные вперед крылья вокруг выхлопных труб турбовентиляционных двигателей. Вытянутая назад кабина располагалась посредине, что придавало всей «Стреле» лучеобразную форму. Она была выкрашена в матово-серый цвет, с маркировками «Фантин XX» на хвостовой и носовой частях. Выставленные сопла двигателей сверкали медью.

Из одного из орудийных гнезд показалась голова Рэкли, главного механика Марквола.

— Будет как новый, я обещаю, — заявил он. Марквол усмехнулся. Подручные Рэкливс всего лишь докрашивали носовую часть стальной птицы. А точнее, вырисовывали стилизованного двуглавого орла, держащего изломанные молнии, с надписью «Двуглавый орел» внизу.

Вдруг Марквол почувствовал, что у него за спиной кто-то стоит. Он повернулся и оцепенел в изумлении.

Это был капитан Гюйс Геттеринг, один из Апостолов. Его белая замшевая куртка почти сверкала в ярком свете полуденного солнца.

— Сэр, я… — начал было Марквол.

Геттеринг с холодной невозмутимостью снял одну из своих бронированных перчаток и наотмашь ударил ею Марквола по лицу, да так сильно, что молодой человек потерял равновесие и упал на одно колено.

Ошеломленный, с ободранным лицом, Марквол растерянно поднял голову.

Гюйс Геттеринг уже шагал к стоянке своего самолета.

— За что… — задохнулся от возмущения Марквол, с помощью своих механиков поднимаясь с колена. — За что, черт его побери, он меня ударил?!

Тэда. Северная ВВБ, 12.26

Когда Дэрроу приехал обратно на свою родную базу, то был просто потрясен теми изменениями, которые успели произойти в его отсутствие.

База будто вымерла и теперь производила впечатление давно покинутого места. Он постоял несколько минут на залитой солнцем площадке для устройства торжественных мероприятий, окидывая взглядом поле главного аэродрома. Примерно в километре вдоль западной границы авиабазы он разглядел ряды каких-то больших, спрятанных под тентом машин. «Имперские птички, „Мародеры"», — подумал Дэрроу. Ему даже удалось рассмотреть, как суетятся команды механиков вокруг одного из этих тяжелых бомбардировщиков. К северу от него команды Муниторума демонтировали шесть из двенадцати реактивных установок, которые использовались при запуске «Волчат». Проявление активной деятельности, конечно, но все это далеко, на окраинах.

А вот комплекс зданий Командования Полетами и барачные постройки позади него казались совсем безлюдными и заброшенными. Дэрроу повернулся и, взойдя по парадной лестнице, оказался в прохладном полумраке главного холла. Сейчас пилот был одет в одолженный старый комбинезон, поскольку почти вся его одежда пришла в негодность после крушения. Ему удалось сохранить лишь свои летчицкие ботинки и тяжелую кожаную куртку, пусть и со здорово порванным рукавом. Дэрроу наотрез отказался отдать ее медикам, которые хотели ее выкинуть.

Они настояли, чтобы он остался на ночь в лазарете аэродрома Южной Тэды для всестороннего медицинского обследования, хотя каждому было ясно, что он в полном порядке, не считая нескольких царапин и ушибов. А на следующее утро, несмотря на нестерпимое желание убраться оттуда поскорее, его заставили заполнить бесконечные медицинские анкеты и протоколы касательно случившегося в воздухе инцидента. Только затем Дэрроу наконец выписали, и он поймал первый попавшийся транспорт, идущий на север.

Все, что он тогда хотел, — вернуться в строй, вернуться к повседневной рутине своей профессии и побыстрее забыть, оставить в прошлом этот ужасный вчерашний день.

Однако все вокруг, как нарочно, не давали ему возможности отвлечься. Медицинские анкеты, осмотры, протоколы об инциденте… Даже шофер транспорта, который подвозил его из Южной Тэды, и тот выглядел как злая усмешка судьбы. Все его лицо было обезображено розовыми рубцами от ожога.

В вестибюле никого не было. Никто из офицеров уже не пробегал, как прежде, с депешей по его начищенному паркету. Дэрроу прошел мимо свитков славы на стеллажах, один на каждую эскадрилью Содружества, включая и его Тридцать четвертую — Перехватчиков Общего Назначения, куда золотыми буквами были вписаны имена всех военных летчиков Энозиса. Затем он прошел мимо мрачного гололитического изображения бывшего главнокомандующего ВВС Тентиса Белкса. Вообще-то, существовал старый, освященный временем обычай, который предписывал всем пилотам отдавать честь портрету этого старца, когда они проходили мимо, но Дэрроу сегодня был определенно не в том настроении, чтобы следовать всем этим претенциозным формальностям.

Никого не было ни в комнате дежурного офицера, ни в приемной. Дэрроу спустился в зал распределения, но и там никого не встретил. Тем не менее в воздухе тут чувствовался сильный запах табачного дыма и переваренного кофеина, а на одном из маленьких столиков стояло большое блюдо с недоеденной дичью.

Дэрроу вернулся обратно в зал и пошел к помещению домовой церкви при авиабазе. На стене, рядом с двойными дверями в молельню, висела грифельная доска, на которой мелом были выписаны имена всех недавних погибших и пропавших без вести для их поминания на утренней службе. Он немного задержался у дверей, пробежав взглядом весь список. Погибшие курсанты из звена «Охота». Чертовски длинный список. За исключением пяти имен, это был полный список летчиков для переклички бригады.

Он открыл двери и заглянул внутрь. Там было тихо и очень темно, если не считать дальнего края помещения, освещенного разноцветными лучами, падающими из стрельчатого витражного окна. В помещении стоял терпкий запах вощеного дерева и паркетного лака, который заглушал нежное благоухание увядающих цветов из траурных букетов. Несколько человек сидели у самого амвона, на краю первого ряда. Так и не разглядев, кто это, Дэрроу, не желая никого тревожить, тихонько отступил обратно в холл.

Тут он впервые заметил какое-то печатное объявление, вывешенное на настенном стенде возле дверей комнаты дежурного офицера.

Предчувствуя недоброе, Дэрроу подошел, чтобы прочесть.

Неожиданно в дверях домовой церкви появился майор Хекель и сразу же направился в его сторону:

— Дэрроу!

— Что… Что это такое? — растерянно пробормотал тот.

Хекель почувствовал гневные нотки в голосе летчика-курсанта.

— Ты как? Только что приехал? Тебя выписали? У тебя все нормально?

— Что все это значит? — огрызнулся Дэрроу, указывая рукой на объявление.

Хекель побледнел, и его лицо перекосилось как от зубной боли. Казалось, он весь вжался в себя от такой внезапной вспышки раздражения своего пилота.

— Это значит, что дела приняли такой оборот, Дэрроу.

— Иде уже поставил свою подпись?

— Это как раз была его идея, он…

— Он сейчас здесь?

— Да, здесь.

— Я хочу повидаться с ним.

Хекель закусил нижнюю губу, но затем, подумав, кивнул:

— Пошли.

Майор провел его по главной лестнице, ведущей наверх, на этаж, отведенный под помещения Командования Полетами. Их тяжелые ботинки громко стучали по жесткому паркету коридора. Однако Хекелю, казалось, хотелось немного поговорить.

— Все получили один день отпуска, — рассказывал он почти весело. — А сегодня утром… Понимаешь, вчерашние события у всех нас выбили почву из-под ног.

А поскольку мы все равно должны были отдохнуть и к тому же освободить место для имперских частей, то… Ну, нам и показалось, что это будет наилучший выход, если главнокомандующий Иде выпишет краткосрочные увольнительные и…

Дэрроу почти его не слушал. Дверь в главную комнату Командования Полетами оказалась открытой настежь, и он видел, как незнакомый персонал в форме Имперского Космического Флота с удивлением оборачивался на них, когда они проходили мимо.

Они подошли к внешнему кабинету главнокомандующего, и Хекель предупредительно открыл дверь перед пилотом. Про себя Дэрроу отметил, как сильно у того дрожит рука. Просто удивительно, как сильно.

Внешний кабинет главнокомандующего был пуст. С рабочих столов все было убрано, и кипы недавно доставленных папок со знаком двуглавого орла на обложке лежали на истертом паркете посреди помещения. Хе-кель негромко постучал в дверь внутреннего кабинета. Что-то нечленораздельное донеслось ему в ответ.

Они вошли внутрь. Там было темно — хоть глаз выколи.

— Сэр… — начал Хекель.

— Что такое? О, тысяча извинений. Послышался щелчок, и стальные шторы на окнах открылись, позволив дневному свету проникнуть в помещение.

— Я иногда совсем забываю об этом, — сказал Иде.

При свете дня стала видна фигура главнокомандующего Гельвина Идса, сидящего за своим штабным столом, который располагался в нише кабинета, у самого окна. Стены помещения были сплошь увешаны голо-литами — групповыми парадными снимками эскадрильи, персональными портретами пилотов, изображениями «Циклонов» и «Волчат», веселых сцен на официальных торжествах, среди которых особенно выделялся совместный снимок Идса со старым Белксом. Потрепанный флаг Содружества, гордость эскадрильи, был установлен на самом видном и почетном месте — над камином.

Иде разбирал военные карты и планшеты с информацией, раскладывая их по ящикам стола. Ему было уже за шестьдесят. Это был невысокий, жилистый мужчина, чьи коротко остриженные седые волосы напоминали металлическую стружку, покрывающую голову. Маленькие круглые стекла черных очков плотно закрывали его глаза.

— Назовите себя, — произнес он, вопросительно подняв голову. — Это вы, Хекель, я не ошибся?

Хотя Иде уже девятнадцать лет как потерял зрение, он отказался от аугметической оптики. В ходе специальной операции ему вживили сенсорный контактный порт в кожу за левым ухом, так чтобы он мог подключать себя к системам слежения и «видеть» то, что показывают мониторы во время выполнения самолетами своих заданий. Но это была единственная компенсация, которую он получил за свое увечье. Сейчас сенсорный штекер был подключен к специальному декодеру на его столе, позволяя ему считывать информацию с планшетов, которые он раскладывал по ящикам.

— Это я, сэр, — отозвался Хекель. — И курсант летного сколама Дэрроу.

Оба летчика отдали честь со всеми необходимыми по уставу формальностями. Иде уже давно вообразил, что подчиненные по причине его слепоты, вероятно, не очень утруждают себя как следует отдавать честь при встрече с ним, и потому взял себе привычку спрашивать каждого своего посетителя: «Что, теперь так отдают честь?» Зная это, теперь каждый отдавал ему честь с гораздо большей щепетильностью, чем даже любому зрячему офицеру.

— Что, теперь так отдают честь? — спросил Иде, улыбаясь. — Располагайтесь поудобнее. Привет, Дэрроу. Уже выписался из госпиталя?

— Так точно, командир.

— Рад это слышать. В штабе хотят, чтобы я поскорее собирался и освобождал кабинет. Космический Флот. Наверное, нужно быть благодарным, что они пришли, но все это так угнетает…

Иде поднялся, отключил себя от декодера и вышел из-за стола. В руке он держал сенсорную трость с потертым серебряным набалдашником в виде энозианского герба, который тут же начинал вибрировать в его ладони, как только главнокомандующий приближался к какому-либо препятствию. Вряд ли это было нужно ему здесь, в его собственном кабинете, расположение предметов в котором он знал наизусть. Иде подошел к камину и прикоснулся рукой к краю старого флага.

Затем он указал рукой на несколько гололитических изображений, заботливо помещенных в рамку:

— Зима семьсот пятьдесят первого, торжественный обед по случаю приема гостей. Уэснер тогда особенно надрался. На снимке это видно, не правда ли? Его галстук здорово съехал на сторону. А это… Это Джейхан Ноквист. Стоит рядом со своим «Магогом» в окружении команды механиков. Старина Гризи Барвел — это его команда, Император да благословит их. Дальше… Это «Колибри», мой первый «Волчонок». Никчемная старая развалина. В семьсот сорок втором бросил меня в море Эзры, после того как внезапно загорелся. Полагаю, он до сих пор лежит там, на дне, обросший кораллами… — Иде повернулся к ним. — Я нигде не ошибся?

— Никак нет, командир, — ответил Хекель. — Все точно.

Иде кивнул:

— Я только потому все это помню, что точно знаю, где я их сам повесил.

Он снял со стены одно из изображений, взвесил его на руках и отнес к себе на стол. Потом оно отправилось в один из его ящиков.

— Не думаю, что я повешу их в своем новом кабинете, где бы он, в конце концов, ни оказался. Едва ли в этом есть хоть какой-то смысл. Я не смогу видеть их. Я хочу сказать, я не буду помнить, куда я каждое из них повесил. С тем же успехом я мог бы приколотить к стене пустые рамы. И все же я не могу не взять их с собой.

Иде умолк на мгновение, глубоко задумавшись. Затем темные стекла его очков вновь повернулись к пилотам.

— Как я понимаю, речь пойдет о вашем переназначении, Дэрроу.

— Так точно, сэр. Я разочарован, если не сказать больше…

— Не сомневаюсь, что это так, курсант. Будь я проклят, если это не так. Но я не изменю своего решения. С учетом вчерашних потерь, у нас едва ли теперь наберется достаточно «Волчат» в исправном состоянии, чтобы поднять в воздух хотя бы двадцать самолетов Тридцать четвертой бригады, и это когда несколько пилотов по очереди летают на одной машине. Мы собираемся сократить авиабригаду. Мы просто вынуждены это сделать. Раз нас переводят на другой аэродром, нам необходимо сократить численность пилотов. Кое-кто останется в строю… В основном из звеньев «Вектор» и «Добыча». Остальные до поры до времени будут находиться в запасе. Предпочтение отдается опытным летчикам, Дэрроу. Сожалею, но звено «Охота» было секцией курсантов. И — прости меня за прямоту, Хекель, — слишком уж мало что от «Охоты» осталось. Так что, Дэрроу, ты будешь переназначен на должность, связанную с выполнением важных обязанностей на земле, и, находясь в резерве, вероятно, отправишься обратно в Энотополис или на аэродром Зофоса.

— Так точно, сэр. — Зубы Дэрроу заскрежетали.

— Находиться в резерве не так уж плохо, Дэрроу, — добавил Иде. — Ты будешь загружен серьезной, достойной уважения работой. А если все сложится удачно, то уже в конце года снова будешь летать.

Дэрроу кивнул.

— Дэрроу?

— Так точно, сэр. Я… Я кивнул, сэр.

— Кивки для меня ничего не значат, пилот.

— Виноват. Прошу прощения, сэр.

Иде обошел стол и вновь сел в рабочее кресло.

— Знаешь что, Дэрроу, — сказал он, — давай-ка начистоту.

— Не понял, сэр.

— Скажи, что у тебя на сердце, сынок, и покончим с этим.

Дэрроу взглянул на Хекеля. Лицо майора, казалось, стало даже бледнее, чем прежде, и руки его заметно дрожали. Тем не менее он ободряюще взглянул на Дэрроу.

Дэрроу сделал глубокий вдох:

— Я понимаю, что я еще только четыре недели как принимаю участие в боевых вылетах. Я пока еще всего лишь курсант. Но вчера…

Он взглянул на Хекеля. Хекель нахмурился и покачал головой.

— Как бы то ни было, я считаю, что я могу летать, командир. Я хочу сказать, что я могу хорошо летать. Я, конечно, вряд ли теперь могу надеяться, и я терпеть не могу трезвонить о себе, но вчера я действительно почувствовал, что я… Короче, там была «летучая мышь» и…

— Так, Дэрроу. И что?

Дэрроу почувствовал, что выглядит глупо, начав этот разговор.

— Не важно, сэр.

Иде выпрямился в кресле и достал какой-то планшет с информацией из кипы бумаг слева. Он положил его перед собой.

— Твоя скромность делает тебе честь, курсант. Вот у меня на столе доклад Хекеля. Так… Как там это было названо? Блистательный, феерический полет, не правда ли, майор?

— Это всего лишь доклад, сэр, — смутился Хекель.

— Ты обстрелял «летучую мышь» и безнаказанно смылся. Прирожденный пилот, самородок. Майор не скупился на яркие эпитеты, расхваливая тебя. Вот дьявол, если бы мне только можно было увидеть воочию все то, что там о тебе написано… Я бы, наверное, рекомендовал тебя к награде.

— Вы действительно говорили все это? — пробормотал Дэрроу.

Хекель внимательно рассматривал что-то на паркете.

— Я доложил только о том, что видел сам, курсант.

— И отлично сделал, — похвалил Иде. Дэрроу растерянно заморгал:

— Сэр… Но если я заслужил такую похвалу… Если я показал, на что я способен… Зачем же меня отправлять в запас?

— Это мое решение, Дэрроу. Не обвиняй в этом Хекеля. Он рекомендовал перевести тебя в звено «Добыча», но есть одно маленькое обстоятельство…

— Не понял, сэр.

— Это было твое боевое крещение. Твой первый воздушный бой. Ты отлично справился, но с первыми сражениями всегда так — новички или погибают, что происходит чаще всего, или прыгают выше своей головы. Дальше почти всегда следует спад, удача отворачивается от них. Ты был великолепен в одном вылете на задание, Дэрроу, но одним вылетом нельзя сделать себе карьеры. По этой причине я и решил отправить тебя в запас.

— Но, командир…

— Удача, курсант. Я полагаю, вчера ты использовал весь свой запас удачи. То, что тебе было дано на всю жизнь, ты использовал в одной схватке. Если я оставлю тебя в боевом строю, ты погибнешь во время первого же вылета.

Дэрроу не знал, что сказать. Во рту у него пересохло, он растерянно моргал.

— Так мы покончили с этим вопросом? — спросил Иде.

— Так точно, сэр, — в один голос ответили оба летчика и вышли из кабинета.

Дэрроу хотелось побыстрее покинуть здание, но Хекель догнал его на лестнице.

— Я должен извиниться! — выпалил он.

Дэрроу обернулся.

— Бог-Император! Вам не нужно извиняться, сэр, — сказал курсант. — Только зря вы написали такой отчет.

— Я лишь написал, что видел, Дэрроу. Твой пилотаж был поистине фантас…

— Вы спасли мне жизнь, сэр. Если бы не та отчаянная стрельба… Я был уже на прицеле. Вы спасли мне жизнь.

Хекель остановился на лестнице, попав в яркий свет оконного проема.

— Я сделал все, что мог, — произнес он.

— Вы спасли мне жизнь. Я был уже на прицеле, — повторил Дэрроу.

— Но…

— Спасибо вам.

Курсант спустился по лестнице и вышел в главный холл. Направляясь к выходу, он вновь прошел мимо домовой церкви и только тут заметил затертую строку.

На грифельной доске, там, где был перечень погибших, уже приготовленный для поминания на богослужении, среди знакомых ему имен пилотов из звена «Охота», в самом низу списка, можно было разобрать имя, написанное мелом, но впоследствии стертое сухой тряпкой…

Его имя.

Тэда. Южная ВВБ, 13.01

Тяжелая кольчужная рукавица с грохотом упала на стол.

— Я одолжила ее на складе, — сказала Бри Джагди. — Так что или вы объяснитесь, или я буду вынуждена ударить вас ею по лицу.

Лидер авиабригады Этц Сикан некоторое время задумчиво смотрел на рукавицу. Его пальцы с наманикюренными ногтями выбили быструю дробь о край стола.

— Подождите, дайте подумать… — произнес он вкрадчиво.

Это был прекрасно сложенный, красивый мужчина с пленительной улыбкой и блестящими голубыми глазами. Его темные набриолиненные волосы были идеально уложены, что, наряду с неторопливой, расслабленной манерой общения, могло как очаровывать, так и раздражать. Он поднял взгляд на Джагди:

— Какая-то часть меня хочет, чтобы вы… Как вы это сказали? Ударили меня по лицу. Просто чтобы посмотреть на физиономию Орноффа, когда он начнет разбирать жалобы. Но я не думаю, что это нас куда-нибудь приведет. Кстати, почему бы вам не присесть?

Он широким жестом указал на кресло напротив его стола.

— Я лучше постою, — огрызнулась Джагди.

Сикан пожал плечами:

— Примерно в это время я обычно выпиваю стаканчик джолика. Не составите мне компанию?

— Я бы вас попросила… Нет, черт возьми, нет!

Сикан еще раз пожал плечами и встал из-за стола.

Он подошел к секретеру и налил себе в бокал очень небольшую дозу ликера.

— Вообще-то, я о вас слышал, — сказал он.

Джагди напряглась. Что, черт возьми, это значит?

Одна ее часть хотела тут же выплеснуть все, что было у нее на уме. «И я тоже слышала о вас, о вас обо всех… — хотелось ей сказать. — Обо всех Апостолах — лучших летчиках западного Космического Флота. О Квинте, асе из асов, Геттеринге, Сехре… И больше всего — о Сикане. О ведущем авиабригады Сикане, первом среди Апостолов, кто, однако, более известен не за фантастически большой счет сбитых самолетов, а за непревзойденные качества лидера и тактика воздушного боя. О Сикане, которого беззаветно любят его подчиненные и которого повсеместно считают героем Империума».

Но вместо этого она лишь закусила губу и переспросила:

— Обо мне?

— Не о вас лично, — уточнил Сикан.

На секунду он задумался о том, что уже сказал, и нахмурился:

— Трон! Я не имел в виду ничего для вас обидного. Я имел в виду гвардейцев Фантина. Ведь во всей Имперской Гвардии нет другого такого полка летчиков. Полагаю, это из-за особенностей природы вашего мира, не так ли?

— Да, это правда.

Сикан кивнул. Он поднял бокал и не спеша взболтнул его содержимое несколько раз.

— Все авиабригады напрямую подчиняются Командованию Имперского Космического Флота. Все — кроме вас. Это делает нас скорее союзниками, чем солдатами одной армии.

— Полагаю, что так.

Сикан улыбнулся:

— И у вас женщины-пилоты ценятся не меньше, чем мужчины. Женщин в Космическом Флоте совсем немного. Их появление — это довольно редкое…

— Удовольствие? — перебила его своим вопросом Джагди.

— Событие. Я собирался сказать «событие».

— На Фантине совсем нет пригодной для жизни земли, — решила пояснить Джагди. — У нас все учатся пилотированию — и мужчины и женщины. Нашу способность к полету называют прирожденной и исключительной.

— То же говорят и об Апостолах.

— Вам нет нужды расписывать ваши достоинства. Репутация Апостолов общеизвестна.

— Благодарю вас.

— Ну так… не хотите ли вы все-таки объяснить, почему ваш человек ударил моего пилота?

— Потому что он был рассержен.

— Рассержен? Рассержен?!

— Вы уверены, что не хотите присесть, командир?

— Черт возьми, да ответьте же наконец на вопрос!

— Дело в том, что машина капитана Гюйса Геттеринга, на чьем счету шестьдесят два сбитых самолета противника, носит название «Двуглавый орел». Он почувствовал себя оскорбленным из-за того, что ваш человек пожелал скопировать это название на свой собственный самолет.

— Это все?

— Что я еще могу сказать? — пожал плечами Сикан.

— Мой пилот сменит название своего самолета. Оскорбление было неумышленным. Со своей стороны, я настоятельно советую капитану Геттерингу принести все формальные, включая письменные, извинения офицеру авиации Маркволу. В этом случае инцидент может быть улажен без обращения к вышестоящему командованию.

— И к моему удовольствию, — заключил Сикан. Джагди повернулась и зашагала к двери.

— Командир! — позвал Сикан. Уже стоя в дверях, она обернулась.

— Мягкой посадки! — пожелал он на прощание.

В небе над долиной Лиды, 15.16

Их первый боевой вылет с самого начала складывался неблагоприятно. Погода, которая весь день обещала быть ясной и безоблачной, к моменту старта вдруг как-то сразу испортилась. Подняв свои машины на высоту десять тысяч метров и взяв курс на горную цепь, они были вынуждены лететь при отвратительной облачности в восемь десятых и даже еще более отвратительном боковом ветре, следуя вдоль широкой долины реки Лида.

Обычно идеально управляемая «Громовая стрела», серийный номер Ноль-Два, на этот раз летела неровно и не сразу слушалась Джагди. «Наверное, слишком долго находилась в трюме космического перевозчика», — подумала она. Преданные своему делу команды технического обслуживания делали все от них зависящее, чтобы поддержать все системы самолета в оптимальном состоянии, но ничто не заменит регулярных вылетов, а если не считать незначительного перелета с космодрома до Южной ВАБ Тэды, то за последние три с половиной месяца ни одна «Громовая стрела» из звена «Умбра» ни разу не поднималась в воздух.

«Но, возможно, все дело во мне самой», — не могла не думать Джагди. Самолеты серии Ноль-Два далеко не единственные машины, которые простаивали три с половиной месяца. Джагди чувствовала себя неловко, если не сказать — глупо. На старте ей не удалось даже как следует оторваться от земли. На космическом транспорте у них, конечно, были специальные тренажеры, где они регулярными упражнениями поддерживали быстроту реакции и другие летные навыки, но имитация остается имитацией, будь то ежедневное профилактическое включение турбовентиляционных двигателей самолета по утрам или физические упражнения на тренажере.

Мягкой посадки! Пожелание Сикана, вероятно сказанное от чистого сердца, теперь казалось злобной насмешкой.

Они летели в группах по четыре машины. В ее команде были Ван Тул, Эспир и Марквол. Бланшер возглавлял вторую четверку, шедшую следом, примерно в сорока километрах позади них, а третья, под командованием Асче, в это время осуществляла широкоохватный патрульный пролет над побережьем. Существенным моментом операции являлось то, что звено «Умбра» было разбито на три независимые группы перехватчиков, что считалось оптимальным для воздушного преследования самолетов противника или выполнения каких-либо других боевых задач истребителей. Если бы более трех-четырех «Громовых стрел» попробовали работать на одной высоте, то они неизбежно начали бы мешать друг другу.

Как бы то ни было, это ведь еще не боевое преследование. Это, скорее, пробный полет, генеральная репетиция, дающая пилотам возможность почувствовать свою машину, наладить взаимодействие между собой… Звено «Умбра» в прошлом летало на самолетах класса «Молния», но после освобождения Фантина они пересели на более тяжелые «Громовые стрелы», которые явно пришлись им по душе в воздушных боях за небо Малого Урдеша. Иногда, правда, Джагди казалось, что ее новому самолету не хватает легкости «Молнии III–IX», ее захватывающих дух взлетов и пике, ее изящных, стремительных виражей… «Громовая стрела» была почти вдвое тяжелее, и на небольших скоростях, особенно когда требовалось быстро набрать высоту, у многих создавалось впечатление, что мощности ее двигателей едва хватает, чтобы поднять такой массивный бронированный корпус. Однако это была не только тяжелая, но и на редкость сильная машина, способная обрушить на врага такую огневую мощь, что самолет класса «Молния», оказавшись в зоне досягаемости ее пушек, имел не больше шансов на выживание, чем мотылек. Она также отличалась длинными опорами и множеством орудийных гнезд в носовой части. Если «Молнию» можно было назвать игривой кошкой, нападающей из засады, то «Громовая стрела» была настоящим саблезубым тигром. Бланшер сказал однажды, что пилот летает на «Молнии», желая получить удовольствие от полета, а на «Громовой стреле» — ради удовольствия от убийства. Что-то подобное чувствовала и Джагди. Как бы то ни было, она просто обожала свою «Стрелу». За ее мощь, за тот ужас, который она внушала врагам, за надежность в управлении.

Но не в такие дни, как сегодня. Левый турбовентиляционный двигатель совершенно очевидно работал с перебоями. На дисплее систем контроля не было никакой информации относительно этого, но Джагди не могла не почувствовать: что-то неладное стало происходить с ритмом работы моторов.

Она проверила запасы горючего. Они были израсходованы примерно на треть, и не возникало никакой нужды использовать запасные баки. Джагди включила вокс.

— Ведущий «Умбры Четыре-Один» вызывает ведомых. Проверка связи.

— Говорит «Умбра Три», у меня все на четыре-А.

Ну конечно. У Ван Тула всегда все на четыре-А.

— Говорит «Умбра Пять», у меня все будет в порядке, как только вспомню, как работают приборы.

— Вас поняла, Пятый, — чувство знакомое, — отозвалась Джагди.

— Говорит «Умбра Восемь», все отлично.

В голосе Марквола все еще звучала обида. Этот идиотский случай с Геттерингом выбил его из колеи. Последнее дело для новичка — отправляться на свой первый боевой вылет с таким настроением. Перед стартом он пробовал шутить, говоря, что теперь его «Стрела» называется «Пятно», потому что у Рэкли хватило времени только на то, чтобы стереть свои художества с ее носовой части при помощи антикоррозийной жидкости. Но Джагди-то знала, как глубоко он был оскорблен.

— Звено, мы меняем порядок самолетов в строю, — сказала она. — Восьмой, вы переходите на ведущую позицию, Пятый и Третий меняются местами, а я временно становлюсь «подвеской».

Все пилоты подтвердили получение приказа командира. Это маленькое упражнение на маневрирование должно было, по замыслу Джагди, способствовать раскрепощению пилотов, а то, что Марквол с формальной точки зрения теперь оказывался на позиции ведущего, несомненно, могло придать ему больше уверенности в собственных силах.

— Итак, по моему сигналу… Три, два, один… Выполняем!

Боевые группы из четырех перехватчиков, как правило летали в развернутом строю, когда одна машина держалась впереди, две другие — справа и слева — чуть сзади, а четвертая, или «подвеска», могла следовать как за одним, так и за другим фланговым самолетом, формируя вместе с ними асимметричную литеру «V». Это был превосходный строй, при котором каждого летчика прикрывал с тыла его товарищ, так как «подвеска» в случае необходимости могла легко перемещаться с фланга на фланг. До сих пор самолет Джагди всегда шел на позиции ведущего, тогда как Ван Тул и Эспир занимали соответственно места слева и справа, с Маркволом в роли «подвески», прикрывающим «Умбру Пять» Эспира.

