Пролог

ПО ПРИКАЗУ ЕГО НАИСВЯТЕЙШЕСТВА

БОГА-ИМПЕРАТОРА ТЕРРЫ

ЗАКРЫТОЕ ДОСЬЕ ИНКВИЗИЦИИ

ДОСТУП ТОЛЬКО

ДЛЯ АВТОРИЗОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ

ДЕЛО: 112:67B: AA6Xad

Пожалуйста, введите авторизационный код

* * * * *

Идентификация…

Благодарю вас, инквизитор. Можете продолжать.

УСТНАЯ РАСШИФРОВКА ДОКУМЕНТА ВИДЕОЗАПИСИ

МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ: МАГИНОР

ДАТА: 239. М41

ПОЛУЧЕНО С ПОМОЩЬЮ СЛУЖЕБНОГО ЗАПИСЫВАЮЩЕГО МОДУЛЯ

РАСШИФРОВАНО ЭЛЕДИКСОМ, НАУЧНЫМ СОТРУДНИКОМ ОРДО ЕРЕТИКУС В ЛИБРАРИУМЕ СВЯЩЕННОЙ ИНКВИЗИЦИИ, РАСПОЛОЖЕННОМ НА ФИБО СЕКУНДУС. ГОД: 240. М41

[Белый шум видеодокумента пропадает]. Темнота. Вдалеке стонет от боли человек. Вспышка света [возможно, лазерный залп]. Топот бегущих ног.

Записывающий модуль движется, ищет, дрожит. Какие-то каменные стены, в сильном увеличении. Еще одна вспышка, более яркая, ближе. Крик боли [источник неизвестен]. Чрезвычайно яркая вспышка [потеря картинки].

[Изображение неотчетливо в течение 2 минут 38 секунд; сохраняется некоторый фоновый шум.]

Человек [(1)] в длинной мантии что-то кричит, подбегая к модулю видеозаписи [речь невосстановима]. Окружение: темные каменные стены [туннель? гробница?]. Идентифицировать (1) не удается [видна только часть лица]. Записывающий модуль движется вплотную за (1), показывая, как (I) вытягивает энергетический молот из петли на бедре под мантией. Когда (1) сжимает рукоять, дается увеличение на его руки. Кольцо инквизитора крупным планом. (1) поворачивается [лицо накрывает тень]. (1) начинает говорить.

ГОЛОС (1): Внутрь! Внутрь, во имя всего святого! Входите и [слова перекрывает шум]… ублюдочное чудовище к смерти!

Еще вспышки света, теперь их можно с точностью опознать как близкие лазерные залпы. Фильтры служебного модуля не в состоянии справиться с ярким светом [изображение засвечено].

[Картинка остается белой в течение 0 минут 14 секунд; потом медленно возвращается].

Движение через высокий каменный вход в какое-то внушительное по размерам помещение. Вокруг грубо обработанный серый камень. Модуль видеозаписи показывает панораму. Заваленный трупами дверной проем и крутые ступени, ведущие вниз. Тела серьезно повреждены и искорежены. Камни покрыты кровью.

ГОЛОС [(1)-?]: Где ты? Где ты? Покажись!

Модуль видеозаписи движется внутрь. Слева его обходят два размытых человеческих силуэта. Остановка видеозаписи позволяет определить, что один из них [субъект (2)] — крупный мужчина, приблизительно 40 лет, облаченный в доспехи Имперской Гвардии [отличительных и опознавательных знаков нет], на лице его видны многочисленные шрамы [старые]. Он вооружен тяжелым стаббером с ленточной подачей патронов. Другой силуэт [субъект (3)] принадлежит стройной женщине приблизительно 25 лет, тело которой выкрашено в синий цвет и покрыто татуировками, одета она в облегающую броню, характерную для прошедших инициацию в Культ Смерти Моритури, и вооружена силовым кинжалом [длина клинка примерно 45 см].

Размытые очертания (2) и (3) сдвигаются за пределы видимости. Модуль видеозаписи поворачивается, давая вид сбоку на (2) и (3), вступивших в стремительную схватку с противниками, находящимися несколькими ступенями ниже. Им противостоят: шесть человек с кибербионическими имплантатами, два мутанта, три боевых сервитора [детальное описание конструкции есть в прилагающемся файл-отчете]. (2) стреляет из тяжелого стаббера [помехи на звуковой дорожке].

Два противника человеческого происхождения изрешечены [остаточный дым затеняет изображение]. (3) отсекает мутанту голову, отпрыгивает назад [далее следует транскрипционное предположение, поскольку модуль видеозаписи слишком медлителен, чтобы успеть проследить за ней] и пронзает противника человеческого происхождения. Источник изображения спускается ниже [картинка трясется].

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Маниша! Левее! Ле…

Модуль видеозаписи успевает частично захватить то, как субъект (3) поражают многочисленные энергетические залпы. (3) бьется в конвульсиях и взрывается. Линзы модуля забрызганы кровью, картинка затуманена [объектив вытирают]. (2) вопит, выдвигаясь вперед и стреляя из тяжелого стаббера. Внезапный эффект перекрестного лазерного огня [лазерная вспышка ослепляет оптику модуля].

[Различные источники шума, нечеткие голоса, крики].

[Изображение возвращается].

(1) прямо перед модулем видеозаписи устремляется в просторное ровное помещение, освещаемое зелеными химическими лампами [лицо оказывается на свету на 0,3 секунды]. Субъект (1) достоверно идентифицирован как инквизитор Гетрис Люгенбро.

ЛЮГЕНБРО: Квиксос! Квиксос! Все здесь я предаю мечу и очищающему пламени! Выходи, тварь! Выходи, ублюдок!

ГОЛОС [неопознанный]: Я здесь, Люгенбро. Хамагар ждет.

Люгенбро (1) выходит из кадра. Источник изображения разворачивается, давая панораму. Картинка трясется. По полам помещения разбросаны части тел [совмещение позволяет определить один из девяти трупов как (2)]. Мощные взрывы поблизости. Изображение колеблется, модуль заваливается набок.

[Пробел в течение 1 минуты 7 секунд. Значительный фоновый шум].

[Картинка возвращается].

Слева частично виден сражающийся Люгенбро (1). Остаточное свечение от ударов энергетического молота задерживается в кадре несколько секунд.

[Картинка нечеткая].

Модуль видеозаписи поворачивается, сосредоточиваясь на Люгенбро. Инквизитор сражается с неизвестным противником. Движения слишком стремительны, чтобы модуль мог сохранить четкость изображения. Изображение размыто. С правой стороны кадра приближаются фигуры людей [неизвестные, возможно солдаты противника]. Головы людей взрываются. Тела падают.

[Засвеченные кадры. Модуль отключается. Продолжительность паузы неизвестна].

[Картинка возвращается с дефектами]. Земля и стены сотрясаются. Перефокусировка, все размыто. Модуль видеозаписи снова находит Люгенбро и его противника [клубы дыма застилают обзор]. Бой, как и прежде, слишком стремителен для четкой картинки. Сильный фоновый шум. Пылающий росчерк [предположительно клинковое оружие] пронзает Люгенбро. [Изображение колеблется, частично теряется картинка.] Люгенбро сгорает [изображение засвечено].

[Пауза. Продолжительность неизвестна].

[Изображение возвращается].

Крупным планом лицо, глядящее в камеру. Определение невозможно. Субъект (4) — привлекательный мужчина с безупречными чертами. Он улыбается, его глаза пусты.

ГОЛОС (4): Привет, малявка. Я Черубаэль.

Вспышка света.

Крик [предположительно исходит от оператора модуля].

[Изображение исчезает. Конец записи].

 

Глава первая

ХОЛОДНЫЙ ПРИЕМ

СМЕРТЬ В ХРАНИЛИЩАХ СНА

НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПУРИТАНСТВЕ

Я прибыл на Спесь в сезон Бездействия в 240.М41, как утверждал Имперский сидерический календарь, в поисках рецидивиста Мурдина Эйклона. Бездействие длится одиннадцать из двадцати девяти месяцев лунного года Спеси, и единственные, кто подает признаки жизни в это время, — это облаченные в теплые одеяния хранители со своими светящимися посохами, патрулирующие окрестности гробниц гибернации.

Внутри этих холодных мавзолеев, выстроенных из темного базальта и керамита, спят вельможи Спеси и видят сны об Оттепели — сезоне между Бездействием и Живительностью.

Сам воздух был ледяным. Инкрустированные изморозью гробницы и покрытая толстой коркой льда, лишенная каких-либо примет земля. Над головой, в бесконечной ночи, мерцали звезды. Одна из них являла собой солнце Спеси, столь далекое в это время. Только с приходом Оттепели планета вернется в теплые объятия своей звезды, и тогда ее солнце станет пылающим шаром. А пока это только светящаяся пылинка.

Когда мой боевой катер опустился на посадочную площадку в Долине Гробниц, я натянул облегающий комбинезон с внутренним подогревом и закутался в накидку, защищающую от этой отвратительной погоды. Но тем не менее смертельный холод все равно впился в меня. Глаза заслезились, и слезы тут же стали превращаться в ледяные бусины на ресницах и щеках. Я вспомнил краткий доклад о местных условиях, подготовленный моим архивистом, и быстро опустил забрало шлема. Озноб почему-то стал сильнее, когда теплый воздух начал циркулировать под пластиковой маской.

Хранители, извещенные о моем прибытии через астропатов, ожидали меня у посадочной площадки. Они почтительно склонили свои светящиеся посохи, и в этой морозной ночи было видно, как от их плащей поднимается пар. Я кивнул им, показывая главному знак, подтверждающий мои полномочия. Нас ожидал айсмобиль — окрашенная в цвет ржавчины двадцатиметровая стрела, покоящаяся на полозьях и шипованных гусеницах.

Машина помчала меня от посадочной площадки, позади остались мигающие сигнальные огни и мой боевой катер, похожий очертаниями на кинжал.

Зубчатые гусеницы поднимали за нами буранчики мерзлого снега. Фары освещали небольшое белое пятно, окруженное непроницаемой стеной черноты. Вместе с Лорес Виббен и тремя хранителями я ехал в кабине, озаряемой только янтарным свечением приборов на панели управления. Обогреватели, встроенные в кожаные сиденья, выдыхали теплый затхлый воздух.

Хранитель передал Виббен информационный планшет. Она мельком взглянула на него и отдала мне. Я сообразил, что забрало моего шлема все еще опущено. Я поднял его и принялся шарить по карманам в поисках очков.

Виббен с улыбкой вытащила их из кармана своего облегающего плотного комбинезона. Я благодарно кивнул, водрузил их на нос и приступил к чтению.

Когда айсмобиль остановился, я как раз вызвал на экран последние страницы текста.

— Молитвенник Два-Двенадцать, — объявил один из хранителей.

Мы вышли из машины, снова опустив забрала.

Морозные хлопья кружились в обступающей нас темноте и искрились в свете фар айсмобиля, сверкая подобно драгоценным камням. Я знал, что меня ждет куда более жестокий холод. И, во имя милосердия Императора, не хотелось мне снова испытать его. Мороз кусался, обжигал, горчил на языке. Каждый сустав моего тела протестующе скрипел.

Тело и сознание словно медленно цепенели.

И это было нехорошо.

Молитвенник Два-Двенадцать являл собой мавзолей гибернации в западном конце огромной Имперской Авеню. В нем размещалось двенадцать тысяч сто сорок два члена правящей элиты Спеси.

Мы приблизились к огромному склепу и стали подниматься по черным, заметенным снегом ступеням.

Я остановился:

— А где хранители гробницы?

— Совершают обход, — был ответ.

Я поглядел на Виббен и покачал головой. Ее рука скользнула под мантию, подбитую мехом.

— Они знали о нашем прибытии? — спросил я, снова обращаясь к хранителю. — Знали, что мы ожидаем встречи?

— Я проверю, — сказал хранитель, который передавал планшет.

Он продолжил подъем по ступеням, и фосфорное свечение его посоха задрожало. Двум другим, похоже, стало не по себе. Я кивком подозвал Виббен, чтобы она держалась поблизости, и пошел за проводником.

Мы догнали его на нижней террасе и обнаружили взирающим на лежащие тела четырех хранителей, чьи светящиеся посохи с шипением угасали поблизости.

— К-как? — Он запнулся.

— Отойди, — произнесла Виббен, вытаскивая оружие.

Крошечная янтарная руна, означающая «Взвод», засияла в темноте.

Я обнажил свой меч и включил его. Клинок хищно загудел.

Южный вход в гробницу был открыт нараспашку. Оттуда вырывались сверкающие копья света. Все мои опасения наперебой торопились оправдаться.

Когда мы вошли, Виббен поводила из стороны в сторону дулом пистолета. Зал оказался узким, с высоким потолком, освещенным сферическими лампами. Врывающийся снаружи ветер завивал снежные буранчики на отполированном базальтовом полу.

В нескольких метрах от входа в замерзшей луже крови лежал еще один мертвый хранитель. Мы перешагнули через него. От главного коридора в разные стороны расходились проходы, ведущие вдоль гладких базальтовых чертогов, где располагались ряды крионических камер.

Мы шли словно по самому огромному моргу во всем Империуме.

Виббен беззвучно устремилась направо, а я пошел влево.

Признаюсь, что к этому моменту я был сильно взбудоражен, — мне не терпелось покончить с делом, которое так долго не давало мне покоя. Эйклон ухитрялся убегать от меня в течение целых шести лет! И каждый день из этих шести лет я изучал его почерк. И каждую ночь видел сны о нем.

А теперь я мог почувствовать даже его запах.

Я поднял забрало.

С потолка капала вода. Вода Оттепели. Внутри становилось теплее. Кое-где смутные силуэты уже зашевелились в своих ледяных камерах.

Рано! Слишком рано!

Первый человек Эйклона вышел на меня из западного коридора. Я развернулся и отсек ему голову, прежде чем он успел опустить свой ледоруб.

Второй напал на меня с юга, третий — с востока. А затем атакующих стало еще больше. Толпа.

Во время сражения я услышал звуки яростной перестрелки из хранилищ справа. У Виббен неприятности.

Я слышал ее голос по воксу:

— Эйзенхорн! Эйзенхорн!

Я развернулся и снова ударил. Все мои противники были тепло одеты и сжимали ледорубы, в умелых руках представлявшие собой серьезное оружие. Их темные глаза казались остекленевшими, но двигались эти люди быстро. Хотя что-то в манере их движения заставляло считать, что они действуют бездумно, по чьему-то приказу.

В моей руке пел энергетический меч, древнее, благородное и изящное оружие, благословленное самим Ректором Инкса. В пять резких взмахов он переправил моих врагов из мира живых в ад. От луж крови в воздух поднимался пар.

— Эйзенхорн!

Я развернулся и побежал, громко шлепая по залитому талой водой коридору. Впереди опять раздались выстрелы. А затем крик на вдохе…

Виббен лежала лицом вниз поперек трубы морозильника, быстро застывающая кровь приклеила ее к промерзшему пластику. Восемь приспешников Эйклона лежали вокруг. Ее оружие валялось чуть поодаль от ее вытянутой руки, а рядом — израсходованная обойма.

* * *

Мне сорок два стандартных года, по имперским меркам я нахожусь в полном расцвете сил, и я молод по меркам Инквизиции. Всю свою жизнь я обладал репутацией холодного, черствого человека. Некоторые называли меня безжалостным, бессердечным, даже жестоким. Это не так. Я никогда не находился за границами эмоциональности или сострадания. Но я обладаю (и мое начальство считает это основным моим достоинством) исключительной силой воли. Она хорошо служила мне в моей карьере, позволяя спокойно и неустрашимо справиться с любым злом, какое могло угнездиться в этой несчастной галактике. Я просто не мог позволить себе роскошь чувствовать боль, страх или печаль.

Лорес Виббен служила со мной в течение пяти с половиной лет. За это время она дважды спасала мне жизнь. Она считала себя моим помощником и телохранителем, хотя, по правде говоря, в большей степени была моим компаньоном и другом по оружию. Когда я завербовал ее в клановых трущобах Торниша, то сделал это из-за ее боевых навыков и звериной силы. Но не менее ценны для меня были ее острый ум, находчивость и холодная рассудительность.

Я посмотрел на тело и, кажется, даже прошептал ее имя.

Затем я погасил энергетический меч и, задвинув его в ножны, вернулся в тень коридора. Кроме учащенного звона капели, ничего не было слышно. Вытащив пистолет из кожаной кобуры под левой подмышкой, я проверил обойму и включил вокс. Эйклон, несомненно, контролировал все входящие и исходящие передачи в Молитвеннике Два-Двенадцать, так что я воспользовался глоссией — неофициальным устным шифром, известным только мне и моим ближайшим сотрудникам. Многие (если не большинство) инквизиторы развивают свои личные языки для конфиденциального общения, один сложнее другого. Глоссия, основы которой я разработал десятью годами ранее, была умеренно сложной и органически развивалась по мере надобности.

— Шип запрашивает эгиду, восторженные звери под ним.

— Эгида поднимается, космического цвета. — Бетанкор ответил немедленно и точно.

— Розы шипы обильны, во имя пламенного света полумесяца.

Пауза.

— Во имя пламенного света полумесяца? Прошу подтвердить.

— Подтверждаю.

— Путь фаянсовой бритвы! Изображение цвета слоновой кости!

— Изображение отклонено. Изображение сурового испытания.

— Эгида поднимается. Конец связи. Он уже в пути.

Бетанкор принял известие о смерти Виббен настолько тяжело, насколько я и предполагал. Но это не должно отразиться на его работе. Мидас Бетанкор вспыльчивый и порывистый человек, за что я его, отчасти, и люблю. И использую.

Я снова вышел из тени. Моя облаченная в перчатку рука чувствовала успокаивающую тяжесть пистолета модели «Сципио», стоящего на вооружении в Военном флоте. Тусклый хромированный корпус с инкрустированными щечками из слоновой кости на рукоятке, в пружинной обойме — десять пуль, каждая из которых представляла собой надежный пресекатель человеческой жизни. Еще четыре полные обоймы лежали в моем набедренном кармане.

Не помню точно, где именно я приобрел «Сципио». Он прослужил мне уже несколько лет. Однажды ночью, года за три до сегодняшней, Виббен выдрала потертые керамитовые щечки рукоятки с фабричной штамповкой и девизом Военно-космического флота, заменив их собственноручно гравированными щечками из слоновой кости. «Обычная практика на Торнише», — сообщила она мне, возвращая оружие на следующий день. На новых щечках было довольно примитивное изображение человеческого черепа с прорастающей сквозь глазницу розой, с шипов которой капала кровь. В эти капельки Лорес инкрустировала пунцовые драгоценные камни, дабы пресечь сомнения в том, что это именно кровь. Под черепом корявыми буквами она выцарапала мое имя.

Я рассмеялся тогда. Порой я просто-напросто стеснялся вытаскивать это по-бандитски разукрашенное оружие.

Теперь же, когда Виббен мертва, я понимаю, какой чести и какой преданности был удостоен.

Я поклялся себе, что убью Эйклона из этого оружия.

* * *

Являясь преданным слугой Священной Инквизиции Его Величества Бога-Императора, я вывожу свою философию от амалатиан. Со стороны члены всех наших орденов кажутся весьма похожими: инквизитор — он всегда инквизитор. Многие удивляются, узнав, что внутри мы расколоты резко различающейся идеологией.

Это озадачивало Виббен. Как-то мне даже пришлось потратить целый день, пытаясь втолковать ей разницу. В этом мероприятии я потерпел фиаско.

Если говорить простыми словами, то некоторые инквизиторы являются пуританами, а некоторые — радикалами. Пуритане с верой проводят в жизнь традиционные положения Инквизиции, очищая наше галактическое сообщество от всяких преступных или враждебных элементов триумвирата зла — иных рас, мутантов и демонов. Все, что не является чистокровным человечеством, не поддается проповедям Министорума и противоречит положениям Имперского законодательства, оказывается в поле внимания инквизитора-пуританина. Бескомпромиссность, верность догме, безжалостность — вот путь пуритан.

Радикалы полагают, что допустимы любые методы, если они позволяют выполнить поставленную Инквизицией задачу. А некоторые, как я понимаю, принимают и используют запрещенные ресурсы — даже сам варп — в качестве оружия против врагов человечества.

Мне достаточно часто приходилось слышать их аргументы. И они пугают меня. Вера радикалов еретична.

Я пуританин по призванию и амалатианин по выбору. Крайне строгие пути монодоминантной философии также частенько соблазняют меня, но в их методах слишком мало драгоценной утонченности, так что это не мой путь.

Амалатиане ведут свое название от горы Амалат. Мы стараемся поддерживать статус-кво Империума, занимаемся поиском и истреблением любых существ или сообществ, способных дестабилизировать положение в Империуме, вне зависимости от того, находятся ли они в ее пределах или вовне. Мы верим в силу единения. Перемены — наш самый большой враг. Мы полагаем, что у Бога-Императора есть некий священный план, и поддерживаем стабильность в Империуме до тех пор, пока этот план не будет озвучен. Нам жаль, что в рядах Инквизиции произошел раскол и идет внутренняя борьба. Да и в самом деле, иногда кажется какой-то глупой шуткой то, что наши верования определяют нас просто как одну из фракций политической пирамиды Инквизиции.

Мы — надежный хребет Империума, его иммунная система, мы сражаемся с болезнями, безумием, разрухой и диверсиями. И мне кажется, что нет лучшей службы и нет ничего лучше, чем быть инквизитором.

Итак, теперь вы имеете обо мне представление. Грегор Эйзенхорн, инквизитор, пуританин, амалатианин сорока двух стандартных лет, состоящий в должности инквизитора в течение последних восемнадцати лет. Я высок и широк в плечах, силен, решителен. О силе своей воли уже говорил, и о моих бойцовских навыках вы тоже имеете представление.

Что еще? Чисто ли я выбрит? Да! У меня темные глаза, а волосы еще темнее и весьма густы. Впрочем, это практически не имеет значения.

Так что позвольте мне продолжить и рассказать, как я убил Эйклона.

 

Глава вторая

ПРОБУЖДЕНИЕ МЕРТВЫХ

ХАРАКТЕР БЕТАЙКОРА

РАЗЪЯСНЕНИЯ ЭМОСА

Я держался тени, пробираясь по огромной гробнице настолько тихо, насколько хватало мастерства. По оттаивающим хранилищам Молитвенника Два-Двенадцать разносились кошмарные звуки: стук ладоней и кулаков, бьющих по крышкам гробов, стоны, приглушенные вопли. Бульканье.

Души спящих возвращались в свои заточенные в гробах тела, страдающие от последствий гибернации. Но их не встречал почетный караул, состоящий из обученных криоинженеров, чтобы отпереть их, омыть их органы специальными биосоставами, ввести стимуляторы и разогнать застоявшуюся кровь.

Благодаря усилиям Эйклона двенадцать тысяч сто сорок два члена правящей элиты планеты пробудились раньше положенного срока, во время сурового сезона Бездействия, пробудились без необходимого медицинского сопровождения.

У меня не было никаких сомнений, что все они задохнутся в считанные минуты. Я вспоминал детали доклада, подготовленного моим помощником. В этом месте существовала центральная диспетчерская, откуда можно было открыть замки морозильных камер и, по крайней мере, всех освободить. Но ради чего? Без реанимационных бригад они все равно погибнут.

И пойди я в диспетчерскую, у Эйклона появилось бы время сбежать.

Кодом глоссии я объяснил это затруднительное положение Бетанкору, приказав ему передать мои слова хранителям. Он сообщил мне после некоторой паузы, что аварийные и медицинские бригады уже в пути.

Но зачем? Этот вопрос по-прежнему оставался в силе. Зачем Эйклон совершил это?

Массовое убийство не было чем-то необычным для последователей Хаоса, но должен же существовать какой-то повод помимо удовлетворения своих садистских наклонностей?

Я раздумывал над этим, пока пересекал прилегающую галерею, значительно углубившись в западное крыло Молитвенника Два-Двенадцать. Изо всех камер вокруг раздавался ужасный стук, а из дренажных трубок стекала и заливала полы смесь талой воды и биосоставов.

Прозвучал выстрел. Лазерный залп. Он прошел от меня на расстоянии не большем чем ширина ладони и пробил переднюю панель морозильной камеры у меня за спиной. Неистовый стук, исходивший оттуда, немедленно прекратился, а стекавшая через трубки жидкость окрасилась в розовый цвет.

Я выстрелил из «Сципио», поразившись произведенному им шуму.

В мою сторону метнулись еще два лазерных луча.

Укрывшись за каменной переборкой, я опустошил всю обойму в направлении галереи. Пустые гильзы, выброшенные эжектором, дымились в воздухе и со звоном падали на пол. Меня обдало горячими парами кордита.

Я перебрался чуть глубже в укрытие, чтобы сменить обойму.

Мимо меня пронеслось еще несколько лазерных росчерков, а затем раздался голос:

— Эйзенхорн? Грегор, это ты?

Эйклон. Я сразу узнал его высокий голос. И не ответил.

— Знаешь, Грегор, ты ведь уже труп. Такой же труп, как и все они. Труп, труп, труп. Выходи, давай закончим это по-быстрому.

Признаюсь, он был силен. Мои ноги чуть не вывели меня из-за переборки на открытое пространство. В дюжине населенных систем Эйклон приобрел дурную славу благодаря своим суггестивным способностям. Иначе как бы ему удалось заставить темноглазых недоумков исполнять его приказы?

Но и у меня имелись подобные способности. И я хорошо их развил.

Бывает время, когда надо воспользоваться мыслью или голосом, чтобы изящно выманить свою мишень. А бывает время использовать их, подобно стабберу, на близком расстоянии.

Сейчас время для последнего.

Я напряг глотку, уравновесил свое сознание и завопил:

— Для начала покажитесь сами!

Эйклон не поддался. Впрочем, иного я и не ожидал. Подобно мне, он годами тренировал сопротивляемость. Но двое его подручных оказались легкой добычей.

Первый шагнул прямо в центр прохода, с грохотом роняя свой лазган. «Сципио» проделал дыру посреди его лба, разметав мозги по стенам. Второй, осознав свою ошибку, упал на колени и открыл огонь.

Один из его лазерных залпов опалил рукав моей куртки. Я нажал на курок, «Сципио» дернулся и рявкнул в моей ладони.

Заряд пробил голову бандита чуть ниже носа, раздробил зубы и разнес череп. Противник зашатался и упал, но его мертвые пальцы судорожно задергались, снова и снова нажимая на спуск лазгана, выжигая дикие узоры на стенах помещения гибернации. Вокруг разлетались вонючая вода, биосмеси и кусочки пластика. Крики стали громче, но не заглушили торопливые шаги.

Эйклон бежал.

Побежал и я, пересекая галерею за галереей.

Крики, стук… И да поможет Император, ведь мне никогда не забыть этого! Тысячи обезумевших душ, проснувшихся для того, чтобы встретиться с мучительной смертью.

Мерзавец Эйклон! Будь он проклят и горит в адском пламени!

Пересекая третью галерею, я увидел, как он бежит параллельно мне. Он тоже увидел меня, развернулся и выстрелил.

Я отшатнулся, и залпы из его лазерного пистолета прошипели мимо.

Я увидел его только мельком: жилистый человек, невысокого роста, с аккуратно подстриженной козлиной бородкой и злобными глазками, облаченный в теплый коричневый костюм.

Я выстрелил в ответ, но он уже снова побежал.

У следующего перекрестка я опять засек его и выстрелил.

А еще через проход его уже не было видно. Я подождал, отстегивая верхнюю накидку. В Молитвеннике Два-Двенадцать становилось жарко и сыро. Когда прошла еще одна минута, а Эйклона по-прежнему не было, я, подняв оружие, вернулся по галерее к тому месту, где видел его в последний раз. Через десять шагов он выскочил из укрытия и пальнул в меня.

Тут бы мне и конец, не разыграй свою карту случай и развеселые боги судьбы.

В тот миг, когда Эйклон выстрелил, несколько криокамер наконец распахнулись и воющие, обнаженные, покрытые волдырями и ледяной коростой люди вывалились в коридор. Они были слепы, обморожены и обварены, их рвало. Выстрелы Эйклона разорвали на части троих мужчин и тяжело ранили женщину. Если бы не эти несчастные, лазер прикончил бы меня.

Раздался торопливый топот. Он снова побежал.

Я поспешил по галерее, переступая через изувеченные тела «спящих», которые, сами того не ведая, спасли мне жизнь. В мою ногу в поисках спасения вцепилась голая раненая женщина средних лет, лежащая в талой воде. Лазер Эйклона практически распотрошил ее.

Я заколебался. Ей мог помочь только милосердный выстрел в голову. Но я не мог. Знать Спеси, пробудившись, не оценит убийства из милосердия. Я застряну здесь на годы, пытаясь отстоять свою правоту во всех судах местных законодательных органов.

Избавившись от ее отчаянной хватки, я пошел дальше.

Что, считаете меня мерзавцем? Ненавидите меня за то, что ставлю свой инквизиторский статус превыше нужд страдающего создания?

Если так, то мне есть что ответить вам. Я до сих пор вспоминаю об этой женщине, и мне мерзко оттого, что пришлось обречь ее на медленную смерть. Но если вы презираете меня, то сразу могу сказать — вы не инквизитор. Нет в вас нужной моральной твердости.

Я мог прикончить ее и облегчить свою душу. Но это стало бы концом моей карьеры. И я постоянно думаю о тысячах, может быть даже миллионах, которые могли бы умереть куда более страшной смертью, если бы не мои действия.

Высокомерие?

Возможно… И может быть, именно потому высокомерие можно считать достоинством Инквизиции. Я проигнорирую страдания одной души, если смогу спасти больше на сотню, тысячу…

Человечество должно страдать, чтобы выжить. Это просто. Спросите Эмоса, он знает.

Но мне по-прежнему снятся ее страдания. Хотя бы за это посочувствуйте мне.

Я помчался мимо камер гробницы, но скоро мое продвижение замедлилось. Сотни «спящих», вывалившихся из камер, ползали и корчились по коридорам в своей отчаянной, слепой боли. Я обогнул тех, кого мог, уворачиваясь от тянущихся рук, перепрыгивая через тех, кто, беспомощно содрогаясь, лежал на полу. Хор истошных воплей и стонов был невыносим. В воздухе висела липкая омерзительная вонь разложения и отходов жизнедеятельности. Несколько раз мне приходилось вырываться из схвативших меня рук.

Как ни странно, но в этом кошмаре выслеживать Эйклона стало проще. Каждые несколько шагов попадался мертвый или умирающий «спящий», хладнокровно расстрелянный убегающими убийцами.

Служебная дверь в торце очередного коридора оказалась взломана и распахнута настежь, и я вышел на лестницу, пронзавшую все здание. Путь освещали сферы, закрепленные в настенных кронштейнах. Откуда-то сверху прогремели выстрелы, и я стал подниматься, держа пистолет так, чтобы была возможность простреливать каждый лестничный пролет, — как меня учила Виббен.

Поднявшись до этажа, обозначенного как восьмой, я услышал мерный гул какого-то тяжелого оборудования. Еще одна сломанная служебная дверь вела в галерею, огибавшую по кругу зал, который трафаретные руны на стенах определяли как помещение главного криогенератора. Из выбитого смотрового окна клубами вырывался дым.

Зал криогенератора оказался просторным, его потолок достигал пирамидальной крыши Молитвенника Два-Двенадцать. Размещавшееся в нем грохочущее оборудование было огромным и древним. Информационный планшет, выданный мне в айсмобиле, сообщал, что криогенераторами, ныне управляющими мавзолеями гибернации Спеси, первоначально были оборудованы транспортные суда, доставившие в этот мир колонистов. По прибытии эти машины сняли с гигантских барж и перенесли, возведя вокруг каменные гробницы. Братство техномагов, пошедшее от инженеров транспортного флота, поддерживало криогенераторы в рабочем состоянии тысячи лет.

Этот криогенератор, выкрашенный в матово-красный цвет, достигал шестидесяти метров в высоту и был сработан из чугуна и меди. От него ответвлялось множество трубопроводов и теплообменников, оплетавших вентиляторы в крыше. Горячий воздух помещения вибрировал в унисон с работающей машиной и был наполнен дымом и паром. В тот же миг, когда я вошел в зал, по моему лицу и спине заструился пот.

Я быстро осмотрел генератор и увидел, что несколько люков и защитных крышек выломано. Там, где применялся лом, краска была содрана и металл покорежен. Сотни лет техномаги наносили священную смазку, бережно ухаживали за печатями лексмеханики, и вот — все труды пошли прахом.

Я заглянул в эти отверстия и увидел там ряды медных катушек, вибрирующие стойки, влажные от черной смазки, закопченные переплетения заизолированной электропроводки и сочащиеся конденсатом железные трубы, обмотанные теплоизоляцией. На некоторых катушках были закреплены зубчатые металлические зажимы, от которых отходили провода, ведущие к небольшой и, очевидно, новой керамитовой конструкции, установленной в проеме люка. Цифровой рунический дисплей конструкции янтарно светился.

Отсюда люди Эйклона запустили процесс разморозки. А это значило, что он либо нашел и завербовал местного техномага, либо привез с собой экспертов из другого мира. В любом случае для такого требовались значительные ресурсы.

Я взобрался по лесенке на решетчатую металлическую платформу. Там обнаружился прямоугольный ларец длиной около полутора метров, опиравшийся на четыре ножки и снабженный ручками для транспортировки. Крышка оказалась открытой, и из-под нее выходило множество кабелей и проводов, подключавших устройство к электромеханическим внутренностям криогенератора.

Я посмотрел в ларец, но не узнал практически ничего из увиденного там: электрические платы и сложные механические элементы, опутанные пучками проводов. Но посреди этой мешанины явно оставалось место для чего-то размером с кулак. Свободные разъемы были подготовлены к подключению, но самый важный компонент этого таинственного устройства явно отсутствовал.

В моем ухе ожил вокс. Это оказался Бетанкор. За шумом криогенератора я едва смог расслышать его быстрый доклад на глоссии:

— Эгида в небеса поднята, трижды по семь, звездный венец. Бесславный ангел без титула будет возле Шипа к восьми. Изображение?

Я прикинул и решил, что сейчас я не в том настроении, чтобы надеяться на случай.

— Шип, рисунок ястреба.

— Рисунок ястреба принят, — с готовностью ответил он.

Я увидел движение краем глаза через полсекунды после того, как оборвал связь с Бетанкором: в главный люк вбежал еще один из людей Эйклона, вооруженный старомодным лазерным пистолетом.

Первый его выстрел, мерцающий шарик розового света, со звоном разорвался, врезавшись в металлические перила платформы, на которой я стоял. Я присел, и еще два разряда прошипели надо мной и с электрическим треском расплескались по чугунному боку криогенератора.

Не разгибаясь, я выстрелил в ответ, но угол оказался неудачным. Еще два лазерных залпа в мою сторону, один из них разорвал перила и прожег дыру в решетке. Бандит уже подбежал к лестнице.

Затем в зал вошел еще один стрелок, выкрикивая что-то первому. Он сжимал мощный ручной пулемет. Он увидел меня и начал поднимать оружие, но я уже успел прицелиться и опрокинул противника двумя попаданиями в грудь.

Первый теперь находился прямо подо мной. Он выстрелил и пробил решетку рядом с моим правым ботинком.

Я не колеблясь перевалился через поручень и обрушился на него. Мы оба упали на пол, и «Сципио» выпал из моей руки, невзирая на все мои старания удержать оружие. Человек пробормотал какую-то безумную ерунду мне в лицо и ухватился за отворот моей куртки. Я вцепился ему в горло и запястье его вооруженной руки, выбивая лазерный пистолет. Он дважды выстрелил вверх.

— Довольно! — скомандовал я, вкладывая в голос Волю и внедряя ее в сознание эйклоновской марионетки. — Брось это!

Что он и сделал покорно и словно удивленно. Псайкерские трюки часто сбивают с толку тех, на кого направлены. Пока он недоумевал, я сильно ударил его кулаком, оставив бандита валяться на полу без сознания.

Когда я нагнулся, чтобы подобрать «Сципио», меня снова вызвал Бетанкор:

— Эгида, изображение ястреба, Бесславный Ангел низвергнут.

— Шип принял. Возвращаемся к изображению сурового испытания, — ответил я и поспешил за своей жертвой.

Эйклон пробирался через верхние этажи к посадочной площадке, встроенной в наклонную крышу Молитвенника Два-Двенадцать. Наверху дул сильный ветер. Вместе с Эйклоном находилось еще восемь членов его банды, ожидавших орбитального челнока, который должен был унести их в безопасное место.

Им не дано было знать, что благодаря Бетанкору все их надежды на спасение горят синим пламенем посреди ледяной пустыни в восьми километрах к северу. Точное попадание.

А корабль, опускавшийся на посадочную площадку под покровом ночной снежной бури, рыча маневровыми двигателями, являлся моим боевым катером. Четыреста пятьдесят тонн брони — восемьдесят метров от острого носа до скошенной кормы — опускались на столбах голубого огня, все еще прижимая шасси к корпусу, словно паучьи лапки. Под похожим на клюв носом включились ряды прожекторов, озарив площадку и бандитов ярким белым светом.

Некоторые из еретиков в панике открыли огонь по катеру.

Это было именно то, чего сейчас больше всего желал Бетанкор. Он был разъярен, и все его мысли были о погибшей Виббен.

Орудийные турели на коротких крыльях развернулись и окатили площадку огнем, истребляющим все живое. Камень разлетался осколками. От преступников же осталось только мокрое место.

Эйклон оказался умнее своих людей и, как только в поле его зрения появился катер, побежал от площадки к люку.

Там-то он и столкнулся со мной.

Он удивленно открыл рот, а я заткнул его пистолетом Виббен. Уверен, ему хотелось сказать нечто важное. Но мне не хотелось слушать.

Я вбил пистолет в его глотку так сильно, что сломал дужкой курка нижние зубы еретика. Эйклон попытался дотянуться до чего-то на поясе.

Я выстрелил.

Опустошив его черепную коробку, заряд пролетел над посадочной площадкой и лизнул бронированный нос зависшего в воздухе боевого катера чуть ниже окна рубки.

— Прошу прощения, — сказал я.

— Не стоит беспокойства, — протрещал ответ Бетанкора по воксу.

* * *

— Очень странно, — произнес Эмос.

Это его любимое выражение. Он ссутулился над ларцом в зале криогенератора. Мой ученый осторожно ковырялся в потрохах загадочного устройства, склоняясь, чтобы рассмотреть его поближе. При этом его тяжелые, плотно облегающие аугметические очки издавали мягкие щелчки при автофокусировке.

Я ждал, стоя у него за плечом и разглядывая его старый лысый череп, обтянутый пергаментной кожей со старческими пятнами и обрамленный узким венчиком седых волос.

Убер Эмос, мой архивист и научный сотрудник, дольше всех был моим помощником и компаньоном. Он достался мне в первый же месяц моей службы в Инквизиции, перейдя по наследству от инквизитора Хапшанта, умиравшего тогда от мозговых червей. Эмосу тогда было двести семьдесят восемь стандартных лет, и он уже отслужил в качестве архивиста трем инквизиторам до меня. Жил он только благодаря кибербионическим трансплантатам, заменявшим ему пищеварительный тракт, печень, мочевой пузырь, таз и левую ногу.

На службе у Хапшанта он был ранен залпом из стаббера. Обследуя его, врачи обнаружили запущенный и ранее остававшийся незамеченным рак брюшной полости. Если бы не ранение, жил бы он еще максимум несколько недель. Но благодаря произведенному стаббером «вскрытию» болезнь диагностировали и изгнали, а тело восстановили с помощью протезов.

Эмос называет все случившееся с ним счастливым несчастьем и до сих пор таскает на цепочке вокруг своей жилистой шеи перекрученную пулю стаббера, чуть не отнявшую, но в итоге спасшую ему жизнь.

— Эмос?

Он с трудом поднялся, скрипя бионикой, и повернулся ко мне, отряхивая доходящие до земли зеленые полы своей расшитой мантии. Ученый посмотрел на меня через свои аугметические очки, покрывавшие большую часть лица. Благодаря им Эмос напоминал какое-то необычное насекомое с фасетчатыми глазами и узкими, плотно сжатыми жвалами.

— Кодифицирован как уникальный прибор. Процессор серийный, вроде тех блоков обработки мозговых импульсов, которые используют Адептус Механикус, чтобы осуществлять связь между человеческим мозгом и Богом-Машиной.

— Ты встречался с подобными штуками? — немного озадаченно спросил я.

— Один раз во время своих путешествий. Просто проходил мимо. Не стал бы утверждать, что обладаю более чем поверхностными знаниями. Однако я уверен, Адептус Механикус заинтересовались бы этим устройством. Может, это запрещенная технология или что-то украденное у них. Так или иначе, но они захотят заполучить это.

— Так или иначе, но они про это даже не узнают. Это следственная улика.

— Пусть будет так, — согласился он.

Нас отвлек шум, донесшийся откуда-то снизу. Хранители гробницы и техномаги из криогенераторного братства заполонили зал, пытаясь организовать масштабную и, по моему мнению, совершенно бессмысленную операцию по спасению «спящих» из Молитвенника Два-Двенадцать. Жуткие крики все еще не утихли, и по всему мавзолею закипела работа.

Я видел, что Эмос наблюдает за действиями спасателей с острым интересом, делая для себя заметки на информационном планшете, привязанном к его запястью. В возрасте сорока двух лет он подцепил мемовирус, который навсегда изменил работу его мозга, заставляя собирать информацию (любую информацию) всякий раз, когда предоставляется возможность. Эмос патологически нуждается в получении новых знаний, он информационный наркоман. Как напарник, он стал никуда не годен, поскольку легко отвлекался, но, как было установлено уже четырьмя инквизиторами, в роли научного помощника оказался великолепен.

— Стальные цилиндры холодной сварки, — бормотал он, глядя на теплообменники. — Чтобы обеспечить стрессоустоичивость при перемене температуры или просто исходя из целесообразности производства? И еще, каково предельное изменение температуры при…

— Эмос, пожалуйста.

— Хм-м? — Он оглянулся на меня, вспомнив о моем присутствии.

— Ларец.

— И в самом деле. Прошу прощения. Серийный процессор… Про это я уже говорил?

— Да. Что он обрабатывает? Какие данные?

— С самого начала я думаю об этом и предполагаю, что обрабатывает он какой-то ментальный процесс или процесс передачи ментальных волн. Но не уверен в этом.

— А чего не хватает? — спросил я.

— О, и ты это заметил? Это очень странно. То есть странно не то, что ты заметил, а… Ладно. Конечно, я не могу сказать со всей определенностью, но это нечто заостренное, нестандартное по форме и с собственным источником энергии.

— Почему ты так думаешь?

— Нет энергетических входов, только выходы. Да и разъемы любопытные. Нестандартные. Здесь ничто не соответствует стандартам.

— Ксенотехнология?

— Нет. Вполне человеческая, просто нестандартная. Вероятно, спецзаказ.

— Ага, вот только зачем? — спросил Бетанкор, поднимаясь к нам по лестнице.

Его непослушные черные кудри обрамляли смуглое худое лицо, которое обычно было приветливым и озорным, а сейчас — мрачным.

— Вначале, Мидас, мне потребуется провести некоторые дополнительные исследования, — сказал Эмос, вновь склоняясь над ларцом.

Бетанкор посмотрел на меня. Мы с ним были одного роста, но он — более стройным. Его ботинки, бриджи и куртка были сшиты из мягкой черной кожи с красной окантовкой (память о старой униформе пилота-охотника Главии), а поверх он, по обыкновению, надел короткую светло-вишневую шелковую безрукавку с переливающимися вышитыми вставками.

Его руки, затянутые в перчатки из тонкой кожи бллека, зловеще покоились на изогнутых рукоятях иглометов в кобурах на бедрах.

— Долго же ты добирался, — начал я.

— Они заставили меня отвести катер обратно к посадочной площадке в Долине Гробниц. Сказали, что эта платформа им нужна для срочных вылетов. Пришлось слетать обратно. А потом я сходил к Лорес.

— Она умерла достойно, Бетанкор.

— Может быть, — сказал он и добавил: — А такое возможно?

Я не ответил, понимая, в насколько плохом настроении он пребывает. Я знал, что он любил Лорес Виббен, или, по крайней мере, считал, что любит ее. Я понимал, что с Бетанкором трудно будет иметь дело, пока он не свыкнется с утратой.

— Где этот иномирянин?! Где этот Эйзенхорн?!

Требовательный голос раздавался в зале под нами.

Я посмотрел вниз. В зал криогенератора вошел человек в сопровождении четырех хранителей в теплых одеяниях, несущих световые посохи. Он был высоким, с бледной кожей и седеющими волосами. Его надменная осанка говорила о самообладании и высокомерии. Он носил теплую и богато разукрашенную церемониальную мантию насыщенного желтого цвета. Я не знал, кто он такой, но почувствовал, что пахнет неприятностями.

Эмос и Бетанкор также наблюдали за ним.

— Есть какие-нибудь предположения относительно того, кто это такой? — обернулся я к Эмосу.

— Ну… видишь ли, это желтое одеяние, так же как и светящиеся жезлы, которые держат хранители, должны символизировать возвращение солнца, а с ним тепла и света. А это значит, что перед нами высокопоставленное должностное лицо Комитета Хранителей Бездействия.

— Это я уже понял, — пробормотал я.

— Ну ладно… зовут его Ниссемай Карпел, он Верховный Хранитель. Тебе стоит именно так к нему обращаться. Родился он здесь, в сезоне Живительности двести тридцать пятого года, то есть пятьдесят стандартных лет назад. Приходится сыном…

— Достаточно! Я так и знал, что этим кончится. — Я облокотился на поручень, глядя вниз. — Я Эйзенхорн.

Когда он увидел меня, вздувшиеся вены на его шее должны были символизировать едва сдерживаемый гнев.

— Арестовать его, — приказал он своим людям.

 

Глава третья

НИССЕМАЙ КАРПЕЛ

СВЕТ В БЕСКОНЕЧНОЙ ТЬМЕ

ПОНТИУС

Я бросил один выразительный взгляд на Бетанкора, чтобы тот убрал руки с оружия, а затем спокойно прошел мимо него, спустился по лестнице и приблизился к Карпелу. Хранители окружили меня, но держались на расстоянии.

— Приветствую вас, Верховный Хранитель, — кивнул я.

Он оглядел меня твердым, настороженным взглядом и облизал тонкие губы:

— Вы задерживаетесь до…

— Нет, — ответил я. — Я инквизитор Ордо Ксенос на службе Бога-Императора Человечества. Целиком и полностью готов сотрудничать в любом начатом вами расследовании, но вы не имеете права и не сможете арестовать меня. Понимаете?

— Инквизитор?

— Вы поняли? — повторил я, все еще не пользуясь своей Волей. Но если бы пришлось, воспользовался бы.

Я надеялся, что у него хватит ума вначале выслушать меня. Он в состоянии был доставить мне множество неудобств, но я-то мог сделать его жизнь вообще невыносимой.

Казалось, он чуть успокоился. Как я и предполагал, гнев его был вызван шоком, — погибло так много планетарной знати, находившейся на его попечении. Ему, безусловно, хотелось найти козла отпущения, на которого можно было бы переложить вину. А теперь бедняге предстояло свыкнуться с мыслью, что его угораздило нарваться на сотрудника наиболее пугающего института Империи.

— Погибли тысячи, — начал он потрясенно. — Такое святотатство… Высокорожденные Спеси убиты руками… руками…

— … убийцы, последователя тьмы, человека, чей труп, благодаря моему вмешательству, лежит сейчас в пластиковом мешке на верхней посадочной платформе. Верховный Хранитель, я оплакиваю огромную утрату, которую этим вечером понесла Спесь, и мне жаль, что не в моих силах оказалось предотвратить случившееся. Но не окажись я здесь, не подними я тревогу… В общем, представьте себе размеры трагедии, с которой вам тогда пришлось бы иметь дело.

Я дал ему некоторое время на осмысление моих слов.

— Не только этот Молитвенник, но и все мавзолеи гибернации… Кто знает, какие еще разрушения мог вызвать Эйклон. Кто знает, что еще было в его планах.

— Эйклон… рецидивист?

— Это его рук дело, Верховный Хранитель.

— Я хочу, чтобы вы предоставили мне краткий отчет по происшедшему.

— Позвольте мне оформить рапорт и уже в таком виде отчитаться. К тому же и у вас могут найтись нужные мне ответы. Я дам вам знать через несколько часов, когда буду готов к встрече. Думаю, что сейчас у вас и без того много дел.

Мы удалились. Бетанкор выдал младшим хранителям официальный перечень того, что будет изъято в качестве улик для моего расследования. Список включал в себя ларец и тела Эйклона и его людей. Ни к чему из перечисленного нельзя было прикасаться до тех пор, пока я не разрешу. Бандита, которого я вырубил в зале криогенератора, единственного оставшегося в живых, я распорядился заключить в тюрьму — позже будет время допросить его. Бетанкор оформил все мои требования предельно доходчиво.

Мы забрали с собой тело Виббен. Эмос оказался слишком хилым, так что тело, лежавшее в пластиковом мешке на носилках, потащили мы с Бетанкором.

Мы вышли из Молитвенника Два-Двенадцать через главные двери в жгучий холод непрерывной ночи и понесли Лорес к ожидавшему нас айсмобилю, проходя мимо рядов мертвых тел, которые вытаскивали и укладывали на заснеженную землю Хранители.

* * *

Мы с моей командой занялись делами в тот же миг, как приземлились, ввиду их неотлагательности. Похоже, нам предстояло провести на планете как минимум неделю, а может быть, и дольше, если возникнут проблемы с Карпелом. Пока мы возвращались на айсмобиле к посадочной площадке, я попросил Эмоса распорядиться насчет нашего пребывания.

Во время Бездействия девяносто девять процентов населения Спеси находится в состоянии гибернации и только в одном месте теплится жизнь. Хранители и техномаги пережидают долгую, тяжелую зиму в месте, называемом Купол Солнца.

В пятидесяти километрах от обширных пространств Долины Гробниц, подобно темному, серому пузырю, поднимался Купол Солнца. Он служил домом пятидесяти девяти тысячам человек, но казался просто селом рядом с гигантскими пустыми городами, дремавшими на горизонте в ожидании Оттепели, когда вернется их население.

Я разглядывал Купол Солнца, пока боевой катер нес нас к нему сквозь ледяные ветры. Маленькие красные сигнальные огни мигали на поверхности купола и выступающих антеннах.

Бетанкор управлял катером безмолвно, сосредоточенно насупившись. Он снял свои облегающие перчатки, и паутина главианского «серебра» — кибернетических биосхем, инкрустированных в ладони и кончики пальцев, — соединила его с системами управления судном.

Эмос сидел в дальнем конце кабины, детально изучая рукописи и данные, записанные на информационные планшеты. Два автономных многозадачных служебных сервитора ожидали распоряжений в отсеке экипажа. Всего на борту их было пятеро. Еще два представляли собой безногие боевые модули, вмонтированные прямо в орудийные блоки. А последнего, главного служебного сервитора высокоспециализированной модели, никогда не оставлявшего своего поста в моторном отсеке, мы называли Уклидом.

Ловинк, мой астропат, дремал в своем отсеке, подключенный к голосовым и видеосистемам, в ожидании вызова.

Закутанная в покрывало Виббен лежала на кровати в своей каюте.

Бетанкор бросил катер к куполу. После обмена телеметрическими данными в стене купола открылся широкий люк воздушного шлюза. Вырвавшийся оттуда свет оказался невыносимо ярким. Бетанкор включил светофильтры в рубке и пошел на посадку.

Внутренняя поверхность просторного купола оказалась зеркальной. Похожий на солнце плазменный шар пылал под крышей купола, благодаря чему город, раскинувшийся под ним, купался в лучах яркого белого света. К тому же поселение под нами, казалось, было выстроено из стекла.

Мы приземлились на широкой металлической платформе площадью двадцать гектаров, глядевшей на город с высоты. Поверхность платформы под отраженным ярким светом сияла белизной. Подкатились тяжелые монозадачные служебные роботы, отбуксировавшие нас в посадочный ангар главной полосы, где к нам приблизились сервиторы-механики, чтобы подключить к заправочным шлангам и приступить к более основательному обслуживанию. Но Бетанкор не хотел никого и ничего подпускать к боевому катеру и приказал Модо и Нилквиту, нашим автономным сервиторам, взять на себя все обслуживание корабля и прогнать местных. Я услышал, как они передвигаются по судну, гудя сервоприводами, шипя гидравликой, обмениваясь информацией в машинном коде между собой и Уклидом в моторном отсеке.

Эмос предложил найти для нас помещение в самом городе, но я решил, что, кроме ангара, нам ничего не потребуется. На боевом катере хватало места и необходимых удобств, чтобы обеспечить нам достойное пребывание. Мы часто проводили на борту корабля недели и даже месяцы.

Я спустился к маленькой каюте Ловинка под кубриком и разбудил его. Этот астропат недавно присоединился ко мне: предыдущий погиб шесть недель назад, пытаясь расшифровать варп-послание.

Ловинк был молодым человеком, с рыхлой, болезненной плотью, облеплявшей тонкие кости. Его тело уже страдало от тех требований, которые накладывает жизнь псайкера. Засаленные контактные разъемы испещряли его бритый череп и руки. Когда он двинулся к двери, за ним потащились несколько проводов, каждый из которых был снабжен подписанными ярлыками и вел к главному коммуникационному распределителю над лежанкой. Целые вязанки кабелей лежали рядом или свисали со стен крошечной каюты, но Ловинк инстинктивно понимал предназначение каждого и управлялся с ними практически не глядя. В комнате сильно пахло потом и ладаном.

— Здравствуйте, господин, — сказал он.

Его рот казался влажным розовым разрезом, а единственный зрячий глаз опух и был наполовину прикрыт, что придавало астропату высокомерный вид, несмотря на всю его робость.

— Ловинк, пожалуйста, пошли сообщение на борт «Царственной Аквитании».

«Царственная Аквитания» являлся капером, который мы наняли для доставки боевого катера до Спеси. Теперь корабль ожидал на орбите, готовый обеспечить нам при необходимости еще один варп-прыжок.

— Передай мастеру Голквину мою благодарность и скажи ему, что мы пока остаемся. Он может отправляться по своим делам, нет смысла заставлять его дожидаться нас. Мы можем провести здесь неделю или даже больше. Передай ему это в обычной вежливой форме. Скажи, что я благодарю его за службу и надеюсь на возможность дальнейшего сотрудничества.

— Сейчас же передам, — кивнул Ловинк.

— Мне бы хотелось, чтобы потом ты выполнил еще кое-какие поручения. Свяжись с главным Астропатическим Анклавом Спеси и запроси полную расшифровку перемещений в другие миры за последние шесть недель. А также разузнай все, что можно, по нелегитимным перемещениям и кораблям, на борту которых были собственные астропаты. Все, что они смогут предоставить. И невредно будет упомянуть о том, что эту информацию запрашивает инквизитор. Им не захочется оказаться вовлеченными в серьезное инквизиционное расследование за сокрытие информации.

Он снова кивнул:

— Вам потребуется аутоспиритический сеанс?

— Не сейчас. Я дам тебе время подготовиться.

— Это все, господин?

— Да, Ловинк. — Я развернулся, собираясь уйти.

— Господин… — он сделал паузу, — буду ли я прав, предположив, что эта женщина, Виббен, мертва?

— Да, Ловинк.

— Эх… А я-то думал, почему стало так тихо. — И он закрыл дверь.

Комментарий не был таким черствым, как может показаться. Я прекрасно понял его чувства, хотя мои псайкерские навыки — детский лепет по сравнению с его способностями. Лорес Виббен являлась латентным псайкером, и, когда она пребывала с нами, на заднем плане сознания всегда держался едва заметный шум, подсознательно передаваемый ее молодым, активным мозгом.

Я нашел Бетанкора в тени одного из коротких крыльев боевого катера. Уставившись в землю, он курил папиросу из листа лхо. Я не одобрял наркотики, но и не препятствовал. Впрочем, он немного почистился за последние несколько лет. Когда я впервые с ним встретился, он страдал зависимостью от обскуры.

— Чертовски светлое местечко, — пробормотал он, передергиваясь, словно от омерзения.

— Типичная сверхреакция. В их году одиннадцать месяцев абсолютной тьмы, поэтому они чрезмерно освещают свое жилье.

— А на время сна они свет выключают?

— Сомневаюсь.

— Неудивительно, что они все тут сдвинутые. Одуряюще яркий свет, одуряющая темнота — и соответствующий склад ума. Их естественные биоритмы должны были пойти вразнос.

Я кивнул. Вначале меня совершенно обескуражило то, что ночь, казалось, не собирается кончаться. Теперь те же самые чувства вызывал этот постоянный полдень. В своем докладе Эмос указывал, что мир назвали Спесью по той причине, что после семидесяти стандартных лет полета к этой планете на транспортных судах первопоселенцы обнаружили, что их расчеты не оправдались. Но вместо того чтобы поискать планету с нормальной орбитой, они осели в этом мире, где им пришлось терпеть эту невероятную смену тьмы и света. Они остались, сделав криогенные технологии частью своей культуры. На мой взгляд, это было ошибкой, но я здесь находился не для того, чтобы критиковать культуру.

— Заметил что-нибудь? — спросил я Бетанкора.

Он неопределенным жестом обвел посадочную площадку:

— В этом сезоне у них не много посетителей. Торговля почти замерла, весь мир сейчас на холостом ходу.

— Поэтому Эйклон и решил, что планета уязвима.

— Да. Большинство кораблей здесь местные, трансатмосферники. Часть для нужд хранителей, остальные просто оставлены на время Бездействия. Кроме нас тут еще трое пришлых. Два торговых баркаса и частный катер.

— Разузнай, что сможешь. Попытайся выяснить, кому они принадлежат и по каким делам прибыли.

— Без проблем.

— А что насчет челнока Эйклона, который ты подстрелил, — он здешний?

Мидас затянулся сигареткой с наркотиком и покачал головой:

— Или с орбиты, или с какой-то частной площадки. Ловинк перехватил его передачу Эйклону.

— Надо будет спросить его об этом. Но он мог прилететь с орбиты? У Эйклона может там оказаться межзвездный корабль?

— Если он там и был, то уже улетел, не подавая никаких сигналов.

— Хотел бы я знать, как этот выродок сюда добрался и как собирался снова улететь.

— Я выясню это, — сказал Бетанкор, раздавливая каблуком окурок. Его намерения были твердыми.

— Что насчет Виббен? — спросил он.

— Ты знаешь, какими были ее пожелания? Мне она никогда ничего не говорила. Хотела ли она, чтобы для похорон ее отправили обратно на Торниш?

— И ты сделаешь это?

— Если это было ее желанием. Так что?

— Не знаю, Эйзенхорн. Мне она тоже ничего не говорила.

— Осмотри ее вещи, может быть, она оставила какое-нибудь завещание или инструкции. Можешь сделать это?

— Сделаю.

К этому времени я уже начал уставать. Еще час я провел вместе с Эмосом в его тесной, заполненной информационными планшетами комнате, подготавливая рапорт для Карпела. Я излагал основные детали, отбрасывая все, чего, на мой взгляд, ему не следовало знать. Приводил объяснения своим действиям. Потом заставил Эмоса проверить их легитимность исходя из норм местного законодательства и подготовить линию защиты, если Карпелу взбредет в голову начать судебное преследование. Я не слишком-то волновался об этом и, по правде говоря, для местного законодательства был абсолютно пуленепробиваем, но мне все равно хотелось проверить. Каждый амалатианин гордится сотрудничеством со структурами Имперского общества, не ставя себя выше или вне их. И никогда не действует напролом, как, например, сторонники монодоминантной идеологии. Мне хотелось, чтобы Карпел и высшие должностные лица Спеси добровольно встали на мою сторону и помогли моему расследованию.

Когда рапорт был готов, я удалился в свою каюту. Но перед дверью Виббен остановился, вошел внутрь и аккуратно подложил «Сципио» под ее ладони, скрещенные на груди, а потом снова накрыл ее саваном. «Сципио» свою работу уже выполнил. Он заслужил покой вместе с ней.

Впервые за шесть лет мне не снился Эйклон. Мне снилась ослепительная тьма, а потом свет, который отказывался уходить. И в этом свете было что-то от темноты. Ерунда, конечно, я это понимаю, но именно такое было ощущение. Словно откровение, содержащее в себе некую более мрачную, более глубокую правду. На грани горизонта моего сна возникали вспышки, похожие на молнии. Я увидел красивого мужчину с пустыми глазами, но не такими пустыми, как у недоумков Эйклона, а свободными, словно беззвездная область космоса. Он улыбался мне.

Тогда я понятия не имел, кто он такой.

* * *

Я отправился на встречу с Карпелом в полдень следующего дня. Под Куполом Солнца всегда стоял полдень, но этот был настоящим, если верить корабельному хронометру. Ловинк, Эмос и Бетанкор занимались поисками новой информации.

Я побрился, надел черный льняной костюм, высокие ботинки и форменный китель из чешуйчатой коричневой кожи. На шею нацепил инквизиторскую инсигнию. Мне необходимо было показать Карпелу всю серьезность своих намерений.

Мы с Эмосом спустились с посадочной платформы в клетке подъемника и обнаружили, что нас уже дожидаются хранители, одетые в желтые мантии. Несмотря на белое сияние, окружавшее нас, они держали зажженные световые жезлы. По пути к открытому лимузину мы отбрасывали короткие резкие тени на сухом рокрите. Машина оказалась огромной зверюгой с хромированными решетками и флажками Спеси на капоте. Позади расположенной по центру кабины водителя размещалось четыре ряда мягких кожаных сидений.

Мы зашелестели по улицам на восьми широких колесах. Проспекты города были просторными и, само собой разумеется, ярко освещенными. Облицованные стеклом здания устремлялись к пылающему в высоте плазменному шару, словно цветы, тянущиеся к свету. Через каждые тридцать метров улицы возвышались фонари на богато украшенных постаментах, добавлявшие свой свет к окружающему блеску.

Движение было редким, на улицах находилось, самое большее, несколько тысяч пешеходов. Я заметил, что на многих прохожих надеты желтые шелковые пояса и желтые же гирлянды украшают постамент каждой лампы.

— Цветы? — спросил я.

— С гидропонных ферм в восточном куполе номер семь, — ответил мне один из хранителей.

— Означают?

— Траур.

— Так же, как и пояса, — прошептал мне на ухо Эмос. — Случившееся вчера — серьезная трагедия для этого мира. Желтый является их священным цветом. Полагаю, что местные поклоняются солнцу.

— Солнце как Император?

— Достаточно распространено. И особенно подходит, по очевидным причинам, этому месту.

Зал Хранителей оказался стеклянным шпилем, расположенным практически в центре города. Его вершину украшал двуглавый имперский орел. Поблизости располагалась местная часовня Экклезиархии и несколько зданий, переданных Имперскому Администратуму. Меня позабавило то, что все они были построены из черного камня и практически не имели окон. Размещавшиеся в них имперские служащие, по всей видимости, дружили с постоянным светом не более моего.

Когда мы вошли под стеклянный портик, нас провели в главный зал. Он был набит битком. Большинство присутствующих были хранителями в желтых мантиях, несколько местных должностных лиц, техномаги, немного клерков и сервиторов. Зал был возведен из желтоватого стекла на каркасе из черного чугуна. Воздух окрашивался золотым светом, бьющим через стекло. Полы устилал широкий черный ковер с вытканным по центру солнечным диском.

— Инквизитор Эйзенхорн! — объявил один из моих сопровождающих через громкоговоритель.

Все обернулись в нашу сторону. Верховный Хранитель Карпел восседал на парящем в воздухе позолоченном троне. Над спинкой летучего сиденья горел светильник. Трон заскользил по направлению ко мне, заставляя толпу расступаться.

— Верховный Хранитель, — произнес я с почтительным поклоном.

— Они все мертвы, — сообщил он. — Все двенадцать тысяч сто сорок два человека. Молитвенник Два-Двенадцать вымер. Полученных травм не пережил никто.

— Приношу Спеси свои искренние соболезнования, Верховный Хранитель.

Зал взорвался визгами, криками и требовательными воплями.

— Твои соболезнования?! Твои проклятые соболезнования?! — на пределе возможностей голосовых связок заорал Карпел. — Большая часть нашей правящей элиты погибла за одну ночь, а все, что мы получаем, так это твои соболезнования?

— Больше мне предложить нечего, Верховный Хранитель. — Я чувствовал, что Эмос дрожит рядом со мной, делая бесцельные примечания в привязанном, по обыкновению, на запястье планшете. Об одежде, местной фразеологии — о чем угодно, только бы закрыться от негативных выплесков.

— Этого едва ли достаточно! — сплюнул стоявший поблизости человек.

Он явно происходил из местной знати, был молод и выглядел достаточно внушительно, но его кожа была страшно бледной, и он едва передвигался, опираясь на хранителей.

— Кто вы? — спросил я.

— Вернал Мейпелл, наследный лорд округа Далловин!

Если он ожидал, что я паду на колени, возопив «Осанна!», то его ждало разочарование.

— Ввиду серьезности происшествия мы разбудили часть нашей знати раньше срока, — сказал Карпел. — В Молитвеннике Два-Двенадцать умерли брат сеньора Мейпелла и две его жены.

Значит, бледность являлась следствием недавнего пробуждения. Я заметил, что около пятидесяти человек, присутствовавших на собрании, выглядят столь же утомленно и болезненно.

Я повернулся к Мейпеллу:

— Сеньор, повторяю, я приношу свои соболезнования.

— Твое высокомерие изумляет меня, иномирянин! — гневно взорвался Мейпелл. — Ты приводишь этого монстра в наш мир, сражаешься с ним в самых сакральных святилищах, во время этой вашей личной драки гибнут лучшие из наших людей, а ты…

— Постой! — Я воспользовался Волей. И не стал сдерживать силы. Мейпелл остановился, словно его ударили по голове. Смолк и весь огромный зал. — Я прибыл сюда, чтобы защитить вас и разрушить планы Эйклона. И если бы не наши старания, он мог разрушить куда больше, чем один из ваших мавзолеев. Я не нарушил ни одного из ваших законов. Старался соблюдать ваши правила, выполняя свою работу. Почему вы считаете, что это я привел сюда это чудовище?

— Мы сделали несколько запросов, — ответила пожилая аристократка. Как и Мейпелл, она еще не пришла в себя после пробуждения и сутулилась в паланкине, поддерживаемом сервиторами.

— Какие запросы, госпожа?

— Касательно вашей длительной вражды с убийцей Эйклоном. Уже пять лет, не так ли?

— Шесть, сеньора.

— Значит, шесть. Ты загнал его сюда. Направил. Привел, как и сказал сеньор Мейпелл.

— И каким же образом?

— За прошедшие двадцать дней мы не зарегистрировали ни одного инопланетного судна, за исключением твоего, Эйзенхорн, — произнес Карпел, глядя в цифровой планшет. — «Царственная Аквитания». Этот корабль должен был доставить вас обоих, чтобы вы могли закончить здесь свою войну, наплевав на то, что будет с нами. Вы ведь выбрали Спесь, потому что это тихая планета на отшибе, подходящая для того, чтобы вы могли спокойно завершить свою вражду?

И вот тогда я рассердился:

— Эмос? — Я изо всех сил старался сдерживать гнев.

Мой научный сотрудник стоял возле меня и бормотал:

— … и какую силикатную краску они используют при изготовлении стекла? Бронировано ли здание? Опоры выполнены в раннеготическом стиле Империи, но…

— Эмос! Рапорт.

Он вздрогнул и, вытащив другой информационный планшет из кожаного чемоданчика, протянул его мне.

— Прочитай это, Карпел. Внимательно прочитай. — Я протянул планшет Верховному Хранителю, но, как только он попытался его взять, отдернул. — Или, может быть, мне самому стоит прочитать вслух для всех собравшихся? Может быть, надо объяснить, как я прибыл сюда в последнюю минуту, узнав, что Эйклон направляется на Спесь? То, что я узнал это только благодаря взлому перехваченной астропатической шифровки, посланной Эйклоном два месяца назад? Может быть, я должен рассказать о шифровке, убившей моего астропата, переводившего ее?

— Инквизитор, я… — забормотал Карпел.

Я поднял информационный планшет так, чтобы всем был виден экран, и нажат на тумблер прокрутки текста:

— А как насчет вот этого доказательства? Эйклон планировал действия против вашего мира уже почти год. Или вот это сообщение, полученное прошлой ночью… Незарегистрированный межзвездный корабль подходил три дня назад, чтобы высадить Эйклона, оставшись незамеченным для вашей планетарной охраны и стражи хранителей. Или вот этот обработанный нами сеанс астропатической связи, которую ваш местный анклав засек, но не потрудился ни перевести, ни проверить происхождение.

Я бросил планшет на колени Карпела. В изумленной тишине на меня уставились сотни глаз.

— В вашей защите широкая брешь. Он обошел вас. Не надо обвинять меня в чем-либо, кроме того, что я появился здесь слишком поздно и не успел остановить его. Как я уже и говорил, приношу свои искренние соболезнования… И в следующий раз, когда вам захочется поспорить с имперским инквизитором, — добавил я, — советую проявить больше уважения. Я многое готов простить, поскольку понимаю, какую болезненную утрату вам пришлось пережить. Но мое терпение небезгранично. В отличие от моей власти. — Я повернулся к Карпелу. — А теперь, Верховный Хранитель, можем ли мы поговорить? И, как я просил ранее, наедине.

Мы пошли вслед за летучим троном Карпела в боковую пристройку, оставляя позади зал, полный потрясенных голосов. Только один из людей Карпела сопровождал нас — высокий белокурый мужчина в темно-коричневой униформе, которую мне не удалось распознать. Телохранитель, подумал я. Карпел опустил трон на ковер и поднял пульт дистанционного управления, затенив окна комнаты.

Наконец установилось освещение приемлемой интенсивности. Одного этого было достаточно, чтобы понять: Карпел воспринял меня серьезно.

Он жестом предложил мне занять место напротив. Эмос держался в тени позади меня. Мужчина в коричневой униформе встал рядом с окнами, наблюдая за улицей.

— Что будем делать дальше? — спросил Карпел.

— Я рассчитываю на ваше сотрудничество в моем расследовании.

— Но ведь дело уже закрыто, — произнес человек в коричневой одежде.

Я не сводил взгляда с Карпела.

— Прошу вашего разрешения продолжить работу и надеюсь на содействие. Эйклон может быть и мертв, но он всего лишь кончик лезвия длинного и все еще опасного клинка.

— О чем вы говорите? — снова перебил человек в коричневой одежде.

Я не удостоил его взглядом. В упор глядя на Карпела, я встал и произнес:

— Если он снова заговорит, не представившись, придется выбросить его из окна. И открывать окно мне будет лень.

— Это арбитр Фишиг, сотрудник Адептус Арбитрес. Я настоял на его присутствии.

Тогда я посмотрел на человека в коричневом. Крепко сбитый силач с блестящей полоской розового шрама под молочно-белым глазом. У него была чистая кожа и светлые волосы, благодаря чему я принял его за юношу, но, приглядевшись внимательнее, понял, что он как минимум одного со мной возраста.

— Арбитр, — кивнул я.

— Инквизитор, — ответил он, — мои вопросы остаются в силе.

— Мурдин Эйклон был всего лишь наемником. — Я опустился обратно на стул. — Потрясающе изворотливый тип, один из наиболее опасных людей среди тех, на кого мне когда-либо приходилось охотиться. Иногда выследить свою цель означает прекратить причиняемое ею зло. Уверен, что вам это знакомо.

— Вы назвали его наемником.

— В этом-то и опасность. Он предлагал свои весьма значительные навыки любым нуждающимся в них сектам и культам. Истинной преданности у него не было. Он служил чужим великим планам. И на Спеси тоже должен был способствовать успеху и развитию чьих-то замыслов. Теперь он мертв и эта часть заговора сорвана. Можно радоваться. Но моя задача еще не завершена. Мне надо оттолкнуться от Эйклона, его людей, любой оставленной им зацепки и прокопаться внутрь некой большей, тайной тьмы, нанявшей его.

— И для этого тебе нужна помощь людей Спеси? — спросил Карпел.

— Граждан, представителей власти, вас самих… и всех остальных. Это работа на Императора, вы же не собираетесь уклоняться от нее?

— Нет, сэр, ни в коем случае! — всполошился Карпел.

— Превосходно.

Верховный Хранитель протянул мне тяжелый золотой значок с изображением солярного диска, закрепленный на черной кожаной подкладке:

— Это даст вам необходимые полномочия. Мои полномочия. Чтобы вы могли полностью и быстро выполнить свою работу. А взамен я попрошу только о двух вещах.

— Каких?

— Вы будете сообщать мне обо всех достигнутых результатах. И позволите этому арбитру сопровождать вас.

— Я работаю сам по себе…

— Фишиг поможет открыть под Куполом Солнца такие двери и рты, какие не сможет даже значок. Считайте его местным гидом.

«И твоими ушами и глазами», — подумал я. Но поскольку понимал, какое невероятное давление оказывает на Хранителя жаждущая сатисфакции аристократия, ответил:

— Буду признателен ему за помощь.

— Откуда начнем? — спросил Фишиг, сразу переходя к делу. Взгляд у него был голодный.

«Они жаждут крови, — понял я. — Им нужен кто-то, кого можно привлечь к ответу за эти смерти. Кто-то, про кого они смогут сказать, что поймали его или, по крайней мере, помогли поймать. Им необходимо разделить со мной любой успех, чтобы сохранить хорошую мину, когда через несколько месяцев проснутся все остальные и узнают о разыгравшейся трагедии».

И я не мог винить их.

— Сначала, — сказал я, — в морг.

Эйклон выглядел безмятежно спящим. Его голову охватывал комичный пластиковый чепчик, не давая ей рассыпаться. Лицо было спокойным, с незначительными кровоподтеками вокруг губ.

Он лежал на каменном ложе в холодной прозекторской под зданием судебного морга № 1. Его подельники лежали на пронумерованных столах неподалеку. Столы достались только тем, кто сохранился в более или менее цельном виде. Вдоль стены стояли подписанные ведра с жидким содержимым — останки тех, кого Бетанкор замочил из корабельных пушек.

Прозекторская освещалась холодным синим светом, и корка льда покрывала циркуляторы, нагнетавшие воздух прямо с ледяной пустыни, окружавшей Купол Солнца. Фишиг обеспечил всех нас теплой одеждой для этого визита.

Меня поразило увиденное: и ответственная осторожность, и внимание, с которыми изолировались и хранились тела, и тот факт, что никто не прикасался к ним — в полном согласии с моими инструкциями. Казалось бы, приказ очень простой, но я уже сбился со счета, сколько раз нетерпеливые жрецы или апотекарии начинали вскрытие до моего появления.

Заведовала моргом усталая женщина примерно шестидесяти лет от роду по имени Тутрон. Когда она встретила нас, на ней был красный пластиковый передник поверх поношенного теплого платья. Один глаз Тутрон заменял бионический имплантат, а в правую руку были встроены манипуляторы со скальпелями и пила для костей из сверкающей хирургической стали.

— Мы поступили в соответствии с вашими приказаниями, — сказала она, ведя нас в холодное хранилище по винтовой лестнице. — Но это необычно. По установленным правилам я должна приступить к экспертизе или хотя бы начать подготовку к ней в самое ближайшее время.

— Благодарю вас за усердие. Я постараюсь закончить как можно быстрее. И тогда вы сможете действовать в соответствии с протоколом.

Натянув хирургические перчатки, я пошел вдоль ряда мертвецов (их было около двадцати), диктуя свои наблюдения Эмосу. Существенной информации с их тел собрать удалось не много. Некоторые из осмотренных мной трупов, судя по телосложению, цвету кожи и волос, прибыли с другой планеты. Но при себе у них не было ни документов, ни имплантированных идентификаторов — вообще ничего. Даже одежда оказалась вычищена — эмблемы и ярлыки производителя были спороты. Я мог, конечно, заказать соответствующую экспертизу, но это потребовало бы огромных затрат.

На двух телах я обнаружил свежие шрамы, допускавшие предположение, что у них хирургическим путем удалили идентификационные датчики. Подобная маркировка не входила в местную практику, так что можно было говорить об инопланетном происхождении людей. Но откуда? Подобные устройства использовались на сотнях планет Империума, а расположение и применение датчиков всегда довольно стандартны. В детстве я и сам несколько лет носил такое же устройство, пока на меня не пал выбор вербовщиков Инквизиции, после чего устройство удалили.

У одного из покойников обнаружились интересные шрамы на руках. Они были неглубокими, но длинными. Следы выжигания эпидермиса.

— Похоже, был применен сварочный аппарат, чтобы вывести бандитские татуировки, — сказал Эмос.

Он был прав. Но информации о личностях преступников это не прибавило.

Я посмотрел на Эйклона, на которого, собственно, и делал ставку. С помощью Тутрон я срезал с него одежду, оказавшуюся столь же безликой, как и наряды его спутников. Мы принялись вертеть его обнаженный труп, пытаясь найти ну хоть что-нибудь.

— Вот! — воскликнул Фишиг, склоняясь над телом и тыча пальцем в клеймо над левой ягодицей трупа.

— Серафим Лаоакуса. Старая отметка Хаоса. Эйклон поставил ее двадцать лет назад, чтобы оказать дань уважения своим тогдашним хозяевам. Старый культ, старый наниматель. Никакого проку…

— Тебе известны о нем столь интимные подробности? — с любопытством посмотрел на меня Фишиг.

— У меня есть источники, — ответил я, не испытывая никакого желания посвящать его в эту историю.

Иманда, одна из моих первых напарниц. Умная, красивая и смелая. Ей удалось узнать эту деталь для меня. Последние пять лет она провела в клинике для умалишенных. И последнее, что я о ней слышал, было то, что Иманда отгрызла себе пальцы.

— То есть он сам себя клеймил? — уточнил Фишиг. — И, вступая в новый культ, всякий раз ставил новую отметку, чтобы продемонстрировать свою верность?

Арбитр говорил дело. Мы еще раз тщательно осмотрели тело и обнаружили как минимум шесть шрамов от лазерных ожогов, которые скорее всего когда-то были клеймами различных культов, сведенными после того, как Эйклон оставил эти организации.

В кожу за левым ухом оказалась вживлена металлическая пластинка в форме Бубона Хаоса.

— А это? — спросила Тутрон, сбривая волосы на голове трупа лезвиями своей правой руки, чтобы обнажить пластинку.

— Старье.

Я отошел от трупа и задумался. Перед своей смертью он пытался дотянуться до чего-то на поясе — или мне показалось?

— Где его вещи?

Вещи были сложены в стоящий рядом металлический поднос. Лазерный пистолет, миниатюрный вокс, инкрустированный жемчугом портсигар с шестью сигаретами с обскурой, зажигалка, кредитная карточка, запасные обоймы, пластмассовый ключ. И пояс с четырьмя застегнутыми кармашками.

Я открыл их один за другим: немного местной мелочи; миниатюрный лазерный нож; три пластинки высококалорийного сухого пайка; стальная зубочистка; еще обскура, но на сей раз в ампуле с инжектором; маленький информационный планшет.

К чему из этих вещей он тянулся перед смертью? К ножу? Не самый удачный выбор для противостояния человеку, засунувшему в ваш рот пистолет. По той же причине не стал бы он тянуться и к лазерному пистолету в кобуре. Впрочем, Эйклон был доведен до отчаяния.

Может, ему понадобился информационный планшет? Я включил устройство, и оно затребовало пароль доступа. Варп знает, какие тайны могли скрываться внутри, но вряд ли Эйклон собирался пополнять знания или освежать память в преддверии верной смерти.

— Следы инъекций на предплечье, — заявила Тутрон, продолжавшая осмотр тела.

Это было неудивительно, учитывая изъятые нами наркотики.

— А кольца? Браслеты? Серьги? Пирсинг?

— Нет.

Я вытащил пластиковый мешочек из распределителя, стоящего на хирургической тележке, и положил все вещи в него.

— Надеюсь, вы распишетесь в их изъятии? — подняв взгляд, спросила Тутрон.

— Конечно.

— Ты ведь ненавидел его? — внезапно произнес Фишиг.

— Что?

Он присел на край каменного стола и скрестил руки на груди:

— Ты уже поймал его и, зная, сколько тайн в его голове, тем не менее вышиб ему мозги. Ты сделал это в гневе?

— Я инквизитор. Я не действую в гневе.

— Тогда зачем?

— Ты не представляешь, насколько опасен был этот человек. — Я устал от его ехидного тона. — Мне не хотелось рисковать.

— А по мне, он кажется довольно безобидным, — ухмыльнулся Фишиг, опуская взгляд на тело.

— Вот кое-что еще! — позвала Тутрон. Мы приблизились.

Она споро трудилась над его левой рукой. Ее пальцы, переходящие в скальпели и щупы, порхали, подобно пальцам вышивальщицы над тканью.

— Указательный на левой руке. Необычно омертвевший и раздутый. — Она провела над ним маленьким сканером. — Ноготь из керамита. Искусственный. Имплантат.

— Что внутри?

— Неизвестно. Считывание нечеткое. Может быть, есть… ага, вот она… защелка под ногтем. Нужно что-нибудь тонкое, чтобы нажать на нее.

Из ее мизинца выдвинулся металлический щуп, тонкий, словно… Зубочистка.

— Стой! Остановись немедленно! — заорал я.

Но было уже слишком поздно. Тутрон сняла защелку. Фальшивый ноготь откинулся, как крышка шкатулки, и что-то вылетело из выемки в кончике пальца. В воздухе сверкнул серебряный червячок, похожий на ювелирную цепочку.

— Куда он делся?

— Не знаю, — сказал я, отодвигая Тутрон и Эмоса за спину.

— Ты видишь его? — спросил я Фишига.

— Вон там, — ответил он, вытаскивая вороненый короткоствольный дробовик из-под одежды.

Я потянулся к своему пистолету, но вспомнил, что вернул его Виббен.

Пришлось взять с прозекторской тележки нож для разделения костей.

Червь снова скользнул в свет. Теперь он достигал почти метра в длину и нескольких сантиметров в ширину. Мне даже не хотелось думать, какое отвратительное колдовство послужило причиной его увеличения. Он состоял из металлических сегментов, голова твари являла собой безглазый конус, который рассекала шипящая пасть, полная бритвенно-острых зубов.

Тутрон вскрикнула, когда червь бросился к нам. Я толкнул ее на пол, и тварь, хлестнув по нам, вонзилась в труп на ближайшем столе. Раздался отвратительный хлюпающий звук, и червь исчез в теле мертвеца, оставив за собой рваную рану.

Труп затрясся и начал разваливаться, наполняя воздух вонючим паром. Из образовавшегося облака со свистом вырвался червь и скрылся где-то в полу. К тому времени, как Фишиг наконец открыл огонь, разрывая в клочья остатки трупа, червь давно уже ушел.

— Механизм активируется при нажатии, — бормотал себе под нос Эмос. — Очень необычный, вероятно, изготовлен иной расой. Защитное оружие с какой-то системой увеличения объема при контакте с воздухом и (или) освобождении. Ориентируется на звук…

— Ну так заткнись! — прошипел я, прижимая его и Тутрон к дальней стене.

Я пошел параллельно Фишигу мимо столов, держа оружие на изготовку.

Червь появился снова. И к тому времени, как я его увидел, он уже был возле меня. В эту секунду мне стало ясно, какую смерть готовил для меня Эйклон. Именно им он намеревался воспользоваться на посадочной платформе Молитвенника Два-Двенадцать. Моя ненависть спасла меня.

Я успел выставить нож, и длинный клинок воткнулся прямо в разинутую пасть и углубился в пищевод червя. Не удержавшись на ногах, я опрокинулся навзничь. На ноже, словно кнут, извивалась двухметровая, тяжелая тварь.

Просвистели пули. Фишиг пытался подстрелить червя.

— Идиот, ты чуть в меня не попал!

— Держи его ровно!

Вот кретин! Тварь с металлическим лязгом пережевывала клинок, неотвратимо приближаясь к моему запястью.

Подоспела Тутрон, и вместе нам удалось прижать извивающуюся тварь к каменному столу. Прозектор включила костную пилу на своей аугметической руке, и вращающиеся лезвия с пронзительным визгом отрезали червю голову.

Но тело продолжало извиваться. Тогда женщина схватила его и бросила в ванну с кислотой, которую обычно использовали для биоотходов. Следом отправилась шипящая голова, все еще пережевывающая нож.

Мы заворожено наблюдали за тем, как растворяются извивающиеся останки.

Наконец я перевел взгляд на Тутрон и Фишига.

— Уж и не знаю, кого бы предпочел иметь рядом во время боя, — пробормотал я.

Тутрон рассмеялась. А вот Фишиг смеяться не стал.

— Что это было? — спросил меня Эмос, когда мы помчались по улицам на «Лэндспидере» Фишига, направляясь к штаб-квартире Адептус Арбитрес.

— Тебе дано догадываться о большем, чем мне — узнавать, — ответил я. — Несомненно, это подарок его хозяев.

— И что за хозяева могут создать подобную тварь?

— Могущественные, Эмос. И самые мерзкие из всех возможных.

Наша встреча в мрачных чертогах Адептус Арбитрес была краткой. По моему запросу Фишиг вызвал Магоса Паластемеса, главу техномагов, занимающихся криогенераторами.

Тот бросил один взгляд на ларец, стоявший в хранилище улик, и произнес:

— Понятия не имею, что это такое.

— Благодарю. На этом все, — ответил я, поворачиваясь к Фишигу. — Немедленно переправьте этот предмет на мой корабль.

— Это же улика… — начал он.

— Фишиг, ты на кого работаешь?

— На Императора.

— Тогда представь, что я — это он. Ошибешься незначительно. Делай, как я сказал.

* * *

Хадам Бонц ждал нас в комнате допроса. Его раздели донага, но Фишиг заверил меня в том, что никакого импорта в его одежде найдено не было.

Бонц был тем бандитом, которого я отключил в зале криогенератора, и единственным пережившим ночь человеком Эйклона. Его губы распухли от моего удара. И он не признавал ничего, кроме собственного имени.

Вместе с Фишигом и Эмосом я вошел в унылую каменную коробку комнаты. Бонц был пристегнут наручниками к металлическому стулу и выглядел испуганным.

«И это правильно», — подумал я.

— Расскажи мне о Мурдине Эйклоне, — сказал я.

— О ком? — Из его глаз исчезло тупое выражение зомби, заклятие Эйклона было сброшено. Хадам был удивлен и явно смущен.

— Хорошо, расскажи мне последнее, что ты помнишь.

— Я был на Трациан Примарис. Там мой дом. Я работал грузчиком в доках. Помню, что вместе с другом пошел в бар. И все.

— Другом?

— Вин Эддон, начальник дока. Думаю, что мы вместе напились.

— Эддон упоминал Эйклона?

— Нет. Послушайте, а где я? Эти ублюдки не хотят говорить. Что я натворил?

— Ну, начнем с того, что ты пытался убить меня, — улыбнулся я.

— А кто вы?

— Имперский инквизитор.

После этих слов ужас заставил его потерять самообладание. Он начал умолять, просить, признаваясь нам в куче разных проступков, ни один из которых не был нам интересен.

С первого же мгновения я понимал, что он окажется бесполезен. Просто загипнотизированный раб, выбранный только благодаря своей мускулатуре. Он ничего не знал. Но мы все равно провели с ним два часа. Фишиг медленно поворачивал градуированный диск на стене, контролировавший поступление ледяного воздуха извне Купола Солнца. Мы были одеты в теплую одежду и задавали ему вопросы снова и снова.

Когда плоть Бонца начала прилипать к металлическому стулу, мы поняли, что больше он ничего не знает.

— Согреть и хорошо накормить, — приказал Фишиг своим людям, когда мы вышли из камеры. — Мы казним его на рассвете.

Я не стал спрашивать, какой рассвет имеется в виду — некий умозрительный период произвольного цикла или реальный рассвет, который случится только спустя шесть месяцев, в начале Оттепели.

Мне было все равно.

* * *

На некоторое время Фишиг предоставил нас самим себе, и мы с Эмосом позавтракали в общественном бистро, расположенном почти под самым куполом. Еда была приготовлена из замороженных продуктов, но, по крайней мере, оказалась горячей. Ряды фонтанов создавали стены воды вокруг бистро так, чтобы свет, исходящий от шара плазменного солнца, подсвечивал их радугами, изогнувшимися над столами и проходами. В этот мрачный, траурный день кроме нас посетителей не было.

Эмос пребывал в хорошем настроении. Он болтал без умолку и проводил взаимосвязи, которые мне никак не удавалось увидеть. При всех своих недостатках он обладал превосходным интеллектом. С каждым проведенным с ним часом я узнавал все больше интересного.

Он ковырял вилкой рыбу с рисом и пересматривал записи в информационном планшете.

— Давай посмотрим на задержки перед посланиями, обнаруженные Ловинком в сообщениях Эйклона, переданных и полученных во время пребывания на планете.

— Все они зашифрованы. Ловинку пока что не удалось их взломать.

— Да, да… Но обрати внимание на задержки. Например, вот здесь… Восемь секунд… Пришло с орбиты… И временные рамки соответствуют периоду, который, как мы знаем, загадочное звездное судно Эйклона провело здесь. Но вот это сообщение передано во время столкновения с тобой прошлой ночью. Задержка в двенадцать с половиной минут. Передано оно из другой системы.

Я прекратил попытки идентифицировать субстанцию, означенную в меню как «мясо», и посмотрел на Эмоса. Никогда прежде не уделял такого внимания размытому побочному шуму, обрамлявшему все астропатические послания.

— Двенадцать с половиной? — переспросил я. — Уверен?

— Ловинк все проверил.

— Из этого следует…

Он улыбнулся, довольный тем, что доволен я.

— В картинку попадают три мира. Все при передаче сообщения сюда дают задержку от одиннадцати до пятнадцати минут. Это Трациан Примарис, Кобальт II и Гудрун.

Трациан Примарис не стал неожиданностью. Там мы последний раз заходили в порт и отслеживали Эйклона. И, как мы узнали от несчастного Бонца, именно там он завербовал часть или всех своих помощников.

— На Кобальте ничего нет. Я проверял. Только имперская наблюдательная станция. А вот Гудрун…

— Мир, занимающийся по большей части торговлей. Старая культура, старые семьи…

— Старые яды, — со смешком закончил он пословицу.

— А можно выяснить точнее? — Я промокнул губы салфеткой.

— Ловинк уже разбирается с этим по моей просьбе. Как только удастся взломать шифр — я имею в виду не шифр, использованный в самом сообщении, а закодированные заголовки перед основным текстом, — мы узнаем.

— Гудрун… — задумался я.

В ухе ожил вокс. Это был Бетанкор:

— Слыхал о чем-нибудь под названием Понтиус?

— Нет. А что?

— Я тоже, но Ловинку удалось взломать некоторые из старых шифровок. За несколько недель до прибытия Эйклона кто-то посылал по проверенным каналам сообщения в локацию под Куполом Солнца. Они беседовали о доставке какого-то Понтиуса. Разговор кажется косвенным и несущественным.

— Выяснили, что за локация?

— Ну а иначе зачем бы тебе нас нанимать? Адрес: Окна Оттепели, двенадцать-ноль-одиннадцать. Это на западной стороне Купола, в квартале, где земля стоит дорого. Логово местной аристократии.

— Какие-нибудь имена?

— Нет. В этом вопросе они были весьма скромны и щепетильны.

— Выезжаем.

Мы с Эмосом встали из-за стола. А когда обернулись, увидели дожидающегося Фишига. Он был при полном параде: черный панцирный доспех Адептус Арбитрес, шлем с забралом, все знаки отличия. Должен признаться, что впечатление он производил потрясающее.

— Собрались куда-то без меня, инквизитор?

— Вообще-то собирались найти тебя. Доставь нас к Окнам Оттепели.

 

Глава четвертая

ПРОГУЛКА ПОД КУПОЛОМ СОЛНЦА

ОКНА ОТТЕПЕЛИ, 12011

ДОПРОС САЙМОНА КРОТСА

Богатые обитатели Спеси содержали зимние дворцы на западной окраине Купола Солнца. По словам арбитра Фишига, они «наслаждались и светом, и тьмой». Оттуда можно было смотреть внутрь освещенного купола, а можно поднять специальные ставни, чтобы рассмотреть темный пейзаж зимней пустыни. На мой взгляд, и то и другое — удовольствие средней паршивости, но Эмос предположил, что это как-то связано с духовными ценностями нации.

Фишиг прекратил свой рассказ про местные достопримечательности, когда мы помчались на его тяжелом «Лэндспидере» с антигравом, поднявшись над уличным трафиком и зданиями. Он стремительно влетал в повороты между стеклянными башнями и мчался на запад.

Мне кажется, что он выпендривался.

Эмос с тихим стоном закрыл глаза и вцепился в заднее сиденье. Я ехал впереди, рядом с закованным в панцирь Фишигом, и видел хищную усмешку на его физиономии под щитком судейского шлема.

Матово-коричневый «спидер» стандартной имперской модели был украшен солярным символом и гербом Адептус Арбитрес. Из-за брони машина стала не слишком маневренной, и антиграв с напрягом удерживал нас на высоте. Прямо напротив моего сиденья была встроена турель с тяжелым болтером. Я огляделся и увидел за задним сиденьем запертую стойку с дробовиками.

— Дай мне один из них! — Я старался перекричать свист встречных потоков воздуха и неровный гул турбин.

— Что?

— Оружие дай, говорю!

Фишиг кивнул и набрал код на клавиатуре, встроенной в широкий штурвал. Решетка на оружейной стойке открылась со щелчком.

— Держи!

Эмос передал мне дробовик, и я принялся заряжать его.

Перед нами возвышались Окна Оттепели — террасированный комплекс зданий из роскошного хрусталя и феррокрита, встроенных прямо в изогнутую стену купола. Мы снизились над висячими садами, заставив задрожать кустарники и пальмы.

Затем Фишиг выключил турбины, и мы опустились возле широкой веранды восьмиэтажного здания.

Арбитр выпрыгнул, вскидывая дробовик. Я последовал его примеру.

— Оставайся здесь, — приказал я Эмосу.

Впрочем, этого можно было бы и не делать.

— Куда? — спросил Фишиг.

— Двенадцать-ноль-одиннадцать.

Мы побежали вдоль широкой террасы, перебираясь через разделительные заграждения и оплетенные цветами трельяжи.

Номер 12011 оказался зданием, отделанным стеклом, с зеркальными раздвижными дверями.

Фишиг предупреждающе поднял руку и вынул из кармана монету. А затем кинул на веранду, где ее разнесло на атомы девятью отдельными лазерными лучами.

Он включил вокс:

— Исполнитель Фишиг вызывает управление Адептус Арбитрес, прием.

— Слушаю вас, исполнитель.

— Отключите автоматическую защиту со здания, расположенного по адресу: Окна Оттепели, двенадцать-ноль-одиннадцать. Немедленно.

Пауза.

— Отключение произведено.

Фишиг шагнул вперед, но я придержал его и тоже бросил монету.

Она дважды подпрыгнула на базальтовой веранде и покатилась.

— Люблю быть уверенным, — сказал я.

Мы подошли с разных сторон к остекленному входу. Фишиг попытался раздвинуть двери, но те оказались заперты.

Исполнитель отошел, явно собираясь выстрелить в окно.

— Это армаплекс, — сказал я, постучав костяшками по поверхности. — Не глупи.

Я вытащил пакет с вещами Эйклона из куртки и поискал небольшой лазерный нож. Но вначале наткнулся на пластиковый ключ.

Попытка не пытка, как любил говаривать инквизитор Хапшант.

Я вставил ключ в замок, и раздвижная дверь скользнула в сторону.

Мы подождали. На нас повеяло ароматизированным воздухом, и донеслись звуки легкой оркестровой музыки.

— Адептус Арбитрес! Всем выйти! — прогремел голос Фишига, многократно усиленный встроенным в шлем громкоговорителем.

Не знаю, все они вышли или нет, но плотный огонь из крупнокалиберных винтовок снес балюстраду веранды, разодрал кустарники в горшках и карликовые деревья, подрезал цветники и срубил мачту антенны.

— Да будет так! — проревел Фишиг, вкатываясь внутрь и передергивая затвор дробовика. Раздались оглушительные залпы.

Я вскарабкался по водосточной трубе на балкон второго этажа, перекинув позаимствованный в «спидере» дробовик через плечо. Внизу завязалась яростная перестрелка.

Занавешенная полупрозрачной тканью балконная дверь вела в главную спальню.

В комнате, задрапированной красным бархатом, звучала мягкая музыка, льющаяся из скрытых колонок. Постель была в беспорядке. В одном из углов спальни на позолоченном столике лежал портативный коммлинк. Я проверил журнал автоответчика.

Фишиг, судя по оглушительному грохоту, доносящемуся с первого этажа, устроил там настоящий погром. Но меня оглушил не он, а женский визг. Из боковой двери, за которой, как нетрудно было догадаться, находилась ванная комната, вышла обнаженная девушка. Когда на нее уставился ствол моего дробовика, она попыталась прикрыться простыней.

— Кто вы? — всхлипнула она и потрясла головой.

— Инквизиция, — прошипел я. — А ты кто?

Она зарыдала и снова затрясла головой.

— На пол, — приказал я и добавил: — Если сможешь, заберись под кровать.

В ванной комнате кто-то насвистывал. Затем мужской голос произнес какое-то имя.

— Не отвечай, — сказал я плачущей девушке и медленно, беззвучно обошел кровать, подбираясь к двери в ванную. Там снял свет, витал пар и стоял запах банных масел.

Должен признаться, он оказался настороже. Не стал ничего выяснять, а просто открыл стрельбу.

Как только я толкнул дверь стволом своего дробовика, пять зарядов пробили в ней дыры.

Я упал на пол и трижды выстрелил в дверной проем:

— Инквизиция! Бросить оружие!

Еще два залпа прошили дверь.

Я отполз в сторону и поднялся, не опуская ружье.

— Выходи! — приказал я, используя Волю.

Из ванной комнаты вывалился огромный, голый и покрытый татуировками мужчина, одна щека которого была выбрита, а вторая все еще оставалась в пене. В руке он сжимал автоматический пистолет модели «Тронзвассе Хай-Пауэр».

— Брось оружие, — приказал я.

На этот раз он и ухом не повел, словно моя Воля больше не имела силы. «Его сознание подготовлено к этому, — решил я, — можно больше не пытаться».

Его автоматический пистолет еще только разворачивался в мою сторону, когда дробовик снес небритую половину лица незнакомца, отбросив того обратно за дверь ванной.

Обнаженная девушка все еще пряталась за кроватью и дрожала. Меня удивило, что и она не выскочила из укрытия по моей команде.

Я повернулся к ней лицом:

— Как вас зовут?

— Лиза Би.

— Полное имя! — рявкнул я.

Мне совершенно не было дела до ее имени, но в ней самой было нечто особенное. В голосе. В окружающем ее воздухе.

— Елизавета Биквин! Девочка по вызову! Работаю под Куполом Солнца последние четыре сезона Бездействия! О боги… — Она затихла и рухнула на кровать.

— Одевайся. И оставайся здесь. Позже мне надо будет с тобой поговорить.

Я подошел к выходу из комнаты и выглянул в неосвещенный холл. Снизу, со стороны лестницы, все еще доносились стрельба и крики.

Увидев мою тень в дверном проеме, ко мне подбежал мужчина:

— Вилк! Вилк, они нашли нас! Они…

За мгновение до того, как он понял, что я не Вилк, приклад моего дробовика врезался ему в челюсть. Человек грузно упал.

Дверной косяк расщепили два мощных выстрела.

Я вкатился обратно, переворачивая дробовик прикладом к себе.

Выстрелы прошили и стену над изголовьем кровати. Биквин закричала и скатилась на пол.

Я выстрелил в ответ, пробивая в двери еще две огромные дыры. В комнату ввалились двое мужчин. Оба были одеты в легкую домашнюю одежду. Один вооружился лазерным пистолетом, второй — карабином.

Стрелка с пистолетом я снял единственным точным выстрелом, отшвырнувшим его тело в стену. Человек с карабином открыл огонь, переломив один из столбиков кровати.

Я кувырком ушел с линии огня, превращавшего в лохмотья ковры и бархатные драпировки, крушившего зеркала и мебель. Мне оставалось только перекатываться в отчаянных попытках найти укрытие.

Но мой потенциальный убийца вдруг упал на кровать лицом вниз. Девушка вынула из его шеи длинный раскладной нож.

— Я спасла тебе жизнь, — сказала она. — Это ведь облегчит мою участь, верно?

Я приказал ей оставаться в спальне, и ее ответный поклон позволял думать, что так она и поступит. Затем я вышел в темный холл. Внизу было тихо.

— Фишиг? — включил я вокс.

— Спускайся, — протрещал в ухе его ответ.

Винтовая лестница вела вниз, в огромный атриум, наполненный клубами густого дыма, медленно вытекавшего наружу через разбитые окна и двери. А оттуда внутрь врывался яркий свет Купола Солнца, и ступени лестницы словно плыли в светящемся тумане. В противоположной стене помещения имелись широкие ставни. Если их открыть, нашим глазам предстанет вид на снежную пустыню за пределами Купола.

В результате перестрелки оказалось уничтожено много дорогой мебели и прочих предметов убранства. В разных концах помещения лежали пять тел. Фишиг поднял лицевой щиток своего шлема и усаживал шестого человека на стул с высокой спинкой. Раненный в правое плечо, мужчина кричал и плакал. Фишиг пристегнул его к стулу наручниками.

— Что наверху? — не оглядываясь, спросил Фишиг.

— Чисто, — сообщил я, обходя помещение, оглядывая трупы и осматривая разбросанные вещи.

— Некоторые из них мне знакомы, — добавил исполнитель, не дожидаясь вопроса. — Вон те, у окна. Местные чернорабочие. За обоими длинный список мелких нарушений.

— Просто громилы по найму.

— Так же как и тот, которого взял ты. Остальные — иномиряне.

— Нашел документы?

— Нет. Просто догадываюсь. Ни у одного из них нет ни идентификаторов, ни отметок. И мне не удалось найти тайников.

— А с этим что? — Я подошел к Фишигу и прикованному к стулу пленнику.

Человек кашлял и скулил, закатывая глаза. Он явно не был громилой, если, конечно, не обладал искусственно увеличенной силой благодаря каким-нибудь препаратам или скрытой аугметике. Мужчина оказался старше остальных, тонкокостен и щеголял ухоженной бородкой цвета перца с солью.

— Ты ведь специально оставил его, да? — спросил я Фишига.

На лице исполнителя появилась легкая улыбка удовлетворения.

— Я… У меня есть права! — внезапно выкрикнул человек.

— Ты под арестом Имперской Инквизиции, — откровенно ответил я. — Нет у тебя больше никаких прав.

Он умолк.

— Иномирянин, — произнес Фишиг и объяснил, когда я приподнял бровь: — Акцент.

Мне бы ни за что не удалось самому заметить такую особенность. Именно по этой причине я и стараюсь пользоваться помощью местных жителей всякий раз, когда представляется возможность. Даже таких отмороженных, как этот исполнитель. Работа вынуждает путешествовать от мира к миру, от культуры к культуре. Незначительные различия в произношении или несоответствия в сленге остаются для меня незаметными. А Фишиг заметил сразу.

Человек на стуле являлся скорее лидером, чем громилой, вероятно, был одним из избранных помощников Эйклона.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Я отказываюсь отвечать.

— Тогда я пока отказываюсь перевязывать эту рану.

Он покачал головой. Рана была опасной и явно причиняла серьезную боль, но он сопротивлялся. Я еще более уверился, что это один из главарей. Он больше не трясся и не скулил. Ровно и сосредоточенно дышал — похоже, применял какую-то ментальную методику улучшения самочувствия, которой его, без всяких сомнений, научил Эйклон.

— Ментальные трюки тебе не помогут, — сказал я. — В этом вопросе я разбираюсь значительно лучше тебя.

— Пошел бы ты…

Я бросил на Фишига взгляд, не допускающий пререканий:

— Держи себя в руках.

Он отстранился.

— Скажи мне свое имя, — произнес я, применяя Волю.

Человек скорчился на стуле.

— Саймон Кротс, — прохрипел он.

— Годвин Фишиг! — невольно рявкнул исполнитель. А потом покраснел и отвалил, занявшись обыском.

— Очень хорошо, Саймон Кротс, а откуда ты родом? — Больше Волю применять не имело смысла.

Исходя из моего опыта, обычно хватает и одного удара, чтобы ослабить ментальную защиту.

— Трациан Примарис.

— Какую работу ты там выполнял?

— Служил торговым послом Объединенной Торговой Гильдии Синезиас.

Это название оказалось знакомым. Гильдия Синезиас была одной из крупнейших коммерческих компаний в секторе. У них имелись связи с имперской знатью и недвижимость более чем на ста планетах. Им же, как еще утром информировал меня Бетанкор, принадлежал торговый баркас, стоявший в доках Купола Солнца.

— И какие дела привели тебя на Спесь?

— Работа… прибыл как торговый посол.

— В Бездействие?

— Торговля ведется всегда. Есть кое-какие долгосрочные контракты с власть имущими этого мира, требующие личных встреч.

— А если связаться с гильдией, там это подтвердят?

— Конечно.

Я обошел его вокруг и встал за спиной:

— Что привело тебя в это место? В эти частные апартаменты?

— Я был приглашен в гости.

— К кому?

— К Намберу Вилку, местному торговцу. Он пригласил меня на банкет по случаю середины Бездействия.

— Жилье зарегистрировано на Намбера Вилка, — вставил Фишиг. — Торговец, как он и говорит. Не привлекался. Я с ним незнаком.

— Что насчет Эйклона? — спросил я Кротса, наклоняясь, чтобы заглянуть в его глаза. В них появилась рябь страха.

— А кто это?

— Твой настоящий наниматель. Мурдин Эйклон. Не заставляй меня спрашивать снова.

— Не знаю я никакого Эйклона!

Кажется, он говорил вполне искренне. Но он просто мог не знать Эйклона под его настоящим именем. Я подтянул себе стул и сел напротив:

— В твоей истории не сходится целая куча разных вещей. Тебя застали в компании рецидивистов, связанных с планетарным заговором. На них висит множество всевозможных преступлений… Ты как желаешь продолжить разговор — более близко и всесторонне или проясним некоторые детали прямо сейчас?

— Я… не знаю, что вам рассказать…

— Все, что знаешь. Может быть, начнешь с Понтиуса?

По лицу Саймона стало ясно, что он счел игру окончательно проигранной. Его губы зашевелились, пытаясь что-то произнести. Затем вдруг он выпучил глаза и задрожал. Раздался влажный хлопок, и его голова безжизненно свесилась на грудь.

— Свет Императора… — потрясенно пробормотал Фишиг.

— Проклятие! — прорычал я, наклоняясь, чтобы приподнять безвольно повисшую голову Кротса. Он был мертв. Эйклон предусмотрел защиту от слабаков, срабатывавшую при определенных обстоятельствах. И Понтиус явно входил в список наиболее секретных элементов заговора. — Инсульт. Запрограммированный.

— Итак, мы опять ничего не узнали.

— Ты уши давно чистил? Мы узнали очень важную вещь: Понтиус — их самая драгоценная тайна.

— Может, расскажешь подробнее?

Я собрался это сделать — не подробно, конечно, так, в общих чертах, — но в этот момент ставень, закрывающий вид на снежные просторы Спеси, вылетел наружу… То есть совсем наружу, за компанию с изрядным куском поверхности Купола. Причиной тому послужил мощный взрыв. Нас с Фишигом сбило с ног ударной волной. Куски стекла и обшивки полетели в ледяную мглу.

Миллисекундой позже на нас посыпались осколки хрусталя, несомые ураганными ветрами Бездействия… Буран из миллиардов бритвенно-острых осколков…

 

Глава пятая

СКРЫТЫЕ СЛЕДЫ СЕМЬИ

ГЛО С ГУДРУН

НЕПРИЯТНЫЕ СПУТНИКИ

Хоть и оглушенный взрывом, я сохранил достаточно сообразительности, чтобы вцепиться в Фишига и выкатиться вместе с ним за дверь, прежде чем ее перекрыла упавшая с потолка аварийная перегородка. Полуослепшие и задыхающиеся, мы лежали на веранде, а резкий свет и тепло Купола Солнца отогревали наши промерзшие тела.

Вдоль Окон Оттепели завыли сирены и гудки. Машины арбитров были уже в пути.

Мы поднялись. Одежда и везение защитили нас от серьезных ран в хрустальном шторме, хотя мне здорово рассекло щеку (потом пришлось зашивать), а Фишигу в бедро, между сочленениями пластин доспеха, воткнулся длинный осколок стекла. Но можно сказать, мы отделались царапинами.

— Бомба сработала не вовремя? — спросил он, хотя и понимал, что это не так.

— Детонация включилась по тому же сигналу, что убил Кротса.

Фишиг опустил взгляд и подтянул стяжку на рукавице, давая себе время подумать. От шока его лицо стало пепельно-серым. Похоже, он только сейчас начал понимать, какими ресурсами и возможностями обладали люди, с которыми нам предстояло бороться. Отвратительное преступление в Молитвеннике Два-Двенадцать продемонстрировало размах их намерений, но этого Годвин не видел собственными глазами. А теперь он полюбовался на фанатичных служителей тьмы, людей, готовых без содрогания принять смерть. И увидел, как жестоко они заметают следы. Кроме того, ментальные капканы свидетельствовали о значительных ресурсах и пугающей искушенности преступников в наиболее закрытых и охраняемых технологиях Империи.

Пока местные медики обрабатывали наши раны, в дом вошли отряды арбитров и занялись осмотром здания. Через некоторое время они вытащили продрогшую Биквин. Она была закутана в одеяла, а лицо ее посинело от холода. По моему приказу и за моей подписью ее поместили под арест. Девушка слишком замерзла, чтобы возмущаться.

Мы с Фишигом переоделись в теплую одежду и снова вошли в дом. На то, чтобы залатать прореху, ремонтной бригаде нужно было еще два-три часа. Мы покинули ярко освещенную веранду, миновали три временных изоляционных занавеса и вошли в темные синеватые сумерки апартаментов. Противоположная стена исчезла, и перед нами раскинулась пустынная, безжизненная ночь Спеси, глянцевый серый пейзаж, состоящий из непроницаемых теней и отблесков света, исходящих от Купола Солнца. Когда я опять оказался в пронизывающем холоде Бездействия, кровь, текущая в моих венах, показалась обжигающе горячей.

Посреди гостиной, в которой мы допрашивали Кротса, образовалась воронка, покрытая сажей и усеянная стеклом. Морозная корка покрывала мебель и перекошенные лица мертвецов. Капли крови, пролившейся под секущими ударами стеклянного шторма, казались рубинами в окружавшей темноте.

Мы шарили вокруг смутными белыми лучами фонарей. Я сомневался, что после случившегося удастся хоть что-нибудь найти. Все ценные документы должны были сгореть или самоуничтожиться по тому же самому сигналу, который убил Кротса и взорвал ставень. К тому же существовала вероятность того, что всю важную информацию эти люди держали в головах благодаря энграммам памяти или ментальной кодировке — особым техникам, которые были на вооружении только в высших эшелонах дипломатических кругов, Администратуме и элитных торговых делегациях.

Что возвращало меня обратно к нанимателю Кротса — Гильдии Синезиас.

* * *

— Это имя довольно распространено в данном субсекторе, — сказал мне Эмос, занимавшийся сбором информации о Понтиусе, когда мы вернулись обратно в уютную полутьму боевого катера. — Я получил сведения о более чем полумиллионе граждан с таким именем. Еще для двух сотен тысяч это второе имя. Ну и еще сорок или пятьдесят тысяч носят немного измененные формы того же имени.

Он помахал передо мной цифровым планшетом. Я отстранил его и взял зеркальце, чтобы рассмотреть рядок металлических стяжек на своей щеке.

— Что насчет организаций?

— Более девяти тысяч, — вздохнул он и начал зачитывать их со своего планшета: — Академия юношества Понтиуса Свеллина, Бюро переводов Понтиуса Праксителза, Инвестиционный фонд Понтиуса Гиванта Ропуса, Госпиталь микрохирургии имени Шпигеля Понти…

— Достаточно. — Я уселся за клавиатуру, вводя группы имен.

По экрану побежали и запрыгали мерцающие руны. Потом в центр выплыли извлечения из текста. Я бегло проглядел их, держа палец на кнопке прокрутки.

— Понтиус Гло, — сказал я.

Эмос моргнул и посмотрел на меня. На его узком лице появилась полуулыбка ученического восхищения.

— В моих списках не значится.

— По причине смерти?

— По причине смерти.

Эмос склонился над моим плечом, глядя в экран:

— В этом есть какой-то смысл…

Так оно и было. Несколько нелогичным путем зерно истины было извлечено на свет. Подобный нюх приходит к инквизитору с опытом.

В жилах семьи Гло текла древняя кровь благородной династии, остававшейся главным игроком в этом субсекторе почти всю последнюю тысячу лет. Основные владения и имущество семьи размещались на планете Гудрун, в мире, уже попадавшем в зону нашего внимания. Дом Гло также являлся главным акционером и инвестором в Объединенной Торговой Гильдии Синезиас, судя по только что полученным мною данным.

— Понтиус Гло… — пробормотал я.

Понтиус Гло умер более двухсот лет назад. Седьмой сын Оберона Гло, одного из величайших патриархов этого рода, принял судьбу всех младших братьев. Поскольку он наследовал за старшими, ему досталось не много. Его самый старший брат, еще один Оберон, стал главой Дома; второму по старшинству подарили управление активами; третий получил звание капитана милиции Дома; четвертый и пятый заключили политические браки и вошли в состав Администратума на высоком уровне… С этого все и началось.

Как я помнил из биографии Понтиуса Гло, входящей в список обязательного чтения для стажеров Инквизиции, он стал пустым человеком, бессмысленно растрачивающим свою жизнь, несмотря на прекрасное образование, обаяние и отвагу. Он проиграл в азартные игры большую часть доставшегося состояния, а потом вернул его за счет доходов от торговли рабами и подпольных гладиаторских боев. В его досье прописалась звериная жестокость.

А когда к сорока годам злоупотребление роскошью окончательно подорвало его здоровье, он встал на более темную дорожку. Принято считать, что поводом послужил несчастный случай: может быть, в его руки попал некий артефакт или документ; возможно, подействовали странные верования кого-то из его рабов-гладиаторов. Инстинкты подсказывали мне, что он всегда имел дурные наклонности и требовался лишь случай, чтобы позволить им расцвести. Судя по документам, Понтиус коллекционировал редкие и зачастую запрещенные книги. И кто скажет, когда его страсть к распутству и эзотерической порнографии обернулась ересью и богохульством?

Понтиус Гло стал поборником Хаоса, приверженцем самых омерзительных и непристойных сил, преследовавших эту галактику. Он сплотил вокруг себя секту и в течение пятнадцати лет творил невыразимое и все более кощунственное зло.

В конечном счете его убили на Ламсаротте вместе с остальными сектантами во время инквизиционной зачистки, которой руководил великий Авессалом Ангевин. Дом Гло участвовал в этой ликвидации, в отчаянном стремлении дистанцироваться от преступлений Понтиуса. И скорее всего только поэтому вместе с ним не осудили всю семью.

Чудовище, печально известное чудовище. И мертвое уже более двух столетий.

Но связь его имени с сегодняшними событиями казалась столь ощутимой, что игнорировать ее было нельзя.

Я поднялся в рубку управления и сел рядом с Бетанкором:

— Нам потребуется межзвездный переход к Гудрун.

— Сделаю. Но может потребоваться день или два.

— Постарайся сделать все как можно быстрее.

Я отправил сообщение Верховному Хранителю Карпелу, посвятив его в некоторые, хотя и не все, результаты расследования, а также уведомив его о том, что вскоре мне придется покинуть планету, чтобы продолжить поиски на Гудрун. Затем я с головой погрузился в чтение конфиденциальных записей инквизитора Ангевина, пока два арбитра, следуя моему распоряжению, не доставили на катер Елизавету Биквин.

Она хмуро взирала на обстановку кают-компании и наручники у себя на запястьях. Одета она была в довольно вульгарное платье и легкую накидку. Безусловно, она была красива, и красоту ее не портили ни дешевая одежда, ни мрачная гримаса на лице. Хорошие кости, здоровые зубы, яркие глаза и длинные темные волосы. Но в первые же секунды нашей встречи в доме Вилка я заметил в ней одну странность. При всей физической привлекательности в Биквин было что-то отталкивающее. Любопытное ощущение, и я уже начал догадываться, в чем причина.

Девушка оглянулась, когда я вошел в кают-компанию. На ее лице смешались страх и негодование.

— Я помогла тебе! — выкрикнула она.

— Это верно. Хотя я не просил и не нуждался в твоей помощи.

Она надулась, и у меня сразу же усилилось желание вышвырнуть ее с катера пинками.

— Арбитрес заявили, что намерены предъявить мне обвинение в убийстве и преступном сговоре.

— Им отчаянно хочется свалить на кого-нибудь все преступления. А ты, к несчастью, оказалась причастна, хотя и не думаю, что преднамеренно.

— Чертовски верно! — фыркнула она. — Моя жизнь снова пошла прахом! Только удалось хоть немного привести дела в порядок…

— Твоя жизнь так тяжела?

Ее губы скривились в усмешке, а в глазах отчетливо читалось сомнение в моих умственных способностях.

— Я девочка для удовольствий, последняя из последних, можно сказать вещь. Реши сам, тяжела ли моя жизнь.

Я шагнул вперед и расстегнул наручники, надетые арбитрами. Биквин растерла запястья и удивленно посмотрела на меня.

— Садись, — сказал я, используя Волю.

Она снова посмотрела на меня, словно задумавшись, что это за забавные интонации в моем голосе, а потом спокойно присела на мягкий кожаный диван у стены кают-компании.

— Думаю, что смогу снять все обвинения, — сказал я. — У меня есть такие полномочия. И только благодаря моему авторитету тебе до сих пор ничего не предъявили.

— И за что мне такая милость?

— Вроде бы ты считала, что я задолжал тебе?

— Не имеет значения, что я считаю. — Она угрюмо окинула меня взглядом.

Я понял, что заинтригован. Передо мной сидела девушка, чья привлекательная внешность и несломленный дух делали ее, бесспорно, желанной. И все-таки… Мне хотелось наорать на нее и прогнать с глаз долой. Меня охватывала беспочвенная, инстинктивная ненависть.

— Даже если будут сняты все обвинения, я больше не смогу оставаться здесь. Меня затравят. Решат, что от меня одни неприятности. Это конец моей работы. Снова надо переезжать. — Девушка уставилась в пол и пробормотала проклятие. — А мне только-только удалось поправить дела!

— Снова переезжать? Ты не со Спеси?

— Этой вонючей дыры?!

— Тогда откуда?

— Прилетела с Трациан Примарис четыре года назад.

— Ты родилась на Трациане?

— На Бонавентуре, — покачала головой Биквин.

Этот мир располагался практически на полсектора дальше.

— Как ты добралась с Бонавентуры до Трациана?

— Занималась то тем, то другим. То там, то сям. Много путешествовала. Никогда не оставалась слишком долго на одном месте.

— Потому, что жизнь становилась трудной?

Еще одна усмешка.

— Верно. Здесь я проторчала дольше, чем где-либо еще. Но теперь все покатилось к чертям.

— Встать! — неожиданно рявкнул я, используя Волю. Она умолкла и непонимающе пожала плечами. — Встань, пожалуйста. (Биквин поднялась на ноги.) Хочу спросить, кто привел тебя в Окна Оттепели, двенадцать-ноль-одиннадцать.

— Я догадывалась, что ты это сделаешь.

— Если поможешь, я, возможно, предложу тебе сделку.

— Какую еще сделку?

— Могу доставить тебя на Гудрун. Дам тебе шанс начать все заново. А еще могу предложить работу, если тебе это интересно.

Девушка лукаво усмехнулась. С ее лица наконец ушло настороженное выражение. От этого она стала еще более красивой, но не стала нравиться больше.

— Работу? Ты хочешь нанять меня? Инквизитор собирается нанять меня?

— Верно. Думаю, ты сможешь оказывать мне кое-какие услуги.

В два плавных шага Елизавета приблизилась и положила ладошки мне на грудь.

— Понятно, — сказала она. — Даже у больших, сильных инквизиторов есть маленькие слабости, да? Прекрасно.

— Ты поняла неправильно, — ответил я, отстраняя ее так вежливо, как только мог. Физический контакт усилил чувство неестественного отвращения. — Услуги, о которых я говорю, будут для тебя новы. Это не та работа, к которой ты привыкла. Все еще интересуешься?

Биквин склонила голову набок и окинула меня оценивающим взглядом:

— А ты странный… Скажи, а другие инквизиторы похожи на тебя?

— Нет.

Я приказал Модо, нашему сервитору, присмотреть за ней и оставил девушку в кают-компании.

В тени дверного проема стоял Бетанкор и оценивающе оглядывал Биквин.

— А она милашка, — пробормотал он, словно я и сам не заметил.

— Ты так быстро забыл Виббен?

Он обернулся ко мне точно ужаленный:

— Это низко, Эйзенхорн. Я просто прокомментировал.

— Она перестанет тебе нравиться, когда познакомишься с ней поближе. Она неприкасаемая.

— Серьезно?

— Серьезно. Аура ментальной пустоты. Естественного происхождения, и я еще не выяснил ее пределы. Мне трудно даже оставаться с ней в одной комнате.

— И такая красотка, — вздохнул Бетанкор, снова глядя на Биквин.

— Нам это пригодится. Я собираюсь нанять ее, если подойдет по некоторым параметрам.

Он кивнул. Неприкасаемые встречаются редко, и их почти невозможно создать искусственно. Они обладают отрицательным присутствием в варпе, что делает их невосприимчивыми к ментальным воздействиям, а это, в свою очередь, превращает их в потенциальное антипсионическое оружие. Побочным эффектом ментальной пустоты является неприятное поле отторжения вокруг таких людей, вызывающее страх и отвращение у тех, с кем они встречаются.

Неудивительно, что ее жизнь оказалась тяжелой и одинокой.

— Новости? — спросил я Бетанкора.

— Удалось связаться с торговым судном «Иссин». Его владелец некий Тобиус Максилла. Занимается торговлей предметами роскоши в небольших количествах. Он будет здесь через два дня с партией марочного вина с Гесперуса, а потом отправится к Гудрун. За плату он предоставит нашему катеру место в трюме.

— Хорошая работа. Так когда мы окажемся на Гудрун?

— Через две недели.

Весь следующий час, или около того, я провел, допрашивая Биквин, но, как я и подозревал, она практически ничего не знала. Мы разместили ее в небольшой комнатушке рядом с обиталищем Бетанкора. Комната по размерам была едва ли больше коробки, и Нилквиту пришлось вначале выкинуть оттуда горы всевозможного снаряжения, но девушка не возражала. Когда я спросил, надо ли ей забрать какие-нибудь личные вещи из Купола Солнца, она только покачала головой.

Мы с Эмосом рылись в залежах информации, когда заявился Фишиг. На нем была коричневая шерстяная униформа, а через плечо перекинуты две большие сумки, которые он бросил на пол, оказавшись на борту. Сумки громко лязгнули.

— Чем обязан, исполнитель? — спросил я.

Он показал мне планшет с официальной печатью Карпела.

— Верховный Хранитель разрешает вам покинуть планету для продолжения расследования. И в связи с этим… (Я взглянул на планшет и вздохнул.) Я отправляюсь с вами, — закончил он.

 

Глава шестая

ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ

СТЫКОВКА С «ИССИНИМ»

Я направил официальную жалобу в офис Верховного Хранителя, но сделал это только для проформы. Карпел мог закатить истерику, попробуй мы улететь без его агента. Хотя, конечно же, я мог так поступить. Я вообще могу поступать как вздумается. Но в этом случае Карпел мог отказать мне в поддержке, а я не в силах предугадать, какая помощь может потребоваться в дальнейшем от старейшин и администрации Спеси. Кроме того, Карпел знал, что я отправляюсь на Гудрун, и все равно послал бы туда представителя Адептус Арбитрес (читай — Фишига) с судейскими полномочиями. Так что я предпочел держать исполнителя на виду.

За день до назначенного вылета я приказал Ловинку приготовиться к аутосеансу. Откровенно говоря, я сомневался, что удастся что-нибудь выяснить, но хотел проверить все, что только можно. Как обычно, мы воспользовались моей каютой, заперли дверь, строго проинструктировав Бетанкора на случай, если кому-то вздумается нас побеспокоить.

Я сел в кресло с высокой спинкой и около четверти часа посвятил погружению своего сознания в состояние транса. Это старая техника и одна из первых, которым меня научили наставники Инквизиции, обнаружив мои способности. Ловинк выложил ключевые улики на застеленный скатертью стол: личные вещи Эйклона, кое-что изъятое из дома № 12011 и предметы из Молитвенника Два-Двенадцать. Также рядом с нами стоял ларец, найденный в зале криогенератора.

Как только Ловинк наконец решил, что я достаточно подготовился, он открыл свой разум варпу, фильтруя его неистовое воздействие через свое сознание, прошедшее сильнейшие тренировки. Меня затрясло — момент перехода всегда вызывал шок. В комнате резко понизилась температура, и стеклянная чаша, стоявшая на соседнем столике, неожиданно треснула. Ловинк забормотал, его глаза закатились, он мелко дрожал и подергивался.

Я закрыл глаза, но по-прежнему видел комнату. Увиденное было астропатической визуализацией, выстроенной Ловинком. Все вокруг засияло бледным синим светом, исходящим из предметов, неожиданно ставших прозрачными. Стены комнаты немного подрагивали, вытягиваясь и выгибаясь, и никак не могли прийти в соизмерение друг с другом.

Я поочередно брал предметы со стола. Созданная Ловинком проекция усиливала их психометрические свойства, давая мне возможность рассмотреть, какие следы и резонансы отложились на них в варпе.

На большей части предметов остались тусклые, невзрачные отпечатки, без следов резонанса. От некоторых поднимались тонкие усики аур, оставшихся от соприкосновения с руками и сознаниями людей. Голосовое устройство Эйклона гудело отдаленными, неразборчивыми, призрачными отголосками, от которых не было никакой пользы.

Пистолет Эйклона при прикосновении ужалил мою руку, словно скорпион, — и я, и Ловинк судорожно вздохнули. Я почувствовал четкое послевкусие смерти. И решил больше не прикасаться к этому оружию.

Цифровой планшет преступника, который Эмосу по-прежнему не удавалось вскрыть, сочился липкой, студенистой аурой. Толщина псислоя указывала на то, что планшет и содержащиеся в нем данные были вовлечены в комплексные мыслительные процессы. Впрочем, это нам ничего не давало, и я начал расстраиваться. Но Ловинк усилил мои способности к наблюдению, и наконец я уловил подобное шепоту слово, возможно имя…

Дайзумнор.

Ларец мы осматривали в последнюю очередь. Резонанс был силен, и предмет оплетали мерцающие полосы следов соприкосновения с варпом. Контакт с этой уликой должен был быть кратким ввиду изнуряющей силы ореола.

Начав обследование, мы обнаружили три уровня психометрической активности. Первый казался острым и твердым, с металлическим привкусом. Ловинк утверждал, что это был отпечаток сознаний тех, кто смастерил ларец. Присутствие бесспорно выдающегося, но злобного разума.

Под этим уровнем проявлялся меньший, но более плотный и холодный, похожий на темную, погибшую звезду, тяжелый, пульсирующий след которой, казалось, заперт в самом сердце механизма ларца.

Вокруг них, кружа, словно птицы, трепетали обрывки ментальной агонии погибших в Молитвеннике Два-Двенадцать. Их жалобные стоны пронзали наши сознания и вытягивали из нас эмоциональные силы. Мертвые души Молитвенника оставили псионические «отпечатки пальцев» на устройстве, поспособствовавшем их гибели.

Мы собирались отступить и закончить сеанс, когда на поверхность устремился четвертый, холодный, глубокий и плотный след. Вначале это просто заинтересовало меня, но затем ошеломило то, как страстно он набирает силу и скорость. Мой разум наполнило ощущение невыносимого голода.

Голод, жажда, нужда, страстное томление…

Все это с воплями и тоской поднималось из глубин ларца. Сквозь все остальные энергетические следы прорывалось темное нечто. Я ощущал его злобу и стремление удовлетворить свои потребности.

Ловинк оборвал связь и, задыхаясь, свалился в свое кресло. Его кожа покрылась пунктирами кровавых стигматов — последствие одного из астропатических сеансов предсказания, проведенного давным-давно.

Я чувствовал себя не лучше. Мой разум словно замерз… стал холоднее даже, чем объятия Бездействия. Потребовалось немало времени, чтобы мысли потекли свободнее, медленно оттаивая, словно вода в промерзшем водостоке.

Я поднялся и налил себе бокал амасека. И как-то слишком машинально налил еще один и для Ловинка. Наши ощущения после аутосеанса никогда не были радужными, но на этот раз все оказалось еще хуже, чем обычно.

— Там было что-то опасное, — прохрипел наконец Ловинк. — Ужасная опасность. Внутри ларца.

— Я почувствовал.

— Впрочем, господин, весь сеанс шел не так, как надо. Словно его ослаблял или искажал… какой-то фактор…

Я ждал, когда он это скажет.

— Могу объяснить, — вздохнул я. — Девушка, которую мы приняли на борт, из неприкасаемых.

— Держите ее от меня подальше, — задрожал Ловинк.

Я передал слово «дайзумнор» Эмосу на тот случай, если это поможет ему в работе над информационным планшетом, и намеревался отдохнуть в своей каюте. Ловинк забился в свое крохотное обиталище под рубкой управления. И было сомнительно, что от астропата будет много проку в ближайшее время.

Я снова сложил все улики в коробку и запер ее в несгораемый шкаф. Все, кроме ларца, который оказался слишком большим для такой процедуры. Мы хранили его под брезентом в запирающемся кормовом отсеке. Подняв ларец, чтобы отнести обратно, я почувствовал отголосок ауры, словно мы пробудили что-то в ларце, какой-то инстинкт…

Впрочем, я решил, что это могло быть всего-навсего игрой переутомленного воображения. Но перчатки все-таки надел.

На обратном пути ко мне присоединился Бетанкор. Он осмотрел вещи Виббен, но не нашел ни завещания, ни инструкций. Нам потребовалось воспользоваться ее каютой, чтобы разместить Фишига, поэтому мы упаковали ее имущество и одежду в ящики под диваном в кают-компании и вместе перенесли спеленатое тело на кушетку в медицинский отсек. Я запер за нами дверь.

— Что ты собираешься делать с ней? — спросил Бетанкор. — У нас сейчас нет времени на похороны.

— Когда-то Лорес сказала мне, что хочет посмотреть, что представляют собой звезды. Там она и упокоится.

Затем я лег спать, лихорадочно ворочаясь в постели, несмотря на усталость. А когда сон наконец пришел, он был холоден и неприветлив. Электрические всполохи сотрясали мчащиеся по незнакомым небесам губительно черные облака, подсвеченные неким скрытым ими источником света. Темные деревья и еще более темные, высокие стены окружали границы моего сна. Я чувствовал голод и жажду, исходящие от ларца, скрытого в каком-то месте, которое никак не удавалось найти моим глазам.

Стаи омерзительных птиц кружили в высоте, словно вытягивая из мира все краски, окрашивая весь сон в серые тона. Весь, если не считать красного пятна, сверкавшего впереди на выцветшей почве.

Пятно удалялось с каждым моим шагом. Я побежал. Но оно продолжало действовать в рамках логики сна и стало отодвигаться быстрее.

Наконец, задыхаясь, я прекратил бег. Красное пятно исчезло. Снова возникло ощущение голода, но в этот раз оно было внутри меня, грызло мой живот, наполняло мою глотку жаждой. Катящиеся в небесах облака внезапно прекратили свой бег и неподвижно замерли. Даже вспышки молний застыли, оставшись просто изломанными, фосфоресцирующими линиями.

Кто-то обратился ко мне по имени. Я решил, что это Виббен, но, повернувшись, не увидел ничего, кроме легкого облачка уплывающего дыма.

И проснулся. Судя по хронометру, я проспал несколько часов. Горло горело, а рот пересох. Я осушил два стакана воды и вернулся обратно в постель.

Голова раскалывалась, но избавиться от лишних мыслей никак не удавалось. Сон больше не вернулся.

Вокс загудел приблизительно четыре часа спустя. Меня вызывал Бетанкор.

— «Иссин» только что вышел на орбиту, — сказал он. — Можем отправляться, как только пожелаешь.

«Иссин» косо навис над перевернутой чашей Спеси, вырисовываясь на фоне звезд.

Мы оставили Купол Солнца посреди снежной бури. Корпус катера нервно дрожал, пока Бетанкор вырывал нас из когтей свирепых ледяных ветров, поднимая над бушующим океаном морозного тумана.

А затем океан устремился вниз, и мы уже могли видеть в нем течения и завихрения — огромные центрифуги титанической мощи.

— Там, — сказал Бетанкор, кивая в сторону передних люков. Даже за девяносто километров, еще не выйдя за пределы аэропаузы, он сумел установить визуальный контакт.

Я смог увидеть «Иссин» только спустя некоторое время. Жемчужную кромку планеты слегка искажал кусочек темноты.

Через минуту его очертания уже приобрели объем. А еще минутой позже стало возможным различить бегущие огоньки, освещавшие поверхность судна.

Еще минута — и «Иссин» полностью заслонил обзор. Очертания корабля напоминали какую-то огромную башню, которую вырвали из земли и бросили спокойно дрейфовать в пустоте.

— Красота, — пробормотал Бетанкор, знающий толк в кораблях.

Инкрустированные кибернетикой руки моего пилота замелькали над панелью управления, и мы взяли курс на сближение. Боевой катер и массивное торговое судно принялись автоматически обмениваться трескотней телеметрии. По экранам панели управления полетом побежали колонки данных.

— Грузовой клипер, классическая модель «Изольда», произведен на верфях Ур-Хейвена или Танкреда. Величественный… — Бормотание Эмоса стало совсем неразборчивым, и он принялся заносить праздные наблюдения в подвешенный на запястье планшет.

По моим оценкам, «Иссин» имел три километра в длину и все семьсот метров в самой широкой своей части. Нос корабля являл собой длинный гладкий конус, похожий на шпиль собора, украшенный переплетающимися готическими завитками и утыканный бронзовыми шипами. За острым носом следовал скованный ребрами из темной стали угловатый корпус в окружении контрфорсов. Ряды зубчатых башен выпирали в верхней части корабля. Словно клыки, вперед были выставлены растущие из корпуса стометровые антенны, а более короткие антенны выступали с боков и днища, помигивая сигнальными огнями. Кормовая часть огромного грузового судна расширялась в четыре сопла, почерневших от жара, каждое из которых было достаточно большим, чтобы поглотить за один раз дюжину боевых катеров.

Бетанкор развернул нас и повел вдоль кормовой направляющей. Когда катер начал заходить на посадку, от «Иссина» отделилась и приблизилась к нам светящаяся точка, сверкая очень яркими красными и зелеными лампами: беспилотный посадочный модуль заводил нас внутрь.

Бетанкор осторожно пристроился за ним и заложил крен на левый борт, как инструктировали огоньки на посадочном модуле. Мы аккуратно скользнули между двумя из многочисленных мачт, пролетели под опоясанным ребрами брюхом и наконец замерли под квадратным зевом шлюза, обведенным по краю желтыми и черными полосами. Этот шлюз являл собой лишь один из шести, расположенных в днище корабля, но только он был открыт. Нас омыло ярким оранжевым светом, исходившим из него.

Обменявшись несколькими короткими фразами с Уклидом в моторном отсеке, Бетанкор ввел боевой катер в раскрытый люк. А я смотрел, как в опасной близости проходят ободранные в некоторых местах до голого металла края люка, толщина которых была не менее двух метров.

Затем катер несколько раз вздрогнул, снаружи донеслась серия механических ударов по его корпусу. Рубка управления купалась в лучах оранжевого света. Я всматривался в это свечение, но находил только темные силуэты стоек и погрузочных кранов.

Катер снова вздрогнул. Бетанкор рывком опустил рядок переключателей, после чего источники электропитания и корабельные системы с воем умолкли. Он отстранился от панели управления и начал натягивать перчатки.

— И нечего так волноваться, — с ехидной усмешкой произнес он.

* * *

По правде говоря, меня сильно беспокоят события, которыми я не способен управлять. Несмотря на имеющиеся навыки управления техникой для перемещения в атмосфере, я не пилот и уж точно не иду ни в какое сравнение с главианским виртуозом Мидасом Бетанкором. Именно поэтому я и нанял его, и именно поэтому он старается сделать так, чтобы все выглядело просто. Но иногда мое лицо выдает тревогу, испытываемую в ситуации, на которую я не имею рычагов влияния.

Кроме того, я был порядком измотан. И при этом понимал, что сон все равно не придет, как бы я ни старался. Впрочем, еще оставались дела, которыми необходимо было заняться.

