I

Место: Формал Прайм, Миры Саббат, 251.M41

Апотекарий Утропий раскрыл крепления на шлеме модели «Корвус» и без труда снял его с брата Базилиона. На лице космодесантника не было застывшей гримасы, в глазах не было ни страха, ни удивления, ни ужаса, только непоколебимая, спокойная уверенность; только пронзительный взгляд и героическое самопожертвование, только верность долгу и цели.

Без лишних слов Утропий передал шлем Клеону, который поднял его перед собой обеими руками в латных перчатках, словно собирался поцеловать, а после закрепил слева у себя под мышкой. Он пристально смотрел в лицо Базилиона, гадая, знал ли боевой брат перед самой своей смертью, что преуспел.

Апотекарий снял с пояса древнюю флягу, которую до него носили поколения апотекариев. Узкий ромбовидный сосуд из серебра местами потускнел, помялся и покрылся пятнами, но на его швах и пробке все еще виднелось золото, как и на тщательно исполненном из тех же металлов образе Великого Йоргоса. Он, первый из Железных Змеев одаренный этим именем, стоял на гравировке, вооруженный великолепным гарпуном, воздев его высоко над плечом, как дротик, надвигаясь на огромного атакующего чорва. По поверхности фляги от мускулистых боков и хвоста твари, бешено извивающейся перед лицом неизбежной смерти, расходились гигантские водные валы золотистого цвета.

Утропий открыл флягу, склонился над павшим и начал окроплять его лоб священными водами Итаки. Он наносил ритуальные знаки правой рукой и напевал святые слова, которые даруют покой душе боевого брата и направят к Богу-Императору, на службе которому погиб Базилион.

Когда он закончил, Клеон отвернулся к чистой, гладкой, отполированной стене из скалобетона позади себя. Положив шлем Базилиона рядом с телом, он поднял свой мелтаган. Две минуты спустя в стене возникла почти идеальная ниша с гладкими и симметричными краями, плотно охватившая «Корвус», который тот носил, будучи Железным Змеем.

Первый обряд был завершен: в соответствии с обычаями Железных Змеев апотекарий зашил глаза и рот Базилиона, чтобы тот не мог ни видеть, ни пить, и приступил к работе над рукой.

 

II

Острый луч всепоглощающей черноты распространился, высосав свет из воздуха и с каждой поверхности.

Рабочие поняли, что происходит нечто странное, когда их окутала темнота — не обычный чернильный мрак, но что-то более зловещее, что-то обратное свету, а не просто его отсутствие.

Потом пропал звук. Постоянный гул и визг дрели и режущих инструментов достиг крещендо, после чего затих, но вибрация от разрезаемых, прокатываемых, проклепываемых и монтируемых скалобетона и пластали не прекратилась. Разные частоты нескончаемо наслаивались друг на друга, формируя все более отталкивающие волновые картины, от которых лопались барабанные перепонки, а жидкость в глазных яблоках дрожала, мутнела, кристаллизировалась и, наконец, разбивалась вдребезги.

Затем что-то закричало. Это был басовитый, раскатистый вопль — слишком низкий, слишком хриплый, слишком громкий для человеческого горла. Он искажался текущим из трещины темным воздухом и устремлялся в недостроенные подземные конструкции, которые должны были сформировать основание нового квартала улья.

Уже были собраны и исследованы образцы грунта, выкопаны ямы, забиты сваи, залит фундамент. Намечался бонус за досрочное закрытие контракта. Шло давление со стороны наблюдателей Администратума и старейшин улья. Первоклассные складские помещения и небольшие жилые отсеки, на одного-двух обитателей, были в дефиците и пользовались высоким спросом, так что Империум ждал результатов. Работу ускорили, смены удвоили, проверки в лучшем случае были поверхностными, кого надо — подмазали. А потом на раскопках что-то отрыли.

Они назвали это «Трещина» и пытались подобраться поближе, чтобы заполнить, заткнуть, накрыть её, остановить волну черноты, заставить тьму вернуться туда, откуда она выползла. Никто не решался предположить, с чем они столкнулись, и откуда это взялось, никто не решался озвучить их страхи — потому что ничего не знал. Существовали легенды об эмпиреях, но они были скорее мифом, чем реальностью, и даже в этом случае были далекой, невозможной вещью.

Администратум послал за милицией улья. Ничего другого не оставалось.

Первое вторжение варпа, первый тонкий луч не-света, убил две сотни строителей, возводивших опорные стены, которые должны были стать дюжиной подземных этажей улья, глубокой основой гигантского каркаса, на который планировалось нарастить надземные этажи. Больше половины из них погибло, когда чернота прорезала завесу, отделявшую одну реальность от другой, где варп встретился с реальным пространством. Она пробила рваную щель в пространстве и времени, а затем соединила их.

Другая половина погибла, завлеченная обещаниями огромного финансового вознаграждения и героических сказаний в их честь, одев на себя немногим больше стандартного защитного снаряжения строителей, предназначенного для защиты головы и конечностей от станков, падений и обрушения стройматериалов. От варпа или его обитателей она защитить не могла, но они не знали о варпе, и с легкостью поверили в россказни о естественном, хоть и редком, геологическом явлении.

Когда двумя днями позже прибыла милиция улья, оставшаяся часть рабочей силы уже сбежала, и остался один только прораб, забаррикадировавшийся в одной из построек рабочего поселка. Он соорудил сложную структуру из деталей кроватей, столов и стульев, составлявших основу меблировки рабочих времянок, — замысловатое гнездо, в центре которого выживший и свернулся в позе зародыша.

— Вытащите его оттуда, — приказал сержант, старший по званию, после неудавшейся попытки привести штатского в чувство, наорав на него. Задача, однако, оказалась непосильной — структура была великолепным инженерным подвигом, прочнее, чем выглядела, и функционально непроницаема. Что, впрочем, никакого значения не имело. Человек обезумел, варп и увиденные бессмысленные смерти превратили его сознание в безразличную жижу. Они умерли. Они все умерли — его товарищи, братья, работники и друзья. Все умерли.

— Сражаться здесь не с кем, — объявил сержант.

— А это тогда что? — спросил капрал, одновременно поднимая свой старый, оставшийся со времен Гвардии длинный лазган к плечу и заглядывая в прицел. Что-то маячило в устье Трещины. Что-то живое.

— Какого Трона? — сопровождавший тварь порыв черного воздуха исказил его голос, и спустя доли секунды в чудовище стреляли из полудюжины стволов.

Некоторые лаз-выстрелы попали в кромешную черноту и взорвались фейерверком, рассыпавшись дугами плотных серых безвредных искр. Некоторые замедлялись до тех пор, пока вовсе не остановились, побледнели и угасли в тяжелом, насыщенном воздухе. Только тяжелые заряды двух автоганов попали — из одного от бедра палил сержант, другим владел старейший член подразделения, бывший имперский гвардеец, которому не под силу было уйти в отставку и вернуться домой, — и то лишь потому, что зверь вылезал из эфира всего в нескольких метрах от них.

Тварь была нездорового вида, около метра в холке и полуметра в ширину, с пятью неравными костлявыми конечностями и желатинообразным, приспущенным, словно наполовину заполненный пузырь, телом. У нее было несколько отверстий, которые могли служить для дыхания, поглощения пищи, слуха, общения или удаления отходов — по их внешнему виду ничего нельзя было сказать наверняка, разве что ни одно не напоминало глаз.

Два заряда попали в туловище, третий и четвертый оторвали крупнейшую конечность, что заставило чудовище пошатнуться, а после истечь смесью ихора и какой-то зеленой, напоминающей желчь, жидкости, который оказалось гораздо больше, чем можно было ждать от такого маленького создания. Оно, без сомнений, издохло, но, тем не менее, одного из милиционеров вывернуло при виде твари наизнанку, а другой сразу же лишился чувств.

— Нам определенно нужны стволы посерьезней, — заметил гвардеец.

— Когда обращаешься к сержанту… — начал заводиться капрал.

— Заткнись, — вмешался сержант и повернулся к солдату. — Мы можем вызвать другие подразделения, и…

— Эта штука пришла из эмпиреев. Нам нужны боеприпасы другого толка. Всё это точно за рамками наших возможностей.

— Что ты имеешь в виду? — спросил сержант.

Солдат поднял бровь.

— Святой Император! — дошло до сержанта.

— Вам следует вернуться во дворец губернатора и убедить отправить через астропатов срочный запрос поддержки, — продолжил солдат. — Нам нужны Адептус Астартес, а пока они сюда добираются, лучшее, что мы можем — это построить обалденно большую стену и молиться Богу-Императору Человечества.

— Император защищает! — вставил капрал.

— Охрененно надеюсь на это, — солдат зачехлил свой автоган и побрел прочь.

 

III

Апотекарий Железных Змеев Утропий сломал печать на левой латной перчатке Базилиона. Правая рука отсутствовала по плечо, но это не имело значения. Базилион всегда отдавал предпочтение шуйце; и было правильно почтить его при помощи левой, почти нетронутой перчатки, пусть даже весь плечевой сустав был выдран из брони, плечо вывихнуто, мышцы шеи, руки и спины порваны, а растерзанная плоть висела рваными, обескровленными полосами.

Апотекарий снял перчатку — она уцелела, если отбросить несколько поверхностных царапин и вмятин — и передал Клеону, который некоторое время подержал её обеими руками перед лицом, а после упаковал для обратного пути на Итаку, когда они исполнят здесь свой долг. Утропий уже окроплял священной водой нетронутую, перевитую мышцами левую руку Базилиона, такую же идеальную в смерти, как и в жизни, только бледную и неподвижную. Утропий держал ладонь в своей, лил воду, затем вновь пристегнул флягу к поясу и нанес символы той же рукой, все еще удерживая длань боевого брата.

Слова ритуальной молитвы отчетливо раздавались над почившим, как и над всяким Железным Змеем, уже встретившим свой конец на службе; как и над всяким Железным Змеем, который еще встретит свой конец, исполняя долг пред Императором Человечества. Наконец, Утропий сшил пальцы левой руки Базилиона вместе, чтобы он никогда больше не мог держать оружие, чтобы его душа никогда не стремилась в бой и не сражалась в битве, чтобы всё закончилось вечным миром.

 

IV

Первыми к Трещине начали стекаться дураки — любопытствующие глупцы, услышавшие подсознательный зов эмпиреев. Они приходили глазеть и дивиться — и умирать. Некоторые упивались манящим не-светом, поглощенные убийственной интенсивностью, и шли прямиком под его лучи. Ни сами они, ни кто-либо еще не был в силах им помочь.

Милиция улья создала оцепление, которое нарушали вновь и вновь, и сотни строителей были привлечены к созданию оборонительных препятствий и стен многометровой высоты и толщины.

Верующие приходили молиться… Как паства Бога-Императора, так и язычники.

Прошли месяцы. Великий, блистательный улей распространился на восток, подальше от Трещины, обтекая ее. Огромный проект покрыл сотни квадратных километров, зарылся на три метра вглубь и взлетел на пятнадцать вверх, стройка велась на пике планетарных экономики и благосостояния, и отражала все, что та могла предложить. Наивно было думать, что Трещина может положить этому конец. Ничто не могло остановить поступь человека.

 

V

Прошли месяцы. Трещину запечатали таким количеством скалобетона, что слой получился совершенно непроницаемым.

Стройка переехала, оцепление сняли, все завесили брезентом и временными щитами с рекламой новых кварталов для отвода глаз. Не на что было смотреть.

Однако, кое-что нашлось для верующих, достаточное, чтобы остаться. Что-то свое для культиста, хаосопоклонника, последователя Губительных Сил. Обещание.

Слово распространилось всюду, и они приходили, в основном, по одному или парами, в это странное, запретное место, увлеченные обещанием светлого будущего, сотворенного руками человека. Они приходили, молились, приносили жертвы и истязали себя, и учили друг друга всему, что знали.

Они обращались к Трещине, и говорили с тоннами скалобетона, отделявшими их от варпа, но долгое время ничего не происходило.

 

VI

Подразделению апотекария Утропия, состоявшему из него самого и боевых братьев Базилиона и Клеона, понадобилось двадцать два месяца на путешествие с Итаки. Губернатор не ждал их, он почти забыл об отправленном запросе, а когда вспомнил, то почувствовал себя глупцом, поверившим словам старого гвардейца, который предположил, что кровь варпа стекает в его город-улей. Что гвардеец мог знать о варпе?

Была какая-то паника. Были смерти, но ведь это стройка; несчастные случаи неизбежны при работах такого масштаба. Несчастные случаи на производстве, не более.

Явившиеся космодесантники повергли губернатора в ужас, такой же, как и угроза варпа, и, когда они настояли на осмотре места происшествия, перечить он не решился, каким бы дураком себя ни ощущал. Их было по меньшей мере трое, огромных и внушающих трепет — ведь губернатору до того никогда не доводилось видеть подобных воинов. По крайней мере, он избежал унижения от встречи с целым отделением, которое могли прислать по ложной тревоге.

 

VII

Кровь стекала за спину Базилиона. Правые руку и ногу оторвало почти начисто, а левое плечо было разодрано и выбито из сустава. Воздушные фильтры его брони смялись или разбились полностью, задняя бронепластина перемешалась с плотью, верхний край кирасы погнулся и треснул, несмотря на почти незатронутые соединительные манжеты на шее и запястье. Сам нагрудник сохранил первозданный вид, за исключением пленки скалобетоновой пыли; нигде ни царапины, ни пятнышка.

Клеон снял шлем и встал почетным караулом над Базилионом и Утропием, а апотекарий склонился над трупом, ноги по обе стороны от пояса его боевого брата, и потянулся вниз. Он не думал об отсутствующей правой или перекрученной левой ногах Базилиона. Он не думал о звере.

Апотекарий делал то, чему был обучен: сконцентрировался на словах, которые декламировал, извлекая геносемя из груди Базилиона — наследие Железных Змеев, которое делало будущее возможным.

Он наложил последние бинты на рану в груди Базилиона, и совершил нужные жесты левой рукой, держа в правой редуктор.

Потом он ушел. Базилиона больше не существовало. Павший покинул свое тело в тот же миг, что было извлечено его геносемя. Теперь от него ничего не осталось, только шлем в месте последнего упокоения, и ещё перчатка, силовой меч и геносемя, которым суждено было вернуться домой.

 

VIII

Никто, кроме собравшихся вокруг нее культистов, не знал, что Трещина начала проникать за построенные вокруг нее стены. Те, кого не убила первая концентрированная нить не-света, были от нее в восторге, варп загадил их разум, обратил их к Хаосу. Они вскрыли тела мертвых еретиков, которые оказались неверующими, мошенниками, ветреными самозванцами, и жадно накинулись на необращенную, не сумевшую измениться, плоть.

Их голод был утолен, и, делая следующий шаг навстречу проклятию, они с новыми силами окунулись в слабые лучи не-света, с энергией и знанием дела. Женщина ступила за крутящийся горизонт кромешной черноты, и принялась монотонно выплевывать из себя череду жестких, гортанных, непостижимых звуков. К ней присоединился молодой человек, чей голос был ниже ее, что привело к диссонансу. Третий голос влился в хор, за ним четвертый, и так продолжалось, пока все паломники не присоединились к песнопению, каждый с чуть разнящейся тональностью и ритмом, отчего диссонанс ширился, расщеплял воздух, что было видно по разделяемому не-свету.

Белый свет расщепляется на цвета радуги, так же вел себя и не-свет. Штрихи плотного, бездонного серого цвета отделились друг от друга, задрожали и повисли в воздухе неровными полосами, вибрируя на разных частотах. Встречаясь, они словно отталкивали друг друга, как будто железная стружка под действием магнитного поля. Каждая частота, каждая лента коверкала проходящий через нее звук песнопения, усиливая диссонанс, создавая какофонию, от которой трещина в массивной стене из скалобетона росла и ширилась с угрожающей скоростью, пока кусок стены, восьми метров в высоту и пяти в ширину, не изрезали вдоль и поперек под всевозможными углами сплетенные лучи не-света.

Один из лучей начал срастаться в обжигающе яркий стержень не-света не толще иглы, который упал на ближайшего распевающего послушника, женщину, с которой начался нечестивый обряд. Из ее глотки полились нечеловеческие слова, глаза остекленели, а из носа и рта закапала черная кровь. Не-свет падал на ее лицо и запястья неровными линиями, когда она склонилась пред алтарем, которым была эта новорожденная Трещина. На коже начали появляться ожоги и волдыри, а потом она задымилась и покрылась следами прижигания, когда не-свет вырезал ей глаза из глазниц и отсек запястья. Другие последователи с молитвами наблюдали за тем, как все больше пучков срасталось и приближалось к ним, в блаженстве повышая голос.

На работу у пучков лучей не-света ушли часы, на расчленение, выхолащивание и потрошение послушников до состояния скелетов с голосовыми связками, распевающих нескончаемый гимн Хаосу.

Когда космодесантники отказались от его общества на своем пути к участку, губернатор с облегчением послал вместо себя капитана стражи улья.

Капитан в судорогах повалился на землю, когда они приблизились к Трещине, и увидели, что произошло с послушниками. Те воспевали неделями посреди собственной разлагающейся плоти, смрадные черепа поддерживали очищенные хребты, скрежещущие, гортанные звуки по-прежнему вытекали из их жалких глоток.

Изрешеченная пучками не-света, терзаемая тьмой, расщепленной на мириады оттенков серого, скалобетонная стена, казалось, пульсировала и изгибалась под нарастающим неумолимым крещендо голосов.

— Значит, не пустяки, — прокомментировал Утропий.

— Это никогда не бывают пустяки, брат мой, — ответил Базилион, поднимая свой силовой меч, чтобы прикончить поющие трупы одного за другим.

Когда не-свет попал на оружие, оно задрожало и загудело в руках космодесантника. Чернота как будто не отразилась от идеально отполированной поверхности меча, а впиталась в нее.

Отсечение позвоночников никак не повлияло на целостность трупов или их вокальные способности, и Базилиону пришлось крушить головы, ломая черепа и челюсти, но несломленные твари-мертвяки продолжали петь.

Утропий приставил к плечу свою лазпушку и выпустил короткую очередь в одно из тел, самое крупное в группе, в прошлой жизни бывшее мясником, выше двух метров ростом и весившим два центнера. Лаз-выстрелы потухли рядом с трупом с шипением и искрами, а те, что все же достигли стоящей в не-свете цели были ей поглощены и неким образом обогатили ее, сделали более зловещей.

Труп мясника покачал черепом и выпрямил позвоночник, будто распрямился во весь рост, вздохнул полной грудью и принялся издавать звуки своей мертвой глоткой еще громче и настойчивей.

— Только огнестрельное оружие, — отметил Утропий, снял с плеча лазпушку и потянулся за своим дополнительным оружием — болтганом.

Базилион неустанно бился с тварями, а не-свет все так же при встрече просачивался внутрь его клинка, отчего поверхность его становилась все темнее и тусклее, пока его владелец рубил и кромсал повисшие в воздухе кости.

Клеон бросил взгляд на пронзившие скалобетонную стену нити не-света и понял, что его мелтаган здесь бесполезен. Стену можно было пробить либо с осторожностью, либо с обратной стороны. Мелтаган был обузой, и ему тоже придется прибегнуть к набедренному оружию, и надеяться, что он сможет помочь своему брату Базилиону, на чью долю выпало контролировать обстановку.

Железные Змеи отфильтровали звуки какофонии вокруг себя, ставшие громче после того как трупы удвоили усилия по открытию Трещины и высвобождению из нее зверя, которому пришли поклоняться и приносить себя в жертву, и перешли на встроенные в шлемы системы связи. В разговорах не было особой надобности. Каждый воин знал своих братьев, взвесил ситуацию, свои слабые и сильные стороны, и действовал, исходя из этих данных.

Хрупкую и непредсказуемую стену нельзя было трогать. Хор трупов определенно имел над ней и, возможно, над тем, что поджидало с другой, темной стороны, некую власть, ведь космодесантники почувствовали присутствие имматериума ещё до того, как приблизились на десять километров.

Убить мертвецов в сиянии не-света было их первостепенной задачей, и для выполнения этой задачи они были неважно экипированы, не в последнюю очередь потому, что певцы хоть и не отвечали на удары, но попросту отказывались умирать. Апотекарий и Клеон не могли воспользоваться своим основным оружием — стрелять из мелты было рискованно, а лазпушка была бессильна в не-свете, и им остались лишь прибегнуть к огнестрельному оружию — болтганам модели «Годвин» и стандартной модели соответственно — снаряды из которых по большей части рикошетили от позвонков и черепов. Только силовой меч Базилиона был в силах нанести паломникам хоть какой-то урон.

Утропий продолжал осторожно стрелять из болтгана по поверхности стены, а Клеон примагнитил свой к поясу и взялся крушить черепа кулаками, но головы вели себя как боксерские груши. Они раскачивались и отскакивали, будто вместо хребтов были пружины, и возвращались на свое место, чтобы получить еще разок.

Настоящую работу делал Базилион — рубил и рассекал, разрывал и раскручивал — и, наконец, начал отделять позвонки друг от друга, выбивать зубы, и даже смог срубить с одного из позвоночников череп, который хоть и приземлился на полу скалобетонной платформы, все же продолжал хрипеть свою диссонирующую мелодию.

Первым изменения в воздухе почувствовал Утропий. Стыки его брони четвертой модели начали вибрировать, взвизгивая при каждом его шаге, и он понял, что сейчас что-то изменится. С включенными фильтрами и в броне модели «Корвус» его боевые братья не так быстро заметили перемены в воздухе, и все еще изо всех сил пытались заткнуть хористов, когда он окликнул их… Но опоздал.

И тогда стена рухнула.

Каждый удар, подсечка, выпад и взмах брата Базилиона неожиданно принес плоды — твари в мгновение ока рассыпались кучами праха и осколков кости на скалобетонный пол под ногами космодесантников.

Вибрация в соединениях брони Утропия достигла новых высот, и он смотрел прямо на стену, когда всё случилось, тогда как Клеон и Базилион оглядывались по сторонам, стоя среди рассыпавшихся вокруг фрагментов костей.

Измочаленная сочившимся не-светом секция стены рассыпалась и обвалилась. Трещина перестала быть трещиной, став зияющей дырой во времени и пространстве, огромными вратами, ведущими в варп.

Когда освещение изменилось, гигантская волна не-света понеслась в их сторону, а тысячи оттенков серого слились и сокрушительным цунами излились из дыры, на месте которой секундами ранее стояла стена, Клеон и Базилион подняли глаза и увидели, что Утропий уже целится из своей бесполезной лазпушки.

Названия для этого не было, хоть Утропию и пришлось найти слова для описания в отчете о смерти Базилиона.

Это был Хаос, и суть его была демонической. Ему пришлось ссутулиться и присесть, чтобы протиснуться сквозь врата. Когда оно распрямилось, стало ясно, что сутулость была постоянной, ведь плечи зверя были столь массивны, что казалось, будто его шея растет прямо из груди. Шея твари раздваивалась, неся на себе две несимметричные головы, обе звериные, хоть и не полностью. Одна была безглазой, а на второй было три лишенных рта лица. На первый взгляд у него было две пары рук и три ноги, но, когда зверь повернулся, открылась еще одна пара конечностей, росшая прямиком из спины, но казавшаяся вялой, инертной. Походка скорее напоминала скольжение на колесах, чем ходьбу, а центр тяжести располагался близко к земле. Тварь была самой бледной из всех, что воины когда-либо видели, а ее шкура была толстой, белой и гладкой, и походила на лучший мрамор, лишенной дефектов. К тому же, шкуру покрывала матовая, потусторонняя пленка, судя по всему, отражавшая лучи не-света, создавая дезориентирующий ореол.

К тому моменту как Утропий выстрелил, и заряд безвредно рассеялся в не-свете, Базилиона уже атаковали. Он парировал и делал выпады своим силовым мечом, но у зверя был больший размах рук, а блики не-света не позволяли точно определить его положение в пространстве, и ни один удар Базилиона из первой полудюжины не достиг цели.

Клеон торопливо вскинул мелтаган, прицелился и выпустил первый заряд концентрированного жара, который демон поймал прямо в торс, ухитрившись шагнуть ему навстречу. Не-свет высосал свет из воздуха, погрузив мир в еще большую черноту, отчего Клеон судорожно вздохнул под шлемом. Потом он разглядел следы огромного теплового ожога на груди твари и на долю секунды почувствовал облегчение, но и только. На смену облегчению тут же пришло холодное спокойствие ужаса.

Плотная пленка на шкуре чудовища впитала в себя жар мелта-пламени, и засверкала еще большей белизной из пятна в форме взорвавшейся звезды поперек его груди, и Клеон понял, что зверь сознательно встал на линию огня. Тварь издала пронзительный рев торжества, словно продув фальшивую ноту в духовой инструмент.

Когда зверь потянулся к Базилиону, а тот повернулся и бросился ему навстречу, Клеон и Утропий услышали слова, раздавшиеся в их шлемах.

— Только холодное и огнестрельное оружие, — произнес Базилион, чье дыхание было тяжелым от схватки с демоном.

Базилион вновь промахнулся, но, когда он поворачивался, демон схватил его за плечи и с усилием принялся их выворачивать, чтобы оттянуть броню и добраться до плоти. Базилион потерял равновесие, но тут же его восстановил, взмахнув крепко зажатым в руке мечом, и нанес свой первый удар, оставив рану на левом предплечье демона. Вместо крови рана источала ихор, а под разошедшейся кожей обнажилась зеленоватая волокнистая субстанция, напоминавшая мускулатуру. Пленка на шкуре чудовища сместились, словно живя своей жизнью, затекла в рану, заполнила ее и запечатала.

Этого было достаточно. Базилион понял разницу между визуальным образом демона и его положением в пространстве, и смог извлечь из этого выгоду.

Утропий наугад стрелял в демона из болтгана, промахиваясь, пока не вошел в ритм с движениями Базилиона, и начал отвлекать от того внимание зверя. Болты оставляли самые поверхностные раны, но они заставляли тварь вздрагивать и раздраженно отмахиваться, давая Базилиону пространство для маневра.

Демон слишком уж полагался на свою способность избегать физического урона, и на защиту второй кожи. Базилион быстро преодолел первое; справиться со вторым было лишь делом упорства. Известный своими навыками обращения с клинком космодесантник вошел в раж — он взрезал, делал выпады, крушил, кромсал, раскручивал и свежевал. Он намеревался не покончить с врагом одним смертельным ударом, но бить его вновь и вновь. Это была война на истощение, и он был в ней одинок.

Клеон на мгновение засмотрелся на брата, дивясь его мастерству, и приступил к единственному, чем мог помочь делу: начал срезать мелтой новые секции скалобетонной стены, чтобы заполнить дыру, сквозь которую Трещина пробилась наружу. Он упорно и поспешно трудился — как только немедленная угроза минует, Трещину нужно будет снова заблокировать. Клеон позаботится о физическом барьере, а после они проследят, чтобы губернатор и Империум Человечества поддерживали духовный барьер в течение вечности. Верующие будут доставлены сюда, чтобы отвоевать это место и молиться над ним.

Получив раны на трех конечностях и левой нижней части торса, демон ярился, пытаясь растоптать или схватить обидчика, но вскоре немного успокоился. Он твердо встал, развел руки в стороны и начал собирать не-свет вокруг верхней пары, а нижней продолжил попытки схватить Базилиона, который был слишком быстр и хитер, чтобы попасться.

Первая жгучая нить черного света воспользовалась сорванной манжетой на левом плечевом стыке брони Базилиона. Она на секунды замедлила космодесантника, и демон сумел поймать его, выкрутить левое плечо из сустава и разодрать мышцы спины и шеи. Базилион перебросил силовой меч в правую руку, перевел дух, когда орган Ларрамана приступил к работе, и снова накинулся на демона.

Многочисленные раны демона понемногу начинали сочиться жидкостью. Плотная пленка поверх его шкуры истончалась, все большая часть стекала в открытые раны, появлявшиеся на ней. Теперь шкура выглядела скорее серой, чем белой, а тварь медленной и нездоровой.

Меч Базилиона, почти почерневший к тому времени, как он разделался с хором трупов, утратил некоторую часть цвета и вернул толику изначального блеска.

Демон продолжил собирать не-свет меж руками, скручивая его в твердые черные шары, которые испускали тонкие лучи, резавшие броню и плоть Базилиона. Правая нога космодесантника стала следующей целью такого луча, который вскрыл броню над его бедром. Он попытался уклониться, но не сумел отойти; все, что ему оставалось это продолжить схватку, рубить и кромсать, оставить как можно больше отметин на шкуре демона. Он подловил зверя, срезав четыре пальца с его поднятой для направления не-света левой руки, крест-накрест разрубил протянутую ладонь, и закончил ударом вдоль запястья. С каждым новым порезом уже нанесенные раны сочились все сильней, пленка на шкуре стала тусклее, а очертания демона четче.

Болты Утропия, вновь обретя пробивную силу, вонзались в пленку, заставляя ее собираться и покрывать новые раны, еще больше истончая ее, затрудняя ее работу.

Базилион лишился правой ноги, обрубок сразу прижгло, но ранение не вывело его из боя. Левая рука бесполезно болталась, плечо было выдрано из сустава, но он выживет.

Пленка начала слезать со шкуры демона, истонченная и загрязненная жидкостями, которые должна была сдерживать, и зверь рассвирепел. Болты причиняли боль, а непрерывно размахивающий оружием космодесантник был занозой в боку. Пленка стекала с каждой поверхности, каждого контура тела демона, с каждого его сустава, и вместе с ней утекала жизненная сила, ихор, питавший его материальное тело.

В гневе демону не хватило терпения, чтобы собрать не-свет для еще одного выброса, пошатываясь, он двинулся вперед и набросился на Базилиона, схватив того за нижнюю часть левой ноги. Базилион, как мог, пытался компенсировать отсутствующую конечность, но не сумел и был сбит с ног. Демон, ухватившись за ногу всеми четырьмя крупными когтистыми лапами, начал раскручивать Базилиона в воздухе, а воин, борясь с дезориентацией, решил извлечь всю выгоду из положения вблизи тела демона, и нанес ему столько продольных глубоких ран, сколько смог, прежде чем демон отбросил его в сторону. Левая нога была перекручена и смята, целостность брони нарушена, большая ее часть отсутствовала, а соединения были сломаны.