По ее сигналу они приступили к задуманной перетасовке. Джагди убавила газ и сразу стала плавно отходить назад, выходя из угла литеры «V». Ван Тул ушел вверх и к центру под углом три шестьдесят, и одновременно с ним Эспир совершил тот же маневр, но только в его сторону и вниз, так что фланговые самолеты вскоре поменялись местами. Марквол же скользнул вниз и, набрав дополнительную скорость, пролетел под воображаемой литерой «V», после чего, заняв уже положение ведущего, сбавил скорость до прежней величины и направил свой самолет слегка вверх, чтобы оказаться во главе группы. Оба фланговых самолета, скорректировав скорость, пристроились за ним на пять и на семь часов, в то время как Джагди, еще раз убавив газ — на этот раз совсем чуть-чуть, — оказалась на хвосте «Умбры Пять» Эспира.

Как по учебнику. Первый раз за сегодняшний день все прошло хорошо.

— Неплохая работа, звено. Все проделано очень гладко. Сохраняем этот строй следующие пять минут. Густые облака под ними стали постепенно рассеиваться. Приборы показывали, что облачность здесь уже не превышает шести десятых, и темные пятна пахотных земель долины Лиды, а вскоре за ними и все пестрые заплаты из засеянных полей, ирригационных систем, гидропонных плотов начали медленно проявляться сквозь туман далеко внизу.

— Вызываю ведущего «Умбры». — Это был Ван Тул.

— Говорите, Третий.

— Проверьте свой ауспекс. Я зафиксировал восемь или девять объектов. Ниже нас, на высоте двадцать тысяч метров. Приближаются с юга, видимо возвращаются.

Да, никаких сомнений. На мониторе Джагди появилось семь мигающих точек, движущихся в северо-восточном направлении, примерно на три тысячи метров ниже их. Не восемь и не девять, но, возможно, они приняли меры, чтобы скрыть свой отход.

— Ведущий «Умбры Четыре-Один» вызывает Командование Полетами. Командование Полетами, подтвердите получение вызова.

— Ведущий «Умбры Четыре-Один», ваш вызов принят.

— Говорит ведущий «Умбры Четыре-Один», кто-нибудь еще может находиться сейчас в воздухе?

— Очень многие, но не в вашем районе.

— Вас поняла, Командование Полетами. Сейчас мы это проверим.

Джагди подвинулась на сиденье и слегка отвернула рычажок подачи кислорода, сделав воздушную смесь более насыщенной.

— Ведущий вызывает звено. Я собираюсь выяснить ситуацию.

Это считалось обязанностью «подвески» — в случае необходимости выйти из общей группы, чтобы совершить разведывательный облет широкого охвата.

— Держите строй и поверните на три градуса к югу. Сейчас уже не было времени для обратной перетасовки, и это значило, что Марквол остается на позиции ведущего. Было ли это удачной идеей? Уже нет времени даже думать об этом.

— «Умбра Восемь», вы остаетесь за ведущего. Будьте готовы пикировать, если мне понадобится ваша помощь.

— Вас понял, ведущий. Будет сделано!

Ну наконец! В голосе парня послышался азарт. Это ему не помешает. Кроме того, рядом всегда Ван Тул, опытный и надежный, а Эспир так просто прирожденный фланговый пилот.

Джагди слегка пихнула в сторону рычаг дожигателя топлива и, заложив широкий вираж вниз и влево, не обращая при этом внимания на мягкое давление небольшой перегрузки, вывела свой самолет из группы, которая теперь уже стала представлять собой V-образное трио. Долгое пике придало дополнительную мощь крыльям ее машины, и ко времени, когда она стала приближаться к своей цели, стрелка спидометра уже коснулась отметки две тысячи километров в час. Вполне приемлемая скорость, чтобы изящно отклониться от опасного сближения, если это дружественные самолеты, и вполне достаточная, чтобы пойти наперехват, если это враги.

Пять километров до сближения…

Четыре…

Небо неожиданно стало очень ясным — судя по приборам, не более четырех десятых облачности, — и впервые, вместе с протянувшейся под ней обширной зеленой долиной реки Лида, Джагди смогла увидеть далеко вдали подернутую дымкой гряду Маканайтских гор.

Три километра… А вот и они. Все еще ниже ее, но приближаются с пугающей быстротой. Неудивительно, ведь они летят ей навстречу и их скорости складываются. Девять машин. Держатся вместе, хотя строем это не назовешь.

С расстояния два километра она определила их тип. «Циклоны». Звено «Циклонов» энозианских ПСО.

Двойные турбовентиляционные двигатели на дельтовидных крыльях, окрашенные в блестящий металлический цвет, гнали самолеты на север, по-видимому, на пределе своих возможностей.

Какого черта они делают здесь? Они что, бегут?

Инстинкт летчика заставил Джагди нажатием кнопки убрать красные заслонки безопасности с ее главных пушек.

— Нарушители «Циклоны», нарушители «Циклоны», говорит ведущий «Умбры Четыре-Один»… — начала она говорить в вокс, но тут же остановилась.

Один из замыкающих группу «Циклонов» внезапно задрожал и взорвался. Сразу после короткой огненной вспышки в виде ослепительного шара, по которой можно было понять, что воспламенились огромные запасы горючего, из эпицентра вырвалось несколько вихреобразных клубов белого дыма, причудливо извивающихся и постепенно рассеивающихся на фоне безоблачного неба. В то же время пылающие обломки самолета стремительно полетели вниз, чтобы усеять собой просторные поля долины.

Что-то неуловимое малинового цвета и изогнутой формы на бешеной скорости пронеслось мимо. Прежде чем Джагди сообразила, что это, оно уже стремительно взмыло вверх и вышло из зоны видимости.

— «Летучие мыши»! «Летучие мыши»! — закричала она в вокс.

Морская набережная Тэды, 15.20

Они хотели отпраздновать. Понятное дело — первый боевой вылет на новом театре военных действий, к тому же успешный… Но у Вилтри сейчас было совсем другое настроение. Обратная дорога на базу потребовала от него слишком большого нервного напряжения. Последние полчаса полета, когда горючее было на исходе, все бомбы сброшены, а боеприпасов почти не осталось, их группа находилась в крайне уязвимом положении. Хотя командование и уверяло его, что вражеская авиация не в состоянии достичь побережья и прилегающих к аэродрому районов, весь последний отрезок пути Вилтри был сильно взвинчен: ладони вспотели так, что летные перчатки можно было выжимать (он обнаружил это уже на земле).

Даже когда в поле зрения появилась авиабаза Северного сектора и бомбардировщики, взяв за ориентир сигнальные огни аэродрома, уже пошли на посадку, он все равно никак не мог отделаться от непонятной уверенности, что им грозит какая-то смертельная опасность, что что-то ужасное может возникнуть в любой момент из ниоткуда и тут же всех их уничтожить.

Аэродром. Внешний периметр. Повсюду синие флаги. Двигатели работают в минимум своих мощностей, а скорость огромного корпуса «Греты» уже почти достигла точки полного торможения.

В этот переходный момент, чтобы его «Мародер» сохранил равновесие, Вилтри повернул сопла векторных двигателей, переводя самолет из горизонтального в вертикальный режим полета. Теперь только пару раз слегка надавить на газ — небольшой подъем, зависание, снова вниз, касание! Все. Цел и невредим.

Остальные самолеты звена «Ореол» уверенно приземлились вокруг.

Вилтри знал, что Джадд и другие парни уже приглядели себе таверну близ пансиона, где их расквартировали. Шумной ватагой они повылезали из бомбардировщика, сбрасывая снаряжение на бетонную площадку и приветствуя успешное приземление дикими воплями и хлопками.

— Я подойду попозже, — сказал им Вилтри, — мне еще нужно написать отчет.

Пройдя в душевые за комнатой распределения, он сбросил одежду и принял самый долгий в истории Империума душ, безмолвно простояв в воняющей камнебетоном кабинке под чуть теплой струей воды. Затем он переоделся в запасной комплект формы, которую, несмотря ни на что, не забыл положить перед вылетом в вещевой мешок. Когда он надевал бежевую кожаную куртку, то отметил, что руки у него все еще дрожат.

Его команда уже уехала. После недолгих поисков Вилтри поймал транспорт, который шел в центр города, чтобы подобрать там команду космических ВВС. Он высадился на углу, там, где дорога, ведущая к старому храму, выходила на рынок, который обычно занимали торговцы свежей рыбой.

Вокруг не было ни души. Немного подумав, Вилтри пошел на север — в сторону побережья и подальше от темных, мощенных досками улиц. Ветер уже доносил до него йодистый запах моря.

В данную минуту у него были весьма смутные представления, где он находится и как пройти к зданию пансиона. Ничего, всегда найдется кто-нибудь, кто подскажет, если уж действительно будет необходимо.

Когда Вилтри вышел к пирсам, это оказалось для него полной неожиданностью. Он лишь свернул за угол какой-то тесной, изобилующей, казалось, никогда не просыхающими лужами улицы, как тут же оказался на ярко освещенном, открытом всем ветрам приморском бульваре. Прямо перед ним — по ту сторону чугунной балюстрады, железобетонной дамбы и узкой полоски серой гальки — раскинулось бескрайнее море. Вокруг, насколько хватало глаз, никого не было. Лишь тяжелый грузовик прогрохотал мимо. Вилтри перешел широкую дорогу и подошел к самой балюстраде. Вид моря не мог не поразить его. На Фантине не было морей — жидких морей, во всяком случае. Между тем небо уже пожелтело и солнце все быстрее соскальзывало вниз, в неторопливую предвечернюю часть дня. Бескрайнее скопление воды вдруг показалось ему гигантским живым существом, которое в вялом ритме лениво перекатывает складки своего аморфного тела и с шипением трется ими о прибрежный песок. Только у самого берега волны немного поднимались и начинали пениться, но уже чуть дальше необозримая морская гладь принимала ровную изогнутую форму вздымающейся поверхности расплавленного металла, сохраняя такое состояние до почти не различимой глазом линии горизонта. Это немного напомнило Вилтри планету Скальд.

Прямо от морской набережной в сторону моря выступало три длинных пирса, каждый из которых был оснащен узорчатыми коваными стояками и перилами, выкрашенными в белый цвет. Несмотря на то что в этот день Вилтри был порядком измотан, он сообразил, что когда-то это были общие для всех горожан места развлечений. Вдоль набережной стояли шеренги магазинов с опущенными ставнями, закрытые залы для танцев, на стенах которых висели полустертые, порванные ветром афиши с приглашениями на еженедельные танцевальные вечера и прочие праздничные мероприятия. Неожиданно Вилтри полностью захватила идея пройти по ведущему в никуда металлодеревянному мосту, в то время как незнакомая ему морская стихия будет грозно колебаться под ним.

Вилтри пришлось немного пройтись по набережной, пока он не подошел к арке входа на ближайший пирс. Большая грифельная доска была приставлена к решетчатым воротам. Мелом на ней было жирно написано: «Дворец изысканных закусок. Сервировка стола. Живописные морские виды».

Что ж, это ему подойдет. Это, пожалуй, то, что нужно.

Он осторожно ступил под узорчатые своды кованой арки и затем проследовал по пирсу дальше. Теперь шум моря стал намного громче, а между досками настила можно было видеть, как прямо под его ногами колышутся волны. Это вызывало легкое головокружение и даже волнение, помогая заглушить тот постоянный страх, который Вилтри носил в своем сердце.

Кафе располагалось на самом конце пирса. Все остальные постройки были закрыты и находились в совсем запущенном состоянии.

Еще на подходе Вилтри почувствовал запах кофеина и сахарных леденцов. Никогда еще в жизни он не находился так далеко от твердой земли, никогда еще ему не доводилось вот так прогуливаться над океанской гладью.

Зал кафе оказался огромным, что, возможно, являлось свидетельством широкой популярности этого заведения в недавнем прошлом, когда в поисках развлечений толпы горожан заполняли морскую набережную Тэды и заходили сюда, привлеченные живописными морскими видами и изысканной кухней. Широкие зарешеченные окна кафе выходили на все стороны, хорошо освещая столики, расставленные кругами по всему залу. Некоторые из них занимали пожилые мужчины и женщины, видимо не в первый раз зашедшие сюда перекусить. Чуть в стороне от них сидели двое рядовых Содружества, которые выглядели крайне уставшими и измотанными. Из кухни, где готовилась пища, доносились звуки великолепного тресианского вальса.

Вилтри занял столик недалеко от окна, чтобы лишний раз иметь возможность полюбоваться морским видом.

— Что будете заказывать?

Он поднял голову. Девушка в платье в синюю полоску и белом переднике появилась словно из ниоткуда. Он поспешно раскрыл лежащее на столе меню:

— Э… Кувшин кофеина, пожалуйста.

— Желаете что-нибудь закусить?

Вилтри все еще внимательно изучал предложенное меню. Только очень немногие наименования блюд говорили ему о чем-то.

— Копченый окорок с…

— Окорока нет, к сожалению, — сказала девушка. — Также нет блюд с жареной птицей.

— Но я здорово проголодался, — пожаловался Вилтри, который сам только что это осознал.

— Можем вам предложить хороший лорикс. С хлебом.

— Что ж, значит, сегодня у меня будет такой обед.

Девушка исчезла. Он вновь взглянул на море — огромное, подвижное, цвета стали. Раньше только небо ему доводилось видеть таким. Между тем погода начала меняться.

Официантка вернулась с подносом. Она поставила на столик пилота кувшин с кофеином, маленькую чашечку, сахарницу, блюдо с нарезанными ломтиками хлеба, а также тарелку с чем-то непонятным. Как только она отошла, Вилтри налил немного кофеина и исследовал незнакомое блюдо. Оно вкусно пахло и выглядело довольно сносно, хотя он и не мог с уверенностью сказать, что же это такое и как это полагается есть. Вилтри попробовал кусочек, но нашел такую пищу немного соленой и слишком тяжелой на его вкус. Все же он съел немного, но затем отставил тарелку. Он решил, что местный хлеб, который оказался вполне съедобным, заменит ему основное блюдо.

— Там, за шестнадцатым, клевый парень, — сообщила Летрис. — Думаю, из другого мира.

Бека взглянула в указанную сторону и перестала вытирать прилавок.

— Я обслужу его. Ты ведь уже идешь, не так ли?

— У меня свидание, — нахально улыбнулась Летрис — Шикарный летчик из ПСО. Его зовут Эдри. Довольно симпатичный.

— Желаю весело провести время. Смотри не делай ничего такого, чего я бы не делала на твоем месте.

— Ну уж нет, спасибо. В этом случае мне не останется ничего интересного, — хихикнула Летрис и стала развязывать свой передник.

Бека протерла несколько столиков, прежде чем подошла к тому, что стоял у окна.

Да, это был он. Тот самый печальный, прилетевший из другого мира незнакомец, которого она днем раньше уже видела в храме. Который еще разговаривал сам с собой.

Она подумала, что хорошо бы, чтобы сейчас он был в уравновешенном состоянии. Ведь ее дневная смена уже подходила к концу, и это давало ей возможность хотя бы часок поспать до начала ночной.

— У вас все в порядке, сэр? — спросила она.

— Да-да. Все замечательно, — ответил Вилтри, не поднимая взгляда.

Трон Земли! Какое же несчастное выражение лица!

— Вам не понравился лорикс? Не привыкли к такой еде? — поинтересовалась Бека, забирая на поднос та релку с недоеденным блюдом.

Он поднял голову и, немного смутившись, ответил:

— Э… Да нет, я уверен, что блюдо было великолепно, но… Это ведь была рыба, не правда ли?

— Краб.

Вилтри кивнул:

— Дело в том, что, боюсь, я… Я никогда прежде не ел рыбы. Или крабов, какими бы они ни были. Это немного… Немного неожиданный вкус.

— Вы никогда раньше не ели рыбы?

— Я… Я имел в виду, что мой мир… Там, понимаете ли, совсем нет морей…

— О! Так вы, должно быть, так ничего и не ели!

— Нет-нет, спасибо. Я поел хлеба, так что теперь я сыт.

— Что ж, хорошо, — согласилась Бека, убирая все со столика.

Вилтри все еще продолжал сидеть в кафе, завороженно глядя на море, когда смена Беки закончилась и на ночное дежурство пришла Полля, чтобы сменить свою напарницу. Солнце к тому времени зашло, и цвет моря изменился. Вода в нем стала черной, как авиационное топливо.

Вилтри заказал еще одну чашку кофеина и стал медленно потягивать его, не отрывая взгляда от монотонной череды волн, мерно накатывающих на берег, чтобы там разбиться о гальку.

В небе над долиной Лиды, 15.29

Раздались залпы зенитных орудий, и Джагди, развернув свою «Громовую стрелу», которая вся дрожала от работающих на полную мощь двигателей, тут же устремилась на место сражения. Шесть малиновых и розово-лимонных «летучих мышей» класса «Саранча» — класса, к которому принадлежали самые легкие и маневренные из всех вектор-реактивных самолетов Архенеми, — атаковали с тыла группу «Циклонов», отчаянно пытающихся уйти от преследования.

Их судьба была предрешена. Она увидела, как слева от нее взорвался еще один «Циклон», а другой резко ушел куда-то влево и теперь, оставляя за собой след черного дыма, выписывал в небе широкую дугу, которая неизбежно должна была закончиться на земле.

Две «Саранчи» пронеслись прямо под самолетом Джагди, но третья сбросила скорость и заложила вираж, готовясь атаковать очередной «Циклон». Тут она попала в перекрестье, прицела Джагди, и система наведения мгновенно отреагировала короткими позывными.

Большой палец Джагди автоматически нажал на пусковую кнопку зенитного орудия.

Истребитель серии Ноль-Два даже дал крен, когда сдвоенные лазерные пушки на его носовой части изрыгнули пучок смертоносных молний.

Сверкающие снопы зигзагообразных острых лучей вылетели из орудийных гнезд боевой машины и, пронзая пространство, устремились вниз к «летучей мыши». Пораженный вражеский самолет развернуло в воздухе и отнесло в сторону, после чего он начал испускать клубы белого дыма, все более удаляясь по пологой траектории от места сражения и все быстрее и быстрее теряя при этом высоту.

— Начало положено, — усмехнулась в летную маску Джагди. — Лидер Четыре-Один вызывает звено. Я вступила в бой. Повторяю: я вступила в бой.

Краем уха она услышала ответ Марквола, но смысл его не дошел, так как в голове помутилось от тех многократных перегрузок, которые возникли, когда ей пришлось буквально положить на спину свой самолет и дополнительно включить сопла вертикального взлета, чтобы круто развернуться и уйти в сторону от приближающейся «Саранчи». Вражескую машину удалось рассмотреть только мельком: мерцающий блеск орудийных гнезд, розово-лимонные пятна изогнутых крыльев…

Вывернув до предела рычаг подачи газа, Джагди устремила свой самолет, слегка задравший носовую часть, в самую гущу сражения и увидела, как два «Циклона» с грохотом проносятся мимо, а преследующая их «Саранча», готовясь к атаке, уже закладывает вираж. Не прошло и секунды, как все это промелькнуло мимо нее.

Ни один из самолетов звена «Умбра» не был оснащен на этот вылет дополнительным ракетным вооружением — не было ни самонаводящихся ракет, ни ракет класса «воздух — воздух». Джагди приходилось полностью полагаться на точную, прицельную стрельбу из своих орудий.

Она бросила самолет вниз и рванула вправо руль управления, ловко развернув таким образом тяжелую машину. Горизонт бешено завертелся перед ее глазами. Один из «Циклонов» прошел прямо под ней, время от времени оставляя за собой след бурого дыма. Пикирующая на цель «Саранча» уже исчезла из виду, но появилась другая, кроваво-алая, которая, без сомнения, взяла курс на терпящую бедствие энозианскую машину.

Джагди направила свой визжащий турбовинтовыми моторами самолет в очередное глубокое пике, так что перегрузка буквально вдавила летную маску ей в лицо. В глазах у пилота помутилось, но все же она успела заметить, что на мгновение красная «Саранча» попала в перекрестье прицела. Включив дополнительные реактивные двигатели, вражеский самолет тотчас рванулся в сторону, вильнув вбок вопреки законам баллистики, но Джагди, повинуясь своему безошибочному чутью летчика, поступила так же и тем самым свела на нет его маневр. Она бы и сама не смогла объяснить свои действия, но решение оказалось абсолютно верным: «Саранча» ушла в ту же сторону, что и «Громовая стрела».

Джагди ударила из всех своих лазерных пушек и, кажется, куда-то попала, потому что за вражеской машиной потянулся хвост из черного дыма и металлических кусков обшивки крыльев. Затем «Саранча» исчезла из поля ее зрения, но когда пилот заложила очередной вираж, то увидела, как красный самолет уходит на восток. Был ли он серьезно подбит или просто бежал? Кто знает? Старое проверенное правило истребителей: не привязывайся к одной цели!

Джагди снова развернула «Громовую стрелу» и направила ее немного вверх, таким образом проскользнув меж двух несущихся на север «Циклонов». Послышались позывные ауспекса. Кто-то поймал ее в прицел. Джагди заложила крутой вираж, оглядываясь через плечо и нервно озираясь по сторонам. Где он, черт возьми?

Выстрел лазерной пушки прожег небо слева, здорово тряхнув ее машину. Неожиданно на левом крыле появились дымящиеся полосы. Джагди опять заложила вираж и развернула самолет. Она все еще в чьем-то прицеле. На этот раз выстрелы прошили пространство справа. Она накренила крыло и, бросив машину в крутой вираж и не сбавляя скорости, открыла сопла реактивного двигателя, так что у нее получилось два поворота подряд. «Саранча», которая все это время держалась сзади, по инерции пролетела мимо. Пилот успела заметить множество знаков воздушных побед, отмеченных белой краской под нижней панелью кабины вражеского самолета.

Марквол, который находился тремя тысячами метров выше и производил разворот всей группы, в это время, положив свой самолет на левое крыло, уже напряженно вглядывался вниз, стараясь рассмотреть сквозь пелену облаков те невероятные спирали, которые выписывали сражающиеся машины. Ван Тул и Эспир, не нарушая боевого порядка, следовали за ним.

— Пикируем и сразу стреляем, — дал последние указания Марквол.

Бог-Император, он ведь всю жизнь мечтал произнести эти слова в настоящем сражении.

— Следуем за вами, Восьмой, — спокойно отозвался Ван Тул.

— Только скажи когда, — добавил Эспир.

— По моему сигналу… Три, два… Сигнал!

Все три «Стрелы» разом скользнули вниз, набирая скорость по мере снижения. Классическое пикирование перехватчиков. Марквол увидел самолет Джагди и две «летучие мыши». Еще две, с устаревшими, поршневыми двигателями, очевидно, принадлежали местным ВВС. Он пикировал на них так быстро…

Орудия! Трон Земли! В волнении он напрочь забыл подключить электропитание к активатору орудий. Пилот сорвал крышку с панели выключателя. Одна из «летучих мышей» метнулась под его левое крыло. Наверняка они увидели, что три «Стрелы» пикируют на них. Ну и что? Какая теперь разница?

Маркволу показалось, что что-то попало в прицел, и он изо всех сил вдавил кнопку. Машина затряслась, когда орудия выпустили заряд, и пилот тут же во весь голос проклял все на свете. Дело в том, что он намеревался привести в действие активатор автоматической пушки, но эта кнопка, как назло, оказалась на одной линии с кнопкой лазерного орудия. В результате он одним залпом совершенно напрасно растратил почти половину боеприпасов своей батареи и при этом даже никуда не попал.

Если не считать… вон тот «Циклон», который покинул своего товарища и теперь стремительно падал, объятый пламенем. Марквол, обливаясь потом в своей летной маске, только бессмысленно моргал глазами. Дерьмо! Не может быть! Пожалуйста, скажите, что он не делал этого! Пожалуйста!

Восьмой! У вас какие-то неполадки? Марквол, ты слышишь меня? — Голос Ван Тула ворвался в его кабину через динамики.

Марквол сразу очнулся. Одну или две секунды он бессмысленно таращился на подбитый им «Циклон», но и этого было более чем достаточно, чтобы проскочить высоту, на которой велось сражение. Глупейшая ошибка!

— У меня все в порядке! Все в порядке! — закричал он и инстинктивно потянул на себя рычаг управления.

Это была еще одна ошибка, достойная новичка. Марквол направил самолет вверх слишком круто и растерял ту скорость, которую машина набрала за время пикирования. Теперь его «Стрела» вновь тяжело набирала высоту, и ее скорость стала опасно низкой.

— Ты тупой придурок! — вскричал Марквол.

— Восьмой, я вас не понял, повторите!

— У меня все в порядке! — огрызнулся юный летчик и стал по широкой дуге разворачиваться, надеясь, что таким образом вновь обретет скорость.

Не успел он это сделать, как прямо по его курсу мимо него пронеслась вражеская «Саранча». Рванувшись к активатору орудий, Марквол тут же открыл по ней бешеный огонь. Все мимо.

Он лишь увидел, как растворяется в небе жемчужный след от выстрела лазерной пушки. В кабине зазвучали позывные системы оповещения, которые сообщили, что батареи его орудий полностью истощены. Юноша опять сглупил. Он впустую израсходовал весь заряд и теперь остался без своего основного оружия. Все тридцать выстрелов были растрачены за два бессмысленных залпа.

Задрав голову, Джагди видела, как все три самолета ее группы, спикировав, сразу вступили в бой. Машина Ван Тула, оказавшись на несколько сотен метров выше, на два часа от нее, умело атаковала заходящую на вираж «Саранчу». «Летучая мышь» мгновенно превратилась в огненный шар, и «Громовая стрела» Ван Тула, пролетая по дуге сквозь волну огня от подбитой машины, неожиданным образом увлекла за собой настоящий вихрь из объятых пламенем обломков. Эспир совершил образцовый подлет на цель, но выбранная им жертва в последний момент взмыла вверх и затем на широком вираже ушла далеко в сторону. Оставленный не у дел, Эспир аккуратно выровнял самолет и, развернувшись, бросился в погоню за другой «летучей мышью».

Джагди не совсем понимала, что происходит с Маркволом. Парень пронесся как наскипидаренный и сразу разрядил невероятное количество энергии лазерной пушки. Что это? Нервный срыв, который иногда случается во время первого вылета? Может быть. Может быть, это также объясняло, почему он пролетел нужную высоту и потом, теряя скорость и впустую расходуя топливо, стал осуществлять самый нелепый выход из пике, который она когда-либо видела с момента окончания летной школы.

Джагди даже хотела выйти из боя, чтобы прикрыть его, но «Саранча» успела вновь сесть ей на хвост, и, несмотря на все уловки и ухищрения, Джагди то и дело попадала во вражеский прицел.

— Ведущий Четыре-Один вызывает «Умбру Пять».

— Говорите, ведущий!

— Эспир! Во имя Трона, прикрой парня!

— Уже выполняю!

Эспир быстро развернул свою «Стрелу» и бросился на помощь «Умбре Восемь», которая теперь виляла из стороны в сторону, неумело исполняя серию обманных маневров.

— Восьмой, говорит Пятый. Ты в порядке?

— Да. У меня… все…

— Восьмой, у тебя что, какие-то неполадки с орудиями?

— Никак нет, Восьмой.

— Ты так грохнул по небу, что, казалось, разрядил всю батарею.

— Нет-нет, Восьмой. У меня все отлично.

Эспир только покачал головой. Сейчас он был напряжен. Очень напряжен. И не только из-за этого воздушного боя. Пожалуй, Перс Эспир — единственный из всех пилотов «Умбры» — недолюбливал «Громовые стрелы». Он скучал по своей старой «Молнии» гораздо больше, чем мог себе признаться. В комнатах распределения другие пилоты, собираясь вместе, обычно расхваливали свои «Стрелы» и говорили о них так, как будто речь идет о подругах, женах, мужьях… Эспир никогда ничего подобного к этим самолетам не испытывал. Его машина, бортовой номер Девять-Девять, совсем ему не подходила. Она была очень старая — настоящий ветеран среди перехватчиков, хотя заботливые руки механиков и поддерживали ее во вполне приличном состоянии. То ли «Громовые стрелы» вообще ему не соответствовали, то ли все дело было в этом конкретном Девять-Девять — Эспир не знал, но каждый раз, когда он садился за штурвал, ему приходилось бороться с самолетом, заставлять делать то, что нужно. Дошло до того, что он теперь с опаской ожидал каждого приближающегося вылета.

В Империуме, где тщательно оберегаемые и постоянно ремонтируемые боевые машины могли быть в десять, двадцать, пятьдесят раз старше своих пилотов или водителей, были широко распространены легенды о проклятых самолетах и танках, якобы приносящих несчастье своим владельцам. Говорили, что эти машины обречены отбирать жизни у своих хозяев до тех пор, пока сами не будут уничтожены. У «Громовой стрелы», бортовой номер Девять-Девять, и до Эспира была уже длинная и непростая история. В разное время шестеро летчиков погибли или были покалечены в ее кабине. Также было два неудачных приземления и три серьезных ремонта. Эспир как-то спросил Хеммена, своего главного механика, действительно ли Девять-Девять проклят. Хеммен рассмеялся, хоть и не совсем по-доброму, и ответил, что нет. Однако уже на следующее утро при заправке произошел несчастный случай. Младший механик, работая с горелкой, так обжег себе руки, что буквально припаял кожу к фюзеляжу.

Эспир старался не думать ни о чем плохом, хотя трудно было забыть, что на своей старой «Молнии» он сбил четыре вражеских самолета, а на новой машине пока ни одного. Мало того, теперь почти каждый раз, когда он возвращался с задания, его механики должны были думать, как залатать очередные пробоины в обшивке «Громовой стрелы».