Эмос, Биквин и Ловинк остались до поры в катере. Как только шлюзовая камера «Иссина» закрылась и помещение заполнилось воздухом, я открыл люк катера и вышел вместе с Фишигом и Бетанкором.

Трюм, в котором мы сели, был сводчатым и казался необъятным. Я напомнил себе, что это только один из шести, расположенных в днище судна. Поверхность стен и настила имела масляно-черный цвет. По потолку бежали множество натриевых светильников, заполнявших помещение оранжевым сиянием. Пространство над нами занимали кран-балки и монозадачные подъемники, но все они были выключены и безжизненны. Пол покрывали остатки упаковочных материалов. Боевой катер оказался подвешен над закрытым шлюзовым люком в грязной сети стыковочных поршней и гидравлических зажимов.

Мы пошли по трюму, чеканя шаг по металлическому покрытию палубы. Здесь было холодно, ведь помещение совсем недавно было заполнено холодом открытого космоса.

Бетанкор, как обычно, надел костюм главианского пилота и чрезмерно пеструю безрукавку. Он пребывал в приподнятом настроении и немелодично насвистывал. Фишиг сохранял безразличное спокойствие и весь лучился властностью в своей коричневой судейской униформе. На куртку он прицепил должностной значок с изображением солнечного диска.

Я оделся в скромный костюм из темно-серой шерсти, черные ботинки, перчатки и длинный темно-голубой кожаный плащ с высоким воротником. И еще вложил в кобуру под левой подмышкой стабберный пистолет, прихваченный мною из оружейного шкафчика. Инсигния лежала во внутреннем кармане. В отличие от Фишига, я не испытывал потребности выставлять напоказ знаки своих полномочий.

Люк на сервоприводах откатился перед нами, и нам навстречу вышла высокая фигура.

— Добро пожаловать на борт «Иссина», инквизитор, — сказал Тобиус Максилла.

 

Глава седьмая

ПРОЩАНИЕ

РАССЛЕДОВАНИЕ

Максилла был свободным торговцем, водившим «Иссин» маршрутом от Трациан Примарис до Великого Предела в течение пятидесяти лет. Он рассказал мне, что в начале карьеры занимался крупными поставками продуктов потребления, но, когда крупные объединенные гильдии начали доминировать на оптовом рынке, начал специализироваться на предметах роскоши и всяческой экзотике.

— «Иссин» — скоростное торговое судно. Я получаю больше денег, если загружаю предметы роскоши, даже если не набираю полный трюм.

— Ты постоянно ходишь этим маршрутом?

— Несколько последних десятилетий. Но все зависит от сезона. Летаю к Саметеру, Гесперусу, Трациан Примарис, Спеси, Гудрун, иногда еще и к Мессине. Когда на Спеси кончится Бездействие, будет много работы.

Мы сидели в роскошных апартаментах для проведения переговоров, потягивая великолепный амасек из больших хрустальных бокалов. Максилла не переставая хвастался, но это было нормально. Он имел право гордиться и кораблем, и репутацией.

— Значит, ты хорошо знаешь этот маршрут? — вставил Фишиг.

Максилла улыбнулся. Он был жилистым мужчиной неопределенного возраста, одетым в длиннополый плащ из красного бархата, с широкими манжетами, застегивающимися на кнопки. На шее — экстравагантный платок из черного кружева. В улыбке он обнажал зубы, инкрустированные перламутром. Показная роскошь обычна среди владельцев кораблей и составляет часть их хвастовства. «Забудь про родословную и благородную кровь, — однажды сказал мне один из них, — только в обладании звездными судами рождается новая знать Империи». Свободные торговцы являли собой настоящую имперскую аристократию.

По крайней мере, так думал и Максилла. Он посыпал лицо белой пудрой и носил сапфировую мушку на щеке. Его потрясающий двурогий парик был соткан из серебряных нитей. А по стенкам пузатого бокала звякали тяжелые драгоценные перстни-печатки, унизавшие пальцы судовладельца.

— Да, исполнитель, я хорошо с ним знаком.

— Фишиг, не думаю, что у нас уже появился повод допрашивать мастера Максиллу, — заметил я.

Бетанкор фыркнул, а Максилла усмехнулся. Фишиг с негодованием уставился в свой амасек.

В комнату вкатился сервитор, напоминающий носовую фигуру на древних морских кораблях. Полногрудая девица с позолоченными змеями в волосах прожужжала по дорогому селгионскому ковру и предложила нам поднос с деликатесными закусками. Я взял одну штуку из вежливости. Это оказалась полоска великолепно приготовленного кетелфиша, который был слегка обжарен и завернут в практически прозрачный листик теста. Бетанкор сгреб в ладонь целую пригоршню.

— Ты с Главии? — спросил его Максилла.

И они мгновенно перешли к обсуждению знаменитых главианских длинноносых яхт. Я потерял интерес к разговору и оглядел помещение. Среди прочих ценностей обнаружился ряд бесценных портретов саметерской школы, мраморные бюсты правителей планет, световые скульптуры Джокаэро, старинное оружие и установленные на платформы церемониальные доспехи с зерцалами с Витрии. «Эмос оценил бы это», — подумал я. Поездка должна была занять не менее недели. Мне захотелось предоставить моему научному помощнику такую возможность.

— Ты знаком с Гудрун? — спросил меня Максилла.

— Это будет моим первым визитом, — покачал я головой. — В этом субсекторе я всего около года.

— Прекрасное место, хотя, возможно, покажется тебе немного шумным. Сейчас там проходит фестиваль, посвященный основанию нового полка гвардии, и продлится он месяц. Если у вас будет время, рекомендую посетить Имперскую Академию изящных искусств и музеи гильдий в Дорсае.

— Я могу оказаться слишком занят.

— Я всегда нахожу время для познавательных экскурсий, инквизитор, — пожал он плечами. — Но понимаю, что твоя работа скорее всего куда более напряженная, чем моя.

Я пытался выяснить его мотивы, но пока ничего не добился. Он согласился помочь нам с перелетом за весьма скромную плату, хотя мог потребовать значительно больше. Я уже заплатил ему имперскими облигациями. Большинство судовладельцев предпочитают не отклонять запрос, исходящий от инквизитора, даже если очень спешат. Максилла не хотел ссориться с Инквизицией? Или просто был благородным человеком?

Или ему было что скрывать?

Я заинтересовался. Хотя, если по правде, меня это не слишком беспокоило. Возможно, он полагал, что в будущем сможет рассчитывать на какое-нибудь покровительство.

И если так, то он ошибался.

«Иссин» покинул Спесь тем же днем, легко перешел в Имматериум и полным ходом двинулся к Гудрун. Максилла выделил нам комнаты на борту своего судна, но мы проводили большую часть времени на катере, погрузившись в работу. Бетанкор и сервиторы взялись за ремонт. Ловинк спал. Я вместе с Фишигом и Эмосом проделал кучу бумажной работы, касавшейся расследования, и обкатывал так и этак различные версии. Я все еще не рассказывал Фишигу то немногое, что знал о Понтиусе, но вряд ли пройдет слишком много времени, прежде чем он сам проведет все взаимосвязи.

Биквин держалась обособленно. Она позаимствовала комплект рабочей одежды из хозяйственного шкафчика, и я несколько раз видел ее читающей книги, взятые из моей личной библиотеки. Главным образом лирика и кое-какие работы по истории и философии. Я не возражал. Лишь бы не путалась у меня под ногами.

На третий день пути я снова встретился с Максиллой, и мы вместе отправились на верхнюю прогулочную палубу. Ему, казалось, нравилось рассказывать о происхождении выставленных там картин в позолоченных рамах и связанные с ними истории.

Иногда по пути попадался занятый чем-нибудь сервитор, но ни единого живого члена экипажа мне не встретилось.

— Твой друг… Фишиг… не слишком учтив, — протянул Максилла.

— Он мне не друг. И действительно не учтив. Пытался допрашивать?

— Мы с ним вчера недолго… побеседовали на главной палубе. Он спросил меня, не знавал ли я человека по имени Эйклон. И даже показал мне фотографию.

— И что ты ответил?

— Ну и кто теперь допрашивает? — сверкнул он перламутровыми зубами.

— Прости мою опрометчивость.

— О, ничего страшного! — махнул он кружевным рукавом. — Спрашивай на здоровье! Спокойно озвучь все свои вопросы, чтобы между нами не было недопонимания!

— Ну что же… Так что ты ему ответил?

— То, что не знаю этого человека.

— Спасибо за искренность, — кивнул я.

— Но я солгал.

Я резко развернулся и в упор уставился на Максиллу. Тот по-прежнему улыбался. Внезапно у меня возникло ужасное ощущение, что все мы попались в западню, и я проклял себя за то, что оставил в катере личное оружие.

— Не волнуйся. Я солгал ему потому, что он высокомерный невежа. Но тебе открою правду. У меня никогда не возникало желания вставать на пути Имперской Инквизиции.

— Мудрая философия.

Максилла шлепнулся на обтянутую атласом кушетку и расправил полы плаща.

— Последний раз я был на Трациан Примарис два месяца назад. Вел переговоры о поставках, проводил кое-какие встречи. Все как обычно. И вот тогда-то и появился Эйклон. Конечно, он представился иначе. Но будь я проклят, никак не могу припомнить, как именно. Но это был он. С ним заявились и другие… мрачный, бандитского вида сброд. Один назвался Кротсом, торговым послом. Пытался убедить меня, что тот человек, которого вы ищете, уполномоченный Гильдии Синезиас. Но это явная чушь, хоть у Кротса даже имелись подтверждающие документы.

— Чего он хотел?

— Нанять меня на пробег порожняком до Гудрун. Там надо было взять груз и доставить его на Спесь.

— Что за груз?

— Так далеко дело не зашло. Я отказался. Предложенные условия оказались нецелесообразными. Он предлагал приличную плату, но доходы от моей обычной деятельности меня вполне устраивают.

— Имя контактного лица на Гудрун тебе тоже неизвестно?

— Мой дорогой инквизитор, я ведь простой торговец, а не детектив.

— А может быть, ты знаешь, кто в результате принял фрахт?

— Я знаю, кто не принял. — Он подался вперед. — Иногда случается поболтать с хозяевами других кораблей. Похоже, довольно многие отклонили эту работу, и большинство поступило так по одной простой причине.

— И какой же?

— Пахло неприятностями.

На пятый день мои сны начали приходить в норму. И даже слишком, поскольку Эйклон снова пробрался в мои грезы. Он являлся мне, насмехаясь и угрожая. Из его слов не запомнилось практически ничего, а по пробуждении оставалась только оскомина от его ухмыляющейся физиономии.

И хотя во снах это точно был Эйклон, думаю, что не его улыбку я запоминал.

«Иссин» вошел в реальное пространство, подходя к системе Гудрун утром восьмого дня, опережая сроки. Максилла говорил, что его судно при нормальных условиях очень быстрое, и это оказалось не пустым бахвальством.

Я попросил его совершить выход из Имматериума за пределами системы, в разумном удалении от шумных торговых маршрутов, которые использовали большинство прибывающих на Гудрун кораблей. Тобиус согласился без вопросов. Это была короткая задержка.

— Кем она была? — спросила меня Биквин, когда мы стояли в обзорной рубке и смотрели, как закутанное в саван тело Виббен уплывает от «Иссина», вращаясь вокруг своей оси.

— Другом. Товарищем, — ответил я.

— Она хотела уйти подобным образом? — спросила девушка.

— Не думаю, что она вообще хотела уходить, — произнес я.

Эмос и Бетанкор напряженно вглядывались в широкий иллюминатор. Выражение на лице Эмоса прочесть было невозможно. А мрачное лицо Бетанкора мучительно скривилось.

Ни Ловинк, ни Фишиг к нам не присоединились. Но, обернувшись, я увидел Максиллу, почтительно застывшего в дальней части обзорной рубки. На нем были надеты длинный траурный плащ из черного и короткий парик с черными лентами. Увидев, что я смотрю на него, он приблизился.

— Надеюсь, что не вторгаюсь не в свои дела. Мое почтение вашему погибшему товарищу.

Я благодарно кивнул. Он не обязан был утруждать себя, но, казалось, это правильно, что хозяин корабля присутствует на космических похоронах.

— Я не знаю точно, как правильно проводить подобные церемонии, Максилла, — сказал я, — но думаю, что именно этого она бы попросила. Я прочитал «Имперское кредо» и «Обращение к мертвым».

— Тогда ты справил по ней отличную службу. Если позволите… — Он махнул рукой, приказывая выйти вперед одному из своих золоченых фигурных сервиторов, который держал поднос с бокалами и графином.

— По традиции за отбывшего необходимо поднять тост.

Все взяли бокалы.

— За Лорес Виббен, — произнес я.

Потом последовала минута молчания, и мы медленно разошлись. Я сказал Максилле, что мы можем приближаться к Гудрун, и он ответил, что на вход в систему потребуется около двух часов.

На пути к катеру я обнаружил, что иду вместе с Биквин. Хотя на ней и был надет позаимствованный старый рабочий комбинезон, но он непонятным образом только подчеркивал ее красоту.

— Мы почти на месте, — сказала она.

— Верно.

— Что входит в мои обязанности?

Следовало бы раньше объяснить ей, кто она есть и почему я завербовал ее. В пути хватало свободного времени, но, думаю, я просто откладывал этот разговор до последнего. Я нашел время показать Эмосу коллекции Максиллы и даже поиграть в регицид с Бетанкором. К сожалению, мне никак не удавалось избавиться от отвращения к ней.

Я велел ей идти за мной на прогулочную палубу и по пути начал объяснять.

Не знаю, какой реакции я от нее ожидал. Когда же до нее дошло и девушка разрыдалась, мне с трудом удавалось сдерживать раздражение. Я понимал, что раздражение вызвано только ее природой, и пытался выразить ей заслуженное сочувствие.

Она плакала, сидя на стуле с пестрой шелковой обивкой под одной из огромных картин со сценой охоты, где знать преследовала добычу верхом на породистых урсадонах. Время от времени девушка выплевывала проклятие, но большую часть времени просто скулила от жалости к себе.

Ее расстроила не предложенная мною работа. Просто она обрела фундаментальное знание, что она… неправильная. Горькая жизнь без друзей и любви и тяжелые удары судьбы внезапно получили объяснение, и это объяснение заключалось в ее собственной природе. Полагаю, что прежде в своих бедах она обвиняла всю галактику, а теперь я выбил у нее из-под ног эту опору.

Я выругал себя за то, что заранее не подумал о последствиях. Я отнял у нее чувство собственного достоинства и ту крошку надежды, которую ей удавалось сохранять. Показал ей, что все ее усилия найти комфорт, любовь и уважение в жизни пусты, тщетны и самоубийственны. Я попытался заговорить о работе, которую она могла бы сделать для меня. Но она не слишком заинтересовалась. В конце концов я подтянул еще один стул и сидел рядом с Биквин, пока она пыталась усвоить болезненную правду.

И все еще сидел там, когда поступил вызов по воксу. Это был Максилла.

— Инквизитор, не мог бы ты присоединиться ко мне на мостике? Мне может потребоваться помощь.

Мостик «Иссина» являл собой широкое куполообразное помещение, полы и колонны в котором были выполнены из черно-красного мрамора. Возле закрепленных в полу стоек с консолями стояли сервиторы, сложные и безупречные, словно статуи, их ловкие руки оперировали системами управления, встроенными в полированные панели из красного дерева. Воздух в помещении оказался прохладным и спокойным, и тишину нарушали только тихий гул и потрескивание работающих машин.

Максилла, все еще в траурном облачении, восседал на огромном кожаном троне, оглядывая комнату с мраморного возвышения. Из спинки трона вырастали длинные сочленения, удерживающие мониторы и консоли. Но все внимание Тобиуса было приковано к широкому обзорному иллюминатору, занимавшему большую часть передней переборки мостика.

У каждого сервитора лицо представляло собой золотую человеческую маску античного совершенства.

— Инквизитор, — сказал Максилла, поднимаясь.

— Весь твой экипаж состоит из сервиторов, — отметил я.

— Да, — несколько встревожено ответил он. — Они надежнее, чем чистая плоть.

Я не стал комментировать. Отношения Максиллы с «Иссином» казались мне похожими на отношения Адептус Механикус с машинами. Постоянное взаимодействие с такими древними инструментами убедило их в естественности подчиненного положения людей.

Я проследил за его взглядом и посмотрел в главный иллюминатор. Перед нами лежала сверкающая сфера Гудрун: сливочные водовороты облаков, запятнанные лимонно-зелеными тенями обширных лесов. Приятное местечко с умеренным, регулируемым климатом. Пространство между нами и планетой густо усеивали россыпи черных теней. Стоящие на рейде суда, понял я. Огромные дредноуты, вставшие на высокий якорь, караваны торговых судов, конвои грузовых барж, тянущихся за ними на прицепе. Редко можно увидеть столь оживленную деятельность на орбите.

— Какие-то проблемы? — спросил я.

Максилла смотрел в окно мимо меня, и в его глазах светилось некоторое беспокойство.

— Я произвел положенные маневры и лег на курс, по которому должны приближаться торговые корабли. Контроль Гудрун направил меня на высокий якорь. Все необходимые документы у меня в порядке, и все пошлины уплачены. Но меня только что проинформировали, что мы должны пустить на борт инспекцию.

— Это необычно?

— За последние десять лет это будет впервые.

— Объяснение?

— Говорят, что по соображениям безопасности. Я уже рассказывал тебе, что там полным ходом идет фестиваль, посвященный основанию нового полка. Сейчас на орбите размещена значительная часть подразделений Военного флота Скаруса. Думаю, что военные сейчас стараются быть максимально осторожными.

— Ты упоминал про мою помощь.

— Инспекция уже вылетела. Мне кажется, что некоторые вопросы можно уладить быстрее, если кроме хозяина корабля они увидят имперского инквизитора.

— Максилла, я не могу влиять на их работу.

Он невесело рассмеялся и посмотрел мне в глаза:

— Конечно можешь! Но я не об этом прошу. В присутствии инквизитора они будут относиться к «Иссину» с большим уважением. Мне не хотелось бы, чтобы они бездумно перевернули здесь все вверх дном.

Я на мгновение задумался. В его просьбе содержался намек на то покровительство, которого, как я ожидал, он может попросить. И еще дело пованивало правонарушением.

— Я соглашусь присутствовать только ради порядка, если можешь уверить меня, что тебе нечего скрывать.

— Инквизитор Эйзенхорн, я…

— Оставь этот негодующий тон, Максилла. Я прошу только, чтобы ты гарантировал мне это. Если в моем присутствии будет вскрыт какой-нибудь грязный секрет или обнаружен запрещенный груз, у тебя возникнет куда больше проблем, чем просто с Имперским космическим флотом.

На его лице проступило сильное разочарование. Или он был превосходным актером, или я действительно задел его чувства.

— Мне нечего скрывать, — прошипел он. — Мне казалось, что мы стали… ну, если и не друзьями, то добрыми знакомыми хотя бы на этот рейс. Я оказал вам гостеприимство и предоставил конфиденциальную информацию. Мне больно, что ты по-прежнему в чем-то меня подозреваешь.

— Подозрения — это моя работа, Максилла. Если я чем-то обидел тебя, приношу свои извинения.

— Мне нечего скрывать, — пробормотал себе под нос Максилла и пошел к дверям шлюза встречать инспекторов.

Вдоль огромного «Иссина» пролетел матово-серый патрульный катер Военного флота и пристыковался к воздушному шлюзу. Встречать его вышли мы с Максиллой, Фишиг и два основных корабельных сервитора — какие-то мифологические создания из золота и серебра.

Я вызвал Фишига, решив, что если уж давить авторитетом, то судебный исполнитель тоже не помешает. А Бетанкору и всем остальным велел не показывать носа из катера.

Завращались запирающие колеса, и створки шлюза раскрылись, выдыхая струи пара. Из тумана вышла дюжина рослых фигур. Все были одеты в серо-черные доспехи службы безопасности Военно-космического флота с символикой Сектора Скаруса на груди и золотыми шнурками эполет. Их лица скрывали опущенные щитки рифленых керамитовых шлемов и дыхательные маски. Вооружены они были компактными, короткоствольными автоматами.

Их лидер вышел вперед, и все остальные сгруппировались у него за спиной. Выглядели они не слишком опрятными, даже грязными. Этим солдатам явно недоставало дисциплины даже для печально известной службы безопасности. То, что люди устали, сквозило в их движениях. Им тоже хотелось побыстрее покончить с формальностями.

— Тобиус Максилла? — пролаял лидер искаженным и приглушенным маской голосом.

— Я Максилла, — ответил хозяин судна, делая шаг вперед.

— Вы должны были получить уведомление о необходимости проведения инспекции на борту вашего судна. Предоставьте мне списки экипажа и накладные на груз. Мы ожидаем вашего полного содействия.

По кивку Максиллы один из сервиторов бесшумно покатился вперед, передавая главе инспекции информационный планшет с запрошенной документацией.

Командир отряда даже не посмотрел в него:

— Есть ли вам в чем признаться до того, как начнется проверка? Если вы сами признаетесь в том, что перевозите контрабанду, это облегчит вашу участь.

До сих пор я просто наблюдал за происходящим. Двенадцати человек едва ли достаточно, чтобы произвести обыск такого огромного судна, как «Иссин». Где же их сервиторы, сканеры, фомки, мультиключи и тепловые детекторы?

По моему облику невозможно было установить, кто я такой, но почему они не отреагировали на присутствие исполнителя Адептус Арбитрес?

Вокс был настроен на волну катера. Я не стал говорить, но три раза щелкнул по нему. Невербальная часть глоссии. Бетанкор должен был понять.

— Вы не представились, — произнес я.

Командир отряда безопасности обернулся ко мне.

В его опущенном на лицо щитке я видел только свое отражение.

— Что?

— Вы не представились и не предъявили инспекционного ордера. Чего в обязательном порядке требует протокол такого рода мероприятий.

— Мы сотрудники сил безопасности Военно-космического флота… — сердито начал он, делая шаг в мою сторону. Его люди переминались с ноги на ногу.

— Вы можете быть кем угодно. — Я извлек свою инсигнию. — Я Грегор Эйзенхорн, имперский инквизитор. Либо все будет проводиться по правилам, либо не будет проводиться вовсе.

— Ты Эйзенхорн? — произнес он.

В его голосе напрочь отсутствовало удивление. А мне больше не требовалось доказательств.

Вся моя команда была поднята по тревоге, едва их оружие начало подниматься.

 

Глава восьмая

ДЮЖИНА УБИЙЦ

ПРОКУРАТОР

ТОРГОВЦЫ ЗЕРНОМ С ГЕСПЕРУСА

Максилла изумленно вскрикнул. Командир отряда и двое его людей открыли огонь. Их компактное автоматическое оружие было предназначено для ведения боевых действий на борту космических кораблей и в условиях невесомости: слабоинерционное оружие с малым ходом затвора, стрелявшее тупоносыми снарядами, не способными пробить обшивку корабля.

Но ударной мощи было более чем достаточно, чтобы изрешетить человека. Я бросился в сторону прежде, чем первые выстрелы стали рикошетить от палубы и оставлять уродливые рубцы на стенах. В считанные секунды воцарился сущий хаос. «Инспектора» начали вести по нам огонь на поражение. Они стреляли очередями, и воздух заполнился дымом, а шлюзовой отсек задрожал от вспышек и треска стрельбы.

Один из сервиторов Максиллы попытался двинуться на нападавших, но оказался обезглавлен, а после и вовсе был расчленен на запчасти. Другой попытался закрыть собой Максиллу, но снаряды перебили ему гусеницы и пробили корпус.

Два выстрела продырявили полы моего плаща, но сам я успел скрыться за дверью. Где и выхватил из кобуры стаббер.

Фишиг тоже извлек свое оружие и, отстреливаясь, пятился к двери. Плотным огнем ему удалось сбить одного из солдат, который отлетел в сторону в брызгах крови. Но потом самого Фишига срубило прямое попадание в живот. Сложившись пополам, он свалился в угол и затих.

Максилла взревел и поднял правую руку. С одного из декоративных колец сорвался луч ослепительного света и, поразив ближайшего противника в грудь, разодрал тому доспех и спалил человека до костей. Когда дымящиеся останки рухнули на пол, другой «инспектор» выпустил в судовладельца очередь, швырнув его в стеклянные двери помещения со спасательными костюмами.

Остальные устремились в мою сторону. Я прицелился и выстрелил, пробив щиток шлема первого из приближающихся солдат. Он опрокинулся навзничь.

Мой стабберный пистолет был разработан для скрытого ношения и рассчитан только на четыре патрона. Еще одна запасная обойма лежала в кармане плаща. У меня оставалось семь выстрелов и девять противников.

Стаббер обладал хорошей останавливающей мощностью. В обойме помещалось только четыре заряда по той причине, что каждый патрон имел весьма крупный калибр и был размером с мой большой палец. Короткий широкий ствол моего стаббера выплюнул еще один снаряд, и еще один солдат отлетел в сторону.

Я отступил в коридор, прижимаясь к стене. Путь, ведущий к воздушному шлюзу, представлял собой широкий, опутанный проводами проход, освещаемый только через иллюминаторы в палубе. Мимо меня просвистело несколько срикошетивших осколков. Я снова выстрелил, но в этот раз промахнулся. Ответная очередь разнесла распределительный щит, и стену осыпало фонтаном искр. Откатившись в тень, я нащупал замок люка у себя за спиной, распахнул его и бросился внутрь, когда по стенам застучал град из снарядов и осколков.

За люком обнаружился узкий инженерный туннель, ведущий к главным стыковочным механизмам воздушного шлюза. Полом в нем служила металлическая решетка, а близко расположенные стены покрывало переплетение кабелей и гидравлических шлангов. В конце коридора по смотровой шахте и вверх и вниз уходила примитивная металлическая лестница.

Впрочем, на то, чтобы карабкаться по ней, времени не оставалось. Первый солдат уже просунулся в люк и поднял оружие. После того как выпущенный мною залп поразил его в грудь, я спрыгнул с решетки прямо в шахту.

Пролетев пять метров, я рухнул на пол. Помещение освещал только вспомогательный красный свет. А визоры шлемов противников были оснащены дополнительной оптикой.

Оказавшись в чреве стыковочного механизма, я пополз между огромными, хорошо смазанными поршнями и гидравлическими молотами размером со взрослые голубые ели. Среди цепей и тросов клубился пар и разлетались брызги масла. Вибрация, исходящая от мощных компрессоров и регуляторов атмосферы, заставляла дрожать воздух.

На рукояти стаббера горели все четыре предупредительных огонька. Найдя укрытие, я извлек израсходованную обойму и вогнал на место новую. Вместо красных загорелись четыре зеленых огонька.

Со стороны лестницы донесся шум. Вниз спускались двое «инспекторов», четко вырисовывавшихся в свете ламп.

Как оказалось, их визоры были оборудованы и тепловыми детекторами. Это стало очевидно, когда они открыли огонь в моем направлении. Я укрылся за поршнем, но одна пуля отрикошетила от металла и ранила меня в плечо, швырнув на пол. При ударе лицом о решетку на моей щеке снова открылась рана, когда слетели скобки, стягивавшие ее края.

Вокруг меня опять застучали пули. Очередной рикошет пробил носок моего ботинка, а еще один угодил в руку.

В результате последнего ранения я выронил стаббер. Он зазвенел по полу, помигивая зелеными огоньками.

В мою сторону теперь продвигались по меньшей мере трое противников, пробиравшихся по узким проходам мимо машин. Я на карачках уползал за горизонтально расположенный зажимный поршень, а вокруг меня свистела смерть.

Я подумал о том, чтобы применить Волю, но никак не удавалось найти подходящее место, чтобы попытаться задействовать хоть какой-нибудь соответствующий случаю трюк.

С другой стороны зажимного поршня обнаружились выходы стыковочных колодок и огромные амортизаторы, смягчавшие столкновение при стыковке. От панели управления, вмонтированной в стену между амортизаторами, исходило зеленоватое свечение. Панель окружал пластиковый козырек, похожий на те, что бывают у уличных пунктов связи. Я попытался постучать по нескольким иконкам управления, но высветилось небольшое овальное окошко, сообщающее, что терминал отключен. Это производилось автоматически, исходя из соображений безопасности, когда другой корабль — в данном случае катер службы безопасности Военно-космического флота — пристыковывался к воздушному шлюзу палубой выше.

За стоявшим вокруг шумом я услышал, как первый из противников уже пробирается через зажимной поршень и движется по моим следам к амортизаторам.

Я извлек инквизиторскую инсигнию. Это знак моих полномочий, но не только. Нажатие большим пальцем произвело на свет небольшой мультиключ, который я вставил в разъем терминала. Экран заморгал, когда ключ заработал. Моя инсигния гарантировала имперский допуск пурпурного уровня. Я молился только об одном — чтобы Максилла не перекодировал весь корабль под себя.

Экран вспыхнул снова. Я отправил приказ открыть шлюзовую камеру.

«Док находится в рабочем состоянии», — высветились яркие зеленые буквы.

Я еще раз подтвердил приказ.

Стыковочный зажим с грохотом отделился. Взревели амортизаторы, изо всех щелей начал вырываться пар. Завыла сирена.

И раздался мучительный крик, когда преследовавшего меня солдата протащило и сокрушило десятью тоннами растягивающегося рукава поршня.

Откуда-то сверху донеслись удары и скрежет рвущегося металла, едва слышимые на фоне шума в отсеке стыковочного механизма.

Когда шипение и свист массивных поршней стихли, а выбросы пара почти прекратились, я отошел от терминала. Двоих солдат сокрушило тяжестью поршней, а третий сварился в собственном доспехе под струей горячего пара.

Я поднял оброненный им автомат и вернулся по собственным следам. По моим расчетам, оставалось еще четыре противника. Я прошел обратно по инженерному туннелю и выбрался в проход, ведущий к воздушному шлюзу.

В коридоре по-прежнему был слышен приглушенный рев тревоги, а вдоль стен горели аварийные огоньки. Внезапно слева от меня выросла фигура. Я прокрутился вокруг своей оси. Это оказался Бетанкор. Он посмотрел прямо на меня и поднял один из своих элегантных иглометов. А затем дважды выстрелил.

По моим барабанным перепонкам ударил низкий гул, и в другом конце коридора из укрытия выпал солдат службы безопасности. Еще один выстрел, и противник замер без движения.

— Прибыл, как только получил сигнал, — сказал Бетанкор.

— Сколько у тебя на счету?

— Пока что четверо.

— Тогда мы скорее всего закончили. Но оставайся начеку.

Я сам усмехнулся своим словам. Говорить Мидасу Бетанкору оставаться начеку практически то же самое, что уговаривать собаку оставаться волосатой.

— Ты ранен, — сообщил он. — А какого черта здесь происходит?

По моему лицу стекала кровь из вновь открывшегося пореза, я едва мог шевелить простреленной рукой и с ног до головы перемазался машинным маслом.

— Никакая это не инспекция. Они искали меня.

— Служба безопасности Военно-космического флота?

— Не думаю. Слишком сильно мазали и даже не знали процедуры осмотра.

— Но, кровь Императора, у них же были униформа, оружие… и даже военный катер…

— Вот это-то меня и беспокоит.

Мы вернулись к воздушному шлюзу. Когда я произвел импровизированную отстыковку катера, опустилась аварийная заслонка. Через иллюминаторы я видел серый корпус, все еще связанный с «Иссином» покореженными сочленениями. Внутренний люк катера вырвало, и пассажирский отсек открывался в вакуум. Если команда и выжила, то люди должны были спрятаться в передней части и стали практически беспомощны.

Я проверил Фишига. Он оказался жив. Униформа арбитра была хорошо армирована, но попадания с близкого расстояния, судя по всему, послужили причиной серьезных внутренних повреждений: исполнитель потерял сознание и из его рта текла кровь.

Бетанкор обнаружил Максиллу за разбитыми стеклянными дверьми, ведущими в хранилище спасательных костюмов. Судовладелец отполз вглубь и теперь сидел, прислонившись к стеллажу с оборудованием. Ниже груди его дорогие одеяния были изодраны, и у капитана не хватало ног.

Впрочем, ниже груди его тело не являлось человеческим.

— Итак, наконец ты увидел… мои интимные подробности, инквизитор… — произнес он, пытаясь улыбнуться.

По моим представлениям, он должен был испытывать сильную боль. Для управления сложным бионическим телом требовалось произвести подключение огромного количества запутанных нервных соединений.

— Тобиус, чем я могу помочь тебе?

— Я уже вызвал сервиторов, — покачал он головой. — И скоро буду снова на ногах.

Мне хотелось задать множество вопросов. Была ли эта переделка тела результатом травмы, болезни или возраста? Или он ее произвел из прихоти? Но я оставил вопросы при себе. Они не имели отношения к моему расследованию.

— Нужен доступ к твоей астропатической связи. Необходимо связаться с командованием Военного флота и побыстрее покончить с этим делом. Эти люди не были отрядом службы безопасности.

— Тебе будет предоставлен необходимый доступ. А заявку о проведении проверки можешь извлечь из бортового журнала.

Это было хорошей новостью. Я сомневался, что командование Военного флота Скаруса воспримет информацию спокойно.

Я оказался прав, но только наполовину. Уже через полчаса я стоял в окружении услужливых сервиторов на мостике «Иссина» и докладывал о происшествии командованию Военного флота по конфиденциальному каналу астропатической связи. Вскоре мне предоставили и голосовую связь со штабом лорда адмирала Лорпала Спатиана, который потребовал оставить «Иссин» на высоком якоре и ждать прибытия отряда службы безопасности и прокуратора Военного флота.

Надо сказать, идея сидеть на месте и ждать, пока заявится еще больше солдат, выглядела не слишком привлекательно.

* * *

— Дезертиры, сэр, — сказал мне два часа спустя прокуратор Ольм Мадортин.

Он оказался тощим мужчиной со старым аугметическим внедрением в шее, под левым ухом, и коротко подстриженными седеющими волосами. На нем была униформа дисциплинарной роты Военного флота: куртка с высоким накрахмаленным белым воротничком, красные перчатки, выглаженные брюки и высокие сапоги из лакированной кожи. Мадортин повел себя учтиво с первой секунды своего пребывания на борту — он поприветствовал меня и взял под козырек своей фуражки с белой кокардой и золотой тесьмой. Сопровождавшие его солдаты были одеты точно так же, как и те, что пытались убить нас, но демонстрировали большую дисциплинированность и выдержку.

— Дезертиры?

Мадортин чувствовал себя неловко. Ему явно не хотелось вступать в конфликт с инквизитором.

— Из рекрутов Гвардии. Вы уже знаете о том, что на Гудрун формируется новый полк. По приказу лорда главнокомандующего были набраны семьсот пятьдесят тысяч человек, чтобы составить Пятидесятый Гудрунский стрелковый полк. Подобные размеры формирования и то, что это уже пятидесятый полк, набранный на этой прославленной планете, послужили причиной всепланетного празднования и связанных с ним военных учений.

— И эти люди дезертировали?

Мадортин бережно взял меня под локоток и отвел в сторону, когда его солдаты принялись вытаскивать тела мятежников и упаковывать их в мешки. Я приказал Бетанкору приглядывать за ними.

— У нас возникли проблемы, — доверительным шепотом произнес он. — Первоначально планировалось набрать полмиллиона, но лорд главнокомандующий на прошлой неделе увеличил квоту ввиду подготовки к крестовому походу в Офидианский субсектор… Ну и естественно, у многих просто не было выбора. И, между нами говоря, большие празднества представляют собой попытку частично отвлечь внимание от проблемы. В казармах случались беспорядки и дезертирство. У нас много работы.

— Могу себе представить. Вы уверены, что эти люди дезертировали из Гвардии?

Он кивнул и вручил мне информационный планшет. На нем был представлен список из двенадцати имен и файлы, содержащие биографии и размытые голографические портреты.

— Они сбежали вчера из казармы формирования номер семьдесят четыре, расположенной за пределами Дорсая, выкрали униформу и оружие из хранилищ космопорта, а потом угнали сторожевой катер. Никому не пришло в голову оказать сопротивление отряду войск безопасности Военно-космического флота.

— И никто не обеспокоился отсутствием удостоверений и кодов вылета?

— Как ни прискорбно, но в системы катера уже был заложен курс и необходимые коды для выхода на орбиту. Иначе их обнаружили бы. Они явно поджидали гражданский космический корабль, вроде вашего.

— Они обычные призывники? Новобранцы?

— Да.

— Кто из них мог управлять военным катером?

— Главарь, — ответил прокуратор, взглянув на планшет, — некто Джонно Лингаарт. Он был квалифицированным орбитальным пилотом. Работал в паромной службе. Как я уже сказал — прискорбное стечение обстоятельств.

Мне это надоело. Мадортин не лгал, в этом я уверен. Но предоставленная им информация изобиловала пробелами и несоответствиями.

— Что насчет запроса о проведении проверки?

— Поступило с самого катера. Они заметили ваш корабль и решили импровизировать. Запрос о проведении проверки хранился в журнале голосовой связи катера.

— Нет! — огрызнулся я.

Он отступил назад, встревоженный негодованием, прозвучавшим в моем голосе.

— Сэр?

— Я проверил бортовой журнал «Иссина». В нем не отражено происхождение сигнала, но показано, что предупреждение о проверке поступило по астропатической связи, а не голосовой. На катере не было астропата.

— Этого…

— И по той же астропатической связи «Иссин» вывели на высокий якорь. Что уже доказывает подлинность сигнала. И эти люди искали именно меня. Меня, прокуратор. Чтобы убить. Они знали, как меня зовут.

Он побледнел и не нашелся что ответить.

— Не знаю, кто эти люди, — я отвернулся, — возможно, и в самом деле призывники Гвардии. Но кто-то отправил их на мои поиски, кто-то прикрывал их побег, снабжал вещами и транспортом и подтвердил право на стыковку с нашим кораблем. И этот «кто-то» либо служит в Военном флоте, либо обладает возмутительным уровнем доступа к делам Флота. Никакого иного объяснения быть не может.

— Вы говорите о… заговоре.

— Я не новичок в закулисных интригах, Мадортин. Впрочем, я не слишком удивлен посягательством на свою жизнь. Врагов у меня хватает. Я готов к таким происшествиям. И случившееся доказывает только то, что враги оказались могущественнее, чем ожидалось.

— Господин, я…

— Скажите, прокуратор, каков уровень ваших полномочий?

— Наивысший… пурпурный допуск. По флотскому табелю о рангах мои полномочия соответствуют званию капитана первого ранга. Отчитываюсь напрямую лорду прокуратору Гумбольту.

Все им сказанное можно было также прочесть по его погонам и шевронам, но мне хотелось, чтобы он сам доложил мне.

— Конечно. Ваше начальство не доверило бы столь деликатное дело младшему офицеру. И не захотело бы проявлять ко мне непочтительность. Полагаю, происшедшему присвоен высочайший уровень секретности?

— Так точно, сэр! Лорд прокуратор понимает всю его… деликатность. Кроме того, по приказу лорда главнокомандующего все слухи о нарушениях порядка в армии жестко пресекаются, чтобы не побуждать к дальнейшему сопротивлению. Детали инцидента известны только мне, моему отряду, лорду прокуратору и его высокопоставленным советникам.

— Мне хотелось бы, чтобы так пока и оставалось. Пусть мои враги считают, что попытка убийства удалась. Можно ли рассчитывать на ваше содействие, прокуратор?

— Конечно, инквизитор.

— Вы доставите от меня зашифрованное послание лорду прокуратору. В нем разъясняется обстановка и мои требования. К тому же я снабжу вас тайным каналом связи, по которому меня можно будет вызвать, в случае если появится новая информация. Любая свежая информация, Мадортин, даже если вам покажется, что она бесполезна для меня.

Он еще раз резко кивнул. Я не стал добавлять, что в случае нарушения секретности обрушусь на него, высокопоставленных советников и самого лорда прокуратора, словно гнев Рогала Дорна. Это он понимал и сам.

После того как отряд Мадортина оставил «Иссин», я повернулся к Бетанкору.

— Что дальше? — спросил он.

— Как тебе нравится быть покойником, Мидас?

* * *

Наш боевой катер покинул «Иссин» в полночь. Пришедший в сознание Фишиг остался на борту корабля Максиллы, оправляться от ран в превосходно оснащенной автоматической клинике судна.

Максилла согласился на время оставить «Иссин» на орбите. Я предложил ему покрыть все убытки от простоя, чувствуя, что может возникнуть неожиданная потребность в космическом корабле. К тому же внезапный отлет «Иссина» мог подорвать легенду прикрытия и посеять сомнения в том, что все мы погибли.

Мы обсуждали это с Максиллой на мостике. Он сидел на своем большом троне, потягивая амасек, пока сервиторы кропотливо реставрировали его нижние конечности.

— Мне жаль, что пришлось втянуть тебя в это, Тобиус.

— А мне нет, — сказал он. — Это самый интересный рейс за долгое время.

— Ты готов остаться здесь и ждать?

— Ты хорошо платишь, инквизитор! — рассмеялся он. — По правде говоря, я рад послужить Императору. Да и этому грубияну Фишигу нужен куда лучший уход, чем может предоставить душный медицинский отсек твоего катера. Могу тебя заверить, что он не сбежит, пока… не поправится.

* * *

Очарованный благородством Максиллы, я покинул мостик. Много разных причин могло заставить его столь охотно помогать мне, самая распространенная — страх перед Инквизицией. Но если говорить искренне, то я уверен, что он просто заново открыл роскошь общения с другими людьми. Он явно радовался возможности поговорить, показать драгоценную коллекцию предметов искусства, помочь, услужить…

Максилла слишком долго оставался в окружении машин.

Когда мы покинули трюм «Иссина», Бетанкор изменил коды в бортовом ответчике катера. У нас имелись альтернативные транспортные позывные в памяти кодификатора. Последние несколько месяцев, и в том числе во время остановки на Спеси, мы летали как официальный транспорт Инквизиции, не пытаясь скрывать своего происхождения.

Теперь же мы превратились в торговую делегацию с Саметера, специализирующуюся в геномодифицированных зерновых культурах и надеющуюся заинтересовать аристократию Гудрун урожайными, стойкими к болезням и вредителям злаковыми, поскольку основание нового полка значительно уменьшило численность рабочей силы.

Отойдя на достаточное расстояние от «Иссина», Бетанкор вызвал космопорт Гудрун, произвел идентификацию и запросил разрешение и курс для посадки в Дорсае, северной столице. Допуск выдали без проволочек. В город на фестиваль пожаловал очередной жадный торговец.

Мы понеслись вниз мимо повисших на высокой орбите кораблей Военного флота Скаруса: рядов гротескно пузатых десантных барж; массивных эсминцев с выступающими носовыми таранами; серых боевых линкоров, покрытых вздутиями оружейных башен; длинных, узких и злобных, словно лесные осы, остроносых фрегатов и еще массы разновидностей боевой техники.

Ближнее пространство заполняли транспортные корабли, быстроходные баржи, доставляющие припасы, торговые катера, огромные служебные подъемники и каркасы погрузочных платформ. По правому борту проплывали косяки торговых судов, вместительных грузовиков, неимоверно огромных кораблей гильдий, разномастных каперских судов. Где-то там был и «Иссин».

Ночь наполнилась другими созвездиями, состоящими из мигающих огней буев, направляющих корабли к разным докам и якорным стоянкам.

Бетанкор провел нас сквозь эту толпу, спускаясь в кристально чистую ионосферу, к переливам высоких облаков. Мы пролетели границу перехода между ночью и днем, направляясь в Дорсай, где начинался очередной рассвет Фестиваля Основания.

 

Глава девятая

ПРИБЫТИЕ В ДОРСАЙ

ЗАКОНЫ РЫНКА

В ПРЕСЛЕДОВАНИИ ТАНОКБРЕЯ

Дорсай не просыпался, поскольку и не засыпал, — город бодрствовал всю ночь. Из передатчиков, установленных вдоль старых улиц, проспектов и каналов, неслись военные марши. Везде, где только возможно, трепетали знамена и вымпелы.

Я попросил Эмоса быстро зачитать наиболее общую информацию по планете: Гудрун, столица субсектора Геликан, входящего в Сектор Скарус, Сегментум Обскурус. Славится существованием феодальной человеческой культуры в течение трех с половиной тысяч лет, управляемой могущественными аристократическими домами, чьи владения и власть распространяются на три дюжины других миров субсектора Геликан. Огромный Трациан Примарис — центр промышленности и торговли — являл собой самый населенный и производительный мир в регионе, но Гудрун оставался культурным и административным сердцем. А богатство местных аристократических родов соперничало с доходами трацианских городов-ульев.

Лежащий под нами Дорсай засверкал в рассветных лучах. Город располагался на побережье, обнимая морскую лагуну и перекидываясь через могучую реку Друннер. Заходя на посадку, мы видели через иллюминаторы светлые пятнышки парусников в заливе. За границей широко раскинувшегося белого города возвышались огромные укрепления и оборудованные огневые позиции, служившие временными казармами для сформированного недавно полка.

Бетанкор совершил посадку в Джиова Филд — муниципальном порту, обслуживающем Дорсай. Он был выстроен на длинном узком острове посреди окруженной городом лагуны, и садившиеся на него маленькие корабли, вроде нашего, из экономии места опускались с помощью мощных монозадачных лифтов и направлялись в одну из сот, пробитых в пористой лавовой породе, составлявшей сердце острова.

Ловинк остался на катере. Мидас, Эмос, Биквин и я сам готовились отправиться в Дорсай. Мы переоделись в простую, неприметную одежду: Эмос — в темно-синие одеяния; я и Бетанкор — в простые черные костюмы, сшитые из хорошей ткани, и длинные кожаные плащи. Елизавета Биквин надела длинное платье из тонкого синего крепа и шарфик сливочно-кофейного цвета. Бетанкор не слишком охотно, но все-таки достал вещи Виббен, чтобы подобрать одежду, подходящую для Биквин.

Ее, казалось, нисколько не смущало, что предыдущая владелица вещей мертва.

У берега острова под красными тентами на причале толпились люди, дожидавшиеся транспорта на материк. Мы присоединились к очереди, состоявшей из торговцев, сановников и военнослужащих Космического флота в увольнении. Публику старательно разводили на деньги разнаряженные музыканты и коробейники.

Через некоторое время нам удалось приобрести места на гравискифе. Это была длинная, похожая на копье летучая лодка с глянцевым фиолетовым корпусом. Под открытым небом размещались шесть посадочных мест, а рулевой восседал в кормовой надстройке над выпирающими антигравитационными генераторами. Скиф понес нас через лагуну, держась в двух метрах над водами, покрытыми рябью и радужными разводами.

Перед нами вставал Дорсай. Наконец оказавшись на уровне земли, мы смогли по достоинству оценить, насколько величествен и монументален был город. Сложенные из отесанных и покрытых штукатуркой каменных блоков циклопического размера, здания вырастали перед нами на высоких базальтовых сваях и колоннах. Их крыши покрывала позеленевшая медная черепица. Горгульи венчали водосточные трубы и зевали с желобов под крышами. На верхних этажах часто имелись балконы с медным потускневшим ограждением и навесами. Соседние здания соединяли арочные каменные мосты и перекидные металлические лестницы, иногда пересекавшие улицы-каналы. Для пешеходов по берегам каналов были проложены каменные дорожки, располагавшиеся практически на уровне воды.

А пешеходов было много. Вообще все вокруг изобиловало движением, красками и звуками. Как только мы оказались на территории города, наше продвижение замедлили другие гравискифы, речные трамваи, частные ялики и моторные лодки.

Над нами, в более высоких потоках движения, сновали туда и сюда «Лэндспидеры» и воздушные экспрессы. Куда ни кинь взгляд, повсюду он натыкался на плакаты, чествующие Военно-космический флот Скаруса и гвардейские полки Гудрун, а в особенности Пятидесятый стрелковый.

Эмос, как обычно, бормотал себе под нос, записывая какие-то заметки о Дорсае в информационный планшет, утоляя голод к накоплению безграничных знаний. Некоторое время я понаблюдал за ним, за его возбужденными жестами и ребяческим восторгом при виде новых подробностей. Клавиатура потрепанного старого планшета истерлась до гладкости.

Мидас Бетанкор, как всегда, оставался внимателен и насторожен. Он сидел впереди гравискифа, собирая информацию так же, как и Эмос. Но от замеченного им было куда больше проку, чем от наблюдений моего престарелого архивиста.

Биквин просто спокойно сидела позади и улыбалась, а порывы бриза развевали ее шарфик. Вряд ли ей удалось бы побывать здесь когда-нибудь самостоятельно. Гудрун представляла собой центр культуры подсектора, огромный яркий мир, о котором Елизавета всегда мечтала и частью которого очень хотела стать.

Я позволил ей наслаждаться мгновением. Позже ей предстоит тяжелая работа.

Мы сняли апартаменты в самом фешенебельном отеле Дорсая, расположенном на берегу Гранд-Канала. Мне показалось целесообразным иметь базу для проведения наших операций на материке. Бетанкор просверлил дверные косяки с помощью ручной дрели и установил задвижки с устройствами определения личности и встроенными световыми зарядами. Так же мы поступили и с внутренними дверями. Домашние сервиторы получили строгие указания не входить, пока мы отсутствуем.

Я вышел на просторный балкон под фиолетовым навесом, и в уши мне ударила бравурная музыка, несущаяся из уличных динамиков. Канал внизу был заполнен лодками. Я увидел скиф, переполненный пьяными гвардейцами, одетыми в новенькое красно-золотое обмундирование. Бойцы Пятидесятого Гудрунского стрелкового полка наслаждались последними часами в родном мире, дебоширя и рискуя утонуть. Уже через несколько дней их запакуют в десантные баржи, направляющиеся к неведомому ужасу в другом субсекторе.

Когда они попытались причалить к берегу, один солдат свалился в канал. Приятели вытащили его из воды и перекрестили бутылкой.

Ко мне подошел Эмос и показал карту на экране информационного планшета.

— Королевская Объединенная Торговая Гильдия Синезиас, — сказал он. — Ее центральный офис расположен в пяти кварталах отсюда.

Гильдия Синезиас владела значительным количеством внушительных зданий в коммерческом районе Дорсая. Ответвление Гранд-Канала втекало под портик из цветного стекла в главном здании, для того чтобы прибывающие торговцы могли завести свои скифы внутрь и разгрузиться под крышей облицованного плиткой и устланного коврами приемного дока.

Наш гравискиф залетел туда, и мы оказались посреди толпы, состоявшей из высоких, худощавых, облаченных в тоги торговцев с Мессины; обитателей Саметера в нелепых, тяжелых шляпах и плащах, тучных банкиров из городов-ульев Трациана.

Я сошел на берег и обернулся, чтобы подать Биквин руку. Она вежливо кивнула, выбираясь из скифа. Мне некогда было ее подробно инструктировать. Изобразить аристократические манеры и утонченность она додумалась сама. И, несмотря на никуда не девшуюся неприязнь, я с каждым мигом ценил ее все больше. Она безупречно играла свою роль.

— Кто вы и какие дела вас привели, сир, мадам? — спросил подошедший камергер Гильдии Синезиас, утопавший в великолепных, расшитых золотом одеяниях. Такая же одежда была и на всех остальных сотрудниках. На месте ушей камергера вспучивалась аугметика, в руках он сжимал планшет и стило.

— Меня зовут Фархавал, я торговец с Гесперуса. А это леди Фархавал. Мы прилетели, чтобы заключить с правящими домами этого мира контракты на поставку зерна. И, как нам сказали, Гильдия Синезиас может обеспечить необходимое посредничество.

— Вы уже общались с представителем гильдии, сир?

— Конечно. Со мной работал Саймон Кротс.

— Кротс? — Камергер задумался.

— Ох, Грегор, мне ужасно скучно, — внезапно заявила Биквин. — Все это так… так медленно и уныло. Хочу обратно в круиз по каналам. Почему бы нам не вернуться и не заключить сделку с этими шустрыми ребятами из Гильдии Мензера?

— Чуть позже, моя драгоценная, — ответил я, восхищенный и ошарашенный ее импровизацией.

— Вы уже посещали другую гильдию? — быстро спросил камергер.

— Они такие милые. Угостили меня солианским чаем, — промурлыкала Биквин.

— Позвольте мне заняться вашими делами, — немедленно отреагировал камергер. — Саймон Кротс, конечно же, один из наших ценнейших агентов. Я немедленно устрою переговоры. А пока что, пожалуйста, отдохните в этих покоях. Я сейчас же пришлю солианского чая.

— И нафар-бисквиты? — проворковала Биквин.

— Естественно, мадам.

Он выскользнул из роскошной комнаты ожидания и закрыл за собой двойные двери. Биквин посмотрела на меня и захихикала. Признаюсь, что сам я рассмеялся довольно громко:

— Что это на тебя нашло?

— Ты же сказал, что мы богатенькие купцы, ожидающие наилучшего обращения. Просто отрабатываю свою зарплату.

— Продолжай в том же духе, — сказал я.

Мы осмотрелись в комнате. Задрапированные газовой тканью десятиметровые окна выходили на Гранд-Канал, но были звукоизолированны. Богатые гобелены украшали стены между картинами саметерской школы, которым позавидовал бы и Максилла.

Вскоре отполированный до блеска сервитор принес завтрак. Робот опустил поднос на мраморный журнальный столик и выкатился.

— Солианский чай! — пропищала Биквин, снимая крышку с фарфорового горшочка. — И нафар-бисквиты! — чуть позже добавила она, стряхивая крошки с губ.

Она налила для меня чашку, и я встал у камина, потягивая напиток и приняв максимально надменную позу.

Мгновение спустя в дверях возник представитель гильдии. Он оказался невысоким человеком с зализанными волосами, в свободной тоге, украшенной слишком большим количеством драгоценностей. На его лбу гордо светился торговый знак Гильдии Синезиас.

Он сам являлся собственностью, отмеченной торговым знаком.

Его звали Махелес.

— Сир Фархавал! Мадам! Знал бы я, что вы собираетесь нанести нам визит, отменил бы заранее все встречи. Простите мое опоздание!

— Прощаю, — произнес я. — Но боюсь, что леди Фархавал стремительно теряет терпение.

Биквин зевнула в подтверждение.

— Ох, это нехорошо! Очень нехорошо! — Махелее хлопнул в ладоши, и в комнату вкатились сервиторы. — Обеспечить леди всем, что она попросит! — приказал им Махелес.

— Ум-мм… листья вордера? — произнесла она.

— Конечно! — расцвел Махелес.

— И тарелочку бирри-трюфелей? Маринованных в вине?

Я вздрогнул.

— Конечно! Конечно! — провизжал Махелес, выпихивая сервиторов из комнаты.

Я шагнул вперед, поставив чашку на каминную полку:

— Давайте говорить напрямую, сэр. Я представляю здесь торговцев зерном с Гесперуса. Это весьма крупный картель.

Я вручил ему голографический идентификатор. Фальшивый, конечно же. Его сработали Бетанкор и Эмос, применив на деле глубокие познания Эмоса обо всем на свете и о Гесперусе в частности.

Махелеса вполне убедили мои документы.

— Насколько крупный картель, сир?

— Весь западный континент.

— И вы предлагаете?

Я извлек из кармана пробирку с образцами:

— Геномодифицированные сорта злаков, которые вашим землевладельцам легко будет выращивать, особенно теперь, когда количество рабочей силы столь значительно сократилось. Мне кажется, что это просто находка для вас.

Вновь появились сервиторы, доставившие запрошенные Биквин деликатесы.

— Другие гильдии уже заинтересовались этим продуктом, — сказала она, вгрызаясь в нежную плоть бирри. — Полагаю, что Гильдия Синезиас не станет упускать эту возможность.

Махелес встряхнул трубочку с образцами и взглянул на нее.

— Это, — сказал он, понижая голос, — ксенокультура?

— Неужели это проблема? — спросил я.

— Нет, сир! Не совсем. Инквизиция, конечно, очень строга в этом вопросе. Но наши переговоры всегда были строго конфиденциальны: все здания гильдии защищены от «жучков», лучей перехвата и средств отслеживания сигнала.

— Рад слышать это. Так, значит, сорта злаков чуждого происхождения не вызовут проблем на рынке?

— Естественно, нет. Существуют целые объединения предприятий, стремящихся получить гарантированный урожай. Если он гарантирован технологией чужаков — так тому и быть.

— Отлично, — солгал я. — Но мне хотелось бы собрать максимальную выручку. Саймон говорил, что в первую очередь стоит обратить внимание на Дом Гло.

— Саймон?

— Саймон Кротс. Посланник Гильдии Синезиас, с которым я вел дела на Гесперусе.

— О да! Так вы желаете, чтобы я организовал деловую встречу с Домом Гло?

— Кажется, именно это я и говорил.

Мы покинули гостеприимный причал Гильдии Синезиас двадцать минут спустя. Биквин еще слизывала со своих губ остатки бирри.

Как только наш скиф отчалил от здания, вокс в моем ухе задергался.

— Эйзенхорн, — произнес Ловинк, — я только что получил сообщение от Тобиуса Максиллы. Хочешь, чтобы я повторил его?

— Только самое главное, Ловинк.

— Он говорит, что корабль, взявший фрахт на рейс Гудрун — Спесь, стоит здесь на якоре. Это каперское судно «Скавелюр». Его хозяин Эффрис Танокбрей сейчас находится на поверхности планеты.

— Свяжись с Максиллой и поблагодари его за проделанную работу, Ловинк, — сказал я.

Теперь мне стал известен загадочный корабль Эйклона.

* * *

Мы обедали в богатой таверне с видом на мост Карнодонов, когда Махелес прислал «сиру Фархавалу» частное текстовое сообщение с помощью связного дрона.

Дрон, размерами и внешностью смахивающий на плод лайма, с гудением влетел на террасу и понесся над головами от столика к столику, выискивая меня. Затем он повис в воздухе, прозвенел и с помощью голографического луча отобразил сообщение на стенке моего хрустального бокала: герб Гильдии Синезиас и витиеватый текст, сообщающий, что семья Гло будет бесконечно рада видеть сира Фархавала с супругой и свитой в поместье семьи Гло на следующий день. Мы должны были встретиться с Махелесом у здания гильдии в четыре часа, где нас будет ожидать транспорт.

Дрон продолжал проецировать сообщение, пока я не прервал луч взмахом руки и не произнес краткое сообщение, которое тут же было записано. Робот улетел обратно, чтобы доставить ответ.

— А как он нас нашел? — спросила Биквин.

— По феромонному следу, — ответил Эмос. — Системы контроля в здании гильдии сняли с вас образец во время визита. И, сверяясь с этим образцом, дрон может вас выследить.

Использование связных дронов распространено на подобных этому Имперских мирах, обладающих высоким уровнем технологий. И это навело меня на важную мысль.

— Так ты говоришь, что Гильдия Синезиас с легкостью заключает сделки на торговлю ксеноматериалами? — произнес Бетанкор, поднимая бокал к губам.

Я кивнул:

— Пока сосредоточимся на Доме Гло. Он представляет для нас первостепенный интерес. Но я не собираюсь забывать про Синезиас. Когда покончим с заданием, на них и их дела обрушится вся мощь Инквизиции.

Биквин разглядывала прекрасный ажурный мост, перекинувшийся через Друннер.

— Что это за существа? — спросила она.

Мост украшали каменные изваяния величественных четвероногих хищников. Звери были огромными и мощными, похожими в чем-то на волков, в чем-то — на тигров, с щетинистыми хвостами и длинными мордами.

— Карнодоны, — ответил Эмос, довольный тем, что снова представляется возможность блеснуть своими колоссальными познаниями. — Геральдическое животное Гудрун. Включается во многие гербы и эмблемы местных родов, отображая в символической форме власть аристократии в этом мире. Теперь эти звери стали редки. Охотники их почти истребили. Думаю, что в природе их можно найти только в северной тундре.

— В нашем распоряжении сутки, — сказал я, прерывая праздную болтовню. — Так давайте постараемся провести их с пользой. Займемся поисками этого Танокбрея.

Бетанкор приподнял брови и принялся рассказывать мне, насколько сложно это будет проделать, но я объяснил свою идею.

Мы воспользовались услугами справочного бюро, расположенного на водной улице, отходящей от Канала Ускин, заплатив за доставку сообщения связным дроном. Письмо представляло собой простой и краткий запрос владельцу торгового судна «Скавелюр» насчет возможности предоставления нам межпланетного перехода. Обслуживавший меня клерк без вопросов взял текст и загрузил его в один из трех дюжин посыльных дронов, неподвижно лежавших на стойке за его креслом. Затем покопался в картотеке данных, извлек и загрузил в робота снимок феромонного следа Танокбрея, сданный судовладельцем в администрацию города при иммиграции.

Выбранный дрон поднялся, загудел и выплыл из офиса.

Бетанкор, дожидавшийся на улице, завел двигатель арендованного воздушного мотоцикла и отправился в погоню.

Дрон должен был вывести нас к цели. И даже если Бетанкор допустит ошибку, оставалась надежда, что Танокбрей сам придет к нам. В конце концов, он был торговцем, а не в их правилах отказываться от шанса заработать.

Вместе с Эмосом и Биквин я отправился следом на гравискифе, поддерживая связь с Бетанкором по воксу. Движение на канале оказалось плотнее, чем обычно, и местным Адептус Арбитрес, как и нарядам безопасности Военно-космического флота, приходилось выбиваться из сил. Позднее здесь должна была пройти торжественная процессия, и дорогу уже подготавливали. На мостах и набережных собирались толпы зрителей. Все вокруг украшали флаги и гирлянды с благими пожеланиями.

Бетанкор дожидался нас на дорожке в районе Терсеголд, той части Дорсая, которая славилась своими злачными местами. Я оставил Эмоса и Биквин в скифе.

— Внутри, — сказал Мидас, кивая на старое приземистое здание. — Я заходил туда. Дрон доставил сообщение к пятому столику слева. Танокбрей — это высокий мужчина в розово-красной куртке. С ним еще двое.

— Будь наготове, — велел я.

В переполненной таверне царил полумрак. Музыка и освещение текли с низкого потолка, как испарина, воздух провонял потом, дымом, алкогольными парами и явно ощутимым запахом обскуры.

Связной дрон как раз вылетал в дверь, когда я вошел. Он остановился, передал сообщение и уплыл. В кратком ответе говорилось, что «Скавелюр» не сдается внаем.

Пробравшись мимо толпы завсегдатаев, я нашел Танокбрея. Его розово-красная куртка была сшита из лучшего шелка, а вьющиеся черные волосы зачесаны назад и перехвачены шнурком. Лицо капитана было морщинистым и неприветливым. Собутыльники оказались парой заурядных корабельных рабочих, одетых в клепаные кожанки.

— Мастер Танокбрей?

Он медленно оглянулся на меня и ничего не ответил. Его приятели тоже одарили меня мрачными взглядами.

— Может быть, поговорим конфиденциально? — предложил я.

— А может быть, ты просто свалишь отсюда?

Я все равно сел. Его людей, похоже, удивил мой поступок, и они напряглись. Как я понимал, Танокбрею оставалось только кивнуть…

— Позволь мне начать с простого вопроса, — приступил я к разговору.

— Начни с того, чтобы отвалить, — ответил он, остановив на мне ядовитый взгляд.

Я смотрел ему прямо в глаза, но все равно заметил, что одна его рука потянулась за пазуху.

— Похоже, ты обеспокоен. С чего бы это?

Ответа не прозвучало. Но его люди явно занервничали.

— Есть что скрывать?

— Мне есть что спокойно выпить. И я не хочу, чтобы меня отрывали. А теперь убирайся.

— Это так недружелюбно. Что ж, раз господа не собираются оставить нас наедине, придется продолжать в их присутствии. Надеюсь, это тебя не смутит.

— Да кто ты, черт возьми, такой?

Теперь наступила моя очередь не спешить с ответом. Я не спускал с него глаз.

— Твои платежи за стоянку на орбите просрочены, — наконец сказал я.

— Это ложь!

И не последняя за сегодня. Но это не важно. Цель заключалась в том, чтобы подкопаться под Танокбрея.

— И грузовые декларации вызывают подозрения. Администрация Гудрун может наложить арест на твое судно до тех пор, пока не будут улажены все недоразумения.

— Лживый выродок…

— Все очень просто. Ты совершил незарегистрированный рейс к Спеси и не заполнил накладные на груз. И как прикажешь им рассчитывать теперь налоги на импорт?

Его стул со скрипом отодвинулся назад на пару сантиметров.

— С какой целью ты летал к Спеси?

— Меня там не было! Кто тебе это сказал?

— Мог бы и сам догадаться. Саймон Кротс. Намбер Вилк.

— Не знаю таких. Ты пристал не к тому, ничтожный ублюдок. А теперь убирайся!

— Еще Мурдин Эйклон. Разве не он нанимал тебя?

Наконец он не выдержал. Едва заметное движение головы.

Сидевший передо мной матрос вскочил со своего места, и из его рукава в ладонь скользнул цеп, оснащенный шокером.

— Брось. — Я применил Волю.

Цеп сверкнул, упав на стол.

А секунду спустя оружие вырубило своего бывшего владельца и раскровенило левое ухо второго матроса. Оба громилы растянулись в полный рост на полу возле столика.

Я сел на место, повернувшись к Танокбрею и продолжая сжимать цеп в руке. Его лицо посерело, а в глазах металась паника.

— Эйклон. Расскажи мне о нем.

Он глубже просунул руку за пазуху, и я опустил на его плечо цеп. Но, к несчастью, обнаружил, что под шелком скрывалась броня.

Танокбрей покачнулся от удара, но все равно сумел выхватить короткоствольный лазерный пистолет.

Я пинком отправил столик в противника, и выстрел ушел в сторону, угодив в спину ближайшего выпивохи. Жертва упала, роняя еще один стол.

Драка и стрельба привлекли внимание всех остальных, находившихся в таверне. Поднялся всеобщий крик и смятение.

Я не придал этому никакого значения. Танокбрей выстрелил еще раз через опрокинутый стол, и мне пришлось метнуться в сторону, сталкиваясь с разбегающимися людьми.

Торговец вскочил на ноги и стал проталкиваться сквозь толпу к выходу. В дверях появился Бетанкор, но масса тел помешала ему перехватить Танокбрея.

— С дороги! — завопил я, и толпа раздвинулась, подобно ставням.

Танокбрей был уже снаружи и бежал к причалу. Он обернулся и выстрелил. Во все стороны с криком шарахнулись прохожие. Кого-то столкнули в канал.

Танокбрей прыгнул в гравискиф, пристрелил запротестовавшего водителя, спихнул труп с рулевой надстройки и пустил лодку полным ходом над каналом.

Слева от входа в таверну стоял воздушный мотоцикл Бетанкора. Я завел его и рванул в погоню.

— Подожди! Подожди! — услышал я вопли Мидаса.

Но мне было уже не до него.

Побег Танокбрея вызвал сущий погром в канале. Он влетел на своем скифе на оживленную улицу, заставляя всех убираться с его пути. Декоративную золотую филигрань на черном корпусе скифа уже покрывали вмятины и царапины от дюжины касательных столкновений. Люди на набережных кричали и проклинали его. На пересечении с другим каналом Танокбрей попытался прорваться, увеличив скорость. Двигавшаяся в том потоке быстроходная рассыльная лодка свернула в последний миг, с силой ударившись о пристань. Лодка перевернулась, от ее корпуса полетели щепки, а водителя вышвырнуло на камни причала.

Я спокойно гнал воздушный мотоцикл по следам Танокбрея мимо прекративших движение лодок. Хотелось подняться повыше, на тот уровень, где можно увеличить скорость без риска столкновения. Но в антиграв этого транспортного средства была встроена система ограничения, не позволявшая подниматься выше трех метров. Времени выяснять, где размещен ограничитель, не было. Я вел мотоцикл мимо увертливых скифов, медлительных речных трамваев и прочих транспортных средств.

Впереди послышалась музыка военного марша.

Танокбрей вылетел в Гранд-Канал, прямо на парад. Во всю ширь водной дороги текла медленная река скифов, военных барж и сопровождавших их «Лэндспидеров». Лодки были заполнены ликующими Имперскими гвардейцами и офицерами, грохочущими полковыми оркестрами и чиновниками Военно-космического флота. В воздухе развевались транспаранты и знамена, командные штандарты, сияли золотом имперские орлы и гудрунские карнодоны. Одна из переполненных барж везла огромную золотую статую карнодона, облепленную гвардейцами. Они размахивали лазганами и скандировали лозунги. Набережные и мосты Гранд-Канала заполонили веселые граждане.

Скиф Танокбрея чуть не врезался в борт баржи с солдатами, и беглец попытался вывернуть под крики и насмешки. Стоявшая на берегу толпа начала кидать в него всем, что попадалось под руку.

Обмениваясь крепкими словами со взбешенными солдатами, он обогнул корму баржи, пытаясь пробиться через канал.

Я приближался к нему, стараясь не вызывать неудовольствия толпы и легко ориентируясь на слух, — продвижение Танокбрея сопровождалось сиренами, гудками и громкой руганью. С одной из барж на скиф спрыгнул солдат, но Танокбрей спихнул его в воду прежде, чем тот сумел обрести равновесие. Этот поступок окончательно вывел толпу из себя. Ее ярость на глазах приобретала угрожающие размеры. Торжественное шествие было нарушено, и множество разгневанных и, что немаловажно, вооруженных людей начали принимать меры по поимке возмутителя спокойствия.

Чтобы скрыться от них, Танокбрей пришпорил скиф и врезался в плот с военным оркестром. От удара музыканты попадали и несколько человек свалились в воду, а гордый Имперский Гимн превратился в какофонию.

Танокбрея нагнал меньший по размерам скиф, из которого к нему на борт попытались перелезть разъяренные солдаты. Беглец потянулся к своему пистолету.

Это была его последняя ошибка. Я сбросил скорость и приземлился на берегу канала. В преследовании больше не было смысла.

Танокбрей дважды выстрелил в толпу. А затем двадцать или даже больше новехоньких лазганов с соседней баржи открыли огонь, разнося в клочья и преступника, и украденную им лодку. Двигатель взорвался, и куски корпуса полетели во вспененную воду. В небо поднялся столб черного дыма.

Молодые призывники Пятидесятого Гудрунского стрелкового полка совершили первое убийство в своей военной карьере.

 

Глава десятая

КОНФЛИКТ ПОЛНОМОЧИЙ

ДОМ ПО

РАСКРЫВАЯ ТАЙНЫ

До своей спальни в отеле я добрался уже глубоко за полночь. Биквин и Эмос удалились в свои комнаты несколько часов назад. Я ворочался в постели, а свет, отраженный от поверхности Гранд-Канала, бросал серебристую рябь на потолок темной комнаты.

— Эгида, шип розы! — внезапно раздался в моем ухе шепот Бетанкора.

— Шип розы ищет.

— Агрессивные призраки, завиток виноградной лозы.

Я был уже на ногах, одетый в бриджи и сапоги, и натягивал кожаный плащ на голое тело. В гостиную я выскочил с энергетическим мечом в руках.

Свет был выключен, но и здесь на стенах играла отраженная вода канала, создавая трепещущий сумрак.

Бетанкор стоял у дальней стены, сжимая в каждой руке по игломету. Он кивнул на главную дверь.

Они действовали профессионально и очень тихо, но мы оба видели, как что-то осторожно двигается за дверью, подсвеченной со стороны холла.

Легкое подрагивание дверной ручки подсказало мне, что кто-то вскрывает замок. Мы с Бетанкором присели, прижавшись к стене, по обе стороны двери. А затем прикрыли глаза и зажали уши руками. Взлом замков должен был активировать отпугивающие гранаты.

Дверь слегка приоткрылась. Но ни вспышек, ни грохота. Визитеры обнаружили и нейтрализовали охранные системы. Взломщики оказались даже профессиональнее, чем мне показалось вначале.

В щель просунулся телескопический щуп. Оптический датчик на его конце принялся медленно осматривать комнату. Кивнув Бетанкору, я двинулся вперед, схватил щуп и с силой дернул на себя. И одновременно с этим зажег свой энергетический меч.

Чье-то тело врезалось в дверь, притянутое моим мощным рывком за шпионское приспособление, влетело внутрь и покатилось по полу. Я прыгнул на него, пытаясь произвести захват, но он с удивительной быстротой откатился в сторону и нанес удар. По моим ощущениям, это был высокий, плотно сложенный человек в облегающей кожаной одежде.

Сцепившись, мы покатились по полу, перевернули кушетку и опрокинули светильник. Противник крепко сжал запястье моей вооруженной мечом руки.

Так что мне пришлось пробить ему кадык левой рукой.

Он согнулся в приступе рвоты на полу. А я поднялся, чтобы услышать:

— Бросить оружие! Немедленно!

В открытом дверном проеме стояла невысокая сутулая фигура. Бетанкор нацелил на нее оба игломета, но уже опускал их.

Фигура в дверях применила Волю. Я отмел ее укол в сторону, но Мидас не мог сопротивляться. Игольные пистолеты упали на ковер.

— А теперь ты, — произнесла фигура, поворачиваясь ко мне. — Выключи клинок.

Мне нередко доводилось и применять, и испытывать психическое воздействие. Техника отличалась от используемой мной, и сила противника оказалась довольно серьезной. Я приготовился к жуткому напряжению прямого телепатического боя.

— Сопротивляешься? — удивилась фигура.

В мой череп вонзился клинок ментальной энергии, отбрасывая меня назад. Я понял, что не иду ни в какое сравнение с противником. Его сознание оказалось старым, могущественным и опытным в таких вещах.

Второй удар незамедлительно последовал за первым. Человек, которого я оставил задыхаться на полу, уже поднялся на колени. Еще один псайкер. И более сильный, чем первый, но менее знакомый с техникой и хуже контролирующий свои способности. Его нападение прожгло мой череп и заставило вскрикнуть от боли, но мне удалось заблокировать эту атаку, когда я нанес ему отчаянный, неприцельный удар своей Волей.

В бурлении экстрасенсорных волн задребезжали окна и затряслась мебель. На столе полопались стаканы, а Бетанкор рухнул со стоном. Вперед снова выступила сутулая фигура, бросив меня на колени возобновленной ментальной атакой. Я почувствовал, как из носа потекла кровь. В глазах поплыло. Но меч из рук я по-прежнему не выпускал.

Внезапно все прекратилось. В комнату выбежали Эмос и Биквин, которых разбудил шум. Биквин закричала, и окружавшая ее ментальная пустота, резко вторгшаяся в телепатический вихрь, внезапно втянула в себя все воздействия, так же как вакуум втянул бы в себя окружающее пламя.

Сутулая фигура вскрикнула и замерла от удивления. Я метнулся вперед, схватил противника и швырнул его через комнату. Он оказался хилым, но удивительно тяжелым для своих размеров.

Бетанкор подобрал оружие и включил свет.

Человек, которого я втащил в дверь, оказался просто юнцом, хотя и крепкого телосложения. У него было длинное, гладко выбритое лицо с щелью узкого рта. Он съежился у окна, едва сохраняя сознание. На нем был облегающий костюм из черной кожи. Биквин быстренько освободила его от кобуры с пистолетом.

Второй, сутулый, медленно, с трудом поднялся, и его древние суставы захрустели и застонали. На нем была длинная темная мантия; тонкие руки затянуты в черные атласные перчатки. Человек откинул свой капюшон.

Он был очень стар, его обветренное морщинистое лицо выглядело словно иссохший, окаменевший плод. Следы на его жилистом горле выдавали аугметику, переполнявшую старческое тело.

Глубоко посаженные глаза сверкали холодной яростью.

— Ты совершил ошибку, — хрипло сказал он, — и, вне всякого сомнения, фатальную.

Он извлек небольшой амулет и поднял его. Символ на нем был знаком мне, как собственная ладонь.

— Инквизитор Коммодус Вок.

— Приятно познакомиться, брат, — улыбнулся я.

Коммодус Вок пялился на мою инсигнию несколько секунд, а затем отвел глаза. Я почувствовал ментальное отражение его гнева.

— У нас случился… конфликт юрисдикции, — выдавил он, расправляя мантию. Его помощник поднялся на ноги, встал в углу помещения и угрюмо взирал на меня.

— Ну так давай разбираться, — предложил я. — Объясни мне, почему ты вторгаешься в мою квартиру посреди ночи.

— Работа привела меня на Гудрун восемь месяцев назад. Длительное расследование комплексной проблемы. В поле моего зрения попал вольный торговец, некто Эффрис Танокбрей. Я начал было стягивать на нем свою сеть, но он чего-то испугался, попытался удрать и погиб. Простая проверка выявила, что инцидент каким-то образом спровоцировал торговец зерном по имени Фархавал.

— Фархавал — мое прикрытие на Гудрун.

— Ты находишь достойным ломать комедию и скрывать свою истинную сущность? — презрительно произнес он.

— У каждого из нас свои методы, инквизитор, — ответил я.

Мне никогда не доводилось прежде встречаться с великим Коммодусом Воком, но его слава бежала впереди. По своим этическим воззрениям он твердо придерживался пуританской этики, практически полностью склоняясь к жесткой линии монодоминантов, за исключением разве что своих замечательных ментальных способностей. Думаю, что его верования должна отражать Торианская доктрина. Три сотни лет назад он служил послушником у легендарного Авессалома Ангевина и с тех пор играл ключевую роль в ряде самых глобальных и безжалостных чисток в истории сектора. Его методы были открытыми и прямыми. Скрытность и хитрость казались ему неприемлемыми. Он использовал свой статус и внушаемый им страх в полную силу, открывая ногой любые двери и требуя чего угодно от кого угодно ради достижения цели.

Из своего опыта я знал, что грубость и устрашение закрывают столько же дверей, сколько и открывают. Честно говоря, меня не удивляет, что Вок проторчал на планете целых восемь месяцев.

Сейчас он смотрел на меня так, словно я был кучей отходов жизнедеятельности, на которую он едва не наступил.

— Мне жаль видеть инквизитора, придерживающегося легких, хитрых путей радикалов. На этих путях лежит ересь, Эйзенхорн.

От этих слов меня передернуло. Как уже говорилось, я считаю себя сторонником пуританских взглядов. Служу верно и бескомпромиссно, но применяя достаточно гибкости, чтобы эффективно справляться с работой. И вдруг Вок обвиняет меня в радикализме! С таким же успехом меня можно записать в хорусианцы или обозвать изворотливым, коварным реконгрегатором.

Я попытался отбросить эти мысли:

— Нам необходимо обменяться информацией, инквизитор. Позвольте высказать догадку, что в ваше расследование как-то вовлечена семья Гло.

Вок ничего не ответил и не выказал никаких признаков того, что моя догадка верна, но я почувствовал, как напрягается ментальное поле его помощника у меня за спиной.

— Мы действительно пересекаемся в нашей работе, — продолжил я. — Мне также интересен Дом Гло.

В кратких, простых словах я рассказал про действия Эйклона на Спеси и провел параллели к Гло и Гудрун, а заодно и к загадочному Понтиусу.

Наконец мне удалось привлечь его интерес.

— Понтиус — это только имя, Эйзенхорн. Понтиус Гло давно уже мертв. Я помогал достойному Ангевину в зачистке, приведшей к уничтожению еретика. Я видел тело.

— И тем не менее ты здесь и занимаешься расследованием дел Гло.

Он медленно выдохнул, словно успокаиваясь:

— После уничтожения Понтиуса Гло его семья приложила значительные усилия, чтобы дистанцироваться от его ереси. Но Ангевин, мир его бессмертной душе, всегда подозревал, что зараза проникла глубже и что Дом Гло не избавился от порока. Это древний и могущественный Дом. В его тайны трудно проникнуть. Но за прошедшие двести лет я время от времени обращал на них внимание. Пятнадцать месяцев назад, преследуя секту на Садере VII, я обнаружил улики, позволяющие предположить, что и та секта, и несколько менее значительных групп управлялись неким скрытным исходным культом… Старым, тайным культом, обладающим большими возможностями и могуществом, простершимся на многие миры. Некоторые следы вели к Гудрун. И мне показалось слишком серьезным для простого совпадения, что на этой планете находятся наследные владения семьи Гло.

— Ну хоть к чему-то пришли, — произнес я, устраиваясь на стуле с высокой спинкой и натягивая рубашку, которую Биквин принесла из моей комнаты.

Эмос налил шесть бокалов амасека из графина, стоявшего на комоде. Вок взял один и сел напротив меня, пригубив напиток.

Его помощник сначала отказался от предложенного Эмосом бокала и остался стоять.

— Садись, Хелдан! — сказал Вок. — Нам есть что узнать здесь.

Помощник взял бокал и присел в углу.

— Нам удалось отследить нити заговора, который пытался реализовать один печально известный наемник, — продолжил я, — нити, которые вели к отвратительному преступлению. Следы тянутся к Гудрун и Гло. Ты пришел к тому же выводу, проработав другую ячейку еретиков…

— На самом деле, три другие, — поправил он.

— Три… И увидел очертания организации куда большего масштаба. Таким образом, мы приближались к одному и тому же злу с разных сторон.

Он облизал губы крошечным бледным языком и кивнул:

— Со времени прибытия на Гудрун я выкорчевал и сжег две еретические ячейки. Уверен, что на планете действуют еще девять, причем в одном только Дорсае — три. Я позволил им погнить еще какое-то время, наблюдая. В течение всех этих месяцев они явно готовились к какому-то событию. И внезапно несколько недель назад их поведение изменилось. Это примерно совпадает по времени с вашим сражением на Спеси.

Действия Эйклона также предварялись серьезной подготовкой. И тем не менее неожиданно что-то пошло не так или же планы внезапно изменились. Несмотря на то что мне удалось победить и уничтожить Эйклона, его планы сорвал не я, а тот факт, что Понтиус не прибыл. Так что дали твои расследования по Дому Гло?

— За три месяца я дважды наносил им визиты. И оба раза они старательно отвечали на мои вопросы, разрешали обыскать поместье и проверить их записи. Мне ничего не удалось обнаружить.

— Боюсь, что это может быть из-за того, что они знали, что имеют дело с инквизитором. Завтра «сэру Фархавалу» назначена деловая встреча в поместье Гло.

Он обдумал мои слова.

— Инквизиция обязана твердо держаться вместе против извечных врагов человечества. Из уважения и духа сотрудничества я подожду результатов, которые принесут твои сомнительные методы. Впрочем, как подозреваю, результатов будет не много.

— Из духа сотрудничества, Вок, я поделюсь с тобой всей полученной информацией.

— Ты можешь сделать кое-что получше. Гло знают меня, но не всех моих учеников. Хелдан отправится с вами.

— Не думаю.

— А я настаиваю. Мне бы не хотелось, чтобы годы работы пошли насмарку, когда другой следователь, вроде тебя, пробежится по ней подкованными сапогами. Требую, чтобы в деле участвовал мой наблюдатель, иначе про сотрудничество можешь забыть.

Он держал меня в кулаке и понимал это. Если бы я просто отказался, это только подтвердило бы его мнение обо мне как о неосмотрительном радикале. А мне не хотелось ссориться с другим инквизитором, особенно таким могущественным и влиятельным, как Коммодус Вок.

— Тогда ему придется беспрекословно исполнять мои приказы, — ответил я.

* * *

Мы покинули Дорсай и отправились к поместью Гло в четыре часа следующего дня. Я и Биквин снова разоделись как торговцы, которые богаты, но не слишком выставляют это напоказ. Нас сопровождали Эмос, Бетанкор и человек Вока. Хелдан, к моей радости, надел простую, гражданскую одежду. Они с Бетанкором вполне могли сойти за наших телохранителей, а Эмос должен был изображать биогенетика.

Махелес вместе с еще четырьмя посланниками Королевской Объединенной Торговой Гильдии Синезиас, облаченными в дорогие одеяния, ожидал нас у главного офиса гильдии. Трансатмосферный челнок, украшенный гербом гильдии, уже разводил пары.

Мы покинули посадочную площадку, расположенную на крыше здания, и взмыли в пасмурное небо. Как сообщил Махелес, нам предстоял двухчасовой полет. Посланник гильдии прошел по богато украшенному салону с подносами, полными закусок.

Махелес озвучил план мероприятия: вечером формальный обед с представителями Дома Гло, ночлег, тур по имениям на следующее утро. И только после этого переговоры, если обе стороны все еще будут заинтересованы друг в друге.

Мы летели на запад, в глубину материка, оставляя прибрежное ненастье и направляясь к освещенному солнцем простору холмистых пастбищ и ухоженных лесов. Под нами серебряно мерцала змейка Друннер. Время от времени попадались небольшие поселения, фермы, встретился даже небольшой торговый городок с возвышающимся над ним высоким шпилем Экклезиархии. Через некоторое время в небе стало появляться больше воздушных транспортов.

Длинная цепь темных холмов вырастала на западном горизонте. Вечерняя мгла начинала обесцвечивать облака. Холмы сменились предгорьями, густо поросшими лесом на склонах и в ущельях, — еще более величественный и дикий пейзаж.

Как хвастливо заметил Махелес, мы уже пролетали над собственностью Гло.

Само поместье возникло среди темных отрогов несколько минут спустя: трехэтажный главный дом, построенный в неоготическом стиле, поднимался над обрывом и смотрел на долину сотнями окон. Отполированные ветрами белокаменные стены здания переливались в последних лучах света. К основному зданию примыкали дополнительные флигели, судя по всему построенные в разное время. Одно крыло вело к конюшням и надворным постройкам на краю леса, — по моему предположению, там должна была размещаться прислуга. Второе крыло огибало край обрыва и венчалось куполом, сияющим золотом в свете опускающегося солнца. Комплекс зданий был огромен и, вне всяких сомнений, похож на лабиринт. В нем с легкостью можно было разместить население небольшого городка.

Челнок опустился на широком каменистом поле позади дома. Три шлюпки, подобные нашей, располагались на краю поля в хорошо обустроенных ангарах, которые выглядели словно каретные сараи.

Мы выгрузились во двор. Воздух снаружи оказался холодным, а вечерний ветерок принес с собой легкий дождь. В кронах деревьев у дома вздыхал ветер. Тяжелые валы облаков катились по вечернему небу над высокими отрогами.

К нам поспешила прислуга в темно-зеленых ливреях, принимая багаж и поднимая над нами широкие зонтики на длинных ручках, чтобы оградить от дождя. Поле окружало множество охранников в униформе Дома Гло. Держались они надменно и самоуверенно в своих изумрудных непромокаемых плащах и серебряных шлемах с плюмажем. На мой взгляд, они были опытными бойцами.

Прислуга провела и нас, и посланников гильдии в атриум, где пол был вымощен черно-белой плиткой, а из-под высокого сводчатого потолка свисало множество широких хрустальных люстр. В дверных проемах обнаружилось еще больше охранников. Милиция семьи Гло оказалась весьма многочисленной.

— Добро пожаловать в поместье Гло, — произнес женский голос.

К нам вышла высокая дама — не столько привлекательная, сколько породистая. Ее напудренное лицо застыло в маске горделивого безразличия, свойственного высокородной знати. На ней было великолепное черное платье до полу, с широкой юбкой и серебряной вышивкой, и заостренный головной убор, состоявший из черной металлической сетки и жемчуга и подвязанный под подбородком широкой черной лентой.

Представители Гильдии Синезиас согнулись в церемонном поклоне, а мы ограничились более консервативными кивками.

— Леди Фабрина Гло, — объявил Махелес.

Она подошла к нам в сопровождении череды слуг, одетых в зеленые ливреи.

— Леди, — произнес я.

— Сэр Фархавал. Я очень рада нашей встрече.

Она провела для нас небольшую экскурсию по основному дому. Мне редко доводилось встречать такую расточительную роскошь где-либо кроме зданий Имперской администрации… или кают Тобиуса Максиллы. В прогулке нас сопровождали поджарые охотничьи собаки. Леди Фабрина показала множество старых картин, главным образом портреты маслом, но попалось и несколько изящных гололитических работ, и ярких псионических миниатюр. На картинах было представлено все ее прославленное семейство: дяди, дедушки, кузены, матриархи, военачальники…

Здесь был Вернал Гло, в униформе милиции Дома. Был и Орхез Гло, представляющий Королевский дом Саметера. Неподалеку — братья Латин и Гивье Гло на охоте. Рядом — сам великий Оберон, в мантии имперского военачальника, возложивший длань на старинный глобус Гудрун.

Торговые посланники издавали подобающие восхищенные вздохи. Сама же Фабрина, похоже, старалась покончить с этим делом как можно быстрее. Она исполняла обязанности хозяйки. А мы, в конце концов, были только торговцами зерном.

Я увидел, что Эмос тайком делает какие-то заметки. Я также вел осторожные наблюдения, особенно в том, что касалось планировки дома.

В одном длинном коридоре на каменном полу распластались три огромные потрепанные шкуры — стеклянные глаза и пожелтевшие ощеренные клыки карнодонов должны были изображать ярость. Но даже в столь печальном состоянии размеры и мощь этих созданий говорили сами за себя.

— Когда-то мы охотились на них, и их осталось не много, — мельком бросила Фабрина Гло, заметив мою заинтересованность. — Старые времена давно прошли. Тогда жизнь была куда более феодальна. Но сегодня Дом Гло смотрит только в будущее.

* * *

Во время обеда в просторном банкетном зале к нам присоединился Уризель Гло, командующий милицией Дома, и его самый старший брат Оберон, нынешний глава Дома Гло. Но обед давался не только в нашу честь. Из другого мира прилетел кузен семьи Гло, в сопровождении свиты, и кроме нашей было еще несколько торговых делегаций и богатый кораблевладелец по имени Горгон Лок.

Визит торговцев зерном, даже в сопровождении престижной Гильдии Синезиас, едва ли заслуживал формального банкета. Мы могли рассчитывать только на право быть включенными в более значимое событие. Без сомнения предполагалось, что мы будем впечатлены.

Я отправился на банкет в сопровождении Биквин и Эмоса. На подобных мероприятиях нет места слугам и телохранителям, так что Бетанкор и Хелдан остались в наших комнатах, куда им доставили еду. Это идеально соответствовало моим планам.

Пять длинных столов, размещенных в зале, были уставлены подносами с жареным мясом, фруктами и бесчисленными деликатесами. Повсюду сновали предупредительные слуги, предлагая закуски и наполняя бокалы. В каждом углу и возле дверей стояли строгие сотрудники милиции Дома, облаченные в униформу из зеленой парчи и полированные серебряные шлемы.

Нам отвели место за третьим столом, рядом с торговцами домашним скотом из Галлината, города на южном континенте Гудрун. Наш статус даровал нам компанию леди Фабрины, капитана Терронса из стражи Дома и болтливого человека по имени Ковиц, являвшегося официальным представителем Гло по вопросам закупок.

Лорд Оберон со своим братом Уризелем восседали за главным столом в компании прилетевшего кузена, кораблевладельца Лока и пожилого экклезиарха по имени Даззо. Ковиц с радостью рассказал мне, что экклезиарх Даззо представляет спонсируемый Домом Гло миссионерский орден на Дамаске, пограничном мире субсектора.

На деле Ковица оказалось сложно заткнуть. Пока дворецкие наполняли его кубок, он трещал без умолку, рассказывая про остальных гостей. У Дома Гло имелись интересы по всему субсектору, и регулярное проведение подобных банкетов позволяло держать колеса смазанными и руку на пульсе.

В конечном счете мне удалось спихнуть Ковица Эмосу, единственному человеку из известных мне, кто был способен переболтать его. Они тут же перешли к комплексной дискуссии о торговом балансе в данном субсекторе.

Я приглядывал за главным столом. Уризель Гло, толстый мужчина в инкрустированном боевом доспехе, уделял много внимания Горгону Локу. Я внимательно рассмотрел Уризеля. Что-то в нем странно напоминало портреты его печально известного предка Понтиуса, и дело тут было не только в широком опухшем лице и лоснящихся, закрепленных лаком волосах. Он много пил и смеялся влажным, свободным смехом над шутками кораблевладельца. Его жирные, мощные пальцы постоянно оттягивали расшитый галуном воротник униформенной куртки, чтобы освободить шею.

Лорд Оберон был более высоким, более худым человеком, с выдающимися, словно утесы, скулами над раздвоенной козлиной бородкой. В его лице отчетливо прослеживались фамильные черты рода Гло, но он выглядел куда более величественно и утонченно, не выказывая развратности своего родного младшего брата. Лорд Гло проводил ночь, счастливо болтая со своим кузеном из другого мира, самоуверенным молодым идиотом с резким смехом и изысканными манерами. Но судя по всему, по-настоящему Оберона интересовал только тихий экклезиарх Даззо.

Я обратил внимание и на кораблевладельца. Горгон Лок являл собой сухопарого гиганта с отечным лицом и запавшими глазами. У него были длинные рыжие волосы, собранные в хвост и украшенные бисером, а выступающий подбородок припорошила седая щетина. Я задумался о том, что за судно ему принадлежало и какие дела он вел, и решил связаться с Максиллой, чтобы сделать запрос.

Банкет продолжался до поздней ночи. Как только позволили приличия, мы удалились к себе.

Гло предоставили нам покои в западном крыле. Поднявшийся снаружи ветер выл в старых каминных трубах и открытых решетках. По окнам стучал дождь, а двери и ставни скрипели и хлопали на сквозняке.

Когда мы вернулись, в гостиной наших апартаментов оказался только Хелдан. Перед ним на столе лежало несколько информационных планшетов.

— Ну так что? — спросил я.

Пока мы ужинали, он и Бетанкор осматривали свое крыло. Хелдан показал мне результаты. В большинстве комнат были установлены перехватчики голосовой связи, а кое-где и видеосенсоры. Также в помещениях была размещена сложная система сигнализации. Хелдан установил небольшое устройство подавления, чтобы ослепить шпионские устройства в наших комнатах.

— Сравните, — сказал он, показывая мне две карты, выведенные на экран информационного планшета. — Зеленые области указывают те помещения, к которым мой наставник получал доступ во время своих визитов.

Вок оказался столь любезен, что снабдил меня информацией о своих осмотрах.

— А теперь выведем красным результаты осмотра, который мы произвели вместе с твоим человеком этим вечером.

Несоответствия оказались колоссальными. Вок, может, и открыл каждую дверь, какую смог найти, но в этих данных обнаружились потайные помещения, к которым он не получил доступа только по той причине, что не знал об их существовании.

— Это подвалы? — спросил я.

— Без сомнения, какие-то подземные помещения, — произнес Хелдан своим мягким, болезненным голосом, непонятно как просачивающимся через разрез его рта. — Смежные с винным погребом.

Портьеры взметнулись, когда распахнулось внешнее окно и внутрь влез Бетанкор, затянутый в черный комбинезон. Он стянул с себя наладонники и сапоги, снабженные зацепами, и отстегнул ремни с оборудованием.

— Что удалось найти?

Промокший и замерзший, он принял поданный Биквин бокал с амасеком и показал мне экран ручного сканера.

— Вся крыша завшивлена датчиками сигнализации. Я не рискнул лезть слишком далеко, несмотря даже на свои глушители и сенсоры. Под восточным крылом обнаружились комнаты, про которые Воку не было известно. Кажется, сеть туннелей связывает их с западным крылом под внутренним двором.

Я провел еще несколько минут, запоминая подробности, а затем удалился в свою комнату, чтобы переодеться.

Я надел утепленный черный комбинезон с плотно облегающим капюшоном и мягкими перчатками. Потом натянул сбрую из ремней для всевозможных инструментов: компактного телескопа, набора мульти-ключей, складного ножа, двух катушек моноволокна, горелки, двух глушителей электроники и переносного сканера. Сунул в ухо бусинку вокса. Автоматический пистолет убрал в кобуру под мышкой. Взял к нему две запасные обоймы, а в набедренный карман положил свою инквизиторскую инсигнию.

Эта вылазка грозила провалом нашей легенды, так что инсигния служила своеобразным джокером, который можно будет разыграть при необходимости.

Я возвратился в гостиную и натянул наладонники и зацепы, которые до того надевал Бетанкор.

— Если не вернусь через час, можете начинать беспокоиться, — сказал я.

Снаружи меня обступили тьма, дождь и бушующий ветер.

Внешняя стена огромного дома была сырой и обветшалой… местами отслаивалась штукатурка. Приходилось выверять каждый шаг, убеждаясь, что зацепы на моих руках и ногах надежно закрепились.

Я двигался вдоль стены дома до тех пор, пока не смог взобраться на водосток. Чтобы лучше ориентироваться, я примотал планшет Бетанкора к своему запястью. На крошечный подсвеченный экран выводилась трехмерная модель здания, а встроенный локатор сдвигал карту, отражая мое текущее положение в центре экрана.

Сквозь шум ливня мне послышались звуки шагов, шаркающих по гравию двумя этажами ниже. Я вцепился в кирпичи и развернул планшет так, чтобы свет его экрана не выдал меня.

Подо мной прошли двое стражников из милиции Дома Гло, завернувшиеся в непромокаемые накидки. Они укрылись в дверном проеме, и вскоре я увидел огонек зажигалки или спички. Вскоре моих ноздрей достиг густой аромат обскуры.

Они стояли непосредственно под моим «насестом», и я не смел пошевелиться. Я ждал. Мои суставы окоченели от холода и неудобного положения. Приходилось прилагать массу усилий, чтобы просто удерживаться на водостоке.

Дождь усиливался, и ветер свистел в кронах невидимого во тьме высокого леса позади дома. Я слышал, как стражники внизу разговаривают и изредка посмеиваются.

Так больше продолжаться не могло. Я терял время и чувствительность ног.

Я сосредоточился, сделал глубокий вдох и потянулся к людям Волей.

Я нашел два теплых следа их сознания в простиравшемся подо мной холоде. Следы были мягкими и размытыми, реакцию стражников, без сомнения, замедляло наркотическое воздействие обскуры. В такое сознание трудно внедрить серьезные размышления, зато оно уязвимо для паранойи.

Я вторгся в них своей Волей, осторожно играя с их страхами.

Уже через несколько секунд они выскочили из укрытия в дверном проеме, оживленно перешептываясь, и поспешно удалились куда-то на другую сторону двора.

Избавившись от них, я спустился по водосточной трубе.

Оказавшись на земле, я вжался в тень западного крыла здания и пошел вдоль двора. Разведка Бетанкора выявила наличие лазерных ловушек, окружающих сторожку и просекающих пространство от забора до фонтана во дворе. Хотя я и не мог увидеть их, но они были с точностью нанесены на карту, и мне оставалось только перешагивать через них. Под последний луч, расположенный на уровне талии, пришлось пролезать.

Моей целью были ангары с челноками в дальнем конце внутреннего двора. Осмотр выявил, что там расположена точка доступа в подвальные помещения. Бетанкор определил местонахождение и нескольких других, но все они оказались либо в чьих-нибудь личных апартаментах, либо в таких служебных помещениях, как чулан, морозильник и кладовые для хранения мясопродуктов.

Двери ангаров были закрыты, а свет внутри выключен. Я поднялся по каменной стене на пологую черепичную крышу. На крыше любого подобного ангара имелись выходы вентиляционных шахт, предназначенных для вывода наружу выхлопных газов. Складным ножом я взломал металлическую решетку, прикрывавшую вентиляционное отверстие, и скользнул в трубу вперед ногами.

Вылез я прямо над припаркованным космическим челноком. Спрыгнув вниз, я двинулся по темному ангару к корме машины.

Небольшая дверь в задней стене вела в мастерскую, откуда можно было попасть на склад запчастей. Железобетонный пол был заляпан машинным маслом, и мне приходилось очень осторожно пробираться в темноте, чтобы не врезаться в станки, стойки с инструментами и свисающие цепи подъемников.

Я сверился с планшетом. Вход размещался в дальнем конце хранилища запчастей.

Эта дверь оказалась более основательной. Устойчивый к внешним воздействиям замок, переключатель тревоги и клавиатура для введения кода доступа.

Я вздохнул, хотя и не ожидал, что это будет просто. Необходимо было прикрепить устройство подавления сигнала к замку, затем подключить сканер, который начнет перебирать и проверять коды. Дел на десять минут, если повезет. И на часы, если нет.

Я стянул наладонники с зацепами, чтобы проще было работать с инструментами, и задумался. Хорошие идеи чаще посещают меня именно в минуты раздумий. В этот раз было так же. Меня посетила идея.

Могущественный Хапшант, мой наставник, испытывал недостаток в собственных ментальных навыках. Носил шкуру монодоминанта, храни его Император. Но он искренне верил в предчувствие. И однажды сказал мне, что для служителя Императора не самое худшее дело доверять инстинктивным озарениям. Хапшант считал, что сам Император помещает в нас такие чувства.

Я набил на клавиатуре слово «дайзумнор». Замок провернулся, и дверь открылась.

В лабиринт подвалов вела чистая, теплая, хорошо проветриваемая лестница, которая выглядела куда более новой, чем большинство строений поместья. Через каждые три метра на стене были установлены прикрытые решеткой лампы. Если верить карте и собственным ощущениям, я находился на глубине приблизительно десять метров и продолжал спускаться под восточное крыло дома. Чтобы лучше слышать, я откинул капюшон.

«Дайзумнор» открыл еще один люк, и передо мной оказался длинный зал с рядами дверей, идущих вдоль одной стены. Одна из них была открыта, и изнутри доносились голоса и пахло дымом.

Я подошел к проему и осторожно заглянул.

— … получить через две недели, — произнес чей-то голос.

— Ты говорил это месяц назад! — фыркнул другой. — В чем дело, ты пытаешься набить себе цену?

Помещение оказалось чем-то средним между комнатой отдыха и рабочим кабинетом. На деревянных стеллажах вдоль стен с архивной педантичностью были расставлены книги и информационные планшеты.

Мягкий свет исходил от подвесных ламп и от множества стоящих на полках запечатанных шкатулок со стеклянными крышками. Последние напоминали специальные установки из имперских либрариумов, где поддерживается среда, позволяющая сохранить особо древние и ценные тексты.

Всю комнату устилали ковры. Мне удалось увидеть четырех мужчин, сидящих за низким столиком в троноподобных креслах с высокими спинками. Один из них сидел ко мне спиной, но по сборкам его одеяний стало ясно, что это Уризель Гло. Напротив него, развалясь в кресле, сидел Горгон Лок. Остальных я не знал, но был уверен, что они присутствовали на банкете. Перед каждым из сидящих за столом стоял бокал с выпивкой. Один из незнакомых мне людей курил обскуру через кальян. На столе лежало множество предметов, одни из которых были завернуты в бархат, другие же, наоборот, выставлены для обзора. Выглядели эти каменные таблички как некие древние реликвии.

— Я просто пытаюсь объяснить причину задержки, Гло, — сказал Лок. — Их культура слишком сложна, чтобы можно было быстро договориться даже при наилучшем стечении обстоятельств.

— Вот поэтому мы и платим тебе, — с ехидным смешком ответил Гло, наклоняясь вперед и прикасаясь к одной из табличек. — Но мы не потерпим дальнейшей задержки. В это дело вложен слишком крупный капитал. Время, финансы, ресурсы. Нам пришлось отзывать и прерывать многие другие проекты, включая даже те, что имеют для нас очень большое значение.

— Вы не будете разочарованы, лорд, — произнес человек с кальяном.

Он был одет в черное, имел хилое телосложение, лысую голову и водянистые голубые глаза.

— Археоксеническое происхождение этих предметов говорит само за себя. Сарути серьезно относятся к своему предложению.

Когда Уризель поднялся на ноги и начал отвечать, я спрятался и пошел по залу. Кодовое слово, полученное от Эйклона, открыло стальной люк в конце помещения, и я оказался в просторном, круглом зале. По обе стороны имелись еще два люка стандартного образца, а прямо передо мной — высокий сводчатый проход, защищенный силовым экраном.

Я спрятался возле этого прохода, заметив, что кто-то отключает силовое поле с другой стороны. Фигура вышла из прохода и повернулась, чтобы снова включить экран. Это был Ковиц.

Я набросился на него со спины, одной рукой пережав ему горло, чтобы противник не смог закричать, а второй рукой вцепился в его правую руку. Он захрипел и попытался высвободиться. Я раскрутил его и приложил головой о косяк.

Ковиц обмяк. Я затащил его внутрь прохода и с пульта на другой стороне снова включил силовой экран.

Проход оказался недлинным и выводил в помещение, напоминавшее часовню, с нефами по краям и алтарем в центре. Во всем остальном зал был лишен какой-либо обстановки — ни кресел, ни скамеек. Воздух здесь был сухим. Освещение исходило от скрытых источников света под потолком. Оставив Ковица валяться на полу, я шагнул к алтарю, решив разглядеть его поближе.

Черный каменный блок, вырезанный из цельного куска обсидиана, в высоту был под два метра. Гладкий камень, казалось, пылал внутренним светом. На его вершине стояла инкрустированная драгоценными камнями шкатулка, занимавшая площадь примерно тридцать квадратных сантиметров. Я аккуратно приподнял ее крышку с помощью ножа. Внутри, на бархатном ложе, покоилась сфера с замысловатой поверхностью. Она напоминала ребристый кусок кварца размером с кулак, инкрустированный золотистой проволокой и опутанный проводами. Необработанный драгоценный камень в причудливом декоративном обрамлении.

Я отпрянул в сторону и оглянулся, когда услышал характерный звук у себя за спиной.

Ковиц направил на меня лазерный пистолет. С его разбитого лба стекала кровь. Бледное лицо было искажено злобой.

— Отойди от Понтиуса, мразь, — произнес он.

 

Глава одиннадцатая

РАЗОБЛАЧЕНИЕ

БЛАГОРОДНЫЙ СПОРТ

«УМИРОТВОРЕНИЕ 505»

Это было не самое удачное время, чтобы попадать в ловушку. Я собрался с силами и без всякого физического движения нанес Ковицу удар прямо между глаз.

Такой ментальный выпад, особенно нанесенный с близкого расстояния и в прямой видимости, должен был подействовать на него словно силовой молот. Но Ковиц даже не моргнул.

— Не заставляй меня повторять, — сказал он, наводя пистолет на мою голову.

Комната, похоже, была защищена от ментальных воздействий. Или же что-то в самом воздухе высасывало психическую энергию.

— Вы, должно быть, неправильно меня поняли, — заявил я. — Я просто вышел прогуляться и скорее всего ошибся поворотом.

Наглости мне всегда было не занимать, но сейчас я просто тянул время, стараясь запудрить ему мозги разговором, отвлечь его сознание.

— Что-то сомневаюсь, — прошипел он, шаря рукой позади себя в поисках пульта управления, на котором размещалась кнопка подачи тревоги.

Я ждал. В любой миг он мог оглянуться, чтобы посмотреть, где же находится его цель.

Когда это произошло, я рванулся вперед, выхватывая автоматический пистолет.

Он с криком обернулся обратно и выстрелил, но взял слишком высоко, и выстрел окрасил вспышкой дальнюю стену.

Пригнувшись, я всадил две пули в левую ключицу Ковица, которого швырнуло на распределительный щит, затрещавший при столкновении.

Ковиц рухнул на пол лицом вниз, и вокруг него стала образовываться лужа крови.

Я подбежал к пульту управления дверью. На нем светилась янтарная руна. Ублюдок успел на что-то нажать. Я щелкнул выключателем поля.

Ничего не произошло.

Набил «дайзумнор» на клавиатуре.

Ничего.

Я понял, что влип в крупные неприятности.

За мерцающим силовым полем возник Уризель Гло в сопровождении нескольких бойцов милиции Дома. Я попятился обратно от входа и подобрал лазерный пистолет Ковица, чтобы, когда проход будет открыт, воспользоваться сразу двумя стволами.

Но внезапно какая-то чужая, темная, чудовищная мощь обрушилась на мое сознание, и оно решило покинуть меня.

Придя в себя, я увидел, как на меня сверху смотрит чье-то лицо. Красивое лицо с пустыми глазами. Губы начали что-то произносить, но потом лицо вспыхнуло огнем и расплавилось, и я понял, что это только сон. После чего проснулся по-настоящему, вернувшись в мир, в котором не было ничего, кроме боли.

* * *

— Хватит, не убей его, — произнес чей-то голос.

Другой рассмеялся в ответ, и спазмы острой боли скрутили мой мозг, легкие и живот.

— Достаточно, я сказал! Лок!

Послышалась разочарованная ругань. Агония отступила, и остались только онемение и пульсирующая на заднем плане боль.

Я понял, что распластан на огромном деревянном кресте, пристегнут к нему наручниками на запястьях и лодыжках. Кроме легинсов, сапог и запекшейся крови, на мне больше ничего не было. И свежая кровь продолжала сочиться из моего носа.

Я открыл глаза. Мясистые пальцы держали перед моим лицом мою же инквизиторскую инсигнию.

— Узнаешь это, Эйзенхорн? Я сплюнул кровь.

— Думал, что пошныряешь тут, а потом покажешь значок и все обделаются от страха? — Уризель Гло убрал инсигнию и уставился мне в лицо. — Это не сработает с Домом Гло. Мы не боимся таких, как ты.

— Тогда вы… и в самом деле глупцы, — прохрипел я. Он ударил меня по лбу открытой ладонью, вжимая мою голову в крест.

— Думаешь, друзья помогут тебе? Мы скрутили всех. Они все вон там, в тюремном блоке.

— Я говорю серьезно. Другие тоже знают, где мы. И вам действительно не стоит портить отношения со служителем Инквизиции, и не важно, насколько, на ваш взгляд, он милосерден.

Гло склонился надо мной, сложив руки домиком:

— Не беспокойся. Я не недооцениваю Инквизицию. Просто не боюсь ее. А теперь мне бы хотелось получить ответы на некоторые мои вопросы.

Он распрямился и отошел в сторону. Я увидел грязные камни стен камеры и двойной люк, выходящий на каменные ступени. У проема стояли и пристально смотрели на меня лорд Оберон Гло и курильщик обскуры, которого я видел в библиотеке. Кораблевладелец Горгон Лок оседлал грязную деревянную скамью, стоявшую поблизости. На его правой руке поблескивало странное приспособление — что-то вроде перчатки из металлических полос, заканчивающихся иглой на каждом пальце.

— Заблуждаешься, Гло. Ответы давать придется вам.

Уризель кивнул Локу, и тот поднялся и подошел ко мне, шевеля пальцами, увенчанными иглами.

— Это струзианский нейронный бич. Наш друг, господин Лок, весьма сведущ в его применении. Он предложил помочь в проведении этого допроса.

Лок схватил меня за горло голой ладонью, задрал мне голову, и его облаченная в перчатку рука исчезла из поля моего зрения.

Секундой позже в мои легкие и сердце вонзились ледяные копья боли, а дыхательное горло скрутил спазм. Я начал задыхаться.

— Образованный человек вроде тебя знает все о выходах нервных окончаний, — произнес Лок. — Это же знают и струзии. Они предпочитают не просто колоть их… им нравится выжигать их. Я обучался у одного из их священных палачей примерно год. Вот, например, этот захват удушает тебя. А заодно останавливает сердце.

Я едва мог слышать его. В ушах грохотал тревожный набат, а зрение затуманили цветные пятна и слепящий свет.

Он отвел перчатку. Боль и удушье прекратились.

— Вот так запросто я могу остановить твое сердце. Спалить мозг. Ослепить. Ну и так далее.

Собравшись со всеми остававшимися силами, я улыбнулся и сказал ему, что его сестричка сочла меня более умелым любовником, чем его самого.

Иглы впились в мое лицо. На какое-то время я снова отключился.

— … не убил его! — услышал я шипение Лока, когда сознание вернулось. По лицу расползалась тупая боль.

— Посмотрите-ка! Посмотрите на него! И где же теперь твоя самоуверенная улыбочка, ничтожный выродок?

Я не ответил.

Лок наклонился так, что мы уперлись лбами и я мог видеть только его глаза.

— Иглы ее убрали, — прорычал он, и мне в нос ударило отвратительное дыхание, провонявшее обскурой. — Я только что выжег несколько точек на твоем лице. Ты никогда уже больше не сможешь улыбаться.

Я хотел было сказать ему, что и без того не часто улыбаюсь, но передумал. Вместо этого подался вперед и укусил его за губу.

Он завопил, пытаясь вырваться. Кровь била струей. По моей голове и груди отчаянно замолотили его кулаки. Длинные рыжие волосы хлестнули меня по глазам. Наконец ему с ревом удалось вырваться. Я выплюнул на пол кровь и основательный кусок его нижней губы.

Лок отшатнулся назад, обхватив свободной рукой порванную пасть. А затем снова набросился на меня с кулаками. Удары в живот, в пах, в челюсть… Последний был такой силы, что чуть не свернул мне шею.

Потом я почувствовал, как иглы вонзаются под ребра с левой стороны, и меня окутала агония.

Лок выкрикивал какие-то ругательства. Я снова потерял сознание.

И пришел в себя, задыхаясь и испытывая мучительную боль, когда Уризель оторвал от меня Лока, отшвырнув того к стене камеры.

— Он нужен мне живым! — закричал Уризель.

— Посмотри, что он сделал! — невнятно произнося слова, пожаловался Лок.

— Надо быть осторожнее, — сказал Оберон Гло, подходя ближе.

Он склонился, чтобы осмотреть меня, и я взглянул в его надменное львиное лицо, бородатое, мощное, властное.

— Он уже одной ногой в могиле, — раздраженно произнес Оберон. — Говорил же вам, дуракам, что мне нужны ответы!

— Так спрашивай меня сам, — прохрипел я.

Лорд Оберон поднял брови и уставился на меня:

— Что привело тебя в мой дом, инквизитор?

— Понтиус, — ответил я.

Игра была рискованной, и шансы не обнадеживали, но имелась некоторая вероятность того, что это слово автоматически убьет их, как убило Саймона Кротса. Но, как я и подозревал, этого не случилось.

— Прилетел со Спеси?

— Там я уничтожил Эйклона.

— Все равно мы отказались от этой затеи. — Лорд Оберон отстранился от меня.

— Что такое Понтиус? — спросил я, попытавшись и не сумев направить Волю. Боль заглушала все остальное.

— Вряд ли я тот человек, который развеет твое неведение, инквизитор, — ответил Оберон Гло, оглядываясь на Уризеля, Лока и курильщика. — Не думаю, что ему известно об истинной причине. Но хочу убедиться. Тебе можно доверить тонкую работу, Лок?

Лок кивнул, снова приближаясь ко мне и втыкая мне в голову иглу позади уха.

Затылок онемел. Сосредоточиться стало практически невозможно.

— Игла на указательном пальце вошла прямо в теменную борозду мозга, — напевал Лок мне на ухо, — что оказывает непосредственное воздействие на центр правды. Теперь ты не можешь солгать, несмотря ни на что. Так что тебе известно об истинной причине?

— Н-ничего… — заикаясь, произнес я.

Он качнул иглой, и в моей голове вспыхнула боль.

— Как тебя зовут?

— Грегор Эйзенхорн.

— Место рождения?

— Мир ДеКере.

— Первое сексуальное завоевание?

— Мне было шестнадцать, служанка в школе…

— Твой самый большой страх?

— Человек с пустыми глазами!

Все ответы были правдивы, все вырывались непреднамеренно, но последний удивил даже меня самого.

На этом Лок не закончил. Он еще раз пошевелил вставленной иголкой и проник в заднюю часть моей шеи остальными, так что все мое тело парализовало и по венам потек лед.

— Что тебе известно об истинной причине?

— Ничего!

Сам того не желая, я заплакал от боли.

Горгон Лок продолжал допрашивать меня в течение четырех часов… по меньшей мере четырех часов. А что было потом, не помню.

* * *

Вновь придя в себя, я обнаружил, что лежу на холодном рокритовом полу. Каждый нерв моего существа заполняла тянущая боль, каждый мускул — слабость. Я едва мог шевелиться. Никогда прежде мне не приходилось испытывать такой жуткой боли и отчаяния. Никогда я не чувствовал себя так близко к смерти.

— Лежи спокойно, Грегор… ты с друзьями… — проговорил знакомый голос.

Эмос.

Я открыл глаза. Убер Эмос, мой верный архивист, смотрел на меня с состраданием, которое не могли скрыть даже аугметические очки. На его скуле расплывался синяк, а красивые одеяния были порваны.

— Лежи спокойно, старый друг, — убеждал он.

— Ты ведь меня знаешь, Эмос, — сказал я, медленно садясь.

Это оказалось непростой задачей. Некоторые группы мышц наотрез отказывались работать, и меня чуть не вырвало.

Я посмотрел вокруг затуманенным взором.

Сидел я на полу цилиндрической рокритовой камеры. С одной стороны этого цилиндра имелся люк, а с другой — подъемная решетка. Эмос присел на корточки возле меня, а за его спиной, глядя на меня с подлинным беспокойством, застыла Елизавета Биквин в разорванном платье. Опершись спиной о стену и сложив руки на груди, стоял Хелдан, а возле люка жались Махелес и четверо других сопровождавших нас посланников Гильдии Синезиас. Все они были бледными, с опухшими глазами, словно только что плакали. Бетанкора в камере я не обнаружил.

— Хрупкая эгида, пред потопом, — произнес Эмос на превосходной глоссии, заметив мой взгляд.

Эти слова подразумевали, что Бетанкору каким-то образом удалось избежать заточения, которое постигло остальных моих спутников.

Я поднялся главным образом благодаря своему упрямству и поддержке Эмоса и Биквин. На мне по-прежнему не было ничего, кроме легинсов, сапог, кровоподтеков и многочисленных темных точек в тех местах, где надо мной поработал Горгон Лок.

Он должен был заплатить за это.

— Что вам известно? — спросил я, после того как восстановил дыхание.

— Нас уже можно считать покойниками, — искренне произнес Хелдан. — Неудивительно, что мой наставник оставил эту часть работы вам, самоубийственные радикалы. Жаль только, что я согласился присоединиться.

— Благодарю, Хелдан. Может, кто-нибудь желает сказать что-нибудь менее нравоучительное?

Эмос улыбнулся:

— Мы находимся в тюремной камере под западным крылом, в дальней его части, практически под лесом. Они ворвались в наши комнаты спустя три часа после твоего ухода и взяли всех под прицел. Я внимательно запоминал маршрут, которым нас вели, после чего сравнил его с картой Мидаса и теперь абсолютно уверен в нашем местоположении.

— Что, черт возьми, они с тобой сделали? — спросила Биквин, промакивая раны на моей груди куском материи, оторванным от собственного платья.

Морщась от боли, я наконец понял, почему ее одежда так изодрана. Она ухаживала за моими ранами, пока я лежал без сознания. Доказательством ее преданности служила валяющаяся на полу куча пропитанных кровью обрывков материи.

— Потом они пришли еще раз, час спустя, и притащили тебя. Но ничего не говорили, — добавил Хелдан.

— Сэр Фархавал, вы и в самом деле инквизитор? — спросил Махелес, выступая вперед.

— Да, это так. Меня зовут Эйзенхорн.

Махелес и все его спутники зарыдали:

— Мы покойники. Ты всех нас привел на смерть!

Я почувствовал к ним что-то вроде жалости. Гильдия Синезиас прогнила насквозь, и всех этих людей уже затронуло разложение, но в столь затруднительном положении они оказались по моей вине.

— Заткнитесь! — ответил им Хелдан.

Потом он оглянулся на меня и протянул мне что-то вытащенное из отворота на его комбинезоне. Маленькую красную капсулу.

— Что это?

— Адмилладокс, десять граммов. Похоже, тебе это нужно.

— Я не пользуюсь наркотиками, — сказал я.

Он с силой вложил капсулу в мою руку:

— Адмилладокс утоляет боль и очищает сознание. Мне плевать, применяешь ты наркотики или нет. Я только хочу, чтобы эта штука оказалась в тебе до того, как откроются эти ворота.

— Почему? — посмотрел я на решетку.

— А тебе никогда не доводилось сражаться на арене?

Гло получили от меня все, что могли. Теперь они хотели моей смерти, а заодно и смерти всех тех, кто был со мной. Однако банальное убийство было ниже их достоинства.

Но ведь из убийства можно сделать спорт.

Примерно на рассвете решетка со скрипом поползла вверх. В нашу тускло освещенную камеру ворвался жесткий и яркий искусственный свет.

Вместе с ним в нашу камеру ворвались облаченные в броню бойцы милиции Дома Гло и выгнали нас наружу с помощью энергощитов и пси-кнутов.

Пока мы пытались проморгаться и привыкнуть к освещению, решетка за нами опустилась.

Я огляделся. Просторный круглый амфитеатр, увенчанный куполом — без сомнений, тем самым, внешнюю поверхность которого мы видели, подлетая к поместью. Земляной пол арены порос мхом, а по стенам десятиметровых каменных стен ползли лишайники. Над стенами размещались зрительские ряды, заполненные сейчас членами Дома Гло, их слугами и гостями. В ложе я увидел Уризеля Гло, лорда Оберона, Горгона Лока, леди Фабрину, экклезиарха Даззо, курильщика кальяна. Капитан Терронс, во время банкета сидевший за нашим столом, руководил стражей из сорока человек. Все охранники были облачены в зеленую броню, серебряные шлемы с плюмажем и держали в руках автоматическое оружие. Более чем две сотни членов клана Гло, их домашняя прислуга, милиция и чернорабочие заняли места в амфитеатре и восторженно выли, напоминая кровожадных гиен.

Игнорируя оскорбительные выкрики, я оглядел арену. Кое-где торчали покореженные деревья и валуны, что придавало арене некоторое подобие природного ландшафта.

Возле зарешеченного входа в камеру располагалась стойка с ржавым оружием. Махелес со своими собратьями уже подбежали к ней и схватили тупые короткие мечи и беззубые пики.

Я выбрал кинжал с эфесом, прикрытым чашкой, и странную, крючковатую косу с зазубренной внутренней стороной лезвия.

Я привыкал к весу оружия в своих руках.

Хелдан взял кинжал и топор на длинной рукояти, Биквин — плетеный щит и нож с острым кончиком. Эмос только пожал плечами и ничего не взял.

Нас осмеивали и освистывали, но потом все стихло, и только тихие вздохи доносились со зрительских рядов.

Карнодон был шести метров в длину, от носа до кончика яростно хлещущего хвоста. Девятьсот килограммов мышц, когтей и острых клыков.

Зверь вышел из-за группы мертвых деревьев, волоча за собой тяжелую цепь, свисавшую с его шипастого ошейника. В мгновение ока зверь достиг Махелеса и сбил его с ног.

Посланник Гильдии Синезиас заорал и продолжал вопить намного дольше, чем представлялось возможным для человека, от которого карнодон отрывает куски. Может быть, это всего лишь игра моего испуганного воображения, но мне кажется, что крик прекратился, только когда в пасти чудовища исчезла голова несчастного представителя гильдии. Другие посланники закричали и побежали. Кроме одного, который упал без сознания.

— Мы покойники, — не преминул напомнить Хелдан, поднимая оружие.

Я проглотил капсулу, которую он мне дал. Лучше стало ненамного.

Звеня цепью, карнодон гнался за остальными посланниками, из его пасти стекали слюна и кровь.

Биквин завопила, когда из засады выпрыгнул второй карнодон. По моим оценкам, он был даже чуть больше первого. Зверь прыгнул прямо на меня.

Я кувыркнулся вправо, и гигантский зверь промахнулся, погрузив свои когти в мох. Тянущаяся за ним цепь просвистела над моей головой. Оба чудовища одновременно исторгли низкий, гортанный рык.

Второй зверь развернулся и снова бросился на меня, но я уже успел подняться и отпрыгнул назад. Пока внимание животного было сосредоточено на мне, Хелдан подбежал к карнодону сбоку и ударил его топором.

Тварь сдавленно зашипела и стремительно, с разворота ударила когтистой лапой помощника Вока, располосовав одежду на его груди и отбросив на несколько метров. Я отскочил в сторону и спрятался за деревья.

Первый карнодон сбил еще одного посланника. Шок заставил человека умолкнуть, и он не издал ни единого звука, пока зверь терзал его безвольное тело.

Твари были голодны, что лишний раз доказывали их просвечивающие сквозь шкуру ребра. Этот фактор можно было использовать в нашу пользу: когда карнодоны заваливали добычу, то в первую очередь интересовались ее поглощением. Длинные цепи, приковывавшие животных к столбам возле их нор, позволяли зверям перемещаться где угодно в пределах арены. И конечно же, длина цепей была тщательно рассчитана так, чтобы звери не могли выпрыгнуть с арены в толпу.

Самый крупный из хищников кружил по краю арены и лупил хвостом, высматривая своими темными, глубоко посаженными глазами людей в зоне досягаемости. Биквин укрылась за корягой вместе с Эмосом под своим хлипким щитом. Но безжалостная толпа забрасывала их чем ни попадя, вынуждая покинуть убежище. Толпа жаждала крови.

Карнодон обошел арену по кругу и побежал к Эмосу и Биквин, капая слюной. Из его пасти вырывался пар. Я был уверен, что одного только веса животного хватит, чтобы убить обоих. Я бросился ему наперерез, и толпа закричала и зааплодировала.

Карнодон осадил, увидев мое приближение сбоку, и начал было поворачиваться, но я уже ударил его.

Старое лезвие рассекло свалявшийся мех, оставив длинную красную полосу от лопатки до ребер. Зверь с воем развернулся. Взметнулась лапа. Я отскочил назад и снова взмахнул косой, надеясь отвести этот удар. Но хищник бросился вперед.

Я сам опрокинулся на спину, лишая карнодона возможности сбить меня, переломав мне кости. И оказался подмят чудовищной тушей. В отчаянии я вслепую ткнул зверя снизу вверх, надеясь поразить его в более уязвимое брюхо.

Тяжесть резко исчезла. С жутким стоном карнодон отпрыгнул от меня. В моей руке больше не было кинжала — его рукоять торчала из подбородка зверя. Клинок пронзил и захлопнул его пасть. Словно лошадь, потревоженная мухой, карнодон мотал головой и бил по морде лапой, пытаясь освободиться от кинжала.

Я поднялся. Из свежих ран на груди стекала кровь. Внезапно в поле моего зрения попал бегущий Хелдан. Его топор опустился на спину огромного хищника, с громким хрустом перебивая хребет. Карнодон рухнул на землю и забился в судорогах, взрывая когтями мох. Хелдан снова и снова опускал топор на череп зверя.

Арена содрогнулась от воя зрителей. На нас обрушился град всевозможных предметов. Помощник Вока обернулся и посмотрел на меня со зловещей, триумфальной усмешкой.

Затем ему на плечи обрушился второй карнодон, и Хелдан рухнул ничком на пропитанную кровью землю арены.

Этот зверь уже покончил с посланниками Гильдии Синезиас — со всеми, кроме того, который упал в обморок и все еще лежал там, где повалился. Хищник вцепился в беспомощного Хелдана, срывая с него скальп, раздирая ему спину.

Из моего горла вырвался вопль ярости и отчаяния, я подбежал к зверю, ударил его косой под ухо и дернул. Изогнутое лезвие вонзилось в плоть, и мне удалось на секунду оттянуть голову карнодона в сторону. Но потом мне в затылок угодила метко брошенная бутылка. Я упал и выронил косу.

Зверь развернулся ко мне, бросив изувеченного Хелдана валяться на пропитавшейся кровью земле. Я стремительно вскочил, швырнув в глаза твари ошметки земли и мха.

— Эйзенхорн! — завопила Биквин, подбегая с другой стороны.

Она перебросила свой нож через спину животного, и я ловко подхватил оружие. Привлеченный ее криком, зверь развернулся, раздирая плетеный щит и сбивая девушку с ног.

Я вскочил на него верхом и несколько раз полоснул кинжалом по шее. Но клинок едва поцарапал толстую шкуру.

Карнодон задергался, пытаясь сбросить меня. Я увидел засевшую в густой шерсти загривка косу, подтянул ее и просунул лезвие под шипастый ошейник.

Тварь всеми способами пыталась сбросить меня. Еще немного — и у нее это получится. Я вогнал кинжал под сочленение звеньев, уперев его в клинок косы как рычаг, и со всей силой, на какую был способен, налег на рукоять.

Звенья разошлись. Цепь распалась.

Карнодон не сразу сообразил, что свободен.

Затем он с легкостью перемахнул через ограждение ямы и приземлился прямо посреди остолбеневшей толпы зрителей. Я все еще удерживался на нем, отчаянно сжимая рукоять косы. Когда мы приземлились, я сорвался и вылетел в ряды. Зверь неистовствовал. Он ворвался в толпу, пуская в ход зубы, когти, неукротимую силу и чудовищную тяжесть своего тела. Под куполом началось столпотворение.

Я поднялся, расталкивая споткнувшихся и упавших на меня зрителей. В амфитеатре началась пальба. С дальних рядов к карнодону спускалась милиция Дома, пытаясь пробиться через обезумевшую толпу, бегущую к выходу. В конце концов бойцы начали прокладывать себе дорогу с помощью дробовиков, лазганов и шокеров.

Я перепрыгнул через спинки нескольких кресел, разметав слуг, попытавшихся меня схватить. Всего на один ряд выше оказались двое охранников, на бегу поднимавшие оружие, чтобы выстрелить по зверю.

Мне удалось срубить одного из них ментальным копьем, чью силу подпитывали ярость и всплеск адреналина, и выхватить из его рук оружие. Прежде чем второй успел развернуться, в него вошла автоматная очередь, швырнув охранника через ограждение на арену.

Я поднял взгляд к ложе, где располагались аристократы семьи Гло и их гости. Лорд Гло, Лок и курильщик уже исчезли, а леди Фабрину и экклезиарха уводили охранники. Но Уризель Гло по-прежнему оставался там, выкрикивая команды своим бойцам. Он увидел меня.

— Инквизиция не окажет тебе милосердия, — закричал я, хотя и сомневался, что он сможет услышать меня в этом бардаке.

Уризель несколько мгновений смотрел на меня, а потом проорал еще несколько команд, перемежаемых ругательствами, снова обратив свое внимание на карнодона. Тот укрылся за зрительскими скамьями и рвал на части кого-то из бойцов милиции Дома. На его полосатой шкуре виднелись многочисленные огнестрельные раны.

Уризель схватил охотничью винтовку, принесенную одним из солдат, тщательно прицелился и выстрелил.

Залп — и могучий зверь рухнул с разорванной грудью, напоследок задавив еще одного охранника.

Люди продолжали метаться и вопить, но их стало значительно меньше, и я смог расслышать звон. Сработала сигнализация. Уризель опустил винтовку и жестами отправил группу своих людей выяснить причину тревоги.

К звону сигнализации добавились еще какие-то странные звуки. Но мне было не до них. Уризель прицеливался снова — и на сей раз в меня.

Я кувырком ушел из-под прицела, и скамья надо мной разлетелась в щепки.

Уризель начал перезаряжать винтовку, а Терронс в сопровождении еще нескольких солдат побежал ко мне, ведя беспорядочную стрельбу. Я прицелился и ответным залпом разнес на части его серебряный шлем вместе с головой.

Уризель снова изготовился к стрельбе. Он поднял приклад винтовки к плечу и начал прицеливаться.

Внезапно к какофонии звуков, наполнивших амфитеатр, добавился еще один, весьма характерный и хорошо мне знакомый. Трое бойцов Дома Гло, стоявшие на краю ямы, задергались и рухнули на арену. Уризеля Гло отбросило назад, а его винтовка выплюнула заряд куда-то вверх. Стрелки милиции стали выцеливать что-то у меня за спиной.

Я обернулся и сразу увидел его. Над противоположным краем арены засел Мидас Бетанкор. Его иглометы, по одному в каждой руке, снова свистнули, перча врагов смертоносными зарядами. Сразу несколько человек — охранники и прислуга — остались лежать без движения. Один из стражников перевернулся через перила и упал в яму. Ограждение арены не выдержало напора охваченной паникой толпы, и полдюжины человек рухнули на арену.

Несколько стражников пытались подстрелить Мидаса из укрытия, но Бетанкор, уверенно пробежав по терракотовому выступу ограждения, сунул иглометы в кобуру и совершил великолепный прыжок с переворотом, который доставил его под навес опустевшей ложи.

Охранники Гло вели беспорядочную стрельбу, попадая преимущественно по визжавшей толпе. Я подбежал к перилам.

— Прячьтесь! Прячьтесь! — закричал я стоявшим внизу Биквин и Эмосу.

Они пытались оттащить окровавленное тело Хелдана поближе к стене арены, где было сравнительно безопасно. Я подбежал к трупу охранника и прихватил из его патронташа еще несколько запасных обойм. Меня пытались подстрелить, но большую часть врагов отвлек на себя Мидас. Я укрылся за скамьей, заваленной жертвами карнодона, и начал стрелять короткими очередями по противникам, стоявшим несколькими рядами выше. Огонь в мою сторону стал ожесточеннее, и от моего скудного укрытия во все стороны полетели куски. Мидас выбежал из ложи, открываясь, и его иглометы яростно засвистели.

По-прежнему трезвонила сигнализация, но помимо ее воя, пальбы, человеческих криков и стонов стал слышен и глухой рокот взрывов.

К этому моменту амфитеатр практически опустел, если не считать последней горстки охранников, перестреливающихся с Мидасом. Выстрелы и взрывы, доносящиеся снаружи, становились все громче.

Я добрался до ложи. Охотничья винтовка Уризеля валялась на полу возле окровавленного сиденья.

Иглы Мидаса обязаны были хотя бы зацепить ее владельца.

Вставив в автомат свежую обойму, я пробрался мимо рядов скамей и направился к лестнице. Возле нее лежали тела двух слуг, затоптанных в давке.

Уризель Гло истекал кровью от ранения в плечо и ушел недалеко. Он услышал мои шаги, обернулся и выстрелил в темный туннель из крошечного стабберного пистолета. И исчез из виду.

Я продвигался вперед со взведенным автоматом и осматривал сырой каменный туннель перед собой. С левой стороны обнаружился проход на лестницу, ведущую к камерам внизу, а справа была дверь, выводящая к основному зданию.

Я распахнул ее стволом автомата.

Уризель с воем выбежал со стороны лестницы и врезался мне в спину.

Я ударился головой о косяк, и автомат выскользнул из моей руки, выпустив очередь.

Не пытаясь даже разворачиваться, я согнулся пополам, ухватил противника за одежду и с разворота приложил Уризеля Гло о стену. Он вскрикнул.

Левой рукой я нанес ему удар в живот, от которого еретик согнулся, а затем кулаком правой руки раздробил ему зубы. Он сдавил меня в медвежьих объятиях, заставив отступить на несколько шагов, прежде чем мне удалось остановиться, провести подсечку и нанести ему прямой удар кулаком в солнечное сплетение.

Бой для него был закончен. Я припечатал еретика затылком о стену, придушив согнутым локтем.

— Нет для тебя искупления, грешник! — бросил я в его окровавленное лицо. — Ни для тебя, ни для твоего проклятого Дома! Мудро используй свой последний вздох и раскрой мне ваши тайны. Иначе Инквизиция покажет тебе боль, которую не способен вообразить даже Горгон Лок!

— Ты… — пробулькал он сквозь кровь и осколки зубов, — ты не можешь даже представить, какие страдания для Империи несет Дом Гло. Наша власть велика. Мы вышвырнем ублюдочного Императора с его Золотого Трона… Пред Обероном и Понтиусом миры Империи будут сгорать и лопаться, как мыльные пузыри. Да прославится Великая Тьма Слаанеша…

Меня мало волновали его еретические заблуждения, но упоминание имени мерзейшего из демонов вывело меня из себя. Богохульство выворачивало мое нутро и леденило сердце. Я вырубил Уризеля и огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно было бы связать ему руки.

Поместье Гло содрогалось так, словно очутилось в эпицентре боевых действий.

Мидас Бетанкор появился у входа в туннель и увидел, как я привязываю Уризеля Гло шнурами от навеса к трубе отопления. Он убрал свои иглометы в кобуры и подошел ко мне. Я услышал, как он активизирует вокс и сообщает свою диспозицию. Протрещал краткий ответ.

— Что происходит? — спросил я.

— Военно-космический флот Скаруса проводит операцию, — с довольным видом сообщил мне главианец.

* * *

Бетанкора не было в комнатах, когда появились люди Гло, захватившие Эмоса, Биквин и Хелдана. Я к тому времени опаздывал уже на два часа, и Мидас решил поискать меня. Он искал меня, а милиция Гло искала его, перерыв в ходе этих поисков все поместье. Но Мидас не тот человек, которого можно было бы найти, пока он сам того не захочет. Он не только успешно скрылся от поисковых групп, но сумел проникнуть в помещение связи и послать краткое, но доходчивое сообщение Коммодусу Воку в Дорсай.

Ответ Вока оказался незамедлительным и жестким. Семья Гло насильственно задержала служащего Священной Инквизиции и его помощников. Иного повода Воку и не требовалось.

Он изложил свои требования, не терпящие возражений, не адмиралу флота или его чиновникам, а непосредственно лорду верховному главнокомандующему. Главнокомандующий уже через полчаса мобилизовал подразделение солдат службы безопасности Военно-космического флота, передав их в распоряжение Вока.

Я знаю, что, как инквизитор, и сам имею право и власть потребовать подобной поддержки. И хоть и очень редко, но мне доводилось этим правом пользоваться. Но все равно меня впечатлило, какое уважение и страх вызывал престарелый инквизитор в людях столь высокого ранга.