Утропий прекратил стрельбу и прошептал молитву.

Базилион приземлился лицом вниз, и демон наступил ему на спину, прижав плечи космодесантника двумя шпорами и собирая не-свет. Он послал луч прямо в наспинную бронепластину, одновременно раздирая и срывая ее, чтобы добраться до плоти, мышц и костей. Второй луч попал в правый наплечный стык брони Базилиона, окончательно добив космодесантника отсечением конечности державшей силовой меч, который вновь сверкал ярким серебром.

Утропий не опустил болтган, выпуская снаряд за снарядом в демона, чье тело стало тускло-серым, и истекало кровью из каждой раны, ведь пленки на нем больше не было.

Впрочем, убили его не болты.

Демон варпа вкусил смерть от тысячи резаных ран.

Удостоверившись в триумфе Базилиона, Утропий и Клеон скинули труп демона обратно во врата, которые стали тусклыми и безжизненными, как и сам зверь, и накрыли место, известное как «Трещина» скалобетонными панелями, которые вырезал Клеон.

 

IX

Тело Базилиона было оставлено на попечении губернатора, который распорядился о проведении государственных похорон для великого воина и возведении постоянной святыни в месте его смерти.

По возвращению на Итаку апотекарий Утропий, согласно обычаю Железных Змеев, поместил геносемя в хранилище, латную перчатку Базилиона в реликварий, а его силовой меч в оружейную. Три вещи вернулись в родной мир, как и следовало. Одна вернется к жизни, одну используют вновь и одна обретет покой.

После апотекарий и его боевые братья стояли на закатном берегу, и Утропий осушил его флягу обратно в океан — флягу, несущую воду Итаки, которой не имелось больше применения, ибо ей был помазан мертвый брат Железных Змеев, и в дальнейшем она принесла бы одни несчастья.

Базилион мертв. Да здравствует геносемя. Да здравствуют Железные Змеи. Император защищает.

 

I

Местонахождение: Формал-прим, Миры Саббат, 755.M41

Они шли, освещая путь пересекающимися лучами фонарей. Ничего странного, что глубоко под землей было так темно.

Вот только тьма казалась излишне, вызывающе непроглядной, бессветной. Как будто в сумрак, чтобы сгустить его, залили какой-то антисвет, или, точнее, не-свет.

Каждые несколько секунд, но без заметного ритма, содрогалась земля.

Ибрам Гаунт, ощущавший это через подошвы, взял фонарь в правую руку, а левую приложил к стене туннеля. На неровной поверхности отдавались все подземные вибрации, после каждой из которых грунт тонкими струйками сыпался с потолка или целыми горстями — с провисших участков древних, разваливающихся арочных перемычек.

Бойцы разведотряда тоже чувствовали тряску, и от этого им становилось не по себе. Их беспокойство выдавали лучи фонарей, дергано метавшиеся туда-сюда после каждого толчка. Гаунт понял: кому-нибудь пора что-нибудь сказать, и этим «кем-то» был он сам. В этом заключался долг комиссара.

— Артобстрел, — произнес Ибрам. — Магистр войны сосредоточил огонь батарей на улье Сангрел. Это всего лишь артобстрел.

— А кажется, будто весь мир дрожит, — пробормотал кто-то из солдат.

Качнув фонарем, Гаунт отыскал лицо говорившего лучом света, и ярко озаренный рядовой Геббс прикрыл глаза от сияния.

— Просто артобстрел, — заверил его комиссар. — Сотрясения от взрывов снарядов.

Боец пожал плечами.

Земля вновь содрогнулась, и посыпалась каменная крошка.

— Зачем мы здесь? — поинтересовался кто-то ещё. Сместившись, луч фонаря выхватил из темноты рядового Дэнкса.

— Подался в философы, Ари? — спросил Геббс со смешком, который вышел хриплым из-за пыли в воздухе.

— Просто интересно, что, во имя Трона, мы должны делать? — отозвался Дэнкс. — Здесь ничего нет, одни эти бесконечные, непроглядно тёмные хреновы руины…

— То есть, ты бы предпочел прорубаться через харизмитов в коридорах улья, да? — бросил рядовой Хискол.

— Там хотя бы не черно, как в моей…

— Хватит, — оборвал его Гаунт.

Комиссару не пришлось повышать голос, и бойцы не стали освещать его лицо фонарями, чтобы прочесть выражение на нем, а просто замолчали. Некоторые из старослужащих помнили времена, когда Ибрам был просто «Мальчиком», кадетом Октара, но никто из них не забывал, в кого вырос тот юноша. Гаунт стал комиссаром, он воплощал дисциплину.

Снова задрожала земля, и Ибрам услышал, как небольшой песчаный ручеек сбегает по изгибам стены. Приходилось признать, что рядовой Дэнкс в чем-то прав: действительно, что они здесь делают так долго?

Разумеется, Гаунт достаточно четко понимал параметры боевого задания, и, честно говоря, эта разведка выглядела благословенным отдыхом после интенсивных боевых действий в улье.

Однако же, судя по расчетам, которые комиссар проделал сегодняшним утром, накинув сверху для учета задержек, вызванных несовпадением карт с реальным положением дел в стоках…

…отряд должен был добраться в пункт назначения два часа назад.

Приказав бойцам ждать, Ибрам прошел вперед по темному туннелю, подсвечивая себе фонарем. Майор Читель, командующий операцией, стоял у следующего поворота и сверялся с чертежами подулья.

Заметив приближающееся пятно света, офицер поднял взгляд.

— Это вы, Гаунт?

— Да, сэр.

— Возможно, мы свернули не туда, Гаунт, — сообщил Читель. — У того перекрестка, где туннель раздвоился.

Повернувшись, майор взмахнул лучом в направлении, откуда пришел отряд — частью показывая, что имел в виду, частью освещая лицо комиссара.

Ибрам кивнул, он предполагал то же самое. Гален Читель принадлежал к «старой школе» и совершенно точно помнил времена, когда Гаунт был просто «Мальчиком». В отличие от простых бойцов, майор так и не отказался от представления о комиссаре как о слишком образованном, слишком избалованном юнце, который чересчур много времени провел за книгами и чересчур мало — в настоящем бою. Читель предпочитал так называемых «честных парней», и, похоже, терпеть не мог тех, от кого веяло принадлежностью к офицерскому классу или аристократии. Гирканский майор сам «протащил» себя по карьерной лестнице и обожал рассказывать об этом, иногда по нескольку раз за время одного ужина.

Больше того, на Гилатусе Децимус, после того, как Октар со смертного одра даровал Гаунту повышение, Читель оказался в числе офицеров, подавших официальный запрос о переводе комиссара из Восьмого Гирканского в другое подразделение. Они считали, что назначение Ибрама «пагубно скажется на дисциплине», поскольку «человек, бывший «сыном полка», не сможет завоевать авторитет среди солдат».

Генерал Кэрнавар быстро отклонил запрос. Ирония заключалась в том, что именно офицеры, подобные Галену Чителю, всё никак не могли заставить себя серьезно воспринимать Гаунта. Рядовые бойцы таких проблем не испытывали.

Ибрам, со своей стороны, понял, что лучше всего никогда не поправлять Чителя, разве что в самом крайнем случае. Ошибку офицера может аккуратно сгладить внимательный комиссар, а вот открытая перепалка между ними может разрушительно сказаться на дисциплине.

— Тогда вернемся, — предложил Гаунт, — тот перекресток недалеко. Или же, можно пройти дальше, до следующей развилки, и там повернуть на восток.

— Следующей развилки? — переспросил майор. В свете фонаря Ибрам видел, что Читель смотрит на него c чем-то вроде ухмылки. — Вы не достали карту — выучили её наизусть, не так ли?

— Я просмотрел весь маршрут сегодня утром, — ответил Гаунт. — А с картой не сверялся, потому что…

Ибрам умолк, не договорив «…потому что отряд вели вы, как старший офицер».

— Сейчас перепроверю, — сказал комиссар вместо этого. — Возможно, я ошибаюсь.

Гаунт потянулся к подсумку с инфопланшетом, висящему на разгрузке, но тут майор протянул ему свой. Жест выглядел нетерпеливым, словно Читель не хотел ждать, пока Ибрам достанет устройство и пробудит его. На самом же деле, это было небольшой уступкой со стороны майора, намеком на то, что он допускает возможность собственной ошибки. Гален тоже хотел сохранить мир.

— Точно, видите, сэр? — сверившись с экраном, показал Гаунт. — Следующий перекресток, похоже, позволит нам добраться до сточного туннеля, вот здесь. Оттуда прямая дорога до святилища.

— Если оно там есть, — заметил майор.

«А иначе нам здесь нечего делать», подумал Ибрам, но вслух ничего не сказал и просто кивнул.

— Поднялись! Выдвигаемся! — крикнул Читель во тьму, созывая отряд.

 

II

Крестовый поход наконец-то начался.

Крестовый поход.

Большие шишки толковали о нем несколько лет, и до сих пор сходились на том, что регион, известный как Миры Саббат, уже не спасти. Эта обширная и значимая территория на внешнем краю сегментума Пацификус, некогда принадлежавшая Империуму, за два столетия кровопролитных войн оказалась захвачена хищническими армиями Сангвинарных Миров. Некоторые планеты перешли на сторону Вечного Архиврага, другие, как Формал-прим, сопротивлялись варварским ордам неприятелей, сражаясь за право остаться под крылом Империума. Миры Саббат заслуживали защиты Трона, их сенешали и губернаторы молили о помощи — но освобождение региона было монументальной задачей. Немногие думали, что верховное командование санкционирует гигантские расходы, необходимые для проведения кампании такого уровня.

Пока не появился Слайдо.

Лорд-милитант Слайдо, в списке успехов которого значились победы в Кхуланских войнах, оказался убедительным персонажем. Вскоре он был объявлен магистром войны и получил позволение возглавить крестовый поход Миров Саббат.

Началась мобилизация имперских сил, крупнейшая в сегментуме за последние три столетия. Департаменто Тактикае Империалис рассчитал, что на успешное проведение кампании уйдет целый век.

Гаунт не собирался заглядывать так далеко. Битвы за возвращение древних, осыпающихся ульев Формал-прим оказались одними из самых жестоких и интенсивных в его жизни, а ведь за время, проведенное в гирканском полку, Ибрам повидал немало кровопролитных боев. Прошло восемь лет с тех пор, как он присоединился к Имперской Гвардии в качестве кадета Комиссариата, но ни одно из прежних сражений не могло сравниться с нынешними.

Улей Сангрел, крупнейший населенный пункт планеты, был превращен в оплот вражеского «магистра», или военачальника, чудовища по имени Шебол Краснорукий. Последователи его культа, харизмиты, удерживали позиции с фанатичной и довольно-таки пугающей яростью. На прошлой неделе Гаунт видел, как за один час погибло больше людей, чем ему представлялось возможным.

Так что эта разведывательная «миссия с фонариками» в запутанные, непроглядно черные подземные туннели, за семьдесят километров от административной границы улья Сангрел, могла считаться приятным времяпрепровождением. Ради неё с фронта на несколько дней сняли отделение Гвардии. Её проведение разрешил лично магистр войны. Возможно, обстановка была довольно унылой — нервирующая тьма, постоянное хлюпанье тягучих подземных вод, запах гнили и плесени, всяческие паразиты, опасные участки туннелей — но гирканцы оказались вдали от боев, и на них не набрасывались каждые несколько минут воющие орды харизмитов с копьями в руках.

Земля содрогнулась, и посыпался песок. Заметив, что солдаты вновь беспокойно водят туда-сюда лучами фонарей, Гаунт понял, что и у него на спине выступил холодный пот. Улей остался вдалеке, и, если они ощущали сотрясения от артударов даже здесь, то какой же ад сейчас бушует на главном направлении?

Наступление на Сангрел было частью операции «Красный змий», первого хода магистра войны. Названная в честь знаменитого хищного пресмыкающегося, она планировалась как серия молниеносных ударов по нескольким целям, четырем важным мирам на вытянутом краю скопления Саббат: Формал-прим, Долгий Халент, Онскард и Индрид. Слайдо решил лично возглавить наступление на Формал-прим, ключевую планету в своем замысле.

Если «Красный змий» не увенчается успехом, то крестовый поход, по сути, провалится, не успев начаться. Верховные лорды Терры, возможно, отзовут Слайдо. Произойдет пересмотр стратегии, и Миры Саббат, быть может, оставят гнить ещё на тысячу лет. Или десять тысяч.

Гаунт пытался не думать об этом. Он, амбициозный молодой человек, достиг нынешнего положения в гирканском полку исключительно тяжким трудом и настойчивостью, а потому приветствовал возможность новой крупной кампании. Ведь амбициозные молодые люди, в таком случае, получат возможность выдвинуться и сделать себе имя.

Реальность оказалась горькой и изматывающей. В войне не было ничего славного, и неважно, какие воспоминания или репутации она порождала. Суть войны заключалась в страданиях и потерях, в тяжелой борьбе, самопожертвовании и крови. Прошло всего несколько недель после первых сражений кампании, а Ибрам Гаунт уже не думал ни о том, как показать себя, ни о своей «репутации».

Он понял, что крестовый поход Миров Саббат придется выдержать. В этой войне человеку нужно было просто выжить.

Комиссар задавался вопросом, какие силы для этого понадобятся, и не был уверен, что обладает ими — или когда-либо будет обладать. Ведь он всего лишь слишком образованный, слишком избалованный юнец, который чересчур много времени провел за книгами и…

Земля содрогнулась.

— Вот он, — произнес Ибрам. — Сэр?

Читель повернулся, и Гаунт посветил фонарем в боковой проход, частично скрытый за обломками каких-то строений.

— Это перекресток? — спросил майор.

— Так точно, сэр.

Пожав плечами, Читель полез в проход, и бойцы последовали за ним, держа лазганы поперек груди. Ибрам хотел бы приказать им прикрывать друг друга, отправить нескольких солдат на разведку. Впрочем, гирканцы, будучи превосходными, отлично подготовленными бойцами для передовой, по большей части не обладали навыками скрытности, необходимыми в передовом дозоре.

Кроме того, Гаунт не мог отдавать команды, этим занимались офицеры — а он был всего лишь комиссаром.

 

III

Через восемьдесят метров сточный туннель закончился, сменившись цепочкой крупных неровных пещер — частью старой аркологии, образовывавшей громадное подульевое царство Сангреля в эпоху его расцвета. В свете фонаря Гаунт замечал ржавые прожилки выводных портов и силовые кабели, утопленные в осыпающихся стенах, остатки арочных стропил и скалобетонных колонн. Никто не следил за состоянием этого участка уже целое столетие или около того, с тех пор, как население улья сократилось и его внешние кварталы оказались заброшенными.

Здесь, как и в сточных каналах, пересеченных отрядом, царила мерзость запустения. Потолок просел в нескольких местах, усыпав пол щебнем и изогнутыми кусками арматуры. В темноте собирались лужицы маслянистой воды, слышался шорох насекомых. Ибрам разглядел под ногами остатки древнего кафеля, напоминание о лучших временах.

Впереди появился свет, казавшийся странным и неуместным. Светошары и люмен-модули свисали с выступающих балок или проволок на крючках, засверленных в потолок, а на заднем плане раздавалось низкое гудение генератора.

Втянув воздух, Гаунт ощутил запах каменной пыли, тонкого сухого порошка, выброшенного экскаваторной дрелью.

Читель подал несколько знаков, и бойцы немедленно подобрались. Прикрывая друг друга, гирканцы взяли лазвинтовки наизготовку, рассредоточились и двинулись вперед. Зеннет, снайпер отряда, вынул длинный лазган из защитного кожуха и откинул заглушки на прицеле. Вместе с сапером Бреччией они несли контейнер со взрывчаткой, поэтому стрелок занял позицию так, чтобы держать под контролем территорию и одновременно не отходить далеко от охраняемых зарядов. Второй боец тем временем начал распаковывать и собирать миноискатель, положив лазкарабин рядом с собой.

Вытащив лазпистолет, майор несколько раз согнул и разогнул пальцы левой руки, показывая номера и боевой порядок. Солдаты устремились вперед, выключая фонари и приспосабливаясь к свету висячих ламп.

Гаунт вынул из кобуры болт-пистолет, показавшийся ему слишком тяжелым.

Рядом с комиссаром стояли Дэнкс и Хискол. Ибрам кивнул бойцам, и они двинулись в направлении освещенной каверны.

Прямо перед ними возникла женщина в рабочем комбинезоне, несущая лоток с какими-то черепками.

Заметив солдат, она закричала и уронила ящик, словно тот вдруг раскалился докрасна. Содержимое рассыпалось по старинному кафелю.

— Тихо, тихо! — приказал Гаунт женщине, и, протянув руку, затащил её в укрытие.

— Не кричи, — твердо добавил комиссар.

— Вы из Гвардии? — пытаясь отдышаться, спросила незнакомка, глядевшая на него снизу вверх.

— Да.

— Из отряда, который послали за нами?

— Да. Вы с группой, занятой раскопками?

Женщина кивнула.

— Вы меня напугали до усрачки, — призналась она.

В этот момент по пещере разнесся мужской голос.

— Калли? Калли? С тобой всё в порядке?

Вопрошающий появился в дальнем конце каверны, поднимая автовинтовку.

— Калли, я слышал, как ты кричала! Калли?

— Опусти эту штуку, — приказал мужчине Дэнкс, целясь в него из прижатого к щеке лазгана.

— Делай, как он говорит, — с ударением добавил Хискол, приближаясь к незнакомцу с другой стороны. Прищурив глаз, гирканец тоже направил на мужчину оружие.

— Трон! — выразился перепуганный тип и положил винтовку на пол.

— Не дайте им навредить ему! — воскликнула женщина, обращаясь к Гаунту.

— Отставить, — произнес комиссар, поднимаясь.

Он подошел к мужчине, стоящему на коленях, а Дэнкс тем временем пинком отшвырнул автовинтовку.

— Имперская Гвардия, — объявил Ибрам. — Восьмой Гирканский. Вы из команды изыскателей?

— Да, — ответил незнакомец. — Да.

— Мы пришли, получив ваше сообщение, — продолжил Гаунт. — Мне потребуется какое-нибудь удостоверение личности…

Мужчина мгновенно потянулся к карману, и комиссар недрогнувшей рукой направил на него болт-пистолет.

— Аккуратнее, — посоветовал Ибрам.

Вытащив идент-пластину, незнакомец протянул её Гаунту.

— Вэл Десрюиссё, — представился мужчина, — передовой отряд изыскателей. Вы меня здорово напугали.

— Ага, от нас это и требуется, — заметил Дэнкс, не отводя лазган.

Сдержав улыбку, комиссар изучил пластину.

— Изыскания проводятся по распоряжению магистра войны, — сообщил Десрюиссё. — По его личному приказу…

— Я понимаю, — перебил Гаунт.

— Нет, он на самом деле…

Комиссар посмотрел на коленопреклоненного археолога.

— Я понимаю, сэр. Магистр войны Слайдо чрезвычайно озабочен обнаружением, подтверждением истинности и сохранением следов деятельности Святой Беати Саббат во время крестового похода — особенно святилищ, построенных по обету в её честь. Это один из основополагающих приказов всей кампании. Именно поэтому так много археологических и изыскательских отрядов получили особый статус в авангарде похода. Именно поэтому вы оказались здесь, а мы так быстро ответили на призыв о помощи. Поверьте мне, сэр, я понимаю.

Замолчав, Ибрам бросил удостоверение владельцу, и Десрюиссё, поймав пластину, поднялся на ноги.

— Вы — старший офицер…? — начал археолог.

— Трон, нет, — открестился Гаунт. — Вы скоро с ним познакомитесь. Сколько вас тут?

— Восемь.

— Прикажите всем сейчас же выйти на видное место. У моих людей пальцы чешутся на спусковых крючках, так что давайте обойдемся без происшествий.

— Кажется, вы сказали, что это не ваши люди? — заметил Десрюиссё.

— Пусть все выходят, — вместо ответа повторил комиссар.

 

IV

Они собрали восьмерых археологов на освещенном глобами участке каверны, после чего бойцы Чителя встали на стражу вокруг гражданских.

Группой командовал Десрюиссё, а девушка, схваченная Гаунтом, оказалась женой и заместителем Вэла.

— Объясняйте, чего нашли, — потребовал майор, закуривая палочку лхо. — Поживее, профессор, мы проделали долгий путь в темноте.

Десрюиссё уставился на него.

— И мы тоже, сэр, — указал археолог.

— Мы посвятили жизнь изучению и документированию истории Беати Саббат, — вмешалась Калли. — Этот крестовый поход предоставил нам небывалую возможность на месте изучить её…

Читель пренебрежительно фыркнул.

— Лишняя обуза — вот кто вы такие. Проклятые Троном академики, уползающие, как черви, от настоящей войны. Разве вы не в курсе, что мы, солдаты, и так умираем Император знает какими толпами? А тут ещё приходится, рискуя жизнью, защищать таких типов, как вы.

— Беати… — начал было Десрюиссё.

— Заткнись, — оборвал майор.

— Но святилище… — заговорила Калли.

— Что вы нашли? — вернулся к теме Гаунт.

 

V

Оказалось — огромную скалобетонную «затычку», перекрывающую нечто, бывшее когда-то входом в туннель или устьем пещеры. Стены вокруг неё покрывали обетованные подношения и окаменевшие потеки воска от миллиона свечей. Хотя эта часть подземных уровней была заброшена более столетия, люди продолжали приходить и оставлять подношения у стены. Археологи нашли святую землю…

…которая снова сотряслась. Вся пещера задрожала от далекого артобстрела.

— Это и есть ваше святилище? — спросил Читель.

— Да, сэр, очевидно, это оно, — отозвался Десрюиссё. — Посмотрите на толстые слои молельного воска, на то, сколько здесь подношений. Даже в нынешние времена жестокого правления Шебола, ульевики пробирались сюда во тьме, чтобы поклониться святыне.

— Я не совсем понимаю, что передо мной, — отступив на шаг, майор нахмурился.

— Как мне представляется, — вмешался Гаунт, — само святилище в следующей каверне, а скалобетонная заглушка блокирует проход.

— Совершенно верно, — подтвердила Калли. — Итак, вы принесли взрывчатку?

Бреччия и Зеннет несли термостатические контейнеры с зарядами — капсулами по 10 мл охлажденного фицелинового геля. Этого хватило бы, чтобы снести крепостную стену.

— Установить шашки, — приказал Читель.

Кивнув, Бреччия поспешно начал сверлить отверстия

— Сэр, — начал Ибрам, отведя майора в сторону, — разумно ли это? Мы понятия не имеем, что…

Читель развернулся к нему.

— Гаунт, нас отправили сюда взорвать эту скалобетонную затычку. За ней, вернее всего, находится святилище Беати. Если оно там — мы заслужим похвалу магистра войны. Если нет — он достойно оценит нашу попытку «подтвердить-или-опровергнуть». Как бы ни повернулось дело, заглушку надо взрывать.

Отойдя назад, комиссар какое-то время изучал пещеру. Перспектива обнаружить подлинный храм святой приятно будоражила Ибрама, но что-то беспокоило его в геометрии этого места, игре светотени в нём. Что-то, заставляющее призадуматься.

— Здесь были какие-то надписи, — произнес Гаунт.

— Да, — подтвердила Калли, следуя за комиссаром вдоль стены рядом с заглушкой. — Но всё осыпалось, развалилось…

Неподалеку Бреччия продолжал сверлить отверстия под шашки и вставлять заряды, по одному за раз. Ибрам прикинул, что примерно через час им нужно будет отойти на безопасное расстояние — сапер хорошо знал свое дело.

Наклонившись, комиссар поднял из мусора у основания стены обломок камня, покрытый фрагментом какой-то надписи.

— Не думали сложить всё такие кусочки вместе? — спросил Гаунт.

— У нас было слишком много работы, — ответила девушка. — Да и зачем?

— Надпись кажется важной, — объяснил Ибрам. — И такое впечатление, что её уничтожили умышленно. Поверхность стены словно обкололи или подорвали.

— Нет, камень просто осыпался, обвалился, — настойчиво повторила она. — Стена же очень древняя.

— Именно так, и вам не показалось, что важнее всего воссоздать её?

Калли посмотрела на комиссара.

— Вы же солдат, почему вас это заинтересовало?

— Я слишком образованный, слишком избалованный паренек из схолы, — ответил Гаунт. — Вот почему.

По-тихому отведя Чителя в сторону, Ибрам сказал, что, по его мнению, нужно прекратить установку зарядов.

— Прекратить? — нахмурился Гален.

— Я уверен, что нам необходимо больше узнать об этом месте, господин майор. Мы…

— Ради Трона, Гаунт! Именно поэтому мы и собираемся взорвать заглушку — чтобы узнать. Подтвердить, что это святилище. Всё равно это пустая трата времени и дурное дело, с которым я хочу разобраться, так или иначе.

— Я нутром чую, что взрывать заряды — скверная идея, сэр, — заявил Ибрам.

Читель засопел.

«Чувства нутра» Гаунта были одновременно слишком реальными и слишком ненадежными. Два года назад Ибрама едва не разрубил напополам цепной меч дядюшки Дерция, и даже ветераны вздрагивали при виде шрама на животе комиссара.

Читель посмотрел на молодого человека.

— Мы взорвем проход, Гаунт, — объявил майор. — Мы обнаружим святилище, вернемся на передовую и доложим об исполнении приказа. Магистр войны улыбнется нам, и мы все замечательно себя почувствуем.

Ибрам хотел что-то сказать, но осекся.

— Так точно, сэр, — ответил он.

Земля содрогнулась.

Бреччия трудился, не покладая рук. Немного понаблюдав за ним, Гаунт прошелся возле внешне стены предполагаемого святилища. С обеих сторон скалобетонной заглушки боковины туннеля покрывали слои воска, натекшего со свечей, которыми паломники освещали себе дорогу. В отвердевшей массе виднелись древние, высохшие цветы, монетки, жетоны и прочие молельные подношения. Интересно, что группа изыскателей, проведя здесь немало времени, даже не пыталась очистить воск и изучить стену под ним. Ибрама по-прежнему удивляло их нежелание расшифровать старинную надпись — казалось, что археологи занимались только бесплодным сверлением скалобетона в попытках раскупорить проход.

Земля содрогнулась.

— Ведик? — позвал Гаунт, и огнеметчик отряда, прервав болтовню с товарищами, подбежал к комиссару.

— Сэр?

— Подогрей немного этот участок воска, — скомандовал Ибрам.

Ведик нахмурился, но ничего не сказал. Прикрутив пламя горелки, он окатил стену слабым огнем, и древний воск, пузырясь, потек вниз. Цветы почернели, нагретые монеты рассыпались по полу.

Отдавая приказ, Гаунт надеялся, что под воском обнаружатся новые надписи, но обнажившийся участок стены оказался пустым. Загадочно осыпавшийся текст оказался единственным рядом со святилищем.

Тут комиссар заметил, что Бреччия остановился.

— В чем дело? — спросил Ибрам, взобравшись по каменному пандусу и подойдя к саперу прежде, чем это заметил Читель.

— Что-то… странное, — ответил Бреччия, выглядевший немного встревоженным. Бойцу не хотелось, чтобы комиссар решил, будто он дал слабину.

Перед этим он пользовался миноискателем, чтобы просканировать заглушку и отыскать наилучшие места для отверстий под заряды.

— Когда я подобрался к этой стороне, — объяснил сапер Гаунту, — то начал получать «призрака» на экране, ложный сигнал. Он исходит не из затычки, но довольно сильный — я бы сказал, кусок металла или чего-то вроде, замурованный в стене вот с этого бока.

— Как глубоко?

— Да совсем неглубоко.

— Большой?

— Где-то с ящик для боеприпасов.

— Да чем тут занимались изыскатели, если даже этого не обнаружили? — поразился Ибрам.

— Простите, сэр? — не понял Бреччия.

— Неважно. Продолжай ставить заряды, а то Читель разозлится. Я со всем разберусь.

Достав из ранца малую пехотную лопатку, Гаунт закрепил лоток и начал врубаться в стену. Она оказалась не такой прочной, как скалобетон, но на то, чтобы отколоть верхний слой, требовались некоторые усилия.

— Что вы, Трон подери, делаете? — заорал Десрюиссё.

— То, что вы должны были сделать! — отозвался Ибрам.

Движением головы комиссар приказал бойцам не подпускать археолога и его команду. Из возникшей дыры полетела пыль и осколки камня.

— Гаунт? — позвал подошедший Читель.

— Одну минуту.

— Гаунт, во имя Трона…

— Просто дайте мне одну минуту, майор, — более твердо произнес Ибрам, работая изо всех сил и не оборачиваясь к другому офицеру.

— Я сейчас не в том настроении, Гаунт, — прорычал Гален.

— Просто подождите! — огрызнулся комиссар.

Расширив дыру, он обнажил нечто вроде небольшой полости или запечатанного алькова. Отбив ещё немного камня, Ибрам подхватил фонарь и уставился внутрь.

— Трон!

— Что там? — спросил майор, нависая над ним. — Что ты видишь?

Просунув внутрь обе руки, Гаунт очень аккуратно, благоговейно извлек наружу то, что хранилось в нише.

Оно было древним, запыленным и, совершенно очевидно, поврежденным.

Оно было шлемом от доспеха Адептус Астартес.

— Чтоб тебя! — выразился Гален.

Положив шлем, Ибрам немного обтер его от пыли.

— Железные Змеи, — объявил комиссар.

— Откуда ты знаешь?

— Учился в схоле, — ответил Гаунт. — И меня особенно привлекали ордена Адептус Астартес. Вот это — символ Железных Змеев Итаки.

— А почему его замуровали в стене? — спросил Бреччия.

Майор посмотрел на Ибрама.

— Адептус Астратес могли оставить нечто настолько ценное только в том случае, если это место что-то значило для них, — сказал комиссар.

— Именно! Значит, святилище здесь, — сделал вывод Читель.

— Или это предупреждение, — Гаунт посмотрел на вокс-офицера. — Послание для командования наступлением, мой код безопасности. Запросите инструкции, сообщите им, что я хотел бы переговорить с кем-нибудь из тактического командования, у кого имеется доступ к архивам. Передайте, что мы будем ждать и держать позицию здесь до окончания артобстрела, если понадобится.