Эспир умело пристроил свой самолет к движению машины Марквола, и сейчас они летели параллельными курсами. Как-никак, а он был опытным командным летчиком. Знал, как нужно осуществлять прикрытие и защищать спину своего товарища по группе. Вот почему именно ему Джагди поручила такое задание, и он, конечно, его выполнил. И все же Эспир был напряжен. Марквол здорово тревожил его своими неумелыми маневрами. Неожиданно на панели приборов зажглась лампочка, говорящая о резком падении давления в баке машинного масла. Что это значит? Неужели его подстрелили, а он даже не заметил?

«Не отвлекайся от игры, Перс. Не отвлекайся от игры», — подумал Эспир. Парень попал в беду, и сейчас ему нужна была его помощь.

— Разворачивайся, Восьмой. Давай-ка посмотрим, не сможешь ли ты еще быть здесь полезным.

Он окинул взглядом летящую рядом машину и увидел, как Марквол в красном шлеме энергично кивнул и поднял вверх большой палец. Солнце блеснуло, отразившись от его кабины.

Затем блеснуло еще раз… отразившись уже от чего-то другого.

— В отрыв! В отрыв! — заорал Эспир.

Обе «Стрелы» рванулись вверх и в разные стороны, поскольку мимо, почти невидимый глазу, промелькнул розово-лимонный объект. В кабине Эспира зазвучали позывные о получении повреждений.

— Восьмой, ты где? — уже почти прохрипел он, стараясь управиться с непослушным рычагом, не позволявшим выровнять самолет.

— Я не вижу его! Я не вижу его! — раздалось из вокса.

Эспир уже нашел «Умбру Восемь» в небе и теперь прекрасно видел, что, находясь справа и выше его, Марквол собирается взмыть под неимоверно острым углом. Перс резко добавил газу и начал подъем.

— Восьмой, остановись! Мотор заглохнет, если взять вверх так круто!

Тишина в ответ. Из-за колоссальных перегрузок юный летчик, видимо, не мог произнести ни звука.

«Только не отключайся… Не отключайся…» — молил про себя Эспир. Вот дерьмо! С востока, выбрасывая огонь из всех орудий, на Марквола вновь пикировала «летучая мышь». При попадании «Стрелу» здорово тряхнуло, что, возможно, сослужило ее пилоту добрую службу, потому что вывело самолет из этого самоубийственного подъема, а может быть, и привело летчика в чувство.

Эспир ударил по кнопке разогрева двигателя и, круто развернув самолет влево, так что его мощный корпус заходил ходуном, заставил его плавно взмыть на несколько десятков метров, чтобы оказаться на пути у стремительно приближающейся «Саранчи». Будь он проклят, если позволит угробить парня в первый же его боевой вылет.

Эспир открыл активатор орудий. Выбор пал на автоматические пушки. Последовал точно рассчитанный залп под очень удобным для стрелка углом. «Саранча» задрожала и с уже простреленным корпусом резко ушла куда-то влево.

Тут откуда ни возьмись вдруг появилась еще одна «летучая мышь», которая стремительно шла прямо на них. Эспир рванул штурвал и, слегка опустив носовую часть самолета, направил его наперерез атакующей «Саранче», стараясь закрыть машину Марквола своей собственной.

Секундой позже Марквол увидел, что происходит, но было уже слишком поздно. Сразу несколько точных попаданий сотрясли самолет Эспира. Полетели куски снесенной обшивки, части штурвала, выхлопной трубы двигателя. Кабина сильно пострадала, но удивительным образом выстояла. Атакующая «Саранча» пронеслась под ними как комета — на скорости никак не менее пятисот километров в час.

— «Умбра Пять»! «Умбра Пять»! Вы в порядке?

«Умбра Пять», теперь постоянно виляя в полете, выпустила из корпуса тонкую струйку серого дыма.

— «Умбра Пять»!

— У меня все в порядке, — отозвался Эспир. — Все в порядке.

Эспира подбили — у Джагди не было в этом никаких сомнений. Когда она кидала свою стальную птицу из стороны в сторону в надежде освободиться от будто приклеившейся «летучей мыши», краем глаза увидела, как тот бросился вражескому истребителю наперерез.

Где он теперь? Поди узнай! Она положила свой самолет на крыло, и мир тут же повернулся вокруг. «Летучая мышь», продолжая преследование, ни на миг не отпускала ее от себя.

Джагди лихо вошла в крутой вираж. Неожиданно на ее ауспексе появился какой-то объект, и система предотвращения столкновений сразу напомнила о себе пронзительным сигналом.

Как оказалось, один из «Циклонов» Содружества летел, точно пересекая ее траекторию.

Чтобы избежать столкновения, Джагди рванула рычаг вперед и в последний момент успела провести самолет под дельтовидным крылом «Циклона». Вентиляционные двигатели «Громовой стрелы» пронзительно завизжали, когда тяжелая машина была брошена в столь крутое пике. Земная поверхность приближалась с пугающей скоростью. Уже стали отчетливо видны причудливый изгиб Лиды, ровно вычерченные прямоугольники сельскохозяйственных полей, широкие гидропонные сооружения. Выход из такого пике обещал быть очень непростой задачей для пилота.

Внезапно прозвучал сигнал угрозы от системы слежения. Час от часу не легче. «Летучая мышь», которая неотступно следовала за Джагди, теперь снова поймала ее в прицел.

Чтобы выйти из штопора, ей придется вынести перегрузку в три или четыре G. Вообще-то, это возможно — при условии, конечно, что организм пилота достаточно крепок. Джагди напрягла ноги и туловище и дернула рычаг управления.

И вот это началось. Раз! — и она уже весит около тысячи килограммов, чувствуя, как сердце и легкие давят на диафрагму. В глазах у нее помутилось. Обзор постепенно сузился до узкого туннеля. Лишь сжавшись в «замок», как рекомендуют в подобных случаях, ей удалось предотвратить отток крови от головы и неизбежную последующую потерю сознания.

Где-то на высоте пятидесяти метров Джагди все же успела выйти из штопора и выровнять самолет. Теперь он летел так низко, что даже поднимал ветром небольшую волну в ирригационных каналах, которые орошали близлежащие сельскохозяйственные угодья. Мельком пилот увидела, как стадо болотных зубров внизу бросилось врассыпную по широкому, чем-то засеянному полю. Так… Сейчас маневр вправо, чтобы уйти от столкновения с водонапорной башней, затем опять влево. Поднимаемый «Стрелой» ветер сорвал пленку из пластека, натянутую над посевами болотной свеклы. Между тем «летучая мышь» оказалась точно на шесть часов от Джагди. Цель снова захвачена. Бах! Бах! Бах!

Джагди резко сбросила скорость и тут же почувствовала, как ремни летного снаряжения сначала больно врезаются в подавшиеся вперед плечи, а затем отбрасывают ее обратно на спинку сиденья. В следующее мгновение пилот увидела, как «летучая мышь» проносится прямо над ней, отчаянно пытаясь сразу развернуться и уйти вверх.

Включив сопла вертикального взлета, Джагди прямо на подъеме удобно развернула самолет и в тот же миг ударила по «летучей мыши» тремя мощными залпами из лазерных орудий. Казалось, не получив никаких серьезных повреждений, вражеский истребитель повернул влево, но затем внезапно дал крен на крыло и, совершив несколько витков по спирали, вошел в гибельный штопор. Он с такой силой врезался в самую середину гидропонного плота, что образовавшаяся от столкновения волна выплеснула значительную часть воды за пределы искусственного водохранилища.

Набирая высоту, Джагди развернула самолет на юг, оставив за собой столб густого дыма, который быстро поднимался над горящим фермерским участком.

— Ведущий, вы с нами? — запросил Ван Тул по воксу.

— Все на четыре-А, — ответила она. — «Умбра Пять», вы в порядке?

— Все отлично, — отозвался Эспир.

Остальные «Саранчи» улетели прочь. Джагди приказала группе Четыре-Один выстроить боевой порядок сопровождения вокруг оставшихся «Циклонов» и так вести их до самой базы. Лично она сбила два самолета (еще один так и остался под вопросом), доведя свой личный счет воздушных побед до девятнадцати. Ван Тул сбил одного и увеличил свой счет до одиннадцати.

Что ж, не так уж и плохо.

Тэда. Южная ВВБ, 16.59

Техническая команда наземного контроля подняла синие флаги и зажгла посадочные огни. День клонился к закату, и пелена облаков окрасилась в розово-лиловый цвет, почти что в цвет истребителей класса «Саранча». Группа Асче уже давно вернулась, а подопечные Бланшера приземлились лишь пятнадцать минут назад. Когда Джагди пошла на посадку, она заметила на поле аэродрома изящные, цвета слоновой кости машины Апостолов, которые стояли на своих долговременных стоянках, заботливо подготавливаемые к будущим полетам бригадами механиков. Их черные носовые части блестели, как начищенные, а специальные антенны, установленные для ведения боя в ночное время, издали напоминали ветвистые оленьи рога. Все прочие авиабригады Космического Флота в данный момент находились в воздухе. Да… Непростой выдался денек.

— Командование Полетами, имейте в виду, — предупредила Джагди, когда подлетала к аэродрому, — вопреки информации, полученной от вас во время краткого инструктажа, воздушные силы Архенеми совершают боевые вылеты по эту сторону Маканайтских гор.

Она отправила четыре таких сообщения, но так и не получила подтверждение получения информации. «Летучие мыши» уже над горным хребтом… Им потребовалось на это намного меньше времени, чем рассчитывал Орнофф.

— Командование Полетами, пожалуйста, подтвердите получение моего сигнала.

— Ваша информация получена, ведущий «Умбры». Она уже отправлена в штаб Главного Командования Тактических Операций.

Уже в сумерках Джагди разглядела приготовленную для них полосу, ярко отмеченную посадочными огнями, и, включив в работу вращающиеся сопла реактивного двигателя, точно, почти без толчка приземлила свою «Стрелу».

Команды механиков выбежали им навстречу.

Совершил посадку Марквол, который до сих пор не мог унять дрожь, переполняемый чувством, в котором восторга было, пожалуй, не меньше, чем страха. Он выжил, но, Бог-Император, как же он напортачил! В том, что случилось с Эспиром, виноват только он — тут нет сомнений.

Самолет Ван Тула пролетел у него над головой, постепенно замедляясь, до тех пор пока не совершил изумительную по точности вертикальную посадку лишь на работающих соплах.

Наконец сел Эспир.

Не обращая внимания на Рэкли и других механиков, Марквол покинул свою «Стрелу» и бегом кинулся к машине Эспира.

По мере приближения он невольно замедлил шаг. Вся боковая часть самолета была снесена к чертовой матери, бронированная обшивка смята и порвана, покрытый сажей корпус прострелен во многих местах, а руль управления и край крыла обуглены.

Какой-то механик первым подбежал к этой искалеченной стальной птице, но Марквол отпихнул его в сторону и, запрыгнув на крыло, сам сдвинул каркас разбитой кабины:

— Эспир! Эспир, вы в порядке?

Перс Эспир медленно поднял голову. Бронированная обшивка его кабины была разнесена на мелкие части. Не уцелел ни один из множества откалиброванных дисков на панели приборов. Левая рука Эспира превратилась в искромсанный кусок мяса в рваных лохмотьях, а правая в результате попадания лазерной пушки обгорела и действием теплового луча была буквально припаяна к рычагу управления. Левая сторона лица пилота была так утыкана осколками битого стекла, что стала напоминать подушечку для иголок.

— У меня все отлично, — сказал Эспир.

 

День 254

Тэда. Южная ВВБ, 04.10

Дежурство Каминского должно было начаться только в шесть утра, но шум, доносящийся с аэродрома, все никак не давал ему уснуть. Он уже привык засыпать под мерный ритм реактивных двигателей местных самолетов, чье тарахтение не прекращалась ни на минуту за последние девять месяцев, но новые звуки, которые принесли с собой машины Космического Флота, представляли собой нечто совсем иное. Пронзительные завывания самолетов с направляемым вектором тяги каждый раз раздавались внезапно и чередовались с глухим прерывистым рычанием, так что привыкнуть к ним и заставить себя не обращать на них внимания было крайне сложно.

К тому же… Трон! Не слишком ли они стали активны? Каминский за эту ночь насчитал по меньшей мере три групповых вылета на задание, не считая того сумасшедшего переполоха, который начался около полуночи, когда, как он предположил, на базу для развертывания прибыли самолеты новой авиабригады.

Судя по всему, наступали горячие деньки. До Каминского дошли слухи — кто-то кому-то сказал, что слышал об этом от механика космофлотчиков, — что уже произошло несколько воздушных сражений по эту сторону горной гряды. Какой-то инцидент произошел вчера над долиной реки Лида, а некоторые даже говорили, что видели «летучих мышей» в небе над Полуостровом. Последнее, впрочем, вряд ли соответствовало действительности. Во всяком случае, Каминскому очень хотелось так думать, потому что иначе это значило бы, что все они уже находятся на краю гибели. Но то, что касалось долины Лиды, вполне могло оказаться правдой. И надо сказать, довольно горькой. Если «летучие мыши» доберутся до побережья, возможно, даже хваленые авиабригады Имперского Космического Флота не смогут остановить их.

Хотя они и стараются, конечно. Каминский встал с койки в казарменной спальне Муниторума и прошел по тускло освещенному коридору, толстые стены которого, пожалуй, могли бы выдержать любой артобстрел, к расположенному на выходе дежурному посту. Все пятеро парней, которым полагалось сейчас нести дежурную вахту, спали мертвым сном, развалившись в креслах, причем рев реактивных моторов ничуть не мешал им. Все они были прирожденными, потомственными шоферами Муниторума, и незначительные изменения в шумовом фоне аэродрома никак не могли сказаться на них.

Каминский снял чайник с установленной на вахте плиты и налил себе немного кофеина, после чего вышел в парк техобслуживания. На улице было довольно холодно и все еще очень темно. В дальнем углу парка несколько техножрецов колдовали над грузоперевозчиком «Карго-8», в то время как их сварочные пруты и кадила загадочно мерцали во тьме.

Потягивая кофеин, Каминский не спеша стал подниматься по насыпи периметра аэродрома, пока все главное поле не предстало перед ним. Полосы посадочных огней ярко горели в ночи, обволакивая окрестности мягким изумрудным светом. Благодаря такому освещению водитель разглядел на западе ряд горбатых «Гро мовых стрел», укрытых маскировочной сеткой. Его догадка оказалось верной. Вчера их здесь не было. Еще одна авиабригада. Свежее подкрепление.

Громыхающие раскаты донеслись с юга, и, обернувшись, Каминский увидел, как самолеты очередной бригады подлетают к аэродрому, возвращаясь с боевого задания. Опять «Громовые стрелы». Вообще-то, ему нравился вид этих монстров. Интересно, как они ведут себя в воздухе? Все двенадцать машин пошли на снижение, точно опускаясь на отмеченную огнями посадочную полосу. При приземлении они переориентировали сопла векторных реактивных двигателей и перешли с мощного горизонтального движения на легкое парение над специально предназначенными для посадки амортизационными настилами. Чудовищный вой сразу двенадцати авиамоторов заставил содрогнуться даже Каминского.

— Как дела, ребята? — громко закричал он, как только они сели. — Много сбитых?

В знак приветствия шофер поднял в сторону далеких самолетов чашку с кофеином. Он все еще слишком хорошо помнил удивительное состояние пилота, когда тот возвращается на базу: весь боекомплект уже израсходован и он, не ощущая своего тела, летит домой, прокручивая в голове ход недавнего сражения.

Оглушительный шум мощных вентиляционных турбин стал понемногу стихать, и до Каминского неожиданно донеслись голоса из технопарка. Слегка озадаченный, он той же дорогой побрел обратно и, не доходя нескольких шагов, увидел сениора Пинчона, разговаривающего с каким-то летчиком Космического Флота.

Пинчон выглядел немного возбужденным, что ни для кого не предвещало ничего доброго. Сениор заметил приближающегося Каминского и тут же окликнул его:

— Мне срочно нужен шофер!

— Всегда к вашим услугам, сениор, — ответил тот. Хотя его дежурство еще и не началось, он знал, что все равно теперь не уснет. Кто знает, может быть, это задание позволит ему немного развеяться. Кроме того, он совсем не хотел, чтобы за разговором они подошли к дежурному посту, где Пинчон, конечно, обнаружил бы спящих вахтенных. Бедолаги отрабатывали бы штрафные смены до конца своих дней. Который, с другой стороны, мог наступить уже совсем скоро…

— Я принимаю заказ, — сказал он.

— Хорошо. Перевозка пассажиров. Кое-кого нужно доставить в Старый Квартал и затем вернуться с ним назад. Заполните здесь.

Каминский взял предложенный ему планшет и занес туда номер своего транспорта и прочие данные. Он писал так быстро и аккуратно, как только позволяла ему неумелая рука.

— Мне нужно попасть в бар «Гидра», — сказал летчик космических ВВС. — Вы знаете, где это?

Каминский, услышав этот голос, поднял голову и с изумлением увидел, что высокий пилот — женщина. Та самая женщина, чью группу он доставил сюда два дня назад.

— Так точно, мамзель… простите, командир. Я знаю, где это.

— Хорошо, — сказала она.

Женщина раскланялась с Пинчоном и зашагала вслед за Каминским к его транспорту.

— Вы сядете в кабину? — спросил он.

— Спасибо, не откажусь.

Каминский открыл перед ней дверь кабины, и летчица забралась наверх. Затем он обошел машину и, сев на водительское место, завел мотор.

Сначала они поехали навстречу сияющим фонарям, установленным по периметру аэродрома, а затем, прогрохотав по насыпи, покинули пределы авиабазы и выехали на пустынную в этот час главную магистраль, ведущую в город. Спутница Каминского ничего не го ворила, а лишь молча провожала взглядом затемненные сверху фонари авиабазы, которые теперь удалялись от них.

Это оказалось довольно необычно и забавно — находиться в кабине еще с кем-то. Обычно, когда он перевозил личный состав, пассажиры помещались в кузове и кабина оставалась его личным пространством. Неожиданно Каминский почувствовал некоторую неловкость за россыпи использованных одноразовых чашек на полу кабины. При виде их кое-кто мог бы догадаться, что одна из его рук, крепко вцепившаяся в баранку руля, на самом деле просто протез. Однако предлагать женщине садиться в кузов было бы, наверное, уж слишком неучтиво.

Наконец, когда молчать дальше стало уже неудобно, шофер сделал глубокий вдох и спросил:

— «Гидра», вы сказали?

— Да, на Волдни.

— Понятно.

Узнала ли она его? Одна часть его сознания вполне допускала, что, может быть, и нет. Так, еще один бездельник из Муниторума. Но другая тут же восставала: «Как! Не узнать такое лицо?»

При этой мысли он не мог не улыбнуться: «Так-так, Август. Ты, кажется, уже гордишься своей внешностью!»

— Вы что-то хотите сказать, шофер? — спросила пилот.

— Никак нет, командир, — ответил Каминский. — Мне подождать вас у «Гидры», не так ли?

— Да, это займет не более пяти минут.

— Значит, это не дружеское застолье?

— Нет, с чего бы это?

— Ну, вы знаете: пилот возвращается с задания, хочет развлечься… «Гидра» — популярное место среди летчиков.

— Да, я слышала.

Сейчас было самое время, чтобы задать вопрос о цели поездки, но водитель сдержался. Он должен помнить свое место. Он уже больше не один из них и не может заходить слишком далеко, задавая праздные вопросы. Он всего лишь трутень из Муниторума.

Как будто почувствовав его любопытство, женщина вдруг сама все объяснила:

— Я разыскиваю невозвращенца.

— Ах вот, значит, что… — Он понимающе улыбнулся.

Каминскому польстило, что пилот снизошла даже до такого разговора с ним. После этого и до самого момента, когда они припарковались у входа в бар, она уже не проронила ни слова.

— Ждите здесь, — распорядилась женщина и спрыгнула с высокой подножки.

Прошло пять минут. Десять. Троица подвыпивших рядовых Содружества вышла из бара и, шумя и горланя песню, двинулась по мостовой. Шатаясь и поддерживая друг друга, они казались в темноте каким-то странным, шестиногим животным. Ночную узкую улицу освещали лишь фары грузовика Каминского, неоновая вывеска бара да несколько окон, в которых все еще горел свет.

Наконец он увидел, как женщина-пилот вновь появилась в дверях бара. Одна, с досадой озираясь по сторонам. Она подошла к кабине со стороны шофера, и Каминский опустил боковое стекло:

— Что, не здесь?

— Нет. Не знаете еще каких-нибудь мест вроде этого?

— Знаю еще несколько. Садитесь.

Он повел грузовик через Гиллехал Плаза, а так как улицы в этот час были пусты, то решил срезать угол по однополосному крутому спуску, чтобы сразу выехать на отлогие улицы Заггерханца. Однако коробка передач забарахлила, едва транспорт стал съезжать.

— Куда мы едем? — обеспокоенно спросила женщина.

— Знаю здесь пару мест. «Колыбельная» и «Зимняя стужа». Они частенько бывают открыты дольше положенного времени.

Она согласно кивнула.

— Как давно его нет?

— С двадцати двух ноль-ноль вчерашнего дня.

— И вы не хотите дать этому делу официальный ход?

— Нет, я бы не хотела.

— Как вас зовут? — спросил водитель.

— Джагди, — ответила пилот, немного поколебавшись.

Он ждал ее у «Колыбельной» и «Зимней стужи», но оба раза она вернулась ни с чем.

— Осталась последняя мысль. Есть еще одно местечко на Гранд-Канале.

Он умело повел грузовик по узким улочкам Старого Квартала. К тому времени ночное небо над Тэдой уже слегка посветлело, и с минуты на минуту должен был наступить рассвет. Когда они прибыли на место, Каминский выключил двигатель и вылез вместе с Джагди из машины.

— А вы можете подождать меня в транспорте, шофер. Он решительно замотал головой:

— На этот раз нет, командир Джагди. Без меня вам туда не попасть.

— Это почему?

— «У Зары» — старый питейный притон с очень сомнительной репутацией. Это не бар в обычном понимании. Женщины туда допускаются только в компании мужчин-клиентов.

Пилот в изумлении воззрилась на водителя.

— Это правда, — заверил он. — Может быть… может быть, как раз поэтому ваш невозвращенец и пришел сюда.

Вместе они подошли к тяжелой двери на чугунных петлях, которую только три небольшие ступени отделяли от мощеной улицы. Каминский постучал, и дверь открылась.

Их встретил охранник — здоровый ингебуржец с жирными мешками под глазами. Он оценивающе смерил парочку взглядом и, отступив в сторону, жестом указал, куда нужно пройти.

Притон оказался почти пустым. Кое-где на столах уже стояли перевернутые стулья. С полудюжины летчиков Содружества — все мужчины — сидели вокруг стола в углу и увлеченно играли в карты. Официантка, зевая, принесла им еще одну бутылку джолика. Двое летчиков Космического Флота сидели в отдельной кабинке и что-то горячо обсуждали на повышенных тонах. Несколько завсегдатаев заведения сидели за отдельными столиками или проигрывали за игральными автоматами последнюю мелочь.

— Он здесь? — шепотом спросил Каминский.

— Вон он. У бара.

У стойки действительно сидел какой-то паренек. «Красавчик», — подумал Каминский, но тут же отбросил эту мысль. Любого доходягу в этой грязной забегаловке можно было назвать красавцем по сравнению с ним самим.

Но все же этот парень был действительно необыкновенно красив. Темные волосы, белая нежная кожа, высокий… Очевидно, из того же генетического материала, что и эффектная командир Джагди.

Парень был пьян в стельку. Усталый бармен, протирая стакан, с изумлением, в котором было немало отвращения, наблюдал, как упившийся юнец тщетно старается поднести к губам очередную наполненную рюмку. Промахнувшись и вылив на себя порцию ликера, тот тем не менее поставил рюмку обратно на мраморную стойку и, постучав по ней указательным пальцем, заявил:

— Еще одну.

Бармен лишь отрицательно покачал головой.

— Ну, черт тебя побери! Я же сказал: еще одну!

— Нет, — решительно ответил бармен.

— Не пора ли домой, Вандер? — произнесла Джагди. Парень очумело взглянул на нее, моргнул и энергично замотал головой.

— Да, Вандер, пора. Пойдем со мной, и мы забудем обо всем, что произошло.

— Нет. Нет, я не могу. Я еле держусь на ногах.

— Ты здорово выпил, Вандер, но вполне можешь идти. Давай пошли. У входа ждет транспорт.

Парень воззрился на нее неожиданно осмысленным взглядом.

— Эспир! — выпалил он.

— Он в лазарете. Там его сейчас оперируют.

— Эспир. Он больше не сможет летать.

— Да, не сможет. Но это не твоя вина.

— Я искалечил его.

— Нет, совсем не ты.

— Я-а-а! Я! Я искалечил его! Я. Искалечил. Его. Я тогда напортачил.

— Возможно, да, Вандер, возможно, нет. Никто не винит тебя за то, что случилось с Эспиром.

— Еще сбил «Циклон»…

— Что?

Юный летчик в раздражении дернул рукой:

— Сбил «Циклон». Сбил «Циклон». Разнес эту чертову штуковину на куски, как…

— Нет, Вандер. Тогда они были вне зоны нашего обстрела. Его сбила «летучая мышь». Не ты.

— Правда?

— Правда. Не ты.

— Хм… Хорошо, хоть так.

— Да, это так. Теперь давай, пилот. Поднимайся. Мы уходим.

Вандер замотал головой.

— Эспир… — пробормотал он.

Джагди шагнула вперед и положила руку ему на плечо:

— Довольно, Марквол! Хватит жалеть себя! Подними свою задницу и иди за мной!

— Да иди ты…

— Марквол, я сейчас рискую своей головой. Действительно рискую. Я пошла искать тебя, вместо того чтобы написать рапорт командованию о твоем отсутствии. До этой минуты все это пока неофициально… — Она обернулась к Каминскому. — Это ведь все неофициально, не правда ли?

Тот пожал плечами:

— Конечно.

Она как следует тряхнула Марквола:

— Видишь, на что я иду ради тебя? Я не сообщила о тебе в Комиссариат, а ведь я могу лишиться поста, если узнают, что я позволяю тебе такие вещи. Невозвращенец! Уже четыре часа, как ты должен быть на месте расквартирования. Комиссары расстреляют тебя за такие дела, если узнают. И меня вместе с тобой. Не порти мне послужной список, Марквол. Не дай эскадрилье Фантина покрыть себя позором из-за нарушений устава и слабой дисциплины. Сейчас у нас идет негласное соревнование с этим чертовым Космическим Флотом! Не позорь меня, Марквол. Ты мне нужен сейчас!

Он поднял на нее взгляд, стараясь сфокусировать зрение:

— Нет, я тебе не нужен…

— Вчера я потеряла пилота. Будь я проклята, если сегодня потеряю еще одного.

Джагди потянула его за руку, но юноша упирался изо всех сил. Каминский поморщился, когда увидел, как тот свалился со своего сиденья. Падая, он увлек за собой Джагди и разбил стакан.

— Ну, это уже слишком! — вскричал бармен. К стойке подошел громила-ингебуржец.

Все в порядке, — сказал ему Каминский, успокаивающе подняв руку.

Он помог Джагди подняться, но сразу же отстранил ее и встал прямо над лежащим на полу парнем.

— Называешь себя летчиком? — спросил он.

— Что? — пробормотал Марквол.

— Что вы делаете?.. — начала Джагди.

— Не бойтесь, — сказал ей Каминский. — Дайте мне только немного поговорить с пареньком. Я не хочу неприятностей. — Он опять перевел взгляд на валяющегося на полу Марквола. — Так ты пилот? Рожденный летать? Знаешь, что я тебе скажу? Ты… ты — кусок дерьма!

— Что?

— Кусок дерьма. Ты еще презираешь меня. Твоя мамзель из кожи вон лезет, чтобы спасти твою задницу, а ты что делаешь? Ты ведь можешь летать? Ты можешь летать?

— Д-да…

— Ты можешь летать?

— Да!

— Почему же не хочешь?

— Я… Я не знаю…

Каминский сунул руку за пазуху и, вытащив оттуда свой служебный автоматический пистолет, бросил его прямо Маркволу на живот. Удар довольно тяжелого предмета немного привел парня в чувство.

— Давай сделай это.

— Что?

— Сделай это. Сделай это прямо сейчас.

— Что?

— Застрелись из этого долбаного пистолета, ты, никчемный кусок дерьма! Выбей из башки свои тупые мозги. Так получается намного быстрее, чем когда травишь себя алкоголем. Будь любезен, сделай нам одолжение.

Марквол с ужасом глядел на пистолет у себя на животе, как будто это был ядовитый паук.

— Ну, чего же ты ждешь? Не слышу. Ты ведь должен летать, ты, недоносок! Ты должен летать! Почему же ты бежишь от ответственности? Я ведь тоже летал, но мой самолет сожгли! Ты видишь это? Мое лицо, мою руку? Мне сказали, что я не смогу больше летать. Я не гожусь теперь для авиации. Я бы отдал все на свете, чтобы оказаться сейчас на твоем месте! Ты слышишь? Все на свете! Так что возьми этот долбаный пистолет и сделай так, чтобы я больше не завидовал такому молодому тупому ублюдку, как ты.

— Вот дерьмо!.. — наконец произнес Марквол. — Вы ведь не имеете права говорить мне все это…

— Нет, не имеет, — сказала, склонившись над ним, Джагди. — Но, кажется, говорит. Значит, так: или мы идем домой, или я оставляю тебя здесь с ним.

— Домой, — выбрал Марквол и обессиленно закрыл глаза.

Джагди кинула Каминскому его служебный пистолет, который тот поймал на лету.

— Ваш, я надеюсь, — бросила она.

Она положила руку Марквола себе на плечо и потихоньку вывела юношу из бара.