Подобные действия, по-моему, лучше всего характеризовали решительные и жесткие методы монодоминанта Вока. Чтобы обрушиться на Дом Гло в стиле приснопамятного Махариуса, ему хватало ничтожнейшего повода. И я его предоставил.

Какая-то часть меня была уверена, что эта демонстрация силы и влияния являлась для Вока поводом показать себя человеком класса «альфа», если говорить языком Инквизиции.

Впрочем, это не имело значения. И по правде говоря, меня вполне устраивало. Может быть, устроенная нами мясорубка и помогла бы нам выбраться с арены, но без штурма извне нам ни за что бы не вырваться из поместья.

Операция получила кодовое название «Умиротворение-505», где «505» являлось топографическим обозначением поместья Гло. Еще до рассвета сюда, прижимаясь к холмам, чтобы избежать обнаружения более чем серьезной местной системой локации, вылетели четыре десантных корабля.

Корабли скрывались в близлежащих холмах до тех пор, пока не взошло солнце, чтобы дать время разведывательному отряду добраться пешком до поместья и взломать электронную защиту периметра огромного дома. Потом они вышли на связь с Бетанкором, передавшим им всю информацию о строениях и размещении охраны.

Примерно в тот момент, когда первый карнодон выскочил из засады, десантные корабли вылетели со стороны рощи и устремились к зданию. Легкий имперский фрегат вторжения «Оборона Сталинваста», ведомый по приказу лорда главнокомандующего непосредственно самим адмиралом Спатианом, занял геосинхронную орбиту над целью «505» и уничтожил ангары с космическими челноками с помощью бортовой артиллерии.

Два десантных корабля выпустили дымовые завесы и сбросили противопехотные заряды, опускаясь на основное здание и вышибая там все окна. Сорок солдат в черной броне военно-космической службы безопасности высадились и начали штурм центрального здания. Более чем семь десятков изумленных охранников попытались им противостоять.

Еще два корабля облетели дом и высадили десант на посадочную площадку, освещаемую пылающими руинами ангаров. Уже через три минуты залы и коридоры поместья Гло превратились в арену сражения. Вот тогда-то и взвыла тревога.

На службе Дома Гло состояло более четырех сотен солдат, если не считать слуг численностью еще в девять сотен, половина которых также взялась за оружие. Милиция Гло была укомплектована опытными бойцами, к тому же очень недурственно вооруженными. По сути, он представлял собой небольшую армию. А я знаком более чем с одним командующим Имперской Гвардии, которому доводилось брать города и даже целые планеты меньшим числом. А эти бойцы имели то преимущество, что находились на родной земле и знали все закоулки, все слабые и сильные стороны древнего поместья.

Силы войск безопасности старались их разделить. Элита Военно-космического флота Скаруса, вооруженная черными хеллганами и обладающая стальной дисциплиной, захватывала и зачищала комнату за комнатой.

В некоторых очагах сопротивления им приходилось нелегко. Войска потеряли троих в открытой перестрелке на кухне. Самоубийственное нападение двух защитников Гло, вооруженных взрывпакетами, унесло жизни еще четверых и обрушило метров двадцать западного крыла.

Менее чем за полчаса после начала штурма милиция потеряла почти три сотни человек.

Видя такое дело, прислуга стала разбегаться по лесам и долинам, окружавшим дом. Но лишь немногим удалось скрыться. Большинство из них перехватили и около трех десятков убили при попытке прорвать оцепление, выставленное вокруг поместья Имперской Гвардией. В этом оцеплении стоял недавно сформированный Гудрунский стрелковый полк — новобранцев подняли по тревоге, чтобы они могли попробовать на вкус настоящее сражение еще до того, как покинут родную планету.

Основной целью упорного сопротивления милиции Гло было дать возможность спастись аристократам. Гудрунским стрелкам удалось зажать в угол инопланетного кузена Гло и его свиту. Ребята честно попытались арестовать их, но те оказали сопротивление, и их пришлось истребить. Остальные присутствовавшие на банкете торговцы и гости сдались имперским войскам.

Из ангара, скрытого в лесу, взлетело несколько орбитальных шлюпок. Одну из них сбил солдат, вооруженный ракетной установкой. Две другие успели пролететь пять километров, прежде чем их испепелила внимательная «Оборона Сталинваста».

Еще одно судно ушло от удара и устремилось на запад. «Оборона Сталинваста» выпустила три истребителя, которым после долгого преследования все-таки удалось поразить цель. Но недели уйдут на выяснение личностей тех, кто находился на пытавшихся удрать кораблях.

Но необходимо признать: лорд Оберон Гло, леди Фабрина, Горгон Лок, экклезиарх Даззо и безымянный курильщик оказались серьезными противниками. Никого из них не оказалось среди того сброда, который удалось захватить Гвардии и службе безопасности.

Спустя девяносто минут после начала операция «Умиротворение-505» получила гриф «Завершена» от майора Джоама Йокеллса, сотрудника военно-космических сил безопасности.

И лишь тогда из Дорсая стартовал баркас, несущий Коммодуса Вока.

 

Глава двенадцатая

НA РУИНАХ ВЕЯННОГО ДОМА

РОПОТ

ВОССТАНИЕ

Был уже полдень, но начавшийся еще ночью ливень продолжал поливать горящее поместье Дома Гло, и казалось, он смывал с неба все краски. На вершине холма возвышались ужасные, почерневшие руины с выбитыми окнами и разорванной крышей, которая еще недавно была украшена мозаичной плиткой. От руин поднимались клубы серого и белого дыма.

Я сидел во дворе, свесив голову и прислонившись спиной к брызговику бронетранспортера Имперской Гвардии, время от времени делая глоток амасека из хрустального графина. Я нуждался в обезболивающих, успокоительных и нейротропных средствах и квалифицированной медицинской помощи, желательно нейрохирурга. Еще мне не помешали бы ванна и чистая одежда.

Но более всего мне нужна была кровать. Мимо прошли солдаты, поскрипывая сапогами по влажному камню. Со всех сторон неслись отрывистые слова команд. Время от времени над головой проносились истребители, и от рева их форсажей у меня содрогалась диафрагма.

Голова кружилась. Фрагменты происшедшего собирались и соединялись в моем усталом сознании, приобретая порой фантасмагорические формы. Каждый раз я встряхивался, пытаясь прийти в себя. Где-то там, в глубине моего разума, возникал человек с пустыми глазами. Ему не находилось места в происшедшем, и мне не хотелось думать о нем, но образ не пропадал. Один раз мне даже померещилось, что он стоит на другом конце поля, возле кладовых. Я сморгнул.

Меня по-прежнему покрывали запекшаяся кровь, пот и грязь. Словно саван, окутывали боль и усталость. Капрал военно-космических сил безопасности нашел отобранные у нас вещи в комнате Уризеля Гло, и я надел рубашку и застегивающийся на кнопки длинный плащ. Солдат вернул мою инквизиторскую инсигнию, и теперь я сжимал ее, словно тотем.

Напряженные солдаты из Пятидесятого Гудрунского стрелкового полка конвоировали через двор персонал Дома Гло. Заключенные держали руки сложенными на затылке, многие плакали.

Тень скользнула по холодным каменным плитам, и человек сел рядом со мной, прислонившись спиной к грязным гусеницам транспортера.

— Долгая выдалась ночь, — произнес Мидас.

Я протянул ему графин, и он основательно к нему приложился.

— Где Эмос? И девушка?

— В последний раз, когда я видел ученого, тот шнырял повсюду и делал записи. А Елизавету не видел с тех пор, как мы вытащили их из ямы.

Я кивнул.

— Ты почти мертв, Грегор. Давай я вызову челнок и мы доставим тебя в Дорсай.

— Мы еще не закончили здесь свои дела, — ответил я.

Нам отсалютовал подошедший прокуратор Мадортин. Больше на нем не было накрахмаленной белоснежной униформы. Теперь он был одет в угольно-черную броню войск безопасности, в которой выглядел несколько крупнее и внушительнее.

— Мы осмотрели тела, — произнес он.

— Оберон Гло?

— Ни следа.

— Горгон Лок? Священник Даззо?

Он покачал головой.

Со вздохом я протянул ему графин. К моему удивлению, прокуратор взял его, сел рядом с нами и сделал хороший глоток.

— Возможно, они сгорели на шлюпках, пытавшихся ускользнуть, — сказал он. — Но вот что я вам скажу. Еще до того как спалить два челнока, вылетевших в сторону долины, на «Обороне Сталинваста» были уверены, что на них нет признаков жизни.

— Приманки, — сказал Бетанкор.

— Готов поставить все свои деньги, что главианец прав, — произнес Мадортин и пожал плечами. — Хотя, конечно, хороший маскировочный доспех может поглощать сигнал. Нам никогда не узнать.

— Мы узнаем, Мадортин, — пообещал я.

Он еще раз глотнул из графина, вернул его мне и поднялся, отряхивая свой доспех.

— Я рад, что военно-космическая служба безопасности смогла послужить вам, инквизитор Эйзенхорн. Надеюсь, что нам удалось восстановить вашу веру в Военный флот.

Я поднял на него взгляд и вяло кивнул:

— Я удивлен, что вы лично прибыли следить за ходом действий, прокуратор.

— Шутите? Да после происшествия на «Иссине» мне бы адмирал голову снял, если бы с вами что случилось!

Мадортин ушел. Мне он нравился. Честный человек, старающийся наилучшим образом исполнять свои обязанности в гуще противоречивых политических интересов. А в более поздние годы мне было суждено оценить честность и осмотрительность Ольма Мадортина гораздо выше.

Согбенная фигура пересекла поле и нависла надо мной.

— Так чьи методы оказались мудрее? — с усмешкой спросил Коммодус Вок.

— Ты мне скажи, — ответил я, поднимаясь.

Вок привел с собой свиту численностью почти в пятьдесят человек, поголовно облаченных в черные одеяния. У многих имелись аугметические имплантаты. Они просканировали все поместье и собрали мельчайшие клочки, могущие стать уликами. Потребовался целый караван транспортов, чтобы вывезти все ящики, полные документов, книг, планшетов и прочего.

Я не стал вмешиваться. Мое желание действовать размывали боль и усталость. Я был даже рад, что Воку с его многочисленной свитой досталось удовольствие выполнить мучительно кропотливую работу по обработке полученной информации.

— Большая часть улик стерта, разбита или сожжена, — отрапортовал Воку суроволицый архивист по имени Клизис. — Из сохранившегося многое зашифровано.

Мы спустились в подвалы, и я провел Вока в помещение, доступ к которому перекрывал силовой экран. На полу все еще оставалась кровь Ковица, но предмет, лежавший тогда на алтарной плите, исчез.

— Он говорил о нем как о Понтиусе, — сказал я.

В помещении больше не ощущалось ментального присутствия, и логика подсказала мне, что псионическое влияние оказывал сам Понтиус. И срубившая меня ментальная атака также исходила от него.

Я прислонился к стене помещения и принялся терпеливо излагать Воку ключевые пункты того, что удалось узнать.

— Миссия Эйклона на Спеси, куда был вовлечен и Понтиус, явно была важна для них, но Оберон Гло доверительно рассказал мне, что операцию отменили, потому что в игру вошло нечто куда более важное. Они называли это «истинной причиной».

— Это могло бы объяснить, почему они решили бросить Эйклона, — размышлял он вслух. — После всех своих приготовлений Гло оказались не в состоянии доставить Понтиуса, как обещали.

— Похоже на то. Даззо и кораблевладелец Лок, судя по всему, были глубоко вовлечены в суть этой «истинной причины». Нам надо узнать про них побольше. Уверен, что их работа касалась некоторого археоксенического материала. Они упомянули «сарути».

— Разновидность ксеносов, населяющих соседний субсектор, — произнес архивист Вока. — Про них мало что известно, и контакт с ними запрещен. Инквизиция начинала расследование по ним, но, поскольку космос в их регионе мало изучен, а сами они не стремятся к контакту, расследование было отложено.

— Но капер вроде Лока мог установить с ними связь?

Клизис и Вок дружно кивнули.

— Необходимо возобновить расследование, — сказал Вок. — Ордо Ксенос начнет изучать сарути. Но пока что дело можно считать закрытым.

— Это с какой стати? — спросил я ошарашено.

Вок уставился на меня своими глазами-бусинками:

— Дом Гло разрушен, его члены и сотрудничавшие с ними заговорщики убиты. Что бы они ни планировали, мы это пресекли.

Я даже не стал пытаться спорить со стариком. Вок был уверен в полученных данных. И в этом, на мой взгляд, крылась его основная ошибка.

Конечно же, он оказался не прав. Первый намек на это появился десять дней спустя. Я со своими людьми возвратился в Дорсай, где провел некоторое время на попечении Имперского Госпиталя, расположенного на Гранд-Канале, где медики занялись моими многочисленными ранениями и травмами. Большинство порезов и ран оказались поверхностными и должны были со временем зажить. Но Лок оставил мне на память куда более глубокие шрамы. Множественные повреждения искалечили мою нервную систему, и некоторые из них оказались необратимы. Аугметисты из Официо Медикалис, работавшие на Военно-космический флот, провели микрохирургические операции на порванных нервных волокнах позвоночника, грудной клетки, мозговом стволе и горле. Они внедрили более шестидесяти секций искусственных нервных волокон и узлов. Я частично потерял способность различать цвета и вкус. Снизилась скорость реакции левой половины тела. А с моим лицом врачам ничего не удалось сделать. Лок сдержал свое обещание — я никогда больше не смогу улыбнуться. Как, впрочем, и выразить любую другую эмоцию. Мое безразличное лицо стало просто маской.

Эмос навещал меня каждый день в палате Госпиталя и приносил горы информационных планшетов и старых книг. Он наладил рабочие отношения с архивистами Вока (Клизис был всего лишь одним из семнадцати) и изучал передаваемые ими данные. Мы пытались собрать информацию о приспешниках Гло, но обнаружили крайне мало, несмотря на вовлечение в работу армии Вока. Лок оставался темной, чуть ли не мифической личностью, чьи имя и репутация были известны по всему Геликанскому субсектору, но происхождение, карьера, торговые партнеры и даже имя корабля оставались неизвестны. Практически так же обстояли дела и с определением личности Даззо.

В Экклезиархии не оказалось ни единой записи о священнослужителе с таким именем. Но я вспомнил, как Ковиц во время банкета рассказывал, что Даззо был связан с миссионерским орденом, спонсируемым Гло, на пограничном мире под названием Дамаск. К счастью, Дамаск оказался вполне реальным миром на самом краю Геликанского субсектора — одно из сотен редко посещаемых, захолустных мест. И астрогеографически он размещался всего лишь в нескольких месяцах пути от не нанесенных на карты областей таинственных сарути.

Как только я достаточно окреп, в одно из посещений вместе с Эмосом пришел Ловинк. Он вытащил из моего сознания портрет «курильщика», который тут же был психометрически перенесен на графическую пластину. Изображение получилось немного размытым, но все-таки достаточно внятным, чтобы его можно было разослать по всем структурам, связанным с расследованием происшествия на Гудрун. Но никто не смог опознать этого человека.

Ловинк извлек и образ Понтиуса. Картина поставила в тупик всех, кто смотрел на нее. И только Эмос мгновенно подтвердил, что странный предмет по форме и габаритам идеально соответствует нише в ларце Эйклона, обнаруженном в Молитвеннике Два-Двенадцать. И как мы догадывались, именно его ждал Эйклон, ради него он затевал массовую бойню в ледяной гробнице на Спеси.

— Уризель Гло говорил про Понтиуса так, как если бы тот все еще был жив, — обратился я к Эмосу. — И нечто, без сомнения обладающее огромной психической мощью, вырубило меня в том помещении, где хранился Понтиус. Можно ли его вернуть к жизни, если некая часть его, возможно какая-то ментальная эссенция, заключена в это устройство?

Эмос кивнул:

— Сохранение разума после перенесения тяжелых физических повреждений или даже смерти не выходит за пределы высоких технологий Империи. Но подобные технологии недоступны даже для столь могущественной семьи, как Гло.

— Ты говорил, что это напоминает какие-то мистерии Адептус Механикус.

— Именно так, — ответил он. — И это очень странно. Могло ли омерзительное преступление на Спеси ставить своей целью выкачивание жизненных сил жертв в этот артефакт? Дать Понтиусу огромную мощь?

На третье утро моего пребывания в Госпитале ко мне зашел Фишиг. Его раны уже исцелились, и похоже, он был раздосадован тем, что пропустил случившееся в поместье Гло. Он принес с собой бесценный старинный планшет, содержащий собрание вдохновенных стихов, составленное Юрием Сатаскином, викарием-исповедником одного из генералов Махариуса. Это был подарок от Максиллы, из его частной коллекции.

Формирование полка, которое задержал инцидент с Гло, возобновилось. Новые гвардейцы Империи отправились на транспортные суда флотилии, повисшей на орбите. Наконец завершились последние церемонии. Лорд главнокомандующий стремился как можно скорее начать свой поход к беспокойному Офидианскому субсектору, решив, что и так слишком много времени и сил потрачено на дело местного значения.

Но на десятый день происшедшее перестало казаться таким уж местным. По астропатической связи начали поступать сообщения об инцидентах по всему субсектору: череда взрывов на Трациан Примарис; захват и уничтожение пассажирского судна, направлявшегося к Гесперусу; город-улей, выкошенный вирусным заражением, на Мессине.

Тем же вечером в небе над Дорсаем ненадолго вспыхнула новая яркая звезда. Взорвалось четырестатысячетонное бронированное судно «Ультима Виктрикс». Взрывом были повреждены еще четыре корабля, располагавшиеся поблизости.

Час спустя стало ясно, что происшествие на этом не закончилось. Даже командованию Военного флота было непонятно, почему несколькими кораблями взрыв был идентифицирован как нападение противника. Звено фрегатов, которым командовал капитан Эструм, вылетело на перехват, и несколько истребителей передовой группы приняли их за врага и открыли огонь. В течение двадцати семи диких минут Военный флот Скаруса вел войну против самого себя. Шесть кораблей уничтожено. Звено Эструма вместе с мобильной группой из пятнадцати судов прыгнули в варп, чтобы выследить «врага». Адмирал Спатиан пустился в погоню с флотилией из восьми тяжелых крейсеров. Оставшееся войско пыталось восстановить порядок и справиться с полученными повреждениями.

Как я узнал, лорд главнокомандующий был так взбешен случившимся, что личному врачу пришлось давать ему успокоительное.

— Это не просто досадное недоразумение, — произнес Бетанкор. Мы сидели в моей отдельной палате, с выходящими на Гранд-Канал высокими окнами. Ночь освещали призрачные отблески взрывов и выбросов энергии, похожие на падающие звезды. — Имперские боевые флотилии числятся среди наиболее организованных и дисциплинированных космических организаций. Подобный бардак просто не может произойти случайно.

— Думаю, ты хочешь также сказать, что и дезертиры не могут так просто захватить сторожевой катер и вызнать имя владельца судна, которое берут на абордаж? Наш незримый противник демонстрирует свое могущество. Вок говорил о некоем родительском культе, надзирающем за многочисленными мелкими ячейками и тайными организациями. Он считал, что именно Гло и были на вершине заговора. Но я в этом не уверен. Есть кто-то более значительный.

Уризеля Гло содержали в Имперской Базилике. С момента поимки его допрашивали и пытали по нескольку часов ежедневно. Но так ничего и не добились.

Той ночью я сам отправился к нему. Вок и его следователи все еще работали над еретиком, теперь уже понимая всю срочность дела.

Они держали его на глубине девяносто метров под серой каменной крепостью, в помещении, которое иначе как темницей не назовешь. В соседних камерах содержались все остальные заключенные, захваченные во время штурма поместья Гло. Чтобы удержать и допросить их всех, Воку потребовалась помощь местных Адептус Арбитрес, солдат планетарной армии Гудрун и должностных лиц Министориума.

Добравшись до Базилики на гравискифе, я был встречен высоким седым человеком в длинном красно-коричневом плаще и с эскортом из двух боевых сервиторов. Я узнал его сразу. С инквизитором Титусом Эндором мы были примерно одного возраста и оба учились у Хапшанта.

— Ты поправился, Грегор? — спросил он, пожимая мою руку.

— Достаточно, чтобы продолжать работу. Не ожидал увидеть тебя здесь, Титус.

— Отчет Вока по делу Гло дошел до представителя нашего Ордена в данном субсекторе. Верховный Инквизитор Роркен потребовал скорейшего расследования и раскрытия дела. Неспособность Вока выжать что-либо из Уризеля Гло раздражает его. Меня послали на помощь. И не только меня. Шонгард уже здесь, а Молитор находится в пути.

Я вздохнул. С Эндором, собратом-амалатианином, я мог работать. Шонгард представлял собой фанатичного монодоминанта и, на мой взгляд, лишнюю обузу. А Конрад Молитор был из того сорта радикалов, которым, по моему мнению, и вовсе нет места в Ордене.

— Это необычно, — сказал я.

— У всех свои причины, — заметил Эндор. — То, что выявила ваша с Воком деятельность здесь, представляет собой кусок огромной головоломки, связанной с множеством различных дел и расследований. Две недели назад я сжег еретика на Мариам и в его вещах обнаружил документы, связывавшие его с семьей Гло. Шонгард занимается выслеживанием источника богохульных текстов, которые, как он уверен, первоначально попали в субсектор в трюмах торговцев из Гильдии Синезиас. Молитор… Кто его знает, над чем он работает, но это тоже как-то связано.

— Иногда, — сказал я, — мне кажется, что мы работаем друг против друга. Сейчас многое вышло наружу. И ты только взгляни! У всех нас есть частички одной и той же тайны. Ведь вполне возможно, что мы могли захватить этого противника и разрушить созданную им структуру еще месяц или даже два назад, стоило нам только обменяться информацией.

Эндор рассмеялся:

— Грегор, ты подвергаешь сомнению методы работы Священной Инквизиции? Методы, сложившиеся столетия назад? Ты сомневаешься в побуждениях наших собратьев по Ордену?

Я знал, что он шутит, но ответил серьезно:

— Я порицаю систему, которая приводит к тому, что мы не доверяем даже друг другу.

Мы спускались в глубины тюремного блока.

— Что с Гло?

— Ничего не говорит, — сказал Эндор. — Под пытками, которые к нему применяют, ломалось большинство еретиков. Во всяком случае, они почти всех заставляли умолять о пощаде или пытаться наложить на себя руки. А этот сопротивляется и, можно даже сказать, сохраняет хорошее настроение. По-прежнему высокомерен, словно надеется победить.

— И он прав. Мы ни за что не подпишем приказ о его уничтожении до тех пор, пока не узнаем его тайн.

Люди Вока трудились над Гло в вонючей камере, стены которой были выкрашены в красный цвет. От Уризеля остались только искалеченные останки, жизнь в которых поддерживалась исключительно мастерством палачей.

Извлечь признание из еретика — это величайший долг инквизитора, и, на мой взгляд, допустимы любые методы, но этот вариант просто бесполезен. На их месте я бы прекратил пытку еще несколько дней назад. Одного взгляда хватало, чтобы понять, что Уризель Гло не намерен говорить.

Я оставил бы его в покое на несколько долгих недель. Несмотря на все муки, постоянное внимание придавало ему сил, так как демонстрировало, в сколь отчаянном положении мы находимся. Тишина и изоляция сломили бы его быстрее.

Инквизитор Шонгард отстранился от стола, к которому был привязан Гло, и стащил хирургические перчатки. Он был широкоплечим человеком с жидкими каштановыми волосами и черной металлической маской, хирургически вращенной в его лицо. Никто не знал, скрывает ли она следы какой-то серьезной травмы, или же это сделано из любви к эффектам. Сквозь прорези маски на нас с Эндором уставились нездоровые и налитые кровью глаза.

— Братья… — прошептал он. По-моему, он никогда не говорил даже вполголоса, только вкрадчивым, пугающим шепотом. — Его упорство сильнее, чем когда-либо мною виденное. Мы с инквизитором Воком пришли к выводу, что сознание еретика прошло очень серьезную тренировку, что позволяет ему игнорировать наши манипуляции. Были применены ментальные зонды, но и они ничего не дали.

— Возможно, стоит попросить Астропатический Анклав обеспечить нас помощью одного из первоклассных специалистов, — сказал Вок, выходя из-за моей спины.

— Не думаю, что на его сознание поставлен какой-либо блок, — сказал я. — Вы бы нашли следы такой обработки. Да и он тогда молил бы нас остановиться, потому что знал бы, что не может дать нам ответ.

— Ерунда, — прошептал Шонгард. — Ни один нормальный человек не выдержал бы такого.

— Иногда у меня возникают сомнения, знают ли мои собратья хоть что-нибудь о человеческой природе, — мягко ответил я. — Этот человек — фанатик. И к тому же благородного происхождения. Он видел тьму, которой мы так боимся, и знает ее мощь. И ее лживых обещаний достаточно, чтобы держать рот на замке. — Я подошел к столу и посмотрел в лишенные век глаза Гло. Когда он улыбнулся мне, на его ободранных губах запузырилась кровь. — Ему обещано падение миров, уничтожение миллиардов. Он кичится этим. То, за чем устремились Гло, столь велико, что ничто иное не имеет для него значения. Я прав, Уризель?

Он забулькал.

— Это для него лишь временные трудности, — произнес я, презрительно отворачиваясь от еретика. — Он продолжает упорствовать, потому как считает то, что ждет его впереди, достойным любых мучений.

Вок фыркнул:

— И что это может быть?

— Мне слова Эйзенхорна кажутся убедительными, — сказал Эндор. — Гло будет защищать свою тайну, что бы мы ни делали, поскольку эта тайна обещает ему возместить все потери тысячекратно.

Лицо Шонгарда под маской явно скривилось в сомнении.

— Поддержу брата Вока. Какая награда может стоить длительного общения с лучшими мясниками Инквизиции?

Я не стал отвечать. Ответ мне был неизвестен, хотя у меня сложилось представление о масштабах заговора.

И мысли об этом леденили мою кровь.

* * *

Если у меня и оставались какие-то сомнения в том, что верхушка Гло уцелела, то их полностью рассеяла следующая неделя. По мирам субсектора прокатилась волна диверсий с использованием взрывчатки, токсинов и пси-оружия. Мрачные ячейки зла, скрывавшиеся в Имперском сообществе вылезали на свет, подвергая себя риску обнаружения. Ими словно дирижировала какая-то сила. Кто-то вроде лорда Гло и его сообщников, избежавших уничтожения. А может (и я все больше и больше склонялся к этой версии), они являлись только частью незримой правящей элиты, которая теперь мобилизовывала силы своих тайных дочерних культов на двух дюжинах миров, готовя революцию.

— Есть и другое объяснение, — сказал мне Титус Эндор во время мессы в Имперском Соборе Дорсая. — Несмотря на могущество и влияние Дома Гло, не они стояли на вершине пирамиды заговора. Есть кто-то и выше.

Такое, конечно, тоже возможно, но я знал, насколько заносчивы и честолюбивы Гло. Они не из тех, кто подчинился бы другому хозяину. По крайней мере, человеческому хозяину.

Тем временем беспорядки добрались и до Гудрун. Один из городов на юге подвергся серии взрывов, а фермерское поселение на западе вымерло от отравления нервным токсином, сброшенным в его водозаборы. Военный флот Скаруса по-прежнему прилагал усилия, чтобы оправиться от повреждений, причиненных самому себе, а адмирал Спатиан вернулся из своего похода за кораблями Эструма с пустыми руками. Эти суда просто исчезли. Я обменялся посланиями с Мадортином, который сообщил мне, что в командовании Военно-космического флота теперь мало кто сомневался в том, что гибель «Ультима Виктрикс» и последовавший за ней погром стали результатом саботажа. Влияние нашего врага простиралось даже на Военный флот.

А затем в двух огромных городах-ульях Трациан Примарис поднялось открытое восстание. На улицы вышли тысячи рабочих, пораженных порочным влиянием Хаоса. Они занимались поджогами, грабежами и убийствами. И открыто демонстрировали непотребные знаки Хаоса.

Планы лорда главнокомандующего насчет крестового похода в Офидианский субсектор откладывались на неопределенный срок. Военно-космический флот Скаруса снялся с якоря и устремился подавлять восстание на Трациане.

Но это оказалось только началом. В предместьях столицы Саметера вспыхнул откровенный мятеж, а днем позже разразилась гражданская война на Гесперусе. Оба случая носили признаки влияния Хаоса.

Этот печальный период упомянут в Имперских хрониках как Геликанский Раскол. Он длился восемь месяцев, и в открытой войне на этих трех мирах погибли миллионы, если не вспоминать о сотнях менее крупных инцидентов на других планетах, включая Гудрун. Лорд главнокомандующий получил-таки свой священный крестовый поход, хотя вряд ли он представлял, что его придется вести против населения собственного субсектора.

Все власть имущие, и даже мои достойные собратья-инквизиторы, были настолько ошеломлены этим бунтом, что это практически парализовало всю работу. Заклятый враг человечества нередко действовал открыто и жестоко, но в этот раз его поведение казалось лишенным логики. Почему после столетий осторожного, тайного становления скрытные культы внезапно поднялись как один, подставляясь под гнев Имперских войск?

Я решил, что ответ заключается в «истинной причине». И то, что Уризель Гло сопротивлялся пыткам едва ли не с ликованием, лишь укрепило мое убеждение: архивраг готовится к чему-то столь грандиозному, что готов принести в жертву все свои тайные войска по всему субсектору, только бы отвлечь Империю.

И мне подумалось, что лучше позволить планетам сгореть, чем дать свершиться «истинной причине».

Вот поэтому я и отправился на Дамаск.

 

Глава тринадцатая

ДАМАСК

СЕВЕРНЫЙ KBAЛM

СВЯТИЛИЩЕ

Под свинцовым, мрачным небом кочевали за ветром воздушные леса. Они напоминали тучные стада каких-то раздутых животных, пасущихся над склонами каменистых холмов, сталкиваясь с грохотом, похожим на стук копыт.

Но это были только деревья: пузырчатые целлюлозные шары, заполненные газом, который был легче воздуха и возникал в результате гнилостного распада в их чреве. Они дрейфовали по ветру, медленно волоча за собой корневые системы. Иногда при столкновении двух деревьев шары со стенанием исторгали газ через сфинктеры. Вонючие струйки поднимались над древесным стадом.

Я взобрался на вершину невысокого плато, где желтоватый лишайник покрывал синеватый кремень и гравий. Над плоской вершиной проносились одиночные шаровидные деревья.

По центру плато размещался рокритовый обелиск, отмечавший место высадки первых колонистов, прибывших на Дамаск. Стихия практически полностью стерла памятную надпись. Стоя рядом с обелиском, я неторопливо осматривал пейзаж. Черные кремневые холмы с запада, густые леса воздушных деревьев над широкой речной долиной к северу, лиги колючего кустарника к востоку и рокочущие, извергающие пламя и серный коричневатый дым вулканы — на юге. Стаи мелких летучих тварей кружили над лесами в поисках места для ночлега. Над нами поднималась неприветливая, рябая луна, чей лик размывался в густой янтарной атмосфере Дамаска.

— Эйзенхорн, — позвал меня по воксу Мидас.

Я спустился обратно, застегивая свой кожаный плащ, чтобы защититься от вечернего ветра. Мидас и Фишиг ждали возле «Лэндспидера», на извлечение которого из трюма и сборку они потратили два часа. Это была старая модель, не снабженная оружием. Машиной не пользовались уже около трех лет. Мидас захлопнул капот над простужено кашляющим двигателем.

— Все-таки вы заставили его работать, — сказал я.

Мидас пожал плечами:

— Это просто кусок дерьма. Пришлось выдергивать Уклида, чтобы заменить несколько реле. Вся проводка оказалась дохлой.

На физиономии Фишига отражалось крайнее разочарование в транспортном средстве.

Мне редко приходилось пользоваться подобным. На большинстве миров у нас имелся доступ к местному транспорту. Я не ожидал, что Дамаск окажется столь… безлюден.

Записи гласили, что на планете наличествует как минимум пять поселений, но с орбиты нам не удалось найти ни одного, мы не дождались ответа ни на голосовые, ни на астропатические сообщения. Неужели человеческое население Дамаска вымерло за пять лет с того момента, как были сделаны последние записи?

Эмос, Биквин и Ловинк остались на катере, причаленном на берегу широкой реки и тщательно замаскированном камуфляжной сеткой. Мидас выбрал для посадки место, откуда легко было добраться на «спидере» до одной из колоний, и вместе с тем достаточно далеко, чтобы ее обитатели нас не заметили. Тобиус Максилла остался ждать распоряжений на борту «Иссина», повисшего на орбите.

Мидас сел за штурвал «спидера», и мы отправились от замаскированного катера к тому месту, где, по нашим сведениям, находилось ближайшее человеческое поселение.

Навстречу нам рванулся ветер, и мы затряслись по бугристой поверхности планеты, стараясь объезжать воздушные корни шаровидных деревьев, вставших на якорь или дрейфующих по ветру. Растения, казалось, пытались выбрать между почвой и притяжением неба. В лесах летали их обитатели — небольшие млекопитающие, похожие на летучих мышей. В восходящих потоках воздуха безмолвно парили более крупные создания с перепончатыми крыльями и колючими хвостами. Ландшафт был неровным, изломанным, и повсюду глаз натыкался на синеватый отблеск кремня. Воздух оказался тяжелым и удушливым, и нам время от времени приходилось пользоваться дыхательными масками.

Около двадцати километров мы держались пенистых солоноватых вод реки, а затем оставили ее широкие топкие берега и затряслись мимо скальных обрывов и рельефных пустынь, сформированных разрушенными стихией обнажениями кремня, зарослями пыльного папоротника и пятнами лишайника, дрожащего, подобно водной ряби, в порывистом ветре. Уродливая луна поднималась все выше, но до заката было еще далеко.

Мидас вынужден был остановить «спидер», когда у нас на пути оказалось стадо крупных животных, впавших в ступор при виде нашей колымаги. Это были сизовато-серые гиганты с крутыми, горбатыми спинами и длинными, стройными ногами, заканчивающимися широкими стопами. Ноги казались слишком тонкими для столь больших тел, но, как я подозревал, так же как и в случае с местными растениями, туши этих животных поддерживали пузыри газа. Морды зверей заканчивались неким подобием хоботов.

Животные наконец пришли в себя, возмущенно зафыркали и с шумом удалились в заросли папоротника. Но теперь в ступор впал наш «спидер». Мидас вышел и принялся уговаривать движок. Пока он занимался этим делом, мы с Фишигом решили размять ноги. Арбитр взобрался на высокий валун, любуясь синими всполохами метеоритного дождя, окрашивающего небо над западным горизонтом.

Я вглядывался в заросли папоротника. В спокойной листве шуршали мелкие летучие твари. Ветер переменился, и стадо шаровидных деревьев понеслось по краю папоротниковой рощи, стеная, скрипя и пуская ветры.

Двигатель наконец чихнул и заработал. Мы преодолели еще десять километров, спустившись в овражистую долину, где земля влажно поблескивала жирной чернотой. Растительность здесь оказалась более богатой и сочной: саблевидные листья змеелокона, яркие болотные лилии, паличный мох, «лошадиные хвосты», взъерошенные девовласы, высокие заросли саговника, испещренные грибком бромелиады и клубки гнетофитов. Над влажными полянами и сочащимися ручейками роились тучки крошечных насекомых, а охотящиеся на них крупные, шершнеподобные создания гудели сверкающими крыльями и метались, словно инкрустированные драгоценностями кинжалы.

— Вон там, — сказал Фишиг, прищурившись.

Мы остановились и вышли из машины. Грязное пространство, окружавшее нас, некогда было обрабатываемым полем. В пованивающей жиже ржавели полузатонувшие корпуса двух пахотных машин.

Чуть дальше мы прошли мимо каменного маркера, вырубленного из кремня. «Поместье Жиллана» — гласила надпись на раннеготическом.

Мы миновали поселение раньше, чем осознали это, и вернулись обратно. От него остались только обломки нескольких стен, затянутые тонкими нитями ползучих растений и буйными гнетофитами. Всего лишь пять лет назад на этом месте находилась община численностью восемьсот человек. Сканирование выявило металлические обломки и части техники, захороненные под землей.

На северном крае «города» Фишиг нашел маркер, скрытый липким саговником. Указатель был вырезан из какого-то местного волокнистого дерева и нес на себе знак, который не мог быть ничем, кроме как одним из омерзительных и пугающих символов Хаоса.

— Утверждение власти? Предупреждение? — громко поинтересовался Фишиг.

— Сжечь немедленно, — распорядился я.

Затрещала голосовая связь. Максилла вызывал нас с орбиты.

— Инквизитор, я просканировал ландшафт, как ты и просил, — сообщил он. — Атмосфера этому не благоприятствует, но у меня получилось. Я только что осмотрел регион к югу от вас. Трудно сказать точно, потому что сохраняется вулканическая активность, но мне показалось, что там есть здания и действующая техника.

Он передал информацию в навигационную систему «спидера». Место находилось в семидесяти километрах от нас, примерно там, где, по нашим картам, должно было располагаться еще одно поселение.

— Ехать довольно далеко, а день заканчивается, — сказал Мидас. — Предлагаю вернуться на катер. Продолжим на рассвете.

Ночью, пока мы спали, к замаскированному катеру что-то приблизилось, заставив сработать сигнализацию, настроенную на движение. Мы вооружились и вышли, чтобы поискать незваных гостей, но никого не нашли. И ни единого дрейфующего дерева поблизости.

* * *

На рассвете мы отправились на юг. Ущелья между тлеющими вулканами густо поросли папоротником и терновником. Над вулканическими разломами курился вонючий дым, и было очень жарко. Уже через полчаса, проведенных в этом серном лесу, мы ужасно взмокли и стали практически постоянно пользоваться дыхательными масками.

Когда мы ехали вдоль обглоданных ветрами и лавой склонов, рудиментарные сканеры «Лэндспидера» обнаружили признаки активности под одним из наиболее крупных пиков. Мы вышли из машины и вскарабкались на гряду, чтобы получше осмотреть местность с помощью оптики.

Прямо у подножия одного из вулканов располагалось крупное поселение. Состояло оно как из старых каменных и деревянных зданий, готовых обрушиться в любой момент, так и из новых жилищ, собранных из керамитовых блоков. Были там и машины, и генераторы, и другие тяжелые механизмы, скрытые под брезентовыми навесами. Территорию ограждали высокие наклонные щиты из армированной прессовки, в задачу которых, по-видимому, входило защищать поселок от лавы и пепла. Возле центрального здания стояли три «спидера» и два тяжелых транспортных вездехода. По территории передвигались несколько человеческих фигур, но трудно было рассмотреть их подробнее на таком расстоянии.

— В последнем отчете нет ни слова о вулканической активности в этом регионе, — напомнил Мидас.

— Посмотри туда, — указал я на группу развалюх выше по склону. — Эти дома частично похоронены под затвердевшим пеплом. Первоначальное поселение было построено до того, как проснулся вулкан.

Мидас вытащил планшет с картой и проверил указатели.

— Северный Квалм, — сказал он. — Одно из мест обитания первопоселенцев, шахтерский городок.

Мы наблюдали за поселением в течение пятнадцати или двадцати минут, после чего земля затряслась. Один из вулканов выплюнул раскаленную добела жижу. В лагере под нами заревела тревога, но ее быстро выключили. На городок пролился дождь горячего пепла и пылающих угольков, черным снегом оседающих на защитных экранах.

— Почему они продолжают работать на этом участке, если настолько велика опасность извержения? — спросил Фишиг.

— Предлагаю взглянуть поближе, — произнес я.

Замаскировав «спидер», мы спустились в лесистую долину. Землю между перистыми папоротниками и сухими шипастыми стволами местного терновника усеивали грибы с яркими маслянистыми шляпками. Как ни старались мы ступать осторожно, тучи грибных и лишайниковых спор поднимались из-под наших ног. Я был одет в застегивающийся на кнопки черный плащ. Фишиг облачился в судейскую броню, шлем закрепил на поясе. Мидас оделся как обычно, хотя и сменил светло-вишневый жакет на короткую темно-синюю рабочую куртку. Мы скрывались в тени леса.

Я все еще не был уверен в причине, по которой к нам присоединился Фишиг. После Гудрун миссия, порученная ему Верховным Хранителем Карпелом, завершилась. Но он отказался возвращаться на Спесь. Похоже, он доверился моему инстинкту, который твердил, что дело далеко от завершения.

Мы пересекли неглубокую протоку, заполненную горячей вонючей жидкостью, текущей из кратера. Теперь уже можно было почувствовать вибрацию от работающих генераторов и отбойных молотков. Вдоль земляной насыпи, протянувшейся по границе леса, ходили охранники в шипастых вороненых доспехах, надетых поверх рабочих комбинезонов цвета хаки. Люди вели на цепях огромных бульцигнидов — мускулистых слюнявых зверюг со свешивающимися чуть ли не до земли языками. Охранники, державшие их на цепи, были вооружены новехонькими короткоствольными лазганами, перекинутыми через плечо. Их лица скрывали тяжелые дыхательные маски. Рабочие бригады с помощью брандспойтов и ведер смывали с защитных экранов тлеющий пепел. Многие люди из-за жары разделись до пояса.

Мидас заметил, что поселение окружено датчиками движения и минными полями. Правда, и то и другое было дезактивировано. Постоянные сотрясения делали такую защиту бесполезной. Но когда мы начали приближаться, я совершенно отчетливо почувствовал характерную ауру — Северный Квалм накрывала ментальная завеса.

Я извлек подзорную трубу и стал осматривать поселение. Внутри оказалось во много раз больше стражи и множество грязных рабочих, лениво передвигающихся между входом и огромным блочным ангаром. Среди рабочих сновали надсмотрщики, которые перебрасывались короткими фразами и делали какие-то записи в планшетах. Из-под навеса появились восемь человек, несущих длинные носилки с высокими бортами и пластиковым верхом. Я подкрутил фокусировку, чтобы разглядеть лица надзирателей. Ни одного из них опознать не удалось. Все они были суроволицыми людьми в серых непромокаемых комбинезонах.

В поле зрения неожиданно возникло нечто огромное. Но к тому времени, как я отреагировал и навел фокусировку, объект скрылся из виду под каким-то навесом. Остался только невнятный образ ярко, безвкусно раскрашенной стальной брони, окутанной зыбким мерцанием.

— Что, черт возьми, это было? — прошипел я.

Мидас смотрел на меня, опустив свою трубу. Его лицо было искажено ужасом. Фишиг также выглядел ошарашенным.

— Гигант, рогатый гигант в силовом доспехе, украшенном драгоценностями, — сказал Мидас. — Он вышел из блочного здания слева и вошел под навес. Клянусь Богом-Императором, он был огромен!

Фишиг кивнул.

— Монстр, — сказал он.

Вулкан снова икнул, и на поселение обрушился пепел. Мы опять скрылись в колючих зарослях.

— Шип розы, — пропищал вокс.

— Не до того, — прошипел я.

Это был Максилла. Он отослал только одно слово:

— Санктум, — и отключился.

«Санктум» являлся ключевым словом глоссии, которое я дал Максилле, прежде чем мы оставили «Иссин». Мне хотелось, чтобы он держался на близкой орбите, обеспечивая нас возможностью быстрой эвакуации и спутниковым наблюдением. Но я понимал, что ему придется исчезнуть, если вдруг в систему войдет другое судно. «Санктум» означало, что он обнаружил корабль или флотилию, входящие в реальное пространство, и увел «Иссин», скрыв его на орбите позади звезды.

А значит, с этого момента на планете мы были предоставлены сами себе.

Мидас поймал меня за рукав и показал на поселение. Гигант появился снова и встал в непосредственной видимости на выходе из-под навеса. Ростом он был значительно выше двух метров и кутался в плащ, сотканный, казалось, из дыма и шелка. Его рогатый шлем и силовой доспех с золотой окантовкой были расписаны узорами несусветных цветов: ядовито-желтого, мясокрасного, пурпурного и алого, как свежая артериальная кровь. Монстр, замерший в своей древней броне, выглядел так, словно простоял здесь тысячу лет. Его внешний вид вызывал ужас и отвращение, я с трудом смог подавить невольный трепет.

Космический Десантник из развращенного и проклятого легиона Астартес.

Десантник Хаоса.

 

Глава четырнадцатая

ПОВЕСТЬ ОБ УГНЕТЕНИИ

ПРЕДАТЕЛЬ

ВОЗВРАЩЕНИЕ К ОГНЕННЫМ ХОЛМАМ

Мы тут тоже не отдыхали, — с ухмылкой сказала Биквин, когда мы возвратились к боевому катеру. Был полдень, и к руслу реки стекались табуны шаровидных деревьев, гонимых ветром с кремневых полей. Они плыли над галькой и полоскали корни в воде.

Биквин переоделась в рабочий комбинезон, обзавелась дыхательной маской и вооружилась автоматическим пистолетом. Пока Мидас и Фишиг закрывали «спидер» сеткой, она провела меня в кают-компанию и указала стволом на худого грязного мужчину, пристегнутого наручниками к скобе на переборке. Его волосы были спутаны, а залатанная рванина, служившая ему одеждой, заскорузла от грязи. Он напряженно смотрел на меня из-под косматых и мокрых волос.

— Мы заметили троих, хотя возможно, их было больше, — сказала Биквин. — Они следили за нами, используя в качестве прикрытия летучие деревья. Остальные сбежали, но этого мне удалось завалить.

— Как? — спросил я.

Ее ответный взгляд был полон укоризны: мол, не надо меня недооценивать.

— Это те же, кто проникал сюда ночью? — громко поинтересовался я.

Биквин пожала плечами. Я подошел к пленнику:

— Как тебя зовут?

— Он не слишком разговорчив, — сообщила Биквин.

Я попросил ее отойти.

— Имя? — снова спросил я.

Безрезультатно. Я сконцентрировался и принялся осторожно прощупывать темные уголки его сознания.

— Т-тимас Ризор, — заикаясь произнес он.

Отлично. Еще один нежный тычок в его медленно поддающееся сознание. Отчетливо ощущались страх и настороженность.

— З самого Жиллана угодья, земли Божией.

Я перешел к обычной речи, без псионического принуждения:

— Ты говоришь про поместье Жиллана?

— Зримо вы Жиллана поместье?

— Поместье Жиллана?

Он кивнул:

— Во-от оттуда.

— Протоготический диалект, немного искаженный, — сказал, подходя, Эмос. — Дамаск колонизировали более пятисот лет назад, и он очень долго оставался в изоляции. Население, похоже, не процветало, развитие шло не быстро, поэтому в речи увековечились остатки древних языковых форм.

— Так, значит, этот человек абориген, поселенец?

Эмос кивнул. Я увидел, что пленник переводит взгляд с меня на Эмоса, стараясь проследить за нашей беседой.

— Ты был рожден здесь? На Дамаске?

Он нахмурился.

— Здесь родился?

— Мия з самого Жиллана угодья. То быть Божия земля, накоту работать.

Я оглянулся на Эмоса. Допрос грозил затянуться.

— Я переведу, — сказал Эмос. — Спрашивай.

— Спроси его, что случилось с поместьем Жиллана.

— Молви, как утрачено было самого Жиллана угодье?

История была крайне проста и рассказана невежественным человеком, чьи предки веками обрабатывали бедную почву одинокого, окраинного мира. Рода, как Тимас назвал их, скорее всего имея в виду клановые группы, образовавшиеся из первопоселенцев, обрабатывали эту землю столько, сколько хватало его памяти и памяти старейшин. Существовало пять крестьянских общин и два карьера или шахты, производившие строительные материалы и ископаемое топливо в обмен на зерно. Поселенцы были набожными людьми, посвятившими себя обработке «земли Божией», — можно было не сомневаться, что под «Богом» они подразумевали Бога-Императора. И всего лишь четыре года назад, уже после написания последних отчетов, в общинах Дамаска проживало свыше девяти тысяч человек.

А затем прибыли миссионеры. По оценке Ризора, это случилось три года назад. Космический корабль с Мессины доставил небольшую миссию экклезиархов. Они намеревались основать приют и поднять духовную образованность позабытых поселенцев. Всего прибыло тридцать священников. Тимас узнал имя Даззо. «Архисвят Даззо», как назвал его абориген.

Прибыли и другие иномиряне, но не такие, как Даззо с собратьями, а просто работающие с ними. Судя по описанию, это были геодезисты и горные инженеры. Чужаки обратили внимание на карьеры в Северном Квалме. И примерно через год активность возросла. Прибывало все больше кораблей. Поселенцев, по большей части сильных мужчин, вербовали на шахты. Часто это делалось насильственно. И экклезиархи, похоже, не возражали. Крестьянские общины, испытывавшие нехватку рабочей силы, стали хиреть и вымирать. Помощи им никто не оказывал. Многих выкосила болезнь, завезенная скорее всего из другого мира. Затем ни с того ни с сего проснулись вулканы. Всех остававшихся на фермах согнали на шахты и заставили работать так, как если бы дело было совершенно безотлагательным. Ризор трудился там вместе со многими другими невольниками, пока не удалось убежать, чтобы жить в терновом лесу словно дикий зверь.

Итак, Даззо прибыл на Дамаск со своей миссией, чтобы поработить население, и теперь одержимо пытался добраться до чего-то под Северным Квалмом. Вполне возможно, что и вулканы проснулись из-за активизации раскопок.

Я снова коснулся сознания Тимаса. Он задрожал от страха, почувствовав ментальный контакт. Я показал ему образ Даззо. Тимас стремительно подтвердил его. Потом пришла очередь Лока. Это лицо также оказалось знакомым аборигену и вызвало у него нескрываемую ненависть. Лок был главным среди поработителей, его жестокость оставила глубокий след. Я показал лица Уризеля и Оберона Гло, но ни один из них не оказался знаком поселенцу.

Наконец, я визуализировал образ курильщика.

— Малахит, — сразу узнал его Ризор, признав в наркомане с водянисто-синими глазами Джироламо Малахита, руководителя геодезистов и инженеров.

Присоединившийся к нам по ходу беседы Фишиг спросил о деревянном указателе, который мы нашли в поместье Жиллана. Ризор печально скривил лицо. Знак отмечал массовое захоронение селян, которые попытались сопротивляться.

Мидас вызвал меня в кабину. Я приказал Эмосу накормить Ризора и продолжить допрос.

Бетанкор сидел в кожаном пилотском кресле. Его колени скрывал длинный шлейф рулонной распечатки.

— Неудивительно, что Максилла скрылся, — сказал он. — Взгляни.

На распечатку был выведен обмен астропатическими и голосовыми сообщениями между вышедшими на орбиту кораблями, который Мидасу удалось перехватить. Он провел пальцем затянутой в перчатку руки по неровным колонкам текста и чисел:

— Мне удалось выделить двенадцать различных судов, хотя их может быть и больше. Трудно сказать точно. Вот смотри, это могут оказаться два разных корабля, а может быть — и один, дублирующий послание.

— Кодировка?

— Тут еще интереснее. Стандартный имперский космический код, известный как «текстицепт».

— Это довольно распространенный код.

Мидас кивнул:

— А еще посмотри сюда, формы запросов и ответов характерны для крупного боевого корабля-флагмана, проверяющего, вся ли флотилия вышла в реальное пространство. Типичная имперская структура. Вооруженные силы…

— Это кто-то из наших?

— Вполне возможно, уже не наших. Посмотри, вот идентификаторы группировки — расшифровывается как «Эструм».

— Пропавший капитан с Гудрун.

— Не такой уж и пропавший, как видишь. Не исключено, что он обыкновенный предатель. Все происшедшее на орбите Гудрун, ошибки в распознавании, паника — все это могло быть только прикрытием для бегства подчиненных ему кораблей.

— Но он все еще продолжает вещать в стандартной имперской кодировке.

— Если на его сторону перешли только офицеры, он может шифроваться от своих же экипажей.

Час спустя от флотилии отделилась большая шлюпка и в сопровождении истребителей устремилась к поверхности Дамаска. Транспорт приземлился в Северном Квалме, а истребители облетели окрестности, прежде чем вернуться к кораблю-носителю. Сидя в своем катере, мы слышали рев их ракетных двигателей, умножаемый горным эхом. Мидас быстро переключил все бортовые системы катера на минимальный режим, чтобы они не смогли случайно засечь нас.

Эмос разговаривал с Ризором почти весь день. Получив еду, абориген несколько успокоился и проявил больше желания к сотрудничеству. Когда начало смеркаться, архивист нашел меня.

— Если собираешься попытаться проникнуть к ним с черного хода, то этот человек может оказаться полезен.

— Продолжай.

— Он знает все шахты и карьеры. Он работал там весьма долгое время. Я обсудил с ним некоторые подробности, и похоже, он уверен, что сможет показать тебе сеть пещер, выходящих к старым шахтерским домам.

С наступлением темноты мы вывели наш «спидер» из укрытия. Фишиг вел машину, пользуясь показаниями ландшафтного сканера, а не фар. Так мы продвигались медленнее, зато незаметно. Я сидел рядом с ним, а Биквин с Ризором ехали на заднем сиденье. Мне пришлось пресечь спор на тему «кому ехать?», поскольку окончательное решение всегда за мной. В «спидере» помещалось только четверо, и, хотя Мидас был лучшим бойцом моей группы и куда более способным, чем исполнитель, я приказал ему оставаться в катере — сидеть наготове за штурвалом. Биквин я выбрал за способности, которые могли оказаться жизненно необходимыми в нашем мероприятии.

Возвращение к Северному Квалму потребовало много времени, и мы добрались туда только во второй половине ночи. Небо затягивали облака, скрывавшие луны и звезды, и единственным источником света служило зловещее свечение вулканов, лижущих низкие облака длинными черными языками. В воздухе воняло серой.

Мы спрятали «спидер» в ложбине, обозначили его местоположение маркером и отправились на запад, огибая подъемы, которые Ризор назвал огненными холмами.

В темноте поблизости шебуршали какие-то мелкие ночные животные. А вдалеке выло что-то более крупное. Пробравшись сквозь терновые заросли, мы увидели поселение, купающееся в ярком искусственном свете. Рокотали вулканы.

Ризору не понадобилось много времени, чтобы обнаружить предмет наших поисков — ряд небольших, мелких водоемов, нагретых геотермальными процессами. Воздух здесь звенел от туч насекомых, привлеченных теплом, а вода бурлила и пузырилась. Ризор осторожно спустился к самому большому из водоемов и повел нас по берегу к массивному валуну, покрытому оранжевым лишайником. За валуном оказался узкий проход, замаскированный ветвями терновых деревьев и саговником. Это, как сказал Ризор, и был тот путь, которым он убежал от рабовладельцев.

Мы проверили оружие и оборудование, готовясь проникнуть внутрь. Еще на катере я перерыл оружейный шкаф и постарался придать своему отряду максимальную боевую мощь. Я взял с собой энергетический меч, спрятал автоматический пистолет в кобуру под курткой и прихватил лазган с прибором ночного видения. Еще кое-какое оборудование лежало в рюкзаке. Биквин также вооружилась автоматическим пистолетом, а еще взяла нож с узким лезвием и фонарь. Я выдал Фишигу старый, но добротный тяжелый стаббер, который его чрезвычайно порадовал. При нем также были его судейский дробовик и ранец, полный запасных дисков для стаббера. Ризор отказался от оружия. Я был уверен, что он оставит нас, как только мы окажемся на нужном пути.

В расщелину можно было пролезть только поодиночке. Я пошел первым, Ризор за мной, следом Биквин, а Фишиг прикрывал тыл. В узком каменном проходе стояла ужасная жара, а серная вонь заставила нас надеть дыхательные маски. Ризор шел без маски, обмотав лицо куском ткани. Так поступали рабы, трудившиеся в шахтах.

Проход петлял то туда, то сюда, поднимаясь и уходя в глубь холма. В некоторых местах нам приходилось карабкаться вверх по осыпающемуся проходу. Дважды мы были вынуждены снимать рюкзаки и переправлять их отдельно, чтобы пролезть в особо узких местах.

Через час я почувствовал гнетущую пульсацию ментального покрывала, заслоняющего Северный Квалм. Когда мы прошли сквозь него, я прислушался, нет ли тревоги или какого-нибудь еще признака активности. Но все было тихо. Биквин, сама того не зная, уже выполняла свою работу, создавая вокруг нас мертвую зону и позволяя нам незаметно проникнуть внутрь. Я следил за тем, чтобы никто не отходил от нее слишком далеко.

В лавовых пустотах обитали существа, приспособленные к жизни в условиях высокой температуры и насыщенности химическими соединениями: слепые, похожие на жаб хищники, полупрозрачные жуки, моллюски-альбиносы и пауки, словно изваянные из белого золота. По обожженной поверхности скалы пробежала по своим делам жирная бледная многоножка толщиной с мою руку.

Каждые несколько минут земля принималась дрожать. С потолка сыпались камешки и пыль, а облака теплых, дурно пахнущих испарений кочевали по каменному туннелю.

Проход расширился, и появились признаки человеческой деятельности. Потолок поддерживали столбы, вырубленные из тернового дерева, и к каждой шестой опоре была прибита табличка с нанесенной мелом цифрой. Ризор попытался объяснить, где мы находились. Благодаря его усердию мне удалось понять, что в этой шахте когда-то вели работы, а потом забросили. Он говорил что-то еще, но я понял только общий смысл.

Тимас провел нас к одной из выработок в штольне с низкими, подпертыми балками потолками. Я посветил в проход, выкопанный в мягкой сланцевой глине и песке. Биквин опустилась на колени и рукой расчистила песок на полу. Обнажились старые изразцы, выполненные из тусклого металла, который мне не удалось идентифицировать. Изразцы оказались идеально подогнаны друг к другу, несмотря на тот факт, что представляли собой неправильные восьмиугольники. Они выглядели странно несимметричными, некоторые грани были очень сильно вытянуты. И все-таки они были подогнаны безупречно. Как такое получалось, осталось для нас загадкой. Узор, в который они складывались, вызывал крайне неуютное чувство.

В дальней части выработки виднелась древняя каменная кладка. Я не эксперт, но твердый бледный камень, поблескивавший вкраплениями слюды, не выглядел местным. На кладке обнаружились отчетливые следы: совсем недавно от стены откалывали куски с помощью отбойных молотков и лучевых резаков.

— Кладка древняя, — сказал Фишиг, проводя рукой по сколам на камне, — но повреждения свежие.

— Кладбища колес, — внезапно произнесла Елизавета Биквин.

Я вопросительно посмотрел на нее.

— На Бонавентуре, — пояснила она, — есть древние руины, оставленные расами, жившими до человека. Они расположены посреди расходящихся кругов, похожих на колеса. Я часто ходила туда в детстве. Как я понимаю, когда-то руины были украшены, но облицовку срезали. Разграбили более поздние обитатели. Это место мне напомнило о них.

Бонавентура был ее родным миром.

— Многие занимаются археологическими изысканиями, — сказал Фишиг. — Но если дело касается ксеноартефактов, то наказание очень сурово.

Я вспомнил, что Гло и его союзники упоминали археоксенические материалы. И если это место было каким-то образом связано с таинственными сарути, то появлялось объяснение упорной работе здесь, несмотря на опасность извержения.

Но что они вывозили отсюда? Какое значение имеет это место для них? И какое — для сарути?

Мы прошли мимо еще трех заброшенных выработок. В каждой находились следы древней каменной кладки, и каждая была разграблена так же, как и первая.

В конце шахты наверх, к люку в десяти метрах выше, уводила металлическая лестница.

Мы поднялись по ней и сразу же услышали грохот отбойников. Воздух здесь оказался чище, и мы смогли снять дыхательные маски. Как я понял, в туннель нагнетался воздух с поверхности. С чрезвычайной осторожностью мы пошли вперед, минуя пасть гигантского котлована, который скорее всего когда-то представлял собой резервуар магмы. Его стены были выглажены и опалены неимоверным жаром. Присев на корточки, мы заглянули внутрь и увидели рабочие бригады, состоявшие из мужчин и женщин, наполнявших камнями огромные корзины. Эти люди, несомненно, приходились сородичами Ризору. За ними присматривала дюжина стражников в черных шипастых доспехах. Один из охранников прохаживался среди рабочих и подстегивал их энтузиазм с помощью электрического кнута.

Я вгляделся более пристально, пытаясь понять, в чем заключается основной смысл их работы. Два раба с Дамаска орудовали отбойниками, сбивая со стены лавовую корку и обнажая широкую полосу древней каменной облицовки. Другие, в большинстве своем женщины, обрабатывали обнажавшуюся поверхность аккуратнее, с помощью маленьких кирок, шил и щеток, выявляя запутанные узоры.

Стражники по эстафете прокричали что-то друг другу, и мы спрятались в тени туннеля. По проходу, ведущему с поверхности, в пещеру спустилась группа людей, покачивая фонарями. Три стражника и два закутанных в серое надзирателя с информационными планшетами. С ними были Горгон Лок и курильщик Джироламо Малахит.

Как я и подозревал, члены тайного сообщества Дома Гло смогли уйти живыми. И без сомнений, в этом им помогла флотилия предателя Эструма.

Лок был одет в длинный кожаный плащ с пластинками брони. На его лице все еще красовался след от моего укуса. Лок пребывал в угрюмом настроении.

Малахит, по обыкновению, вырядился в черное. Он постоял, изучая информационные планшеты, переговариваясь с надзирателями и стражниками, прежде чем осмотреть найденные археоксенические предметы. Рабочие торопливо убирались с его пути.

Он обменялся несколькими словами с окружающими его людьми, и командир стражи поспешно удалился, возвратясь с большой пилой. За инструментом тащились кабель и шланг, подключавшие пилу к системе электроснабжения и водопроводу.

Пила с визгом ожила, и по ее лезвию заструилась вода, охлаждающая и очищающая лезвие. Командир стражи осторожно направил пилу на скалу и сделал надрез. В несколько секунд он вырезал кусок узора рельефа. Затем еще один. Срезав несколько пластин, командир стражи с почтением передал их Малахиту. Курильщик изучил их и передал дальше, чтобы предметы завернули в пластик и уложили на деревянные носилки. Пластинки очень походили на каменные таблички, увиденные мной в частном кабинете поместья Гло.

Внезапно раздался громкий треск. Командир стражи срезал еще одну табличку, но она вдруг раскололась на части. Он бросил пилу и начал собирать осколки, в то время как остальные принялись орать и ругаться.

Лок подошел и с силой пнул человека, опрокинув его навзничь, а затем принялся избивать ногами, пока тот закрывал лицо и умолял о пощаде. Малахит собрал осколки.

— Тебе говорили быть осторожнее, безрукий ублюдок! — рычал Лок.

— Это можно восстановить, — сказал Малахит. — Я смогу сплавить их вместе.

Но Лок не слушал. Он еще раз пнул командира стражи, а затем вздернул его за шиворот и отбросил к стене. Кораблевладелец ругался, а человек хныкал и молил о прощении.

Лок отвернулся от избитого.

А потом подхватил пилу, включил и с разворота полоснул несчастного стражника по руке. Человек завопил.

Это было чудовищно. Рабы кричали и рыдали, и даже стражники в отвращении отвели глаза. Лок расчленял человека с выражением злобного ликования на лице, залитом чужой кровью.

Наконец он выключил пилу и повернулся к другому стражнику. Вручая тому окровавленный инструмент, он прорычал:

— Постарайся выполнять работу получше!

С окаменевшим от ужаса лицом стражник подобрал пилу и принялся за дело.

Лок, Малахит и вся их группа удалились минут десять спустя, сопровождаемые рабочими, несущими деревянные ящики с загадочными табличками. Мы подождали еще несколько минут, а затем последовали за ними.

Впереди виднелся тусклый и слабый дневной свет. Туннель выходил под большой навес, который я видел во время разведки. Носильщики расположились на отдых, а охранники и надзиратели сновали туда-сюда. Оборудование и инструменты для раскопок были свалены в кучу под навесом. Позади ящиков с оборудованием Фишиг обнаружил дверь и взломал замок. У нас появилась возможность незамеченными выскользнуть из-под навеса в поселение.

Мы оказались в заброшенном переулке Северного Квалма, оставив вулканы у себя за спиной. Нас окружали разрушающиеся, заброшенные дома, а с неба падали пепел и зола. Скрываясь среди развалин, мы стали пробираться к «новостройкам» Северного Квалма.

За очередным нагромождением руин обнаружилась расчищенная площадка, защищенная экранами от золы. На выжженной земле стояло два транспортника: крупная имперская военная шлюпка и меньший по размерам и более старый челнок. Корпус челнока покрывал толстый слой пепла.

У сходней обоих кораблей двигались фигуры. Стражники и рабочие заносили ящики в трюм военной шлюпки. Лок и Малахит стояли в окружении нескольких надсмотрщиков и трех офицеров Военно-космического флота, одетых в униформу Военного флота Скаруса. Худощавый тип со скошенным подбородком и глазами навыкате имел капитанские знаки отличия. Предатель Эструм. Вскоре из ближайшего здания вышел экклезиарх Даззо, который направился к ним, приподняв подол своего дорогого платья, чтобы не запачкать его пеплом.

Из дома, из которого только что вышел экклезиарх, послышалась ругань. Сердитый человеческий голос сопровождался диким звуком, от которого волосы у меня на затылке встали дыбом.

Лорд Оберон Гло, облаченный в броню и плащ, вышел, хлопнув дверью, и зашагал по двору. Секундой позже дверь распахнулась от удара.

Космический Десантник Хаоса неистовствовал.

Гло развернулся к чудовищу лицом, продолжая спор на пределе своих голосовых связок. При всех своих габаритах Гло казался карликом рядом с бронированным богохульством. Десантник снял шлем. Лицом ему служила белая, безжизненная маска ненависти, обсыпанная золотой пудрой и фиолетовыми разводами вокруг ввалившихся глаз. Оскаленный безгубый рот был полон инкрустированных перламутром зубов. Это лицо, лишь смутно напоминающее человеческое, было пришито к золотому черепу.

Мы находились с подветренной стороны, но я все равно чувствовал тошнотворный запах резких духов и гниющей органики. Я не мог представить себе, какая отвага — или безумие — требовалась, чтобы осаживать Космического Десантника Хаоса в столь яростном споре.

Даззо и Малахит быстро встали рядом с Гло, а большая часть стражников и рабочих, присутствовавших при этом, попрятались.

Ветер немного переменился, и стало возможно разобрать слова.

— … жешь от меня отделываться, человечья грязь! — внезапно донесся жуткий голос Десантника Хаоса.

— Ты обязан обращаться ко мне уважительно, Мандрагор! Уважительно! — завопил Гло в ответ.

Его голос был мощным, но не шел ни в какое сравнение с ревом чудовища.

Десантник проревел что-то еще, заканчивающееся словами:

— … убить вас всех и закончить эту работу самостоятельно! Мои повелители ждут, и рассчитывают они на идеальное выполнение этого поручения! Они не могут терять свое время впустую, пока вы, паразиты, бездельничаете и простаиваете!

— Ты обязан соблюдать договор! Придерживайся нашего соглашения!

Я понял, что почти загипнотизирован. Мой взгляд слишком задержался на монструозной фигуре, на непотребных рунических узорах и безумной символике его доспеха. Прихотливо извивающиеся золотые цепи, драгоценные камни и тонкая филигрань, покрывающая весь доспех, прозрачный шелк его плаща и вытканные на нем слова… отвратительные слова… извращенные и сочащиеся тайнами, которые старше, чем само время… тайнами, обещаниями, ложью…

Я силой заставил себя отвести взгляд. Знаки Хаоса могут утянуть душу в пучину безумия, если смотреть на них слишком долго.

Мандрагор снова взревел и замахнулся на Гло огромным кулаком, закованным в латную рукавицу, усеянную ржавыми клинками.

Но удар не был нанесен. Я вздрогнул, когда над людьми прокатился поток ментальной энергии. Даззо шагнул к исчадию варпа, а Мандрагор отступил на шаг.

Экклезиарх был меньше, чем Гло, и рядом с монстром казался совсем букашкой, но Десантник Хаоса отступил перед ним.

Даззо не разжимал губ, но я слышал его голос в своем сознании. Это присутствие было столь омерзительно, что я с трудом сдерживал позывы рвоты.

— Мандрагор Гнилостный, сын Фулгрима, достойный слуга Слаанеша, воитель Детей Императора, убийца живущих, осквернитель мертвых! Твое присутствие — большая честь для нас, и мы счастливы договору с твоим Легионом… Но тебе не стоит пытаться вредить нам. Никогда не поднимай своей руки на кого-либо из нас. Никогда!

Даззо оказался наимощнейшим псайкером, с каким мне когда-либо доводилось встречаться. Силой сознания он усмирил одно из самых мерзких созданий, Космического Десантника, присягнувшего Хаосу.

Мандрагор развернулся и пошел прочь. Я увидел, как лорд Гло сник, утратив всю свою браваду. Рабочие, попрятавшиеся по углам, плакали, а двоих стражников рвало.

Встряхнувшись, я оглянулся на своих спутников. Бледный Фишиг сидел с закрытыми глазами, его била дрожь. Ризор свернулся калачиком в пепле, прижавшись спиной к стене.

Биквин исчезла.

 

Глава пятнадцатая

ОБНАРУЖЕНИЕ

БОЙ С ПРЕВОСХОДЯЩИМИ СИЛАМИ ПРОТИВНИКА

ПОЛЕТ

У меня ушла секунда на то, чтобы понять: без ауры неприкасаемой Биквин мы оказались как в крапиве голышом. Я услышал, как старый экклезиарх сдавленно закричал, и его крик тут же оказался подхвачен воем сирен.

Стражники, стоявшие на посадочной площадке, рванули к нам. Даззо указывал пальцем на руины, скрывающие нас. Лок вытащил из-под плаща лазерный пистолет. До нас донеслись отрывистые команды и хриплый лай бульцигнидов.

— Фишиг! — закричал я. — Фишиг! Шевелись, или мы погибнем!

Он моргнул и уставился на меня непонимающим взглядом, словно не узнал собственное имя. Я отвесил ему тяжелую оплеуху.

— Шевелись, исполнитель! — завопил я.

Первые стражники добрались до нашей развалюхи, и один из них уже начал выламывать хлипкую дощатую дверь. В пробоине показалось дуло лазгана.

Я успел раньше, и мой лазган разрезал противника вместе с дверью. Во все стороны полетели осколки камня и горящие щепки.

Следующий луч превратил в груду щебенки стену дома напротив.

Неожиданно ожил тяжелый стаббер Фишига. Яркий трассирующий след снарядов вел к руинам слева от нас, откуда попытались подкрасться еще двое стражников.

По нам открыли огонь охранники, подбегавшие справа. Я переключил лазган на автоматический режим, и тот изрыгнул с десяток молний, прежде чем я решил, что для троих нападающих этого достаточно.

Удерживая обеими руками дергающийся стаббер, Фишиг пятился в глубину руин.

— Пошли! — прорычал он.

Я отступал следом. Наше оружие, извергая шторм разрывных снарядов и всепроникающей энергии, заставляло дрожать стены, обрушивало развалины, поднимало тучи пепла и разрывало тела.

Ризор, чье сознание полностью поглотил ужас, по-прежнему валялся на земле. Я схватил его за воротник тряпья и потянул за собой. Он отчаянно пытался упираться.

В оконный проем, через который мы наблюдали за происходящим на посадочной площадке, прыгнула огромная фигура. Горгон Лок. Он перекувырнулся, и его пистолет принялся выплевывать лазерные залпы.

Один луч резанул меня по левому плечу. Три других угодили в спину Ризора, и тот повалился на меня, сбивая с ног.

Фишиг увидел Лока и развернулся, не убирая пальца с курка стаббера. Диск тяжелого оружия издавал громкий металлический лязг, а эжектор лихорадочно выплевывал гильзы.

К Локу стремительно приближались фонтанчики пепла, взрываемые снарядами стаббера, и кораблевладелец с криком бросился к остаткам стены. На бегу он выстрелил, и Фишиг простонал от боли, когда лазерный луч ударил его в бок.

— Ублюдок Эйзенхорн! — проревел Лок.

Я выбрался из-под трупа Ризора. Жаль, что этот несчастный раб заплатил столь высокую цену за помощь Инквизиции. На совесть Горгона Лока легло еще одно преступление.

Проклиная кораблевладельца, я выхватил из раздатчика осколочную гранату и бросил ее в сторону Лока. И мы с Фишигом побежали из заполненных дымом руин так быстро, как только могли.

Взрыв гранаты снес остатки строения. Я помолился Императору, чтобы Лока разметало на части.

Кашляя и отплевываясь, мы с Фишигом скатились в ров, который протянулся позади разрушенных домов Северного Квалма и более новых блочных зданий. Над нами косо нависали экраны, защищавшие поселение от лавы.

Лазерные лучи лупили по этим экранам над нашими головами, а в двух десятках метров от нас в канаву попрыгали несколько стражников с бешено воющими бульцигнидами на цепях.

Опустошив второй стабберный диск, Фишиг превратил канаву в могилу, заполненную изрешеченными трупами людей и зверей. Мы поспешили в противоположную сторону, и исполнитель на ходу заправлял свежий диск.

Ров выходил на маленький двор, где были припаркованы восьмиколесные грузовики. Мы обменялись выстрелами с тремя стражниками, выбежавшими из-за угла, убили их и намеревались уже воспользоваться одним из транспортов, но тут появился четвертый и спустил с поводков трех цигнидов. Зверюги с воем помчались к нам. Одного мне удалось подстрелить из лазгана, но грузовик закрыл остальных. Огромная машина закачалась, когда зверь запрыгнул на нее. А мгновением позже цигнид прыгнул на меня сверху. Я успел всадить в его череп лазерную очередь, и огромная туша пролетела мимо, едва не задев меня. Еще один зверь, перепачканный в смазке, вылез из-под грузовика и бросился на Фишига. Зверь подмял исполнителя, сомкнув челюсти на наплечнике доспеха. Я выхватил меч и обрушил его потрескивающий клинок на тварь.

Борт грузовика прошила серия выстрелов.

— Вставай! — сказал я Фишигу, сковырнув с него мертвую тушу.

К нам подбирались основные силы противника. Мы припустили к блочному ангару и вломились в его двери.

Это оказался склад оборудования. Здесь хранились сменные жала для отбойников, мотки кабеля, лампы и всевозможные приспособления, необходимые для работы в шахте. Мы присели за штабелем ящиков, прислушиваясь к крикам и топоту снаружи.

Сменив энергетическую ячейку в своем лазгане, я включил вокс:

— Шип запрашивает эгиду, восторженные звери под ним.

— Эгида поднимается, космического цвета, — пришел немедленный ответ.

— Путь фаянсовой бритвы, — проинструктировал я. — Изображение цвета слоновой кости!

— Изображение подтверждено. В шесть. Эгида поднимается.

В ангар ворвались стражники, но стабберная очередь выбросила их обратно.

Я огляделся и обнаружил в углу ангара широкий поддон, груженный черными металлическими коробками. Бумажные ярлыки на них давно выцвели, но я отодрал прикладом крышку с одной из коробок и удостоверился в ее содержимом.

— Приготовься очень быстро бежать, — сказал я, снаряжая гранату.

— Вот дерьмо! — произнес Фишиг, когда до него дошло, что я намерен делать.

Когда я положил гранату на крышку одной из коробок, он был уже в дверях.

Мы выбежали, ведя непрерывный огонь, и нас встретила дюжина, или даже больше, охранников. По большей части они были одеты в черные, уродливые доспехи, но трое носили униформу войск космической безопасности. Люди предателя Эструма.

Мы отстреливались на бегу. Запал гранаты был выставлен на десять секунд. Тот факт, что мы побежали прямо на них, ошеломил охранников. Никому из них не удалось сделать меткого выстрела.

Мы с Фишигом нырнули за обломки стены, которая когда-то окружала ярмарочную площадь Северного Квалма.

Моя граната взорвалась. А вместе с ней и все остальные, хранившиеся в ангаре.

Ударная волна не оставила ни одной целой стены в радиусе тридцати метров. Но сначала взметнулся огненный столп, поднявший весь ангар на высоту двадцать метров и разбросавший его обломки по окрестностям.

На нас с Фишигом посыпались куски металла, пепел и осколки керамита. Наступила ошеломленная тишина. В воздухе повисла зола. Мы натянули дыхательные маски и углубились в этот сумрак.

Я почувствовал, как в мой мозг вгрызается боль. Глубокая, коварная, жгучая. Даззо шарил по окрестностям своим ужасным и могучим сознанием, пытаясь обнаружить нас.

Мы поковыляли через дым по проходу между блочными ангарами, окна которых повышибало взрывом.

Боль становилась все интенсивнее.

Эйзенхорн. Тебе не скрыться. Покажись.

Я начал задыхаться, когда боль проникла глубже.

И внезапно почувствовал облегчение.

— Фишиг! Сюда!

Я втолкнул его в старую каменную постройку. Думаю, что когда-то, в более счастливое для Северного Квалма время, тут размещалась прачечная.

Грязная и заплаканная Биквин жалась в угол. Вид Мандрагора, Десантника из предательского Ордена Детей Императора, привел ее в паническое состояние. Так же как и я, она совершила ошибку, слишком долго глядя на узоры чудовищного доспеха. Однако, в отличие от меня, ей не хватило здравого смысла отвести взгляд.

Она не могла говорить и вряд ли осознавала наше присутствие. Но мы снова оказались под защитой ее ауры и вырвались на какое-то время из когтей Даззо.

— Что дальше? — спросил Фишиг. — Они довольно быстро перегруппируются.

— Мидас уже летит. Нам надо прорваться обратно к посадочной площадке. Это единственное достаточно просторное место в лагере, где он сможет приземлиться.

Фишиг посмотрел на меня как на сумасшедшего:

— Он собирается влететь сюда? Его же убьют! Даже если ему удастся подобрать нас, они запустят перехватчики с орбитального флота. Они запустят их, как только он включит двигатели!

— Будет непросто, — признал я.

Мы потащили Биквин из древней прачечной. Снаружи еще не осел пепел, поднятый взрывом. Свою лепту внесли и разгоравшиеся тут и там пожары. Кто-то выкрикивал команды, лаяли цигниды. Где-то поблизости раздался нечеловеческий, яростный рев. У меня не было оснований сомневаться в том, что это ревет Десантник Хаоса.

— Шип ведет эгиду, область главного двора, — передал я по воксу.

— Эгида, у главного двора в три, небеса рушатся.

Итак, они уже занялись им. Флот врага выпустил перехватчики.

Мы с Фишигом побежали. Дым медленно рассеивался.

Отряд стражников показался из-за руин, и нам пришлось вернуться немного назад. Еще больше охранников перекрывало следующую дорогу.

— Надо уходить огородами! — сказал Фишиг.

Мы прятались позади огромного блочного здания, одного из тех, что понастроила нечестивая миссия Даззо. Дверей с нашей стороны не было, но мы взобрались на низкую крышу, втащив за собой Биквин, и влезли через световой люк.

Комната, в которую мы спрыгнули, была застелена коврами и хорошо обставлена. Скорее всего — офис или личные комнаты кого-то из старших надзирателей. Вдоль стен стояли стеллажи с книгами и информационными планшетами, картами и табличками. В одном углу лежали несколько больших дорожных чемоданов, поверх которых кто-то бросил плащ и два пальто. Эти вещи оставил и еще не успел распаковать кто-то из прибывших на военной шлюпке.

— Пошли! — прошипел Фишиг, проверяя дверь, ведущую из офиса в глубины здания.

— Подожди! — сказал я, энергетическим мечом срезая с чемоданов замки и распахивая их. В первом оказались одежда, планшеты, лазерный пистолет в инкрустированной коробочке с инициалами «ОГ». Оберон Гло.

— Пошли! — яростно повторил Фишиг.

— Эгида, главный двор в два, — протрещал вокс.

— Эйзенхорн, во что ты решил поиграть? — требовательно спросил Фишиг.

— Это вещи Гло! — сказал я, продолжая обыск.

— Ну и что из этого?

— Не знаю. — Я вскрыл второй чемодан. Фишиг схватил меня за плечо:

— При всем моем уважении, инквизитор, сейчас не самое удачное время для удовлетворения твоего любопытства!

— Нам надо выбираться… надо выбираться отсюда ко всем чертям, — бормотала Биквин, затравленно вздрагивая при каждом звуке снаружи.

— Здесь должно быть что-то. Ключ, подсказка… Что-нибудь, что мы сможем использовать, когда убежим отсюда.

— Нам повезет, если мы сможем прихватить с собой наши шкуры!

— Да! — Я посмотрел на него. — Да, это так. И если нам удастся выбраться, разве нам не надо будет продолжать борьбу с Гло?

Фишиг в отчаянии воздел руки.

— Пожалуйста… пожалуйста… — бормотала Биквин.

— Эгида, главный двор в один, — протрещал вокс.

Третий чемодан. Набор хирургических инструментов из высококачественной стали, предназначение которых мне совершенно не хотелось представлять. Игровой комплект костей и фишек в деревянной коробке. И опять шмотки, горы проклятых шмоток!

И что-то твердое, завернутое в бархатную рубашку. Я развернул сверток.

— Удовлетворен? — спросил Фишиг.

Я улыбнулся бы, оставь мне Лок такую способность.

— Пошли! — сказал я.

Из комнаты мы попали во внешнюю пристройку. На решетчатом полу стояло еще несколько чемоданов и запаянных в пластик деревянных коробок.

— Даже не думай об этом! — бросил Фишиг, увидев, как я смотрю на чемоданы.

— Эгида, на месте! — Голосовой сигнал частично потонул в реве мощного корабля, стремительно пронесшегося над нами на низкой высоте.

Раздался треск огнестрельного оружия и шипение лазганов.

Я побежал к выходу из пристройки, к люку, который выходил на посадочную площадку. Вокруг метались люди. По большей части это были надсмотрщики и солдаты, они смотрели в небо и стреляли по размытому силуэту опускавшегося сверху боевого катера. Малахит, стоявший на другом конце двора у трапа военной шлюпки, увидел нас и закричал. Солдаты развернулись и открыли огонь по нам.

Но это было полбеды. Вторая половина неслась к нам с ревом, от которого болезненно сжимались внутренности. Мандрагор.

— Назад! Внутрь! — завопил я, и мы вломились обратно в дверь.

Но ни дверь, ни даже стена здания не могли остановить зверя Хаоса. Кулаки, закованные в сталь и керамит, с легкостью разрывали металл на куски, сгибали адамантитовые ребра арматуры и пробивали пластиковые панели, словно бумагу.

Биквин завизжала.

Омерзительное Дитя Императора прорвало стенку пристройки, и, когда его могучее горло исторгло очередной рык, под белыми губами обнажились перламутровые зубы. В руке чудовище сжимало огромный болтер.

— Ни шагу ближе! — прокричал я.

В одной руке я сжимал снаряженную гранату так, чтобы он мог ее видеть.

Он рассмеялся глубоким презрительным смехом.

— Это не шутка, — добавил я и пнул ящик, стоявший у моих ног.

Ящик заполняли обернутые в пластик таблички из шахты.

— Предохранитель поставлен на одну секунду. Сделай шаг, и все это погибнет.

Он заколебался. В проломе показались лорд Гло и несколько стражников.

— Пожалуйста, сделай так, как он говорит! — пролаял Гло.

Мандрагор с рычанием опустил болтер.

— Отойди, Гло! Отойди сейчас же и захвати всех с собой!

— Инквизитор, у тебя нет шансов сбежать, — сказал Гло.

— Отойди!

Гло махнул своим людям и вышел. Мандрагор отступал медленно, теперь из его горла исходило шипение.

— Хватай ящик! — сказал я Фишигу.

Он повесил стаббер на плечо и сделал как велено.

Мы бок о бок, осторожно вышли на дневной свет, скрадываемый дымом.

Я держал гранату над ящиком, который он нес. За нашими спинами пряталась Биквин.

Во дворе Гло приказал своим людям расступиться. Вокруг стояло более сорока бойцов: стражники, солдаты военно-космических войск, надзиратели. Среди них я увидел Даззо, Малахита и беглого капитана Эструма. Мандрагор не стал отходить так далеко, как остальные. Он держался справа от нас. Над его древним силовым доспехом по ветру развевался мерцающий плащ. Из горла монстра по-прежнему исходило шипение.

— Мидас, — передал я по воксу, — садись и открывай люк.

— Понял, — ответил он. — Только позволь заметить, что на подлете три перехватчика. Прибытие в три.

Боевой катер пролетел над двором, отбрасывая широкую тень и поднимая турбинами облака сажи. Затем сел, качнувшись на своих мощных гидравлических опорах, грузовой трап со скрежетом распахнулся и опустился.

Мы медленно двигались по кругу, пока трап катера не оказался за нашими спинами. Все это время враги пристально следили за нами и глазами, и стволами.

— Ничья, инквизитор, — произнес Гло.

— Прикажи своим людям опустить оружие. В том числе тем, кого я не могу видеть. И даже не пытайся убить меня. Мидас, наведи пушки, те, что на крыльях, на меня и исполнителя. Если с нами что-нибудь случится, открывай огонь.

— Принято.

Мощные орудия, расположенные на крыльях, развернулись в нашу сторону.

— Только посмей выстрелить по нам, и ящик испарится.

— Опустить оружие! — прокричал Гло, и солдаты подчинились.

— А теперь отзови перехватчики. Прикажи им вернуться на базу.

— Я…

— Сейчас же!

Гло оглянулся на Эструма, и тот что-то принялся говорить в вокс.

— Перехватчики изменили курс, — сказал мне Мидас. — Они возвращаются.

— Замечательно, — сказал я Гло.

— И что теперь? — спросил он.

И в самом деле, что? На какое-то мгновение мы оказались в выигрыше: они не смели стрелять, а Биквин блокировала Даззо и любых других псайкеров, которые могли оказаться в их распоряжении.

— Может быть, ответ на парочку вопросов? — предложил я.

— Эйзенхорн! — прошипел Фишиг.

— Ответ? — рассмеялся Гло.

Рассмеялись и его люди, даже Мандрагор гавкнул пару раз. Но, как я заметил, это не развеселило Даззо и Малахита.

— Этот материал археоксенического происхождения, из древних земель сарути… — произнес я, вынимая свободной рукой одну из древних асимметричных табличек. — Для вас эти предметы ценны потому, что они имеют какую-то ценность для сарути. На что вы собираетесь их обменять?

— Я не собираюсь тебе ничего рассказывать, — произнес Гло. — И даже гипотезы твои подтверждать не стану.

— Попробовать стоило, — пожал я плечами.

— Но мой вопрос остается в силе, — сказал Гло. — Что дальше?

— Мы улетаем, — сказал я. — Целыми и невредимыми.

— Так улетай, — сказал он, сопровождая свои слова патрицианским жестом. — Опусти ящик и улетай.

— Только ящик удерживает тебя от того, чтобы уничтожить нас. Мы возьмем его с собой в качестве страховки.

— Нет! — закричал Даззо, выскакивая вперед. — Неприемлемо! Так мы потеряем его навсегда! — Он посмотрел на Гло. — Этот человек — наш кровный враг. Нам никогда не вернуть артефакты. Даже если мы согласимся предоставить ему свободный проход, он ни за что не выполнит свою часть сделки и не вернет нам ящик.

— Конечно нет, — сказал я. — Да и вы не станете заключать со мной честной сделки. Между Инквизицией и преступниками не может быть честного договора. Вот почему ящик полетит со мной. Другой гарантии у нас нет.

— Никто здесь и не собирался предлагать тебе гарантии, — громко произнес Мандрагор. — Только смерть. Или, если тебе не повезет, сначала боль, а потом смерть.

— Не советую брать его на переговоры, — сказал я Гло, мотнув головой в сторону Мандрагора. — Мы улетаем вместе с ящиком, потому что иначе вы уничтожите нас.

— Нет. — Гло шагнул вперед, вытаскивая лазерный пистолет из-под плаща. — Ты допустил ошибку в своих гладких рассуждениях, инквизитор. Если нам суждено навсегда утратить эти предметы, то я предпочту, чтобы это случилось здесь. Так мы получим хотя бы ваши трупы в качестве компенсации. Если ты попытаешься улететь вместе с ящиком, мы расстреляем вас и покончим с этой дурацкой ситуацией. Опусти его, и я дам вам десять секунд, чтобы исчезнуть.

Я с уверенностью мог сказать, что он не блефует. До этого момента они просто защищали свое имущество. И они не были дураками. Все члены этой клики прекрасно понимали, что я никогда не верну эти вещи. Десять секунд. Если мы опустим таблички, по нам немедленно откроют огонь, но, может быть, не слишком активно, потому что побоятся задеть ящик. И пушки катера все еще оставались аргументом в нашу пользу.

— Отступаем к трапу, — прошептал я Биквин и Фишигу. — Бросишь ящик вниз, когда я прикажу.

— Уверен?

— Делай как я говорю. Мидас?

— Двигатели готовы, орудия готовы.

— Давай!

Ящик рухнул в пыль. Двигатели катера взревели на полную мощь. Враги не стали ждать десяти секунд. Но мы были на трапе, который быстро поднимался, а катер уже взлетал. По корпусу замолотили снаряды и осколки. Рявкнули орудия катера.

Катер сильно качнулся, и нас с Биквин швырнуло внутрь на накренившуюся палубу. Фишиг чуть не сорвался с поднимающегося трапа и повис на нем, цепляясь за рифленую поверхность. Его задницу вот-вот должно было отрезать поднимающимся трапом или отстрелить шальным лазером. Я схватил исполнителя за шкирку и втянул внутрь прежде, чем это случилось.

Мы уходили. Судя по наклону палубы и вибрации корпуса судна, Мидас разгонял корабль на пределе возможностей и держался низко, чтобы ландшафт укрыл нас от огня с земли. Вспыхнули аварийные огни, указывавшие на множественные повреждения.

— Пристегнись! — заорал я на Эмоса, пытающегося помочь нам. — Фишиг, пристегивай Биквин! И сам тоже!

Исполнитель потащил испуганную девушку к сиденью. Я полез по лестнице в кабину.

Мидас вытягивал штурвал, поднимая нас выше. Под нами проносились пятнистые пейзажи Дамаска. Я опустился в кресло возле пилота:

— Как близко?

— Истребители развернулись и идут прямым курсом на перехват. Их высота играет им на руку.

— Насколько они близко?!

— Шесть минут до перехвата. Проклятие!

— Что?

Он указал на основной тактический экран. Следом за маленькими точками по трехмерной карте магнитосферы планеты двигались более крупные тени.

— Перемещается весь флот. Это крупные боевые корабли. А вот это еще два звена истребителей. Они не хотят, чтобы мы убрались отсюда? — спросил он.

— С тем, что нам стало известно?

— Они не собираются выпустить нас живыми из этой системы?

— Мидас, кажется, я уже ответил на этот вопрос!

Он усмехнулся, обнажив белые зубы, резко контрастирующие с его темной кожей в полутьме каюты.

— Ну тогда можно повеселиться, — решил он.

Его руки метались над пультом управления, сверкая серебром главианских биосхем и устанавливая курс.

— Идеи? — спросил я.

— Может быть, даже несколько. Дай мне немного помусолить данные.

— Что?

— Поверь мне, Грегор, если у нас есть хоть малейшая надежда выбраться живыми из системы Дамаска, то ее дают нам только мои мастерство и хитрость. Заткнись и дай мне высчитать их скорости и векторы перехвата.

— У нас повреждения, — упорствовал я.

Меня снова охватило противное чувство неспособности влиять на ситуацию.

— Незначительные, совсем незначительные, — рассеянно произнес он. — Сервиторы уже все исправили.

Он сменил курс. Насколько я мог видеть, он развернулся прямо на одно из звеньев преследующей нас флотилии, серьезно сокращая время до перехвата и выхода на огневой рубеж.

— Что ты делаешь?

— Играю с процентами. И играю осторожно.

Яркий глобус Дамаска уплывал из-под нас, мы выходили на высокую орбиту на полной тяге.

— Видишь? — спросил Мидас.

На тактическом экране появился еще один огонек, разворачивающийся в нашу сторону.

— Стандартное рассредоточение Имперского военного флота. Они всегда выставляют одно судно в качестве заграждения над непросматриваемой стороной планеты. Если бы мы продолжили лететь по прямой, то оказались бы непосредственно в его зоне поражения.

В космосе за иллюминаторами кабины появились вспышки. Корабль заграждения, средних размеров фрегат, все равно открыл огонь, устремляясь в погоню.

— Он выпустил истребители, — нараспев произнес Бетанкор. — Расстояние в два. У преследователей — в четыре.

Сухие факты.

Я посмотрел на показатели энергии. Стрелки индикаторов перевалили за красную черту.

— Мидас…

— Сядь на место. Вот оно.

— Что?

Передние иллюминаторы неожиданно стала закрывать тушка небольшого спутника Дамаска. Хотя сейчас он совсем не казался маленьким. Похоже, Мидас собирался размазать нас о его поверхность.

Я выругался.

— Расслабься ты, черт возьми! — одернул он меня и добавил: — Расстояние в один.

Мы устремились к уродливой, щербатой зеленоватой глыбе, стремительно выраставшей перед нами. За нами последовали шесть истребителей с пилотами, прошедшими элитную летную подготовку для Военно-космического флота Скаруса.

 

Глава шестнадцатая

ПОЕДИНОК В БЕЗДНЕ

ПОСЛЕДНЕЕ СТОЯНИЕ БЕШКОРА

СЛЕДЫ

Эта луна называлась Обол и была самым маленьким и самым близким из спутников Дамаска. Щербатый ком неправильной формы, шестьсот километров в поперечнике в самом широком месте. Лишенная атмосферы, изрытая впадинами и ущельями, луна зеленовато поблескивала в лучах солнца.

Я усмирил свой разум и замедлил пульс, применив старые навыки, которые преподал мне Хапшант.

Данные по Оболу выводились на экран: никель, цинк, селен… наименьший из четырнадцати… Я совершенно не нуждался в этой информации, но использовал ее в качестве психологического барьера, чтобы замусорить сознание мелкими деталями и отвлечь его от опасности.

Я поднял глаза от бегущих строк. На нас разинул пасть кратер с зубчатыми краями. Он был достаточно велик, чтобы поглотить весь Дорсай вместе с его лагуной.

— Держитесь, — сказал нам Мидас.

Всего лишь в километре от поверхности спутника он совершил свой маневр. Мы уже оказались захвачены гравитацией Обола и неслись к нему на всех парах. О посадке или хотя бы обычном развороте не могло быть и речи.

Но Мидас водил суда с юности и тренировался в главианской летной академии. С помощью биосхем, внедренных в организм, он куда лучше меня и лучше самых опытных пилотов Империи мог почувствовать все нюансы полета, мощности и маневра. К тому же, испытывая наш катер, он чуть не угробил его и теперь точно знал, на что способно это судно, а на что — нет.

Не могу сказать, что это знание добавило мне спокойствия.

Он отключил двигатели, врубил все посадочные турбины и опустил нос катера так, что тот сорвался в штопор. В глазах все закружилось, когда меня вжало в ремни безопасности.

Вращение казалось неконтролируемым. Но на самом деле было идеальным и четко выверенным. Реактивные турбины отбросили нас от поверхности, и мы закружились, словно лист, используя вращение, чтобы избавиться от ускорения, направленного вниз. Мы проскользнули в девяноста метрах от пыльной поверхности кратера, на полную мощь задействовав раскалившиеся добела турбины, и ушли по дуге за спутник, когда Мидас снова врубил основные двигатели.

Земля шарахнулась от нас, когда мы совершили дикий скачок через губу кратера.

На тактическом экране было видно, что истребители отстали от нас на шесть минут. Никому из них не хотелось повторять этот маневр. Они облетали спутник по более безопасным траекториям.

Мидас обогнул луну, идя на низкой высоте по скрытым от солнца лощинам среди утесов и крутобоких холмов, на которые никогда не ступала нога человека. Мы полетели между двух огромных пиков.

— Они разделяются, — сказал Мидас, выворачивая влево.

Так и есть. Четыре истребителя упорно висели у нас на хвосте, двигаясь на низкой высоте. Еще двое отделились и решили облететь Обол с другой стороны.

— Контакт?

— Встретимся с ними нос к носу через восемь минут, — произнес Мидас.

Он улыбнулся и резко заложил на правый борт, уходя в едва видимую на экране топографа лощину с крутыми склонами.

Потом он настолько снизил скорость, что все стало казаться мучительно медленным, и обогнул крутой холм, сверкавший зеленым и желтым в жестком свете солнца.

— Что ты делаешь?

— Подожди… подожди…

Тактический экран показал, что четыре преследователя пронеслись мимо лощины.

— Мы слишком близко к поверхности, и они не сразу поймут, что мы уже не впереди.

— И что дальше?

Он включил двигатели на полную мощь, взлетая над горной грядой, и пристроился в хвост нашим недавним преследователям.

— Мышь станет котом! — объявил Бетанкор.

Через несколько секунд яркий экран оружейной панели покрыли красные перекрестия.

Среди огромных глыб и скал впереди я различал огни дюз.

— Причешем-ка одного, — сказал Мидас, выпуская залп.

Мерцание турбин впереди стало ярче, а потом обернулось растущим шаром горящего газа, проплывшим мимо нас среди зубчатых пиков.

Я вжался в кресло, когда катер резко нырнул еще в одну лощину. В километре перед нами появились огоньки дюз, и солнце отразилось от металла.

— А вот и второй, — произнес Мидас.

Датчики автоподачи боеприпасов засверкали красным, указывая расход. Вспышка распустилась, как цветок, а затем развернулась и расплескалась о стенку скальной гряды.

Что-то ослепляюще яркое возникло справа от нас. Катер тряхнуло и затрясло, загудела тревога.

— Какой умный мальчик. Почти попал, — проворчал Мидас, вытягивая штурвал, чтобы уйти от столкновения с приближающимся утесом.

Один из истребителей разгадал наш маневр и облетел нас с тыла.

— Где же еще один? Где? — бормотал Бетанкор.

На нашей стороне была боевая мощь. Боевая мощь и Мидас. Истребители принадлежали к классу «Молния», это были маленькие, быстрые и верткие корабли, в четыре раза меньше нашего судна. По всем своим параметрам и предназначению наш катер представлял собой только транспорт, но его двигатели, улучшенный комплект оружия и способность к вертикальному взлету превращали его в грозное боевое судно, когда дело доходило до сражения на небольшом расстоянии от поверхности, особенно такой неровной, как поверхность Обола.

Наш катер еще раз вздрогнул и сорвался в головокружительное пике.

Мидас выругался и стал выводить судно из штопора. В поле зрения размытой серебряной полосой скользнул имперский истребитель.

Мидас стабилизировал ход и устремился за ним. Перехватчик крутанулся и ушел в глубокое ущелье, в холодной тени которого приходилось лететь, ориентируясь только на показания приборов.

Датчики показали, что наши орудия близки к перегреву. Мидас лупил по истребителю.

Безрезультатно.

Перехватчик начал выполнять петлю, чтобы развернуться к нам. Мидас выстрелил снова.

Еще один промах.

Истребитель летел прямо на нас. Я увидел сверкающие, словно драгоценные камни, следы трассирующих снарядов, вгрызающихся в обшивку нашего корабля.

Лицом к лицу. В глубоком ущелье с отвесными стенами.

Не было места для маневра. Не было места для ошибки.

— Прощай, — сказал Мидас, вдавливая гашетку.

Глубокое ущелье осветил взрыв. Мы пролетели прямо сквозь стену пламени.

— Ну как, достаточно? — спросил меня Мидас.

Я не ответил. Я был слишком занят тем, чтобы покрепче цепляться за подлокотники кресла.

— Лично мне хватит, — сказал он. — Пора начинать второй акт. Где-то поблизости ошивается еще один перехватчик. Те, что обходили нас с обратной стороны планеты, будут здесь через девяносто секунд. Пришло время для театра. Уклид?

Главный сервитор выдал ответную трель. Мы вошли в крутое пике. На дисплее вывелось, что за нами остается топливный след.

— Повреждения? — спросил я.

— Прописано в сценарии, — ответил Бетанкор.

Нам навстречу мчалось дно темного каньона.

— Сбрасывай, Уклид, — скомандовал Мидас.

Раздались грохот и скрежет. Катер затрясло. Позади него что-то вспыхнуло.

— Что это было?

— Две тонны запчастей, мусора и расходных материалов. Ну и вдобавок все гранаты из твоего оружейного склада.

Он резко развернул судно и направил его в темноту широкой глубокой пещеры на дне каньона. Мне казалось, что потолок и стены проносятся слишком близко.

Углубившись в пещеру на шесть сотен метров, Мидас развернул катер влево и отключил турбины. Прожекторы разогнали мрак, и стали видны неровные края еще одного углубления.

Пролетев еще сотню метров, мы опустились на посадочные распорки. Мидас выключил двигатели и освещение, выключил все, кроме жизненно важных систем.

— Всем ни звука, — велел он.

Ожидание, продлившееся шестьдесят шесть часов, не было ни уютным, ни приятным. Мы влезли в теплую одежду и сидели во мраке, пока флотилия еретиков обыскивала Обол и его окрестности. За первые десять часов наши пассивные локаторы несколько раз регистрировали приближение кораблей, прочесывающих место нашего «крушения». Обман явно удался.

Но мы ждали. Нельзя было с уверенностью сказать, насколько они окажутся настойчивы и терпеливы. Мидас предположил, что враги могут разыграть ту же карту — затаиться и ждать, пока мы решим, что опасность миновала.

Через сорок часов Ловинк заявил, что подслушал астропатический обмен сообщениями, где речь шла об отбытии флота. Вскоре последовало возмущение в ткани Имматериума. Но мы продолжали ждать. Ждать единственного события, которое я счел бы убедительным.

Это случилось, только когда миновал шестьдесят шестой час. Пришел астропатический сигнал на глоссии:

— Ныне отпущаеши…

Мы восстали из тьмы Обола, омытые светом звезд. Все на судне и, честно признаюсь, даже я неожиданно начали разговаривать слишком громко и слишком много, бродить по катеру, наслаждаясь ярким светом и включенной наконец обогревательной системой. Безмолвное ожидание на холоде походило на епитимию.

Навстречу нашему катеру медленно и величественно выплыл «Иссин». Как только флот еретиков покинул систему, Максилла вышел из своего укрытия за звездой и подал сигнал.

Как только мы состыковались, я отправился прямо на мостик, где меня, как брата, приветствовал Максилла.

— Все наши живы? — спросил он.

— Целы и невредимы. Хотя нам пришлось туго.

— Прости, что пришлось покинуть вас, но ты сам видел размеры этой военной группировки.

Я кивнул:

— Надеюсь, ты можешь сказать мне, куда они отправились?

— Конечно, — ответил он.

Его астронавигаторы не теряли времени даром. Их главный появился из помещения, пристроенного к куполообразному мостику, и загудел над черно-красным мрамором пола, направляясь к нам. Как и весь остальной экипаж, он практически полностью состоял из механических частей. Его органическая, человеческая часть — куда, по моему предположению, входил разве что мозг и какие-нибудь основные органы — заключалась внутри отполированной серебристой машины, изваянной в виде грифона. Драконья шея выгнулась назад, и крючконосая морда обратилась к нам. В воздухе сервитор поддерживался пластинами антиграва, встроенными в орлиные крылья.

Он остановился перед нами, раскрыл клюв и спроектировал голографическую карту зведного неба. Карта была сложной и непостижимой для необученного глаза, но некоторые детали мне удалось разобрать.

— Навигаторы проанализировали возмущение варпа, когда уходил флот, и сделали кое-какие алгоритмические вычисления. Еретики уходят из Геликанского субсектора и Имперского пространства к запретным территориям расы, известной как сарути.

— Об этом я и сам догадался. Но это слишком обширная территория. Там больше дюжины систем. Нам нужны точные данные.

— Вот, — сказал Максилла, отмечая пальцем точку на мерцающей трехмерной карте. — Значится как КСХ-1288. При оптимальных условиях туда можно дойти за тридцать недель.

— Насколько велика погрешность вычислений?

— Не более чем шесть сотых. Возмущения в варпе, оставленные флотом, оказались весьма значительными. Естественно, они могут прервать свой путь и сменить курс, но мы будем следить за изменениями следа. Конечно, — добавил он, — они предполагают, что их могут преследовать. Даже если они сочли тебя погибшим, все равно они знают, что тебе необходим был межзвездный корабль, чтобы попасть сюда. Корабль, который им не удалось обнаружить.

Эта мысль посещала и меня. Гло и его сообщники должны были ожидать преследования. Теперь они могли рассчитывать только на собственную осторожность, немалую боевую мощь и полученную фору.

Я уже заставил Ловинка заняться подготовкой срочного коммюнике, которое следовало отослать командованию Гудрун и Инквизиции.

— Что тебе известно о сарути и их территориях?

— Ничего, — сказал Максилла. — Никогда не летал туда.

Этот ответ показался мне слишком лаконичным для столь разговорчивого человека.

— Итак, — продолжил он, — кроме того, что мы знаем, куда они направляются, есть ли у нас еще какие-нибудь преимущества?

— Есть.

Я извлек из кармана плаща предмет, который покоился там с тех пор, как я вытащил его из дорожного чемодана Гло в Северном Квалме. Максилла посмотрел на предмет с явным недоумением.

— Это, — произнес я, — Понтиус.

Мы воспользовались одним из огромных пустых трюмов «Иссина». Сервиторы Максиллы подвели проводку и организовали освещение. Мои сервиторы — Модо и Нилквит — принесли ларец на когтистых лапах и опустили его на холодный стальной пол.

Я наблюдал за процессом, спрятав ладони в рукава плаща, чтобы защитить их от стоящего в помещении холода. Эмос ссутулился над ларцом и с помощью Нилквита начал подключать кабели. Я взглянул на Биквин. Она стояла рядом с Фишигом, укутавшись в тяжелую красную накидку и серый платок. На ее лице застыло отвращение. Сначала ей все казалось игрой и продолжало казаться даже во время событий в Доме Гло. Но на Дамаске все переменилось. Чудовищный Мандрагор. Увидев его, Елизавета поняла, что игры кончились. Она увидела то, чего многие — практически все — граждане Империи никогда не видят. Большинство проводит жизнь на безопасных мирах, далеких от ужаса войны. Для них вся та мерзость, что бороздит самые темные уголки Вселенной, — миф, слух, страшная сказка.

Но теперь Елизавета знала наверняка. И могла не пожелать оставаться с нами. Могла пожалеть о том, что так поспешно согласилась на мое предложение.

Я не стал расспрашивать ее. Она сама должна сказать мне об этом. Нас теперь многое связывает.

— Эйзенхорн? — Эмос протянул руки, и я вложил в них холодную, твердую сферу Понтиуса.

С трогательной заботой и жреческой торжественностью архивист установил его в нишу.

Я приказал всем выйти из трюма, даже сервиторам. Всем, кроме Биквин и Эмоса. Фишиг закрыл за собой двери.

Эмос посмотрел на меня, и я кивнул. Он произвел последнее подключение и затем отпрянул от ларца настолько быстро, насколько позволяли его старые, напичканные аугметикой конечности.

Поначалу ничего не происходило. Потом по краю ларца замигали крошечные сигнальные огоньки, замерцали оплетающие кристалл микросхемы.

И вот тогда я почувствовал, как меняется давление воздуха. Биквин бросила на меня резкий взгляд, тоже заметив это.

Металлические стены трюма начали потеть. Бусинки конденсата собирались на обшивке стен и скатывались вниз.

Раздалось слабое потрескивание, похожее на то, которое издает бумага в огне. Звук нарастал и ширился. Изморозь покрыла ларец и пол вокруг него, расползлась по палубе и взобралась по стенам. Алмазно сверкающая морозная корка покрыла все помещение трюма менее чем за десять секунд. Наше дыхание превращалось в облака пара. Мы смахивали ледяное крошево с лиц и одежды.

— Понтиус Гло, — произнес я.

Ответа не было, но через несколько мгновений из динамиков, встроенных в ларец, раздалось звериное рычание и кашель.

— Гло, — повторил я.

— Зачем… — прозвучал искусственный голос. Биквин насторожилась. — Зачем вы разбудили меня?

— Назови последнее событие, которое ты помнишь, Гло.

— Обещания… обещания… — произнес голос, словно то отплывая от нас, то возвращаясь обратно. — Где Уризель?

— Какие обещания давали тебе, Гло?

— Жизнь… — пробормотал он, и в голосе зазвучали гнев и нетерпение. — Где Уризель? Где он?

Я начал было задавать следующий вопрос, но тут электронные синапсы, опутывающие поверхность кристаллической сферы, озарила вспышка неожиданной активности. Понтиус хлестнул по нам своим сознанием, своими могучими ментальными силами. Если бы рядом не было Биквин, нас с Эмосом можно было бы уже выносить вперед ногами.

— Горячий темперамент… — сказал я, подходя к ларцу. — Меня зовут Эйзенхорн, я имперский инквизитор. А ты мой пленник и наслаждаешься возможностью воспринимать окружающий мир только потому, что я позволяю это. Ты должен отвечать на мои вопросы.

— Я… не… стану.

Я пожал плечами:

— Эмос, отключай эту дрянь и подготовь к уничтожению.

— Стой! Стой! — В голосе послышались умоляющие нотки, несмотря на всю его искусственность.

Я присел на корточки перед ларцом:

— Как я понимаю, твоя жизнь и разум сохранены в этом устройстве, Понтиус Гло. Я знаю, что ты два столетия отчаянно жаждал воскрешения, пребывая в своем бестелесном заточении. Не это ли обещала твоя семья?

— Уризель обещал… говорил, что может… что все уже готово…

— Он собирался принести в жертву аристократию Спеси, чтобы перекачать их жизненные силы в тебя с помощью этого ларца. И ты смог бы сам воссоздать для себя тело.

— Он обещал это! — Мучительное ударение упало на второе слово.

— И Уризель, и все остальные оставили тебя, Понтиус. Они отменили свои планы на Спеси в последнюю минуту, ради кое-чего еще. Теперь все они в руках Инквизиции.

— Не-е-ет… — Слово свелось к замирающему шипению. — Они не могли…

— Я уверен, что они и не стали бы… если бы не случилось нечто столь жизненно важное, столь необходимое, что у них просто не оставалось выбора. Ты ведь и сам знаешь, что произошло?

Тишина.

— Понтиус, что было для них важнее тебя, а?

Тишина.

— Понтиус?

— Вы их не поймали.

— Что? Кого не поймали?

— Моих родичей. Мою семью… Будь они в ваших руках, ты не стал бы задавать эти вопросы. Все они на свободе, и ты доведен этим фактом до отчаяния.

— Ты ошибаешься. Сам знаешь, как это бывает: много лжи, много противоречивых историй. Твои родственники закладывают друг друга наперебой, лишь бы сохранить жизнь и свободу. Я пришел к тебе за правдой.

— Нет. Похоже на правду, но нет.

— Ты знаешь, что это правда, Понтиус.

— Нет.

— Ты знаешь, что это так. Они будили тебя время от времени, чтобы снабжать информацией. Вытаскивали тебя из забытья. Например, это происходило в той часовне, которую они построили специально для этой цели. Я видел тебя там. Ты оглушил меня.

— Я могу сделать это снова, — сказал он.

На золотой оправе и встроенных в кварцевую глыбу схемах снова замерцали огни.

— Ты знаешь, что произошло. Они говорили тебе.

— Нет.

Я протянул руку, схватив пучок проводов.

— Лжешь, — сказал я и дернул.

Из колонок раскатился угасающий стон. Огоньки на ларце угасли. Температура воздуха и давление снова стали приходить в норму. Изморозь начала таять.

— Негусто, — заметила Биквин.

— Это только начало, — ответил я. — Впереди тридцать недель.

 

Глава семнадцатая

БЕСЕДЫ

РАССУЖДЕНИЯ НА ТЕМУ АСИММЕТРИИ

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Вместе с Биквин и Эмосом мы спускались в трюм и повторяли процедуру каждый день. Несколько дней Понтиус отказывался отвечать. По прошествии недели он начал что-то требовать, обрушивая на нас угрозы и ругательства. Каждые несколько дней он пытался атаковать нас ментально, но всякий раз его попыткам препятствовало присутствие Биквин.

Все это время «Иссин» двигался в Имматериуме, направляясь к далекому звездному скоплению.

На четвертую неделю я сменил тактику и стал обсуждать все, что только приходило на ум. Я не задавал Гло ни единого вопроса, касающегося «истинной причины». Первые несколько дней он отказывался отвечать, но я оставался любезен и всякий раз терпеливо приветствовал его. Наконец разговор состоялся: мы беседовали о звездной навигации, прекрасной музыке экклезиархов, архитектуре, демографии, старинном оружии, дорогих винах…

Понтиус ничего не мог с собой поделать. Изоляция, сопровождавшая его существование, заставляла его жаждать соприкосновения с реальным, ярким миром. Он хотел снова обонять, осязать, видеть и жить. Две недели подряд его не приходилось подталкивать к диалогу. Я не был ему другом, и он оставался осторожен и язвил при каждом удобном случае, но явно радовался нашему общению. Когда преднамеренно я пропустил один день, Понтиус принялся угрюмо сетовать, словно был серьезно обижен.

В то же время я понимал, насколько опасен Гло. Его разум был великолепен, очарователен, остроумен, хитер и весьма эрудирован. Я испытывал удовольствие от общения с ним, от получения новых знаний. Это послужило полезным напоминанием о том, что даже такой блестящий ум Хаос может похитить. Даже величайший, умнейший, изысканнейший и образованнейший из нас может пасть его жертвой.

В один из дней десятой недели я, как обычно, вошел в трюм Понтиуса вместе с Биквин и Эмосом, и мы разбудили его. И что-то мне показалось необычным.

— Что такое? — сказал я.

Ларец как будто стоял не совсем на том месте, где раньше.

— Ты приходил сюда, Эмос? — спросил я. — Хотя бы ради обычной проверки?

— Нет, — заверил меня он.

После каждого посещения мы обязательно запирали трюм.

— Наверное, просто воображение разыгралось, — решил я.

Наши беседы длились, к обоюдному удовольствию, около часа каждое утро. Мы часто обсуждали политику и этику Империи, область, в которой Понтиус оказался удивительно сведущ. Он ни разу не позволил себе высказывать концепции или верования, которые можно было бы счесть критикой в адрес Империи, словно понимая, что подобное поведение грозит прекращением нашего с ним общения. Время от времени я допускал высказывания, предоставлявшие ему возможность покритиковать или осудить методы Бога-Императора и правительства Терры. Понтиус не поддавался на провокации, хотя я ощущал, сколь отчаянно хочется ему рассказать о собственных, обратных верованиях. Но слишком велика была его потребность в активности и общении. Понтиус не хотел портить сложившиеся отношения.

Гло с легкостью цитировал главы и стихи из Имперского Писания, философских работ и поэзии экклезиархов. В своей образованности он мог поспорить с Эмосом. Однако, воздерживаясь в высказывании еретических воззрений, он также воздерживался и от демонстрации лояльности к Золотому Трону. Он не пытался прятаться и изображать из себя законопослушного гражданина. Я расценил это как знак уважения ко мне. Он не стал оскорблять меня ложью.

Но чаще, чем о политике и этике, мы разговаривали об истории. И в этой области его познания оказались неимоверными, однако в беседах на эту тему ему тяжело было скрыть свою глубокую заинтересованность и голод. Он никогда не спрашивал прямо, но было ясно, что ему очень хочется узнать, какие события происходили в течение этих двухсот двенадцати лет, прошедших с его смерти. Родственники, похоже, рассказывали ему недостаточно. Он пускался на разные ухищрения, чтобы вытянуть из меня ответы. Иногда я доставлял ему удовольствие, рассказывая об основных событиях, политических переменах и достижениях Империи. Я заранее решил не упоминать о поражениях или потерях Империи, избегать всего, что могло позволить ему злорадствовать. Картина, которую я нарисовал для Понтиуса Гло, демонстрировала, что Империя стала еще сильнее и здоровее, чем ранее.

Но даже это восхищало его. Он слишком долго был лишен драгоценного света галактики.

Остальную часть времени долгого перелета мы проводили готовясь и обучаясь, включив в режим ежедневные тренировки с оружием и без. Бетанкор каждый день давал уроки рукопашного боя, оттачивая природную ловкость и стремительность Биквин. Я занимался с гирями в импровизированном тренажерном зале и день за днем пробегал десятки километров по пустым залам и коридорам «Иссина», возвращая себе превосходную форму.

Я работал и над своим сознанием, подвергая себя строгой практике психических упражнений, некоторые из которых проводились с помощью Ловинка.

Мы с Эмосом старались подготовиться всесторонне. Мы перекопали всю архивную информацию, какую удалось собрать, касавшуюся сарути. Это мало что добавило к тому, что уже было известно. Мы знали область их расселения, и это все. За последние две тысячи лет официально зарегистрированные контакты можно было пересчитать на пальцах одной руки. Мне стало интересно, что могут знать про них владельцы каперских судов, люди вроде Горгона Лока, путешествующие за пределы Имперских территорий.

Все, что мы могли сказать о сарути, так это то, что они являлись древней ксенокультурой — необщительной, скрытной, лежащей за границами Империума. Они были технически развиты, но мы ничего не знали об их культуре, верованиях, языке, не представляли себе даже их внешнего облика.

— По крайней мере, мы можем со значительной долей уверенности предполагать, что у них наличествуют какие-то религиозные верования и ценности, — сказал Эмос. — Или, как минимум, они ценят некие реликвии прошлого, оказывая им почтение как предметам духовного культа. Наши враги занимались добычей этих предметов на Дамаске только потому, что представляли себе, какую ценность они имеют для сарути.

— Священные реликвии? Иконы?

Эмос пожал плечами:

— Или знания предков… или просто желание найти и вернуть на родину культурные ценности своего прошлого.

— И мы знаем, что когда-то их территория была больше. Она доходила до Дамаска как минимум, даже если там проходили только сторожевые рубежи, — сказал Ловинк.

Мы сидели за инкрустированным столиком в одной из кают Максиллы. Полированная поверхность стола была завалена раскрытыми книгами, свитками, информационными планшетами и таблицами.

— И до Бонавентуры, — сказал я. — Кладбища колес. Биквин говорила, что раскопки в Северном Квалме напомнили то, что она видела на родном мире.

— Возможно, — сказал Эмос. — Но я не эксперт в археоксенологии. Кладбища колес, найденные на Бонавентуре во всех текстах, которые мне удалось найти, классифицируются как принадлежащие «неизвестной ксенокультуре». Они представляют собой всего лишь — древние руины, которые могли принадлежать давно сгинувшей или пришедшей в упадок цивилизации сарути, а могут быть останками множества различных видов, населявших этот регион задолго до того, как человек обратил на него свое внимание.

Я опустил информационный планшет и взял обернутый в войлок предмет, лежавший в центре стола. Это была единственная табличка, отправившаяся с нами с Дамаска. Я вынул ее из ящика, когда ситуация зашла в тупик, и она так и осталась у меня в руке, когда мы запрыгнули в боевой катер. Она была выполнена из твердого бледного материала, блестевшего включениями слюды. Материал, как все мы согласились, не был характерен для Дамаска. Табличка имела форму неправильного восьмиугольника с двумя вытянутыми гранями. Лицевая сторона представляла собой барельефное изображение пятиконечной звезды. Звезда тоже имела неправильную форму: лучи ее были разной длины и расходились под различными углами. С обратной стороны табличка была обожжена резаком.

— Очень странно, — сказал Эмос, рассматривая ее. — Симметрия — по крайней мере, базовая симметрия — является константой галактики. Все формы жизни, и даже самые омерзительные ксеносы вроде тиранидов, обладают ею в какой-то мере.

— Тут что-то не то с углами, — согласился Ловинк, нахмурив свои редкие, покрытые родинками брови.

Я понял, что он имеет в виду. Казалось, что углы звезды в сумме составляют больше, чем триста шестьдесят градусов, хотя, конечно же, это невероятно.

— Кто здесь был? — спросил я в начале следующей беседы с Понтиусом.

Я оглядел покрытую изморозью комнату. Биквин пожала плечами, согревая руки дыханием. Эмос также выглядел озадаченным.

— Ларец снова перемещали. Хотя и незначительно. Кто был здесь?

— Никого, — откликнулся Понтиус бесцветным искусственным голосом.

— Я не тебя спрашиваю, Понтиус. Потому как сомневаюсь, что скажешь мне правду.

— Ты обижаешь меня, Грегор, — мягко ответил он.

— Уверен, что это не игра твоего воображения? — спросил Эмос. — Ты сам уже говорил…

— Возможно, — нахмурился я. — Но чувствую, что что-то… изменилось.

Во время долгого рейса я обычно ужинал с Максиллой, иногда вместе с остальными, иногда наедине. И однажды вечером, на двадцать пятой неделе, только я и Максилла сидели за столом, а золоченые сервиторы расставляли блюда.

— Тобиус, — произнес я через некоторое время, — расскажи мне о сарути.

Он только что подцепил вилкой кусочек кушанья и разочарованно положил ее обратно на тарелку.

— Что ты хочешь, чтобы я рассказал?

— Почему ты утверждал, что ничего не знаешь о них, когда я сообщил тебе, что мы направляемся в их регион?

— Потому, что полеты в такие места запрещены. Потому, что ты инквизитор, и не стоит лишний раз признаваться в прегрешениях одному из вас.

Я провел пальцем по краю полупустого бокала.

— До сих пор, Тобиус, ты помогал мне рьяно и великодушно. Поначалу я сомневался в твоих мотивах, но за эту оплошность уже извинился. Сейчас стало очевидно, что ты такой же верный слуга Бога-Императора, как и я. Меня беспокоит, что сейчас ты скрываешь от меня какую-то информацию.

Он обнажил в улыбке свои инкрустированные перламутром зубы и промокнул губы уголком салфетки:

— Меня это беспокоит куда больше, Грегор. Меня терзают муки совести.

— Значит, пришло время поговорить. — Я снова наполнил наши бокалы из графина с марочным вином. — Сведения о сарути скудны и, как ты уже сказал, запретны. Я прекрасно знаю, что каперам известно гораздо больше о внешних системах и населяющих их формах жизни, чем даже Инквизиции. Ты не капер, но входишь в состав торговой элиты. Не думаю, что ты никогда не натыкался на какую-либо информацию, имеющую отношение к этой породе ксеносов.

Он вздохнул:

— Еще молодым человеком, более девяноста лет назад, я путешествовал в регион сарути. Я был тогда юнгой на борту каперского судна под названием «Прометеев огонь». Его хозяином был Ваден Авл, ныне давно покойный, как я полагаю. Он и в самом деле был капером. Он верил, что сможет либо наладить торговлю с этими неизвестными ксеносами, либо разграбит подчистую их сокровища.

— Получилось?

— Нет. Только вспомни, я ведь тогда юнгой ходил. Никогда не покидал корабельные недра и не сходил на поверхность ни одного мира. Я знал одно: рейс длился слишком долго. Старшие члены экипажа словно язык проглотили. Как я догадываюсь, только чтобы найти сарути, им потребовалось очень много времени и сил, и это их не слишком обнадеживало. Третий помощник капитана, человек, которого я довольно хорошо знал, поведал мне, что сарути разыгрывали всякие шутки с торговыми посланцами Авла, прятались от них, издевались.

— Каким образом издевались?

— Офицер рассказывал, что их миры оказались жуткими, непонятными и неуютными… и еще что-то насчет углов.

— Углов?

Максилла невесело рассмеялся и пожал плечами:

— Словно само их пространство поражено какой-то болезнью, искажено, изуродовано. Через год мы возвратились с пустыми руками. По возвращении многие решили выйти из команды и оставить «Прометеев огонь». Особенно когда Авл, совершенно к тому времени свихнувшийся, заявил, что намерен вернуться и попытаться еще раз. Тогда ушел и я, потому что не хотел провести еще один год на нижней палубе.

— И что же Авл?

— Он отправился обратно, насколько мне известно. Спустя несколько лет я услышал, что его судно было захвачено темными эльдарами в районе Предела Бореалис. Таков итог. Думаю, ты понимаешь теперь, почему я сразу не хотел рассказывать… мне просто нечего рассказать полезного. Разве что признаться в том, что уходил в недозволенные пределы.

Я кивнул:

— На будущее — не скрывай от меня информацию.

— Не буду.

— И если вспомнишь что-нибудь еще…

— Тут же расскажу тебе.

— Тобиус… — Я выдержал паузу. — Ты говоришь, что рейс «Прометеева огня» оказался длинным и бесплодным, а экипаж измучили существа, с которыми вы в конечном счете столкнулись. Разве у тебя не вызывает дурных предчувствий возвращение туда?

— Конечно. — На его лице появилась тонкая улыбка. — Но я обязан служить тебе, поскольку ты имперский инквизитор. И сделаю это без лишних вопросов. К тому же мне отчасти любопытно.

— Любопытно?

— Хочу увидеть этих сарути собственными глазами.

* * *

Необходимо упомянуть про сны.

Они не слишком беспокоили меня во время рейса, но тем не менее приходили примерно раз в несколько дней. Мне редко снился красивый человек с пустыми глазами сам по себе, но его незримое и безмолвное присутствие ощущалось постоянно.

А вспышки молний становились все ближе с каждым сном.

На рассвете по корабельному времени третьего дня двадцать девятой недели я тихо встал и, выйдя из своей каюты, направился к трюму, где мы держали Понтиуса. Пошел туда за добрых четыре часа до обычного времени нашей ежедневной беседы.

Я влез в примыкавшую к трюму трубу, предназначенную для обслуживания коммуникаций, и пополз по ней, пока не достиг вентиляционной решетки, выходившей внутрь самого трюма.

Решетку покрывала изморозь.

Над ларцом склонялась закутанная в мантию фигура, освещаемая только переносной лампой. Верхний свет был выключен.

Понтиус бодрствовал. Об этом свидетельствовала изморозь, и к тому же я видел крошечные огоньки синапсов Гло и слышал его тихий искусственный голос.

— Расскажи мне о Пограничных Войнах. Говоришь, Империя понесла большие потери?

— Я много тебе рассказываю, но ты мало даешь мне в ответ, — ответила фигура. — Мы так не договаривались. Повторяю, я стану тайно помогать тебе, если ты поможешь мне. Могущество, Понтиус, и информация. Если хочешь видеть меня в качестве своего эмиссара, ты должен доверять мне. Как я могу донести твою волю до твоих союзников, если мне до сих пор неизвестно об «истинной причине»?

— Что это такое? — спросила фигура. — Что поставлено на карту, какая неимоверная ценность?

Опять пауза.

— Тебе надо уйти прежде, чем тебя обнаружат. Эйзенхорн становится подозрительным.

— Скажи мне, Понтиус. Мы уже почти на месте, всего в нескольких днях пути. Мне нужно знать, чтобы помочь тебе.

— Я… скажу тебе. Это Некротек. Вот за чем мы гонимся, Елизавета.

 

Глава восемнадцатая

КСХ-1288 В СВЕТЕ ПРОНЗЕННОЙ ЗВЕЗДЫ

ПУТЬ В РАНУ

НЕПРАВИЛЬНОСТЬ

В первый день тридцать первой недели, выбившись только на одни сутки из графика Максиллы, «Иссин» вырвался в реальное пространство глубоко внутри системы, обозначенной как КСХ-1288. И практически тут же мы оказались в опасности.

Местная звезда оказалась огромным пульсирующим огненным сгустком, докашливающим свои последние несколько миллионов лет жизни. Раздутый и утративший сферическую форму, этот сгусток пылал зловещим розовым светом, вырывавшимся из-под черной корки остывающих областей. Меж трупных пятен остывающей поверхности кружили и вспучивались протуберанцы, срывающиеся брызгами звездной материи и отлетающие к внешним границам системы. Из чудовищной звезды выходила огромная колонна исторгаемого ею раскаленного газа. Длиной она была практически в световой год. Казалось, что в мягкий сгусток светила кто-то воткнул огромную сверкающую иглу.

Как только мы вышли в заданной точке, на мостике завизжали сирены. Уровень излучения за бортом зашкаливал, а наш корабль дрожал и покачивался в волнах раскаленного звездного мусора. Вся система кишела дрейфующими радиоактивными осколками, магнитными аномалиями и пылевыми облаками, исторгающими из себя огонь и обломки материи. Вакуумные щиты были включены, но они не могли уберечь от всего этого бардака.

Максилла ничего не говорил, но напряженно морщил лоб, проводя содрогающийся «Иссин» по ненадежному фарватеру, уворачиваясь от гравитационных ловушек и радиоактивных смерчей.

— Здесь все разваливается на части, — произнес перепуганный Эмос, вглядываясь в главный проекционный экран и стремительно проносящиеся по нему цепочки информации. — Вся эта проклятая система на грани краха.

— Есть какие-нибудь следы? — прокричал я Максилле.

— Мы должны сидеть прямо на их хвосте. Они прошли тут только полдня назад, не больше. Проклятые помехи. Подожди…

— Что?

Мне не удалось расслышать его ответ — снова завыла сирена..

— Повтори!

Максилла выключил аварийное оповещение. Тряска и дрожь продолжались, и теперь мы могли слышать, как стонет и скрипит корпус «Иссина». Капитан указал на экран, отражавший сенсорные операции судна.

— Я собираю вместе следы их двигателей и гравитационное смещение, но в этих условиях действительно сложно их считывать с точностью. Там… — он постучал по экрану пальцем затянутой в перчатку руки, — это, без сомнения, след двигателей, но как бы ты объяснил это?

Я покачал головой:

— Я не настолько разбираюсь в навигации.

— Они разделились, — сказал Мидас, заглядывая мне через плечо. — Большая часть отошла назад, возможно удалилась от системы на безопасное расстояние, а меньшая, главная группа продолжила свой путь. Пять кораблей… самое большее — шесть.

— Мне тоже так показалось, — согласился Максилла. — Разделение флота. Думаю, что они просто не хотели рисковать своими тяжелыми кораблями.

— Даже догадываюсь почему, — пробормотала Биквин, всматриваясь в бурлящее неистовство на главном дисплее.

— Забудь о тех, что отошли. Следуй за ведущей группой, — сказал я.

— Я бы советовал… — начал Максилла.

— Сделай это!

При помощи навигационных сервиторов он выверил курс «Иссина» и отправился по следу двигателей меньшей группы, углубляясь внутрь системы.

— Там! Там, смотри! — внезапно закричал Тобиус, подрегулировав дублирующий дисплей, чтобы увеличить и улучшить изображение.

Несмотря на расстояние, нам удалось рассмотреть пробитый корпус имперского крейсера, дрейфующего в ореоле медленно рассеивающейся энергии.

— Определенно, это один из кораблей Эструма. Пробило метеоритным дождем. Они оказались в беде в тот же миг, как вошли в систему.

«Иссин» снова содрогнулся.

— А что насчет нас? — спросил я.

Максилла посоветовался с Бетанкором. Судно еще раз сильно тряхнуло, и основное освещение на мгновение погасло.

— Нам необходимо убежище, — искренне произнес Максилла.

Судя по показаниям сбитых, работающих в чрезмерно тяжелых условиях датчиков «Иссина», система включала в себя пятнадцать планет и миллионы обломков того, что некогда было планетами. След двигателей нашей «дичи» вел к третьей по величине планете. Это был паршивый, изрытый, полуразрушенный шар с жалкими остатками окружающей его синеватой атмосферы. Северное полушарие покрывали чудовищные воронки — следствие падения метеоритов. Некоторые удары оказались столь сильными, что прорвали даже мантию и обнажили бледно-красное ядро, из-за чего планета стала напоминать проломленный череп. Прямо на наших глазах над выжженными континентами растекались пятна рассеянного света, когда по поверхности били новые метеориты.

Мы продирались сквозь содрогающуюся ткань пространства, мимо кровавых лун и кудрявых пылевых облаков. Нас задело широким потоком пылающей звездной материи, сбивая корабль с курса и кидая в его щиты серебристые глыбы из камня и льда.

— Это безумие! — закричал Фишиг. — Они не могли лететь сюда! Это верная смерть!

Максилла посмотрел на меня, как будто надеясь, что я соглашусь с исполнителем и прерву полет ради спасения «Иссина».

— Уверен относительно их следов?

Максилла, вцепившись в подлокотники, сглотнул и кивнул.

— Спускайся вниз и ищи на теле планеты любое укрытие, какое она может нам предоставить. Прежде чем убираться отсюда, мы должны хотя бы убедиться, что они мертвы.

Спуск занял двадцать минут, ни одна из которых не гарантировала наступления следующей. Я собирался воспользоваться этим временем, чтобы заставить Ловинка или астропатов Максиллы проверить, приближается ли оперативная группа с Гудрун, отправившаяся но моему запросу, чтобы встретиться с нами здесь.

Но это оказалось невозможно. Пространственные помехи заглушали астропатические сигналы.

Я выругался.

Мы круто спускались к темной стороне израненной планеты. Под нами, на испещренной кратерами земле, распускались огненные цветы, а в океанах бушевали аммиачные бури. Полет оставался трудным и неприятным, несмотря на то что теперь между нами и бьющимся в конвульсиях солнцем оказалась планета. Через секунду после начала спуска мы увидели останки еще одного расколотого и уничтоженного корабля из флота Эструма. Мир смерти. Система смерти.

— Наши враги, должно быть, совершили ошибку, — сказал Эмос, держась за край пульта, чтобы сохранять равновесие. — Не может здесь быть сарути. Если они когда-либо и населяли эту систему, то должны были давно покинуть ее.

— И тем не менее, — возразил я, — передовая группа флота еретиков продолжает свой путь с великим упорством и целеустремленностью.

«Иссин» продолжал спуск, подходя к телу планеты ближе, чем когда-либо. От атмосферы оставались только жалкие остатки, и Максилла смог подойти почти вплотную к неровной поверхности, двигаясь едва ли не в десяти километрах над голыми камнями. Мимо нас промчался табун метеоритов.

— А это еще что? — спросил я.

Максилла подрегулировал сенсоры и разрешение дисплея. Перед нами в коре планеты открывался зев огромной раны, в тысячу километров шириной. Глубокий разлом обрамлялся скалистым отвалом.

— Датчики не могут определить. Подобное могло образоваться от столкновения с метеором?

— Возможно, если метеор шел по касательной, — сказал Эмос.

— Они прошли мимо или внутрь? — спросил я.

— Внутрь? — недоверчиво переспросил Максилла.

— Внутрь! Они отправились внутрь?

Эмос заглянул через сервитора на показания сенсоров:

— След двигателей здесь угасает и пропадает. Либо они просто испарились в этом месте, либо действительно отправились внутрь.

Я посмотрел на Максиллу. «Иссин» еще раз дернулся, угодив в гравитационную яму, и на мостике опять на секунду погас свет.

— Это судно предназначено для полетов в межзвездном пространстве, — мягко ответил кораблевладелец, — но никак не для посадки на планету.

— Знаю, — ответил я. — Но то же самое можно сказать и про их корабли. Им известно больше нашего, и они отправились внутрь.

Покачивая головой, Максилла направил «Иссин» в огромную рану на теле планеты.

Разлом внутри был темным и безграничным, если верить сенсорам, хотя, на мой взгляд, сенсоры стали просто бесполезны. Далеко внизу под нами тьму разгоняло тусклое красное свечение. Дикая тряска прекратилась, но корпус все равно продолжал громко жаловаться на перегрузки.

Нам показалось, что мимо нас пронеслась какая-то конструкция, а за ней вторая и третья. Четвертая успела отразиться на дисплее прежде, чем мы проскочили под ней: угловатые ворота и арка, восемьдесят километров в поперечнике. За ней на нашем пути вырастало все больше и больше таких же, словно мы летели внутри чьей-то огромной грудной клетки.

— Восьмиугольники, — произнес Эмос.

— И к тому же неправильные, — добавил я.

Среди арок-ребер не было ни одной идентичной пары, но все они демонстрировали схожую форму и отсутствие симметрии, что немедленно заставило подумать о сарути.

— Они не могут быть естественного происхождения, — сказал Максилла.

Мы проходили сквозь циклопические ворота. Их было там многие дюжины.

— Источник света прямо по курсу, — объявил сервитор.

В череде восьмиугольных арок далеко впереди появилось тускло-зеленое, туманное свечение.

— Продолжаем? — спросил Максилла. Я кивнул:

— Отправь на поверхность сигнальный дрон.

Через мгновение на дисплее заднего вида показался маленький дрон-сервитор, пробивающийся по широкому туннелю обратно к поверхности и помигивающий сигнальными огоньками.

Мы прошли мимо последней арки. Корабль снова затрясло.

А потом мы влетели прямо в свет, мягкий, бледный, зеленый свет.

Казалось, что вокруг нет ничего. Только туманный зеленый свет и ковер тонких облаков под нами.

Тряска прекратилась. Корабль остановился.

Атмосфера в этом месте — логика не хотела вспоминать, что мы находимся под корой планеты, — была разреженной и недвижной и скорее всего представляла собой аммиачный газ. Никому из нас не удавалось понять, откуда исходит люминесценция и почему «Иссин» мягко встал на гравитационный якорь в этой безмятежной тишине. Как и говорил уже Максилла, наше судно не предназначалось для трансатмосферных полетов, и его невозможно было стабилизировать в такой близости от поверхности без риска получить серьезные повреждения.

Но, судя по показаниям систем, «Иссин» чувствовал себя вполне счастливым, после того как выдержал суровый звездный шторм КСХ-1288 и добрался до этой безопасной гавани.