— Гаунт! — рявкнул майор.

Повернувшись, Ибрам посмотрел на командира разведотряда. Он не припоминал, чтобы Гален раньше так выходил из себя.

Майор жестом позвал комиссара за собой, в сторону от солдат.

— Трон тебя подери, Гаунт, — прошипел Читель, как только Ибрам подошел к нему достаточно близко, — с меня хватит. Ты перешел черту, и я буду говорить с генералом о твоем поведении. Ты не можешь отдавать приказы и не командуешь здесь. Ты серьёзно превысил свои полномочия и…

— Тогда начните отдавать приказы, в которых есть смысл, — таким же пониженным голосом ответил комиссар. — Со всем уважением, сэр, но вы игнорируете очевидное. Здесь есть вопросы — очень много вопросов, — на которые нужно ответить, прежде чем продолжать выполнение задания.

— Да ну? Например?

Гаунт поколебался, вспоминая символ змея, выгравированный на шлеме, и то, как мгновенно связал его с операцией, названной в честь пресмыкающегося. Глупость — такие связи можно было углядеть с любым местом в Галактике, они ничего не значили. Просто ещё один пример его слишком-уж-ненадежного «нутряного чувства». Только на этот раз оно казалось очень даже надежным.

Комиссар не мог объяснить, что именно чувствует, и знал, что Читель всё равно отмахнется, если он попытается. Однако же, Гаунт вспомнил, чему учил его Октар: «На войне, Ибрам, настоящее значение имеют только те инстинкты, которые настолько резки и сильны, что их не передать словами».

— Думаю, вы ошибаетесь.

— Ты о чем, Гаунт?

— Я о том… что ваши решения как командира вызывают вопросы. Вы могли пренебрежительно относиться к моей образованности, сэр, но это не мешало мне восхищаться вашим врожденным умом и быстротой мысли. Сейчас вы, кажется, не пользуетесь ни тем, ни другим. Я прошу вас рассуждать здраво.

Читель, покраснев лицом везде, кроме лба, начал уже не пониженным голосом объяснять Гаунту, что думает о нем. Ибрам, позволяя майору выговориться, отступил назад, даже не слушая его. Приняв решение, комиссар начал как можно точнее вспоминать содержание ст.297 Свода Комиссариата.

«В соответствии с полномочиями, данными мне моим званием, и положениями, приведенными в статье 297-ой Свода, имею сообщить вам, что ваши действия в качестве командующего офицера найдены несостоятельными, в связи с чем вы отстраняетесь от руководства вплоть до дальнейших уведомлений».

Гаунту ещё ни разу не доводилось прибегать к порицанию на командном уровне. Это был серьезный шаг, и, как только Читель прекратит разглагольствовать, Ибраму придется посмотреть ему прямо в глаза и повторить вслух формальные фразы.

Комиссар надеялся, что доказательств хватит для оправдания столь радикальных мер. Если нет, то его карьера на этом закончится.

— Сэр!

Разом обернувшись, Ибрам и Читель увидели подходящего вокс-офицера. Тому было очень не по себе.

— Сэр, я отправил ваше послание, как вы приказали. Передал, точно указав, что «мы будем ждать до окончания артобстрела, если понадобится».

— И? — спросил Гаунт.

— Артобстрел завершился три часа назад, сэр.

Все молчали. Взглянув на Чителя, комиссар заметил, что выражение лица майора изменилось. Вновь содрогнулась земля, и по стене туннеля прошуршала струйка песка.

Повернувшись, Ибрам снова взошел по рампе. Подойдя к заглушке, комиссар снял перчатку и приложил ладонь к скалобетонной поверхности.

Стена вибрировала, нечто, скрытое массивной затычкой, извивалось и толкалось глубоко под землей, пытаясь выбраться наружу.

Гаунт обернулся к Чителю.

— Прекращаем миссию, немедленно.

И тут позади них внезапно началась стрельба.

Все мгновенно рассыпались по пещере, отчаянно ища укрытия от визжащих лазвыстрелов. Ныряя за опорную балку, Гаунт успел заметить, что Вэл Десрюиссё вырвал оружие у рядового Геббса и открыл огонь, убив солдата. Ещё двое гирканцев лежали на земле, мертвые или тяжелораненые, и по древнему кафельному полу растекался кровавый узор.

Изыскатель отступал вглубь каверны, стреляя очередями от бедра. В тесном пространстве этого было достаточно, чтобы заставить всех залечь.

— Снять его! Огонь на поражение! — закричал было Гален, но тут же глухо простонал — лазвыстрел зацепил его левый локоть и майор, крутнувшись, рухнул на землю. Пригибая голову, Ибрам бросился к Чителю через открытое пространство.

— Я в порядке! В порядке! — прорычал майор, сжимая раненую руку. — Просто достань ублюдка!

Гаунт, уже вытащивший болт-пистолет, кивнул и начал выкрикивать приказы бойцам, которых прижало рядом с ним.

Тем временем Десрюиссё занял хорошую позицию в задней части помещения — находясь в укрытии, он держал под контролем все возможные сектора атаки. Это четко указывало на военную подготовку, и нападение на безумца до того, как тот расстреляет боекомплект, стало бы самоубийством.

Но, осознал Ибрам, времени у них не было. Десрюиссё сконцентрировал огонь в области заглушки и рампы, пытаясь попасть в контейнеры с зарядами, оставленные Бреччией.

Он хотел, чтобы взрывчатка детонировала.

Комиссар вздрогнул, увидев, как лаз-заряд отражается от края одного из стальных ящиков. Гелевые шашки могли выдержать достаточно грубое обращение и не взорваться, но не хотелось проверять, как они перенесут прямое попадание из лазгана.

— Зеннет! — крикнул Гаунт снайперу отряда, занявшему укрытие на другой стороне пещеры. Боец расположился за грудой каменных блоков, держа длинный лазган, но с такой позиции он не мог гарантированно снять «археолога».

— Я попробую дать тебе один шанс! — заорал Ибрам, перекрывая звуки стрельбы. — Не разбазарь его!

Кивнув, Зеннет навел оружие.

Глубоко вздохнув, Гаунт резко рванулся вперед, паля из болт-пистолета, который держал обеими руками. Хотя это и было мощное оружие, ни оно, ни какое-либо другое в распоряжении отряда не обладало достаточной пробивной силой, чтобы достать Десрюиссё в его укрытии. Однако же, масс-реактивные заряды детонировали при соударении, и, в отличие от лаз-выстрелов бойцов Чителя, просто выбивавших искры, откалывающих кусочки или оставляющих шрамы на стене, болты порождали серию опустошительных взрывов, разбрасывающих во всех направлениях пыль и осколки.

Этого хватило, чтобы заставить изыскателя занервничать и среагировать. Он бросился в сторону, под прикрытие ближайшей колонны.

И открылся на секунду.

Зеннет произвел выстрел, и длинный лазган взвыл.

Гирканцы смотрели на тело убитого. Разорвав комбинезон Десрюиссё, комиссар обнажил старую татуировку на груди «археолога».

Никому бы не захотелось глядеть на неё слишком долго.

— Культист, — пробормотал Читель, которому Дэнкс бинтовал локоть.

— Харизмит, я полагаю, — отозвался Гаунт, выпрямляясь.

— Проверь остальных членов изыскательной команды, — повелел он Хисколу. — Пусть их разденут и осмотрят на наличие подобных меток. Может, он работал один, внедрившись к настоящим археологам, но я в этом сомневаюсь.

Хискол кивнул.

— Значит, — задумчиво произнес майор, — Разрушительные Силы хотели, чтобы мы сделали за них всю грязную работу?

— Что-то скрывается за этой заглушкой, — ответил Гаунт. — Нечто, желающее выбраться наружу. Несомненно, оно оказалось бы огромной помехой для наступления на Формал-прим, а возможно, весь крестовый поход забуксовал бы здесь.

Комиссар снова взглянул на затычку.

— Судя по всему, культ не имел доступа к взрывчатке, поэтому они пытались обманом заставить нас открыть проход.

— Что вы собираетесь указать в рапорте? — спросил Читель.

— Святилище найдено — вот только не наше.

Гаунт помолчал.

— Хотя нет, Железные Змеи давным-давно запечатали проход и оставили предупреждение… Я думаю, что подношения здесь оставляли в честь космодесантников и их деяний, а не того, что скрывается внутри. Вот наше святилище — внешняя стена, намоленная за долгие годы.

Убрав болт-пистолет в кобуру, комиссар продолжил.

— Проинформируем Инквизицию, и пусть она разбирается с этим делом. Скорее всего, участок изолируют — некоторые вещи лучше оставить погребенными, для блага Империума.

Он посмотрел на поврежденный шлем.

— Вот это, впрочем, надо попробовать отослать обратно на Итаку, со всеми почестями.

Земля содрогнулась.

— Гаунт, — тихо начал Гален, — а что насчет… нашей с вами размолвки? Я хотел бы…

Ибрам покачал головой.

— Мы попали в сложное положение, и оба поступали так, как считали нужным. Так будет сказано в рапорте.

— Но…

— Для блага Империума — помните? — или, как минимум, гирканского полка, некоторые вещи лучше оставить погребенными.

Земля снова содрогнулась.

— Думаю, пора выдвигаться отсюда, — заметил Читель, и комиссар кивнул.

— Послушайте, я благодарен вам за такую позицию, Гаунт, — продолжил Гален. — Мне очень жаль, что я проявлял неуважение. Думаю, что вас ждет блестящая карьера, и этому не помешают старые ублюдки вроде меня. Возможно, однажды вам доведется служить вместе с майором, который будет вести себя почтительнее, а?

Читель попытался весело усмехнуться.

— Уверен, так оно и будет, сэр, — ответил Ибрам Гаунт.

 

 

Часть первая

Нубилийский Пролив

Над поверхностью многотонной глыбы нефрита, медленно вращавшейся в пустоте, низко шли два перехватчика типа «Фауст». Они сбросили скорость, двигаясь по инерции. Свет тормозных огней струился по стальной обшивке. За перехватчиками расстилалась шафрановая дымка туманности, называемой Проливом Нубилы. Она тянулась на тысячи световых лет, окутывая окраины миров Саббаты мутным покровом.

«Фаусты» формой напоминали наконечники стрел длиною в сотню шагов от острого носа и до срезанной кормы. Это были небольшие мощные корабли, похожие на зазубренные шпили собора, контрфорсные арки надстройки скрывали двигатели на корме, бортовую броню украшали имперские орлы и зеленые опознавательные знаки флота сегмента Пацификус.

Заключенный гидравлической рамой безопасности в командирском кресле ведущего корабля, капитан летного крыла Тортен ЛаХейн снизил темп сердцебиения вместе со скоростью машины. Синхронные контакты мыслеуправления, встроенные в его мозг жрецами Адептус Механикус, делали его организм частью древних систем корабля. Он жил и дышал каждым движением, энергетическим импульсом и сигналом машины.

ЛаХейн был ветераном с двадцатью годами службы за плечами и пилотировал перехватчик «Фауст» так долго, что воспринимал его как продолжение собственного тела. Он оглянулся на навигационную рубку под командирским мостиком, где работал его офицер-наблюдатель.

— Ну, так что? — спросил он по внутренней связи.

Наблюдатель сверил свои вычисления с мерцающими на дисплее символами.

— Право руля пять градусов. По словам астропата, нам нужно последний раз пройти по краю газового облака и возвращаться к флоту.

Послышался шепот. Сгорбившийся в своей люльке астропат вздрогнул. Сотни тонких проводов тянулись от разъемов в его черепе к мощным сенсорным устройствам в днище «Фауста». Каждый провод был отмечен желтым кусочком пергамента, покрытым письменами. Меньше всего ЛаХейн хотел знать, что там написано. Пахло уже прогоркшими маслами и ладаном.

— Чего он бормочет? — поинтересовался ЛаХейн.

— Кто его знает? — пожал плечами наблюдатель. — Кому какая разница?

Мозг астропата постоянно обрабатывал огромные массивы астрографических данных, вливавшихся в него через сенсорные системы корабля. Кроме того, он следил за окружающим варп-пространством. Маленькие патрульные корабли с астропатами на борту были системой раннего оповещения флота. Такая работа выматывала разум псайкера, поэтому стоны и гримасы на его лице никого не беспокоили. Бывало и хуже. На прошлой неделе корабль ЛаХейна шел через поле астероидов, богатых никелем, и псайкер забился в конвульсиях.

— Проверка готовности, — произнес ЛаХейн по внутренней связи.

— Хвостовая турель готова! — проскрежетал сервитор в корме корабля.

— Бортмеханик готов, во имя Императора! — откликнулись из двигательного отсека.

ЛаХейн связался с ведомым.

— Мозелль… давай вперед, начинаем поиск. Мы пойдем чуть позади, посмотрим еще раз. Потом разворачиваемся к дому.

— Вас понял, — ответил пилот второго корабля, и его судно вырвалось вперед, оставляя мерцающий шлейф.

ЛаХейн уже собирался последовать за ним, когда на связь вышел его астропат. Чтобы он говорил с экипажем — это было редкостью.

— Капитан… следуйте указанным координатам и ждите. Я получаю сигнал. Сообщение… из неизвестного источника.

ЛаХейн последовал инструкции, и корабль зашел на вираж. Двигатели ответили белыми вспышками. Наблюдатель установил сенсоры на полную мощность.

— Что там такое? — нетерпеливо спросил ЛаХейн. Неожиданное отклонение от тщательно проложенного курса его не обрадовало.

Астропат откашлялся, чтобы ответить.

— Астропатическая передача пробивается через варп с предельно далекого расстояния. Я должен получить ее полностью и передать командованию флота.

— Зачем? — снова спросил ЛаХейн.

Все это было слишком странно.

— Я чувствую, что сообщение секретно. Разведданные высшего уровня. Уровень Вермильон.

Последовала долгая пауза. Тишина на маленьком корабле нарушалась только гулом двигателя, треском дисплеев и жужжанием воздухоочистителей.

— Вермильон, — выдохнул ЛаХейн.

Вермильон — высший уровень секретности, используемый шифровальщиками Крестового похода. Неизвестный никому, почти легендарный. Даже планы главных военных операций имели более низкий уровень, Пурпурный. Капитан почувствовал, как холодеют кисти рук, а сердце колотится о ребра. И в ответ задрожал реактор самого перехватчика. ЛаХейн сглотнул. Обычный день вдруг стал невероятным, беспрецедентным. Он знал — эту информацию нужно получить быстро и до последней капли. Любой ценой.

— Сколько нужно времени? — вернулся на связь ЛаХейн.

— Ритуал требует нескольких мгновений, — пришел ответ после новой паузы. — Не беспокойте меня, чтобы я мог сконцентрироваться. И дайте мне столько времени, сколько возможно.

В голосе астропата слышались усталость и напряжение. Через секунду он уже шептал молитву. Температура в кабине ощутимо упала. И словно вздохнуло какое-то неведомое существо.

ЛаХейн нервно сжал штурвал, чувствуя, как бегут по коже мурашки. Он ненавидел колдовство псайкеров. Он чувствовал во рту его резкий, горький привкус. Под кислородной маской скапливался холодный пот. «Быстрее уже!» — мысленно торопил он… Слишком много времени уходит. Корабль бездействует, уязвимо дрейфует в пустоте. И еще ЛаХейн хотел, чтобы исчезли проклятые мурашки.

Шепот астропата не прекращался. Через смотровую щель ЛаХейн видел розоватый туман, тянувшийся над его кораблем куда-то в самое сердце звездного скопления. Мерцающий путь длиною в миллиард километров. Холодный, жесткий свет древних звезд сочился, как рассветные лучи сквозь паутину. Темные бутоны газовых облаков распускали свои лепестки и неспешно кружились в холодном вакууме.

— Противник! — раздался неожиданный выкрик наблюдателя. — Три! Нет, четыре! Быстрые, как черти, и идут прямо на нас!

— Угол атаки и упреждения время? — немедленно собрался ЛаХейн.

Следуя спешно переданным координатам, ЛаХейн развернул судно.

— Цель быстро приближается! — повторил наблюдатель. — Трон Терры, ну они и гонят!

ЛаХейн бросил взгляд на дисплей и заметил на краю навигационной сетки мерцающие символы.

— Активировать защитные системы! Орудия к бою! — выкрикнул он.

Ожили зарядные устройства носовой турели, с треском подававшие снаряды в автопушки. Загудели энергоблоки, питающие основные плазменные орудия.

— Крыло-два — Крылу-один! — Дальняя вокс-связь донесла крик Мозелля. — Я окружен! Уходите! Именем Господа нашего Императора заклинаю, уходите!

Второй перехватчик мчался к ведущему на полной скорости. Мощная оптика корабля ЛаХейна, подключенная к пилоту через системы кабины, позволила ему разглядеть машину Мозелля за тысячу километров. За ним медленно, почти лениво скользили крылатые тени. Хищные силуэты кораблей Хаоса. Мерцающие очереди в багровой мгле. Ядовито-желтые, смертоносные потоки трассеров.

Вопль Мозелля огласил канал вокса и оборвался.

Мчащийся перехватчик пропал в раздувающемся пузыре пламени. Три вражеские машины вспороли острыми крыльями этот погребальный костер.

— Они заходят на нас! Поворачиваем! — прокричал ЛаХейн и круто развернул «Фауст», включив двигатели. Затем бросил астропату: — Сколько там еще?

— Сообщение принято. Я… передаю… — Астропат уже задыхался, напрягая силы до предела.

— Давай быстрее! У нас не осталось времени!

«Фауст» дернулся, двигатели извергли голубой жар.

ЛаХейна всегда приводила в восторг песня реактора в его собственной крови. Он вел корабль на пределе допустимой нагрузки. Экран усеяли ярко-желтые значки предупреждений. ЛаХейна медленно вдавливало в старую, потрескавшуюся кожу его командирского кресла.

В хвостовой турели сервитор развернул автопушки в поисках цели. Он не видел нападавших, но видел их присутствие — пятна черноты среди мерцания звезд.

Кормовые орудия объявили о своем пробуждении раскаленным алым потоком гиперзвуковых снарядов.

В кабине надрывались сирены экстренного оповещения. Несколько вражеских машин навели орудия и захватили цель. Откуда-то снизу офицер-наблюдатель орал ЛаХейну о маневре уклонения. Бортмеханик Манус что-то кричал по внутренней связи об утечках в системах подачи топлива.

ЛаХейн оставался спокоен.

— Все в порядке? — спросил он астропата.

Еще одна долгая пауза. Астропат бессильно развалился в своей люльке. Он был уже при смерти, мозг разрушался от перенапряжения. Но он успел прошептать: «Все готово».

ЛаХейн заложил крутой вираж и развернулся по широкой дуге, оказавшись к противнику лицом — и мощной батареей плазменных орудий. Он не мог сбежать или перебить всех. Но, именем Императора, он заберет с собой хотя бы одного.

Носовые орудия обрушили на врага очереди тысяч снарядов в секунду. Плазменные пушки исторгли в пустоту потоки сияющей смерти. Одна из теней взорвалась шаром яркого пламени. Обломки фюзеляжа и каркас еще двигались, влекомые огненной волной пылающего топлива.

ЛаХейну удалось сбить еще одного. Снаряд вспорол днище второго истребителя, а декомпрессия вышвырнула его внутренности в пустоту. Он лопнул, как воздушный шарик, завертевшись под мощными ударами и разбрызгивая свое содержимое раскаленным дождем.

Мгновение спустя ядовитые снаряды прошили «Фауст» от носа до кормы, словно чумные иглы. Осколки разнесли голову астропата, разорвали в клочья наблюдателя. Один из осколков убил бортмеханика и уничтожил блокировочные механизмы реактора.

Сразу вслед за этим давление разорвало перехватчик типа «Фауст», как стеклянную бутылку. Сверхмощный взрыв ядра реактора испарил весь корабль вместе с ЛаХейном.

Ореол взрыва разнесся на восемьдесят километров и растаял в переливах туманности.

ВОСПОМИНАНИЕ

Дарендара, двадцать лет назад

Зимний дворец был осажден. В роще на северном берегу замерзшего озера грохотали полевые орудия Имперской Гвардии. Их тоже уже присыпал снег, и каждый громоподобный залп стряхивал на них очередную порцию белого крошева с ветвей. Казенники орудий выбрасывали дымящиеся латунные гильзы на снег, который неумолимо превращался в грязное месиво.

Тем временем дворец за озером погибал. Одно его крыло охватил огонь. Снаряды вырывали куски каменной плоти из его высоких стен, сметали огромные арки, поднимали в воздух обломки плит и перекрытий, вздымали облака снежной пыли, странно похожей на сахарную пудру. Некоторые снаряды не долетали и вспарывали ледяной покров озера, порождая фонтаны холодной воды, грязи и острых осколков.

Комиссар-генерал Делейн Октар, старший политический офицер гирканских полков, наблюдал за обстрелом в полевую оптику из своего вездехода, выкрашенного в зимний камуфляж. Когда командование флота послало гирканские части подавить восстание на Дарендаре, он предвидел, что этим все и кончится. Печальная, кровавая развязка. Сколько раз они давали сепаратистам шанс сдаться?

Слишком часто, если верить этому куску крысиного дерьма, полковнику Драверу, командиру бронетанковых бригад, поддерживавших наступление гирканской пехоты. Октар знал, что Дравер с ликованием будет писать об этом в своем докладе. Этот карьерист благородных кровей держался за перила карьерной лестницы так крепко, что мог легко пинать нижестоящих конкурентов обеими ногами.

Октару было глубоко наплевать на него. Главное — победа, а не слава. Его власть комиссара-генерала была неоспоримой. Никто не сомневался в его стойкой верности Империуму, основным догматам идеологии или в яростной искренности его речей, неизменно вдохновлявших солдат. Войну он считал несложным делом, в котором осторожность и самообладание позволяли выигрывать многое за меньшую цену. Слишком часто он наблюдал обратное. Высшие эшелоны командования Имперской Гвардии верили в теорию войны на истощение. Любого врага можно стереть в порошок, бросив в бой достаточно солдат. И Гвардия в их представлении была неиссякаемым источником пушечного мяса как раз для таких случаев.

Такой подход был Октару мало сказать неприятен — отвратителен. И он обучал офицерский состав гирканцев тому же. Он научил генерала Кернавара и его подчиненных ценить жизнь каждого человека. Из шести тысяч гирканских солдат большинство он знал по именам. Комиссар был с ними с самого начала, со дня Основания на плато Гиркана — огромных, продуваемых всеми ветрами индустриальных пустошах, среди трав и гранитных глыб. Там были собраны шесть полков. Шесть гордых полков, первые из долгой династии гирканских солдат, которые вознесут имя своей родины на вершины почетных списков Имперской Гвардии, основание за основанием. Октар возлагал на них такие надежды.

Они были храбрецами. Октар не стал бы разбрасываться их жизнями и не позволил бы офицерам так поступать. Комиссар бросил взгляд на границу леса, где артиллерийские расчеты суетились вокруг орудий. Гирканцы были светлокожими, худощавыми, но сильными людьми. Их волосы почти не имели цвета, и они стригли их очень коротко. Они носили темно-серую форму, бежевые портупеи и фуражки с короткими козырьками. По случаю холодов они были в длинных шинелях и перчатках. Но заряжающие орудий разделись до бежевых маек, портупеи свободно болтались у бедер. Сгорбившись, они подносили снаряды, пригибались при звуках сокрушительных залпов. Посреди этих снежных пустошей, где дыхание обращалось в пар, странно было видеть полуголых людей. Они двигались сквозь облака пороховых газов, в своих тонких майках, потные и раскрасневшиеся.

Комиссар знал сильные и слабые стороны каждого бойца. Знал, кого послать в разведку, кому поручить работу снайпера, кто способен возглавить атаку, кто — расчищать минные поля, резать колючую проволоку или допрашивать пленных. Он ценил военные таланты каждого человека. И не собирался впустую разменивать их жизни. Вместе с генералом Кернаваром они будут использовать людей сообразно их способностям. И они будут побеждать, побеждать и снова побеждать. Побеждать в сто раз чаще тех, кто использует своих солдат в качестве живого щита на передовой.

Люди вроде Дравера… Октар боялся представить, что это животное способно натворить, командуя подобным сражением. Пусть этот визгливый коротышка с накрахмаленным воротничком выделывается перед высшим командованием сколько ему угодно. Пусть выставляет себя дураком. Так или иначе, это не его победа.

Октар спрыгнул с платформы и протянул трубу сержанту.

— Где там наш Мальчик? — спросил он своим мягким, проникновенным тоном.

Сержант ухмыльнулся: Мальчик ненавидел, когда его так называли.

— Руководит батареями на возвышенности, комиссар-генерал. — Он ответил на безупречном низком готике, чуть сдобренном гортанным акцентом Гиркана.

— Вызови его сюда, ко мне, — велел Октар, потирая руки, чтобы разогнать кровь. — Думаю, пора ему продвигаться.

Сержант уже собирался идти, но обернулся и переспросил:

— В смысле — продвигаться по службе или продвигаться к врагу?

— Одно без другого не бывает, — по-волчьи оскалился Октар.

Сержант спешно взобрался на гребень холма, к батарее полевых орудий. Здесь не осталось деревьев после налета повстанческой авиации неделю назад. Бледную кору содрало с переломанных стволов. Земля под снегом была покрыта мелкой щепой, ветками и благоухающей хвоей. Конечно, больше таких налетов не повторится. Не сейчас. Авиация сепаратистов базировалась на двух аэродромах к югу от зимнего дворца. Танковые части полковника Дравера не оставили от них и камня на камне.

Не сказать, чтобы повстанцам было чем похвастаться в воздухе. Что-то около шестидесяти устаревших, оснащенных катапультами самолетов, вооруженных скорострельными пушками под крыльями и подвесками для небольшого запаса бомб. Однако сержант в тайне восхищался противником. Ведь они старались изо всех сил. Шли на невероятный риск, чтобы нанести максимальный ущерб, при этом даже не имея нормальных прицельных устройств. Наверное, он никогда не забудет тот самолет, уничтоживший бункер связи в заснеженных горах две недели назад. Машина два раза прошла на бреющем полете сквозь плотный огонь зенитных батарей, чтобы разглядеть цель. Можно было разглядеть лица пилота и стрелка при каждом заходе — они подняли колпак кабины, чтобы видеть цель.

Храбрые… Отчаявшиеся. Что, по мнению сержанта, почти одно и то же. По словам комиссара-генерала, еще и целеустремленные. Они ведь знали, что проиграли эту войну еще до того, как начали ее. И все же они попытались отколоться от Империума. Сержант знал, что Октар проникся к ним уважением. И сам он уважал комиссара за то, что тот постоянно убеждал начальника штаба дать повстанцам шанс сдаться. Какой прок в бессмысленных жертвах?

Но до сих пор сержант вздрагивал, вспоминая, как полуторатонная бомба в одно мгновение оставила от бункера лишь воронку. Так же как до этого радовался тому, что грохочущие орудия зенитных «Гидр» изрешетили набирающий высоту самолет. Машина вздрогнула, будто от удара, вздернула хвост. И начала падать, катиться по небу огненным колесом в своем долгом смертельном полете к роще вдалеке.

Сержант добрался до вершины холма и тут же заметил Мальчика. Тот был на позиции, подавал заряжающим снаряды из ящиков, спрятанных под защитным навесом. Бледный, высокий, стройный и крепкий, Мальчик немного пугал сержанта. Когда-нибудь Мальчик станет настоящим комиссаром, если, конечно, смерть не приберет его. А пока он пребывал в звании комиссара-кадета и служил своему наставнику Октару с энтузиазмом и неисчерпаемой энергией. Как и комиссар-генерал, Мальчик не был гирканцем. Сержант подумал — должно быть, первый раз в жизни, — что не знает, откуда он родом. Впрочем, Мальчик и сам вряд ли знал.

— Комиссар-генерал желает видеть тебя, — бросил сержант, подойдя поближе.

Мальчик извлек из ящика еще один снаряд и передал артиллеристу.

— Ты меня вообще слышишь? — поинтересовался гирканец.

— Слышу, — отозвался комиссар-кадет Ибрам Гаунт.

Он знал, что это проверка. Знал, что на него теперь ложится ответственность и главное — не сплоховать. Это шанс доказать Октару, что у него, Ибрама Гаунта, есть задатки комиссара.

Четких сроков обучения комиссара-кадета не существовало. После учебы в Схоле Прогениум и базовой гвардейской подготовки кадет продолжал обучение прямо на поле боя. Присвоение ему полного звания комиссара было в юрисдикции его старшего офицера. Октар, и только он, мог возвысить его или забраковать. От действий Гаунта зависела его карьера. Дело имперского комиссара — поддерживать дисциплину, вдохновлять и вселять любовь к Богу-Императору Терры в сердца солдат величайшей армии Вселенной.

Гаунт был тихим и сосредоточенным молодым человеком. Должность комиссара была предметом его стремлений с ранних лет в Схоле Прогениум. Но исполнение его мечты находилось в руках Октара. Комиссар-генерал лично выбрал именно его из почетного кадетского класса. За прошедшие полтора года Октар стал для Гаунта отцом. Возможно, суровым и жестоким отцом. Но настоящего он все равно так толком и не узнал.

— Видишь, там крыло горит? — произнес Октар. — Это наш вход. Сепаратисты сейчас наверняка отступают во внутренние покои. Мы с генералом Кернаваром собираемся отправить туда несколько отделений и ударить в самое сердце. Справишься с этим?

Гаунт медлил, чувствуя, как сердце уходит в пятки.

— Сэр… вы хотите, чтобы я…

— Повел их внутрь, да. Не делай такое перепуганное лицо, Ибрам. Ты же сам все время просишь дать тебе шанс продемонстрировать командирские способности. Ну, так кого возьмешь?

— На мой выбор?

— На твой.

— Бойцов четвертой бригады. Танхаузе — хороший командир, его люди специализируются на зачистке помещений. Я бы взял их и расчет тяжелого орудия Рихлинда.

— Хороший выбор, Ибрам. Докажи, что я в тебе не ошибся.