Когда Каминский вышел на улицу, они уже сидели в кузове грузовика. Он вопросительно взглянул на женщину.

— Будьте любезны, поедем, — сказала она с нажимом.

Каминский забрался в кабину. Снова оставшись в привычном для себя одиночестве, он завел мотор.

К югу от Маканайтского хребта, 08.30

Высота — тридцать тысяч метров. На небе ни облачка, лишь двадцать четыре сверкающих серебром гиганта оставляют за собой в синеве ровные белые следы отработанного топлива.

Этим утром, в этот, уже второй по счету, вылет звена «Ореол», Вилтри чувствовал себя куда более уверенно. Возможно, думал он, это происходило просто в силу того, что самолетов у них было несравненно больше, чем в первый раз. На этот раз звено «Ореол» шло в одном строю с «Мародерами» из Две тысячи двести двенадцатой авиабригады Космического Флота, а бригада «Громовых стрел», которая была в этом построении еще на пять тысяч метров выше, осуществляла прикрытие. Такой боевой порядок считался очень надежным.

Впрочем, может быть, на его настроение также умиротворяюще подействовало вчерашнее долгое сидение на пирсе, когда он до самой темноты наблюдал за переменчивым морем Тэды.

Как бы то ни было, сейчас Вилтри был намного более расслаблен и уверен в себе, чем прежде. «Грета» сегодня будто сама летела и была необыкновенно послушна в управлении. Солнечные лучи, отражаясь от панели приборов, заполнили ее кабину теплым золотистым светом. На этой высоте из-за разреженности воздуха окружающий мир казался почти беззвучным — даже шум моторов едва ощущался. Самым громким было, пожалуй, шипение дыхательной смеси, когда подавалась новая порция кислорода, и следующий за этим звук слегка надуваемой летной маски. Вилтри подумал, что такая же безмятежная тишина, наверное, царит в глубинах того удивительного моря, от которого он вчера не мог оторвать взгляда.

Лакомб передал ему пачку топографических карт в тонких футлярах из пластека. Он еще раз пробежал взглядом данные воздушной разведки. Не далее как вчера, в семнадцать ноль-ноль, было установлено (ему особенно приятно было узнать, что эти важные сведения получены благодаря действиям авиабригады Фан-тина — группы Джагди, благослови их всех Император), что авиация противника уже в состоянии совершать рейды над районами по эту сторону горного хребта Это почти наверняка означало, что в районе Внутренней пустыни у них есть авиабазы, а быть может, даже подвижные взлетно-посадочные установки, которые размещаются намного севернее, чем ранее предполагалось во всех стратегических разработках Командования Полетами. Этой ночью воздушная разведка засекла несколько вероятных источников теплового излучения, и теперь их боевое соединение — кодовое название «Стремительный» — и девять других групп были подняты в воздух с целью найти возможные базы противника и нейтрализовать их. Дело обстояло так: если Архенеми располагает авиабазами на севере пустыни, то или они будут в кратчайшие сроки атакованы и уничтожены, или все шоу, ради которого пилоты прибыли на эту планету, закончится, так и не начавшись.

За время полета Наутек уже обнаружил с полудюжины возможных целей, но все они на поверку оказывались скоплениями бронетехники отступающих имперских частей, тяжело продвигающихся на север.

С той головокружительной высоты, на которой они сейчас находились, Вилтри имел возможность любоваться восхитительной панорамой безбрежной пустыни, на выжженной поверхности которой не было ни дорог, ни каких бы то ни было населенных пунктов. Повсюду выступали скальные породы, и по этой причине с высоты земля казалась похожей на огромный лист истертой наждачной бумаги. Он уже мог разглядеть, где, в сотнях километрах к западу, начинался Сикатрайс — гигантский скальный разлом, протянувшийся по всему материку. Считалось, что он появился в результате сдвига тектонических плит примерно в тот же древний геологический период, когда образовались Маканайтские горы, гордо возвышающиеся над ним. Поговаривали, что полет над Сикатрайсом, особенно на низких высотах, сопряжен с большими трудностями из-за совершенно непредсказуемых воздушных потоков, возникающих вследствие изрезанного скального рельефа его ущелий.

По данным разведки, они сейчас находились всего лишь в пятидесяти километрах от одного из наиболее вероятных мест дислокации вражеских самолетов. Во всяком случае, из этой точки приборы фиксировали намного более сильное тепловое и магнитное излучение, чем где-либо еще в том песчаном море, которое иногда называли Блюдо Песка.

Один из «Мародеров» Космического Флота — «Стремительный Один» летел впереди, километрах в двадцати от основной группы. Поскольку его бомбовый отсек был совершенно свободен, что давало преимущество в скорости и маневре, а работающий на полную мощность ауспексный передатчик имел дополнительный усилитель, он казался идеальным самолетом наведения.

Вилтри уверенно вел свою машину в едином строю и спокойно ожидал указаний о возможном изменении курса. Все шло как нельзя лучше.

И тут он увидел «летучих мышей».

Однако складывалось странное впечатление, как будто никто, кроме него, не видит вражеских машин. Никакого сигнала тревоги, ни одного предостерегающего крика — ничего. Как завороженный Вилтри глядел на девять малиновых клинков, стремительно приближающихся с востока и уже врывающихся в их строй с левого крыла.

— Тревога! Тревога! Опасность на девять часов и с внутренней стороны! — дико закричал пилот.

Тут же он услышал, как сверху и чуть сзади зашумела, вращаясь, главная турель, приведенная в действие автоматической системой слежения. Вокс как прорвало, и теперь из него одновременно доносилось сразу несколько перекрикивающих друг друга голосов. «Грету» слегка тряхнуло, когда стрелок турели Гейз открыл огонь из сдвоенных болтерных орудий. Вилтри лишь увидел трассирующий след от выстрела, который рассек пространство и ушел куда-то влево! «Летучие мыши» — «Адские бритвы» — пронеслись через самый центр их построения, сверкая орудийными турелями. Куда, черт возьми, девалось звено прикрытия?

— Немедленно прекратить болтовню в воксе! Немедленно прекратить! — потребовал Вилтри, стараясь утихомирить свою раскричавшуюся команду. — Поддерживать режим визуального наблюдения! Прекратить огонь! Мы идем в едином строю, так что никакой беспорядочной стрельбы. Ловите их в прицел, следите за ними!

«Стремительный» поддерживал построение в виде комбинации ромбов, где каждая машина находилась под защитой нескольких своих соседей. Это означало, что каждый ромб из самолетов группы мог рассчитывать на поддержку одного или нескольких соседних, примыкающих к нему в этом боевом строю. Вдобавок ко всему отдельное звено, осуществляющее прикрытие сверху, в случае необходимости всегда было готово прийти на помощь. Развернутый таким образом строй «Мародеров», каждый из которых к тому же был оснащен тяжелым оружием бронированных турелей, казалось бы, должен был представлять собой настоящую летающую цитадель, которую просто технически невозможно сокрушить.

Тем не менее «Адские бритвы» уже один раз пронеслись под ними, и две машины Космического Флота сообщали о полученных ими повреждениях. Из ведущего «Мародера», который назывался «Священная Терра», велось командование всем боевым построением группы. Вилтри мог слышать, как командир «Священной Терры», по имени Эгсор, яростно отдает приказы, требуя от всех самолетов звена строго держать строй.

В этот момент Вилтри повернулся, чтобы оценить ситуацию справа. Ведь «летучие мыши» ушли в этом направлении, и логично было бы ожидать их очередной атаки именно с этой стороны. Он чуть не выпрыгнул из снаряжения, когда увидел, как две мощные «Громовые стрелы» спикировали в непосредственной близости, едва не задев кончики его крыльев, и тут же умч лись куда-то на запад. «Грету» даже немного повел когда она попала в зону турбулентности, вызванную пролетом чужих машин.

— Куда, черт возьми, вы уходите, прикрытие? — в раздражении запросил Вилтри по воксу.

— Не засоряйте эфир! — рявкнул Эгсор в ответ.

— Шесть! Шесть! Опасность на шесть часов! — послышался голос Орсона в хвостовом отсеке и был тут же подхвачен стрелками хвостовых частей всех других машин.

«Летучие мыши» успели заложить широкий вираж и теперь, в свой второй заход, решили атаковать с тыла.

— Стрелок хвостовой части, огонь! — пронзительно закричал Орсон по воксу, и Вилтри ощутил, как содрогнулся корпус самолета после этого выстрела.

В следующее мгновение уже развернувшаяся назад верхняя турель вступила в бой. Залп из сдвоенных тяжелых пушек внес небольшое, но все же значимое изменение в траекторию движения «Греты», и Вилтри пришлось умелым маневром нейтрализовать это влияние. Но «летучие мыши» уже неслись на них. Орудия хвостовой части прекратили огонь, так как цель вышла из зоны их обстрела, но верхняя турель все еще продолжала стрелять, вращаясь по мере подлета вражеских машин. А когда промчавшиеся мимо «Адские бритвы», изрытая огонь из сопел, стали удаляться от них, в дело вступила и носовая турель.

— Прекратить! Прекратить огонь! — вскричал Вилтри.

«Летучие мыши» были уже на расстоянии трех километров и, выйдя из плотного единого строя, оказались практически неуязвимы для его батареи. Он видел, как, выбросив из двигателей еще несколько языков пламени, они, разрывая построение, стали разлетаться веером в разные стороны.

«Вот черт! — подумал Вилтри. — Теперь они станут атаковать каждый по отдельности».

Внезапно в воксе раздался пронзительный крик. Вилтри нервно оглянулся и увидел, как один из «Мародеров» Космического Флота, идущий в соседнем ромбе, начинает выпадать из монолитного строя. Могло показаться, что его моторы просто не могут больше удерживать такой вес в воздухе. Сгусток черного дыма вылетел из сопла одного из двигателей, а затем вырвавшееся изнутри пламя с яростью охватило всю переднюю кромку левого крыла. «Летучим мышам» во время своей второй атаки все же удалось открыть счет.

Оставляя за собой в небе длинный огненный след, «Мародер» все быстрее и быстрее терял высоту.

— Быстрее катапультируйтесь! — услышал Вилтри по воксу отчаянный крик Эгсора, адресованный далекой команде, попавшей в беду.

Вошедший в штопор «Мародер» неожиданно задрожал и взорвался. Взрыв был ужасен. Бомбовый заряд, сдетонировав, образовал в прозрачной синеве неба большое огненное облако, а мелкие обломки самолета разлетались в разные стороны, кружась в каком-то невероятном вихре. Главная же носовая часть, как сгорающая в атмосфере комета, описав в небе широкую дугу, теперь стремительно приближалась к выжженной солнцем поверхности пустыни.

— Они снова здесь! — закричал Наксол.

Стрелок носовой части остался начеку, тогда как все остальные зачарованно смотрели, как погибает соседний «Мародер».

Три «Адские бритвы» летели прямо на них, очевидно собираясь провести фронтальную атаку. Раздался треск ослепительно сверкнувших орудий. Наксол и Гейз открыли ответный огонь по ближайшей вражеской машине, когда она пересекала курс «Греты». Если мощный залп из лазерной пушки Наксола лишь рассек воздух позади «летучей мыши», то Гейз точно рассчитал угол отклонения. Несясь на огромной скорости, самолет противника попал прямо в траекторию его болтерного выстрела. Его тут же разнесло на мелкие куски охваченного пламенем металла. Оторванные передние крылья разлетелись, бешено вращаясь, как осколки разбитой чашки. Извиваясь под немыслимыми углами, отлетевшее правое крыло чуть было не угодило в хвост «Греты».

Вилтри облегченно выдохнул, когда эта опасность прошла стороной.

— Отличный выстрел, Гейз, — поздравил он стрелка по воксу.

«Отправь Их Обратно В Ад» и один из самолетов Космического Флота также открыли в этом бою свой счет точных попаданий. Одна «Адская бритва» завертелась волчком и, потеряв управление, камнем пошла вниз. Другой противник, которого болтало из стороны в сторону, развернулся и, оставляя за собой дымовой след, по неровной траектории полетел на запад.

Но расслабляться было рано. Еще один «Мародер», получив повреждение и выбившись из единого построения, уже не смог подняться обратно, а «У как Убойный» сообщил, что у него выведено из строя сопло отклоняемого вектора тяги. «Летучие мыши» уже снова приближались. Мало того, на мониторе ауспекса было хорошо видно, как подходит еще одна волна вражеских самолетов, готовая поддержать эту атаку. Тут Вилтри вздрогнул, увидев высоко в западной части неба ослепительную вспышку, возможную только при взрыве «Громовой стрелы».

Его руки снова предательски задрожали. Колесо Судьбы. Данаверное, это Колесо Судьбы.

С каждой минутой, с каждым мгновением его ход становился все более неотвратимым.

Тэда. Северная ВВБ, 12.01

Летчики, штабные офицеры, рядовые военнослужащие Содружества шумной, говорливой толпой вытекали из здания авиабазы и направлялись к уже ожидающим их военным транспортам. У всех них за плечами были вещевые мешки, а некоторые, помогая друг другу, несли тяжелые ящики с архивной документацией. Светило солнце, стояла прекрасная погода, и они, казалось пребывая в прекрасном настроении, травили байки, зубоскалили и перебрасывались между собой веселыми шутками.

Все это было фальшью, бравадой. И Дэрроу не мог не понимать этого. Уже через несколько часов все эти люди должны будут отправиться на новое место службы: кого-то оставят на административной работе на побережье, а кому-то предстоит неблизкий путь за море, в глубокий тыл. Все дружеские связи будут разорваны, товарищи по оружию, возможно, больше уже никогда не увидят друг друга. А совсем незнакомые, неизвестные им люди — сотни пилотов и офицеров других служб Космического Флота, которые попали сюда вне всякого конкурса, — теперь молча сидят вокруг военных грузовиков и ждут, лишь когда те увезут прежних хозяев авиабазы, чтобы тут же занять их место. Дэрроу украдкой взглянул на них. Кто-то курил, кто-то, растянувшись на камнебетонном покрытии, грелся на солнце. Многие провожали уезжающих откровенно презрительными взглядами. «Если бы вы делали свою работу как следует — вы знаете, о чем мы: защищали бы свой мир как следует, — нам не пришлось бы прилетать», — легко читалось в их глазах.

Вот почему сослуживцы и товарищи Дэрроу по авиабригаде так самозабвенно смеялись и шутили. Им просто не хотелось смотреть на имперских союзников, которые слетелись сюда, как стервятники на мертвое тело. Дэрроу хотелось бросить вещевой мешок и крикнуть прямо в их самоуверенные лица: «Надменные ублюдки! Вы думаете, мы хотели всего этого? Вы думаете, что мы будем вам благодарны, что вы вот так заявитесь? Да пошли вы!.. Мы сражались за Энозис, мы проливали свою кровь, мы умирали… Благодаря нам здесь еще осталось что-то, что можно защищать. Мы выполнили тяжелую неблагодарную работу. А теперь пришли вы, чтобы добыть себе славу… Так помогите нам, добудьте себе эту славу! Но если вы ее не добудете, тогда… тогда…»

— Дэрроу! Дэрроу!

Он оглянулся. Майор Хекель сбегал по парадной лестнице авиабазы и махал ему рукой. Проталкиваясь сквозь толпу покидающего авиабазу персонала, Дэрроу двинулся ему навстречу.

— Поздравляю вас, сэр, — сказал он майору.

— С чем же это?

— Я знаю, что вы назначены в звено «Добыча». Мускул под левым глазом у Хекеля слегка дрогнул.

— Да-да. Считайте, что мне повезло. Полагаю, они поняли, что мы, опытные пилоты прежнего состава, еще можем пригодиться.

Тут Хекель звонко рассмеялся, но, как он ни старался, смех все же прозвучал фальшиво. Его глаз снова дернулся.

— Вы хотели мне что-то сказать, сэр?

— Ах да! — воскликнул Хекель. — Это вам.

Он вытащил из нагрудного кармана куртки официально оформленный конверт, скрепленный сургучной печатью, и протянул его молодому летчику. Фамилия Дэрроу была набрана крупным шрифтом на отрывной стороне конверта. Рука Хекеля заметно дрожала, когда он передавал документ.

Дэрроу взломал печать и вскрыл конверт.

— Это от Идса, — начал объяснять майор. — Я думаю, он понял, насколько все это несправедливо по отношению к вам, и решил… Конечно, такое назначение не вполне соответствует вашему потенциалу, но он сказал, что надеется, вам это подойдет.

— Он… Он назначает меня в Управление Полетами… Пилот-резервист первой очереди…

Дэрроу криво улыбнулся. Да, Хекель был прав. Не вполне соответствует, но, с другой стороны, это означает, что он остается здесь, в Тэде, где наверняка и произойдут главные события.

— Спасибо, — сказал он.

— Я в этом деле всего лишь посыльный, — пожал плечами Хекель.

— Вы ведь замолвили за меня словечко, я уверен.

Хекель пожал плечами еще раз, но уже улыбаясь.

Затем выражение его лица вновь стало серьезным.

— Только между нами, Дэрроу. Вражеская авиация совершила вчера рейд над долиной Лиды. События развиваются намного стремительнее, чем можно было предположить. Космофлотчики решили, что им пригодятся местные эксперты, которые хорошо знакомы с топографией местности и могут точно направлять с земли их самолеты. Поэтому они попросили Идса остаться и консультировать их в Управлении Полетами. Он сказал мне, что ему, чтобы ассистировать, нужны несколько опытных парней. Я тут же посоветовал вас и пару других летчиков, которых собирались отправить в резерв.

— Благодарю вас, сэр. Я никогда этого не забуду.

Хекель коротко кивнул:

— Я всего лишь стараюсь хорошо исполнять свои обязанности, Дэрроу.

— Пилот снял с плеча вещевой мешок и отдал честь своему бывшему командиру.

— Дэрроу, — задумчиво произнес Хекель, и на его лице вдруг появилось какое-то странное, никогда раньше невиданное выражение. — Дэрроу, как ты думаешь, они считают меня виновным?

— О ком вы говорите, сэр?

— О курсантах звена «Охота». Император хранит нас, но сколько же их погибло…

— Вы сделали все, что могли, сэр.

Хекель глубоко вздохнул:

— Ты знаешь, Дэрроу, это как раз то, что печалит меня больше всего.

Он поднял вещевой мешок и, хлопнув бывшего подчиненного по плечу, поспешил к ожидающим их военным транспортам.

Тэда. Южная ВВБ, 15.34

— Это правда, что он приносит несчастье? — спросил Милан Бланшер.

— Это вы о ком, сэр? — не сразу понял Хеммен, главный механик.

Сейчас его команда не покладая рук работала в полутьме большого ангара, стараясь совершить невозможное и все же починить сожженную и разбитую «Громовую стрелу» Эспира. В ангаре стоял невероятный шум от трескотни зубчатых колес мощного храпового механизма.

— А вот он, — пояснила Джагди, указывая на покореженный самолет.

— Серийный номер Девять-Девять? — переспросил Хеммен и покачал головой. — Если можно, мамзель командир, я бы воздержался от комментариев на эту тему.

Теперь уже Джагди покачала головой и вместе с Бланшером вышла из ремонтного эллинга. Поле аэродрома было свободно, если не считать самолетов звена «Умбра» и нескольких громыхающих перехватчиков Содружества, в данную минуту выруливающих на взлет.

— Как Эспир? — спросил Бланшер.

— Можешь о нем забыть. Он теперь месяцами будет валяться в госпиталях. Даже если ему поставят аугметику, все равно — как летчику ему конец.

— Так что, значит, одного пилота мы уже потеряли?

— Боюсь, да. Я запросила Космический Флот, чтобы нам откомандировали кого-нибудь из резерва, но они ответили, что у них теперь каждый пилот на счету. Пришлют только в случае, если самолет сбит, а летчик спасся или обнаружены серьезные неполадки в его машине. Бог-Император! Ты понимаешь, Мил, линия фронта ужасно растянута. Вся имеющаяся в наличии техника, весь квалифицированный личный состав брошены в бой. Я думаю, наступают горячие деньки.

— Что ты имеешь в виду?

— Решающее сражение. Архенеми почувствовал, что Крестовый поход выдыхается. Что ударные силы Империума увязли в локальных сражениях, фронт растянут. И вот — они атакуют здесь и в Геродоре. Таковы последние известия. Если одна из этих планет падет, то элитная группировка попадет в окружение, имперские силы будут обезглавлены. И тогда прощайте, военмейстер Макароф. Прощайте все, кто сюда приехал. Прощай, Крестовый поход! Как только линия фронта будет прорвана, они обложат нас со всех сторон.

— Не пора ли нам тогда уносить ноги? Она улыбнулась:

— Пусть каждый решает за себя.

— Что с Маркволом? Джагди пожала плечами:

— Все еще никак не может прийти в себя. Его весь день выворачивает наизнанку. Сейчас отмокает в душе вой. Я хотела дать ему таблеток для детоксикации, а потом подумала: какого черта! Мучительное похмелье — это то, что наш Император посылает как заслуженно наказание за проступок.

— Он винит себя за то, что случилось с Эспиром?

— Да, винит.

— Думаешь, заслуженно? — спросил Бланшер. Джагди лишь пожала плечами. Винтовые самолеты местной эскадрильи в этот момент отрывались от земли и полностью заглушили ее ответ.

— Извини, не расслышал. Не скажешь еще раз?

— Марквол напортачил. Он вел себя в бою как желторотый новичок и совершил почти все возможные в той ситуации ошибки. Эспир прикрывал его. Так что, пожалуй, да — заслуженно. Но вместе с тем он вполне приличный пилот. Уж я-то знаю это. Как бы то ни было, он нам нужен. Поэтому необходимо привести его в норму. Чтобы он был спокоен, уверен в себе, извлек уроки из прошлых ошибок.

— Ты так мне и не рассказала, как тебе тогда удалось его сюда притащить, — напомнил Бланшер.

— Не важно. Мне помогли. Не совсем так, как я хотела, но… В общем, это сработало.

Бланшер недоуменно пожал плечами.

— Когда-нибудь я тебе обязательно расскажу, — улыбнулась Джагди.

— Я вылетаю в восемнадцать тридцать, если мне память не изменяет, — сказал Бланшер.

— Правильно, а Лэрис выводит свою четверку в двадцать один ноль четыре. Мне же придется подождать, пока Марквола отпустит похмельный синдром.

— Что ж, тогда желаю мягкой посадки, — привычно попрощался Бланшер и трусцой побежал к своей машине, в которой он хотел протестировать еще кое-какие приборы.

«Как же мне надоело это пожелание!» — подумала Джагди.

Морская набережная Тэды. Дворцовый пирс, 15.50

Вечер в этот день наступил необычно рано, и мрачная полумгла опустилась на побережье. Казалось, назревает шторм. Всю эту неделю посетители не особенно жаловали закусочную на пирсе, а сегодня, когда с запада на город двинулись тяжелые тучи, в кафе и вовсе никто не пришел. Бека раньше обычного отослала Лет-рис домой и уже собиралась закрывать заведение. Что ж, это внесет некоторое разнообразие в ее дневной распорядок. Несколько лишних часов для сна…

Она запирала дверь в кафе, когда вновь появился этот человек. Порывы шквалистого ветра с побережья били ей в лицо, развевали складки ее плаща, так что она даже не услышала, как он подошел.

— Ой! — Официантка подпрыгнула от неожиданности.

Это был тот самый летчик с печальным лицом, который никогда в жизни не пробовал крабов. Сейчас он кутался от ветра в тяжелую кожаную куртку.

— Вы что, уже закрываетесь? — спросил он.

— Вообще-то, да, — сказала она, убирая с глаз растрепанные ветром волосы. — Сожалею, но за сегодняшний день не было ни одного посетителя. Наверное, погода не располагает.

Он посмотрел на небо, как будто еще не успел этого заметить. Первые капли дождя уже падали на пирс.

— Понимаю, — удрученно произнес пилот. — Ну что ж, по крайней мере прогулялся. До свидания, мамзель.

— Подождите! — вдруг крикнула она вслед ему.

Бека укоризненно покачала головой. Она уже не раз обещала себе не быть слишком мягкой к другим людям, если это идет вразрез с ее собственными интересами.

— Вы, наверное, проголодались?

— Есть немного, — признался летчик.

Она снова открыла дверь:

— Заходите, пожалуйста. Я сейчас вам что-нибудь приготовлю.

— Но вы уже там все закрыли.

— Что ж, открою заново.

Бека накрыла Вилтри тот же столик, за которым он сидел вчера, а затем прошла за стойку, где сразу же принялась разогревать воду и просматривать кастрюли. Пилот заметил, что она так и не сняла табличку, которую повесила перед уходом. Для всех остальных кафе оставалось закрытым.

— Не знаю, как и благодарить вас… — начал он.

— Пустяки, мне это совсем не трудно. Вы, кажется, не едите рыбу, не так ли?

— Я даже не знаю…

— Считайте, что вам повезло. У нас сегодня была приготовлена соленая ветчина.

Между тем шторм приближался, и за окном стало темно как ночью. Беке пришлось зажечь масляные лампы, расставленные по углам кафе. Дождь уже вовсю барабанил по окнам и прозрачной крыше, потоки воды скатывались, создавая впечатление, что плавится само стекло. Даже казавшийся несокрушимым пирс стал слегка поскрипывать под натиском бушующих волн.

Беке никогда еще не доводилось оставаться на пирсе в шторм. Это оказалось довольно жутким испытанием, и какая-то ее часть снова пожалела, что она не проявила твердости и не ушла домой. Кафе, представлявшееся прежде таким милым, безмятежным местом, теперь вдруг оказалось в крайне ненадежном, опасном положении посреди разбушевавшейся стихии. Это было все равно что сидеть в утлом суденышке, застигнутом штормом вдали от берегов.

Ее посетитель, однако, не проявлял никакого видимого беспокойства.

Бека принесла ему еду и напитки, а затем села с ним рядом.

— Вы летчик?

— Угу. — Он уже откусил кусок. — Это действительно очень вкусно. Я даже не представлял, что настолько голоден.

— Имперский Космический Флот? — допытывалась она.

Он замотал головой и поднес к губам салфетку.

— Не совсем. Имперские ВВС Фантина. Меня зовут Вилтри. Оскар Вилтри.

— Бека Мейер.

Он привстал и учтиво пожал ей руку:

— Благодарю вас за гостеприимство, мамзель, и за ту доброту, которую вы оказываете незнакомцу, прибывшему сюда из другого мира.

— Учитывая, что вы рискуете жизнью, сражаясь за мой мир, я думаю, тарелка ветчины и хлеба — это наименьшее, что вы заслуживаете.

Вдруг он перестал есть и нахмурился:

— Послушайте… Я уже не мог вас где-то видеть?

— Я была здесь вчера.

— Нет, не здесь. Где-нибудь в другом месте.

— В храме, несколько дней назад. Вы придержали для меня дверь.

— Да-да… Теперь я вспоминаю.

В этот момент особенно яростный порыв ветра заставил задрожать окна кафе, а дождь с удвоенной силой забарабанил по стеклу.

— Полагаю, этот пирс может выдержать любой шторм, не правда ли? — спросил Вилтри.

— Ну, думаю, он еще не скоро рухнет, — успокоила его официантка.

Прошло не менее часа, прежде чем шторм начал стихать, и уже можно было подумать о том, чтобы, улучив удобный момент, добежать по пирсу до город ской набережной. Все время подливая ему в чашку кофеин, Бека болтала без умолку, перескакивая с темы на тему, как будто спешила высказать все, что накопилось у нее внутри за долгое время душевного одиночества. Вилтри же только слушал, словно боясь ее прервать. Сегодня у него был ужасный день: кошмарный воздушный бой, приступы панического страха… «Летучие мыши», казалось, были повсюду. Они беспрерывно атаковали их строй со всех сторон и в конце концов вынудили сбросить впустую весь бомбовый запас и повернуть назад, после чего имперских летчиков ждал долгий и опасный путь обратно на базу. Никаких целей они не поразили. Они их даже не видели. В том районе они вообще ничего не видели, кроме раскаленной, плавящей песок в стекло долины. Блюдо Песка — недаром она так называется. «Ореол» не потерял ни одной машины, но пять самолетов вернулись с серьезными повреждениями, а несколько летчиков были ранены. «У как Убойный» чудом дотянул до базы. Из-за каких-то неполадок с бомболюком он так и не смог сбросить часть своего боекомплекта, и Вилтри серьезно опасался, что даже если он и долетит, то при первом толчке о землю будет уничтожен своими же бомбами. И все же ребята посадили свою птичку. Однако трем командам из бригады Эгсора, так же как двум другим из сопровождения «Громовых стрел», этого сделать уже никогда не удастся.

Некоторые пилоты, чтобы снять напряжение после воздушного боя, уходят в запой или предаются разного рода телесным удовольствиям, другие отводят душу, в мельчайших деталях расписывая все, что произошло, первому, кто им подвернется в общей комнате экипажа. Ни то ни другое не подходило Вилтри. В такие дни он всегда боялся, что, если он начнет говорить, ему уже будет не остановиться.

Но слушать эту незнакомую женщину оказалось удивительно приятно. Ее слова странным образом успокаивали больную душу, действуя как противоядие против того чудовищного напряжения, которое все никак не оставляло его после боя. Разговор с ней помогал посмотреть на себя со стороны, напоминая, что Вселенная не замыкается на нем одном, намертво пристегнутом к креслу пилота и ежеминутно ожидающем рокового поворота Колеса Судьбы. Жизнь этой женщины, очевидно, тоже была очень нелегка. Она была вынуждена работать в две смены: днем здесь, а по ночам на военной мануфактуре. Приближение фронта очень тревожило ее. Закупать свежие продукты день ото дня становилось все труднее. Что, если кафе придется закрыть? У нее есть брат по имени Эйдо, который служит в сухопутных армейских частях. Вот уже более трех месяцев прошло после памятного сражения у Ворот Ульев Тринити, и с тех пор от него не было никаких известий. Но он скоро будет дома — она была уверена в этом. Каждый день она зажигала за него свечу в храме.