Ущерб следовало признать незначительным, из строя вышли всего две бортовые системы. Многие сенсоры словно ослепли и передавали только странное, мертвое эхо. На судне остановились все хронометры, кроме двух, пошедших в обратную сторону.

Бетанкор и Максилла изучили искаженные показания приборов и пришли к выводу, что за облачным покровом лежит некая твердь. По приблизительным оценкам, она находилась в шести километрах под нами, хотя в этом странном, туманном месте оказалось трудно сказать что-нибудь с определенностью.

Если еретики Гло и отправились сюда, то не оставили никаких следов. Но если учесть, в каком ужасном состоянии находились наши сенсоры, их корабли могли поджидать прямо за облачной грядой.

Вскоре наш боевой катер отделился от «Иссина» и спустился в облака. Все мы оделись в вакуумные костюмы, позаимствованные из запасников Максиллы. Ловинк, Фишиг, Эмос и я неуклюже шаркали по кают-компании, привыкая к ним.

Биквин сидела рядом с Бетанкором в кабине, наблюдая, как он заходит на посадку. Они тоже влезли в заимствованные скафандры, а Елизавета заколола волосы, чтобы они не помешали обзору.

— Доброй охоты, инквизитор, — протрещал вокс голосом Максиллы.

— Он ведь тоже будет там, внизу? — спросила Биквин, и я понял, что она имеет в виду Мандрагора.

— Скорее всего. И он… и всякое прочее.

— Ну ты же слышал, что сказал Понтиус, — ответила она.

Еще бы я не слышал. Некротек. Такие слова не забываются.

У Елизаветы ушли недели, чтобы втереться в доверие к нашему бестелесному пленнику и разыграть роль разочаровавшегося в нас предателя. Я не был уверен, что у нее получится, но она выполнила эту работу с блеском, прекрасно разыграв свою роль. Мы рисковали, позволяя ей в одиночку встречаться с Понтиусом. Но Биквин уверила меня, что может сделать это, и не ошиблась.

Некротек… Если Понтиус Гло говорил правду, то наше дело приобретало еще большую безотлагательность. Мне хотелось знать, какая великая ценность так активизировала деятельность наших врагов, заставила их идти на серьезный риск и многочисленные жертвы. Теперь у меня был ответ. Легенды гласили, что последняя копия этой жуткой книги была уничтожена несколько тысячелетий назад. Но похоже, каким-то образом в стародавние времена одна из копий попала в руки сарути. И теперь ее собирались выкупить еретики Гло.

Мы прошли сквозь облака и увидели внизу землю. Обширное, холмистое и покрытое пылью пространство огибало то, что казалось морем. Наполнявшая его жидкость пенилась и обрывалась у изогнутого берега в сотню километров длиной. Все вокруг имело бледно-зеленый оттенок, купаясь в сиянии, проходящем сквозь дымку облаков. Все выглядело слегка размытым, словно в тумане, и не имело резких очертаний. Это место казалось бесконечным, одноцветным, замедленным. Возникало умиротворенное, воздушное чувство, которое одновременно и успокаивало, и нервировало. Казалось, что даже волны моря катятся как-то вяло. Мне вспомнилось побережье в Тралито, на Кэйлун-П, где я провел лето, оправляясь от травм, полученных в прежние годы. Бесконечные лиги слюдяных дюн, спокойного моря и ароматного туманного воздуха.

— Каковы размеры? — обратился я к Мидасу.

— Чего именно? — спросил он в ответ.

— Этого… места.

Он указал на приборы:

— Не могу сказать. Сотня километров, может две-три… тысяча.

— Ну должны же у тебя быть хотя бы приблизительные данные!

Он оглянулся на меня с немного нервной улыбкой:

— Системы говорят, что окружающее нас пространство бесконечно. И никаких предметов поблизости. Что, конечно, невозможно. Так что я думаю, приборы вышли из строя. Впрочем, я им все равно не доверяю.

— Как же ты тогда летаешь?

— Полагаясь на собственное зрение… ну и на показания той части тела, на которой сижу. Решай сам, чему верить больше.

Мы следовали вдоль плавного изгиба бесконечного залива около десяти минут. Наконец однообразный и безликий пейзаж освежили новые детали.

В нескольких сотнях метров от линии прибоя вырастал из песка и бежал параллельно воде ряд восьмиугольных арок. Каждая была шириной приблизительно пятьдесят метров, но в остальном они являлись близнецами тех арок, сквозь которые Максилла вел «Иссин». Арки уходили в зеленый туман, насколько хватало глаз.

— Сажай здесь.

Когда боевой катер опустился на мягкий мелкий песок в полукилометре от берега, мы загерметизировали шлемы и высадились.

Свет оказался ярче, чем я ожидал, — иллюминаторы катера были затонированы, — и нам пришлось надвинуть на лицевые щитки еще и световые фильтры из коричневого стекла.

Ненавижу вакуумные костюмы. Это постоянное чувство глухоты и скованности, это затрудненные движения, это звук собственного дыхания в ушах, это спорадическое пощелкивание вокса. Скафандр заглушал все наружные звуки, кроме хруста моих шагов по тонкому сухому песку.

Рассредоточившись, мы пошаркали к воде. Все, кроме Эмоса, были вооружены.

Перед нами возникло нечто, что напоминало море. Зеленая вода с белыми барашками на волнах.

— Жидкий аммиак, — сказал Эмос.

Его голос сопровождало тихое потрескивание вокса.

Было что-то странное в этом месте.

— Ты видишь это? — спросил он.

— Что именно?

— Волны отходят от берега.

Я посмотрел снова. Это было настолько же невозможно, насколько и очевидно. Жидкость не накатывалась и разбивалась о берег, она вытягивалась из него и убегала в море.

Это пугало. Так просто. Так неправильно. Моя самоуверенность трещала по швам. Захотелось скинуть с себя вызывающий клаустрофобию скафандр и закричать. Что я обязательно и сделал бы, если бы не ярко-красный огонек атмосферного анализатора на левом рукаве.

Что там рассказывал Максилла? Сарути изводили экипаж «Прометеева огня»? На какое-то мгновение я заподозрил, что такое ненормальное поведение моря было результатом работы этих ксеносов, — хотя как такое может быть? Но я понял, насколько тревожное состояние должны были испытывать здесь люди.

Фишиг и Бетанкор приблизились к первой из арок. На фоне несимметричного строения они казались карликами. Следующая арка в ряду находилась от первой на расстоянии около трехсот метров, и на первый взгляд расстояние между всеми ими везде было одинаковым. Насколько я мог судить, каждая из арок была асимметричной как-то по-своему, хотя размеры и пропорции оставались идентичными.

Биквин опустилась на колени рядом с берегом, осторожно раскапывая песок рукавицей. И нашла там деталь, весьма обеспокоившую нас в тот момент.

Под несколькими сантиметрами песка землю покрывали плитки. Мозаика из неправильных восьмиугольников, точно таких же, как и те, что мы видели в шахте Северного Квалма. И опять, несмотря на свою асимметричность, они каким-то непостижимым образом были идеально подогнаны друг к другу.

И чем больше песка отбрасывала Биквин, тем больше плиток представало нашим глазам.

— Остановись, — сказал я. — Не думаю, что для нашего рассудка полезно выяснять, покрывают ли они все побережье.

— Неужели все это… искусственное? — спросила она.

— Этого не может быть, — сказал Эмос. — Возможно, что плитки и арки просто часть некоего давно оставленного строения, которое потом подмыло и занесло пылью… из-за… из-за…

Звучало не слишком убедительно.

Подойдя к Фишигу и Бетанкору, я встал рядом с ними, разглядывая первую арку. Она была изготовлена из того же странного, неведомого металла, который мы встречали на Дамаске.

— Так что же мы знаем об их предназначении? — спросил Фишиг.

— Ну, мне крайне неприятно объяснять очевидное, — откликнулся Эмос с берега, — но последний виденный нами ряд указывал на хорошо выверенную дорогу, которая привела сюда «Иссин». Может быть, стоит предположить, что и у этих арок то же предназначение?

Я шагнул под сень гигантской арки и скомандовал:

— Пошли.

По моей оценке, мы шли приблизительно двадцать минут. Определить точнее было невозможно — наши хронометры вышли из строя. Вскоре мы стали слышать далекий повторяющийся шум — низкие, почти инфразвуковые раскаты, похожие на удары грома. Доносились они издалека, из-за моря. Во всяком случае, нам так казалось. Гул раздавался каждые полминуты, или около того. Наступали долгие промежутки тишины, и, когда нам уже начинало казаться, что звук уже не повторится, он раздавался вновь. Так же как и хруст собственных шагов, мы слышали его сквозь скафандры даже при выключенных переговорниках.

Я связался по воксу с Максиллой:

— Ты это слышишь?

Ответ пришел не сразу. И весьма удивил меня. Сквозь потрескивания помех вдруг отчетливо прорвался голос Максиллы:

— … как скажешь, Грегор, но это будет нелегко. Повтори, что ты говорил о Фишиге?

— Максилла! Повторя… — начал я, но его голос продолжал звучать поверх моего.

Это не был ответ. Я просто перехватил разговор. Я почувствовал, как по моей спине побежали мурашки.

Шум статики.

— Передай Елизавете, что я с ней солидарен! Ха! Все стихло.

Я оглянулся на остальных. Плохо различимые лица, смотревшие сквозь тонированные коричневые панели шлемов, делали их похожими на призраков.

— Что за дьявольщина? — пробормотал я.

— Эхо? — прошептал Эмос. — Какая-то аномалия в эфире, вызванная атмосферными помехами или…

— Этого разговора никогда не было.

Над мягко освещенным берегом разнесся очередной раскат грома.

Еще примерно через двадцать минут мы прошли под аркой, неожиданно оказавшейся последней. Остановились. Земля перед нами поднималась теперь более круто, образуя холмы и невысокие горы. Ландшафт стал более мрачным и неприветливым. Вездесущее сияние притупилось, и небо окрасилось в темно-зеленый цвет, переходящий в черноту над холмами.

— Их… было больше! — воскликнул Фишиг. — Больше арок!

Он был прав. Большая часть восьмиугольной анфилады исчезла, как только мы прошли через последнюю арку. Я шагнул назад, надеясь, что недостающие арки появятся снова, когда я окажусь с другой стороны. Этого не произошло. Раскаты грома стали слышны отчетливее.

Мы двинулись к холмам. В наших воксах время от времени свистели статические разряды.

— Передачи, — произнес Ловинк, поиграв с частотами. — Настроить не получается, но кто-то переговаривается. Армия. Общение двустороннее.

Возможно, это были наши беглецы.

— Смотрите! — воскликнул Бетанкор.

Между берегом и ребрами восьмиугольных арок под облаками зависли зловещие, темные очертания трех кораблей. Два имперских фрегата и старое, нестандартное торговое судно покоились на антигравитационном якоре.

— Почему мы не увидели их, когда проходили мимо?

— Не знаю, Мидас. Я больше ни в чем не уверен.

Я обернулся к остальной группе и увидел, что мой архивист отстегивает шлем.

— Эмос!

— Не беспокойся, — ответил он, снимая шлем.

Широкий металлический ворот скафандра делал Эмоса похожим на черепаху, высунувшую шишковатую голову из панциря. Он поднял левую руку, демонстрируя атмосферный анализатор. Огонек стал зеленым.

— Атмосфера идеально подходит для человека, — сказал архивист. — Немного прохладно и слишком стерильно, но совершенно безопасно.

Все сняли шлемы. Лицо пощипывал холодный воздух, но освободиться от этой кастрюли на голове оказалось приятно. В воздухе не было запахов. Вообще не было. Ни соли, ни аммиака, ни даже пыли.

Мы помогли друг другу приторочить шлемы к рюкзакам. Раскаты грома, которые теперь не резонировали в шлеме, стали более глухими и отдаленными. Мы могли слышать шаги и дыхание друг друга, плеск океана. Неожиданно я почувствовал запах духов Биквин. Это привело меня в себя.

Мы зашагали дальше, медленно поднимаясь по склону. Освободившись от шлема, я понял, что причиной столь небыстрого продвижения являлись не только скафандры. Почему-то трудно было оценивать расстояние и размеры предметов. Почти постоянно кто-нибудь спотыкался. Все вокруг было в корне неправильным.

Мы наткнулись на них внезапно. Единственным предупреждением стал резко оживший вокс. Динамики, встроенные в наши вакуумные костюмы, заработали одновременно.

— Бегом! Пошевеливайтесь! Второй сектор!

— Где вы? Где вы?

— Укрыться слева! Это приказ! Укрыться слева!

— Они сели мне на хвост! Они сзади, и я с…

Резкое шипение статики.

Впереди с темных холмов и склонов бежали солдаты. Имперские гвардейцы, облаченные в красную с золотом броню. Гудрунские стрелки.

— В укрытие! — приказал я, и мы спрятались среди высоких дюн, вытаскивая оружие.

Их было человек шестьдесят или даже больше, они торопливо спускались с верхних склонов, рассредоточившись. Если быть точным, в их передвижениях не было никакого порядка. Они спасались бегством. Офицер, бегущий примерно посредине группы, что-то выкрикивал и размахивал руками, но люди игнорировали его. Многие были без шлемов и безоружны.

Еще через секунду на вершине холма появились и их преследователи, и сразу же повели огонь по беглецам. Три черных бронированных «спидера» с эмблемами военно-космической службы безопасности и следующая за ними цепочка из тридцати солдат, одетых в черные доспехи и дисциплинированно двигающихся в строгом порядке широкой цепью. Они стреляли из хеллганов в спину убегающим новобранцам. «Лэндспидеры» шли на малой высоте, заливая склон огнем тяжелых орудий. В местах попаданий вырастали столбы пыли и, падали искалеченные тела людей. Еще секунда, и все три «Лэндспидера» пролетели мимо нас на высоте человеческого роста, проскочив до моря, а потом развернулись, чтобы совершить еще один заход.

Некоторые гудруниты пытались отстреливаться, и я увидел, как один из солдат преследователей споткнулся и упал. Но в действиях бегущих не было согласованности, не было контроля.

— Какого черта! Мы что, так и будем прятаться? — прошипела Биквин.

— Они скоро обнаружат нас, — заявил Фишиг, передергивая затвор своего тяжелого стаббера.

Шансы наши были, мягко говоря, невысоки, а я после инцидента на «Иссине» испытывал болезненное отвращение при виде черных солдат.

Но тем не менее…

Я извлек тяжелый автоматический пистолет и бросил его Эмосу, отстегивая от рюкзака лазерный карабин. Биквин вытащила свою пару лазерных пистолетов. Ловинк и Мидас уже сжимали в руках оружие — лазган и главианский игольный карабин соответственно.

— На вас пехота, — сказал я Фишигу, Ловинку и Биквин. — Эмос… Ну, что сможешь, то и сделай. Мидас, мы с тобой займемся летунами.

Мы переползли через дюну по-пластунски, а затем встали и открыли огонь. Огромная и дуроломная пушка Фишига вспорола ближайший холм и подняла тучу пыли, прежде чем ему удалось ее уравновесить. Следующей очередью он смел трех солдат преследователей.

Рявкнул лазган Ловинка, а следом раздались нерешительные одиночные выстрелы — Эмос применил-таки пистолет по назначению.

Биквин же была бесподобна. По-видимому, она с большой пользой провела эти тридцать недель перелета, и Мидас, судя по всему, ответственно подошел к ее тренировкам. Сжимая по лазерному пистолету в каждой руке, она проорала какой-то боевой клич и меткими выстрелами уложила двоих противников.

Солдаты еретиков поняли, что ситуация переменилась, и их безжалостное наступление приостановилось. Бегство гудрунитов тоже замедлилось, и некоторые из них, включая офицера, развернулись и вступили в бой с предателями. Я рассчитывал на это. В одиночку нам было бы не справиться. Я очень надеялся, что наше неожиданное вмешательство воодушевит верноподданных гвардейцев.

Однако многие продолжили бежать.

На каменистой гряде началась яростная перестрелка между чернопанцирными предателями и осмелевшими новобранцами-гудрунитами. Ловинк, Фишиг, Эмос и Биквин двинулись к ним на помощь.

«Лэндспидеры» заскользили обратно, молотя по окрестностям орудийным огнем.

Бетанкор опустился на одно колено, поднял свое экзотическое оружие и выстрелил. Длинный ствол карабина вздрогнул и издал приглушенный визг. В ближайший, проносившийся мимо нас «спидер» вонзились разрывные иглы, и машина разлетелась на части.

На песок посыпались пылающие обломки.

Я взял второго летуна в прицел лазгана. «Лэндспидер» разворачивался, намереваясь атаковать нас, и был вынужден сбросить скорость. Я выпустил очередь лазерных росчерков. Некоторые прошли мимо, некоторые попали в цель, но серьезного вреда броне не причинили. Враг ответил очередями из тяжелых орудий. В мою сторону устремились фонтанчики песка. Но когда «Лэндспидер» почти полностью развернулся, мне удалось застрелить пилота через лобовое стекло.

Все еще продолжая стрелять, «спидер» клюнул носом и ударился о берег в пятидесяти метрах за моей спиной. Потом он подпрыгнул, разваливаясь на куски, ударился снова и врезался в волны.

Третий «спидер» развернулся и сумел совершить еще один налет, убив шестерых бегущих гудрунитов, которые на песке представляли собой легкие мишени. Мидас снова навел свой карабин и выстрелил, когда «спидер» проносился рядом. Но промахнулся. Он выстрелил снова, и задняя часть машины загорелась.

«Спидер» продолжал идти прежним курсом — к морю. Я понятия не имею, что Мидасу удалось поразить — людей, систему управления, — но только машина продолжала лететь вперед и вперед, пока не скрылась из виду.

Мы поднялись на склон, к тому времени уже захваченный гудрунитами. Люди были грязны и усталы, и среди них не оказалось никого старше двадцати пяти. Они взбодрились, увидев нас и тот урон, который мы причинили, решив, вероятно, что мы только часть большого спасательного отряда.

Вершину гряды продолжали удерживать последние солдаты противника. На них наступал Фишиг в сопровождении дюжины гудрунитов, стремившихся прикончить своих недавних преследователей.

Сражение на гряде продолжалось пару минут. Фишиг потерял двоих отправившихся с ним гудрунитов, но сделал все возможное, чтобы никто из чернопанцирников не выжил. Мне подумалось, что в тот день, когда Фишиг вступил в правоохранительные органы, армия лишилась превосходного солдата.

Я поискал глазами офицера гудрунских стрелков, пока его люди опускались на землю, утомленные преследованием и неожиданно пришедшим спасением. Некоторые плакали. Все выглядели испуганными. Дым сражения медленно скатывался со склона в безветренном воздухе.

Офицер, сержант, оказался не старше, чем его люди. Похоже, он пытался отрастить бороду, но его мальчишеская физиономия совершенно не была к этому готова. Он отсалютовал мне раньше, чем я показал инсигнию. А когда я сделал это, он упал на колени.

— Встать!

Он подчинился.

— Я инквизитор Эйзенхорн. А ты?

— Сержант Энил Джерусс, второй батальон Пятидесятого Гудрунского стрелкового полка. Сэр, флот здесь? Они нашли нас?

Я поднял руку, пресекая вопросы:

— Докладывай. Быстро и кратко.

— Мы не хотели становиться частью происходящего. Нас приписали к фрегату «Страстный», и на его борту мы ожидали отправления. Когда наши корабли бежали с орбиты Гудрун, капитан сказал, что планета пала и нам надо передислоцироваться.

— Капитан?

— Капитан Эструм, сэр.

— А потом?

— Тридцать недель полета до этого места. Уже в момент прибытия мы поняли, тут что-то не так. Мы стали возмущаться и потребовали объяснений. Офицеры назвали это нарушением присяги, и несколько дюжин людей отправились в руки расстрельных бригад. Нам было предложено подчиняться приказам или умереть.

— Небогатый выбор.

Он покачал головой:

— Это правда, сэр. Именно поэтому я и решил вывести своих людей. Мы постарались незаметно отойти, пока они были заняты, и побежали, как только оказались там. Но они бросились в погоню.

— А «там» — это где?

Он махнул в сторону каменной гряды:

— В темноте.

— Расскажи мне, что ты видел, — сказал я.

 

Глава девятнадцатая

ДОКЛАД ДЖЕРУССА

НА ПЛАТО

ИСТИННАЯ ПРИЧИНА

— Я даже не знаю, на какой планете мы находимся, — сказал сержант Джерусс. — Нам этого не говорили. Впрочем, нам вообще мало что объясняли.

— Насколько я знаю, у нее вообще нет названия. Продолжай.

— Они высадили нас из кораблей на побережье в качестве сопровождения основной группы.

— Сколько человек?

— Более сотни солдат военно-космических сил безопасности и примерно три сотни гвардейцев.

— Техника?

— «Спидеры» вроде тех, что вы уже видели, и пара более тяжелых транспортников, предназначенных для перевозки груза и основной группы.

— Что тебе известно о них? Джерусс пожал плечами:

— О грузе ничего. В основной группе были капитан Эструм и лорд Гло Гудрунский. Последний является известным аристократом с моего родного мира.

— Я знаком с ним. Кто еще?

— Еще несколько человек: торговец, экклезиарх и огромный, ужасный воин, которого они старались держать подальше от нас, простых солдат.

Это, без сомнения, был Мандрагор. А еще Даззо и Лок. Центральное звено клики Оберона Гло.

— И что потом?

Джерусс указал на склоны темного, кажущегося неприступным нагорья:

— Мы отправились туда. Мне показалось, что они знали, куда идут. Пока мы шли туда, все вокруг начало меняться. Стало темнее и теплее. Трудно было прокладывать путь, словно…

— Словно что?

— Никак не получалось определить расстояние. Иногда мы словно пробирались через расплавленный воск, иногда с трудом замедляли шаг. Некоторые запаниковали. Потом мы нашли такие же многоугольники, как и те, что здесь, на пляже.

Он имел в виду арки, похожие на ворота.

— Таких рядов в горах было множество. Они выглядели настолько неправильными, что смущали сознание. И казалось, что они меняют очертания.

— Что ты имеешь в виду под «неправильностью»?

— Я не оканчивал офицерской школы, но имею образование. И знаком с основами геометрии. Углы этих многоугольников не должны позволять сходиться сторонам, но они сходятся.

Похолодев, я вспомнил, как Максилла упоминал о «плохих» углах, а также вспомнил о маркировке на табличке из Дамаска.

— Мы следовали по этим рядам, проходя сквозь многоугольники. Экклезиарх и торговец вели нас. С нами был и еще один человек, напоминающий техножреца.

— Худощавый? С голубыми глазами?

— Да.

— Его зовут Малахит. Он принимал участие в выборе дороги?

— Да, они подчинились ему несколько раз. Наконец мы вышли на плато. Очень высокое, просторное место, окруженное неровными каменными глыбами. Это плато явно искусственное. Оно выложено гладкими камнями, которые…

Он попытался передать их форму с помощью указательных и больших пальцев, но потом пожал плечами и оставил это занятие.

— Другими невозможными многоугольниками?

Он нервно рассмеялся:

— Да. Плато было огромным. Мы ждали там. Солдаты сгруппировались по краю, а главная группа и техника в центре.

— А потом?

— Мы прождали несколько часов. Точнее сказать не смогу, потому что все наши хронометры остановились. Затем между ними завязалась какая-то ссора. Лорд Гло спорил с остальными. Мне показалось, что появился шанс. Я приказал своим людям готовиться. Нас было почти девяносто человек, все собрались и ждали возможности убежать. Все следили за переругивающимися руководителями. А когда тот огромный воин — да спасет меня Бог-Император! — начал орать, мы решили не медлить. Его рев нас окончательно достал. Мы ускользали с плато парами и тройками и убегали тем путем, которым пришли туда.

— Они быстро обнаружили ваш побег?

— Довольно быстро. И отправили за нами погоню. Остальное вам уже известно.

Я немного подождал, пока он приведет себя в порядок и соберет остатки своего отряда. В живых осталось около тридцати стрелков, все они были напуганы, а четверо еще и ранены. Эмос оказывал им посильную помощь.

Я обратился к солдатам:

— Отказавшись подчиняться приказам предателей, вы хорошо послужили Императору. Люди, которые привели вас сюда, — еретики, и вся их затея преступна. Я здесь, чтобы остановить их. Мне необходимо незамедлительно продолжить свою миссию. Не стану обещать безопасность никому, кто пойдет за мной, но если вы так поступите, то окажете должное почтение Императору. Ему нужна наша служба здесь и сейчас. Если вы верны присяге, которую приносили Империи, вступая в ряды Гвардии, то не станете колебаться. Не найти более важной битвы, в которой вы можете отдать свои жизни.

В ответ я получил десятки диковатых, испуганных взглядов и несколько одобрительных шепотков. Но они ведь были всего лишь новобранцами, а некоторые и вовсе просто мальчишками, которых первый же поход забросил в самое настоящее безумие.

— Соберитесь с духом и помните, что в этом деле на вашей стороне сам Император. Не будет преувеличением сказать, что будущее Империума находится в наших руках.

Одобрительный ропот усилился. Эти люди не были трусами. Они просто нуждались в цели и понимании того, что сражаются за благое дело.

Я кратко прошептал кое-что Фишигу, и тот немедленно поднялся на холм и запел «Имперское кредо», песню преданности, гимн, известный каждому ребенку в Империуме. Гудруниты с радостью подхватили слова. Это сплачивало и воодушевляло их.

Однако гул разрывов продолжал прокатываться над побережьем.

С помощью Бетанкора я снимал с павших оружие и оборудование. Вокруг валялось достаточно стволов, чтобы снабдить всех оставшихся лазганами и хеллганами. А заодно нам удалось добыть три неповрежденных комплекта униформы военно-космических сил безопасности.

Я вылез из своего тяжелого скафандра и начал натягивать полированную черную броню. Мидас попытался последовать моему примеру, но оказался слишком худощав для тяжелого обмундирования.

В броню мы засунули Фишига, а чтобы не пропадал третий комплект, переодели крепкого гудрунита из группы Джерусса — капрала по имени Тван.

— По какому каналу передаются команды у гудрунитов? — спросил я Джерусса, настраивая вокс в своем шлеме.

— Бета-фи-бета.

— Если учесть тех, кто остался на плато, сколько еще может встать на нашу сторону?

— Могу поручиться за всех гудрунских стрелков. Без сомнения, подразделение сержанта Креддона.

— Тогда твоя задача — сплотить их вокруг нас, когда мы проникнем внутрь. Я дам сигнал.

Он кивнул.

Мы оставили раненых на берегу, постаравшись устроить их как можно удобнее, и стали подниматься в горы.

Как и рассказывал Джерусс, вокруг быстро становилось теплее и темнее. В гладкий черный доспех была встроена система охлаждения, но и она не помогала. К тому же на нас давила «неправильность» окружающего. Трудно было сделать и шаг, не споткнувшись.

Мы добрались до первой арки, и Джерусс повел нас под ней. Правильность выбранного пути подтверждали следы ног и колеи, оставленные транспортерами в мягкой пыли.

Мы поднимались на темные и неприветливые холмы, вздымавшиеся под мрачными небесами. Впереди виднелись несколько анфилад, иногда они пересекались. Мы были сбиты с толку. Иногда казалось, что мы входим под одну арку, а выходим из-под другой в соседнем ряду. Следы никогда не петляли и не прерывались, но казалось, что мы перепрыгиваем из одного ряда проходов в другой. Углы арок, как и рассказывал Джерусс, оказались геометрически невозможными.

— Думаю, — спокойно сообщил Эмос, пока мы продвигались по следу, — асимметричность наблюдается во всех деталях и измерениях.

— В смысле?

— В трех измерениях, которые можно увидеть, и в четвертом — времени. Измерения растянуты и исковерканы. Возможно, случайно. Возможно, чтобы поиздеваться над нами. Возможно, с какой-то другой целью. Но полагаю, именно поэтому все вокруг и кажется перекрученным и неправильным.

Наконец мы добрались до места, которое Джерусс назвал «плато». Это оказалась насыпь с плоской вершиной, примерно километр в поперечнике, выложенная все той же ненормальной восьмиугольной плиткой. Склоны насыпи уходили в пыль, а площадку окружали неровные коричневые пики и утесы. Небо над ней было темным и звездным.

С нашей стороны плато у самого края в ожидании сидели несколько сотен человек. Я мог чувствовать их напряжение. Больше половины составляли гудрунские стрелки; все остальные были из сил безопасности. Группки солдат поменьше стояли упорядоченными рядами в центре плато, охраняя два транспортера военно-космических сил, в которых находились пассажиры, и пару пустых «Лэндспидеров». Ящики сгрузили с транспортеров и поставили горой на мозаичной поверхности.

В дальней стороне плато в окружавшие его скалы уходила анфилада арок.

Мы залегли в укрытии, ожидая и наблюдая.

После бесконечного ожидания в дальней части плато наметилось какое-то шевеление, и из анфилады восьмиугольников отделились шесть человеческих силуэтов. Даже с такого расстояния я мог сказать, что это Даззо и Малахит, с четырьмя солдатами военно-космических сил безопасности в качестве сопровождения. Они шли быстро, подавая какие-то сигналы основной группе, стоявшей у машин. Все солдаты, располагавшиеся у края, поднялись на ноги.

Из-под арок вышли и другие существа. Поначалу их не удавалось рассмотреть — просто серые пятна, не обладающие человеческим обликом и совершающие непонятные движения.

Я вынул подзорную трубу и направил на них, осторожно подгоняя увеличение.

Так я и увидел сарути впервые.

Насчитать удалось девятерых. Они напоминали то ли пауков, то ли ракообразных, — впрочем, любое сравнение было весьма условным. От их плоских серых тел исходило по пять опорных конечностей, чьи центральные суставы поднимались выше горизонтально расположенного туловища. Ни в расположении, ни в движении конечностей не наблюдалось какой-либо симметрии. Их торопливые шаги выглядели странно, не позволяя обнаружить какую-либо последовательность или закономерность. От одного их вида становилось тревожно. Каждая конечность завершалась посохом из полированного серебристого металла. Жезл, сжатый в пальцах каждой лапы, поднимал тварей еще примерно на метр. Металлические шипы жезлов так звонко клацали по твердой плитке, что я мог слышать этот звук, несмотря на приличное расстояние. Сплющенные головы сарути покоились на толстых гибких колоннах, выпирающих из тел. На вытянутых черепах не было ни глаз, ни ртов, хотя что-то вроде ноздрей можно было разглядеть. Ноздри тоже располагались несимметрично.

Короче, это были омерзительные твари, слишком продолжительное созерцание которых вызывало приступ морской болезни. Каждое из этих созданий, покрытых блестящей серой шкурой, оказалось в два раза крупнее человека.

Со стороны дожидающихся людей послышались встревоженные крики. У некоторых солдат сдали нервы, и они побежали с плато прочь, оскальзываясь и вопя.

Девять сарути зацокали, выходя из-под арок на открытое пространство и располагаясь полукругом перед Даззо и Малахитом. Я увидел, как Оберон Гло, Горгон Лок, Эструм и чудовищный Мандрагор вылезают из машин и присоединяются к своим товарищам.

Должен признаться, что к тому времени и у меня нервы были на пределе и страх колючим комком ворочался у меня в груди. Мне не раз приходилось сталкиваться с настоящим ужасом, и сам по себе он меня не пугает. Да и не было, если разобраться, в этих существах ничего по-настоящему страшного. Только необычность, едва ли большая, чем испуганный инквизитор-пуританин. Если оставаться объективным, то они были потрясающими, удивительными созданиями, спокойными и почти величественными.

Мой страх произрастал из какого-то более глубокого внутреннего инстинкта. Так же как и в окружающем нас мире, в каждой детали их внешнего облика, в каждом движении сквозила «неправильность». Каждая цокающая конечность, каждая колеблющаяся голова выдавала их нечестивую природу. Мне только сейчас стало понятно, насколько необходима нам симметрия и насколько пугает ее отсутствие. Твари выглядели деформированными с точки зрения любой эстетической концепции. Их тела и конечности казались такими же невозможными, как и плитка, и арки, углы которых не должны были позволять сходиться сторонам.

Меня трясло от страха. Я посмотрел на своих спутников и увидел страх и на их лицах. Ужас, отвращение, неверие.

Мою жизнь и рассудок спас Эмос. Он, и только он один в изумлении смотрел на сарути, и на его старческом лице светилась озадаченная улыбка интеллектуального восторга.

— Очень странно, — услышал я его бормотание.

Эта простая реплика заставила меня рассмеяться.

Смех никак не мог отразиться на моем лице, но вытеснил собою колючий ком в груди. Ко мне вернулись уверенность в своих силах и решимость. Жестом я велел Фишигу и капралу Твану подойти ко мне и проверил, что Биквин, Мидас и Джерусс в должной мере контролируют себя, чтобы оставить под их командованием остальных. Джерусса и Твана пришлось довольно резко одернуть. Биквин уже пришла в себя и держала в руках оружие. Вид Мандрагора подстегнул ее волю.

— Жди моего сигнала, — сказал я Мидасу, а потом повернулся к Фишигу и добавил: — Присматривай за нашим приятелем.

Я имел в виду Твана.

Мы втроем выползли из укрытия и подобрались к краю плато. Солдаты были на ногах, возбужденно переговариваясь и глядя на группу в центре платформы. Офицеры войск безопасности рявкали на гудрунитов и пытались сдерживать их в узде, но я видел, что и им самим приходится нелегко.

Мы поднялись по склону и влились в толпу, скрытые непроницаемыми щитками шлемов и с хеллганами наперевес. Гудруниты просто убирались с нашей дороги. Мы беспрепятственно прошли в передние ряды толпы.

— На это я не подписывался! — пробурчал оказавшийся возле меня солдат сил безопасности, глядя на сарути в двухстах метрах от нас.

— Сплотить ряды! — бросил я, и он окинул меня взглядом, не обещающим ничего хорошего.

— Все здесь не так! — пробормотал он.

— Ничего, мы еще сможем постоять за себя, не так ли? — сказал я, поглаживая хеллган. — Если Эструм и прочие просто завели нас в западню, они узнают, что солдаты Флота Скаруса могут постоять за себя!

Он кивнул и взял на изготовку свое оружие.

Мы с Тваном и Фишигом пошли дальше. Никто не обращал на нас ни малейшего внимания. Я не сводил глаз с группы зачинщиков всего этого безобразия. Оберон Гло поднял руки и обратился к сарути со словами, которые мне не удалось расслышать. Речь оказалась довольно длительной.

Наконец он встал вполоборота и махнул в сторону ящиков. Теперь его голос долетел и до меня:

— И в доказательство наших честных намерений мы отдаем это вам, как и обещано.

Лок отделился от группы в центре.

— Идите за мной! — приказал он, подойдя к первой шеренге.

Мы с Фишигом тут же шагнули вперед. Через секунду мы уже оказались частью команды из более чем дюжины солдат, потащивших первые ящики. Я оказался в паре с Локом, и мои руки, скрытые черными латными перчатками, сжимали перекладину ящика рядом с его мускулистыми кулаками.

Мы опустили свой груз перед сарути, и я отступил на несколько шагов. Лок остался на месте и снял крышку, когда один из сарути процокал вперед.

Теперь я мог рассмотреть их вблизи. Лучше не стало. Их серую кожу покрывали извилистые поры, а ноздри на мордах то расширялись, то съеживались. Каждая из конечностей завершалась серой ладонью, похожей на человеческую, и сжимала рукоять серебряного жезла.

Тот сарути, который вышел навстречу, положил два передних жезла на мощеную поверхность и потянулся к открытому ящику своими извивающимися пальцами. Какое-то мгновение он шарил внутри, а затем убрал руки, ничего не взяв. Его безглазый череп слегка покачивался на шее. Потом существо подняло свободные руки и крепко сжало их вместе — так человек может поднять руки над головой в жесте победы.

Длинные, гибкие пальцы этих рук (не могу сказать наверняка, сколько их имелось на каждой ладони и было ли их количество одинаковым) переплетались, образуя некую форму. Облик. Человеческое лицо. Глаза, нос, широкий рот. Великолепно выполненное и жутко пугающее.

Это лицо, казалось, изучало нас. А потом его губы начали шевелиться.

— Вы достойно выполнили свои обещания, человеческие существа.

В толпе за мной раздавался тревожный шепот. Голос твари был лишен окраски, мелодичности и эмоциональности, но «пальцегубы» воспроизводили человеческую речь с безупречной точностью.

— Значит, мы заключили сделку? — с расстановкой произнес Гло.

Пальцы расплелись, и лицо исчезло. Существо подняло свои посохи и отошло. Его сородичи тоже разошлись, освобождая проход к арке.

Оттуда вышла еще одна группа существ. Несколько сарути, идентичных тем, что уже находились здесь, сопровождали других тварей. Мне кажется, что последних было четверо. Их тела походили на тела сарути, но выглядели раздутыми и покалеченными. Морщинистая, нездорово бледная плоть была покрыта пятнами, похожими на лишаи или проказу. У них не было жезлов, их конечности заканчивались «копытами» из твердого металла, скрепленными между собой какой-то проволокой и действующими подобно кандалам. Эти бледные, несчастные существа — у меня не возникло сомнений в том, что это рабы сарути, — стонали на каждом шагу, наполняя воздух болезненным поскуливанием. Сарути тыкали в них остриями своих жезлов.

Рабы несли трапециевидный ящик из черного металла, покрытый бородавчатыми выпуклостями. Наконец они остановились и опустились на животы.

Даззо и Малахит вышли вперед и приблизились к носильщикам. Тот сарути, что разговаривал с Гло, торопливо обошел их с другой стороны, вытянул свою лапу с жезлом и нажал им на одну из выпуклостей.

Крышка ларца распахнулась на невидимых петлях, подобно лепесткам какого-то уродливого цветка. Кажется, в этот момент я ожидал, что из ларца засияет свет или свершится еще какое-нибудь доказательство могущества.

Но ничего подобного не произошло. Малахит прошел между лежащими рабами и протянул руку, но Даззо с ругательством отпихнул его в сторону, добавив для вящей убедительности еще и ментальный удар, заставивший курильщика растянуться на полу.

Волна от этого удара прокатилась по сарути, заставив их затоптаться на месте.

Теперь к ларцу потянулся Даззо. Он вынул продолговатый крошечный предмет, по размерам не больше обоймы для болтера, и сжал его в трясущихся руках.

Книга. Древняя рукопись, заключенная в оклад из черного металла, закрывающийся на защелки.

— Что там, экклезиарх? — прорычал Гло. — Нам нужно подтверждение.

Даззо расстегнул оклад и перевернул первую древнюю страницу.

— Истинная причина у нас, — проговорил он. И упал на колени.

Некротек. Они получили Некротек. «Сейчас или никогда», — подумал я.

 

Глава двадцатая

СОЮЗНИКИ И ЗАМЕШАТЕЛЬСТВО

ГНЕВ МАНДРАГОРА

ПРОТИВ ОБЕРОНА

Они атакуют! — взревел я и с силой врезался в стоящих рядом со мной солдат. Когда мы повалились неуклюжей, дергающейся кучей, я выпустил наугад основательную очередь из хеллгана.

Люди, собравшиеся на плато, все как один были готовы к нервному срыву. Я почти уверен, что сарути преднамеренно использовали какие-то свои устройства и окружающую среду, чтобы держать их в напряжении. Возможно, просто для того, чтобы запугать людей, с которыми вели дела, и обезопасить себя. Если так, то они оказали себе плохую услугу. Как гудрунские стрелки, так и солдаты сил безопасности находились на грани умопомешательства, их души и умы пребывали в смятении от увиденного. Тревожного крика и нескольких выстрелов хватило, чтобы перенапряжение вылилось в действия.

Теперь повсюду вокруг орали люди и рявкало оружие. Решив, что на их высокородных лидеров совершено нападение, солдаты, сохранившие верность Гло и Эструму, устремились вперед, стреляя из штурмовых хеллганов. Остальные чуть поколебались и набросились на первых. Гудруниты, стоявшие на краю плато, либо направили оружие на своих угнетателей, либо стреляли по машинам.

Мидас и Биквин вели от края плато наш арьергард, сверкающий оружием.

На плато царило всеобщее смятение.

По воксу я услышал, как Джерусс сплачивает своих товарищей, призывает их повернуть оружие против чернопанцирников. Канал связи сил безопасности кишел противоречащими друг другу приказами и отменами приказов, воплями боли и яростной руганью. Отчетливее всего мне были слышны крики Оберона Гло, пытающегося навести порядок, и завывания Мандрагора.

— Фишиг! Тван! Сейте беспорядок!

Замаскированные, как и я, они начали действовать. Бойня была настолько всеобщей и бешеной, что у сражающихся не оставалось времени на размышления. Гвардейцы бились с солдатами сил безопасности и даже друг с другом. Беспорядочная пальба наполнила воздух оглушительным грохотом.

Я застрелил пробегавшего мимо черного солдата, а потом еще одного. Внезапно я увидел высокого худощавого капитана. Предатель Эструм недоверчиво смотрел на меня, и его глаза лезли из орбит.

— Солдат, что, черт возьми, ты творишь? — успел он пролаять, неистово дергая кадыком.

— Исполняю поручение Священной Инквизиции, — ответил я и выстрелил ему в голову.

Сарути пришли в жуткое волнение. Не могу знать, какие эмоции они испытывали, да и испытывали ли их вообще. Но они отреагировали так, как будто были напуганы поворотом событий, поставлены ими в затруднительное положение и смущены. Двоих из них поразил огонь из хеллганов, который открыли солдаты, решившие, что угроза исходит со стороны чужаков. Одного изрешетило, и он рухнул в растекающуюся под ним лужу крови и слизи. Второму оторвало лапу, и он захромал к аркам, стуча оставшимися жезлами.

Вой сарути перекрыл канонаду и человеческие крики. Был ли этот вопль угрозой, предупреждением, выражением отчаяния или приказом к отступлению, я не могу сказать. Но твари предприняли стремительное бегство, сотрясая воздух своими диссонансными воплями.

Но двое из них неожиданно устремились на солдат. Вокруг покачивающихся голов сарути зашипели голубоватые электрические разряды, а затем твари с шипением плюнули в людей лучами, сверкающими, точно лед. Двое солдат испарились в ослепительных вспышках света, разлетелись радужными брызгами.

Я заметил Мандрагора. Гигант уже убил одного из солдат сил безопасности, пытаясь остановить бессмысленную пальбу, но теперь сарути тоже предприняли атаку, и солдаты, получив подтверждение враждебных намерений ксеносов, удвоили свои старания. Выплюнутый тварью луч пропорол руку Мандрагора, и тот взбесился. Он напал на сарути, размахивая огромным цепным топором.

Я надеялся, что его убьют.

Протолкавшись сквозь окружающее меня безумие к припаркованным машинам, я увидел Даззо, по-прежнему стоящего на коленях перед ужасным ларцом. Похоже, он находился в трансе, не выпуская из рук свою нечестивую добычу.

Я побежал к нему.

Рядом со мной появился Фишиг, потерявший шлем. Его черную броню заливала кровь.

— Тван! — прокричал он через плечо, и замаскированный гудрунит побежал следом за нами, стреляя от бедра.

В сражающейся толпе стали взрываться гранаты. В воздух полетели расчлененные тела и осколки восьмиугольной плитки. Пламя охватило один из транспортеров.

Мы втроем оказались ближе всех остальных к «истинной причине». Один из сарути пробивался к ней же и уже распихивал сгрудившихся вокруг ларца рабов, пытаясь добраться шипастым жезлом до Даззо.

Судорожным ударом тварь опрокинула коленопреклоненного человека и выбила из его рук Некротек.

Малахит, до этого прятавшийся за «Лэндспидером», неожиданно вскочил и метнулся за книгой. Сарути нервно развернулся, пытаясь перехватить его, но Фишиг и Тван разнесли тварь на куски залпами из хеллганов. По мозаичной плитке расплескалась клейкая серая жидкость.

Второй сарути обрушился на убийц своего сородича, потрескивая электрическими разрядами. Тван затрясся и разлетелся дождем разноцветных брызг. Стоявшего рядом Фишига отбросило ослепительным взрывом.

Времени, чтобы помочь ему, не оставалось. Малахит вцепился в книгу и убегал по плато, подальше от ожесточенных боевых действий. Выстрелом из хеллгана я оторвал ему ногу в колене, и он рухнул ничком. Когда я добежал до него, он полз вперед, оставляя за собой кровавую полосу и пытаясь дотянуться до книги.

— Не трогай ее! — бросил я, стягивая с головы шлем и наводя хеллган свободной рукой.

Он увидел мое лицо и выругался. Я опустился на колени и подобрал маленький томик. Даже сквозь латные перчатки я ощущал источаемый им жар. И некоторое время, словно загипнотизированный, я не мог думать ни о чем, кроме него. Стало понятно, почему Даззо застыл коленопреклоненным, после того как взял книгу. Содержащиеся в ней древние знания каким-то образом обрели собственную жизнь. Они волновались, шелестели, взывали ко мне.

Они звали меня по имени.

Эта книга знала меня. Она обращалась ко мне, просила открыть ее и познать содержащиеся в ней чудеса. Я и не думал сопротивляться. То, что она показывала мне, оказалось настолько невиданным, настолько возвышенным, настолько красивым… Там открывалась природа звезд… А за звездами — удивительные механизмы, приводящие в действие сложную и восхитительную силу, которую мы слепо и ошибочно называем Хаосом…

Я расстегнул металлические зажимы, не позволявшие открыть книгу…

Неожиданно в мое сознание вторглась чужая, грубая ментальная энергия, разрушившая действие чар. Я начал поворачиваться и отвел глаза от раскрывшейся книги. Этого полуоборота мне хватило, чтобы избежать смерти.

Могучий удар опрокинул меня. В падении книга вывалилась из моих рук. На плитки хлынула кровь. Моя кровь.

Я откатился, чтобы уйти от следующего удара. Визжащие зубья цепного топора разминулись со мной буквально на толщину волоса и раскрошили окровавленную плитку.

Мандрагор, ублюдочное Дитя Императора.

В слепой панике я отползал назад. Источающий зловоние воитель Хаоса стоял прямо надо мной. Его древний силовой доспех был залит человеческой кровью и ихором ксеносов. Следующий его удар практически полностью оторвал мне левый наплечник. Рана под ним выглядела серьезной. Кровь стала образовывать лужу, стекая по моей левой руке. Когда я судорожно попытался отползти подальше, то понял, что поскальзываюсь в собственной крови.

Я хлестнул по Мандрагору своей Волей. Это не было серьезным ударом, если учесть его пугающую ментальную мощь, но хотя бы заставило его пошатнуться.

Цепной топор с визгом рассек воздух над моей головой.

Хеллган оказался вне зоны досягаемости… Впрочем, я сомневался, что подобное оружие сможет оставить на броне монстра хотя бы вмятину. Я не мог отвести глаз от маски на его лице, сшитой из кусков кожи и обтягивающей зияющую дыру рта.

Моя левая рука потеряла чувствительность и повисла. Но мне удалось встать на ноги и вытянуть из ножен меч.

Это было прекрасное оружие, еще старого образца. Он не обладал материальным клинком, как другие, более грубые модели. Меч состоял из инкрустированной рукояти двадцати сантиметров длиной, прошитой серебряной нитью и завершающейся энергетическим элементом. Сам Ректор Инкса благословил этот меч для меня, призвав его «защищать всегда брата нашего, Эйзенхорна, от порождений зла».

Теперь мне оставалось только надеяться, что он не впустую тратил свое красноречие.

Я включил меч и отразил им следующий удар топора. При столкновении клинков во все стороны полетели искры и металлические осколки. Неимоверная, звериная сила удара чуть не вырвала меч из моих рук. Я отскочил на шаг или два, уходя от следующего выпада. В голове у меня плыло. Было это результатом кровопотери или следствие чар Некротека, я не мог сказать.

Мандрагор дошел в своей ярости до белого каления. Меня все-таки было чертовски трудно убить. Однако я не мог избавиться от пугающего чувства, что долго так продолжаться не может.

Он снова бросился вперед, возвышаясь надо мной, словно башня, и мне опять удалось отклонить удар цепного топора. Но он немедленно возвратным движением ударил меня рукоятью топора в грудь. Меня даже оторвало от земли и отбросило на несколько метров.

Я неудачно приземлился на раненое плечо. Вспышка боли на секунду лишила меня чувств. Большего Десантнику Хаоса и не требовалось.

Он приблизился ко мне в два шага по залитой кровью мозаике и с рычанием занес топор. Извернувшись, я пинком отправил в него Некротек. Книга стукнулась о мыс огромного сапога.

— Не забывай, зачем пришел, выродок! — прохрипел я.

Мандрагор Гнилостный — сын Фулгрима, достойный слуга Слаанеша, воитель Детей Императора, убийца живущих, осквернитель мертвых и хранитель тайн — остановился. Разразившись хриплым смехом, он склонился над книгой, не отводя от меня своих жестоких глаз.

— Ты, инквизитор, даешь неплохие советы для…

Его закованные в сталь пальцы коснулись Некротека. Книга полностью утонула в исполинской ладони. Голос монстра замер. С его отвратительного лица ушло триумфальное выражение, выветрился гнев, угасла жажда крови. Безжизненная маска его лица словно повисла на удерживающих ее швах. В глазах Десантника Хаоса потускнел кровавый блеск.

В каждой клетке, в каждой частичке его развращенного существа пел Некротек, похищая у монстра возможность адекватно воспринимать окружающий мир.

Пошатываясь, я поднялся на ноги, сжал рукоять энергетического меча и отсек противнику голову.

Не успев еще даже удариться о землю, голова раскололась и запылала белым пламенем, капая жидким огнем на восьмиугольные плитки. Пылающий шар ударился оземь, подпрыгнул и разлетелся яростным, нечистым огнем, от которого вскоре остались только почерневшие осколки кости и дымящееся, выжженное пятно на металле.

Туловище, запаянное в силовой доспех, оставалось стоять, выгорая изнутри. Из дыры, где раньше была шея, взметались языки отвратительного зеленоватого огня. В воздух поднимался столб мерзкого черного дыма. Огонь быстро перекинулся на мерцающий плащ, и яркое пламя окружило безголовый металлический остов.

В последний момент я отсек мечом кулак Мандрагора, и зажатый в нем Некротек выпал. И я снова услышал зов. Книга умоляла меня поднять ее, погрузиться в заключенные в ней чудеса.

О, какие это были чудеса! Меня просто разрывало между этим дьявольским зовом и долгом. Этот предмет необходимо было уничтожить, но ведь он обещал такое великое знание! Разве не могла Инквизиция, да и весь Империум в целом, использовать это знание с благой целью? Имел ли я право уничтожать нечто столь бесценное?

Отчасти, как пуританин, я не сомневался в этом. Но другой части меня было ненавистно такое отношение. Ведь знания — это только знания? Зло прорастает в делах, а не в знаниях. А тут такой кладезь…

Может быть, стоило прочитать хотя бы одну или две странички, чтобы принять правильное решение…

Я потряс головой, чтобы избавиться от морока. На меня тут же снова обрушился шум сражения. Я посмотрел на плато, посреди которого дымилось тело Мандрагора и лежал, истекая кровью, Малахит. Сражение распалось на несколько локальных стычек, и всю мозаичную площадку сплошь устилали трупы и мусор. Оба транспортера пылали. Сарути ушли, забрав с собой тела сородичей. Гудрунские стрелки, на мой взгляд, явно превосходили числом чернопанцирников. На ногах оставалось не так уж много людей, и мне никак не удавалось увидеть кого-нибудь из своей команды.

Зато ко мне направлялся Оберон Гло, сжимая в правой руке лазерный пистолет. Его великолепный плащ был изодран, а на лице запекалась кровь.

— Брось оружие, Гло. Все кончено.

— Для тебя — да. — Он поднял пистолет.

На одном из полыхающих транспортеров детонировали боеприпасы и ошеломительным взрывом разметали бронемашину в клочья. Осколки брони и сегменты траков загудели в воздухе, словно ракеты. Кусок оси вонзился в затылок лорда Гло. Он упал без звука.

Я подобрал обломок черного панциря и подцепил им Некротек. Мне больше не хотелось слушать его увещевания. С помощью этого самодельного совка я скинул книгу прямо в топку пылающего доспеха Мандрагора.

Языки пламени стали красными, а потом потемнели. Огонь стал сильнее. Раздался чей-то безмолвный крик.

Я похромал прочь от этого погребального костра. Малахит еще был жив и уже пришел в себя.

— Лок, помоги! Пожалуйста! — кричал он хриплым голосом.

Один из армейских «спикеров», стоявших на плато, взмыл в воздух. За рулем сидел Горгон Лок, а рядом с ним вжимался в кресло Даззо. Через мгновение разогнавшийся «спидер» скрылся за острыми пиками, направляясь сквозь анфиладу арок к бесконечному пляжу.

И Мидас, и Биквин, и Эмос, и Ловинк выжили в этой жуткой битве, хотя все получили легкие ранения. В живых также остались две дюжины гудрунитов, включая Джерусса.

Эмос собрался осмотреть мою рану, но я потребовал просто перевязать ее, чтобы остановить кровотечение. Мне не хотелось терять время.

— Думаю, благоразумнее будет вначале выбраться отсюда, — сказал я.

Фишига положили на кустарные носилки. Оружие сарути, уничтожившее Твана, лишило его руки и половины лица. К счастью, он потерял сознание. Его несли два гудрунских стрелка.

— Очень неприятно об этом говорить, но нам надо взять и его, — сказал я Мидасу и Джеруссу, указывая на корчащегося Малахита.

— Уверен? — спросил Бетанкор.

— Инквизицию может заинтересовать то, что хранится в его голове.

Наше изрядно побитое и ободранное воинство покинуло темное нагорье и вернулось той же дорогой к туманному пляжу. Громкость и частота громовых разрядов увеличились, а небо начинало темнеть.

— Такое ощущение, — зловеще проговорил Эмос, — как будто этому месту приходит конец.

— И не хотел бы я находиться здесь, когда это случится.

Оказавшись на берегу, мы увидели, как отчаливают два имперских фрегата и торговое судно. Поднявшийся ветер нес с собой аммиачную вонь. Мидас и Ловинк, чьи вакуумные костюмы остались в относительной целости, отправились за нашим боевым катером.

В моем воксе раздался треск. А потом неожиданно прорезался голос Максиллы:

— Эйзенхорн? Во имя всего святого, ты там? Ты там? Только что улетели три корабля, они прошли прямо мимо меня! Условия становятся хуже. Я не смогу долго здесь удерживаться. Отвечай! Пожалуйста, отвечай!

— Максилла! Это Эйзенхорн! Ты меня слышишь? Необходимо, чтобы ты подошел ближе и подобрал нас. У нас раненые… Фишиг и еще несколько. Тут все вокруг разрушается. Повторяю, необходимо, чтобы ты подвел к нам «Иссин» и подобрал нас!

Несколько мгновений я слышал только шипение статики. А потом он ответил:

— Как скажешь, Грегор, но это будет нелегко. Повтори, что ты говорил о Фишиге?

— Он ранен, Максилла! Быстрее сюда и подбери нас!

— Поспеши! — закричала через мое плечо Биквин. — Мы не хотим здесь больше оставаться!

Опять шум статики.

— Передай Елизавете, что я с ней солидарен!

Ха! Эхо больше не обгоняло звук, аномалии нормализовывались. Но от этого наши дела лучше не становились.

 

Глава двадцать первая

СОБРАНИЕ ЗНАТИ

РАЗМЫШЛЕНИЯ ЛОРДА РОРКЕНА

ТАЙНЫ МАЛАХИТА

Спустя два дня, уже на борту «Иссина», ставшего на якорь вне опасных пределов системы КСХ-1288, мы встретились с Имперской оперативной группой, высланной нам в помощь с Гудрун.

На то, чтобы сбежать с готовой расколоться планеты, нам потребовалось менее двух часов. Как Эмос и предсказывал, окружавшее нас пространство растворялось, словно бесконечное царство моря, пляжа и нагорья было только гениальной иллюзией, спроектированной сарути специально для проведения встречи с человеческими «гостями». Пока мы летели на боевом катере к дожидавшемуся нас «Иссину», зеленоватый туман стал таять, а атмосферное давление падать. Нас окружила буря, и снова вернулось воздействие естественной гравитации. И планета стала разваливаться. К тому времени, как Максилла со всей возможной скоростью выводил «Иссин» по анфиладе арок, от тех глубин, где мы встретились с представителями чуждой расы, остался только темный водоворот аммиака. Наши хронометры вновь шли как положено.

Мы покинули гибнущую планету, сражаясь со звездным огнем и гравитационными штормами, вырываясь за пределы системы. Спустя сорок минут после нашего отлета сенсоры, установленные на корме корабля, уже не находили и следа разлома, сквозь который мы вошли в то странное место, словно рана сомкнулась или вообще никогда не существовала.

Как сарути добрались до этого места и каким образом ушли, я не имел ни малейшего понятия, и даже Эмос не в силах был предложить ни одной вразумительной гипотезы. Мы не обнаружили никаких признаков других кораблей или других точек выхода в коре планеты.

— Они живут внутри планеты? — спросил я архивиста, когда мы стояли на смотровой площадке и разглядывали удаляющуюся звезду в иллюминаторы, защищенные светофильтрами.

— Вряд ли. Их технологии находятся за пределами моих знаний, но чувствую, что они могли прийти на плато через те сводчатые проходы из другого мира. Это было место, которое они построили специально для встреч.

Эта мысль находилась за пределами моего воображения. Эмос говорил о межзвездной телепортации.

За пределами системы КСХ-1288 обнаружился короткий след кораблей еретиков. Насколько Максилла мог определить по следам двигателей и возмущению в варпе, три судна, которые, без сомнения, несли Даззо и Лока, объединились со стоявшей там флотилией и практически тут же ушли в Имматериум.

Другие варп-индикаторы доложили, что оперативная группа приблизится не более чем через два дня. Мы выпустили гравитационный якорь и стали ждать, занявшись зализыванием ран.

* * *

Тридцатью неделями ранее, еще когда мы только отбывали с Дамаска, я отправил на Гудрун с помощью Ловинка астропатический запрос о помощи. Я постарался расписать события настолько подробно, насколько мог, и надеялся, что лорд главнокомандующий пришлет подмогу в виде военной экспедиции. Я не стал требовать, как обычно поступали люди вроде Коммодуса Вока. Мне казалось, что безотлагательность и важность информации, содержащейся в моем сообщении, должны говорить сами за себя.

Из Имматериума в боевом порядке вышли одиннадцать кораблей: в авангарде мчались шесть имперских фрегатов, выпустивших перед собой звенья истребителей. За этой передовой группой шли линейные корабли «Вульпекула» и «Святой Скифус» — могучие, ужасные гиганты, каждый из которых в три раза превышал размерами фрегат. В арьергарде следовало зловещее трио крейсеров — черные суда Священной Инквизиции. Это был не военный отряд. Это была ударная группа Инквизиции.

Мы обменялись приветствиями и опознавательными кодами и отправились в тыл флота под почетным караулом «Громовых Ястребов». Шаттлы переправили раненых, включая все еще не пришедшего в сознание Фишига и плененного Малахита, в медицинский отсек на борту «Святого Скифуса». Час спустя по требованию адмирала Спатиана я также был переправлен челноком на линкор. Там ждали моего доклада.

Надев черную униформу и кожаный плащ, я закрепил под горлом инквизиторскую инсигнию. Моя левая рука была туго притянута к телу хирургическим лубком. Меня сопровождал Эмос, облачившийся в скромные зеленые одеяния.

В гулком стыковочном отсеке «Святого Скифуса» нас встречал прокуратор Ольм Мадортин, сопровождаемый отрядом имперских штурмовиков. На Мадортине была та же белая униформа, что и при первой нашей встрече. Синие панцири его солдат украшали золоченые эмблемы и знаки отличия.

Мадортин отсалютовал мне, и мы вместе зашагали к лифтам, которые должны были поднять нас на командную палубу.

— Как идет подавление мятежа? — спросил я.

— Довольно успешно, инквизитор. Лорд главнокомандующий объявил Геликанский Раскол подавленным, но на Трациане все еще неспокойно.

— Потери?

— Изрядные. По большей части среди населения зараженных ересью планет. Но есть жертвы и среди флота, и среди гвардейских полков. Предательство лорда Гло дорого обошлось Империуму.

— Измена лорда Гло стоила ему самому жизни. Тело его гниет на безымянной планете в покинутой нами системе.

— Ваш повелитель будет доволен.

— Повелитель?

Верховный Инквизитор Филебас Алессандро Роркен восседал на мраморном троне в дальнем конце аудитории, похожей на часовню и расположенной двумя палубами ниже мостика «Святого Скифуса». Я дважды встречался с ним прежде, но не чувствовал себя от этого более уверенно. Он носил простую темно-красную мантию, накинутую поверх черной униформы, и перчатки. На нем не было никаких украшений, если не считать должностного золотого кольца с печаткой. Строгая простота одеяний, казалось, только подчеркивала его властность. Он брил голову наголо и носил небольшую раздвоенную бородку. Глубоко посаженные глаза Роркена светились интеллектом и мудростью.

Его окружала свита. За троном расположились десять инквизиторов-послушников в чине дознавателей и ниже, они держали знамена, священные огнеметы, шкатулки со свитками и планшетами, сверкающие инструменты для пыток на красных атласных подушках и открытые псалтыри. По бокам стояли четыре телохранителя в красных плащах, удерживая вертикально двуручные мечи. Забрала их шлемов, выполненные в виде масок, придавали им сходство с четырьмя святыми апостолами: Олиосом, Джеридо, Манеззером и Кадмоном. Маски были невыразительными и наивными, почти как на иллюстрированных манускриптах древности. Неподалеку ожидала толпа архивистов, облаченных в темные одеяния, над которыми, визжа и пересмеиваясь, кружила на антигравитационных золотых крылышках дюжина херувимов-сервиторов, с телами трехлетних детей и лицами злобных горгулий.

— Подойди, Эйзенхорн, — произнес лорд Роркен тихим голосом, который тем не менее легко можно было расслышать в любом конце зала. — Все подойдите.

При этих словах из боковых нефов вышли и другие люди, занявшие свои места по обе стороны трона. Среди них был адмирал Спатиан, древний тощий гигант в белой униформе, сопровождаемый несколькими старшими офицерами. Практически все остальные были инквизиторами. Титус Эндор, в своем красно-коричневом плаще, шел без сопровождения, если не считать женщины-архивиста. Он ободряюще кивнул мне, когда я проходил мимо. Шаркающему сухарю Коммодусу Воку помогал занять свое место высокий мужчина, одетый в черное. Голова человека была лысой, если не считать нескольких хилых прядей. Его затылок, шею и лицо покрывали мертвенно-бледные коллоидные рубцы — последствия ран и хирургической операции. Это был Хелдан. Встреча с карнодоном не пошла на пользу его внешности. Так же как и Эндор, Вок кивнул мне, хотя и не слишком дружелюбно.

Рядом с ним шел коренастый и полный инквизитор Шонгард, чья черная металлическая маска оставляла видимыми только воспаленные глаза. Когда он занял свое место, по бокам от него встали две стройные, гибкие женщины. Судя по их внешнему виду, они являлись членами какого-то из культов Смерти. Женщины были практически обнажены, если не считать за одежду обильные татуировки, шипастые шлемы и ремни, на которых крепились мечи.

Напротив Шонгарда сел Конрад Молитор, ультрарадикальный член нашего Ордоса, и к этому человеку я не испытывал ни любви, ни уважения. Молитор был плотно сложенным, атлетичным мужчиной, одетым в бронекостюм, расписанный черными и желтыми клетками. А поверх он надел отполированную серебряную кирасу. Волосы радикала были коротко подстрижены, тонзура выбрита. Он производил впечатление монашествующего воина эпохи Первого Крестового Похода. Позади Молитора стояли три закутанных в мантии помощника, один из которых нес богато украшенный энергетический меч инквизитора, другой — серебряную чашу и металлический поднос, а третий — реликварий и курящееся кадило. Ультрарадикал не сводил с меня своих ярко-желтых глаз.

Последним вошел и занял свое место по правую руку от лорда Роркена гигант в черном силовом доспехе, Космический Десантник из ордена Караула Смерти, верный воин Ордо Ксенос. Караул Смерти является одним из Орденов Космического Десанта, созданных специально для нужд Инквизиции. Они были скрытны и таинственны даже по стандартам благословенных Адептус Астартес. При моем приближении воин снял шлем и водрузил его на свое бронированное колено, открывая бледное лицо с могучей челюстью и седыми, коротко подстриженными волосами. Его тонкие губы хмуро скривились.

Слуги принесли для меня кресло, и я занял свое место напротив Верховного Инквизитора. Рядом встал Эмос.

— Мы читали твой предварительный рапорт, брат Эйзенхорн. Интересная история. И весьма важная. — Лорд Роркен посмаковал последнее слово. — Вы преследовали флот еретиков Гло до этого забытого Богом-Императором внешнего мира в уверенности, что они запланировали некую торговую сделку с расой ксеносов. И, как ты заявил, целью этой сделки было обретение некоего предмета, чья природа угрожает безопасности и праведности нашего общества.

— Я сообщил истинную правду, верховный брат.

— Брат, мы всегда знали тебя как серьезного и честного человека. Поэтому и не сомневаемся в твоих словах. В конце концов, разве не прибыли мы сюда несколько… необычно большими силами? — Он обвел рукой зал, и в ответ зазвучал смех, по большей части принужденный и исходящий в основном от Молитора и Вока. — Так что же это был за предмет?

— Чужие обладали одной из копий богохульной и запрещенной работы, известной нам под названием «Некротек».

Реакция не заставила себя ждать. Послышались удивленные, тревожные и недоверчивые возгласы. Вок, Молитор и Шонгард выкрикивали какие-то насмешливые вопросы. Собравшиеся в зале слуги, послушники и ассистенты начали активно перешептываться.

Херувимы заверещали и скрылись позади трона лорда Роркена. Сам Верховный Инквизитор с сомнением поглядел на меня. И даже угрюмый Космический Десантник скептически поднял бровь.

Лорд Роркен совершил легкое мановение, и гвалт стих.

— Это подтвердилось, брат Эйзенхорн?

— Да, лорд. Я видел книгу собственными глазами и чувствовал исходящее от нее зло. Это был Некротек. Как мне удалось выяснить, ксеносы — известные как сарути — наткнулись на утерянную копию тысячи лет назад, а недавно установили связь с кликой Гло, согласившись обменять книгу на определенные артефакты, принадлежащие их культуре.

— Нелепость! — плюнул Коммодус Вок. — Некротек всего лишь глупый миф! Эти свихнувшиеся грязные чужаки сфабриковали какую-то чушь в качестве приманки для легковерных еретиков!

Я посмотрел на Вока и повторил:

— Я видел его собственными глазами и чувствовал его зло. Это был Некротек.

Адмирал Спатиан посмотрел на лорда Роркена:

— А эта вещь… эта книга действительно настолько ценна, что еретики бросили бы ради нее весь субсектор в открытое восстание?

— Она бесценна! — крикнул Молитор на весь зал. — Ей нет цены! Если легенды, рассказывающие о ней, хоть капельку верны, то в книге содержатся знания, превосходящие наши самые смелые фантазии! Ради получения ее еретики не стали бы долго раздумывать над уничтожением целых миров, над принесением в жертву всего, чем обладают… Столь велико могущество, которое может дать книга.

— С самого начала было понятно, — тихо произнес Эндор, — что ставки в этом деле невероятно высоки. Хоть я и потрясен новостями брата Грегора, но не удивлен. Только такая реликвия, как Некротек, могла лежать в основании всей этой бойни.

— Но Некротек… это ведь такая вещь! — зашипел Шонгард.

— Удалось ли еретикам совершить сделку, инквизитор Эйзенхорн? — внезапно спросил Космический Десантник, глядя мне прямо в глаза.

— Нет, брат-капитан, не удалось. Нам пришлось действовать отчаянно и довольно рискованно, но мы смогли сорвать встречу с ксеносами сарути. Чужие сбежали, а большая часть авангарда еретиков, включая лорда Гло и помогавшее ему нечестивое Дитя Императора, была убита.

— Я читал о Мандрагоре в вашем рапорте, — сказал Десантник. — Упоминание о нем стало ключевым пунктом, оправдывавшим присоединение моего отряда к этим войскам.

— Дети Императора, да будут их души прокляты Террой, очевидно, сами хотели заполучить книгу. Они послали Мандрагора, чтобы помочь Гло в заключении сделки. То, что подобные существа отнеслись к происходящему серьезно, подтверждает правдивость моих слов.

Благородный Десантник кивнул:

— И говоришь, Мандрагор мертв?

— Я лично прикончил его.

Воитель Караула Смерти слегка откинулся назад, удивленно приподняв брови.

— Кому-нибудь из еретиков удалось пережить проведенную вами зачистку? — спросил Шонгард.

— Двум ключевым членам этого преступного сговора, брат. Торговцу Горгону Локу, который, как я понимаю, заключал первоначальное соглашение между сарути и шайкой Гло. И вместе с ним сбежал экклезиарх по имени Даззо, обеспечивавший духовную поддержку всего их предприятия. Они сумели сбежать в ходе сражения, воссоединиться с остатками дожидающегося их флота и покинуть систему.

— Место назначения? — спросил Спатиан.

— Все еще вычисляем, адмирал.

— Сколько у них кораблей? Проклятый предатель Эструм сбежал с пятнадцатью судами.

— Он потерял по меньшей мере два фрегата в системе КСХ-1288. Но к ним присоединилось нестандартное торговое судно, принадлежащее Локу.

— Так они просто взяли ноги в руки и сбежали побежденными или же у них намечены еще какие-либо дела? — поинтересовался лорд Роркен.

— Прежде чем ответить на этот вопрос, мой лорд, мне необходимо провести еще кое-какие исследования.

Спатиан поднялся с кресла и посмотрел на Верховного Инквизитора:

— Даже если они просто убегают, мы не можем позволить им скрыться. Их необходимо выследить и уничтожить. Прошу разрешения переформулировать задачу, поставленную перед военной группировкой, и подготовиться к преследованию.

— Разрешаю, адмирал.

Тогда заговорил Молитор:

— Никто не задал самого важного вопроса нашему героическому брату Эйзенхорну, — произнес он, придав слову «героический» весьма нелестный оттенок. — Что случилось с Некротеком?

Я повернулся к нему лицом:

— Я сделал то, что должен был бы сделать любой из нас, брат Молитор, — сжег его.

В зале опять поднялся шум. Молитор вскочил на ноги, обвиняя меня не в чем ином, как в ереси. Шонгард зашипел в поддержку этих обвинений, в то время как Эндор и Вок пытались их отклонить. По всему залу спорили и орали люди, входящие в свиты. Молчали только мы с Эмосом и капитан Караула Смерти.

Лорд Роркен встал с трона:

— Хватит! — Он повернулся к негодующему Молитору. — Озвучь свои претензии, брат Молитор. Кратко и простыми словами.

Молитор кивнул и облизнул губы, шаря желтыми глазами по зале:

— Эйзенхорн должен понести самое строгое осуждение за этот акт вандализма! Некротек может быть сколь угодно нечистой и запретной работой, но мы же Инквизиция, мой лорд! По какому праву он вот так запросто уничтожил книгу? Подобный предмет необходимо было изолировать и предоставить для изучения наиболее сведущим из наших ученых! Уничтожить ее значило безвозвратно утратить знания, мудрость и тайны, выходящие за пределы нашего воображения! То, что содержалось в Некротеке, могло предоставить нам новую информацию о заклятом враге человечества! Неоценимую информацию! Только представьте, как это могло укрепить нас и вооружить в этой бесконечной войне! Эйзенхорн опозорил самое сердце нашей Священной Инквизиции!

— Брат Шонгард?

— Мой лорд, я соглашусь с прозвучавшим обвинением. Эйзенхорн совершил ужасный и необдуманный поступок. Тщательное изучение Некротека могло предоставить нам массу полезных данных. Содержащиеся в книге тайны послужили бы оружием против наших врагов. Я аплодирую его решительным действиям по уничтожению Гло и их клики, но уничтожение этих оккультных знаний заслуживает только осуждения.

— Брат Вок? Что с… — начал говорить лорд Роркен, но тут я не выдержал и перебил его:

— Это суд, мой лорд? Меня судят?

— Нет, брат, тебя не судят. Но необходимо проанализировать и оценить значимость твоих действий. Брат Вок?

Вок поднялся:

— Эйзенхорн прав. Некротек был мерзостью. Ересью стало бы позволить ему существовать дальше!

— Брат Эндор?

Титус не стал вставать. Он повернулся в своем кресле и посмотрел на Конрада Молитора:

— Грегор Эйзенхорн может рассчитывать на полную поддержку с моей стороны. Выслушав твои завывания, Молитор, мне стало интересно, кого же я вижу перед собой? Радикала? Несомненно. Инквизитора? Сомневаюсь.

Молитор в ярости снова вскочил на ноги:

— Мальчишка! Ублюдочный сын блудницы! Да как ты смеешь?

— Запросто, — хмыкнул Эндор, откидываясь назад и складывая руки на груди. — И ты, Шонгард, не лучше. Позор вам! Каким тайнам, на ваш взгляд, мы могли научиться, кроме тех, что помогут осквернить наши умы и подорвать нашу праведность? Некротек некогда уже был запрещен нашей организацией. Нам нет необходимости знать его содержание, чтобы принять этот запрет! Все, что нам нужно, так это драгоценное знание, что грязную книгу необходимо уничтожить, не читая и не спуская с нее глаз. Скажите мне, неужели вам и в самом деле необходимо самим подцепить сифилис Углрина, чтобы понять, что он смертелен?

Лорд Роркен улыбнулся при этих словах и посмотрел на Космического Десантника:

— Брат-капитан Кианвольф?

Капитан скромно пожал плечами:

— Лорд, я командую ликвидационными бригадами, занимающимися истреблением чужаков, мутантов и еретиков. Этику просвещения и книжные познания обычно оставляю ученым. Впрочем, какова бы ни была ценность этой книги, я бы сжег ее без малейших размышлений.

Наступило долгое молчание. Иногда мне приходится радоваться, что никто больше не увидит, как я улыбаюсь.

Лорд Роркен сел на место.

— Возражения моих братьев учтены. Сам я поддерживаю Эйзенхорна. Учитывая экстремальность условий, в которых ему пришлось действовать, он выбрал наилучшее решение.

— Благодарю, мой лорд.

— Предлагаю разойтись и обдумать сложившуюся ситуацию. Мне бы хотелось услышать предложения по дальнейшим действиям в течение четырех часов.

— И что дальше? — спросил Титус Эндор, когда мы сидели в его каюте на борту «Святого Скифуса».

Сервитор в виде женщины принес нам превосходного амасека, вызревавшего в бочках из дерева нал.

— Надо произвести зачистку оставшихся в живых, — сказал я. — Я говорю про Даззо, Лока и тех, кто примкнул к ним. Возможно, они отказались от своей цели и бегут. Возможно, они будут бегать от нас годами. В их распоряжении эскадра боевых кораблей, и они захотят этим воспользоваться. Я буду настаивать на том, чтобы выследить их и покончить с этим печальным делом раз и навсегда.

Эмос вошел в комнату, почтительно поклонился Эндору и вручил мне информационный планшет.

— Астронавигаторы адмирала закончили высчитывать курс флота еретиков. Их расчеты совпадают с теми данными, которые только что передал мастер Максилла.

Я просмотрел данные.

— Титус, у тебя есть карта?

Он кивнул и включил вычислитель, прикрытый стеклом. Поверхность устройства засветилась, и Эндор ввел коды с планшета.

— Итак… они бегут за пределы Империума. Что неудивительно. Но и не в беззаконные территории Мутных Звезд.

— Их курс лежит сюда. 56-Изар. Расстояние в десять недель.

— Территория сарути.

— Самое сердце территории сарути.

Верховный Инквизитор Роркен серьезно кивнул:

— Похоже, как ты и говоришь, брат, наши дела оказались более далеки от завершения, чем мы думали.

— Они не могут больше рассчитывать на сарути как на союзников или полагать, что те предоставят им безопасную гавань. Союз между кликой Гло и ксеносами был хрупким и поверхностным. И мир, существовавший между ними, уничтожен стычкой. У Даззо должны быть какие-то другие причины отправляться туда.

Лорд Роркен задумчиво мерил шагами свои апартаменты, покручивая перстень-печатку на безымянном пальце. Сонм херувимов тревожно попискивал, рассевшись по спинкам кресел и диванов. Дергая своими уродливыми головами из стороны в сторону, они внимательно следили за мной, пока я дожидался ответа.

— Мое воображение слишком сильно разыгрывается, Эйзенхорн, — наконец произнес он.

— Я настаиваю на том, чтобы лично допросить археоксенолога Малахита. Уверен, что он может предоставить нам дополнительные сведения. И еще я уверен в том, что он не будет столь стоек, как спесивый аристократ Уризель.

Роркен остановился и решительно хлопнул в ладони. Испуганные херувимы вспорхнули в воздух и закружили под потолком.

— Мы немедленно отправляемся к 56-Изар, — сказал лорд Роркен, игнорируя их верещание. — Все, что удастся выяснить, ты должен сообщать мне без промедления.

Служба военно-космической безопасности поместила Джироламо Малахита под охрану в медицинском отсеке корабля. Нанесенные мною раны исцелили, но не стали утруждать себя созданием протеза для его ноги. Мне не терпелось вызнать его тайны.

Я прошел мимо освещенного холодным светом лазарета и навестил Фишига. Исполнитель еще не приходил в сознание, но врач сказал мне, что его состояние стабильно. Годвин лежал на кровати, закрытой пластиковым тентом. Он был подключен к похрипывающим искусственным легким и булькающим рециркуляторам крови. Его израненное тело скрывалось под бинтами, синтеплотью и металлическими зажимами.

От лазарета я отправился по холодному коридору, показал инсигнию караульным и вошел в тюремный отсек. Я уже проходил второй пост охраны, расположенный прямо у мрачных камер, когда вдруг услышал крик.

Я отпихнул охранников и, с ними по пятам, бросился к грязным дверям камеры.

— Открывайте! — проорал я, и один из охранников завозился со связкой ключей. — Быстрее, солдат!

Двери камеры с треском распахнулись и явили моим глазам находящееся за ними помещение. Конрад Молитор и три его закутанных в мантии помощника обернулись на меня, возмущенные вмешательством. Хирургические перчатки на их руках были мокрыми, покрытыми розовой пеной.

За их спинами, на горизонтальной металлической решетке, подвешенной на цепях к потолку, лежал стонущий Джироламо Малахит. Он был более чем обнажен — с него содрали практически каждый сантиметр кожи.

— Вызови хирургов. И терапевтов. И сообщи лорду Роркену. Сейчас же! — приказал я охраннику и обернулся к Молитору. — Может быть, объяснишь, что ты здесь делаешь?

Думаю, он предпочел бы не отвечать мне, а его слуги явно приготовились броситься на меня и вышвырнуть из камеры.

Но дуло моего автоматического пистолета уставилось прямо между потных бровей Конрада Молитора, и никто из них не посмел пошевелиться.

— Я провожу допрос заключенного… — начал он.

— Малахит мой заключенный!

— Он находится в ведении Инквизиции, брат Эйзенхорн…

— Это мой заключенный, Молитор! Мое право допросить его первым подтверждено инквизиционными протоколами!

Молитор попытался отойти, но я твердо продолжал держать его череп в прицеле. Его глаза отчетливо отражали ярость радикала, вызванную таким обращением, но он старался сдерживаться, понимая, что меньше всего ему сейчас нужно провоцировать меня.

— Я… я беспокоился за твое здоровье, брат. — Молитор попытался успокоить меня. — Ты был ранен, устал, а Малахита необходимо было допросить со всей поспешностью. И я решил, что смогу облегчить твою задачу, если приступлю к…

— Приступишь? Да ты уже почти убил его! Я не верю твоим оправданиям, Молитор. Если бы ты и в самом деле хотел мне помочь, то спросил бы разрешения. Тебе захотелось единолично завладеть его секретами.

— Ничтожная ложь! — плюнул он.

Большим пальцем я снял пистолет с предохранителя. В узкой камере с металлическими стенами щелчок прозвучал очень громко и угрожающе.

— Да неужели? Ну так расскажи мне, что вам удалось узнать.

Молитор поколебался.

— Он упорствовал. Нам практически ничего не удалось добиться от него.

По тюремному коридору застучали сапоги. Охранники вернулись с двумя корабельными хирургами, облаченными в зеленые халаты, и четверкой санитаров.

— Во имя Трона Терры! — воскликнул один из врачей, увидев изувеченного человека, лежащего на решетке.

— Доктор, сделайте все, что сможете. Стабилизируйте его состояние.

Врачи поспешно приступили к работе, выкрикивая санитарам названия инструментов, приборов и запрашивая время от времени свежие перевязочные материалы. Малахит снова застонал.

— Угрожать смертью имперскому инквизитору — это очень серьезное преступление, — произнес один из закутанных помощников, делая шаг вперед.

— Лорд Роркен будет недоволен, — сказал второй.

— Уберите оружие, и наш господин будет сотрудничать с вами, — добавил третий.

— Прикажи своим прихвостням заткнуться, — сказал я Молитору.

— Пожалуйста, инквизитор Эйзенхорн, — снова донесся из-под темного капюшона тихий голос третьего помощника. — Произошла глупая ошибка. Мы постараемся загладить свою вину. Уберите оружие.

Голос казался странно уверенным и, говоря за Молитора, проявлял удивительную властность. Впрочем, окажись я на месте радикала, так же могли бы действовать Эмос или Мидас.

— Забирай своих помощников и уходи, Молитор. Мы продолжим этот разговор сразу же после того, как я встречусь с лордом Роркеном.

Все четверо быстро удалились, и я убрал пистолет в кобуру.

Хирург подошел ко мне, покачивая головой:

— Этот человек скончался, сэр.

* * *

По запросу лорда Роркена старший экклезиарх судна предоставил в наше распоряжение огромную корабельную часовню. На судовых клириков ярость Верховного Инквизитора произвела очень сильное впечатление.

И хотя медики поместили изувеченное тело Малахита в стазис-поле, у нас оставалось мало времени, чтобы исправить вред, нанесенный вмешательством Молитора.

Лорд Роркен хотел было сам провести допрос, но вспомнил, что долг обязывает его вначале предложить это право мне. Отвергать мою кандидатуру значило бы поощрять нанесенное Молитором оскорбление, хоть бы Роркен и был Верховным Инквизитором.

Я ответил, что с благодарностью возьмусь за это поручение, и добавил, что знание всех аспектов дела превращает меня в наилучшего кандидата.

Мы собрались в часовне. Она представляла собой длинный зал с резными колоннами и мозаичным полом. Вихрь Имматериума, бушующий за бортом корабля, подсвечивал витражи, изображавшие победы Императора. В зале стоял гул от вибрирующих двигателей «Святого Скифуса».

Ряды скамей и поднятые над залом ложи были заполнены до отказа. Присутствовали все мои братья, включая Молитора, который просто не мог оставаться в стороне.

Вместе с Ловинком я прошел мимо нефов к приподнятому постаменту, на котором лежал погруженный в стазис Малахит. Вокруг помоста собралось почти тридцать астропатов, привлеченных из личного состава корабля и инквизиторских делегаций. Они о чем-то перешептывались, пряча свои бледные, оплывающие лица под капюшонами. Некоторые из них перемещались с помощью механических каркасов, снабженных колесами, некоторые восседали на носилках, несомых сервиторами. Ловинк отправился инструктировать их. Казалось, что он наслаждается возможностью покомандовать астропатами, которые в обычных условиях были куда выше его по званию. Ловинк не обладал должной силой, чтобы в одиночку проводить этот обряд; его возможностей хватало только для обычных психометрических осмотров. Но его познания в области моих способностей и опыта делали его ключевой фигурой в процессе объединения усилий многих астропатов.

Я посмотрел на жалкие, ободранные останки Малахита в мерцающем стазисном поле. Каким-то гротескным образом он напомнил мне о самом Боге-Императоре, вечно покоящемся в мощном стазисном поле Золотого Трона и укрытом до конца времен от смерти, уготованной ему Хорусом.

Ловинк кивнул мне. Астропатический хор был готов.

Я осмотрелся и нашел в толпе лицо Эндора. Он занял место возле Молитора, исполняя обещание внимательно следить для меня за этим выродком. Шонгард сидел почти в самом конце, пытаясь дистанцироваться от проступка своего собрата-радикала.

Брат-капитан Кианвольф вместе с парой своих внушающих ужас Космодесантников занял место позади алтарного экрана. Все они были облачены в силовые доспехи и вооружены штурм-болтерами. Они пришли не покрасоваться. Их присутствие было гарантией безопасности.

— Приступай, брат, — произнес лорд Роркен из своей ложи.

Хор принялся раскачивать изгибы варпа своей молитвой. По залу пополз ментальный холод, и люди в толпе застонали — кто-то от страха, кто-то от непроизвольного всплеска эмоций.

Коммодус Вок поднялся со своего места с помощью мрачного Хелдана и прошаркал ко мне. В качестве уступки лорду Роркену за разрешение провести этот обряд я согласился, чтобы монодоминант тоже принял участие в аутосеансе. К тому же риск и в самом деле был значительным. А два ума всегда лучше, чем один. А если по правде, то было здорово, что ментальная мощь этой старой рептилии оказалась на моей стороне.

— Убрать стазис-поле, — сказал я.

Стенание астропатов стало громче. Когда призрачное поле угасло, мы с Воком сняли перчатки и прикоснулись к липкому, лишенному кожи лицу еретика.

… Завеса варпа раздвинулась. Вокруг меня клубился призрачный белый дым, похожий на пух. В ушах звенели вопли бесконечности… вопли миллиардов и миллиардов душ, брошенных там…

… Вспыхнул синий свет, подобный грозовым молниям. Обрушился звук, в котором смешались грохот землетрясения и григорианский хорал давно сгинувших храмов. Донеслись запахи древесного дыма, ладана, морской воды, крови…

… Меня обступила вселенская пустота, столь полная и бесконечная, что мой разум оцепенел. Впрочем, это наваждение отступило практически мгновенно-достаточно быстро, чтобы не унести с собой мой рассудок…

… Еще одно мгновение. Красные вспышки. Столкновение галактик, колеблющееся пламя. Души пронзали Имматериум подобно кометам. Из-за непрочной завесы пространства неслись голоса богоподобных чудищ…

… Мгновение. Океаническая мгла. Снова григорианский хорал…

… Мгновение. Зарождение галактик, заполненных зародышами будущих солнц…

… Мгновение. Холодный свет, древние эры… Мгновение…

— Грегор?

Я огляделся и увидел Коммодуса Вока. Я не узнал сразу его голос. Он казался более мягким, словно происшедшее усмирило дух престарелого инквизитора. Мы стояли на зеленом сланцевом склоне, под двойным солнцем, нагнетающим неимоверную жару. Хребты иссушенных гор вздымались на горизонте.

Мы пошли по гулкому сланцу в том направлении, откуда доносился шум экскаватора. Древняя монозадачная машина, с густо смазанными поршнями, зарывалась в склон скалы с помощью навесных лап, заканчивающихся совками. Из ее котла вырывался пар и дым, а извлеченный зеленоватый камень скидывался на ленту транспортера.

Мы прошли мимо этого и других экскаваторов туда, где сервиторы отряхивали и отчищали предметы, вытащенные из разрытого слоя, и осторожно укладывали их на подносы рядом с остальными находками.

За их работой присматривал Малахит. Здесь он был моложе, почти мальчишка, загорелый и крепкий от работы и постоянного пребывания на солнце. Он носил бандану, шорты и свободную рабочую рубашку. И вытирал пот со лба, оставляя грязные разводы.

— Я догадывался, что вы придете, — сказал он.

— Будешь сотрудничать? — спросил я.

— У меня мало времени на разговоры, — ответил он, наклоняясь, чтобы осмотреть предметы, только что положенные сервитором на поднос. — Надо работать. Через неделю, или около того, пойдут дожди, а здесь еще многое предстоит отрыть.

Он знал, кто мы такие, но тем не менее не мог полностью дистанцироваться от окружающей его реальности.

— На самом деле, у нас масса времени на разговоры.

Малахит распрямился:

— Полагаю, ты прав. Знаешь, где мы находимся?

— Нет.

Он помолчал.

— Это один из периферийных миров. Похоже, что я и сам забыл его название. Но здесь я был счастливее, чем где-либо еще. Здесь все и начинается. Первые мои крупные находки. Эти раскопки сделали меня известным и создали мне репутацию археоксенолога.

— Это последнее, о чем нам хотелось бы сейчас беседовать, — сказал Вок.

Малахит кивнул, снял бандану и еще раз вытер пот с лица.

— Но здесь все и начинается. Меня прославят эти находки, меня станут чествовать в самых высоких кругах. Пригласят на ужин в прославленный, благородный Дом Гло, где сделают предложение стать их старателем. Сам Уризель Гло примет меня на работу и предложит крупную стипендию.

— Ну и к чему это приведет? — спросил я. — Расскажи нам о сарути.

Он разозлился и отвернулся:

— Зачем? Что вы можете предложить мне? Ничего! Вы убили меня!

— Мы можем помочь, Малахит. Облегчить твою участь. Дом Гло обрек тебя на жуткую судьбу.

Заинтересовавшись, он встретился со мной взглядом:

— Вы можете спасти меня? Даже сейчас?

— Да.

Он задумался, а затем поднял один из подносов. Его неожиданно наполнили восьмиугольные таблички с Дамаска.

— Знаете, у них когда-то была империя, — сказал он, вороша плитки и показывая некоторые из них нам. — Обломки были бы бесполезны. Здесь пиктографически записана их история. Впрочем, нашим глазам она недоступна. У сарути нет ни глаз, ни ушей. Их первичными чувствами стали обоняние и вкус. Они чувствуют ароматы реальности, включая даже запахи измерений. Углов времени.

— Как?

Он пожал плечами:

— Некротек. Это он исказил их. Их империя была маленькой, не больше сорока миров, но очень древней к тому моменту, как к ним попала эта книга. Ее принесли с собой люди, бежавшие от преследования на Терре, в очень давние времена. Благодаря своему восприятию, основанному на осязании, сарути удалось получить от Некротека больше, чем мог прочесть обычный человеческий глаз. С первой же пробы вкус и запах глубинных тайн Некротека стали распространяться в их культуре, подобно лесному пожару, словно вирус, изменяя и искажая сарути, даруя им неимоверное могущество. Но распространение этих знаний привело к войне… гражданской войне, уничтожившей их империю, оставившей за собой сгоревшие и заброшенные миры. Теперь их территория, какой мы ее знаем, разодрана на далеко разбросанные фрагменты.

— Они извращены? Я имею в виду как вид? — спросил Вок.

Малахит кивнул:

— О, для них нет спасения, инквизитор. Это тот тип грязных ксеносов, которых такие, как вы, учат бояться и презирать. За свою карьеру я встречался с несколькими иными расами и понял, что в большинстве случаев они не заслуживают ненависти, которую Инквизиция и Экклезиархия сеют по отношению ко всему нечеловеческому. Вы непробиваемые дураки. Вы готовы уничтожить все, что не походит на вас… Но в данном случае вы оказались правы. Зараза Некротека овладела сарути. Не стоит считать их только ксеносами, это порождение Хаоса.

Он поежился, словно на холодном ветру, хотя оба солнца палили неустанно.

— А что насчет их ресурсов, военных возможностей?

— Понятия не имею, — сказал он, снова задрожав. — Они отказались от космических технологий века назад. Им они больше не нужны. Как я уже и сказал, Некротек деформировал их чувства. Они обрели способность изменять углы пространства и времени, двигаться сквозь измерения. От одного мира до другого. Они научились искусству строительства в четырех измерениях, созданию пространств, существующих только в определенных временных точках.

— Как то, где должна была состояться сделка?

— Да. КСХ-1288 когда-то входил в состав их империи и был уничтожен во время гражданской войны. Они выбрали этот мир, потому что он отдален от основных их населенных центров. Внутри планеты специально для нас был выстроен тетраскейп.

— Тетраскейп?

— Прошу прощения. Я ввел этот термин. Думал, что когда-нибудь смогу изложить все на бумаге. Означает он искусственно спроектированное, четырехмерное окружение. В этом конкретном случае оно было сконструировано с климатом, пригодным для людей. Понимаете, мы ведь были их гостями.

— Как заключалась сделка?

— Это все капер Лок. Он служил Дому Гло в течение многих лет. Наемник, бороздящий космос по воле Гло. Он рискнул отправиться в пределы сарути и в конечном счете вступил с ними в контакт. Затем ему удалось узнать про существование Некротека и выяснить, чего будет стоить книга его хозяевам.

— И сарути согласились на сделку? — Я начинал терять терпение.

Время, без сомнения, уходило. Малахит снова задрожал.

— Холодно, — сказал он. — Вам так не кажется? Становится холоднее.

— Они согласились торговать? Ну давай же, Малахит! Мы не сможем помочь тебе, если ты будешь молчать.

— Да… да, они согласились. Согласились за возвращение им артефактов и ценностей из миров, которые они покинули и к которым больше не имели доступа.

— Разве Некротек не был драгоценен для них?

— К тому времени он уже был в их душах, в их умах… вплелся в их генетический код. Сама книга уже не имела значения.

— И тебя наняли, чтобы ты добывал материалы, необходимые Гло для сделки?

— Конечно. Они пообещали мне такое могущество… да вы и сами знаете…

Его голос затих. За далекими горами небо начинало темнеть. Усиливающийся ветер разносил сухую глину под нашими ногами.

— Дожди? — произнес Малахит. — Они не должны начинаться так рано.

— Сосредоточься, Малахит, или тебя унесет! Некротек уничтожен, сделка сорвана, а Дом Гло рассеян и побежден! Так почему Лок и Даззо ведут свой флот в глубину территории сарути?

— Что такое? — резко спросил он, поднимая руку в требовании тишины.

Действительно, становилось холоднее, солнца заслонили бегущие облака. Издалека доносилось едва слышимое заунывное погребальное пение.

— Так зачем они это делают? — сплюнул Вок.

Малахит посмотрел на нас как на идиотов:

— Пытаются исправить ущерб, который вы причинили их работе! Над высокородными и могущественными повелителями Гло стоят и другие повелители! Владыки, чей гнев непредставим! И за потерю Некротека предстоит отчитываться!

Я оглянулся на Вока.

— Ты говоришь о Детях Императора? — спросил я Малахита.

— О ком же еще! Гло не смогли бы проделать все это в одиночку, при всем своем могуществе и влиянии. Они заключили с этими монстрами договор о поддержке и защите, взамен пообещав поделиться с ними Некротеком. Теперь, когда книга потеряна, Дети Императора будут весьма недовольны.

— Так каким же образом они надеются избежать их недовольства и возместить ущерб? — спросил Вок, которого, так же как и меня, начинали беспокоить цвет неба и звуки, доносимые ветром.

— Заполучив еще один Некротек, — догадавшись, ответил я за Малахита.

Археоксенолог похлопал в ладоши и улыбнулся:

— Наконец-то умная мысль! А я уж было утратил всякую надежду. Отлично!

— Есть еще одна копия?! — запинаясь спросил Вок.

— Сарути ничего не стоило продать человеческую копию Некротека по той простой причине, что у них есть собственная, — сказал я, проклиная себя за то, что не понял столь очевидную вещь с самого начала.

— И снова в точку! Она действительно у них имеется! — Малахит ликующе улыбался, хотя теперь его не отпускал озноб, ему необходимо было срочно согреться. — Конечно, она написана в транскрипции ксеносов, составлена на их… можно было бы сказать «языке», но мне кажется, что больше подойдет слово «аромат». Однако содержащиеся в ней тайные знания те же самые. Даззо и его повелители заполучат Некротек, несмотря на вызванную тобой задержку.

Сверкнула молния, ветер стал поднимать вокруг нас стены пыли и ураганчики сланцевой крошки.

— Время вышло! — закричал мне Вок.

— Как точно сказано, — заметил Малахит. — А теперь выполняйте обещание. Я ответил на ваши вопросы. Или вы не люди слова?

— Мы не в силах спасти тебя от смерти, Малахит, — ответил ему Вок. — Но мерзость, с которой ты собирался связать свою жизнь, приближается, чтобы пожрать твою душу. Мы можем проявить милосердие и изгнать твой дух прежде, чем это случится.

Малахит усмехнулся, сланцевые частички отскакивали от его обнажившихся зубов.

— Будь ты проклят, Коммодус Вок. Будьте вы оба прокляты.

— Шевелись, Вок! — закричал я.

Малахит просто тянул время, рассказывая свою историю. Он чертовски хорошо знал, что мы не сможем предложить ему ничего, кроме быстрого конца. Но не это интересовало его. Ему хотелось отомстить. Такова была его цена за наш разговор. Он хотел удостовериться, что мы все еще будем там, когда придет конец, и умрем вместе с ним.

Песок пустыни позади него взорвался смерчем из камня и пыли. И словно гейзер, из-под земли ударила колонна крови, достигавшая дюжины километров в высоту и метров пятисот в ширину. Она вздымалась над нами, точно гигантское дерево, покрытое гнойной плотью, сухожилиями, мускулами, порванными органами и миллионами уставившихся на нас глаз.

Из полужидкого, бурлящего чудища высунулись похожие на ветви отростки из костей и связок, разодравшие Малахита на части.

Это была самая тотальная, самая гибельная судьба, которая на моих глазах когда-либо настигала человека. Но когда это случилось, археоксенолог продолжат триумфально улыбаться.

 

Глава двадцать вторая

В ПАСТИ ВАРНА

МАНДАТ НА ЗАЧИСТКУ

56-ИЗАР

Психометрически воссозданные воспоминания об окраинном мире и археологических раскопках на нем раскололись, словно отражение в разбитом зеркале. Но возвышающаяся над нами монструозная башня осталась, резко вырисовываясь на фоне смертельной мглы и готовясь обрушить нас в бездну страданий.

Я почувствовал, как Вок хлестнул ментальным выплеском по твари, но по осмысленности его поступок был сродни действиям человека, пытающегося сдуть смерч.

— Назад! — завопил я, но мне самому мой голос показался пропадающим и далеким.

Я увидел, как Вок проваливается в бездну, пытаясь дотянуться до меня. Я прокричал его имя и поймал за руку. Он заорал что-то в ответ, но мне не удалось его расслышать.

Вместо ответа я услышал вопли, крики и грохот огнестрельного оружия.

Я был распластан на холодном мозаичном полу часовни, с ног до головы покрытый кровью, слизью и ошметками какой-то органики. Мое дыхание было сбито, и никак не удавалось усмирить бешено бьющееся сердце. Вокруг стоял отчетливый и оглушительный шум.

Я откатился в сторону.

Паника опустошала часовню. Священники и послушники, помощники и слуги с воплями разбегались, опрокидывая скамьи. Лорд Роркен с побледневшим лицом вскочил на ноги. Его верные телохранители, скрывающиеся под масками святых апостолов, описывали восьмерки обоюдоострыми мечами.

Я увидел Вока, лежащего неподалеку без сознания. Так же как и меня, его покрывала нечеловеческая кровь и вязкий сок Имматериума.

Мне никак не удавалось обрести равновесие, рассудок притупился. Я откашлялся кровью. Стало ясно, что я — проклят. Проклят варпом, опустошен им и осквернен. Слишком близко и слишком долго мы соприкасались с ним.

С жуткими воплями валились астропаты. Многие из них были уже мертвы, а остальные либо бились в конвульсиях, либо истекали кровью. Двое прямо на моих глазах одновременно взорвались, лопнули, словно переполненные кровью пузыри. Между ними сверкали дуги разрядов энергии варпа, выжигая мозги, плавя кости и кипятя жидкие ткани.

Труп Малахита исчез. На постаменте, где он лежал, теперь сидел извивающийся, визжащий ужас, состоящий из дыма и гниющих костей. Астропаты дождались, пока мы с Воком сбежим, и только тогда разорвали связь. Но какая-то тварь сумела вылезти вслед за нами.

Точных собственных очертаний у монстра не было, но в то же время существовал намек на множество других. Так тень на стене или облако в небесах могут напоминать одновременно несколько разных предметов. Под плащом, сотканным из дыма, засиял свет звезд и сверкнули зубы.

Первый из телохранителей Роркена уже оказался рядом с чудовищем и ударил его мечом. Бритвенно-острый клинок, с выгравированными на нем благословениями и святыми символами, беспрепятственно прошел сквозь тонкий, эфирный дым.

В ответ существо взмахнуло оружием, состоящим из длинного, острого когтя, присоединенного, словно лезвие косы, к костяной рукояти, и рассекло пополам и человека, и святой меч.

Я принялся шарить в поисках оружия… любого, черт возьми, но оружия.

Раздался грохот канонады.

Три Десантника Караула Смерти наступали на исчадие варпа, стреляя из тяжелых болтеров. Их черные силовые доспехи покрывала псионическая изморозь. Было слышно, как Кианвольф выкрикивает проклятия порождению тьмы и тактические команды своим боевым братьям.

Болтеры, украшенные гербом их Ордена, продолжали грохотать в унисон до тех пор, пока их неустанный огонь не опрокинул тварь варпа, превратив ее в размазанный, визжащий ком черноты и костлявых отростков. Существо упало с постамента на не успевших прийти в себя астропатов, раздирая на куски и живых, и мертвых.

Брат-капитан Кианвольф выбежал вперед, быстрее, чем, на мой взгляд, было возможно для человека в столь тяжелой броне. Отбросив в сторону опустевший болтер, он выхватил цепной меч и полоснул им по корчащейся массе, отбрасывая тварь к исповедальным кабинкам, распавшимся от удара, подобно карточным домикам.

Лорд Роркен прошел мимо меня, сжимая церемониальный серебряный огнемет, который выхватил у одного из своих помощников. Следом за ним бежал служка, с трудом удерживая инкрустированный золотом бак с горючим и пытаясь шагать в ногу со своим повелителем.

Над канонадой возвысился распевный голос Роркена:

— Дух пагубного Имматериума, изгоняю тебя именем Императора Человечества, да будут обильны его благословения, да хранит он меня от страха перед тенью варпа…

Священное пламя омыло порождение варпа. Лорд Роркен распевал ритуальные слова изгнания на пределе своих голосовых связок.

Эндор помог мне подняться на ноги, и мы присоединили свои голоса к речитативу.

Часовню затрясло. Казалось, что завибрировало все судно.

А потом от мерзостного создания не осталось ничего, кроме горстки пепла и тех разрушений, которые оно причинило.

В качестве епитимий за проступок, приведший к вторжению исчадия варпа, Конрад Молитор должен был взять на себя все хлопоты по очищению и переосвящению оскверненной часовни. Эта работа, за которой присматривали первосвященники курии и техножрецы Бога-Машины, заняла первые шесть недель нашего десятинедельного путешествия к 56-Изар. Молитор отнесся к своим обязанностям серьезно, переодевшись в покаянную рубаху, сшитую из грязной мешковины, и заставляя своих слуг между ритуалами бичевать его розгами и ментальными плетьми.

Я решил, что он легко отделался.

* * *

Месяц я прожил в отведенных мне апартаментах на линкоре, оправляясь от физических травм, причиненных аутосеансом. На лечение психологического ущерба, полученного тогда, ушло еще много лет. Мне все еще снится тысячеглазый гейзер вздымающейся в небо крови. Такое не забывается. Говорят, что воспоминания со временем тускнеют, но вот это воспоминание не померкло ни на йоту. До конца жизни мне придется утешать себя тем, что потерять память об этом было бы хуже. Ведь в таком случае это стало бы отрицанием, а отрицание открывает двери безумию.

Весь месяц я провел на широкой кровати, обложенный подушками и валиками. Доктора регулярно навещали меня, так же как и приближенные лорда Роркена. Они проверяли мое здоровье, мой рассудок и скорость, с которой я поправляюсь. Но я знаю, что они искали на самом деле. Инфекцию варпа. Я был абсолютно уверен в ее отсутствии, но они не могли положиться на мое честное слово. И я, и Вок оказались слишком близко к бездне, слишком близко к краю необратимого проклятия. Всего лишь еще несколько мгновений — и…

Эмос все время оставался рядом, приносил мне книги и планшеты, пытаясь отвлечь меня. Иногда он читал вслух истории, проповеди или легенды. Иногда проигрывал кассеты с музыкой, вручную вращая рукоятку старенького целиафона. Мы слушали легкие оркестровые прелюдии Даминиаса Бартеламью, возвышенные симфонии Ганза Сольвейга, религиозный хор Онгреса Клойстерхуда. Эмос подпевал опереттам Гуингласа, пока я не взмолился о пощаде, а потом, когда играл «Реквием» Махариуса, исполнял пантомимой роль проводника, танцуя по комнате на своих аугметических ногах в столь нелепой и бодрой манере, что заставил меня рассмеяться вслух.

— Рад слышать это, Грегор, — сказал он, сдувая пыль с очередной кассеты, прежде чем вставить ее в целиафон.

Я собрался было ответить, но меня перебили резкие военные марши Мордианского полкового хора.

Навещал меня и Мидас, коротая время за игрой в регицид или пощипывая свою главианскую лиру. Последнее я воспринял как своеобразный комплимент. Он таскал эту лиру за собой много лет, она была с ним и в нашу первую встречу, но он никогда не играл в моем присутствии, несмотря на просьбы.

Он оказался мастером в этом деле. Его инкрустированные биосхемами пальцы читали и играли на кодированных струнах столь же виртуозно, как и управляли всем, что способно летать.

В третье свое посещение, после нескольких лихих главианских мелодий, он опустил свой пузатый инструмент и сказал:

— Ловинк умер.

Я прикрыл глаза и кивнул. Я подозревал это.

— Эмос не хотел пока говорить, учитывая твое состояние, но мне показалось, что будет неправильно дальше скрывать это от тебя.

— Он умер быстро?

— Его тело пережило вторжение во время сеанса, но не мозг. Тело скончалось через неделю. Просто угасло.

— Спасибо, Мидас. Хорошо, что ты рассказал. Сыграй еще раз, чтобы я смог забыться в твоей музыке.

Это странно, но больше всего я наслаждался визитами Биквин. Она суетилась, наводила вокруг меня порядок, возмущаясь состоянием кувшина с водой или тем, как разбросаны подушки. Потом она читала вслух оставленные Эмосом книги и планшеты, многие из которых он задекларировал как обязательные для моего просвещения. Но Елизавета читала их лучше, эмоциональнее и выразительнее. Голос, которым она наделила Себастиана Тора, заставил меня смеяться до боли в ребрах. А когда она приступила к чтению «Повести о боевых горнах» Керлова, ее олицетворение Императора надо было бы посчитать еретическим.

Я обучал ее регициду. Она проиграла несколько первых партий, завороженная фигурами, запутанностью игрового поля и сложностью ходов и стратегий. Она заявила, что игра для нее слишком «абстрактная». Что у нее, Елизаветы, не возникает «стимула». То есть мы начали играть на деньги. Тогда она обрела стимул и стала побеждать. Каждый раз.

В следующий свой визит Мидас печально спросил:

— Это ты ее научил играть?

К концу третьей недели месяца, проведенного мною на линкоре, в мою комнату вошла Биквин и объявила:

— Я привела посетителя.

Травмированную сторону лица Годвина Фишига восстановили с помощью аугметики и имплантатов и закрыли белой полумаской из синтеплоти. Потерянную руку также заменили, поставив вместо нее мощный серебристый протез. Исполнитель был одет в простую черную куртку и бриджи.

Он присел на край кровати и пожелал мне скорейшего выздоровления.

— Мы не забудем твою отвагу, Годвин, — сказал я. — Когда все кончится, ты можешь вернуться к исполнению своих обязанностей на Спеси, но, если захочешь, я с радостью возьму тебя в команду.

— Ниссемай Карпел, будь он неладен, — сказал Фишиг. — Верховный Хранитель может вызвать меня, но я знаю, где сам хочу находиться. Мне хотелось бы остаться с вами. У такой жизни есть смысл.

Фишиг просидел рядом со мной долгие часы и ушел только за полночь по корабельному времени. Мы разговаривали, перешучивались, а потом, под взглядом Биквин, играли в регицид. Поначалу нам доставляли массу развлечений его проблемы с манипулированием фигурами с помощью непривычной новой конечности. И только побив меня в трех играх подряд, он признался, что Биквин, в своей бесконечной мудрости, тренировала его несколько последних недель.

Был еще один посетитель, появившийся за день или два до того, как я наконец смог подняться на ноги и отправиться по своим делам, не прерываясь на то, чтобы отдышаться. Этого посетителя вкатил на инвалидном кресле Хелдан.

Вок выглядел съежившимся и совершенно разбитым. Разговаривать он мог только с помощью имплантированного голосового аппарата. Я был абсолютно уверен, что жить ему оставалось несколько месяцев.

— Ты спас меня, Эйзенхорн, — запинаясь, прохрипел он сквозь аугметические связки.

— Астропаты дали нам шанс выжить, — поправил его я.

Вок покачал шишковатой, бессильно опущенной головой:

— Нет… Я потерялся в том проклятом царстве, но ты удержал меня. Твой голос. Я услышал, как ты позвал меня по имени, и этого оказалось достаточно. Без этого… без твоего голоса я бы отдался варпу.

Я пожал плечами. Да и что тут можно было сказать?

— Мы не похожи, Грегор Эйзенхорн, — продолжал он дребезжащим голосом. — Наше понимание долга инквизитора серьезно различается. Но тем не менее я преклоняюсь перед твоей отвагой и самоотдачей. Ты заслужил мое уважение. Различные методы, различные средства — разве не это истинная суть нашей организации? Я умру спокойно — и думаю, что это случится скоро, — зная, что такие люди, как ты, продолжат борьбу.

Мне была оказана очень высокая честь. Что бы я ни думал о его методах, но цели наши совпадали.

Слабым жестом он велел Хелдану выйти вперед. Обглоданная карнодоном физиономия его помощника не стала краше с нашей последней встречи.

— Мне бы хотелось, чтобы ты доверял Хелдану. Он лучший из моих стажеров. Я намереваюсь рекомендовать его к повышению до чина старшего дознавателя, а оттуда лежит дорога к инквизиторскому сану. Если я умру, пожалуйста, присмотри за ним. Не сомневаюсь, что Инквизиция только выиграет от его присутствия.

Я пообещал Воку, что так и сделаю, и Хелдан явно обрадовался. Мне не слишком нравился этот человек, но он сохранял мужество и жизнерадостность перед лицом жуткой смерти и не оставил сомнений в своих навыках и преданности.

Вок сжал мою руку в своих потных клешнях и прохрипел:

— Спасибо, брат.

Коммодус Вок прожил еще сто три года. Эту старую перечницу оказалось практически невозможно убить. И когда Голеш Константин Феппо Хелдан бы наконец удостоен сана инквизитора, это произошло исключительно благодаря Воку.

* * *

Отработка вторжения началась за три недели до подлета к 56-Изар. Первоначально в планы адмирала Спатиана входило банальное уничтожение цели с орбиты. Но лорд Роркен и Орден Караула Смерти настояли на необходимости наземной операции. Обнаружение и ликвидация Некротека ксеносов нуждались в подтверждении. Лишь после выполнения этой цели можно было дать разрешение на тотальное разрушение 56-Изар.

Бритнот, почтенный библиарий и стратег Караула Смерти, вместе с армейскими тактиками провел серию опросов, вытягивая из моих помощников и выживших гудрунитов всю доступную информацию по тетраскейпам (забавно, мы стали использовать термин, введенный Малахитом).

Собранную информацию загрузили в корабельные вычислители, чтобы те создали симуляцию подобных условий для акклиматизации войск. Но на мой взгляд, имитация совершенно не давала представления о той «неправильности», с которой нам пришлось столкнуться на плато.

Сам Бритнот разговаривал со мной в присутствии Ольма Мадортина. Бритоголовый воин, казавшийся гигантом даже без силового доспеха, Бритнот оставался при этом сердечен и чуток, обращаясь ко мне с уважением и выслушивая ответы с подлинным интересом. Я постарался придать пережитому и увиденному нами в КСХ-1288 словесную форму, а заодно выложил им и теории, рассказанные Малахитом во время рокового аутосеанса.

Сторонясь такой роскоши, как сервитор-секретарь или клерк, Бритнот самостоятельно записывал примечания к услышанному. Меня завораживало то, как огромная лапища воина ловко управляется с крохотным стилом, бегающим по планшету.

Подобные беседы, которые иногда длились по нескольку часов, мы вели в моих апартаментах. Биквин регулярно подносила нам подносы с горячим медом и травяными настоями. Бритнот, поднимая кружку за ручку, отставлял мизинчик. Мне библиарий казался аллегорией войны в мирное время. Он лакировал свою чудовищную мощь утонченными манерами, не позволяя пугающим силам вырваться на свободу. Он поднимал кружку, отставлял мизинец, сверялся со своими записями и задавал очередной вопрос, прежде чем сделать еще один глоток.

А то, что мизинец размерами и формой напоминает булаву арбитра, его не заботило.

— Что я пытаюсь установить, брат инквизитор, так это то, будет ли окружающая среда сарути создавать помехи нашим войскам, лишать их оптимальной боевой эффективности?

— В этом, брат библиарий, ты можешь быть абсолютно уверен. — Я налил себе еще немного олисетского чая из серебряного чайничка. — Мои люди оставались дезориентированными в течение всей миссии, и причиной потерь среди гудрунских стрелков в первую очередь стали окружающие условия. Там существует некая «неправильность», сбивающая с толку все органы чувств. Были высказаны предположения, что сарути специально подрывали наше восприятие трехмерного пространства, но, на мой взгляд, мнение Малахита отражает истинное положение. «Неправильность» — это побочный эффект окружающей среды, предпочтительной для сарути. Следует ожидать подобного от любой из их родных планет.

Бритнот кивнул и снова что-то записал.

— Я уверен, что опыт вашего Ордена и специализированные системы восприятия подготовлены для этого, — вставил Мадортин. — Я же беспокоюсь о гвардейцах. Они ведь играют ключевую роль в операции.

— Все они ознакомились с предварительной тренировочной моделью, — пробормотал Бритнот.

— При всем моем уважении, но я тоже ознакомился с симуляторами. Они едва ли воссоздают в должной мере условия, в которых мы окажемся, — посмотрел я через стол на Бритнота.

Его скуластое лицо было словно обесцвеченным — обычное дело для человека, который проводит большую часть своей жизни запаянным в силовой доспех. Его немного воспаленные глаза с интересом уставились на меня. Я задумался над тем, каких войн, каких побед стали свидетелями эти глаза. Каких поражений?

— И что ты предлагаешь? — спросил Бритнот.

— Внести в тренировку дополнительные пассивные элементы. — Я долго и усердно раздумывал над этой идеей. — Ольм знает, брат библиарий, что я не военный, но вот, как мне кажется, надо поступить: пусть солдаты тренируются в условиях перегрузки и отсутствия равновесия. В одних упражнениях завязывайте им глаза, сковывайте им руки, в других — изменяйте гравитацию в тренировочных отсеках. Выдайте им тяжелые, неудобные рюкзаки со смещенным центром тяжести. Без предупреждения меняйте уровень освещенности. Заставляйте скакать давление и температуру воздуха. Просто делайте тренировки сложными. Учите их бегать, прятаться, стрелять и перезаряжать оружие в противоречивых условиях.

Заставьте их вызубрить все основные боевые навыки так, чтобы они могли применить их где угодно, при любых обстоятельствах. Когда они окажутся на поверхности 56-Изар, их мысли должно занимать только сражение. Чтобы все остальное производилось на уровне инстинктов.

Мадортин уверенно улыбнулся:

— Пехотные войска, находящиеся в нашем распоряжении, по большей части состоят из опытных солдат Военно-космического флота и легкой элитной Имперской Гвардии Мирепуа, сильно отличающихся от бедных гудрунских новобранцев, с которыми вам приходилось нянчиться. Мы прогоним их по полному кругу, так чтобы они могли отвесить ксеносам хорошего пинка. Они проверены боями, и у них есть шарики в штанах.

— Не стоит преуменьшать проблему, — предупредил я Мадортина. — Кстати, насчет этих, как ты выразился, новобранцев… Я говорю о сержанте Джеруссе и его людях. Мне бы хотелось, чтобы они сопровождали меня во время высадки.

— Грегор! Мы можем предоставить тебе первоклассный отряд Мирепуа, который…

— А я хочу выживших гудрунитов!

— Почему? — спросил Бритнот.

— Потому что как бы ни были они неопытны, но они видели тетраскейп. И именно их мне хотелось бы видеть рядом.

Мадортин и Бритнот переглянулись, и прокуратор пожал плечами:

— Как пожелаешь.

— И насчет остальных, как я уже и сказал, не давайте им поблажек на тренировках.

— Не будем! — засмеялся он. — Инструкторы так обработают эти полки, что они еще начнут тосковать по настоящей битве.

— Я говорю серьезно, — сказал я. — Всякий человек, высаживающийся на 56-Изар, должен быть готов к тому, что потеряет контроль над всеми своими чувствами, способностью адекватно мыслить, утратит силу духа и даже простейшие умственные способности. Это касается и воителей из почтенного Ордена Караула Смерти, да благословит их Император. Сражение будет не только тяжелым, но и неожиданным. Мне плевать, позабывают ли они, как зовут их родных мам или их самих, но они должны помнить, как держать строй, стрелять и перезаряжать, а еще обожать Императора и выполнять приказы.

— Очень образно, — произнес Бритнот. — Но мне, конечно, придется немного умерить пыл твоих фраз, прежде чем передать их моим боевым братьям.

— Мне все равно, что ты будешь им рассказывать, — засмеялся я, — только не доводи до их сведения, от кого исходят эти предложения.

— Можешь быть уверен в своей анонимности, — улыбнулся он.

Это стало настоящим чудом. Мне кажется, что я один из немногих смертных, кому удавалось выжать улыбку из библиария Адептус Астартес.

Бритнот отложил планшет и стило и с любопытством уставился на меня.

— Мандрагор, — произнес он.

— Это ублюдочное Дитя Императора? А что с ним?

— Мне рассказывали, что ты самолично убил его. В поединке. Это настоящий подвиг для такого, как ты… только не сочти это за оскорбление.

— Не сочту.

— Так как тебе это удалось? — с живым интересом спросил он.

Пришлось рассказать. Бритнот старался не выказывать эмоций, я пытался быть скромным, а Мадортин пришел в сильное волнение.

— Брат-капитан Кианвольф будет восхищен, — по окончании моего рассказа произнес Бритнот. — Я обещал ему, что разузнаю подробности. Он умирал от любопытства и хотел сам спросить тебя, но постеснялся.

Это и вовсе прозвучало забавно.

Мы готовились к предстоящему сражению. Оно обещало быть тяжелым и, в отличие от большинства кампаний, не имело четкого разделения на две стороны. Я наблюдал за тренировками, восхищаясь прилежанием и дисциплиной солдат. Также мне удалось получить истинное удовольствие от лицезрения того, как убойная бригада капитана Кианвольфа преследует учебную цель.

Мы были готовы. Готовы настолько, насколько это вообще возможно.

На девятой неделе пути Верховный Инквизитор Роркен и адмирал Спатиан составили совместную декларацию, официально одобренную печатью Экклезиархии, — «Мандат На Зачистку 56-Изар», в полном соответствии с терминами и определениями, принятыми в законодательстве Империума. Этот документ ставил точку в принятии решения. Обратного пути не было. Мы мчались сквозь Имматериум, чтобы вторгнуться в мир сарути и, если возникнет такая необходимость, уничтожить его.

Все это время мне практически не снилось снов. Но в последнюю ночь перед прибытием к 56-Изар в пейзаж моих грез снова пробрался красавец с пустыми глазами.

Он разговаривал со мной, но я не слышал слов и не понимал его намерений. Он вел меня холодными коридорами по разрушенному дворцу, а затем тихо отбыл куда-то за пределы сна, оставив меня в одиночестве, голого, посреди шатающихся и готовых обрушиться на меня руин.

Во сне были и сарути. Они легко пробирались через каменные лабиринты разваливающегося дворца, находя углы и тропы, которых я не мог видеть. Многочисленные ноздри на их покачивающихся головах засверкали, когда они уловили мой запах. По их черепам побежали энергетические разряды…

Проснулся я насквозь вымокшим в поту и практически вывалившимся из своей широкой кровати. Валики, выскользнувшие из-под подушек, скатились на пол.

На тумбочке попискивал вокс.

— Инквизитор Эйзенхорн слушает.

— Извини, что разбудил, — произнес Мадортин. — Но мне показалось, что тебе захочется это узнать. Флот вышел из Имматериума двадцать шесть минут назад. Мы выходим на орбиту вторжения в 56-Изар.

 

Глава двадцать третья

НАЧАЛО ВТОРЖЕНИЯ

ИСКАЖЕННЫЕ УГЛЫ

В САДАХ САРУТИ

Война уже разгулялась не на шутку. Планета 56-Изар казалась подвешенной в космосе жемчужиной, настолько молочно-белой и блестящей она была. Полупрозрачный облачный покров подсвечивали яркие вспышки и взрывы. Флот еретиков прибыл на два дня раньше нас и успел приступить к штурму.

Я продолжал воспринимать эти корабли еретиков как флот Эструма, хотя капитана-предателя уже не было в живых. В этом вопросе я мог быть уверен. Без всяких сомнений, теперь это был военный флот Лока.

Тринадцать судов взяли 56-Изар в осаду, расположившись нестандартно, но эффективно. Последовательные волны их истребителей, бомбардировщиков, перехватчиков и десантных шлюпок накатывали на планеты, в то время как тяжелые корабли, остававшиеся на орбите, обрушивали на поверхность мира всю мощь своих огневых батарей.

Они заметили нашу ударную группу в тот же миг, как мы вышли из варпа. Их дозорные суда, тяжелые эсминцы «Навуходоносор» и «Фурнье», развернулись, чтобы прикрыть тылы. Адмирал Спатиан отвел ударную группу в сторону и вывел вперед фрегаты «Оборона Сталинваста», «Молот Императора» и «Стальная воля», чтобы те расчистили путь.

Следом за ними отправились крупные эскадроны истребителей и линейный корабль «Вульпекула», которому была поставлена задача разобраться с тяжелым вражеским флагманским крейсером «Леонкур».

«Молот Императора» и «Стальная воля» зажали в тиски «Навуходоносор» и после краткой, но яростной перестрелки подожгли его. Взрыв осветил космос. «Оборона Сталинваста» и «Фурнье» сцепились в долгом, медленном танце боевых кораблей. Время от времени они сталкивались, перебрасывая друг на друга абордажные группы и отряды сил безопасности.

Сцепившиеся в смертельных объятиях корабли отплывали в сторону.

«Вульпекула» устремилась вперед, но неправильно оценила маневр «Леонкура», получив от трех попаданий серьезные повреждения. Имперский линкор, от которого разлетались обломки, навел свои пушки и столь яростно ударил по «Леонкуру», что тот развалился и взорвался умирающим солнцем.

«Вульпекула» медленно и трудно развернулась, уходя от вражеских кораблей, находящихся ближе к атмосфере планеты. Тогда Спатиан отдал приказ всей остальной группе выдвигаться вперед тремя звеньями, центральное и крупнейшее из которых возглавил величественный «Святой Скифус».

Дистанция сокращалась. Ближнее космическое пространство 56-Изар заполняли огненные росчерки и мчащиеся кометы снарядов. Началась фаза яростного сражения малых высокоскоростных кораблей; звенья перехватчиков и легких бомбардировщиков двух флотов встретились, словно два роя шершней. В пустоте и безмолвии плясали крошечные огоньки, они носились так быстро и их было так много, что невооруженный глаз не мог разобраться в этом мельтешении. Даже тактические экраны смущали чувства: на мониторах мерцали тысячи разнообразных значков, вокруг которых вспыхивали, кружились, исчезали и вновь появлялись курсоры.

Еретики заминировали буферное пространство между своими рядами, и «Молот Императора», вырвавшийся вперед, получил тяжелые повреждения и был вынужден выйти из боя. Перехватчики еретиков тут же набросились на раненое судно, словно трупные мухи на умирающего зверя.

«Стальная воля» прошла мимо «Молота Императора» и приступила к расчистке пути с помощью специального оборудования. Дрейфующие мины взрывались тысячами, когда к ним прикасались силовые щупы.

В планы Спатиана входило разорвать ряды противника клином, чтобы хотя бы часть кораблей оказалась в пределах атмосферы. По завершении этой «стыковки» адмирал тут же мог приступать к штурму поверхности планеты, сбрасывать десантные шлюпки, обеспечив их огнем прикрытия.

Первым на позицию вышел «Святой Скифус». Его главное орудие беспощадно расстреляло крейсер еретиков «Скутум» и принудило броситься в отчаянное бегство «Славу Алгола».

Со «Святого Скифуса», а также с двух фрегатов и черного корабля Инквизиции, подошедших следом, градом посыпались сотни шаттлов.

Большую часть из них составляли серые десантные шлюпки Имперской Гвардии, которые обрушивались на планету, гремя реактивными двигателями. Но среди них двигались и изящные черные скарабеи Инквизиции, и спускаемые модули Караула Смерти.

Штурм начался.

За первый час сражения нам удалось высадить на поверхность 56-Изар более двух третей нашего стодвадцатитысячного войска легкой элитной пехоты Мирепуа, почти половину моторизованных тяжелых бригад и все шесть десятков Космодесантников из Караула Смерти.

Сенсоры показывали, что под тяжелым саваном атмосферы 56-Изар раскидывался ровный пейзаж, лишенный каких бы то ни было достопримечательностей. Широкие, низкие континенты, состоящие из неорганической грязи, кое-где прокалывали твердые нагорья и окружали океаны, состоящие из инертных химических соединений. Единственным признаком разумной жизни (и жизни вообще) служила цепочка строений, огромных, словно города, протянувшаяся вдоль экваториальной линии крупнейшего континента. Составляющие этих построек оказалось практически невозможно сканировать с орбиты. Еретики сосредоточили все свои силы на трех наибольших конструкциях. Адмирал Спатиан решил штурмовать эти же точки, логично рассудив, что еретики не стали бы тратить время и силы, атакуя посторонние цели.

Потери были высоки. Подходы перекрывали вражеские истребители, минные поля и огонь размещенных на земле систем противовоздушной обороны. Это было сражение людей. На участие в нем сарути ничто даже не намекало.

Следом за основной группой высадились отряды Инквизиции, пять специализированных штурмовых подразделений, которым предстояло двигаться за войсками по расчищенному пути и выполнять основные цели операции — захват или устранение верхушки еретиков и уничтожение материалов, связанных с Некротеком. Одну из таких групп получил под командование я; остальные возглавили Эндор, Шонгард, Молитор и сам Верховный Инквизитор Роркен. Вок был слишком плох, чтобы командовать отрядом, и его эмиссар Хелдан примкнул к группе Эндора.

Мое собственное воинство, обозначенное как «Зачистка-Два», состояло из двадцати гудрунских стрелков, Биквин, Мидаса и Космодесантника из Караула Смерти по имени Гвилар. К каждому инквизитору было приставлено по человеку из Адептус Астартес. Фишиг также хотел сопровождать меня, но все еще не до конца оправился от ран и последствий операции, и мне пришлось скрепя сердце вычеркнуть его. Он остался на линкоре вместе с Эмосом, который не годился в бойцы ни по каким стандартам.

Наш транспорт, представлявший собой десантную шлюпку Имперской Гвардии, оставил «Святой Скифус» сразу же вслед за отрядом, обозначенным «Зачистка-Один», высаживавшимся в личном спускаемом модуле лорда Роркена. Когда наша шлюпка отчалила и задрожала в стремительном спуске, мы затряслись в десантном отсеке, сидя в креслах, защищающих от перегрузки.

Когда мы полетели вниз, люди Джерусса запели. Их стандартную гудрунскую униформу дополняли теперь новехонькие бронежилеты, полученные с флотских складов. На рукавах рядом с эмблемой Пятидесятого Гудрунского стрелкового полка у них красовались знаки Инквизиции. Люди пребывали в хорошем настроении, были уверены в своих силах и спокойны и, как мне кажется, чувствовали себя польщенными доверием, которое я проявил, выбрав именно их. Мадортин поведал мне, что во время подготовки они во всех испытаниях показали результаты выше среднего уровня. Они, словно ветераны, перешучивались, похвалялись и распевали имперские военные гимны. Впрочем, и в самом деле после основания полка в Дорсае они очень быстро прошли свое боевое крещение.

Биквин также очень сильно изменил опыт, полученный ею за месяцы, прошедшие с момента нашей первой встречи на Спеси. Чокнутую, эгоистичную девочку для удовольствий из-под Купола Солнца заменила серьезная, уверенная в своих силах женщина. Елизавета, похоже, все-таки нашла свое призвание и бросилась в эту новую жизнь с энтузиазмом и энергией. Мне происшедшие с ней перемены показались великолепным достижением. На службу нашему возлюбленному Императору призывают много людей, и куда больше мечтает об этом. Все испытания, выпавшие на ее долю, Елизавета Биквин выдержала. И если определить точный момент, когда в ней произошел окончательный перелом, то это будет сражение на плато. Зрелище мертвого Мандрагора истребило ее страх.

Она была одета в черный облегающий доспех, длинный, черный же бархатный плащ и сидела рядом со мной, скрупулезно проверяя свой лазган. Исполнитель Фишиг здорово поднатаскал ее в плане обращения с оружием. Руки девушки совершали быстрые, профессиональные пассы. Только отделка из черных перьев на воротнике ее плаща напоминала накрашенную фифу в дешевой бижутерии из прошлого.

Мидас сидел напротив меня с несчастным видом. Из него получался паршивый пассажир, и я знал, что ему хотелось бы находиться в кабине шлюпки вместо военного пилота. Он надел свой светло-вишневый жакет, несмотря на возражения строгого Гвилара, считавшего столь пестрый цвет «неподходящим для боя». Свои иглометы Бетанкор распихал по кобурам, а главианский игольный карабин держал на коленях.

Перед штурмом я оделся в коричневую кожаную броню и плащ, застегивающийся на кнопки, попытавшись найти компромисс между защищенностью и подвижностью. Символ моих властных полномочий гордо красовался на моей груди, прямо над орденской лентой. Библиарий Бритнот в качестве жеста уважения преподнес мне для личного пользования болт-пистолет. Это была компактная модель ручной сборки, с корпусом из матово-зеленой стали. Я вогнал в рукоять прямоугольную обойму, а еще восемь таких же разложил по подсумкам.

Через восемь минут неистовой тряски шлюпка выровнялась. Гвилар, сидящий рядом со шлюзовым люком, начертил в воздухе знак аквилы и захлопнул шлем.

— Двадцать секунд! — объявил пилот по воксу.

Мы вылетели из облаков над зоной боевых действий, идущих у поверхности планеты, и на полной скорости устремились к одному из замеченных с орбиты строений. Участок окружали колоссальные озера, или резервуары, и заполняющая их жидкость пылала. Высота бушующих стен огня достигала нескольких тысяч метров. Над огнем поднимался черный дым, закрывавший дневной свет. Ревущее пламя и залпы орудий окрашивали землю внизу в янтарный цвет.

Шлюпка качнулась, когда включились тормозные двигатели, и мы, словно пьяные, вильнули в сторону, прежде чем совершить посадку. Гвилар ударил по рычагу на стене, и шлюз со скрежетом распахнул свою пасть. В отсек ворвались холодный воздух и дым.

Мы десантировались на широкую, блестящую гладь белой грязи, влажно хлюпавшую и пружинившую под нашими сапогами. Грязевая тропа лежала между двумя горящими озерами, и мы ощущали их неистовый жар. Колеблющееся пламя отражалось на поверхности влажной грязи, ослепляя нас.

На белую гладь рухнули горящие обломки посадочного модуля и тела нескольких солдат Мирепуа. Лазерные залпы пронзили воздух над нами. В километре впереди поднимались знакомые восьмиугольные очертания. Часть тетраврат, как их окрестили техножрецы Флота, была разрушена. За ними вздымались жемчужно-белые стены огромного здания, являвшегося нашей целью. Стены были изогнутыми, сегментированными, как у гигантской морской ракушки, и покрыты тысячами мелких обгорелых пятен и воронками от взрывов.

Гвилар шел в голове отряда. В воздухе пахло гарью и чем-то еще, похожим на лакрицу, но определить источник этого странного аромата не удавалось.

— «Зачистка-Два» высадилась в отметке семь, — сообщил я по воксу.

— Принято, «Зачистка-Два». «Зачистка-Один» и «Зачистка-Четыре» доложили о благополучной посадке и размещении.

Итак, группы Роркена и Молитора высадились. Об Эндоре и Шонгарде ни слова.

Когда мы прошли мимо обломков первой из арок, Гвилар остановился и потряс головой. Я уже ощущал «неправильность» — коварную перекрученность окружающей среды сарути. Вполне возможно, что эффект усиливался из-за разрушения тетраврат. Эти безмолвные устройства проектировали и поддерживали тетраскейпы сарути, но теперь они были сломаны и неполны.

Гудруниты тоже заметили это, но не казались слишком обеспокоенными.

— Возглавь группу! — приказал я Джеруссу, и Гвилар резко посмотрел на меня. — Тебе потребуется время, чтобы привыкнуть, брат Гвилар. Не спорь.

Джерусс и три гудрунских стрелка выдвинулись в авангард. Но и они неловко передвигали ноги, словно пьяные. Углы пространства и времени в этом месте действительно были искаженными и вывихнутыми.

За нашими спинами взревели турбины, и наша десантная шлюпка взлетела с мерцающей грязи, захлопывая скат и складывая под брюхом посадочные опоры. Она успела пролететь всего около шестидесяти метров, прежде чем ракета ударила ее прямо по центру и разнесла на куски. Полыхающая секция кабины отлетела в сторону и упала в озеро огня. Металлические обломки усеяли грязь под местом взрыва.

Боже-Император милостивый… мы же все могли быть в этот момент на борту…

Передвигаясь шаткой рысью, мы добрались до здания сарути. Эта сверкающая громада, с фундаментом, уходящим под белую грязь, размерами походила на имперский город-улей. Я попытался получить целостное представление от постройки, но быстро оставил это занятие, чтобы не лишиться остатков ориентационных навыков. Своими отполированными гранями и совершенными кривыми здание напоминало аммонит, но моему взору никак не удавалось уловить его настоящие очертания. Плоскости и грани не встречались там, где этого следовало бы ожидать, и при попытке проследить за ними от одной точки до другой возникало ощущение оптической иллюзии.

Мы достигли подножия постройки. Ни окон, ни дверей… Те, кто до нас пытался пробить себе дорогу с помощью взрывов, обнаружили, что все здание представляет собой сплошной камень.

Я отвел людей от здания и вернулся по собственным следам к цепочке тетраврат. Самая ближняя к постройке арка оказалась невредимой.

Как я и ожидал, пройдя под ней, мы неожиданно очутились внутри здания, словно прошли насквозь жемчужные стены.

Внутреннее пространство освещалось неким слабым источником, размещенным в стенах. Там было тепло, а запах лакрицы стал резче и интенсивнее. Жемчужный, просвечивающий пол выгибался и плавно переходил в кривые стены.

Мы пошли дальше, взяв оружие на изготовку. Коридор (если его так можно назвать) изгибался, словно описывая внутренние очертания некой гигантской раковины или же каналы человеческого уха. Но мы не чувствовали, как коридор поворачивает… только как он повышается.

Расширяясь словно горн, спираль выходила в огромное, почти сферическое помещение. Его истинные размеры оценить было практически невозможно, как и определить подлинные очертания. Казалось, что в нем размещен то ли декоративный сад, то ли ферма. Серебристые дорожки, поддерживаемые в воздухе антигравитацией или иной незримой силой, бежали между изогнутыми резервуарами с жидкостью, служившими кадками для высоких разноцветных саговников и каких-то еще, странно раздутых растений. Вокруг нас вздымалась мясистая поросль, сочащаяся влагой и опутанная вьюнами и ползучими суккулентами. С невидимых креплений над грядками свешивались лозы и бороды разноцветной листвы. Были здесь и насекомые, мелькавшие среди зарослей. Одно такое существо село мне на рукав, и я прихлопнул его, с отвращением отметив, что у твари было пять лап, три крыла и полностью отсутствовала симметрия.

Мы пошли по серебристой дорожке. Она вела через тетраврата, которые тут же перенесли нас в другой сад, точно так же заполненный лоснящейся, обильной растительностью, процветающей в своих фигурных резервуарах. Самые высокие представители флоры в этом помещении, гигантские желтоватые «конские хвосты», покрытые оранжевыми прожилками, поднимались на восемьдесят или даже девяносто метров над парящей в воздухе тропинкой.

Гвилар тревожно вскрикнул, и его штурм-болтер начал плеваться очередями огня. Снаряды рвали на части растения, похожие на тыквы, разбрасывая во все стороны их волокнистую мякоть, и подстригали «конские хвосты».

По нам открыли ответный огонь. Вспышки лазеров и треск ручных пулеметов. Солдаты еретиков наступали на нас, пробираясь через эти домашние джунгли.