* * *

Они миновали завесу огня и пробрались в галерею, увешанную гобеленами. Здесь гулял только ветер, оглашая стонами длинный коридор. Свет сочился сквозь высокие окна, стелясь по полу косыми дорожками. Кадет Гаунт лично вел солдат в бой, как сделал бы на его месте сам Октар. Пальцы крепко сжаты на рукояти лазгана. Черная с синим кантом униформа комиссара-кадета сидит как влитая.

В пятом коридоре отчаявшиеся сепаратисты контратаковали в последний раз.

Вокруг с треском заплясали лазерные лучи. Кадет Гаунт укрылся за антикварным диваном, который очень скоро превратился в гору антикварных щепок. Танхаузе двигался вслед за Гаунтом.

— И что теперь? — спросил жилистый гирканский майор.

— Давай гранаты, — откликнулся кадет.

Получив связку гранат, Гаунт установил таймеры на всех двадцати.

— Вальтхема сюда, — бросил он Танхаузе.

Рядовой Вальтхем подобрался к ним. Гаунт знал, что гвардеец славился в полку силой броска. Дома, на Гиркане, он был чемпионом в метании копья.

— Используй их на всю катушку, — сказал Гаунт, передавая ему гранаты.

Негромко крякнув, Вальтхем швырнул взрывчатку. На расстоянии шестидесяти шагов коридор разворотило взрывом.

Гвардейцы ринулись вперед сквозь клубы дыма и бетонное крошево. Повстанцы окончательно пали духом. Вскоре нашелся и их предводитель, Дегредд. Он был уже мертв, ему в рот уставился ствол лазгана.

Гаунт связался с генералом Кернаваром и комиссаром-генералом Октаром. Передал, что битва окончена. Повстанцы сдались, и он вывел их к войскам с поднятыми руками. Гирканцы тем временем принялись разбирать огневые точки и склады боеприпасов.

— А с этой нам что делать? — неожиданно обратился к кадету Танхаузе.

Гаунт отвлекся от штурмовой пушки, из которой он вынимал боек, и обернулся.

Она была красива. Белокожая, черноволосая, как и полагается дочери благородного рода Дарендары. Она изворачивалась, как зверек, цеплялась за форму удерживающих ее солдат и за проходящих по галерее военнопленных.

Замерла она лишь в тот момент, когда увидела Гаунта. Он уже ждал от нее потока оскорблений, гнева и желчи. Такое часто случалось с побежденными и пленниками, чьи вера и идеалы были втоптаны в грязь. Один взгляд на ее лицо — и он замер в изумлении. Ее глаза остекленели, стали похожи на зеркально отполированный мрамор. Кадет и пленница глядели друг на друга, и ее лицо начало меняться. Гаунт содрогнулся — словно она узнала его.

— Их будет семь, — вдруг заговорила она на безупречном высоком готике, без тени местного акцента. Этот гортанный голос не принадлежал ей. Слова не согласовывались с артикуляцией. — Семь камней силы. Отсеки их — и освободишься. Не убивай их. Но сперва отыщи своих призраков.

— Хватит этого бреда! — рявкнул Танхаузе и приказал солдатам увести ее.

К тому времени из глаз девушки исчезли последние искры разума, на губах выступила пена. Пленница явно начинала впадать в транс. Гвардейцы опасливо подталкивали ее, но не решались действовать грубо. Ее чародейство пугало их. В коридоре резко похолодало. Каждый выдох порождал облачко пара. Воздух, наполненный тяжелым запахом гари и металла, сгустился, словно перед грозой. Гаунт почувствовал, как шевелятся волосы на затылке. Он уже не мог оторвать взгляда от бормочущей девушки, которую смятенные гвардейцы пытались заставить идти.

— С ней разберется Инквизиция, — поежился Танхаузе. — Еще одна необученная ведьма на службе врага.

— Постой! — окликнул ее Гаунт. Страх перед сверхъестественным заставил его напрячься. — О чем ты говоришь? Семь камней? Призраки?

Она уставилась на него глазами, лишенными зрачков.

— Варп знает тебя, Ибрам. — Теперь ее кривящиеся губы говорили уже старческим голосом.

Кадет отпрянул, как ужаленный.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут?

Она не ответила. Членораздельно, во всяком случае. Она начала тараторить что-то невнятное, плеваться и биться в конвульсиях. Из горла вырывалось лишь звериное рычание.

— Да уберите же ее отсюда! — рявкнул Танхаузе.

Один из гвардейцев двинулся было к псайкеру, но тут же упал на колени. Его словно скрутило, а из носа потекла кровь. Девушка всего лишь посмотрела в его сторону. Тогда солдаты, ругаясь и бормоча защитные литании, принялись бить ее прикладами лазганов.

Ведьму наконец уволокли, а Гаунт простоял еще несколько минут, глядя в пустой коридор. Воздух не стал теплее. Кадет обернулся к Танхаузе и увидел тревогу на лице ветерана.

— Не обращайте внимания, — как можно увереннее произнес гирканец.

Кадет здорово испугался, это было ясно как день. «Все от неопытности», — уверил себя майор. Пройдет несколько лет, Мальчик переживет пару кампаний и научится отсекать бессвязный бред врага, его нечистые проповеди. Иначе он никогда не заснет спокойно.

Гаунт явно нервничал дольше положенного.

— Что все это значило? — Он словно надеялся, что Танхаузе растолкует ему слова девушки.

— Ахинея это, вот что. Выбросьте из головы, сэр.

— Да, выбросить из головы, точно.

Но он так никогда и не забыл.

 

Часть вторая

Мир-кузница Фортис Бинари

1

Небо было матово-черным, как их униформа. Рассвет пришел тихо и внезапно, подобно удару ножа, и черный покров небес вскипел блекло-красным у самого края.

Наконец взошло солнце, заливая траншеи жестким янтарным светом. Звезда была алой, большой, тяжелой, будто гнилой фрукт, брошенный в огонь. Вдали сверкнула рассветная молния.

Колм Корбек проснулся и скатился со своей койки в блиндаже, мимолетно почувствовав добрую тысячу синяков и ссадин на теле. Из щелей в деревянном настиле плеснула серая окопная жижа и окатила его огромные ботинки.

Корбеку перевалило за сорок. Он был силен и крепко сложен, но с возрастом начал полнеть. Спирали синих татуировок покрывали его широкие, поросшие волосами руки. Лицо его украшала густая, косматая борода. Одет он был в черную форму танитских подразделений, а поверх нее носил знаменитую маскировочную накидку, ставшую символом его полка. Внешне он не выделялся среди танитцев — светлая кожа, черные волосы и голубые глаза — и пребывал в звании полковника Танитского Первого и Единственного полка. Более известного под прозвищем Призраки Гаунта.

Корбек зевнул. По всей длине окопа под противоосколочными экранами, укрепленными насыпями и мотками ржавой колючки просыпались остальные Призраки. Кашель, вздохи, тихие стоны. С наступлением рассвета кошмарные сны не уходили, а обретали плоть. Под нависающим бруствером назначались пары часовых. Гвардейцы чистили убранное на ночь оружие. Щелкали при проверке спусковые механизмы лазганов. С полок над койками начали доставать коробки с пайком — там до них не могли добраться местные грызуны.

Потягиваясь после сна, Корбек поплелся вдоль траншеи. Под ногами хлюпала топкая грязь. Среди изломанных линий траншей он заметил, как возвращаются после ночного дежурства часовые. Бледные, вымотанные, они едва держались на ногах. Далеко позади, за десяток километров от позиций Гвардии, громоздились ржавые, побитые бомбами люки стартовых шахт, огромные заводы по производству титанов и склады литейных цехов техножречества Адептус Механикус. Мерцание выдавало разбросанные между строениями вышки дальней связи.

Темные камуфляжные плащи и форма Танитского Первого и Единственного на часовых были изодраны и покрыты коркой засохшей грязи. Гвардейцы следующей смены, еще сонные и опухшие после ночи, хлопали сослуживцев по рукам, обменивались шутками и сигаретами. Но вернувшиеся дозорные едва ли были настроены на беседу.

«Как блуждающие духи, Призраки возвращаются в свои могилы, — подумал Корбек. — Да, все мы здесь мертвы».

В яме у самой стены возился тощий снайпер первого отделения, Безумный Ларкин. Держа побитый походный котелок над горелкой, он варил нечто, отдаленно напоминающее кофеин. В нос ударила ядовитая вонь.

— Поделись, что ли, Ларкс, — сказал полковник, подойдя ближе.

Ларкин был тощим, но жилистым, с почти болезненно бледной кожей. В левом ухе он носил три серебряных кольца, а на ввалившейся правой щеке синей змейкой свернулась татуировка. Ларкин подал Корбеку гнутую металлическую кружку. Глаза, окруженные сеткой морщин, смотрели со страхом и усталостью.

— Сегодня, как ты думаешь? Сегодня, да?

Корбек поджал губы, наслаждаясь теплом, исходящим от кружки.

— Да кто его знает… — начал было он и замолчал.

Высоко в оранжевых небесах пара имперских истребителей заложила вираж над линиями окопов и ушла на север. На горизонте поднимались столбы дыма от горящих храмов-кузниц Адептус Механикус. Пылали великие храмы индустрии. Мгновение спустя сухой ветер принес отголоски взрывов.

Глядя на удаляющиеся истребители, Корбек отхлебнул кофеина. На вкус варево оказалось настолько мерзким, что его едва можно было пить.

— Хорошая вещь, — пробормотал полковник из вежливости.

В километре от них на дне неровной траншеи рядовой Фульк был занят тем, что сходил с ума. Отблески лазерных лучей плясали в жиже на дне окопа, на баррикадах из мешков. Близкие выстрелы разбудили третьего офицера полка, майора Роуна. Он немедленно сорвался со своей тесной койки. Его адъютант, Фейгор, уже бежал, спеша добраться до безумца и спотыкаясь в грязи. Отовсюду доносились крики и брань солдат.

Фульк обнаружил, что вездесущие грызуны добрались до его пайка и пытаются разгрызть пластиковые упаковки с едой. Роун продирался к месту действия, когда зверьки проскакали мимо него на длинных заячьих лапах. Слизь покрывала их кишащую паразитами шерсть. Тем временем Фульк, надрывно матерясь, поливал свою койку под бруствером лазерным огнем.

Первым до него добрался Фейгор и тут же вырвал оружие из рук вопящего гвардейца. Фульк развернулся, подняв фонтан грязных брызг, и кулаком разбил адъютанту нос.

Роун проскользнул мимо падающего Фейгора и свалил Фулька хуком в челюсть. Хрустнула кость. Гвардеец повалился в дренажную канаву и жалобно заскулил.

— Собрать расстрельную команду, — бесцеремонно бросил майор окровавленному адъютанту и направился в свой блиндаж.

Рядовой Браг брел к своей койке. Здоровяк, он был самым огромным из всех Призраков. При этом он слыл миролюбивым простаком. За ужасный глазомер его прозвали Еще Разок Браг. Всю ночь Еще Разок провел в карауле и теперь не мог сопротивляться колыбельной, которую мурлыкала его постель. На повороте он налетел на молодого гвардейца Каффрана, сбив его с ног. Браг принялся поднимать его, от усталости еле бормоча извинения.

— Все нормально, Разок, — успокоил его Каффран. — Иди отсыпайся.

Браг поплелся дальше. Через пару шагов он уже забыл о происшедшем. Только в подсознании осталось, что он провинился перед другом и должен извиниться. Усталость накрыла его с головой.

Тем временем Каффран добрался до третьей соединительной траншеи и склонился перед командирским блиндажом. Дверь закрывали толстый лист поливолокна и несколько слоев противогазовых покрывал. Гвардеец постучал дважды, отодвинул тяжелые занавеси и нырнул внутрь.

2

В глубокий офицерский блиндаж можно было попасть только по алюминиевой лестнице, закрепленной на стене. Внутренности блиндажа заливали холодным белым светом натриевые горелки. Пол был выложен досками из добротного дерева. Блиндаж даже отличался такими признаками цивилизации, как книжные полки, карты и аромат качественного кофеина.

Первым, кого заметил Каффран, спустившись в офицерскую нору, был Брин Майло, шестнадцатилетний талисман полка, которого Гаунт подобрал во время Основания. Ходили слухи, что комиссар лично спас его из пожарища их родного мира. Благодаря этому Майло стал полковым музыкантом и адъютантом командующего. Каффран недолюбливал его. Молодость и блеск в глазах паренька неуловимо напоминали о потерянной родине. В этом присутствовала своя ирония. Между ними была всего-то пара лет разницы, на Танит они наверняка стали бы друзьями.

Майло сервировал завтрак на небольшом походном столике. Пахло очень аппетитно: яичницей с ветчиной и гренками. Каффран позавидовал комиссару, его высокому положению и доступной ему роскоши.

— Комиссар выспался? — поинтересовался гвардеец.

— Он даже не ложился, — откликнулся Майло. — Всю ночь изучал разведданные орбитального дозора.

Каффран переминался у входа в помещение, сжимая запечатанный пакет с оперативными донесениями. Он был молод и невысок ростом. Черные волосы были коротко пострижены, на виске поселилась татуировка синего дракона.

— Проходи, не стесняйся. Садись.

Сначала Каффран решил, что это сказал Майло, но голос принадлежал самому комиссару. Ибрам Гаунт, на вид бледный и изможденный, выбрался из дальней комнаты блиндажа. На нем были только белая рубашка и форменные черные штаны на тугих подтяжках. Жестом он пригласил Каффрана за столик, а сам устроился на стуле напротив. Помедлив в нерешительности еще мгновение, Каффран все же сел, куда ему указали.

Гаунту было уже за сорок. Высокий, жилистый, с узким, суровым лицом. Каффран искренне восхищался им, изучал историю его сражений на Бальгауте и Формаль Приме, его службу с Восьмым Гирканским, даже его великолепное руководство во время катастрофы на Танит.

Сейчас Гаунт казался Каффрану как никогда уставшим. Но гвардеец всецело доверял руководству этого человека. Если кто и мог искупить вину Призраков, то только Ибрам Гаунт. Он был редким зверем — политический офицер, получивший в командование целый полк и почетное звание полковника.

— Прошу прощения, что отрываю вас от завтрака, комиссар. — Каффран нервно ерзал на стуле, теребя пакет с донесениями.

— Совсем не отрываешь, Каффран. Наоборот, ты пришел как раз вовремя, чтобы составить мне компанию.

Каффран решил, что комиссар шутит, и смешался.

— Я серьезно, — уверил его Гаунт. — Я гляжу, ты проголодался не меньше моего. Могу поспорить, Брин наготовил больше, чем мы оба можем съесть.

Как по сигналу, адъютант поставил перед ними две керамических тарелки с едой. Яичница с ветчиной и упругие, поджаристые ломти пшеничного хлеба. Гаунт уже с удовольствием приступил к еде, а Каффран все глядел в свою тарелку.

— Ешь, не стесняйся. Когда еще отведаешь офицерских харчей, — подбодрил его Гаунт, жадно заглатывая добрую порцию яичницы.

Каффран поднял вилку дрожащей рукой и принялся за еду. Первый раз за шестьдесят дней он ел такую вкуснятину. Она тоже напоминала о прошлом. О тех днях, когда он был помощником инженера на лесопилках погибшей Танит, до Основания, до Потери. О сытном ужине, которым потчевали за длинными столами трапезной последнюю смену.

Потом Майло подал густой горячий кофеин. Пришло время поговорить о делах.

— Ну, что в донесениях этим утром? — начал комиссар.

— Не могу знать, сэр. — Каффран достал запечатанный пакет и положил на стол. — Я их только приношу сюда, что там — не спрашиваю.

Гаунт не спеша дожевал яичницу с ветчиной, сделал изрядный глоток горячего напитка. Наконец он потянулся за пакетом.

Каффран старался не смотреть, как комиссар вскрывает печати на конверте и читает распечатки.

— Всю ночь провел у этой штуки. — Гаунт махнул через плечо на зеленоватое сияние артифицера, устройства тактической связи, вмонтированного в грязную стену блиндажа. — И не получил ничего вразумительного.

Он вытряс из конверта доклады и стал перечитывать их.

— Вам с парнями должно быть интересно, сколько нам торчать в этой дыре, — сказал он. — Признаться, я и сам хотел бы знать. Это война на истощение. Мы здесь можем сидеть месяцами.

Гвардейца к этому времени уже так разморило от тепла и вкусной еды, что Гаунт мог говорить все, что угодно. Например, что маму Каффрана только что убили орки. Он бы не расстроился.

— Сэр? — нарушил его покой голос Майло.

— В чем дело, Брин? — Гаунт оторвал взгляд от бумаг.

— Похоже… это… Похоже, вот-вот начнется атака.

Каффран хохотнул.

— Ты откуда знаешь, что… — начал было он, но комиссар оборвал его.

— Уж не знаю как, но Майло чувствовал каждую атаку заранее. Каждую. Похоже, у него нюх на дождик из снарядов. А может, по молодости слух острый. — Гаунт криво ухмыльнулся Каффрану. — Как, хочешь поспорить?

Гвардеец собирался ответить, когда до него донесся вой первых снарядов.

3

Гаунт сорвался с места, попутно перевернув стол. Каффран тоже вскочил, реагируя скорее на это внезапное движение, чем на свист падающих бомб. Гаунт тем временем пытался вытащить свой пистолет из кобуры, висевшей на крючке возле лестницы. У стеллажа с книгами стояла полевая вокс-рация. Комиссар подхватил трубку.

— Гаунт — всем подразделениям! Боевая тревога! К оружию! Нас атакуют!

Каффран не ждал других команд. Когда лавина снарядов накрыла траншеи, он уже поднялся по лестнице и продрался через противогазовые накидки. За спиной взлетали фонтаны земли. Узкая траншея полнилась криками и суетой гвардейцев. Один из снарядов прошел совсем низко над головами и взорвался за траншеей, оставив воронку размером с десантный челнок. Каффрана окатило грязью с ног до головы. Он вытянул лазган из-за спины и скользнул к брустверу. На позициях царили паника и полная неразбериха. Гвардейцы с криками бежали кто куда.

Что же творится? Может быть, это и есть конец затянувшейся войны, в жернова которой их затянуло? Каффран осторожно приподнялся над краем траншеи, чтобы посмотреть на ничейную землю, на вражеские позиции, которые он наблюдал последние шесть месяцев. Но не увидел ничего, кроме дыма и грязи.

Послышались треск лазерного огня и чьи-то вопли. Снаряды все падали. Один из них разорвался прямо в центре ближайшего хода сообщения. И вопли стали куда ближе и реальнее. Хлынувший затем дождь состоял уже не из грязи и воды, а из кусков человеческой плоти.

Каффран выругался и стер кровавые ошметки с прицела лазгана. Позади грянул мощный голос, эхом заметавшийся по траншеям. Казалось, даже деревянные настилы вздрагивали от его силы. Гвардеец оглянулся как раз в тот момент, когда комиссар Гаунт покинул свой блиндаж.

Теперь на нем была его черная униформа и фуражка, ветер трепал камуфляжный плащ его полка. На лице застыла гримаса ярости. В одной руке болт-пистолет, в другой — ревущий меч. Вращающиеся зубья рвут утренний воздух.

— За Танит! Пришло время дать им бой! Держите линию! Пока они не переберутся через насыпь — огонь не открывать!

Душу Каффрана охватило ликование. Комиссар рядом, а значит, они победят, несмотря ни на что. Внезапно мир опрокинулся, мощный удар поднял в воздух грязь. На секунду Каффрану показалось, что его душа покинула тело.

Прямое попадание в траншею разом унесло жизни десятков людей. Оглушенный, Каффран упал в месиво из грязи и переломанных досок. Кто-то схватил его за плечо и рывком поставил на ноги. Часто моргая, гвардеец поднял голову и оказался лицом к лицу с Гаунтом. Комиссар смотрел на него грозно и ободряюще одновременно.

— Решил вздремнуть после сытного завтрака? — спросил он растерявшегося солдата.

— Нет, сэр, я… я…

Вокруг них уже плясали лучи лазганов и стреляли игольные карабины. Бронированные амбразуры первой линии траншей огрызались огнем.

— Думаю, пришло время, — произнес Гаунт. — Я хочу, чтобы все мои храбрые солдаты были рядом, когда мы начнем наступать.

— Я с вами, сэр! — рассмеялся Каффран, сплюнув грязь. — От самой Танит, куда бы нас ни занесла судьба.

Гвардеец еще слышал вой цепного меча, когда комиссар взлетел по лестнице на край бруствера.

— Воины Танит! — воскликнул он. — Вы что, собрались жить вечно?!

Их громкий, могучий ответ утонул в грохоте артобстрела. Не важно — Ибрам Гаунт знал, что они ответили.

Под шквальный огонь всех стволов Призраки Гаунта поднялись из траншей и устремились навстречу славе, смерти и всему, что только могло поджидать их в дыму.

4

На расстоянии двадцати километров и еще сотни шагов все это выглядело как полыхающие заросли из лазерных лучей. Наступающие легионы врага схлестнулись с полками Имперской Гвардии, будто насекомые, ползущие из своих растревоженных гнезд и сливающиеся в кипящую хаотичную массу, ежесекундно озаряемую раскаленными вспышками выстрелов.

Верховный лорд-генерал Гектор Дравер отвернулся от перископа, ухоженными руками оправил свой безупречно сидящий китель и вздохнул.

— Кто умирает там сегодня? — спросил он неприятно тонким, пронзительным голоском.

Полковник Фленс, полевой командир Янтийских Патрициев, одного из старейших и самых почитаемых полков Гвардии, элегантно поднялся с кушетки и стал по стойке «смирно». Фленс мог похвастаться высоким ростом и крепким телосложением. Его левая щека была обезображена биокислотой тиранидов много лет назад.

— Генерал?

— Эти… муравьишки там, внизу. — Дравер лениво махнул рукой в направлении битвы. — Я хочу знать, кто они.

Фленс прошествовал по веранде к столу, стеклянная крышка которого светилась россыпью символов. Он провел пальцем по стеклу, вдоль фронта длиной четыре тысячи километров. Здесь, на Фортис Бинари, ключевой точкой войны были две изломанные линии траншей, разделенных полосой грязи, воронок и разрушенных фабрик.

— Западные траншеи, — заговорил полковник. — Их удерживает Первый Танитский полк. Вы должны их помнить, сэр: банда Гаунта. Как я полагаю, это их прозвали Призраками.

Дравер неспешно подошел к узорчатой тележке с напитками и налил себе маленькую чашку густого черного кофеина из позолоченного самовара. Отхлебнув, он еще некоторое время катал густую жидкость между зубами.

Фленс поежился. Полковник Дрейкер Фленс повидал за свою жизнь много такого, что выжгло бы душу любого простолюдина. Он видел, как целые легионы гибнут, распятые на колючей проволоке. Видел, как люди пожирают друг друга, зараженные безумием Хаоса. Как целые планеты разрушаются, гниют и погибают. Но в генерале Дравере было что-то, что вызывало у него куда более глубокое отвращение. Наверное, поэтому служить ему было настоящим удовольствием.

Генерал наконец сглотнул и отставил чашку.

— Значит, сегодня труба подняла Призраков Гаунта, — произнес он.

Гектор Дравер был полным краснолицым человеком, на шестом десятке, крупным и приземистым. Он постепенно лысел, но все еще требовал, чтобы жалкие остатки его волос укладывали лаком, словно хотел лишний раз подчеркнуть собственную важность. Казалось, каждое утро на его форму расходуют полковой запас крахмала и отбеливателя. Его грудь украшала жесткая латунная планка с орденами. Генерал никогда с ней не расставался. Фленс не мог точно сказать, за что он получил каждую награду. Ему и в голову не приходило спрашивать, но он отлично знал, что Дравер прошел едва ли не больше сражений, чем сам полковник. И каждую каплю своей славы он заслужил. Порой Фленса возмущало, что генерал всегда был при наградах. Причину возмущения он объяснял тем, что Дравер может ими похвастаться, а сам полковник — нет. Иначе какой смысл добиваться звания лорда-генерала?

Графский особняк, на веранде которого устроились офицеры, чудом уцелел после шестимесячной бомбардировки. Отсюда можно было охватить взглядом всю глубокую долину Деймос, которая некогда была сердцем местной индустрии, снабжавшим Фортис Бинари электроэнергией. Теперь долина стала главным очагом войны. Насколько хватало взгляда, расстилалась титаническая промышленная зона: башни и ангары, хранилища и бункеры, цистерны и трубы. На севере высился огромный зиккурат, на стенах которого сияли золотом символы Адептус Механикус. Он почти затмил собой собор Экклезиархии, посвященный Богу-Императору, ведь техножрецы Марса считали весь этот мир святыней Бога-Машины Воплощенного. Зиккурат был центром административного управления индустрией Фортис. Отсюда техножрецы руководили девятнадцатью миллиардами рабочих, занятых в производстве тяжелого вооружения и бронетехники для имперской военной машины. Теперь от него осталась только выжженная оболочка. Зиккурат был первой целью восстания.

Враг закрепился на дальних холмах, среди крепостей-фабрик, жилых блоков и складов сырья. Легион демонопоклонников, численностью не меньше миллиарда. Фортис Бинари была одним из основных миров-кузниц Империума, ее промышленность мало было назвать мощной. И никто не мог объяснить, как Темные Силы сумели совратить его, как большая часть армии рабочих оказалась заражена культом Ложных Богов. Но каким-то непостижимым образом это произошло. Восемь месяцев назад некогда верные Культу Машины работники переметнулись на сторону Хаоса. Они захватили гигантские заводы-ковчеги и плавильные печи Адептус Механикус всего за одну ночь. С планеты успела бежать лишь горстка техножрецов, переживших эту неожиданную резню.

Бессчетные полки Имперской Гвардии прибыли, чтобы освободить этот мир. И стратегию определяла сама планета. Мастерские и заводы Фортис Бинари имели слишком большую ценность, чтобы просто сровнять их с землей орбитальной бомбардировкой. Во благо Империума каждый дюйм этой земли будет отвоевывать пехота. По том и кровью солдаты Имперской Гвардии вычистят отсюда Хаос до последнего пятнышка, оставив драгоценную инфраструктуру мира-кузницы целой, готовой для перезаселения.

— Каждые несколько дней они испытывают нас на прочность. Атакуют разные участки укреплений, пытаясь найти слабое место. — Лорд-генерал снова принялся разглядывать в перископ бойню, кипевшую в пятнадцати километрах от него.

— Я слышал, Первый Танитский славится хорошими бойцами, генерал. — Фленс подошел ближе и заложил руки за спину. Исполосованная шрамами щека чуть подергивалась — так часто бывало, когда он нервничал. — Они хорошо зарекомендовали себя в нескольких кампаниях, а Гаунта называют успешным полководцем.

— Ты его знаешь? — Генерал оторвался от перископа и вопросительно глянул на Фленса.

Полковник помедлил.

— Не напрямую, сэр. В основном с чужих слов, — ответил он, умолчав о многом. — Мы пересекались ненадолго. Его взгляды на методы командования расходятся с моими.

— Я гляжу, тебе он не нравится, Фленс? — заметил Дравер. Он мог читать чувства полковника как открытую книгу. И он видел глубоко скрытую неприязнь к прославленному герою комиссару Гаунту. Генерал знал, в чем ее причина. Он читал донесения. Хотя сам полковник об этом говорить не станет.

— Честно? Нет, сэр, не нравится. Ведь он — комиссар, политический офицер. Он командует полком по досадному стечению обстоятельств. Военмейстер Слайдо, будучи уже на смертном одре, поставил его во главе танитцев. Я вполне понимаю, какое место занимают комиссары в этой армии. Но его офицерское звание мне претит. Он сочувствует там, где должен вдохновлять, и вольнодумствует там, где должен держаться правил. Но… так или иначе, в роли командира мы можем на него положиться. Наверное.

Дравер улыбнулся. Тирада Фленса прозвучала вполне искренне. И все же он дипломатично сгладил кое-какие углы.

— В роли командира я полагаюсь только на себя, Фленс, — категорично заявил Дравер. — Если я не вижу на горизонте явную победу, я не доверю идти к ней никому, кроме себя. Если я не ошибаюсь, твои Патриции остаются в резерве?

— Они расквартированы в жилых кварталах к западу и готовы поддержать прорыв на одном из флангов.

— Ступай и приведи их в боевую готовность. — Лорд-генерал вернулся к столу с картой и прочертил стилусом несколько ярких линий на стеклянной поверхности. — Мы и так задержались здесь. Мое терпение на исходе. Эту войну нужно было завершить пару месяцев назад. Сколько бригад уже направлено на прорыв патовой ситуации?

Фленс замешкался. Дравер славился своей «щедростью» при обращении с человеческими ресурсами. Именно он говорил, что можно заткнуть Око Ужаса, если набить в него достаточно солдат. Последнее время он выглядел все более недовольным отсутствием успехов. Фленс предполагал, что Дравер спешит угодить военмейстеру Макароту, новому главнокомандующему крестового похода в миры Саббаты. Дравер и Макарот в свое время соперничали за этот титул. Проиграв эту схватку, генерал должен был многое доказать. Например, свою преданность новому командующему.

До Фленса также дошли слухи, что неделю назад для приватной беседы с лордом-генералом на Фортис прибыл инквизитор Хелдан, один из ближайших сподвижников Дравера. Казалось, Дравер горит желанием достичь чего-то еще более значимого, чем завоевание планеты. Даже такой важной, как Фортис Бинари.

— Сегодня утром Покаявшиеся снова дали о себе знать, в большем количестве, чем обычно. Чтобы отойти с тех позиций, которые они пытаются сейчас занять, и перегруппироваться, им понадобится часов восемь-девять, — вновь заговорил генерал. — Заходи со своим полком с восточного фланга и отрежь их. Используй этих Призраков как буфер и прорывайся в центр оборонительных порядков противника. Будь на то воля Всеблагого Императора, мы наконец разберемся с этим делом и вырвем победу.

Лорд-генерал постучал стилусом о стол, как бы подчеркивая окончательность своего решения.

Фленс поддержал его со всем энтузиазмом. Больше всего на свете он желал, чтобы его полк сыграл главную роль в победе на Фортис Бинари. Его раздражала одна только мысль, что Гаунт мог как-то забрать его победу. Раздражала настолько, что он начинал подумывать о…

Мотнув головой, полковник отогнал эту мысль. Его грело предвкушение того, что Гаунт и его безродное отребье станут пушечным мясом, будут брошены на вражеские орудия, чтобы проложить дорогу его собственной победе. Фленс уже собирался уходить, но вдруг остановился. Никогда не помешает лишний раз подстраховаться. Он вернулся к столу и указал затянутым в кожу перчатки пальцем на изгиб карты.

