Почти каждый день очередной корабль Королевского Объединенного Флота выходит из какой-нибудь британской гавани с Путевыми Грамотами на борту — официальными документами, которые дают команде высочайшее соизволение открывать, исследовать и, говоря открыто, грабить менее удачливые или знаменитые части земного шара. В один только День святого Дунстана сэр Уолтер де Файл поднял якорь «Миру назло» в Портсмуте, дабы посмотреть, есть ли чего интересного между Флоридой и Аргентиной, лорд Арчимбольдо отплыл на «Золотом выстреле» из Саутгемптона, отправившись на поиски Южно-Индийских островов, а мореход Томас Пикеринг на баркасе «Помятая задница» заплыл в Туамасину, открыв тем самым остров Мадагаскар.

Благодаря Путевым Грамотам, дарованным королевой, мореплаватель имел право распоряжаться практически всем, что он откроет на своем пути во имя Союза. Понятно, то были излишне радикальные полномочия, но, увы, необходимые. Без подобного стимула мало кто по доброй воле решился бы провести два или три года в плохо проконопаченной, текущей, грязной бочке-переростке, плывущей по воле океанов с крайне скверным характером, бросая вызов корсарам, морским змеям, кракенам, китам, иностранным судам, цинге, ревматизму, бородавкам, враждебно настроенным аборигенам, голоду, жажде, утоплению, высадке на необитаемый остров, полному штилю, кораблекрушению, мятежу, протаскиванию под килем, перспективе поскользнуться на топ-мачте и разбросать мозга по лееру, опасности стать громоотводом, дежуря в «вороньем гнезде» в разгар чертовски бурного шторма, удушью от неудачно съеденного корабельного сухаря, смертельным ожогам по вине корабельных чайников, операциям фельдшера, недавно хлебнувшего грога, курению в кубрике рядом с пороховым погребом, проверке уже зажженного орудия 32 фунтов весом, неожиданному упоминанию того, что мы тут приготовили шикарный суп из альбатроса, и, естественно, падению с конца света.

Путешествия и исследования были делом грязным, опасным и сложным. Без всякого сомнения.

Тем не менее процедуры, следовавшие за победоносным возвращением, отличались лаконичной простотой. Исследователь с Путевыми Грамотами приличное время отдыхал, восстанавливал силы и заново привыкал ходить по суше, после чего от него требовали представить отчет о своих открытиях непосредственно королеве. Мореплавателя превозносили, выплачивали ему внушительную сумму, признавали его заслуги (это и называлось Уважением) и обычно нарекали открытую землю его именем. Взамен он вручал Путевые Грамоты королеве, тем самым передавая территорию Союзу.

Только после этого организовывались следующие экспедиции. Вторая волна путешественников шла по следу, проложенному первопроходцем, и, используя его заметки, карты и собранные данные, вдоль и поперек грабила, разоряла и эксплуатировала недавно найденный уголок мира. Таков был порядок вещей.

Пока же исследователь не давал отчета и не вручал Грамоты монаршей особе, ничего этого произойти не могло. В открытиях всегда таились огромные деньги, не говоря уже о чести, престиже, славе, землях и цветущих местных женщинах, а потому зеленого света на освоение новых территорий с нетерпением ждала не только огромная государственная индустрия эксплуатации, но и Церковь, нуждавшаяся в свежих источниках колдовской энергии больше, чем могла признаться даже самой себе.

Все это объясняло растущее недовольство, которое вызывал Руперт Триумф при дворе. Он отправился в путешествие. Вернулся в лучах славы, объявив, что нашел новые земли в южных океанах. Привез с собой множество потрясающих диковин и безделушек, включая четыреста шесть неизвестных видов растений, множество представителей неплацентарной фауны и благородного чернокожего аборигена, посла Южных Стран. Затем прошли месяцы, а Триумф не подал ни малейшего знака, что собирается сделать положенный отчет, — месяцы, во время которых вожделенные Путевые Грамоты валялись в его надежно запертом столе, а грабители, эксплуататоры и церковники Англо-Испанского Союза изнывали от растущего с каждым днем нетерпения, сыпи, учащенного сердцебиения и мигреней, вызванных стрессом.

Никто и никогда не откладывал свой отчет на столь долгий срок, даже капитан «Голубого Бигля» Джейкоб Тэвисток, который возвратился после открытия Бермуд с амнезией. Его память аккуратно вернула на место команда специально обученных инквизиторов.