 

Глава двадцать четвертая

ЗАЧИСТКА ДВА ВСТУПАЕТ В БОЙ

БЕЗМОЛВНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

ТРИУМФ ДАЗЗО

По серебристым дорожкам сквозь заросли продирались люди, одетые в грязную униформу Пятидесятого Гудрунского стрелкового полка и в черные доспехи войск военно-космической безопасности. Два гудрунита из моего отряда упали, сорвавшись с дорожки, и их тела исчезли в маслянистых водах резервуаров под нами. Но большая часть выстрелов противника прошла мимо.

Группа «Зачистка-Два» ответила рявканьем лазганов. Я выдвинулся в голову отряда и открыл огонь из болт-пистолета. Для маневрирования на висячей тропинке места практически нет, а уж про то, чтобы спрятаться, и говорить не приходится.

Первый мой выстрел ушел в сторону… Настолько в сторону, что я уж было решил, что болт-пистолет не пристрелян. Но потом я вспомнил про запутанную природу тетраскейпов сарути и сделал поправку в прицеливании. Два выстрела, два метких попадания. Биквин и Мидас также разгадали этот трюк, а ребята Джерусса быстро учились.

Гвилар производил много шума, решетя сад из своего штурм-болтера. На мой взгляд, он все еще не привык к подобному окружению.

Это было как озарение. Оказалось, что может ошибаться даже один из богоподобных воинов, к которым я привык относиться с большим пиететом, после того как на моих глазах Белые Шрамы штурмовали Альманаде. При всей своей мощи, отваге, сверхчеловеческих способностях и сверхсовременном вооружении он ничего не добился там, где Йелтан, самый младший из гудрунитов, уже убил троих.

Было ли это результатом его высокомерия и самонадеянности?

— Гвилар! Брат Гвилар! Подрегулируйте линию стрельбы!

Я услышал, как Космодесантник выругался и прибавил что-то о дерзости. А потом он пошел вперед по дорожке, снося выстрелами заросли.

— Почему этот обормот не слушает? — вздохнул Мидас, наводя главианский карабин и распыляя на очень мелкие части солдата еретиков, стоявшего в сотне метров.

— Сплотить ряды! — приказал я. — Джерусс! Давай гранатами!

Джерусс и трое гудрунитов принялись осыпать заросли осколочными гранатами. Прогремевшие взрывы разметали в разные стороны жижу из резервуаров и ошметки флоры. В воздухе повис липкий туман, в котором плавали волокна растений.

В канонаде вражеской стрельбы появились неожиданные звуки. Над треском и шипением лазерного оружия разнесся рык болтера.

Я увидел, как болтерная очередь откидывает Гвилара навзничь. С криком гнева, но не боли он упал с дорожки в бурлящий резервуар и исчез.

Его убийца шел нам навстречу, раскидывая путавшихся у него под ногами пехотинцев-еретиков, как котят.

— О нет! — закричала Биквин. — Во имя Золотого Трона, нет!

Это был еще один из Детей Императора… Брат, если не близнец омерзительного Мандрагора. Мерцающий плащ развевался за его плечами, а удары стальных копыт сотрясали дорожку. Он ревел, словно бешеный бизон. Его болтер рявкнул еще раз, и стоявший возле меня гудрунит превратился в кровавое облако.

Дети Императора, теневые спонсоры всей операции еретиков, прибыли, чтобы защитить свои вложения. Пришли ли они непрошено после смерти Мандрагора? Или, может, Даззо или Лок позвал их?

Я навел на него болт-пистолет, присоединясь к отчаянной пальбе, которую вела «Зачистка-Два», чтобы хотя бы замедить продвижение противника. Страх заставил солдат забыть практически все из своих тренировок, и многие выстрелы уходили в пустоту. А те, что все-таки попадали в его броню, Десантник Хаоса словно и не чувствовал.

— «Зачистка-Два»! Вызывает «Зачистка-Два»! Здесь Дети Императора! — заорал я по воксу.

Я знал, что через мгновение буду мертв. Но командование Флота должно узнать о столь жутком развитии событий.

Внезапно из темной воды взметнулась черная тень, разбрасывая во все стороны пену и грязь. Брат Гвилар вцепился в Десантника Хаоса, повалил его и упал вместе с ним в смежный резервуар. Что-то — вероятнее всего, болтер монстра — несколько раз выстрелило под водой, и из пробоины в стене резервуара хлынула жидкость. Жижа вытекала, уносясь по канавкам, созданным вокруг этих садоводческих изысков. Когда уровень жидкости в самом резервуаре понизился, мы увидели сражающихся колоссов, перемазанных тиной и обменивающихся нечеловеческими ударами посреди переплетения корней и труб на грязном дне.

Чудовищные кулаки месили силовые доспехи. При этом во все стороны со свистом разлетались осколки сталепласта. Огромные лапы Десантника Хаоса вцепились в Гвилара, пытаясь отодрать тому наплечники. Гвилар оттолкнул его назад, вспенивая ногами мелкую густую грязь. Оба бойца врезались в ствол саговника. Десантнику Хаоса удалось перехватиться получше и нанести удар, разбивая подмышечную область священного доспеха Караула Смерти ошипованной латной рукавицей. Гвилар вздрогнул и повалился навзничь, а мощный обратный удар противника сорвал с него шлем.

Десантник Хаоса прыгнул на растянувшегося Гвилара, намереваясь обрушить на его лицо кулаки, похожие на валуны.

Раздался грохот выстрела, и что-то вспыхнуло. Выродок Хаоса повалился в грязь с пробитым и пылающим изнутри черепом.

Гвилар, пошатываясь, поднялся, сжимая в руке штурм-болтер. Из ран на его лице и шее текла кровь.

Это была великолепная победа. Джерусс и его люди одобрительно закричали и возобновили наступление на еретиков. Противник дрогнул и скрылся в густых чащах.

Гвилар, с которого стекала тина, взобрался обратно на дорожку и посмотрел на меня сверху вниз.

— Рад, что ты по-прежнему с нами, брат Гвилар, — сказал я.

Мы продвигались по тропинкам, ведущим через сады сарути, не встречая никакого сопротивления. Мы проходили мимо мертвых тел противников, плавающих в резервуарах или лежащих на тропинках. На их лицах были видны клейма. Отметины Хаоса, оставленные на коже скорее злом, нежели огнем. Адмирал Спатиан надеялся, что часть войска еретиков, а особенно Имперская Гвардия Гудрун, могла еще быть возвращена в лоно Империи. Так же как Джерусс и его парни, многие среди них стали невольными пешками в измене Эструма, и командующие предполагали, что наша победа на плато должна была лишить лидеров заговора их авторитета.

Но теперь эти надежды рухнули. Мозги некогда добропорядочных людей были выжжены и отравлены Хаосом. Еретики заставили свои ворованные войска стать лояльными.

Мы перемещались с помощью тетраврат, пройдя еще через шесть засаженных садами сфер, а затем двинулись по широким, выложенным плиткой дворам и залам с асимметричными колоннами, чье предназначение мы не могли даже вообразить. Дважды еще мы вступали в краткие перестрелки с солдатами еретиков, заставляя их отступать в кривые закоулки здания. Куда чаще нам доводилось слышать звуки яростного, полномасштабного сражения, которое, казалось, шло практически рядом. Но ни разу не удалось увидеть ни самого сражения, ни его последствий.

Связь с командованием Флота была отрывистой. Группа лорда Роркена, «Зачистка-Один», где-то сражалась. От «Зачистки-Четыре» Молитора сведений не поступало. Группа Шонгарда, «Зачистка-Пять», затерялась внутри тетраскейпа. Через нерегулярные промежутки от них поступали заунывные вопли о помощи и жалобный, полусумасшедший лепет о «невозможных пространствах» и «спиралях безумия».

От Титуса Эндора ничего не было слышно.

На поверхности 56-Изар бушевала война. Командиры Гвардии Мирепуа докладывали о победах у огненных озер, окружающих огромные монолитные здания, одно из которых неожиданно взорвалось изнутри.

Первые сарути обнаружились в зале с бежевыми гладкими стенами, которые были настолько высокими, что мы не видели потолка. Вся найденная нами дюжина ксеносов была мертва, их грудные клетки были рассечены, а серебряные жезлы вырваны из лап. Спиральную комнату, располагавшуюся за следующими воротами, устилали тела еще сотни. Среди серых мертвецов бродили бледные твари-рабы, вроде тех, что доставили Некротек на плато. Их лапы были вымазаны в ихоре. Мне показалось, что они только что вырвались на свободу, поскольку многие все еще волочили за собой оковы. Некоторые из них подобрали серебряные жезлы и теперь вгоняли их в тела своих серых хозяев.

Я не знаю, были ли жалкие бледные твари отдельной расой, порабощенной сарути, или же принадлежали к выродившейся, мутировавшей за время рабства касте. Наше вторжение, судя по всему, каким-то образом освободило их, и они развернулись против собственных хозяев. Рано или поздно, но такая расплата настигает всех рабовладельцев.

Твари не пытались напасть на нас. Они словно и не замечали проходящих мимо них людей. С молчаливым, методичным упорством они избивали тела сарути.

В другом зале, с овальным мозаичным полом и подозрительно теплым воздухом, бесцельно сбивались в кучу живые сарути. Многие из них потеряли жезлы и хромали, другие лежали трясущимися грудами, запрокинув головы к спине. Запах лакрицы, от чего бы он ни исходил, в этом месте был очень резким. На наших глазах через другие тетраврата в зал вползли бледные твари и принялись со спокойствием и неумолимостью насекомых разрывать и избивать своих прежних хозяев. Те не оказывали никакого сопротивления.

Та же история повторялась и в других залах и изгибающихся коридорах. Сарути либо лежали мертвыми, либо бесцельно блуждали, а освобожденные рабы находили их на ощупь и разрывали на части.

Для меня до сих пор остается загадкой значение этих сцен. Может быть, сарути сдались, смирились с такой судьбой, или, быть может, какое-то другое стечение обстоятельств лишило их воли к жизни и сопротивлению… Даже техножрецам и ксенобиологам не удалось узнать ответ. В конце концов, мы ведь знали только то, что природа этих существ чужда нам; абстрактна, загадочна и непостижима для человеческого сознания.

Когда мы обнаружили первосвященника Даззо, он находился при смерти.

В том тетраскейпе, где он лежал, произошло грандиозное сражение. Мозаичный пол устилали тела тысяч погибших: здесь были и пехотинцы Мирепуа, и солдаты еретиков. Среди павших мы увидели также двоих Детей Императора и трех Десантников из Караула Смерти. Этот тетраскейп значительно превышал размерами любой из виденных нами ранее, распространяясь за пределы доступных человеку измерений. Усеянная телами поверхность уходила в бесконечность.

Даззо лежал у подножия асимметричного блока, монолитом поднимающегося из плиток. Тело экклезиарха было буквально изрешечено. Рядом с ним сидел Хелдан, прислонившись спиной к огромному камню и держа первосвященника в прицеле автоматического пистолета. Торс Хелдана покрывала кровь, а дыхание его было затруднено.

Он увидел, как мы выходим из тетраврат, и слабо опустил оружие.

— Что здесь произошло, Хелдан?

— Сражение, — прохрипел он. — Мы угодили в эпицентр. Когда инквизитор Эндор увидел этого негодяя, то повел нас в бой, чтобы добраться до него. Все последующее несколько размыто.

— Где Эндор? — спросил я, оглядываясь вокруг и надеясь не увидеть его среди мертвых.

— Ушел… ушел за Локом.

— Куда?

Хелдан слабо махнул на тетраврата, находящиеся на другом берегу моря трупов.

— Лок заполучил Некротек? Я имею в виду Некротек сарути…

— Нет, — ответил Хелдан. — Но у него уже есть учебник для начинающих.

— Что?

— Даззо каким-то образом вытащил его из этой штуковины, — сказал Хелдан, похлопывая по каменному блоку, на который опирался. — Букварь их языка. Средство для перевода. Без него версия сарути для нас нечитабельна.

— Как, во имя Императора, ему это удалось? — спросил Гвилар.

— Силой сознания, — сказал Хелдан. — Разве не чувствуете остаточных следов ментального воздействия?

Я почувствовал, хотя след уже практически угас. Выпирающий из пола блок явно также был частью загадочных технологий сарути и, возможно, являлся чем-то вроде имперского вычислителя. А может, был чем-то более разумным, почти живым. Даззо, с чудовищными ментальными силами которого мне уже доводилось сталкиваться, сумел разгадать суть и взломать блок силой мысли, вынуждая раскрыть свои секреты. Невероятные способности сознания, триумф Воли.

— Многогранник, — добавил Хелдан. — Неправильной формы, маленький и на вид словно сделанный из перламутра. Он выпал из блока прямо в его руки. Материализовался. Я видел это, пока пробивался к нему. Но перенапряжение разрушило мозг Даззо. Эндор пристрелил его. У еретика не оставалось сил на сопротивление.

— А откуда ты знаешь, что это был… букварь? — спросила Биквин.

— Прочитал в его угасающем сознании. Как я уже и говорил, сопротивления оказать он уже не мог. Да вы сами посмотрите.

Я подошел к Даззо и опустился рядом с ним на колени. С окровавленных губ экклезиарха срывалось неровное дыхание. Я влез своим сознанием в его разум, с легкостью раздвинув жалкие остатки защиты и получив подтверждение словам Хелдана. Своей нечеловеческой силой воли Даззо удалось вытащить букварь из устройства сарути, а заодно и узнать местонахождение Некротека ксеносов. Умирая, он передал все это Локу, чтобы тот завершил задачу.

— Грегор! — прошипел Мидас.

Я обернулся. На дальнем краю тетраскейпа появились солдаты еретиков, пробирающиеся через трупы. По нам начали стрелять.

Гвилар и гудруниты открыли ответный огонь, пытаясь найти любое доступное укрытие.

— Брат Гвилар, мне надо, чтобы вы удерживали этих ублюдков.

— Что ты намерен делать, инквизитор? — спросил он, вгоняя новую обойму в штурм-болтер.

— Я иду за Локом и Эндором. Попытаюсь сделать, что смогу.

 

Глава двадцать пятая

КСЕНО-НЕКРОТЕК

ИГРА ЗАКОНЧЕНА

ЧЕЛОВЕК С ПУСТЫМИ ГЛАЗАМИ

Мы оставили перестреливающихся Гвилара и гудрунитов за спиной и нырнули в тетраврата. Биквин, Мидас и я мчались со всей возможной скоростью по сбивающим с толку спиралям и пересечениям гибнущего здания сарути.

Я на бегу докладывал о ситуации командованию Флота, но не получил ни ответа, ни другого знака, что меня услышали. Я попытался вызвать Титуса Эндора, но и с ним связи не было.

При движении с такой скоростью эти места и вовсе превращались в четырехмерный лабиринт, но теперь в моем сознании держалась энграмма, извлеченная из памяти Даззо. Путь к Некротеку ксеносов.

По моим ощущениям — хотя им едва ли можно было доверять, — мы приближались к сердцу здания. Возможно, не физическому или топографическому центру, но, по крайней мере, той части многомерной постройки, которая располагалась наиболее глубоко в пластах деформированных и совмещенных пространства и времени.

Нам встречалось все больше сарути, бесцельно и слепо блуждающих на своих жезлах. Теплые, сверкающие туннели и выложенные мозаикой залы пропитались запахом лакрицы.

Откуда-то спереди донеслись приглушенные крики и выстрелы.

— Титус? Титус! Это Эйзенхорн! Ты меня слышишь?

Вокс с треском ожил:

— Грегор! Во имя любви Императора! Мне нужна…

Связь снова оборвалась. Выстрелы стали ближе. Мы поспешили пройти через тетраврата и почти сразу же вынуждены были нырнуть в укрытие, поскольку мимо нас пролетели лазерные вспышки. Зал, в котором мы очутились, нельзя было назвать самым большим из увиденных нами в этом месте, но он был самым темным и мрачным, лишенным исходящего из полов и стен сияния, которое мы видели во всех остальных помещениях. Блестящий камень, покрывавший все здание, в этом месте был серым, потрескавшимся и словно мертвым.

Из пепельно-серого пола поднимался еще один блок, покрытый маслянистой зеленоватой субстанцией, стекающей по его бокам и собирающейся у основания. Этот блок очень напоминал тот, к которому прислонялся Хелдан, но многократно превышал его размерами. Примерно на высоте роста среднего человека из блока выступала асимметричная полка, на которой лежал синий, лучащийся внутренним светом октаэдр.

Некротек ксеносов. Это мгновенно подтвердила энграмма Даззо.

Зал пропитался вонью Некротека, запахом лакрицы столь сильным и насыщенным, что нас начинало мутить. Из стен и выгнутого потолка вырастали искривленные скульптуры из металла, костей и различной органики. С этой «поросли» свешивались грязные цепи, заканчивающиеся жуткими крючьями. Это было не творением сарути, но прикосновением чистого Хаоса, порожденного Некротеком и заразившего материал, из которого состояло святилище ксеносов. Основной блок окружали меньшие по размеру колонны неправильной, ни на что не похожей формы. Среди них велась перестрелка. Втроем мы отбежали от освещенного пространства тетраврат и нашли себе убежище за ближайшим из блоков. Лазерные залпы рикошетили и отскакивали от каменных глыб.

— Титус!

— Грегор! — Он прижимался спиной к блоку, расположенному от нас в двадцати метрах, пройдя уже треть пути в глубь зала и стреляя из лазерного пистолета по фигурам, находившимся ближе к Некротеку.

Мне удалось увидеть Лока и восемь или девять солдат в черных панцирных доспехах.

Я поочередно посмотрел на Биквин и Мидаса, сидевших по разные стороны от меня.

— Выбирайте себе цели, — сказал я.

Мы начали стрелять, помогая Эндору, и уложили по крайней мере одного еретика. Когда они укрылись за блоками, Титус вскочил на ноги и побежал вперед. Но вспышка лазера остановила его и швырнула на камень.

Тогда я сам побежал вперед, ведя огонь с обеих рук. Мои выстрелы откалывали куски от блоков и сразили одного из вражеских стрелков. Я подбежал к Эндору.

Он был ранен в грудь. Если мы быстро не вытащим его отсюда, ранение станет смертельным. Я втащил его в укрытие и дождался, пока Биквин доберется до нас.

— Надавливай сюда! — сказал я, кивая на свои руки, мокрые от крови старого друга.

Елизавета подчинилась.

Меня насторожил звук, похожий на раскат грома и исходящий откуда-то извне. Все вокруг затряслось. Следующий раскат заставил целую секцию изогнутого потолка неожиданно расколоться и рухнуть вниз каскадом обломков. В пролом проник холодный внешний свет. Секундой позднее в крыше появились еще три отверстия. Снаружи долетал приглушенный грохот бомбардировки.

— Мидас!

Главианец уже пробирался ко мне слева, сменив карабин на иглометы. В воздухе засвистели смертоносные главианские иглы. Земля снова затряслась. Рухнула еще одна секция потолка.

Оставив Эндора с Биквин, я перекатился от одного блока до другого, уходя из-под лавины вражеского огня. Мы с Мидасом перешли на использование примитивных телекоммуникаторов и стали переговариваться на глоссии:

— Шип сопровождает эгиду, зловещая буря.

— Эгида присоединяется, буря в три.

Я отсчитал три удара сердца и устремился вперед, в то время как Мидас швырнул осколочную гранату и открыл огонь из обоих игольных пистолетов.

Вспышка и грохот взрыва на мгновение затмили даже наружную бомбардировку. Один из еретиков взмахнул руками, воспарил над полом и, прежде чем рухнуть на землю, ударился о колонну.

«Буря», устроенная Мидасом для прикрытия, позволила мне подобраться к Локу еще на десять метров. Однако больше я его не видел. Продолжая сжимать болт-пистолет, я левой рукой выхватил энергетический меч и стал обходить каменный блок.

Лок вместе с одним из своих людей выбрал тот же момент, чтобы выскочить мне навстречу. Мы выбежали из укрытий и столкнулись лицом к лицу в узком проходе между колоннами. Первый залп моего пистолета прошел мимо метнувшегося в сторону Лока и оторвал левую руку его сообщнику. Прежде чем завывающий солдат рухнул на землю, выстрел лазерного пистолета Лока рассек мне правое предплечье. В другой его руке сверкнул выпрыгнувший из рукава кинжал. Мы сошлись в ближнем бою. Я попытался провести выпад, но меч обо что-то задел, и Лок успел отстраниться. Рукоять его кинжала ударила мне в лицо, опрокидывая меня на спину. С усмешкой, которую я никогда не смогу изобразить, он поднял лазерный пистолет, чтобы выстрелить мне в голову.

И тут двухтонная каменная колонна, срубленная на высоте бедра моим мечом, обрушилась на Лока.

Я поднялся на ноги.

Горгон Лок был еще жив. Его живот и таз были раздавлены упавшей колонной, придавившей заодно и его руки. Он взирал на меня часто мигающими, удивленными глазами.

— Горгон Лок, властью Священной Инквизиции ты трижды проклят за свои действия, связи и верования, — начал произносить я первые слова отлучения.

— Н-но… — прошептал он.

Прочитав над ним анафему, я вырезал кончиком меча над его бровью знак ереси. К тому времени, как я закончил, он уже скончался от полученных ран.

Разрушающийся зал все еще содрогался. Крючья покачивались на своих цепях. В лучах холодного света через дыры в потолке текли пыль и обломки. Я нагнулся и нащупал в пропитавшемся кровью плаще Лока жемчужный многогранник. Букварь. Я опустил его в карман и повернулся к приближающемуся Мидасу.

— Последние из его крыс сбежали, — сказал он, рассовывая иглометы по кобурам. Он опустил взгляд на мертвого кораблевладельца. — Так сдохнут все еретики, да?

Я поднял руку, чтобы взять с полки Некротек ксеносов, и…

Понял, что не могу двигаться. Чья-то неимоверная ментальная мощь заставила меня замереть на месте.

— И в самом деле, так сдохнут все еретики, — произнес чей-то голос. — Разверни его так, чтобы он мог меня видеть.

Сам того не желая, я развернулся, все еще держа руку вытянутой и поднятой. Я увидел, что Мидас тоже парализован, а его темное лицо застыло в попытке подать сигнал тревоги.

Передо мной, улыбаясь, стоял мой собрат, инквизитор Конрад Молитор. Рядом с ним стояли трое его слуг, скрытых под капюшонами.

— Какая доблесть, Грегор. Какая самоотверженность. Я так и думал, что именно ты найдешь этот приз.

Я попытался ответить, но губы отказывались повиноваться. Слюна выступила пеной между моих тесно сжатых зубов.

Молитор глянул на своих помощников, одетых в рясы.

— Позвольте ему говорить, — произнес он. Психические путы на речевом центре ослабли. Но чтобы говорить, все равно приходилось прикладывать усилие.

— М-молитор, ч-что ты д-д-делаешь?

— Конечно же, возвращаю бесценный Некротек. Мы же не можем позволить тебе уничтожить еще одну копию?

— М-мы?

— Многие считают, что человечество извлечет больше пользы от изучения этого артефакта, чем от его уничтожения. И я здесь для того, чтобы защитить их интересы.

— Р-роркен н-никогда не п-позволит… т-тебя с-сожгут за…

— Мой почтенный Верховный Брат Роркен никогда об этом не узнает. Чувствуешь, как трясется все вокруг? Видишь, как раскалывается потолок? Десять минут назад я доложил, что первичная цель достигнута. И передал код для ввода в действие Sanction Extremis. Они считают, что Некротек найден и благополучно уничтожен. Теперь наши войска отходят со всей поспешностью. А батареи Флота принялись ровнять с землей строения ксеносов. Никто не узнает, что священный Некротек был благополучно вывезен. После бомбардировки не останется ни единого клочка, способного посеять сомнения в том, что книга была уничтожена. Ни клочка от доказательств… как и от тех, кто мог бы возразить. — Глаза с желтыми зрачками издевательски прищурились. — О, какую отвагу проявил ты, отдав свою жизнь во время штурма 56-Изар. Твое имя напишут золотыми буквами на Стене Чести. Уверяю тебя, я сам об этом позабочусь.

— Уб-блюдок… — Я изо всех сил сражался за свободу своего сознания, но ничего не получалось.

Меня удерживал не Молитор, а один из его слуг или сразу все трое в неимоверно мощном сочетании.

— Дай его мне, — сказал Молитор одному из своих людей, взмахом клетчатого рукава указывая на Некротек. — Нам следует убраться отсюда как можно быстрее.

Грохот бомбардировки слился в бесконечный рев. Один из слуг Молитора скользнул вперед и снял с полки синий октаэдр, взяв его ухоженными пальцами с длинными ногтями. На некоторое время он замер, изучая его, затем оглянулся на Молитора.

— Бесполезно, — произнес он.

— Что?

— Нечитабельно. Содержимое защищено непроницаемым кодом языка ксеносов.

— Нет! Этого не может быть! — запинаясь произнес Молитор — Взломай код!

— Взломал бы, если бы мог. Но это за пределами даже моих способностей.

— Должен же быть способ перевести его! Человек, державший Некротек, оглянулся на меня:

— У него есть букварь. Единственный букварь. Он старается не думать о нем, но я вижу это в его сознании. Поищи в карманах его плаща.

На лицо Молитора вернулась улыбка. Он подошел и протянул руку к карману моего плаща.

— Сражаешься до последнего, Грегор. Сучий потрох.

Выстрел из лазгана отсек ему руку в запястье.

Молитор закричал и отшатнулся назад, зажимая другой рукой дымящуюся культю.

Неподалеку возникла Биквин, с мрачной решимостью прижимающая приклад лазгана к плечу и целясь в сердце ультрарадикала.

— Убейте их! Убейте! — кричал Молитор.

Я немедленно почувствовал, как психическое давление усиливается, чтобы прикончить меня. Но потом неожиданно отпустило. Ментальная пустота неприкасаемой Биквин оградила меня, стоило девушке оказаться рядом. Слуга, державший Некротек, в удивлении отступил назад.

Молитор, доведенный до безумия болью и гневом, увидел, что его могучему псайкеру каким-то образом помешали, и закричал:

— Албаара! Т'харт!

Кодовые слова. Инициирующие слова. Двое слуг, остававшихся рядом с ним, прыгнули вперед, срывая с себя одеяния.

Арко-флагелланты. Перепрограммированные еретики, оснащенные аугметикой и бионикой и используемые в качестве рабов-убийц. Инициирующие слова вывели их из состояния умиротворенного счастья и привели в маниакальную ярость.

Под одеяниями скрывались омерзительные, сутулые твари, покрытые грубыми хирургическими имплантатами и священными заклинаниями. Их руки заканчивались пучками электрохлыстов, а отупевшие глаза выпучивались из-под края тусклых шлемов смирения, прикрученных болтами к их головам.

Когда они бросились на нас, мы с Мидасом и Биквин дружно выстрелили. Твари получили страшные раны, но продолжали двигаться. Их тела были накачаны стимуляторами, анаболиками и наркотиками, приводящими их в исступление. Они просто не почувствовали причиненного им вреда.

Один из них был не более чем на расстоянии вытянутой руки, когда чуть ли не полностью выпущенная мною болтерная обойма наконец остановила его. Последний выстрел оторвал армированную матрицу с химическими препаратами на его плече, распыляя жидкость в воздухе. Через секунду тварь упала, забившись в судорогах у моих ног, поскольку мой выстрел лишил ее источника наркотика и оставил только страдание.

Второй монстр к тому времени был нашпигован главианскими иглами Мидаса, но никак не реагировал на многочисленные раны. Мы стремительно бросились в разные стороны с его пути. Ревя и размахивая своими кнутоподобными руками, тварь за Мидасом, уворачивавшимся от ударов между колоннами. Только ловкость и скорость уроженца Главии спасала Бетанкора от упорных попыток схватить его.

Он понимал, что у него осталось всего несколько секунд. Мы с Биквин пытались прийти ему на помощь, но практически ничего не могли поделать.

Мидас сорвал с пояса сумку с гранатами, выдернул чеку одной из них, изворачиваясь и скрываясь за колоннами, едва успев уйти от шокирующего удара гибких плетей, оставивших шрамы на камне.

Мидас сделал вид, что собирается кувыркнуться влево, и бросился прямо на тварь, накинув ремень сумки ей на шею и прыгнув через голову монстра.

Гранаты взорвались с оглушающим грохотом и распылили безумствующего арко-флагелланта. Взрывная волна подхватила Мидаса, швырнув его в колонну, где он и упал без сознания.

— Эйзенхорн! Эйзенхорн! — вопил Молитор, пытаясь вместе с оставшимся слугой выследить меня.

В его голосе звенели боль и ярость.

— Держись рядом, — сказал я Биквин, пока мы отбегали в глубину зала. — Этому псайкеру не удастся ничего сделать со мной до тех пор, пока ты рядом.

Внезапно внутрь обрушилась половина потолка и значительная часть стены. Через секунду в воздухе разлилось ревущее оранжевое пламя.

Оглушенные и опаленные взрывом, мы с Биквин все-таки сумели быстро вскочить на ноги. Теперь зал оказался наполовину под открытым небом, затянутым черным дымом и расчерченным огненными всполохами.

— Пошли!

Вместе мы вылезли сквозь разрушенную взрывом стену, прокладывая путь по дымящемуся склону из битого камня и непонятного происхождения материала, используемого сарути. Этот материал плавился и пузырился, словно пластмасса или плоть. Мы вышли на свет.

Мы стояли на поверхности здания сарути. Было холодно, и над хребтами сегментированной белой крыши дул сильный ветер, несущий с собой запахи дыма и прометия.

Высота оказалась головокружительной. Жемчужные стены гигантской постройки, твердые и гладкие как лед, дугой спускались к далекой земле. Биквин поскользнулась, и мне пришлось подхватить ее, чтобы она не съехала вниз.

Стоя на такой высоте под чуждым небом, мы могли наблюдать за происходящим на поверхности планеты. Мы видели звенья военных транспортов, пробивающих завесу дыма и улетающих к кораблям-носителям на орбите. По белой грязи пробирались солдаты Имперской Гвардии, торопясь к дожидающимся их десантным шаттлам. Они так спешили убраться, что теряли рюкзаки, шлемы и даже оружие. По влажной грязи с пыхтением катились танки и бронетранспортеры, направляясь к тяжелым транспортникам, высунувшим языки грузовых трапов. Над озерами и белой грязью все еще гремели выстрелы, когда остатки войск еретиков нападали на отступающих солдат Империума.

С небес били копья ослепительно сверкающей энергии, разрушая все на поверхности. Адмирал Спатиан буквально воспринял инструкции Молитора и теперь утюжил поверхность, превращая планету в безжизненный обугленный шарик. Всем инквизиторам, так же как и капитану Кианвольфу с его Десантниками, были переданы кодовые слова о вступлении операции в последнюю стадию. Молитор подписал всем нам смертный приговор. После ввода в действие Sanction Extremis не может быть отменен, даже если бы мой коммуникатор работал, а не передавал электромагнитные разряды, сопровождавшие каждый орбитальный удар. В соответствии с ранее оговоренным планом после подтверждения уничтожения Некротека лорд адмирал Спатиан должен уничтожить место высадки со всей возможной скоростью. Времени на вывод наземных войск было в обрез.

Рухнуло еще одно здание сарути, расположенное километрах в двадцати от нашего. Его очертания, напоминающие переливающегося моллюска-наутилуса, раскололись под синими лучами тяжелых лазерных пушек. Исходящие с далеких, невидимых с земли кораблей смертоносные копья разрывали дымовую завесу и вонзались в планету. Словно настало время Суда, обещанного Заветом. Истребители и бомбардировщики налетали волнами и сбрасывали свой груз, распускающийся колеблющимся морем жутких цветов. Управляемые ракеты, обтекаемые, как акулы, проносились над головой, совершая свой первый и последний полет от космического корабля до наземной цели.

Здание взорвалось и осело. Как круг по воде, побежала взрывная волна, сглаживая на своем пути все неровности ландшафта. Из центра воронки поднялась высокая колонна белого дыма и пепла, развернувшаяся на пятнадцатикилометровой высоте грибовидным облаком.

Зрелище было потрясающим, ошеломительным. Мы с Биквин уставились на него. Через несколько мгновений та же история повторилась позади нас, в сорока километрах, когда разрушилось еще одно здание сарути.

И несомненно, то здание, на гладком изгибе крыши которого мы стояли, вскоре постигнет та же судьба. Я понимал, что его координаты уже загружены в мозги орудийных сервиторов Флота.

Мы побежали вдоль изогнутого сегмента крыши. В черном дыму появились красные огни дюз десантных челноков, направляющихся к пехотинцам Мирепуа, еще остававшимся на земле. Меня изумляла самоотверженная отвага экипажей транспортников. Спатиан не собирался останавливать бомбардировку, чтобы дать им время слетать туда и обратно. Они рисковали всем, пытаясь долететь до поверхности и забрать как можно больше солдат.

— Грегор! — прокричала мне в ухо Биквин.

Я обернулся. Из дыры, проделанной взрывом, на крышу выбирались Молитор и его прихвостень. Пошатываясь, они стали подбираться к нам.

Мимо меня прогудел лазер. В том месте, где он поцеловал жемчужную поверхность, остался обугленный шрам.

— Букварь, сучий потрох! Отдай мне букварь! — верещал Молитор.

Вместо этого я выпустил в него целую болтерную обойму.

Первый болт отколол кусок от крыши. Но последующие взорвались в левом бедре, животе и горле ультрарадикала.

Конрад Молитор дергался, пока разрывные болты выполняли свою работу, а затем упал. Его изувеченные останки скатились с кривой крыши и исчезли, оставив на перламутровой поверхности кровавую полосу.

Его прихвостень пошел вперед, не обращая внимания на мои выстрелы и скидывая с себя бесформенный плащ с капюшоном.

Под ним он оказался голым. Он был высоким, мускулистым, с гладкой кожей, покрытой золотистым загаром. Над привлекательным лицом с безупречными чертами из густой шевелюры выглядывали крошечные, рудиментарные рожки.

Его глаза были пусты.

Пророческие сновидения воплотились в явь.

Ужас охватил меня и вывернул наизнанку мое сердце.

 

Глава двадцать шестая

ЧЕРУБАЭЛЬ

НА ГРАНИ

ЭКСТЕРМИНАТУС

Человек с пустыми глазами — хотя, сказать по правде, не был человеком этот демон в человеческом обличье, — шел ко мне по сверкающей поверхности. В своей изящной ладони он держал сверкающий октаэдр нечестивой книги сарути.

— Грегор, пожалуйста, отдай мне букварь.

— Ты еще что такое?

— Здесь не самое подходящее место для знакомства. — Он обвел жестом происходящее вокруг. В грязь неподалеку от нас ударили копья аннигиляции.

— Доставь мне удовольствие, — произнес я.

— Ну ладно. Меня зовут Черубаэль. А теперь давай букварь. Время уходит.

— Время всегда уходит, — сказал я. — Кто тебя сотворил?

— Сотворил меня? — лукаво улыбнулся человек с пустыми глазами.

— Ты… демонхост. Тварь, вызванная из мира духов. Скажи мне, кто сотворил тебя и кто приказал вам с Молитором заполучить этот предмет… И может быть, я отдам букварь.

Он рассмеялся и облизал тонкие губы блестящим, раздвоенным языком.

— Грегор, буду с тобой откровенным. Тебе придется отдать букварь. Или ты немедленно отдашь его мне, или я буду вынужден забрать его самостоятельно. А заодно — переломать все кости в твоем теле. И воспользоваться этой девочкой рядом с тобой. И ей тоже переломать все кости. А потом я стащу ваши содрогающиеся тела в зал под нами, где подвешу на крючьях и буду развлекаться, пока бомбардировка не оставит здесь камня на камне. — Он сделал паузу. — Выбирай.

— Ты снился мне задолго до этого момента. Почему? — продолжал давить я.

— У тебя есть особый дар, Грегор. А время не вектор, как люди любят полагать. Одна секунда в варпе доказала бы тебе это. Впрочем, это должна была бы доказать и секунда пребывания в четырехмерном пространстве сарути. Твои сны были всего лишь пророческими кошмарами.

— Кто тебя сотворил? — Мой голос был настойчив.

Прозвучавшего ответа я ожидал менее всего, и он ошеломил меня.

— Грегор, меня сотворила Священная Инквизиция. Твои собратья сотворили. А теперь, в последний раз прошу, отдай…

Демонхост резко обернулся, услышав раздавшиеся снизу голоса. Брат-капитан Кианвольф выбрался из пробоины в сопровождении Мидаса и еще одного Десантника Караула Смерти, несущего обмякшее тело Титуса Эндора.

Кианвольф вскинул штурм-болтер и выстрелил в человека с пустыми глазами.

Черубаэль вытянул руку и схватил разрывные болты прямо на лету.

— Вали отсюда, ублюдок Астартес! — закричал он Кианвольфу. — Тебя сюда не приглашали!

Демонхост двинулся ко мне. По его светящейся коже метались энергетические разряды. Я почувствовал вонь разложения.

Мы стояли вплотную.

Он протянул руку ладонью кверху. Его ногти были длинными, отполированными и заостренными, словно когти.

— Найти неприкасаемую, чтобы помешать мне… Умно. — Он посмотрел на Биквин. — Как тебе это удалось?

— Судьба, как и время, нелинейна, Черубаэль. Ты и сам, без сомнения, знаешь это. Я нашел Биквин так же, как сны о тебе нашли меня.

Он кивнул:

— Ты мне нравишься, Грегор Эйзенхорн. Столь многообещающий и хитрый соперник… для человека. Мне бы доставило большое удовольствие побеседовать с тобой и преломить хлеб… Но этого не будет! — внезапно обрубил он. — Отдай букварь!

Я вынул многогранник. Его улыбка стала шире.

Я бросил артефакт на гладкую крышу и, прежде чем тот успел соскользнуть, раздавил его каблуком сапога.

Демонхост отступил назад и пристально посмотрел на оставшиеся от букваря осколки.

Черубаэль снова поднял на меня глаза:

— Грегор, ты исключительно самоотверженный человек. Я бы получил истинное наслаждение, убивая тебя, если бы нашелся подходящий день и час. Но ты уже и так мертв. Этому зданию осталось существовать двести сорок секунд. Можешь пока насладиться вот этим. — И он бросил в меня Некротек ксеносов, и я поймал его одетой в перчатку рукой. — Ты выиграл. Можешь взять его в качестве утешения в загробной жизни.

Он побежал к краю крыши, а затем взметнулся в великолепном прыжке, подняв руки. На мгновение завис в воздухе, сложился пополам и, совершив сальто, скрылся в огненном озере внизу.

Я притянул к себе Биквин, дожидаясь, пока приблизятся Кианвольф, Мидас и еще один Десантник из Караула Смерти. Эндор, безвольно повисший на руках воина, казался мертвым. Я подумал, что хорошо бы так оно и было, потому что уже через мгновение все вокруг исчезнет в огне.

— Шипу розы от эгиды, сверху и… в общем, сверху, во имя Императора! Чертова глоссия! Пошевеливайтесь!

Мой боевой катер опустился к крыше здания, распахнув зев ската. Я видел Фишига, сидящего в кабине и орущего в вокс. Рядом с ним стоял Эмос.

Я наблюдал за разрушением 56-Изар с мостика «Святого Скифуса». Молочную шкуру планеты лизали языки адского пламени, каждый размером с континент.

Sanction Extremis.

Экстерминатус.

Вслед за реками огня шли вирусные бомбы. Бурлящие штормы искусственно созданной чумы. Ядерное безумие.

К тому времени, как мы покинули планету, на ее поверхности осталась только зола. С расой сарути контактов больше не происходило.

И грязный, жаркий свет Некротека угас навсегда.

 

Эпилог

ПАМОФРЕЙ

Мы отдыхали в Памофрее.

Сорок недель полета через Имматериум притупили триумф победы. Флот отправился к Трациан Примарис, и в последний раз я увидел сержанта Джерусса, когда тот махал мне рукой в дымном, шумном баре.

Я арендовал виллу «Звуки Памофрея». Мидас спал большую часть дня, коротал ночи за игрой в регицид с Эмосом и Фишигом. Биквин загорала на солнце и плавала в волнах.

Я же сидел на просоленной открытой веранде и взирал на пляж как бог, позабывший свои творения.

Нам еще предстояла масса работы. Необходимо было писать рапорты, объяснительные и присутствовать на допросах. Лорд Роркен вызвал нас на трибунал, и Высшие Лорды Терры ожидали подробного отчета по данному делу. Впереди маячили месяцы бумажной работы, слушаний и ревизий. Силу, стоявшую за Молитором и демонхостом, так и не удалось установить. И хотя лорд Роркен не меньше моего стремится найти ответ, я сомневаюсь, что это окажется просто. Вопрос может годами гнить в лабиринтах медлительной, неуправляемой бюрократической машины Инквизиции.

Но я не позволю спустить это дело на тормозах. Как только у меня появится время заняться следующим расследованием, я всецело отдамся поискам хозяина Черубаэля. Из-за его махинаций благословенное правление человечества чуть не постигла неимоверная трагедия.

Я не забуду и сарути. Они стали наглядным примером (хотя вряд ли мы в нем нуждались) того, как развитая цивилизация может быть целиком поглощена Хаосом.

А пока морские птицы кружат в потоках порывистого ветра. Разбиваются волны.

Человек с пустыми глазами все так же проникает в мои сны.

Эхо минувшего или рябь грядущего?

Поживем — увидим.

 

Пролог

ПО ПРИКАЗУ ЕГО НАИСВЯТЕЙШЕСТВА

БОГА-ИМПЕРАТОРА ТЕРРЫ

ЗАКРЫТОЕ ДОСЬЕ ИНКВИЗИЦИИ

ДОСТУП ТОЛЬКО

ДЛЯ АВТОРИЗОВАННЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ

ДЕЛО: 442: 41F: JL3: Kbu

• Пожалуйста, введите авторизационный код

• * * * * *

• Идентификация…

• Благодарю вас, инквизитор. Можете продолжать.

КЛАССИФИКАЦИЯ: Сведения первого уровня

ДОПУСК: Обсидиан

СИСТЕМА КОДИРОВАНИЯ: Криптокс, версия 2.6

ДАТА: 337.М41

СОСТАВИТЕЛЬ: Инквизитор Джейвс Тайссер, Ордо Ксенос

ТЕМА: вопрос, требующий Вашего незамедлительного рассмотрения

ПОЛУЧАТЕЛЬ: Верховный Инквизитор Филебас Алессандро Роркен, представительство Высшего Совета Инквизиции, Сектор Скарус, Скарус Мажор.

Приветствую Вас, господин!

ТАЙССЕР

Во имя Бога-Императора, да славится его вечно неусыпное бдение, и Высших Лордов Терры, пишу Вам, ваше превосходительство, надеясь, что могу говорить начистоту касательно проблемы деликатного свойства.

Для начала уведомляю Вас, что работа моя на Вогель Пассионате ныне завершена и священный мой долг перед Инквизицией успешно выполнен. Полный, документированный рапорт последует в ближайшие несколько дней, как только мои научные помощники завершат работу над ним, и, полагаю, ваше превосходительство найдёт это чтение удовлетворительным. Дабы подвести итог этому краткому официальному сообщению, с гордостью объявляю, что города-ульи Вогель Пассионаты избавлены от пагубного влияния так называемых вещунов, а верхушка сих непотребных ксенофилов навеки уничтожена и предана очищающему пламени. Их самозваный «мессия», Гаетон Рихтер, погиб от моей руки.

Однако попутно возникла новая проблема. Я обеспокоен случившимся и пребываю в сомнениях касательно того, как поступить в сложившихся обстоятельствах наилучшим образом. По этой причине я, ваше превосходительство, пишу Вам в надежде обрести указание.

Как Вы можете предположить, Рихтер ушёл не без сопротивления. В заключительных, кровопролитных аккордах сражения, когда руководимые мной объединённые войска штурмовали укрепления под главным ульем, еретик призвал против нас существо, обладающее ужасной силой. Оно истребило девятнадцать имперских гвардейцев, приписанных к моей группе зачистки. Вместе с ними пали инквизитор Блучас, дознаватели Фарулин и Ситмол, а также капитан Эллен Оссэл, исполнявшая обязанности моего пилота. Создание убило бы и меня, если бы не странное стечение обстоятельств.

Существо, эта нечестивая тварь, очертаниями походило па обычного мужчину, однако мерцало неким внутренним светом. Голос его был мягок, а касания — огненными. Полагаю, мы столкнулись с демонхостом неимоверной мощи и невероятно склонным к изуверствам и жестокости. Все мерзости, свершённые этим созданием над Фарулином и Ситмолом, описаны в моем рапорте. Здесь я избавлю Вас от сих ужасающих подробностей.

Покончив с Блучасом, существо загнало меня в угол на верхней площадке укреплений, когда я старался пробиться через внутреннее святилище «мессии» вещунов. Моё оружие не причиняло вреда этому созданию, кое, ликующе рассмеявшись, отбросило меня обратно к лестнице одним лишь лёгким взмахом руки.

Ошеломлённый и неспособный укрыться, смотрел я, как оно спускается ко мне. Кажется, я судорожно шарил вокруг в поисках выпавшего оружия…

Этот жест заставил существо заговорить. В точности передаю его слова. Оно произнесло: «Не бойся, Грегор. Твоя жизнь слишком ценна, чтобы впустую жертвовать ею. Прости меня, но ради правдоподобия мне необходимо оставить хотя бы небольшой шрам».

Когти существа ударили меня по груди и горлу, срывая дыхательную маску. Как мне потом сказали, несмотря на болезненность, раны исцелятся. Но тогда существо остановилось, впервые должным образом рассмотрев моё лицо, дотоле скрытое маской. Жуткий, мрачный гнев вспыхнул в глазах создания. Оно произнесло — простите меня, ваше превосходительство, но именно это, клянусь, оно и произнесло: «Ты не Эйзенхорн! Меня обманули!»

Полагаю, в этот самый миг оно и убило бы меня, но тут в лобовую атаку пошёл Орден Зари Адептус Астартес, ворвавшийся в зал. Не знаю как, но в начавшемся светопреставлении существо сбежало. Какими бы невероятно могучими ни были Астартес, но тварь оказалась в сотни раз сильнее.

Позднее, стоя на коленях, с моим оружием, приставленным к его голове, за секунду до казни, Гаетон Рихтер умолял «Черубаэля» вернуться. Еретик вопил, не в силах понять, почему этот «Черубаэль» оставил его. Полагаю, он говорил о демонхосте.

Надеюсь, ваше превосходительство поймёт моё затруднение. Приняв меня за другого собрата — и, могу добавить, к тому же за безупречно достойного, — это существо пощадило меня. Мне показалось, что поступило оно так в силу какой-то старой договорённости.

Инквизитор Грегор Эйзенхорн заслужил высокие оценки, неоднократно прославился и справедливо считается воплощением всего самого лучшего, что есть в нашем братстве, и утверждает его власть и догмы. Однако ввиду изложенных обстоятельств я начал задаваться вопросом, бояться того, что…

Я не чувствую в себе сил озвучить свои страхи. Но мне сдаётся, что Вам необходимо узнать о случившемся, и как можно скорее. На мой взгляд, стоит проинформировать Ордо Маллеус, хотя бы из соображений предосторожности.

Надеюсь и молюсь, чтобы все мои страхи оказались беспочвенными и произошедшее не повлекло за собой последствий. Но, как Вы учили меня, сэр, во всем необходимо удостовериться лично.

В день 276-й года 337.М41 поставлена моей рукой эта печать в подтверждение того, что слова сии написаны мной.

Император, храни!

Ваш верный слуга,

[Конец послания].

 

Глава первая

ВЫЯСНЯЕТСЯ, ЧТО Я ПОКОЙНИК

В ЛОГОВЕ САДИИ, ПОД ТЁМНЫМ ПЛАМЕНЕМ

НЕПРИЯТНАЯ ВСТРЕЧА С ТАНТАЛИДОМ

Становясь старше, да хранит меня Император, я обнаружил, что мерю свой жизненный путь пройденными вехами, мгновениями, которые никогда не померкнут в памяти: моё посвящение в Ордос Инквизиции; первый день, когда меня приписали в качестве ученика к великому Хапшанту; моё первое успешно проведённое расследование; еретик Лемет Сайр; повышение в должности до полного инквизиторского чина в возрасте двадцати четырех стандартных лет; затянувшееся расследование по Нассару; дело о Некротеке; заговор Понтиуса Гло.

Все это вехи на моем пути. Несмываемо запечатлены они в энграммах моей памяти. И особенно отчётливы среди них воспоминания о Тёмной Ночи, завершающей месяц умбрис, года 338.М41 по летосчислению Империи. И все это благодаря кровавой развязке в самом начале Тёмной Ночи. Великая веха моей жизни. Я оказался на Лете Одиннадцать по заданию Ордо Ксенос, погрузившись в работу по выслеживанию проклятой ксенофилки Садии Колдуньи, которая была уже почти в моих руках. У меня ушло десять недель на поиски и десять часов, чтобы захлопнуть западню. Я не спал уже три дня; не ел и не пил в течение двух суток. В затуманенном сознании возникали галлюцинации, провоцируемые затмением. Я умирал от двухкомпонентного яда. А тут ещё и внезапное появление Танталида.

Чтобы вам было яснее, Лета Одиннадцать представляет собой густонаселённый мир, расположенный в наиболее развитой области Геликанского субсектора. Основу промышленности мира составляют обработка металлов и защитные технологии. В конце каждого месяца умбрис наибольшая из лун Леты по какому-то космическому совпадению затмевает местную звезду и мир погружается во мглу на две недели, известные как Тёмная Ночь.

Эффект потрясающий. На четырнадцать дней небо обретает темно-красный оттенок запёкшейся крови, и над миром царит луна Кукс — непроницаемо-чёрный шар, окружённый неровной короной янтарного пламени. Это событие — что не вызовет удивления у изучающих имперские ритуалы — служит причиной для важного сезонного празднования у всех обитателей Леты. С началом Тёмной Ночи зажигаются огни всевозможных форм, размеров и видов, а жители бдительно следят за тем, чтобы ни один из них не угас до конца затмения. Производство останавливается. Предоставляются гарантированные отпуска. В городах проходят буйные карнавалы и факельные шествия. Процветают блуд и преступность.

И над всем этим мрачное марево ореола, окружающего тёмную луну. На планете даже возникла традиция предсказания будущего по очертаниям солнечной короны.

Я надеялся поймать Колдунью прежде, чем начнётся Тёмная Ночь, но ведьма все время была на шаг впереди меня. Так уж получилось, что её мастер ядов Пай, который приобрёл свои навыки, попав в молодости в плен к тёмному эльдару-отступнику, сумел добавить в мою питьевую воду токсин, остававшийся инертным до тех пор, пока я не проглочу второй компонент бинарного состава яда.

Я был уже покойником. Колдунья убила меня.

Эмос, мой научный помощник, случайно обнаружил токсин в моем теле и успел помешать мне продолжать принимать пищу и питьё. Но немилосердная смерть непреклонно догоняла меня. Единственный шанс на выживание заключался в том, чтобы захватить Колдунью вместе с её вассалом Паем и вырвать у них ключи от моей судьбы.

Мои помощники трудились на тёмных улицах. Восемьдесят верных слуг обыскивали город. А я, томясь от жажды, усталости и безделья, дожидался результатов в своём номере у Ипподрома.

Козырь удалось вытащить Рейвенору. И кому же ещё, как не ему. С такими талантами ему недолго оставалось ждать получения полного инквизиторского чина и ведения собственных дел.

Он обнаружил логово Садии Колдуньи в катакомбах под заброшенным храмом Святого Киодруса. Я поспешил откликнуться на вызов своего помощника.

— Тебе надо остаться здесь, — сказала мне Биквин, но я отмахнулся.

— Я должен пойти, Елизавета.

К тому времени Елизавете Биквин исполнилось уже сто двадцать пять лет. Благодаря разумному использованию достижений аугметической хирургии и курсам омолаживающих препаратов она сохраняла все те же красоту и энергичность, какими обладала в тридцать. Из-под вуали, обрамляющей её симпатичное личико, на меня пристально смотрели тёмные глаза.

— Грегор, тебя это убьёт, — сказала она.

— Если так, значит, Грегору Эйзенхорну пришло время умереть.

Биквин скользнула взглядом по сумрачной, освещённой одними свечами комнате и посмотрела на Эмоса, но тот только покачал своей старой, напичканной аугметикой головой. Он знал, что иногда спорить со мной бывает просто бесполезно.

Я вышел на улицу. Костры, полыхающие в бочках, освещали неверным сиянием пляшущих и пьянствующих гуляк. Вся моя одежда была чёрной, включая доходящий до земли тяжёлый кожаный плащ.

Несмотря на тёплое облачение и многочисленные костры, мне было холодно. Усталость и голод въедались в мои кости.

Я посмотрел на луну. Лучики тепла, окружающие ледяное, чёрное сердце. «Как и моё, — подумал я, — как и моё».

Подали карету. В величественный экипаж было запряжено шесть пегих гиппин, фыркавших и мотавших головами. Завидев меня, несколько моих сотрудников, уже дожидавшихся поблизости, поспешили приблизиться.

Я быстро окинул их взглядом. Все они были достойными людьми, иначе и не попали бы ко мне. Несколькими безмолвными жестами я выбрал четверых сопровождающих, а остальным приказал возвращаться к своим делам.

Избранная четвёрка заняла места в карете. Мешер Кус, бывший имперский гвардеец с Владислава, Арианрод Эсв Свейдер, мечница с Картая, а также Берониса и Зу Зенг, две женщины из Дамочек Биквин.

В последнее мгновение Беронисе приказали покинуть экипаж, и её место заняла Елизавета Биквин. Лиза уже шестьдесят восемь стандартных лет как отошла от активной службы, чтобы собрать под своим командованием Дамочек, но по временам все ещё предпочитала не доверять сотрудницам и сама сопровождала меня.

Как я понимаю, тогда Биквин уже не надеялась на то, что я выживу, и хотела до конца оставаться со мной. По правде говоря, я и сам не рассчитывал остаться в живых.

Щёлкнул кнут, и карета с грохотом покатилась по улицам мимо ритуальных костров и факельных шествий.

Никто из нас не произнёс ни слова. Кус проверил и зарядил свой пулемёт, а после отрегулировал ремни бронежилета. Арианрод обнажила саблю и проверила остроту клинка с помощью волосинки, выдернутой из головы. Зу Зенг, уроженка Витрии, сидела опустив голову, и её длинное стеклянное одеяние позвякивало в такт движению кареты.

Биквин уставилась на меня.

— Что? — наконец спросил я.

Она покачала головой и отвела взгляд.

Храм Святого Киодруса находился в районе птицеловов, почти на краю города, рядом с обширными, наводнёнными ящерицами солончаками. Темноту вокруг заполнял гул насекомых.

Экипаж остановился примерно в двухстах метрах от храма. Вдоль улицы чернели полуразвалившиеся каменные постройки. Тёмное небо окрашивали янтарные всполохи. Оставшийся позади город светился бесчисленными огнями. Нас же окружали только мёртвые развалины, медленно отступающие перед голодом соляных болот.

— Коготь запрашивает Шип, восторженные звери вокруг, — раздался в воксе голос Рейвенора.

— Шип разрастается многообразно, лезвия для изменения внешности, — ответил я хриплым голосом. Горло пересохло.

— Коготь ждёт удобного случая. Запрашиваю торовидный путь, изображение чёрного цвета.

— Изображение отклонено. Изображение сурового испытания. Шипу розы необходима трещина.

— Подтверждаю.

Мы разговаривали, применяя глоссию, неофициальный вербальный код, известный только моим помощникам. Даже при использовании открытого канала вокс-связи наши переговоры оставались тайной для врагов.

Я переключил канал передатчика:

— Шип запрашивает эгиду, приди ко мне, изображение сурового испытания.

— Эгида поднимается, — донёсся издалека голос нашего пилота. — Изображение принято.

Мой боевой катер, известный своей легендарной огневой мощью, уже взлетал. Я повернулся к помощникам, скрывавшимся в тени.

— Время пришло, — сказал я.

Мы двинулись вглубь мрачных, покрытых слизью и минеральными отложениями руин храма. В воздухе висела одуряющая сырая вонь разложения. Жирные черви, прогрызшие ходы в камнях, сбивались в целые клубки и прятались, когда их касались яркие лучи наших фонарей.

Кус двигался впереди, поводя дулом пулемёта из стороны в сторону. Он выискивал цель с помощью лазерного дальномера, красный луч которого исходил из уголка его левого, усиленного бионикой глаза. Бывший имперский гвардеец был коренаст, под керамитовыми доспехами бугрились крепкие мускулы. Грубые черты его лица были выкрашены в цвета 90-го Владиславского полка, в котором когда-то служил Кус.

Мы с Арианрод двигались следом. Она натёрла клинок своей сабли кирпичной пылью, но оружие по-прежнему отражало свет. Рост Арианрод Эсв Свейдер основательно превышал два метра, и, пожалуй, она была самой высокой женщиной из тех, кого я встречал, хотя на далёком Картае подобное телосложение не является чем-то необычным. Длиннокостное тело мечницы скрывали облегающие кожаные одеяния, украшенные бронзовыми заклёпками, а сверху был накинут длинный плащ из кусочков шкур. Полы плаща завершались многочисленными кисточками. Седые волосы моя помощница украсила бусинками. Сабля в руках Арианрод именовалась Ожесточающей и в племени Эсв Свейдер передавалась по женской линии в течение девятнадцати поколений. Длина оружия от оплётки рукояти до кончика изогнутого, искусно гравированного клинка составляла почти полтора метра. Длинная, стройная и изящная, как и её хозяйка. Я ощущал вибрацию психической энергии, которую Арианрод вливала в оружие. Женщина и сабля становились единым живым существом.

Арианрод служила мне в течение пяти лет, но я все ещё продолжал познавать её изощрённое военное мастерство. Обычно я не упускал возможности отмечать каждую деталь в используемых ею приёмах боевого транса, но в тот день меня слишком вымотали, слишком измучили голод и жажда.

Биквин и Зу Зенг, шагающие плечом к плечу, замыкали нашу группу. Елизавета надела длинное чёрное платье с широким воротником из чёрных перьев, скрывающим плечи, а Зу Зенг облачилась в поглощающие свет одежды из витрианского стекла. Эти женщины держались позади на достаточном расстоянии, чтобы их аура ментальной пустоты не мешала нам с Арианрод применять свои способности, но в то же время не слишком далеко, чтобы в случае необходимости успеть прийти на помощь.

Инквизиция — и многие другие учреждения, как священные, так и нет, — давно уже искала применение неприкасаемым, тем редким человеческим душам, которые вообще не излучают псионических волн и к тому же прерывают и сводят на нет даже самые мощные ментальные воздействия. С Елизаветой Биквин мы познакомились на Спеси почти столетие назад. Тогда я впервые повстречался с неприкасаемым. Несмотря на то что её присутствие раздражало — даже людям, не обладающим псионическими способностями, трудно уживаться с неприкасаемыми, — я нанял Елизавету, и её помощь оказалась неоценимой. После многих лет службы она отошла от дел, чтобы сформировать своих Дамочек, подразделение из неприкасаемых, собранных по всему Империуму. Отряд Дамочек был создан для моих личных нужд, но иногда я одалживал их другим представителям своего Ордоса. На сегодняшний день в их подразделении состоят сорок человек, Биквин командует ими и обучает их. На мой взгляд, вместе Дамочки являются самым мощным антипсионическим оружием во владениях Императора.

Непроницаемые тени скрывали развалины храма. Отвратительные жуки то и дело сновали по осыпающимся мозаичным портретам давно усопших именитых горожан. Под ногами копошились черви. Над соляными наростами, покрывающими руины, стоял монотонный гул насекомых, словно кто-то тряс трещоткой. Вскоре мы оказались во внутреннем дворе святилища посреди заброшенного кладбища. Надгробные плиты многих могил были разбиты или отодвинуты. Из разорённых захоронений торчали грязные кости. Кое-где изъеденные гнилью черепа были сложены в шаткие пирамиды.

Печально видеть это священное место в столь плачевном состоянии. Киодрус был великим человеком, сражавшимся по правую руку от святой Биати Шаббат во время её победоносного крестового похода. Но эти героические события произошли слишком давно и очень далеко, поэтому культ почитания Киодруса зачах. Чтобы снова пробудить интерес к забытому святому и его деяниям, потребуется ещё один крестовый поход в отдалённые миры Шаббат.

Кус призвал нас остановиться и кивнул на ступени сводчатого прохода, уходящего под землю. Я махнул ему в ответ, указывая на крошечный обрывок красной ленты, спрятанный под камнем на верхней ступени, — отметку, оставленную Рейвенором и означающую, что этот проход нам не подходит. Вглядываясь во мрак лестницы, я и сам увидел то же, что и мой помощник: датчики колебаний почвы, едва присыпанные землёй, и нечто напоминающее связки трубок взрывчатки.

Мы обнаружили ещё три подобных входа, но все они были помечены Рейвенором. Колдунья надёжно охраняла свою твердыню.

— Как вы думаете, сэр, может, получится пройти там? — прошептал Кус, указывая на галерею с обвалившейся крышей.

Я уже собирался согласиться с ним, но тут Арианрод прошипела:

— Ожесточающая жаждет…

Я посмотрел на мечницу. Крадучись она направлялась к арочному проходу в основании главной колокольни. Арианрод двигалась тихо, обеими руками удерживая вертикально поднятую саблю, а украшенный кисточками плащ развевался позади женщины подобно ангельским крыльям.

Жестом я подал сигнал Кусу и остальным. Мы двинулись следом. Я извлёк из кобуры любимый болт-пистолет, подаренный мне библиарием Бритнотом из капитула Караула Смерти Адептус Астартес накануне Зачистки 56-Изар почти столетие назад. Это оружие ещё никогда не подводило меня.

Из тьмы появилось воинство Колдуньи — восемь силуэтов, не более чем тени, движущиеся на фоне окружающей черноты. Кус открыл огонь, отбрасывая назад кинувшуюся на него тень. Я тоже начал стрелять, обрушивая на призрачного противника болтерные заряды.

Садия Колдунья была ведьмой-еретичкой, водившей дружбу с ксеносами. Особенно её привлекали верования и некромантия тёмных эльдар. Целью своей жизни она сделала изучение нечестивого наследия чужаков — ради обретения могущества и силы. Колдунья была одним из немногих известных мне людей, сумевших заключить взаимовыгодный союз с презренными кабалами ксеносов. Если верить слухам, то недавно она должна была приобщиться к культу Каэла Менша Каина в его ипостаси Бога-Убийцы, излюбленной эльдарами-отступниками.

Как и приличествует в таком случае, она набирала своих прислужников исключительно среди осуждённых убийц. Люди, атаковавшие нас посреди этого пришедшего в упадок храма, были обычными головорезами, скрытыми теневыми полями, которые Колдунья купила, одолжила или украла у своих нечеловеческих союзников.

Один из нападавших замахнулся на меня алебардой с длинным лезвием, но я снёс противнику голову. Не более того. Моё тело было слишком измотано, и скорость реакции невероятно замедлилась.

Я увидел размытый силуэт Арианрод, кружащийся в стремительном танце, украшенные бусами волосы струились над парящим в воздухе плащом. Ожесточающая порхала в руках мечницы.

Обратным взмахом она перерубила шею одной из теней, затем крутанулась вокруг своей оси и развалила следующего противника надвое от шеи до таза. Сабля металась столь быстро, что я едва мог разглядеть её. Арианрод резко остановилась и в тот же миг двинулась в совершенно противоположном направлении, заставив третью тень промахнуться и растянуться на земле. Голова противника отлетела в сторону, а сабля, не прерывая своего плавного хода, тут же пронзила четвёртого врага. Арианрод стремительно развернулась, нанося горизонтальный удар на уровне плеча. Металлическое древко оружия пятой тени распалось на две части, и нападающий отшатнулся назад. Ожесточающая описала в воздухе восьмёрку. Очередной призрачный силуэт повалился, разрубленный на несколько кусков.

Последний прислужник развернулся и побежал. Его остановил выстрел лазерного пистолета Биквин.

В моих висках бешено колотился пульс, и я понял, что должен сесть, пока не потерял сознание. Кус подхватил меня одной рукой и помог опуститься на обломок обрушившейся каменной стены.

— Грегор? — услышал я обеспокоенный голос Биквин.

— Со мной все в порядке, Елизавета, только дай минутку…

— Тебе не стоило выходить, старый болван! Надо было оставить всю работу своим ученикам!

— Умолкни, Елизавета.

— Ни за что, Грегор. Пора бы тебе уже начать понимать пределы своих возможностей.

— Нет никакого предела, — сказал я, поднимая взгляд на Лизу.

Кус невольно рассмеялся.

— Я верю ему, госпожа Биквин, — произнёс Рейвенор, появляясь из тени.

Прокляни Император его способность передвигаться столь бесшумно. Даже Арианрод не заметила, как он приблизился. Ей пришлось постараться, чтобы вовремя остановить саблю и не прикончить его.

Ростом Гидеон Рейвенор не намного ниже меня, но при этом молодой инквизитор сильнее и лучше сложен. Тогда ему было только тридцать четыре года. Длинные чёрные волосы он собирал в хвост, не давая им падать на благородное, с высокими скулами, лицо. Рейвенор был облачён в облегающий серый костюм и длинный непромокаемый кожаный плащ. Псайк-пушка, установленная на его левом плече, зажужжала и с щелчком развернулась в сторону Арианрод.

— Осторожней, мечница, — произнёс Рейвенор. — Ты у меня на прицеле.

— И все ещё будешь держать меня в прицеле, когда твоя голова покатится в пыль, — ответила Арианрод.

Оба рассмеялись. Я знал, что они были любовниками уже более года, хотя на людях по-прежнему препирались и подшучивали друг над другом.

Рейвенор щёлкнул пальцами, и из укрытия, неуклюже волоча ноги, вышел его компаньон — покрытый язвами мутант Гонвакс. С его толстых, уродливых губ капала слюна. В руках он сжимал огнемёт, питавшийся от топливных баков, притянутых ремнями к его горбатой спине.

Я поднялся.

— Что вам удалось найти? — спросил я у Рейвенора.

— Колдунью и… путь к ней, — ответил он.

Логово Садии Колдуньи располагалось среди этих руин, под главной часовней святилища. Рейвенор тщательно все обследовал и обнаружил в одном из разграбленных склепов вход, о существовании которого могла не подозревать даже сама ведьма.

Моё уважение к Гидеону возрастало с каждым днём. Никогда ещё у меня не было такого ученика. Он превосходил остальных практически во всем, что должен уметь инквизитор. Я с нетерпением ждал того дня, когда смогу подать ходатайство на предоставление ему этого чина. Он заслужил его. Инквизиции необходимы люди, подобные Рейвенору.

Следом за молодым дознавателем мы вошли в склеп. Гидеон предупредительно обращал наше внимание на каждую ловушку или шатающийся камень. Запахи соли и старых костей в душном, горячем воздухе стали невыносимыми. Я все больше слабел.

Мы вышли к каменной галерее, располагающейся над обширным подземным залом. Почерневшие лампы чадили, вокруг витали ароматы сухих трав и менее приятных смесей.

В зале молились какие-то создания. Молились — единственное слово, какое я могу подобрать. Двадцать обнажённых, измазанных кровью еретиков проводили обряд тёмных эльдар, расположившись вокруг пыточной ямы, в которой находился скованный цепями изувеченный мужчина.

До меня долетел запах крови и вонь экскрементов. Мне пришлось сдержаться, чтобы не броситься вперёд. Я знал: надо беречь силы, иначе я просто упаду в обморок.

— Вон там, видите его? — прошептал мне на ухо Рейвенор, когда мы подползли к краю галереи.

Вдалеке мне удалось разглядеть бледнокожего упыря.

— Гомункул, присланный кабалом Падшей Ведьмы, чтобы наблюдать за деятельностью Колдуньи.

Я постарался рассмотреть упыря подробнее, но фигуру почти полностью скрывала непроницаемая тень. Мне удалось разглядеть лишь оскаленные в усмешке зубы и некое снабжённое клинками устройство на правой руке.

— Где Пай? — так же шёпотом спросила Биквин. Рейвенор покачал головой. А потом схватил и сжал мою руку. Теперь нельзя было даже шептаться.

В зал вошла сама Колдунья.

Она передвигалась на восьми огромных, клацающих по камням аугметических опорах. Искусственные конечности, напоминающие паучьи лапы, заканчивались острыми крючьями.

Свои настоящие ноги она потеряла ещё за сто пятьдесят лет до моего рождения. Постарался инквизитор Ателат, да дарует ему Император покой.

Всю фигуру Садии скрывала чёрная вуаль, напоминающая паутину. Зло, исходящее от неё, ощущалось почти физически, словно запах пота больного лихорадкой.

Колдунья остановилась у края пыточной ямы, приподняла вуаль иссохшими руками и плюнула в пленника ядом, вырабатывающимся железами, встроенными в её рот позади аугметических клыков. Вязкая жижа поразила жертву в лицо. Мужчина мучительно застонал, когда отрава начала разъедать переднюю часть его черепа.

Садия заговорила низким шипящим голосом. Она произносила фразы на языке тёмных эльдар, её обнажённые собратья при этом корчились и стонали.

— Мы увидели достаточно, — прошептал я. — Теперь она моя. Рейвенор, сможешь взять на себя гомункула?

Гидеон кивнул.

По моему сигналу все бросились в атаку. Мы спрыгнули с галереи, сверкая оружием. Плотный огонь пулемёта Куса разорвал нескольких культистов на куски.

С боевым картайским кличем Арианрод устремилась к гомункулу, опережая Рейвенора.

Я понял, что прыгнул слишком далеко. При падении у меня закружилась голова, и я споткнулся.

Выбивая своими металлическими лапами искры из каменных плит, ко мне с воем неслась Садия Колдунья. Она откинула вуаль, готовясь плюнуть ядом.

И вдруг еретичка подалась назад. Садия была явно ошеломлена обрушившейся на неё объединённой силой Биквин и Зу Зенг, подошедших с обеих сторон.

Я собрался с силами и выстрелил в ведьму, оторвав ей одну из паучьих лап. Несмотря на это, Садия всё равно выплюнула яд, но промахнулась. Отрава зашипела на холодных каменных плитах возле моих ног.

— Имперская Инквизиция! — проревел я. — Именем Святого Бога-Императора и ты, и твои последователи обвиняетесь в предательстве и ереси!

Я поднял оружие, но Колдунья не желала сдаваться. Она бросилась на меня и сбила с ног мощным ударом. Одна из паучьих лап насквозь пронзила моё левое бедро. Прямо перед моим лицом оскалились стальные клыки, похожие на кривые иглы. А затем на мгновение я увидел чёрные, бездонные и безумные глаза Колдуньи.

Садия выплюнула порцию яда.

Я резко мотнул головой, уворачиваясь от едкого плевка, и выстрелил из болт-пистолета. Разорвавшийся заряд отбросил назад всю четырехсоткилограммовую массу иссохшей ведьмы и её бионической повозки.

Я откатился в сторону.

Гомункул и Арианрод встретились лицом к лицу. На правой руке твари загудели клинки, созданные ксеносами. Существо было бледным, тощим как палка и одетым в блестящую чёрную кожу, на которой поблёскивали металлические украшения, сделанные из обломков оружия убитых им воинов. Гомункул усмехнулся, и его бледная плоть натянулась вокруг черепа.

Я услышал, как Рейвенор выкрикивает имя Арианрод. Ожесточающая обрушила на эльдарское чудовище стремительный удар, но гомункул, обладающий невероятной скоростью реакции, уклонился от выпада.

Мечница исполнила два совершенных смертоносных выпада, но и они даже не задели противника. Арианрод проскочила мимо врага, и в воздухе повисла кровавая дымка. Впервые за все время нашего знакомства я услышал, как Эсв Свейдер кричит от боли.

Зал пересекла струя пламени. Подволакивая ноги, вперёд заспешил Гонвакс, безгранично преданный своему хозяину и возлюбленной своего хозяина. Мутант попытался накрыть гомункула огнём, но тот внезапно оказался у него за спиной. Гонвакс завопил, когда клинки твари выпотрошили его неуклюжее тело.

Арианрод с воплем бросилась на тёмного эльдара. Я увидел, как она на мгновение зависла в воздухе, увидел, как опускается сабля. Затем тела противников столкнулись и тут же разлетелись в стороны.

Сабля отняла эльдару левую руку по плечо. Но его клинки…

Я знал, что она погибла. Никто не смог бы выжить после такого, даже благородная мечница с далёкого Картая.

— Грегор! Грегор! — Биквин помогла мне подняться. Садия Колдунья, прихрамывая на своих паучьих лапах, убегала к лестнице.

Что-то взорвалось позади меня. Я услышал, как от гнева и боли закричал Рейвенор.

И побежал за Колдуньей.

В часовне наверху было тихо и холодно. Сквозь ряды витражей пробивались огни празднества Тёмной Ночи.

— Тебе не убежать, Садия! — пытался закричать я, но голос мой охрип.

Я следил за ней взглядом, когда Колдунья пронеслась между колоннами, заходя слева. Лишь тень среди других теней.

— Садия! Садия, старая карга, ты сумела убить меня! Но и сама умрёшь от моей руки!

Справа возникла едва заметная тень. Я двинулся ей навстречу.

И вдруг почувствовал сильный удар сзади между лопаток. Падая, я обернулся и увидел безумное лицо Пая, мастера ядов, прихвостня Колдуньи. Он разразился кудахтающим смехом, подпрыгивая и сжимая в каждой руке по опустошённому шприцу.

— Мёртв! Мёртв, мёртв, мёртв, мёртв! — распевал он.

Пай ввёл мне второй компонент яда. Мои мускулы уже сводило судорогой.

— Ну что, инквизитор, как ощущения? — захихикал Пай, подскакивая ко мне.

— Император тебе судья, — с трудом выдохнул я, выстрелил еретику в лицо и потерял сознание.

Очнулся я оттого, что Садия Колдунья держала меня за горло и трясла аугметическими жвалами нижней челюсти.

— Приди в себя! — шипела она. Вуаль с её лица была откинута назад, а на сухих щеках вздулись мешочки с ядом. — Ты должен прийти в себя, чтобы почувствовать это!

И тут её голова разлетелась кровавыми брызгами и осколками костей. Паукообразная опора затряслась в конвульсиях, бросая меня через все помещение. Прежде чем рухнуть, она ещё целую минуту металась по часовне. Бьющийся в агонии труп еретички трясся на аугметической конструкции.

Я упал на пол лицом вниз. Нужно было перевернуться, но яд лишал меня последних сил.

Перед глазами возникли могучие ноги, обутые в бронированные сапоги, усиленные керамитовыми пластинами.

Неимоверным усилием я поднял голову, чтобы посмотреть наверх.

Надо мной стоял охотник на ведьм Танталид. Он убирал в кобуру болт-пистолет, из которого только что застрелил Садию Колдунью. Мужчина был облачён в инкрустированную золотом боевую броню, на его спине читались знаки Министорума.

— Эйзенхорн, ты обвиняешься в ереси. Я пришёл лишить тебя жизни.

«Только не Танталид, — подумал я, снова теряя сознание. — Не Танталид. Не сейчас».

 

Глава вторая

НЕЧТО В СТИЛЕ «БЕТАНКОР»

МОИ ПАВШИЕ

ПРИЗЫВ

Я не помню ничего с того момента, как потерял сознание в ногах у Танталида, жестокого охотника на ведьм, и до того, как пришёл в себя на борту своего боевого катера спустя двадцать девять часов. Ничего не помню и о семи попытках вернуть моё тело к жизни, о прямом массаже сердца, об инъекциях противоядия, введённых непосредственно в сердечную мышцу, и обо всех усилиях, которые пришлось приложить для моего спасения. Обо всем этом мне рассказали позднее, когда я стал понемногу поправляться. В течение долгого времени я был беспомощен, словно новорождённый котёнок.

И, что важнее всего, я не помнил, как нам удалось избавиться от Танталида. Об этом мне рассказала Биквин спустя пару дней после того, как я впервые очнулся. Произошедшее было абсолютно в стиле Бетанкор.

Елизавета вбежала в часовню как раз в тот момент, когда появился Танталид. Она сразу узнала его. Дурная слава об этом охотнике на ведьм ходила по всему субсектору.

Он собирался убить меня, лежащего без сознания у его ног в состоянии анафилактического шока, вызванного кипящим в моих венах ядом.

Елизавета закричала, выхватывая оружие.

И вот тут сквозь витражи заструился свет — резкий, яркий свет. Раздался рёв. Разгоняя ночь включёнными на полную мощность прожекторами, над разрушенной часовней завис мой боевой катер. Догадываясь, что за этим последует, Биквин бросилась на пол.

Из громкоговорителей парящего в воздухе боевого судна загрохотал голос Бетанкор:

— Имперская Инквизиция! Немедленно отойдите от инквизитора!

Морщинистая, похожая на черепашью голова Танталида повернулась в оправе мощного панциря. Охотник бросил косой взгляд в сторону яркого света.

— Офицер Министорума! — прокричал он в ответ. Его голос был усилен устройством, вмонтированным в броню. — Приказываю вам уйти! Немедленно уходите! Этот еретик мой!

Биквин усмехнулась, пересказывая мне ответ Бетанкор:

— «Никогда не спорь с боевым катером, засранец».

Сервиторы, встроенные в крылья катера, открыли огонь, поливая часовню из автоматических орудий. Все витражи были разбиты, статуи разваливались на куски, крошились каменные плиты. Танталид, которого задело, по крайней мере, один раз, повалился на спину в пыль среди обломков. Его тело не было найдено, поэтому я предположил, что этот выродок выжил. И оказался достаточно сообразителен, чтобы сбежать.

Моё покинутое сознанием тело не пострадало, несмотря на то что всю часовню прошили пулемётные очереди.

Типичная бравада Бетанкор. Привычная точность Бетанкор. Она была такой же, как и её чёртов папаша.

— Пришли её ко мне, — попросил я Биквин. Я все ещё валялся в кровати. Я все ещё пребывал на краю могилы и чувствовал себя отвратительно.

Медея Бетанкор заглянула ко мне несколько минут спустя. Так же как и её отец, Мидас, она носила главианский чёрный лётный костюм с красной окантовкой, поверх которого с гордостью надевала старую светло-вишнёвую безрукавку с вышивкой.

Её кожа, так же как и у Мидаса, как у всех главианцев, была тёмной. Бетанкор усмехнулась, глядя на меня.

— Я твой должник, — произнёс я. Медея покачала головой:

— Ничего такого, чего не сделал бы мой отец. — Она присела в изножье кровати. — Впрочем, он убил бы Танталида, — подумав, добавила она.

— Стрелял он получше.

Снова та же усмешка и блеск жемчужно-белых зубов.

— Да, он был таким.

— А ты ещё станешь. — Если бы мог, я бы улыбнулся.

Она отсалютовала и вышла из комнаты.

Мидас Бетанкор был мёртв уже двадцать шесть лет, но я по-прежнему тосковал по нему. Из тех, с кем мне приходилось общаться, его с наибольшей точностью можно было бы назвать другом. Биквин и Эмос были моими союзниками, которым я с лёгкостью мог доверить свою жизнь. Но Мидас…

И да покарает Бог-Император Фэйда Туринга за то, что тот забрал у меня друга. И да приведёт однажды меня Бог-Император к Фэйду Турингу, дабы мы с Медеей смогли отомстить за Мидаса.

Медея никогда не знала своего отца. Она родилась спустя месяц после его смерти, жила с матерью на Главии и лишь по случайности попала ко мне на службу. Сдержав обещание, данное когда-то Мидасу, я стал её крёстным отцом. Связанный этим долгом, я прилетел на Главию, чтобы присутствовать на церемонии вступления Медеи во взрослые права, где наблюдал, как она ведёт длинноносую главианскую яхту через вихревые потоки среди Стоячих Холмов во время Обряда Совершеннолетия. Мне хватило одного взгляда, чтобы оценить её мастерство.

Арианрод Эсв Свейдер погибла, а с ней Гонвакс и Кус. Сражение в часовне было ожесточённым. Рейвенору удалось убить разбушевавшегося гомункула, но только после того, как тот вспорол ему живот и отхватил левое ухо Зу Зенг.

Теперь Гидеон Рейвенор лежал на отделении интенсивной терапии в главном городском госпитале Леты. Мы должны были забрать его, как только его жизнь окажется вне опасности.

Я задавался вопросом, как много времени это займёт. Думал над тем, что будет с Рейвенором. Он любил Арианрод и очень дорожил ею. Я молился, чтобы эта потеря не отразилась на нём слишком сильно.

Я оплакивал Куса и мечницу. Мешер служил мне в течение девятнадцати лет. Эта Тёмная Ночь лишила меня слишком многого.

Кус был погребён со всеми почестями на мемориальном кладбище Имперской Гвардии Леты Майор. Тело Арианрод сожгли на голом холме к западу от соляных полей. Я был ещё слишком слаб, чтобы присутствовать на каком-либо из этих ритуалов.

После кремации Эмос принёс мне Ожесточающую. Я завернул её в ветошь, а потом в отрез шелка. Моим долгом было как можно скорее возвратить это оружие старейшинам племени Эсв Свейдер на Картай, что означало необходимость сделать крюк, который занял бы как минимум год времени. И этого года у меня не было. Я убрал спелёнатую саблю в свой сейф.

Поместилась она с трудом.

Пробивая себе путь к здоровью, я вспоминал про охотника на ведьм. Арнаут Танталид семьдесят лет назад был военным исповедником Миссионарии Галаксия, а ныне стал одним из самых пугающих и безжалостных охотников на ведьм в Министоруме. Подобно многим из своих собратьев, он следовал доктрине Себастиана Тора с непоколебимой дотошностью, граничащей чуть ли не с болезненной одержимостью.

Для большинства простого люда Империума между инквизитором Ордо Ксенос, вроде меня самого, и убийцей ведьм, состоящим на службе Экклезиархии, таким как Танталид, разница чертовски невелика. Мы выслеживаем проклятых созданий тьмы, преследующих человечество, одинаково наводим на окружающих ужас и оба, как может показаться, неподвластны никаким законам.

Хотя во многом мы и можем показаться очень похожими, но на самом деле это далеко не так. Лично я абсолютно уверен, что Адептус Министорум, огромная имперская организация, занимающаяся вопросами веры и ритуалов почитания, должна бы сосредоточить всё своё внимание на прославлении истинной церкви Бога-Императора, а преследование еретиков оставить Инквизиции. Иначе у нас слишком часто возникает конфликт юрисдикции. Мне точно известно, что только за прошедшее столетие были начаты как минимум две войны, вызванные и подогреваемые подобным столкновением интересов.

Мы с Танталидом уже дважды «сшибались рогами». В мире Брейделла пятью десятилетиями ранее мы схлестнулись на мраморных полах синода, в суде добиваясь права на экстрадицию псионика Эльбона Парсавала. В тот раз Арнауту удалось одержать победу главным образом благодаря тому, что старейшины Министорума мира Брейделла строго следовали торианской доктрине.

Затем, всего лишь восемь лет тому назад, наши пути снова пересеклись уже на Кауме.

Фанатическая ненависть Танталида к псайкерам (а на деле, рискну предположить, страх перед ними) за прошедшее время стала непреодолимой. Я не делаю тайны из того факта, что сам пользуюсь псионическими трюками в своей работе. И среди моих помощников есть псионики, и сам я в прошлые годы старался развить собственные ментальные способности. Это моё право как полномочного представителя Инквизиции.

В моих глазах Арнаут был ограниченным фанатиком с ярко выраженным психозом. В его глазах я был ведьминым отродьем и еретиком.

На Кауме не состоялось судебных трений. Их заменила война. Она продолжалась в течение суток на многоярусных улицах городка-оазиса в Унат Акиме.

Во время проверки населения огромной столицы Каумы выявили двадцать восемь латентных псайкеров. Все они не достигли и четырнадцати лет. Их изолировали до прибытия Чёрных Кораблей Инквизиции. Все они являлись рекрутами, драгоценным ресурсом, чистыми и готовыми к тому, чтобы Адептус Астропатикус вырастили из них достойных служителей Бога-Императора. Некоторые из них даже могли заслужить великую честь присоединиться к хору Астрономикона. Дети были напуганы и смущены, но только на этом пути их ожидало спасение.

Лучше быть обнаруженным в раннем возрасте и приставленным к доброму делу, чем остаться ненайденным, подвергнуться заражению, разложению и превратиться в угрозу для всего нашего общества.

Но, прежде чем за ними успели прилететь Чёрные Корабли, детей выкрали работорговцы-отступники, действовавшие по сговору с коррумпированными чиновниками местного Администратума. На чёрном рынке за незарегистрированных, девственных рабов-псайкеров можно получить огромные деньги.

Я отправился по следам работорговцев, ведущим по песчаным барханам к Унат Акиму, намереваясь освободить детей. А Танталид проделал тот же путь, чтобы истребить их всех как ведьм и колдунов.

К концу сражения мне удалось выбить из городка-оазиса и охотника на ведьм, и его когорты, состоявшие главным образом из пехотинцев местной милиции. В перестрелке погибли двое молодых псайкеров, но все остальные были благополучно переданы в руки Адептус Астропатикус.

Убегая из Каумы зализывать раны, Танталид пытался объявить меня еретиком, но все его обвинения были немедленно опровергнуты. Тогда Министорум не имел никакого желания судиться со своими союзниками из Инквизиции.

Я догадывался, а может, даже был уверен, что когда-нибудь Танталид снова попытается устроить мне неприятности. Теперь это стало делом личного характера, а фанатизм охотника преобразовал его в святое призвание.

Но, по последним данным, он руководил миссией Экклезиархии в Офидианском субсекторе, занимающейся там поддержкой столетней кампании по Зачистке.

Меня заинтересовало, что же могло привести его на Лету Одиннадцать в столь неподходящий момент.

Когда две недели спустя я снова смог подняться на ноги, Тёмная Ночь закончилась и я получил ответ на свой вопрос. Мне стали известны если не все подробности, то хотя бы общие черты этой истории.

Когда Эмос принёс новости, я, опираясь на трость, мерил шагами частный особняк, который арендовал в Лете Майор. Великая Офидианская Кампания завершилась.

— Большой успех, — объявил Эмос. — Последнее сражение состоялось на Дольсене четыре месяца тому назад, и лорд главнокомандующий объявил субсектор зачищенным. Славная победа, как тебе кажется?

— Да. Надеюсь, что так. Они потратили довольно много времени.

— Грегор, Грегор… Даже такими огромными силами, как Военно-космический флот Скаруса, покорение субсектора — серьёзная задача! И то, что у них ушла почти сотня лет, это ещё ничего! Усмирение субсектора Экстемпус заняло четыреста лет…

Эмос остановился:

— Да ты же играешься со мной!

Я кивнул. Его было очень легко завести. Эмос покачал головой и опустил своё древнее тело в одно из кожаных кресел.

— Я так понимаю, что военное положение все ещё действует, как и временные правительства, посаженные в ключевых мирах. Но сам лорд главнокомандующий триумфально возвращается с большей частью флота, появляясь в этом субсекторе впервые за последние сто лет.

Я стоял перед распахнутыми окнами, разглядывая серые крыши зданий Леты Майор, казавшиеся чешуйчатой шкурой какой-то доисторической рептилии, которая растянулась на холмах бухты Тито. Небеса окрасила туманная розовая дымка, подул лёгкий бриз. Теперь почти невозможно описать это место без воспоминаний об омерзительной, неизменной мгле Тёмной Ночи.

Зато, возможно, я узнал, почему возвратился Танталид. Офидианская Кампания завершилась, а с ней и его священная миссия.

— Ты помнишь, как они отправлялись? — спросил я.

Глупый вопрос. Благодаря мемовирусу мой научный помощник с сорока двух лет страдал информационной зависимостью, заставляющей его собирать и сохранять всевозможные сведения. Он просто не мог ничего забыть. Эмос почесал свой крючковатый нос в том месте, где на нём помещались аугметические окуляры.

— Разве может кто-нибудь из нас забыть это? — ответил архивист. — Лето двести сорокового. Охота за кланом Гло на Гудрун, когда там проходило Основание.

И в самом деле, мы сыграли важную роль в отсрочке начала Офидианской Кампании. Магистр Войны, или лорд главнокомандующий, как его называли тогда, был уже почти готов к тому, чтобы начать зачистку Офидианского субсектора, когда моё расследование дела семьи еретиков Гло вызвало массовое восстание, позже известное как Геликанский Раскол.

К своему большому удивлению и неудовольствию, Магистр Войны был вынужден перебросить подготовленные войска на усмирение собственного субсектора. Магистр Войны Хонориус. Хонориус Магнус, как его называют. Я никогда не встречался с ним и не слишком того хотел. Как и многие подобные ему, он был жестоким человеком. Необходим особый склад ума, особая бесчеловечность, чтобы сокрушать планеты вместе с населяющими их людьми.

— На Трациане Примарис состоится великое торжество, — произнёс Эмос. — Священная Новена, организованная Синодом Высшей Экклезиархии. Судя по слухам, сам лорд главнокомандующий Геликана появится там, чтобы даровать Магистру Войны титул Заступника Феода.

— Уверен, он будет очень доволен. Очередной увесистый медальон, которым можно в гневе бросаться в своих офицеров.

— А ты не собираешься присутствовать?

Если бы я мог, то рассмеялся бы. По правде говоря, я подумывал над тем, чтобы вскоре вернуться в столицу Геликанского субсектора. Трациан Примарис был наиболее массивным, промышленно развитым и густонаселённым миром субсектора, поднявшимся из бесчестья и пожаров Раскола и вырвавшим у древней Гудрун статус столичной планеты, достигнув наконец превосходства, которого, на мой взгляд, заслуживали и его размер, и его могущество. Теперь Трациан Примарис являлся главным имперским миром региона.

Для того чтобы закончить кое-какую работу, составить и отправить ряд отчётов, лучше всего было бы вернуться в свои владения на Трациане, расположенные неподалёку от Дворца Инквизиции. Но я недолюбливал Трациан Примарис. Это отвратительное место, и штаб я разместил там только из удобства. Мысли о помпезности, церемониях и фестивалях приводили меня в тихий ужас.

Скорее всего я предпочёл бы отправиться к Мессине или к покою Гудрун, где мне принадлежало небольшое уютное поместье.

— Инквизиция собирает там серьёзные силы. Будет даже сам лорд Роркен.

Я махнул рукой в сторону Эмоса:

— И тебя это привлекает?

— Нет.

— Разве у нас не осталось более важных дел? Прояснение кое-каких вопросов, с которыми куда проще разобраться в стороне от всей этой раздутой суматохи?

— Скорее всего, — ответил Убер.

— Тогда, думаю, ты знаешь моё мнение.

— Думаю, что да, Грегор, — сказал он, поднимаясь и вынимая что-то из складок своего зеленого одеяния. — И посему полностью готов выслушать твои проклятия после того, как я вручу тебе вот это.

Эмос протягивал маленький информационный планшет с зашифрованным сообщением, чьё содержимое было получено и записано астропатами.

На нем была поставлена печать Инквизиции.

 

Глава третья

СТОЛИЧНЫЙ МИР

ОКЕАН-ХАУС

НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ, ПРОШЛЫЕ И НАСТОЯЩИЕ

Трациан Примарис, столичный мир и место размещения правительства, расположен в Геликанском субсекторе сектора Скарус, Сегментум Обскурус. Такое описание вы можете прочесть в любом из сотни тысяч путеводителей, справочников по географии и истории Империума, в учебниках для начинающих паломников, в промышленных и торговых каталогах, а также в звёздных атласах. Звучит внушительно, авторитарно, мощно.

Но не даёт ни малейшего представления об описываемом монстре.

Я знавал препоганейшие места и планеты смерти, казавшиеся из космоса безмятежными и прекрасными: акварель атмосферы, разноцветье лун и метеоритных поясов, опутывающих их подобно браслетам и ожерельям, и прочие природные чудеса, скрывающие за собой опасность.

Но Трациан Примарис не такой притворщик. Из космоса планета кажется слезящимся, больным катарактой глазом, сердито взирающим вокруг. Мир огромен, одутловат и завернут в серую вуаль повисшей в атмосфере сажи, сквозь которую пробивается свет миллиардов и миллиардов огней городов-ульев, напоминающий сияние разлагающейся звезды. И этот глаз злобно всматривается во все приближающиеся суда.

И вот! Они всё равно подходят! Косяки судов, стаи бесчисленных кораблей, привлечённых к этой раздутой выгребной яме приманкой из обилия индустриальных благ и коммерческой энергии.

У планеты нет лун, точнее говоря, естественных лун. Над атмосферой выступают зубчатые башни и орудийные платформы пяти звёздных крепостей класса «Рамилес», охраняющих подходы к столичному миру. Особая гильдия, состоящая из сорока тысяч квалифицированных пилотов, существует только для того, чтобы управлять трафиком на переполненной высокой орбите. Планетарные силы обороны составляет постоянная армия численностью восемь миллионов человек. Всего же Трациан Примарис населяет двадцать два миллиарда, а плюс к этому на его поверхности постоянно пребывает миллиард временных жителей и гостей. Семьдесят процентов поверхности планеты покрыты постройками городов-ульев, оккупировавших даже значительную часть природных океанов мира. Города разрослись настолько, что раскинулись над морями, чьи воды теперь катятся во тьме.

Я ненавижу эти места. Ненавижу лишённые естественного света улицы, шум и давку. Ненавижу вонь рециркулированного воздуха. Ненавижу атмосферу, переполненную жирной грязью, прилипающей к одежде и коже.

Но судьба и обязанности вновь и вновь заставляют меня возвращаться сюда.

Зашифрованное официальное письмо от представительства Инквизиции было составлено предельно ясно: меня, как и многих равных мне по положению, вызывали на Трациан Примарис для участия в Священной Новене. Кроме того, я должен был предстать перед Великим Магистром Инквизиции, лордом Убертино Орсини, наиболее высокопоставленным инквизитором во всем Геликанском субсекторе. Такой статус ставил его в один ряд с пфальцграфом-кардиналом.

Отказаться я не мог.

Путешествие от Леты Одиннадцать заняло месяц. Я решил взять с собой всю свою свиту. До места назначения мы добрались только за четыре дня до начала празднеств. Пока крошечный пилотируемый челнок нёс нас к стоянке мимо огромного скопления кораблей, повисших на орбите, я увидел, что к звёздным крепостям, словно детёныши к мамке, присосались тёмные очертания кораблей Военно-космического флота Скаруса. Они вернулись домой героями. В воздухе витал запах победы. Скоро должно было состояться имперское празднование, которое Министорум собирался использовать для подъёма морального духа простого населения.

— Ваш график составлен, — сказал служивший мне секретарём младший дознаватель Алан фон Бейг, когда мы погрузились на борт боевого катера, доставившего нас на планету.

— Ох, и кем же?

Алан задумался. Фон Бейг был застенчивым и посредственным молодым человеком. Я сомневался, что он когда-либо поднимется до чина инквизитора. Я принял его в свой штат в надежде, что служба рядом с Рейвенором сможет вдохновить Алана. Но этого не произошло.

— Я полагал, что мой личный график должен составляться на основе моих личных пожеланий.

Фон Бейг что-то пробубнил в ответ. Я принял протянутый им информационный планшет. Тут же стало очевидно, что список дел составлен не моим секретарём. Это был официальный документ, написанный нунциями Министорума в сотрудничестве с Представительством Инквизиции. Моё расписание, составленное на все девять дней Священной Новены, оказалось заполнено аудиенциями, молебнами, банкетами, публичными церемониями, торжественными открытиями и обрядами Министорума. Все девять суток, а к ним ещё и несколько дней прежде и после Новены.

Я прилетел сюда, будь оно все проклято! Ответил на вызов. Но я не мог позволить поглотить себя череде пирушек. Я взял перо и быстро пометил те события, которые соглашался посетить: формальные обряды, инквизиционная аудиенция, Великое Награждение.

— Вот так, — сказал я, кидая планшет обратно Алану. — Остальное я пропущу.

Фон Бейг выглядел смущённым.

— Сразу по прибытии вас ожидают в Постапостольском Конклаве.

— Сразу по прибытии, — строго произнёс я, — мы отправляемся домой.

Домом мне служил Океан-хаус, частный особняк, который я арендовал в одном из наиболее дорогих кварталов Улья Семьдесят. Во многих мирах-ульях богачи и высокопоставленные лица проживают в районах, расположенных как можно выше над городом, стремясь убраться подальше от грязи и толкотни, царящих на центральных и нижних уровнях. Но как бы высоко вы ни забрались на Трациане Примарис, вы не найдёте ничего, кроме смога и загрязнений.

Здесь эксклюзивное жильё размещается у подножия улья, престижные районы простираются вдоль берега и в глубине таящихся под ним морей. Там хотя бы тихо.

Медея Бетанкор вела боевой катер сквозь перенасыщенную движением атмосферу, прокладывая путь между уродливыми куполами, тёмными башнями, ржавеющими антеннами и потрескавшимися шпилями. Затем мы смешались с бурным потоком воздушных судов, вливающимся в широкий вспомогательный въездной туннель, который вёл к переплетению транспортных артерий улья.

Мимо иллюминаторов проносились прямоугольники сине-белых ламп, вмонтированных в стены просторного туннеля. Менее чем через час мы добрались до огромного транспортного узла, скрытого на трехкилометровой глубине под поверхностью города. Медея посадила катер на широкую платформу лифта, степенно опустившую нас и дюжину других кораблей к нижним уровням Улья Семьдесят. Затем катер был припаркован на частном аэродроме возле подъёмника. На заключительном этапе нашего путешествия к приморскому обиталищу мы воспользовались метро.

К тому времени, как мы добрались до Океан-хауса, я уже успел устать от Трациана Примарис.

Океан-хаус, сконструированный из герметизированного плазмой грандиорита на адамитовом каркасе, был одним из тысячи особняков, встроенных в подводную стену Улья Семьдесят. Он располагался в девяти километрах под поверхностью города и на два километра ниже уровня моря. По представлениям обычных граждан Империума, это был маленький дворец. Его как раз хватало для того, чтобы вместить всю мою свиту, библиотеку, склад оружия и тренировочные залы, не говоря уже о домовой часовне и зале для аудиенций. Целое крыло здания было отдано для размещения Дамочек Биквин. В этом особняке можно было надеяться на безопасность, покой и тишину.

Моя домработница Джарат ожидала нас в прихожей. Как и обычно, она была одета в длинное светло-серое платье и чёрную кружевную шапочку, задрапированную белой вуалью. Как только огромные металлические входные люки откатились в сторону и я вдохнул прохладного, чистого домашнего воздуха, она хлопнула пухлыми ладонями, и вперёд устремились сервиторы, чтобы принять нашу верхнюю одежду и помочь с вещами.

Я постоял какое-то время на нашмиковом коврике, оглядывая каменные стены и высокий свод крыши. Никаких картин, бюстов или скульптур, никаких перекрещённых мечей или вышитых гобеленов, только герб Инквизиции на дальней стене над лестницей. Я не любитель художеств и роскоши. Мне необходимы уют и исключительная функциональность.

Остальные спутники засуетились вокруг. Биквин и Эмос отправились в библиотеку. Рейвенор и фон Бейг давали сервиторам чёткие инструкции, касающиеся некоторых предметов нашего багажа. Медея скрылась в своей комнате. Остальная свита рассеялась по всему дому.

Джарат поприветствовала их всех, а затем подошла ко мне.

— Добро пожаловать, сэр, — произнесла она. — Вы давно не были дома.

— Шестнадцать месяцев, Джарат.

— Дом проветрен и подготовлен. Мы занялись этим, как только вы сообщили о намерении приехать. Нас опечалили известия о потерях.

— Есть что-нибудь, что я должен знать?

— Перед вашим прибытием мы перепроверяли систему безопасности. Также поступило несколько сообщений.

— Я прочитаю их, как только смогу.

— Уверена, вы голодны.

Она была права, хотя я и сам не сразу понял, что ужасно проголодался.

— На кухне уже готовится обед. Я взяла на себя смелость самостоятельно составить меню, которое, как мне кажется, вы должны одобрить.

— Как всегда, полностью полагаюсь на твой выбор, Джарат. Я хочу отобедать на морской террасе вместе с теми, кто пожелает составить мне компанию.

— Я прослежу за этим, сэр. Добро пожаловать домой.

Я принял ванну, облачился в серый шерстяной костюм и провёл некоторое время в личной комнате, потягивая амасек и просматривая сообщения и коммюнике при мягком свете лампы.

Посланий пришло много, главным образом недавно поступившие письма от старых знакомых — чиновников, собратьев инквизиторов и солдат, — подготавливающие меня к их прибытию на планету и выражающие почтение. Лишь немногие из них нуждались в больше чем формальном ответе моего секретаря. Для некоторых я сочинил учтивые личные послания, выражая надежду встретиться на одном из многочисленных мероприятий Новены.

Три сообщения привлекали особое внимание. Первым было личное, закодированное официальное письмо от Верховного Инквизитора Филебаса Алессандро Роркена, являвшегося главой Ордо Ксенос Геликанского субсектора и моим непосредственным начальником. Он входил в триумвират старших инквизиторов и отвечал непосредственно. Перед Великим Магистром Орсини. Роркен хотел видеть меня сразу после моего возвращения на Трациан. Я незамедлительно ответил ему, что прибуду во Дворец Инквизиции следующим утром.

Второе письмо поступило от моего старого друга и коллеги Титуса Эндора. С момента нашей последней встречи прошло уже довольно много времени. Его незашифрованное сообщение гласило: «Приветствую тебя, Грегор. Ты дома?»

Краткость обезоруживала. Я отправил столь же краткий утвердительный ответ. Эндор явно не желал общаться в письменной форме. Я ждал его ответа.

Третье сообщение, составленное на глоссии, также оказалось незакодированным, или же, по крайней мере, к нему не были применены электронные шифры. Послание гласило: «Скальпель быстро режет нетерпеливо высунутые языки. В час третий, на Кадии. Гончая запрашивает Шип. Шип должен быть остёр».

Наличие морской террасы стало, вероятно, основной причиной, по которой я решил арендовать Океан-хаус. Она представляла собой длинный, облицованный керамитом зал, одна из стен которого представляла собой бронированное окно, выходящее в океан. Промышленность на Трациане Примарис убила большую часть жизненных форм, населявших моря, но в этих глубинах, в изумрудном тусклом свете все ещё можно было увидеть чудесным образом выживающих существ, вроде светящихся морских чертей или стай блестящих слизней. Освещаемую свечами комнату окутывали слегка колеблющиеся зеленые сумерки.

Сервиторы Джарат накрыли длинный стол на девять персон. Когда я появился, все уже заняли свои места и болтали за аперитивом. Большинство моих сотрудников были одеты по-домашнему. Я тоже надел к обеду простой чёрный костюм. С кухни принесли клёцки из фуби, приготовленные на пару, и жареный кетелфиш, затем запечённые бедрышки редкой дичи оркуну, грушевые и ягодные пироги с корицей. Крепкий кларет с Гудрун и сладкое десертное вино с виноградников Мессины идеально дополняли пищу. Я уже и забыл все прелести пребывания дома, вдалеке от тягот работы в полевых условиях. Особое спасибо Джарат.

Компанию за столом мне решили составить Эмос, Биквин, Рейвенор, фон Бейг, мой архивариус и секретарь Ольдемар Псаллус, глава домашней службы безопасности Джабал Киршер, заслуживающий доверия полевой агент Гарлон Нейл и главная помощница Биквин Тула Сурскова. Медея Бетанкор не захотела присоединиться к нам, но я знал, что её измотал сложный полет через воздушное пространство Трациана.

Я был рад, что Рейвенор присутствует на обеде. Его раны, по крайней мере физические, исцелялись. И хотя он был тих и казался несколько потерянным, я чувствовал, что он начинает приходить в себя после смерти Арианрод.

Сурскова, невысокая дородная женщина, разменявшая четвёртый десяток, тихо обсуждала с Биквин прогресс в обучении недавно набранных Дамочек. Эмос рассказывал внимательно слушавшим его Псаллусу и Нейлу о событиях на Лете Одиннадцать. Псаллус, ослабевший и преждевременно состарившийся в результате изнурительной болезни, никогда не покидал Океан-хаус и посвятил свою жизнь управлению моей обширной библиотекой и обеспечению сохранности её содержимого. Если бы Эмос не поведал ему историю о нашем последнем задании, это должен был бы сделать я. Подобные рассказы оставались для Псаллуса единственной связью с активными действиями в нашем деле, и ему нравилось их слушать. Нейл, бывший охотник за головами с Локи, год назад получивший серьёзное ранение, тоже не смог участвовать в операции на Лете. Он также упивался рассказом Эмоса, время от времени задавая вопросы. Я чувствовал, что ему не терпелось вернуться к работе.

Фон Бейг и Киршер вели праздный разговор о приготовлениях к Новене, охвативших ульи Трациана, и о проблемах безопасности, которые те за собой влекли. Киршер был человеком талантливым, хотя и лишённым воображения. Когда-то он служил арбитром, вполне заслуживавшим доверия. Пока подавали десерт, к их дискуссии присоединились все присутствовавшие.

— Поговаривают, что результатом Великого Награждения станет возвышение Магистра Войны, — произнёс Нейл, поднося ко рту ложку.

— Я бы сказал, что он уже возвышен, — парировал я.

— Нейл прав, Грегор. Я тоже это слышал, — сказал Рейвенор. — Заступник Феода. Похоже, лорд главнокомандующий Геликана решил, что Магистр Войны является ему ровней.

— Синекура.

— Ни в коей мере. Благодаря этому Хонориус станет фаворитом в соревновании за место главного Магистра Войны в Акротериуне. Особенно если учитывать, что скончался Магистр Войны Хиджу, а ведь тот дорос до Сенаторум Империалис и мог подняться даже до титула Высшего Лорда Терры.

— Хонориус может быть и Магнус, но он не из тех, кто становится Высшим Лордом, — усомнился я.

— После всего, что произошло, может и стать, — сказал Нейл. — Лорд главнокомандующий Геликана, должно быть, увидел в нём какой-то потенциал, иначе не оказывал бы ему такую поддержку.

От разговоров о политике меня бросает в холод, и я редко сочувствую политическим амбициям. Этот предмет мне пришлось изучить по той лишь причине, что моя работа часто требовала детальной и точной информации. Лорд главнокомандующий Геликана, которым, к слову сказать, являлся Джеромо Форлитц IV из благородного рода Форлитцев, представлял высшую светскую власть Геликанского субсектора, по причине чего и добавлял название последнего к своему титулу. На бумаге даже кардиналы Министорума, Великий Магистр Инквизиции, лучшие светила Администратума и командующие войсками должны были отчитываться перед ним. Хотя, как и со всем остальным в имперском обществе, на деле все было не так просто, поскольку Церковь, государство и войска, вынужденные жить как единое целое, постоянно враждовали. Уважив Магистра Войны Награждением, лорд Геликана поделился своей властью с армией, явственно подавая сигнал и другим правительственным органам, и наверняка должен был ожидать, что Магистр Войны ответит ему покровительством, когда поднимется до уровней власти куда больших, чем возможны в одном этом субсекторе. Это рискованная игра, к тому же столь высокие должностные лица редко играют открыто в подобных случаях. Впрочем, в этот раз оправданием могла служить боевая слава, окружавшая Хонориуса.

А это означало, что наступают опасные времена. Кто-то обязательно попытается восстановить баланс сил. Я делал ставку на Экклезиархию, хотя справедливости ради надо сказать, что я пристрастен. Но все же история показывает, что Церковь хронически не способна смириться с переходом части своей власти к армии или светским властям. Это соображение я и высказал.

— Все этим не исчерпывается, — усмехнулся Эмос, принимая заново наполненный бокал с десертным вином. — Дом Форлитцев ослаб и нуждается в поддержке Адептус Терра и своём ухе в Сенаторум Империалис и при Золотом Троне. Два могущественных рода, Де Венси и Фульваторе, стремятся добиться превосходства над Форлитцами и скорее всего воспримут происходящее как неприкрытый вызов. К тому же есть ещё и Дом Эйрсвальд, полагающий собственного прославленного сына, лорда главнокомандующего Стрефона, единственной достойной заменой Хиджу. И давайте не забывать про династию Августинов, утратившую свою власть, когда при исполнении служебных обязанностей сорок лет назад скончался Жан Августин, Высший Лорд Терры. Последние несколько лет они лихорадочно борются за возвращение, с почти непристойной наглостью выдвигая своего кандидата, лорда главнокомандующего Козимо. Если Нейл прав и Награждение сделает Хонориуса явным преемником Хиджу, Магистр Войны станет прямым конкурентом Козимо в борьбе за освободившееся место среди Высших Лордов.

Мой взгляд привлекла откровенно зевающая в конце стола Биквин.

— Козимо никогда не получить этого поста, — уверенно встрял Псаллус — Его Дом слишком непопулярен среди Адептус Механикус, а без их согласия, пусть даже и молчаливого, никто и никогда не получит титула Высшего Лорда. Кроме того, его продвижение заблокирует и Министорум, где Жан Августин со своими реформами друзей отнюдь не обрёл. Поговаривают, что старого Жана настиг не приступ, а Каллидус из Официо Ассасинорум, действовавший по распоряжению Экклезиархии.

— Поосторожней со словами, старый друг, иначе в следующий раз его могут послать по твою голову, — произнёс Рейвенор.

Псаллус вскинул свои костлявые руки, словно отмахиваясь от смеха, прокатившегося над столом.

— И тем не менее все это очень странно, — сказал Эмос. — Награждение может привести к войне между Домами. Кроме очевидных противников, на лорда Геликана и Магистра Войны могут насесть имперские рода, сохранявшие до сего момента нейтралитет. Многих вполне устраивает нынешнее состояние дел, и они могут ударить с удивительной жестокостью только для того, чтобы их не втянули в открытое кровавое столкновение.

На мгновение воцарилась тишина.

— Псаллус, — быстро вмешался Рейвенор, с ловкостью дипломата меняя предмет разговора, — у меня для тебя есть ряд трудов, которые я приобрёл на Лете. В них входит и палимпсест «Аналектов Феномена»…

Псаллус нетерпеливо принялся расспрашивать молодого дознавателя. Эмос, фон Бейг и Нейл продолжили обсуждение имперских интриг. Биквин и Сурскова пожелали всем спокойной ночи и удалились. Я же вместе со своим пузатым хрустальным графином амасека отправился к стеклянной стене, чтобы полюбоваться океаническими глубинами. Через мгновение ко мне присоединился Киршер. Прежде чем заговорить, он разгладил полы своей лазурной безрукавки и надел чёрные перчатки.

— В прошлом месяце нас навещали незваные гости, — спокойно произнёс он.

Я оглянулся:

— Когда?

— На самом деле это происходило целых три раза, — сказал Джабал, — хотя я и не понимал этого до последнего случая. Во время ночного цикла, приблизительно шесть недель назад, я обнаружил продолжительный сбой в системе предупреждения, контролирующей воздушные клапаны морской стены. Других следов не было, и сервиторы просто заменили эту секцию системы. Потом снова, неделю спустя, на служебном входе хранилища продовольствия и на внешних дверях крыла Дамочек, в одну и ту же ночь. Я заподозрил, что повреждена вся система, и решил полностью перестроить структуру сигнализации. А на следующей неделе я обнаружил, что код в системе защиты внешних замков главного входа обнулялся. Кто-то пролезал внутрь, а потом ушёл. Я обыскал здание и нашёл вокс-жучки, спрятанные в стенах шести комнат, включая ваши личные покои, и, кроме того, фаркодеры, аккуратно встроенные в трех коммуникационных узлах и подключённые к коммлинку. Также кто-то предпринял неудачную попытку проникнуть в ваше вакуумное хранилище, но им не были известны запирающие коды.

— И не осталось никаких следов?

— Ни отпечатков, ни чешуек кожи, ни волос. Я даже просеял воздух через анализатор газа. Видеозаписывающие устройства, размещённые в доме, ничего не показали… за исключением тщательно замаскированного временного скачка в тридцать четыре секунды. Астропаты ничего не почувствовали. В одном месте нарушителю удалось пройти четыре метра пола, усеянного чувствительными к давлению датчиками, не потревожив их. Проанализировав произошедшее, я понял, что и два предыдущих инцидента были далеко не сбоями аппаратуры, а попытками исследовать, изучить и оценить нашу систему безопасности. Пробные забеги перед настоящим вторжением. Для этого они применили переборщик кодов на главных дверях. Если бы им и в самом деле удалось взломать их, они смогли бы установить код обратно и я никогда не узнал бы, что они побывали внутри.

— Вы все перепроверили? Других жучков не окажется?

Он покачал головой:

— Господин, я могу только извиниться за…

— В этом нет нужды, Киршер, — поднял я руку. — Вы выполнили свою работу. Покажите мне, что они оставили.

В тишине внутренней библиотеки Киршер разворачивал на столе отрез красного фетра. Джабал нервничал, и на его лбу под самой гривой белых волос сверкали бусинки пота.

Я не хотел никого тревожить, поэтому попросил присоединиться к нам только Рейвенора и Эмоса.

В комнате пахло тиковым деревом, из которого были сделаны полки, затхлостью книг и озоном защитных полей, накрывающих особо хрупкие манускрипты.

Наконец фетр был развернут. На нем лежали девять крошечных устройств, шесть вокс-перехватчиков и три фаркодера. Каждый был заключён в жемчужине прочного пластика.

— Чтобы быть уверенным, что они обезврежены, я запечатал их в инертную пасту сразу же после обнаружения. Ни в одном из них не было мин-ловушек.

Гидеон Рейвенор подошёл к столу, взял один из запечатанных вокс-перехватчиков и поднял его к свету.

— Имперский, — произнёс он. — Маркировка отсутствует, но сделали его в Империуме. Очень высокое качество и передовые технологии.

— Мне тоже так показалось, — сказал Киршер.

— Военное производство? Гражданское? — спросил я.

Рейвенор пожал плечами:

— Мы могли бы проследить их происхождение до вероятного производителя, но тот скорее всего снабжает все возможные силы, действующие в Империуме.

Аугметические очки Эмоса щёлкнули при автофокусировке, когда он посмотрел на предметы, выложенные на ткани.

— В фаркодерах, — начал он, — тоже применены передовые технологии. Чтобы успешно встроить такую вещицу в узел связи, требуются исключительные навыки.

— Исключительные навыки нужны уже для того, чтобы влезть в дом так, как это сделали они, — ответил я.

— На устройствах нет маркировки изготовителя, — продолжал Эмос, — но это явно усовершенствованные модели серии «Амплокс». Они значительно улучшены по сравнению с теми, что используются в войсках. Это, конечно, только догадка, но рискну предположить, что и Министорум тут ни при чем. Они печально известны во всем, что касается технических новинок.

— Тогда кто? — спросил я.

— Адептус Механикус? — предположил он. Я был неприятно удивлён.

— Или, по крайней мере, организация, — с улыбкой пожал плечами архивист, — обладающая достаточной силой и влиянием, чтобы получить столь высокотехнологичные устройства от Адептус Механикус.

— Например?

— Официо Ассасинорум?

— Они влезают, чтобы убивать, а не подслушивать.

— Точно. Тогда, может быть, могущественный Имперский Дом, обладающий влиянием в Сенаторум Империалис.

— Возможно… — допустил я.

— Или…

— Или?

— Или одна из организаций Империума, которая регулярно применяет такие устройства и обладает авторитетом и потребностью использовать только наилучшее из доступного оборудования.

— И что же это?

Эмос посмотрел на меня как на дурака:

— Конечно же, это Инквизиция.

Спал я плохо, урывками. За три часа до конца ночного цикла я проснулся в холодном поту и сел на кровати.

Обернувшись простыней, я вынул матово-серый короткоствольный пистолет из кобуры, висящей у изголовья кровати. А затем прокрался в холл.

Тусклый синий свет, пробивавшийся из прихожей, размывал очертания предметов. Я медленно крался вперёд.

Ошибки быть не могло. По нижней гостиной кто-то ходил.

Взведя оружие, я начал спускаться по лестнице. Глаза постепенно привыкали к темноте.

Мне хотелось включить вокс и поднять на ноги Киршера и его людей. Однако я понимал, что если незваный гость достаточно умен, чтобы обойти сигнализацию, то его легко можно спугнуть. За несколько часов пребывания в Океан-хаусе в мой мир успел просочиться противный привкус предательства. Возможно, это была только паранойя, но я решил выяснить все до конца.

Из приоткрытой кухонной двери на пол гостиной упал луч белого света. Я вновь услышал шаги.

Подкравшись поближе, я убедился, что сигнализация отключена, и скользнул в дверь, держа оружие перед собой.

Внешняя кухня, царство разделочных столов с мраморным покрытием и начищенных алюминиевых плит, была пуста. С потолочных креплений свисали многочисленные металлические сковороды и кастрюли. В неподвижном воздухе ещё витал запах чеснока и специй. Свет исходил из внутренней кладовой, где располагалась холодильная камера.

Два шага, три, четыре. Каменный пол обжигал холодом мои босые ступни. Я добрался до кладовой. Там кто-то двигался. Ударом ноги я распахнул дверь и прыгнул внутрь.

Медея Бетанкор, одетая лишь в длинную нижнюю сорочку, сшитую на армейский манер, вскрикнула от неожиданности. Поднос с остатками кетелфиша с грохотом упал на пол.

— Великие боги, Эйзенхорн! — возмущённо завопила она, подпрыгивая на месте. — Не делай так больше!

Я был зол и не стал сразу опускать пистолет.

— Что ты тут делаешь?

— Ем! Или тебе ещё что-то примерещилось? — Она издевалась надо мной. — Чувствую себя так, словно проспала целую неделю. Подыхаю от голода.

Я опустил оружие. Мою нервозность потеснило чувство неловкости.

— Прошу прощения. Извини. Возможно, тебе стоило одеться, прежде чем спускаться, чтобы совершить набег на кладовую.

Прозвучало это глупо. Но насколько глупо, я осознал лишь мгновение спустя. Моё внимание приковали её длинные тёмные ножки и сорочка, плотно облегающая изгиб её груди.

— Тебе тоже стоило бы последовать своему совету, Грегор, — сказала она, приподнимая бровь.

Я посмотрел вниз. Простыня слетела на пол, когда я ворвался в кладовую. Как сказал бы Мидас Бетанкор, я был «весьма нагим».

Если не считать, конечно, заряженного оружия.

— Проклятье. Мои извинения. — Я развернулся, чтобы вцепиться в упавшую простыню.

— Не стоит беспокоиться, — захихикала она.

Я наклонился к полу, да так и застыл на месте. Из темноты на меня смотрело дуло парабеллума Тронзвассе.

Затем оно медленно опустилось. Гарлон Нейл с явной тревогой оглядел меня сверху донизу, а затем предупреждающе прижал палец к губам. Бывший охотник за головами оказался полностью одет, будь он неладен.

Я поднял простыню:

— Что?

— Тут кто-то есть. Я чувствую это, — прошептал он. — Шум, который вы устроили, заставил меня подумать, что взломщик здесь. Не знал, что ты так увлечён Медеей.

— Заткнись.

Вдвоём мы бросились обратно через внешнюю кухню. Нейл натянул капюшон своего чёрного облегающего комбинезона, чтобы прикрыть бледный, выбритый череп. Он был крупным мужчиной, на голову выше меня, но в своём наряде полностью растворялся в темноте. Я напряжённо следил за его сигналами.

Нейл жестом показал, что надо продвигаться дальше по холлу. Я полностью доверился его решению. В течение трех десятилетий он охотился на самых изобретательных и одарённых мерзавцев в Галактике. Если в доме и впрямь есть незваные гости, он найдёт их.

Я вошёл в главный холл Океан-хауса и увидел, что парадный вход открыт. Кодовый дисплей на главном замке мигал вереницей нулей.

За моей спиной рявкнул пистолет. Я развернулся и, услышав крик Нейла, бросился обратно во внутреннюю гостиную. Сцепившись с неизвестным мужчиной, Гарлон катался по полу.

— Встать! Встать! Я вооружён! — закричал я.

В ответ неизвестный злоумышленник приложил голову Нейла об пол с такой силой, что вырубил его, а затем швырнул в меня тяжёлым пистолетом Гарлона.

Я выстрелил, но лишь продырявил стену, потому что брошенный пистолет угодил мне прямо в висок и сбил меня с ног.

До моего слуха донеслись звуки целого града затрещин и ударов, гортанный хрип, а следом крик Медеи Бетанкор:

— Включить свет!

Я поднялся. Расставив ноги, Медея стояла над взломщиком. Одну руку девушка с силой сжала в кулак, а другой стыдливо оттягивала вниз сорочку.

— Держу его, — сказала она, обернувшись. Злоумышленник был одет в чёрное. Я сдёрнул с его головы капюшон.

И увидел совершенно ошеломлённое лицо Титуса Эндора.

— Грегор, — прошепелявил он окровавленными губами, — ты сказал, что будешь дома.

 

Глава четвёртая

МЕЖДУ ДРУЗЬЯМИ

БЕСЕДА С ЛОРДОМ РОРКЕНОМ

АПОТРОПИЧЕСКИЙ

[5]

КОНГРЕСС

— Зерновой джоиликер с колотым льдом и ломтиком лимона!

Мы сидели в моей святая святых. Эндор принял предложенный напиток и усмехнулся:

— Ты ещё помнишь.

— В старые добрые времена я смешивал твою излюбленную выпивку бесчисленное множество раз, Титус.

— Ха! Припоминаю. Ты говоришь о том заведении на улице Зансипля? Там ещё хозяин пропивал всю выручку?

— «Жаждущий Орёл», — ответил я.

Он все помнил. Но, казалось, Титус испытывает меня.

— Точно, «Жаждущий Орёл»! Как ты и сказал, мы провели там немало ночей. — Он поднял свой бокал с прозрачной охлаждённой выпивкой.

— Вскинь, опрокинь, и нальём ещё по одной!

Я повторил старый тост и чокнулся своим хрустальным бокалом, наполненным дорогим амасеком.

На мгновение мне показалось, что мы и вправду вернулись в те прекрасные старые времена. Тогда нам обоим было по девятнадцать лет, в наши головы то и дело ударяли моча и прометиум, нас недавно подняли до ранга дознавателей, и мы, студенты старого инквизитора Хапшанта, готовы были выйти на бой со всей чёртовой Галактикой. Только пять лет спустя, почти одновременно, нас повысили до полного инквизиторского чина и наши карьеры начались всерьёз.

В девятнадцать лет, пьяно покачиваясь, мы кутили в дрянном баре на улице Зансипля, посмеиваясь над своим прославленным наставником и сливаясь с жизнью. Сливаясь с ней настолько безудержно, как, наверное, возможно только в юности.

Другая жизнь. Далёкая и безвозвратно ушедшая. Теперь я уже не тот Грегор Эйзенхорн. А этот мужчина с длинными, подвязанными шнурком седыми волосами и покрытым шрамами лицом, одетый в термоблокирующий костюм, больше не был прежним Титусом Эндором.

— Ты мог бы и предупредить, — начал я.

— Что я и сделал.

— А ещё тебе стоило присоединиться к нам за ужином, — пожал я плечами. — Джарат снова превзошла себя.

— Я понимаю. Но тогда… — Он сделал паузу и задумчиво погонял по кругу кубики льда в бокале. — Но тогда стало бы известно, что инквизитор Эндор нанёс визит инквизитору Эйзенхорну.

— Всем и так прекрасно известно, что они старые друзья. В чем проблема-то?

Эндор поставил бокал на стол, расстегнул застёжки на поясе и стянул через голову верхнюю часть своего маскировочного костюма.

— Слишком жарко, — заметил он.

Его нижняя рубашка потемнела от пота, а на шее на чёрном шнурке все так же висел кривой зуб заураптора. Да, этот зуб. Много лет тому назад я извлёк его из ноги Титуса, после того как ему удалось прогнать зверя. Это случилось на Бронтотафе дюжину десятилетий тому назад, а то и больше. Тогда мы вдвоём помогали Хапшанту в операции, проводимой в туманных топях этой планеты.

— Я прибыл сюда ради Новены, — сказал он. — Меня вызвали, чтобы присоединиться к свите Орсини. Смею предположить, то же самое можно сказать и о тебе. Мне хотелось поговорить с тобой и сделать это как можно дальше от любопытных ушей.

— Поэтому ты и вломился в мой дом?

Он глубоко вздохнул, прикончил свою выпивку и пошёл к бару в углу комнаты, чтобы налить ещё.

— У тебя неприятности, — произнёс он.

— В самом деле? С чего бы это?

Как ни в чём не бывало, Эндор продолжал срезать цедру с лимона.

— Не знаю точно. Но ходят слухи.

— Всегда ходят какие-нибудь слухи.

Он резко повернулся ко мне:

— Отнесись к этому серьёзно. — Его глаза неожиданно приобрели очень жёсткое выражение.

— Договорились, я слушаю.

— Ты знаешь, как крутится мельница слухов. У кого-то всегда имеется причина их распускать. Стали ходить кое-какие россказни. И поначалу я не обращал на них внимания.

— Россказни?

Он вздохнул и уселся в кресло с новой порцией выпивки.

— Поговаривают, что ты… нечестив.

— И что именно говорят?

— Будь ты проклят, Грегор! Я же не один из твоих подозреваемых, которых надо допрашивать! Я пришёл как друг.

— Друг, который взломал мне дверь и одет в маскировочный костюм…

— Ты не мог бы заткнуться хотя бы на минутку?

— С удовольствием. Если ты перейдёшь наконец к делу, — помедлив, ответил я.

— В первый раз я просто услышал, как кто-то наговаривает на тебя.

— Кто?

— Не имеет значения. Я вмешался и высказал им всё, что думаю. Но потом я снова услышал эту историю. Эйзенхорн — нечестивец, сбился с праведного пути.

— В самом деле?

— Потом я услышал другое. Теперь говорили уже не «Эйзенхорн — нечестивец», а «Есть серьёзные люди, имеющие повод полагать, что Эйзенхорн стал нечестив». Так, словно эти подозрения приобрели официальный статус.

— До меня ничего подобного не доходило, — произнёс я, усаживаясь поудобнее.

— Конечно нет. Кто же мог сказать тебе такое в лицо, кроме друга… или судебного собрания Внутренних Расследований?

Я приподнял брови:

— Ты, похоже, и в самом деле обеспокоен, верно?

— Чертовски верно. Кто-то держит тебя на прицеле. Кто-то, имеющий влияние в высших эшелонах. Каждый твой поступок да и вся карьера находятся под наблюдением.

— Ты делаешь выводы на основе слухов? Да ладно тебе, Титус. Я знаю многих инквизиторов, у которых найдутся причины поставить на мне крест. Монодоминанты из кабинета Орсини и идеалисты пуритане, сплотившиеся вокруг него в могущественный блок. Кроме того, радикалы со своими взглядами. Тебе это известно. Мы, амалатиане, среди них пользуемся дурной славой.

Я уже упоминал прежде, насколько мне ненавистна политика вообще. И нет ничего столь же бесплодного и утомительного, как попытки разобраться во внутренней политике самой Инквизиции. Мои собратья разбились на фракции, разделённые верой и интеллектуальным сектантством. Мы с Эндором относим себя к амалатианам, то есть придерживаемся оптимистичных взглядов и трудимся на благо поддержания целостности Империума, верим, что он функционирует в соответствии с планом божественного Императора. Мы сохраняем статус-кво. Выслеживаем преступников: еретиков, ксеносов, псайкеров — основных недругов человечества. И это, конечно же, является нашей основной целью. Но мы возьмёмся за кого угодно, если почувствуем, что он может нарушить стабильность в Империуме, и готовы идти до конца, вплоть до вмешательства в межпартийные войны августейших институтов нашего общества. Мне всегда казалось несколько забавным, что мы стали частью фракции, борющейся против фракционности.

Мы утверждаем, что относимся к пуританам. Конечно, так оно и есть, если сравнивать нас с ультрарадикальными фракциями Инквизиции наподобие иствааниан и реконгрегаторов.

Но нам столь же чуждо и крайне правое крыло пуританских фракций — монодоминанты и торианцы, часть которых почитает за ересь даже использование обученных псайкеров.

Если у меня и возникли неприятности, то это был не первый случай, когда инквизитор, придерживающийся умеренных взглядов, схлестнулся с экстремистами внутри собственной организации.

— Это вышло за пределы простых интрижек между фракциями, — спокойно сказал Титус. — Проблема не в нападках консерваторов. Тут причина только в тебе. У них что-то есть на тебя.

— Что?

— Какая-то конкретная информация.

— С чего ты это взял?

— С того, что двадцать дней назад на Мессине я был задержан и допрошен инквизитором Осмой из Ордо Маллеус.

После этих слов я даже вскочил с кресла:

— Что он сделал?

Титус отмахнулся:

— Я как раз покончил с некоторыми пустыми формальностями и уже готовился упаковывать вещи, чтобы отправляться на Трациан, когда на связь со мной вышел Осма. Он был вежлив, доброжелателен и спрашивал, не могу ли я встретиться с ним. Я отправился на встречу. Все прошло очень цивилизованно. Он не собирался арестовывать меня, но не думаю, что мне удалось бы покинуть его прежде, чем он закончил. Его окружали охранники, и было очевидно, что, попытайся я уйти, его люди остановили бы меня.

— Возмутительно!

— Нет, просто это Осма. Полагаю, ты знаком с ним? Один из свиты Орсини. Правая рука Безье. По сути своей он торианец. Всегда старается разузнать как можно больше о том, на чей хвост садится.

— И что ему удалось разузнать?

— От меня? — рассмеялся Эндор. — Ничего, кроме яркого описания твоего характера! Через час он позволил мне отбыть с миром. Этот ублюдок даже предложил мне иногда встречаться и обедать вместе, общаться во время Новены.

— Осма опытный манипулятор. Скользкий человек. Но мы ушли от основного вопроса. Чего он хотел?

— Он хотел узнать кое-что о тебе. Интересовался нашей дружбой и тем, что нас связывает. Расспрашивал меня так, словно хотел, чтобы я выболтал что-нибудь интимное или выдал какую-нибудь чёртову оплошность. Сам Осма говорил мало, но было ясно, что он накопал какую-то грязь. Им было получено некое сообщение, прямо или косвенно компрометирующее тебя. К концу нашего разговора я понял, что те слухи, которые мне довелось слышать, были только рябью на поверхности. А глубже — секретное расследование. Тогда мне стало ясно, что тебя необходимо предупредить… так, чтобы никто не знал о нашем разговоре.

— Все это ложь, — произнёс я.

— Что именно?

— Не знаю. Что бы они ни думали. Чего бы они ни боялись. Я не совершал ничего, что заслуживало бы внимания Ордо Маллеус.

— Я верю тебе, Грегор. — Эндор произнёс это таким тоном, что я понял: он не верит мне.

Мы налили себе ещё и вышли на морскую террасу. Он уставился на калейдоскоп светящихся вихрей планктона и произнёс:

— Все это только начало.

Я кивнул и опустил взгляд, баюкая в ладонях бокал с амасеком.

— На Лете на меня напал Танталид. Тогда мне показалось, что он пытается свести старые счёты, но после всего, что ты мне сегодня рассказал, я начал в этом сомневаться.

— Будь осторожен, — пробормотал Титус. — Слушай, Грегор, мне пора уходить. Хотелось бы мне, чтобы встреча старых друзей произошла при лучших обстоятельствах.

— Благодарю тебя за тот шанс, который ты мне подарил. И за те усилия, которые тебе пришлось для этого приложить.

— Ты сделал бы то же самое.

— Сделал бы. Один последний вопрос: как ты вошёл?

— Что? — резко обернулся Титус.

— Как ты вошёл сюда? Сегодня ночью.

— Применил декодер на двери.

— Ты отключил сигнализацию.

— Я не новичок, Грегор. Мой декодер запрограммирован на обнуление системы.

— Хорошая штука. Могу я посмотреть?

Вытащив из заднего кармана маленькое чёрное устройство, он протянул его мне.

— Модель серии «Амплокс», — отметил я. — Высокотехнологичное устройство.

— Я пользуюсь только лучшим.

— Как и я. Мне уже доводилось применять подобные штуки. Кажется, хотя, конечно, это только мой личный опыт, они дают наилучший результат после нескольких испытаний.

— Как это?

— Я имею в виду один или два пробных забега. Чтобы оценить систему, которую собираешься взламывать. Несколько проб, чтобы определить уровень безопасности и позволить декодеру свыкнуться и изучить то, против чего он будет применён.

— Да, я так бы и поступил, имей такую роскошь, как время. Эти прилипалы учатся быстро. Но, когда время на исходе, все приходится делать с первого раза.

— Как, например, этой ночью? — Я вернул ему устройство.

— Да. А на что ты намекаешь?

— Ты сумел проникнуть с первого захода? Без всяких пробных забегов?

— Конечно. Этот визит был спонтанным. И пока эта твоя симпатичная сучка не заехала мне ногой по морде, я считал себя крайне везучим, раз сумел зайти так далеко.

— Так, значит, раньше ты здесь не бывал? Внутрь не проникал?

— Нет, — резко ответил он.

Или я оскорбил его, или…

— Что ж, если тебе надо, можешь уходить, — сказал я.

— Доброй ночи, Грегор.

— Доброй ночи, Титус. Я предложил бы проводить тебя, но думаю, что ты и сам прекрасно знаешь, где выход.

Он усмехнулся, поднял бокал и прикончил его содержимое одним большим глотком.

— Вскинь, опрокинь, и нальём ещё по одной!

— Очень на это надеюсь, — ответил я.

Дворец Инквизиции на Трациане Примарис размещается на высоте облачного покрова в Улье Сорок Четыре. Он занимает площадь, на которой мог бы разместиться небольшой город, и представляет собой главный штаб Инквизиции в Геликанском субсекторе. Его обслуживает постоянный штат из шестидесяти тысяч сотрудников. Мне не по душе его чёрная стаэтитовая облицовка, его затемнённые окна и защитные валы, усеянные железными шипами. Те, кто подвергают Инквизицию критике, могут описать эту архитектуру как почти гротескную, обращённую непосредственно к самым сильным человеческим страхам, связанным с Инквизицией и исходящей от неё неотвратимой чёрной угрозой. Должен признаться, что так и есть. Страх перед учреждением настолько безжалостным, что без колебаний карает любого, заставляет людей быть законопослушными.

В начале следующего дневного цикла я отправился во дворец в сопровождении Эмоса, фон Бейга и Тулы Сурсковой. Как ни странно, но я чувствовал себя почти беззащитным, когда со мной было только три компаньона. За несколько прошедших десятилетий я слишком привык к большой свите. Мне пришлось напомнить себе, что было время, когда вся моя свита состояла из трех человек.

Дворец Инквизиции не место для случайных или неформальных встреч. Он представляет собой мрачный лабиринт из тёмных залов, пустотных завес и поглощающих свет полей. Энергетические поля маскируют перемещения всех сотрудников и посетителей. Их деятельность секретна. Когда мы вошли в гулкий главный зал, нас снабдили кибернетическим андроидом в виде черепа, парившим над нашими головами и создававшим изолирующий конус тишины. Кроме того, чтобы обеспечить конфиденциальность, нам предложили услуги астропата, но я отказался. Все, что мне было необходимо, это Сурскова с её способностями неприкасаемой.

Удерживая вертикально двуручные энергетические мечи, стражи Инквизиции повели нас по коридорам, облицованным чёрным мрамором. Их лица были скрыты забралами в виде масок, а бургундскую броню украшали золотые листья и инсигнии нашей организации. Вокруг нас вспыхнуло коричневатое мерцание светопоглощающих полей, образующих гудящий энергетический коридор, отделяющий нас от всего остального.

Пока мы шли, Алан фон Бейг растерянно теребил свой высокий воротник. Дознаватель нервничал. Мрачная атмосфера дворца действовала даже на его служащих.

Лорд Роркен дожидался нас в своих личных апартаментах. Энергетическая завеса спала, чтобы пропустить нас в круглый дверной проем, и снова замерцала, как только мы оказались в холле. Стражи не сопровождали нас. Я приказал своим спутникам подождать меня в скромно обставленном холле, где имелись лишь две чугунные скамьи, выложенные белыми атласными подушками, и вошёл в личные покои Верховного Инквизитора.

Для этого визита я облачился в чёрный костюм, накинув поверх него плащ из темно-коричневой кожи, а инквизиторскую инсигнию закрепил под горлом. Все мои помощники тоже были одеты официально. В чем попало к Магистру Ордо Ксенос не приходят.

Стены ярко освещённого приёмного зала украшали зеркала в позолоченных рамах, пол был выложен кремового цвета мрамором. Повсюду — на стенах, в канделябрах и даже прямо на полу — горели свечи. Зеркала отражали и рассеивали их яркое сияние. Я словно оказался внутри призмы, попавшей в золото солнечного света.

Мне даже пришлось заслонить ладонью глаза. Вокруг меня сотня мужчин проделала то же самое. Мои отражения. Размноженный Грегор Эйзенхорн в окружении мерцающих свечей. Я выглядел напряжённым.

И это мне не нравилось.