— Здесь довольно обширная территория, сэр, — начал он. — И если люди Гаунта… в общем, если они струсят и побегут, мои Патриции окажутся зажаты между укреплениями Покаявшихся и их отступающими войсками.

Дравер подумал над этим несколько мгновений. Струсят… Это слово в устах Фленса говорило о многом. Наконец генерал хлопнул в пухлые ладоши, радостно, как ребенок на праздновании дня рождения.

— Связиста! Связиста сюда, живо!

Двери гостиной распахнулись и впустили усталого солдата. Он торопливо козырнул, щелкнув каблуками поношенных, но начищенных до блеска сапог. Тем временем Дравер деловито писал на инфопланшете приказ. Перечитав написанное, он вручил планшет солдату.

— Мы направим Витрийских Драгун на помощь Гаунту и будем надеяться, что они опрокинут орды Покаявшихся обратно в пойму реки. Таким образом, бои на западном фланге будут идти достаточно долго и Патриции успеют добраться до цели. Передайте этот приказ и танитскому командиру тоже. Этому Гаунту. Прикажите ему наступать. Сегодня его долг — не просто выстоять. Он должен воспользоваться шансом, ворваться в траншеи противника и занять их. Удостоверьтесь, что он понял: эти указания идут непосредственно от моего имени. Передайте ему, что сегодня не дозволено сомневаться. Не дозволено отступать. Его люди победят или погибнут все до единого.

Фленс мысленно улыбнулся своей победе. Его тылы будут надежно прикрыты, а Гаунт будет брошен в атаку, которую вряд ли переживет.

Связист снова козырнул и направился к выходу.

— Да, и вот еще что, — остановил его Дравер.

Солдат задержался и нервно повернулся к генералу.

— Прикажи там принести свежего кофеина. — Дравер постучал мощным перстнем по блестящему пузу самовара. — Этот уже несвеж.

Связист кивнул и удалился. По приглушенному звону самовара было понятно, что огромный сосуд почти полон. Целый полк мог несколько дней пить то, что генерал явно собирался вылить. С трудом дождавшись, когда двери закроются, солдат тихо обматерил того, кто руководил этой бойней.

Фленс надел фуражку и отдал честь.

— Слава Императору, лорд-генерал! — сказал он.

— Что? Ах да, действительно, — рассеянно отмахнулся Дравер, сел в кресло и закурил сигару.

5

Майор Роун распластался на дне воронки, едва не захлебнувшись в мутной жиже. Отплевываясь, он подполз к краю ямы и прицелился. Воздух наполнился дымом и яркими потоками огня. Выстрелить Роун не успел — в его импровизированный окоп ввалились еще несколько человек. Рядовой Нефф и адъютант майора Фейгор, а за ними гвардейцы Каффран, Варл и Лонегин. Еще с ними был рядовой Клей, но он приземлился уже мертвым. Яростная перестрелка зацепила его в шаге от укрытия. Никто не обернулся на его труп, погрузившийся в воду. Солдаты видели подобное тысячи раз, и им это порядком надоело.

Воспользовавшись прицелом винтовки, Роун осторожно выглянул из воронки. Где-то неподалеку Покаявшиеся поддерживали свою пехоту огнем тяжелых орудий. Разрывные снаряды ложились плотно и выкашивали наступающих Призраков. Нефф тем временем возился со своим оружием.

— В чем дело, рядовой? — повернулся к нему Роун.

— Спусковой механизм забило грязью, сэр. Не могу вычистить.

Фейгор молча отобрал у парня лазган, отщелкнул магазин и снял промасленную крышку камеры воспламенения, открыв кольца концентратора. Адъютант плюнул в камеру сгорания и со щелчком вернул крышку на место. Как следует встряхнув оружие, он вогнал обойму обратно. На глазах Неффа Фейгор вскинул лазган и выстрелил в завесу дыма над воронкой.

— Видишь? Все работает. — Он бросил оружие обратно.

Сжав лазган, Нефф немедленно пополз на огневую позицию.

— Мы здесь и метра не пройдем вживую, — бросил ему вслед Лонегин.

— Да фес им! — огрызнулся Варл. — Пусть лучше они в грязь поныряют.

Он снял с пояса связку гранат и стал торопливо раздавать их, словно школьник, делящийся с друзьями ворованными фруктами. Несколько щелчков возвестили о том, что взрывчатка готова к бою. Роун мрачно улыбнулся солдатам, собираясь бросить свою гранату.

— Варл дело говорит, — произнес он. — Пусть гады ослепнут.

Гранаты взметнулись в воздух. Они должны были оглушить и ослепить противника, изрешетить острой шрапнелью каждого, кто не успеет укрыться.

Прогремело несколько взрывов.

— Теперь-то они покувыркаются, — начал было Каффран, но понял, что остальные уже выбрались из укрытия и пошли в атаку. Гвардеец поспешил за ними.

С боевым кличем Призраки преодолели тонкую полосу серой слизи и скатились в траншею противника, затянутый дымом. От вражеских солдат остались только черные пятна крови и разорванные останки. Приземлившись на дно, Роун огляделся. Впервые за последние шесть месяцев на Фортис Бинари он оказался лицом к лицу с противником. Покаявшиеся — вражеская пехота, стоявшая насмерть против атак Гвардии. К его удивлению, они были похожи на людей, только мутировавших, уродливых. Они носили доспехи, хитро переделанные из защитных костюмов для работы в кузницах. Защитные маски и перчатки срослись с их бледной, омертвевшей плотью. Роун старался не разглядывать трупы долго. Они напоминали ему об ордах таких же уродов, которых еще предстояло убить. Блуждая в дыму, он нашел еще двух Покаявшихся, покалеченных взрывом. Эти были еще живы. Майор торопливо прикончил их.

Роун обнаружил, что Каффран следует за ним по пятам.

— У них лазганы, — испуганно заговорил он. — И доспехи.

Рядом Нефф поддел один из трупов носком ботинка и перевернул на спину.

— Глядите… у них гранаты есть и боеприпасов полно.

Оба гвардейца уставились на майора.

— Ну, значит, это крутые ублюдки, — пожал плечами Роун. — А вы чего ждали? Они держат тут войска Империума целых шесть месяцев.

Наконец их догнали Лонегин, Варл и Фейгор. Майор велел им двигаться вперед вдоль окопа. Траншея стала постепенно расширяться. Вскоре гвардейцы оказались перед укрепленными железными стяжками каменными стенами промышленных складов.

Роун приказал отряду укрыться как раз в тот момент, когда на траншею обрушился сияющий шквал лазерного огня. Один из лучей зацепил Варла, его плечо превратилось в облачко красного пара. Солдат опрокинулся на спину и забился в конвульсиях, зажав рану здоровой рукой. Болевой шок был настолько мощным, что у него не хватало дыхания закричать.

— Фес! — выругался Роун. — Нефф, помоги ему!

Нефф был санитаром отделения. Пока он извлекал из подсумка бинты, Фейгор и Каффран пытались затащить скулящего гвардейца в укрытие. Яркие линии лазеров сетью накрыли окоп, прижимая Призраков к земле. Нефф спешно перебинтовал жуткую рану Варла.

— Надо вытаскивать его отсюда, сэр! — прокричал он Роуну.

Роун старался поглубже зарыться в найденную яму. Серая грязь уже покрывала его с головой. Воздух вокруг полыхал лазерными очередями.

— Придется подождать, — бросил в ответ майор.

6

Ибрам Гаунт приземлился на дно траншеи, попутно сломав шею одному из Покаявшихся ударом ноги. Он врубался в ряды противника, его ревущий цепной меч разил налево и направо. Двое Покаявшихся упали в брызгах крови. За ними последовал хаосопоклонник с огромным кривым клинком. Гаунт вскинул болтерный пистолет и разнес его голову.

Для Гаунта и его Призраков этот бой был самым напряженным за все время, проведенное на Фортис. Гвардейцы были стиснуты в узких траншеях и метались из стороны в сторону, отбивая бешеные атаки Покаявшихся. Забившись в укрытие позади комиссара, Майло отстреливался из компактного пистолета, который он получил от Гаунта несколько месяцев назад. Первому своему противнику он всадил пулю точно между глаз, второго ранил в руку, затем в подбородок, когда того отбросило назад. Майло содрогнулся. Это был тот кошмар войны, о котором он часто думал, но никогда не желал увидеть. В окопе, всего три метра в ширину и шесть в длину, опьяненные яростью солдаты схватились врукопашную. Покаявшиеся походили на чудовищ с хоботами-шлангами, тянувшимися от сросшихся с лицами противогазов. Броней им служили прорезиненные защитные костюмы, окрашенные в бледно-зеленый цвет. Они превратили их в боевые доспехи, расписанные обжигающими взгляд хаосскими символами.

Упавшее тело прижало Майло к стене. Он впервые смог увидеть врага во всех подробностях. Извращенные, мутировавшие люди, хаосопоклонники. Их одежда и плоть испещрены нечистыми символами и рунами.

Один из Покаявшихся миновал гибельные зубцы меча Гаунта и бросился на Майло. Парень шарахнулся в сторону, и сектант с разбегу врезался в стенку траншеи. Барахтаясь на дне траншеи, Майло подхватил лазган, выпавший из рук убитого Гаунтом врага. Покаявшийся был совсем рядом, и Майло выпустил очередь почти в упор. Раскаленные лучи прошили противника насквозь. Снова мертвое тело рухнуло на Майло и вдавило своим весом в топкую жижу. Рот тут же наполнился гнилой водой, грязью и кровью. В следующий момент чьи-то руки вырвали его из трясины. Майло закашлялся. Браг, самый сильный из Призраков, каким-то образом всегда оказывался рядом в нужный момент.

— А ну пригнись! — Браг закинул на плечо реактивный гранатомет.

Майло тут же сел на корточки и крепко зажал уши. Истово шепча молитву о метком выстреле, Браг пустил снаряд вглубь траншеи. В воздух поднялся фонтан грязи и ошметки чего-то непонятного. Гвардеец частенько промахивался мимо цели. Но в таких условиях это было неважно.

Справа Гаунт продирался сквозь плотные ряды противника. Брызжущая из-под меча кровь уже покрывала комиссара с головы до ног. Он начал смеяться. Временами он успевал выстрелить, и болт разрывал очередного Покаявшегося. Лорд-генерал Дравер отдал безжалостный, драконовский приказ. Гаунт и сам использовал бы любую возможность выбить врага из его укреплений, но заставлять делать это под страхом смерти, не оставляя возможности отступить, — такой приказ был порождением больного ума, принадлежащего жестокому человеку. Гаунт не любил Дравера. Не любил он его с самой первой встречи, когда тот был еще амбициозным полковником танковых войск. На Дарендаре, когда он был рядом с Октаром и гирканцами…

Гаунт не передал смысл приказа солдатам. В отличие от Дравера, он знал о принципах мотивации и морали. И теперь гвардейцы захватывали позиции противника не по приказу генерала, а почти вопреки ему. Он смеялся от ярости и негодования. Смеялся от гордости за своих людей, вершивших невозможное.

Рядом встал Майло, сжимая лазган.

«Получилось! — думал Гаунт. — Мы сломили их!»

Совсем рядом в траншеи ворвался взвод сержанта Блейна, закрепляя прорыв. Под прикрытием шквального огня сержанта гвардейцы ринулись в штыковую атаку. Среди вспышек лазеров сверкнули серебристые танитские клинки.

Гаунт выхватил лазган из рук Майло и отшвырнул в сторону.

— Что, парень, думаешь, стал солдатом?

— Так точно, сэр!

— Серьезно?

— Вы сами знаете, так оно и есть!

Гаунт посмотрел на шестнадцатилетнего мальчишку и невесело улыбнулся.

— Что ж, может, и так. Но сейчас я прошу тебя сыграть нам. Сыграй нам песню, под которую нас встретит слава.

Майло достал свою танитскую волынку и подул в нее, расправляя мехи. Первые ее звуки казались стоном умирающего. А потом он заиграл. Он играл «Дружок Вальтраба», старую песню, под которую гуляки в тавернах Танит так любили выпить и повеселиться.

Сержант Блейн, услышав мелодию, атаковал с новой яростью. Связист Симбер стал подпевать в такт выстрелам лазгана. Браг только усмехнулся и перезарядил свое тяжелое орудие. Еще один участок укреплений поглотил взрыв.

Рядовой Каффран услышал далекую печальную мелодию, стелившуюся над полем боя. На мгновение она заставила его улыбнуться, и он поспешил за майором Роуном по трупам Покаявшихся, плечом к плечу с Неффом, Ларкином, Лонегином и остальными. Раненый Варл снова начал кричать — обезболивающее теряло силу.

Снаряды обрушились на них нежданно. Каффрана вместе с огромным пластом земли подбросило в воздух ударной волной. Взрыв оставил воронку диаметром двадцать метров.

Приземление было жестким. Казалось, все тело изломано, мысли смешались. Некоторое время Каффран лежал на земле в состоянии странного покоя. Он решил, что и майора, и всех остальных разорвало в клочья. Снаряды падали без остановки, и Каффран с головой погрузился в жижу, тихо моля об избавлении от этого кошмара.

Очень далеко от него верховный лорд-генерал Дравер услышал, что мощные артиллерийские батареи Покаявшихся открыли огонь. Он понял, что и сегодня ему не достанется долгожданная победа. Сердито вздохнув, он налил себе еще чашечку свежего кофеина из принесенного самовара.

7

Полковник Корбек вел три взвода по лабиринту вражеских траншей. Артобстрел гремел над головами танитцев уже два часа. Бомбардировка испепелила всю передовую линию укреплений Покаявшихся вместе с теми гвардейцами, кто не сумел укрыться в относительно безопасных траншеях. Призраки двигались по пустым туннелям и траншеям. Похоже, враг отступил перед самым обстрелом. Мастерством, с которым были возведены эти фортификации, можно было бы восхититься, если бы не рассыпанные на каждом шагу богомерзкие святилища Темных Сил, которым поклонялся враг. Корбек приказал рядовому Скулану сжигать дотла каждое капище, пока остальные солдаты не успели увидеть следы отвратительных жертвоприношений.

Сверившись со световолоконными картами, Корбек предположил, что Призраки проникли во вспомогательные траншеи Покаявшихся за линией фронта, и остро почувствовал свое одиночество. И даже не из-за жуткой бомбардировки, от которой содрогалось все вокруг, — полковник молился, чтобы ни один осколок случайно не задел его бойцов, — он понял, что отрезан от остального полка. Электромагнитное возмущение заглушило все каналы связи — и офицерские микробусины, и вокс-передатчики дальнего действия. Приказы просто не доходили до них. Ни команд перегруппироваться, ни координат соединения с другими отрядами, ни приказов наступать к цели. Не было даже сигналов к отступлению.

В таких обстоятельствах устав Имперской Гвардии давал только один ответ, четкий и ясный: «Если сомневаешься — иди вперед!»

Корбек послал в разведку самых ловких и опытных солдат: Бару, Колмара и сержанта диверсионного взвода Маколла. Обернувшись в танитские плащи, они растворились в клубящейся мгле. Завеса плотного дыма и пыли затянула траншеи, скрыв их от глаз. Сержант Блейн молча указал на облако, медленно надвигающееся на гвардейцев. Корбек знал, что тот имеет в виду. Полковник ничего не сказал, чтобы не пугать остальных раньше времени. Покаявшиеся не стеснялись использовать отравляющие вещества — едкие газы, от которых гниют легкие и кровь закипает в жилах. Корбек вынул свисток и дунул в него три раза. Солдаты отложили лазганы и принялись надевать противогазы. Полковник и сам натянул на лицо резиновую маску. Он терпеть не мог противогаз. Ненавидел эти линзы, через которые ничего не видно. И одышку, возникавшую из-за тугого дыхательного клапана. Но все лучше, чем надышаться отравой. Взрывы поднимали на воздух целые тонны грязи, превращая ее в ядовитый дождь. Разлагающиеся трупы наполняли воздух болезнетворными бактериями. Тиф, гангрена, чумная язва селились в останках обозных животных и кавалерийских скакунов. Микотоксины жадно пожирали любую органическую материю, обращая ее в отвратительное черное месиво.

Номинально являясь старшим офицером полка, Корбек имел доступ к документации Генштаба. Он прекрасно знал, что почти восемьдесят процентов потерь в рядах Имперской Гвардии с начала вторжения были результатом отравлений газами, болезней и вторичных инфекций. Безопаснее было выйти один на один с вооруженным до зубов солдатом Покаявшихся, чем прогуляться по ничейной земле без защиты.

Корбек приказал солдатам продвигаться, беззвучно проклиная полуслепые линзы противогаза.

Вскоре они набрели на развилку. Полковник приказал Греллу, сержанту пятого взвода, взять три группы и прочесать траншею по левую сторону. Глядя, как гвардейцы выполняют его распоряжение, полковник все острее ощущал тревогу. Разведка молчит. Как и раньше, его отряд шел вслепую.

Оставшаяся сотня гвардейцев во главе с полковником ускоренным темпом двигалась по ходам сообщения. Во главе колонны шли два самых зорких танитца, выискивая мины и растяжки с помощью магниточувствительных щупов, соединенных с тяжелыми ранцами. Казалось, Покаявшиеся отступали в такой спешке, что не успели оставить никаких сюрпризов. Но каждые несколько шагов колонна останавливалась. Миноискатели то и дело улавливали что-нибудь: жестяную кружку, фрагмент доспехов или походный котелок. Иногда попадались железные идолы, выплавленные в печах кузниц. Сектанты придавали им вид звероподобных существ. Корбек лично расстреливал каждый подобный талисман из лазерного пистолета. На третий раз импульс попал в трещинку, и идол разлетелся острыми осколками. Один из них ранил рядового Дрейла, оказавшегося рядом. Осколок глубоко вошел в плоть где-то под ключицей. Скривившись, гвардеец тяжело осел в грязь. Сержант Куралл немедленно вызвал санитара, и раненого солдата наспех перевязали.

Корбек проклял собственную глупость. Он так желал уничтожить богомерзкие символы Покаявшихся, что по неосторожности ранил своего же бойца.

— Ничего страшного, сэр, — прохрипел в противогаз Дрейл, пока Корбек помогал ему встать. — Вот при Вратах Вольтиса меня ранили штыком в бедро…

— Ага, а на Танит он получил битой бутылкой в щеку, когда подрался в трактире, — добавил из-за спины рядовой Колл. — С ним еще и не такое бывало.

Солдаты расхохотались. Их смех вырывался из дыхательных клапанов неприятным хрипом. Корбек кивнул. Симпатягу Дрейла в отряде любили — его песни и шутки не давали пасть духом. И Корбек прекрасно знал, что о похождениях этого гвардейца уже басни слагают.

— Моя вина, Дрейл, — признал он. — С меня бутылка.

— Не меньше, полковник, — откликнулся солдат и решительно перезарядил лазган, продемонстрировав готовность к бою.

8

Они продолжали идти, пока путь не оборвала тридцатиметровая воронка от огромного снаряда. Мерзкие сточные воды уже начали превращать ее в маленькое озеро. Корбек пересек воронку первым, вместе с саперами. Жгучие нечистоты поднимались выше коленей. Полковник чувствовал, как жижа обжигает даже сквозь одежду. От штанов поднимался легкий дымок — ткань начинала тлеть. Корбек приказал остальным танитцам вернуться и ждать, а сам второпях выбрался на другой берег. Трое гвардейцев в ужасе смотрели, как жидкость медленно разъедает их форму. Полковник ощутил, что на его обожженных ногах вздуваются волдыри.

Он повернулся к сержанту Кураллу, стоявшему на противоположном берегу.

— Обходите поверху! — прокричал он. — И отправь там санитара с первой группой!

Опасаясь открытой местности, гвардейцы передвигались быстро и осмотрительно. Корбек и Куралл немедленно организовывали их в огневые группы по обе стороны траншеи. Санитар обработал израненные ноги полковника и гвардейцев антисептиком из аэрозоля. Боль поутихла, а одежда наконец перестала тлеть. Корбек проверял свое оружие, когда сержант Грелл позвал его взглянуть на то, что он обнаружил.

Это был Кольмар, один из разведчиков. Он был мертв, четвертован. Его труп покачивался на ржавом штыре, вбитом через грудь в стену траншеи. Такие штыри использовались в кузницах Адептус Механикус, чтобы манипулировать чанами с расплавленной рудой.

Корбек ненадолго задержал на нем взгляд и отвернулся. Имперские гвардейцы пока не сталкивались с серьезным сопротивлением. Но всех их угнетало чувство, что в траншеях есть кто-то еще. Сколько бы ни было Покаявшихся — разрозненные группки выживших или партизанские отряды, призванные остановить гвардейцев, — их присутствие ощущалось в каждом закоулке вспомогательных траншей.

Вцепившись в штырь, Корбек опустил тело Кольмара на землю. Достав из спального мешка подстилку, он завернул в нее несчастные останки. Но не смог заставить себя предать тело огню.

— Выдвигаемся, — приказал он Греллу, и тот последовал за саперами.

Корбек неожиданно замер. Что-то скрипнуло у него в ухе. Он вдруг понял, что это ожила вокс-бусина. То, что вокс вообще заработал, невероятно обрадовало полковника. Пусть это была всего лишь передача от Маколла, командира разведывательной группы.

— Вы слышите, сэр? — донесся голос Маколла.

— Фес! Чего я должен тут слышать? — переспросил Корбек. Он пока слышал только непрестанный грохот вражеских орудий и вой падающих снарядов.

— Барабаны, — произнес разведчик. — Я слышу барабанный бой.

9

Брин Майло услышал барабаны первым. Гаунт ценил своего музыканта за невероятно острое чутье. Иногда эта черта начинала его беспокоить. Он уже видел одного человека с таким чутьем. Девушку, с которой столкнулся много лет назад. Она долгие годы являлась ему в кошмарах.

— Барабаны, — прошипел Майло.

Прислушавшись, Гаунт тоже уловил звук.

Возглавляемый им отряд пробирался через склады и руины высоких промышленных строений в тылу Покаявшихся. Вокруг были только черные груды оплавленного камня, ржавой арматуры и разбитого керамита. Порой встречались и перевернутые горгульи, прежде защищавшие фабрики от заражения. Гаунт действовал очень осторожно. Развязка битвы оказалась неожиданной. Начав с отражения атаки, они продвинулись гораздо дальше, чем ожидал комиссар, благодаря удаче и бесчеловечному приказу Дравера. Добравшись до переднего края обороны противника, Призраки обнаружили пустые траншеи. Большая часть войск явно покинула их в спешке. Завеса артиллерийского огня отрезала все пути к отступлению. Гаунту сначала показалось, что Покаявшиеся совершили большую ошибку — отступили слишком далеко, спасаясь и от Гвардии, и от собственного обстрела. Или они что-то задумали. Второй вариант Гаунту совсем не нравился. В тот момент у него было две с небольшим сотни солдат, идущих растянутой линией. И он прекрасно понимал: если Покаявшиеся контратакуют сейчас, он быстро останется в одиночестве.

Они прочесывали выжженные фабричные ангары, склады и кузни, выискивая противника. Над их головами трепетали рваные знамена. Каждый шаг отзывался хрустом битого стекла. Все механизмы, которые им встречались, были разобраны или просто разбиты. Не уцелело вообще ничего — кроме проклятых капищ Хаоса, которые Покаявшиеся щедро настроили по округе. Как и полковник Корбек, комиссар приказал сжигать их, чтобы от этой богомерзости не осталось и следа. Но по иронии судьбы Гаунт двигался в обратном от Корбека направлении. Связь молчала, и прорвавшиеся отряды Танитского Первого и Единственного слепо блуждали на вражеской территории.

Барабанный бой становился громче. Гаунт подозвал своего связиста, рядового Раффлана, и бросил короткий вопрос в трубку вокс-станции: есть ли кто-нибудь рядом?

Барабанный бой нарастал.

Из трубки донесся невнятный клекот. Поначалу Гаунт решил, что это помехи на волне, но вскоре понял, что это сообщение, только на другом языке. Он повторил свой запрос. После неприятно долгой паузы ему наконец ответили на ломаном, но более или менее понятном низком готике:

— Говорит полковник Витрийских Драгун Зорен. Мы на подходе и готовы оказать вам поддержку. Не стреляйте.

Гаунт подтвердил прием и велел танитцам рассредоточиться по складскому двору, укрыться и ждать. Впереди что-то сверкнуло в тусклом свете, и Гаунт разглядел приближающихся солдат. Призраков не было видно до последнего момента. Благодаря отточенному умению маскироваться где угодно и меняющим цвет плащам бойцы Танитского полка славились как диверсанты.

Драгуны шли длинной ровной колонной в три сотни человек. Гаунт с первого взгляда понял: несмотря на субтильное сложение, это сильные и хорошо обученные солдаты. Они носили нечто вроде кольчуг, матово поблескивающих, будто сплетенных из темного неполированного металла. Гаунт скинул маскировочный плащ, ставший привычным после присоединения к Первому и Единственному, выбрался из укрытия и махнул рукой приближающимся гвардейцам. Он направился к Драгунам, чтобы поприветствовать их командира.

Вблизи витриане выглядели еще более впечатляюще. Их необычная броня состояла из облегающих сегментов зубчатой кольчуги. Доспехи отливали чернотой обсидиана. Глухие шлемы мрачно поблескивали узкими темными линзами. Оружие сияло идеальной чистотой.

— Гаунт, комиссар Танитского Первого и Единственного, — козырнул Ибрам.

— Зорен, командир Витрийских Драгун, — прозвучало в ответ. — Рад видеть вас живыми. Мы опасались, что идем на помощь мертвому полку.

— Эти барабаны — ваши?

Зорен поднял забрало, открыв приятное темнокожее лицо и озадаченно посмотрел на Гаунта:

— Нет, не наши… Тоже гадаем. Император знает, что это.

Гаунт обернулся на руины, затянутые дымом. Шум становился невыносимым. Будто сотни… тысячи барабанов… со всех сторон. И на каждый барабан — по барабанщику. А значит, они окружены и безнадежно проигрывают врагу в численности.

10

Каффран кое-как дополз по грязи до воронки и рухнул на дно. Артобстрел не стихал. Танитец уже потерял лазган и большую часть экипировки. Из оружия остались только посеребренный нож и трофейный автопистолет, который достался ему когда-то давно.

Выглянув из воронки, он заметил фигуры людей вдалеке. Отряд солдат, словно одетых в стекло, попал под ливень снарядов. Бойцы погибали один за другим.

Взрыв раздался совсем рядом, и Каффран скатился обратно, закрыв голову руками. Казалось, он попал в ад, из которого нет выхода. Будь оно все проклято, фес его раздери!

Он только поднял голову и тут же схватился за пистолет: что-то свалилось рядом с ним в яму. Этим чем-то оказался один из тех «стеклянных» солдат, которых видел Каффран. Должно быть, догадался поискать укрытие. Предупреждая агрессивную реакцию Каффрана, незнакомец поднял руки.

— Свои! Гвардия, свои! — поспешно выкрикнул он.

Он поднял забрало шлема, под которым обнаружилось не лишенное приятности лицо. Черная кожа солдата блестела, как отполированное эбеновое дерево.

— Рядовой Витрийского полка Зогат, — продолжил он. — Нас отправили вам на выручку. Половина наших была еще в чистом поле, когда начался обстрел.

— Очень приятно, — шутливо произнес Каффран, убирая оружие.

Он протянул бледнокожую руку в знак приветствия и тут же заметил, с каким презрением солдат в серебристой кольчуге смотрит на его татуировку.

— Рядовой Каффран, Первый Танитский, — представился он.

Помедлив, солдат пожал его руку.

Рядом снова упал снаряд, и гвардейцев окатило грязью. Поднявшись, оба оглядели апокалиптический пейзаж.

— Ну, дружище, — выговорил Каффран, — похоже, уйдем мы отсюда не скоро…

11

Полковник Фленс вел Янтийских Патрициев на запад. «Химеры» с трудом продирались сквозь топкую грязь. В облике Патрициев отражалось их благородное происхождение — рослые парни в фиолетовой униформе и сияющих хромом доспехах. Фленс был удостоен великой чести возглавить этот полк шесть лет назад. Янтийцы славились своей стойкостью и гордостью и стяжали немалую славу. История полка растянулась на пятнадцать поколений с первого Основания в крепостях мира Янт Норманид Прим. Пятнадцать поколений громких побед, звенящих прославленными именами полководцев и кампаний. На свитке почета Патрициев было всего-навсего одно пятно. Но оно преследовало Фленса день и ночь. Сегодня он сотрет его. Здесь, на Фортис Бинари.

Полковник осмотрел поле боя в оптику. Две колонны его солдат общим счетом десять тысяч обходили врага с фланга, пока витриане и танитцы теснили Покаявшихся в лобовой атаке. Оба этих полка уже прорвались глубоко на позиции Покаявшихся. Но Фленс не рассчитывал на мощный обстрел со стороны вражеской артиллерии на холмах. В двух километрах землю уже усеяли воронки, облака грязной пыли достигали машин Патрициев. Обходных путей видно не было, а о попытке провести моторизованную колонну под артобстрелом Фленс и думать не хотел. Лорд-генерал Дравер был приверженцем теории приемлемых потерь и не раз без тени сожаления демонстрировал это. Но Фленс не спешил умереть. Как бы они с Давером ни планировали наступление, такого они не предвидели. Победа ускользнула и на этот раз.

— Отступаем! — рявкнул он в коммуникатор и почувствовал, как его бронетранспортер дает задний ход и начинает разворачиваться.

Заместитель Фленса, крепко сложенный ветеран Брохусс, мрачно глянул на него из-под низкого козырька шлема.

— Отступаем, полковник? — спросил он с таким видом, будто больше всего на свете желал погибнуть под бомбами.

— Заткнись, а?! — огрызнулся Фленс и повторил приказ.

— А что с Гаунтом? — не унимался Брохусс.