Никто не знал, что делать в этой ситуации. В законах просто не было статей, как поступать с обладателем драгоценных грамот, если тот не желает передавать их королеве. Обычно все исследователи жаждали заполучить в руки причитающееся им Уважение, купить большой участок в Оксенфордшире и жениться на девушке, так или иначе принадлежащей к королевской семье, или же просто на блондинке, а лучше то и другое вместе.

Когда прошло шесть месяцев, а Триумф не показал и носа во дворец, Тайный Совет занялся щекотливым вопросом, прочесывая тома установлений в поисках лазейки. Его члены проконсультировались с Флотом, Церковью и многочисленными лордами, которые могли быть в курсе дела. Ответа не нашлось. Похоже, Триумф завладел мячом надолго. Решение зависело только от него, а правительству и другим заинтересованным лицам оставалось только принять недовольный вид.

Тем не менее интерлюдия затянулась настолько, что даже вечно занятая королева начала обращать на нее внимание, и вот тут, как скоро выяснил Тайный Совет, крылась одна возможность, о которой никто даже не помыслил. Существовал простой способ пробиться сквозь юридические заросли, окружающие Триумфа, — отменить законы, и единственным человеком, который мог это сделать, была королева.

Обычно ее величество отягощало только полтонны кружев, шелка, кисеи, капка, блесток и жемчуга. Более ничего не тревожило ее и не замедляло житейский бег, тем более такие незначительные причуды, как своды законов или гражданские права. Буквально одна секунда и росчерк царапающего пера понадобились бы, чтобы передать Путевые Грамоты другому исследователю и вычеркнуть жизнь, земли, права Триумфа, а также память о нем из истории Союза.

Сэр Руперт вполне мог стать единственным человеком за долгое время, добившимся подобного исхода карьеры. Он понимал, что это лишь дело времени, но откладывал отчет так долго, как мог, надеясь, что Совет проглотит его Маневр. Теперь же пришло время для более активных действий. Требовался новый план.

И именно этого мореход боялся, потому что, к сожалению, если и существовала на свете сфера, в которой он не блистал, то интриги оказывались именно в ней.

Размышления о размере, форме, цвете и стоимости потенциального Маневра, а также о том, по каким признакам его распознать, переполняли разум Триумфа, когда он заплатил шиллинг привратнику и вошел в теплые, влажные объятия купальни «Дельфин» в четыре часа двадцать минут. Впереди был почти целый час, прежде чем заведение закроется, и припозднившиеся купальщики суетились в надежде найти лекарство от ноющих суставов, опухших из-за недели дождя. Их бледные дородные фигуры мелькали во влажном пару и под зелеными тенями колоннад, шлепали по плиткам пола и моржами сползали в бассейны.

Теплый влажный воздух пах отсыревшей каменной кладкой, телесными ароматами и антисептиками.

Мясистый служащий с руками, похожими на окорока, и в тесной купальной шапочке голубого цвета подошел к Триумфу и подал ему чистое полотенце.

— Переодеваться там, — сказал он, указав на двери в тени западной колоннады с табличками: «Леди», «Джентльмены», а также «Сауна», «Джакузи», «Холодный бассейн» и «Пиво». Служащий повернул свой лунный лик к Триумфу. — Не пьянствовать, не плескаться, бомбочкой не прыгать, в бассейн не мочиться. Закрываемся в шесть.

— Спасибо огромное, я знаю правила, — рассердился Триумф.

Банщик покачал резиновой шапочкой и удалился. Головной убор у него был настолько тесным, что, казалось, в купальнях завелся лысый человек с обмороженным скальпом.

Мужская раздевалка была пустой, если не считать крючков с расшнурованными камзолами, плащами, штанами-буфами и сморщенными рейтузами. Триумф быстро разделся, обернул полотенце вокруг пояса и подошел к окну на западной стене, забранному матовым стеклом. Располагалось оно высоко, и Руперту пришлось встать на скамейку, скинув в лужу на полу огромные штаны с буфами и изящной вышивкой, а также гульфик внушительных размеров.

От пара раму перекосило и раздуло, но три умелых удара подушечкой пальца решили дело. Холодный вечерний воздух ворвался внутрь и ожег раскрасневшееся лицо Руперта.

— Аптил! — прошипел он во тьму. — Аптил!

— Руку протяни, дружище, — пробормотал абориген.

Триумф подчинился, подняв великана к окну. Это было нелегко и заняло несколько мгновений. Триумф аж мурашками покрылся от волнения, пытаясь найти опору и справиться с весом гиганта и в любой момент ожидая, что их прервут.

Наконец австралиец забрался. Он закутался в плащ с капюшоном из сержа и из его складок вытащил рапиру в ножнах, спросив:

— Не нужно?