— Никому не избегнуть всепроникающего света Инквизиции, — произнёс голос.

— Ведь тогда ему пришлось бы самому излучать тьму вовне, — закончил я.

— Ты знаком с Катулдинасом, — сказал Роркен, подходя ко мне.

— Мне нравятся его апофегмы. Но я никогда особо не любил его поздние аллегории.

— Слишком сухие?

— Слишком пафосные. Чрезмерно вычурные. Мне более по душе Сатаскин. Он менее… претенциозен.

Роркен улыбнулся и пожал мою руку.

— Значит, ты оцениваешь красоту поэзии по её содержанию?

— Красота заключается в правде, а правда в красоте.

Он приподнял бровь:

— Откуда это?

— Доимперский фрагмент, который я когда-то читал. Анонимный. А что касается вашего первого вопроса, ради удовольствия я предпочту Катулдинасу Сатаскина, но буду настаивать, чтобы мои неофиты многократно перечитывали Катулдинаса, пока не смогут цитировать его так же, как я.

Роркен кивнул. Он был не слишком крупным мужчиной с гладко выбритой головой и короткой раздвоенной бородкой. Магистр носил темно-красную мантию поверх чёрной униформы и перчатки. Сложно было определить его возраст, хотя ему должно быть, по крайней мере, триста лет, поскольку он сохранял свой высокий пост в течение полутора столетий. Благодаря аугметике и курсам омоложения он выглядел человеком, приближающимся к пятому десятку.

— Могу я предложить прохладительные напитки? — спросил он.

— Спасибо, сэр, но вынужден отказаться. Нунции составили для меня столь плотный график на всю Новену, что мне хотелось бы сразу перейти к делу.

— Нунции Министорума для всех нас установили плотные графики. Лорд главнокомандующий приказал им сделать так, чтобы празднование прошло с максимально возможной помпой. А Грегор Эйзенхорн, которого я знаю, при любой возможности сделает все, чтобы не придерживаться их предписаний.

Это замечание моего ответа не требовало.

Я насторожился. У нас с Роркеном сложились хорошие рабочие отношения, и я чувствовал, что он полностью доверяет мне со времён дела о Некротеке, закрытого девяносто восемь лет назад. С тех пор он с удовольствием помогал мне, направлял меня и лично присматривал за моими делами. Но у Магистра Ордо Ксенос Геликана не может быть друзей.

— Присаживайся. Думаю, ты можешь уделить мне немного времени.

Мы сели на стулья с высокими спинками но разные стороны низкого столика, и он протянул мне прохладную воду, импортированную с железистых источников Гидмоса.

— Укрепляет и тонизирует. Как я понимаю, Колдунья устроила тебе серьёзное испытание на Лете Одиннадцать.

Я извлёк информационный планшет из кармана своего плаща.

— Предварительные выдержки из моего полного рапорта, — сказал я, вручая его Роркену.

Магистр принял планшет и, не читая, положил его на стол.

— Ты знаешь, почему я хотел поговорить с тобой?

Я подумал и пошёл на рассчитанный риск.

— Из-за того, что поговаривают, будто я стал нечестивцем.

Он заинтересованно приподнял брови:

— Ты уже слышал?

— Да, эту информацию довели до моего сведения. Недавно.

— И какова твоя реакция?

— Честно сказать? Замешательство. Я не знаю источника этих слухов. Похоже, у кого-то есть причины испытывать ко мне неприязнь.

— К тебе?

— Ко мне лично.

Он сделал небольшой глоток воды.

— Прежде чем мы продолжим, я должен спросить тебя… Есть ли какая-либо причина, чтобы поползли эти слухи?

— Как я уже сказал, неприязнь…

— Нет, — спокойно произнёс он. — Ты знаешь, о чём я спрашиваю.

— Я ничего не сделал, — сказал я.

— Поверю тебе на слово. Но если потом я обнаружу, что ты лжёшь или хотя бы скрываешь от меня что-то, я буду… недоволен.

— Я ничего не сделал, — повторил я.

Он сложил ладони домиком и окинул взглядом море свечей.

— Вот что произошло. Инквизитор — кто, не имеет значения, — по секрету доложил мне о тревожном происшествии. Демонхост сделал милость и пощадил жизнь человека только потому, что принял его за тебя.

Это одновременно заинтриговало и напугало меня.

— Не могу подтвердить эту информацию, но демонхоста идентифицировали как Черубаэля.

В моих жилах застыла кровь. Черубаэль.

— После 56-Изар у тебя не было контактов с этим существом?

Я покачал головой:

— Нет, сэр. К тому же это было почти столетие назад.

— Но с того времени ты занимался его поисками?

— И не делал из этого тайны, сэр. Черубаэль — агент незримого врага, того, в чьи махинации оказался вовлечён даже член нашей организации.

— Молитор.

— Да, Конрад Молитор. Я потратил много времени и сил, пытаясь разузнать правду о Черубаэле и его хозяине-невидимке, но все бесполезно. Сто лет, а в итоге лишь неясные намёки.

— Вопрос о причастности Черубаэля к делу о Некротеке, как тебе известно, передали в ведение Ордо Маллеус. Но и им тоже не удалось взять его след.

— Где произошла эта встреча?

— Вогель Пассионата, — после некоторой паузы произнёс Роркен.

— И он думал, что пощадил меня?

— Есть предположение, что у демонхоста на тебя имелись какие-то планы. Высказывалось серьёзное предложение… о тесной взаимосвязи между вами.

— Чушь!

— Надеюсь, что так…

— Это и в самом деле бред, сэр!

— Надеюсь, что так, Эйзенхорн. У Великого Магистра Орсини нет времени возиться с радикалами Инквизиции. И даже если бы он не был настолько бескомпромиссен, такого не потерпел бы я. В Ордо Ксенос Геликана нет места для тех, кто якшается с Хаосом.

— Я понимаю.

— Уж будь столь любезен. — Роркен помрачнел, лицо его сделалось строгим. — Ты все ещё пытаешься разыскать это существо?

— Даже сейчас несколько моих агентов охотятся за ним.

— Есть хоть какие-нибудь намёки на успех?

Я вспомнил о сообщении на глоссии, полученном прошлой ночью.

— Нет. — Впервые и единственный раз за этот разговор мне пришлось соврать.

— Уже упомянутый инквизитор уговаривал меня передать расследование в руки Ордо Маллеус. Но я не отдам одного из своих лучших сотрудников на милость собак Безье. Я считаю это внутренним делом нашего ордена.

— Тогда откуда взялись слухи?

— Это меня и тревожит. Утечка информации. Мне показалось, будет разумно предупредить, что за тебя может взяться Ордо Маллеус.

Второе предупреждение за двенадцать часов.

— Мне бы хотелось предложить тебе покинуть Трациан и продолжать работу в другом месте, пока все не уляжется, — сказал Роркен. — Но есть необходимость в твоём присутствии на Апотропическом конгрессе.

Теперь все становилось на свои места. Сказочный размах триумфальных празднований Новены вполне соответствовал событию, но количество призванных старших инквизиторов, мягко говоря, вызывало недоумение. Герои-военачальники и светила Экклезиархии вполне могли быть привлечены для раздувания помпезности подобных торжеств, но инквизиторы — это совсем другая каста, более отстранённая, более… независимая. Мы не собираемся столь многочисленной компанией, и тем более по столь жёсткому приказу. Я думал, что Орсини просто демонстрирует своё влияние, чтобы произвести впечатление на главнокомандующего Геликана.

Но причина была не в этом. Должен был состояться Апотропический конгресс. Именно по этой причине нас и вызвали.

Апотропические штудии проводятся Инквизицией регулярно, и обычно в них участвует один, много три инквизитора. Более крупные мероприятия называют советами, которые требуют кворума по крайней мере из одиннадцати инквизиторов. Ещё более многочисленные собрания именуются конгрессами. Такие события чрезвычайно редки. Я знал, что мой старый наставник Хапшант присутствовал на последнем таком конгрессе, состоявшемся в субсекторе. Случилось это двести семьдесят девять лет тому назад.

Цель штудий, даже в их наименьшем составе, состоит в тщательной экспертизе и оценке способностей необычайно значимых пленников. Оказавшись в руках Инквизиции, преступный псайкер, лидер еретиков, военачальник ксеносов… ну и так далее… подвергается иногда весьма продолжительной формальной экспертизе, подчас даже не касающейся совершенных им преступлений. Зачастую отступники уже осуждены и ожидают исполнения наказания. На этом этапе Инквизиция решает расширить свой кругозор, получше разобраться в природе врагов человечества. Предметы исследования разбирают на части, как правило, интеллектуально, иногда ментально, а бывает, что и буквально, чтобы выявить их силы, недостатки, верования и мотивы. Таким образом, Апотропические конгрессы обретают жизненно важную истину — истину, которая защитит служителей Империума в последующих столкновениях с противниками. Чтобы проиллюстрировать это, стоит упомянуть, что славная победа Имперской Гвардии над метарасой Эззеля оказалась возможной лишь благодаря методам обнаружения их присутствия, разработанным при анализе скаутформы Эззеля Апотропическим советом на Адиемусе Ультима в 883.М40.

Численный состав собрания зависит от количества или значимости исследуемых.

— Во время заключительного, самого крупного сражения Офидианского Усмирения Магистру Войны удалось захватить на Дольсене тридцать три псайкера-еретика уровня альфа и выше, — сказал Роркен, показывая мне информационный планшет. Гриф секретности на планшете был настолько высоким, что даже на меня это произвело впечатление. — Они были обучены каким-то образом управлять и повелевать призванными ими грязными порождениями варпа и составляли основу обороны высшего командования врага.

— Как их удалось захватить? Живьём, я имею в виду?

Это было удивительно. Нетренированные псайкеры сами по себе уже достаточно страшная сила. Их сознание всегда несёт ужасающий потенциал, способный открыть ворота в Имматериум и позволить демонам хлынуть в нашу вселенную. Но эти… эти одержимые так или иначе научились (или были обучены) фокусировать свои дарованные варпом таланты, удерживать в себе демонов и использовать их омерзительную силу. У меня закружилась голова при мысли, какую опасность они представляли, причём представляли до сих пор, даже пребывая в качестве наших пленников.

Роркен показал на планшет в моих руках:

— Ты найдёшь там краткое описание инцидента, оно присоединено к главному списку. Короче говоря, это было везение, везение и удивительная отвага Адептус Астартес, действовавших в союзе с инквизиторами Хелданом, Лико и Воком.

— Вок… Коммодус Вок?

— Я совсем забыл, вы же старые друзья, верно? Он был привлечён к делу Гло на Гудрун, прямо перед Расколом.

— «Старые друзья» не совсем верное выражение. Мы работали вместе. Добились взаимного уважения. Я нечасто его видел с тех пор. Поражаюсь, что этот старый пёс все ещё жив.

— Жив, несмотря на прогнозы нескольких поколений медицинских экспертов. И все ещё полон сил. Совершить такое в столь преклонные годы…

Я кивнул. Даже беглый просмотр отчёта об инциденте позволял предположить акт практически мифической доблести. Вок по-прежнему служил Императору, как и раньше прикладывая усилия вне всякого разумного ожидания.

— С Хелданом мы тоже знакомы. Он был учеником Вока. Так что, он наконец тоже добился инквизиторского чина?

— Уже шестьдесят лет как… Эйзенхорн, ты, похоже, ведёшь уединённую жизнь?

— Если подразумевается, что я не слежу за появлением, избранием и делами других инквизиторов, сэр, то да. Я сосредоточен на своей работе и нуждах своих сотрудников.

Он улыбнулся так, словно отпускал мне грехи. По правде говоря, моё поведение не было таким уж необычным. Как я уже говорил, все в Инквизиции держатся особняком. Мы независимы и мало интересуемся делами наших коллег. Я заметил ещё одно различие между мной и Роркеном. Как бы ни был высок мой ранг, я все ещё оставался «полевым агентом», рабочим, преуспевающим учеником, который мог отправиться к далёким пределам Мутных Звёзд на многие месяцы или даже годы в любой момент. А Роркена чин Магистра привязывал к дворцу, запутывал в интригах правящих кругов Империума в целом и Инквизиции в частности.

Коммодус Вок запомнился мне как старая ядовитая гадина, но стойкий союзник. Во времена дела о Некротеке, полагая, что находится на смертном одре, он просил меня оказать поддержку его ученику Хелдану. Я пообещал ему это, но, поскольку Вок остался в живых, мне не пришлось исполнять обещание. Коммодус был рядом, когда Хелдан получил свою инсигнию.

Хелдан… Он мне никогда не нравился.

Лико, третьего члена великолепного трио, я никогда не встречал, но знал о его репутации инквизитора, чья звезда восходит довольно быстро. Их потрясающее достижение на Дольсене должно было значительно повлиять на их карьеру.

Я пролистал список инквизиторов, вызванных, чтобы сформировать кворум, список, который включал и моё имя. Всего шестьдесят человек. Среди них Титус Эндор. Также в нём значились Осма и Безье. Некоторые из имён, вроде Шонгарда, Хенда и Рейкера, принадлежали людям, с которыми у меня не возникало желания даже просто находиться в одном помещении. Других же, например Эндора, а также Шило, Дефайя и Кувье, мне было бы приятно увидеть снова.

Некоторые имена мне были лишь смутно знакомы или неизвестны вовсе; другие принадлежали именитым или обесчестившим себя инквизиторам, о которых я знал только понаслышке. На этот конгресс собирались сотрудники со всего сектора.

— Но моё включение в этот список… — начал я.

— Ничего удивительного. Ты заслуженный и уважаемый член нашей организации.

— Благодарю, сэр. Но мне интересно, Вок сам запросил меня?

— Он собирался это сделать, — сказал мне Роркен, — но тебя уже вписали.

— Кто?

— Инквизитор Осма, — ответил он.

 

Глава пятая

ТРИУМФАЛЬНОЕ ШЕСТВИЕ

У ВРАТ СПАТИАНА

РАЗОРВАННЫЙ СТРОЙ

При всем моем возмущении чрезмерным размахом Новены, должен признать, что Великое Триумфальное Шествие первого дня наполнило меня ощущением гордости и радостного возбуждения.

На рассвете над Ульем Примарис, наибольшим и самым могущественным из ульев Трациана, зазвучала какофония клаксонов и хор колоколов. Службы Министорума по каждому из коммлинк-каналов в прямом эфире вели передачу от Монумента Экклезиарха. Бесстрастный голос кардинала Палатина Андерусия катился по улицам уровней огромного города-улья. Благодаря эху доплеровского искажения отголоски интонаций накладывались друг на друга, подобно громогласному хоралу.

Улицы Улья Примарис наводнили миллионы граждан и паломников. Дороги и транспортные туннели оказались забитыми, а небеса затмили бесчисленные аэромобили. Многих разворачивали и направляли в ближайшие ульи, где можно было наблюдать за происходящим по широким гололитическим экранам, установленным на стадионах и в амфитеатрах.

Арбитры изо всех сил старались справиться с потоком людей и освобождали путь для Триумфального Шествия.

Дневной цикл начался с солнечной погоды. Ночью армады дирижаблей Официо Метеорологикус осыпали пелену смога и верхние слои облачного покрова углеродной сажей и другими осаждающими реактивами. На рассвете над территорией, составляющей в диаметре тысячу шестьсот километров, прошли ливни. Дожди уничтожили облака и окатили основные ульи, смыли грязь и отходы. Впервые за несколько десятилетий прояснилось небо. Оно не было синим, но освободилось от жёлтых грязных туч. Солнечный свет пронизал атмосферу и озарил каскады построек и высокие башни ульев. Из неофициальных источников до меня доходила информация, что столь радикальное изменение погоды окажет крайне негативное влияние на уже загубленную экологию планеты на многие десятилетия вперёд. В южных регионах менее чем через неделю ожидались порождённые этим вмешательством ураганные штормы, а дренажная система основных ульев, как поговаривали, была забита до отказа во время мощного ливня.

Ещё говорили, что гибель морей ускорится благодаря огромной дозе загрязнений, внезапно попавших в воду во время этой чистки дождём.

Но главнокомандующий Геликана настоял на том, что во время парада в честь его победы должно сиять солнце.

Опасаясь застрять в плотном потоке транспорта, тянущемся к улью, я прибыл пораньше. С собой я взял Рейвенора. Мы оба облачились в лучшую одежду, гордо выставив напоказ знаки отличия, и нацепили церемониальное оружие.

Медея Бетанкор высадила нас на зарезервированном военном аэродроме к югу от имперских оборонных складов. К тому времени, как мы оказались на земле, воздушные пути были настолько переполнены, что у неё не осталось иного выбора, кроме как ждать нас на аэродроме в течение всего дня. Вылететь обратно было невозможно. Она пожелала нам хорошо провести время и пробежалась по клавиатуре, выходя в чат с наземной службой.

Частный транспорт, предоставленный Нунциатурой, отвёз нас с Рейвенором к старым Полковым Полям на Лемпенор-авеню, где, как предполагалось, должны были собраться представители Инквизиции, чтобы затем присоединиться к Шествию. Через окно парящего скоростного лимузина я видел, как от пустых, омытых дождём улиц поднимался пар. Несмотря на все свои старания, главнокомандующий Геликана уже к полудню увидит облака.

Я наклонился вперёд и поправил дознавательскую инсигнию Рейвенора. Он, похоже, нервничал, хотя такого с ним практически не случалось. К тому же он уже выглядел как опытный инквизитор. Я понял, что его возбуждение скорее всего — лишь свидетельство молодости. Гидеон словно торопился успеть на пирушку своих друзей в «Жаждущем Орле» на улице Зансипля.

— Что случилось? — улыбаясь, спросил он.

Я покачал головой:

— Нам предстоит напряжённый денёк, Гидеон. Ты точно готов к этому?

— Абсолютно, — ответил он.

Я заметил, что к знакам различия на своей униформе он добавил вымпел клана Эсв Свейдер.

— Вполне логичное решение, — заметил я, показывая на герб.

— Мне тоже так показалось, — сказал он.

Триумфальное Шествие началось в десять часов. В городе взорвался оглушительный рёв гудков и сирен, сопровождаемый столь дружными радостными криками, что у меня даже перехватило дыхание. К тому времени на улицах города собралось около двух миллиардов ликующих граждан.

Два миллиарда звучащих в унисон голосов. Это просто невообразимо.

Великое Триумфальное Шествие двинулось от оборонных складов по залитым солнцем улицам, прямо-таки вибрирующим от оваций. Нам предстояло пройти путь в восемнадцать километров по авеню Виктора Беллума, имевшему километр в ширину, и промаршировать прямо к сердцу улья и Монументу Экклезиарха. Вдоль дороги выстроились миллионы людей, ликующих, рукоплещущих, размахивающих флагами и знамёнами Империума.

Впереди шли восемьдесят танков. На антенных мачтах развевались вымпелы Пятого Трацианского. За танками следовал оркестр, затянувший величественный Марш Примархов. Музыканты были облачены в цвета Пятидесятого Гудрунского стрелкового полка. За ними пять сотен человек несли штандарты, множество полковых знамён и эмблем, представляющих подразделения и полки, участвовавшие в Офидианском Усмирении. Только их шествие заняло целый час.

За ними везли Великий Штандарт Императора, огромную аквилу, нанесённую на полотнище, способное послужить парусом для шхуны. Знамя было столь огромным, что его пришлось установить на громоздкий, немыслимо древний Дредноут Белых Консулов, который смог бы удержать его, двигаясь против ветра. Дредноут сопровождали пять супертяжелых танков класса «Отравленные Клинки». Следом везли павших. Все тела имперцев, подобранные на заключительной стадии войны, с почётом погрузили в тысячу пятьсот «Рино», выкрашенных ради этого случая в чёрный цвет. Рядом с машинами маршировала сотня могучих Космических Десантников из Ордена Зари. Они несли увитые чёрными лентами плакаты, на которых имена павших были вписаны в венки из золотых листьев.

К полудню появились и остальные Космодесантники Ордена Зари, все как один облачённые в полную, отполированную имперскую броню. Радостные крики толпы все не утихали. За Космическим Десантом двинулось шестьдесят тысяч солдат с Трациана, тридцать тысяч с Гудрун, восемь тысяч с Мессины, четыре тысячи с Саметера. Их доспехи и оружие сверкали на солнце. Следом стройными рядами шагали офицеры Военно-космического флота Скаруса. Потом — блистательные и устрашающие Белые Консулы.

За ними потянулись бесконечные толпы служащих Министорума и Администратума, сопровождаемые шеренгами медлительных астропатов. Вокруг голов и колясок последних слабо мерцали и потрескивали ореолы ментальных разрядов, оставлявших в воздухе металлический привкус.

Следом шагали Титаны Адептус Механикус. Четыре затмевающих солнце «Полководца», восемь лязгающих «Псов Войны» и массивный Супертитан, именующийся «Империус Вулканус». Казалось, будто ожили и замаршировали гигантские части самого улья. Крики толпы стихали, когда они проходили мимо. Человекоподобные машины были громадными, словно горы, а «Империус Вулканус» оказался самым огромным. Их массивные ноги поднимались и опускались абсолютно синхронно. Дрожала земля. Между их ногами невозмутимо шествовали шесть сотен техножрецов и магов Адептус Механикус.

За божественными машинами следовали танковые бригады нармениан и скутериан. Пять тысяч единиц бронетехники катились по улице в облаках выхлопных газов, приветственно воздев стволы орудий. Тягачи, по три в ряд, тащили за собой пушки «Сотрясатели», а за ними двигался казавшийся бесконечным поток «Гидр», поводящих многочисленными стволами слева направо.

Во главе Экклезиархии, перед двумя тысячами иерархов, босиком шагал кардинал Рошфор. Кардинал Палатин Андерусий ожидал нас всех для благословения возле монумента.

Выступив от места сбора на старых Полковых Полях, целых шесть сотен представителей Инквизиции влились в поток позади духовенства.

Мы оказались единственными в Триумфальном Шествии, кто не маршировал строгим строем. Мы просто шагали позади экклезиархов мрачным клином. У нас не было единой униформы. В наших рядах, состоящих из совершенно разных мужчин и женщин, господствовало смешение всевозможных стилей. Это было шествие одиночек, облачённых в тёмные балахоны или кожаные плащи. Некоторых инквизиторов сопровождала большая свита, члены которой поддерживали шлейфы парадных мантий. Другие восседали на парящих тронах, а третьи шли обособленно и горделиво, иногда даже скрываясь за личными пустотными щитами. Мы с Рейвенором попали в самую давку, позади экстравагантной группы инквизитора Евдора.

Нас вёл Великий Магистр лорд Орсини, его длинную пурпурную мантию сзади поддерживали тридцать сервиторов. Бок о бок с ним вышагивали лорд Роркен из Ордо Ксенос, лорд Безье из Ордо Маллеус и лорд Сакаров из Ордо Еретикус — триумвират Орсини.

Над ульем раздался звуковой удар, когда над нами промчался почётный эскорт, состоящий из «Громовых Ястребов». Загрохотал и зашипел фейерверк, окрашивая небо стремительно распускающимися яркими причудливыми цветами.

За нами пришла в движение триумфальная процессия самого Магистра Войны. Хонориус ехал вместе с главнокомандующим Геликана, стоя в беседке, закреплённой на горбатой спине самого огромного и наиболее древнего боевого аурохота. Десять тысяч человек, составлявшие их личные свиты, шагали вместе: две сотни фыркающих, сопящих чудищ из аурохотерной кавалерии, восемьсот танков класса «Завоеватель». Рядом с ними двигались воздушные байки. Ошалевшая толпа усыпала их путь тысячами цветов.

Позади всех гнали пленных.

Подобно благородным павшим, лежащим в траурных «Рино», пленники служили открытой демонстрацией как имперского героизма в целом, так и героизма Магистра Войны в частности. Хонориус был счастлив показать восхищённым гражданам источник их страданий. Эти великие, могучие создания выглядели подавленными и покорными, что доказывало могущество Магистра Войны.

Две неровные колонны из нескольких сотен пехотинцев, скованных вместе по рукам и ногам, с трудом ползли вперёд. Ветераны Трацианской Гвардии подгоняли пленных силовыми жезлами и нейрокнутами. Толпа выла и свистела, закидывая порабощённых противников бутылками и камнями.

Шесть бронированных троянских тягачей, выкрашенных в цвета флага Магистра Войны, тащили огромную платформу, предназначенную для транспортаровки сверхтяжёлых танков. На платформе, опутанные адамитовыми цепями и заключённые в индивидуальные пузыри пустотных щитов, стояли тридцать три псайкера. Они были наиболее ценными трофеями. Правда, в молочно-зелёных коконах сдерживающих полей можно было разглядеть лишь тусклые, искажённые силуэты. Пленников конвоировали Белые Консулы. Рядом с ними шли двести астропатов. Своей Волей они поддерживали силу пустотных пузырей и помогали сдерживать психическую ярость псайкеров. Над их головами парили ментальные шаровые молнии. Металл платформы покрывала изморозь.

Великое Триумфальное Шествие замыкали двадцать тысяч человек и пять сотен бронемашин — Внутренняя Гвардия Трациана маршировала под двойным штандартом Трациана и Магистра Войны.

Я был совершенно вымотан уже спустя пятнадцать минут после начала Шествия. Один только шум, производимый толпой, сотрясал все моё нутро. Моя диафрагма содрогалась всякий раз, когда «Громовые Ястребы» проносились на малой высоте или когда ревели могучие сирены Титанов. Масштаб происходящего подавлял, все органы чувств подвергались нечеловеческим нагрузкам. Мне нечасто приходилось испытывать подобный трепет перед могуществом своих сородичей.

И мне нечасто с такой настойчивостью напоминали о том, что я только винтик в механизме Священного Империума Человечества.

Двигаясь вдоль огромной авеню Виктора Беллума, Триумфальное Шествие вливалось во Врата Спатиана, монолитную конструкцию из глянцево-белого этерцита. Мемориальная арка была настолько громадной, что даже Титаны без труда проходили под ней.

Её возвели в память об адмирале Лорпале Спатиане, погибшем в первые годы Офидианского Усмирения во время великолепного наступления флота, результатом которого стало взятие Уритула IV.

Внутренние стены арки украшали величественные фрески, посвящённые этому событию и уходившие на такую высоту, что под сводом собирались порождённые микроклиматом облака. Я был знаком со Спатианом и, так же как и некоторые другие, остановился под гигантскими воротами, чтобы отдать дань памяти вечному огню.

Нет, все не так. Я, конечно, сталкивался со Спатианом во времена Геликанского Раскола, но не был с ним хорошо знаком. Я почувствовал необходимость остановиться по причинам, которые сам себе не мог объяснить. И уж точно не испытывал великой нужды отдавать этому человеку дань памяти.

— Сэр? — спросил Рейвенор, когда я отошёл в сторону.

— Ступай, я скоро догоню, — ответил я. Рейвенор отправился дальше, в то время как я зажёг поминальную свечу и установил её среди тысяч других, окружающих могилу Спатиана. За моей спиной медленно полз широкий поток Триумфального Шествия. От процессии отделилось ещё несколько фигур, вставших поблизости и безмолвно поминавших адмирала.

— Эйзенхорн?

Я оглянулся, чтобы посмотреть, кто нарушил мои размышления. Передо мной стоял суровый пожилой, но все ещё крепкий офицер космических сил. В своей белой униформе он выглядел впечатляюще.

— Мадортин, — сказал я, сразу узнав его.

Мы обменялись рукопожатиями. Прошло уже несколько лет с тех пор, как я в последний раз встречал Ольма Мадортина — или же Верховного Прокуратора Мадортина, как к нему теперь было принято обращаться. Впервые мы встретились с ним на Гудрун в ходе дела о Некротеке, когда он ещё был офицером среднего звена в дисциплинарном отделе Военно-космического флота Скаруса, военным полицейским. Теперь он сам командовал этим отделом. В течение долгих лет он был полезным и надёжным союзником.

— Потрясающее событие, — произнёс он с дежурной улыбкой.

Снаружи снова взревели горны огромных Титанов, и крики толпы усилились.

— Я ощущаю себя подавленным, — сказал я. — Магистру Войны это должно понравиться.

Ольм кивнул:

— Духовный подъем хорошо скажется на общественной морали.

Я согласился, но, по правде говоря, все во мне противилось этому. И дело было не только в грохочущей какофонии или моем стойком нежелании вообще участвовать в происходящем. С того момента, как мы с Рейвенором заняли свои места в Триумфальном Шествии, меня постоянно терзало дурное предчувствие, нараставшее с каждой минутой. Не потому ли я и остановился под этой гигантской аркой?

— Судя по всему, — сказал Мадортин, — тебе все это не слишком по душе?

— Думаю, что так оно и есть.

— Что случилось, старина?

Я задумался. Что-то…

Я вернулся к южному выходу из Врат Спатиана и окинул взглядом огромную реку Триумфального Шествия. Мадортин пошёл со мной. Свита Магистра Войны как раз только вступала во Врата. Гремели кимвалы и ревели горны. Шум толпы стал напоминать грохот цунами, обрушивающегося на берег.

В воздухе летали лепестки. Я помню это отчётливо. От цветов, которыми толпа усыпала путь, поднимались вихри оторванных лепестков.

С юга на малой высоте неслось подразделение из двенадцати «Молний». Они летели над Триумфальным Шествием вдоль авеню Виктора Беллума. Приближались к Вратам. Они шли в одну линию, почти касаясь друг друга кончиками стреловидных крыльев. Лучшие пилоты Военно-космического флота демонстрировали великолепную синхронность полёта. Кабины и наклонные двойные лопасти хвостовых стабилизаторов сверкали отражённым светом.

Предчувствие, которое преследовало меня, стало почти материальным. Казалось, солнце затмили свинцовые тучи.

— Ольм, мне…

— Император милостивый! Гляди, у него серьёзные неприятности! — закричал Мадортин.

Истребители неслись на крейсерской скорости и были уже в полукилометре от Врат. Одна из ведомых машин внезапно покачнулась, дёрнулась…

… и сменила курс.

Пилот попытался резко выправить воздушное судно, чтобы избежать столкновения, и правым крылом задел соседнюю «Молнию». В толпу посыпались обломки.

Один за другим, точно жемчужины в разорванном ожерелье, истребители выпали из очертаний лётной фигуры. Когда-то ровная линия теперь рассыпалась на глазах.

Мадортин толкнул меня на землю как раз в тот миг, когда реактивные машины пронеслись над нами, сотрясая мир рёвом турбин.

Те две, за чьим столкновением я наблюдал, завертелись в воздухе, кувыркаясь, словно отброшенные ребёнком игрушки, и оставляя за собой след из металлических обломков. Как мне показалось, в последовавшем хаосе столкнулось ещё несколько истребителей.

Одна из «Молний» — десять с лишним тонн металла, движущегося с почти сверхзвуковой скоростью, — вошла в штопор и рухнула в толпу на западной стороне авеню. Истребитель подпрыгнул, разбрасывая вокруг куски человеческих тел. Когда он ударился о землю в последний раз, над ним вырос стометровый огненный гриб. Толпу захлестнули шок и безумная паника. Меня же окатило жаром и вонью горящего прометиума.

Земля затряслась. Мы увидели ещё одну ослепительную вспышку. Вторая «Молния», тоже не сумев выйти из штопора, разбилась совсем рядом с Вратами. Почти одновременно прогремел третий, ещё более мощный взрыв. Оказалось, что ещё один истребитель неожиданно накренился, потеряв управление, сломал крыло о верхний выступ самих Врат Спатиана прямо над нами и начал падать, переворачиваясь в воздухе.

Солдаты, участвовавшие в Триумфальном Шествии, бросились врассыпную. Когда вниз посыпалась лавина обломков разбившегося истребителя, я втащил Мадортина обратно под арку.

Катастрофа. Ужасная, ужасная катастрофа.

И это было только начало.

 

Глава шестая

СМЕРТЬ ПРИХОДИТ НА ТРАЦИАН

ХАОС ВЫРВАЛСЯ

ВЫСТРЕЛ В ГОЛОВУ

Даже тогда, охваченный ужасом и гневом, я понимал, что возникшая где-то в глубине моей души пустота не могла, не хотела верить в то, что это просто несчастный случай.

Повсюду полыхал огонь, грохотали взрывы, слышались истошные крики, началась паника.

А потом возник новый звук. Чрезвычайно низкий гул, нарастающий, пульсирующий шелест, который, как я понял, был тем звуком, который издают два миллиарда паникующих, напуганных до смерти людей.

Толпа выплеснулась на авеню, несмотря на все попытки арбитров сдержать её. Люди стремились убежать от мест жутких аварий и пожаров. Кроме того, никто теперь не мог гарантировать, что на головы граждан не попадает ещё больше имперской военной техники.

Обезумевшая толпа зрителей бушующим неуправляемым потоком сносила некогда стройные ряды участников Триумфального Шествия. Все смешалось.

Больше не было слышно ни бодрых маршей, ни восторженных криков, ни боя барабанов, ни гула сирен. Остался только безумный рёв и мир, перевернувшийся с ног на голову.

Я видел, как сотнями гибнут люди, затоптанные или задохнувшиеся в жуткой давке. Трупы некоторых погибших, зажатые между телами других горожан, успевали протащить ещё несколько десятков метров, прежде чем те сползали на землю.

Я видел, как солдаты и арбитры в ужасе стреляли в толпу перед тем, как их ряды смяли и опрокинули. Ограждения рухнули. Штандарты закачались и повалились. Мостики над дренажными каналами на обочинах авеню не выдерживали веса сотен людей и многие попадали в рокритовые траншеи.

В начавшемся столпотворении я потерял Мадортина из вида. Я попытался выбраться из-под арки, пробираясь сквозь плотную толпу убегающих. Все подходы к Вратам Спатиана были завалены искорёженными пылающими обломками.

Несколько десятков гвардейцев, сражённых падающими кусками металла и камнями, лежали на земле. Их униформа была засыпана этерцитовой крошкой либо опалена огнём.

Над вопящим от ужаса человеческим морем я видел нескольких огромных аурохотов. Животные взбесились и обратились в паническое бегство. Они ревели, сбрасывали седоков и топтали людей. Их хвосты со свистом рассекали воздух, расшвыривая в стороны мёртвые тела.

Мне удалось пробраться к выходу из ворот и посмотреть на север, в сторону Монумента Экклезиарха. Повсюду одно и то же. Стройные ряды Триумфального Шествия сметали толпы перепуганных горожан. Высокие языки пожаров вздымались и со зрительских мест по обе стороны дороги, и даже с самой авеню Виктора Беллума, приблизительно в семистах метрах от Врат. Я заметил огонь и в близлежащих районах улья, за пределами трассы в квартале ремесленников. По моей оценке, ещё по крайней мере пять «Молний» рухнули на толпу.

Воздух наполнился клубами дыма и хлопьями сажи. Вдалеке, за кошмарной давкой, я видел очертания огромных Титанов, словно в крайнем смущении, медленно проворачивающих корпуса на своих мощных металлических ногах-опорах.

Сомневаюсь, что я первым увидел другие «Молнии». Но меня это зрелище привело в оцепенение. Я видел только их. Четыре машины, возможно, те самые, что участвовали в показательном полёте. Теперь они развернулись и неслись над авеню разрозненным ломаным строем.

Но летели они значительно ниже. И намного быстрее.

И я знал, что это означает, поскольку видел подобное прежде. Боевой заход.

Храни меня Император, моё сердце чуть не остановилось, когда я увидел, как безумный план на глазах обретает свои очертания.

Я что-то кричал, но все было бесполезно. Один голос против двух миллиардов.

Тяжёлые орудия в носовой части истребителей исторгли потоки трассирующих нуль. Беззвучно вспыхнули лазерные пушки на крыльях.

Две «Молнии» пролетели прямо над зрительскими трибунами, убивая людей тысячами. Две другие прошли над авеню, обстреливая Великое Триумфальное Шествие.

Жертвам не было числа. Казалось, в море тел погрузился незримый, раскалённый добела плуг. Он прорезал длинные прямые огненные борозды в обезумевшей толпе. Пунктирные линии взрывов разбрасывали в стороны человеческие останки и обломки машин. В воздухе повисла дымка испепелённых тел, превращающихся в жидкость. Я видел, как взрываются танки. Сотни гвардейцев и Космодесантников открыли по истребителям огонь. Небо озарилось яркими перекрещивающимися сполохами.

Огибая Врата Спатиана слева, одна из «Молний» пронеслась совсем близко от меня. Рядом прогрохотало несколько взрывов. Сотни людей оказались разорванными на части. Меня и белый камень облицовки Врат за моей спиной окатило их горячей кровью.

Сотни орудий теперь стреляли в небо, «Гидры» тоже открыли огонь. Даже танки ухали оглушительными залпами — как мне кажется, скорее из гнева, поскольку у них не было ни единого шанса поразить чертовски проворные истребители.

И все же, должно быть, кому-то улыбнулась удача. Вторая «Молния», обходившая Врата, содрогнулась, и мелкие взрывы разодрали её левое крыло и часть хвоста. Истребитель спикировал прямо на авеню и рухнул, как мне показалось, в самую середину сопровождающих Магистра Войны. Ударная волна прокатилась по дороге, уничтожив не меньше людей, чем сам взрыв.

Три оставшиеся «Молнии» снова спикировали в конце авеню и начали третий заход. Меня удивило то, что при развороте они не придерживались единого боевого порядка. Каждая машина выбирала свой курс. Не были ли их пилоты охвачены безумием? Я лихорадочно искал ответ. Два истребителя прошли настолько близко друг к другу, что чуть не столкнулись. Один никак на это не отреагировал и устремился по авеню, жаждая продолжения резни. Второй был вынужден резко отвернуть, но затем выправил машину и развернулся над вопящей толпой уже к западу от Врат.

Третий проскочил мимо и практически пропал из виду. Я увидел, как вдалеке, вырвавшись из речного тумана и сверкая крыльями на солнце, он делает петлю. Потом он снова развернулся. Как и остальные, он слепо мчался прямо в пасть огненного шторма, поднятого танками, «Гидрами» и пехотой.

В этом последнем заходе погибло ещё несколько тысяч человек. Верноподданные граждане, чей выходной обернулся кошмаром; гордые гвардейцы, вернувшиеся с войны и думавшие только о том, чтобы насладиться часом славы; таинственные Космические Десантники, которых пригласили для того, чтобы выразить своё почтение, и, вполне возможно, видевшие в этой смерти лишь альтернативу той, что была им уготована. Знать и сановники Империума гибли сотнями. Несколько благородных Домов так никогда и не оправились от потерь во время Триумфального Шествия на Трациане.

Три последние «Молнии» тоже погибли в этой, казалось, заключительной атаке.

Одна пересекла Врата Спатиана и была разнесена на части прицельным огнём «Гидр», охотившихся за ней посреди разыгравшегося хаоса.

Вторая, даже не пытаясь изменить курс, угодила в вихрь зенитных залпов, а затем, словно поразмыслив, лениво перевернулась кверху брюхом. Оставляя за собой дымный след, она накренилась к земле, пролетела ещё несколько сотен метров и разбилась о Монумент Экклезиарха.

Третья, ни на миг не прекращая стрельбы, почти проскочила под аркой Врат Спатиана. Но к тому времени сами Титаны ввязались в сражение. Моё нутро содрогнулось от инфразвукового рёва их орудий.

Я видел, как в трех километрах от меня высоко над толпой поднимались и сверкали их пушки.

«Эксцельцис Гайд», один из «Полководцев», поймал истребитель в прицел и выстрелил. Однако объятая пламенем «Молния» вошла в штопор, ударила в торс «Полководца» и, взорвавшись, уничтожила колосса.

Я чувствовал себя потерянно. Я был ошеломлён. Я потерял дар речи.

Мне хотелось упасть на колени посреди всего этого кошмара и благодарить Бога-Императора Человечества за спасение.

Но какая-то часть моего сознания понимала, что все ещё только начинается.

Внезапно светло-синее пламя окатило метавшихся позади Врат людей. Казалось, вздыбилась волна концентрированной кислоты. Тела женщин и мужчин, солдат и гражданских затряслись, растекаясь и обращаясь в скелеты. Останки превратились в пепел, который в мгновение ока развеяло по ветру.

Я почувствовал пронзительную боль, пульсирующую в позвоночнике. Я знал, что это такое.

Ментальное зло. Чистый Хаос, ворвавшийся в мир.

Пленники освободились.

Солдаты меня не волновали. Предрешённое сражение уже бушевало на авеню вокруг руин Врат Спатиана. Гвардия Трациана, Космический Десант Ордена Зари и арбитры соперничали в уничтожении военнопленных, многие из которых воспользовались шансом вырваться на свободу. Некоторые уже захватили оружие. Разыгрывалась свирепая бойня.

Что волновало меня, так это псайкеры. Захваченные еретики. Тридцать три. Они вырвались на свободу.

Выхватив силовой меч и болт-пистолет, я ринулся в толпу. Под моими ногами хрустели превратившиеся в известь кости убитых псионической волной.

Ксенос, пленённый служитель Хаоса, прыгнул на меня, и я отсек ему голову одним взмахом клинка. Затем я перебрался через тело мёртвого Космодесантника. Кровь героя сочилась на рокрит через проломы в силовом доспехе.

Прямо передо мной четверо гвардейцев Трациана палили наугад прямо в толпу. Солдаты использовали опалённую тушу издохшего аурохота в качестве укрытия.

Я был в нескольких шагах от них, когда труп гигантского животного внезапно вернулся к жизни. Псионическая марионетка уничтожила всех четверых.

Моё оружие было здесь бесполезным. Я сфокусировал свою Волю и разнёс тварь на части мощной ментальной волной.

Метрах в десяти надо мной пролетело безногое тело Космодесантника Ордена Зари.

Я бросился вперёд, разя мечом попадавшихся на моем пути беглых пленников.

Дорогу усеяли мёртвые тела. Мимо бежали объятые пламенем люди.

Все шесть тягачей с Трои охватил огонь, огромная платформа остановилась. Трое из вражеских псайкеров были убиты на месте, а четыре пустотных щита оставались нетронутыми. Их обитатели бесновались внутри.

Но остальные…

Порядка двадцати пяти вражеским псайкерам класса альфа удалось бежать.

Первого из них я увидел возле противоположного конца платформы. Изнурённое существо, жалкое подобие человека то и дело спотыкалось. Вокруг его головы мерцал ореол. Оно пыталось сожрать кричащего послушника-астропата.

Мой болт-пистолет оборвал его демонический труд.

Я рухнул на колени, задыхаясь и крича, когда меня выследил второй пленник. Жилистая женщина, облачённая в белое одеяние из тонкой ткани. Глаз у неё не было, а ногти на руках больше походили на звериные когти. Она пряталась за платформой, стеная и обрушивая на меня свою нечестивую силу.

Я не отношусь к классу альфа. Мой мозг кипел и бурлил.

Вдруг откуда-то слева на неё выскочил трацианский гвардеец. Женщина инстинктивно переключила на него своё внимание. Голова солдата лопнула, словно пузырь с водой.

Я выстрелил ей в сердце. Еретичка опрокинулась на спину и ещё с минуту билась в агонии.

Из толпы в меня полетел электрический разряд. Люди, визжа и сгорая, разбегались от мужчины псайкера. Тот, понуро опустив голову, шагал в сторону городских построек. Этот был карликом с недоразвитыми членами и увеличенным черепом. Между его пухлых пальцев потрескивала шаровая молния.

Я коснулся его Волей только для того, чтобы привлечь внимание, а затем разнёс ему лицо прицельным выстрелом.

Спаси меня Император, он продолжал идти. Я снёс ему полголовы, а он все ещё двигался. Он ослеп, лицо его превратилось в кровавую кашу. Он хромал ко мне, а его по-прежнему активное сознание пыталось внедриться в мой разум.

Я почти запаниковал и выстрелил снова. Карлик лишился руки. Тем не менее он продолжал шагать. Мою куртку и волосы охватил огонь, а мой мозг собирался взорваться.

Космический Десантник в броне, выкрашенной в цвета Ордена Зари, зашёл карлику со спины и выстрелом из болтера разнёс его на кусочки.

— Инквизитор? — спросил меня Космодесантник искажённым голосом. — С вами все в порядке?

Он помог мне подняться.

— Что это за безумие? — проскрежетал он.

— Космодесантник, у вас есть вокс? Предупредите лорда Орсини!

— Уже сделано, инквизитор, — протрещал воин. Позади нас дружно взорвались тягачи. Высоко в небо взлетели языки пламени и покорёженные обломки.

Мимо с криком побежал обожжённый паром ребёнок. Космодесантник подхватил его на руки.

— Иди сюда, иди, я помогу тебе…

— Нет, — медленно произнёс я. — Не надо… не надо…

Космодесантник в удивлении повернулся ко мне. Ребёнок уже свернулся калачиком на его могучих руках.

— Чего не надо? — спросил Астартес.

— Посмотри на клеймо! На отметину! — завопил я, указывая на руну Маллеуса, выжженную на лодыжке ребёнка. Молот ведьм. Клеймо псайкера.

Дитя Хаоса посмотрело на меня и усмехнулось.

— Отметина? — спросил Космодесантник. — О какой отметине вы говорите?

— Я… Я…

Поймите меня, я пытался бороться с этим. Пытался устоять перед чудовищно могущественным сознанием ребёнка, прощупывавшим мой мозг. Но силы этой твари, этого «ребёнка», намного превышали мои способности.

— Убей его, — сказала тварь.

Моя рука задрожала, когда я вскинул болт-пистолет и выстрелил Десантнику в голову. Испепеляющая белая агония захлестнула моё сознание.

— А теперь убей себя, — с хохотом продолжала тварь.

Я приложил дымящийся ствол болт-пистолета к собственному виску. Теперь я видел только хихикающее личико ребёнка, взгромоздившегося на колено поверженного, обезглавленного Космодесантника.

— Вот так… продолжай…

Мой палец напрягся на спусковом крючке.

— Нет… н-нет…

— Да, тупой придурок… да…

Из моего носа заструилась кровь. Хотелось рухнуть на колени, но чудовище не позволяло мне упасть. Оно желало, чтобы я сделал одну только вещь. Оно уговаривало меня, преодолевая сопротивление моего сознания.

Оно было настойчивым и убедительным.

Я нажал на спусковой крючок.

 

Глава седьмая

ВОК И ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ

ЭЗАРХАДДОН

ЧЕРЕЗ ПУСТОТУ

Но я не умер. Болт-пистолет, подарок библиария Бритнота, ни разу не подводивший меня за сотню лет, не выстрелил.

Тварь в облике ребёнка завопила и прыгнула в дым, огонь и мешанину из тел, окружавшие меня. Воздух закипел от псионических разрядов, и мимо меня вслед за этой крошечной мерзостью пробежали три фигуры. Инквизиторы. Все трое были инквизиторами или, по крайней мере, дознавателями. Одним из них, я уверен, был инквизитор Лико.

Я опустил свою дрожащую руку. И её, и зажатое в ней оружие покрывала корка псионического льда, сковавшего механизм и предотвратившего выстрел.

Я обернулся и увидел, что в нескольких шагах позади меня стоит Коммодус Вок. Его старческое лицо исказилось от напряжения, а на чёрном одеянии сверкали псионические льдинки.

— Отведи. Его. В сторону, — между резкими вздохами произносил он. — Я. Не могу. Держать. Его. Так. Долго.

Резко рванув болт-пистолет в сторону, я направил его ствол в воздух. Вок расслабился, зайдясь в лающем кашле. Оружие дёрнулось и выстрелило. Смертоносный заряд с воем исчез в небе, не причинив мне вреда.

Вок ослаб, гироскопы аугметического экзоскелета, поддерживающего его хилое тело, изо всех сил пытались удержать равновесие. Я подал ему руку.

— Спасибо, Коммодус.

— Не за что, — шёпотом произнёс он. Силы начали возвращаться к нему, и он поглядел на меня своими по-птичьи яркими глазами. — Только самые отважные или самые глупые пытаются тягаться с альфа-плюс псайкерами.

— Тогда я отношусь либо к обоим сразу, либо ни к одному из них. Я был ближе прочих от места трагедии и не мог просто стоять в стороне.

С Полковых Полей до нас донеслись звуки ожесточённой битвы. Орудийный огонь, взрывы гранат, крики и хлопки, всепроникающий шум, создаваемый сознаниями, разрушающими реальность, сжимающими материю, раскаляющими атмосферу. Я увидел, как человек в мантии, инквизитор или астропат, медленно поднимается в небо в столбе зеленого пламени. А затем его тело сгорело и распалось на части. Я увидел кровь, бьющую фонтанами. На нас обрушились шквал града и кислотный дождь, вызванный неистовством псионической баталии, разыгравшейся на авеню Виктора Беллума.

В гущу сражения устремлялись все новые фигуры. Многочисленные сотрудники Орденов со своими опытными телохранителями и целые подразделения Адептус Астартес. Под ногами задрожала земля, и я видел, как один из громадных Титанов класса «Пёс Войны» прошагал мимо Врат Спатиана, стреляя из своих турболазеров по наземным целям. Среди городских построек на восточной стороне широкой — и теперь столь печально известной — авеню прогремела серия разрушительных взрывов, по большей части порождённых псайкерами.

На низкой высоте пронеслись имперские «Мародёры». Небо почернело от дыма. Солнца теперь совсем не было видно. Словно серый снег, на наши головы оседали хлопья пепла.

— Это… ужасное злодеяние, — произнёс Вок. — Чёрный день в истории Империума.

Я уже и забыл, что Вок любит все преуменьшать.

Паника, беспорядки и грабежи охватили большую часть Улья Примарис. Власти объявили о введении военного положения. В течение пяти дней арбитры изо всех сил старались восстановить порядок на улицах и жилых уровнях израненного мегаполиса.

Это оказалось весьма трудной задачей, ведь и без того слишком многочисленное население Улья Примарис увеличилось за счёт паломников и туристов, прибывших на Новену. Порождённые паникой восстания вспыхнули и в других ульях. В течение нескольких дней казалось, что вся планета захлебнётся в крови и пожарах.

Небольшие секции Улья Примарис сумели сами себя оградить: элитные уровни, дома благородных семей, выстроенные наподобие крепостей, неприступные здания Инквизиции, Имперской Гвардии, Астропатикус, многочисленные бастионы Министорума и огромный дворец главнокомандующего. Вся остальная территория мегаполиса походила на зону боевых действий.

Особенно серьёзно пострадала Церковь. Когда Монумент Экклезиарха объяло пламя, рядовые обитатели решили, что этот кошмар стал результатом божьего гнева, и в своём безумии обрушились на все церкви, храмы и монастыри, какие только смогли найти. Мы узнали, что при взрыве под обломками Монумента погиб кардинал Палатин Андерусий. И он был далеко не единственным великим иерархом, погибшим в последовавшей кровавой оргии.

Первостепенной и самой фундаментальной задачей, вставшей перед властями, явился захват или ликвидация беглых псайкеров. Как было известно, во время разыгравшегося на авеню Виктора Беллума сражения десятерым преступникам удалось бежать и раствориться в улье, сея смерть и ужас на своём пути. На охоту за ними были посланы войска Инквизиции и вся мощь Империума, которую только можно было предоставить ей в помощь.

Имперские войска по пятам преследовали двоих из них и нейтрализовали еретиков недалеко от авеню ещё до наступления сумерек этого ужасного первого дня. Ещё один пытался спрятаться на фабрике по производству овощных консервов, расположенной в восточном секторе внешней зоны, и попал в осаду. Потребовалось три дня и жизни восьмисот имперских гвардейцев, шестидесяти двух астропатов, двух Космических Десантников и шести инквизиторов, чтобы выкурить его из убежища и сжечь. От консервной фабрики и построек, что располагались на площади три квадратных километра вокруг неё, не осталось камня на камне.

Наши войска были практически лишены управления. Адмирал Оэтрон, остававшийся в качестве дежурного командующего военным флотом на орбите планеты, сумел вывести четыре пикетных корабля на геосинхронную орбиту над Ульем Примарис и некоторое время успешно поддерживал с наземными силами вокс- и астропатическую связь. Но на исходе первого дня над ульем разразились псионические бури и всякая связь была потеряна.

Это было тяжёлое, мрачное время. Разделившись на небольшие отряды, мы прочёсывали охваченные огнём улицы. Вместе с Воком я стал частью группы, основавшей свой штаб в здании районного управления Адептус Арбитрес, находящегося в коммерческой зоне на Бламмерсайд-стрит. Толпы отчаявшихся граждан стекались к нам, умоляя о помощи, милосердии и защите. Многочисленные банды снова и снова нападали на здание. Людей вёл гнев и страх перед машиной Империума. Их ярость усиливалась ещё и потому, что мы не желали пускать их внутрь.

Мы не могли этого сделать. Мы и без того были перегружены работой, а убитых и раненных оказалось так много, что медики арбитров и дежурные морга просто не успевали с ними справляться. Заканчивалась пища, медикаменты и боеприпасы. Нам приходилось ввести ограничение на потребление воды, поскольку сети центрального водоснабжения оказались разрушенными.

Энергию тоже отключили, но в отделении госпиталя имелся собственный генератор.

В течение всей ночи от экранированных окон отлетали бутылки, камни и самодельные прометиумные бомбы, а по дверям молотили кулаки.

Ввиду старшинства командовал нами Вок. В нашу команду входили инквизитор Робан, инквизитор Елена, инквизитор Эссидари, двадцать дознавателей и младших служителей Инквизиции, шестьдесят солдат из Трацианской Гвардии, несколько дюжин астропатов и четыре Космических Десантника из Ордена Белых Консулов. Ряды самих арбитров насчитывали приблизительно сто пятьдесят человек. Кроме того, в здании нашли убежище приблизительно три сотни представителей местной знати, экклезиархов и сановников, участвовавших в Великом Триумфальном Шествии, а также и несколько сотен простых граждан.

Помню, как около полуночи я стоял в разграбленном офисе командира арбитров, глядя сквозь экранированные окна на горящие улицы и всполохи психического шторма, разрывавшие небо. С начала катастрофы я не получил ни единой весточки от Рейвенора. Помню, что мои руки все ещё продолжали дрожать.

Честно говоря, мне кажется, что я был в шоке. Естественно, на меня повлияло все происходящее, но причиной тому было ментальное нападение, жертвой которого я стал. Я привык гордиться острым умом, но тогда он утратил свою живость.

Меня не покидало ощущение, что все произошедшее было кем-то подстроено.

— В этом нет никакого сомнения. — Тихо подойдя сзади, Вок без разрешения прочитал мои поверхностные мысли. Подняв металлический стул, он установил его на шаткие искорёженные ножки и осторожно присел на краешек.

— Несчастные случаи не редкость. И боевые самолёты разбиваются! — выкрикнул инквизитор. — Но они развернулись и атаковали. Их нападение было подготовлено.

Я кивнул. По крайней мере, одна из «Молний» врезалась в свиту Магистра Войны, а другая рухнула среди сотрудников Инквизиции. Пока ещё никто точно не знал, сколько наших коллег погибло, но Вок увидел достаточно. Он считал, что были уничтожены как минимум двести наших товарищей инквизиторов. Я вспомнил недавнюю беседу, развернувшуюся за обеденным столом в Океан-хаусе. Мои сотрудники высказывали предположения о том, что некие могущественные силы могут выступить против возвышения Хонориуса.

— Это первый акт в войне Домов? — спросил я. — Экклезиархия или, возможно, великие династии пытаются сорвать попытку главнокомандующего Геликана продвинуть Магистра Войны? Его повышение до ранга Заступника Феода придётся не по душе многим мощным фракциям.

— Нет, — сказал Вок. — Хотя я уверен, что именно так многие и подумают. Точнее, многих подтолкнут к этой мысли.

Он пристально посмотрел на меня:

— Целью атаки было освобождение псайкеров. Иного объяснения нет. Наш извечный враг ударил, рассчитывая причинить нам максимальный ущерб и позволить пленникам сбежать. А заодно нанести урон тем силам, которые могли бы этому помешать.

— Принципиально возражать не стану. Но было ли освобождение псайкеров их главной задачей или просто средством достижения какой-то иной цели?

— Что ты имеешь в виду?

— Было ли это всего лишь попыткой освободить псайкеров… или только актом чрезвычайной жестокости против Империума, который должен был усилить высвобожденных еретиков?

— Пока мы не узнаем, что за всем этим стоит, нам не удастся ответить на твой вопрос.

— Могли ли сами псайкеры совершить это, воздействуя на сознание пилотов?

Вок пожал плечами:

— Этого нам тоже не дано знать. Пока не дано. Возможно, доля вины лежит и на Магистре Войны, ведь излишняя бравада заставила его выставить своих пленников напоказ. Но без сомнения, он сделал все, чтобы окружить их непроницаемой защитой. Я вынужден подозревать наличие внешнего влияния.

Какое-то время мы молчали. Хонориус Магнус чуть не погиб при взрыве разбившегося истребителя и теперь проходил курс экстренной хирургии на борту медицинского фрегата, стоящего на военной орбите. Никто не знал, жив ли главнокомандующий Геликана. Если бы он погиб или если Магистру Войны было суждено умереть от ран, то Хаос добился бы исторической победы.

— Мне тоже кажется, что вмешались какие-то внешние силы, — сказал я. — Возможно, другой псайкер или псайкеры, следовавшие по пятам за своими товарищами, чтобы попытаться вызволить их.

Вок сжал свой безгубый рот:

— Самый великий триумф моей жизни, Грегор. Я пленил этих чудищ во имя Императора… и погляди, чем все обернулось.

— Ты не должен винить себя, Коммодус.

— Могу ли я не винить себя? — Он бросил на меня косой взгляд. — Как бы ты чувствовал себя на моем месте?

Я пожал плечами:

— Я бы постарался все исправить. Не расслаблялся бы, пока все негодяи не будут уничтожены, а порядок восстановлен. А затем приложил бы все усилия, чтобы выяснить, кто и что за всем этим стоит.

Коммодус вновь посмотрел на меня и не отводил глаз в течение нескольких минут.

— В чем дело? — спросил я, хотя уже почувствовал, что сейчас начнётся.

— Ты… сказал мне, что находился неподалёку от места событий под защитой Врат Спатиана. Ближе, чем многие.

— И?

— Ты знаешь, о чём я хочу спросить.

— Ты решил начать с меня? Я слишком устал, Вок, а потому остановился почтить могилу адмирала.

Вок приподнял одну бровь. Мне показалось, он чувствовал, что на самом деле я и сам не верю в то, о чём говорю. Но по крайней мере, он оказал мне любезность и не стал разрывать моё сознание, чтобы с помощью своих намного более мощных псионических способностей обнаружить таящуюся там правду. За прошедшие годы мы достигли взаимопонимания и в итоге были обязаны друг другу жизнями.

Он знал меня достаточно хорошо, чтобы не давить.

По крайней мере сейчас.

В комнату ворвалась дознаватель.

— Господа, — сказала она, — инквизитор Робан пожелал, чтобы вам сообщили: мы вступили в контакт с одним из еретиков.

Насколько было известно, этим выродком оказался альфа-плюс псайкер по имени Эзархаддон, один из лидеров тайного сообщества. Сея на своём пути беспорядки и смерть, он скрылся в улье, преследуемый группой, которую вели Лико и Хелдан. Последнему удалось войти в контакт с одним из астропатов Вока и передать отчаянный зов о помощи.

Мы с Воком и Робаном отправились на улицы улья с карательной командой, состоящей из шестидесяти человек и включающей четырех Белых Консулов. Их отряд возглавлял огромный сержант по имени Курвел. Пешком мы пробирались через развалины и дым. То и дело горожане, сбившиеся в банды, со смехом закидывали нас камнями, но устрашающий вид четырех Космических Десантников удерживал их от нападения.

Коммодус предупредил меня, что Эзархаддон был существом ужасающего интеллекта и его нельзя было недооценивать. Когда мы увидели, какую чёртову нору нашёл себе монстр, я понял, о чём говорил Вок.

Благородное семейство Ланж играло видную роль в аристократической среде Трациана Примарис. Оно содержало обширный летний дворец в восточном секторе Улья Примарис неподалёку от коммерческого квартала, где и зарабатывало своё состояние.

Окружённый личным силовым полем, дворец горделиво возвышался над окружающими его невысокими зданиями.

Это место было из тех, которые мы считали безопасными. Благородные Дома, с их могуществом и силами самообороны, должны были сами суметь постоять за себя во время беспорядков. Но они не устояли против Эзархаддона. Он засел внутри дворца.

У западного подъезда мы встретились с Хелданом. С ним была команда примерно из двадцати человек. Улицу устилали тела погибших, по большей части гражданских.

— Он управляет толпой, словно марионетками, — без единого приветственного слова бросил Хелдан. — Люди продолжают прибывать. Они не дают нам проникнуть за ворота сада и попасть в служебное крыло!

Как я, возможно, уже говорил, с инквизитором Хелданом мы не водили близкого знакомства. Это был очень высокий, мрачный мужчина. Со времён встречи с голодным карнодоном на Гудрун его лицо напоминало неприглядную застывшую маску, покрытую шрамами. Когда мы в первый раз встретились, он был учеником Вока; теперь же ему удалось подняться до ранга инквизитора. Он обладал псионическими способностями, превосходящими мощь его старого наставника. Увидев Хелдана, я вздрогнул. По всей видимости, он перенёс многочисленные пластические операции, но отнюдь не для того, чтобы замаскировать уродство, а, наоборот, ради его преувеличения. Череп инквизитора теперь казался вытянутым и напоминал лошадиный. Вперёд выступали челюсти с тупыми зубами, из-под лба на меня смотрели тёмные, мрачные глаза. Вместо волос над его головой вились многочисленные провода и трубки, в которых циркулировали жидкости. Хелдан был облачён в кроваво-красный пласталевый бронежилет, а в руке держал энергетический клинок.

— Эйзенхорн, — кивнул он, заметив меня. Ощущение было такое, что в мою сторону мотнул головой боевой конь.

— Они снова наступают! — раздался крик людей Хелдана.

По пылающей улице к нам, пошатываясь, брели люди.

— К оружию! По местам стоять! — приказал Хелдан. Губы его при этом оставались неподвижными. Псионическая команда прозвучала внутри наших голов, и некоторые из пришедших с нами солдат, похоже, испугались.

На нас обрушился град из камней и бутылок. Бойцы Трацианской Гвардии подняли зонтики защитных экранов. А затем послышались выстрелы. По нам стреляли из лёгкого оружия. Арбитр, стоявший рядом со мной, повалился на землю. Я заметил, что одно из его колен неестественно вывернуто в обратную сторону.

На нас напала сотня или даже больше граждан улья. Их лица были лишены выражения, двигались они словно сомнамбулы. Как и докладывал Хелдан, какая-то грандиозная ментальная сила превращала их в марионеток. В ночном воздухе, наполненном гарью пожаров, чувствовался характерный запах озона — признак псионического воздействия.

Я не испытываю ни малейшего удовольствия, когда вспоминаю, что случилось потом. Этот зверь Эзархаддон вынудил нас сражаться с невинными гражданами. Действия наши были продиктованы исключительно необходимостью самозащиты.

Быть может, преступник полагал, что мы не станем стрелять в горожан и оставим его в покое.

Однако мы представляли Инквизицию.

Грохоча оружием по нагрудникам брони и вызывающе завывая в динамики шлемов, вперёд двинулись Белые Консулы во главе с Курвелом. Прометиумная бомба, вылетевшая из толпы, разбилась о броню одного из них, но объятый пламенем Космодесантник спокойно продолжал наступать.

Мы стреляли поверх голов нападавших, стараясь отогнать их, но люди уже были лишены собственной воли. Нам пришлось стрелять на поражение. Через десять минут мы с неохотой увеличили список погибших в этом безумии.

С боем пробившись к повороту улицы, мы оказались перед высокой оградой сада, у самого края переливающегося силового щита, защищающего дворец.

В моей голове зазвучал тихий смех.

Эзархаддон.

— Где Лико? — Я услышал, как Вок ментально вопрошает Хелдана.

— Он со своей командой обходит здание вокруг, чтобы попытаться обезвредить силовой щит.

— Вы идиоты! — вслух сказал я, глядя на Хелдана. — Этот монстр может управлять огромной толпой, а вы совсем рядом с ним пользуетесь псионической связью?

— Этот монстр, — ответил Хелдан, — может прочесть в сознании каждого в городе и даже за его пределами. Он знает, чем мы все заняты. Нет никакого смысла таиться. Остаётся только приложить все усилия. Или тебе это недоступно?

— Сколько у нас времени до следующего боя? — спросил Курвел, перезаряжая оружие.

— С тех пор как мы прибыли сюда, столкновения происходят все реже, — ответил Хелдан. — Времени у нас столько, сколько Эзархаддону потребуется на поиски других сознаний. Он ментально обследует окружающий район, чтобы подчинить своей воле новых людей и сделать из них марионеток. С каждым разом ему приходится забрасывать свои сети все дальше.

— Как же он проник туда? — спросил Робан. Хелдан только покачал головой и пожал плечами.

Инквизитор Робан, крепкий мужчина средних лет, облачённый в коричнево-жёлтые одеяния, был достойным человеком, хотя я и не слишком хорошо знал его. Но он откровенно придерживался доктрины ксантанитов, и ультрапуританин Хелдан не желал с ним возиться.

Вок, Хелдан и Курвел занялись обсуждением возможного плана штурма, в то время как солдаты заняли оборонительные позиции вокруг нас.

— Чертовски неблагодарная задача, — обратился ко мне Робан. — Даже не знаю, зачем мы здесь!

— В качестве пушечного мяса, — напрямик сказал его молодой дознаватель Иншабель, и мы оба засмеялись.

— Должно же быть что-то… — произнёс я, вынимая свой карманный скоп и пытаясь определить параметры энергетического поля и его спектры. Затем я обратился к одному из арбитров, седеющему участковому командиру, облачённому в защитные доспехи, используемые при подавлении беспорядков:

— Эй, ты!

— Да, инквизитор?

— Как тебя зовут?

— Луклас, сэр.

— Боже-Император милостивый! — вздохнул я, и Робан снова рассмеялся. — Ладно, Неудачник, этот дворец находится на территории вашего патрульного участка, не так ли?

— Да, сэр.

— Значит, контроль за уличными системами безопасности вокруг него также осуществляете вы.

— И вновь да, сэр.

— Так, значит, просто для соблюдения протокола, в вашем отделении должно храниться досье, в котором указан тип данного энергетического щита и гармоники всего дворца, на случай критической ситуации.

Исходя из своего опыта, я знал, что обязанность собирать подобную информацию о строениях, находящихся на территории участка, входила в обязанности арбитров.

— Такая информация существует, сэр.

— Конечно же, она существует, — снова вздохнул я. — И не кажется ли вам, что теперь самое время…

Он надел свой вокс. Лукласу потребовалось приложить массу усилий, чтобы выйти на связь с управлением.

— Ты что-то придумал? — спросил меня Робан.

— Возможно.

— Хитроумный инквизитор Эйзенхорн…

— Что?

— Не обижайся. Просто сплетни о твоей репутации летят впереди тебя.

— Неужели? Надеюсь, говорят хорошее?

Робан усмехнулся и покачал головой, словно человек, который, может, и слышал кое-что, но решил оставить это при себе.

— Это конический пустотный щит старого образца, десятая модель, — через некоторое время доложил командир арбитров Луклас. — Гармоническая волна: тангенс восемь-семь-восемь. Кода отключения у нас нет. Леди Ланж не согласилась предоставить его.

— Держу пари, теперь она в этом раскаивается, — едко заметил дознаватель Иншабель. Он начинал мне нравиться.

— Спасибо, Неудачник, — сказал я.

— Моё имя Луклас, сэр.

— Знаю.

Я постарался припомнить всё, что рассказывал мне Эмос о защитных экранах. Хотелось бы мне обладать его памятью. И ещё больше хотелось, чтобы он был рядом.

— Мы можем разрушить его, — абсолютно уверенно произнёс я.

— Разрушить пустотный экран? — переспросил Робан.

— Он даёт всего лишь коническую… суперповерхность. И к тому же устарел. Эти пустотники способны отразить все что угодно, но не генерируют поля, если вывести из строя хотя бы один из проекторов. Вон тот контрфорс, должно быть, один из проекторных блоков. Он уходит под землю.

— Логика ясна. Но как осуществить ваш план на практике? — явно заинтересовано кивнул Робан.

Подойдя к брату-сержанту Курвелу, я бесцеремонно прервал его беседу с Хелданом и поделился своими соображениями.

Хелдан сразу же поднял меня на смех:

— Лико уже занят этим!

— Как?

— Он установил местонахождение внешней системы управления на главных воротах и пытается взломать код…

— Коды отменены, а система управления отключена Эзархаддоном. Лико впустую тратит время. Так мы не сможем выключить генератор. Нам не отнять у Эзархаддона контроль над системой. Но мы можем подкопаться под саму систему.

Хелдан собирался сказать что-то ещё, но его одёрнул Вок:

— Думаю, Грегор может предложить что-нибудь дельное.

— Почему это?

— А потому, Хелдан, что, как ты уже упоминал, монстр может нас слышать, и ему явно пришёлся не по вкусу этот план.

Вок жестом показал в сторону прилегающих улиц. К дворцу спешили не меньше пяти сотен граждан.

У Курвела ушло приблизительно десять минут на то, чтобы разобрать мостовую и выломать часть садовой стены, в то время как мы отбивались от нападения все увеличивающейся толпы зомби. На нас снова обрушился град пуль, камней и бутылок.

— Канализационная труба! — объявил Курвел.

Я обернулся к остальным:

— Коммодус… Вам придётся сдерживать их ещё какое-то время.

— Можешь на это рассчитывать, — ответил он.

— Робан, возьми несколько человек и двигайся за мной.

Хелдан был недоволен. И больше не пытался делать предупредительных выстрелов. Думаю, что он просто вымещал свой гнев на безвольных горожанах.

Я спрыгнул в отверстие канализационной трубы вместе с Курвелом, Робаном, Иншабелем и тремя гвардейцами. Те, кто остался наверху, едва согласились отпустить хотя бы их.

Грязная труба коллектора уходила прямо под стену сада, а потом резко обрывалась. Старая каменная кладка окружала основание контрфорса. Камень был тёплым, его покрывали комья пенистой плесени.

Иншабель поправил фонарь. Курвел, и без того хорошо видевший в темноте, вынул две последние крак-гранаты и закрепил их на камнях.

— Жаль, что их так мало. Могли бы сразу проломить стену.

— Могли бы, брат-сержант. Но возможно, так будет лучше.

— Почему?

— Если нам удастся просто обрушить этот проектор, то, прежде чем энергия поля исчезнет, произойдёт короткое замыкание. И скорее всего внутри поля возникнет электромагнитный импульс. Думаю, это последнее, чего бы сейчас хотелось Эзархаддону.

Словно в подтверждение моих слов, нас обволокло пеленой мучительной боли. Эзархаддон осознал свою уязвимость и теперь обрушивал на нас неимоверную ментальную мощь. Марионеток он создавал из спортивного интереса, но теперь пришло время захватить или уничтожить сознания тех, кто охотился за ним.

Псионический удар был ужасающим. Двое гвардейцев умерли сразу. Оставшийся в живых начал стрелять, дважды попав в Курвела и ранив Иншабеля. Робану пришлось прикончить солдата выстрелом из лазерного пистолета.

Поработить наши сознания оказалось труднее. К тому же нас защищали толща каменной кладки и близость к энергетическому потоку силового экрана.

Но даже мы с Робаном, Иншабелем и Курвелом должны были погибнуть или поддаться жажде убийства в ближайшие секунды.

Как мне хотелось тогда, чтобы с нами была Елизавета или хотя бы кто-нибудь из Дамочек.

— Взрывай! Взрывай! — захрипел я.

У меня в носу и в горле второй раз за этот день полопались кровеносные сосуды.

— Мы же прямо у…

— Сделайте это, брат-сержант! Во имя Бога-Императора!

Взрыв вывел проектор из строя. По туннелю коллектора стремительно прокатилась взрывная волна. Казалось, мы обречены, но брат-сержант Курвел закрыл нас своим огромным, закованным в броню телом.

Это стоило ему жизни.

Я пообещал себе добиться того, чтобы его имя и память о нем были отмечены примархом Белых Консулов.

Когда проектор был разрушен, пустотный щит самоликвидировался, вырубив охранные системы дворца пронёсшимся по ним электромагнитным неистовством, а заодно отключив и разрушительное сознание Эзархаддона.

Исследование природы неприкасаемых позволило мне сделать вывод, что ментальные силы, вне зависимости от того, насколько мощными они являются, скорее всего основываются на электрической деятельности человеческого мозга и зависят от импульсов, проходящих между синапсами. Неприкасаемые каким-то образом заглушают эту деятельность, порождая тревожную и обезоруживающую пустоту, замедляя или блокируя естественные и фундаментальные процессы, происходящие в человеческом мозге. То есть именно по этой причине рядом с ними не действуют силы псайкеров и поэтому среди них так много неудачников. И в конечном счёте по этой причине они так пугают и раздражают людей, особенно псайкеров.

Мне удалось заставить старый пустотный щит породить краткую яркую вспышку «неприкасаемости».

И теперь, прокляни его Император, еретик псайкер Эзархаддон на время оглох, ослеп и потерял дар речи. Теперь он был в моих руках.

 

Глава восьмая

ЛОГОВО ЭЗАРХАДДОНА

ЛИКО-ПОБЕДИТЕЛЬ

ОСТАНКИ

Мы проникли на территорию дворца Ланж, перебравшись через стену. После взрыва щита в воздухе повис резкий запах озона, тлели аккуратно подстриженные фруктовые деревья и садовые оградки из лароэбура.

Вместе с Робаном и Иншабелем я побежал по гравийной дорожке, связывающей служебное и восточное крылья дворца. В саду за нашими спинами заметались лучи ручных и подствольных фонарей. Значит, Хелдан повёл своё войско в обход садовой террасы.

В доме было тихо и темно, электроснабжение отключилось из-за электромагнитного разряда. Ударной волной от взорвавшегося пустотного щита выбило двери. Теперь они лежали на мозаичном полу холла. На месте окон зияли дыры.

Фоторецепторы и установки климат-контроля, встроенные в полированные стенные панели из синего дерева, почернели и оплавились. В глубине коридоров клубился дым, мерцали огненные всполохи: богато обставленные комнаты второго этажа охватило пламя, когда от взрыва с потолка сорвались декоративные проментиумные лампы.

Мы проверяли помещения, расположенные по обеим сторонам коридора, и повсюду находили тела мёртвых слуг и отключившихся сервиторов.

Робан двигался впереди, поводя из стороны в сторону лазерным пистолетом.

— Сколько у нас времени? — спросил Иншабель.

— До чего?

— До того, как он оправится от импульса?

Я и сам не знал, насколько тяжело мы ранили Эзархаддона и насколько сильным было его сознание. Но в любом случае нам стоило поторопиться.

По этерцитовым ступеням мы поднялись на третий этаж и вошли в огромный банкетный зал. Свод — черепаший панцирь из высокопрочного стекла — обрушился. Высоко в небе потрескивали псионические грозы. Каждый наш шаг отдавался хрустом битого стекла и скрежетом обломков.

Здесь тоже лежали тела — трупы аристократов и их слуг. Из соседнего зала доносились звуки шагов и сдавленные рыдания.

У перепуганных людей перехватило дыхание от ужаса, когда лучи наших фонарей осветили их фигуры. Немногочисленные обитатели дворца, чудом пережившие случившееся, испуганно жались по углам. На телах многих виднелись следы псионических ожогов и телекинетические шрамы.

— Имперская Инквизиция, — твёрдым голосом произнёс я. — Успокойтесь. Где Эзархаддон?

Некоторые вздрогнули и застонали при упоминании этого имени. Пожилая аристократка в изодранном перламутровом платье свернулась в углу калачиком и заплакала.

— Быстрее, у нас мало времени! Где он?

Я хотел было применить Волю, чтобы заставить их дать ответ, но их сознания и без того были достаточно измучены событиями этой ночи. Даже незначительное ментальное воздействие могло убить многих из них.

— К-когда отключился свет, он побежал… побежал к западному входу, — произнёс окровавленный человек, одетый в нечто, что, по моему предположению, когда-то являлось униформой телохранителя Дома Ланж.

— Вы можете показать нам дорогу?

— У меня сломана нога…

— Тогда кто-нибудь другой! Прошу вас!

— Фрюа, пойдёшь ты. Фрюа! — Телохранитель обернулся к испуганному мальчишке-пажу, сидящему на корточках за колонной.

— Давай же, парень, покажи нам дорогу, — ободряюще сказал Робан.

Мальчик поднялся на ноги. В его глазах метался страх. Я не знал, кого он боялся больше — Эзархаддона или нас, инквизиторов.

Коридор, по которому нас повёл паж, шёл от банкетного зала на запад к взлётной площадке. Плиточный пол сплошь покрывали осколки стекла и пятна крови.

Мне показалось, что я кожей ощутил дуновение ветра. Возможно, где-то впереди был выход наружу.

Тяжёлые, взрывоустойчивые двери в мрачный погрузочный док были выломаны. Несколько погрузочных сервиторов замерли в неуклюжих позах. Через открытый центральный люк пробивался тусклый свет.

Взяв оружие на изготовку, я махнул Робану и Иншабелю, чтобы они заходили справа. Мальчик-паж спрятался за дверями. Воздух вокруг нас начал меняться, словно атмосфера стала густеть и сжиматься. Как будто нечто огромное готовилось вздохнуть.

Я был уверен, что Эзархаддон начал приходить в себя.

Неожиданно погрузочный док окутало мертвенно-зеленое свечение, психометрическая вспышка, сопровождающаяся взрывом невероятной псионической силы. Мы с Робаном задрожали, когда наши лёгкие скрутил спазм, а в головы погрузились щупальца чужого сознания. Иншабель закричал. Напав сзади, его сбил с ног Фрюа. Мальчик моментально превратился в безмозглую куклу, его взгляд сделался пустым, на губах выступила пена. Иншабель пытался сопротивляться, но парнишка дрался свирепо, и инквизитор начал ослабевать.

Мою голову пронзила резкая боль, однако я понимал, что Эзархаддон ещё не до конца пришёл в себя. Окружив своё сознание ментальной защитой, на какую хватало сил, я пошёл вперёд.

Неожиданно совсем рядом загудели сервомоторы. К моей голове метнулась огромная стальная лапа, и я отпрыгнул в сторону.

Покрытый патиной погрузочный сервитор распрямился во весь свой трехметровый рост и с грохотом зашагал ко мне на толстых гидравлических ногах. Он попытался достать меня металлическими конечностями. Из его широких плечевых суставов вырвались струйки пара, а смотровые гнёзда на помятом лицевом щитке горели ярким жёлтым огнём.

Несмотря на всю механику, погрузочный андроид, как и все сервиторы, был собран на основе человеческих органических компонентов: мозга, спинномозгового ствола и сети нервных окончаний. Поэтому Эзархаддон мог управлять им точно так же, как и обычным человеком.

Андроид снова атаковал меня, но промахнулся. Плоская конечность с громким свистом прорезала воздух.

Сервитор напоминал огромную обезьяну: приземистый, с мощными ногами, бочкообразной грудной клеткой, широкими плечами и длинными руками. Конструкция, идеально подходящая для погрузочных работ. И для того, чтобы превратить человеческое тело в кровавое месиво.

Робан окликнул меня. И вовремя. Второй погрузочный сервитор, раза в два крупнее первого, с длинным телом и четырьмя ногами, тоже пришёл в движение. Его корпус покрывали листы изъеденного ржавчиной, потемневшего металла, а вместо головы торчала вилка подъёмника, что придавало ему сходство с быком. Смазанные маслом чёрные вилки подъёмника нацелились на Робана. Тот открыл стрельбу. Шесть или семь зарядов со звоном отскочили от тела механического монстра, лишь слегка опалив конечности машины.

Я увернулся от двух мощных, но медленных ударов обезьяноподобного сервитора. Мы теряли драгоценное время. С каждой секундой Эзархаддон становился сильнее.

Я выстрелил из болт-пистолета в корпус сервитора и отбросил машину назад. Механизмы и гидравлические поршни нижних конечностей андроида завизжали.

Тем временем я выхватил и включил силовой меч, моё любимое оружие, благословлённое для меня Ректором Инкса. Я всегда хорошо владел клинком, но Арианрод успела просветить меня в картайском Эул Вайла Скрай. Дословно это означало «гений остроты», картайский путь меча.

Я описал мечом восьмёрку, хан фасл, затем последовал косой выпад слева, уйн или же обратная форма таги вайла.

Удар был хорош. Силовой клинок начисто отхватил левую руку сервитора, и огромный манипулятор с грохотом упал на пол.

Словно разгневавшись, андроид бросился вперёд, пытаясь дотянуться до меня оставшейся рукой и размахивая дымящимся, оплавленным обрубком.

Я провёл горизонтальный блок на уровне головы, именуемый уве cap, а потом серию выпадов слева и справа, ульсар и уйн ульсар. Каждый удар высекал из металлического тела сервитора потоки искр. Кувырком уйдя от очередного мощного замаха, я развернулся на коленях и снова оказался лицом к врагу как раз вовремя, чтобы провести ура вайла бей, смертоносный диагональный удар слева направо. Сверкнув электрическим всполохом, лезвие вскрыло обшивку корпуса взбесившегося погрузчика.

Я выиграл достаточно времени, чтобы ментально установить местонахождение мозгового центра сервитора. Управляемый псионической силой, а потому светящийся и полыхающий, он появился перед моим мысленным взором. Я определил, что располагался он в груди андроида, глубоко под броней, там, где у человека находятся кости ключицы.

Ещё один уве cap, а затем смертельный эул цаер. Прямой выпад, и, пронзив металлическое тело, острие рассекло органический мозг. Не вытаскивая потрескивающий разрядами клинок, я подождал, пока угаснут жёлтые глаза, а затем выдернул меч и отступил в сторону. Сервитор рухнул на пол.

— Робан! — позвал я, перепрыгивая через поверженного противника.

Но Робан был мёртв. Обмякшее тело повисло на погрузочной вилке, вонзившейся в живот. Андроид пытался стряхнуть труп.

Наконец Иншабель вскочил на ноги. Я видел, что по его лицу катились слезы, когда он открыл по сервитору огонь из автоматического пистолета.

Чертыхаясь, я ринулся вперёд. Обеими руками сжимая рукоять силового меча, я обрушил клинок на спину андроида. Сомневаюсь, что у обитателей Картая, при всей их мудрости, в священной Эул Вайла Скрай имелось название для такого яростного удара сверху. Тело сервитора развалилось надвое.

Иншабель попытался вытащить из-под обломков механизма труп своего наставника.

— После! Для этого ещё будет время! — сказал я, усиливая команду с помощью Воли. Иншабель был близок к тому, чтобы утратить рассудок и отдаться гневу и тоске, а я нуждался в его помощи.

Он подхватил своё оружие и побежал за мной.

— Где мальчик? — спросил я.

— Пришлось врезать ему. Надеюсь, он просто потерял сознание.

Мы выбрались на взлётную площадку дворца в пронизанную грозами ночь. Психическая молния расколола небо над головой. Нас хлестало ветром. На самой площадке никого не было, но на газоне под ней шло сражение. Я увидел, как восемь фигур, одни в мантиях, другие в броне Трацианской Гвардии, окружают одинокое человекоподобное существо, вокруг которого потрескивает призрачное сияние. Прямо на наших глазах от светящейся фигуры в воздух взметнулись неровные языки пламени, поглотившие одного из гвардейцев.

Эзархаддон. Они загнали в угол Эзархаддона!

Спрыгнув с трехметровой высоты на влажную траву, мы с Иншабелем поспешили присоединиться к драке.

Теперь, несмотря на стену дождя, я мог отчётливо разглядеть Эзархаддона. Это был высокий, тощий, жилистый, почти полностью обнажённый мужчина, с шевелюрой чёрных непослушных волос. Вокруг его подрагивающих конечностей скользили призрачные огни.

Мы были всего лишь в десяти метрах от места сражения, когда одна из облачённых в мантию фигур вскинула массивное оружие и выстрелила во вражеского псайкера.

Лазерная винтовка. Фиолетовый луч, невыносимо яркий для человеческих глаз, ударил в Эзархаддона. Преступник был слишком слаб, чтобы защищаться. Его тело с головы до ног охватило белое пламя, словно он сам был зажигательным снарядом.

Убрав оружие, мы с Иншабелем подошли ближе. Только когда закутанные в мантии прислужники закончили бормотать молитвы с просьбами о милосердии и избавлении, инквизитор Лико опустил лазерную винтовку.

— Да пребудет с тобой благодарность Императора, Лико, — произнёс я.

Он оглянулся.

— Эйзенхорн, — кивнул инквизитор.

Его узкое лицо было строгим и напряжённым, из-под низко надвинутого капюшона на меня смотрели голубые глаза. Ему было приблизительно пятьдесят стандартных лет, и по меркам Инквизиции он был ещё просто юнцом. И достаточно молод для того, чтобы его карьера не рухнула после этого зловещего дня, практически обесценившего его подвиг на Дольсене.

— Я служу не ради благодарности Императора. Я делаю это во имя славы всего Империума.

— Пусть будет так, — ответил я, оглянувшись на столб неровного белого света, в который превратилась наша добыча. Я ничуть не жалел, что уступил Лико возможность расправиться с еретиком. Меня это не волновало. Побег псайкеров почти лишил его заслуженной в последнее время славы. Исправить положение он мог, только выследив и уничтожив преступников.

По всей планете прокатилась волна некоторого подобия радости, когда было объявлено, что главнокомандующий Геликана остался невредим в этой бойне и что Магистр Войны тоже будет жить. Сообщение пришло только на шестой день, когда имперские власти уже начали восстанавливать порядок. Эта информация отчасти помогла успокоить измученных граждан Трациана Примарис. Простой народ, уже считавший себя забытым, наконец поверил, что власть возвращается в добрые и честные руки. Паника стихла. Отряды арбитров проводили последние операции по поимке мародёров и самых отъявленных рецидивистов в нижних кварталах столицы.

Меня это сообщение не слишком воодушевило. Я получил конфиденциальную информацию о том, что главнокомандующий Геликана на самом деле погиб, вопя и обгадившись в штаны, когда на него рухнула «Молния». Экклезиархия и Геликан Сенаторум нашли двойника, который продолжал занимать его место, пока спустя несколько лет он не «скончался своей смертью от старости». Затем в более спокойной обстановке был избран преемник.

Теперь я могу спокойно говорить об этом в частном докладе, но в то время раскрытие тайны повлекло бы наказание смертью даже для самого высокопоставленного лорда Империума. Я не собирался разглашать секретную информацию. Я инквизитор и понимаю, сколь важно поддерживать общественный порядок.

В дополнение к усталости и болезненным ранам моё настроение омрачили вести о состоянии здоровья Гидеона Рейвенора. Теперь, конечно, все мы понимаем, какой бесценный вклад он внёс в науку Империума и что ему никогда бы не удалось этого сделать, если бы он не был вынужден обратиться к развитию своего разума.

Но тогда в грязном госпитале во дворах улицы Провидцев я увидел покрытого ожогами и ранами, практически парализованного молодого человека, блестящего дознавателя, изувеченного раньше, чем он сумел полностью реализовать свой потенциал.

С некоторой точки зрения Рейвенору повезло. Он не оказался за Вратами Спатиана среди ста девяноста восьми служителей Инквизиции, погибших под обломками разбившегося истребителя во время Великого Триумфального Шествия.

Он вместе с пятьюдесятью другими был искалечен взрывом и выжил.

Моего ученика едва можно было узнать. Кровоточащая груда опалённой плоти. Ожоги покрывали почти сто процентов тела. Он был слеп, глух и нем. Его лицо так оплыло, что там, где должен был располагаться рот, в сплавившемся мясе пришлось делать разрез, чтобы он мог дышать.

Эта потеря тяжёлым камнем легла на мою душу. А о том, какую утрату понесла Инквизиция, я и не говорю. Гидеон Рейвенор был самым многообещающим учеником из всех, кого я когда-либо обучал. Я стоял рядом с его застеленной пластиком кроватью, слушая шипение вентилятора и бульканье отсоса, и вспоминал слова, сказанные Коммодусу Воку в районном управлении Адептус Арбитрес на Бламмерсайд-стрит: «Я бы постарался все исправить. Не расслаблялся бы, пока все негодяи не будут уничтожены, а порядок восстановлен. А затем приложил бы все усилия, чтобы выяснить, кто и что за всем этим стоит».

И я поклялся сделать то же самое ради Рейвенора.

Но тогда я и представить себе не мог, что это означает и к чему меня приведёт.

Наконец на девятый день, который должен был стать последним в праздновании Священной Новены, я возвратился в Океан-хаус. Меня никто не встретил. Дом казался пустым и заброшенным.

Я прошёл в кабинет, налил изрядную порцию выдержанного амасека и рухнул в кресло. Казалось, прошла вечность с того времени, как я сидел здесь с Титусом Эндором и обсуждал тревожные предположения, ставшие теперь столь незначимыми и далёкими.

Дверь открылась. По тому, как неожиданно похолодало, я понял, что это Биквин.

— Мы не знали, что ты вернулся, Грегор.

— Тем не менее это так, Елизавета.

— Ну, это я вижу. Ты в порядке?

Я пожал плечами:

— А где все?

— Когда… — Она остановилась, тщательно подбирая слова. — Когда произошла эта трагедия, начались масштабные волнения. Джарат и Киршер ради безопасности увели прислугу в укреплённые бункеры, а я заперлась с Дамочками в западном крыле, ожидая и надеясь, что ты позвонишь.

— Связи не было.

— Да. В течение восьми дней.

— Но теперь все в порядке?

— Да.

Я наклонился вперёд и взглянул на Биквин. Её лицо было бледным, она выглядела измотанной волнениями и страхом.

— Где Эмос?

— В бункере, вместе с Бетанкор, Киршером и Нейлом. Фон Бейг тоже ошивается где-то поблизости. Это… это правда, что мы слышали о Гидеоне?

— Елизавета… да…

Она присела на подлокотник кресла и обвила мою шею руками. Псайкеру тяжело обниматься с неприкасаемым, вне зависимости, от того, сколь долгая и близкая история их связывает. Но её намерения были понятными и добрыми, и я терпел этот контакт столько, сколько было нужно, чтобы не показаться невежливым. Потом, мягко отстранив Биквин, я попросил:

— Пришли их. Позови их всех сюда.

— Грегор, здесь мы все не разместимся.

— Значит, на морскую террасу. В последний раз.

На озарённой бледным свечением морской террасе собрались многочисленные участники моей верной банды. Они смотрели на меня с надеждой. Джарат суетилась, раздавая напитки и засахаренные фрукты до тех пор, пока я не вложил в её натруженные руки бокал амасека и не усадил в кресло.

— Я закрываю Океан-хаус, — объявил я.

Люди зашептались.

— Я продолжу платить за аренду, но не имею больше желания жить здесь. Если честно, мне вообще не хочется больше оставаться на Трациане после этой… Священной Новены. Поэтому, как мне кажется, нет больше смысла содержать здесь прислугу.

— Но, сэр, ваша библиотека? — донёсся из задних рядов голос Псаллуса.

Я поднял указательный палец:

— Я заключу соглашение с одним из местных бюро, чтобы они с помощью сервиторов поддерживали дом в порядке. Кто знает, может, когда-нибудь мне снова понадобится это место.

Прежде чем продолжить, я наполнил свой бокал.

— Но я решил переместить свой главный штаб. Здесь небезопасно, если не сказать больше.

При этих словах Джабал Киршер смущённо уставился на свой бокал с соком.

— Я собираюсь переместить штаб в имение на Гудрун. Климат этой планеты нравится мне больше, чем здешний… ад улья. Джарат и Киршер, вы организуете сборы и мероприятия по переезду. Джарат, если ты не против, мне бы хотелось, чтобы ты приняла обязанности управляющей имением на Гудрун. Я понимаю, ты никогда не покидала Трациан…

Вскинув брови, она подалась вперёд, пытаясь осознать неожиданную перемену в своей жизни.

— Я… польщена, сэр, — наконец произнесла женщина.

— Я рад. Деревенский воздух пойдёт тебе на пользу. Поместьем сейчас управляет опекунский совет, так что мне нужны хорошая домоправительница и хороший начальник службы безопасности. Джабал… Я хочу, чтобы вы подумали над этим предложением.

— Благодарю вас, сэр, — отозвался Киршер.

— Псаллус, мы собираемся перенести библиотеку на Гудрун. Эта задача поручается тебе, как моему бессменному библиотекарю. Могу я рассчитывать на твою помощь?

— О да… Конечно, возникнут некоторые проблемы с транспортировкой и защитой некоторых экранированных текстов, и…

— Но я могу поручить это тебе?

Псаллус возбуждённо замахал своими хилыми руками так, что все засмеялись.

— Я понимаю, переезд займёт месяцы. Алан… Мне хотелось бы, чтобы и ты присматривал за всем этим.

Фон Бейг внезапно почувствовал себя неловко.

— К-конечно, инквизитор.

— Тебе поручается трудная задача, дознаватель. Ты готов к этому?

— Да, сэр.

— Хорошо. Я вернусь в имение на Гудрун не позднее чем через десять месяцев. Надеюсь увидеть именно такой дом, какой хочу.

Это обещание мне, к сожалению, не удалось сдержать.

— А что будет с Дамочками, сэр? — спросила Сурскова.

— Я собираюсь разделить вас, — сказал я. — Шесть лучших сотрудниц отправятся на Гудрун и будут дожидаться моих распоряжений. Остальные переедут в снятую мной резиденцию на вершине одного из шпилей Мессины. Там и будет размещаться новое официальное обиталище Дамочек. Сурскова, ты будешь контролировать переезд и основание новой школы для неприкасаемых.

Женщина потрясённо кивнула. Биквин тоже выглядела озабоченной.

Я обвёл взглядом служащих, воинов и помощников, собравшихся на террасе. Больше сотни человек.

— Это все. И да хранит вас Бог-Император до нашей следующей встречи.

Я попросил остаться Эмоса, Биквин, Медею и Нейла.

— Заботы о переезде вас не коснутся, — произнёс я.

— Об этом мы уже догадались, — ухмыльнулась Медея.

— Нам предстоят две миссии.

— Нам? — спросила Биквин.

— Да, Елизавета. Ты же не думаешь, что мы слишком стары для подобных развлечений?

— Нет, я… я…

— Слишком долго я отдыхал от дел, полагаясь на своих опытных помощников. Я соскучился по работе в полевых условиях.

— Во время последней операции в полевых условиях ты чуть не лишился жизни, — проворчала Биквин.

— Думаю, это лишний раз доказывает, что я теряю свой профессионализм.

— Какой позор! — с улыбкой пробормотал Нейл.

— Поэтому всем нам предстоит приключение. Ты ещё помнишь, каково это, Эмос?

— Конечно, помню. Но знаешь, Грегор, я не слишком скучаю по приключениям.

— Елизавета?

— О, я с радостью отправлюсь посмотреть, как тебя прибьют… — сложив руки на груди, мрачно произнесла Биквин.

— Значит, все согласны? — спросил я.

Ничего не могу поделать, моё лицо всегда остаётся невозмутимым. Горгон Лок постарался. Но я произнёс последние слова достаточно выразительно. Нейл и Медея охрипли от смеха, а Эмос тихо захихикал.

Даже Елизавета Биквин невольно усмехнулась.

— Как я уже сказал, нам предстоят два дела. После того как прослушаете инструктаж, я разрешаю вам взять с собой нескольких помощников из моего штата. Нейл, если хочешь, выбери пару бойцов, на которых можно положиться. Эмос, найди астропата, услугами которого можно воспользоваться без опаски. Елизавета, возьми пару Дамочек. Одно условие: группа будет состоять максимум из десяти человек. Не больше, слышите? Обсудите это между собой. Выбор на ваше усмотрение. Отправляемся через два дня.

— Так что за задания? — Развалившись в мягком кресле и свесив свои длинные ноги через подлокотник, Медея сделала долгий глоток зеленого вина и добавила: — Ты ведь сказал, что их будет два, верно?

— Два.

Я нажал на кнопку пульта, и на столе возникла дымка гололитического экрана. Мерцающие буквы складывались в слова сообщения, полученного мной в самом начале шумихи на Трациане: «Скальпель быстро режет нетерпеливо высунутые языки. В час третий, на Кадии. Гончая запрашивает Шип. Шип должен быть остёр».

— Вот черт! — вскричал Нейл.

— Это не подделка? — спросила Медея, посмотрев на меня.

— Нет.

— Боже-Император, он же в беде, мы нужны ему… — запричитала Биквин.

— Весьма вероятно. Медея, ты должна подготовить для нас переход на Кадию. Сначала мы отправимся туда.

— А потом? — спросил Эмос.

— Потом?

— Вторая миссия…

Я окинул коллег взглядом:

— Всем нам известно, насколько серьёзная ситуация сложилась на Кадии. Но я кое в чём поклялся Гидеону. Мне надо выяснить, что стоит за случившимся на Трациане. Я должен узнать, кто это сделал, выследить его и покарать.

Знаете, даже забавно размышлять о том, как все сложилось в итоге.

Было уже поздно. Мы уселись за великолепный ужин, приготовленный Джарат. Нейл рассказывал Эмосу и Медее чрезмерно пошлые анекдоты, а я объяснял Биквин суть перестановок в рядах Дамочек и задачи предстоящих миссий.

Кажется, она пришла в возбуждение. Так же, как и я, она слишком долго держалась в стороне.

На террасе появился Киршер.

— Сэр, к вам гость.

— В такое время? И кто же это?

— Говорит, что его зовут Иншабель, сэр. Дознаватель Натан Иншабель.

Он дожидался меня в библиотеке.

— Дознаватель. Надеюсь, вам предложили прохладительные напитки?

— Не стоит беспокоиться, сэр.

— Что ж… Так чем я обязан вашему визиту?

Иншабель, которому было не более двадцати пяти, откинул со лба прядь густых светлых волос и в отчаянии поднял на меня глаза.

— Я… остался без наставника. Ведь Робан погиб…

— Да дарует ему покой Бог-Император. Мы будем помнить его.

— Сэр, вы когда-нибудь думали, что произойдёт, если вы умрёте?

Его слова сбили меня с толку. Честно говоря, я никогда об этом не задумывался.

— Нет, Иншабель.

— Это ужасно, сэр. Как старший помощник Робана, я обязан расплатиться с его прислугой, привести в порядок его имущество и документы. Я должен сделать большую уборку, систематизировать архив Робана.

— В чем я уверен, дознаватель, так это в том, что вы справитесь с этой задачей.

Он вяло улыбнулся:

— Спасибо, сэр. Я… хотел просить вас взять меня к себе. Я очень хочу стать инквизитором. Мой наставник мёртв, и я знаю, что ваш… ваш дознаватель…

— Это так. Однако я сам решаю, кого брать в свой штат. Я…

— Инквизитор Эйзенхорн, я пришёл сюда не только для того, чтобы умолять вас принять на службу студента. Как я уже говорил, на меня легла обязанность закрыть поместье Робана. Это подразумевает регистрацию и подтверждение патологоанатомического свидетельства о его смерти. Инквизитор Робан был убит погрузочным сервитором, управляемым преступником-псайкером.

— И что с того?

— Чтобы до конца оформить бумаги, я должен включить в отчёт и уведомление о смерти Эзархаддона.

— Стандартная процедура, — кивнул я.

— Это уведомление оказалось очень кратким. Труп Эзархаддона обгорел от икр до головы и практически неопознаваем. Как и в случаях самовозгорания людей, после воздействия лазерного оружия не остаётся практически ничего, кроме плоти и костей лодыжек. Только останки.

— И?

— На его лодыжках не было клейма Маллеуса.

— То есть как?..

— Я не знаю, кого инквизитор Лико сжёг на лужайке возле дома Ланж, но это был не еретик Эзархаддон.

 

Глава девятая

ИИЧАН, ШЕСТЬ НЕДЕЛЬ СПУСТЯ

РАЗГОВОР С ФАНТОМ

КИНЖАЛЫ В НОЧИ

Одна из завшивленных голов вышибалы-бицефала, охранявшего грязные двери бара для твистов, одарила нас пренебрежительным взглядом. В это время вторая затянулась обскурой из трубки и остекленело уставилась куда-то вдаль.

— Здесь нечего делать таким, как вы. Уходите.

Крупные вязкие капли падали на наши головы. От дождя не спасал даже прогнивший тент. У меня не было желания долго стоять на улице. Кивнув, я взглянул на своего компаньона. Тот откинул капюшон и продемонстрировал вышибале множество деформированных, мигающих глаз, пятнавших его щеку и шею. Я распахнул свой дождевик и показал узел чахлых щупалец, торчавших из дополнительного рукава под моей правой подмышкой.

Вышибала поднялся со стула и вяло покачал одной головой. Он был плечистым, широкогрудым и высоким, словно огрин, его грязную кожу сплошь покрывали татуировки.

— Кхм… — бормотал он, обходя вокруг и оценивая нас. — Ну, раз так. Вы не пахли как твисты. Ладно…

Мы спустились по тёмной лестнице в ночной клуб. Помещение было затянуто дымом обскуры. Стены содрогались от незабываемо резкой, неблагозвучной музыки, называемой «пунд». Красный свет делал заведение похожим на адское болото, словно сошедшее с чёртовых картин безумного гения Омарметтии.

Здесь общались, пили, играли и танцевали уроды, калеки, полукровки и выродки. На сцене вертелась обнажённая большегрудая, безглазая девушка. На том месте, где у нормального человека должен располагаться пупок, у стриптизерши ухмылялся широкий рот.

Мы подошли к грязной деревянной стойке, освещённой чередой ярких белых ламп. Бармен оказался обрюзгшей тварью с налитыми кровью глазами и чёрным змеиным языком, метавшимся во влажном разрезе губ между гнилых зубов.

— Эй, твист. Чего будешь?

— Пару тех, — сказал я, указывая на стаканы с прозрачной зерновой выпивкой, которые проносила мимо официантка. Девушка была бы красива, если бы не жёлтые иглы, покрывающие её кожу.

Твисты. Все мы здесь были твистами. «Мутант» — грязное слово, если ты сам мутант. Они общаются друг с другом на самом свободном и самом порочном сленге Империума и носят своё прозвище как знак доблести. Подобная заносчивость свойственна всем люмпенам. Лишённые псионических способностей называют себя «затупленными». Высокие, стройные люди, обитающие в условиях низкой гравитации на Сильване, зовут себя «палками». Прозвище перестаёт быть оскорбительным, если вы сами им себя наделяете.

Трудовое законодательство Иичана разрешает твистам работать в качестве наёмных чернорабочих на фермо-фабриках и заводах по дистилляции при условии, что они соблюдают местные правила и не высовываются из выделенных им трущоб, скрытых в глубинах грязной окраины главного улья Иичана.

Бармен поставил на стойку два тяжёлых стакана и небрежно наполнил их до краёв зерновой выпивкой.

Я бросил ему несколько монет и потянулся за своей порцией. На меня косо посмотрели налитые кровью глаза.

— Это ещё что? Монеты эм-перцев? Да ты че, твист, не знаешь, что нам запрещено их принимать?

Я посмотрел вдоль стойки. Остальные клиенты расплачивались купонами с заводскими печатями или самородками обычного железа. Теперь все они хмуро уставились на нас. Типичная ошибка, и притом в самом начале дела.

Мой спутник подался вперёд и отхлебнул из стакана:

— Неужто ты станешь наезжать на двух измученных жаждой твистов, которым просто свезло ухватить немного чёрным налом?

Бармен сгрёб монеты и улыбнулся, дёрнув чёрным языком:

— Без проблем, твисты. Вы их срубили, я возьму. Я просто базарю о том, что не стоит ими сверкать.

Мы взяли свою выпивку и стали искать столик. На то, чтобы добраться до Иичана, ушло шесть недель, и теперь мне не терпелось приступить к делу.

Ритм музыки изменился. Из встроенных в пол динамиков загремела новая пунд-композиция. По мне — всего лишь вариация, единственной целью которой было оглушить публику.

Но толпа зааплодировала и одобрительно зашумела. Голая девочка с усмехающимся животом снова принялась вращать бёдрами, но уже в другом направлении.

— Похоже, мне стоило положиться на тебя, — прошептал я своему спутнику.

— Ты прекрасно справляешься.

— «Неужто ты станешь наезжать». Во имя Бога-Императора, где ты научился так разговаривать?

— Ты никогда не подвисал с твистами?

— Не так…

— Так что, я врубаюсь, ты не въезжаешь и в этот геноджек-пунд-бит?

— Прекрати, или я тебя пристрелю.

Гарлон Нейл осклабился и в притворной ярости заморгал всеми шестнадцатью глазами.

— Доглатывай, твист. Если это не Фант Мастик, я выколю себе глаза.

— О, позволь тост, — прошипел я и поднял стакан. — Вскинь, опрокинь, и нальём ещё по одной!

Я скорчил гримасу, когда обжигающе крепкое спиртное ошпарило мой пищевод, а затем взял с подноса проплывавшей мимо нас девочки-дикобраза ещё две порции.

Фант Мастик сидел со своими приятелями в боковой кабинке. Потомок многих поколений мутантов, проживших свой век под радиоактивными осадками, он был довольно тучной тварью с морщинистой плотью и гипертрофированными чертами лица. Его шелушащиеся уши расходились веером кожи, покрытой разбухшими венами, а вместо носа отвисал хобот. Пучок жидких рыжих сальных волос прилип к выпуклым надбровным дугам. Под ними чернели глубоко посаженные глаза.

«Печальные глаза, — подумал я. — Невероятно печальные».

Он пил из большой кружки, втягивая алкоголь через обвисший нос. Его рот, изуродованный бивнеподобными клыками, для этого не годился. Рядом с Фантом сидела проститутка. У неё было столько рук, что она одновременно посасывала выпивку, курила сигарету с обскурой, поправляла макияж и под столом делала с Фантом что-то такое, чем тот явно наслаждался.

Мы подошли к ним.

Телохранители Фанта тут же поднялись и преградили нам путь. И первый, рогатый громила, и второй, с единственным гигантским глазом, прикрытым сморщенным кожаным капюшоном, что-то сжимали под одеждой.

— Как делишки, твисты? — пропыхтел рогатый гигант.

— Все путём. Да не рыпайся ты, нам просто надо побазарить с Фантом, — сказал Нейл.

— Не выйдет, — откликнулся большеглазый приглушённым голосом. Бог-Император знает, где у него находился рот.

— А мне сдаётся, его порадует тот приработок, который мы предлагаем, — не сдавался Нейл.

— Пропусти их, — через звуковой блок произнёс Фант.

Вокс-имплант. Нечасто можно встретить твиста, у которого хватило денег на такой аппарат. Фант наверняка был азартным игроком.

Телохранители отошли в сторону и позволили нам пройти в кабинку. Мы сели.

— Слушаю.

— Вот че я те скажу, твист, мы тут ищем, где бы прикупить умника разряда альфа. Слыхали, у тебя есть один на поводке.

— Слыхали? Где?

— Вокруг да около, — ответил Нейл.

— Кхе-кхе. И кто ж вы такие?

— Просто два твиста, с которыми ты заключаешь сделку, — сказал я.

— Вот, значит, как?

Мы посидели некоторое время молча, пока Фант заказывал выпивку. Девочка теперь расчёсывала волосы и красила ресницы. Одна из её многочисленных рук легла под столом на моё колено.

Она подмигнула мне глазом, растущим на кончике её языка.

— Че у меня есть, так это не альфа. У меня альфа-плюс.

— Дык, потому мы к тебе и пришли, Фант! Именно! У цены нашей сделки нет верхнего предела!

— Чем платить будете?

Нейл бросил на стол один из слитков.

— Чистенькими, весёленькими и жёлтенькими. У нас этого добра целые ящики. Короче, хватит. Итак?.. Где?

— Мне надо переговорить с кой-какими людьми.

— Лады.

— Где я смогу вас найти?

— «Сонный твист».

— Не засыпайте слишком крепко. Вдруг я позвоню.

Аудиенция закончилась. Мы отправились за свой столик возле сцены и пропустили ещё несколько рюмок, делая вид, что наслаждаемся непристойным кривлянием девушки со ртом на животе.

Примерно час спустя Фант со своей свитой вышел через боковую дверь.

— Пора уходить, — сказал я.

Мы прикончили оставшуюся в стаканах выпивку и поднялись. Нейл дал девочке-дикобразу горстку монет и шлёпнул её по попке. Иглы на коже официантки встали дыбом, но она улыбнулась.

Когда мы выходили, ни одна из голов вышибалы не одарила нас даже мимолётным взглядом.

Завернув за угол унылого бара, я вручил Нейлу один из двух медных инжекторов, и мы быстро ввели себе детоксиканты, очищающие организм от алкоголя.

Несмотря на глубокую ночь, было не слишком темно. Огромные дуги метеоритных колец, опоясывающих Иичан, сияли отражённым светом, словно инкрустированные алмазами платиновые браслеты.

Главная улица района трущоб представляла собой изрытое колеями, грязное болото. Между рядами тёмных, покосившихся зданий лежали гниющие дощатые мостки. Свет вывесок и немногочисленных уличных фонарей отражался в лужах.

К западу от трущоб на фоне звёзд поднимались склоны главного улья, напоминающего тёмную гору мусора, причудливо расцвеченную миллионом крошечных лампочек. На востоке виднелись скопления неопрятных фабричных зданий и опреснителей, выбрасывающих в атмосферу столбы коричневого пара и жёлтых химикатов, разносимых ветром.

На юге, среди зелёных полей и равнин, покрытых густой вязкой порослью, можно было различить огни уборочных машин. Многотонные грузовики размером с небольшое межзвёздное судно пожирали зеленые массивы жатвенными приспособлениями, напоминающими жвала гигантских насекомых.

Растительность вываривалась в огромных внутренних чанах. Жидкость подавалась в трубы, расположенные на крышах механизмов. Огромные раструбы, похожие на выступы позвоночника, изрыгали влажное сырьё и пульверизированный сок высоко в атмосферу, где тот собирался в грязно-зеленые облака, а затем оседал клейкими и густыми, словно сироп, дождями. От выпадающих осадков все в трущобах твистов становилось липким. Из водостоков скорее не текла, а сползала и, растягиваясь, падала вязкая масса. Повсюду стояло зловоние гниющей растительности и разжижённой клетчатки.

— Думаешь, он клюнул на приманку? — спросил я.

Нейл кивнул:

— Ты сам видел, что он заинтересовался нашим предложением. Золото — редкость на Иичане. У него даже глаза загорелись, когда я показал ему слиток.

— Тем не менее он захочет проверить нас.

— Конечно. Ведь он бизнесмен.

Мы шагали по улице, закутавшись от липкого дождя в плащи и надвинув капюшоны. По пути нам попадались и другие мутанты, одетые в грязные лохмотья. Одни волочились куда-то по непролазной грязи, другие собирались под медными навесами, третьи вместе курили обскуру через кальян, укрывшись от дождя в тёмных подворотнях.

Завыли сирены. Нейл втянул меня в узкий переулок, заканчивающийся тупиком. Мимо прополз чёрный бронированный «лэндспидер» с зарешеченными фарами. Я увидел на его борту герб арбитров главного улья. Высунувшись из верхнего люка, облачённый в броню офицер направлял прожектор.

Яркий луч скользнул по нам и пополз дальше. Снова прозвучала сирена, и мы услышали усиленный громкоговорителем требовательный голос:

— Эй, вы пятеро, приказываю выйти и предъявить документы. Немедленно!

Постанывая и ворча, группа твистов вышла на освещённую прожектором улицу. Офицеры вылезли из машины, чтобы обыскать их и проверить по информационной базе их генные отпечатки.

Нам вовсе не хотелось нарываться на патруль арбитров. Особенно если мы собирались оставаться анонимными мутантами. Моё удостоверение избавило бы нас от волокиты со стражами порядка, но это могло спугнуть Лико.

Я настоял на полной секретности операции. Официально никто не знал, что мы прибыли сюда. Эмос провёл тайную проверку, но не смог найти и следа Лико. Чего, собственно, и следовало ожидать. Кроме того, мы не знали, скольких чиновников он попросил предупредить его о любом появлении инквизиторов.

Мы с Нейлом направились на запад по лабиринту переулков и крытых улочек, пробираясь к «Сонному твисту» окольными путями, обходя крупные улицы и патрули арбитров.

И, как оказалось, именно там нас ждали неприятности.

Нам преградил путь плосколобый коротышка. Он раскинул свои руки так, словно собирался склониться в реверансе.

— Твисты, милые твисты, братаны, подайте пару империалов бедному вырожденцу, чья удача, словно солнце, закатилась за горизонт.

— Не сегодня, твист. Отвали в сторонку, — начал Нейл.

А я уже напрягся. Откуда этому паршивому выродку было знать, что у нас имеются монеты Империума, если он не видел нас в баре и не следовал за нами специально?

Выйдя из мрака липкого дождя, его сообщники приближались к нам сзади.

Я всадил в сознание Нейла псионическое сообщение «Ложись!» и упал сам.

В воздухе просвистело нечто, утыканное шипами.

Коротышка изверг череду самых похабных ругательств из всех, какие я когда-либо слышал, и бросился на меня, занеся для удара обоюдоострый кинжал.

Я перехватил его запястье, сломал руку в локте и пинком швырнул вопящего от боли карлика в ближайший забор.

— Шеф! Пригнись!

Услышав крик Нейла, я резко отпрыгнул в грязь. Утыканное шипами тяжёлое оружие снова пронеслось мимо и рухнуло в уличную жижу.

Это была толстая деревянная дубина, усеянная гвоздями и обломками лезвий. Орудовало ею двухсоткилограммовое чудище с огромными лапищами и телом, покрытым поблёскивающей рыбьей чешуёй и костяными наростами. Из одежды на нём имелись только изодранные синие брюки да нелепые красные подтяжки.

Тварь вновь обрушила на меня шипастую дубину, и мне пришлось кувыркнуться через плечо, чтобы уйти от удара.

Нейл сцепился с двумя другими бандитами. На него набросилась одетая в чёрную кожу женщина. Её рот и хоботоподобный нос соединялись в единый жуткий слюнявый, хрипящий орган. Ей помогал высокий худощавый мужчина со странно деформированными костями и хрящами черепа.

Женщина в каждой руке сжимала по острому серпу, а высокий мужчина был вооружён булавой, сделанной из куска арматуры и лезвий двух пил.

Выхватив короткий меч с зазубренным лезвием и дуэльный кинжал, Нейл ловко парировал выпады обоих противников.

Энергетический меч, болтер, лазерная винтовка — с их помощью мы быстро завершили бы столь ненужное нам столкновение. Но такое высокотехнологичное оружие в трущобах твистов слишком бросалось в глаза.

Лазерная винтовка, возможно, и помогла бы быстро покончить с этим делом, но потом поползли бы слухи.

Чешуйчатый гигант снова бросился на меня, и, пытаясь уклониться от удара, я проломил прогнившую фанерную ограду и оказался на заднем дворе омерзительного коммунального барака. В верхнем окне зажёгся свет, в мою сторону полетели проклятья, камни и содержимое ночного горшка.

Гигант наступал, размахивая из стороны в сторону своей палицей. Гвозди и лезвия покрывала корка запёкшейся крови.

Он загнал меня к дальней стене барака и замахнулся.

— Нет! — скомандовал я, применив Волю.

Монстр замер как вкопанный. Остановился также и поток брани с верхнего этажа.

Чтобы прийти в себя и снова собраться с силами, гиганту требовалось какое-то время. Я шагнул вперёд и нанёс короткий удар туда, где должен был находиться его нос. Раздался треск, хлынула кровь.

Кости сломанного носа врезались в его мозг, и гигант грузно повалился на спину.

Нейл, казалось, наслаждался неравным поединком. Он глумился над нападавшими, отклоняя серпы мечом и блокируя кинжалом настойчивые выпады металлической булавы. Я увидел, как он отбросил мужчину, с разворота ударив его ногой в живот. Затем Нейл полностью сосредоточился на атаках жутко фыркающей женщины.

Но из темноты стали появляться новые фигуры.

Уродливое, отвергшее все человеческое отродье. Трое или четверо одетых в лохмотья твистов.

Я закричал Нейлу, чтобы тот был начеку, и выхватил пороховой пистолет. Этот громоздкий антиквариат я приобрёл на чёрном рынке. Но даже его пришлось низводить до уровня Иичана, заменив резные щёчки рукоятки на куски полированного дерева.

Впрочем, кремниевый затвор был в хорошем состоянии. Пистолет громко рявкнул. В воздухе зашипело и вспыхнуло. Моё запястье чуть не вывихнуло отдачей. Круглая пуля вошла точно в центр лба ближайшего твиста и разнесла заднюю стенку его черепа кровавым фонтаном.

Но из этого оружия я мог сделать только один выстрел, на перезарядку времени не было.

Двое разбойников бросились на меня, а ещё один развернулся, заходя к Нейлу со спины.

Первому я выбил зубы закруглённой рукояткой пистолета и кувырком ушёл от неумелого выпада второго, атаковавшего меня с рапирой в руках.

Пятясь, я выхватил свою рапиру. Она оказалась на добрый десяток сантиметров короче, чем у противника, но была хорошо сбалансирована. Кроме того, моё запястье защищала гарда из сети металлических прутьев.

Мы скрестили клинки. Бандит действовал умело и весьма уверенно. Вероятно, он приобрёл свои навыки в многочисленных драках на улицах трущоб. Но на моей стороне… на моей стороне был я.

Я дезориентировал его ульсаром и уйн ульсаром, заставил отступить комбинацией из четырех выпадов пел ихан и уйн пел игнар, а затем выбил оружие из его пальцев стремительным тагн азаф вайл.

Затем последовал эул цаер, и мой клинок пронзил грудь нападавшего. Он бросил на меня последний удивлённый взгляд, и через секунду его мёртвое тело сползло с моей рапиры.

Бандит, которому я разбил лицо рукояткой пистолета, устремился ко мне, и, развернувшись, я разрубил его одним ударом рапиры. Картайцы считают, что боковыми ударами пользуются только лентяи, и сосредоточиваются на работе остриём.

Но какая, к черту, разница.

Нейл прикончил третьего бандита ударом в корпус, затем спокойно отвёл оба серпа женщины кинжалом и проткнул её мечом.

Он отсалютовал окровавленным клинком. Я ответил ему своей рапирой.

В конце переулка завыли сирены арбитров.

— Пора уходить, — сказал я.

— Я уже решила, что вас убили, — обрушилась на нас Биквин, когда мы влетели в номер «Сонного твиста».

— Мы немного повеселились по пути, — ответил Нейл. — Не беспокойся, Лизи, я доставил шефа в целости и сохранности.

Я улыбнулся и налил себе небольшую порцию амасека. Биквин терпеть не могла, когда её называли «Лизи». И только у Нейла хватало на это смелости.

Эмос напряжённо смотрел в окно. Почему-то тряпки, маскирующие его под твиста, хорошо сидели на его фигуре.

— Очень странно, сюда едут арбитры.

— Что?

Нейл тоже подошёл к окну:

— Эмос прав. Подъехало три машины. Офицеры заходят внутрь.

— Всем немедленно укрыться! — приказал я.

Эмос поспешил в смежный номер и ничком бросился на кровать. Нейл скрылся в ванной и с помощью кружки и громких стонов стал изображать, что его рвёт.

Елизавета в отчаянии посмотрела на меня.

— В кровать! Быстро! — приказал я. Арбитры распахнули дверь и стали водить фонарями по комнате.

— Арбитры! Есть здесь кто?

— Что происходит? — спросил я, откидывая покрывало.

— На улице была перестрелка… Свидетели говорят, что преступники скрылись здесь, — произнёс сержант арбитров, направляясь к кровати.

— Но я… не выходил всю ночь. Я и мои друзья.

— Они могут подтвердить это, твист? — спросил сержант, поднимая оружие.

— Что творится? Слишком светло! — Биквин высунулась из-под грязного покрывала. Каким-то образом ей удалось стащить с себя платье. Сверкая нижним бельём, она обняла меня. — Какого черта? Мешаете девушке словить кайф! Постыдились бы!

Сержант скользнул лучом фонаря по её полуобнажённому телу.

— Извините, что помешали, мисс.

Арбитр выключил фонарь, и стражи порядка удалились, закрыв за собой дверь. Я взглянул на Биквин:

— Хорошая импровизация.

Она спрыгнула на пол и сгребла свою одежду.

— Только без глупых мыслей, Грегор!

Если честно, глупые мысли о ней преследовали меня в течение многих лет. Она была прекрасна и невероятно сексуальна. Но кроме того, она была неприкасаемой. Находясь рядом с ней, я испытывал боль — физическую боль.

Это меня просто бесит. Я испытываю к Биквин серьёзные чувства, и мы уже давно вместе, но между нами ничего не происходит. И никогда не произойдёт.

Это одна из самых великих печалей в моей жизни.

И, я надеюсь, в её жизни тоже. По крайней мере, я так думаю во время приступов самовозвеличивания.

Лёжа в кровати и глядя, как она снова натягивает платье, я ощутил прилив страсти.

Но моим мечтам не дано было осуществиться. Нигде и никогда.

Она была неприкасаемой, а я — псайкером.

На этом пути лежали только боль и безумие.

 

Глава десятая

РАЗМЫШЛЕНИЯ О ЛИКО

ВЫЖИМКИ

САМАЯ ВЫСОКАЯ СТАВКА

На рассвете над городком твистов прогремела соковая гроза. Небо заволокло клубами испарений, на черепицу и ставни обрушился град тяжёлых капель липкого ливня. Слышались раскаты грома. Затем поселение окутала завеса тумана. В неподвижном мареве что-то булькало и капало, мошкара, питающаяся соком, суетливо толклась в густом воздухе, жужжали дождевые жуки.

Нейл и Эмос отправились за завтраком. У ближайшей лавки уже образовалась очередь из фабричных рабочих, собиравшихся на смену. К тому времени, как Нейл и Эмос вернулись с бумажными пакетами в руках, к нам уже присоединились Иншабель и Гусмаан, переночевавшие в общей комнате в конце коридора. Они проспали всю ночную перебранку с арбитрами и ничего не слышали.

Мне ещё только предстояло формально известить Орден о том, что Иншабель присоединился к моей команде, но он уже стал важной её частью. Я решил, что он имеет полное право включиться в эту миссию — ради памяти Робана и ввиду собственных заслуг. Он лично и бескорыстно предоставил мне сведения об Эзархаддоне. Мало кто в моей команде относился к нему соответственно его чину — пройдёт немало времени, прежде чем кому-нибудь удастся занять место дознавателя Рейвенора, — но Иншабель быстро включился в дело, покорив всех своим ярким интеллектом и здоровым остроумием. Он уже успел принести мне больше пользы, чем когда-либо удавалось Алану фон Бейгу.

Нейл впервые встретился с Дужем Гусмааном, когда тот был охотником за шкурами в своём родном мире Виндховере. Это случилось ещё до того, как Гарлон присоединился к моему отряду. Я завербовал Гусмаана по его рекомендации за восемь лет до описываемых событий. Он оказался находчивым, хоть и суеверным воином с отличными навыками следопыта. Нейл лично выбрал Дужа из моей свиты, рассчитывая на его физические данные, и у меня не было повода возражать.

Гусмаан был стройным мужчиной среднего роста с медно-красной кожей, белыми, выгоревшими волосами и козлиной бородкой. Здесь, на Иичане, как и все мы, он сменил свою одежду на грязный рваный балахон твистов. Бывший охотник не обратил никакого внимания на связку одноразовых деревянных вилок, принесённых Эмосом из лавки, и принялся доставать из пакета горячую еду пальцами.

Я лениво ковырялся в своей порции, раздумывая над тем, как близко мы подобрались к Лико.

Лико оказался глупцом. Ему все могло бы сойти с рук, если бы он не задёргался, когда вскрылась кошмарная правда о том, что на лужайке дворца Ланж сожгли не Эзархаддона. Он мог заявить, что это только ошибка и погибший был ещё одним из участников заговора еретиков-псайкеров.

Лико бежал. Не знаю, от страха или действуя по какому-то плану, но своим побегом он сам доказал свою вину.

Я отправился в его резиденцию, арендованную им в Улье Десять, сразу же, как только Иншабель предупредил меня об обмане. Но Лико уже удрал, забрав с собой своих людей. Его обиталище оказалось пустым и выглядело заброшенным. В комнатах осталось только несколько кучек мусора.

Я приказал своим людям выследить его. Это мероприятие требовало доступа к информационным базам планеты, что было нелёгкой задачей, учитывая недавние беспорядки. Тогда я решил отправиться за ним лично, не уведомляя Инквизицию. Мой поступок может показаться странным, почти опрометчивым. В некотором смысле так оно и есть. Но инквизитор Лико обладал хорошей репутацией, не раз удостаивался высоких наград, у него было много друзей. Скорее всего, сообщи я Ордосу о намерении начать охоту за Лико на том лишь основании, что он укрывает известного вражеского псайкера, его бы либо предупредили, либо его друзья устроили бы мне неприятности.

А в список его друзей, без всяких сомнений, входили Хелдан и Коммодус Вок — доблестные инквизиторы, захватившие на Дольсене тридцать трех псайкеров. Теперь слава об этом «героическом» деянии казалась мне пустым звуком. А как я был потрясён, когда лорд Роркен показал мне отчёт. «Захват» мог пройти довольно легко или даже оказаться заранее спланированным, если Лико заключил тайную сделку с Эзархаддоном. Возможно, все это было лишь частью сложного заговора, нацеленного на совершение ужасного злодеяния в Улье Примарис.

Я терзался мрачными предположениями и не мог найти ответа. Даже сейчас мне не удалось бы доказать, что Лико поддался ереси, хотя я и был в этом уверен. Он мог оказаться невольным заложником событий, произошедших на Дольсене или во дворце Ланж. Возможно, его внезапный отъезд с Трациана — только совпадение, которое я неправильно истолковал. Инквизиторам часто приходится уезжать тайно, не уведомляя руководство.

Кроме того, обнаружив свою ошибку, он мог попытаться её исправить, незамедлительно бросившись в погоню по какому-то следу. Или просто пытался бежать от позора… или…

Так много возможностей. Мне пришлось выбирать наиболее безопасный вариант действий. Я был уверен, что Лико виновен в большей или меньшей степени. За ним стоило отправиться хотя бы потому, что он искал встречи с Эзархаддоном, а значит, непременно выведет меня на его след.

Я не мог доложить об этом Инквизиции или поговорить с Воком и Хелданом. Я ни в чём не был уверен, даже в том, что оба недавних «героя» не являются участниками заговора.

Ряд почти незаметных наводок позволил мне сесть ему на хвост. Я избавлю вас от основной массы подробностей, поскольку это был бы просто рассказ о кропотливой рутине, которая зачастую составляет большую часть работы инквизитора. Достаточно упомянуть о том, что мы перелопатили журналы вокс-передач и архивы трансляции местных и планетарных астропатических гильдий. Мы отслеживали сообщения с кораблей, исследовали орбитальный трафик, списки отъезжающих, грузовые накладные. Я послал своих людей в злачные места, чтобы они неофициально разузнали, где околачиваются торговцы. Мы просили об услугах друзей наших друзей, знакомых наших знакомых и даже одного из очень старых неприятелей. Я нанимал шпионов и ищеек, проследил каждый из запахов, какие только смог обнаружить в апартаментах Лико. Запрограммировав феромонные коды в поисковые дроны, я отправил их в космопорты и на орбитальные станции.

В моем штате состояло более сотни человек, многие были профессиональными охотниками, учёными или следователями, и, клянусь, от обилия поступающих сведений наши мозги чуть не расплавились.

И все было бы тщетно, если бы не Эмос. Мой старый учёный принял это как личный вызов. Без устали и отдыха он анализировал всю новую информацию и каждый час проводил по тысяче проверок и сравнений, решая задачи, на которые у меня ушёл бы не один день.

И казалось, черт побери его старые кости, что он наслаждается этим.

Ниточки появлялись одна за другой. Груз, размещённый в долгосрочное хранение на складе Улья Восемь и оплаченный чеком на имя одного из известных друзей Лико. Двухсекундный феромонный след в зале отправления торгового порта на побережье удалённого Улья Бэта. Нечёткое изображение, зафиксированное пикт-камерой на улице Улья Примарис.

Обнаруженное в списках транспортных компаний имя пассажира, который, прежде чем покинуть планету, совершил чрезмерное количество перелётов между космопортами, словно пытаясь сбить кого-то со следа.

Потом стали поступать более конкретные данные: беглый таможенный осмотр грузовой баржи, обнаруживший на борту оборудование, подавляющее псионическое воздействие и предназначенное для отправки с планеты. Ряд неуклюже замаскированных и, возможно, розданных в спешке взяток, чтобы набрать грузчиков в космическом порту Примариса. Каперское судно «Принцепс Амальгама», простоявшее на высокой орбите на день дольше, чем было указано в регистрационном разрешении, а затем внезапно изменившее запланированный маршрут.

Вместо долгого рейса к Рифу Урзориди он полетел в прямо противоположную сторону и, минуя мир Фронта, направился к фабрикам твистов на Иичан.

В дверь номера постучали. Я приказал всем, кроме Нейла, отправляться в соседнюю комнату. Биквин и Иншабелю хватило здравомыслия унести с собой все пакеты с едой, кроме двух. Я подошёл к окну, а Нейл опустился на стул, небрежно свесив руку за спинку так, чтобы со стороны двери не был виден автоматический пистолет, зажатый в его ладони.

Проверив нашу маскировку под твистов, я произнёс:

— Войдите.

Дверь открылась. В номер вошла вчерашняя официантка из бара. Откинув мокрый от дождя капюшон, она пристально оглядела нас с Нейлом.

— Что-то вы не спешили, твисты, — произнесла девушка-дикобраз.

— У тебя что-нибудь есть для нас, сладкогенная, или просто пришла проведать отличного парня, которого упустила вчера вечером? — с похотливой улыбкой осведомился Нейл.

Она нахмурилась, и на её голове угрожающе вздыбился ряд игл.

— У меня для вас послание. Вы знаете, от кого.

— Фант?

— Это не моё дело, мерзкогенный. Я только передаю сообщение.

— Ну так передавай.

Она сунула руку под плащ и извлекла на свет старый разбитый навигатор слежения, какие использовались, наверное, лет пятьсот назад. Девушка включила прибор ровно на столько, чтобы мы смогли увидеть на экране мигающую зеленую точку, а потом нажала на кнопку и с грохотом бросила навигатор на облупившийся стол.

— Там будет аукцион. Победит тот, кто назовёт наибольшую сумму, так что он сказал тащить кучу жёлтенького. Кучу.

— Где? Когда?

— Сегодня во вторую смену, на выжимках. Эта штука вам покажет.

— Это все? — спросил я.

— Все, что мне известно. Я только доставляю сообщения. — Она оглянулась на дверь. — Но я ещё могу вам пригодиться.

Я достал монету Империума.

— Этим берёшь?

При виде денег её глаза загорелись.

— Я беру что угодно.

Я бросил ей монетку, и она поймала её в воздухе.

— Благодарю.

Выходя, девушка обернулась и взглянула на нас так, словно моя щедрость изменила её мнение о двух твистах.

— Не верьте ему, — посоветовала она и затворила за собой дверь.

Выжимками местные обитатели называли полосы на фабричных полях, заваленные отходами, оставшимися после уборочных машин. Груды пережёванной растительности, которая начинала восстанавливаться уже несколько дней спустя, — уж такой была скорость роста и живучесть флоры Иичан. Главный улей постоянно окружало несколько тысяч квадратных километров выжимок.

По указанию навигатора мы направлялись на юг, продвигаясь все дальше по свежескошенным областям.

Полдень. Именно это она и подразумевала, когда говорила про вторую смену. Вторая рабочая смена в течение дня. Чтобы добраться до места, мы вышли за два часа до назначенного времени.

Отрывочные сведения о Лико никак не хотели складываться в единую картину. Нейлу не составило труда выяснить, что именно Фант Мастик является местным работорговцем, специализирующимся на «мозговиках». Но почему Лико воспользовался его услугами? Зачем вообще ему продавать Эзархаддона?

Эмос предположил, что продажа могла быть заключительным этапом сделки, после того как Эзархаддон выполнил свою часть договора. Это означало, что всем заправлял Лико. Я в этом сомневался. И если он просто должен был отпустить еретика, после того как тот закончит свою работу, то зачем решил продать его? И тем более зачем проделывать такой путь? Иншабель высказал догадку, что Лико стремится избавиться от неуправляемого псайкера, потому что боится его.

У меня родилась собственная теория. Лико доставил Эзархаддона на Иичан с какой-то другой целью, и инсценировка продажи «мозговика» через Фанта была только приманкой, чтобы вывести на чистую воду возможных преследователей.

Как оказалось, я был прав. Это меня не удивило. Именно так поступил бы я сам.

Выжимки представляли собой вонючую помойку. После вчерашнего ливня горизонт затянуло липким туманом, но, насколько хватало глаз, почва была изрыта, завалена грудами срубленной поросли, измочаленного растительного волокна, вывернутых корневищ и спрессованных пластов земли. Огромные гусеницы уборочных машин оставили широкие траншеи метровой глубины, на дне которых растительный материал вперемешку с почвой образовал застывшую массу, напоминающую холодец.

Во влажном от сока воздухе копошились мошкара и дождевые жуки. Они сновали туда-сюда, то и дело пытаясь забраться нам под одежду.

Мы продолжали изображать твистов, но все же облачились в броню и вооружились по полной программе, потому что не собирались соваться в предполагаемую западню с пороховым пистолетом и острой железкой. Я надел бронежилет и взял с собой энергетический меч и болт-пистолет. Остальные тоже последовали моему примеру. Если нас попытаются атаковать, сохранность маскировки будет волновать нас меньше всего.

Пройдя десять километров на юг через клубящийся густой туман, мы услышали пыхтение уборочных механизмов. Через каждые несколько метров мы натыкались на кровавые лужи или комки шерсти — останки грызунов, попавших под ножи фабричных машин.

— Кто бы мог подумать, — произнёс Иншабель, останавливаясь, чтобы вытереть липкий пот со своего лица, — что дикие животные все ещё суются к фермо-фабрикам. Могли бы уж научиться держаться в стороне.

— Некоторые твари не способны учиться, — пробормотал Гусмаан. — Некоторые твари всегда будут возвращаться к истокам.

— Он говорит о еде. Он всегда говорит о еде, — весело прошептал Нейл. — У Дужа все к ней сводится.

— Согласно заводской статистике, — начал Эмос, — в каждом полуакре площади ферм обитает четыре миллиарда полевых крыс. Они толпами бегут перед уборочными машинами. Как мы видели, один крысиный труп приходится на каждые двадцать два метра поля, из чего можно сделать вывод, что только две сотых процента животных попадает под ножи. А это означает, что подавляющее их большинство уцелело. Они куда умнее, чем вам кажется.

Эмос замолчал. Все остановились и уставились на него.

— Что? — спросил он. — Что? Я только говорил…

— Этот старикан больше думает о математике и статистике, чем я о бабах, — усмехнулся Нейл, когда мы снова пошли вперёд.

— Уж и не знаю, кого из вас мне жаль больше, — отозвалась Биквин.

Гусмаан взглянул на экран навигатора и потряс устройство. Потом несколько раз с силой ударил по корпусу.

Мы продрались через измолоченную зелень и подошли к охотнику.

— Проблемы? — спросил я.

— Проклятая штука… слишком старая.

— Позволь мне посмотреть.

Гусмаан протянул мне устройство. Что ж, это действительно был просто металлолом. Его работу поддерживали только регулярные удары и почти севшая батарейка. Хороший ход, подумал я, отмечая про себя аккуратность Лико. Разваливающийся навигатор смотрелся вполне правдоподобно. Современная модель, снабжённая новыми аккумуляторами, выглядела бы как письменное приглашение: «Уважаемые преследователи, пожалуйста, придите сюда и умрите…»

Я снова потряс устройство и наконец добился чёткого изображения. Изображения маршрута, ведущего нас к гибели.

— Нам туда, — сказал я.

Приближался полдень. Солнце стояло высоко, но туманы из сока ещё не рассеялись. Мы купались в жёлтом теплом свете. Согласно показаниям прибора, мы находились примерно в километре от места проведения аукциона.

— Они ждут меня и Нейла, поэтому с нами пойдёт только Биквин. — Мне хотелось, чтобы со мной была неприкасаемая. — Иншабель, вы с Эмосом прикроете нас с востока. Гусмаан, ты зайдёшь с запада. На глаза не показывайтесь. Не приближайтесь, если не услышите прямого приказа по воксу. Ясно?

Все трое кивнули.

— Если что-нибудь обнаружите, воспользуйтесь глоссией и говорите кратко. Приступаем.

Натан Иншабель взвёл лазерный карабин и вместе с Эмосом двинулся налево по дну огромной колеи, оставляя глубокие следы в скользком месиве. Длинная лазерная винтовка Гусмаана, обёрнутая в кусок ткани, давно была снаряжена. Он умчался направо, быстро скрывшись в тумане.

— Пойдём и мы, — обернулся я к помощникам.

— Только после вас, — усмехнулся Нейл.