— Сам-то как думаешь? — ухмыльнулся Фленс и указал в амбразуру на огненный вихрь, объявший мертвую землю впереди. — Может быть, нам и сегодня не снискать славы, но мы можем быть уверены в одном простом факте — этот выродок мертв.

Брохусс кивнул, и его губы медленно растянулись в довольной ухмылке. Никто из ветеранов не забыл Хедд 1173.

Колонна Патрициев развернулась и зазмеилась на исходные позиции, пока орудия Покаявшихся не достали ее. Придется еще немного подождать с победой. Пусть Танитский Первый и Единственный вместе с Витрийским полком выбираются сами. Если, конечно, еще есть кому выбираться.

Воспоминание

Гилат Децим, восемнадцать лет назад

Октар умирал долго. Восемь дней. Как-то раз комиссар-генерал пошутил… На Дарендаре это было или все же на Фолионе? Гаунт уже забыл. Но саму шутку он помнил: «Меня убьет не война, а эти распроклятые празднования».

Они тогда стояли в дымном зале, среди веселящегося люда и реющих знамен. Большинство гирканских офицеров едва держались на ногах от выпитого. Сержант Гурот в одном исподнем полез на барельеф двуглавого имперского орла с твердым намерением водрузить над ним гирканской флаг. Улицы вокруг заполнили шумные толпы, звуки автомобильных гудков и грохот фейерверков.

Значит, Фолион. Точно.

Кадет Гаунт тогда улыбнулся. А может, даже рассмеялся.

У Октара была одна особенность — он все время оказывался прав. И в этот раз тоже. Большая часть миров Гилатского Скопления сбросила иго орков благодаря десятимесячной резне на Гилатских лунах. Гаунт был рядом с Октаром, когда тот возглавил решающую атаку на Девятый кратер Трописа. Вместе они прорвались через оборону варварских телохранителей их вожака Элгоза. Октар своей рукой вонзил древко имперского знамени в мягкую серую почву на дне кратера сквозь разбитый череп вожака.

Потом, в Гилатском столичном улье на Дециме: парад победы, радостные толпы людей, бесконечные пиршества, вручение наград, попойки…

И яд.

Коварно, особенно для орков. Будто чувствуя, что не смогут удержаться здесь, в последние дни зеленокожие успели отравить запасы воды и провизии. Сервиторы-анализаторы вовремя нашли все отравленные продукты. Все, кроме одной бутылки. На вторую ночь празднования адъютант Броф обнаружил в погребах дворца, в котором гуляли штабные офицеры Октара, коллекцию старых вин. Никто не заподозрил подвоха. Когда наконец разобрались, в чем дело, умерли уже восемь человек, включая и Брофа. Скрученные жесточайшей болью, люди падали, хрипя и исторгая пену. Октар отхлебнул самую малость, когда забили тревогу.

Всего один глоток. Благодаря этому — и могучей выносливости — комиссар продержался восемь дней.

Гаунт в тот момент находился в казармах за главным дворцом улья, разнимал пьяную драку. Танхаузе позвал его слишком поздно. Помочь было уже нечем.

В последние часы Октар был похож на тень прежнего могучего воина. Медики вышли из его покоев, скорбно опустив головы. Доносившийся оттуда запах тлена едва можно было вынести. Гаунт дожидался в прихожей. Некоторые гирканцы, одни из храбрейших гвардейцев, которых доводилось встречать Гаунту, не скрывали слез.

— Он хочет видеть Мальчика, — произнес один из врачей, с трудом сдерживая тошноту.

Гаунт вошел в отвратительно теплую комнату, пропитанную запахом болезни. Октар был окружен поддерживающим жизнь энергополем. Его освещали электрофакелы, курились чаши с благовониями. Комиссар был в шаге от смерти.

— Ибрам… — Его шепот таял легкой дымкой в воздухе.

— Комиссар-генерал.

— Я медлил. Слишком долго медлил. Нельзя было откладывать до такого случая. Я заставил тебя ждать так долго…

— Ждать?

— Скажу честно, я не хотел терять тебя… Только не тебя, Ибрам… Слишком хороший солдат, чтобы отпустить тебя делать карьеру. Скажи мне, кто ты?

Гаунт нерешительно пожал плечами. Жуткий запах забивался в горло, мешая говорить.

— Кадет Ибрам Гаунт, сэр.

— Неверно… Теперь ты комиссар Ибрам Гаунт, облеченный этим званием на поле боя, и отныне гирканские полки поступают под твой бдительный контроль. Найди мне писаря. Нужно засвидетельствовать мое решение и твою клятву.

Собрав волю в кулак, Октар прожил еще семнадцать минут. За это время был найден писарь Администратума и соблюден формальный ритуал принесения клятвы. Октар умер, сжимая руку Гаунта костлявыми, скользкими от пота пальцами.

Ибрам Гаунт был опустошен, оглушен. Словно что-то вырвали из самого сердца и развеяли по ветру. Он потерянно вышел из комнаты и даже не заметил, что солдаты приветствуют его как нового комиссара.

 

Часть третья

Мир-кузница Фортис Бинари

1

На самом деле Корбека раздражали не сами барабаны, а отсутствие ритма. Удары были хаотичны, как сердечные спазмы, рваные, сбивчивые. Обстрел не затихал, но теперь, когда гвардейцы подобрались ближе к источнику шума, барабанный бой перекрывал даже грохот падающих за окопами снарядов.

Корбек понял, что его люди боятся, задолго до того, как Куралл сказал ему об этом. Им навстречу шел сержант разведки Маколл. Он не знал о приказе надеть противогазы, и теперь кожа на его лице сморщилась и начала зеленеть. Едва заметив респираторы на остальных солдатах, он торопливо натянул свой.

— Докладывай! — немедленно потребовал Корбек.

— Дальше траншея заканчивается, — ответил Маколл, пытаясь отдышаться в противогазе. — Там огромный фабричный комплекс. Мы прорвали их фронт и вышли прямо к индустриальному поясу. Никого так и не увидели. Только барабаны услышали. Судя по звуку… Короче, там их тысячи. И они явно собираются атаковать. Не пойму только: мы-то чего ждем?

В ответ Корбек только кивнул и приказал солдатам следовать за ним. Они шли, прижимаясь к стенам траншей и стараясь держаться в поле зрения друг друга. Гвардейцы в первых рядах пригибались ниже, чтобы идущие позади могли целиться поверх их голов. Изгиб траншеи вывел их в расщелину, сжатую каменными стенами. Она спускалась в долину, застроенную колоссальными заводскими складами. Рваные барабанные дроби били в уши все громче.

Корбек выдвинул две огневых группы по флангам. Справа Дрейл, слева — Лукас. Центральную группу полковник вел сам. Крутой склон, облитый водой, почти не давал опоры. Большую часть времени гвардейцы просто старались не упасть, забывая об осмотрительности. Здания фабрик от склона отделяла пустая площадь. Отсутствие укрытия угнетало, и Корбек торопил людей. Центральный отряд развернулся широким рваным строем, ожидая, пока спустятся все гвардейцы. Группа Дрейла уже заняла оборону слева, прикрывая их. Вскоре и Лукас был на своем месте. Барабаны стучали с такой силой, что их удары отдавались в грудной клетке и заставляли дрожать линзы противогазов.

Корбек проскочил пустое пространство с восьмерыми гвардейцами. Как только они добрались до ближайшего здания, Грелл послал к ним еще десяток. Полковник отметил, что солдаты держат строй, его настораживал только Дрейл, который на мгновение стянул маску и вытер пот с лица. Корбек понимал, что виной всему его «дружеский огонь», но нарушений дисциплины терпеть не собирался.

— А ну быстро противогаз на морду! — прикрикнул он на Дрейла. А потом, под прикрытием семи лазганов, полковник проскользнул в здание.

Островерхий склад дрожал от оглушительного барабанного грома. Корбек с трудом поверил своим глазам. Его окружало множество механизмов, двигателей и турбин. Каждый из них приводил в движение барабанные палочки, бившие по обтянутым кожей цилиндрам всех возможных размеров. Корбек старался не думать о происхождении кожи. Хаотический, бессмысленный стук барабанов Покаявшихся заполнил его разум до краев. Невозможно было распознать хоть какую-то мелодию, но Корбек опасался, что она все же есть. Просто он еще недостаточно безумен, чтобы расслышать ее.

Более тщательный осмотр помог обнаружить только пустоту. И в этом, и во всех других зданиях. Ни души. Но все они были заполнены теми же механическими барабанами… Десять, двадцать тысяч всевозможных барабанов, словно бьющиеся в агонии сердца.

Призраки заняли круговую оборону. Но Корбек прекрасно знал, чего все они боятся. Сотрясавший воздух ритм смогли бы выдержать немногие.

Он подозвал Скулана. Его пропахший прометием тяжелый огнемет истекал нефтяной слюной. Полковник указал на первое здание.

— Сержант Грелл прикроет тебя, — начал он. — О тылах не беспокойся. Просто выжги все эти гадючники до последнего.

Огнеметчик задержался, чтобы подтянуть манжету своего закопченного орудия. Грелл послал с ним группу охранения, и Скулан шагнул внутрь. Он вскинул огнемет. Палец на курке под защитной накладкой напрягся…

Один удар. Единственный. В какое-то мгновение беспорядочная какофония тысяч барабанов слилась в одном звуке.

Голова Скулана взорвалась. Тело рухнуло мешком требухи. Удар о землю и мышечный спазм заставили палец на курке закончить движение. По стенам хлестнула яростная струя пламени. Она прошла по галерее и обрушилась на троих солдат, прикрывавших огнеметчика. Огонь немедленно сожрал их дергающиеся тела, оборвал вопли.

Гвардейцев охватила паника, и они кинулись врассыпную. Корбек выругался. Умирая, Скулан каким-то образом зажал спусковой крючок. Придавленный весом тела, огнемет извивался на гибком шланге и бросался из стороны в сторону, словно огнедышащая змея. Яркая струя поймала еще двоих, троих… Там, где она касалась грязных бетонных стен, оставались огромные конические шрамы.

Корбек вжался в стену, укрываясь от языков пламени. Его мысли отставали от действий. В руке уже оказалась граната, одним движением он поставил ее на боевой взвод.

Вынырнув из своего укрытия, полковник приказал всем залечь и кинул гранату к трупу огнеметчика и его обезумевшему оружию. Топливные баки на спине мертвеца вспухли чудовищным огненным шаром. Ослепительно-яркий огонь вырвался из двери склада, снес значительный кусок крыши. Обезглавленное тело Скулана погребло под обломками каменных плит.

Корбека швырнуло на землю раскаленной ударной волной. Сержант Маколл, укрывшийся в канаве, избежал худшей судьбы. Но он успел разглядеть то, чего не заметил полковник. Барабанная какофония не позволяла сконцентрироваться. И все же Маколл верил своим глазам: Скулан был убит лазерным импульсом в затылок. Крепко сжав винтовку, разведчик выбрался из укрытия, выискивая глазами стрелявшего. «Должно быть, снайпер, — думал он. — Один из Покаявшихся, укрывшийся на ничейной территории».

Солдаты поблизости распластались на земле, закрыв головы руками. Все, кроме одного. Дрейл стоял, расслабленно помахивая лазганом, и улыбался.

— Дрейл! — выкрикнул Маколл, срываясь с места.

Гвардеец развернулся к нему и посмотрел глазами, полными молочно-белой пустоты. Затем поднял лазган и выстрелил.

2

Маколл бросился на землю недостаточно быстро. Лазерный импульс лизнул его вдоль спины и пережег портупею. Кубарем скатившись в канаву, разведчик ощутил тупую боль от ожога под лопатками. Крови не было — лазер тут же прижег нанесенную рану.

Воплей и паники ощутимо прибавилось. Странно, по-детски восторженно визжа, Дрейл повернулся на месте и почти в упор расстрелял двоих убегавших Призраков. Остальные судорожно пытались отползти с линии огня. Дрейл переключил оружие в автоматический режим и срезал их, убив пятого, шестого, седьмого…

Корбек вскочил, в ужасе глядя на происходящее. Он вскинул лазган, прицелился точно в грудь безумного гвардейца и выстрелил. Поперхнувшись собственным визгом, Дрейл грохнулся на спину, комично дернув ногами.

Повисла пауза.

Корбек и Маколл осторожно подошли ближе. За ними последовали несколько гвардейцев, остальные пытались помочь раненым.

— Феса ради… — выдохнул полковник, приблизившись к трупу. — Да что тут творится?

Маколл не отвечал. Преодолев расстояние между ними в несколько огромных прыжков, разведчик врезался в Корбека и свалил на землю.

Дрейл не умер. Под его кожей кипело, вздувалось нечто непонятное и отвратительное. Сначала он встал на колени, а потом — во весь рост. В два человеческих роста. Его униформа и кожа лопались, не в силах сдержать разрастающийся внутри костяк.

Корбек не хотел смотреть в ту сторону. Не хотел видеть костистую тварь, выбиравшуюся из кожи Дрейла. Освободившись от лохмотьев человеческой плоти, порождение Хаоса упруго выпрямилось в фонтане крови.

Стоя посреди двора, Дрейл — или то, что когда-то было Дрейлом, — смотрел на Призраков. Извращенная, гротескная тварь больше трех метров ростом, чьи кости отливали темным блеском кованого железа. Огромную голову венчали изогнутые рога, по телу струились кровь, машинное масло и жидкости, название которым еще не придумано. Чудовище будто улыбалось и поводило головой из стороны в сторону, предвкушая грядущую резню.

Хотя на существе не осталось ни одежды, ни плоти Дрейла, Корбек заметил на его шее жетон гвардейца.

Тварь подняла стальные когти к небесам и издала могучий вой.

— Все в укрытие! — проорал полковник.

Насмерть перепуганные солдаты бросились врассыпную к любой тени или яме, где можно было укрыться. Корбек и Маколл нырнули в дренажный канал. Разведчика трясло. Дальше по каналу Корбек заметил рядового Мелира, ротного ракетометчика. Тот не мог пошевелиться от ужаса. Полковник окунулся в зловонную жижу на дне и подполз к гвардейцу. Он попытался забрать ракетомет, но скрюченные паническим страхом пальцы Мелира не хотели разжиматься.

— Маколл! Фес тебя дери, помоги мне! — крикнул он, пытаясь вырвать оружие.

Хватка ослабла. Корбек ощутил непривычный ему и непослушный вес тяжелого орудия. С одного взгляда он понял, что ракетомет заряжен и готов к бою. Тень накрыла его. Чудовище, некогда звавшееся Дрейлом, нависло над ним. Из пасти, полной тупых звериных зубов, вырвалось шипение, словно тварь ликовала.

Корбек откинулся на спину и попытался прицелиться. Измазанное грязью оружие скользило в руках, и полковник беспомощно сполз на дно канала.

— Император Пресвятой, — зашептал он, — избави нас от Мрака Пустоты и во служении Твоем направь сие орудие… Император Пресвятой, избави нас от мрака Пустоты…

Он нажал спусковой крючок. Ничего. Вода заполнила ударный механизм.

Тварь нагнулась и легко подцепила Корбека за шиворот кителя. Полковник оказался на расстоянии вытянутой руки от чудовища. Правда, теперь вода вылилась из ударника. Он вновь надавил на крючок. На таком расстоянии промахнуться было невозможно. Тварь лишилась головы.

Корбек пролетел шагов двадцать и рухнул на кучу шлака. Ракетомет откатился в сторону.

Обезглавленное чудовище колебалось еще мгновение, а потом тяжело повалилось в канал. За его спиной сержант Грелл уже собрал десяток солдат. Их паника вырывалась наружу потоками злорадной ругани. Гвардейцы встали у края канала и открыли огонь. Они стреляли до тех пор, пока могучее тело агонизирующей твари не развалилось на куски.

Корбек наблюдал за этим пару секунд, а затем перекатился на спину и просто устало лежал.

Вот и случилось все самое страшное. И его не оставляла мысль, что все это — целиком и полностью его вина. Ведь Дрейл заразился от осколка проклятого идола… «Соберись, ты нужен людям», — мысленно прикрикнул на себя Корбек. Его зубы отбивали дробь. Бандиты, мятежники, даже мерзкие орки — со всем этим он мог справиться. Но это…

Над ними все еще грохотал артобстрел. Сыпали хаотичную дробь механические барабаны. Усталость вот-вот затопит сознание. Первый раз со времен падения Танит, Корбек ощутил на лице слезы.

3

Опускались сумерки, но орудия Покаявшихся все не умолкали. Ревя и грохоча, выросла трехсоткилометровая чаща из огненных сполохов и столбов дыма. Гаунт решил, что разгадал тактику противника. Беспроигрышная ситуация.

Покаявшиеся начали наступление на рассвете, надеясь прорвать укрепленную линию имперских сил. При этом они ждали мощного сопротивления. Гаунт и его люди не обманули их ожиданий. Когда атака захлебнулась, Покаявшиеся стали отступать, заманивая имперские войска в собственные траншеи… и в зону поражения артиллерии, окопавшейся на холмах.

Верховный лорд-генерал Дравер уверял Гаунта и остальных командиров, что три недели ковровых бомбардировок Имперского Флота превратили артиллерию врага в металлолом, поэтому наступающая пехота могла находиться в относительной безопасности. В чем-то он был прав. Механизированные артиллерийские батареи Покаявшихся, опустошавшие имперские позиции, действительно получили свое. Как выяснилось, еретики имели в запасе и более дальнобойные орудия, укрепленные в бункерах на вершинах холмов. Даже обстрел с орбиты им был нипочем.

По гвардейцам лупили крупным калибром, и Гаунта это совсем не удивляло. В конце концов, это мир-кузница. И сколь бы безумным ни было влияние Хаоса, оно не делало Покаявшихся дураками. Ересь зародилась среди инженеров и мастеров Фортис Бинари, которых вырастили и обучили техножрецы Марса. Здесь могли создать любое оружие. И на это у них были месяцы.

И вот — великолепная стратегическая ловушка. Ворвавшись в траншеи Покаявшихся, Первый Танитский, Витрийские Драгуны и Император знает какие еще полки попали в нее. Теперь завеса артобстрела будет продвигаться назад метр за метром, пока не смешает их всех с землей.

От передовых позиций Покаявшихся уже ничего не осталось. Едва ли несколько часов назад солдаты Гаунта с боем пробивались через те траншеи в тыл противника. Теперь они ощутили всю горечь от бессмысленности своих усилий.

Призраки Гаунта и присоединившаяся к ним рота Витрийских Драгун укрылись в разрушенных цехах. Занавесу из падающих снарядов оставалось ползти до них не больше километра. Связи с другими подразделениями Танитского или Витрийского полков так и не было. Казалось, они единственные и выжили. И конечно, не имело смысла рассчитывать на поддержку со стороны имперских войск. Гаунт поначалу надеялся, что с фланга атаковали какие-нибудь треклятые Янтийские Патриции или даже элитные штурмовые части Дравера, но даже эту слабую надежду смешал с грязью ливень снарядов.

Вокс молчал: электромагнитное возмущение, вызванное массированным артобстрелом, заглушало все каналы. Даже в прямой видимости друг от друга бойцы не могли установить связь, не говоря уже о штабе или других боевых частях. Полковник Зорен требовал, чтобы его связист поймал волну одного из орбитальных кораблей слежения, который смог бы передать их состояние и местоположение командованию. Но небеса мира, полгода пожираемого войной, были полны нефтехимического смога, пепла, электрических аномалий и вещей гораздо худших. Не прорваться сквозь эту пелену.

Лишь два звука напоминали о мире вокруг — беспрестанный гул взрывов и сумбурный перестук барабанов.

Гаунт брел по сырой траншее имперского отряда. Гвардейцы сбились в группки и кутались в свои плащи, спасаясь от ночного холода. Комиссар запретил включать обогреватели и горелки — на тот случай, если вражеская телеметрия использовала тепловизоры. А бетон и пласталь заводских стен должны были бы скрыть едва заметное тепло человеческих тел.

Витриан было почти на сотню больше, чем танитцев. Драгуны держались в стороне, в дальней части склада. Там, где солдаты двух полков сидели ближе друг к другу, время от времени начинались разговоры. Дальше дежурных приветствий и вопросов они не заходили.

Драгуны славились прекрасной выучкой и аскетизмом. Гаунт был наслышан об их стоическом духе и военном искусстве. Ему вдруг подумалось: достаточно ли в этом благочестивом и отточенном, как стекловолокно витрийских доспехов, духе того огня, который рождает великих воинов? Снаряды взрывались все ближе, и Гаунт начал сомневаться, что когда-нибудь узнает ответ на этот вопрос.

Полковник Зорен наконец оставил свои попытки связаться со штабом и направился вдоль рядов своих гвардейцев к Гаунту. Темнота придавала его и без того черному лицу выражение бесконечной усталости.

— Что теперь будем делать, комиссар-полковник? — спросил он, глядя на его нашивки. — Будем сидеть тут сиднем, как старичье, дожидаться смерти?

Гаунт окинул взглядом сумрак укрытия. Его дыхание вырывалось в воздух облачками пара.

— Если нам и суждено умереть, — качнул он головой, — пусть наша смерть не будет напрасной. У нас с вами четыре сотни солдат, полковник. И путь наш уже определен.

— Как так? — нахмурился Зорен, будто сбитый с толку.

— Что вы предлагаете — назад под бомбы? Влево-вправо — нам не обойти эту завесу смерти. Так что дорога у нас всего одна: вглубь фронта противника, к их следующему оборонительному рубежу. Нам нужно добраться туда и забрать с собой столько Покаявшихся, сколько сможем.

Зорен молчал еще несколько мгновений, а потом расплылся в улыбке. В темноте блеснул ровный ряд белых зубов. Идея ему явно понравилась. Ее логика была очень проста, к тому же в ней было место чести и славе. Гаунт рассчитывал, что это придется по нраву витрианам.

— Что ж, когда выдвигаемся? — Зорен натянул кольчужные перчатки.

— Артобстрел Покаявшихся накроет эту территорию через час-другой. Думаю, разумно будет уйти до этого. В общем, чем раньше, тем лучше.

Кивнув друг другу, Гаунт и Зорен отправились поднимать своих офицеров и строить войска.

Отряд был готов выступить всего через десять минут. Танитцы перезарядили и проверили лазганы, заменили негодные фокусирующие стволы. Гаунт приказал установить среднюю мощность заряда лазганов. Танитцы закутались в камуфляжные плащи и вымазали серебристые штык-ножи сажей, скрывая блеск клинков. Гвардейцы разбились на отряды по десять человек. Тяжелое оружие было распределено поровну — каждой группе досталось хотя бы одно.

Гаунт наблюдал за действиями витриан. Они разделились на более крупные отряды, по двадцать человек в каждом. Тяжелого оружия они несли гораздо меньше. В основном это было плазменное оружие. Гаунт подметил, что у витриан нет ни огнеметов, ни мелтаганов. Комиссар решил, что поставит в авангард Призраков.

Витриане примкнули длинные трехгранные штыки, синхронно проверили оружие на боеготовность почти с хореографической грацией. Мощность оружия они ставили на максимум. Затем они с той же слаженностью обратились к небольшим пультам на запястьях. По темному строю прошла легкая рябь. Тонкие стеклянные чешуйки витрийских кольчуг перевернулись. Зубцы снова сомкнулись, но теперь они были не зеркальными, а матово-черными. В таком режиме доспехи Драгун позволяли маскироваться в темноте. Это произвело впечатление на Гаунта.

Бомбардировка все сотрясала землю за спинами солдат. Они настолько привыкли к этому звуку, что уже не обращали на него внимания. Гаунт и Зорен переговаривались, пытаясь настроить наушники коммуникаторов.

— Используйте канал «каппа», — говорил Гаунт, — канал «сигма» — резервный. Мои Призраки пойдут в авангарде, сильно не отставайте.

Зорен молча кивнул.

— Я вижу, вы приказали своим людям установить мощность лазганов на максимум, — как бы походя заметил Гаунт.

— В витрийском Искусстве Войны сказано: «Пусть твой первый удар будет смертельным, и во втором не будет нужды».

Гаунт поразмыслил об этом всего мгновение. Затем он отвернулся и направился во главу передового отряда.

4

Мир разделился пополам: чернота на дне ямы и ослепительные огни ада над головой.

Рядовой Каффран и витрийский гвардеец забились в грязь воронки. Бушующее пламя освещало их сполохами.

— Фес святой! — мрачно выругался Каффран. — Сдается мне, целыми нам отсюда не вылезти.

Витрианин, не оборачиваясь, произнес:

— Наша жизнь — всего лишь путь к смерти. И цена нашей смерти порой равна цене смерти вражеской.

Сперва опешив, Каффран скептически качнул головой:

— Ты философ, что ли?

Зогат наконец повернулся к Каффрану. Его взгляд из-под забрала был полон презрения.

— Это «Байхата», книга витрийского искусства войны. Наш кодекс, основа философии нашей воинской касты. Тебе не понять.

— Я не настолько дурак, — пожал плечами Каффран. — Валяй, рассказывай… Как война вообще может быть искусством?

Витрианин насторожился, подозревая насмешку. Но он здорово уступал Каффрану в знании низкого готика, на котором они общались. Культуры их миров были бесконечно далеки друг от друга.

— «Байхата» содержит философскую и практическую основу пути воина. Все витриане обязаны прочесть ее и усвоить ее принципы перед тем, как отправиться на войну. Через ее мудрость мы постигаем тактику, она делает наши руки сильнее, дарует нашему разуму ясность, ее честь ведет нас к победе.

— Должно быть, отличная книга, — подколол Каффран.

— Так и есть, — раздраженно отмахнулся Зогат.

— То есть вы заучиваете ее наизусть? Или носите с собой?

В ответ витрианин расстегнул бронежилет и показал внутренний карман из серой ткани.

— Мы носим ее у сердца. Работа восьми миллионов людей, записанная на моноволоконную бумагу.

— Можно посмотреть? — Каффрана это почти впечатлило.

— Моноволокно настроено на контакт с генами владельца книги, никто другой не может прикасаться к ней. — Зогат застегнул бронежилет. — К тому же она написана на витрийском. Уверен, ты ничего там не поймешь. Даже если бы и мог, это было бы серьезным оскорблением со стороны чужака — читать священный текст.

Каффран откинулся на стену воронки. Несколько секунд он молчал.

— У нас на Танит… У нас таких штук нет. Никакого великого искусства войны.

— У вас нет своего кодекса? — Витрианин вопросительно смотрел на него. — Нет философии боя?

— Мы просто так живем, и все… — заговорил Призрак. — Мы живем по одному правилу: «Если нужно драться — дерись что есть силы, а подходи незаметно». На воинский кодекс явно не тянет.

— Действительно… недостает глубокого подтекста и смыслового богатства доктрин витрийского искусства войны, — поразмыслив, заключил Зогат.

Оба замолчали.

Каффран прыснул. А через мгновение оба гвардейца безудержно хохотали.

Они успокоились не скоро. Нежданное веселье чуть разрядило атмосферу мрачного напряжения, навеянную всеми кошмарами дня. Артобстрел продолжал громыхать над их головами, и каждый снаряд грозил испепелить их. Но страх отступал.

Успокоившись, витрианин глотнул из фляги и предложил ее Каффрану.

— Вы, танитцы… Я слышал, вас осталось немного.

— Едва наберется две тысячи. Все, кого комиссар-полковник Гаунт смог спасти в день Основания нашего полка, — кивнул Каффран. — В день гибели нашего мира.

— Но все же вы прославились, — заметил Зогат.

— Прославились? Да, пожалуй. Благодаря этой славе нас бросают на самые грязные диверсионные задания, которые можно придумать. Нас забрасывают в оккупированные врагом ульи и на миры смерти, куда не пробраться никому, кроме нас. Иногда я задаюсь вопросом: кто будет разгребать всю эту грязь, когда мы кончимся?

— Мне часто снится родина, — задумчиво произнес витрианин. — Мне снятся города из стекла и хрустальные залы. Я точно знаю, что больше никогда их не увижу. Но меня согревает то, что они навсегда останутся в моих мыслях. Должно быть, это тяжело — потерять свой дом.

— А что не тяжело? — переспросил Каффран. — Это тяжелее, чем штурмовать укрепления? Может, тяжелее, чем умирать? Вся жизнь в служении Императору тяжела. В каком-то смысле быть бездомным — преимущество.

Эти слова заставили Зогата внимательно взглянуть на собеседника.

— Мне больше нечего терять. Мне нечем угрожать. Нет ничего, что заставит меня подчиниться и исполнять чужую волю. Существую только я, имперский гвардеец Дирмон Каффран, слуга Императора, да пребудет он на Троне вечно.

— Вот видишь, у вас все-таки есть своя философия, — произнес Зогат. Какое-то время оба молчали, слушая гром орудий. Наконец витрианин решился задать вопрос: — Как… как погибла твоя родина, танитец?

Каффран закрыл глаза и задумался, будто выуживал из памяти что-то, что глубоко спрятал и не хотел вспоминать.

— Это было в день Основания… — начал он со вздохом.

5

Дальше отсиживаться они не могли. Во всяком случае — здесь. Даже если бы снаряды не взрывались все ближе, гвардейцев продолжало трясти от случившегося с Дрейлом. Одно воспоминание об этом гнало их прочь.

Корбек приказал Греллу и Кураллу заминировать склады и как-нибудь заткнуть проклятые барабанные машины. Дальше Призраки двинутся вглубь вражеской территории и наделают там побольше шуму. И будут продолжать, пока их не спасут или не перебьют.

Организованная рота — чуть больше сотни человек, выживших после превращения Дрейла, — уже начала выдвигаться, когда вернулся Бару. Один из троих разведчиков, которых Корбек высылал вперед. Бару вернулся не один. Прижатый огнем артиллерии, он добрых полчаса просидел в траншее. Потом один из снарядов безнадежно разворотил прямую дорогу обратно. В тот момент Бару потерял всякую надежду вернуться к своим. Пробираясь по изгибам траншей, мимо витков колючей проволоки и заградительных кольев, он с удивлением наткнулся на пятерых танитцев: Фейгора, Ларкина, Неффа, Лонегина и майора Роуна. Когда начался обстрел, они успели спрятаться в траншее и теперь блуждали, пытаясь придумать какой-нибудь план.