— Вообще-то, я зажигаю три: одну за Гарта, одну за Эйдо и еще одну за того, кому, быть может, это сейчас необходимо.

Вилтри улыбнулся:

— Я помню это. Извините за любопытство, но кто такой Гарт?

— Мой муж, командир Вилтри. Он был летным офицером ПСО Содружества. Он не вернулся из полета над пустыней в позапрошлую зиму.

— Примите мои соболезнования, мамзель. Он числится среди пропавших без вести?

Бека отрицательно мотнула головой:

— Я могу убеждать себя, что мой брат все еще жив, потому что никто не может доказать обратное, но Гарта больше нет — это я знаю твердо.

Командование Содружества назначило ей пенсию как вдове летчика, павшего во время боевых действий, но, когда положение на фронте коренным образом изменилось, выплаты прекратились. Отсюда ее две работы, хроническое недосыпание…

Тут Вилтри заметил, что дождь утих и небо немного прояснилось. Они должны обязательно воспользоваться этим затишьем, иначе Бека непременно опоздает на свою смену в мануфактуре.

Официантка заперла двери кафе, и они поспешили по мокрому деревянному настилу в сторону набережной, где город в это время уже зажигал ночные огни.

 

День 255

Тэда. Южная ВВБ, 08.00

— Прибыл для дальнейшего несения службы, — доложил Дэрроу караульному в форме Космического Флота, который преградил ему путь у входа в галерею с колоннами из прочнейшего металла.

Караульный ознакомился с письменным приказом о назначении Дэрроу и кивком дал понять, что тот может следовать дальше.

Глядя со стороны на здание Командного Центра Управления Полетами, можно было подумать, что это часовня Министорума, выполненная в тяжеловесном, причудливом стиле ранних веков. Однако если приглядеться, то многочисленные устремленные в небо шпили и флероны на самом деле оказывались медными радиодетекторными мачтами с электрофитовым покрытием, мощные арочные своды скрывали внутри пневматические глушители, так что Центр Управления мог функционировать даже при бомбежке, а вместо сияющих многоцветных витражей в окнах можно было увидеть лишь толстые стальные ставни с дополнительным защитным слоем. Комплекс строений, в которых размещался Командный Центр Управления Полетами, занимал самую северную оконечность авиабазы и был окружен с трех сторон настоящим лесом из стальных мачт и башен воксовой, ауспексной и модарной систем связи. Земля там казалась буквально выжженной, а в наэлектризованном воздухе ощущалась опасная концентрация озона.

Войдя в главное здание, посетитель сразу оказывался под высокими сводами огромного атриума, свет в который проникал сквозь зарешеченные застекленные прорези в его куполе. Из этого зала можно было попасть в любой из многочисленных отделов Контроля Полетов. Мужчины и женщины в темной форме Космического Флота и Департаменте Тактикус деловито сновали туда-сюда, так как регулярные сообщения п воксу с находящихся в воздухе самолетов заставлял их ежеминутно вносить изменения в оперативно-тактические данные. Дэрроу увидел эмалевые указатели на стене и, следуя им, вышел к ведущей вниз лестнице, по которой поднималось и спускалось много народу. Это было неудивительно, ведь главная часть комплекса Командного Центра Управления Полетами располагалась глубоко под землей, в камнебетонных бункерах.

Внизу было сыро и довольно прохладно и даже ощущался небольшой сквозняк из-за мощной системы кондиционирования. Дэрроу почувствовал легкий озноб и сразу пожалел, что не надел свою летную куртку, даже с той нелепой заплаткой на рукаве, которую он второпях поставил сразу после возвращения одежды в госпитале.

Он прошел несколько бронированных дверей и вышел еще к одному проверочному пункту, где ему пришлось выстоять очередь из нескольких человек, а затем под суровым взглядом трех дюжих караульных терпеливо ждать, когда сервитор Муниторума проверит все его документы, идентифицирует его биометрические характеристики и только затем наконец выдаст служебный пропуск.

К удивлению Дэрроу, Иде встретил его у главной бронированной двери.

— Прибыл по вашему приказанию для дальнейшего несения службы, сэр! — отрапортовал он, отдавая честь.

— Что, теперь так отдают честь? — отозвался Иде. — Добро пожаловать в Командный Центр Управления Полетами, Дэрроу. Держись сегодня ко мне поближе, сынок, пока не поймешь, что к чему. Не стесняйся задавать вопросы: тебе предстоит узнать много нового. Если мне будет нужно, чтобы ты заткнулся, я так и скажу.

— Так точно, сэр.

Иде повернулся и, постукивая сенсорной тростью, прошел в главный зал Центра. Дэрроу последовал за ним.

— Будь готов, что все здесь будут обращаться к тебе «младший», даже я. Здесь ты не курсант летного училища, а младший ассистент инспектора полетов.

Дэрроу уже открыл рот, чтобы задать вопрос, но Иде протянул руку и крепко сжал его запястье. Они только что вошли в святая святых Командного Центра, и в помещении сразу воцарилась напряженная тишина.

Дэрроу с любопытством оглядывался по сторонам. Командный Центр Управления Полетами оказался обширной подземной ротондой в три этажа глубиной. Ее стены опоясывали два яруса навесных помостов, причем, чтобы попасть на верхний, нужно было подниматься по чугунной лестнице. Консольные этажи были заполнены кабинами операторов Космического Флота, а кое-где вместо них работали сервиторы, напрямую подсоединенные к интерфейсным гнездам дисплеев. Еще выше находился специальный помост, с которого старшие офицеры имели возможность наблюдать за тем, что происходит, и держать руку на пульсе событий. В центре зала был установлен огромный гололитический дисплей, который со своей широкой, медной по краям базовой установки на целых шесть метров в высоту моделировал в пространстве мерцающую в воздухе анимационную картинку тактических операций. Вокруг него кольцом располагались полупрозрачные стеклянные щи ты, на которых отображались данные с модарных систем. Возле каждого из них стоял серьезного вида дежурный офицер, держа наготове в правой руке стилус, а в левой — ластик.

Еще дальше от центра располагалось кольцо первичных диспетчерских пультов Контроля Полетов. Эти громоздкие установки для кодирования и декодирования сигналов прямо как надгробные плиты выступали из пола. Каждый пульт, в деревянном корпусе, но с выточенными из латуни деталями приборов, имел свой ламповый экран и небольшой гололитический дисплей, который дублировал большой центральный.

В данную минуту все операторы Командного Центра, кто сидя, кто стоя у своих рабочих мест, молча склонили головы.

Какой-то представительный пастор, вероятно капеллан Космического Флота, в голубой сутане из голубого селпика, с оторочкой из соболиного меха, торжественно совершал таинство благословения авиабазы. Пока он вдохновенно говорил, одну руку прижав к груди, другую заложив за спину, остальные техножрецы обходили помещение и отправляли обряд помазания пультов управления, попутно окропляя святой водой из золотых ампул всех тех, кто хотел получить персональное благословение. Дэрроу обратил внимание, что за благословением подошли почти все, не исключая и представителей высшего командного состава.

— Да будет этот день благоприятен и успешен, — говорил пастор. — Пусть несгибаемая сила воли и кристальная ясность взгляда, которые подвластны нашему величественнейшему и славнейшему Императору — тому, кто является Богом-Императором всего Человечества, — не покидают вас сегодня в вашей работе. Да будет Его слава жить в веках, а Он, как светоч, пусть озаряет нам дорогу во тьме! Заклинаю именем предвечного Золотого Трона и именем самого Императора — да исполнится Его святая воля!

Пастор осенил себя знамением аквилы, и каждый, кто находился в зале, повторил его жест.

Старший офицер, тот, кто находился сейчас на верхнем настиле, кивнул пастору и, обращаясь ко всем, громко провозгласил:

— Дневная смена началась! 255, 773.М41.

Все сразу же вернулись к активной деятельности. Перебивающие друг друга голоса диспетчеров и приглушенная перекличка далеких пилотов, доносящаяся из шумных воксов, слились в один неумолкающий гул. Со всех сторон теперь слышался пронзительный стрекот металлических клавиш под проворными пальцами операторов. Иде кивком дал знак Дэрроу следовать за ним.

В распоряжении Идса, как инспектора полетов, был один из первичных диспетчерских пультов. Дэрроу помог ему сесть в кресло с высокой спинкой и поставил его сенсорную трость так, чтобы она всегда находилась под рукой.

— Главный штекер коры головного мозга и контакт техночтеца, пожалуйста, — попросил Иде, как только устроился поудобнее.

Дэрроу обернулся и снял два подводящих кабеля, которые были закреплены на боковой панели деревянного корпуса пульта. Он передал их Идсу. Тот, ощупав кончиками пальцев штекеры, по выступающим идентификационным маркерам разобрался, какой из них к чему относится, и вставил контакт коры головного мозга в специальный разъем, вживленный глубоко под кожу за левым ухом, а второй, с которого свисала иссохшая этикетка из пергамента, скоро оказался уже в другом аналогичном гнезде, которое находилось под самой линией его волос у основания черепа. Дэрроу видел, как Иде слегка поморщился от боли, когда подключал их.

Пульт управления сразу ожил. Гололитический дисплей зажегся и начал вращаться, а на замерцавшем экране появился разворачивающийся список оперативных данных, только что полученных в виде радиосигналов. Дэрроу знал, что его начальник сейчас видит все это внутренним зрением. Иде погрузился в изучение особенностей текущей оперативной ситуации.

Дэрроу еще раз осмотрелся. Рядом с каждым инспектором полетов находился как минимум один младший ассистент. Все другие инспектора были зрячие, хотя один и пользовался довольно громоздкой аугмети-ческой оптикой. Вместе с тем Дэрроу заметил, что многие стимулируют свое зрение, подключив специальный кабель к коре головного мозга.

— Воксовый микрофон, пожалуйста, — попросил Иде.

Дэрроу также нашел его на боковой панели пульта, размотал шнур и помог Идсу надеть комплект так, чтобы наушник располагался точно у уха, а микрофон у губ.

— Говорит Идс, семь тысяч пятьсот тринадцать, — сообщил тот негромко. — Теперь за диспетчерским пультом буду я.

В ответ из вокса послышался нестройный хор отзывающихся пилотов. Пальцы Идса привычно забегали по механической клавиатуре. Оперативные данные на экране стали меняться, но адаптер, подключенный к коре мозга, точно отображал всю информацию, которая поступала на диспетчерский пульт, так что Иде был постоянно в курсе событий.

— Дайте метеорологическую картинку, пожалуйста, — попросил он по внутренней связи.

Словно из ниоткуда, над гололитическим дисплеем появилось голубоватое трехмерное изображение.

— Теперь схематическое изображение тактической… намечаемой тактической операции.

На объемном изображении появились новые изменения, новые наложения. Жирные желтые линии изображали планируемый маршрут летного звена, красным пунктиром обозначались возможные варианты развития операции, а мигающие зеленые значки в виде рун ука ывали на местоположение самих самолетов в настоящее время.

— Если у тебя есть желание послушать, то тут имеется еще один комплект воксовой связи, — заметил Иде.

Дэрроу сразу же воспользовался такой возможностью. Но единственным, что он услышал, когда надел наушник, был бессмысленный набор звуков живого и механического происхождения: шум при переводе радиосигнала в «цифру», бинарные коды, атмосферные свистящие помехи, накладываясь одно на другое, почти полностью заглушали голоса пилотов.

— Можно использовать регулятор, чтобы убрать помехи, — объяснил Иде. — Поначалу это кажется не много хаотичным, но со временем ты научишься дифференцировать шумы и настраиваться на нужную волну. Следующие два часа нам предписано осуществлять контроль над двумя группами истребителей — звеньями «Умбра Четыре-Один» и «Умбра Четыре-Два». Все параметры боевого задания выведены на экран.

От неожиданности Дэрроу занервничал и стал внимательно изучать детали задания, стараясь ничего не упустить из виду. Итак, две группы перехватчиков, по четыре машины в каждой, собираются пересечь Полуостров в направлении верховьев Лиды. Цель — разведка и преследование возможных нарушителей. Время старта — восемь пятнадцать.

Он бросил взгляд на медный хронометр, вмонтированный в верхнюю панель диспетчерского пульта.

Сейчас он показывал восемь четырнадцать.

Тэда. Южная ВВБ, 08.15

— Ремни затянули? — крикнул Рэкли, стараясь перекричать все усиливающийся гул турбореактивных Двигателей.

Марквол кивнул. Тогда Рэкли сделал пальцами знак «о'кей» и приказал наземной команде механиков удалиться. Они сразу попрыгали с самолета, тут же отсоединяя и складывая последний подававший горючее шланг и отгоняя в сторону пусковую трансформаторную тележку. Один техник уносил с собой большую желтую стремянку, которая служила летчикам для подъема в кабину.

Теперь из-за шума моторов уже совсем ничего нельзя было расслышать, и, склонившись над кабиной, Рэкли, глядя на Марквола, лишь похлопал себя по ушам и губам.

Марквол понимающе кивнул и включил вокс.

— Проверка связи, проверка связи, — вызывал он ведущего группы. — Говорит «Умбра Восемь». «Умбра Восемь». Как меня слышно? Прием.

— «Умбра Восемь», говорит ведущий. Вас слышно хорошо. Марквол, у тебя все в порядке?

— Так точно, мэм. На полосе зеленые огни. Повторяю: зеленые огни. Полностью готов к взлету.

— Ждите команды, Восьмой.

Марквол осенил себя знаком аквилы и повернулся к Рэкли. Он поднял большой палец, и главный механик, довольно улыбаясь, отдал ему честь и закрыл капсулу кабины. Тотчас природа шума изменилась. Стоны реактивных турбин звучали теперь приглушенно, но Марквол сразу же оказался в замкнутом пространстве, где вовсю резонировали ультразвуковые вибрации.

Молодой летчик проверил замки кабины, а затем весь согнулся, встав почти на колени, давая таким образом условный сигнал своему главному механику. В ответ Рэкли кивнул и, спрыгнув с самолета, побежал за обложенную мешками с песком стену укрытия.

— Говорит «Умбра Восемь». Закрыл кабину и готов к взлету.

— Вас поняла, Восьмой.

— «Умбра Десять» готов.

— «Умбра Семь» ждет команды на взлет.

— Всем ждать команды, — повторила Джагди. — «Четыре Два» взлетает перед нами.

Из вокса донеслась оживленная многоголосица летчиков взлетающей группы. Затем гул реактивных двигателей вновь почти оглушил Марквола, несмотря на то что его кабина была закрыта, а на голову надет плотный летный шлем. Все четыре «Громовых стрелы», стоявшие по соседству, разом вертикально поднялись со своих долговременных стоянок. Пространство под каждой из них после включения направленного ускорения, казалось, буквально раскалилось от бурного реактивного выхлопа. Асче, Кордиаль и Ранфре — соответственно Четвертый, Одиннадцатый и Двенадцатый номера звена — под началом Бланшера входили в боевой состав «Умбры Два».

Ведомые опытным командиром, они взлетали, постепенно набирая горизонтальную составляющую своей скорости. Держась плотной группой и понемногу поворачивая направляющие сопла, они поднимались все выше и летели все быстрее. Когда же их самолеты вылетели за пределы аэродрома, главные сопла вспыхнули ярким желтым светом, что могло означать только включение максимального ускорения. Теперь самолеты «Умбры Два» стали стремительно уменьшаться в размерах, удаляясь и взмывая в самую высь.

— Вызываю Центр Управления Полетами. Говорит ведущий «Четыре-Один», — услышал Марквол голос Джагди. — Прошу разрешения на взлет.

— Вызываю ведущего «Четыре-Один». Говорит Центр Управления. Ваш коридор свободен, можете взлетать немедленно. Доброй охоты!

— «Четыре-Один», говорит ведущий. Мы взлетаем.

Марквол открыл газ и сразу почувствовал, как его машина задрожала, будто разъяренный зверь. Теперь Ускорение на максимум. Пилот почувствовал легкое колебание корпуса, когда «Пятно» оторвалось от своей стоянки. Даже отдавая себе отчет, что это съедает массу лишнего горючего, Марквол все равно всегда предпочитал взлетать, используя сопла с направляемым вектором тяги. Он просто терпеть не мог пусковые установки и тот пренеприятнейший толчок, который ощущаешь когда самолет ракетой взлетает со стоянки. Внутренне юноша поблагодарил судьбу, что на аэродроме в Тэде еще не успели возвести ни одной такой установки.

Выравнивая положение своей «Стрелы», которая уже успела взмыть над аэродромом, летчик огляделся по сторонам. Слева от него поднималась «Умбра Десять», и Марквол улыбнулся, представляя, как гремят гирлянды амулетов на шее Земмика. Справа строго вертикально взлетала Джагди, а еще на два корпуса в сторону — Кловин. С высоты сорока метров Маркволу представился превосходный вид всей авиабазы.

— Подождите пока взлетать, — предупредил из вокса голос Джагди.

Если Бланшер любил элегантный, академичный взлет, когда самолет, медленно поднимаясь с аэродрома, постепенно набирал горизонтальную составляющую скорости, то Джагди предпочитала стремительный, захватывающий дух старт. Команды механиков знали это и уже давно убежали в бункеры.

— Подождите…

Высота — пятьдесят метров.

— Теперь за мной! Цепью! Полное ускорение! — приказала Джагди.

Она только что резко повернула сопла реактивных турбин, настроив их на горизонтальный полет, и теперь ее машина с диким ревом устремилась вперед, пересекая поле аэродрома на высоте не более пятидесяти метров. За ней тут же последовал Кловин. Затем Земмик. Марквол плавно надавил на газ, и его самолет пулей понесся за ними.

Взлетно-посадочные полосы замелькали, словно их показывали в ускоренном изображении на экране. Колоссальная инерция вжала Марквола в кресло. Заставив работать двигатели в полную мощность, звено промчалось над «мертвым пространством» за пределами аэродрома и уже почти достигло скорости шестисот километров в час, когда самолеты, наконец построившись, начали подъем.

— Говорит ведущий «Четыре-Один». Мы вылетели за пределы авиабазы. Сейчас поднимаемся на высоту пять тысяч. Курс — юго-запад, десять-восемь-четыре.

— Десять-восемь-четыре. Вас понял, ведущий, — отозвался диспетчер Управления Полетами. — Неплохой старт. Посмотрим, может, мы еще простим вас за этот звон в ушах.

— Вас поняла, Центр Управления. Быстро взлетать, быстро улетать — это то, чему нас учили в том мире, откуда мы родом.

— Теперь понятно. Чему еще вас научили в том мире?

— Сбивать «летучих мышей».

— Вас понял, лидер. Рад это слышать. Поднимайтесь на высоту девять тысяч и следуйте курсом на юго-запад, одиннадцать-восемь-пять.

— Одиннадцать-восемь-пять. Все ясно. Четыре-Один, проверка связи.

— Говорит Четыре-Один Седьмой. Следую строго за вами.

— Десятый Четыре-Один на связи. Нахожусь позади вас с левого крыла. Отличный денек выдался, не правда ли?

— Небо чистое как стеклышко, Земмик. Наверное, благодаря твоим амулетам.

Марквол поправил свою маску пилота с микрофоном:

— Говорит Восьмой «Четыре-Один». Иду справа от вас.

— Держись ближе, Марквол. Скоро поднимется бриз.

Да, в прошлый раз так и было. Он это помнил, но на всякий случай хотел, чтобы командир еще раз сказала об этом.

Он наломал дров в свой первый вылет. Та жуткая картина, где Перс Эспир, весь окровавленный, сидел в своей раскуроченной кабине, никак не шла у него из головы. Этот образ теперь не оставлял его ни днем ни ночью.

Однако Джагди не отказалась от него. Значит, он может летать. Он ведь с Фантина…

Сейчас он отдал бы все на свете, только бы не напортачить во второй раз.

Район Внутренней пустыни. «Орлиное гнездо» летного эшелона Натраб, 08.16

Сверкая на солнце безобразными наростами своих конечностей, рабы-сервиторы вынесли Обаркона на отполированных до блеска, крытых балдахином носилках на передовую площадку мобильного аэродрома. Его уже готовый к вылету жемчужно-белый истребитель стоял рядом в пусковой установке, поблескивая идеальной поверхностью фюзеляжа в палящих лучах солнца пустыни.

Сервиторы жалобно пропели литанию о неотвратимом роке и неутолимой жажде крови. Небесный Воин Крел Кае Обаркон блаженно улыбался. Наконец носилки остановились. Обаркон отсоединил тяжелые золоченые трубки, подключающие его тело к стимулятору жизнедеятельности, с которым он никогда не расставался, и, сняв летный шлем, закрепил его на специальном кронштейне.

Затем он распахнул шелковые драпировки балдахина и сошел на раскаленную солнцем палубную поверхность. Высокий, худой, весь до подбородка закованный в черные, начищенные до блеска гравитационные доспехи, он поднял вверх свои тонкие руки, похожие на паучьи лапки, — и все рабы сразу же попадали на колени.

Солнце стояло еще довольно низко, и поэтому огромный передвижной аэродром до сих пор продолжал медленно перемещаться по дюнам, так что платформа под ногами Обаркона слегка покачивалась.

Небесный Воин взмахнул скелетообразной рукой, и один из сервиторов тут же подбежал к нему с громкоговорителем. Богато украшенный гравировкой, он был выполнен в виде колокола из чистого золота, стоящего на бронзовой подставке. Обаркон поймал свисающий с него контактный кабель и подсоединил к специальному порту, вживленному под гортанью.

— Пятый эшелон! — Его искаженный переводом в цифровой формат голос прогремел над верхними и нижними пусковыми палубами Натраба. — Вы, кто предан Анарху и присягнули на верность Секу! Слушайте меня!

Вдоль всех начищенных палуб мобильного аэродрома, у своих боевых машин в пусковых установках, стояли по стойке «смирно», затаив дыхание, шеренги небесных воинов пятого эшелона. Их рабы-носильщики в это время уже прятались в бронированные укрытия.

— Анарху было нужно, чтобы мы были здесь, — и вот мы здесь! Кто сегодня найдет свежую кровь в небе?

— Мы найдем! — раздался оглушительный рев.

— Кто сегодня пополнит свой личный счет?

— Мы! — прогремел ответ, так что затряслись палубы аэродрома.

— Кто обагрит кровью врага эту землю?

— Мы!

— Тогда по машинам, верные бойцы своего предводителя!

Поднялся невообразимый шум одобрения, и небесные воины заковыляли к ожидающим их «летучим мышам». Обаркон вырвал из разъема микрофонный кабель и без посторонней помощи направился к своей «Адской бритве». Он намеренно поступал так каждый Раз, хотя и знал, что даже десяти минут не сможет прожить без стимулятора жизнедеятельности организма. Тем самым он демонстрировал свою силу воли, что неизменно приводило в восхищение его подчиненных.

Сервиторы подняли Обаркона в кабину самолета; там он сразу же автоматически подключился к разным системам жизнеобеспечения и только тогда вздохнул с облегчением, когда аугметика «Адской бритвы» вновь стала регулировать все жизненно важные функции его организма.

Несколько контактных кабелей были подключены к позвоночнику Обаркона, и теперь заработали системы слежения и оповещения, мгновенно передавая на кору головного мозга всю информацию о количестве горючего в баках, боезаряда в бомбовом отсеке и энергии в пушечных батареях. Глаза же его стали смотреть сквозь оптические прицелы орудий.

Капсула кабины закрылась, и Обаркон тут же оказался в полной темноте.

Зато дисплеи со всей необходимой информацией зажглись перед его внутренним взором.

— От машины! — раздался его приказ.

Стало слышно, как жалобно завыли турбины. Этот звук становился все более пронзительным, пока вдруг не перерос в громовой раскат.

— Зажигание! — скомандовал Обаркон.

Ионовые катапульты мгновенно пришли в действие, и их мощный разряд потряс платформу аэродрома. Жемчужно-белый самолет, изрыгая огонь, с чудовищной силой был выброшен из пусковой установки в синеву неба. Только благодаря гравитационным доспехам Обаркон не был раздавлен в своем кресле пилота. Следом за ним, словно выпущенные из лука стрелы, полетели над пустыней двадцать изящных разноцветных машин. Некоторые из них были малиновыми, некоторые розовато-лимонными, но попадались и серебряного, и черного цветов.

Они выстроились в боевой порядок вокруг главного самолета, когда их предводитель повернул на запад, в гторону гор. Обаркон переключил свое внутреннее зрение на дисплей заднего вида, где мобильный аэродром Натраба все быстрее уходил вдаль. Его гигантские размеры всегда восхищали Обаркона. Настоящий левиафан! Не менее километра в длину, весь ощетинившийся орудийными гнездами, он медленно полз по бескрайним песчаным дюнам, перекатываясь на пятиметровых колесах двухосных повозок, которых под ним было не менее сотни.

Таково было могущество Анарха и того мира, которому он, присягая, поклялся служить. Точнее говоря, Верховного Архона этого мира, благословенного Гаура.

— Слушай меня, эшелон! — произнес он, включив систему общей связи. — Пришло время убивать!

Морская набережная Тэды. Дворцовый пирс, 09.12

— Что-то вы рано сегодня, — заметила Бека.

Вилтри пожал плечами:

— Вылет отменили. Нашли какие-то неисправности, всякое такое. Теперь чинят. Может быть, в полдень…

— Позавтракаете?

— Пожалуй.

— У нас сегодня вареные яйца. Вы ведь едите яйца, не правда ли?

— Это не рыбьи яйца?

— Нет-нет, самые обычные, куриные.

— Тогда давайте.

— Садитесь, пожалуйста.

Вилтри прошел к своему любимому столику. В кафе сейчас было довольно много посетителей. Были пожилые люди, пришедшие, по своему обыкновению, из дома позавтракать, но были и группы рабочих мануфактуры, которые теперь налегали на горячие блюда после тяжелой ночной смены.

Пилот уселся и взглянул в окно. На бледном небе почти не было облаков — сильный ветер с раннего утра разогнал их. Море сегодня выглядело довольно мрачно. На его бегущих к берегу темных волнах то и дело появлялись белые барашки.

Вполне приличная погода для летчика.

— Ты что, уже успела познакомиться с ним? — спросила Летрис, с сомнением глядя на Вилтри.

— С кем?

— Да с тем психом. Летчиком.

— А… Да, — сказала Бека, поворачивая на плите кастрюлю. — С ним все в порядке.

В небе над долиной Лиды, 10.01

Вызов из Командного Центра Управления Полетами поступил, когда Джагди уже собиралась минут через двадцать разворачивать свою группу обратно на базу. «Атакован воздушный транспортный конвой. Срочно требуется поддержка». Согласно электронной диаграмме, вся эта заваруха случилась не далее пятнадцати километров к югу от них. Услышав сообщение Джагди, летчики сразу же повернули на максимум ручки подачи топлива, и их самолеты на предельной скорости понеслись вдоль долины. Четверка Бланшера также получила задание оказать им поддержку. Его группа в это время осуществляла патрульный облет в сорока километрах к северу.

Марквол нервно сглотнул, стараясь не выбиваться из строя. Сейчас они были на высоте четыре тысячи метров и гнали свои машины на скорости две тысячи сто — две тысячи двести километров в час. Земля стремительно проносилась под ними. Вот они пролетели над группой разбросанных сельскохозяйственных станций, затем над каким-то маленьким городком. А вот показалась цепь заброшенных химических заводов. Долгие годы их функционирования не прошли бесследно, и теперь весь бассейн реки был «украшен» фиолетово-розовыми разводами. Неожиданно прямо по курсу боевых самолетов появился густой столб черного дыма. У Марквола снова пересохло в горле.

— Подготовиться к прицельной стрельбе! — приказала Джагди по воксу.

Марквол одним ловким движением руки активировал систему наведения и выровнял прицел.

— Основные орудия к бою!

На этот раз он не допустит глупых ошибок. Марквол осторожно щелкнул продолговатой кнопкой активации пушек, которая находилась сразу за панелью управления лазерным вооружением самолета.

Звено транспортного конвоя состояло из шести супертяжелых грузовых самолетов Космического Флота класса «Онеро», совершающих свой рейс под прикрытием шести «Молний». Вся группа летела, чтобы оказать помощь сухопутным силам Содружества, которые теперь отступали через пустыню и отчаянно нуждались в горючем. Заправленные тоннами вязкого прометия и других горюче-смазочных материалов, эти громыхающие шестимоторные транспорты казались удивительно неповоротливыми и представляли собой легкую мишень для авиации Архенеми.

«Умбра Четыре-Один» попала на нечто, что со стороны выглядело как пиршество стервятников. Один из транспортов уже был сбит, и в результате его падения Ужасный огненный смерч охватил огромное пространство долины — никак не менее квадратного километра пахотной земли. Клубы густого черного дыма — вот и все, что можно было рассмотреть, когда они приблизить к месту его падения. Оказалось, что еще у одного грузового самолета горит мотор и теперь он катастрофически теряет высоту. Кроме того, по меньшей мере три «Молнии» из группы сопровождения уже были выведены из боя.

С другой стороны, не менее пятнадцати черных и малиновых «летучих мышей» вились вокруг боевого порядка конвоя, неизменно уходя от трассирующих очередей, которые выпускали из своих турелей воздушные транспорты. «Адские бритвы»… Еще до того, как группа Джагди приблизилась на расстояние выстрела, Марквол стал свидетелем того, как угольно-черная «Бритва» зашла на атаку и выпустила лазерный разряд в серебристый бок замыкающего строй «Онеро». Транспорт подбросило высоко вверх, и затем ослепительная вспышка белого пламени, по яркости не уступающая блеску солнца, заставила летчика зажмуриться от боли в глазах. Температура взрыва была настолько чудовищной, что не уцелел ни один обломок, ни один кусок обшивки самолета конвоя.