Я передал по воксу последнюю команду на глоссии, и мы потащились вперёд по зарослям выжимок.

За несколько сотен метров до назначенного места мы почувствовали запах горелой травы. Люди Фанта с помощью огнемётов расчистили широкую площадку среди гниющего болота. Сквозь плотный туман я сумел различить несколько грузовиков-внедорожников, машин на воздушной подушке и «лэндспидеров», припаркованных на почерневшей поляне. Вокруг суетились люди.

— Что видишь? — спросил я Нейла. Он повёл вокруг своими магнокулярами:

— Фант… и его приятели твисты. Там околачиваются рогатый парень и тот, большеглазый. Периметр прикрывает ещё дюжина молодчиков, и некоторые, видимо, полагают, что спрятались. Ну и предполагаемые покупатели. Я насчитал… трех… нет, четырех из разных ульев, с телохранителями. Всего шестнадцать.

Я поправил капюшон.

— Двигаемся дальше.

— Площадку окружает сигнальная нить.

— Мы заденем её. В конце концов, для того она и поставлена.

Сигнальная нить представляла собой низко натянутую между вывороченными корневищами стальную проволоку. С интервалом примерно в метр к ней были аккуратно прикручены высушенные грозовые жуки, своеобразные маленькие гулкие колокольчики. Они забренчали, когда мы преднамеренно дёрнули провод.

Через мгновение из-за горы скошенной поросли выскочили облачённые в лохмотья твисты-боевики и направили на нас допотопные ружья и кинжалы.

— Мы на аукцион, — сказал я, поднимая повыше навигатор Фанта. — Приглашены.

— Имена? — прокаркала слюнявая лягушкоголовая тварь, вооружённая древним арбалетом.

— Большеглаз извне. И его твисты.

Лягушкоголовый махнул в сторону площадки.

Остальные уже собрались перед низким помостом, на котором стоял Фант Мастик.

— Большеглаз! Твист с другой планеты, и с ним ещё двое, — объявил слюнявый охранник.

Фант кивнул своей тяжёлой, клыкастой головой, и охранники отошли в сторону.

— Рад, что вы добрались.

— Ты Фант. Ты видный твист. Но… Я слышал только своё имя, но не знаю остальных.

— Тогда давайте представимся и начнём торги.

Фант посмотрел на собравшихся. Ему согласно кивнула обитательница верхних уровней главного улья, потрясающе красивая женщина, одетая в дорогой костюм, плотно облегающий её великолепную фигуру.

— Фровис Вассик, — ответила она с помощью дрона-переводчика, парящего над её плечом.

Она явно говорила на каком-то диалекте, выработанном высшей кастой. Я быстро оглядел её и двух телохранителей: глупые богачи, потенциальные культисты, хорошо вооружённые и щеголявшие всевозможной военной амуницией, какую только можно приобрести за деньги.

— Мердок, — сказал следующий покупатель. Хилый, одетый в белое, пожилой мужчина опирался на трость и вытирал с бровей пот япанагаровым кружевным платком, стоившим больше, чем мог заработать Фант. С Мердоком было четверо телохранительниц-скваток в прорезиненных гладиаторских костюмах. На шее каждой имелся электронный ошейник.

— Тансельман Файбс. — Мужчина с красивым, почти женственным лицом, стоявший слева от Мердока, шагнул вперёд и учтиво поклонился. Он был одет в ярко-оранжевый охлаждающий костюм, с чётко очерченными вентиляторными выходами, вырастающими над плечами. Его дыхание вилось паром в завесе холодного воздуха, создаваемого костюмом.

Мужчина пришёл один. Это говорило о том, что он куда более опасен, чем все умственно отсталые обитатели ульев, притащившие с собой боевиков.

— Можете называть меня Эротик, — произнесла последняя покупательница, старая карга со стервозным лицом, с трудом втиснувшая своё ветхое тело в облегающий, утыканный шипами чёрный комбинезон. Облачение выдавало её принадлежность к культу смерти.

Или попытку казаться адептом культа смерти, подумал я. С ней было пять взмокших от липкой жары рабов в масках и ремнях. Я сразу заметил, что они чувствуют себя не в своей тарелке. Они играли в культ смерти на верхних уровнях главного улья, возможно даже, нанося себе увечья и время от времени балуясь кровью. Максимум, в чём они приближались к настоящему культу смерти, был просмотр размытых, поддельных видеозаписей убийств.

— Всем привет. Я Большеглаз. Из другого мира и такой твист, что дальше некуда.

Я поклонился. Файбс и Вассик ответили тем же. Мердок вытер брови, а Эротик настолько неуклюже изобразила знак Истинной Смерти, что Нейл чуть не рассмеялся вслух.

— Мы не могли бы приступить к делу, дружище Фант? — спросил Мердок, вытирая платком ручейки пота. — Уже полдень, и становится чертовски жарко.

— А мне ещё предстоит несколько убийств и распитие крови! — прокричала Эротик.

Её пухлые телохранители заохали и заахали, поправляя свои многочисленные ремни.

— Милостивый Боже-Император… даже сыграть как следует не могут… — прошептала Биквин.

— Редкостные идиоты… — так же шёпотом ответил я.

Люди Фанта с помощью силовых дубинок и нейрокнутов выгнали объект продажи из кузова грузовика и провели его на помост. Товаром оказался стройный человек в смирительной рубашке и тугих путах, с тяжёлым блокиратором ментальных волн, охватывающим его голову.

— Качество альфа-плюс. Единственный экземпляр. Ваши ставки?

— Десять кусков! — тут же завопила Эротик.

— Двадцать, — произнесла Вассик.

— Двадцать пять! — выкрикнул Мердок.

Файбс прокашлялся. При этом из его рта вылетело облачко пара.

— Я думаю, сказанное характеризует уровень собравшихся. Мне крайне неприятно, что приходится иметь дело с простыми работягами. Миллион.

У Эротик и её телохранителей перехватило дыхание.

Мердок побледнел.

Вассик окинула Файбса быстрым взглядом:

— Ага. Ну хоть кто-то видит настоящую цену товара. Отлично. Тогда можем начать делать серьёзные ставки. — Вассик прочистила горло, и дрон покорно воспроизвёл её кашель. — Миллион двести, — сказала она.

— Миллион триста! — отчаянно закричала Эротик.

— Полтора, — сказал Мердок. — Это моё последнее предложение. Я и понятия не имел, что здесь соберутся столь нуждающиеся в нём… или настолько богатые.

— Два, — произнёс дрон, парящий над плечом Вассик.

— Три, — сказал Файбс.

Мердок покачал головой. Эротик пошла к краю площадки, громко жалуясь суетящимся вокруг неё пухлым сексуальным игрушкам.

— Три с половиной, — не унималась Вассик.

— Четыре, — ответил Файбс.

— Чувствуешь что-нибудь? — прошептал я Биквин.

— Ни малейшего толчка. Но ведь блокиратор делает своё дело.

— Значит, это может быть Эзархаддон?

— Да. Я не вполне уверена. Но это может быть он.

— Нейл?

Гарлон посмотрел на меня:

— Ничего. Телохранители Фанта начали нервничать, потому что старая ведьма и её жуткие прихвостни пытаются свалить до окончания аукциона. Пожалуй, все…

— Пять и пять, — прохрипел дрон-переводчик.

— Шесть, — сказал Файбс.

Мердок со своими людьми ретировался к краю площадки и теперь успокаивался, затягиваясь обскурой из дорожного кальяна, который держала одна из рабынь-гладиаторов. Эротик и её толстые любовники пререкались с рогатым и несколькими другими твистами на противоположной стороне выжженной поляны.

— Восемь и пять! — объявила Вассик.

— Девять! — парировал Файбс.

— Пятьдесят! — спокойно сказал я, швыряя золотые слитки в грязь.

Последовала пауза. Долгая нервная пауза.

— Принято пятьдесят.

Фант оглядел нас всех.

Мердок и Эротик вместе со своими людьми онемели от изумления. Истерично взвизгнув, Вассик отвернулась, и телохранителям пришлось успокаивать хозяйку, когда её захлестнул припадок ярости.

Файбс не отрываясь смотрел на меня. Облачка его дыхания стали заметно меньше и реже вырывались изо рта.

— Пятьдесят? — переспросил он.

— Пятьдесят, можешь пересчитать. Слабо перебить?

— А что если нет, Большеглаз? И пожалуйста, завязывай с этим идиотским «твистским базаром». Мне это действует на нервы.

Подойдя ко мне, Файбс поднял руку и стянул с головы искусственную маску. Отделившаяся от лица плоть тут же таяла, словно паутинка. Я узнал пронзительный взгляд этих пустых глаз.

— Ох, Грегор. Тебе очень нравится устраивать спектакль из своего появления, да? — спросил Черубаэль.

 

Глава одиннадцатая

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

ЛИШНИЕ СВИДЕТЕЛИ

СМЕРТЬ НА КОНВЕЙЕРЕ

Вот уж кого я не ожидал увидеть на Иичане, хотя он и заполнял мои мысли и ночные кошмары уже почти сотню лет.

— Давно не виделись, а, Грегор? — мягко, почти сердечно произнёс демонхост. — Я часто с нежностью вспоминаю нашу встречу. Ты переиграл меня на 56-Изар… Должен признаться, какое-то время я был весьма зол на тебя. Но когда узнал, что ты сумел выжить, то пришёл в восторг. Это означало, что у нас есть шанс встретиться снова.

Оранжевый охлаждающий костюм загорелся и стал распадаться хлопьями пепла. Наконец его хозяин остался совсем голым. Изящно, словно танцор. Черубаэль развёл руки в стороны, взмыл в воздух и повис в нескольких метрах над выжженной землёй. Он был все так же высок и крепко сложен, но окружавшая его аура теперь приобрела нездоровый зеленоватый оттенок, совсем не похожий на запомнившееся мне золотистое свечение.

На его теле болезненно пульсировали вздувшиеся вены, а маленькие рожки над бровями превратились в короткие витые крюки.

— Итак, мы встретились снова. Разве ты не хочешь что-нибудь сказать?

Я почувствовал, как Биквин затряслась от страха, и прошептал:

— Спокойно, не двигайся.

Демонхост взглянул на Елизавету.

— Неприкасаемая! Замечательно! — Его улыбка стала ещё шире. — Почти как при нашей первой встрече. Как поживаете, дорогуша?

— Чего ты хочешь? — спросил я.

— Хочу?

— Тебе всегда что-нибудь нужно. На 56-Изар это был Некротек. Ах да, я совсем забыл. Ты ведь сам никогда ничего не хочешь? Ты только раб, исполняющий чужую волю.

Черубаэль слегка нахмурился:

— Не груби, Грегор. Тебе стоило бы гордиться тем, что я проявил к тебе личный интерес. Большинство созданий, встававших на моем пути, умирали очень быстро. Я ведь мог выследить тебя много лет назад. Но я знал: существуют узы.

— Опять твои загадки. Опять ничего не значащие слова. Расскажи мне лучше что-нибудь интересное. Например, о Вогель Пассионате.

Он рассмеялся жутким смехом:

— О, ты слышал, да?

— Доклад об этом происшествии сделал меня подозреваемым в ереси.

— Я знаю. Да воздастся тебе за это, поскольку подобное не входило в мои намерения. Просто я допустил небольшую ошибку. Мне жаль, что я причинил тебе неудобства.

— У меня нет никакого желания прослыть человеком, спутавшимся с демоном.

— Нравится тебе или нет, именно так и случилось. Это судьба, Грегор. Наши пути переплетены, но тебе этого пока не понять. Иначе зачем бы тебе видеть сны обо мне?

— Затем, что главная цель моей жизни — выследить и уничтожить тебя.

— О, это всего лишь узкопрофессиональный взгляд на вещи. Подумай, почему ты на самом деле видишь сны обо мне? Зачем так упорно разыскиваешь меня, скрывая результаты поисков даже от собственного руководства?

— Я… — Мои мысли судорожно заметались. Эта тварь знала слишком много.

— И почему я спас тебя? Если бы ты оказался на Вогель Пассионате, я сохранил бы тебе жизнь. Я спас тебя на Трациане.

— Что?

— Ты остановился, чтобы воздать должное могиле Спатиана, и Врата защитили тебя от верной гибели. Почему ты остановился? Не знаешь, не можешь объяснить? А это был я. Я присматривал за тобой. Проник в твоё сознание. Заставил тебя остановиться без видимой причины. Все это время мы действовали вместе.

— Нет!

— Ты знаешь это, Грегор. Сам ещё не веришь, но уже знаешь.

Черубаэль отплыл по воздуху на небольшое расстояние и огляделся.

Собравшиеся в оцепенении уставились на демонхоста. Никто не смел пошевелиться, никто ещё не осознал, с каким чрезвычайным злом они встретились.

— Чего же ты ждёшь? — произнёс знакомый голос.

Из-за горы скошенной зелени показались вооружённые люди. Лико и шесть жилистых телохранителей, судя по выправке — бывшие военные.

— Ты только погляди, Лико. Как ты и предлагал, я устроил эту западню, чтобы выяснить, не сел ли кто-нибудь тебе на хвост. И посмотри, кого я встретил!

— Эйзенхорн… — На секунду лицо инквизитора исказил страх. — Я спросил, чего ты ждёшь? Убей их, и мы сможем уйти, — обратился он к Черубаэлю.

До меня неожиданно дошло, что Лико не являлся хозяином демонхоста. Так же как и Конрад Молитор, Лико был просто ещё одной пешкой, завербованным агентом кого-то… чего-то… ещё.

— А надо ли? — вопросила парящая фигура.

— Сделай это! Никаких свидетелей!

— Прошу вас! — закричал Мердок. — Мы же только хотели…

Лико резко развернулся и испепелил старика выстрелом из лазерной винтовки.

Это нарушило всеобщее оцепенение. Люди Фанта и покупатели запаниковали, выхватили оружие. Началась беспорядочная пальба. Наёмники Лико, действовавшие весьма профессионально, методично расстреливали разбегавшихся твистов. Я увидел, как сражённый очередью Фант Мастик повалился в неровный овраг за помостом.

Его рогатый телохранитель бросился на Черубаэля, стреляя из старого лазерного пистолета.

Черубаэль даже не пошевелился. Он просто наблюдал за бойней, разыгравшейся вокруг него. Лазерные лучи зашипели, соприкоснувшись с его кожей, и он посмотрел на твиста так, словно тот прервал его размышления.

Демонхост и пальцем не пошевелил. Едва заметный кивок в сторону рогатого боевика, и несчастный твист каким-то невероятным образом оказался изрублен на куски. Силовые волны содрали с него плоть и обнажили скелет, который, прежде чем упасть, ещё несколько секунд продолжал биться в агонии.

Когда в дело включился Черубаэль, я почувствовал, как вокруг поляны забурлил варп. Ярость демонхоста оказалась невероятной. Тела гладиаторш Мердока сплавились воедино и исчезли во внезапно появившемся вихре. Грязь под ногами Вассик забурлила, крича и барахтаясь, она утонула в разверзшейся клоаке вместе со своими телохранителями.

Я застыл на месте, не в силах пошевелиться, хотя чувствовал, как Биквин тянет меня за рукав.

Мимо прошипели выстрелы. Наконец, совладав с собой, я резко развернулся и увидел, что двое наёмников Лико целятся в нас. В этот момент голову одного из них разметал на куски снайперский выстрел Гусмаана, прятавшегося в зарослях.

Нейл промчался мимо меня и уложил второго из своего парабеллума Тронзвассе.

— Шевелись! Надо убираться отсюда! — заорал Гарлон.

В воздухе повисло марево из крови, грязи и сока растений. Вокруг бушевал варп-шторм, настолько плотный и тёмный, что мы с трудом могли что-либо разглядеть и едва выдерживали его порывы. Но я все ещё различал пылающие очертания Черубаэля.

Выхватив силовой меч, я устремился к демонхосту.

— Грегор! Нет! — закричала Биквин.

У меня не было выбора. Я ждал почти сотню лет и не мог позволить ему сбежать снова.

Он плавно развернулся и с улыбкой посмотрел вниз:

— Убери это, Грегор. Не волнуйся. Вас я убивать не собираюсь. Лико не имеет власти надо мной. С его жалобами я разберусь потом и…

— Кто на самом деле повелевает тобой? Кто твой хозяин? Скажи мне! Ведь это ты устроил бойню на Трациане! Зачем? По чьему приказу?

— Просто уходи, Грегор. Пока это не твоя забота. Уходи.

Думаю, он был искренне изумлён, когда я вонзил в него энергетический меч.

Честно говоря, я не знаю, верил ли я сам в то, что смогу причинить ему какой-то вред.

Благословлённый клинок практически выпотрошил его, прежде чем взрыв отбросил меня назад.

Демонхост обеспокоенно осмотрел рану, зияющую на его теле. Из неё изливались ядовито-яркие потоки энергии варпа. Через секунду рана закрылась, словно её никогда и не было.

— Ничтожный болван, — произнёс Черубаэль. Чудовищная сила отбросила меня на добрых тридцать метров. Я пролетел через всю площадку и рухнул в заросли молодой травы. Падая, я чуть не потерял сознание. Во рту ощущался привкус крови, кружилась голова.

Землю сотрясали яростные ментальные взрывы. Визжащие, безумные ветры из глубин варпа змеились вокруг поляны, убивая твистов и разбегающихся покупателей.

Я пытался подняться, но тут сознание все же покинуло меня.

Когда я пришёл в себя, выжимки были охвачены пожаром. Черубаэля и след простыл. Иншабель и Эмос помогли мне подняться.

— Биквин! Нейл! — прокашлял я.

— Я найду их, — кивнул Иншабель и, подхватив оружие, скрылся из виду.

— Где Лико? — спросил я Эмоса.

— Сбежал вместе со своими людьми на двух «лэндспидерах».

— А демонхост?

— Не знаю. Мне показалось, что он просто испарился. Возможно, у него с собой был генератор поля перемещения.

Превозмогая жгучую боль, я рванулся обратно к поляне, не обращая внимания на крики Эмоса.

Большая часть техники была взорвана или опрокинута, но две машины остались целыми.

Я выбрал небольшой чёрный «спидер» — спортивную модель обтекаемой формы, популярную среди обитателей верхних районов улья. Наверняка он принадлежал Вассик. Я включил реактивные двигатели и взмыл в воздух, даже не успев пристегнуться.

«Спидер» оказался мощной и манёвренной машиной. Мне потребовалась минута, чтобы привыкнуть к её плавному ходу и разобраться в тонкостях управления. Посмотрев вниз, я увидел окровавленного Нейла. Помощник что-то кричал, жестами показывая, чтобы я вернулся.

Поднявшись над столбом дыма на сотню метров, я смог стабилизировать машину. Вокруг, сколько хватало глаз, простирался зелёный ковёр, перемежающийся полосами выжимок. В отдалении вырисовывалась громада главного улья. Куда же они подевались? Куда?

В трех километрах к западу над горизонтом темнели две крохотные точки. Вскоре мне удалось различить силуэты тяжёлых «лэндспидеров», летящих к массивному зданию ближайшей уборочной фабрики.

Я устремился в погоню, стараясь держаться на небольшой высоте, но они всё-таки заметили меня и открыли огонь. Пришлось вспомнить все, чему учил меня Мидас. Я бросал машину то в одну, то в другую сторону, не давая им возможности прицелиться. Стрелять в ответ я не мог — чтобы управлять юрким «спидером» на такой скорости, приходилось держать обе руки на штурвале.

Мимо меня с воем пронеслись ещё несколько трассирующих снарядов. Смертельная гонка над изумрудными полями продолжалась.

Краем глаза я заметил, как огромная тень заслонила солнце.

— Припечатать их? — протрещал вокс.

В иллюминаторе всплыл обтекаемый корпус боевого катера, идущего на посадочных двигателях, чтобы соответствовать скорости моей машины. По сравнению со спортивным «спидером» он казался огромным: сто пятьдесят тонн, восемьдесят метров от клювообразного носа до хвостовых стабилизаторов. Опущенные из-под брюха посадочные опоры напоминали лапки насекомого. Медея Бетанкор улыбнулась мне через смотровое стекло.

Я не рискнул оставить штурвал, чтобы активизировать вокс. Вместо этого я отправил сообщение напрямую в сознание Медеи:

— Только если придётся. Постарайся заставить их приземлиться.

— Ой! — протрещал вокс — Предупреждать надо.

Катер рванулся вперёд, сверкая соплами, подобрал посадочные опоры и ушёл вправо. «Спидер» сильно затрясло, когда он попал в реактивный след. Я смотрел, как Медея на низкой высоте разворачивает свою машину по широкой траектории. Казалось, какая-то хищная птица заходит на круг над своей жертвой.

Активизировав мощные реактивные двигатели, катер за мгновение обогнал тяжёлые «спидеры» и зашёл к ним спереди.

Я ощутил волну ментальной силы. Сражаться с боевым катером враги могли только с помощью своего разума.

Внезапно судно накренилось влево, клюнуло носом, а затем снова выровнялось. Им удалось вывести Медею из равновесия, но только на мгновение.

Теперь она была в ярости. Я понял это по тому, как изменился стиль её полёта. Взвыв тормозными двигателями, катер застыл на месте, в то время как «спидеры» промчались мимо.

Протрещала носовая пушка. Пущенные точно в цель крупнокалиберные снаряды в пыль разнесли идущий вторым тяжёлый «спидер».

На максимальной скорости я проскочил под зависшим катером, продолжая преследование.

— Довольно! — передал я Медее. — По возможности, они нужны мне живыми!

Уцелевший «спидер» был уже близко. Я знал, что Лико жив, чувствовал присутствие его сознания.

Впереди маячила громада передвижной уборочно-перерабатывающей фабрики. Корпус её составлял примерно шестьсот метров в длину и девяносто в высоту. Над крышей то и дело вздымались фонтаны растительного сока и столбы выхлопного газа, а скрежет жатвенных лезвий заглушал даже рёв двигателей моего «спидера».

Беглецы приземлились на крыше огромной фабрики и устремились к посадочному ангару, возвышающемуся над корпусом в хвостовой её части. Завыли предупредительные сирены — встревоженный вызов уборочной машины.

Тяжёлый «спидер» резко затормозил и, задрожав, остановился. Мне пришлось развернуться, чтобы последовать за ним. Я видел, как Лико и его приспешники выбрались из машины и скрылись в чреве посадочного ангара. Все, кроме одного. Последний опустился на колено и прицелился в меня из скорострельного миномёта. Мимо кабины просвистели смертоносные заряды. Стрелок отбросил миномёт и вскинул болтер. На этот раз ему удалось попасть в воздухозаборник моего «спидера». Корпус машины затрясся, в стороны полетели искры и куски обшивки.

На контрольной панели зажглись предупреждающие огни.

Я направил «спидер» вниз.

И выпрыгнул.

Упав на крышу уборочной машины, я сломал левое запястье и четыре ребра. Теперь, спустя много лет, я понимаю, как мне тогда повезло. Мог бы разбиться насмерть, ведь я прыгал с приличной высоты. Но мне удалось ухватиться за какой-то трос и удержаться.

Мой искалеченный «спидер» протащило по металлической крыше, затем он подпрыгнул, неуклюже подняв хвост, и стал разваливаться. Разбрасывая обломки, он кувырком влетел в ангар, смял стрелка и врезался в припаркованный «спидер» Лико. Секунду спустя обе машины взорвались. В стороны полетели куски искорёженного раскалённого металла.

Перебравшись через горящие обломки, я прохромал внутрь ангара. Завыли аварийные и пожарные сирены, с потолка полились струи инертной пены.

Рядом с клетями служебных и грузовых лифтов я обнаружил приоткрытый люк и металлическую лестницу. Внизу начинался длинный коридор.

Когда я спустился но ступенькам, на меня изумлённо уставились рабочие, большую часть которых составляли твисты, одетые в пропитанные соком грязные комбинезоны.

Я извлёк свою инсигнию.

— Имперская Инквизиция. Куда они пошли?

— Кто?

— Куда они пошли? — прорычал я, усиливая сказанное Волей.

Я не сдерживал ярость, и эффект оказался столь мощным, что ни один из рабочих не смог произнести ни слова, а некоторые даже потеряли сознание. Оставшиеся на ногах дружно указали мне направление.

Ещё один люк и новая лестница. Я спустился в цех переработки, бесконечный, разделённый переборками коридор, пересекавший всю уборочную фабрику. Грохот работающих молотилок оглушил меня. В воздухе висел жёлтый туман.

По гигантскому конвейеру с огромной скоростью двигалась растительная масса. Твисты в масках и передниках разрезали крупные стебли и корни тяжёлыми пилами. От инструментов к потолку тянулись толстые, оплетённые резиной электрические кабели. Затем урожай проходил через массивные отжимные валики и грохочущие прессы и сбрасывался в чаны, расположенные в самом конце фабрики.

Когда загудела тревога и замигали аварийные огни, конвейер остановился. Рабочие растерянно оглядывались вокруг. С рукавиц, фартуков и инструментов стекали жидкая целлюлоза и вязкий сок.

Я пробирался сквозь шеренгу твистов. С наблюдательных вышек кричали надзиратели. Впереди, на расстоянии примерно тридцати метров, я увидел Лико. Его сопровождал последний оставшийся в живых стрелок. Инквизитор подталкивал связанного человека. Это мог быть только Эзархаддон.

Наёмник развернулся и выстрелил. Посыпались фонтаны искр. Трое рабочих упали, сражённые зарядами, один из них свалился на ленту конвейера.

Увидев это, остальные твисты разбежались, укрываясь кто где может. Я опустился на одно колено и потянулся за болтером. Но в разорванной кобуре его не оказалось. Я не мог точно вспомнить, когда потерял оружие: во время схватки с Черубаэлем или при падении на крышу уборочной машины. Впрочем, теперь это не имело значения. И мой любимый энергетический меч погиб в столкновении с демонхостом.

Ещё несколько зарядов оставили вмятины в металлических панелях приводов конвейера. Пришлось отползти за барабан гидробака, предназначенного для отмывания инструментов.

Из кобуры, спрятанной в голенище сапога, я достал запасное оружие — компактный короткоствольный автоматический пистолет. Рукоять его была длиннее ствола и вмещала сменную обойму на двадцать патронов малого калибра.

Установив режим одиночной стрельбы, я произвёл несколько громких выстрелов. Точность оружия была никудышной, да и мощность тоже. Этот пистолет мог послужить последним аргументом, но был хорош лишь на малой дистанции.

Стрелок, засевший в другом конце помещения, явно не растерялся и длинными очередями прочесал пространство за остановившейся лентой конвейера. Послышались испуганные крики и стоны рабочих. Похоже, раненых прибавилось.

Пальба прекратилась. Я рискнул выглянуть из укрытия. Раздался глухой удар, затем низкий гул, и конвейер вновь пришёл в движение.

Стрелок поспешил за своим господином. Лико и его пленник уже почти исчезли из поля видимости.

«Но почему Эзархаддон — пленник?» Пока мне не удалось разобраться в отношениях между Лико, псайкером и Черубаэлем.

Я побежал вперёд. Троица скрылась за очередной дверью. Идти за ними было рискованно. На месте Лико я обязательно устроил бы засаду и, дождавшись преследователя, расправился бы с ним.

До сих пор интуиция не подводила меня.

Игнорируя крики рабочих, я запрыгнул на широкую ленту конвейера и стал пробираться вперёд, то и дело поскальзываясь на перепутанной, липкой груде стеблей. На какое-то мгновение мне показалось, что я вот-вот сорвусь и угожу под ближайший вал отжимного пресса.

Но я все же удержался на ногах, перебрался на другую сторону конвейера, разделившего уборочный цех надвое, и спрыгнул на твёрдую палубу. С моего плаща капал растительный сок, а с сапог стекало зеленое месиво.

Здесь тоже была дверь.

Низко пригнувшись, я влетел в неё.

Как я и предполагал, стрелок засел позади другой двери на противоположной стороне бегущей ленты конвейера. Увидев меня, он чертыхнулся и стал поднимать оружие. Я выстрелил первым. Но даже при столь незначительном расстоянии жалкая огневая мощь моего автоматического пистолета была очевидной. Ручной пулемёт готовился прореветь песню моей гибели.

Переключив пистолет на автоматическую стрельбу, я бросился вперёд и не отпускал спусковой крючок до тех пор, пока не стих звонкий треск, оповещая о том, что опустела обойма.

Мне удалось разодрать броню противника и поразить его шесть или семь раз в левую руку и шею. Стрелок опрокинулся назад, тяжёлое оружие вылетело из его рук и упало на движущуюся ленту.

Несмотря на кровотечение и многочисленные раны, он был далёк от смерти. Должно быть, он принял какой-то стимулятор, помогающий держаться на ногах.

Прорычав некромундское ругательство, наёмник выхватил лазерный пистолет армейского образца и вскочил на пандус для рабочих, чтобы лучше прицелиться в меня. Я бросил в него опустевший пистолет и схватил одну из электрических пил.

Он выстрелил, едва не угодив мне в плечо. Я нанёс ему удар пилой, метя в живот. Но управляться одной рукой оказалось слишком тяжело.

Поэтому я метнул длинный инструмент словно гарпун.

Гудящая цепь врезалась в плоть стрелка. Он истошно закричал и попытался вырвать пилу из своей груди. Когда он повалился на конвейер, прорезиненный кабель потянул инструмент обратно к крюку на стене. Лента протащила мёртвое тело, насколько позволяла длина кабеля, а затем труп остановился, колыхаемый движущимся под ним конвейером. Вскоре возле мёртвого стрелка собралась целая куча растительной мякоти.

— Эйзенхорн, — прозвучал в моем сознании голос.

Я обернулся и увидел Лико. Стоя на решётчатой площадке, нависающей над конвейером, инквизитор целился в меня из той самой винтовки, из которой он спалил поддельного Эзархаддона. Я заметил и псайкера, привязанного к трубе у дальней стены. Его голову все ещё скрывал тяжёлый блокиратор.

— Ты должен был выйти из игры, Эйзенхорн. Не стоило тебе гоняться за мной.

— Я выполняю свою работу, ублюдок. А что вытворяешь ты?

— То, что необходимо было совершить.

Он спустился с площадки и шагнул ко мне. На его лице застыло испуганное, затравленное выражение.

— Так что необходимо было совершить?

Тишина.

— Почему, Лико? Трагедия на Трациане… как ты мог допустить такое? Стать частью этого?

— Я… ничего не знал! Не знал, что они собирались устроить.

— Кто?

Он вдавил в мою щеку дуло своего мощного оружия.

— Ни слова больше, — произнёс он, впервые воспользовавшись речью.

— Если собираешься убить меня, сделай это. Я удивлён, что ты ещё этого не совершил.

— Вначале мне необходимо кое-что выяснить. Говори, кто ещё знает то, что известно тебе?

— О тебе и твоём договоре с демоническим отребьем? О краже альфа-плюс псайкера? О том, что ты стоишь за гибелью миллионов людей на Трациане? Ха!

— Все, — для усиления эффекта закончил я мысленно. — Все. Я доложил обо всём Роркену и самому Орсини, прежде чем отправиться по твоему следу.

— Нет! Тогда бы за мной охотилось множество людей, а не ты один…

— Так и есть.

— Ты лжёшь!

— Ты обречён.

В неистовом желании вырвать у меня правду он попытался взять моё сознание приступом. Думаю, он и сам понял, в какую проклятую бездну низверг свою Душу.

Я отразил его лихорадочный штурм и ответил, яростно обрушивая на его грубый мозг всю мощь ясновидца. Он был там. Я чувствовал это. Его настоящий повелитель. Облик, имя…

Лико понял, что я делаю, понял, что я сильнее его. Он попытался пристрелить меня, но к тому времени я уже лишил его способности двигаться. Я шарил по его сознанию. Лико обмер и стал беспомощен, лишённый всякой возможности сопротивляться обыску в его голове, несмотря на блоки и энграмматические замки, созданные им. Или помещённые кем-то другим.

Здесь. Здесь. Ответ.

Лико издал отчаянный, странно звучащий вопль.

И вдруг его отбросило от меня.

Высоко под крышей фабричного коридора, излучая омерзительное сияние варпа, парил Черубаэль.

Задыхаясь, дёргаясь, неестественно выворачивая конечности, Лико поднимался к нему. Из его рта и ноздрей выходил дым.

— Так, так, Грегор, — произнёс демонхост. — Отличная работа, но некоторые тайны должны остаться тайнами.

Кивком головы он отбросил Лико далеко в сторону. Инквизитор-предатель пролетел несколько сотен метров, с силой ударился о стену и упал на вращающиеся лезвия, расположенные в пасти уборочной машины.

Его тело почти мгновенно было изрублено на куски.

Черубаэль опустился чуть ниже и схватил недвижное тело Эзархаддона. Он напоминал ребёнка, забирающего свою куклу.

— Я не забуду того, что ты сделал, — произнёс демонхост, напоследок оглядываясь в мою сторону. — Тебе ещё придётся заплатить за это.

Потом он исчез, и Эзархаддон пропал вместе с ним.

 

Глава двенадцатая

ЧАС ТРЕТИЙ, КАДИЯ

ПИЛОНЫ

РАЗГОВОР С НЕВ

Порывистый осенний ветер с вересковых пустошей срывал последние листья акселей. Охапки сухих, похожих на полоски чёрных водорослей листьев собирались с подветренной стороны могил и низких каменных стен. По пасмурному небу над моей головой пробегали коричневые тучи.

Под шёпот акселей я поднялся по старой, заросшей тропинке на лесистый холм и постоял некоторое время в одиночестве, глядя вниз на обширное кладбище и небольшую башенку молельни над ним. Ни единого признака жизни, никакого движения, только ветер шевелит листву. Даже грави-скиф, доставивший меня сюда от посадочных полей Каср Тирок, отбыл назад. Я уже почти заскучал по ворчанию водителя, который жаловался на то, что пришлось лететь так далеко от города.

Вдали, почти на горизонте, за хмурыми вересковыми пустошами, я видел угловатые очертания ближайшего из знаменитых таинственных пилонов. Даже с такого расстояния я мог слышать странные завывания ветра, разгуливающего по сооружению, чью геометрию не в состоянии были объяснить даже тысячелетние исследования.

Я впервые оказался на поверхности мира, который называют Сторожевой Башней Империума. И пока он не внушал мне симпатии.

— Итак, Шип… Ты всё-таки оказался не слишком остёр?

Я медленно развернулся. Он прошёл по моим следам, двигаясь столь же тихо, как сама пустота.

— Ну, — спросил он, — что скажешь?

— Похоже, меня выследили, и вполне профессионально, — ответил я.

Какое-то время его лицо оставалось неподвижным, но потом шрам под слепым глазом дёрнулся, и мой собеседник улыбнулся.

— Добро пожаловать на Кадию, Эйзенхорн, — произнёс Фишиг.

Годвин Фишиг после Эмоса был самым давним моим сотрудником, хотя они с Биквин часто спорили, кому принадлежит это звание. Я встретился с ними обоими на Спеси, во время охоты за приспешником Хаоса Эйклоном, что, в свою очередь, привело меня к жуткому делу о Некротеке.

На самом деле вначале состоялось наше знакомство с Фишигом. Тогда он ещё служил исполнителем в подразделении местных Адептус Арбитрес, и ему приказали держать меня под наблюдением. Благодаря обстоятельствам он стал моим союзником. Если мне не изменяет память, Биквин встретилась на моем пути спустя приблизительно сутки после моего знакомства с Годвином, и я почти тут же принял её к себе на службу. В то время как Фишиг, технически, ещё какое-то время продолжал оставаться офицером арбитров и только потом ушёл в отставку, чтобы присоединиться ко мне.

Именно поэтому Биквин утверждала, что первенство в этом вопросе принадлежит ей, и именно об этом они иногда спорили, когда становилось темно и была откупорена бутылка амасека.

Годвин был крупным мужчиной примерно моего возраста, его коротко подстриженные светлые волосы уже начинали окрашиваться серебром. Но он, как и в былые времена, светился здоровьем. Фишиг кутался в длинный чёрный, подбитый мехом плащ, под которым виднелись кольчуга и сапоги с окованными сталью мысами.

Фишиг пожал мне руку:

— Я уже начал опасаться, что ты не сможешь прилететь.

— Мне тоже так начинало казаться.

Он немного наклонил голову и внимательно взглянул на меня:

— Неприятности?

— Такие, что и не поверишь. Пойдём, я все тебе расскажу.

Мы начали спускаться по заросшей тропинке. Годвин уже кое-что знал о трагедии на Трациане, с момента которой миновало почти семь месяцев, но понятия не имел, какое отношение я имею к этому делу.

Слушая мой подробный рассказ, Фишиг все больше мрачнел, а когда я сообщил ему о Рейвеноре, и вовсе спал с лица.

Он восхищался Гидеоном, и, честно говоря, им трудно было не восхититься. И иногда мне казалось, что Годвину хотелось бы стать таким же, как Рейвенор.

Но Фишиг реально оценивал собственные возможности. Его сильными сторонами были верность, физическая мощь, прекрасные боевые навыки, наблюдательность и нюх на едва заметные, но важные детали. Он не обладал слишком быстрым умом, и отвращение к книжным знаниям лишало его возможности дослужиться даже до уровня дознавателя. Хотя ему и хотелось подняться по должностной лестнице Инквизиции, Фишиг никогда не пытался этого делать, удовлетворившись тем, что стал одним из моих самых незаменимых сотрудников.

Попытка возвыситься, как он понимал, скорее всего привела бы к проигрышу. А Годвин Фишиг не любил проигрывать.

Мы спустились по узкой тропке и вошли на кладбище через старые мрачные ворота. Я поведал Фишигу о Лико и Эзархаддоне. Рассказал о предупреждениях Эндора и лорда Роркена, о кровавой и безрезультатной бойне на Иичане, о Черубаэле.

— Я собирался отправиться, как только получил твоё сообщение. Но Роркен помешал мне. А потом, как ты уже слышал, все вышло из-под контроля.

Годвин кивнул:

— Не беспокойся. Я терпеливый человек.

Мы постояли немного посреди просторного кладбищенского поля. Несколько продрогших священников в изодранных чёрных балахонах блуждали между рядов разрушающихся могил.

— Что они делают?

— Читают имена, — ответил Фишиг.

— Зачем?

— Чтобы проверить, можно ли ещё их прочесть.

— Ладно, но ради чего?

— Воюющим мирам, вроде этого, всегда нужны новые места для своих покойников. Давным-давно местным планетарным правительством был издан указ, по которому захоронения могут проводиться только на строго определённых территориях. Поэтому мест на кладбище всегда не хватает. И следовательно, возник Закон о Возможности Прочтения.

— И что это за закон?

— Согласно ему, как только под разрушительным воздействием времени и стихий последние из имён на надгробиях станут нечитаемыми, анонимных покойников положено эксгумировать и закопать их кости в какой-нибудь яме, после чего место можно будет использовать заново.

— Значит, они годами слоняются по кладбищу и ждут, пока сотрутся имена погибших?

Фишиг пожал плечами:

— Это их путь. Когда исчезают имена, уходит и память, а значит, нет больше смысла в почестях. Сюда уже приходит новое время. Мне говорили, что ещё год или два…

Это место приводило меня в состояние крайней меланхолии. Кадия была миром войны, стоявшим на страже единственного судоходного трафика, проложенного мимо варп-штормов Ока Ужаса. Регион, известный как Кадианские Врата, служил основным маршрутом для вторжений Хаоса, а Кадия была передовым рубежом обороны Империума. С самого начала колонизации она взращивает элитных воинов, и миллиарды её сыновей и дочерей пали, отважно защищая нашу цивилизацию.

Героически погибли, чтобы медленно исчезать в безлюдных могильниках своей родной планеты.

Это было печально, но полностью соответствовало стоическому воинскому духу всей культуры кадианцев.

Фишиг распахнул тяжёлую аксельную дверь в башенку молельни, и мы наконец укрылись от ветра.

Внутреннее помещение башни состояло всего из одной комнаты — каменного барабана с мокрыми прорезями незастекленных окон под крышей. Грубые деревянные скамьи стояли вокруг центрального алтаря. Цепи, перекинутые через потолочные балки, удерживали над алтарём огромный металлический канделябр в форме имперского орла.

В этот хмурый осенний день молельня освещалась только огнём свечей, установленных между металлических перьев распростёртых крыл аквилы. Свет был скудным, слабым и золотистым, создающим спокойную атмосферу и таинственную благость.

А ещё внутри воняло гниющей листвой акселей.

Мы сели на скамью и кратко почтили алтарь знаком аквилы, сложив руки над сердцем.

— Странно, — вздохнул Фишиг после долгой паузы. — Более года назад ты отправил меня на поиски этого порождения демонов, Черубаэля. И теперь, когда я вышел на его след, ты снова столкнулся с ним на другом конце этого треклятого сектора.

— «Странно» несколько не то слово…

— Совпадение. Это ведь совпадение?

— Не знаю. Очень похоже на то. Но это создание, Черубаэль, действует на меня столь обезоруживающе…

— Это естественно, мой друг.

Я покачал головой:

— Не из-за его могущества. Не в том дело.

— Тогда в чём же?

— В том, как он разговаривает со мной. Он говорит, что использует меня!

— Коварство демона!

— Возможно. Но он знает слишком много. Он знает… ах, будь все проклято! Он говорил мне, что наши судьбы необратимо переплетены. Словно он важен для меня, а я для него.

— Он действительно важен для тебя.

— Знаю, знаю. Как цель. Как добыча. Как немезида. Но он говорит так, словно этим все не исчерпывается. Как будто он может провидеть будущее, или читать его, или даже бывать в нём. Он говорит со мной так, словно знает, что я собираюсь сделать.

Фишиг нахмурился:

— И что это может быть, как ты думаешь?

Я поднялся и подошёл к алтарю.

— Понятия не имею! Не могу же я сделать что-нибудь такое, что порадует или поможет демону! Я не могу даже вообразить себя творящим подобное безумие!

— Поверь мне, Эйзенхорн, если бы я решил, что ты собираешься так поступить, то сам пристрелил бы тебя.

— Очень на это надеюсь.

Я умолк и поднял взгляд на мерцающий огонь свечей, увидел, какое множество моих теней, пересекаясь, накладываются друг на друга на каменном полу. Подобно бесчисленным вариациям грядущего. Я старался не смотреть на самые плотные, чёрные тени.

— Этот мерзкий отпрыск варпа просто играет с тобой, — произнёс Фишиг. — И ничего больше. Все это только игры, нацеленные на то, чтобы сбить со следа и запугать тебя.

— Если так, то зачем он сохранил мне жизнь?

Мы снова вышли к ветрам вересковой пустоши. Стенание пилона казалось мне теперь куда громче.

— Кто ещё прибыл с тобой? — спросил Фишиг.

— Эмос, Биквин, Нейл, Медея, Гусмаан и парень, которого ты не знаешь, Иншабель. Мы отправились сюда прямо с Иичана.

— Долго добирались?

— Почти шесть месяцев. До Мордии мы добрались на борту торгового судна под названием «Лучший из Орлов», а остальной путь провели в качестве гостей Адептус Механикус. Летели ни больше ни меньше на сверхтяжёлой барже «Монс Олимпус», несущей девственных Титанов к гарнизонам у Кадианских Врат.

— Вам оказали великую честь.

— Инсигния инквизитора даёт свои преимущества. Но вот что я тебе скажу, техножрецы Марса чертовски угрюмая компания для двухмесячного путешествия. Я сошёл бы с ума, если бы не турниры в регицид с Биквин.

— Нейл стал играть лучше?

— Нет. Кажется, на текущий момент он задолжал мне… что же? Хм-м. Своего первенца и душу.

Фишиг рассмеялся.

— Ладно, на самом деле все было не так уж плохо. Был там один человек, ветеран из Легиона Титанов. Старый, ему уже несколько веков. Можно сказать, пенсионного возраста, если, конечно, эти люди когда-нибудь выходят на пенсию. Он заведовал переправкой новых военных машин. Звали его Гекат. Мы иногда выпивали с ним по вечерам. Напомни мне пересказать тебе некоторые из его военных баек.

— Обязательно. Пойдём…

Его «лэндспидер» был припаркован в конце аллеи под дрожащими акселями. Мы стряхнули с капюшонов опавшие ленты-листья и залезли внутрь.

— Позволь мне показать тебе, что я нашёл. Потом мы все сможем собраться в каком-нибудь безопасном месте и поприветствовать друг друга.

— Насколько безопасном?

— В наибезопаснейшем.

Мы полетели над вересковыми пустошами, борясь с резкими порывами ветра. Небо тускнело. Под нами проносились места, которые снискали Кадии мрачную славу. Немилосердные, продуваемые всеми ветрами дикие равнины, вскормившие не одно поколение самых выносливых воинских народов Империума. Это были и рассеянные островки Моря Кадукадес, где во время обряда инициации оставляли юношей — без одежды, еды и какого бы то ни было оружия — и где они должны были пережить ритуальный Месяц Творения. Это были крепости на холмах, где зимовали, тренировались и вели учебные бои с соседними фортами Кадианские Молодёжные армии. Здесь были скалы, ледяные озера и аксельные леса, где они познавали искусство маскировки, и широкие поля, где проходила их стрелковая подготовка.

Существует высказывание: «Если патроны холостые, тренируются не кадианцы». С того времени, как им вручают личное лазерное оружие, что практически совпадает с получением ими первого букваря, молодые представители воинской касты пользуются боевыми зарядами. Большинство учится стрелять, убивать и умеет выполнять основную часть пехотной муштры прежде, чем достигает возраста десяти стандартных лет.

Неудивительно, что ударные войска Кадии числятся среди лучших в Империуме.

Но мы прибыли не для того, чтобы таращить глаза на труднопроходимый, суровый пейзаж, породивший доблестных кадианцев.

Мы отправились осматривать пилоны.

— Черубаэль бывал здесь, — произнёс Фишиг, поигрывая со штурвалом и внимательно следя за показателем скорости ветра. — Насколько я знаю, девять раз за последние сорок лет.

— Уверен?

— Это то, за что ты мне платишь. Демонхост — на кого бы он ни работал — очарован Кадией.

— Почему же Инквизиция до сих пор не получила даже намёка на это?

— Брось, Грегор. Галактика огромна. Эмос как-то сказал мне, что если попытаться обработать полный объём информации, производимой Империумом, одним потоком, то он за мгновение спалит все метрикуляры и кодификаторы на Терре. Это проблема связи. Просеивания данных. Инквизиция — и ты сам — перекопали все в поисках Черубаэля. Но некоторые вещи просто не слишком бросаются в глаза. Мне повезло.

— Как?

— Просто выполнял свою работу. Все дело в моем старом друге, Айзаке Акте, с которым мы знакомы ещё со времён службы в Арбитрес. Он был моим начальником. Айзак поднялся, продвинулся по службе, получил генерала Адептус Арбитрес, был ранен на Гидрафуре и переведён сюда в качестве главного инспектора Кадианской Внутренней Гвардии. Ещё несколько лет назад я установил с ним контакт и в результате недавно получил сообщение, которое необходимо было проверить.

— Ты заинтриговал меня.

Мы пронеслись на малой высоте над мысом, и по поверхности сверкающего льдом озера под нами заскользила небольшая, чёткая тень нашего «спидера».

— Акт сказал, что силы Внутренней Обороны примерно десять лет назад прикрыли здесь, на Кадии, еретическую секту. Они называли себя «Сыны Баэля». По большому счёту, просто ничего не стоящий сброд. Безвредный. Но на допросах сектанты сознавались в том, что поклонялись демону, которого они называли Ваал, или же Баэль. Местный лорд инквизитор немного повозился с ними да и сжёг.

— Как его зовут?

— Горфал. Но он мёртв, вот уже три года. Сейчас его пост занимает женщина. Леди инквизитор Нев. Так или иначе, но с тех пор эта секта возрождалась уже несколько раз. Впрочем, ничего такого, с чем бы не смогла справиться группа, обученная подавлению ереси. Как я уже говорил, Сыны Баэля действительно довольно безобидны. Интересовались они только одним.

— Чем именно?

— Измерением структур пилонов.

Пилон уже некоторое время маячил за лобовым стеклом «спидера», и, подлетев поближе, Фишиг облетел вокруг него, практически касаясь чёрного камня.

Протяжная песнь ветра, пронизывающего строение, звучала теперь так громко, что я мог слышать её даже за рёвом турбин «спидера».

Пилон был огромен: полкилометра в высоту, с площадью основания примерно в четверть квадратного километра. В искусно обработанном чёрном камне, которым сооружение было облицовано сверху, имелось множество аккуратно пробурённых воронок и округлых отверстий размером с человеческую голову. Проходя именно через эти узкие, двухсотпятидесятиметровые трубы, завывал и стенал ветер.

И трубы эти не были прямыми. Они пронизывали пилон подобно ходам червей. Техножрецы пытались запускать туда крошечные зонды-сервиторы, чтобы составить карты их переплетений, но дроны обычно не возвращались.

Когда мы поднялись выше, чтобы совершить ещё один заход, я увидел вдалеке очертания соседнего пилона, расположенного на расстоянии в шестьдесят километров за вересковыми пустошами. На поверхности Кадии находятся пять тысяч восемьсот десять известных пилонов, если не считать двух тысяч тех, от которых остались только жалкие руины.

Двух одинаковых среди них не найти. Каждый поднимается до высоты в половину километра и ещё на четверть уходит под землю. Они были возведены ещё до колонизации этой системы людьми, и способ их возведения так и остался загадкой. Пилоны полностью инертны, если судить по результатам любых исследований, доступных нашей расе. Однако многие полагают, что именно их присутствие объясняет затишье среди яростных потоков варпа, делающего Кадианские Врата единственным спокойным, судоходным путём мимо Ока Ужаса.

— Так они пытаются измерить эту штуковину?

— Угу. — Фишигу пришлось перекрикивать гул «спидера», когда машина совершала ещё один резкий разворот. — И эту, и ещё несколько. С собой у них были ауспекс, геолокаторы и магнитные отвесы. Определить все измерения в точности — я действительно имею в виду «в точности» — и являлось основной задачей Сынов Баэля.

— Они связаны с Черубаэлем? Я имею в виду что-либо, кроме слова «Баэль».

— В тех журналах допросов, которые я читал, значится, что они поклонялись Ваалу через божество, чьё полное имя звучит как Херувим Ваала. Или Черуб Баэля. Оно пребывало среди них, требуя, чтобы они измерили пилоны в обмен на великие познания и могущество.

— А тот лорд инквизитор… Горфал? Он уничтожил их?

— Не совсем. Мне кажется, он был довольно небрежен.

— Мне бы хотелось поговорить с леди инквизитором. Кажется, ты говорил, что её зовут Нев.

— Да. Думаю, что это вполне возможно.

Решив успеть до темноты, мы поспешили на запад к Каср Дерт, крупнейшей из крепостей этого региона, столице провинциального правительства Кадукад. Когда мы пересекали кольцо внешнего рва, Фишиг передал дневные коды доступа сторожевым орудийным башням. Несмотря на это, батареи «Мантикор» и «Гидр» развернулись и взяли нас в прицел.

Приборы на панели тревожно запищали, сигнализируя о том, что на нас наведено множество орудий.

— Не волнуйся, — сказал Фишиг, заметив мой взгляд. — Мы в безопасности. Похоже, кадианцы не упускают ни одной возможности, чтобы потренироваться.

Мы обогнали медленно движущийся конвой из серых двенадцатиколесных бронетранспортёров и пошатывающихся самоходных «Стражей» и полетели над шоссе к крепостным валам. За ними из сумерек выступали угрюмые серые фортификационные укрепления Каср Дерт.

По небу шарили дозорные прожекторы, установленные на башнях земляных валов. Из укреплений торчало ещё больше орудийных башен и дотов. Приборы снова запищали.

Фишиг сбросил скорость, снизился и заскользил к восточному барбакану — маленькой, отдельно стоящей крепости, ощетинившейся стволами «Сотрясателей». Верхнюю часть здания из тёсаного камня украшал барельеф в виде имперского орла.

Мы влетели в ворота барбакана, промчавшись над гидравлическим подъёмным мостом и внутренним рвом, и оказались на узких, петляющих улочках города-крепости.

Самые ранние касры Кадии строились в высоком стиле Терры, с просторными улицами, в плане образующими чёткий геометрический рисунок. В начале М.32 три из них были без труда захвачены во время вторжения Хаоса. Широкие, прямые авеню оказалось невозможно защищать или удерживать.

С тех пор касры возводят по законам военного строительства, а их улицы изгибаются то туда, то сюда, словно выступы на бородке ключа. С воздуха Каср Дерт напоминает запутанный лабиринт. Учитывая стойкость кадианцев и их навыки ведения городских боев, такой каср можно было удерживать дом за домом, метр за метром в течение многих месяцев, если не лет.

Мы ползли по переполненным, запутанным улицам Каср Дерт. Совсем стемнело, зажглись зарешеченные фонари, начали закрываться на ночь магазины и конторы. Я собирался сказать Фишигу, что мы явно попали в военный лагерь, но потом понял, что даже одежда гражданских лиц Кадии представляет собой камуфляж. Вскоре стало легко отличить местных обитателей от гостей. Ярко-белые и серые анораки или же зеленые и бежевые тона обмундирования для вересковых пустошей выдавали новоприбывших и отдыхающих солдат. Население Каср Дерт носило серо-коричневый, крапчатый городской камуфляж.

Мы миновали поднятые на сваях хорреумы Имперского Кадианского Зернохранилища и плотно прижавшиеся друг к другу особняки богатых и преуспевающих горожан. Даже крыши мансард богачей защищали орудия.

Слева располагался ярко-освещённый алеаторий, куда уже стекались ночные гуляки, чтобы просадить очередную зарплату. Справа — сенакул касра, со сверкающей, облицованной керамитом пирамидой. Впереди — кафедральный собор Инквизиции. Приборы снова запищали, когда на нас нацелились многочисленные орудия.

Фишиг припарковал «спидер» во внутреннем дворе собора. На вымощенной плиткой взлётной площадке помигивал светящийся крест из указательных огней.

Стражи Инквизиции в украшенных золотом бургундских доспехах окружили нас, когда мы откинули купол «спидера» и выбрались наружу.

Я показал инсигнию ближайшему из стражей. Он щёлкнул каблуками и отсалютовал.

— Здравствуйте, господин.

— Я желаю увидеть леди инквизитора.

— Я доложу о вашем визите, — покорно ответил солдат и поспешно удалился, подтягивая перевязь и придерживая энергетический меч.

— Тебе она не понравится, — сказал Фишиг, обходя «спидер».

— Почему?

— Уж поверь мне. Просто не понравится.

— Уже поздно. На сегодня приём окончен, — произнесла леди инквизитор Нев, бросая галоперо обратно в бронзовый энергетический держатель на столе.

— Мои извинения, мадам.

— Не беспокойтесь. Я не стану захлопывать двери перед легендарным инквизитором Эйзенхорном. Мы живём вдали от Геликанского субсектора, но ваша слава бежит впереди вас.

— Надеюсь, добрая слава.

Леди инквизитор встала из-за письменного стола и поправила зеленое фланелевое одеяние. Это была невысокая, жилистая женщина, лет ста от роду, с фиолетовыми глазами кадианки на бледном лице и волосами цвета соли с перцем, собранными в тугой хвост.

— Не важно, — бросила она.

Мы находились в её санктуме, чертогах, оформленных в октастиле. Черно-белый мозаичный пол украшал рисунок в стиле работ Космати, этерцитовые стены были расписаны растительным орнаментом. Помещение освещали тусклые огоньки свечей, их мерцание подчёркивало красоту нарисованных лотосов.

Опираясь на резную серебряную трость, леди инквизитор, прихрамывая, направилась к нам.

— Полагаю, вы желаете ознакомиться с записями о Баэле?

— Как вы догадались? — удивился я.

— Я знаю его. — Она указала тростью на Фишига. — Он бывал здесь прежде. Как я понимаю, он один из ваших людей.

— Один из лучших.

Нев вскинула свои узкие, выщипанные брови.

— Да? Это многое о вас говорит. Пойдёмте. В архив.

В архив вела тёмная винтовая лестница. Нев было трудно спускаться по крутым ступеням, но она резко отстранила мою руку, когда я предложил ей помощь.

— Я не хотел вас оскорбить, леди инквизитор, — извинился я.

— Такие, как вы, никогда никого не хотят оскорбить, — отрезала она.

Я почувствовал, что это не тот момент, чтобы спрашивать, какие же это «такие».

Архив представлял собой вытянутое, обшитое панелями помещение. Освещали его лампы, установленные на письменных столах, протянувшихся в два ряда от стенки до стенки.

— Световой буй! — прорычала Нев. Летающий дрон-сервитор в форме черепа вынырнул из-под кессонного потолка, завис над её плечом и зажёг галогенные лампы в своих глазницах.

— Баэль, сыновья. Найти, — приказала ему леди инквизитор, и череп полетел вдоль стеллажей, то опускаясь, то взмывая вверх, освещая двойным лучом секции каталога.

Отлетев на восемь секций, он замер возле полки, прогибающейся под горой информационных планшетов, файл-трубками и пыльными бумажными книгами.

Нев захромала к дрону. Мы с Фишигом двинулись следом.

— Сыны… сыны… Тевта сыны, Махариуса сыны, сукины сыны… — Она оглянулась на меня. — Добавлено в качестве шутки, Эйзенхорн.

— Не сомневаюсь, мадам.

Её пальцы пробегали по истёртым корешкам папок и ярлыкам на конвертах информационных планшетов, следуя за лучами дрона.

— Варавы сыны… Сыны Балкара… Есть! Вот оно. Сыны Баэля.

Она сняла с полки папку, сдула с неё пыль прямо мне в лицо и вручила записи.

— Когда закончите, положите её на место, — сказала она и собралась уходить.

— Простите, но мне бы хотелось, чтобы вы задержались, — сказал я.

Два решительных удара трости, и она снова развернулась ко мне.

— Что?

— Ваш предшественник… м-м…

— Горфал, — прошептал Фишиг.

— Горфал. Он сжёг членов этого культа без проведения экспертизы. Вы никогда не пытались пересмотреть это дело?

Нев улыбнулась. Это вовсе меня не ободрило.

— Знаете, Эйзенхорн, я всегда считала, что инквизиторы вроде вас ведут полную приключений, интересную жизнь. Полную веселья, почестей, героизма и славы. Только подумать, что я мечтала стать одной из вас! Вы что, совсем ничего не понимаете?

— При всем уважении, инквизитор, что именно я должен понимать?

Она показала на папку в моих руках:

— Хлам. Бессмыслица. Антиквариат. Сыны Баэля? Какого рожна я должна пересматривать это дело? Они мертвы, обратились в прах. Горстка болванов, собиравшихся у вестмурского пилона посреди ночи для того, чтобы поиграть с геолокаторами. Уууууу! Как страшно! Только подумайте, они нас измеряют! Вы хоть понимаете, чем мне приходится здесь заниматься?

— Леди инквизитор, я…

— Понимаете? Это Кадия, безмозглый кретин! Кадия! Мы у самых дверей Хаоса! Прямо в сердце всего этого! Посевы зла настолько велики, что мне приходится каждый месяц давить по сотне культов! Сотне! Эта планета порождает рецидивистов, как море порождает пену. Я сплю по три или четыре часа в сутки, если повезёт. Мой вокс гудит, и я вскакиваю, чтобы отправиться по вызову к очередному ядовитому гнезду, обнаруженному силами Внутренней Гвардии. Уличные перестрелки, Эйзенхорн! Битвы с заклятым врагом! Я едва успеваю справляться с потоком ежедневных отлучений, не то что вспоминать о делах, которые вёл мой предшественник. Да, у него было дерьмо вместо мозгов. Это Кадия! Это Ворота Ока! Это то место, где делается чёртова работёнка Инквизиции! Не отвлекайте меня историями о клубе спятивших инженеров.

— Прошу прощения.

— Принято. Увидимся на выходе. — И она захромала к лестнице.

— Нев?

Она обернулась. Я бросил папку на стол.

— Возможно, они и были идиотами, — сказал я, — но они — единственная прочная ниточка, ведущая к демонхосту, способному уничтожить всех нас.

— Демонхост? — переспросила Нев.

— Верно. И зверь, управляющий им. И зверь этот, если я не ошибаюсь, один из наших.

Прихрамывая, она снова спустилась в архив.

— Убедите меня, — произнесла леди инквизитор.

 

Глава тринадцатая

ВОССОЕДИНЕНИЕ

ВОЕННЫЕ КОЛОКОЛА

НАЧАЛО ДАЛЬНЕГО И ДОЛГОГО ПУТИ

Не знаю, удалось ли мне на самом деле убедить леди инквизитора. Не уверен, что это вообще было возможно. Но она дослушала меня до конца и оставалась с нами в течение двух часов, помогая находить дела, связанные с этим случаем, и другие материалы. Около девяти её вызвали по поводу беспорядков в островной общине Кадукада. Прежде чем уехать, она предоставила мне и моей свите место в соборе, от чего я вежливо отказался. Кроме того, Нев довела до моего сведения, что даст разрешение продолжать расследование в Каср Дерт, если я буду держать её в курсе дела.

— Я слышала истории о ваших… приключениях, Эйзенхорн. Мне бы не хотелось, чтобы нечто подобное происходило на моей территории. Мы друг друга понимаем?

— Вполне.

— Тогда доброй ночи. И удачной охоты.

— Ты был неправ, — сказал я, когда мы с Фишигом остались в архиве одни.

— В смысле?

— Она мне понравилась.

— Ха! Эта твердолобая стерва?

— Именно потому, что она твердолобая стерва.

Я всегда получаю удовольствие от общения с коллегой инквизитором, честно и целиком отдающим себя работе, даже если его методы отличаются от моих. Нев являлась чистокровной пуританкой и страдала недостатком терпимости. Она была почти по-хамски резка. Переутомлена. Но она называла вещи своими именами, презирая увёртки, и воспринимала абсолютно серьёзно угрозы и нашему обществу, и нашему образу жизни.

На мой взгляд, другим инквизитор быть и не должен.

Мы проработали до полуночи, изучая и сопоставляя содержание сотен папок и документов.

К тому времени в ответ на мой вызов из космопорта в Каср Тирок прилетел боевой катер. Фишиг разыскал одного из сотрудников Нев, поручил ему изготовить на информационных планшетах копии наиболее важных данных и попросил, чтобы все было готово к нашему возвращению поутру. Потом мы вернулись в «спидер» и полетели по петляющим улочкам города-крепости к посадочному полю.

Звёзд видно не было, на землю опустилась прохлада. В свете прожекторов дожидающегося катера порхали мотыльки-вечерницы.

Над восточным горизонтом в ночном небе низко висело розовато-лиловое размытое пятно. Восходящая туманность Ока Ужаса. Даже на таком огромном расстоянии одно созерцание его очертаний заставляло меня холодеть.

Если имперский орёл символизирует все доброе и благородное, что есть в Империуме Человечества, то омерзительное пятно отражает всё, что есть отвратительного в извечном недруге людей.

Наконец мы поднялись на борт. Фишига приветствовали смехом и тёплыми словами. Эмос долго тряс его руку, а Биквин чмокнула в щеку, заставив Годвина покраснеть. С Нейлом и Медеей он тут же затеял шутливую перебранку и спросил Гусмаана, не хочет ли тот есть.

— А что? — спросил охотник-следопыт, с надеждой распахнув глаза.

— Пришло время ужина, — ответил Фишиг. — Бетанкор, поднимай это корыто в воздух.

Мы направлялись в безопасное место, о котором он рассказывал.

Я не был на борту «Иссина» уже почти пять лет. Классическая модель грузового клипера класса «Изольда» походила на летящий в космосе собор длиной в три километра. Величественный корабль стоял на низкой орбите Кадии и выглядел так же, как почти сотню лет назад, когда я впервые увидел его на холодной орбите Спеси.

Медея подвела нас к швартовочному отсеку гигантского судна.

— Капер? — насторожённо спросил Иншабель, разглядывая корабль поверх моего плеча.

— Старый друг, — заверил его я.

Владелец судна Тобиус Максилла являлся, как я понимаю, самым невероятным из моих союзников. Он зарабатывал на жизнь торговлей предметами роскоши, как легальными, так и не очень, мотаясь по всему Геликанскому субсектору. Максилла был торговцем и оставался таковым во всех отношениях.

Но в нём жила пиратская тяга к приключениям, тоска по весёлым денькам начала покорения космоса. Занимаясь поисками Некротека, я нанял его судно только ради транспортировки своей команды. Но он влился в нашу работу с небыватым энтузиазмом и восторгом и с тех пор оставался вовлечённым практически во все наши дела. За последнее столетие каждые несколько лет я либо сам нанимал его, либо он выходил на связь и интересовался, не требуются ли его услуги. И все потому, что ему становилось скучно. Мотивировал он своё появление обычно тем, что «просто оказался неподалёку».

Максилла был образованным, начитанным человеком, с тонким чувством юмора и страстью к наилучшим вещам в этой жизни. Кроме того, он был и гостеприимным хозяином, и отличным компаньоном, которым я очень дорожил. Официально он не мог входить в мой штат, но, как мне кажется, во время наших общих приключений являлся жизненно важной его составляющей.

Когда было решено, что Фишиг начнёт это долгое расследование, приведшее его на Кадию, я попросил Максиллу обеспечивать его транспортировку, когда и сколько потребуется. Тобиус сразу согласился, и вовсе не из-за щедрой платы, которую я предлагал. Он жаждал настоящего приключения. Кроме того, это давало шанс на достойный «Иссина» забег, вне привычного маршрута среди звёзд Геликана.

Настоящий вояж. Одиссея. Именно то, ради чего жил Тобиус Максилла.

Вытяжные вентиляторы ещё не закончили отводить газы, выброшенные дюзами катера, а Максилла уже ждал нас в трюме, чтобы приветствовать. Тобиус оделся в своей манере, но соответственно случаю: синий бархатный балмакан с широкими рукавами, жабо, зеленоватый камзол из шелка япанагара, прочные кожаные сабатоны с золотыми пряжками и громадная шляпа с перьями, надетая поверх напудренного парика. Лицо он натёр белилами и украсил щеку изумрудной мушкой. Запах одеколона перебивал даже испарения дюз.

— Мой дорогой Грегор! — закричал он, шагая вперёд и сжимая мою протянутую ладонь обеими руками. — Ты не представляешь, как я рад снова приветствовать тебя на борту моей скромной посудины.

— Тобиус. Рад, как всегда.

— И милая Елизавета! Выглядишь ещё моложе и свежее, чем прежде! — Сжав её запястье, он поцеловал её в щеку.

— Полегче, размажешь свой макияж.

— Мудрый Эмос! Добро пожаловать, учёный!

Эмос только усмехнулся, когда затрясли его руку.

Кажется, он так и не сумел понять, как надо вести себя с Максиллой.

— Мистер Нейл!

— Максилла.

— И Медея! Соблазнительна! Как соблазнительна!

— Все для вас, — игриво ответила Медея, позволяя поцеловать одну из своих инкрустированных электроникой рук.

— Максилла, ты же знал, что мы появимся. Мог бы и принарядиться, — поддел хозяина Фишиг.

Рассмеявшись, они обменялись рукопожатиями. Я понял, что их отношения изменились. В течение года они вместе трудились над этим заданием. Фишиг и Максилла никогда особо не сходились: их прошлое и настоящее было слишком разным. Но год, проведённый вместе, сделал их настоящими друзьями.

Этот факт меня даже порадовал. Команда инквизитора работает куда лучше, если среди сотрудников складываются хорошие отношения.

Максилла обернулся к Гусмаану и Иншабелю: — Вас двоих я не знаю. Но мы обязательно познакомимся, ведь для этого и существуют трапезы. Добро пожаловать на «Иссин».

Золотые сервиторы Максиллы, каждый — своеобразное произведение искусства, накрыли для нас поздний ужин в огромном обеденном зале. Нежнейший паштет из крабов, только утром выловленных в Кадукадском море, цветы онтол под соусом poivrade, приготовленные в собственной шелухе, филе кадианского кабана, сопровождаемые сладкими ватрушками с фруктами, сливками и интийским сиропом. Позолоченный сомелье подавал искристое саматанское розовое, крепкий кадианский кларет, сладкое и тягучее токайское с виноградников Гидрафура и обжигающий мордианский шнапс.

Мы пребывали в хорошем настроении, и великолепный ужин позволил нам расслабиться. Никто не вспоминал о делах или о том, что они могут от нас потребовать. Чтобы дать сознанию отдохнуть, иногда надо забывать обо всём.

А мне был необходим ясный ум.

Мы возвратились в Каср Дерт следующим утром. Стальное утреннее небо над островной грядой Кадукадского моря прорезало пылающее красное солнце. Когда наш боевой катер проносился над скалистым материком, вересковые холмы уже окрасило розовым жаром.

Несмотря на то что мы передавали верные пропускные коды, нас шесть раз брали в прицел. Однажды навстречу вытелела пара кадианских «Мародёров», зажимая катер в тиски и проверяя нас.

Военная безопасность стала для кадианцев образом жизни. Всякий гражданский транспорт, челнок или космический корабль проверялся строжайшим образом. Особенно тщательно следили за судами, которые вели себя подозрительно или отклонялись от установленного маршрута. Эмос поведал мне, что шесть месяцев назад шлюпка, нёсшая на своём борту дьякона из Арнуша, прибывшего на Кадию ради пропагандистского семинара, была сбита над Морем Канска только потому, что не смогла передать верные коды. Это заставило меня задуматься над тем, как же наш неведомый враг умудрялся высаживать и забирать своих слуг с Кадии.

Если, конечно, как и мы, он не обладал чином и правом легко обходить рутинные проверки службы безопасности.

Нам пришлось сделать крюк в шестьдесят километров к западу от Каср Дерт, чтобы обойти эпицентр боевых действий. Утреннюю дымку пронизывали вспышки и огненные следы массированных ракетных ударов.

Восемь полков кадианских ударных войск, которым оставалось всего несколько дней до отправки на один из внутренних миров-крепостей Кадианских Врат, проходили огневую подготовку в реальных условиях.

Час спустя мы наконец опустились на посадочной площадке собора. Военные колокола в каждой башенке и динамики в бункерах извещали, что рёв сражения, доносящийся с близлежащих полей и вересковых пустошей, всего лишь тренировка.

Мы разделились. Фишиг и Эмос спустились в архив, чтобы заняться изучением заказанных нами отчётов и продолжить исследования. Биквин в сопровождении Гусмаана отправилась обследовать полки апостолеума Экклезиархии. Иншабель и Нейл наведались в каталог отчётов Администратума.

Я и Медея двинулись к Министерству Внутренней Обороны.

На Кадии не существует арбитров. В мире царит постоянное военное положение, и в результате за всем, что касается гражданского порядка, наблюдает Внутренняя Гвардия, подразделение Кадианской Имперской Гвардии. В самом сердце Каср Дерт, административной столице региона, располагается их штаб — Министерство Внутренней Обороны, серая каменная башня, примыкающая к крепости военного губернатора.

Ряды Внутренней Гвардии пополняются «случайным» образом. Один из десяти солдат, завербованных в вооружённые силы Кадии, после прохождения базовой подготовки и инструктажа направляется на службу во внутренние войска, вне зависимости от своих достижений и задатков. В результате многие солдаты отбывают службу прямо в родном мире, и Кадия может похвастаться одними из наиболее эффективных и квалифицированных планетарных сил обороны среди любых миров Империума.

Нас принял полковник Иббет, сильный, поджарый мужчина примерно сорока лет, выглядевший так, словно был готов вести набег прямо в Око Ужаса. Он оказался учтив, но недоверчив.

— У нас нет никаких данных о незаконной или подозрительной иммиграции.

— Почему, полковник?

— Потому что такого не бывает. Система не допускает.

— Но конечно же, случаются досадные исключения?

Иббет, затянутый в серо-белую униформу, накрахмаленную и отутюженную так, что о её складки можно было порезаться, только сложил пальцы домиком.

— Ладно, — сказал я, меняя подход. — А что если кто-нибудь захотел бы проникнуть на планету анонимно? Как это могло бы произойти?

— Никак, — ответил полковник, явно не собираясь сдаваться. — Все идентификации и цели визита регистрируются и каталогизируются. Любые нарушения будут мгновенно обнаружены.

— Тогда мне хотелось бы начать с документов, где отмечены подобные нарушения.

Иббет покорно провёл нас в зал кодиферов и поручил военному клерку помочь нам найти отчёты. Мы сортировали и проверяли их без малого три часа, постепенно начиная уставать от бесконечных списков орбитальных абордажей, аэрокосмических перехватов и наземных рейдов. Полный обзор только этих отчётов должен был занять недели.

Именно так нам и пришлось поступить. Мы потратили десять с половиной недель на изыскания в архивах и каталогах Каср Дерт, работая посменно и обитая в каютах на борту боевого катера. Раз в несколько дней мы возвращались на «Иссин», чтобы немного отдохнуть и подумать.

К тому времени, как мы завершили бумажные дела, установилась настоящая зима.

 

Глава четырнадцатая

ЗИМА ДАЁТ ШАНС

ПРОКЛЯТЫЙ ОБРЕТАЕТ ИМЯ

ПИЛОН В КАСР ГЕШ

Зимнее время на Кадии. Сверкающие льдины, плавающие в иссиня-стальных водах Кадукадского моря по утрам, и слегка припорошенные снегом вересковые пустоши. В это время года отвратительная корона Ока Ужаса видна даже мимолётным днём. Безобразное розовато-лиловое ночное сияние в холодном дневном небе превращается в фиолетовую кляксу, напоминающую пятно от пролитых чернил.

Казалось, что за нами постоянно наблюдают. На нас сверху глядело налитое кровью, гневное Око.

Но больше всего неприятностей нам доставляли ветра, рождающиеся в арктических широтах, холодные и пронизывающие, точно штыки кадианцев. Высокогорные озера замёрзли, и смертельные туманы-погонипы. часто навещали суровые пустоши и нагорья. А жители касра, похоже, испытывали суеверный ужас перед обогревателями и утеплением окон.

Морозные сквозняки носились по коридорам собора и здания Администратума. Вода замерзала в трубах.

Несмотря на это, каждые несколько дней начинали звенеть военные колокола, и по вересковым полям с грохотом прокатывались зимние учения. Мне стало казаться, что кадианцы стреляют друг в друга, просто чтобы согреться.

Спустя десять с половиной долгих, все более и более холодных недель после того, как мы начали наши систематические поиски в записях касра, я совершал уже привычную утреннюю прогулку из собора Инквизиции к штабу Внутренней Гвардии. От холода меня защищало толстое меховое пальто, а шипованные подошвы сапог помогали справляться с гололёдом. Я чувствовал себя несчастным. Из-за долгих бесплодных поисков, из-за многих часов, проведённых в плохо освещённых помещениях, мы все становились бледными и раздражительными.

А ведь сколько было многообещающих наводок! Связи и следы Сынов Баэля, неразрешённое перемещение космических кораблей, зарегистрированные подозрительные документы.

Но все эти намёки ни к чему не привели. Насколько нам удалось выяснить, в живых не оставалось ни одного из Сынов Баэля, ни одного человека, связанного с ними делами, или их родственника. Не возникало никакой культистской активности, связанной с пилонами, не велось даже зарегистрированных ксеноархеологических работ. Я опросил специалистов — профессоров университета, а также ряд техножрецов из Адептус Механикус, которые, судя по записям, являлись экспертами по пилонам.

Ничего.

Вместе с Иншабелем, Нейлом или Фишигом я путешествовал по региону, добираясь даже до Каср Тирок и Каср Белланы. Рабочий из оружейного магазина в Каср Беллане, которого идентифицировали как бывшего члена культа Ваала, оказался всего лишь тёзкой сектанта и не имел никакого отношения к делу. Впустую потраченные десять часов поездки на «спидере».

Эмос собрал кодифер, с помощью которого мы накладывали аномалии в отчётах на прошлую деятельность культа.

Казалось, что нет вообще никаких связей.

Я поднялся по ступеням Министерства Внутренней Обороны. У вахты возле служебного входа мне предстояло подвергнуться проверке на право доступа к секретным документам. Это уже должно было стать пустой формальностью. Я приходил в одно и то же время почти каждый день и даже знал некоторых гвардейцев в лицо.

Но тем не менее солдаты вели себя так, словно я пришёл сюда впервые. Документы не просто заверили печатью, а вначале тщательно прочитали и проверили в ауспексе на подлинность. Мою инсигнию тщательно осмотрели и пометили биркой. Дежурный офицер доложил по воксу обо мне в главное здание, чтобы получить разрешение.

— Вам это никогда не надоедает? — спросил я у одного из офицеров, убирая документы обратно в кожаную сумку.

— А что мне должно надоесть? — спросил он.

Иббета я больше не встречал. Меня передавали по кругу от одного наблюдателя к другому. Мне объяснили, что это происходит из-за смены графика вахт, но я знал истинную причину: никому из офицеров не хотелось иметь дела с инквизитором. Тем более ежедневно.

Тем утром меня сопровождал майор Ревл. Это был угрюмый молодой человек, ещё мне не знакомый.

— Чем могу помочь, сэр? — кратко поинтересовался он.

Я вздохнул.

Открытые регистрационные журналы и информационные планшеты лежали на автоматизированном рабочем столе, где я и оставил их прошлой ночью. Ревл начать отдавать распоряжения, чтобы клерк убрал их и освободил для меня место, прежде чем я успел объяснить, что сам этот беспорядок и оставил.

Он насторожённо посмотрел на меня:

— Так вы бывали здесь прежде?

Я снова тяжело вздохнул.

У меня оставалось всего два часа. В одиннадцать я должен был встретиться с Иншабелем и Биквин. Вместе мы собирались отправиться к одному из Кадукадских островов и проверить информацию о находящемся там человеке, по слухам, связанном с контрабандистами. Наверняка очередная пустая трата времени, решил я.

Я работал с журналом воздушных сообщений, вчитываясь в ежедневные списки орбитальных транспортировок двухгодичной давности. Наконец я наткнулся на сообщение о челноке, стартовавшем со стоявшего на орбите корабля и направившегося к посадочному полю возле Каср Геш. Этот город-крепость располагался неподалёку от одного из пилонов, к которому часто наведывались Сыны Баэля. Более того, проверка показала, что эта посадка состоялась за три дня до очередного всплеска активности культа в этом районе.

Я включил систему поиска и запросил дальнейшую информацию, касающуюся данной записи. Мне тут же было отказано. Я воспользовался более высоким уровнем доступа и получил отчёт, в котором содержалось название и принадлежность судна. Заинтересовавшись, я просмотрел сообщение до конца. Цель визита была засекречена.

Тогда я набрал на панели код предельно доступного мне уровня доступа. Терминал задрожал и задребезжал, производя сортировку данных и авторизации.

На планшете появилось имя. Мои восторги достигли своего пика и тут же угасли. Нев. Таинственная запись сообщала всего лишь о секретном вылете леди инквизитора на задание. Я снова вернулся к тому, с чего начал.

Остров был неприветлив и гол. Маленькие рыбацкие общины жались вдоль побережья западного залива. Иншабель опустил «спидер» к каменистой речушке. Натянутые сети покрывала корка льда.

— Долго ещё, Грегор? — спросила Биквин, наматывая на горло шарф.

— До чего?

— До того времени, как мы бросим все и уберёмся отсюда. Меня уже тошнит от этого обделённого судьбой мира.

Я пожал плечами:

— Ещё неделя. До Сретения. Если мы ничего не найдём к тому времени, обещаю, что мы попрощаемся с Кадией.

Втроём мы спустились по обледеневшей дорожке к мрачной таверне. У стены на высоких шестах вялились якорные рыбы, каждая размером с человека.

Владелец выйти к нам не пожелал, зато его помощник не только принёс напитки, но и признался, что именно он послал нам сообщение о контрабандисте, который назначил здесь встречу.

Мы прошли в заднюю комнату. Возле ревущего камина сидел мужчина. Он грел у огня унизанные перстнями пальцы. Я почувствовал запах одеколона.

— Доброе утро, Грегор, — произнёс Тобиус Максилла.

Несмотря на возгласы, доносящиеся из задней комнаты, помощник хозяина таверны принёс омлет с пряностями, чашки зарфиньего бульона и бутылку креплёного вина.

— Может, объяснишься? — спросил Иншабель.

— Конечно, мой дорогой Натан, конечно, — ответил Максилла, неторопливо разливая вино по стаканам. — Минуту терпения.

— Немедленно, Тобиус! — рявкнул я.

— Ого! — Перехватив мой взгляд, он сел. — Признаться, последние несколько недель я чувствовал себя подавленно. Вы были слишком заняты, а я только и делал, что ждал вас на «Иссине»… Что ж, так или иначе, ты неоднократно повторял, что результат ваших поисков зависит от решения одной важной проблемы. То есть от того, можно ли пробраться мимо до одержимости надёжной системы защиты этой жуткой планеты. Анонимно. Вот я и сказал себе: «Тобиус, вот что ты должен сделать, и плевать, что подумает об этом Грегор. Контрабанда, Тобиус, твоя сильная сторона». Посему я решил проверить, смогу ли я провезти сюда контрабандой самого себя. И угадайте, каков результат?

Он откинулся назад, потягивая свою выпивку с омерзительно довольным видом.

— Ты нелегально проник на планету и тем самым доказал, что это возможно? — медленно произнесла Биквин.

Он кивнул:

— Мой челнок спрятан в роще за деревней. Вы и представить себе не можете, сколько ртов и глаз в этих краях может заткнуть толстый кошелёк.

— Даже не знаю, что сказать, — ответил я. Он развёл руками:

— Несколько недель назад ты рассказал мне, что Внутренняя Гвардия не зафиксировала ни одного случая незаконной или сомнительной иммиграции. Отлично, вот он я, целиком и полностью опровергающий это утверждение. Должен признать, Кадия оказалась крепким орешком. Одним из самых крепких за всю мою долгую и порочную карьеру. Но, как видите, нет ничего невозможного.

Я влил в себя вино одним большим глотком.

— Тобиус, после этого мне придётся прекратить с тобой любые отношения. Ты же знаешь.

— Ой, фу-у, Грегор! Только из-за того, что я выставил Кадианскую Внутреннюю Гвардию кучкой дураков?

— Из-за того, что ты нарушил закон!

— Ах-ах-ах! Но я его не нарушал. Обошёл, возможно, но не нарушал. Я нахожусь здесь абсолютно легально, как по правилам Кадии, так и по законам Империума.

— Что?

— Да ладно тебе, старина! Как ты думаешь, почему мой челнок не был сбит сегодня нетерпеливыми кадианскими стрелками? Ладно, это риторический вопрос. Ответ прост: когда перехватчики поднялись мне навстречу, я передал им пропускные коды, вполне их удовлетворившие.

— Но дневные коды засекречены! Проводятся тройные перепроверки! Выдаются они только тем, кто может предоставить достаточно веские рекомендации. Чьим же авторитетом ты мог воспользоваться?

— Понимаешь, Грегор… конечно же, твоим.

Истина лежала прямо перед моим носом, но потребовался Максилла с его охотой до пышных представлений в наитщеславнейшем воплощении, чтобы я наконец узрел правду. Причина того, что Внутренняя Гвардия не обладала никакими сведениями о нелегальной иммиграции, состояла в том, что таких случаев не бывало. Те, кто пытался проскочить мимо крепкой длани кадианской службы безопасности и был замечен, погибали. А те, кому удалось её обойти, и не могли быть обнаружены.

И все потому, что они пользовались достаточно солидными пропусками, маскируясь под каких-либо официальных визитёров, которых не будут останавливать.

Под людей вроде меня. Или вроде Нев.

— Я не совершала этого вылета, — произнесла Нев, напряжённо всматриваясь в информационный планшет, который я ей показывал. — Так же, как и этого.

— Конечно нет. Но кто-то воспользовался вашим авторизационным кодом. Применил его, чтобы получить разрешение на трансорбитальные перемещения. Вот так они и спускались. Посмотрите, ваш код используется вновь и вновь. А раньше так же использовали код вашего предшественника Горфала. Это продолжается уже сорок лет. Всякому всплеску активности Сынов Баэля — и других культов тоже — предшествует транспортировка из космоса на поверхность, оформленная как вылет Инквизиции.

— Император храни! — Нев подняла глаза к небу, положила информационный планшет и хрипло приказала сервитору дать больше света.

— Но мои авторизационные коды защищены. Как же их могли украсть? Эйзенхорн, вашим ведь тоже воспользовались. Как его выкрали?

Я помедлил с ответом.

— Если быть точным, то его не крали. Один из моих партнёров позаимствовал его, чтобы обосновать свои подозрения.

— Почему меня это не удивляет? Впрочем, не важно! Эйзенхорн, между нами есть существенное отличие. В вашей банде могут состоять преступные элементы, способные самовольно действовать за вашей спиной, нарушая все нормы и правила. Но это не мой случай.

— Я понимаю вашу точку зрения, но тем не менее это произошло. Кто может получить доступ к вашему коду?

— Никто! Никто под моим началом!

— А из вышестоящих инквизиторов?

— Что?

— Я уже говорил, что предателем может оказаться кто-то из наших. Старший инквизитор, да хотя бы и сам Верховный Инквизитор. Но обязательно хитроумный ветеран, обладающий достаточным влиянием, чтобы дёргать за нужные ниточки.

— Но это потребовало бы прямой директивы с самого высокого уровня.

— Точно. Давайте проверим.

Наконец мой противник потерпел крах. Вся кровь, ярость и сражения, через которые нам пришлось пройти, ничего не значили после обретения простой подсказки. Чтобы похитить авторизационные коды Нев и её предшественника, мой враг должен был запросить данные, воспользовавшись собственным влиянием.

Отчёт об этом событии, конечно же, был зашифрован. Мы с Нев сели за кодифер в одном из крыльев святилища и быстро нашли нужную запись. Её даже и не пытались прятать. Наш недруг даже не думал, что кто-нибудь догадается её просмотреть.

Но, так или иначе, она была закодирована.

Ни мне, ни Нев этот шифр оказался не по зубам. Но, объединив усилия, мы имели право через астропатов запросить у Инквизиции разрешение на использование самых сложных ключей.

На улаживание всех формальностей ушло пять часов.

Только после полуночи посыльный из Официо Астропатикус доставил нам планшет с сообщением.

Зимний ветер грохотал ставнями санктума. Мы с Нев остались наедине, решив, что свидетели нам ни к чему. Проблема была очень щекотливой. Мы немного поболтали о том и о сём, только чтобы занять время, хотя оба нервничали и были раздражены. Нев налила нам по большому бокалу кадианской глайвы, немного снявшей напряжение.

Наконец её помощник объявил о прибытии посыльного. Тот вошёл и низко поклонился. Под его мантией гудели аугметические конечности. Посланник протянул Нев информационный планшет, сжатый в мехадендрите, заменявшем ему руку. Леди инквизитор приняла сообщение и отпустила посыльного.

Я поднялся и отставил свой бокал, из которого едва пригубил. Нев подошла ко мне, опираясь на серебряную трость, и протянула планшет.

— Приступаем? — спросила она.

Мы перешли в дальнее крыло санктума и вставили информационный планшет в древний кодифер. По зеленому экрану лихорадочно побежали руны. Нев открыла файл, которым мы занимались, и задействовала ключ.

На это ушла ещё пара минут.

Затем на маленьком зеленом экране высветилось досье на заслуженного инквизитора, воспользовавшегося кодом Нев. Наконец проклятый предатель обрёл имя.

Увиденное потрясло даже меня.

— Император всемилостивый, — выдохнула леди инквизитор. — Квиксос.

Эмос спорил с главным научным помощником Нев — Катчем.

— Квиксос мёртв, и к тому же уже давно! — утверждал Катч. — Мы явно столкнулись с тем, что кто-то воспользовался его авторизационным…

— В анналах Инквизиции Квиксос все ещё числится среди живых.

— Пустая перестраховка! Его тело не было обнаружено. Нет доказательств факта смерти…

— Точно так…

— Но тем не менее! О Квиксосе уже сто лет не поступало ни одного известия.

— Ни одного, которое бы мы увидели, — парировал я.

— Эйзенхорн прав, — произнесла Нев. — Инквизитор Утлен считался погибшим более чем семьдесят лет. А потом он вновь внезапно появился, чтобы сбросить тиранов Эсквестора II.

— Все это очень странно, — пробормотал Эмос.

Квиксос. Квиксос Великий. Квиксос Пресветлый.

Один из самых почтённых инквизиторов, когда-либо скитавшихся по Империуму. Его ранние тексты входили в наши списки для обязательного прочтения. Он был легендой. В возрасте всего лишь двадцати одного года ему удалось выкурить демонов из Артума. Потом он вычистил Эндорианский субсектор от поклонников козлоподобных богов. Расшифровал «Книгу Эйбона». Уничтожил мерзкий подкульт Нургла, заразивший один из Домов самой Терры. Разыскал и убил Космодесантника Хаоса Бэйнглоса. Он заставил умолкнуть Шептунов Домактонии. Распял Волхвоцаря Сарпета на зубце стены над его сожжённым ульем.

Но Квиксоса всегда преследовали слухи. Поговаривали, что он сам слишком близок к тому злу, которое изничтожал. Конечно же, он был радикалом. Кое-кто считал его отступником. А некоторые тихо, с глазу на глаз рассказывали друг другу, что он куда хуже.

На мой взгляд, он был великим человеком, который, возможно, зашёл слишком далеко. Я просто чтил его память и его подвиги. Потому что полагал его давно почившим.

— Может ли он все ещё оставаться живым? — спросила Нев.

— Мадам, ни в коем случае… — начал Катч.

— Не знаю, зачем вы его держите, — произнёс я, жестом обрывая кадианского учёного. — Его советы бесполезны.

— Но ведь это правда! — обиделся Катч.

— Заткнись и выйди, — приказала ему Нев.

Она забрала из моих рук пустой бокал.

— Продолжайте. Хочу услышать ваше мнение.

— Хотите? От такого авантюриста, как я? Вы уверены, леди инквизитор?

Она с такой силой впихнула мне в руку наполненный доверху бокал, что немного глайвы даже выплеснулось мне на пальцы.

— Просто изложите мне свои проклятые идеи!

Я пригубил напиток. Эмос, устроившийся в кресле возле двери, нервно посмотрел на меня.

— Квиксос вполне может оказаться живым. Сейчас ему… Сколько бы ему исполнилось, Эмос?

— Триста сорок два года, сэр.

— Точно. Что ж, это ведь ещё не возраст, верно? Ничего такого, с чем бы не справились аугметика, омолаживающие препараты… или колдовство.

— Проклятье! — произнесла Нев.

— Судя по карьере, он невероятно одарённый индивидуум. А судя по его репутации, хоть и не подтверждённой фактами, он вполне мог зайти в своём радикализме слишком далеко. Квиксос соприкасался с варпом. Это можно сказать определённо. И то, что мы просто ничего не слышали о нем за последнюю сотню или даже больше лет, ещё не означает, что он отошёл от дел.

— И какие же дела он ведёт? — Нев дважды стукнула тростью по мозаичному полу. — Какие? Какие? Создаёт демонхостов? Совращает инквизиторов? Охотится за запретными текстами, вроде этого вашего Некротека? Устраивает жуткую бойню на Трациане?

— А что? Почему бы и нет?

— Потому что это превращает его в монстра! Точная антитеза всего, ради чего существует наш Ордос!

— Ну да, так и могло произойти. Подобное случалось и раньше. В истории человечества уже были могущественные люди, которые так приблизились к злу, что сами оказались втянутыми в него. Например, инквизитор Руберу.

— Да, да! Руберу… Я понимаю…

— Великий Магистр Деркон.

— Точно. Я помню…

— Кардинал Палфро из Мимиги. Святой Бонифаций, также известный как Мёртвая Голова из Тысячи Слез, — подпел Эмос.

— Именем Императора!

— Лорд Вандайр, — добавил я.

— Ладно, ладно…

— Хорус… — осмелился прошептать Эмос. Наступило долгое молчание.

— Великий Квиксос, — пробормотала Нев, медленно поворачиваясь ко мне лицом. — Будет ли он причислен к этому нечестивому списку? Окажется ли осуждён один из самых великих?

— Если это будет необходимо, — ответил я.

— Что же нам делать? — спросила она.

— Найти его. Необходимо выяснить, на самом ли деле прошедшие века превратили его в то создание, которого мы страшимся. И если да, то, простит меня Император, мы объявим его еретиком и пособником дьявола, а потом уничтожим за совершенные преступления.

Нев тяжело опустилась в кресло. В двери святилища постучали. Открыл Эмос. Вошёл Фишиг.

— Сэр… мадам… — произнёс он, заметив Нев.

— Да, Фишиг?

— В дополнение к вашим сегодняшним открытиям мы проанализировали передвижения на орбите. Два часа назад в Каср Геш приземлилось судно. Оно проникло в воздушное пространство Кадии, используя авторизационный код леди инквизитора.

Именно в Каср Геш в последний раз была отмечена активность культа. Я взялся за свой плащ.

— С вашего позволения, леди инквизитор?

С мрачным выражением на лице Нев тоже поднялась с кресла.

— С вашего позволения, инквизитор Эйзенхорн. Мне хотелось бы отправиться с вами.

Каср Геш лежал в трех часах полёта от Каср Дерт. Суровые зимние ветры дули с нагорных пустошей, и боевой катер содрогался под ударами ледяного шторма.

Вся моя команда была на борту. Люди заряжали оружие. К нам присоединилась леди инквизитор Нев с отрядом из шести солдат элитных Ударных Войск Кадии. Невозмутимые бойцы, одетые в зимнюю камуфлированную броню, готовили к бою матово-белые лазерные винтовки и стабберы.

— Трон Божий, это чертовски крепкозадые парни, — пробормотал Нейл, когда я прошёл мимо него, покидая отсек.

— Впечатлен?

— Скорее напуган. С меня хватит и обычных кадианских солдат. А это — элита. Лучшие из лучших. Касркины.

— Что?

Это явно не было обычным выказыванием почтения одним опытным воином по отношению к другим людям войны.

— Касркины. Лучшие бойцы Кадии, и ты сам можешь догадаться, что это означает. Терра Святая, они идеальные убийцы!

— Откуда ты знаешь?

— О, прошу тебя, ты только взгляни на их шеи. Кадукадская татуировка в виде морского орла. Давай же, посмотри на их шеи. Деревья и то потоньше бывают.

— Хорошо, что они на нашей стороне, — сказал я.

— Чертовски на это надеюсь, — ответил Нейл. Палуба снова покачнулась. Держась за петли креплений, я спустился обратно в кают-компанию и подошёл к Нев.

Леди инквизитор поправляла капюшон зимнего плаща. На ней была надета кадианская кольчужная броня, а серебряную трость леди инквизитор сменила на лёгкую палку со встроенным цилиндром компактного гранатомёта.

В своём меховом плаще и обтягивающем бронекостюме я чувствовал себя обнажённым.

— Ваше обычное облачение? — спросил я.

— Необходимое. Надо вам как-нибудь отправиться вместе со мной на острова, на ночную охоту за культистами.

— Мои сотрудники… беспокоятся. Эти люди — касркины?

— Да.

— Их слава бежит впереди них.

— Так же, как и ваша.

— В точку. Но тем не менее…

Нев оглянулась на кадианских бойцов.

— Капитан Эчбар! — Она едва перекричала рёв турбин и дюз.

— Здесь, леди инквизитор! — откликнулся воин, сидящий в конце салона.

— Инквизитор Эйзенхорн хочет убедиться, что вы лучшие из лучших и не попадёте в спину кому-нибудь из его команды.

Ко мне повернулось шесть лиц, скрытых под снежными визорами.

— Сэр, мы занесли биоследы и вас, и ваших спутников в ауспексы своих целеискателей, — заявил Эчбар. — Мы не сможем выстрелить по вам, даже если захотим.

— Очень на это надеюсь. Я со своими людьми пойду впереди. Огневая поддержка может и не понадобиться. Но если вдруг она будет необходима, я подам команду «Шип Розы» либо посредством вокса, либо псионическим сигналом. Канал вокса гамма-девять-восемь. Вы готовы к псионическому вызову?

— Мы готовы ко всему, — ответил Эчбар. Корпус боевого катера перестал дрожать.

— Мы вышли из шторма, — сообщила мне по воксу Медея. — Вижу огни аэродрома. Посадка в Каср Геш через два, — мгновение спустя снова протрещала Бетанкор.

Пилон возвышался в трех километрах от укреплённых валов Каср Геш. Ночное небо было чистым, ясным и полным звёзд. Око Ужаса мрачно пульсировало в высоте. Оно казалось мне ещё более угрожающим и ярким, чем прежде.

Я знал: где-то там, наверху, орбитальные отделения Кадианской Внутренней Гвардии охотились за скрывающимся межзвёздным кораблём, с которого к Каср Гешу спустились визитёры. Нев доложила о нем командованию Гвардии ещё перед нашим отправлением, строго приказав не начинать действовать, пока мы не вступим в контакт на земле.

Мы не хотели, чтобы наших гостей спугнули раньше времени.

Моя команда продиралась через кусты, покрытые ледяной коркой. Отсюда пилон казался всего лишь чёрным, вытянутым пятном, закрывающим звезды. Было слышно, как в нём завывает ветер.

Я расчехлил свой штурмовой болтер, окрашенный в зелёный цвет в память о подаренном мне пистолете, который потерял где-то на Иичане, да простит меня библиарий Бритнот. Это штурмовое оружие было несколько крупнее и мощнее, но не шло ни в какое сравнение с удачной конструкцией болт-пистолета, которым я дорожил.

Мой любимый энергетический меч заменил кадианский палаш — короткая сабля с обоюдоострым клинком. Это был обычный заточенный кусок стали, но я упросил иерархов Министорума Каср Дерта произвести кое-какие усовершенствования.

Однако, если говорить честно, я чувствовал себя крайне уязвимым.

Держа на изготовку мощный пулемёт, слева от меня двигался Нейл. Гусмаан со своей заслуженной длинной лазерной винтовкой — справа. Ещё правее шёл Иншабель, вооружённый старинными лазерными пистолетами, ранее принадлежавшими инквизитору Робану. Фишиг, сильно отклонившийся влево, держал в руках старый испытанный карабин, из тех, что используют Адептус Арбитрес для подавления беспорядков.

Рядом со мной на склон поднималась Биквин. В обтянутой перчаткой руке Елизавета сжимала длинноствольный автоматический пистолет.

Нев со своими касркинами ждала нашего сигнала позади.

Эмос и Медея остались на борту боевого катера, зависшего над зоной высадки с выключенными огнями. Именно они, а вовсе не Нев с её элитными бойцами были нашей подстраховкой.

— Что видите? — передал я по воксу.

— Ничего, — одновременно ответили Гусмаан и Нейл.

— С моей позиции просматривается подножие пилона, — произнёс Иншабель. — Вижу огни.

— Подтверждаю, — откуда-то слева протрещал Фишиг. — Там люди. Насчитываю восемь… нет, десять. Двенадцать. Переносные прожектора. У них есть аппаратура.

— Аппаратура?

— Портативная. Ауспексы.

— Снова измеряют, — прошептала по связи Нев.

— Наверняка, — ответил я, а потом добавил на глоссии: — Шип зрит плоть, восторженные звери пред дланью. Эгида к оружию, суровое испытание. Все точки укрыты. Острый как бритва торуса путь, изображение цвета чёрного древа.

Я взвёл свой штурмовой болтер с громким щелчком.

Одетые в просторные балахоны люди, работавшие в свете прожекторов вокруг пилона, остановились и медленно развернулись в мою сторону.

Поводя стволом из стороны в сторону, я спустился с холма через промёрзший орляк.

Биквин, готовая в любой момент открыть огонь, следовала за мной всего в нескольких шагах.

Я знал, что нас прикрывали Гусмаан, Иншабель, Нейл и Фишиг.

— Кто здесь главный? — спросил я, поудобнее перехватив оружие.

— Я, — ответила одна из фигур в балахоне.

— Выйти вперёд и представиться, — приказал я.

— Кому?

Я выставил на обозрение инсигнию.

— Имперская Инквизиция.

Часть закутанных людей тревожно застонала. Но не их лидер. Он шагнул вперёд. Внезапно я почувствовал знакомый холодный, металлический запах. Предупреждение, пришедшее слишком поздно.

Предводительница сектантов медленно стянула капюшон. Её угловатый, неправильной формы череп был лишён волос, и сквозь кожу пробивалось холодное синеватое свечение. Заострённые, окованные сталью рожки торчали над бровями, а вместо глаз светились белые прорези. Демонхост!

— Черубаэль? — как-то по-дурацки произнёс я.

— На этот раз твоего глупого приятеля здесь нет, Эйзенхорн, — ответило существо, обнажая зубы и начиная светиться сильнее. — Моё имя — Профанити.

 

Глава пятнадцатая

ШИП РОЗЫ

ДЛЯ ЧЕГО РОЖДЕНЫ КАДИАНЦЫ

ПОСЛЕДНЕЕ, ЧЕГО Я ОЖИДАЛ

Существовало два варианта развития событий. Во-первых, я мог продолжать диалог и позволить демонхосту между делом убить меня и бросить ещё тёплый труп на груду тел моих товарищей. Во-вторых, я мог произнести «Шип Розы» и положиться на боевой дух моих спутников и неусыпный присмотр святого Бога-Императора.

Я сказал «Шип Розы».

Профанити шагнула ко мне. Я выстрелил из штурмового болтера и в изумлении наблюдал, как тварь на лету голыми руками хватает раскалённые добела заряды. Будто ловит теннисный мяч в невесомости.

В её пальцах заряды остывали до янтарно-красного, и тогда она просто отбрасывала их в сторону. Но все внимание демонхост сосредоточила на мне.

Это было ошибкой.

Первый меткий выстрел Гусмаана с треском ударил её в голову. Тварь покачнулась. Огонь лазерных пистолетов Иншабеля в клочья изодрал балахон Профанити. Следом взревел карабин Фишига. Демонхоста отбросило в заросли орляка. Бывший арбитр любил проводить свободное время за отливкой дроби для своего оружия. Каждый шарик был сделан из серебра и украшен священной печатью, рисунок которой я недавно показал Годвину.

Профанити забилась в агонии, когда благословлённая дробь запылала в её теле. Тварь стала подниматься, гневная и взбешённая, но слева от меня уже раздался визг, напоминающий звук разгоняющейся циркулярной пилы.

Барабан пулемёта Нейла раскрутился, и шквальный огонь накрыл демонхоста и пространство вокруг него. Ураган пуль закрутил существо, оторвал одну его ногу в колене и срезал пальцы левой руки.

Сверхъестественная морозно-белая энергия забила фонтаном из ран и, словно лава, опалила землю.

К этому моменту в перестрелку включились и другие культисты. Они выхватили оружие и принялись наугад стрелять в темноту. Площадку осветили вспышки выстрелов.

За нашими спинами, где-то совсем близко, открыли лазерный огонь. Лучи проносились мимо наших плеч. Двое культистов рухнули, один из них повалился на прожектор.

Я увидел, как в бой понеслись Эчбар и его касркины.

По-правде говоря, они пугали меня даже больше, чем демонхост. Всё-таки Профанити — сверхъестественное создание, и страх перед ней был делом нормальным.

А касркины — всего лишь люди. И поэтому их действия приводили меня в изумление. Шесть размытых белых пятен, обрушившихся на культистов, расстреливали их из лазерного оружия с близкого расстояния. Они не потратили ни заряда впустую. Один выстрел — один труп. Мимо меня пробежал культист, и касркин развернулся, чтобы достать его. Оружие отказалось выстрелить, поскольку его ауспекс наведения обнаружил мой биослед в зоне поражения. Секунду спустя я уже не заслонял цель, и винтовка выплюнула разряд.

Убегающий культист споткнулся и головой вперёд полетел в кусты.

Из-за пилона показалось ещё несколько культистов, и я услышал грохот яростной перестрелки. В перерывах между очередями армейский пулемёт Нейла издавал характерный металлический визг. Лазерные пистолеты Иншабеля словно перебивали друг друга.

— Фишиг! — закричал я. — Зайди с той стороны пилона. Постарайся что-нибудь найти. Или хотя бы захвати пленника, пока их всех не перебили касркины!

Отдав приказ, я двинулся обратно, чтобы разобраться с изувеченным демонхостом. Мы причинили ему серьёзный урон, но я не испытывал никаких иллюзий насчёт его стойкости. Или, точнее, я только думал, что не испытывал их.

Профанити уже исчезла, а там, где она раньше лежала, все ещё дымилась и твердела земля.

— Проклятье! Проклятье!

Прихрамывая, ко мне спустилась Нев:

— Эйзенхорн?

— Демонхост! Вы его видели?

Она покачала головой. За пилоном раздался громкий взрыв.

— Но вы же убили его?

— Даже не покалечил, — ответил я.

— Грегор! — завопила Биквин.

Окружённая раскалённой энергетической аурой, Профанити парила в воздухе позади меня. Тварь была обнажена и, словно медали, выставляла напоказ причинённые нами увечья. Из обрубка правой ноги струился сияющий белый ихор. На груди курились и пузырились ожоги и раны. Голова безвольно повисла на шее, сломанной метким выстрелом Гусмаана. Демонхост распростёрла руки. Изувеченный обрубок ладони испускал в траву потоки молний.

— Отличная… попытка… — пробулькала свисающая голова.

Как я мог видеть теперь, когда исчез её балахон, тело демонхоста сковывали цепи, замки и кандалы. Светящуюся плоть пронзали иглы и длинные шила. С цепей и колючей проволоки, обвивавшей её шею, свисали всевозможные амулеты.

— Бегите, — приказал я Нев и Биквин. — Бегите!

Нев вскинула свою палку и выстрелила.

Граната ударила Профанити в живот и, окутав вспышкой фузелина, откинула её тело на несколько метров назад.

Несмотря на это, тварь снова устремилась к нам, стеная и ругаясь на искажённом варпом языке.

Биквин вцепилась в меня и в Нев. Её способности неприкасаемой теперь оставались нашей единственной защитой, и она это понимала.

Профанити резко остановилась всего в метре перед нами, паря в воздухе и сверкая подобно звезде. Я ощущал исходящую от неё вселенскую жажду убийства.

С хрустом ломающихся веток тварь медленно повернула сломанную шею и подняла болтающуюся голову, чтобы посмотреть на нас. Её глаза и пасть сверкали огнём мёртвых светил.

Пальцы Биквин судорожно сжали мою руку. Мы втроём смотрели на демонхоста. Порождаемые Профанити ветра варпа колыхали наши волосы.

— Упорный, — произнесла она. — Неудивительно, что ты полюбился Черубаэлю. Он рассказывал, что ты используешь неприкасаемых. Мудрый шаг. Ваши пушки не причинят мне вреда, но и я не могу обрушить на вас своё сознание, пока она рядом. К счастью, мне этого и не надо, — поразмыслив, добавила демонхост.

Внезапно она взмахнула искалеченной рукой. Нев завопила, когда её отшвырнуло в сторону. Коготь большого пальца Профанити окрасился кровью.

Аура Елизаветы останавливала ментальную ярость существа, но не могла сдержать его физически.

Тварь снова взмахнула рукой, и я отпрыгнул назад, утаскивая за собой и Биквин. Профанити загоготала.

— Елизавета! — завопил я. — Держись рядом!

Я выхватил свой палаш. Короткий изогнутый клинок отразил сияние, исходящее от Профанити, и на нём заблестели руны, нанесённые Министорумом.

Я ударил резко, бездумно и отчаянно, вгоняя клинок между рёбер демонхоста. Она взвыла и отлетела обратно. Из раны вырвался дым.

Развернувшись, чтобы не упускать противника из виду, я крепче сжал правой рукой палаш, а левой — запястье Биквин.

— А ты справился с домашним заданием. Эти рунные пентаграммы на твоём оружии. Неплохо. Мне было больно!

Тварь снова бросилась на меня:

— Но это ничто по сравнению с той болью, которую испытаешь ты!

Елизавета закричала и упала, а я изо всех сил старался не отпускать её руку. Если бы наш контакт разорвался, я бы почувствовал на себе всю мощь демонхоста.

Я защитился острым лезвием, срезая плоть с левой груди и обнажая ребра Профанити.

Когти твари разорвали мне левое плечо и стали спускаться ниже, раздирая в клочья защитный костюм.

По моей одежде ручьём текла кровь.

Я снова взмахнул, пытаясь исполнить уйн ульсар. Но демонхост перехватила мой клинок здоровой рукой. От её ладони стал подниматься дым, и Профанити стиснула зубы от боли.

— Руны… больно… но они не… сильнее… самого оружия… В следующий раз… ты должен научиться… делать своё оружие могущественнее… Вот только… следующего раза… не будет… — добавила она.

Палаш стал настолько горячим, что я с криком выронил его. Профанити отбросила смятый, оплавленный кусок стали в сторону. Её рука была серьёзно обожжена, но она словно не замечала этого.

— Пришло время умирать, — прохрипела демонхост, вцепившись в меня.

Следующие несколько секунд навечно выжжены в моей памяти. Уверен, что никогда мне больше не стать свидетелем такого героизма. На Профанити набросились капитан Эчбар и два его солдата-касркина. Их лазерное оружие не могло стрелять, потому что мы с Биквин находились в зоне поражения.

Эчбар всем телом врезался в демонхоста, пытаясь оторвать её от нас. Профанити отшвырнула его в сторону. Второй касркин прыгнул на неё, но она испепелила его прямо в воздухе. Третий успел по рукоять вогнать кадианский штык в грудь Профанити. Пламя, вырвавшееся из раны, пробежало по рукам солдата и охватило его тело.

Касркин с криком повалился на землю, но тут снова появился Эчбар, с рваной раной на щеке и шее.

Ножом, сжатым в обеих руках, он рассёк спину Профанити вдоль хребта. Вырвавшиеся на свободу варп-энергии разодрали Эчбара на части.

Крича и корчась от боли, Профанити поднялась в воздух.

Я знал, что она не погибла. Я знал, что она не могла умереть на самом деле.

Но кадианская элита, пожертвовав своими жизнями, дала мне передышку. Они пали на службе Богу-Императору, ради чего и были рождены.

— Эгида! Во имя алого ада! Шип возвращается! — закричал я в вокс, вцепляясь в руку Биквин.

Профанити мчалась к нам.

Мы увидели, что боевой катер, сверкая прожекторами, делает боевой заход. Порождённый им ураганный ветер с корнем вырывал промёрзший орляк и сбивал нас с ног. Медея шла низко, слишком низко…

Орудийные сервиторы навели на демонхоста турели крыльев и носа. Огневая мощь оказалась столь сокрушительной, что Профанити просто испарилась.

Свет померк.

Подтянув к себе Биквин, я заслонил её от дождя из превратившегося в жидкость тела демонхоста.

А потом услышал, как Фишиг выкрикивает моё имя.

— Помоги ей, — вставая, приказал я Годвину, и он подхватил Биквин.

Я огляделся. Площадку устилали мёртвые тела, большая часть из которых принадлежала культистам. В двадцати метрах вверх по склону Иншабель нашёл Нев, израненную, но живую, и теперь звал медика.

В холодном ночном небе мигнули раскалённые добела дюзы боевого катера — Медея развернулась, заходя на посадку.

Нейл, получивший сквозное ранение в предплечье, прислонился к пилону и остановил наконец визжащий барабан своего пулемёта.

— Нам… нам надо перегруппироваться, — сказал я.

— Согласен, — кивнул Фишиг.

— Вы что, не имеете никакого представления о том, с чем столкнулись? — спросил Гусмаан.

Мы обернулись. Старый охотник за шкурами с Виндховера спускался к нам с холма. Длинное лазерное ружьё покоилось на его согнутой руке. Тучи быстро сгущались, посыпался тяжёлый град.

— Так что? — снова прошипел он.

Я почувствовал, как напряглась Биквин.

Это был не Гусмаан.

Бывший охотник посмотрел на меня. Его глаза сияли белым светом. Он говорил голосом Профанити.

— Ни единого признака прозрения, — сказал он. — Вы можете уничтожить мой физический носитель, но вам не разрушить мою связь с хозяином.

— Гусмаан! — закричал Иншабель.

— Его больше нет. Его сознание оказалось наиболее открытым, поэтому я забрала его. Он послужит мне некоторое время.

Я шагнул вперёд. Гусмаан поднял руку.

— Не волнуйся, Эйзенхорн, — сказала Профанити. — Я могла бы убить вас всех прямо здесь и сейчас, но то, что должно случиться, куда интересней.

Гусмаан раскинул руки, запрокинул голову и внезапно взмыл в воздух, роняя своё драгоценное длинное лазерное ружьё. Он спокойно уплывал по небу, пока не скрылся за вересковыми пустошами, утонув в предрассветном сиянии.

— О чем это он? — спросила Биквин.

— Я не…

По холму заметались лучи света, и мы неожиданно услышали лязг гусениц.

Двадцать кадианских бронетранспортёров перевалили через вершину холма, освещая нас прожекторами. Солдаты Кадианских ударных войск бежали по склону, наводя на нас оружие.

— Это ещё что за чертовщина? — закричал Нейл. Я был ошеломлён. Этого можно было ожидать в последнюю очередь.

— Инквизитор Эйзенхорн, — прогрохотал усиленный динамиками голос из переднего бронетранспортёра. — За преступления против Империума, за злодеяния на Трациане, за сотрудничество с демонхостами вы арестованы и приговариваетесь к смерти.

Я узнал голос. Это был Осма.

 

Глава шестнадцатая

МОЛОТ ВЕДЬМ

ТРИ МЕСЯЦА В КАРНИФИЦИНЕ

БЕГСТВО С КАДИИ

В сопровождении шести укутанных в балахоны дознавателей, зачитывающих вслух тексты из Книг Боли и Глав Наказания, по вересковому склону ко мне спускался инквизитор Леонид Осма. Розовый рассвет протянул первые лучи по суровой пустоши, можжевельники и орляк колыхались под ранним утренним ветерком. Вдалеке тетерева и птарцерны приветствовали своими криками восход зимнего солнца. Осма, хорошо сложенный, широкоплечий мужчина, разменявший пятнадцатый десяток, был облачён в бронзовый силовой доспех, пылавший оранжевыми бликами в красноватом рассвете. Орнамент в виде гербов Маллеуса украшал бесажью и наколенники его брони, а шесть печатей чистоты оплетали его бевор подобно цветочному венку. Длинный плащ из белого меха развевался за спиной инквизитора, смахивая снег с кустов вереска и можжевельника.

Лицо Осмы выглядело туповатым и злобным. Под бахромой тяжёлых, седых бровей, под опухшими веками сверкали маленькие точки глаз. Коротко подстриженные волосы имели такой же цвет, как и сталь его меча. Несколько лет назад Леонид утратил нижнюю челюсть во время сражения с хорнитским берсерком. Аугметический протез представлял собой выступающий вперёд хромированный подбородок, подключённый к черепу проводами и микросервомоторами.

На его спине между лопаток был закреплён штандарт, эмблема Инквизиции возвышалась над головой Осмы. В руке инквизитор держал энергетический молот — знак своего ордена. В другой руке он сжал запечатанный футляр из эбенового дерева, предназначенный для переноски свитков. Я сразу понял, что там. Карта экстремис.

— Это безумие! — прорычал Фишиг. Кадианцы вокруг нас напряглись и защёлкали затворами.

— Довольно, Фишиг! — проговорил я и обернулся к помощникам. Они выглядели потерянными и напуганными. — Мы не станем сражаться со своими. Сдайте оружие. Мы скоро разберёмся в этой смехотворной ошибке.

Биквин и Иншабель передали своё оружие кадианским гвардейцам. Фишиг неохотно расстался с карабином арбитра. Нейл открыл затвор пулемёта, извлёк магазин и отдал его ожидающим солдатам. Сам пулемёт так и остался висеть на его плечах, поддерживаемый на уровне груди ремнями.

Я удовлетворённо кивнул.

— Шип приглашает Эгиду, во имя прохладной воды, спокойно, — прошептал я в вокс и обернулся к Осме.

Он приподнял свой энергетический молот, при этом бормочущие дознаватели умолкли и закрыли свои книги.

— Грегор Эйзенхорн, — произнёс Осма на великолепном формальном высоком готике, — по обязательству перед господом Богом-Императором, нашим предвечным владыкой, и во исполнение воли Золотого Трона, от имени Ордо Маллеус и Инквизиции объявляю вас дьяволопоклонником и в свидетельство своих обвинений представляю эту карту. Да восторжествует правосудие Империума. Храни нас Император.

Я извлёк обойму из своего штурмового болтера и вручил оружие Леониду, как и полагалось, рукоятью вперёд.

— Ваши слова и обвинения были услышаны. Я повинуюсь, — ответил я по древней форме. — Да восторжествует правосудие Империума. Храни нас Император.

— Вы принимаете эту карту из моих рук?

— Я принимаю её в свои руки, но лишь с тем, чтобы доказать, что она трижды лжива.

— Настаиваете ли вы на своей полной невиновности?

— Настаиваю на том, что я неповинен и чист. Да будет это записано.

Дроны, парившие за плечами дознавателей, все записывали, но, несмотря на это, самый молодой из спутников Осмы отмечал происходящее с помощью галопера на планшете, установленном перед ним на гравипластине. Эту деталь я отметил с некоторым удовлетворением.

Несмотря на абсурдность обвинений, Леонид соблюдал формальный протокол со всей полнотой и точностью.

— Прошу вас сдать знак полномочий, — произнёс Осма.

— Я отказываю вам в этой просьбе. По протоколу о предварительном осуждении, я заявляю о праве сохранять своё звание до исхода слушаний.

Он кивнул.

— Этого я и ожидал. — Он перешёл с высокого формального на низкий готик. — Спасибо, что помогли избежать неприятных моментов.

— Не думаю, что мне удалось избежать каких-либо неприятностей, Осма. Все, чего я избежал, — кровопролития. Происходящее просто абсурдно.

— Все так говорят, — ехидно пробормотал он, отворачиваясь.

— Нет, — размеренно заговорил я, заставляя его застыть на месте. — Виновные и совращённые сопротивляются. Они отрицают. Они вступают в сражение. За свою жизнь я уничтожил девятерых дьяволопоклонников. Ни один из них не ушёл спокойно. Отметьте этот факт в вашем отчёте, — обратился я к пишущему дознавателю. — Если бы я был виноват, то не стал бы вести себя так вежливо.

— Отметь это! — приказал Осма заколебавшемуся писцу, а потом снова повернулся ко мне: — Прочтите карту, Эйзенхорн. Вы виновны как сам грех. И именно такого понимания и сотрудничества я ожидал от столь осторожного и умного создания, как вы.

— Это комплимент, Осма?

Он сплюнул в орляк.

— Вы были одним из лучших, Эйзенхорн. Лорд Роркен очень просил за вас. Я признаю ваши прошлые заслуги. Но вы свернули с пути праведного. Вы — Маллеус. Мерзость. И за это придётся заплатить.

Спустившись наконец с холма, к нам подошла Нев. Изодранный доспех на ней промок от крови.

— Это безумие… — пробормотала она.

— Не ваше дело, леди инквизитор, — оборвал её Осма.

Нев сердито взглянула на Леонида:

— Вы находитесь на моей территории, инквизитор. Эйзенхорн доказал мне свою чистоту. А этот цирк препятствует исполнению задач Инквизиции.

— Ознакомьтесь с картой, леди, — ответил Осма. — И заткнитесь. Эйзенхорн умен и умеет убеждать. Он одурачил вас. И будьте благодарны, что вас не привлекают к этому делу.

Моих спутников, под ответственность Нев, увезли в Каср Дерт. Мне на такую роскошь рассчитывать не приходилось. Меня погрузили на борт кадианского военного лихтера, понёсшегося в рассветных лучах на юг, к самому далёкому из островов кадукадской группы, к печально известной кадианской тюрьме — Карнифицине.

Скованный по рукам и ногам, я сидел на металлической скамье, выступающей из переборки бронированного трюма, в окружении кадианских гвардейцев и читал карту. Неровный свет едва пробивался через прорези иллюминаторов.

Я не мог поверить тому, что читал.

— Ну? — проворчал Фишиг со своего места в углу. Мне разрешили взять с собой одного помощника, и я выбрал Годвина, учитывая его арбитрское прошлое.

— Прочитай, — сказал я, протягивая ему карту. Один из кадианцев с безразличным видом взял у меня документ и передал нахмурившемуся Фишигу. Тот углубился было в чтение, но уже через несколько секунд разразился неслыханным богохульством.

— Я тоже так подумал, — откликнулся я.

Карнифицина высилась над неспокойным морем, словно коренной зуб какого-то огромного травоядного животного. Её не столько построили, сколько вырубили в скале. На этом тюремном острове не было ни одной стены тоньше пяти метров.

О гранитное основание разбивались яростные белопенные волны, а западное побережье подвергалось злейшим океаническим штормам. В открытых водах между тюремным островом и окружающими его бесплодными атоллами сталкивались и крошились айсберги, отколовшиеся от ледников Покоя Каду и далёкого Кадукадского перешейка.

Берега у самой воды заросли скользкими водорослями и чахлыми акселями.

Лихтер покачнулся, проходя мимо восточного бастиона, и опустился на вырезанную в камне площадку. Конвой вывел меня в холодное солнечное утро, а затем погнал по сырым, вырубленным в скалах коридорам. Стены, покрытые белыми отложениями, сочились влагой и пахли морской водой. С потолка к люкам грязных темниц спускались ржавые цепи.

Я слышал крики и стоны заключённых. Здесь доживали свой век обезумевшие и заражённые варпом кадианцы, по большей части бывшие военнослужащие, сошедшие с ума во время сражений у Ока.

Кадианские солдаты передали меня отряду одетых в красную униформу тюремных охранников. От тюремщиков, вооружённых нейрокнутами и электрошокерами, невыносимо воняло давно не мытым телом.

Отодвинув задвижку, они открыли люк толщиной в полметра и впихнули меня в камеру.

Моё новое пристанище представляло собой помещение четыре на четыре шага, вырубленное в камне и лишённое окон. Внутри воняло мочой. Предыдущий обитатель умер прямо здесь… и не был вынесен.

Я сдвинул его сухие кости в сторону и сел на деревянную койку. Меня мучила неизвестность. Я понятия не имел, захватила ли Кадианская Внутренняя Гвардия вражеский космический корабль и удалось ли кому-нибудь проследить за тварью, захватившей тело бедного Гусмаана.

Пока мы играли в эти игры, тропинка, ведущая к Квиксосу, исчезала с каждой секундой. И я ничего не мог с этим поделать.

— Когда вы впервые стали сотрудничать с демонами? — спросил дознаватель Риггре.

— Я никогда не делал этого и не собирался.

— Но демонхост Черубаэль знает вас по имени, — сказал дознаватель Палфир.

— Это вопрос?

— Это… — Палфир запнулся.

— В каких отношениях вы состоите с демонхостом Черубаэлем? — резко встрял Мояг.

— Я не состою в отношениях ни с одним из демонхостов, — ответил я.

Меня приковали к деревянному стулу в огромном зале Карнифицины. Свет зимнего солнца струился вниз из высоких окон. Три дознавателя Осмы бродили вокруг меня, словно звери в клетке, их балахоны колыхал сквозняк.

— Он знает ваше имя, — раздражённо заявил Мояг.

— А мне известно ваше, Мояг. Даёт ли мне это власть над вами?

— Как вы организовали беспорядки на Трациане в Улье Примарис? — спросил Палфир.

— Я этого не делал. Следующий вопрос.

— Вы знаете, кто это сделал? — спросил Риггре.

— Не уверен. Но полагаю, что это было существо, которое вы уже упомянули. Черубаэль.

— Вы уже встречались с ним прежде.

— Я мешал ему прежде. Сто лет назад, на 56-Изар. У вас должны быть отчёты.

Риггре оглянулся на своих коллег, перед тем как ответить.

— Они у нас есть. Но вы продолжали его искать. Зачем?

— По долгу службы. Черубаэль — мерзкое отродье. И вы ещё спрашиваете, зачем я его искал?

— Не все ваши контакты с ним зарегистрированы.

— Что?

— Мы знаем, что часть ваших встреч сохранялась в секрете, — перефразировал Мояг.

— Откуда?

— Поведано под присягой Аланом фон Бейгом. Он заявляет, что год назад вы отправили на поиски Черубаэля агента под кодовым именем Гончая и что вы не сочли нужным доложить об этом руководству своего Ордоса.

— Я не хотел зря беспокоить лорда Роркена.

— Итак, вы не отрицаете этого?

— Что я должен отрицать? То, что охочусь на Хаос? Нет, не отрицаю.

— Но вы ведь делали это скрытно?

— Какой инквизитор не работает скрытно?

— Кто на самом деле Гончая? — спросил Палфир.

У меня не было ни малейшего желания за просто так осложнять жизнь Фишига.

— Мне не известно его подлинное имя. Он действует инкогнито.

Я ждал, что они попытаются надавить на меня, но вместо этого Мояг спросил:

— Как вам удалось выжить в трацианском кошмаре?

— Повезло.

Палфир обошёл вокруг меня, поскрипывая до блеска начищенными сапогами.

— Позвольте мне прояснить. Это только начало. Из уважения к вашему чину и деяниям мы применяем воздействие первого уровня. Что означает…

— Я много лет был инквизитором, Палфир, — резко оборвал я его, — и прекрасно знаю, что означает «воздействие первого уровня». Устный допрос без принуждения.

— Тогда вы должны знать о третьем и пятом уровнях? — усмехнулся Риггре.

— Применение лёгких физических пыток и ментальный допрос. И между прочим, вы только что использовали воздействие второго уровня — устная угроза или описание тех уровней, которые могут последовать.

— Вас когда-либо пытали, Эйзенхорн? — спросил Мояг.

— Да, и куда менее щепетильные люди. Кроме того, меня не раз допрашивали. Воздействия второго уровня на меня абсолютно не действуют.

— Инквизитор Осма уполномочил нас использовать любые методы до девятого уровня включительно, — произнёс, словно плюнул ядом, Палфир.

— Очередная угроза. Второй уровень. На меня не действует. Я уже говорил вам. Я стараюсь сотрудничать.

— Кто Гончая? — спросил Риггре.

Ага, а вот и продолжение, в расчёте на то, что смогут сбить меня с толку, задав вопрос, выбивающийся из контекста. На какой-то миг я даже восхитился их навыками ведения допроса.

— Мне не известно его подлинное имя. Он действует инкогнито.

— А это не Годвин Фишиг? Мужчина, которого вы выбрали в качестве сопровождающего. Он дожидается у входа в зал.

Бывают времена, когда полезными оказываются даже повреждения, причинённые мне Горгоном Локом на Гудрун. Моё лицо просто не способно было проявить реакцию, на которую они рассчитывали. Но внутри я вздрогнул. Они были весьма не глупы и достаточно сообразительны, чтобы хотя бы частично взломать глоссию. В источнике их сведений я был уверен. Они уже упомянули этого хорька — фон Бейга. Я начал его подозревать ещё несколько месяцев назад, прямо перед трагедией на Трациане. Но тогда мне казалось, что он просто приставлен лордом Роркеном для слежки за мной. Теперь же стало ясно, что он с радостью делился информацией с кем угодно. Я распознал слабость фон Бейга и застопорил его карьеру. Он явно решил найти способ продвинуться с помощью других инквизиторов, продав меня.

— Если вы узнали, что Фишиг — агент, известный как Гончая, это сюрприз для меня, — размеренно ответил я, с чрезвычайной осторожностью подбирая слова.

— В своё время мы поговорим и с ним, — сказал Палфир.

— Но не сейчас, пока он является моим представителем. Это нарушило бы Кодекс о Предосуждении. Если желаете допросить его, я должен получить нового помощника. По своему выбору.

— Мы отнесёмся к этому с пониманием, — пообещал Риггре.

— Как вам удалось выжить в трацианском кошмаре? — спросил Мояг.

— Повезло.

— Поясните, что значит «повезло»?

— Я остановился, чтобы почтить могилу адмирала. Врата Спатиана защитили меня от ударов с воздуха.

После всей лжи, рассказанной мне Черубаэлем на Иичане, я испугался, что этот вопрос может всплыть снова при ментальном допросе. Ложь или, по крайней мере, моя попытка её скрыть была бы выявлена.

— Все это злодеяние служило только прикрытием, чтобы позволить вам освободить и вывезти с Трациана псайкера-еретика Эзархаддона.

— Отнесусь к этому предположению с презрением. Если бы все было задумано только для того, чтобы «отмыть» псайкера, то это было бы чересчур расточительно. Тем не менее мне кажется, что кое в чём вы правы. Для этого все и затевалось. Но не мной.

Мояг нетерпеливо провёл языком по своим жёлтым зубам:

— Вы утверждаете, что на самом деле во всем виноват инквизитор Лико?

— В сотрудничестве с демонхостом.

— Но Лико уже не сможет ответить на эти обвинения, не так ли? Вы ведь убили его на Иичане.

— Я казнил Лико на Иичане как предателя Империума.

— А я утверждаю, что вы убили его, потому что он вышел на ваш след. Убили его, чтобы заставить замолчать.

— Скажите, а моё присутствие здесь необходимо? Вы сами прекрасно придумываете ответы.

— Где Эзархаддон?

— Там, куда его унёс Черубаэль.

— И куда же именно? — спросил Палфир. Я пожал плечами:

— К своему хозяину. Квиксосу.

Все трое засмеялись.

— Квиксос мёртв. Он давно скончался! — захихикал Мояг.

— Тогда почему мы с леди инквизитором обнаружили, что он манипулировал её кодом, чтобы получить доступ в кадианское воздушное пространство?

— Потому что вы заставили её увидеть это. Вы сказали ей, что Квиксос воспользовался своим влиянием, чтобы выкрасть её авторизационный код. Если так, то это преступление мог совершить кто угодно из прославленных инквизиторов, пользующихся нестандартными методами. Вы могли совершить его. А при использовании кода покойника некому будет протестовать.

— Квиксос жив. — Я прочистил горло. — Квиксос еретик и пособник дьявола. Он совратил на службу себе таких инквизиторов, как Лико и Молитор. Он использует демонхостов. Он готов устроить массовую резню, чтобы скрыть похищение псайкера класса альфа-плюс.

Трое дознавателей на миг затихли.

— Мы тратим время впустую, — произнёс я. — Вы взяли не того человека.

Но бесполезное растрачивание времени продолжалось. Прошла одна неделя, а за ней вторая.

Каждый день меня выводили в огромный зал и допрашивали обо всём, о чём только можно, применяя воздействие первого уровня. Вопросы повторялись такое множество раз, что меня стало тошнить от них. Никто из дознавателей, казалось, и не слушал моих объяснений. Насколько я мог знать, ничего из сказанного мной не проверяли.

Они откровенно побаивались переходить к физическим или ментальным средствам извлечения сведений. Поскольку я был псайкером, то, как минимум, мог достаточно затруднить им работу. В итоге они бы так и не узнали, какая часть полученной от меня информации окажется правдивой. Осма явно решил довести меня бесконечной чередой перекрёстных допросов.

Каждый вечер, когда над океаном тускнел свет, мне позволяли пятнадцать минут поговорить с Фишигом. Эти беседы были бессмысленны. Камеру наверняка напичкали прослушивающими устройствами, а, насколько мы знали, глоссия была скомпрометирована.

Фишиг не мог рассказать многого, но я хотя бы узнал, что Медея, Эмос и боевой катер, равно как и «Иссин», не попали в руки Осмы.

Так же не находилось никаких следов Профанити-Гусмаана. Фишиг был уверен, что загадочное звёздное судно, доставившее демонхоста на Кадию, так и не перехватили в ту злополучную ночь.

Через Годвина я послал ходатайства Осме, Роркену и Нев, протестуя против своего задержания и убеждая их взяться за дальнейшее расследование по делу Квиксоса. Ответов не последовало.

Сретение давно миновало. Прошло ещё три недели. Я понял, что сменился год. За пределами толстых, холодных стен Карнифицины уже шёл 340.М41.

На исходе третьего месяца заключения меня отвели на ежедневный допрос в огромный зал, где вместо привычных дознавателей меня ожидал Осма.

— Садитесь, — сказал он, махнув в сторону стула, одиноко стоящего посреди пустого помещения.

Было темно и холодно. На исходе зимы с востока налетали яростные штормы, и, несмотря на дневное время, в высокие окна не проникал свет. Они были забиты снегом. От моего дыхания в воздух поднимался пар. Я дрожал. По периметру помещения Осма установил шесть ламп.

Я засунул руки в карманы плаща и сел. Мне не хотелось, чтобы Осма видел, в каком я состоянии. Ему было тепло и комфортно в своей сверкающей силовой броне. Он просматривал информационный планшет, а я видел собственное отражение в полированных пластинах на спине его доспеха. Моя одежда износилась и испачкалась. Кожа стала бледной. Я сбросил добрых семь килограммов и теперь носил густую бороду, столь же непослушную, как и волосы. Единственной вещью, составлявшей моё имущество, являлась инквизиторская инсигния, лежащая в кармане плаща. Она помогала мне успокоиться.

Осма повернулся ко мне лицом:

— За три месяца ваши показания не изменились.

— Это должно о чём-то говорить, не так ли?

— Мне это говорит только о том, что у вас много упорства и осторожный ум.

— Или о том, что я не лгу.

Он положил планшет на один из столиков с лампами.

— Позвольте мне объяснить вам, что произойдёт дальше. Лорд Роркен убедил Великого Магистра Орсини переправить вас на Трациан Примарис. Там вы предстанете перед судом по обвинениям, изложенным в карте экстремис, перед Трибуналом Магистериума Ордо Маллеус и Службой Внутренних Расследований. Роркен вовсе не рад этому, но большего Орсини позволить не мог. Как я слышал, Роркен полагает, что ваша непорочность — или вина — может быть установлена раз и навсегда на формальном суде.

— И исход этого суда может поставить вас и вашего Магистра, лорда Безье, в неудобное положение.

Осма рассмеялся:

— По правде говоря, я был бы рад оказаться в неудобном положении, если бы это привело к реабилитации столь ценного инквизитора, как вы, Эйзенхорн. Но не думаю, что это произойдёт. На Трациане вас сожгут за преступления с той же уверенностью, что и здесь.

— Я рискну, Осма.

— Я тоже, — кивнул он. — Чёрные Корабли прибудут сюда через три дня, чтобы увезти вас на Трациан Примарис. Это даёт мне время, чтобы сломить вас прежде, чем дело вырвут из моих рук.

— Будьте осторожны, Осма.

— Я всегда осторожен. Завтра мои помощники перейдут к девятому уровню воздействия. И отдыха не будет до тех пор, пока либо не прибудут Чёрные Корабли, либо вы не скажете мне то, что я хочу услышать.

— Два дня под девятым уровнем практически гарантируют, что к моменту их прибытия я буду мёртв.

— Возможно. Это будет досадно, к тому же ещё и вопросы станут задавать. Но это далёкая тюрьма, и командую здесь я. Именно поэтому сегодня я просто беседую с вами. Только вы и я. Последний шанс. Расскажите мне всю правду сейчас, Эйзенхорн, как мужчина мужчине. Упростите все для нас обоих. Сознайтесь в своих преступлениях, пока вам не начали причинять боль, избавьте нас от суда на Трациане, а я сделаю все возможное, чтобы ваша казнь не была мучительной.

— Я с радостью скажу вам правду.

Его глаза загорелись.

— Она изложена там, на том планшете, который вы читали. Я не раз повторял её в течение трех последних месяцев.

Когда под гул океанических бурь охранники провели меня по каменным коридорам и втолкнули обратно в холодную камеру, меня уже дожидался Фишиг. Наши ежедневные пятнадцать минут.

Он принёс лампу и поднос с ужином: жидкий, чуть тёплый рыбный бульон, корка чёрствого хлеба и стакан разбавленного рома.

Я сел на грубо сколоченную койку.

— Меня требуют выдать для суда, — сказал я Годвину.

— Но, — кивнул он, — как я понимаю, завтра начнутся пытки. Я подал протест, хотя уверен, его случайно уронят в мусорную корзину.

— Убеждён, так и произойдёт.

— Ты должен поесть, — сказал Фишиг.

— Не хочу.

— Просто поешь. Тебе понадобятся силы, а судя по внешнему виду, с этим у тебя проблемы.

Я покачал головой.

— Грегор, — сказал он, понизив голос. — Хочу задать один вопрос. Он тебе не очень понравится, но это важно.

— Важно?

— Для меня. И твоих друзей.

— Спрашивай.

— Скажи, ты помнишь, — Боже-Император, как же это было давно! — как в прошлом году мы снова встретились на том кладбищенском поле возле Каср Тирок?

— Конечно.

— В молельной башенке ты сказал мне, что не можешь и подумать о том, чтобы совершить что-то, что порадует демона или поможет ему. Ты сказал тогда: «Я не могу даже вообразить себя творящим такое безумие».

— Я хорошо помню это. Ты ещё мне ответил, что если бы решил, будто я собираюсь так поступить, то сам пристрелил бы меня.

Он кивнул и грустно усмехнулся. Последовало мгновение тишины, нарушаемой только треском лампы и грохотом моря за пределами тюремных бастионов.

— Ты хочешь убедиться, не так ли, Годвин? — спросил я.

Он укоризненно посмотрел на меня, но промолчал.