Радость от встречи была обоюдной — и бурной. Ларкин славился как лучший стрелок полка, его меткость и острый глаз пригодились бы на обратном пути. Фейгор тоже знал, с какого конца браться за лазган. К тому же он был не последним среди разведчиков. Лонегин разбирался в саперном деле, и Корбек немедленно отослал его на помощь группам Грелла и Куралла. Нефф был санитаром, медики сейчас ценились на вес золота. А командирский талант Роуна не подлежал сомнению. Полковник немедленно отдал под его руководство часть солдат.

Ночь полыхала взрывами, их яркие вспышки сопровождались какофонией барабанного боя. Освещаемый беснующимся заревом обстрела, Грелл вернулся к Корбеку. Мины уже отсчитывали свои пятнадцать минут отсрочки до детонации.

Не теряя времени, танитцы двинулись по основной транспортной магистрали завода. Корбек выстроил их в две колонны. Авангард составляла группа из шести человек: сержанта Грелла, снайпера Ларкина, диверсантов Маколла и Бару, ракетометчиков Мелиара и Домора с миноискателем. Их задачей было расчистить путь следующей за ними роте. И огневой мощи отряда хватало не только на то, чтобы предупредить своих об опасности.

За спинами Призраков взлетели на воздух склады. К черным небесам взметнулись желтые и зеленые сполохи, очерчивая силуэты строений вокруг. Барабанный бой стал тише.

Наконец взрывы смолкли, послышались другие, более отдаленные звуки. Бой ближайших барабанов перекрывал перестук дальних. Хаотичный грохот вновь обрушился на гвардейцев. Корбек раздосадованно сплюнул. Барабаны били по ушам, выводя из себя. Вспоминались ночи в нэловых лесах дома, на Танит, возле сторожевых костров. Раздавишь одного надоедливого сверчка — его стрекот подхватят сотни где-то в темноте.

— Пошли, — проворчал он. — Мы их выкопаем. Все выкопаем и разнесем. Все до последнего фесова барабана.

За спиной перекатывался одобрительный рокот голосов. Призраки шли вперед.

Майло схватил Гаунта за рукав и заставил его повернуться к западу за миг до того, как в шести километрах от них расцвело зеленоватое пламя.

— Они бьют ближе? — спросил он.

Гаунт поднял свой моноскоп. Перед глазами поворачивался размеченный край колеса автоматической подстройки, следуя за взглядом комиссара, скользящим по далеким зданиям.

— Это еще что? — прохрипела голосом Зорена ближняя связь. — Вроде не артиллерия.

— Согласен, — отозвался Гаунт.

Он остановил отряд и приказал закрепиться на достигнутой позиции — среди сырых, полузатопленных складов в низине. Взяв с собой Майло и нескольких солдат, комиссар вернулся назад, к Зорену, догонявшему их со своим полком.

— Мы не одни. Кто-то еще оказался по эту сторону ада, — обратился он к витрийскому командиру. — Похоже, эти здания взорваны стандартными фугасными зарядами Гвардии.

Зорен кивнул.

— Я… боюсь, что… — начал он со всей осторожностью. — Я сомневаюсь, что это кто-то из моих людей. Витриане подчиняются строгой дисциплине. Ну, если у них нет особых причин, неизвестных нам. Ни один витрианин не станет так использовать взрывчатку. Это все равно что зажечь сигнальный огонь для вражеских наводчиков. Скоро их позицию начнут обстреливать.

Гаунт задумчиво поскреб подбородок. Он тоже решил, что это проделки танитцев. Роун, Фейгор, Куралл… может, даже Корбек собственной персоной. Все они известны тем, что временами совершают необдуманные поступки.

В этот момент новая цепь взрывов сожрала еще несколько складов.

— Если они продолжат в том же духе… — прорычал Гаунт. — Проще сразу передать противнику свои координаты по воксу.

Зорен подозвал своего связиста. Гаунт яростно выкручивал рычаг настройки канала, раз за разом твердя одно и то же в микрофон в проволочной рамке. Взрывы гремели не так уж далеко. А значит, есть шанс.

Уже третья цепочка складов с барабанными машинами утонула в огне. Призраки двинулись в сторону туннелей и галерей, сплетенных из арматуры, когда Корбека догнал Лукас.

Появился сигнал.

На ходу отдав приказ Кураллу о минировании еще нескольких зданий, полковник побежал за связистом по мокрому бетону. Нацепив наушники, он вслушался. Сквозь жуткие помехи пробивался еле слышный, надтреснутый голос. Он повторял один позывной. И его сложно было с чем-то спутать. Позывной командования Танитского полка.

Подгоняемый Корбеком, Лукас лихорадочно вывернул латунный тумблер настройки, пытаясь усилить сигнал. Полковник надрывно прокричал свой ответный позывной в микрофон.

— Корбек… олковник… втори, это ты? …втор… ся рядом с…

— Повтори! Комиссар, я тебя не слышу! Повтори!

Связист Зорена поднял взгляд от рации и отрицательно качнул головой.

— Ничего, комиссар. Сплошные помехи.

Гаунт приказал ему продолжать. Это был шанс, ощутимый шанс увеличить численность отряда и сделать его боеспособным. Главное — отговорить Корбека от этой самоубийственной акции.

— Корбек! Это Гаунт! Немедленно прекрати взрывать и двигайся строго на восток, сейчас же! Корбек, ты меня слышишь?!

— Готов! — подал сигнал Куралл.

Корбек жестом остановил его. Лукас тем временем прижался к рации, пытаясь расслышать сигнал сквозь дробь барабанов и грохот бомбардировки.

— Нам… нам приказано прекратить и двигаться ускоренным маршем на восток… потому что… — во взгляде связиста блеснуло осознание, — потому что мы вызываем на себя огонь вражеской артиллерии.

Корбек медленно повернулся к скрытым тьмой позициям тяжелых орудий. Туда, где яркие линии со свистом вспарывали багряную тьму, оставляя за собой дымные хвосты.

— Фес святой… — выдохнул полковник, понимая, каких глупостей наделал сгоряча, и проорал что было сил: — Уходим, все уходим!

Встревоженные внезапной сменой тактики солдаты начали возвращаться. Корбек руководил уже на бегу, одновременно пытаясь развернуть авангард. Зеленое пламя взрывов четко обозначило направление, в котором двигалась рота. Полковник понимал, что в его распоряжении считаные секунды до того, как его людей накроет огнем.

Нужно отходить на восток. Да, на восток, так сказал Гаунт. Но сколько идти? Километр? Два? А сколько у них времени? Возможно, гигантские затворы орудий уже принимали трехтонные дейтериевые снаряды, наполненные оксифосфорным гелем. Прицелы уже корректировались в соответствии с показаниями дальномеров. И залитые потом руки артиллеристов уже поворачивали закопченные рычаги, слегка опуская гигантские стволы макропушек.

Корбек не терял ни секунды. Времени едва хватит на то, чтобы найти укрытие. Он верил только в то, что Покаявшиеся отошли из этого сектора.

Витрийский связист проиграл еще раз последний сигнал. Повозившись с настройками, он отфильтровал большую часть помех. Гаунт и Зорен следили за ним в нетерпении.

— Похоже на ответный сигнал, — заключил он. — Подтверждение.

— Значит, укрепимся здесь, — кивнул Гаунт. — Будем держаться на этой позиции, пока не дождемся Корбека.

В следующее мгновение там, где только что были видны сполохи от взрывов Корбека, земля поднялась на дыбы. Медленно, почти лениво расцветали огромные шары огня, пожиравшего все вокруг. Снаряды падали и падали, новые взрывы перекрывали предыдущие, не давая пламени гаснуть. Покаявшиеся частично сместили артобстрел на три километра ближе — к сигналу, который увидели. И Гаунту оставалось только бессильно наблюдать за этим.

Полковник Фленс был одним из тех людей, чья карьера складывалась благодаря удаче. Фортуна и сейчас благоволила ему. И он уже чувствовал вкус победы.

После несостоявшегося наступления янтийцев Фленс вернулся в штаб имперских сил, чтобы обдумать возможное развитие событий. Он не видел никаких вариантов, пока весь фронт скрывала сплошная завеса артобстрела. Но полковник держал войска в готовности на случай, если бомбардировка прекратится или хотя бы ослабнет. После этого ландшафт превратится в пустыню из пепла и грязи. Покаявшимся будет нелегко укрепиться там, как, впрочем, и имперским войскам. Идеальный момент для сфокусированного удара танковых частей.

К шести вечера, когда на разбитые улицы опустились сумерки, у изгиба реки Фленса ждала полностью укомплектованная ударная группа. Восемь осадных вариантов танка «Леман Русс» — бесценные «Разрушители» с короткими и толстыми стволами мощных башенных орудий. Четыре стандартных «Лемана Русса» системы «Фаэтон», три самоходных орудия поддержки «Грифон». И девятнадцать «Химер» с двумя сотнями Янтийских Патрициев в полной боевой выкладке на борту.

Сам полковник находился в графском дворце, где штабные офицеры во главе с Дравером пытались оценить потери танитцев и витриан за этот день. Именно в этот момент один из дежурных связистов принес диапозитивы, обработанные и присланные с орбиты по каналу Имперского Флота.

Это были орбитальные снимки обстрела. Большинство штабных едва взглянули на них, но Фленс немедленно схватил снимки. На одном из них было ясно видно, что часть огня смещена на километр вглубь зоны противника.

Полковник указал на это Драверу и отвел его в сторону.

— Просто недолет, — бросил генерал.

— Позвольте не согласиться, сэр. Это цепочки взрывов. Спланированных и подготовленных взрывов. Там кто-то есть.

— Ну, значит, кто-то выжил, — отмахнулся Дравер.

— Я и мои Патриции поклялись взять этот участок укреплений и таким образом завоевать всю эту планету. — Голос полковника обрел жесткость. — Я не позволю банде потерявшихся оборванцев вмешиваться в нашу стратегию.

— Да ты принимаешь это близко к сердцу, Фленс… — На лице генерала появилась улыбка.

Фленс и сам понимал это, но упускать шанс он не собирался.

— Генерал, если в огневой завесе появится брешь, могу я рассчитывать на ваш приказ к наступлению? Механизированная ударная группа уже готова и ждет.

Озадаченный, генерал все же дал согласие. Время было обеденное, и он хотел разобраться с делами поскорее. Однако его прельстила воскресшая перспектива быстрой победы.

— Если ты одержишь для меня эту победу, поверь мне, Фленс, я этого не забуду. В будущем меня ждет немало больших возможностей, если удастся выбраться из этой дыры. И я могу поделиться с тобой этими возможностями.

— Ваша воля будет исполнена, лорд-генерал.

Фленс крепко ухватился за появившийся шанс. Покаявшиеся могли перенести огневой рубеж — или его часть, — чтобы уничтожить выживших в старых траншеях. Вот здесь полковник и найдет лазейку.

Фленс направил свою колонну на запад вдоль реки, по понтонному мосту и, насколько возможно, вглубь пустошей. Курс он прокладывал по данным, которые принимал с орбиты астропат в его командирском танке. Впереди громыхал артобстрел Покаявшихся.

Свой шанс Фленс едва не упустил. Он только-только выстроил свои войска в боевые порядки, когда часть огневой завесы вдруг исчезла и обрушилась на расстоянии нескольких километров далее — на отмеченное в орбитальных сводках место.

В гибельной лавине открылась дверь, через которую можно подобраться к Покаявшимся.

Фленс отдал приказ наступать. Его боевые машины на всей скорости вгрызались и рвали гусеницами грязь, двигаясь к самому сердцу врага.

6

Сквозь грохот артиллерии голос рядового Каффрана был едва слышен на краю темной воронки:

— Танит была прекрасным миром, Зогат. Миром густых, вечнозеленых таинственных рощ. У самого леса словно была душа. Под его кронами всегда было так тихо и спокойно… ну, еще были некоторые странности.

Обычно это называют мигрирующей растительностью, так мне сказали. В общем, танитские деревья, которые мы называли нэл, они… двигались, переползали, пересаживались с места на место вслед за солнцем, дождями или какими-нибудь своими желаниями, водившимися под корой. Я не хочу сказать, что точно знаю все это. Просто так оно было.

Короче, на Танит не было и не могло быть никаких ориентиров. Любая дорога или тропка могла переместиться или исчезнуть за ночь, а потом появиться снова. Поэтому за многие поколения в самую душу танитцев въелось безошибочное чувство направления. Инстинкт следопытов и разведчиков. В этом мы сильны. Наверное, за нашу репутацию лучших диверсантов надо благодарить ползучие леса нашей родины.

А как красивы были танитские города… Наш мир жил земледелием и ремеслами. На другие планеты мы поставляли дорогие сорта древесины и всякие резные изделия. Среди работ танитских мастеров было на что полюбоваться. Наши города были огромными каменными крепостями среди бескрайних лесов. Ты рассказывал про стеклянные дворцы твоего родного мира. Конечно, нашим с ними не сравниться. Обычный камень, серый, как морские волны. Крепкий, надежный.

Зогат молчал. Каффран тем временем поудобнее устроился на дне воронки. И хотя в его словах сквозила невероятная горечь, сквозь нее пробивалось тянущее чувство утраты, которое так давно не посещало сержанта.

— Тогда прошел слух, что Танит должна поставить три полка для Имперской Гвардии. На наш мир такая обязанность легла впервые, но в городском ополчении было достаточно крепких мужчин, готовых к военной службе. Основание длилось восемь месяцев. Войска собрали на чистых лугах. Как раз тогда транспортные корабли заходили на орбиту. Нам сказали, что наши полки отправятся на помощь имперским силам, вырывающим миры Саббаты из лап Хаоса. Еще нам сказали, что мы вряд ли снова увидим родину. Поступив на службу, солдат следует за ветрами войны в любые дали, пока смерть не приберет его. Или пока ему не позволят поселиться где-то и начать жизнь заново. Наверняка ты и сам все это слышал.

Кивок. Благородное лицо Зогата на миг скрылось в темноте. В воронке, приютившей их, прибавилась еще капля тоски. Где-то наверху щедрыми россыпями гремели взрывы. Глухо вздыхала земля.

— Так мы и ждали, — продолжал Каффран. — Тысячи солдат. Переминались с ноги на ногу — то ли от нетерпения, то ли из-за тесной униформы. И смотрели, как снуют туда и обратно десантные корабли. Нам было грустно расставаться с домом и в то же время хотелось поскорее отправиться в путь. Нас согревала мысль, что Танит останется такой, какой мы ее запомним. И всегда будет такой где-то там, далеко. Тем же утром мы узнали, что к нашему полку будет прикомандирован комиссар Гаунт. Чтобы привести нас в форму. — Каффран вздохнул, стараясь справиться с щемящим чувством в груди. Для верности он откашлялся. — Гаунт мог похвастаться безупречной репутацией и долгой, полной подвигов карьерой с полком гирканских ветеранов. А мы были новичками, совсем неотесанными, не видевшими настоящего боя. Ну, верховное командование и решило, что сделать из нас боеспособное подразделение может только такой офицер, как Гаунт.

Каффран замолчал. В какой-то миг он перестал следить за своими интонациями — внутри закипал гнев. Злоба. Чувство утраты. С болью пришло осознание: впервые со времен Потери он вслух рассказывал кому-то о ней. Его сердца коснулось нечто глубоко сокрытое в памяти, и лезвие горечи становилось все острее.

— В последний вечер все пошло не так. Мы уже начали грузиться на борт. Большинство солдат были уже наверху или ждали отлета в битком набитых транспортах. Но блокада Имперского Флота где-то дала течь. В систему Танит прорвалась часть армады Хаоса, рассеянной в последней битве с Флотом. Нас толком и не предупредили. Темные Силы обрушились на мою родину и стерли ее с лица Вселенной в одну ночь.

Каффран снова откашлялся. Витрианин завороженно слушал его.

— У Гаунта было всего два варианта. Занять оборону на последнем рубеже со всеми имеющимися войсками или собрать всех, кого можно было спасти, и отступить. И он выбрал второе. Никому, кроме него, это решение не нравилось. Все мы, как один, хотели сложить головы, защищая свой родной мир. Останься мы на Танит — пожалуй, мы бы просто погибли, не сумев ничего спасти. Разве что заслужили бы свою строчку в истории. Гаунт спас нас. Он спас нас от смерти, которой мы все были бы рады. И отправил нас погибать ради других, более важных вещей.

— Ты его ненавидишь, — блеснули в темноте глаза Зогата.

— Нет! То есть ненавижу, конечно. Как ненавидел бы любого, кто наблюдал бы со стороны, как горит мой дом. Или того, кто принес бы его в жертву высшим ценностям.

— А в чем она, эта высшая ценность?

— Я сражался вместе с Призраками не на одном фронте. Никаких высших ценностей я за это время не разглядел.

— Нет, ты и правда его ненавидишь.

— Я уважаю его. И пойду за Гаунтом в любое пекло. Больше мне нечего сказать. Я покинул свой дом в ночь его гибели и дрался в память о нем все это время. Танитцы вымирают. Нас осталось всего две тысячи. Гаунту удалось спасти солдат всего на один полк. Первый Танитский. Первый и Единственный. Теперь понимаешь, почему мы «Призраки»? Мы — беспокойные духи, горстка теней мертвого мира. И сдается мне, мы будем сражаться и дальше, пока не погибнет последний из нас.

Каффран наконец замолчал. Во мраке теперь метались только отголоски взрывов вдалеке. Долго Зогат не решался заговорить, пока не поднял взгляд к бледнеющему небу.

— Через пару часов рассветет, — тихо произнес он. — Может быть, тогда мы отыщем путь отсюда.

— Может, и так. — Каффран потянулся, разминая затекшие плечи. — Обстрел вроде смещается куда-то. Кто его знает, может, и переживем. Видел я вещи и пострашнее…

7

День неспешно вполз сырыми валунами облаков, мерцающих отсветами бесконечного обстрела. Светлеющее небо расчерчивали инверсионные следы и огненные дуги, уходящие куда-то в туман, который скрывал укрепленные позиции Покаявшихся на холмах. Артобстрел длился более двадцати часов с интенсивностью два-три снаряда в секунду. В низинах и окопах дым от взрывов превратился в густой, неприятно-липкий туман, пропахший кордитом и фуцелином.

Гаунт остановил свой отряд в башне, где раньше помещались плавильные печи и ямы для обжига колоколов. Гвардейцы на какое-то время сняли противогазы. Пол, стены, сам воздух были полны зеленоватой пыли, отдававшей железом и кровью. По всей яме валялись обломки пластиковых контейнеров. Отряд оторвался от артиллерийской завесы на пять километров, и теперь ее грохот перекрывала дробь барабанных машин в зданиях фабрик и складов.

Корбек успел увести своих людей из зоны обстрела в относительной целости. Всех оглушило ударной волной, восемнадцать солдат оглохли навсегда. В тылу, в госпиталях Имперской Гвардии, рваные барабанные перепонки могли бы легко заменить искусственными или поставить слуховые усилители. Только для этого нужно было попасть в тыл. А здесь восемнадцать инвалидов представляли собой обузу. На марше Гаунт собирался поставить их в центр колонны, где их могли направлять и предупреждать об опасности окружающие. Были и другие травмы: несколько переломов рук, ребер, ключиц. Единственным утешением служило то, что все они могли идти.

Гаунт отвел Корбека в сторону. Комиссар находил хороших солдат, повинуясь чутью, и начинал беспокоиться, когда оно его подводило. Корбека он назначил на командирскую должность, чтобы дополнить Роуна. Обоих офицеров в полку уважали — но одного любили, а другого боялись.

— Допускать такие тактические промахи… Это не похоже на тебя, — начал Гаунт.

Корбек открыл было рот, но тут же заставил себя замолчать. Точнее, его заставила сама мысль о том, чтобы оправдываться перед комиссаром. Гаунт и так все знал.

— Я понимаю, мы все тут в основательной заднице. Условия не из легких, а твоей роте здорово досталось. Я слышал про Дрейла. И еще я думаю, что барабаны, которые ты с таким рвением взрывал, предназначены сбивать с толку. Они заставляют действовать нерационально. Чего греха таить, эти штуки сводят с ума. Оружие не слабее любых пушек. Они изматывают нас.

Корбек кивнул. Война медленно наполняла горечью его сердце и терзала тело уже много лет. Усталость читалась в каждом движении и взгляде.

— Каков план? Подождем, когда кончится обстрел, а потом отступим?

— Думаю, мы зашли слишком далеко, чтобы просто уйти, не сделав что-нибудь полезное, — покачал головой Гаунт. — Подождем разведчиков.

Разведчики вернулись через полчаса. Танитцы и несколько витриан собрали воедино данные своих поисков, составив для Гаунта и Зорена подобие карты местности на два километра вокруг.

Гаунта заинтересовало строение к западу от их убежища.

Отряд двинулся сквозь ряды труб очистных сооружений, скрылся от дождя за бетонными стенами туннелей, покрытыми маслом и пылью. Их прошлое укрытие уже затянул кордитовый туман. На западе поднималась гряда холмов, на севере маячили темные силуэты жилых башен. Гигантские конусы вздымались сквозь стелящуюся по земле пелену. Сотни тысяч окон — все до единого — выбиты взрывами и ударной волной. Барабанных машин стало меньше, но гвардейцы так и не встретили ни одного живого существа. Даже грызунов-паразитов.

Вскоре отряд достиг огромных бункеров. В них не было ничего, кроме брошенных кранов и пустых упаковок из серого пластоволокна. Рядом желтело битыми боками стадо брошенных вагонеток.

— Склады боеприпасов, — на ходу предположил Зорен. — Должно быть, они заготовили уйму артиллерийских снарядов. Здесь они уже опустошили все запасы.

Гаунт счел эту версию правдоподобной. Гвардейцы двигались медленно и осторожно, держа оружие наготове. Здание, о котором говорили разведчики, было совсем рядом. Грузовая станция свернулась кольцом клепаной огнеупорной стали. На ее вершине громоздились гидравлические краны и лебедки, транспортировавшие грузы в этот огромный колодец.

Один за другим гвардейцы спустились по закопченной металлической лестнице на платформу в глубине станции. От нее под израненной шкурой земли тянулся ярко освещенный коридор: вереница сегментов, скрепленных цилиндрическими арками. Внизу — линия жесткого металлического позвоночника.

— Ветка маглева, — заключил Фейгор. Он кое-что смыслил в технике и, как мог, пополнял свои знания об инопланетных технологиях. — Все еще работает. Должно быть, они вывозили снаряды в вагонетках, спускали их сюда, а потом отправляли скоростными поездами прямо на позиции артиллерии.

Гвардеец указал Гаунту на панель управления у контрольного поста. Ее гладкая поверхность светилась зеленой паутиной.

— У них здесь целая транспортная сеть между кузницами, что позволяет без задержек перевозить сырье.

— А эту ветку они забросили, потому что уже вывезли отсюда все, что могли, — задумчиво произнес комиссар. Вынув инфопланшет, он спешно набросал схему путей.

Гаунт дал войскам десять минут отдыха, а сам устроился на краю платформы, чтобы спокойно сравнить свой набросок с имеющимися в планшете старыми картами заводского комплекса. Покаявшиеся перестроили некоторые участки, но каркас остался прежним. Через некоторое время комиссара отыскал полковник Зорен.

— Что-то задумали? — поинтересовался он.

— Это вход. — Гаунт махнул в сторону туннеля. — Путь прямо на позиции артиллерии Покаявшихся. Они не закрыли его только потому, что им нужен был постоянный приток боеприпасов.

— Что-то здесь не так, не находите, комиссар? — Зорен поднял забрало шлема.

— Не так?

— Прошлым вечером я размышлял над тем, как вы описали тактику противника. Сначала Покаявшиеся провели лобовую атаку, пытаясь пробиться сквозь наши укрепления. Когда им это не удалось, они отошли вглубь своих позиций, заманивая наши войска, которые намеревались уничтожить массированным обстрелом.

— Исходя из сложившейся обстановки, это резонно, — сказал Гаунт.

— Даже сейчас? Мне кажется, они хорошо понимали, что смогут заманить в эту ловушку всего несколько тысяч имперских солдат. И простая логика должна подсказать им, что бо льшая часть уже погибла. Так зачем продолжать палить? Они стреляют почти сутки. Это пустая трата боеприпасов, которые рано или поздно кончатся. К тому же зачем было оставлять такой большой кусок собственной территории врагу?

— Возможно, чтобы не пустить нас дальше, — раздался из-за спины голос Роуна.

— Тогда я хотел бы слышать ваше мнение, майор, — обернулся Гаунт.

Пожав плечами, Роун от души сплюнул на пол.

— Все мы знаем, что тактику выродков Хаоса нам никогда не понять. — Майор недобро прищурился. — Мы держим этот фронт не один месяц. И я думаю, вчера был последний раз, когда с нами сражались обычным оружием. Теперь они поставили перед нами эту огненную стену, чтобы использовать что-то другое. Кто его знает, может, все это время они готовили это «что-то».

— Например? — настороженно спросил Зорен.

— Например… что-нибудь. Не знаю. Что-нибудь, связанное с их колдовством. Какой-нибудь ритуал или вроде того. Все эти барабаны… Может, никакое это не психологическое оружие, а часть чего-то большого…

Несколько мгновений все трое молчали. Наконец Зорен презрительно усмехнулся:

— Ритуальная магия?

— Не смейтесь над тем, чего не понимаете! — предостерег его Гаунт. — Может, Роун и прав. Император свидетель, мы уже сталкивались с этим кошмаром.

Зорен промолчал. Он тоже повидал немало. Возможно, он просто не хотел верить в некоторые вещи, которые сам пережил. Вытравить их из памяти, убедить себя в их нереальности.

Гаунт поднялся на ноги и указал на туннель:

— Значит, у нас всего один путь. И нам с него сворачивать нельзя. Если Роун прав, мы — единственный отряд на всей проклятой планете, который может как-то помешать им.

8

Туннель был достаточно широк, чтобы четверо могли пройти по нему в ряд — по два человека с каждой стороны магнитного рельса. Света от голубых ламп на стенах хватало, но Гаунт все же выслал вперед Домора и остальных саперов, чтобы не нарваться на мины.

Марш в два километра по душным туннелям так и не встретил сопротивления. Позади остались еще одна брошенная станция и несколько развилок. Сухой воздух трещал от статического электричества, наведенного магнитной линией. Время от времени гвардейцев накрывало волной жаркого воздуха от приближающегося поезда, который так ни разу и не появился.

На третьей развилке Гаунт сверился с картой и приказал свернуть в другой туннель. Гвардейцы успели пройти всего два десятка шагов, когда комиссара догнал Майло.

— Мне кажется, надо вернуться на развилку, — прошептал он.

Гаунт не стал спорить. Чутью Майло он доверял как своему, если не больше. Следуя приказу, гвардейцы отошли к развилке. Всего минуту спустя их обдало раскаленным ветром, задрожал воздух в туннеле. Туда, где только что стояли солдаты, ворвался поезд — змея в шесть десятков беспилотных платформ, выкрашенных в цвет хаки, с черными и желтыми пятнами. Каждая была доверху нагружена сотнями тонн боеприпасов. Запасы из дальних бункеров потоком мчались к огневым позициям. Разинув рты, гвардейцы следили за поездом, легко скользящим в магнитном поле. Некоторые осеняли себя спасительными знамениями.

Комиссар еще раз пробежал взглядом по карте. Не понять, сколько еще идти до следующей развилки или станции. К тому же он не знал, как часто здесь проходят грузовые поезда, и не было гарантий, что его солдаты успеют покинуть туннель, не попав под один из них. Гаунт выругался. Поворачивать обратно не хотелось. Он лихорадочно перебирал в уме все, что знал о своих гвардейцах.

— Домор! — наконец выкрикнул он, и названный гвардеец немедленно явился. — На Танит вы с Греллом были механиками, я прав?

— Я обслуживал тягачи на лесосеке в Аттике, — кивнул Домор. — Работал с тяжелой техникой, сэр.

— Будь у тебя нужные инструменты, смог бы ты остановить такой поезд?

— Сэр?

— А потом снова завести его?

Домор задумчиво поскреб шею:

— Если не взрывать при этом само магнитное полотно… Нужно как-то снизить или вообще отключить энергию, двигающую поезд. Как я понял, поезд идет строго над рельсом, вытягивая из него энергию. То есть энергетический обмен через проводник. Такой же, как в батареях питания и электрорезаках. Понадобится какой-нибудь материал, не проводящий электричество. Достаточно тонкий, чтобы можно было натянуть его на полотно магнитного рельса, при этом не сбив с него поезд. Что вы такое задумали, сэр?

— Собираюсь остановить следующий поезд, залезть на него и прокатиться.

— И приехать на нем прямо в гости к врагу? — оскалился Домор.

Хитро улыбаясь, он огляделся. Увидев что-то, он двинулся к полковнику Зорену, который разговаривал со своими солдатами. Гаунт шел следом.

— Разрешите обратиться, сэр! — Домор старательно соблюдал все формальности. — Могу я осмотреть ваши доспехи?

Зорен взглянул на гвардейца одновременно удивленно и недоверчиво. Гаунт успокоил его едва заметным кивком. Полковник снял перчатку и передал Домору. Танитец принялся внимательно рассматривать ее.

— Изящная работа! На поверхности зубцов стеклянное напыление, если не ошибаюсь?

— Да, это мика. Стекло, по-вашему. Под этими чешуйками термоизолирующий материал.

— Непроводник, — констатировал Домор и показал перчатку Гаунту. — Мне понадобится приличный кусок. Целая кольчуга. За сохранность я не отвечаю.

Гаунт едва открыл рот, чтобы объяснить, в чем дело. Он надеялся, что Зорен вызовет добровольцев. Вместо этого, полковник встал, отдал свой шлем адъютанту и снял собственные доспехи. Он остался в одной майке. Первый раз Гаунт смог разглядеть коренастого витрианина: сильные мышцы под эбеново-черной кожей, короткие темные волосы. Зорен вынул тонкую книгу в сером переплете из внутреннего кармана и отдал кольчугу Домору. Священный текст он аккуратно заложил под ремень.

— Я так понимаю, это все часть плана? — спросил витрианин, наблюдая, как Домор второпях зовет Грелла и остальных танитцев.

— Вам понравится, — пообещал Гаунт.