Запищал вокс. Послышался жесткий и уверенный голос Джагди. Всего несколько слов:

— Теперь рассыпайтесь и атакуйте!

Земмик заложил вираж влево. Кловин — вправо. Марквол оставался на семь часов от Джагди, до тех пор пока они шли в самый центр сражения. Затем он резко ушел сторону, и она исчезла из виду. Пространство вокруг, казалось, было наполнено самолетами и тем, что они оставляли после себя: следами инверсий, дыма, выхлопных газов… Слишком много, чтобы за всем уследить. Но нужно было сфокусироватьвнимание, сконцентрироваться на «летучих мышах». Причем не на всех, какие попадали в поле зрения, а лишь на тех, чья скорость и угол по отношению к самолету Марквола давали ему возможность приблизиться к ним.

Две «Бритвы» слева неслись встречным курсом… Нечего даже думать о них. А вот еще один вражеский самолет, ярко-красный, круто взмывает вверх. Эх! Его сейчас не перехватишь… Так, какая-то машина на де сять… Нет, это «Молния» — вон как солнце сверкнуло на алюминоидной обшивке, когда она повернулась боком. Только не расслабляться. Нужно все время маневрировать, уходить в стороны, ускоряться… Если ты за пять секунд никуда не свернул, считай, что повесил здоровенную мишень себе на задницу.

Так любил говорить Хексан, его престарелый инструктор, когда Марквол еще учился в сколаме. Он тогда заставил ученика повторять эти слова как мантру… Старый черт! Вот и сейчас молодому летчику показалось, что он слышит хриплый голос учителя у себя за спиной.

Теперь внимание! «Летучая мышь»! Марквол заложил вираж, собираясь начать атаку, но все без толку — противник рванулся в сторону и затем развернулся в противоположном направлении. Ну и ладно! Вот еще одна «Бритва»… Но Кловин уже у него на хвосте. Марквол видел, как носовая часть «Умбры Семь» сверкнула, выпустив разряд лазерной пушки. Интересно, конечно, попал он или нет, но на таких скоростях разве проследишь… Самолет Марквола уже пронесся мимо, и теперь, когда он ушел далеко в сторону, ему пришлось снова разворачивать машину. Выполнив этот маневр, пилот неожиданно оказался прямо под грузовым транспортом, чьи проклятые турели тут же повернулись в его сторону и, открыв по нему огонь, едва не разнесли своими желтыми трассами хвост «Стрелы».

— Свои! Свои! — что было сил заорал Марквол в вокс, прекрасно понимая, что на его крик, скорее всего, никто не обратит внимания.

Обезумевшие стрелки в транспорте сейчас готовы были палить даже по птицам.

Он положил самолет на крыло, готовясь выполнить очередной разворот, но тут малиновая «летучая мышь» пронеслась прямо по его курсу. Что тут долго думать? Марквол мгновенно надавил большим пальцем кнопку активатора стрельбы и тут же почувствовал, как его машина — «Пятно», как ее теперь называли, — содрогнулась, выбросив языки огня из орудий. Попал ли он? Шансов на это было немного. Но молодой пилот и не расстраивался. Главное — теперь он в игре!

Джагди не могла видеть самолет Марквола. Однако сейчас она не слишком беспокоилась на его счет. В воздушном бою нет места для маменькиных сынков. Они вели сражение со значительно превосходящими силами противника, чьи самолеты ничуть не уступали в скорости и огневой мощи «Громовым стрелам». Как только командир спикировала и произвела разворот, ее машина оказалась точно на хвосте у «летучей мыши», но, так как та уже набрала значительную скорость, а «Стрела» только выходила из разворота, вражескому самолету с легкостью удалось уйти из зоны обстрела, прежде чем Джагди успела открыть огонь.

Она рванула рычаг управления, чтобы повернуть влево, и в этот момент увидела, как алая «Бритва» молнией мелькнула под ее машиной. Чужак преследовал одну из «Молний», все время держась на шесть часов к ней. Самолет Космического Флота делал все возможное, но никак не мог оторваться.

Джагди пришлось почти выполнить мертвую петлю, чтобы пристроиться за ними следом. Угол наводки был крайне мал, и поэтому она, решив пока не растрачивать заряды, положила самолет на крыло и снова развернула так, чтобы можно было удобно сесть на хвост «Бритве».

Наверняка ее заметили, потому что вражеский самолет отчаянно рванулся в сторону. И тут снова сработал неослабевающий инстинкт боевого летчика. У Джагди был просто прирожденный дар предвидения. Впрочем, она легко находила этому простое логическое объяснение. Обычно она предугадывала действия противника, всего лишь представляя себе, как бы сама поступила наего месте. Бланшер однажды заметил, что если это все так просто, то почему же ни у кого из всей бригады это не выходит так здорово? Как только «Бритва» отклонилась в сторону, туда же под тем же самым углом отклонилась и Джагди. Прогремели два мощных выстрела. Сверкнули четыре лазерных разряда, и все попали в вентиляционные отверстия моторного отсека врага. И вот уже густое облако обломков, возникшее на месте чужого самолета, с шипением разлетелось по сторонам.

Джагди слышала, как мелкие куски металла выбили дробь на корпусе ее машины, когда она пролетала через огненную воронку, образовавшуюся в небе после взрыва. Тотчас же послышался сигнал системы слежения, который предупредил ее о приближении противника. Похоже, кто-то подлетел сверху. Несколько ярко-розовых трасс прошили небо совсем рядом с бортом «Стрелы». Лишь на мгновение подключив сопла направленного вектора тяги, Джагди отклонилась в сторону, и преследовавшая ее «летучая мышь» на полной скорости пронеслась мимо.

Тут появилась еще одна, нет, даже две: одна — красного, другая — розовато-лилового цвета. Обе помчались к грузовому транспорту, у которого горел двигатель. Тяжеловесный «Онеро» был уже прострелен во многих местах, и из его дыр потоками лилась горючая смесь.

— Ну нет, — прошептала сквозь сжатые зубы Джагди, — этого не будет.

Она круто развернула самолет, ощутив на себе многократную перегрузку, от которой захрустели кости. Сжавшись в позу «замка» и мыча от чудовищного напряжения, она тем не менее уловила момент, когда одна из «летучих мышей» попала в перекрестье ее прицела. Угол для наводки был очень острый, но все же пилот выпустила несколько разрядов. Длинный пульсирующий след от выстрела лазерной пушки прорезал небо, и Джагди увидела, как красная «Бритва», потеряв кусок крыла, завертелась волчком и круто ушла куда то в сторону, очевидно стремясь выйти из боя. Ее розовато-лиловый напарник рванулся вниз, а затем пошел на разворот, что должно было заставить его пилота перенести предельные нагрузки.

И вдруг он взорвался. Один большой взрыв, который буквально потряс все небо, разнес «Бритву» на неравные части, а два других, поменьше, превратили то, что от него осталось, в мелкую металлическую пыль.

Это уже подоспел истребитель Милана Бланшера, который со свистом пронесся под «Громовой стрелой» Джагди.

Звено «Умбра Четыре-Два» вступило в бой.

Тэда. Южная ВВБ, 10.07

Необычная тишина воцарилась над залом-ротондой Командного Центра Управления Полетами. Иде был единственным инспектором, у которого контролируемые им самолеты вели сражение. Остальные, не покидая своих рабочих мест, в данный момент неотрывно смотрели в его сторону. Дэрроу почувствовал, что сейчас они с начальником оказались в центре внимания. Один из старших офицеров подошел к диспетчерскому пульту Идса.

— Доложите обстановку.

— «Умбра Четыре-Один» и «Умбра Четыре-Два» вступили в бой. Получены подтвержденные данные о шестнадцати самолетах противника. Как сообщается, четыре из них уже сбиты.

Эти слова вызвали некоторое оживление в зале Центра.

— А каково положение транспортного конвоя? — спросил старший офицер.

Офицера звали Бэнзи. Он не отличался высоким ростом, в обычное время любил пошутить, а сейчас был затянут в пурпурную имперскую форму с высоким стоячим воротником.

— Два авиатанкера уничтожено. Один получил серьезное повреждение. Также сбито три самолета сопровождения.

Голос Идса звучал слабо и отстраненно. При этом казалось, что он смотрит куда-то вверх, в пустое пространство, одновременно анализируя все новые данные, которые уже переполняли его голову. Его руки над пультом дисплея ни на секунду не останавливались, постоянно что-то исправляя, переписывая… Сразу перед пультом Идса расположилась дежурная женщина-офицер, которая, стоя со стилусом у стеклянного щита, безостановочно вносила изменения в данные, полученные по модарной связи.

Только теперь Дэрроу понял, почему в Командном Центре поддерживается столь низкая температура. Здесь ни у кого не было ни малейшей возможности задремать или расслабиться. Таким образом, полностью исключалась вероятность ошибки по причине ослабленного внимания.

— Как вы оцениваете ситуацию? — спросил Бэнзи Идса.

— Положение очень тяжелое, — ответил тот. — В этом районе сейчас есть кто-нибудь?

— Запрашиваю возможные варианты подкрепления! — крикнул Бэнзи в зал. — Быстрее! Дорога каждая минута!

— У меня в воздухе Сорок четвертая авиабригада. Шесть машин, четырнадцать минут лета, — отозвался инспектор с соседнего пульта.

— Нет, старший офицер, — пробормотал Иде. — Слишком долго…

В воздухе Сто первая! Четыре машины сейчас пролетают через северный отрог Маканайтских гор. Три минуты лета, не больше!.. — крикнул какой-то инспектор с другого конца зала.

— В каком они состоянии?

— Они в воздухе двести минут и один раз уже вступали в бой. Но если мы пошлем им вызов, то на пять минут сражения их вполне может хватить.

— Что, больше никого? — спросил Бэнзи, обращаясь к залу.

Как оказалось, никто из находящихся в воздухе бригад не мог достичь места сражения быстрее четырнадцати минут.

— Что скажете, инспектор? — обратился старший офицер к Идсу.

— Только что выведена из строя еще одна «Молния», сэр, — сказал тот. — И… это пока еще не подтверждено, но, возможно, мы также потеряли самолет из звена «Умбра». Все — я запрашиваю подкрепление.

Бэнзи кивнул и, бросив взгляд поверх голов притихших операторов, крикнул на другую сторону зала зычным голосом летного инструктора:

— Посылай вызов! Направь их туда, будь так любезен.

Дэрроу тут же увидел, как сидящий на противоположной стороне инспектор полетов стал лихорадочно вызывать контролируемую им бригаду:

— Сто первая, Сто первая, вызывает Центр Управления. Сейчас вы получите инструкцию, которую надлежит исполнить. Пожалуйста, подтвердите получение электронной диаграммы.

В ответ из вокса послышалось какое-то неясное журчание, и дежурный офицер, стоящий перед инспектором, стал что-то быстро чертить на стекле демонстрационного щита.

Затем Дэрроу услышал, как инспектор сказал:

— Вас понял, «Апостолы». Уверен, они будут рады увидеть вас.

Апостолы! Святой Трон! Сердце у Дэрроу готово было выпрыгнуть из груди. Он обернулся и увидел, что на лбу Идса выступили капли пота.

Только что получено подтверждение, — объявил слепой инспектор. — Мы действительно потеряли один из самолетов звена «Умбра».

В небе над долиной Лиды, 10.08

— Где Кловин? Где Кловин? — кричала Джагди в вокс, срывая голос.

Она заметила, как какой-то самолет камнем пошел вниз и поднял настоящий огненный смерч среди гидропонных водоемов внизу. Кажется, это была «Громовая стрела»…

— Я его не вижу, — отозвалась Асче.

— Его нигде нет, — вторил ей Ранфре.

— Трон! Это что за вечеринка такая?! Куда ты нас привела?! — истошно вопил Кордиаль.

Кордиаль находился сейчас несколько левее и ниже, и Джагди видела, как, закладывая сумасшедшие виражи, он отчаянно пытается уйти от севшей ему на хвост «летучей мыши». Все небо вокруг было прошито трассами и нитями лазеров. Ведущий пилот уже израсходовала свой лазерный заряд и теперь переключила активатор стрельбы на тяжелые орудия. Бросив машину в пике, она заметила, как впереди мелькнуло что-то белое и изогнутое. Этот самолет наискось пересек ее курс, устремившись за машиной Зем-мика.

— Видела его? — послышался из вокса голос Бланшера.

— Не расслышала, повтори, — попросила Джагди.

— Жемчужно-белая «Бритва», — объяснил Бланшер. — Это тот самый ублюдок, что подбил Кловина.

«Громовая стрела» Бланшера рассекла небо следом за Джагди, но затем ушла далеко в сторону. Асче сейчас находилась прямо под ней; Марквол шел следом.

— Вызываю «Умбру Четыре-Один». Говорит Центр Управления. Мы вызвали вам подкрепление. Через три минуты они будут на месте.

— Вас поняла, — ответила Джагди, задыхаясь, так как из-за перегрузки у нее сдавило легкие.

Она увидела, как Земмик метнулся в сторону, стараясь запутать своего преследователя. Из-под винта его левого двигателя уже валил дым.

— «Умбра Десять», «Умбра Десять». Говорит ведущий звена. Отрывайтесь и выходите из боя.

— Я еще в состоянии продолжить…

— Не хочу ничего слушать, Десятый. Просто отрывайся и иди на базу.

— Вас понял, ведущий.

Внезапно, вырвавшись из пелены перистых облаков, снова показалась белая «летучая мышь». Она заложила вираж, но Бланшер и Асче не отставали от нее ни на метр. «Считай, уже сбит», — решила про себя Джагди.

Очевидно, она сейчас была нужнее в другом месте.

Охваченный пламенем «Онеро» долго боролся за жизнь, но теперь с ним все было кончено. Его полностью выгоревшее крыло наконец отвалилось, и он, потеряв управление, как огненный метеор, рухнул посреди долины. Еще одна ослепительно-яркая вспышка внизу. Еще один участок сельскохозяйственных угодий превращен в пылающий костер. Джагди видела, как взрывная волна смяла деревья, разрушила силосные башни и подбросила высоко в небо куски пла-стека, из которого состояли гидропонные плоты долины.

Неожиданно черная «Бритва» промелькнула в сетке прицела Джагди и, развернувшись, открыла огонь по машине Ранфре. Джагди сразу включила торможение и, хотя тут же по инерции уткнулась носом в летное снаряжение, ремни которого крепко держали ее в кресле, все же сумела произвести несколько выстрелов.

Черная «Бритва» дернулась в сторону и повернула, что позволило Ранфре с легкостью уйти от преследования. Тогда Джагди снова направила свой самолет на противника. Вновь поймав его в сетку прицела, она, теперь уже спокойно, зафиксировала цель.

— Бабах! — произнесла пилот, хладнокровно нажимая кнопку активатора орудий.

Фейерверки искр посыпались из «летучей мыши», и она попросту исчезла, оставив после себя в небе лишь какую-то огненную взвесь.

Бланшер не верил собственным глазам. Он уверенно держал убийцу Кловина в перекрестье прицела. Система слежения послала ему сигнал, что цель зафиксирована. И вдруг…

Вражеский самолет словно испарился.

Милан заложил крутой вираж, предполагая какой-то трюк со стороны противника, но тот растворился в воздухе.

— «Умбра Четыре», «Умбра Четыре»… Ты что, сама это сделала?

— Никак нет, «Умбра Два», — отозвалась Лэрис Асче. — Окстись, Мил, он надул тебя. Он прямо под тобой!

Бланшер сначала положил свой самолет «на спину», а затем, продолжая вращение, бросил его в пике. Асче находилась рядом, время от времени выпуская заряды в безжалостную белую «Бритву». Но враг словно прилип к Бланшеру, зеркально повторяя каждый маневр, который выполняла «Умбра Два».

Это было неправильно. Это выглядело нелепым. Бланшер и Асче считались лучшими летчиками Джагди. Настоящими асами. Как же так могло случиться, что вражеский пилот превзошел в мастерстве их обоих?

Асче, вращая свой самолет, бросила его вниз и, казалось, уже зафиксировала цель, но в тот момент, когда она уже была готова нажать на кнопку, «Громовая стрела» Бланшера заслонила «летучую мышь». Да этот негодяй просто играл с ними как кошка с мышкой! Выставлял на посмешище!

Вдруг «Бритва» по довольно сложной траектории ушла влево и оттуда шквалом очередей прошила крыло Бланшера. Асче же успела произвести только один выстрел, который лишь слегка опалил правое крыло «летучей мыши». Затем противник развернулся и вновь открыл огонь, после чего у Бланшера взорвался левый двигатель.

Оставляя за собой густой темный след, он быстро вышел из боя. «Бритва», казалось, собиралась преследовать его, но в последний момент вдруг ушла в сторону. Горя желанием отомстить, Асче устремилась за ним. Зловещая улыбка появилась на ее лице под дыхательной маской.

И тут… И тут противник опять исчез. Пилот закрутила головой, не понимая, куда же он мог подеваться, и в этот момент лазерный разряд ударил по крылу ее самолета.

Враг был у нее на хвосте. Система слежения уже вовсю сигналила об этом.

К счастью для Асче, с юга стремительно приближались четыре кремовых «Громовых стрелы», каждая из которых еще на подлете открыла огонь из всех своих носовых орудий.

Один из пилотов мастерски развернулся и, подлетев под самолет Лэрис, произвел несколько выстрелов по жемчужно-белой «Бритве».

Враг рванулся в сторону и на бешеной скорости стал удаляться.

Белая «Громовая стрела», преследуя его, промчалась мимо самолета Асче.

Один из Апостолов… Уже удаляясь, он качнул ей крылом.

— Большое спасибо! — крикнула ему Асче по воксу.

Апостолы ринулись в бой. В каждом маневре их самолетов было столько уверенности, столько силы…

Эти четверо ворвалась в гущу сражения и разметали врагов, как опытные боксеры — пьяных дебоширов в кабацкой драке. Сикан сбил один самолет, его товарищ по бригаде Сехр — другой. А Лэрис спас не кто иной, как легенда Космического Флота, прославленный Квинт — ас из асов.

Самолеты противника в панике разлетелись по сторонам и один за другим стали покидать пространство воздушного сражения.

Тут Асче увидела, как жемчужно-белая «Бритва» заходит в хвост Маркволу, в этот момент увлеченному охотой за одним из самолетов Архенеми, который уже был охвачен пламенем и теперь отчаянно стремился выйти из боя.

— «Умбра Восемь»! Отрывайся и уходи! Уходи! — срывая голос, кричала Асче.

Когда она стала поворачивать самолет, то увидела, как мимо на полной скорости проносится машина Джагди.

Тем временем «Бритва» уже удобно расположилась на шесть часов по отношению к Маркволу…

В кабине Марквола зазвучал сигнал тревоги — сработала система слежения. Он пойман в прицел. Теперь ему уж точно не вырваться. Крик отчаяния вылетел из груди юного летчика.

Уже не помня себя, Вандер Марквол сделал первое, что ему пришло в голову. Он отстрелил пусковую ракету «Громовой стрелы»! Вообще-то, она применялась только как вспомогательное средство при запуске самолета, и никто никогда не использовал ее в воздушном бою. Ни один учебник по пилотированию не разрешал делать этого! Ведь ясно же: отстреливаешь ракету — теряешь контроль над машиной.

И тем не менее он это сделал!

В одно мгновение земля и небо слились для него в одно неясное пятно. В глазах померкло…

Невероятно, но после всего этого юноша все же справился с управлением!

Жемчужно-белая «Бритва» повернула в сторону, словно враг был ошеломлен тем, что его цель так неожиданно отскочила от него.

— Теперь он твой, Харлссон, — прозвучал по воксу спокойный и уверенный голос Сикана.

— Уже лечу, ведущий, — ответил Харлссон.

Майор Вельмед Харлссон. Девяносто семь сбитых самолетов. С благоговейным восторгом наблюдала Джагди за его безупречной техникой пилотирования. Математически точный угол наклона при заходе на вираж. Никаких рывков и излишних ускорений. Все очень солидно. Направив свой самолет по точно выверенной дуге, он мастерски вышел на цель и даже уже произвел несколько выстрелов из орудий.

Однако каким-то совершенно необъяснимым образом «летучая мышь», включив сопла направляемого вектора тяги, сначала вырвалась из-под атакующего истребителя, а затем уже и сама зашла ему в хвост.

И тут Джагди услышала по воксу Харлссона. Что-то вроде недоумения послышалось ей в его спокойном голосе.

— Я под прицелом. Я… — начал было Харлссон. — Сикан, где…

В этот момент пушки «летучей мыши» одновременным залпом отстрелили почти всю хвостовую часть его самолета. Харлссон отчаянно пытался справиться с управлением разбалансированной машины, когда, неожиданно возникнув у него на пути, огромный серебристый корпус грузового транспорта перекрыл ему весь обзор.

Покореженная «Громовая стрела» со скоростью пятьсот километров в час врезалась в бок «Онеро».

Море огня, разлившееся в небе, осветило плодородные земли долины.

Тэда. Южная ВВБ, 10.18

— Апостол сбит! — закричал инспектор полетов с другого конца зала Командного Центра Управления.

Все операторы сразу притихли, словно не веря своим ушам.

Дэрроу взглянул на Идса. Тот тяжело вздохнул.

— Силы противника рассеяны… Они улетают, — объявил он.

Бэнзи кивнул. В зале раздались жидкие аплодисменты.

Иде обернулся в сторону Дэрроу:

— Белая «летучая мышь». Жемчужно-белая. Сынок, тебе это ничего не напоминает?

— Звучит знакомо, сэр.

— Это чертовски хороший пилот, Дэрроу. Сущий дьявол. Запиши все, что ты можешь вспомнить о вашем воздушном бое, а я позабочусь о том, чтобы твой доклад размножили. Все авиабригады должны знать о нем. Все, что можешь вспомнить. Хорошо, младший?

— Так точно, сэр.

 

День 256

Тэда. Старый Квартал, 00.10

Оказалось, что по тому адресу, который Джагди получила в комендатуре, находится богатый купеческий дом на бульваре Гехнсталь — один из ряда старинных особняков, выстроившихся в ряд вдоль широкой мощеной мостовой. По причине военного положения большинство из них были обшиты деревянными щитами, но и по захудалым блочным кварталам, расположенным по соседству, можно было понять, что район уже давно переживает не лучшие времена.

Джагди остановила взятую на время в штабе машину, заглушила двигатель и вылезла из кабины. Яркий свет пробивался сквозь щели ставен, закрывающих окна дома, который она искала.

Нервно оправляя военную форму, пилот быстро поднялась по парадной лестнице. Странно, но ей показалось, что она слышит какое-то пение. Она заметила колокольчик, висящий над дверью, и дернула за шнурок. Из глубины дома послышался звон множества служебных колокольчиков. Мгновением позже дверь отворилась, и Джагди увидела слабо освещенный коридор, ведущий внутрь здания. Тотчас перед ней предстал многофункциональный домашний сервитор, серебристый корпус которого был богато украшен витиеватой резьбой.

— О! — удивленно воскликнула Джагди. — Я разыскиваю… Это дом сто тридцать три по бульвару Гехнсталь?

— Так точно, командир, — ответил сервитор через свой вокспондер голосом, оцифрованным под учтивую речь уже пожилого вышколенного дворецкого.

Сервитор, очевидно, распознал ее звание по форменным нашивкам.

— Это здесь расположились на постой «Апостолы»? Сто первая истребительная…

— Входите, пожалуйста, — произнес сервитор.

Теперь Джагди уже определенно слышала раскатистое пение, которое доносилось из дальних апартаментов особняка. Где-то на проигрыватель была поставлена известная песня Франца Тальфера «Гаудете Терра», и нестройный хор подпевающих мужских голосов эхом раздавался по длинному коридору здания.

— Следуйте за мной, — сказал сервитор. — Не могу ли я узнать ваше имя, командир?

— Джагди, — ответила она.

Сервитор вытянул изящные серебристые руки и плавным движением распахнул створки тяжелых, обшитых панельными досками дверей. Тут же в глаза Джагди ударил яркий свет, а поставленная на полную громкость музыка почти оглушила ее.

— Командир Джагди! — провозгласил сервитор.

Пение сразу прекратилось, но тягучие звуки музыки, слегка искаженные шипением, все еще продолжали звучать из динамика громкоговорителя, который был подключен к проигрывателю и стоял на столе возле самой дальней стены комнаты. Сам Сикан поднялся со своего кресла, чтобы приветствовать ее.

— Добрый вечер, командир, — радушно произнес он.

Вдоль стен комнаты, развалившись в креслах, сидели остальные шестеро Апостолов. Все они, включая Си-кана, разоделись как на парад, обвешав себя медалями разного достоинства. Джагди заметила у многих из них в руках бокалы. Глядя на их разрумянившиеся щеки и расстегнутые френчи, можно было догадаться, что летчики осушили их уже не один раз.

— Сикан же, напротив, казалось, был трезв как стеклышко.

— Извините, — сказала Джагди, — я, наверное, помешала…

— Нет, совсем нет, — заверил ее Сикан. — Домо, налей командиру!

Сервитор немедленно направился на другую сторону комнаты, туда, где стояла лакированная этажерка с алкогольными напитками.

— Это что, фантинский лидер? — спросил один из Апостолов.

То был здоровенный верзила, который смотрел на Джагди из-под полуопущенных век уже красными от выпитого амасека глазами.

В самом деле, Лудо. Командир Джагди, разрешите мне вам представить майора Лудо Рамиа…

— Мамзель, — кивнул верзила.

— А также майора Зинера Крона, майора Джерика Сехра… — продолжал Сикан.

Сехр выделялся среди других пилотов своей худобой и необычайно острыми чертами лица. Он учтиво кивнул Джагди. Крон же был довольно изящного телосложения главианец — если судить по его лоснящейся черной коже. Лицо летчика было сильно обезображено шрамом, который протянулся через всю левую щеку. Он тоже кивнул и затем сразу поднялся, чтобы поменять диск.

— Капитана Гюйса Геттеринга…

Геттеринг был широко известен своим драчливым поведением. С широким, бульдожьим лицом и коротким ежиком белых как лен волос, он сейчас стоял у камина, держа в руках шарообразный хрустальный бокал.

— Мамзель-командир! — прыснул он в сторону, не удержавшись.

— И майора Дарио Квинта, — закончил Сикан. Квинт. Ас из асов. Держась как-то особняком, он сидел, откинувшись в глубоком кресле, в самом дальнем углу комнаты и, казалось, больше наблюдал, чем принимал участие в этой странной пирушке. Он был на удивление мал ростом, хотя и крепкого, пропорционального телосложения. Его округлое лицо странным образом сохранило мальчишеские черты, несмотря на то что голову покрывали уже сплошь седые, цвета цинка, волосы. Затянутый в форменный френч, он скрестил руки на груди и, не сказав ни слова, буквально уперся взглядом в Джагди, не отводя от нее взгляда, даже когда она пристально посмотрела на него в ответ. Сервитор протянул ей узкий фужер джолика, и пилот приняла его, хотя совсем не была настроена сейчас пить.

— Я… — начала Джагди, но закашлялась. — Я подумала, что будет уместно, если я лично приду сюда, чтобы выразить признательность всей вашей авиабригаде за ту помощь, которую вы нам оказали. Особенно если принять во внимание, какой ценой…

— Вы ведь тоже потеряли машину, не правда ли? — спросил Рамиа.

— Да, это так, но потеря Апостола…

Рамиа прыснул:

— Харлссон был редким дерьмом. Он и летать-то толком не умел.

Джагди была потрясена:

— Я… не поняла…

— Отвратительный тип, — согласился с товарищем Сехр. — Не смотрите так удивленно, мамзель. Все свои победы Харлссон одержал по наитию, лишь благодаря своему чертовскому везению. Поверьте, у него не было ни грамма мастерства. Просто удивительно, что ему удалось протянуть так долго.

Джагди нахмурилась. Так и не сделав ни одного глотка, она поставила фужер на стол.

— Я лишь хотела выразить признательность и сочувствие. Теперь, когда я сделала это, думаю, я могу уйти, — сказала она.

— Он ведь спас жизнь тому выскочке, не так ли? — неожиданно спросил Геттеринг.

Джагди уже шла к дверям, но этот вопрос остановил ее и заставил повернуться.

— Что вы имеете в виду?

— Я говорю о Харлссоне. Перед тем как его подбили, он ведь отогнал ту «Бритву» от вашего парня, не правда ли, мамзель? От того самого парня, который вообразил, что назвать свой самолет «Двуглавый орел» — отличная мысль.

— Это уже дело прошлое, капитан. Хотя я полагаю, что офицер авиации Марквол все еще ожидает вашего письма с извинениями. Что же касается вашего вопроса, то должна сказать: нет, вы не правы. Марквол к тому времени уже успел освободиться от «Бритвы».

— Как же это?

— Он использовал вспомогательную ракету, — вмешался Сехр.

— В самом деле? — рассмеялся Геттеринг, и вслед за ним захихикал Рамиа. — Он что, уже среди ваших потерь?

— Нет, — возразила Джагди, — Маркволу удалось справиться с управлением.

Судя по выражению лица Геттеринга, он уже было собрался обвинить ее во лжи, но потом лишь возмущенно покачал головой и отвернулся. Проигрыватель вновь взревел звуками бравурного марша. На этот раз Крон поставил исключительно громкую и бьющую по нервам тему Нунциуса «Сальве Беатус». Более уже не задерживаясь, Джагди вышла из комнаты.

— Командир! — крикнул Сикан, догнав ее уже на выходе, в то время как пьяное мужское пение за его спиной возобновилось с новой силой.

— Вы должны извинить моих людей, командир Джагди. Пусть на свой лад, но они переживают потерю своего товарища.

— Это как? Устроив пьяную вечеринку и понося покойника последними словами?