— Мне это понятно. Я требую абсолютной верности и от тебя, и от всех своих людей. Вы имеете право быть уверенными в том же самом относительно меня.

— Тогда ты знаешь мой вопрос.

Я посмотрел ему прямо в глаза:

— Ты хочешь спросить, не лгу ли я? Есть ли хоть крупица истины в обвинениях? Ты хочешь быть уверен, что не работаешь на человека, который якшался с демонами?

— Понимаю, глупый вопрос. Если бы все это было правдой, то тебе ничего не стоило бы солгать и сейчас.

— Я слишком устал, чтобы говорить что-то кроме правды, Годвин. Клянусь Золотым Троном, я не делал ничего такого, в чём меня подозревает Осма. Я преданный слуга Императора и Инквизиции. Найди мне орла, я поклянусь и на нём. Не знаю, что ещё могу сделать, чтобы убедить тебя.

Он поднялся на ноги:

— Мне хватит и этого. Просто хотел убедиться. Мне всегда было достаточно твоего слова, и после всех этих лет я убеждён, что ты сказал бы мне все… даже если бы…

— Уж будь уверен, старый друг. Сказал бы. Даже если бы я и был таким отродьем, каким меня считает Осма, и сумел бы обмануть его… Тебе бы я соврать не смог. Только не тебе, исполнитель Фишиг.

Охранник постучал в дверь камеры.

— Ещё минутку! — прокричал Годвин и снова обернулся ко мне. — Съешь свой ужин.

— Тебя Осма за этим прислал? — спросил я.

— Проклятье, нет! — оскорблённо прорычал он.

— Все в порядке. Я и не думал об этом.

Охранник постучал снова.

— Хорошо, будь ты неладен! — фыркнул Фишиг.

— Увидимся завтра, — сказан я.

— Да, — ответил он. — Но сделай кое-что для меня.

— Только скажи.

— Поужинай.

Предположительно около полуночи начались судороги. Они пробудили меня от дурного сна. Боль пронзала все тело, а сознание словно оцепенело. Я не чувствовал себя так плохо с тех пор, как почти за два года назад на Лете Одиннадцать во время Тёмной Ночи меня отравил Пай.

Я попытался подняться и рухнул с койки. Живот скрутило спазмом, и я вскрикнул. Меня рвало остатками жуткого ужина. Меня терзал то лихорадочный жар, то смертный озноб.

Не знаю, сколько времени у меня ушло на то, чтобы доползти до двери, и как долго я молотил в неё кулаками. Несколько минут или много часов.

Сознание отступало перед спазмами и усиливающейся агонией.

— Святой Император! — воскликнул охранник, когда открыл дверь и увидел меня в свете фонаря.

Он закричал, потом раздался топот ног, бегущих по коридору.

— Он болен, — услышал я слова охранника.

— Оставьте его до утра, — сказал другой.

— Он умрёт, — нервно ответил первый.

— Пожалуйста… — прохрипел я, протягивая руку. Пальцы парализовало и скрутило в уродливую клешню. Прибыли остальные. Я услышал голос Фишига:

— Ему нужен врач. Профессиональная помощь.

— Не позволено, — возразил охранник.

— Мужик, ты глянь на него! Он же умирает! У него какой-то приступ.

— Пропустите, — произнёс чей-то голос. Подоспел тюремный санитар. Его сопровождал Риггре. Дознаватель выглядел так, словно его вынули из постели.

— Он симулирует, оставьте его! — высокомерно заявил Риггре.

— Заткнись! — прорычал Фишиг. — Посмотри на него! Это не симуляция!

— Он мастер обмана, — ответил Риггре. — Возможно, он слизал свинцовую краску с двери, чтобы лучше сыграть спектакль, но тем хуже для него. Это обман. Оставьте его.

— Он умирает, — настаивал Фишиг.

— Похоже, он серьёзно болен, — озабоченно произнёс охранник.

Неожиданно меня скрутили новые мучительные судороги. Надо мной склонился санитар, и я услышал писк медицинского ауспекса, который он вытащил из своей фармакопеи.

— Это не симуляция, — пробормотал санитар. — У него припадок. Невозможно специально настолько неестественно напрячь мускулатуру. Уровень кислорода в крови упал до тридцати процентов, а его сердце дефибриллирует. Он умрёт менее чем через час.

— Сделайте ему укол. Приведите его в чувство! — завопил Риггре.

— Не могу, сэр. Не здесь. Здесь для этого нет средств. Ох! Император, вы только посмотрите! У него открылось кровотечение из глаз и носа.

— Сделай же что-нибудь! — закричал Риггре.

— Надо доставить его в больницу. Ближайшая в Каср Дерт. Нам надо срочно перевезти его туда, иначе он умрёт!

— Это смешно! — сказал Риггре. — Вы должны сами что-то сделать…

— Не здесь.

— Организуйте вылет, Риггре, — твёрдо произнёс Фишиг.

— Это пленник Инквизиции первого уровня! Мы не можем просто так вывезти его отсюда!

— Тогда позовите Осму…

— Он на ночь уехал на материк.

— Хотите оказаться первым, кто доложит Осме, что его драгоценный пленник подох на полу этой камеры? — Фишиг перешёл на шёпот.

— Н-нет…

— Тогда об этом ему скажу я. Объясню Осме, что его человек, Риггре, лишил его права завершить самое серьёзное расследование в жизни просто потому, что не озаботился вызвать транспорт и позволил Эйзенхорну умереть от токсического шока в тюремном отсеке!

— Вызывайте транспорт! — закричал Риггре на охранников. — Сейчас же!

Они вынесли меня на носилках к посадочной площадке во вьюжную мглу. Спорящие перекрикивали вой резкого порывистого ветра. Санитар поставил мне капельницу и пытался подавить симптомы, введя несколько препаратов из своего скудного запаса.

На площадке замерцали посадочные огни, холодные и белые. В их свете кружащиеся снежинки казались чёрными точками.

Сотрясая камень своими дюзами и разбрасывая во все стороны снег, прибыл кадианский лихтер.

Меня внесли в освещённый зеленоватым светом салон. Холод и отвратительная погода остались за закрытым люком. Я почувствовал, как сильно накренилось судно, когда мы взлетели и развернулись к материку. Фишиг подтягивал ремни, удерживающие меня на койке. Я слышал, как, перекрикивая рёв моторов, Риггре орёт на пилота.

Фишиг незаметно извлёк из своего плаща пузырёк с какой-то жидкостью и вставил его в капельницу. Почти тут же я почувствовал себя лучше.

— Лежи спокойно, дыши медленно, — зашептал Фишиг. — И крепись. Скоро начнутся… ухабы.

— Контакт! Три километра, посадка будет тяжёлой! — выпалил второй пилот.

— Это ещё что за чушь? — требовательно спросил Риггре.

Раздалось тревожное попискивание приборов.

— Именем Золотого Трона! Они же целятся в нас! — воскликнул пилот.

— Внимание, челнок, — затрещал по открытому вокс-каналу голос. — Приземляйтесь на острове к западу отсюда. Пять два на три шесть. Немедленно, или мне придётся вас сбить!

Постепенно ко мне стало возвращаться зрение. Я оглядел залитую зелёным светом кабину и увидел, как Риггре вытаскивает лазерный пистолет.

— Это что, измена? — спросил он, глядя на Фишига.

— Мне кажется, вам лучше поступить так, как приказано, и немедленно приземлиться, — спокойно ответил Годвин.

Риггре попытался выстрелить, но резкий свет вспыхнул секундой раньше. Фишиг сжёг дознавателя потоком огня из цифроорудия, встроенного в кольцо джокаэро, надетое на его указательный палец. Как я понял, это было одно из украшений Максиллы.

Фишиг выстрелил ещё раз, превратив в пар вокс-систему.

— Садись! — приказал он пилоту, наводя на него кольцо.

Челнок совершил аварийную посадку, выпав из бурана над скалистым берегом необитаемого островка.

— Руки на головы! — приказал Фишиг экипажу, вытаскивая меня через люк.

Вокруг бушевала снежная буря. Я с трудом мог идти, и Годвину приходилось помогать мне.

— Вы отравили меня, — прохрипел я.

— Все должно было выглядеть убедительно. Эмос рассчитал дозу состава, который реактивировал бинарный яд в твоём теле. Отрава Пая.

— Ублюдки!

— Ха! Если человек способен ругаться, значит, жить будет. Пойдём!

Он практически тащил меня по гальке сквозь вихрь океанической бури, жалящей наши лица острой ледяной пылью. Вверху мелькнули огни, и мой боевой катер совершил идеальную бетанкоровскую посадку на мёрзлую гальку.

Поднявшись по трапу, Фишиг передал меня в руки Биквин и Иншабеля.

— Боже правый, и вы тоже в этом участвовали? — захрипел я.

— Конечно! — бросила Елизавета. — Натан! Быстро сделай укол антидота!

Я умирал второй раз менее чем за два года. Вначале от бинарного яда из рук прихвостня Садии Колдуньи на Лете, а потом в челноке, падающем сквозь зимнюю бурю на промёрзшей Кадии.

Боевой катер взмыл в воздух, пронёсся над береговой линией и вернулся к челноку.

Да простит Император мне и моим помощникам гибель Риггре и двух пилотов. Только их смерть могла гарантировать мою безопасность.

Я услышал, как Нейл скомандовал Медее:

— Огонь.

На кадианский челнок обрушилась вся мощь артиллерии боевого катера. Обломки на отдалённом острове обнаружат уже на рассвете. Единственной версией случившегося будет трагическая авария, произошедшая во время адской бури.

Сквозь плотную завесу шторма мы прорывались к орбите. Никто не говорил этого вслух, но я знал, что наш рейс должен быть прикрыт чьим-то авторизационным кодом.

Как я догадывался, он принадлежал Нев. И скорее всего был выдан по её разрешению. «Иссин» ждал нас.

— И что дальше? — хрипло спросил я Фишига.

— Черт возьми, я рисковал всем, чтобы вытащить тебя, — ответил он. — Мы надеялись, это ты скажешь нам, что делать дальше.

— Синшара, — сказал я. — Скажи Максилле, чтобы он доставил нас на Синшару.

Бывают тайны, которые лучше держать при себе.

— А что там, на Синшаре? — спросила Биквин.

— Старый друг, — сказал я.

— Если быть точным, не совсем друг, — добавил Эмос.

— Эмос прав. Старый знакомец.

— Вернее, два старых знакомца, — поправил меня учёный.

— Вы и ваши старые секреты. Почему вы никогда не отвечаете прямо? — нахмурилась Биквин.

— Потому что чем меньше вам известно, тем меньший вред вам причинит Инквизиция, если нас поймают, — объяснил я.

— Как ты постройнел, — слащаво улыбнулся Максилла, когда я поднялся на мостик «Иссина».

Я принял душ, сбрил бороду, зачесал космы назад и переоделся в чёрный льняной костюм, но все ещё чувствовал ужасную слабость в ногах и не был настроен шутить с Максиллой.

— Курс к Синшаре проложен, — натянуто продолжал Тобиус, очевидно поняв моё состояние. Его позолоченные сервиторы согласно загудели. Только скрытый капюшоном Навигатор, сосредоточенный на своих заботах, не сказал ничего.

— У меня есть вопрос. — Иншабель сидел на месте второго Навигатора и разглядывал карты звёздного неба. — Почему именно Синшара? Шахтёрский мирок на границе Сегментума, почти у самых Мутных Звёзд. Мне казалось, мы должны искать Квиксоса.

— Это бессмысленно.

— Что? — почти в один голос спросили Максилла и Иншабель.

Я опустился в кожаное кресло.

— Зачем нам искать Квиксоса, если при столкновении он гарантированно уничтожит нас? Мы едва пережили стычки с его демонхостами. Мы не обладаем достаточными силами, чтобы сражаться с ним.

— И? — спросил Иншабель.

— Первое, что мы должны сделать, — это найти такие силы. Подготовиться. Вооружиться, чтобы уничтожить одного из самых могущественных врагов Империума.

— И для этого мы должны отправиться на Синшару? — прошептал Натан.

— Уж поверь мне, — сказал я. — Синшара — это только начало.

 

Глава семнадцатая

БЛУЖДАЮЩАЯ ЗВЕЗДА

ДОКТОР САВИН, ХОРА И МИСТЕР ХОРН

ВО ФЛИГЕЛЕ

Даже не покидая варпа, у «Иссина» ушло бы тридцать недель, чтобы достичь Синшары. В действительности мы избрали окольный маршрут, избегая всех возможных столкновений с силами Империума. Меня это бесило. Впервые меня злила необходимость прибегать к уловкам.

Через несколько недель через косвенные источники нам удалось узнать, что мой побег с Кадии раскрыт. Инквизиция — как и другие институты — охотилась на меня. Я был формально объявлен еретиком и пособником дьявола. Лорд Роркен наконец подписал карту Осмы.

Я стал тем, кем никогда не был прежде.

Перебежчик. Отступник. И, помогая мне, все члены моей команды становилась предателями.

Мы заработали несколько шрамов. Во время дозаправки на Маллиде нас обнаружил и преследовал неопознанный военный корабль, от которого мы оторвались только в Эмпиреях. На Авиньоре нас пытался заставить совершить посадку эскадрон боевых шлюпов Экклезиархии, выстроившихся пикетом вдоль границы своей епархии. Нам удалось спастись только благодаря сочетанию мастерства Максиллы в управлении судном с боевым чутьём Медеи.

На Трексии Бета Нейл и Фишиг пытались нанять астропата и были вынуждены вступить в перестрелку с охотниками арбитров. Они так никогда и не рассказали, скольких им пришлось убить, но произошедшее ещё долго занозой сидело в их душах.

На Энима Гульфвард Биквин удалось нанять астропата, болезненную женщину по имени Тереза Унгиш. Когда та наконец узнала, с кем имеет дело, то попросила вернуть её в родной захолустный мир. Потребовалась масса времени, чтобы убедить её в том, что с моей стороны ей ничто не угрожает. В конце концов, я вынужден был открыть ей своё сознание.

На звезде Оета во время остановки для пополнения припасов нас обнаружил инквизитор Фронтейл. Как и в случае с Риггре и кадианскими пилотами, меня вечно будут преследовать мысли об этих безвинных жертвах. Я пытался поговорить с Фронтейлом. Очень старался убедить его. Но молодой человек верил в то, что моя смерть станет ключом к его блестящей карьере. Он продолжал называть меня «Эйзенхорн еретик». Именно эти слова стали для него последними, когда я запихнул его в геотермальный теплообменник.

Ещё с Трексии Бета нас преследовали постоянные слухи, что за нами охотится ликвидационная команда Серых Рыцарей Ордо Маллеус. А с ними и Караул Смерти от Ордо Ксенос.

Я молился Богу-Императору, чтобы он позволил мне закончить свою миссию прежде, чем меня настигнут силы правосудия. Молился, чтобы моим друзьям удалось спастись.

Между этими стычками были только долгие недели полёта в глубоком варпе. Я проводил это время за учёбой и боевой практикой с Нейлом, Фишигом или Медеей. Боролся за то, чтобы восстановить здоровье. Карнифицина опустошила меня и физически, и духовно. Вернуть утраченные килограммы оказалось не так-то просто, несмотря на обильные пиршества с Максиллой.

Я чувствовал, что стал медлительным. Медлительным во владении клинком, в движениях, неловким в обращении с пистолетом.

Сам мой разум стал менее расторопным. Временами даже накатывал страх, что Осме всё-таки удалось сломить меня.

Тереза Унгиш была наполовину парализованной женщиной, за пятьдесят. Тяжкие варп-ритуалы искалечили её и почти выжгли изнутри, оставив доживать в должности младшего астропата в бараках на Энима Гульфвард. Её тощее тело поддерживал аугметический экзоскелет. Мне кажется, когда-то она была прекрасной, но со временем её лицо стало казаться мёртвым, а волосы поредели, освобождая место для имплантированных разъёмов кабелей.

— Опять явился, еретик? — спросила она, когда я вошёл в её каюту. Шла двадцатая неделя путешествия.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты так ко мне обращалась, — сказал я.

— Вполне подходящее обращение, — промурлыкала Тереза. — Эта твоя Биквин вытащила меня из безопасной жизни на Энима Гульфвард и втянула в личный крестовый поход еретика.

— Безопасная жизнь, Унгиш? Тебя ждал печальный конец. Учитывая плотность потоков, которые тебе приходилось перерабатывать, ты бы умерла в ближайшие шесть месяцев.

Она чертыхнулась, и её аугметическая коляска загудела, когда Тереза повернулась, чтобы налить нам по бокалу амасека. В свой напиток она добавила фитобарьерные агенты. В помещении стоял сильный запах листьев лхо. Я знал, что тяжкие жизненные испытания оставили в наследство Унгиш постоянные боли, которые она старалась заглушить любым доступным способом.

— Умереть и быть похороненной на Энима Гульфвард через полгода… или скончаться в мучениях, прислуживая тебе.

— Все совсем не так. — Кивнув, я взял предложенный бокал.

— Да неужели?

— Нет. Я позволил тебе заглянуть в моё сознание. Ты знаешь, что мои помыслы чисты.

— Возможно, — нахмурилась она. Ей было трудно управиться со своим бокалом. Мехадендриты, заменявшие ей правую руку, были старыми и медлительными. Но она только отмахнулась, когда я попытался ей помочь.

— Возможно? — переспросил я.

Унгиш сделала большой глоток амасека и воткнула папиросу с лхо между потрескавшимися губами.

— Я смотрела в твоё сознание, еретик. Ты не столь чист, как тебе хочется думать.

— Разве? — Я опустился на кушетку.

— Да ладно, не обращай внимания. — Тереза прикурила папиросу и глубоко затянулась наркотическим дымком. — Я только старый, потасканный псайкер, который слишком много болтает.

— Но мне интересно. Что же ты увидела?

Её экзоскелет тихо заскулил, когда она направилась к другой кушетке, а затем зашипела гидравлика, помогая ей сесть. Тереза сделала ещё одну глубокую затяжку.

— Прости, — сказала астропат. — Может, ты тоже хочешь штучку?

Я покачал головой.

— Я служила Астропатикусу всю свою жизнь — и пребывая на службе в гильдии, и сейчас, в качестве внештатного сотрудника. Когда твоя баба заявилась ко мне с реальными деньгами и предложением работы, я согласилась. Но, ох…

— Предполагается, что астропаты сохраняют нейтралитет, — возразил я.

— Вообще-то, считается, что астропаты служат Императору, еретик, — произнесла Тереза.

— Что ты видела в моем сознании? — снова спросил я.

— Слишком много, слишком много. — Унгиш выпустила внушительное кольцо дыма.

— Расскажи мне.

Она покачала головой или по крайней мере мне показалось, что сопровождаемое шипением движение держателя её головы должно было передавать этот жест.

— Думаю, мне стоит быть благодарной. Вы спасли меня от смерти и взяли с собой в это… приключение.

— Мне не нужна твоя благодарность. — Я начал терять терпение.

— Умереть и быть похороненной на Энима Гульфвард через полгода… или скончаться в мучениях, прислуживая тебе, — повторила она.

— Все будет совсем не так.

— О, так и будет. Я видела это. Все это ясно как день. — Тереза выпустила ещё одно кольцо дыма.

— Ты видела?

— Много раз. Из-за тебя, еретик, я и погибну.

Унгиш оказалась упрямой и пессимистичной. Я знал, что она видела вещи, о которых не станет рассказывать. В конечном счёте я даже перестал её расспрашивать. Мы встречались раз в несколько дней, и она делала психометрические снимки из моего сознания. Кадианские пилоны. Черубаэль. Профанити и её вериги.

К тому времени, как мы достигли Синшары, у меня уже имелась пачка психометрических изображений и благодаря искалеченной астропатке мрачные предчувствия.

Синшара. Богатый рудой кусок камня на орбите блуждающей звезды.

Истерзанная гравитационными бурями солнечная система Синшары обречена вечно скитаться по краю Мутных Звёзд на границе пространства Империума. Десять тысяч лет назад она была соседкой 3458-Дорнал, имела девять спутников и астероидный пояс. Когда мы наконец обнаружили её, она проплывала через систему Паймбайл и перенесла два серьёзных космических столкновения. Теперь у неё оставалось шесть спутников и несколько широко расходящихся астероидных поясов. Блуждающая звезда сошлась в пьяном танце с Паймбайл Минор — кокетливое столкновение гравитационных полей, на разрешение которого уйдёт ещё миллион лет.

Сама же Синшара или, правильнее, четвёртая планета блуждающей системы Синшара Х181В представляла собой глыбу из синего камня, описывающую восьмёрку вокруг двух грозящих столкнуться звёзд, следуя капризам их пересекающихся гравитационных полей.

С самого обнаружения эта планета, богатая крайне редкими минералами, включая анцилит и форидий, стала шахтёрским раем.

— Никаких дозорных судов. Практически нет путеводных буев, — произнёс Максилла, направляя «Иссин» к системе. — Вижу действующую обитаемую точку. Готов поспорить, что это колония шахтёров.

— Выходи на орбиту, — сказал я ему. — Медея, готовь катер к посадке. Эмос, ты отправляешься со мной.

— Ого! — прошептала Медея, покрепче сжимая биодатчики штурвала инкрустированными «серебром» руками.

Судно содрогнулось от очередного мощного удара.

— Тут повсюду гравитационные потоки. Я постоянно натыкаюсь на вихри.

— Неудивительно, — пробормотал Эмос, устраиваясь в лётном кресле и застёгивая ремни безопасности. — Эта блуждающая звезда и её планетное стадо превратили всю систему в зону бедствия.

— Хм… — откликнулась Медея, не проявляя никакого беспокойства и бросая катер в сторону, чтобы увернуться от чёрного астероида, оказавшегося на нашем пути.

Поблизости от Синшары начиналось поле, в котором постоянно сталкивались каменные обломки и пласты шлака, дрейфующие по сложным и экзотичным орбитам. Части этого поля образовывали тонкие кольца вокруг Синшары, но далее они имели странные очертания, искривлённые гравитационной дисгармонией. Там, где облака пыли и мелкого мусора отражали лучи звезды, космос светился яркой золотой дымкой. Силовые щиты катера могли выдержать удары довольно крупных камней, но некоторые были чересчур огромными. При встрече с ними требовались дополнительные обходные манёвры.

Вскоре мы стали лучше видеть Синшару в золотом тумане: синий объект неправильной формы, быстро вращающийся вокруг своей оси. Половина планеты скрывалась в тени, и пики её минеральных гор загорались предрассветными вспышками, когда улавливали первые лучи света.

— Конечно, чем ближе мы приближаемся к планете, тем сильнее становятся гравитационные возмущения, — вслух размышлял Эмос.

Медея не нуждалась в советчиках. Даже я понимал, что пространство вокруг небесного тела неправильной формы — а особенно, если оно составлено из элементов разной плотности, — будет переполнено различными гравитационными аномалиями. Мне кажется, Эмос просто болтал, чтобы отвлечься.

Медея обогнула огненные хвосты трех болидов и угодила в поток высокой гравитации. Нам навстречу резко рванулась и заполнила вес экран вращающаяся поверхность Синшары — холодные, словно изрытые оспой просторы. Загудели датчики, оповещающие о слишком резкой потере высоты и быстром приближении поверхности, но Медея раздражённо вырубила их одним ударом руки. Катер немного выровнялся.

— Только что включились маяки шахтёрской колонии. — Медея прочистила горло. — Состоялся предварительный обмен телеметрией. Они запрашивают наши идентификационные коды.

— Передай их.

Медея активизировала передатчик и послала импульс, содержащий информацию о нашем корабле. Это был один из маскировочных шаблонов, хранившихся в нашем кодифере для тайных вылетов, великолепная подделка, сработанная Медеей и Максиллой. Согласно данной подписи, мы были исследовательской командой из Ройал Школум Геологикус с Мендалины.

— Нам выдали разрешение на посадку, — сообщила Медея, обходя очередную зону гравитационной турбулентности. — Они включили луч наведения.

— Есть связь?

Она помотала головой:

— Все это может быть автоматикой.

— Сажай нас.

Верхний уровень Синшары представлял собой скопление старых индустриальных построек, облепивших склоны воронки, образованной падением астероида. Посадочные огни горели в конце борозды на краю кратера. На первый взгляд строения казались примитивными, грубо вытесанными из синего камня, но я быстро понял, что это стандартные имперские модульные здания, покрытые коркой голубой пыли и гипната.

Судя по записям, рудники Синшары функционировали уже девять сотен лет.

Мы приземлились на расчищенной площадке, окружённой последовательно помигивающими лампами. Тормозные реактивные струи поднимали облака элювия, повисающие в лишённом воздуха небе. Вскоре из тени ангара выкатились два мощных гусеничных сервитора. Они подсоединили зажимы к носу катера и бесшумно потащили нас в док, угрюмое грязное металлическое сооружение, оборудованное подъёмниками. В стыковочных подвесах покоились две потрёпанные разведывательные гондолы, а в дальнем конце стоял видавший виды грузовой челнок.

Двери дока за нами закрылись, и, когда внутрь помещения стал нагнетаться воздух, мерцающие предупредительные лампы из янтарных начали становиться зелёными. Если не считать сервиторов, вокруг не было видно никаких признаков жизни.

— Бортовые системы дают зелёный свет по внешним условиям, — сказала Медея, поднимаясь из своего кресла.

— Мы готовы? — спросил я.

— А то, — ответила Бетанкор.

Она сменила свой извечный костюм главианского пилота с его броской вишнёвой безрукавкой на куда более непритязательный неряшливый лётный комбинезон. Тяжёлый, грязный и мешковатый, он на самом деле был ничем иным, как стёганой подстёжкой бронированного скафандра. Поверхность его покрывали шнурки, разъёмы и дюбели, предназначенные для крепления сегментов брони, а на груди имелись выходы для шлангов. Медея отсоединила кольцо для пристёгивания шлема и оставила тяжёлый воротник распахнутым. Кроме того, она натянула рабочие перчатки и армейские сапоги с окованными мысами, а волосы собрала под кепкой с козырьком, украшенной имперским орлом.

Эмос отрегулировал гидравлику своего аугметического экзоскелета так, чтобы тот держал его максимально строго и вертикально. В длинной тунике из чёрного панбархата, белой, плотно облегающей шапочке и с резной инфотростью он выглядел как типичный академик школума.

Я постарался избавиться от всех элементов своей привычной инквизиторской экипировки, надев кожаные брюки и высокие, туго зашнурованные сапоги, а кроме того, старый бронежилет и полностью закрывающую лицо маску-фильтр с подкрашенными глазницами, которая по виду очень напоминала оскалившийся череп. Нейл одолжил мне датчик перемещений, который я привязал к своему правому плечу, и тяжёлый, курносый лазерный пистолет, лежавший теперь в подмышечной кобуре под безрукавкой. На перевязи между моих лопаток покоился дробовик, а на поясе — подсумок с патронами. Я и выглядел, и чувствовал себя словно обычный наёмный головорез, что в точности соответствовало моей легенде.

Медея откинула люк, и мы спустились в ангар.

Было холодно. Рециркулированный воздух стал сухим из-за бесчисленного количества циклов автоматической очистки. В отдалении то и дело возникали загадочные механические шумы. Невысокие приземистые сервиторы занимались ремонтом изношенных внутренностей старого челнока.

Мы спустились по лязгающей решётчатой лестнице к внутреннему люку. Он был помечен барельефным изображением символа Адептус Механикус, а подпись, выведенная под ним глазурью, гласила, что технодуховенство представляет на рудниках Синшары верховную власть.

Тяжёлый люк с гудением отошёл в стену, и за ним предстал мрачный туннель. Вдоль стен с крючьев свисали скафандры, слегка покачивающиеся от сквозняка. За туннелем виднелась сырая комнатушка уборщика, тёмный офис с замком на двери, и пустой геодезический блок с отключённым штурманским столом.

— Где все? — спросила Медея.

Мы отправились в путешествие по гулким коридорам комплекса.

Повсюду валялись элементы шахтёрской экипировки. Грязные комбинезоны, каски с фонарями, перчатки и широкие ремни были свалены в кучи по углам.

Из небольшой комнаты, где должен был располагаться пункт оказания первой медицинской помощи, кто-то вынес все оборудование и разместил на его месте корзины с вяленой рыбой. Боковое помещение оказалось и вовсе пустым, если не считать сотен разбитых винных бутылок. Через дверь вышедшей из строя морозильной комнаты проникала вонь гниющего мяса. С тёмных, высоких потолков некоторых помещений капала вода, свешивались с блоков цепи. По коридорам разгуливали холодные, сухие сквозняки.

Мы вздрогнули, когда на стенах вдруг загрохотали динамики.

— Объединённые Имперские Каменоломни! Смена вахт через пятнадцать минут! — прозвучал записанный голос. Никаких ответных перемещений не последовало.

— Это очень странно, — пробормотал Эмос. — Согласно имперским архивам, рудники Синшары являются действующим предприятием. Объединённые Каменоломни держат здесь штат из тысячи девятисот рабочих, занятых в глубинных шахтах, и ещё семьсот человек трудятся на гипнатовых карьерах Ортог Прометиума. Это если не считать вольных старателей, обслуживающий персонал, сотрудников безопасности и Адептус Механикус. Здесь должны проживать примерно три тысячи человек.

Мы достигли главного туннеля — широкой улицы, освещённой потолочными лампами, большая часть которых была разбита. По обе стороны тянулись заброшенные магазины и трактиры.

— Предлагаю осмотреться, — сказал я.

Мы разделились. Я направился к северному концу заваленной мусором улицы и обнаружил ступени, ведущие к широкой площади. Здесь на многочисленных дверях пустых лавок и офисов тоже висели замки.

Услышав доносящееся откуда-то снизу и слева гудение электрического двигателя, я пошёл на шум, а свернув за угол заколоченной досками столовой, увидел неопрятный вход патентного бюро, возле которого стоял небольшой автомобильчик на широких колёсах и с открытым верхом. Я зашёл внутрь здания. На полу валялись желтеющие бумаги и разбитые информационные планшеты. Гора использованных и разлагающихся картонных пакетов из-под пищи загораживала дверь в комнату регистрации.

Датчик перемещений, выданный мне Нейлом, защёлкал и затрещал. Прибор передавал информацию на дисплей в правой внутренней линзе моей маски. Движение внутри офиса в восьми метрах от меня.

Я положил руку на рукоять лазерного пистолета, прислонился к дверному косяку и осторожно заглянул внутрь.

Присев на корточки, в напольном ящике ковырялся длиннорукий мужчина в грязном рабочем комбинезоне.

— Можно? — произнёс я.

Человек подпрыгнул чуть ли не до потолка, пытаясь одним судорожным движением и развернуться, и подняться. В результате он врезался спиной в ряд металлических шкафчиков. Его вытянутое глуповатое лицо побледнело от страха. Он вскинул руки.

— Вот черт! Святый Боже-Император! Прошу… прошу…

— Успокойся, — сказал я.

— Кто вы? Проклятье, не стреляйте в меня!

— Я и не собираюсь. Зовут меня Хорн. А ты кто?

— Банделби… Фин Банделби… суперинтендант второго класса, Ортог Прометиум… Черт, не убивайте меня!

— Я не собираюсь этого делать, — твёрдо повторил я.

По крайней мере, потёртая бирка на его комбинезоне подтверждала его слова: БАНДЕЛБИ, Ф.СУПЕР 2-й. О.П.

— Опусти руки, — сказал я. — С чего ты взял, что я собираюсь тебя убить?

Он опустил руки и пожал плечами:

— Я не… ну, просто… не знаю…

К нему понемногу возвращалось самообладание.

— Откуда вы взялись? — Мужчина искоса взглянул на меня.

Прежде чем ответить, я внимательно разглядел его. Некрасивое, почти уродливое длинное лицо, впалые щеки, неопрятные сальные волосы и многодневная щетина. На его горле розовела влажная родинка. Короче, неприятный тип.

— Прилетел с другой планеты. Мы только что высадились. Интересно, почему тут никого нет.

— Все уехали.

— Уехали?

— Ага. Отчалили. Свалили. Все из-за грави.

— Грави?

Не знаю, намеревался ли Фин ответить. Мой датчик перемещений внезапно высветил предупреждение, и я быстро развернулся. У входа в бюро стоял крупный темнокожий мужчина с белой щетиной волос и белой же бородой. Он целился мне прямо в лицо из автоматического пистолета.

— Спокойно и медленно, — сказал он, — опусти оружие. И сними маску.

— Что тут происходит? Кто здесь главный? — потребовал голос снаружи.

Это был Эмос.

Человек с оружием выглянул наружу и жестом подозвал меня. С надменным и гордым видом Эмос стоял посреди улицы рядом с припаркованным автомобильчиком.

— Я доктор Савин из Ройал Школум Геологикус с Мендалины. Значит, так рудники Синшары встречают своих гостей?

Я был впечатлен. Оскорблённое брюзжание выдавало в нём человека, обладающего весом в обществе. У Эмоса обнаружились актёрские задатки, о которых я и не подозревал.

— Документы есть? — спросил темнокожий мужчина, продолжая держать меня на прицеле. Банделби тоже выглянул из офиса и наблюдал за происходящим.

— Конечно! — рявкнул Эмос. — И я готов продемонстрировать их тому, у кого есть на это полномочия.

Засунув свободную руку под воротник армированной проволокой куртки, мужчина достал цепочку с отполированным серебряным значком.

— Патрульный Калейл, служба безопасности рудников Синшары. Я тут единственный, у кого есть подобные полномочия.

Эмос что-то проворчал и постучал кончиком своей инфотрости по рокритовому покрытию дороги. Набалдашник со щелчком провернулся и произвёл в воздухе над собой небольшую голограмму с основными приметами, знаком Ройал Школум Геологикус и медленно вращающимся трехмерным снимком головы Эмоса.

— Ладно, доктор, — кивнул Калейл и ткнул в мою сторону оружием: — А это что за жлоб?

— Вы думаете, что я отправился бы в путешествие к этому чёртову обломку без телохранителя? Этого жлоба зовут мистер Хорн.

— Этот жлоб пытался допросить моего приятеля Банделби.

Эмос сурово уставился на меня:

— Хорн, я ведь уже предупреждал тебя! Черт возьми! Это не Мордия, и здесь ты не на бандитской разборке!

Отчитав меня, Эмос снова обернулся к Калейлу:

— Он несколько увлекается. Слишком много тестостеронсодержащих стимуляторов. Но я нуждался в мышцах, а не в мозгах, и он оказался дешевле, чем кибер-мастифф.

«Тебе повезло, старый друг, что моё лицо скрыто маской», — подумал я.

— Ладно. Только держите его на привязи, — сказал Калейл, убирая оружие. — Предлагаю отправиться в Управление службы безопасности, где вы наконец объясните, какого рожна здесь делаете.

— А вы наконец расскажете, куда все, черт побери, подевались, — ответил Эмос.

Калейл кивнул и жестом предложил нам отправиться вдоль по улице.

— Значит, мне никому не надо вышибать мозги, доктор Савин? — произнёс женский голос.

Калейл и Банделби замерли. Медея выскользнула из укрытия на противоположной стороне улицы. При этом главианский игломет, не дрогнув, продолжал смотреть на Калейла.

— Вот дерьмо! — выдохнул Банделби.

— Это мой пилот, — невозмутимо произнёс Эмос и махнул Медее. — Не надо, Кора. Мы уже подружились.

Медея усмехнулась и, убирая своё оружие, подмигнула патрульному:

— Похоже, я вас подловила.

Калейл чуть не испепелил её взглядом и повёл нас к Управлению службы безопасности.

Управление службы безопасности размещалось на втором этаже круглого здания, расположенного на пустынной площади. Вдоль стен примерно в метре от пола был проложен страховочный поручень. Из широких окон открывался вид на площадь. Калейл щёлкнул настенным тумблером, уменьшая степень затемненности окон. В комнате стало светлее.

В центре стоял круглый рабочий стол, заваленный пустыми пакетами из-под еды и пивными бутылками. Над ним светился галодисплей. По краям консолей были прилеплены исписанные от руки разноцветные листики памяток и заметок. Вдоль стен располагались кушетки с протёртой обивкой и лежали груды мусора. Задняя дверь вела к оружейной комнате и помещению дежурного. Во влажном воздухе чувствовался запах пота и давно не стиранной одежды.

Калейл скинул армированную куртку и остался в грязной майке, которая подчёркивала его телосложение и выставляла напоказ татуировки Имперской Гвардии на его плечах.

Значок службы безопасности возлежал на его мощной груди, словно медаль атлета.

— Дай им чем освежиться, — приказал он Банделби.

Шахтёр начал расшвыривать пивные бутылки на столе, пытаясь найти те, в которых ещё что-нибудь осталось.

— Свежие тащи, — выругался Калейл. — И я уверен, что наш доктор предпочёл бы что-нибудь помягче… ну, или покрепче.

— Амасек, если можно, — сказал Эмос.

— Мне сойдёт и пиво. — Улыбаясь, Медея плюхнулась на кушетку и подобрала под себя ноги.

— Ничего, — покачал я головой.

Банделби исчез. Калейл оседлал один из стульев у стола и сложил руки на спинке.

— Ладно, доктор. Какой будет ваша история?

— Я являюсь главой металлургического департамента в Ройал Школум. Вы знакомы с Мендалиной?

— Никогда не бывал, — покачал головой Калейл.

— Прекрасный мир, известный благодаря своей академии. — Эмос осторожно опустился рядом с Медеей.

Я стоял возле окон. Уверен, что Калейл одним глазом присматривал за мной.

— Мы заняты в двадцатилетней программе, одобренной самим эрцгерцогом Фредериком и направленной на исследование внутренних переходных свойств редчайших металлов, чтобы… короче говоря, суть основной части проводимых работ не подлежит разглашению. Но полученные результаты могут повысить индустриальный уровень моторных цехов Мендалины. Эрцгерцог большой поклонник металлургии. Достаточно сказать, что он патронирует Ройал Школум.

— Ты только подумай… — пробормотал Калейл.

— Фориднум один из металлов, входящих в поле внимания нашей программы. А этот астероид — ближайший его поставщик. Администратум обязал меня посетить Синшару и собрать образцы. Кроме того, у меня есть письма от главного директора Объединённых Каменоломен, разрешающие мне понаблюдать за разработками фориднума. Не желаете ли посмотреть?

Калейл только отмахнулся.

— Также я надеялся на встречу с техножрецами, обитающими здесь, чтобы узнать их мнение об этом драгоценном металле.

— Короче, вы собираете факты?

— Научная экспедиция, — ответил Эмос.

Банделби вернулся с тремя бутылками пива и эмалированной кружкой. Он нёс их на помятой дверце от металлического шкафчика, которую использовал в качестве подноса.

— Не слишком хорош, — сказал он, вручая Эмосу кружку. — Но что ещё ожидать от пайка?

Эмос пригубил напиток без малейшего содрогания.

— Грубоват, но бодрит, — оценил он.

Калейл взял свою бутылку и сделал жадный глоток. При этом его кадык заходил ходуном.

— Боюсь, вы совершили эту поездку впустую. — Он вытер губы тыльной стороной ладони, — Император его знает, во что Объединённые Каменоломни играли, выдавая вам эти бумаги. Они же знают, что их люди отсюда убрались.

— Поясни, — сказал я.

Калейл одарил меня равнодушным взглядом.

— Эту глыбу весьма упорно перекапывали в течение девяти веков. Работёнка опасная, но приносит огромные прибыли. Как вы и сказали, Синшара богата множеством различных металлов, которые, правда, весьма трудно найти.

Он сделал ещё один долгий глоток.

— В последние двадцать лет власти стали беспокоиться из-за местных условий. Гравитационные аномалии. Синшара все ближе подходит к полю притяжения Паймбайл. По расчётам это местечко окажется вообще непригодным для жизни через каких-то восемьдесят или девяносто лет. Имперские Объединённые Каменоломни и Ортог увеличили добычу, стараясь выкачать из Синшары всё, что только можно, пока она ещё не вошла в гравитационный карман, после чего она выпадет из зоны досягаемости на следующие несколько тысяч лет. Вольные старатели тоже… Они сюда просто ордами наплывали. В последние годы старая добрая рудная лихорадка просто не прекращалась.

— Так что случилось? — спросила Медея.

— Гравь, — произнёс Банделби, расчищавший для себя место на одной из заваленных бумагой кушеток.

Он обернулся и увидел, как Медея вопросительно приподняла бровь.

— Гравитационная болезнь. — Фин нервно почесал родинку, жадно разглядывая Бетанкор. Вероятно, она была первой женщиной, которую он увидел за долгое время. Калейл вёл себя более спокойно.

— Гравитационная болезнь, — продолжал Банделби, — проблемы с весом, башка гудит, гравь… ну, вы понимаете.

— Хроническая гравитистезия, также известная как синдром Мазбура. Прогрессирующее расстройство, вызываемое гравитационными изменениями. Симптомы проявляются паранойей, нарушением координации, потерей памяти, галлюцинациями, изменениями психического состояния, включающими приступы тревоги или экстаза, иногда, в крайних случаях, неконтролируемую жестокость. Подобные состояния обычно сопровождаются гравимиастенией, остеохондрозом и лейкемией, — закончил Эмос.

— А мне-то казалось, что вы доктор металлургических наук, а не медицинских, — удивлённо распахнул глаза Калейл.

— Так и есть. Но гравитация, эта невидимая сила, является фундаментальной составляющей существования всех элементов. Следовательно, мне приходится проявлять интерес и к ней.

— Ага, понятно… Если верить предсказаниям, Синшара станет непригодной для жизни через девяносто лет. Но человеческое тело мягче, чем глыба минеральной руды. Гравь впервые проявилась примерно года два назад. Рабочие стали заболевать. Несколько случаев насилия и безумия. Вот тогда-то мы и поняли, что происходит. Имперские Объединённые Каменоломни вывели своих людей девять месяцев назад. Ортог — семь.

— Какая ирония, — произнёс Эмос. — Синшара богата минералами только благодаря экзотичности своих гравитационных полей, воздействию которых подвергалась в течение миллиарда лет своей жизни. Элементы преобразовывались и перегруппировывались здесь такими путями, которые вообще могут быть уникальны. Синшара — настоящий философский камень, друзья мои, мечта алхимика! А теперь человечество не может извлечь выгоду из его даров по той же самой причине, по которой они вообще существуют!

— Да, доктор, ирония — правильное слово, — сказал Банделби, залпом опрокидывая в себя пиво.

— Но это не объясняет, почему вы все ещё здесь, — сказал я.

— Базовая команда, — резко ответил Калейл, давая понять, что это не моё дело. — Адептус Механикус тоже убрались отсюда около трех месяцев назад. Но один из них остался. Какое-то жизненно важное исследование, которое ему надо было завершить. Вот нам и приказали остаться и приглядывать за рудниками Синшары, пока он не закончит.

Я посмотрел в окно. Если не считать мусора, площадь была абсолютно пуста.

— И сколько этих «мы», патрульный?

— Двадцать сотрудников из обслуживающего персонала. Я ответственный. Все вербовались добровольно.

— Техножрецы пообещали нам тройную плату! — сказал Банделби, явно пытаясь произвести впечатление на Медею.

— Круто, блин, — улыбнулась она.

— А где остальные? Ещё восемнадцать? — поинтересовался я.

Калейл встал со стула и бросил пустую бутылку в переполненную мусорную корзину в углу. Она отскочила и разбилась об пол.

— Шляются где-то. Здесь места хватает. То, что вы видите, — только верхушка. Как у… как же называются те глыбы замороженной воды, которые на некоторых планетах в морях плавают?

— Айсберги? — предположила Медея.

— Ага, вроде такой штуковины. Девяносто процентов рудников Синшары расположено под землёй. Этот кусок шлака слишком велик, чтобы патрулировать его, починять и заставлять тикать дальше.

— Вы поддерживаете связь с остальными членами базовой команды?

— Мы иногда встречаемся. Некоторых я не видел уже несколько недель.

— А тот техножрец, который остался? — спросил Эмос. — Где он?

— Ушёл вглубь астероида, — пожал плечами Калейл. — В карсты и шахты. Его я не видел уже несколько месяцев.

— И когда вы ожидаете его возвращения? — непринуждённо спросил Эмос.

— Никогда, — снова пожал плечами Калейл.

— А как его звали? — спросил я, поворачиваясь, чтобы заглянуть прямо в тёмные глаза патрульного.

— Бур, — сказал он. — А что?

— Что же, все это очень странно! — проворчал Эмос, поднимаясь со своего места. — Эрцгерцог будет очень расстроен. Предприятие это стоило нам времени и денег. Мистер Калейл… раз уж мы забрались так далеко, мне бы хотелось сделать хотя бы малость.

— И что же это будет, доктор?

— Можно нам собрать некоторые образцы, осмотреть выработки фориднума и полистать журналы минералогического учёта?

— Не знаю… Рудники Синшары на текущий момент считаются закрытыми. Официально.

— Ну, неужели мы просим слишком многого? Я уверен, что главный директор Имперских Объединённых Каменоломен будет рад, если вы окажете мне содействие. И его благодарность наверняка проявится в виде премиальных, когда я доложу ему об этом.

Калейл нахмурился:

— Эхе-хе. Так чего вы хотите?

— Нам нужны сутки, чтобы бегло просмотреть журналы учёта и минералогическую базу данных, и, возможно, ещё день на составление комплекта образцов из карьеров. И… кхм, а сколько потребуется времени на то, чтобы посетить фориднумные выработки? Самые последние?

— Если я задействую свой штат, то поездка в целом займёт около двух дней.

— Что же, превосходно! Всего четыре дня, и мы исчезнем.

— Даже не знаю… — сказал Банделби.

— Разве тебе не хотелось бы, чтобы я подвисла тут на несколько деньков? — спросила Медея, читая язык тела Банделби с лёгкостью опытного инквизитора и демонстрируя не меньшие актёрские навыки, чем Эмос.

— Я не могу этого позволить, — сказал Калейл. — На текущий момент это место закрыто для доступа. Распоряжение компании. Не стоит вам оставаться здесь.

— Но вы-то здесь остаётесь, — парировал я.

— Мне за риск платят.

— И могут заплатить ещё больше, — произнёс Эмос. — Обещаю вам, что доложу о вашем содействии главному директору Объединённых Каменоломен и своим давним друзьям из Адептус Механикус. Они достойно вознаградят любого, кто хорошо послужит эрцгерцогу.

— Притащи мне ещё пива, — обратился Калейл к Банделби и посмотрел на нас, выставив вперёд подбородок. — Мне надо обсудить это со своими людьми и узнать, что они об этом думают.

— Ладно, ладно, — замахал руками Эмос. — Я действительно надеюсь, что нам удастся достигнуть согласия. А тем временем нам надо где-нибудь разместиться. Здесь есть запасные койки?

— Синшара полна пустых коек с тех пор, как отсюда убрались рабочие, — с противной улыбкой сообщил Медее Банделби.

— Найди им подходящую нору, — приказал шахтёру Калейл. — А я пока соберу команду.

— Что-то тут не так. — Я снял маску и швырнул её на пол.

— Эти кровати довольно удобны, — откликнулся Эмос, регулируя напряжение в своём экзоскелете и укладываясь на матрац.

Нас разместили в душной жилой комнате, расположенной на верхнем этаже здания Комитета по социальному обеспечению шахтёров. Косые лучи света от искусственных ламп проникали с площади через обвисшие шторы. Банделби обеспечил нас тремя металлическими кроватями, промятыми матрацами и спальными мешками, вонявшими так, словно через них фильтровали дизельное топливо и квашеную капусту.

— Вечно ты беспокоишься, — сказала Медея, скидывая с себя лётный комбинезон и ногой отбрасывая его в угол. На ней остались только майка, трусики и кобура под мышкой.

Эмос тактично отвернулся.

— Моя работа состоит в том, чтобы беспокоиться. Отставить раздеваться. Мы ещё не закончили.

Медея посмотрела на меня и, мрачно нахмурившись, снова застегнула пряжку кобуры.

— Ладно, мой господин и повелитель… Что не так?

— Пальцем ткнуть, конечно, не смогу… — начал я.

— Ох! — воскликнула Медея и плюхнулась на свою кровать.

— Да все ты можешь, Грегор, — сказал Эмос.

— Может быть.

— Попытайся.

— Все эти россказни о грави. Даже если корпорации и обманулись, то Адептус Механикус не свойственно ошибаться. Любой космолог заранее способен определить, когда Синшара войдёт в поле гравитационного возмущения, представляющее опасность для людей. Император свидетель, звёздные системы движутся куда медленнее, чем мысли людей!

— Хороший довод, — сказал Эмос.

— И уверен, что ты о нем тоже уже подумал, — сказал я.

— Да, — подтвердил он. — Калейл явно привирает.

— И тебе ничего не кажется неправильным?

— Конечно, кажется, — пробормотал Эмос. — Но я устал.

— Поднимись, — резко приказал я.

Он сел.

— По крайней мере, мы знаем, что Бур все ещё здесь, — сказал я.

— Это тот парень, которого мы здесь разыскиваем? Маг техножрецов? — поинтересовалась Медея.

Я кивнул:

— Магос Бур.

— Итак, откуда вы его знаете?

— Это старая история, дорогуша, — сказал Эмос.

— У меня времени хватает.

— Он был верным союзником моего наставника, инквизитора Хапшанта, бывшего босса Эмоса, — торопливо сообщил я, пока Эмос собирался с мыслями.

Медея усмехнулась:

— Значит, старый дружок?

— Что-то вроде того.

— Итак, мы проделали дли-и-инющий путь просто ради того, чтобы повидать старого приятеля, — добавила она.

— Прекрати, Медея! — сказал я. — Пока что тебе не стоит знать некоторые подробности. В твоих же интересах.

Она издала в мою сторону неприличный звук и стала натягивать лётный комбинезон.

— Ты не пыталась связаться с «Иссином»? — спросил я.

— У моего вокса не хватает мощности, — пробурчала она в ответ, возясь с застёжкой-молнией. — Слишком много гравитационных возмущений. Но мы это предусмотрели. Могу сходить к катеру и воспользоваться главным передатчиком.

— Ты мне нужна здесь. Нам необходимо как можно быстрее получить кое-какие ответы. Я хочу, чтобы вы с Эмосом проникли в архив Администратума и проверили, можно ли извлечь что-либо из банка данных, если он ещё функционирует.

— А ты тем временем…

— Отправлюсь к отделению Адептус Механикус. Встретимся здесь через три часа. Нам необходима дополнительная информация, но в особенности нас должны интересовать сведения о местонахождении Бура.

Эмос кивнул.

— Что если нас обнаружат?

— Тебе не спалось, вы вышли прогуляться и заблудились.

— А если они мне не поверят?

— Именно поэтому Медея и отправляется с тобой, — отрезал я.

Отделение техножрецов располагалось в западном секторе рудников Синшары, в глубине запутанного лабиринта жмущихся друг к другу жилых строений и цехов, приблизительно в двух километрах от площади. Поначалу я даже не понимал, куда иду, но туннели и транспортные артерии были помечены номерными табличками и символическими указателями, и к тому же мне удалось обнаружить большую карту на ржавеющем металлическом листе, прикрученном к столбу у покрывшихся пылью общественных питьевых фонтанов.

Я покрутил краник одного из фонтанов, но тот издал только сухой хрип.

На подходе к флигелю стены туннеля, покрытые соляными разводами, были разукрашены темно-красными полосами и бесчисленными предупреждающими знаками, гласящими, что приближение к объекту без необходимых бумаг и удостоверений запрещено под страхом смерти.

Тем не менее и здесь было безлюдно и пусто. Только толстый слой пыли и горы мусора.

В конце расписанного красными полосами туннеля виднелись открытые адамантитовые ворота шлюза. Стояла зловещая тишина.

Здание отделения представляло собой колоссальную башню из обтёсанного камня, обитого листами красной стали, занимавшую отдельный кратер, сообщающийся с тем, в котором располагались рудники Синшары. Герметичный стеклянный купол накрывал мощёную площадь, лежащую между шлюзом и флигелем. Само же здание поднималось выше, пронзая купол и вырастая над краем кратера. Высоко-высоко над головой я видел синие камни и звёздную бездну за ними. В небе проносились метеоры.

В башню вёл гигантский портал, поднимающийся на высоту в три человеческих роста и обрамлённый широкими дорическими колоннами из чёрного лукуллита. Сверху на меня косился высеченный из камня образ Бога-Машины. Глаза божества должны были зловеще сверкать пламенем горящего газа, который поднимался по трубам от шахт. Но теперь они были холодны и мертвы.

И полированные металлические двери портала стояли распахнутыми.

Я вошёл внутрь. Пол огромного протирона был усыпан мелким песком. Пылинки кружились в лучах света, пробивающегося через глухие окна, расположенные под высоким сводом. Стены покрывали плотные ряды бездействующих кодиферов и матрикуляторов. Над каждым переключателем и дисплеем скопились полумесяцы пыли.

Плохой знак. Техножрецы дорожили своими машинами более всего на свете. Если бы они эвакуировались, как рассказывал Калейл, они ни в коем случае не оставили бы здесь подобного технического изобилия. Несомненно, каждый из блоков был разработан так, чтобы его можно было извлечь из своего алькова в чёрной мраморной стене.

За протироном открывался огромный зал, настоящая капелла, собор, посвящённый Богу-Машине, убертитану, владыке Марса. Пол покрывали плиты травертина сливочного цвета, подогнанные друг к другу так плотно, что между ними нельзя было просунуть и бумажного листа. Стены трехапсидного храма были облицованы гладким холодным лукуллитом. Тут остались брошенными ещё более ценные экземпляры машин. Устройства возвышались над рабочими столами, установленными шестью концентрическими кругами и окружающими центральный постамент. Все они тоже были обесточены.

Я пересёк зал и подошёл к постаменту, внутренне содрогаясь от грохота собственных шагов, эхом раскатывающихся в пустоте. Холодный свет звёзд струился через опеон, расположенный прямо над массивным грандиоритовым блоком. Огромная, омываемая звёздным сиянием голова «Полководца», древнего Титана, висела над постаментом. Её ничто не поддерживало — ни кабели, ни платформы, ни подпорки. Голова просто висела в воздухе.

Я стоял возле грандиоритового блока, как вдруг почувствовал, что мои волосы стали потрескивать. Атмосфера вокруг была насыщена статикой или чем-то подобным. Здесь действовала какая-то невидимая электризующая сила, — возможно, гравитационная или магнитная, но, в любом случае, находящаяся за пределами моего понимания. Именно она, по-видимому, и удерживала многотонный череп машины. Тихое диво, характерное для техножрецов. Даже несмотря на отключение энергии, их чудесные изобретения продолжали функционировать.

На консоли одного из терминалов — медном корпусе, наполненном мешаниной из стальных деталей, посеребрённых проводов и стеклянных ламп, — я увидел оплетённый тканью нейрокабель. Один его конец был включён в дисплей, а второй оборван и растрёпан. Дело было явно не в срочном переезде.

Мне редко доводилось вести дела с Адептус Механикус. Отдельная каста со своими законами, так же как и Астартес, и только дурак станет совать нос в их дела. Только через Бура — магоса Гиарда Бура — я имел связь с ними. Без духовенства Марса технологии Империума зачахли и распались бы, а благодаря их неустанным опытам к мощи Человечества прибавляются все новые чудеса.

И тем не менее я беспрепятственно проник в самое сердце одного из внутренних святилищ.

— Эгида запрашивает Шип. — В воксе послышался голос Медеи, сильно искажённый гравитационными возмущениями. — Во имя полураспада ил…

Связь оборвалась.

— Шип принимает Эгиду, — сказал я. Ничего.

— Шип принимает Эгиду, пустота бездыханна.

По-прежнему ничего. То, что успела сказать Медея, обеспокоило меня. «Полураспад» был словом глоссии, которое использовалось, чтобы указать на важное открытие или же смертельную опасность. Но гораздо больше меня волновал тот факт, что она отключилась. Мой ответ, если, конечно, она слышала его, означал, что её сообщение было неполным или искажённым.

Я подождал минуту.

Мой вокс без предупреждения быстро пискнул три раза. Медея прощелкала по своему передатчику невербальный код, сообщая, что не может говорить и мне надо подождать.

Я смахнул тонкий налёт пыли с одного из терминалов и, задумавшись над тем, какие тайны мог бы открыть с его помощью, уставился на изношенную, покрытую рунами клавиатуру и небольшие экранчики дисплеев из толстого, выпуклого стекла.

Немного, решил я. Жадный до знаний Эмос, может, и имел бы какой-то шанс. Много лет назад он работал вместе с Буром и, как я предполагал, накопил больше опыта в путях познания загадочных техножрецов, чем хотел признать.

Датчик перемещений внезапно защёлкал, и я напрягся, выхватывая свой короткоствольный лазерный пистолет. Устройство вывело на правую линзу моей маски сигнал о движении в семнадцати шагах слева от меня, но, когда я развернулся, точек на линзе стало ещё больше. Многочисленные сигналы возникли настолько стремительно, что накладывались друг на друга, образуя сплошные пятна. Затем в течение целой секунды, пока устройство изо всех сил старалось просчитать векторы движения целей, на линзе отражалась только стандартная строчка «00: 00: 00», а потом наконец перед моим глазом побежала плотная колонка координат.

Но к тому времени я уже понял, что обнаружил датчик.

Святилище оживало.

Терминалы быстро и последовательно приходили в действие, щёлкая шестерёнками, зажигая лампы, включая экраны, шипя поршнями. Вздохнули газовые пневмонасосы, и по сети изящных стеклянных и бронзовых почтовых труб, бегущих между стенами и консолями, понеслись цилиндры с сообщениями. На нескольких столах над гололитическими проекторами засветились голографические образы: трехмерные карты геологических пластов, графики спектроскопии, показания сонаров и бегущие волны осциллограмм. Мощная подсветка зажглась на вершине постамента под парящей головой Титана, придавая ей зловещий вид.

Я присел, спрятавшись за корпус ожившей станции. Внезапное, необъяснимое включение всех устройств обескураживало и пугало. Где-то поблизости одна из машин трещала очередями, словно древний пулемёт.

И вдруг все прекратилось. Лампы терминалов гасли. Всплеск энергии затихал. Подсветка Титана потускнела и отключилась. Одна за другой пропадали голограммы. И в темноте замирал скрежет шестерёнок и сервомоторов.

Дольше всего продолжался пулемётный треск. Он звучал ещё несколько секунд, после того как все вокруг замерло, а потом тоже резко оборвался.

В храме снова воцарились тьма и безмолвие.

Я поднялся на ноги. В этом помещении не было никаких источников энергии. Что же пробудило все эти механизмы? Причиной мог стать только какой-то внешний сигнал.

Следуя здравому смыслу и интуиции, я обошёл вокруг ближайших терминалов, отыскивая тот, что грохотал словно пулемёт. Наиболее вероятным кандидатом оказался массивный прибор, судя по всему, оборудованный прибором коммлинка. Но кнопки его панели оставались безучастными к моим касаниям.

Подчиняясь внезапному порыву, я опустился на колени, заглянул под стол и оглядел пустые крепления на месте корзины для распечаток. Сама корзина исчезла. Бумажная лента валялась прямо в пыли под столом.

Я вытащил её. Она оказалась порядка девяти метров в длину. Челюсти принтера пробили в ней перфорацию, разделяя на более короткие отрезки. Было очевидно, что этот терминал уже не в первый раз выдавал распечатки, которые никто не подбирал. Конец ленты уже начинал желтеть.

Я просмотрел напечатанное. Собранные в таблицы столбики машинного кода, расположенные плотными ровными полосами. Аккуратно расстелив бумагу на травертиновом полу, я начал скатывать её в тугой свиток.

Я уже почти закончил, когда запищал вокс.

— Эгида вызывает Шип. Во имя полураспада иллюзий, с Администратумом в сердце. Монеты падают с глаз. Многогранность и хватка подкидышей. Советую изображение напёрстка.

— Изображение напёрстка принято. Шип прорастает в сердце.

Слова Медеи объяснили мне всё, что надо было знать. Им с Эмосом удалось обнаружить что-то в Администратуме, и теперь они просили меня срочно вернуться. Нам угрожала опасность со стороны Хаоса. Никому нельзя было доверять.

Я убрал лазерный пистолет в кобуру и сунул свиток под пояс.

Выбежав из здания, я помчался по разрисованному красными полосами туннелю, на ходу скидывая с плеча армейский дробовик и передёргивая затвор.

 

Глава восемнадцатая

ИЗОБРАЖЕНИЕ НАПЁРСТКА

СПУСК В ГОРУ

ТРАНСЛИТОПЕД ГИАРДА БУРА

Глоссия не столь уж и трудна для понимания. В ней применяются подсознательные образы и «начальные» слова. Не стоит пытаться искать тайну, которой там нет. Именно поэтому она и действует столь успешно в качестве частного кода. В ней совершенно нет кодирования — по крайней мере, в математическом смысле этого слова, — и по этой причине её невозможно взломать. Глоссия построена на идиоматических выражениях и интуитивном восприятии. Устный импрессионизм. Её функции обеспечиваются использованием безразмерных, ничем не регламентированных механизмов поэзии и интимностью. За прошедшие… кхм… лучше будет сказать, увеличивающиеся годы моей работы мои друзья и помощники неоднократно посылали мне сообщения на глоссии, где использовались слова и выражения, никогда не применявшиеся ранее. И тем не менее я понимал их. Это уловка. Просто знание о том, как применять и видоизменять общий жаргон. Конечно, существуют основные правила построения фраз и использования метафор, но сила глоссии заключена в её туманной неопределённости. В идиомах. В звучности. Она родственна интуитивному сленгу эрменоев, заменивших язык оттенками цвета кожи.

Вот, например, «изображение напёрстка».

«Изображение» служит указателем на курс действий или поведения. «Напёрсток» является уточнением, раскрывающим суть и метод предлагаемых действий. Напёрсток — это такой маленький металлический колпачок, который используют во время шитья, чтобы защитить палец от стремительных, резких уколов иголкой. Он не защитил бы, скажем, от атомной бомбардировки или орды генокрадов. Но, в соответствии с идиоматическим спектром глоссии, он мог бы спасти от внезапного, стремительного нападения с небольшого расстояния. Кроме того, он тих и неприметен.

И так же бесшумно и незаметно заскользил я по туннелям рудников Синшары, направляясь к офисам Администратума. Я двигался тихо, а датчик перемещений и дробовик служили мне «напёрстком».

«Изображение напёрстка». Эту фразу как-то обронил Гидеон Рейвенор, тем самым добавив её в словарь глоссии.

Я вспомнил о Рейвеноре, лежащем в одиночестве на застеленной пластиком койке в госпитале на Трациане. И на меня снова нахлынул гнев, притупившийся за последние несколько месяцев.

Благодаря предупреждению датчика я успел спрятаться в укрытие в одном из туннелей примерно в полукилометре от площади. Скрываясь позади пустых прометиумных баков, я проследил за прогудевшими мимо электрокарами, которые направлялись к главному вестибюлю. Передним управлял Банделби. Вместе с ним ехали двое шахтёров, и ещё трое сидели во второй машине. Рабочие выглядели грязными и опустившимися.

Несколько машин стояло на площади перед Управлением службы безопасности. У дверей околачивались чернорабочие и курили сигареты с лхо.

Я проскользнул в здание Комитета по соцобеспечению через чёрный ход. Медея и Эмос уже ждали меня в выделенной нам убогой комнатушке.

— Ну?

— Мы обыскали Администратум, — сказал Эмос — Там даже заперто не было.

— А потом туда стали сползаться люди Калейла, и нам пришлось улепётывать, — добавила Медея.

Они оба выглядели напряжёнными и задумчивыми.

— Вас заметили?

Она покачала головой:

— Но их оказалось куда больше, чем двадцать, мать их растак. Я насчитала как минимум тридцать или даже тридцать пять человек.

— Что удалось найти?

— Свежих записей нет. Либо их не вели в последнее время, либо потеряли, — развёл руками Эмос. — Ничего за последние два с половиной месяца. Нет даже учётного журнала, который должен был вести Калейл.

— Он может заполнять его в офисе службы безопасности.

— Если бы он следовал официальному протоколу, то все было бы автоматически скопировано в центральный архив. Ты же знаешь, как Администратум щепетилен в вопросе хранения отчётов.

— Что ещё?

— Понимаешь, мы провели только поверхностную экспертизу. Времени было не слишком много. Но Калейл говорил нам, что Имперские Объединённые Каменоломни были эвакуированы девять месяцев назад, а Ортог Прометиум — два месяца спустя. Согласно архиву обе корпорации продолжали оставаться здесь, работая в полном составе, и три месяца назад. Нет никаких записей о случаях заболевания «гравью», равно как и зарегистрированных сообщений или докладов о самой возможности такой проблемы.

— Значит, Калейл солгал нам?

— От слова до слова.

— Тогда где же все?

Эмос пожал плечами.

— Может, стоит убраться отсюда? — Медея явно занервничала.

— Мне нужно найти Бура, — ответил я, — и к тому же мне необходимо выяснить, что же на самом деле зде…

— Грегор, — пробормотал Эмос. — Мне очень неприятно тебе об этом напоминать, но теперь это не твоя работа. Хотя, зная тебя, я понимаю, что ты столь же верен Золотому Трону, как и раньше, во всех основных смыслах, но ты больше не инквизитор. Твои полномочия больше не признаются Империумом. Ты преступник — преступник, у которого и так полно проблем.

Думаю, он ожидал, что я разозлюсь. Но этого не произошло.

— Ты прав, но я не могу вот так запросто перестать служить Императору, и не важно, кем там меня считает все остальное человечество. Если есть возможность оказаться полезным, я сделаю это. Мне не нужны ни признание, ни официальный статус.

— А я говорила тебе, что он так и ответит, — усмехнулась Эмосу Медея.

— Да, ты говорила. Правда, говорила. — Учёный снова взглянул на меня.

— Извиняюсь за свою предсказуемость.

— Постоянство убеждений не повод для извинений, — сказал Эмос.

Я достал свиток, найденный в святилище, и показал его своему престарелому научному консультанту.

— Что ты можешь об этом сказать? — И я поведал ему обо всём, что произошло в святилище Бога-Машины.

Эмос изучал бумажную ленту в течение нескольких минут, заглядывая то в начало, то в конец документа, а затем произнёс:

— Некоторые фрагменты данного машинного кода мне не разобрать. Шифр Адептус Механикус. Но… короче говоря, смотри на разрывы в тексте. Все это записи регулярных передач, идущих от объекта, находящегося за пределами поселения. Каждые шесть часов, с точностью до секунды.

— И дремлющие системы святилища пробуждаются именно к тому моменту, когда должна поступить передача?

— Да, чтобы записать её. Как долго работали машины?

Я покачал головой:

— Две, возможно, две с половиной минуты.

— А не две минуты сорок восемь секунд? — спросил он.

— Может быть.

Эмос пробежал пальцем по линии заголовка над последней таблицей кода.

— Ровно столько и продолжалась последняя передача.

— Значит, там кто-то есть? Где-то за пределами поселения рудокопов Синшары кто-то регулярно посылает сообщения Адептус Механикус?

— И не просто кто-то — это Бур. Вот код Адептус Механикус, соответствующий его имени. — Эмос промотал лист обратно и стал рассматривать самый старый, пожелтевший участок. — Он вещает уже одиннадцать недель.

— И что он говорит?

— Понятия не имею. Основной текст закодирован. Механилингва-А или С, а может, и какая-то современная переработка одного из гексадецимальиых сервиторных скриптов. Вероятно, импульс-аналог девятой версии. Я не могу…

— Ты не можешь прочесть. И этого мне достаточно.

— Хорошо. Зато я знаю, где он.

Я помедлил:

— Знаешь?

Эмос улыбнулся и подрегулировал тяжёлые аугметические очки.

— Ну, не совсем. По-настоящему — не знаю. Но могу его найти.

— Как?

Он указал на вертикальные полосы разноцветных прямоугольников, бегущих от каждой из передач.

— Общепринято, что любую трансляцию должен сопровождать спектрографический отчёт с места расположения передатчика. Эти цвета передают сжатую информацию о типе, структуре и плотности окружающих его пород. Что-то вроде отпечатков пальцев. Будь у меня хорошая карта стратов Синшары и геологический ауспекс, я смог бы разыскать его.

— Как знал, что ты нам пригодишься, — улыбнулся я.

— Так что, мы отправляемся за ним? — спросила Медея.

— Именно так. Нам потребуется транспорт. Возможно, гондола геодезистов. Сможешь управиться с ней?

— Легче лёгкого. Вот только где её взять?

— Их полно в экспедиционном ангаре Объединённых Каменоломен, — сказал Эмос. — Я видел прикрученный к стене схематический путеводитель по рудникам.

Я тоже видел план, но не мог вспомнить его в таких подробностях. Это очередной раз напомнило мне о невероятной фотографической памяти Эмоса.

— А что насчёт карты и ауспекса, о которых ты говорил? — спросила Медея.

— Любая машина старателей оборудована минералогическими или геологическими сканерами, — ответил учёный. — И нас это вполне устроит. А вот насчёт подробной карты уверенным быть нельзя. Стоит запастись ею, прежде чем отправляться в путь.

Он сел на кровать и начал настраивать что-то в информационном планшете, прикреплённом к его запястью.

— Что ты делаешь? — спросил я, присаживаясь рядом.

— Скачиваю карту с когиторума офиса службы безопасности.

— А ты можешь? — удивилась Медея.

— Это достаточно просто. Несмотря на гравитационные аномалии, транслятор в моем планшете вполне может добраться до кодифера в их офисе. Я могу создать текстовый мост и запросить картографические файлы.

— Да, да… но можешь ли ты сделать это, не имея кода доступа? — не унималась Бетанкор.

— Нет, — сказал Эмос. — Но, к счастью, я его знаю.

— Откуда?

— Он был записан на бумажке, приклеенной к краю стола. Разве вы её не заметили?

Мы с Медеей покачали головами и улыбнулись. Даже просто болтая с Калейлом и потягивая пятисортный амасек, Эмос отмечал и впитывал каждую деталь обстановки.

— Один вопрос. — Медея прищурилась. — Мы не знаем, что здесь происходит, но могу побиться об заклад, что твой друг не в ладах с Калейлом и его приятелями. Если мы нашли способ отыскать его, то почему этого до сих пор не сделал Калейл?

— Сомневаюсь, что даже опытный шахтёр увидит много смысла в подобных спектроскопических отметках. Это же код Адептус Механикус, — гордо ответил Эмос.

— Все ещё проще, — сказал я. — Они не нашли распечатки. В башне все было покрыто нетронутым слоем пыли. Не думаю, что Калейл или кто-либо из его людей бывал там. Страх перед Адептус Механикус достаточно силён. Они не знают того, что знаем мы.

Ночью они пришли убить нас.

Как только Эмос скачал карту и ещё несколько файлов с важными данными, мы решили ухватить несколько часов сна, перед тем как сделать следующий шаг.

Я проспал всего около часа и проснулся оттого, что пальцы Медеи в темноте поглаживают мою щеку. Как только я пошевелился, она плотно прижала ладонь к моим губам.

— Призраки, агрессивные, завиток виноградной лозы, — прошептала она.

Мои глаза привыкли к полумраку. Эмос храпел как ни в чём не бывало.

Я поднялся с кровати и услышал то же, что и Медея: поскрипывание ступенек лестницы, ведущей к нашей комнате. Бетанкор принялась натягивать лётный костюм, умудряясь при этом держать дверь в прицеле игломета. Я вытащил из кобуры лазерный пистолет, затем наклонился к Эмосу и зажал ему рот.

Его глаза резко распахнулись.

— Продолжай храпеть, но готовься двигаться, — прошептал я ему на ухо.

Эмос с трудом поднялся, продолжая изображать храп, одновременно подбирая свою одежду и трость.

Я был в майке. Моя куртка и датчик перемещений лежали на полу возле кровати. Времени одеваться не оставалось.

Кто-то вышиб дверь. По комнате заметались яркие синие лучи целеискателей, и короткая очередь из стаббера распотрошила матрац на моей пустой кровати.

Мы с Медеей открыли ответный огонь. Выпустив по двери примерно дюжину выстрелов, мы увидели, что два тёмных силуэта повалились назад. Кто-то закричал от боли.

Шквальная пальба из ружей разнесла окна в щепки, и нас окатил фонтан осколков стеклоцита. Одну раму вышибло из проёма. На пол полетели куски измочаленных досок.

— Назад! — закричал я, дважды выстрелив в силуэт, возникший в двери. Мимо моей головы промчалось три лазерный луча.

Рухнула задняя дверь, комнату залил поток света. Гибкая и подвижная Медея стремительно развернулась и нанесла первому из вбежавших удар ногой по лицу. Головорез вскрикнул и покатился по полу.

Через оба изуродованных проёма в комнату вламывались вооружённые люди. Я успел пристрелить двоих, но потом ещё двое набросились на меня со спины, отчаянно пытаясь вырвать лазерный пистолет из моей ладони. Я двинул одного из них коленом в пах и, когда противник отшатнулся, добил его выстрелом в шею.

Второй сжал руки на моем горле.

Я вонзил своё сознание прямо в его мозг, вызывая сильное кровоизлияние, от которого его глазные яблоки лопнули, а сам он безвольно обмяк.

Нас мутило от одуряющей смеси запахов крови, кордита и давно немытых тел шахтёров.

Изящно, словно в танце, Медея метнулась обратно к задней двери, точно рассчитанным движением воткнула локоть в лицо очередному убийце. Приём оглушил его и перешиб дыхание.

Затем Бетанкор изогнулась и ударом с разворота выкинула следующего противника из окна.

Ещё один головорез набросился на неё сзади. Я увидел, как во мраке блеснуло лезвие ножа.

Эмос медленно, но уверенно развернулся вокруг своей оси и одним ударом сломал шею человека, угрожавшего Медее ножом. Истинную мощь аугметического экзоскелета моего старого учёного слишком легко недооценить.

Снова раздалась короткая винтовочная очередь. Стреляли не прицельно. На этот раз на выстрелы ответило шипение главианского пистолета Медеи.

Я снова вскочил на ноги, и как раз вовремя, чтобы пристрелить мужчину с ружьём, входившего в дверь.

Тишина. Дрейфующие облака дыма.

На площади закричали.

— Хватайте вещи! — приказал я. — Уходим!

Полуодетые, мы пробрались вниз по ступенькам чёрного хода, сжимая в руках нехитрый скарб. На ступенях первого лестничного пролёта лежало тело шахтёра, застреленного Медеей. Рабочий комбинезон сотрудника Ортог Прометиум был пропитан кровью. На неестественно изогнутой шее виднелась бледная родинка.

— Знакомо? — спросил Эмос.

В моей голове уже начала складываться кое-какая картинка.

— Вроде у этого червяка Банделби тоже была родинка, — напомнила Медея.

Я кивнул:

— Скорее всего.

С трудом, но мы всё-таки пробились сквозь ряд беспорядочно загромождённых складских помещений и вышли наружу в переулке позади магазинов, примыкающих к зданию Комитета по социальному обеспечению. Когда мы появились, рыжеволосый шахтёр, выставленный охранять чёрный ход, удивлённо развернулся, нащупывая ружьё, висящее на его плече.

— Брось его и иди сюда! — приказал я, применяя Волю.

Он бросил оружие и подбежал к нам с остекленевшими и смущёнными глазами.

— Покажи мне свою шею! — Я снова воздействовал на него Волей.

Он отвёл свои космы в сторону и расстегнул засаленный ворот рабочего комбинезона. Мокрая родинка розовела в районе загривка.

— У нас нет на это времени! — торопил Эмос.

Топот бегущих ног уже приближался, в коридоре здания Комитета слышались громкие выкрики и ругань.

— Откуда у тебя эта отметина? — надавил я Волей на рыжеволосого.

— Калейл дал её мне, — слабым голосом ответил тот.

— Что она означает?

Моя ментальная сила лишила его возможности сопротивляться. Он попытался произнести что-то, но его душа и разум внезапно воспротивились моему призыву. Губы прошептали что-то вроде «плита», но точно разобрать было невозможно, поскольку напряжение убило его.

— Черт возьми, Грегор! Нам надо уходить! — проревел Эмос.

Словно в подтверждение его слов, из дверей вылетели два шахтёра с автоматическими винтовками наперевес. Стремительно развернувшись, мы с Медеей уложили их двумя точными выстрелами.

Безупречная память Эмоса вела нас по запутанным переулкам рудников Синшары к огромному, уродливому зданию Имперских Объединённых Каменоломен. Нас преследовали возгласы и крики, перемежающиеся гулом электрокаров.

Мы пробежали по широкому разводному металлическому мосту завода, потом мимо рокритовой сторожки, украшенной колючей проволокой, и устремились к экспедиционному блоку.

Совсем близко за нашими спинами раздавался громкий топот десятков ног.

Экспедиционный блок был установлен над зевом основных выработок и представлял собой ангар с полукруглой крышей из рифлёной стали. В железных, покрытых смазкой колыбелях под сводами ангара покоились шесть гондол старателей. Машины имели сплюснутые нос и корму и были выкрашены в серебряный и хаки — цвета Имперских Объединённых Каменоломен. Над крышей каждой из них высились ряды подвижных прожекторов, а в носовой части размещались стальные манипуляторы и тарелки локаторов.

— Сюда! — закричала Медея, направляясь к третьей от нас гондоле.

Она все ещё пыталась должным образом застегнуть свой лётный комбинезон, а я тащил в руках куртку и датчик перемещений. У нас не было времени останавливаться и одеваться.

— Почему именно она? — закричал я, следуя за Бетанкор.

— Шланги дозарядки все ещё подключены к ней, и сигнальные лампы горят зелёным светом! Отсоединяй кабели!

Я швырнул свои вещи Эмосу, поспешившему подняться на борт следом за Медеей через маленький боковой люк, а сам побежал туда, где три толстых энергетических кабеля все ещё торчали из гнёзда дозарядки судна. Как и сказала Медея, все индикаторы над ними горели зелёным.

Я открутил клапаны и освободил кабели один за другим. Последний разъём оказался слишком тугим, и мне пришлось навалиться на кабель всем своим весом. Серебристый корпус лизнули лазерные лучи. Слишком близко, почти задев моё плечо.

Я выдернул кабель и, развернувшись, стал стрелять вглубь ангара. В это время Медея завела машину. Дюзы гондолы зачихали, а потом ровно загудели.

Вокруг меня шипели лазерные всполохи и свистели заряды. Я бросился со всех ног к люку и забрался внутрь.

— Поехали! — проорал я Медее, с грохотом захлопывая люк.

— Ну же! Ну! — кричала Бетанкор, возясь с панелью управления гондолой. Перегруженные двигатели мучительно взвыли.

— Стыковка с люлькой! — отчаянно заверещал Эмос.

Осознав свою ошибку, Медея профессионально выругалась, несколько снизила нагрузку на двигатель и опустила грязно-жёлтый рычаг, торчащий из переборки по правую руку от неё. Когда открылся замок, приковывавший гондолу к её колыбели, раздался неприятный лязг.

— Извините, — осклабилась Медея.

Освобождённая гондола вылетела из своего крепления и, преследуемая ружейным огнём, вильнула вправо. Постепенно разгоняясь, судно поплыло в сторону входа в шахтёрские туннели.

Верхние уровни шахт Объединённых Каменоломен представляли собой обширные выработки, поддерживаемые рокритовыми колоннами и наполненные брошенными машинами горняков. Медея легко ударила снизу вверх по тумблерам и включила ряд прожекторов. Наш путь осветился лучами чистого белого света. Впереди, возле одной из колонн, лампы высветили крутой широкий спуск. Внизу виднелись грязные электрические вагонетки для перевозки руды и фуникулёр, предназначенный для доставки рабочих бригад в более глубокие забои.

Эмос сидел позади нас в маленьком салоне гондолы и разглядывал схемы, полученные им из офиса службы безопасности.

— Продолжайте спуск, — только и сказал учёный, когда я обернулся к нему.

Спуск длиною примерно в полтора километра местами расширялся. От выработок ответвлялись боковые туннели. Впереди за лобовым экраном все казалось черно-белым: жёсткий белый свет, проникающий в темноту, выхватывал только бледно-серые камни и пыль, среди которых изредка промелькивала друза.

Когда мы миновали ещё одно огромное скопление покорёженной техники, Медея замедлила ход судна. По указке Эмоса Бетанкор свернула в жерло практически вертикальной шахты. Эта горловина — падение пласта, если пользоваться терминологией шахтёров, — представляла собой естественное образование, возможно, древнюю лавовую трубу. Медленно вращаясь вокруг своей оси, мы спускались вниз. Пористый кварц покрывал стены сливочного цвета драпировкой, на отвалах вырастали колючие кустики вулканического стекла. Места едва хватало даже для позаимствованной нами компактной гондолы. Иногда Медея задевала или срезала стеклянные иголки, и сверкающие осколки бесшумно падали вниз.

Примерно через два километра труба поворачивала, переходя в запутанное переплетение изгибающихся труб, чередовавшихся слепыми пещерами и отстойниками. Мы словно продвигались по пищеводу к сложной системе кишечного тракта. Кварц стал проявлять больше цвета: стальная голубизна с молочными вкраплениями кальцита, красная крапчатость с блёстками оолитов. Кремнистая чёрная друза и прочий геологический мусор покрывали гладкие изгибы древнего подземелья.

Медея обратила моё внимание на маленькую коробку сканера, вмонтированную под главным петрографическим анализатором. На небольшой экран выводились практически недоступные моему пониманию размытые схемы геологических слоёв и отражения удельной плотности окружающих пород. В одном из верхних квадрантов возникли три ярких жёлтых курсора.

— Они преследуют нас, — объяснила Бетанкор.

— Кажется, они с достаточной достоверностью могут определить, где мы. Как им удаётся отслеживать наше передвижение?

— Тем же самым образом, каким мы получаем информацию об их перемещении.

— Неужели локаторы этой посудины настолько мощные?

Медея покачала головой:

— Они достаточно хорошо работают в непосредственной близости от объекта, но им не проникнуть сквозь скалу.

— Тогда что?

— Думаю, что все эти старательские гондолы оборудованы мощными маяками, вероятно встроенными в «чёрные ящики». Это необходимо как для обычных поисков, так и при спасательных операциях.

— Пойду взгляну.

Я поднялся со своего места и стал пробираться к корме гондолы, пригибаясь и держаясь за поручни над головой. Эмос продолжал напряжённо работать. Он включил минералогический ауспекс машины и проводил комплексный, полномасштабный поиск спектрографических следов, отпечатанных на листках Адептус Механикус. Ему больше не приходилось разворачивать свиток: сложные вариации цветных полос давно отпечатались в его памяти.

Раз в несколько минут он сверялся с картой и вносил поправки в курс, прокладываемый Медеей.

В задней части гондолы, между стойками, удерживающими старые дыхательные маски с прогнившей резиновой изоляцией, я обнаружил тесный проход к моторному отсеку. В него можно было забраться только ползком.

Просунув внутрь голову и плечи, я включил небольшой фонарик, который предусмотрительно снял с одной из кислородных масок. Осветив внутренности моторного отсека, я смог обнаружить широкий металлический барабан, задвинутый под антигравитационные агрегаты и кинетические гироскопы. Кожух барабана защищали печати чистоты Адептус Механикус.

Я вернулся в кабину, выбрал из подсумка с инструментами средних размеров плазменный резак и забрался обратно. Горячий синий язык резака снял кожух барабана и расплавил его пульсирующие внутренности.

Вернувшись к Медее, я увидел, что мы спускаемся в просторную пещеру, заполненную маслянистыми натёчными образованиями и сверкавшую лунным молоком и волосами ангела.

— Похоже, они уже потеряли нас из вида, — заметила Медея, кивая на корпус сканера.

Она была права. Жёлтые курсоры больше не двигались столь же уверенно, как раньше. Они метались по дисплею, стараясь вновь обнаружить наш сигнал.

В течение двух последующих часов мы прокладывали себе путь через небольшие суглинистые пещеры, мерцающие пещерным жемчугом, мимо обширных морей сланца и лапилля, между огромными сталактитами, пронзавшими туннели подобно клыкам доисторических чудовищ. Котлованы и отстойники, в которых блестела отвратительная щелочная жижа, и змеившиеся фумароли свидетельствовали о том, что теперь нас окружала рудиментарная атмосфера: метан, сера, радон и облака угарного газа. Клубящиеся выделения ещё живого сердца Синшары и газы — продукты химических и гравихимических реакций — образовывались и накапливались здесь, глубоко под землёй, лишь в незначительном количестве просачиваясь к лишённой воздуха поверхности. Корпус гондолы начал нагреваться. Мы спустились приблизительно на пятнадцать километров и начинали ощущать на себе воздействие астеносферы.

— Эй! — внезапно воскликнула Медея.

Она замедлила ход судна и развернула его, играя прожекторами. Мы находились в гипнатовой пещере, где из покрытого кремнистым известняком пола выступало несколько фигур, выточенных водой много тысячелетий тому назад. Несколько боковых ответвлений уходили либо в узкие штольни, либо, как следовало из карты, углублялись в породу более чем на двадцать метров.

— Что ты увидела? — спросил я.

— Смотри туда!

Прожекторы высветили тёмные очертания чего-то, что на первый взгляд показалось мне только неровной грудой валунов и выступами сталагмитов. Но Бетанкор решительно повела туда судно.

Находкой Медеи оказалась старательская гондола, похожая на нашу, только с гербом Ортог Прометеум на борту. Она была разбита и смята, словно старая консервная банка. Опорные стойки её кабины выпирали через металлический корпус подобно рёбрам.

— Ужас… — пробормотала Медея.

— У шахтёров опасная работа, — сказал я.

— Она здесь недавно, — произнёс Эмос, вставая за нашими плечами. — Посмотрите на тефру.

— На что? — спросила Медея.

— Это обобщающий термин для осадочных пород. Взгляните на пыль и сланец там, где лежат обломки. Наведи туда прожектор. Вон там желтовато-белая гипнатовая тефра покрывает все вокруг, но она обожжена и оплавлена прямо под местом аварии. Дым фумаролей, мимо которых мы пролетали, оседает здесь и покрывает все налётом окислов. Держу пари, что не пройдёт и месяца, как осадки заметут окалины и покроют обломки.

— Открой люк, — приказал я.

Подземная атмосфера казалась обжигающе-горячей, и я взмок от пота в тот же миг, как выпрыгнул из люка. Я не слышал ничего, кроме собственного дыхания под душной маской. Обойдя нашу гондолу спереди и встав в лучах её прожекторов, я увидел Эмоса и Медею в освещённой кабине. Их лица тоже были скрыты кислородными масками.

Я махнул им и двинулся дальше по пыльному карнизу. Я не слышал, но чувствовал, как под ногами хрустят обломки камней. Иногда мысы моих сапог задевали жеоды, которые, разлетаясь в стороны, сверкали на свету.

Форма и расположение дыр на повреждённом корпусе не оставляли никаких сомнений в том, что гондола подверглась продолжительному обстрелу из нескольких лазерных орудий. Вдоль борта зияла широкая брешь. Я посветил фонарём сквозь прореху и увидел черноту обгоревшей кабины.

Три члена экипажа все ещё оставались на своих местах. Под воздействием кислотного воздуха их тела превратились в усмехающиеся мумии. Сотни блестящих белых червей корчились на останках и стремились зарыться поглубже в плоть, когда их настигал луч моего фонаря. Это означало, что жаркие, влажные и загазованные внутренности Синшары вовсе не были необитаемы.

Другие пещерные твари копошились и извивались у моих ног. Длиннолапые жуки с панцирями металлического окраса и раздутые, желеобразные моллюски, стремящиеся к нежданному и богатому источнику питательных веществ.

Что-то дёрнулось рядом и ударило меня в левый бок. Я неловко упал рядом с разбитым корпусом гондолы, ругая себя за то, что не захватил датчик перемещений. На меня снова набросились. На этот раз боль возникла уже в левом бедре. Я пнул нападавшего с приглушённым маской ругательством.

Существо было размером с крупную собаку, но только более приземистым и вытянутым. Передвигалось оно на тонких задних лапах. Шкура его отливала серебром, а тупая морда служила лишь креплением для челюстей, усеянных полупрозрачными клыками. Вокруг пасти дрожали и колыхались длинные чувствительные щетинки и усики.

Существо снова бросилось на меня, в качестве противовеса высоко задрав тонкий, жёсткий хвост. Вероятно, эта тварь венчала пищевую цепочку в лишённых света пещерах Синшары. Будучи слишком крупной, чтобы пробраться внутрь обломков и дотянуться до трупов, она бродила снаружи, пожирая могильных червей и моллюсков, собиравшихся на месте крушения.

Мотнув головой, существо крепко вцепилось в мою левую лодыжку. Я почувствовал, как острые кончики его зубов пробили кожу моего ботинка.

Я сумел извлечь дробовик из чехла за спиной и практически в упор выстрелил твари в грудь. Во все стороны полетели ошмётки полупрозрачной плоти, и зверь повалился на камни. К тому времени, как мне с помощью ножа удалось разжать его челюсти, сомкнувшиеся на моем сапоге, трупоеды уже начали покрывать его тело, приступая к трапезе.

Мы отправились дальше. Проследовав мимо выступов с известковыми отложениями, гондола вплыла в следующую пещеру. У нас захватило дух от представшей перед нами красоты: стены покрывали мириады стеклянных прядей, повсюду сверкали миллиарды пещерных жемчужин.

— Там была перестрелка. — Мне пришлось перекрикивать шум рециркуляторов воздуха, откачивающих последние остатки суровой газовой смеси подземелий Синшары.

— И кто в кого стрелял?

Я пожал плечами и сел поудобнее, чтобы извлечь из своего сапога один из сломанных клыков хищника.

— Ладно, — сказал Эмос. — Думаю, тебе интересно будет узнать, что координаты пещеры с обломками гондолы точно соответствовали спектроскопическому следу в одной из трансляций Механикус.

— Когда была произведена трансляция?

— Приблизительно две недели назад.

— Значит, стрелять вполне мог и Бур.

— Бур или кто-то другой, посылавший сообщения в святилище.

— Но зачем ему было сбивать старательскую гондолу? — громко спросил я.

— Смотря что пассажиры гондолы пытались сделать с ним, — мрачно усмехнулась Медея.

— Очень странно, — приподнял свои лохматые брови Эмос.

Ещё три часа, ещё два километра вниз. Становилось чертовски жарко. Воздух снаружи насыщали облака испарений и газов. Чёрный дым фумаролей пронизывал пласты породы, словно соты. В нескольких пещерах и котлованах кипели кислотные геотермальные озера, сияющие люминесцентным свечением. Ущелья и редкие штольни полыхали красноватыми реками лавы и астеносферными котлами с расплавленными породами. Больше нам не приходилось полагаться на прожектора. Переплетения пещер освещались потоками пылающей магмы, огненными озёрами прометиума, заполнившего штольни, а кроме того, плотными, липкими занавесями и коврами биолюминесцентных грибов, процветающих в жарких туннелях подземелий. Воздушные фильтры гондолы уже не справлялись с серной вонью, а система охлаждения грозила выйти из строя. Мы вспотели. Капли конденсата стекали по голому металлу стен каюты.

— Прошу замереть на одном месте, — проговорил Эмос.

Медея отключила дюзы и опустила нас у побережья кипящего лавового озера. Из-под разломов в почерневшей корке пробивался яркий, почти неоновый свет.

Эмос сверил схему с показаниями спектроскопа, переданными минералогическим анализатором на небольшой дисплей в кабине.

— Это здесь. Отсюда велась последняя передача.

— Ты уверен? — спросил я.

Учёный одарил меня испепеляющим взглядом:

— Конечно.

— Давай медленно облетим вокруг, — обратился я к Медее.

Мы вытянули шеи, всматриваясь в лобовое стекло гондолы, шаря множеством прожекторов вверх и вниз, чтобы разглядеть, что скрывается в непроницаемой тени пещерных стен.

— Что там? Туннели?

— Судя по показаниям ауспекса, их протяжённость может составлять несколько сотен метров. Боже-Император, похоже, они невероятно древние! — Медея вытерла струйку пота, заливавшего глаза.

— А что прожектора высветили вон там?

Эмос поглядел туда, куда я указывал.

— Миндалины, — ответил он. — Впадины, заполненные кварцем или другими вторичными полезными ископаемыми.

— Ясно, — кивнула Медея, отвинчивая крышку на фляге с водой. — Раз уж ты все знаешь, то что вот это такое?

Она показала на совершенно круглое отверстие, вырезанное в камне дальней стены. По моим прикидкам, длина его диаметра приближалась к тридцати метрам.

— Ну, я… очень странно, — забормотал обескураженный Эмос.

— Подойди ближе, — приказал я. — Это искусственное образование. Форма слишком правильная.

— Что, чёрт возьми, могло проделать такую дыру? — недоумевала Медея, направляя судно внутрь туннеля.

— Промышленный бур мог бы…

— Так глубоко? Настолько далеко от шахт? — Я прервал Эмоса на полуслове. — Посмотрите на это. На такой глубине могут функционировать только герметично закрытые машины, вроде нашей гондолы.

— И то с трудом, — зловещим тоном прокомментировала мои выводы Медея.

Она не сводила глаз с показателей герметичности корпуса. Янтарные руны то вспыхивали, то выключались.

— Глубоко, — сказал я, глядя на дисплей с показаниями передних сканеров. — Уходит настолько, насколько мы можем просканировать и дальше, при этом сохраняя форму и размеры.

— Но он же прорезан в вулканической породе, сорок километров батолита! Это же цельный антрагат! — В слабом старческом голосе Эмоса зазвучали нотки смущения.

— Я улавливаю толчки, — внезапно произнесла Медея.

Иглы на вращающемся сейсмографе дёргались уже больше часа, поскольку на этой глубине подземная поверхность не была стабильной. Но сейчас они просто обезумели и метались из стороны в сторону.

— В них есть ритм, — сказал Эмос. — Это не тектонические толчки. Слишком регулярные… почти механические.

Я задумался на мгновение, прикидывая варианты.

— Отправляемся вглубь шахты, — решил я.

Медея посмотрела на меня так, словно надеялась, что ослышалась.

— Полетели.

Прорезанная в вулканической породе шахта оказалась настолько идеально круглой, что становилось страшно. Стремительно спускаясь по этой трубе, мы увидели, что внутренняя её поверхность была оплавлена и казалась покрытой каменными потёками с прорубленными в них расходящимися бороздами.

— Это сделано плазменным буром, — сказал Эмос. — И, что бы ни пробивалось здесь, его конечности оставили следы на стенах до того, как те остыли и затвердели.

Труба иногда изгибалась змеёй, но сохраняла цилиндрическую форму. Повороты были длинными и плавными. Несмотря на это, Медея всё равно осторожничала, входя в них. Сейсмограф продолжало трясти как в лихорадке.

Я извлёк галоперо и приписал одну фразу под схемой распечатки.

— Ты не мог бы преобразовать это в простой машинный код? — попросил я Эмоса.

— Кхм… — Он посмотрел на запись. — Vade elquum alatoratha semptus… У тебя хорошая память.

— Так ты можешь это сделать?

— Конечно.

— Что там такое? — поинтересовалась Медея. — Какое-то колдовство?

— Нет. — Я улыбнулся, а Эмос приступил к работе. — Нечто вроде глоссии. Приватный язык, который не использовался уже довольно давно.

— Готово, — произнёс Эмос.

— Загони это в вокс-транслятор и поставь на непрерывный повтор, — сказал я.

— Надеюсь, что сработает, — вздохнул Убер. — И надеюсь, что ты прав.

— Просто сделай это.

На панели управления запищали датчики сканеров.

— Мы приближаемся к выходу из туннеля! — воскликнула Медея. — Ещё километр, и мы влетим в огромную пещеру!

— Подавай сигнал! — приказал я своему престарелому помощнику.

Мы не были готовы к тому, что предстало перед нашими глазами. Массивная металлическая машина в виде трубы тридцати метров в диаметре и семидесяти метров в длину, с огромным плазменным буром в носовой части и рядами серповидных лап, кружившихся по её бокам, словно зубья включённого цепного меча. Она выбралась из прорезанного ею туннеля и с рычанием двигалась по кластическим породам, покрывающим далёкое дно, выбрасывая плотные облака пара и перемолотого в пыль камня.

— Император храни! Она… огромна! — воскликнул Эмос.

— Во имя Золотого Трона, что это такое? — прохрипела Медея.

— Сбрасывай скорость! Сбрасывай! — закричал я, но она уже и так затормозила, пристраиваясь позади левиафана.

— Проклятье! — выругалась Бетанкор.

В корпусе гигантской установки повернулись и открылись оружейные люки. На нас уставились батареи многоствольных лазерных орудий.

Я схватил микрофон передатчика.

— Vade elquum alatoratha semptus! — завопил я. — Vade elquum alatoratha semptus!

Орудия, которые могли испепелить нас единственным залпом, не выстрелили. Тем не менее они продолжали держать нас на прицеле. Затем в кормовой части огромной машины медленно открылись тяжёлые створки люка, открывая проход в небольшой, хорошо освещённый ангар.

— Другого приглашения не будет! — сказал я Медее.

Обеспокоенно пожав плечами, она направила гондолу вниз.

Мы выбрались из гондолы под своды посадочного дока. Створки люка закрылись за нами, и тут же запыхтели насосы, откачивая едкий серный туман, круживший у наших ног.

Посадочный док сверкал начищенными до блеска бронзовыми и стальными панелями. В стыковочной люльке рядом с той, которую предоставили нашей старательской гондоле, была подвешена такая же, но абсолютно новая, выкрашенная в насыщенный красный цвет. Ещё три люльки, новёхонькие и вымазанные чёрной смазкой, оставались свободными. Герметичные стеклянные колпаки, наполненные фосфоресцирующим газом, испускали неверное мерцающее сияние, освещавшее пространство дока. Металлическая винтовая лестница с обитыми кожей поручнями поднималась к погрузочной платформе.

— Хороший знак, — сказал я. Над дверью, ведущей с платформы внутрь сооружения, виднелся круглый барельеф Адептус Механикус.

Мы вздрогнули, когда из ниш в стенах с гудением высунулись шесть механических манипуляторов. Две держали ауспексы, чтобы обнюхать гостей, и четыре нацелили на нас встроенное оружие.

— Предлагаю не шевелиться, — прошептал я.

Послышалось лязганье замка. Внутренняя дверь отворилась, и на платформу выплыла фигура в длинных оранжевых одеяниях. Вцепившись в поручень обеими руками, незнакомец посмотрел вниз и прорычал:

— Vade smeritus valsara esm.

— Vade elquum alatoratha semptus, — ответил я. — Valsarum esoque quonda tasabae.

Незнакомец откинул капюшон, обнажая механический, покрытый смазкой хромированный череп. Круглые глаза полыхали ярким зелёным светом. Под его челюстью запульсировали толстые чёрные кабели, и вокс-передатчик, встроенный в горло, произнёс:

— Грегор… Убер… Давно не виделись.

 

Глава девятнадцатая

ПУТЕШЕСТВИЕ СКВОЗЬ КАМЕНЬ

ПЛИТА

ЗАКЛЮЧЁННЫЙ

Это Медея Бетанкор, — сказал я, как только освободил руку из могучей механической хватки Гиарда Бура.

— Мисс Бетанкор… — Бур слегка поклонился. — Адептус Механикус Марса, святые служители Бога-Машины, просят вас найти приют в этом достойном аппарате.

Я собирался было прошипеть Медее, что её формально поприветствовали, но, как обычно, ей не потребовалось подсказок. Она проворно изобразила приветствие механического кулака Механикус и поклонилась в ответ:

— Да служат ваши машины и помыслы Богу-Императору, пока время бежит в своём русле, магос.

Бур захихикал — жуткий звук, когда его издаёт коробка протеза голосовых связок, — и повернул ко мне зеленые огни своих немигающих глаз.

— Ты хорошо обучил её, Эйзенхорн.

— Я…

— Да, магос, — быстро произнесла Медея. — Но этот ответ я узнала из «Божественных Основ».

— Вы читали «Основы»? — удивился Бур.

— Они входят в базовый курс обучения в лётной школе на моей родной планете, — ответила Бетанкор.

— Медея обладает немалыми способностями во всем, что касается машин, — отрекомендовал коллегу Эмос. — Она наш пилот.

— В самом деле… — Бур обошёл вокруг Медеи и без стеснения погладил её тело своими металлическими пальцами. Главианка явно заинтересовала его.

— Она знакома с путём машин, и при этом у неё нет аугметики? — снова удивился Бур.

Медея стащила перчатки и показала ему переплетения кибернетических схем, инкрустировавших её руки.

— Не могу с вами согласиться, магос.

Он сжал её руки в своих ладонях и принялся заинтересованно их разглядывать. Похожие на слюни ниточки чистого машинного масла засочились между его хромированных зубов.

— Главианка! Ваши усовершенствования… столь… прекрасны…

— Благодарю вас, сэр.

— Вы никогда не думали над тем, чтобы имплантировать себе другую аугметику? Конечности? Внутренние органы? Это… освобождает.

— Пока я справляюсь и так, — улыбнулась Медея.

— Уверен, что так оно и есть, — сказал Бур и внезапно развернулся ко мне лицом: — Добро пожаловать на борт моего транслитопеда, Эйзенхорн. И ты тоже, Эмос, мой старый друг. Могу только догадываться о причине вашего столь неожиданного визита. Итак, что же привело вас сюда? Уж не Плита ли тому причиной? Не Инквизиция ли послала вас уничтожить Плиту?

Вести о моей опале, очевидно, ещё не дошли до него, и я был искренне рад этому.

— Нет, магос, — сказал я. — Нас привело куда более странное стечение обстоятельств.

— Вот как? Когда я засёк ваш сигнал — на милом моему сердце старом коде Хапшанта, — то просто не мог поверить своим глазам. Я чуть не подстрелил вас.

— Мне пришлось рискнуть, — сказал я.

— Что ж, риск привёл вас ко мне, чему я очень рад. Следуйте за мной.

Его скелетообразные серебряные руки показали нам на двери.

Нижних конечностей у Бура не было. Он плыл на антигравитационных подвесках, и полы его оранжевых одеяний колыхались в нескольких сантиметрах над обшитой металлическими листами палубой. Мы держались в шаге позади него, двигаясь по длинному овальному коридору, освещаемому все теми же газовыми лампами, вдоль стен которого сверкали бронзовые панели.

— Эта буровая машина просто чудесна, — восхищался Эмос.

— Все машины чудесны, — ответил Бур. — А эта для меня — предмет первой необходимости, основной инструмент моей работы здесь, на Синшаре. Прежде чем я довёл конструкцию до ума, конечно, существовало несколько прототипов. Этот транслитопед сконструирован по моим проектам фабрикой Адептус Механикус на Райсе и доставлен сюда для моих нужд три года назад. С его помощью я могу путешествовать куда пожелаю в пределах этой скалы и открывать тайные пути металлов Синшары.

Магос Бур занимался металлургией в течение двухсот лет и являлся непревзойдённым специалистом в этой области. Его братья из техножрецов чуть ли не преклонялись перед его познаниями и открытиями. А до этого он работал архитектором производственных зданий в кузнях титанов на Триплекс Фалл. Из авторитетных источников я знал, что ему было практически семьсот лет. Но Хапшант иногда намекал, что Бур намного старше.

В теле магоса не сохранилось ни единого клочка живой плоти. Остаточные органические части Гиарда Бура как человека — его мозг и нервная система — были запечатаны в сверкающем механическом корпусе. Мне так и не удалось узнать, произошло ли это вследствие необходимости или по личному желанию. Возможно, как это часто бывает, столь экстремальная аугметизация стала результатом заболевания или невосполнимой травмы. А может быть, он, подобно Тобиусу Максилле, преднамеренно отверг слабую плоть, заменив её совершенством машины. Зная технофильские взгляды духовенства Адептус Механикус, последнее казалось мне более вероятным.

Мой последний наставник, инквизитор Хапшант, встретился с магосом Буром ещё на заре своей карьеры, во время выполнения легендарной миссии по защите Лекториума Центра Подготовки Руководящего Состава от ашрамов Улидора Технокузнеца. Как я уже отмечал, Инквизиция — как и большая часть священных институтов Империума — в лучшем случае испытывает затруднения в поисках общего языка с Адептус Механикус. Их могущество настолько же легендарно, насколько печально известна их замкнутость. Адептус Механикус представляет собой закрытый Орден, ревниво оберегающий тайны своих технологий. Но Бур и Хапшант развивали взаимовыгодные деловые отношения, основанные на обоюдном уважении. Профессиональная мудрость Бура неоднократно помогала моему наставнику в раскрытии важных дел, и неоднократно он платил тем же.

Именно поэтому сто лет тому назад я доверил профессиональному присмотру магоса предмет исключительной важности.

Зал управления гудящим транслитопедом был построен в виде многоярусной часовни, где командный мостик, возносившийся словно гигантская бронзовая кафедра проповедника, нависал над двумя полукруглыми рядами управляющих станций, нагруженных работой. Проклепанные железные стены были выкрашены в матово-красный цвет и украшены многочисленными образами и рунами Бога-Машины. Передняя стена была задрапирована красным бархатом.

Шесть сервиторов, покрытых пятнами смазки, работали за дребезжащими контрольными терминалами, их руки и лица подключались к системе напрямую, с помощью толстых, армированных металлом кабелей и полосатых шнуров, отмеченных печатями чистоты и пергаментными ярлыками. Светодиоды и циферблаты мерцали и пылали, а от запахов смазки и священных мазей начинала кружиться голова.

За действиями сервиторов приглядывали двое облачённых в оранжевые одежды техножрецов, сохранивших более-менее человеческий облик. Один из них был подключён с помощью трех нейроразъемов прямо к психоимпульсному модулю машины и бормотал вслух псалмы и цитаты из священного писания Адептус Механикус. Второй обернулся и поклонился, когда мы поднялись на мостик.

На месте его рта располагался опутанный проводами динамик. Он заговорил импульсами бинарного машинного кода.

Бур ответил ему подобным же образом, и в течение нескольких мгновений они обменивались плотными потоками сжатых данных. Затем Бур подплыл к медной кафедре, встроенной в ограждение мостика, и распахнул одеяния. Из его хромированного торса выдвинулись и подключились к полированным гнёздам в панели управления два подвижных нейрокабеля, напоминающих хищных кровососущих червей.

Теперь Бур тоже был соединён с психоимпульсным модулем транслитопеда.

— Мы движемся с хорошей скоростью, — сказал он нам.

Магос дёрнулся, и бархатные шторы в дальнем конце зала автоматически разошлись в стороны, открывая огромный голографический экран. Вторичные образы накладывались на основной, демонстрируя трехмерные схемы и графики энергии/скорости. На главном изображении не было видно ничего, кроме размытого, стремительно несущегося на нас пятна, пронизанного искрами голубоватой энергии.

Именно так выглядело то, что оказывалось непосредственно перед нами: скала, расступавшаяся перед устрашающей разрушительной мощью плазменного бура. Мы путешествовали прямо сквозь цельный камень.

— Думаю, пришло время объяснить, куда мы направляемся, — обратился я к Буру.

— Мы охотимся, — печальным голосом ответил Гиард.

— Вы охотитесь уже довольно продолжительное время, магос, — сказал Эмос. — К этому моменту прошло уже одиннадцать недель. Так за чем или за кем же вы охотитесь?

— И почему заброшены рудники Синшары? — добавил я.

Бур задумался, выбирая нужный блок электрографической памяти. Он практически полностью отдался эйфории психоимпульсного единения.

— Девяносто два дня назад, если не ошибаюсь, независимый старатель по имени Фарлюк, работавший по контракту на Ортог Прометиум, вернулся из долгосрочного глубинного турне по сбору проб пород и преподнёс своим нанимателям уникальную находку. Они пытались удержать это в тайне какое-то время, надеясь, как я понимаю, использовать её для собственных нужд. Это ошибочное решение обошлось им дорого. К тому времени, как они осознали свою ошибку и поделились информацией с Адептус Механикус, было уже слишком поздно.

— А что именно нашёл Фарлюк? — спросил Эмос.

— Её называют Плита. Я не видел её, но изучил фрагменты, извлечённые из тел заражённых людей.

— Извлечённые? — взволнованно выдохнула Медея.

— Посмертно. Плита представляет собой гиперплотный жеод массой приблизительно в семьсот тонн. Как я понимаю, это должен быть идеальный десятигранник. Её минеральный состав экзотичен и необъясним. И она живая.

— Что? Магос! Как — живая?

— По крайней мере, разумна. Она пронизана мерзкой грязью Хаоса. Не знаю, как долго она лежала необнаруженной в недрах этого мира. Может быть, она всегда пребывала здесь или была спрятана неизвестными ещё в предымперские времена, чтобы сохранить её… или избавиться от неё. Вполне возможно, что именно по этой причине Синшара могла вырваться из своего упорядоченного космического танца и начать дико и слепо блуждать среди звёзд. Поначалу я сам собирался найти Плиту. Один только её состав обещал обогатить нас потрясающими знаниями. Но теперь я охочусь за ней только для того, чтобы уничтожить.

— Это она развратила этот мир? — спросил я.

— Полностью. Вступив в контакт с людьми, она тут же начала искажать их умы своей пагубной властью. Поработила их. Первыми стали рабочие бригады, отправленной на её изучение Ортог Прометиум. Тут же целиком и полностью неожиданно оформился новый культ. Каждому вступающему в него во время примитивного мерзкого ритуала под кожу вживляли кусочек камня, отколотого от Плиты.

— Мы видели эти отметины.

— С ростом культа на Синшаре все разладилось. Плиту они передвинуть не смогли, но её осколки поднимали на поверхность и использовали, чтобы заражать все большее количество рабочих. Заражённые люди стали исчезать, отправляясь в паломничество в глубь шахт, чтобы поклониться Плите. Многим это не удалось. Большая часть людей просто пропала. Я пытался идти по их следам, иногда встречая сопротивление враждебных культистов, стремившихся защитить своё божество. Но первоначальные данные Фарлюка оказались неточными. Мне не удаётся найти Плиту. Боюсь, это только вопрос времени, и уверен, что культ сможет расширить своё влияние за пределы Синшары. Или…

— Или?

— Или под руководством Плиты они завершат какое-нибудь колдовство и пробудят её силы в полной мере… или помогут ей объединиться с собственным видом.

Несколько мгновений мы раздумывали над этой мрачной идеей. Эмос же спокойно ввёл пароль доступа на экране своего информационного планшета, отстегнул устройство от своего запястья и протянул его Буру.

— Это тебе поможет? — спросил Убер.

Бур уставился на планшет. Зеленые лучи его глаз превратились в яркие изумрудные точки.

— Как, именем Кузниц Варпа, тебе удалось?..

— Что это? — спросил я, шагнув вперёд.

— Расположение Плиты, — горделиво ответил Эмос.

— Как тебе удалось это заполучить? — закричал Бур, перекрыв своим голосом машинную трескотню.

— Культистам необходимо знать, где она. Сноска была сделана на картах, которые я скачал из офиса службы безопасности. До сего момента я не понимал её значения.

— Ты просто скачал её? — спросил Бур.

— Полагаю, они не думали, что есть хоть какая-то причина скрывать её. Информация даже не была зашифрована.

Бур запрокинул назад свою хромированную голову и зашёлся в визгливой пародии на смех.

— Одиннадцать недель! Одиннадцать недель я рыскал, искал и пробивал свой путь сквозь потроха этой глыбы, выискивая следы, а ответ все это время был там, наверху! Лежал на самом виду!

Магос повернулся к Эмосу и опустил стальную руку на сутулое плечо учёного:

— Я всегда восхищался твоей мудростью, Убер, и понимал, почему тебя так ценил Хапшант, но теперь я понимаю, сколь великая мудрость таится в простоте.

— Просто повезло, и ничего больше.

— Это была смелая бесхитростность, учёный! Миг прямой, чистой мысли, затмевающей все мои труды здесь.

— Ты слишком добр… — пробормотал Эмос.

— Добр? Нет, я не таков. — Огоньки глаз Бура снова расширились и засверкали. — Я проложу путь к сердцу Плиты, и тогда её отродья увидят, сколь беспощадной может быть моя душа.

Два часа спустя сервиторы Бура отвели нас в скромно обставленную каюту и обеспечили безвкусным, но питательным бульоном, не имевшим запаха, и чёрствыми, волокнистыми лепёшками. После трапезы нас снова вызвали в зал управления.

Снаружи шла небольшая война.

По тому, как утихла пульсация корпуса машины, я уже понял, что мы снизили скорость прокладки туннеля, и теперь увидел почему. Мы пробурились сквозь камень и вышли в пещеру с высоким сводом. Повсюду пылали струи газа, а озера магмы выбрасывали фонтаны пламени. На голографическом экране зала управления я видел размытое, содрогающееся изображение пещеры. По нашей машине бесшумно били лазерные лучи.

Бур был подключён к панели мостика.

— Мы обнаружили их гнездо, — сказал он. — Но они сопротивляются.

Я увидел, как к нам несутся две старательские гондолы, из открытых люков которых и вёлся огонь.

Бур кивнул одному из своих техножрецов, и по внутренностям транслитопеда прокатился визг многоствольных лазерных орудий. Одна из гондол взорвалась в сверкающей сфере, а вторая закувыркалась, горя и разваливаясь на куски.

Я понял, что на дне пещеры тоже были люди: шахтёры в армированных рабочих комбинезонах неслись вперёд, стреляя по транслитопеду.

Бур увеличил изображение, и мы увидели, что некоторые из них тащили паллеты со взрывчаткой, рассчитывая подобраться достаточно близко, чтобы повредить наш корпус.

— Ловчие, — сказал Бур.

Судя по всему, это был приказ. Раздался звон и гулкий стук, когда где-то под нами раскрылись люки, и новые фигуры стремительно влетели в поле обзора экрана.

Это были боевые сервиторы. Тяжеловесные, сверкающие серебром, они шагали на мощных, выгнутых назад ногах, выбрасывая чёрный дым из выхлопных труб. Орудия в их верхних лапах дёргались от пневматической отдачи. Они выслеживали и отстреливали культистов.

— Ловчий четыреста пятьдесят три, налево и прицелиться, — пробормотал Бур.

Все они подчинялись его прямому управлению.

Один из Ловчих развернул своё оружие и снял ещё четверых культистов. Взрывчатка, которую они тащили, взорвалась, и яркая вспышка на секунду ослепила дисплей. Когда голографическое изображение возвратилось, Ловчий уже преследовал новые цели.

— Ловчий сто тридцать и Ловчий двести пятьдесят два, развернуться направо. Противник скрывается за скоплением сталактитов.

— О Великий Император, — в ужасе произнёс Эмос. — Некоторые из них даже не защищены.

Так и было. Очень многие нападающие на нас люди не носили ни брони, ни какой-либо защиты от гибельного воздействия окружающей среды. Их одежда обуглилась до чёрных лохмотьев, а плоть была обварена и покрыта волдырями. Какая-то сила поддерживала их активность и функциональность в этой адской бездне. Ни давление, ни чрезвычайная жара, ни даже ядовитая, разъедающая атмосфера не останавливали их. Инфекция Плиты сделала из них полноправных обитателей этого подземного мира.

Волна Ловчих неумолимо шагала вперёд, и за ними по камню пещеры на своих адамантиумных ножках медленно полз транслитопед. Лазерные орудия снова выстрелили, уничтожая очередное транспортное средство — большой грузовик для перевозки руды, пытавшийся взять на таран нашу машину.

Могучий плазменный бур снова содрогнулся и разнёс на части каменный выступ, преграждавший нам путь. Несколько секунд потоки пыли застилали экран, а когда он очистился, мы увидели настоящий кошмар и узнали, как складывалась нечестивая судьба населения рудников Синшары.

Кощунственное порождение представляло собой огромную корчащуюся груду опалённой, обваренной плоти и выпирающих костей. Один за другим заражённые рабочие Синшары, даже поддавшиеся совращению братья Бура из Адептус Механикус, приходили сюда, чтобы радостно пожертвовать свою органику этой массе.

Когда транслитопед вошёл в поле её зрения, она поднялась, образуя огромного, вставшего на дыбы пятидесятиметрового червя из красной слизи и почерневшего мяса. Жуткая пасть, достаточно большая, чтобы проглотить старательскую гондолу, зиявшая в его раздутой голове, выплюнула в нашу сторону шар пылающего газа.

Транслитопед закачался, взвыли аварийные сирены, и изображение пропало. Один из управляющих терминалов под нами взорвался, отбрасывая сервитора на палубу. Зал заполнили клубы дыма.

— Какая мощь! — восхитился Бур.

Машина вновь покачнулась, на этот раз сильнее, и мы попадали с ног. Не спасли даже внутренние гравитационные системы и инерционные амортизаторы.

Изображение на экране на краткий миг восстановилось, дёрнулось, давая нам достаточно времени, чтобы увидеть, как эта мерзость свивается вокруг транслитопеда кольцами. Корпус протестующе заскрипел. На нижних палубах раздались взрывы. Металлические листы начали расходиться по швам, и несколько заклёпок вылетело из стен и палубы, словно пули.

— Бур!

— Я уничтожу его! Я изгоню его!

— Бур! Во имя Императора!

Он ничего не слышал. Все его усилия были сосредоточены на психоимпульсной связи, управляющей транслитопедом, на дирижировании Ловчими, сплотившимися в контрнаступлении на чудище. Его вера в превосходство Машины мешала ему увидеть, что грозный культ Адептус Механикус встретил достойного соперника.

Я обернулся к Медее и Эмосу.

— Пошли! — закричал я.

Мы бежали по главному коридору транслитопеда, направляясь к корме огромного аппарата, когда его закачало от ещё более мощного удара. Инерционные амортизаторы неожиданно вышли из строя, и мы снова повалились на палубу, когда землеройная машина перевернулась набок. Стеклянные кожухи газовых светильников разбились, и слабое пламя заструилось и заплясало на стенах. Затем последовала ещё одна серия сокрушительных ударов.

Мы поднялись на ноги, вынужденные теперь в качестве пола использовать изогнутую поверхность стены. Пульсирующий визг лазерных орудий к этому времени превратился в постоянный монотонный гул.

В сводчатом стыковочном отсеке горели красные аварийные лампы. При последнем ударе наша гондола вылетела из своей люльки и лежала на смятом боку, прислонившись к арке свода. Но кроваво-красный челнок все ещё покоился на своём месте.

Мы с Медеей спрыгнули с внутреннего люка на потолок дока, но Эмос закричал нам вслед:

— Я не смогу спрыгнуть!

Я понял, что он прав.

— Тогда задрай люк и возвращайся помогать Буру!

— Храни вас Император! — прокричал он, закрывая люк.

Энергетические кабели, когда-то лежавшие на палубе, теперь свисали подобно канатам. Ухватившись за них, мы стали карабкаться к люльке с гондолой. Мы уже проделали полпути, когда мир вокруг снова задрожал, и транслитопед яростно дёрнулся, выправляя своё положение. Мы с Медеей растянулись на полу, а мимо нас понеслись обломки. Я едва успел перекатиться и оттащить Бетанкор в сторону, когда наша разбитая гондола скатилась со стены, ударившись боком об пол.

Очередной рывок, и палуба с невыносимым скрежетом накренилась в другую сторону примерно на двадцать градусов. Ничем не удерживаемый челнок покатился на нас.

— Залезай! — завопила Медея. — Залезай!

Она сумела открыть боковой люк красной гондолы и наполовину втащила меня внутрь. В этот момент транслитопед накренился на тридцать градусов в другую сторону.

Незакреплённая гондола немедленно покатилась по палубе и врезалась в переборку. Я повис на руках в открытом люке.

— Проклятье! Залезай! Залезай, мать твою! — вопила Медея, изо всех сил стараясь удержать меня.

Я крякнул от натуги и задрал ноги так, чтобы мысы моих сапог оказались за порогом. Следующим рывком мне удалось втянуть себя внутрь лодки, и Медея захлопнула люк.

Вокруг все продолжало трястись и раскачиваться. Мы пробрались по низкой кабине к креслам пилотов и пристегнулись ремнями безопасности. Медея уже включала зажигание, когда транслитопед снова перевернулся, и мы закачались в своих креслах на ремнях. Шлюпка теперь висела в своей люльке вверх дном.

— Это будет забавно, — зло рассмеялась Медея.

Она послала команду на открытие створок внешнего люка ангара. Затем Бетанкор переключила двигатели гондолы на полную мощь и отсоединила стыковочные крепления.

В течение головокружительной секунды мы, вися вверх тормашками, падали камнем вниз. Затем Медея ударом по кнопкам включила дюзы и сделала петлю в воздухе. Мы разминулись с крышей стыковочного отсека, проскользнув на расстоянии, едва ли превышающем ширину ладони, и вылетели в открывшийся люк. В это время транслитопед вновь перевернулся.

Омерзительная тварь все туже сжимала кольца вокруг огромной подземной машины Бура. Она раскачивала транслитопед, и я отчётливо видел, как бронированная обшивка начинает прогибаться и ломаться. На месте нескольких выдранных из корпуса с потрохами лазерных батарей дымились пустые гнёзда. Ловчие облепили сражающихся гигантов, обрушивая на червя Хаоса неистовый огонь. Несколько сервиторов уже лежали разбитыми, после того как по ним прокатился транслитопед.

Медея сделала круг над ними, пытаясь как можно быстрее свыкнуться с особенностями управления гондолой.

— Что будем делать? Надеюсь, у тебя есть план?

— Я работаю над этим, — покачал я головой.

На гондоле Бура не было установлено никакого вооружения — я проверил это, когда мы только взлетели, — и вообще ничего, что можно было использовать в качестве эффективного наступательного оружия, кроме расположенного под носом рубки шахтёрского лазера, сохраняющего свою убойную мощь на расстоянии примерно пяти метров.

— Держи курс в глубь пещеры, — приказал я, сверяясь с показаниями геологического ауспекса.

— Бежать из боя?

— Мы не можем сражаться с этой тварью, а посему мы найдём Плиту. И вот этот сигнал должен исходить от неё.

На экране уверенно пульсировал большой курсор. Сомнений быть не могло, он указывал на нашу цель.

Культисты открыли по нам огонь, когда мы проносились над ними и углубились в длинную вулканическую пещеру. Из лавовых озёр, словно в гневе, взлетали пирокластические фонтаны, угрожая сбить нас.

И тогда мы увидели Плиту.

Она была захоронена в обсидиановом блоке, выступающем из стены пещеры, но кто-то уже проделал серьёзную работу по её высвобождению. На покрытых пеплом склонах под ней стояли тяжёлые шахтёрские гондолы и буровые платформы на антигравитационной подушке, а землю вокруг покрывали осколки обсидиана.

Как и говорил Бур, она представляла собой идеальный и гладкий, словно лёд, темно-зелёный десятигранник четырех метров в поперечнике, пылавший таинственным внутренним светом. Даже на таком расстоянии чувствовалась исходящая от него злоба. На самом краю своего ментального сознания я почувствовал раздражающее покалывание. Медея имела больной вид.

— Я не хочу подходить ближе, — внезапно произнесла она.

— Нам придётся!

— И что мы будем делать?

Я задумывался над тем, способен ли шахтёрский лазер разрезать Плиту. Но если даже и сможет, не было гарантии, что от этого будет какой-то прок. Я сомневался, что нам удастся причинить ей серьёзный урон, даже если мы на полном ходу врежемся в неё.

И тем не менее культисты как-то откалывали от неё осколки, чтобы распространять своё зло. Она была уязвима, если, конечно, каким-либо образом не позволяла снимать с неё эти осколки.

Передвинуть её куда-либо мы явно не могли.

Теперь я чувствовал шёпот Плиты в своей голове. Слов не было, — только бормотание, от которого по моему хребту пробежал холод. Коварный, неторопливый, словно геологические эры, словно ледник или тектонические сдвиги. Она говорила мягко, не спеша, аккуратно донося до меня своё соблазнительное послание. Ей некуда было спешить. В её распоряжении было все время галактики…

Резко вильнув в сторону, гондола сбилась с курса. Я вздрогнул и огляделся. С больным видом Медея перегнулась через подлокотник кресла. Её кожа побледнела, она задыхалась и потела.

— Я… не могу… — прохрипела она. — Не заставляй меня подлетать ближе…

Бетанкор достигла своего предела. Я наклонился и положил руку ей на голову.

— Спи, — мягко произнёс я, применив Волю.

Бетанкор погрузилась в милосердное забытьё. Я взял управление судном на себя.

Я возился с рычагами и чуть не уронил гондолу прямо в озеро бурлящей магмы. Мои лётные навыки не шли ни в какое сравнение с профессионализмом Медеи Бетанкор.

Но погибший отец Медеи все же достаточно хорошо обучил меня. Я промчался на небольшой высоте над расплавленной породой, поднимая за собой серный вихрь, и облетел огромную антрагатовую колонну, подпирающую неровный свод. Между мной и засыпанным пеплом берегом, где стояла Плита, оставалось последнее широкое огненное озеро.

Плита зашептала снова, но я отрешился от её призывов. Я старательно обучал свой разум противостоять Хаосу и его ментальным уловкам. Я понимал: так она и смущала слабые сознания. Так она и оскверняла, и заражала население рудников Синшары. Шёпот, бесформенные, лишённые смысла слова власти, втягивавшие людей в объятия варпа…

Неожиданно меня кольнула догадка. Мне нравится думать, что эта идея родилась из той же чистой простоты, которую Бур восхвалял в Эмосе. Великолепная, бесхитростная попытка.

Я изгнал из своего сознания беспокойство за жизни Эмоса и магоса. Отвратительное порождение уже могло разорвать на части транслитопед, оставшийся позади. Если надежды на их спасение не осталось, то я больше ничего не мог для них сделать.

Рискнув снять одну руку со штурвала, я включил вокс-транслятор, поставив его на запись. Затем, вновь сконцентрировавшись и успокоившись, я начал говорить, отчётливо и громко, извлекая слова из своей памяти. Давным-давно на своей родной планете, в мире ДеКере, будучи ещё ребёнком, я стоял в длинном зале основного школума вместе с другими учениками, дружно декламировавшими…

Загудел сигнал, предупреждающий об опасности столкновения, я успел вовремя свернуть влево и, прежде чем пронестись мимо, бросил взгляд на старательскую гондолу, всплывшую в окне кабины. Два ярких жёлтых курсора появились на дисплее ауспекса. Маяки шлюпок, вроде тех, что преследовали нас в шахтах.

Тот, который чуть не столкнулся со мной, разворачивался над лавовым озером. Второй шёл на перехват. Я тоже развернул гондолу, а потом в последнюю секунду нырнул в сторону. Он пролетел достаточно близко, чтобы я смог разглядеть герб Ортог Прометиум на корпусе. Достаточно близко, чтобы увидеть лицо патрульного Калейла через иллюминаторы рубки. Первая из шлюпок, с символом Объединённых Каменоломен на борту, едва заметным на шелушащейся от жары краске, приблизилась, перекрыв мне путь к берегу и Плите. Пилот поспешно выбил окно и теперь стрелял из лазерного карабина. Несмотря на наши суммарные скорости, я почувствовал, что несколько выстрелов нашли свою цель, угодив в фюзеляж моей гондолы. Я отвернул в сторону, отчаянно стараясь не прерывать своей декламации, сконцентрировавшись на воздушном поединке.

Я начал распевать слова, словно мантру.

И, увернувшись от гондолы Имперских Объединённых Каменоломен, оказался прямо нос к носу с Калейлом. Я резко увёл машину вбок, чтобы разминуться с ним, но тем не менее мы столкнулись и гондола затряслась. На панели управления загорелись аварийные огни. У моего судна были повреждены дюзы и снизилась манёвренность. Внизу лавовое озеро вспыхнуло, стремясь поглотить меня, но я сумел спастись, отлетев от засыпанного пеплом берега.

Все это время я не прекращал читать слова.

Гондола Имперских Каменоломен села мне на хвост, окрашивая воздух лазерными всполохами. Мы стремительно облетели антрагатовую колонну, но мне никак не удавалось избавиться от преследователя. Я попытался представить, что бы на моем месте сделала Медея Бетанкор. Или Мидас. Я замялся, чуть не сбившись с речитатива, когда обдумывал и производил отчаянный манёвр.

Вражеская гондола летела прямо позади меня. Я резко сбросил скорость и сумел с помощью стабилизационных ракетных двигателей развернуть антигравитационную машину на месте, опуская её нос перед противником, точно в реверансе. А потом включил шахтёрский лазер.

Гондола Объединённых Каменоломен оказалась слишком близко от моей кормы, чтобы успеть увернуться или затормозить. Думаю, пилот решил идти на таран, но я оказался слишком высоко. Он пролетел подо мной на полном ходу так близко, что сорвал с днища моей машины прожектора и антенны ауспекса.

Но кроме того, он пролетел прямо через сверкающее копьё моего промышленного лазера, разрезавшего гондолу Имперских Объединённых Каменоломен от носа до хвоста. Распавшись на две половины, она закружилась и упала в раскалённую добела магму.

После двух столкновений моя машина дышала на ладан. Я продолжил свою декламацию, надеясь, что краткая заминка не будет иметь значения.

Лишившись своих антенн, ауспекс ослеп, но я всё равно видел Калейла. Он мчался над озером, направляясь прямо ко мне.

Моя гондола зависла на месте. Пришло время действовать, и, поскольку я уже сделал свою ставку, пришло время для слов. Я отключил транслятор и активировал открытый вокс-канал.

— Калейл?

— Хорн!

— Не Хорн, а инквизитор Эйзенхорн.

Тишина. Он был уже в двухстах метрах и мчался на скорости, которая гарантировала нашу одновременную смерть. Я поднёс вокс поближе к губам и вложил всю без остатка Волю в одно слово.

— Нет, — сказал я.

Гондола Ортог Прометиум изменила курс и спикировала прямо в лавовое озеро. Над тем местом, где она упала, поднялось огненное облако.

Я направил свою изувеченную гондолу к берегу и приземлился примерно в двадцати метрах от Плиты. Медея застонала. Мне было страшно даже представить, какие сны наводняли её дремлющее сознание.

— Прочь из моей головы! — громко прорычал я в ответ на непрестанный шёпот Плиты.

Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы перемотать запись в вокс-трансляторе на начало и установить её на непрерывный повтор. Затем я направил его сигнал в эхолот, который при анализе пород и установлении местоположения судна обычно использовался в качестве дополнения к ауспексу. Я вертел ручки настройки до тех пор, пока мощный сонар не оказался нацелен прямо на зловещий десятигранник.

Плиту пронзили потоки ультразвуковых импульсов. Императорский Молебен Об Изгнании Варпа, зубрившийся наизусть всяким примерным школьником Империума. Невинная молитва, ограждающая от тьмы, изгоняющая Хаос. Сомневаюсь, что когда-либо её использовали столь действенно. Вряд ли мои наставники из школума когда-либо задумывались о таком применении этого простого, монотонного речитатива.

— Слова, — пробормотал я. — Твой мерзостный шёпот против моих слов могущества. Как тебе это нравится?

Я включил сонар на полную мощность. Одного только потока звуковых волн хватило бы, чтобы оглушить человека и перемолоть ему кости.

В течение минуты я напряжённо вглядывался в массив Плиты, боясь, что ничего не выйдет. Но потом шептание прекратилось. Его сменило гневное и мучительное инфразвуковое стенание, и наконец наступила агония.

Поверхность Плиты стала бесцветной, словно в одно мгновение покрылась плесенью. Она задрожала, круша обсидиан вокруг себя.

Потом её внутреннее свечение мигнуло и угасло. Десятигранник стал неотличим от окружавшего его чёрного вулканического стекла.

Когда Плита умерла, то же самое произошло и с её слугами, и с отвратительным червеобразным порождением. Удостоверившись, что Медея теперь просто спокойно похрапывает во сне, я медленно повёл повреждённую гондолу обратно, как раз вовремя, чтобы увидеть, как последние липкие останки мерзкого червя воспламеняются и соскальзывают с измятого корпуса транслитопеда. В воздух столбом поднимались чёрная зола и дым горящего жира.

Пылающие трупы культистов усеяли дно пещеры. Неподвижные Ловчие стояли среди них, ожидая следующего распоряжения.

Огромная буровая машина была измята и покорёжена, но не вышла из строя. Когда я посадил гондолу в ангар, появились техножрецы Бура, чтобы лично позаботиться о бессознательном теле Медеи.

Главный коридор машины был изогнут под странным углом. Инженеры Бура все ещё пытались восстановить работу инерционных амортизаторов.

В воздухе витал едкий дым, к которому примешивались неприятные запахи горящей плоти. Эмос встретил меня в дверях зала управления и кратко обнял. Подобное проявление чувств было для него редкостью. Бур потерял свои оранжевые одеяния. Он наблюдал за нашим столь человеческим объятием с края мостика, и его нагой, зловещий, чуждый силуэт вырисовывался на фоне пожара, бушующего среди терминалов.

— Теперь все будет хорошо, старый друг, — сказал я Эмосу.

Он с виноватым видом отстранился:

— Тебе удалось, Грегор. Удивительно! Я… я не хотел проявить непочтительность…

Иногда мне хочется уметь улыбаться. Я слишком устал от безразличной маски, дарованной мне Горгоном Локом.

Подкрепляя слова мягким воздействием Воли, я произнёс:

— Я не увидел в этом непочтительности.

Эмос застенчиво улыбнулся и в смущении отвернулся.

Зашипев антигравитационными подвесками, ко мне плавно подъехал Бур и, к моему удивлению, тоже обнял меня. У него это получилось неловко и неуклюже, и его механические руки не могли передать душевной теплоты. Мне стало тогда ужасно горько за него. Его человеческое нутро было тронуто произошедшими событиями. Он увидел и скопировал невольный порыв Эмоса. Я думаю, что в то мгновение ему отчаянно захотелось снова стать человеком. Но только на мгновение. И протезы его рук передавали не больше эмоций, чем тогда, когда он впервые поприветствовал меня.

Бур отпрянул в сторону, опустив руки. Зеленые огни его глаз заходили в глазницах взад-вперёд, присматривая за ремонтными бригадами, исправлявшими повреждения.

— Я никогда этого не говорил, — начал он. Несмотря на все старания, механический голос звучал невыразительно и холодно. — Хапшант. Он был высокого мнения о тебе, Эйзенхорн. Как-то раз он сказал, что верит — у тебя впереди блестящая карьера и ты превзойдёшь его. И, мне кажется, он был прав.

— Благодарю, магос.

Он снова посмотрел на меня. В его глазах заплясали крошечные искорки изумрудного огня.

— Ты так и не сказал, что же тебя привело сюда.

— Недавние трудности, магос, отвлекли нас.

— Да. Но тем не менее ты так и не сказал…

— Вначале я должен рассказать об обстоятельствах, изменивших мою жизнь, магос. Я не стану ничего утаивать в надежде, что ты сможешь понять и не изменишь своего мнения обо мне. Но сначала… Сто лет назад я кое-что оставил на твоё попечение и изучение. Мне хотелось бы снова увидеть это.

Было даже забавно — словно сработал какой-то кармический закон. Конечно же, я не верю в такие вещи. Бур зарывался под землю и прокладывал туннели в самом сердце Синшары в течение одиннадцати недель только для того, чтобы Эмос мимоходом показал ему местоположение Плиты. А мы спустились в глубокие шахты и искали Бура только для того, чтобы узнать: то, за чем я прибыл на Синшару, все это время было благополучно заперто в глубине святилища Адептус Механикус.

Искалеченному транслитопеду потребовалось тридцать часов, чтобы пробраться к поверхности. Как только мы пробили синюю корку гипната в выработках Имперских Каменоломен, я отправил Эмоса и Медею к катеру, дав им поручение связаться с Биквин и остальными членами моей команды, все ещё дожидавшимися на борту «Иссина», вставшего на высокий якорь.

Я очень надеялся, что за время моего отсутствия они не наделали глупостей.

Бур проводил меня в святилище. Его лёгкое касание передало системе код, оживило помещение и осветило длинные коридоры по обе стороны от часовни Механикус. Когда он повёл меня по одному из них, осветительные пластины все ещё разогревались после столь длительного простоя.

Магос вставил нейрокабели, растущие из его груди, в отверстие на стене и отомкнул замок. Тяжёлая бронированная дверь скользнула в сторону. За ней последовала вторая, а потом и третья — прочная диафрагма, ушедшая в стену со звуком вкладываемых в ножны мечей.

— Вот то, что ты хотел увидеть, — произнёс Бур. — Он оказался весьма информативен.

— Я просмотрю твои записи позднее, магос, — сказал я. — А пока оставь меня с ним наедине.

Бур ретировался.

Ощущая на себе тошнотворное покалывание антиментальных полей, я перешагнул через порог диафрагмы и спустился по трём решётчатым ступенькам в камеру. Стены, потолок и пол сплошь покрывали кристаллики льда. Слышалось потрескивание синаптической энергии.

— Привет, Эйзенхорн, — произнёс замогильный голос из вокс-динамика.

Он доносился из ларца, установленного в базальтовом блоке посреди комнаты. И устройство, и камень под ним также покрывала корка льда. По открытой крышке ларца, мерцая, носились крошечные огоньки.

Я собрался с силами и произнёс:

— Понтиус Гло. Вот мы и встретились снова.