— Не отказался бы, только где я ее спрячу?

Аптил подмигнул и сказал:

— Вот именно. Пришлось порыться в мусорной корзине.

Он протянул мореходу швейцарский нож.

— Ладно, идея неплоха, — признал Триумф. — А теперь скройся подальше от чужих глаз, держи ушки на макушке и, если свистну, действуй очень быстро.

Аптил кивнул.

— И, — добавил Руперт, — если кто-нибудь все же тебя увидит, помни о Маневре.

Абориген снова кивнул.

— Маневр. Точно, — сказал он, приняв свое фирменное выражение «свет зажжен, никого нет дома».

Триумф прошел в купальный зал, удостоившись нескольких мимолетных взглядов. Большинство купальщиков из-за приближающегося закрытия выбрались из бассейнов и направились в душ. Руперт скинул полотенце, завернул в него швейцарский нож и оставил на краю бассейна. Потом прошел по ступеням в теплую воду. У бортика была каменная скамейка, где любой мог присесть и расслабиться. Триумф так и поступил, омыл лицо и с видимым равнодушием окинул взглядом все вокруг.

Шли минуты. Теплые мягкие волны успокаивали, воинственная настороженность Руперта немного спала. Он глубоко вздохнул и встряхнул головой, борясь с сонливостью.

Когда Триумф открыл глаза, то вокруг не было ни души.

Он тут же застыл. Откуда-то доносилось мерное капанье воды, но больше ничего: ни голосов, ни признаков жизни. Сколько же он проспал? Банщики разбудили бы его, если бы купальня закрылась, ведь так? А значит, шести еще не было. Но где же тогда служители?

Триумф попытался свистнуть, но губы отказали. Он сидел по грудь в тысячах галлонах воды, а во рту царила пустыня.

Потом он заметил линию пузырьков. Они пересекли центр бассейна и направились в его сторону. Мореход замер.

«Плип, плип, плип, плип, плип», — лопались пузырьки.

Они были уже в десяти ярдах от него и направления не меняли. Ступеньки, ведущие из бассейна, находились в десяти ярдах справа. Триумф решил вылезти наружу прямо там, где сидел, воспользовавшись скамейкой в качестве опоры, но руки онемели и казались недостаточно сильными, чтобы вытянуть тело из воды.

«Плип, плип, плип, плип, плип». Пузыри приближались.

Триумф неожиданно понял, насколько часто дышит.

— Это глупо, — громко прошептал он. — Не могу же я просто сидеть и ждать, пока меня убьют.

В пяти ярдах от него с последним, угрожающим плипом пузыри исчезли.

Руперт открыл и закрыл рот. Подумал, не нырнуть ли, чтобы посмотреть, кто там спрятался под водой. К тому времени как он наконец принял решение, вопрос стал уже чисто академическим.

Словно разрезающий волны кит, из-под воды выпрыгнул одетый в промасленный нагрудник и кожаные шорты мускулистый мужчина, сверкая рапирой. Лицо его пряталось под свирепого вида шлемом с дыхательной трубкой, похожей на мундштук тромбона, и линзами, закрывавшими глаза. Расстояние между обнаженным телом Триумфа и бритвенно-острым лезвием угрожающе сокращалось.

— Гниумфф! — принялся насмехаться убийца жестяным голосом. — Умги! Умги, гы, г'азная твагь!

Руперт резко метнулся влево, пробиваясь сквозь замедлявшую движения воду. Жало рапиры прочертило в воздухе ослепительную арку и с громким лязгом отскочило от бортика, к которому Триумф только что прислонялся.

— Я достагу тьебя! — гнусаво пробулькал наемник, поворачиваясь за жертвой.

— Прошу прощения, ничего не понял! — крикнул Руперт и рванул на середину бассейна, причудливо скрестив нырок головой вперед и плавание по-собачьи.

— Дьостагу тьебя, гы, г'азная тгагь!

Трубка убийцы забилась, и из нее выплеснулась вода. Последние слова превратились в звук, похожий на громкий спуск газов.

— Что? — с отчаянием спросил Триумф.

Убийца остановился в нескольких ярдах от убегающей цели и взмахнул руками с досадой:

— Ык! Ык! — Он всхрапнул. — Умг'ёшь… — Ему пришлось постучать себя по нагруднику.

Триумф неуверенно переспросил:

— Ты?

Душегуб радостно закивал:

— Гда! Гья кочу тьегя… — он показал на рапиру, а потом на Триумфа, — гугить.

— М-меня?

— Гда! — забулькал убийца, хлопнув в ладоши, и добавил: — Умг'ёшь в мугах!