— Ну, в общем-то, да, — не стал спорить с ней Сикан. — Понимаете, Джагди, сантименты значат совсем немного в жизни этих людей. Тот, кто близко знаком со смертью, теряет к ней всякое уважение.

— Однако не становится бессмертным, как я успела заметить, — огрызнулась Джагди.

— Нет, я совсем не то хотел сказать. Вот возьмем вашу группу. Я полагаю, у них сейчас траур. Все подавлены. Все скорбят о потере друга…

Джагди кивнула. Именно такое настроение царило в доме, где расквартировалась ее бригада, когда она выходила оттуда несколько часов назад. Некоторые, конечно, выпили немного, чтобы помянуть погибшего Кловина, но даже тогда никто не смел нарушить гнетущего молчания, которое установилось среди пилотов, как только они вернулись с аэродрома.

— Я знаю это, потому что сам был таким, — продолжал Сикан. — Давно, в ранние дни моей юности. Но годы войны не проходят бесследно. Теперь я, очевидно, огрубел, как и все Апостолы. Когда я сказал, что мы потеряли уважение к смерти, я лишь имел в виду, что мы совсем перестали ощущать ее удары. Мы уже не чувствуем горя, не сожалеем об утрате. Нет никакой грусти, никаких переживаний… Ничего, кроме осознания неизбежности. Когда кто-нибудь из Апостолов погибает, мы одеваемся во все самое лучшее, обвешиваемся до нелепости большим количеством медалей, а затем… грязно напиваемся. Мы поем, буяним, напиваем себе еще и еще. Мы делаем это, чтобы доказать судьбе, фортуне или… — уж не знаю, что там скрывается от нас во мраке, — что нам все равно.

Совершенно ошеломленная, Джагди не знала, что и сказать. Тут Сикан слегка понизил голос:

— Мы ведь все сумасшедшие, Джагди. Знаете, почему мы Апостолы? Совсем не потому, что мы уж такие непревзойденные пилоты. Вовсе нет. Мы Апостолы потому, что нам сопутствует прямо-таки сверхъестественная удача. Мы уже давным-давно должны были бы погибнуть, но, видимо, там, наверху, про нас забыли и потому не требуют к себе наши души. Вот мы и продолжаем летать и сбивать другие самолеты. Но в конце концов о нас обязательно вспомнят. О каждом из нас. Сегодня была очередь Харлссона…

— Не слишком ли это мрачный взгляд на вещи? — заметила Джагди. — А что, Харлссон действительно был настолько неприятным человеком?

— Да как вам сказать… Наверное, нет. Он был очень рассудительный летчик. Но понимаете, ни у кого из нас не может быть друзей. Какой в этом смысл? К тому времени, когда тебя берут в «Апостолы», друзья уже становятся чем-то таким, что можно рассматривать как слабость. Никто из нас не может себе этого позволить.

— Мне вас жаль, — сказала Джагди.

— В жалости мы также не видим никакого смысла, — пожал плечами Сикан. Здесь он умолк, но потом продолжил: — Знаете, что я буду делать завтра утром?

— Нет.

— Мой шофер повезет меня на побережье, в Маденту, где на местной ВВБ расположилась Пятьсот шесть десят седьмая истребительная. Там у них есть летчик — Саул Сирксен. Семьдесят два сбитых самолета противника, прекрасный послужной список… Я собираюсь пригласить его на место Харлссона.

— А он согласится? — спросила Джагди.

— Если вас когда-нибудь пригласят в «Апостолы», Джагди, у вас уже не будет возможности отказаться.

Она открыла входную дверь. На улице уже давно было темно. Холодный ночной воздух все еще сохранял в себе влагу недавно прошедшего дождя. Межд тем охрипшие голоса, которые доносились из гостиной, вновь слились в один неистовый хор.

— Спасибо вам за беспокойство, командир, — сказал Сикан. — Поверьте, они не настолько грубы и бессердечны, как вы могли бы подумать.

— Мягкой посадки! — пожелала ему Джагди и, привычным движением отдав честь, направилась к ожидающей ее машине.

Приморское шоссе, 05.50

Сначала он подумал, что видит на горизонте предрассветного неба сполохи далеких зарниц. Так бывает летом, когда приближается гроза.

Понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что это не так.

Он резко надавил на тормоз и со скопом в руке выпрыгнул из машины на камнебетонную поверхность шоссейного покрытия. Остальные семь грузовиков конвоя, которые шли за его транспортом, также с грохотом остановились. Конвой должен был за ночь доставить на ВВБ Фетоны груз боеприпасов. Они уже и так выбились из графика, а тут незапланированная остановка… Двое водителей, так и не заглушив моторы, начали изо всех сил сигналить, выпуская из выхлопных труб своих транспортов густой белый дым отработанного газа. В конце концов они тоже спрыгнули на шоссе.

Они нашли Каминского на дальней обочине, недалеко от того места, где дорога, делая крутой поворот, нависала над руслом пересохшего ручья. Земли этой части Полуострова были давно заброшены. Только редкие заросли тростника, пучки волокнистых сорняков да белые островки солончака усеивали пустошь. Отсюда даже сейчас, в холодной предрассветной полумгле, можно было без помех разглядеть на горизонте обширные поля долины Лиды.

Каминский как раз наводил резкость на своем скопе.

— Что, черт возьми, происходит? — подбежав к нему, спросил Веллиган.

— Каминский! В чем дело? — недоумевал Андерчек, так как тот даже не обернулся.

— Видите это? — Каминский указал на долину. — То сияние? Те огненные узоры? Это может означать только одно: города по всей долине Лиды уже бомбят!

Тэда. Южная ВВБ, 06.17

Теперь уже каждый чувствовал приближение каких-то очень важных событий. Дэрроу плохо спал этой ночью, сознавая, что сейчас технический персонал аэродрома прилагает огромные усилия, чтобы в кратчайшие сроки запустить в воздух как можно больше авиагрупп. Вчера весь вечер у него заняла работа над докладом, которую поручил ему Иде, и сегодня утром, за полтора часа до начала своей следующей смены в Центре Управления, он отправился на поиски Хекеля, намереваясь к своему докладу приложить его комментарии относительно их недавнего воздушного боя с жемчужной «летучей мышью».

Белая пелена от выхлопных газов недвижно повисла над полем аэродрома. Большинство самолетов авиабазы сейчас были в воздухе, выполняя разного рода задания командования. Дэрроу разговорился с одним механиком Содружества, и тот рассказал ему, что некоторые районы к северу от горной гряды уже подверглись бомбардировкам. Многие города вдоль Лиды разрушены. Горят сельскохозяйственные центры, фабрики… Ходят слухи, что налеты вражеской авиации распространились даже до Эзравиля.

Все, кто шел ему навстречу, казалось, недавно испытали потрясение и имели чрезвычайно озабоченный вид. Все они, без сомнения, думали об одном и том же: это — начало конца.

В этой ситуации даже резервные бригады Содружества, такие как звено «Добыча», находились в состоянии повышенной готовности. Полностью экипированные для вылета, пилоты угрюмо ожидали вызова в комнатах распределения, в то время как их «Волчата» уже заводились на пусковые установки. «Циклоны» также выводились со своих крытых стоянок, и их сопровождали грузовики-заправщики и обозы с вооружением.

Хекель? Никто не видел его, и никто сейчас не был расположен долго болтать. Согласно же спискам, вывешенным на стенде, Хекель должен был быть среди готовящихся к вылету пилотов.

После нескольких неудачных расспросов Дэрроу все же удалось узнать место его проживания и номер комнаты. Оказалось, Хекеля поселили в одном из укрепленных жилых корпусов, расположенных к западу от самых дальних площадок распределения авиатехники. Когда Дэрроу вошел в это мрачное здание, он сразу попал в тускло освещенный коридор, в который выходило множество дверей из комнат проживающих там военнослужащих. Пройдя немного по этому коридору, Дэрроу нашел нужную дверь и постучал:

— Майор? Майор Хекель? Вы слышите меня, сэр?

Не дождавшись ответа, он постучал снова:

— Майор Хекель? Это Дэрроу. Сэр, у вас не найдется для меня минутки?

Он уже готов был повернуться, чтобы уйти, но в последний момент какое-то недоброе предчувствие заставило его дернуть ручку закрытой двери. Дверь оказалась незапертой.

В углу тесной комнатки стояла незаправленная походная кровать. На стоящий возле нее небольшой столик были в беспорядке свалены какие-то бумаги и личные принадлежности Хекеля. Его одежда была брошена поверх дорожного чемодана, а складной стул валялся на боку посреди комнаты.

Майор Хекель повесился на ремнях своего летного снаряжения, закрепив их за кронштейн люстры.

— О Бог-Император! — вскричал Дэрроу.

Он кинулся в комнату и схватил майора за ноги, стараясь его немного приподнять, чтобы ослабить петлю.

— Помогите! Кто-нибудь, помогите! — закричал он.

Несмотря на все усилия, ему никак не удавалось снять тело. Между тем Хекель был довольно тяжел. Вопль отчаяния вырвался из груди Дэрроу. Он отпустил безжизненное тело майора и, кинувшись к груде одежды, сваленной на дорожный чемодан, стал лихорадочно рыться в обмундировании Хекеля. Когда наконец удалось отыскать его форменный нож, пилот поставил лежащий на боку стул и, взобравшись на него, стал бешено водить лезвием по плотному синтетическому ремню, на котором висело тело. Ремень был изготовлен из исключительно прочного материала, специально для летчиков, и перерезать его оказалось совсем не просто. Чувствуя полное бессилие, Дэрроу снова закричал и, потеряв концентрацию, резанул себя по пальцам.

— Не смей умирать! Слышишь? Не смей умирать! — не помня себя, кричал он. — Как ты мог пойти на это, Хекель! Сукин сын! Как ты мог?!

Дэрроу даже не сразу заметил, как на его крик прибежали двое летчиков. Он повернулся, только когда услышал их испуганные голоса у себя за спиной. Они обхватили Хекеля за ноги и немного приподняли его.

— Да режь ты скорее! Режь! — кричал один из них.

— Да я стараюсь… Я…

Наконец ремень был перерезан, и тело Хекеля тяжело осело на руки незнакомых летчиков. Падая, оно толкнуло Дэрроу со стула, и, потеряв равновесие, тот свалился на стоящую у стены походную кровать.

Летчикам не сразу удалось снять затянутую вокруг шеи петлю. Дэрроу видел, как они вдвоем стараются делать искусственное дыхание. Он поднялся с кровати, и нож Хекеля выпал у него из рук. Со стороны было ясно, что они напрасно теряют время. Багровый след вокруг шеи, бледные как воск щеки, уже посиневшие губы…

— Эх ты, несчастный сукин сын! — тяжело выдохнул Дэрроу. — Несчастный тупой сукин сын.

В бесплодных попытках вернуть майора к жизни один из летчиков стал энергично надавливать ему на грудь и случайно выбил какой-то конверт из его френча. Дэрроу нагнулся и подобрал его с пола. Конверт был без адреса, будто Хекель так и не придумал, кому может оставить свое послание. Внутрь был вложен лист бумаги со всего одним написанным от руки предложением: «Да простит меня Бог-Император, но я уже больше не в силах выносить все это».

 

День 257

Тэда. Старый Квартал, 07.31

Служба закончилась. В этот раз прихожан было необычно много. Раза в три больше, чем обыкновенно приходило на утреню. Беке пришлось отстоять длинную очередь, чтобы зажечь свои свечи. Все, казалось, были напуганы. На улицах города этот страх ощущался уже почти физически. Все, конечно, и раньше испытывали страх, но за месяцы боевых действий к тому, прежнему, страху люди уже успели привыкнуть и научились жить, совсем не замечая его. А за эти две последние ночи новый, гораздо более сильный страх поселился в их душах.

С западной окраины города можно было видеть, как горит Эзравиль. Тысячи уже погибли во время бомбежек долины Лиды, а ведь налеты все еще продолжались. Сколько времени осталось до того дня, когда бомбы начнут падать и на саму Тэду? А сколько времени осталось, прежде чем все побережье окажется в огне? Неделя? Две? Сколько вообще продержится Энозис?

Правда, одну хорошую новость им в сегодняшней проповеди все же сообщили. Поступили официальные подтверждения того, что некоторым отдельным частям отступающей сухопутной армады уже удалось покинуть горные области и выйти к морю. Солдаты возвращаются домой! Она, как всегда, зажгла три свечи: одну за Гарта, другую за Эйдо, а еще одну — за того, кому… Нет. С этого дня она будет за Вилтри.

Над одним из районов Внутренней пустыни, 09.07

— Если бы мне пришлось отступать от самых Ульев Тринити и проделать весь обратный путь через пустыню, не говоря уже о горных ущельях, то, думаю, после всего этого мне вряд ли захотелось бы еще с кем-то сражаться.

— Что ж, здесь ты, пожалуй, прав, Джадд, — согласился Вилтри со своим бомбардиром.

Звено «Ореол» как раз пролетало над песками нагорного района Внутренней пустыни, по которым сейчас тяжело продвигался растянувшийся на добрых десять километров конвой имперских танков и бронетранспортеров.

— Я вот что хочу сказать, — продолжал Джадд. — Нас посылают отогнать авиацию Архенеми, чтобы позволить наземным частям вернуться домой и перегруппироваться. Перегруппироваться? Не смешите меня. Они уже давно ни на что не годны!

— Возможно, — не стал спорить Вилтри. — Но давай все же выполним нашу работу, а там посмотрим — может быть, отсюда, сверху, не все видно.

«Грета» сейчас вела звено из шести «Мародеров». Они шли на небольшой высоте, почти над самыми барханами бескрайнего песчаного моря, стараясь оставаться вне зоны действия модарных и ауспексных систем слежения, которые могли быть установлены на мобильных аэродромах, спрятанных где-то посреди великой пустыни. Между тем самолеты-разведчики «Молнии» летели тем же курсом, держась на почти максимальной для них высоте и пытаясь засечь передвижные вражеские установки. В любой момент «Ореол» мог получить координаты возможной цели.

Сверху пустыня представляла собой довольно мрачный, однообразный пейзаж. Низко летящие самолеты отбрасывали на землю резкие тени, которые, скользя по ее поверхности, то и дело подскакивали, когда звено бомбардировщиков проносилось над резко очерченными дюнами или круто выступающими скалами и грудами щебня.

Как ни странно, Вилтри чувствовал себя очень уверенно и спокойно. В глубине души он сам этому удивлялся и уже не раз спрашивал себя, не обязан ли таким позитивным изменениям своему общению с Бекой.

— Кажется, мы получили сигнал, — вдруг произнес Лакомб.

Вилтри слегка напрягся.

— Восемь объектов на высоте семь тысяч, координаты ноль-семь-пять.

Вилтри посмотрел в скоп. Восемь машин. Двигаются точно на юго-запад. Расстояние — километров двенадцать, не меньше. Определенно не патрулирование: слишком уж строгим курсом идут.

— Лакомб, включи-ка вокс и узнай, нет ли в Центре Управления диаграммы с траекторией их движения.

Сквозь шум двигателей Вилтри услышал, как его штурман говорит по главному воксу. Но вот снова включилась внутренняя связь:

— Их засекли по модарной системе слежения минут пятнадцать назад. Тогда они еще были по ту сторону Маканайтского хребта и поворачивали на юг.

Они возвращаются на базу, — уверенно заявил Вилтри. — Они возвращаются на базу, и они спешат, потому что у них горючее на исходе. Так, звено «Ореол», звено «Ореол», говорит ведущий. Держитесь на прежней высоте, однако готовьтесь по моей команде произвести поворот. Новый курс — ноль-семь-пять.

Все шесть стальных машин по очереди заложили вираж. Первая «Грета», затем «Привет преисподней», «Время вдов», «Трон Терры», «Считай, Ты Труп» и «Мисс Авантюра». Вилтри приказал всем экипажам проверить орудия, быть готовым к бомбометанию, а также постоянно поддерживать режим наблюдения.

Даже если они не смогут следить за «летучими мышами» невооруженным глазом, им придется делать это через скопы.

Им придется, потому что те выведут их прямиком на свой мобильный аэродром.

В небе над Эзравилем, 09.18

— Атака! — скомандовала Джагди и бросила свой серийный номер Ноль-Два в захватывающее дух пике.

Ранфре, Уолдон и Дель Рут тут же последовали за ней. Там, далеко внизу, четырьмя тысячами метров ниже, за тонкой пеленой облаков, небо было просто переполнено самолетами, которые, как стайки коралловых рыб в тропическом море, постоянно меняя направление, беспрерывно гонялись друг за другом. Все это великое воздушное сражение разворачивалось на высоте девяти тысячи метров, в то время как под ним, на земле, темной громадой раскинулся Эзравиль, с высоты выглядевший как коллаж из черных и серых пятен, выложенный вдоль зеркальной глади полноводной речной дельты.

Сразу вслед за группой Джагди Лэрис Асче направила в бой вторую половину звена «Умбра», которая сегодня состояла из Кордиаля, Ван Тула и Марквола. Только две трети летного состава эскадрильи смогли подняться в воздух. Кловин погиб, Эспир, возможно, навсегда вышел из строя, а Бланшер и Земмик вынуждены были дожидаться, когда техники смогут починить их машины.

Их стремительный бросок вниз был поистине впечатляющим. Отрицательное ускорение буквально приклеило пилотов к летным креслам и вдавило их лица в дыхательные маски. Клочья облаков с бешеной скоростью проносились мимо, из-за чего взгляду не на чем было остановиться, а ведь Джагди должна была сфокусировать зрение, чтобы сориентироваться в той ужасной заварухе, в самом центре которой они вот-вот должны были оказаться.

Они получили задание противостоять чудовищной волне вражеских бомбардировщиков, совершающих налет на побережье. Почти две сотни машин, в основном «Адские когти» и «Мучители», не считая осуществляющих их прикрытие истребителей. Из-за плохих погодных условий ауспексные системы слежения сработали с опозданием, и сигнал тревоги поступил в Центр Управления, когда бомбардировщики были почти над Эзравилем. Теперь они сбрасывали на город свой смертоносный груз.

Другие авиабригады уже вступили с ними в бой. «Громовые стрелы» Две тысячи шестьдесят пятой и Сорок четвертой, «Молнии» Сто тридцать восьмой и эскадрилья модернизированных «Циклонов» Содружества. Всего, вместе с Умброй, в операции было задействовано около шестидесяти имперских самолетов. Ожидались еще несколько групп подкрепления, но куда более серьезные силы были направлены в район долины Лиды, навстречу еще двум, не менее значительным, штурмовым армадам Архенеми.

Грозные вражеские бомбардировщики — все ярко окрашенные, с характерной для них изогнутой формой — шли курсом в направлении побережья, как мигрирующие перелетные птицы, построившись в вытянутый на полнеба клин и соблюдая этот порядок во все время бомбометания. Истребители Империума, как пчелы, кружились вокруг этих воздушных шеренг, отчаянно пытаясь вырвать из них свою жертву и в то же время не забывая отражать яростные атаки юрких самолетов сопровождения класса «Саранча».

Сбросив все свои бомбы, громадные «Мучители» обычно покидали строй и шли обратно на базу, но «Адские когти» — чрезвычайно мощные истребители-бомбардировщики — и после бомбометания не выходили из боя. Освободившись от лишающей маневра тяжести, они или пикировали, чтобы уже с помощью ракет и орудий атаковать выбранные ими в городе цели, или же, наоборот, взмывали, чтобы обеспечить более надежное прикрытие остальным самолетам построения.

В данную минуту небо над Эзравилем буквально кишело авиатехникой, которая то здесь, то там сверкала огнем и испускала клубы белого и черного дыма. Целые кварталы города уже были охвачены пламенем.

Джагди чувствовала, как волна ярости поднимается в ее груди. Оказалось, она пикирует точно на «Коготь». Поймав в прицел его носовую часть, она уже не выпускала его из перекрестья до тех пор, пока не нажала кнопку активатора орудий.

Страшной силы взрыв разнес «Коготь», но Джагди уже со скоростью звука пронеслась мимо и, облетая снизу боевой строй противника, разворачивала свой истребитель обратно вверх, ведя его теперь в атаку на «Мучитель». Она разрядила в днище противника сдвоенные лазерные орудия, после чего вражеская машина сначала затряслась, а затем, как рыба со вспоротым брюхом, стала терять свои потроха. Из подбитого самолета посыпались разного рода искромсанные обломки и части фюзеляжа, полились ручьи смазочных материалов… Оставляя за собой хвост белого дыма, бомбардировщик накренился и стал стремительно терять высоту. Хотя, в сущности, он был уже уничтожен, Джагди не оставляла свою жертву, решив его добить из счетверенных орудий. Поливая корпус «Мучителя» зенитным огнем, она все же дождалась момента, когда чудовищной силы взрыв разорвет огромный самолет на ча сти и превратит его в ничто. Горящие обломки дождем посыпались на погруженный во мрак город, но для его жителей было бы куда хуже, если бы этот гигант со всеми своими бомбами обрушился на один из жилых кварталов.

Следуя строго за командиром и идеально выполнив перехваты, Ранфре и Уолдон также уже уничтожили по «Мучителю», после чего разлетелись в стороны, каждый начав свою охоту. Не прошло и тридцати секунд, как Уолдон зашел в хвост «Когтя», который сейчас как раз сбрасывал на город свой страшный груз. Открыв огонь из счетверенных зениток, он просто разнес на части кабину вражеского самолета. Из груди пилота вырвался победный крик, когда малиновая машина противника, выписывая в небе крутую спираль, стала удаляться он него в сторону земной поверхности. Летчик был на седьмом небе от счастья. Только что при свидетелях он сбил два самолета противника — четвертый и пятый за свою карьеру. Пять сбитых самолетов! Теперь он ас!

Дель Рут, которая замыкала строй в четверке Джагди, тоже выбрала себе цель, но в последний момент вражеский пилот заметил угрозу и, отчаянно рванув самолет в сторону, все же успел увернуться от выстрела ее пушки. Промахнувшись, Дель Рут выровняла положение своего самолета и тут же переключилась на «Саранчу», которая сейчас преследовала один из самолетов Содружества. Сигнал системы наведения вскоре сообщил ей, что цель зафиксирована, и летчица поразила ее первой же очередью своих зениток. Поврежденная «Саранча» задрожала, и вторая очередь Дель Рут разнесла ее на части.

Пикируя, четверка Асче развила еще большую скорость, чем группа Джагди. Они вступили в бой всего на каких-то несколько мгновений позже, и Лэрис сразу же отметила это точным попаданием во вражеский «Коготь». Ван Тул же выбрал своей целью «Мучи тель», быстро вывел его из строя и, сделав победную петлю, прикончил одним точным выстрелом из своего главного орудия.

Кордиаль, после того как упустил выгодный для атаки момент, стрелял по выбранному им «Когтю» из уже довольно сложного положения и, промахнувшись, вскоре обнаружил, что сам оказался объектом охоты этого самолета и пришедшей к нему на помощь «Саранчи». Пытаясь от них оторваться, летчик бросил машину в сторону и чуть было не налетел на шедшую навстречу «Молнию». Совершив невероятный маневр, так что его двигатели чуть было не заглохли, Кордиаль все же сумел уйти от, казалось уже неминуемого, столкновения. «Молния» также собиралась заложить вираж в сторону, но краем крыла задела преследовавший Кордиаля «Коготь». Имперский самолет закрутился волчком и на какое-то время, очевидно, потерял управление. Затем стабилизировал полет, но лишь для того, чтобы попасть под перекрестный огонь двух врагов, которые и разнесли его на части. Столкновение не прошло бесследно и для другого самолета. Оставляя за собой хвост из обломков, поврежденный «Коготь» ушел далеко в сторону и там попал в зону действия пушек Асче. Она не оставила ему ни одного шанса.

Кордиаль же развернул свою машину и начал преследовать «Мучитель», который, сбросив бомбы, теперь развернулся, чтобы идти на родной аэродром. Даже выполнив задание, бомбардировщик оставался первостепенной целью для истребителей, ведь, если не уничтожить его сейчас, он непременно снова вернется с очередной порцией смертельного груза.

Марквол, который был замыкающим в группе Асче, ни секунды не сомневался, что уже сбил «Адский коготь»: ведь он выпустил две зенитные очереди с убойной позиции. Тем не менее, когда его самолет ракетой пронесся мимо вражеской машины, та оказалась совершенно невредимой.

Юный пилот вышел из пике и снова начал набирать высоту, да так резко, сжигая столько лишнего топлива, что задрожала панель приборов в его кабине. Уже на высокой скорости он вдруг понял, что пролетает между двумя «Мучителями», которые в эту минуту сбрасывали свои комплекты бомб, издали напоминающие клети с куриными яйцами. Тут Марквол проклял все на свете, поняв, что из-за своей глупой спешки упускает прекрасный шанс поразить сразу две легкие цели.

Марквол был вне себя от ярости. Он горел желанием сбить самолет противника, открыть наконец свой личный счет. Мало того, что он был самым молодым и неопытным в бригаде. Мало того, что Перс Эспир жестоко пострадал, опекая его. Хуже всего было то, что он еще вообще не открыл счет сбитым самолетам. Не записал ни одной воздушной победы на свое имя! После того ужасного первого вылета уверенность стала понемногу возвращаться к Маркволу, и сейчас он был полон решимости наконец проявить себя в деле.

Черт возьми! Небо просто переполнено вражескими машинами! Неужели он не собьет ни одну из них?

— «Умбра Восемь»! «Умбра Восемь»! Немедленно уходите влево!

Это был голос Ван Тула. Марквол не стал переспрашивать. Он дернул в сторону руль управления и выжал полный газ, так что его самолет, рванувшись влево, лег на «спину». Маневр был совершен вовремя, потому что желтый, как язык пламени, «Адский коготь» пронесся совсем рядом.

— Спасибо, Третий, — поблагодарил юноша товарища и, выровняв самолет, вновь начал набирать высоту.

— Ты в порядке, Восьмой? — спросил Ван Тул.

— На четыре-А, — ответил Марквол.

Они все еще опекают его. Это раздражает. Однако надо признать, что, если бы не предупреждение Ван Тула, его бы уже, наверное, не было в живых.

Он снова направил свою машину в зону наиболее активных боевых действий и почти тут же увидел, как один из «Циклонов» отчаянно пытается уйти от преследующего его «Когтя». Пропеллерный самолет Содружества уже начал оставлять за собой тонкую струйку дыма… Марквол вообще не мог понять, как Управление Полетами разрешает таким машинам, как «Циклоны» и «Волчата», подниматься сейчас в воздух. Это же было равносильно самоубийству — вылетать на них против реактивных истребителей с направляемым вектором тяги!

Пилот повернул рычаг подачи газа и начал закладывать широкий вираж. По пути он выпустил несколько очередей в пролетающий под ним «Мучитель» — скорее чтобы облегчить душу, чем для чего-либо еще, — и зашел в хвост атакующему «Когтю».

Ну уж на этот раз…

Левый двигатель теперь уже замолк совсем. Так же как и Артон. Франц Скальтер из последних сил пытался управиться с тяжелым рычагом управления «Циклона» и срывающимся от рыданий голосом звал своего напарника и закадычного друга. Несколько страшных зенитных очередей «Когтя» сразу в нескольких местах прошили кабину его самолета, разнесли стекло носовой части и разорвали тело Артона буквально пополам. Летчик слышал, как жутко завывает ветер, врываясь в разбитую капсулу кабины, в которой панель приборов была просто залеплена рваными кусками человеческой плоти. И кровь, кровь повсюду…

— Я доведу тебя до базы! Я доведу тебя до базы! — как заклинание повторял Скальтер, словно не желая замечать весь тот ужас, в котором он сейчас находился, и воображая себе столь желанную картину будущего, где он сажает разбитый «Циклон» на родной аэродром, где команды наземных служб бегут ему на помощь, где Артона перевязывают и возвращают к жизни…

Скальтер знал, что сейчас он должен постоянно маневрировать, постоянно ускользать из прицела «Адского когтя», который уже давно сел ему на хвост.

— Говорит «Искатель Один»! Говорит «Искатель Один»! Кто-нибудь, пожалуйста…

В этот момент грозные орудия «Когтя» сверкнули огнем…

Продолжая забавляться, играя с ним как кошка с мышкой, гнусный пилот Архенеми вовсе не собирался упускать уже поврежденный им «Циклон». Используя всю мощь своей машины, он шутя перебрасывал ее из стороны в сторону, реагируя на каждый порывистый маневр, предпринимаемый летчиком Содружества.

Воздушный душегуб почувствовал запах крови. Жажда убийства обуяла его. Сейчас он не видел ничего, кроме своей цели.

Старая как мир ошибка.

Марквол вышел на пять часов к вражескому самолету, имея вагон времени, чтобы точно рассчитать угол наводки.

Затем он открыл огонь из счетверенных зенитных орудий, тут же почувствовав, как отдача от выстрела немного замедлила ход его машины. Пилот услышал, как щелкнули затворы и как затрещали автоматические зарядные устройства, доставляя из вращающихся барабанов в орудия новые снаряды.

Вообще-то, Марквол ожидал, что вражеская машина взорвется. Или вспыхнет ярким пламенем. Или произойдет нечто не менее грандиозное.

Но «Коготь» только затрясся. Часть его узкого вытянутого крыла слегка свернулась, как фольга, и небольшое облачко коричневого дыма вырвалось из двигателей.

Потом он стал стремительно падать. Будто кто-то в один момент отнял у него всю его подъемную силу. Кувыркаясь в воздухе, грозный самолет теперь был похож на игрушку, которую выбросил капризный ребенок.

Марквол лишь проводил взглядом подбитую машину, которая, не переставая вращаться, камнем летела вниз, становясь все меньше, меньше — Святой Трон! Да ведь он сделал это! Он превратил эту страшную махину в груду железа!

— «Искатель Один», «Искатель Один», — произнес юноша, запинаясь и стараясь взять себя в руки после победной эйфории. — Говорит «Умбра Восемь». Опасность устранена, друг. Полностью. Можешь спокойно лететь на родной аэродром.

— «Умбра Восемь», говорит «Искатель Один». Вас понял.

Что, неужели даже не поблагодарит? Впрочем, Маркволу сейчас было все равно. Его так распирало чувство гордости, что он едва мог усидеть на месте. Все, теперь он уже больше не мальчик, который нуждается в опеке!

Внезапно, будто получив удар по лицу, пилот был отброшен на спинку летного кресла. «Пятно» перевернулось, и все системы оповещения разом взорвались сигналом тревоги. Похолодев от ужаса, еще не понимая, что происходит, Марквол потянул на себя рычаг управления. Тот свободно ходил из стороны в сторону, не производя никакого эффекта. Пилот увидел, что пламя охватило весь левый борт его самолета и металлическая обшивка, как рыбья чешуя, сползает с фюзеляжа.

Языки пламени уже начали проникать в кабину…

— Нет! — в отчаянии закричал юный летчик. — Нет, нет, нет!

Он стал лихорадочно возиться с летным снаряжением, стараясь достать до ручки катапультирования. Чьи-то чуть слышные голоса донеслись до него из вокса…

Огромные перегрузки из-за ускоренного движения вниз… В глазах Марквола все начало меркнуть. Сейчас у него уже не было сил не только дотянуться до спасительного рычага, но и даже слегка приподнять руку.

Между тем снизу на него, словно расширяющийся в калейдоскопе узор, надвигался незнакомый город…

Над одним из районов Внутренней пустыни, 09.22

Они пролетели над последним барханом песчаного нагорья, и там перед ними предстало нечто… От его размеров просто захватывало дух. Джадд по этому поводу высказался особенно цветисто.

Гигантский мобильный аэродром. Он был почти километр длиной и представлял собой огромную платформу с начищенными до блеска посадочными площадками и многочисленными пусковыми установками, которые сверкали бронзой в лучах палящего солнца пустыни. Невероятных размеров колесный агрегат приводил в движение этот колосс, постепенно перемещая его по бескрайним белым пескам. Вилтри рассказывали, что этих левиафанов враги называли «орлиными гнездами», будто они действительно были родным домом для их смертоносных «летучих мышей». Это воистину был шедевр неизвестного гения механики, мифическая непобедимая машина войны, гигант среди гигантов!

Ничто не может сокрушить такую громадину. Ничто не…

Тут Вилтри поймал себя на том, что рассуждает как предатель. Они обязаны попробовать. Это как раз та миссия, которую Бог-Император возложил на них.

— Не будем терять время, «Ореол»! — прокричал он в вокс. — Мы вступаем в бой! Выстраиваемся в линию и наносим бомбовые удары. Затем заходим повторно и атакуем ракетами. Да хранит нас Император!

Вилтри увидел, как «Когти», за которыми они неотступно следовали, стали снижаться и заходить на желобообразные посадочные полосы, расположенные на верхней площадке мобильного аэродрома. На фоне такого великана даже крупные истребители выглядели всего лишь маленькими разноцветными фигурками.

Вероятно, с аэродрома заметили приближение «Мародеров», идущих на бреющем полете, потому что сотни противовоздушных зенитных батарей разом, как стая потревоженных скорпионов, подняли и направили на них свои смертоносные жала. В небе сразу стало тесно от разрывов зенитных снарядов и рассекающих воздух трасс. Ураганный шквал заградительного огня обрушился на звено бомбардировщиков.

— Идем на цель! Что бы ни случилось, идем на цель!.. — приказал экипажам Вилтри.

Внизу оглушительно завыла сирена. Среди бесчисленных зенитных очередей Вилтри заметил дымовой след, оставляемый выпущенными с аэродрома ракетами.

Не сказав ни слова, он ударил по кнопке выпуска дипольных отражателей, и тут же облака резаной блестящей фольги вылетели из пусковой установки «Греты», создавая помехи вражеским системам наведения. Затем из бомбардировщика также было выпущено несколько тепловых отвлекающих ракет. Снаряды рвались совсем рядом, сотрясая корпус самолета, а все пространство между атакующей группой и аэродромом противника заполнили ослепительные вспышки огня, порождающие клубы белого и черного дыма.

Одна из ракет попала в «Мисс Авантюру» и тут же уничтожила этот самолет. Однако покореженные обломки и целые отсеки его корпуса продолжали лететь с почти звуковой скоростью. Они падали вниз и, подняв тучи песка, потом еще долго катились по земле, устроив настоящий фейерверк в пустыне.

— Стрелки носовой и верхней башни, — передал по воксу Вилтри, — можете стрелять без моей команды, ребята.

Обе башни одновременно открыли огонь, пытаясь подавить зенитные батареи на правой стороне мобильного аэродрома. Вилтри буквально впился глазами в быстро приближающуюся цель, стараясь не упустить ничего, что могло бы представлять угрозу. Так, он заметил, что несколько «летучих мышей» пробуют запуститься с нижних взлетных площадок передвижной авиабазы. Не укрылось это и от Наксола. Лишь одна «Саранча» успела подняться в воздух со своей ионной катапульты, да и то только для того, чтобы тут же вспыхнуть факелом и рухнуть, подбитой, вниз.

Десять секунд до бомбометания… Пять… Зенитным огнем повреждено левое крыло. Ничего, пока еще держится. Две секунды… Одна…

— Сброс!

Бомбардировщики звена «Ореол» один за другим прошли над гигантским мобильным аэродромом. Каждый бомбометатель с поразительной точностью положил свои бомбы, и чудовищные взрывы сотрясли платформу, разрывая на части бронированные пусковые установки. Взрывные волны вырывали из гнезд и переворачивали целые зенитные батареи, не говоря уже о подъемниках и порталах подъемных кранов. Какой-то бомбардировщик — Вилтри предположил, что это был «Время вдов», — сбросил свой смертоносный груз прямо к подножию шпиля командного пункта, возвышающегося над самой верхней взлетной площадкой. Поднявшийся огненный смерч снес сооружение, превратив его в груду металлолома.

Четырем «Мародерам» без видимого для себя ущерба удалось покинуть пространство над уже пылающим аэродромом, но «Трон Терры», уже сбросив свой бомбовый комплект, все же попал под прицельный огонь зениток. Вилтри увидел через экран заднего вида, как бомбардировщик сначала завалился на крыло, а потом уже рухнул на песчаные дюны.

Оставшиеся четыре самолета, сохраняя строй, взмыли по широкой дуге и уже сверху начали повторный заход на цель. Даже густые столбы дыма, поднимающиеся с мощной платформы разбитого аэродрома, придавали этому циклопическому сооружению какую-то мрачную величественность.

На этот раз бомбардировщики наносили ракетный удар, который сопровождался непрерывным огнем из башенных орудий. Ракеты наведения, выпущенные из гнезд у основания крыльев, зашипев, как змеи, устремились к своим целям, оставляя в небе извилистый дымовой след. Теперь уже не было ничего, что напоминало бы тот град зенитного огня, который встретил их в первый раз.

Пока «Мародеры» стремительно проносились над дымящейся поверхностью авиабазы, их ракеты вместе со всполохами огня взметали в небо пустыни целые блоки металлических конструкций.

Израсходовав весь свой боекомплект, штурмовая группа стала удаляться, постепенно набирая высоту.

Между тем что-то фатальное и катастрофическое стало происходить с мобильным аэродромом. Скорее всего, одна из ракет все же пробила броню, которая защищала машинное отделение или склад боеприпасов. Как бы то ни было, вся эта громадная платформа вдруг судорожно затряслась, и невероятный, ослепительный взрыв разметал ее на мельчайшие части.

Он был настолько мощным, что чудовищная ударная волна чуть было не сбросила на землю бомбардировщики «Ореола».

Разбросанные в разные стороны, они лишь через некоторое время смогли вновь собраться в строй, в то время как гигантское грибовидное облако постепенно заполнило собой все небо позади них.

Тэда. Южная ВВБ, 09.30

Атмосфера в Командном Центре Управления Полетами накалилась до предела. Вся ротонда наполнилась взволнованными голосами операторов, ведущих переговоры с командирами поднятых в воздух экипажей. Между тем инспектора полетов напряженно следили за тем, как развиваются четыре серьезных воздушных сражения и девять операций перехватчиков.

Дэрроу!

Тот завороженно глядел на высокие своды купола, откуда через узкие витражные окна просачивались слабые солнечные лучи.

— Младший! — В голосе Идса послышалось раздражение.

Дэрроу очнулся:

— Простите, сэр. Я забылся. Мне нет оправдания. Так что вы сказали, инспектор?

Иде повернулся в сторону своего молодого помощника. Хотя он и был слеп, сейчас в его взгляде чувствовалась симпатия. Иде протянул Дэрроу какой-то отпечатанный лист.

— Я думаю, что тебе будет приятно зачитать это перед всеми, сынок, — сказал он. — Доказательство того, что не только плохие вещи случаются в этой жизни.

— Что, меня назначили на место Хекеля?

— Мне рассказали о Хекеле, сынок. Жаль, что именно тебе довелось первым войти в его комнату. Не думай сейчас о нем. Зачитай-ка лучше вот это.

Дэрроу пробежал глазами текст, отпечатанный на тончайшей бумаге, и радостно улыбнулся. Он окинул взглядом зал Центра Управления и прокашлялся, готовясь к своему короткому выступлению. Он слышал, что все ассистирующие младшие инспектора гордятся, когда им доверяют зачитывать подобные сообщения. Что ж, теперь пришел его черед выступать. И эта информация по своей значимости перекроет все предыдущие.

— Внимание, внимание! Звено «Ореол» сообщило, что оно только что полностью уничтожило гигантский мобильный аэродром Архенеми в северной части Внутренней пустыни. Информация проверена. Мобильный аэродром противника действительно уничтожен.

Дэрроу расплылся в широчайшей улыбке, когда вся ротонда Центра взорвалась криками ликования и бурными аплодисментами. Это был первый мобильный аэродром, который удалось обнаружить и уничтожить. Даже Бэнзи хлопал в ладоши от радости.

Иде что-то сказал. Дэрроу наклонился к нему, потому что неутихающие овации заглушали все остальные звуки.

— Инспектор, повторите, пожалуйста, я не расслышал.

— Я сказал, что мы все же можем сделать это, — прошептал Иде. — Мы можем победить, хоть их и намного больше.

Морская набережная Тэды. Дворцовый пирс, 14.02

Сегодня с самого утра было пасмурно и в кафе не пришел ни один посетитель. Едва ли этому нужно было удивляться, ведь еще на рассвете ветер с моря принес на побережье сильный запах гари из Эзравиля.

Неожиданно хлопнула дверь. Бека оторвала голову от планшетов, которые она читала, сидя за стойкой бара, и увидела стоящего в дверях Вилтри. Только тридцать пустых столиков разделяли их сейчас. Медленный мотив тресианского вальса тихо звучал в ресторане.

Пилот улыбнулся и снял фуражку.

— Привет! Какой-то вы сегодня довольный, — сказала женщина, поднявшись ему навстречу.

Он прошел между пустыми столиками и, подойдя к ней, снял с плеча довольно увесистый вещевой мешок.

— Сегодня мы празднуем успех. По-настоящему большой успех. Вся моя команда уехала веселиться. Наверное, выпьют этим вечером все спиртное в Тэде. И горе местным девицам легкого поведения.

— Так вы что, выпивши?

— Ну… Если только самую малость. В комнате распределения. Я, конечно, извиняюсь.

— Почему вы пришли сюда, Вилтри? С ваших слов получается, что вы сейчас пропускаете много интересного: застолья, вечеринки…

Вилтри развязал вещевой мешок и вытащил оттуда два завернутых в бумагу окорока виры, целую коробку сладких клубней, десертные бисквиты, несколько пучков зелени и бутылку красной сджиры.

Бека глядела на все это, широко открыв глаза и невольно сглатывая слюну. Никогда, даже до введения режима выдачи пайков, она не видела такого изобилия.

— Нам выдали все это. Что-то вроде поощрения. Орнофф прислал огромную корзину со снедью, чтобы наградить наше звено. Ребята, понятное дело, забрали с собой почти всю выпивку, а я взял себе остальное. Я подумал, что вы могли бы лучше меня распорядиться всем этим. Как повар, я имею в виду.

Он посмотрел на нее спокойным, уверенным взглядом и добавил:

— Кроме того, я не знаю здесь никого, с кем бы еще хотел отметить мой успех.

— Правда?

— Да, правда. Надеюсь, я не выгляжу слишком навязчивым?

— Нет, — ответила Бека. — Думаю, нет.

 

День 258

Эзравиль. Местная ВВБ, 11.31

— Спасибо! — крикнула шоферу Джагди и спрыгнула с военного грузовика.

Она зашагала по жидкой грязи к стоящему на краю аэродрома ветхому бараку, где ей пришлось пригнуть голову, чтобы пройти в низкую дверь. За ее спиной прогрохотало несколько имперских самолетов, взлетающих с пусковых установок в подернутое дымом небо Эзравиля.

Пилот сидел на баке с горючим, тупо уставившись на свои ботинки.

— Ты в порядке? — спросила Джагди.

Он поднял голову и, увидев, кто это, вскочил на ноги и быстрым движением отдал честь.

— Кажется, да, — ответил Марквол.

— Да, попали мы тогда в переделку. Я слышала, ты классно сбил самолет.

— Затем и меня подбили. «Коготь», наверное. Оказался точно у меня на хвосте. Я даже не заметил. Простите меня, мэм.

— Не за что. Ты катапультировался. Ты приземлился живой. Это сейчас самое главное.

— Я еще буду летать?

— Будешь, — заверила Джагди. — Если захочешь, конечно.

— Что вы имеете в виду?

— Единственная оставшаяся для тебя птичка — серийный номер Девять-Девять. Его уже починили. Ты можешь отказаться…

— Девять-Девять? — переспросил Марквол.

— Да.

Марквол горько рассмеялся. Он даже не знал, что хуже: то, что это бывший самолет Эспира, или то, что о нем говорили, будто он приносит несчастье своим пилотам.

Но затем, после недолгого размышления, он решил про себя, что перспектива больше не участвовать в вылетах пугает его куда больше, чем все остальное.

— Я беру Девять-Девять, — сказал Марквол. — Кто знает, может, моя собственная невезучесть и невезучесть этой машины нейтрализуют друг друга?

Тэда. Южная ВВБ, 16.10

Они заметили их еще с приморского шоссе, и их вид не мог не вселять надежду. Авиабригады самолетов Космического Флота, построившись в грозные ряды, летели сейчас над морем в направлении тэдианских полей. Эти подкрепления шли со стороны гигантских космодромов, расположенных на Северных авиабазах Энозиса.

Джагди и Марквол, которые теперь сидели в тряском кузове военного транспорта, при виде их вскочили со своих сидений, указывая руками друг другу на разные модификации самолетов и горячо обсуждая их особенности. Бригады «Громовых стрел» плавно повернули на Северный аэродром Тэды, в то время как два подразделения идущих по морю боевых кораблей — «Коршунов» — направлялись к южному побережью Полуострова. День сегодня был ясный, небо — чистое, и, несмотря на смог от пожаров над только что покинутым ими Эзравилем, настроение у летчиков было приподнятое, так что даже отдаленные звуки сирен, предупреждающих о приближении вражеской авиации, показались им сейчас чем-то вроде приветствия.

На базе, где они наконец высадились с транспорта, царила суета, которая обычно случается при переезде. Множество техников и пилотов, толпящихся в предполетной горячке вокруг пусковых установок, включая установки звена «Умбра», десятки снующих туда-сюда бронетранспортеров и тягачей…

Джагди решила, что теперь самое время немного поспешить. Вместе с Маркволом они побежали по камне-бетонному покрытию аэродрома, то и дело увертываясь от ползущих вереницей автопогрузчиков — «Стражей», подвозящих грузовые отсеки к транспортным самолетам. Бланшер и Асче сейчас стояли и беседовали с некоторыми из главных механиков.

— С возвращением, убийца! — игриво приветствовала Асче Марквола.

Тот слегка покраснел.

— Рад видеть тебя снова в строю, парень, — сказал Бланшер.

— Из-за чего весь этот сыр-бор, Мил? — спросила Джагди.

— Приказ о передислокации, — ответил Бланшер, вынимая планшет с приказом из кармана летной куртки.

Командир пробежала его глазами.

— Сегодня, примерно в восемнадцать ноль-ноль, «Умбра» отправляется на Южную тактическую базу, — продолжал Бланшер. — Я думаю, они хотят освободить место для новых поступающих машин. Мы же будем выполнять срочные задания по перехвату вражеской авиации из пункта, который на топографических картах обозначен на побережье озера Госель.

Джагди взглянула на карту на планшете. Это было довольно уязвимое с военной точки зрения место, где всегда можно ожидать атаки с воздуха, но, с другой стороны, оно также позволяло быстро навязать сражение любым авиагруппам противника, приближающимся со стороны южных или восточных районов Внутренней пустыни, задолго до того, как они достигнут Полуострова и окажутся над такими большими городами, как Тэда.

— В Командном Центре Управления Полетами говорят, что несколько довольно крупных соединений наших сухопутных сил форсированным маршем сейчас уже проходят ущелья на востоке Маканайтского хребта, — добавил Бланшер. — Думаю, в наши обязанности также войдет и их защита.

— Ведь, наверное, не только в наши? — спросил Марквол.

— Нет, не только, — ответила Джагди, еще раз внимательно просмотрев планшет. — С нами идет Четыреста девятая, а еще одна бригада «Молний» уже прибыла на место.

— Транспортные самолеты уже начинают забирать наши экипажи, — прибавила Асче. — Нас переправят туда легко и быстро.

— Что ж, тогда нам нужно побыстрее идти, — заявила Джагди.

Марквол подошел к одной из пусковых установок и почти с вызовом взглянул на корпус серийного номера Девять-Девять. Механики потрудились на славу. Лишь незначительная помятость обшивки и не очень ровная покраска указывали на то, что самолет недавно побывал в ремонте. Не осталось ничего, что могло бы напомнить о том разбитом состоянии, в каком машина пребывала всего несколько дней назад.

— Теперь ты мой, — тихо произнес Марквол. — Я буду заботиться о тебе, если, конечно, ты не станешь меня подводить.

Темная, довольно жуткого вида «Громовая стрела» ничего ему не ответила.

 

День 259

В небе над Сикатрайсом, 13.43

Вылеты с целью обнаружения и уничтожения других мобильных аэродромов противника на время пришлось отложить.

На этот раз Вилтри повернул свою бригаду на запад, направив бомбардировщики в сторону продуваемых всеми ветрами каньонов великого горного разлома. Впервые он ощутил эту отвратительную тряску, эти сбивающие с курса, раздражающие пилота заносы самолета из-за тех резких порывов ветра, которыми был так печально славен Сикатрайс.

Километрах в двух прямо по курсу, в выжженном солнцем ущелье, сейчас бушевал настоящий ураган из дыма и огня.

Довольно крупное соединение нескольких измотанных частей сухопутной армады — вереница людей и машин, растянувшаяся на семь-восемь километров, — попало в устроенную противником засаду, когда пробиралось через один из самых широких горных перевалов. Сразу три «Адских когтя» спикировали на них и буквально разорвали колонну посредине, нанося одновременно бомбовые и ракетные удары, а также открыв пулеметный огонь по наземным целям. Десятки танков и бронетранспортеров были объяты пламенем, которое местами даже охватило целые площади песчаного ущелья, где уже лежали горящие груды покореженного металла и, видимо, пролилось немало горючего. Крошечные фигурки людей далеко внизу бросались врассыпную, стараясь укрыться в беспорядочных нагромождениях скал по краям ущелья. Все воздушное пространство каньона было пронизано вертикальными столбами черного дыма, а белые перистые следы от трассирующих снарядов и реактивных выхлопов рассекали его горизонтально. Проносясь на бреющем полете, штурмовики Архенеми смешивали все эти виды дымовых следов, оставляя после себя причудливые вихревые потоки.

На самую южную оконечность каньона стремительно ворвался дивизион легких танков противника. Своей ярко-желтой окраской напоминающие каких-то ядовитых тварей, они сразу же накрыли огнем арьергард медленно ползущей по перевалу имперской колонны. Неожиданно ослепительный разряд крупнокалиберной лазерной пушки сверкнул из этой части ущелья.

Находящиеся в распоряжении Вилтри «Мародеры» не были приспособлены для отражения подобных воздушных нападений, но он надеялся, что одно только их присутствие сможет обескуражить противника и на время отвлечь его от этих беспрерывных, безжалостных атак. Лакомб уже запросил поддержку истребителей, и они, судя по всему, должны были появиться здесь минут через восемь.

— Идем на цель! Снижаемся! — отдал приказ Вилтри. — Отгоняем их от колонны, не даем им атаковать. А если удастся, сохранив курс, пройти над каньоном к его южной оконечности, наносим бомбовый удар по легким танкам.

— Вас понял, ведущий.

— Следую за вами.

Вилтри, подавая пример другим бомбардировщикам бригады, на широком вираже подвел «Грету» к головным машинам конвоя и затем направил ее прямо вдоль колонны навстречу штурмовикам противника. Он прижимал свой самолет к земле так низко, как только возможно, и, лихо рассекая поднимающиеся с земли густые струи дыма, в то же время не мог не ощущать, что проклятые воздушные потоки, гуляющие по расщелине, опасно болтают из стороны в стороны корпус его «Мародера».

Как только Вилтри выровнял самолет на новой высоте и начал проход над колонной, он увидел впереди три «Когтя», которые уже заходили на атаку. С земли их тоже заметили и начали палить из болтеров, выпустив несколько очередей, которые, рассекая воздух, устремились в направлении штурмовиков.

— Ну-ка, давайте-ка заставим их изменить курс! — прорычал Вилтри, стараясь управиться с непослушным, дергающимся туда-сюда рычагом управления.

Стрелки из верхней и носовой башен тут же открыли огонь вверх по уже начавшим снижаться самолетам противника.

Трассирующие снаряды вырвались из орудийных гнезд «Мародера» и с шипением понеслись навстречу трем стремительно приближающимся вражеским машинам.

Этот залп, может быть, и не повредил сами «Когти», но уж точно ошеломил их пилотов. Все три штурмовика сразу заложили виражи в разные стороны, тем самым прервав заход на атаку и покинув удобную позицию над колонной. Гейз повернул свою башню, продолжая вести огонь по тому из них, кто не слишком быстро уступил дорогу тяжелым бомбардировщикам.

Вилтри же удерживал прежний курс. Теперь они подлетали к месту, где горный перевал заканчивался и вот-вот должны были показаться ворота в ущелье. Неожиданно яркий солнечный луч, отразившись внизу от какого-то желтого металла, заставил Вилтри слегка зажмуриться. Танки-разведчики! Сверху похожие на пауков, эти боевые машины сейчас накрыли огнем лазерных пушек замыкающий эшелон колонны.

— Джадд!

— Готов!

Вилтри вжался в кресло, ожидая, что бомбардировщик немного подбросит, когда он освободится от своего смертоносного груза, но то, что случилось дальше, намного превзошло все его опасения. Внезапный боковой порыв шквалистого ветра, который подул, видимо, из ворот ущелья, со страшной силой отшвырнул их многотонную машину в сторону, так что «Грета» дала крен на крыло, и Вилтри лишь с большим трудом удалось справиться с ее управлением.

Тем не менее бомбы были уже сброшены…

Он слышал:, как вовсю матерится Джадд. Коварные боковые ветры ущелья испортили им все бомбометание. Боекомплект ушел далеко в сторону, разорвавшись где-то на верхних склонах каньона.

Вилтри направил самолет вверх и, набрав значительную высоту, стал по большой дуге вновь заводить «Грету» на рейд над ущельем. Позади и рядом с ним четыре из пяти «Мародеров» его бригады один за другим курсировали вдоль каньона, таким образом защищая колонну от налетов противника. Только «Считай, Ты Труп», повернув вверх, оторвался от общей группы и, преследуемый сразу тремя «Когтями», летел сейчас над вершинами, окаймляющими горную долину.

Вилтри услышал, как Орсон открыл огонь из хвостового орудия. Значит, сзади появилась еще одна «летучая мышь»! Сверкающие трассы, как искры, пронеслись мимо его кабины. Вилтри бросил машину вниз и тут же развернул ее в сторону солнца, так что тень «Когтя» медленно проползла через всю кабину.

— Оторвались! — крикнул Орсон по воксу.

Теперь снова в окутанную дымом долину, туда, где сражение разгорелось с новой силой и где порывы шквалистого ветра порой не менее опасны, чем орудия ярко выкрашенных «летучих мышей»!

Вилтри пришлось заложить крутой вираж, когда навстречу ему, как два неясных цветных пятна, пронеслись «Когти». Где же застряли эти чертовы истребители?

Внезапно «Г как Грета» содрогнулась от мощного удара. Взвыли клаксоны на панели приборов. Самолет налетел прямо на разряд лазерной пушки типа «земля — воздух». Танки-разведчики Архенеми на этот раз были готовы к атаке.

— В нас попали! — закричал Лакомб.

Раздался ужасный треск разрываемого на части металла и звон разбитого пластека. В ту же секунду задребезжала система оповещения, указывая на критическое состояние одного из двигателей. Несмотря на отчаянные усилия Вилтри управиться с заклинившими рычагами управления, «Грету» резко занесло в сторону, и она тут же оказалась подхваченной яростным порывом ветра.

Что-то взорвалось в нижнем отсеке, прямо под кабиной пилота, и оттуда донесся истошный вопль Джадда. Вилтри поразило, что этот здоровенный, как медведь, детина сейчас кричит совсем как малый ребенок.

— Мы теряем высоту! — заорал Лакомб.

Их болтало как в центрифуге, и Вилтри из-за этой дикой тряски даже прикусил кончик языка. Он тщетно пытался выровнять положение машины, но тревожный, бьющий по нервам сигнал оповещения, говорящий о неполадках в работе двигателей, теперь уже звучал не переставая.

Пилот увидел вход в ущелье, желтую броню танков и яркую молнию, которая взметнулась в небо из лазерной пушки и устремилась прямо ему навстречу. Теперь крыло было пробито, хвостовая часть повреждена… На-ксол что-то кричал из верхней башни, но из-за оглушительного шума в кабине ничего нельзя было разобрать.

Вилтри выпустил ракеты из установок на крыльях «Мародера» и увидел, как, издав легкий хлопок, они понеслись к цели, оставляя за собой тонкие следы белого дыма. Снаряды наведения просто разнесли легкие танки противника, подняв в воздух и разбросав по сторонам куски брони. Неожиданно капсула кабины треснула, и в образовавшуюся щель ворвался ветер, занося внутрь бесчисленные осколки битого стекла.

Между тем самолет вылетел из ворот каньона. В этот момент из двигателей, два из которых уже обильно выпускали клубы черного дыма, стали доноситься неровные завывания. Поднять самолет… Сейчас необходимо поднять самолет. Любой ценой — поднять…

Из-за жестоких ударов ветра в лицо Вилтри был вынужден отвернуть голову и оглядеться. Жуткая картина предстала перед ним. Большинство приборов в кабине были выжжены и разбиты. Лакомб буквально висел на ремнях снаряжения, причем одна сторона его головы, так же как и верхняя часть высокой спинки летного кресла, отсутствовала.

Колесо Судьбы…

Приборы уже не могли ничего сказать, но Вилтри налетал достаточно часов на «Мародерах», чтобы почувствовать момент, начиная с которого уже ничто не может спасти этих стальных птиц.

— Катапультируйтесь! Немедленно катапультируйтесь! — приказал он экипажу, хотя прекрасно знал, что они сейчас уже слишком низко…

Скалистая, изрезанная поверхность предгорья стремительно и неотвратимо надвигалась на них. Узкие полоски песка, выступающие из земли скалы, белые пятна солончаков… Они все увеличивались и увеличивались, пока наконец не стало казаться, что для неба уже совсем не осталось места.

Вилтри закрыл глаза…

 

День 260

Тэда. Старый Квартал, 00.05

Храм уже почти опустел. Несколько горящих лампад, расставленных в нишах стен вдоль всего его нефа, лишь немного рассеивали мглу, но главный свет в здании исходил от дрожащих свечей, водруженных прихожанами на столик у алтаря в знак духовной поддержки своих близких.

— Вам что-нибудь нужно? — учтиво спросил иерарх церкви.

Бека сидела с краю первого ряда. Будто выведенная из состояния глубокой задумчивости, она подняла на него взгляд:

— Я просто жду одного человека.

— Уже поздно.

— Я знаю. Я знаю, что поздно, но… Можно я посижу здесь еще немного?

— Конечно, дочь моя, — ответил священник. — Оставайся. Я буду в ризнице, если ты захочешь исповедаться.

После того как он ушел, Бека просидела еще несколько минут.

Поздно. Уже слишком поздно. Она ждала его сразу после окончания своей смены. Затем еще час на набережной, пока на улице не стало совсем темно. Теперь она должна будет писать объяснительную записку начальнику мануфактуры и, вероятно, ей урежут месячную зарплату за то, что она пропустила свою смену.

Она думала пойти на аэродром, но вдруг поняла, что не знает, на какой именно. Кроме того, трамваи так далеко уже не ходили, да и денег на билет у нее не было. Гражданских вообще не пропускали на территорию авиабазы.

Женщина поднялась с церковной скамьи и подошла к столику с поминальными свечами. Положила три мелкие монеты в чашку на столе и вытащила из лежащей рядом коробки три свечки. Она поставила их в подсвечник рядом с десятками других, которые уже давно зажгли, и стала по очереди подносить к ним горящую лучину.

Одна за Гарта, другая за Эйдо…

Еще одна за…

В этот момент кто-то вышел из храма и хлопнул тяжелой дверью, из-за чего поток холодного воздуха пронесся по зданию.

Все три ее свечи тут же задуло.