Качнулся нагретый воздух, возвещая о приближении очередного поезда. Прошло около семнадцати минут с того момента, как ушел предыдущий. Домор уложил зеркальную кольчугу витрийского командира на рельс маглева, закрепив ее обрывком собственного камуфляжного плаща.

Наконец показался поезд. Гвардейцы следили за ним, затаив дыхание. Первая платформа прошла над зеркальной броней как ни в чем не бывало, магнитное поле все еще держало ее в нескольких сантиметрах от полотна. Поезд шел все так же плавно. Гаунт помрачнел. На мгновение ему показалось, что ничего не выйдет. Но как только первая платформа миновала мертвую зону непроводника, контакт с электромагнитным полем исчез. Скорость резко упала. По инерции поезд проехал еще несколько метров. Домор рассчитал все так, чтобы состав не миновал мертвую зону полностью, иначе контакт мог восстановиться. Наконец платформы остановились, плавно покачиваясь в антигравитационном поле.

Туннель вдруг наполнился радостным многоголосием.

— На борт! Живее, живее! — командовал Гаунт, увлекая за собой солдат.

Танитцы и витриане забирались на груженные снарядами платформы, хватаясь за все, что попадалось под руку. Отложив лазганы, они помогали вскарабкаться товарищам. На первой платформе оказались Гаунт, Майло, Зорен, Браг, шесть витрийских гвардейцев, а также Маколл, Куралл и Домор, державшие лоскут ткани, привязанный к доспехам на рельсе.

— Отличная работа, боец, — похвалил Гаунт улыбающегося Домора.

Комиссар поднял руку, ожидая, когда весь отряд погрузится на платформы. Долго ждать не пришлось, гвардейцы уже расположились на новом транспорте и докладывали о готовности.

Гаунт дал отмашку. Домор что было сил потянул на себя импровизированный канат. Ткань натянулась, грозя утащить гвардейца под поезд. А потом доспех вылетел из магнитного поля, как рыба, резким движением вырванная из воды.

Приток энергии вернулся. Будто ожив, поезд вздрогнул и бесшумно тронулся с места, набирая скорость. Проносящиеся мимо фонари превратились в пульсирующие потоки света.

Осторожно переместившись по платформе, Домор отвязал кусок ткани и протянул витрийскую кольчугу полковнику. Часть стеклянных чешуек потускнела и оплавилась от прикосновения к магнитному рельсу, но в целом броня не пострадала. Зорен мрачно кивнул и стал надевать доспехи.

Гаунт повернулся лицом по ходу поезда. Расстегнув один из подсумков, он вынул полную обойму для болт-пистолета — коробчатый магазин на шестьдесят патронов, отмеченный синим крестом, с зажигательными патронами «Инферно» внутри. Перезарядив пистолет, комиссар включил полевой коммуникатор.

— Полная готовность, приказ отдан. Сигнал к атаке отдан. Мы направляемся в самое пекло и в любой момент можем оказаться в гуще сражения. Нападение будет внезапным. Да хранит вас всех Император.

Вдоль всего поезда загудели заряжаемые лазганы и плазменные батареи, лязгнули затворы ракетометов, вспыхнули запальники огнеметов.

9

— Пошли! — Каффран подполз к краю зловонной воронки, приютившей на этот день двоих гвардейцев. Зогат выбрался вслед за ним.

Утренний свет пробирался под веки, резал глаза. Медленно откатывалось грозовое облако обстрела. Опустошенная земля куталась в туман пороховых газов.

— Куда теперь? — прищурился витрианин.

— Домой, — откликнулся Каффран. — Прочь из этой преисподней, пока есть шанс.

Устало они поплелись по грязной мешанине сквозь бетонную крошку и рваную колючку.

— Тебе не кажется, что, кроме нас, никого не осталось? — спросил Зогат, глядя на падающие вдалеке снаряды.

— Может быть, может быть… Значит, я — последний из танитцев.

Янтийские бронетанковые части обошли огневую завесу и ножом вошли вглубь позиций Покаявшихся. Но на протяжении двух километров пути по вражеским тылам они так и не встретили сопротивления. Только мертвые, брошенные здания старых заводов.

Фленс остановил колонну и выбрался из люка командирской башенки, оглядел местность в бинокль. Разбитые здания призраками нависали над ним из тумана. Еще был беспрестанный барабанный вой, когтями царапавший его нервы.

— Курс строго на холмы, — приказал он водителю танка. — Стоит всего лишь заткнуть эти батареи, и мы покроем себя вечной славой.

Четыре километра. Пять. Пустые станции проносятся мимо. Поворот налево, потом снова налево. Потом три нескончаемо долгие минуты ожидания, пока развилку впереди пройдет другой поезд. И все заново.

Гаунт ждал. Напряжение удавкой стянуло горло. Все туннели на одно лицо. Каждый кажется знакомым. Нет ничего, что указало бы на опасность, поджидающую впереди. Все может случиться в следующую же секунду.

Поезд плавно въехал в огромный грузовой отсек, мягко остановился у перрона возле двух других только что прибывших составов. Еще один двигался по петле, направляясь на склады за новой партией снарядов.

Сотни ламп и фонарей с трудом прорывали черноту под высокими сводами. Раскаленный воздух был полон гари. На стенах виднелись богохульные знамена и символы Хаоса. От одного взгляда на них слезились глаза. Те, кто смотрел дольше, хватались за головы, — барабанной дробью стучала в висках боль. Символы нечистоты, болезни, разложения.

Среди темных арок грузового перрона находилось не меньше двух сотен Покаявшихся. Они продолжали размеренно управлять кранами и перекатывать тележки с боеприпасами, не замечая нежданных пассажиров поезда.

Не дожидаясь их реакции, отряд Гаунта покинул поезд. Гвардейцы открыли огонь на ходу. Воздух содрогнулся, разрываемый стрекотом низких разрядов танитских лазганов и сильными ударами выставленного на максимальную мощность витрийского оружия. Гаунт запретил использовать огнеметы, мелтаганы и ракетометы, пока вокруг полно боеприпасов. Снаряды вряд ли были приведены в боевую готовность, но нагревать и взрывать их точно не стоило.

В первую минуту десятки Покаявшихся упали замертво там, где их застали выстрелы. Две тележки, груженные снарядами, перевернулись, увлекаемые уже безжизненными руками сектантов. Громко лязгали катящиеся по перрону боеголовки. Целый состав самоходных платформ врезался в стену, когда водителя срезало огнем. Что-то взорвалось в механизме одного из кранов, разнеся всю конструкцию в клочья.

Гвардейцы наступали. Витрийские Драгуны шли в идеальном боевом порядке, передвигаясь от одного укрытия к другому. С каждым залпом росли потери среди впавших в панику Покаявшихся. Некоторым удалось добраться до оружия. Их попытки отстреливаться заканчивались плачевно.

Гаунт возглавил атаку танитцев на основной погрузочной платформе, пистолет в его руках огрызался смертоносными болтами. Рядом Безумный Ларкин и трое других снайперов отстреливали хаосопоклонников на мостах под сводами зала.

Рядовой Браг пустил в ход штурмовую пушку, которую снял с разбитой машины несколько недель назад. Гаунт впервые в жизни увидел человека, стреляющего из этого орудия без помощи экзоскелета силовой брони или хотя бы прочной опоры. Усилие, с которым Браг выносил отдачу шести вращающихся стволов, отражалось на его лице жуткой гримасой. Как всегда, он редко попадал туда, куда целился, что не помешало ему уничтожить несколько десятков Покаявшихся и подбить один из поездов в придачу.

Битва подхватила Призраков и выплеснулась из ангара на канонерские мостики, врезанные в склон холма. Вокруг клубился пар, синеватый под светом раскачивающихся электрических фонарей.

Склады боеприпасов остались позади, и Гаунт приказал расчистить дорогу огнем тяжелого оружия. Взрывы ракет и потоки раскаленного газа покрыли бетонный пол черными отметинами и вязкими лужицами расплавленной плоти.

В конце мостика находился мощный грузовой лифт, поднимавший снаряды на вершину холма, к батареям орудий. Здесь гвардейцы впервые встретили отпор. Большой отряд Покаявшихся контратаковал их шквалом пуль и лазерных лучей. Взводы Роуна и Корбека обошли сектантов с двух сторон, вырезав их перекрестным огнем.

Среди погибающих Покаявшихся Гаунт заметил первого из космических десантников Хаоса — бронированного гиганта в увенчанном рогами шлеме, чудовище тысячелетней древности с эмблемой легиона Железных Воинов на наплечнике. Хриплые крики, вырывавшиеся из его аугметической гортани, гнали мутантов в бой. Древний, украшенный кошмарной резьбой болтер щедро сеял смерть. Первое же попадание разорвало сержанта Грелла. За ним последовало еще двое.

— Убить его! — донесся до Брага крик Гаунта. Здоровяк с трудом повернул свое орудие, но его беспорядочный огонь даже не поцарапал бронированное чудовище. Десантник продолжал методично наступать, его выстрелы уже перемалывали витрийских гвардейцев. Сделав еще один шаг, он взорвался. Внезапно лишившись рук и головы, тело монстра простояло еще несколько секунд, будто осознавая, что произошло. И наконец упало.

Гаунт мрачно кивнул ракетометчику Мелиру в знак одобрения. Но лазерный и автоматический огонь со стороны лифта ничуть не слабел. Комиссар нырнул за стоявшие рядом грузовые вагонетки. За ними он обнаружил двух Витрийских Драгун, деловито перезаряжавших лазганы.

— Сколько у вас боеприпасов? — походя спросил он, меняя пустую коробку болт-пистолета на рожок с бронебойными «Кракенами».

— Половину уже отстреляли, — отозвался витрианин с нашивками капрала.

Гаунт немедленно потянулся к полевому коммуникатору:

— Гаунт Зорену, прием!

— Слышу вас, комиссар-полковник.

— Прикажите своим людям перевести лазганы на половину мощности!

— Зачем, комиссар?

— Затем, что они растрачивают боеприпасы попусту! Я уважаю ваше Искусство Войны, полковник, но этому отребью хватает и половины мощности лазера. Такими темпами ваши солдаты израсходуют боезапас вдвое быстрее моих!

Несколько секунд Гаунт слышал только треск помех. Наконец они сменились голосом Зорена, отдающего приказ. Комиссар повернулся к витрианам, уже настраивавшим оружие на более низкую мощность.

— Так вы дольше провоюете. И запишете побольше выродков на свой счет, — улыбнулся Гаунт. — Как звать?

— Зиизо, — откликнулся капрал.

— Запол.

— Ну что, пробежимся вместе? — Гаунт хищно оскалился. В его руке появился цепной меч и немедленно ожил ревом полных оборотов. Витриане только кивнули, уверенно сжав лазганы.

Они стремительно вырвались из-за вагонеток. До аппарели лифта оставалось больше половины пути. Маневр Роуна зажал Покаявшихся в проеме лифта, уже изъеденном ожогами и шрамами, оставленными лазерами.

Гаунт ощутил волну тепла за спиной, это гвардейцы прикрывали его атаку огнем. Взвывали снайперские длинностволки, стучали лазганы, гремела штурмовая пушка Брага.

— Целься выше, Еще Разок! — бросил Гаунт.

Драгуны почти добрались до баррикад противника.

Зиизо задело лазерным импульсом. Гаунт и Запол, не останавливаясь, обрушились на Покаявшихся, сея панику в их рядах. Гаунт расстрелял всю обойму и отшвырнул пистолет. Меч жадно вгрызся в живую плоть. Запол бешено колол штыком, добавляя к каждому удару выстрел в упор.

Прошло всего-навсего две минуты боя, а Гаунту показалось, что он успел прожить за них целую жизнь, — каждое мгновение яростной мясорубки равнялось прожитому году. Наконец они с Заполом обнаружили себя возле лифта, окруженные разорванными телами сектантов. Еще пять или шесть Драгун спешили к ним.

Запол поднял забрало и торжествующе улыбнулся. Преждевременно.

Двери лифта скользнули в стороны, и навстречу гвардейцам шагнул второй Железный Воин. Ростом выше любого простого человека, космодесантник был с ног до головы закован в панцирь брони, покрытой дьявольской рунической вязью, восхвалявшей его бессмертных повелителей. Из дыхательного клапана шлема с тошнотворным смрадом вырвался хриплый рев ярости, будто прогнившие легкие выворачивались наизнанку. Резкая боль пронзила барабанные перепонки гвардейцев.

По-звериному взревел цепной кулак. Почти без усилия гигант взмахнул своим оружием, изорвав Запола в клочья. Как припадочный забился болтер в другой руке. Еще четверо витриан упали.

Гаунт оказался лицом к лицу с древним чудовищем. Выбор был невелик. И комиссар что было сил ударил цепным мечом. Оружие немедленно вгрызлось в доспехи десантника. Сначала зубья протестующе заскрежетали по керамиту, мотор захлебнулся дымом. А затем раздался мерзкий звук искореженного полотна пилы, въедающегося в твердые, ядовитые органы Железного Воина.

Комиссара и дверь позади него окатило густой кровью и ошметками плоти. Движок цепного меча в последний раз кашлянул и замолк. Воя от боли и гнева, десантник отшатнулся. Заклинивший меч остался у него в груди.

Гаунт повалился на землю, пытаясь хоть как-то защититься. Сражаться больше нечем. Раненое чудовище возвышалось над ним, и комиссару оставалось лишь надеяться на чудо.

Слабая надежда, но она оправдалась. До Гаунта донесся звук ударов по броне. Один, другой. Нависшего над ним десантника развернуло на месте. Еще пять или шесть выстрелов. По звуку Гаунт понял, что это дело рук Ларкина.

Железный воин упал на одно колено. Из дымящихся отверстий на груди, шее и шлеме сочилась вязкая черная жидкость. Рев чудовищной злобы. Даже теперь существо отказывалось умирать, снова поднималось на ноги.

Мощный лазерный выстрел почти в упор обезглавил его.

Гаунт обернулся. Раненый Зиизо с трудом вскарабкался на баррикаду.

— Боюсь, я нарушил приказ. — Гримаса боли на его лице превратилась в довольный оскал. — Мой лазер на полной мощности.

— Думаю, это можно простить. Хорошая работа, солдат!

Гаунт встал на ноги. Форма намокла от гнилой крови, отравленной Хаосом. Призраки и Драгуны Зорена рассредоточились по платформе. Наверху, на вершине холма, в артиллерийских бункерах их ждали Покаявшиеся. Может миллион, может — больше. Отряд Гаунта прорвался в крепость противника. В самое ее сердце.

Комиссар Ибрам Гаунт улыбнулся.

10

Еще полчаса драгоценного времени ушло на то, чтобы установить оборонительный периметр на платформе и перегруппироваться. Танитские разведчики отыскали и блокировали все до последнего подходы на мостик — вплоть до вентиляции и сточных колодцев.

Гаунт в напряжении мерил платформу шагами. Время шло. Скоро наверху заинтересуются, почему больше не поставляют снаряды. И тогда Покаявшиеся спустятся выяснить причину.

Сама обстановка вгоняла в дрожь. Полумрак, гадкий привкус в воздухе, мерзкие символы на стенах. Словно стоишь в святилище — в святилище зла. Гвардейцы обливались холодным потом. В глубине зрачков каждого бесновался ужас.

Проснулся коммуникатор, настойчиво требуя ответа. Гаунт почти бегом бросился к диспетчерской погрузочного отсека. Там его ждали Зорен, Роун и другие офицеры. Кому-то наконец удалось поднять ставни на панорамных окнах.

— Император Всеблагой, что это? — с трудом выговорил Зорен.

— Думаю, именно это мы с вами собирались остановить, — ответил ему Гаунт, отворачиваясь от грязного стекла.

Глубоко внизу, на дне огромной воронки, стоял гигантский обелиск. Каменный исполин пятидесяти метров в высоту, окруженный растущим ореолом энергии Хаоса. Его присутствие до краев заполнило комнату тяжестью и напряжением. Никто не мог смотреть на него спокойно. Казалось, он возвышается из… нагромождения обугленных тел. Или частей тел.

Роун указал пальцем наверх:

— Думаю, там скоро сообразят, что снаряды больше не подвозят. И тогда у нас начнутся крупные неприятности.

Молча кивнув, Гаунт направился к пульту управления, где Фейгор и витрийский сержант Золекс пытались взломать базу данных. Фейгора комиссар не любил. Высокий, жилистый адъютант майора Роуна смотрел на жизнь так же мрачно и цинично, как и его непосредственный командир. Тем не менее Гаунт находил применение его навыкам, особенно по части когитаторов и других «думающих» машин.

— Мне нужно знать, где мы находимся, — бросил комиссар. — Что-то мне подсказывает, что здесь не одна такая глыба.

Фейгор пробежал пальцами по клавишам на панелях агрегата, сиявшего стеклом и латунью.

— Мы вот здесь… — указал он на мерцающие обозначения карты. — А вот то же самое, но в масштабе побольше. Вы правы. Этот обелиск внизу — часть целой сети, спрятанной под этими холмами. Всего семь, расставлены звездой. Семь фесовых кусков дерьма! Понятия не имею, что они с ними хотят делать, но прямо сейчас эти штуки бешено накачиваются энергией.

— Сколько, ты сказал? — слишком поспешно спросил Гаунт.

— Семь. А что такого?

— Значит, семь камней силы… — прошептал комиссар.

Голова шла кругом. Прошлое подало голос. Девчонка. Та девчонка с Дарендары. Сколько ни пытайся, он не мог вспомнить ее имя, но очень хорошо помнил ее лицо там, в камере для допросов. И ее слова до сих пор звенели в ушах.

Два года назад Гаунт нашел своих Призраков, как и предрекла ведьма. Осознав это в первый раз, он покрылся холодным потом. Комиссар провел несколько бессонных ночей, вспоминая пророчества безумной девчонки. Он встал во главе бездомных бродяг с Танит. А потом кто-то из солдат — вроде бы Безумный Ларкин — назвал их Призраками Гаунта. В тот момент Гаунт списал все это на простое совпадение. Так он хотел думать, во всяком случае. Но в глубине души он каждый день ждал, что обнаружит еще один осколок той ночи ответов.

«Отсеки их, и освободишься, — сказала она. — Не убивай их».

— Что будем делать? — поинтересовался Роун.

— У нас полно мин и гранат, — начал Зорен. — Взорвем их.

Не убивай их.

— Нет, — запротестовал Гаунт. — Теперь мы знаем, что тут готовят Покаявшиеся. Какой-то мощный ритуал, связанный с этими обелисками. Какая-то промышленная магия. Вот от чего они пытались нас отвлечь. Взрывать часть этого ритуального кольца будет с нашей стороны смертельной ошибкой. Одному Императору ведомо, что за силу мы можем выпустить. Нет, мы должны просто разомкнуть это кольцо, нарушить связь…

Отсеки их, и ты освободишься…

Гаунт решительно встал и надел фуражку.

— Майор, — обратился он к Роуну, — загрузите все вагонетки, какие найдете, снарядами и взрывчаткой. Поставьте их на боевой взвод, таймеры на минимальное время. Отправьте все это наверх, в подарок нашим друзьям на холме. Подорвем их артиллерию их же собственными боеприпасами. Полковник Зорен, прошу вас выделить мне столько ваших людей, сколько вы можете предоставить сейчас. Конкретнее, мне нужны их доспехи.

Роун и Зорен непонимающе уставились на комиссара.

— Выполнять! — рявкнул Гаунт, и оба офицера сорвались с мест.

Гаунт первый вышел к светящемуся монолиту. Таящаяся в камне мощь исходила па ром с его поверхности. Неприятно покалывало кожу. Стоял резкий запах крови и озона — запах силы Хаоса. Никто из офицеров не решился взглянуть на мешанину тел, окружавшую обелиск.

— И что нам с этим делать? — Зорену явно было тяжело находиться рядом с этим невыразимым злом.

— Разомкнуть цепь. Нужно отрезать эти обелиски друг от друга, не разрушая их.

— Почему вы уверены, что мы должны так поступить?

— Секретная информация, — попытался отшутиться Гаунт. — Доверьтесь мне. Это единственный способ.

По сигналу своего командира следовавшие за ним витриане двинулись вперед. Они опасливо подошли к обелиску и начали привязывать доспехи к его гладкой поверхности. Зорен смог собрать около пяти десятков стеклянных кирас. И теперь он сваривал их в единую кольчужную ткань, выставив мелтаган на самую низкую мощность. Витрийские солдаты осторожно обернули это полотно вокруг обелиска и закрепили его, используя мелтаганы на манер промышленных сварочных аппаратов.

— По-моему, не работает, — заметил Зорен.

Он был прав. Через пару мгновений стеклянные чешуйки кольчуг начали плавиться и осыпаться сверкающей росой. Оставшаяся голая ткань загорелась.

Гаунт отвернулся, пытаясь собрать смешавшиеся в панике мысли.

— И что теперь? — раздраженно спросил витрийский полковник.

«Отсеки их, и ты освободишься».

Гаунт щелкнул пальцами:

— Нам не нужно их уничтожать. Просто сдвинем их с места! Тогда круг разомкнётся.

Комиссар вызвал Лукаса, Брага и Толуса.

— Заминируйте насыпь под обелиском. Не взрывайте сам камень, нам нужно только повалить его.

— Но, сэр, насыпь… — замялся Лукас.

— Да, боец, насыпь. Тела тебе ничего не сделают, они уже мертвые. Выполнять!

Нехотя Призраки подчинились.

Гаунт легко хлопнул по коммуникатору.

— Роун, отправляй снаряды.

— Понял.

«Неужели он умрет, если хоть раз обратится ко мне „сэр”?» — подумал Гаунт.

Возле лифта Роун наблюдал, как солдаты подвозят груженные взрывчаткой вагонетки.

— Тихо! — крикнул один из витриан.

Гвардейцы застыли. Секунда тишины — пока не стал слышен тихий скрежет по металлу. Держа лазган наготове, Роун подкрался к лифту. Не опуская оружия, он дернул за рычаг, открывающий люк шахты. Грузовой канал зиял широкой черной пастью. Майор прищурился, пытаясь различить хоть что-нибудь.

Тьма шевелилась. Покаявшиеся спускались по стенам, как насекомые.

С силой хлопнув крышкой люка, Роун отпрянул, охваченный ужасом.

— Они уже рядом!

Каналы внутренней связи немедленно захлебнулись докладами об ударах по дверям и заслонкам вентиляционных шахт. Как будто бьют сразу сотни кулаков. Если не тысячи.

Гаунт зло ругнулся. Его солдаты, замурованные в этой ловушке, окруженные врагами, начали впадать в панику. Установленные на стенах и панелях управления микрофоны и рупоры вдруг ожили и принялись наперебой, вторя друг другу, изрыгать что-то непонятное, нечеловеческое.

— Выруби эту дрянь немедленно! — крикнул Фейгору комиссар.

Гвардеец в отчаянии шарил по клавишам.

— Не получается!

Слева, сопровождаемая снопом искр, вылетела крышка одного из люков. Истошные вопли перемешались с треском лазганов. В ту же секунду на северном конце платформы струя пламени вышибла еще одну дверь. Покаявшиеся начали штурм.

Гаунт оглянулся на Корбека. Лицо полковника стремительно бледнело — от него помощи не дождешься. Комиссар пытался что-то придумать, но хриплая несуразица, несущаяся из динамиков, путала его мысли. В ярости он выхватил пистолет и расстрелял ближайший рупор.

— Командуй отступление! — бросил он Корбеку. — Оставь столько людей, чтобы хватило для прикрытия.

Кивнув, Корбек поспешил к солдатам. Гаунт перевел коммуникатор на открытый канал связи и включил максимальный охват.

— Гаунт всем подразделениям! Приказываю начать тактическое отступление! При отходе оказывать максимальное сопротивление!

Отключив связь, он ринулся в пещеру, где все еще возвышался дьявольский обелиск. На пороге комиссар оступился, глотнув тошнотворного запаха порчи. В дверях его встретили Лукас, Браг и Толус. Трое гвардейцев только что закончили минировать насыпь у подножия монолита. Форма вымазана тягучей, черной слизью. Бледная, будто покрытая инеем, кожа. Пустые глаза, отказывающиеся принимать увиденный кошмар.

— Мины установлены, сэр, — устало доложил Толус.

— Значит, взрываем! Давай, давай, выметайтесь! — кричал на них Гаунт, выталкивая перепуганных гвардейцев наружу. — Роун!

— Почти готово! — откликнулся сверху майор.

Он настороженно обернулся к шахте: скрежет становился ближе. Выпуская напряжение потоком мата, Роун и еще один гвардеец втолкнули последнюю вагонетку в лифт.

— Все, отошли! Отошли! — Майор ударил по кнопке включения лифта, и тяжелая кабина поползла наверх. Из шахты послышались крики боли и чавканье механизмов, перемалывающих плоть.

По команде майора Роуна Призраки и витриане бросились бежать. Где-то над головой лифт со снарядами дополз до конечной точки своего путешествия и взорвался. Пол заходил ходуном, сверху посыпался град каменных осколков. Лампы раскачивались из стороны в сторону, будто взбесившиеся маятники.

Гаунт услышал грохот взрыва на вершине холма и воспрял духом. Он был уже в туннеле магнитной дороги, среди спасающихся гвардейцев. С трудом, почти одной силой воли он толкал перед собой оглушенного шоком Брага. За спиной полыхал шквал огня Покаявшихся. Рядом упал один из танитцев, сраженный пулей.

Позади, в пещере, что-то ухнуло: сработали мины, установленные саперами Домора под обелиском. Лишенный опоры, каменный монолит пошатнулся и рухнул на дно ямы с телами. Динамики замолкли.

Опустилась глухая тишина.

Покаявшиеся перестали стрелять. Те, кто заглянул в пещеру, повалились на землю и скорчились в истерических рыданиях.

Гаунт слышал только топот ног и тяжелое дыхание бегущих гвардейцев.

Потом пришел грохот. Корчащиеся лапы зеленого пламени вырвались из пещеры. Внезапно закопченные стекла в пункте управления брызнули мелким крошевом. Земля вздыбилась и пошла трещинами. Бетон под ногами превращался в бушующее море обломков.

— Уходим! Живее, уходим отсюда! — командовал Ибрам Гаунт.

11

Обстрел начал слабеть и вдруг иссяк. Бредущие по разорванной плоти земли Каффран и Зогат остановились и обернулись.

— Фес меня дери! — выдохнул Каффран. — Похоже, им удалось…

Там, где раньше были артиллерийские батареи Покаявшихся, расцвели яркие взрывы. Чудовищная ударная волна сбила обоих гвардейцев с ног. Холмы треснули, извергая в небо фонтаны огня и пепла, а потом сложились, будто карточные домики.

— Трон Императора! — воскликнул Зогат, помогавший танитцу подняться. Солдаты завороженно смотрели, как остатки холмов тонут в растущем пожарище.

— Гляди-ка! — усмехнулся Каффран. — Похоже, кто-то только что заслужил кучу наград!

Верховный лорд-генерал Дравер, пребывавший в своем особняке, поставил чашку на столик и с удивлением заметил, что она дрожит. Театрально прошествовав к балкону, он заглянул в перископ, хотя все было видно и без него. Там, где раньше была главная крепость Покаявшихся, в небо поднималась воронка рыжего дыма. Коротко просигналила рация в углу зала. По всей линии Покаявшихся вспыхнули пожары. Видимо, начали взрываться по цепочке склады боеприпасов. Все, на что надеялись в этой войне Покаявшиеся, рушилось на глазах.

Откашлявшись, Дравер расправил плечи и обернулся к адъютанту:

— Что ж, приготовьте мой личный транспорт к отбытию. Здесь мы закончили.

Ударная волна пронеслась над колонной полковника Фленса пылающим штормом. Как только пламя утихло, полковник выглянул из люка своего танка. Холмы впереди проваливались внутрь себя в зареве полыхающих складов.

— Нет… — прохрипел он, глядя округлившимися глазами на катастрофу. — Нет!

Ударная волна раскидала их. Многие погибли во вспышке зеленого огня в туннеле. Они брели сквозь пыльную темноту. Слышались стоны, кашель, молитвы.

Пять часов гвардейцы блуждали по катакомбам, прежде чем им удалось выбраться из подземного мрака. Гаунт шел во главе. Наконец глаз выживших танитцев и витриан болью коснулся дневной свет. Многие просто упали там, где стояли. Гвардейцы беспорядочно бродили среди руин. Не понять, плакали они или смеялись. Больше не было сил сопротивляться усталости.

Гаунт тяжело опустился на грязный камень и снял фуражку. Он и сам не понял, как начал хохотать. Напряжение долгих месяцев войны вдруг покинуло его душу; так старая кожа легко сходит со змеи. Вот и все. Что бы там ни было дальше, сколько бы еще ни продлилась зачистка, Фортис пала. И девчонка… Как же ее имя? Не важно, все не важно. Она была права.

Воспоминание

Игнаций Кардинал, двадцать девять лет назад

Раньше…

— А что… — неуверенно начал голос, полный удивления, — а что это ты делаешь?

Послушник Бленнер оторвал взгляд от рядов холодных плит монастырского пола, на которые он смотрел уже не один час. Мальчишка рядом с ним появился будто бы ниоткуда. На лице читалось недоумение. Бленнер не знал его имени, хотя его собеседник тоже был одет в грубую, аскетически черную форму Схолы Прогениум. «Новенький, что ли?» — подумал Бленнер.

— А ты не видишь? — коротко ответил ему Бленнер. — Что я могу делать, как ты думаешь?

Мальчик медлил с ответом. Высокий, худой. Бленнер прикинул, что новичок моложе его на год или два. Должно быть, ему лет двенадцать. Но в его темных глазах было что-то старческое, что-то пронзительное, пугающее.

— Думаю, ты чистишь стыки между плитами пуговичной щеткой.

Бленнер невесело улыбнулся в ответ и взмахнул перепачканной рукой, в которой была зажата маленькая щетка с мягкой щетиной. Ею начищали пуговицы и пряжки униформы.

— Что ж, вот ты сам себе и ответил. — Послушник окунул щетку в ведро с ледяной водой и вернулся к своему занятию. — А теперь уйди отсюда, я очистил только одну сторону двора.

Новенький замолчал, но с места не тронулся. Бленнер продолжал уныло тереть, спиной чувствуя заинтересованный взгляд. Наконец ему надоело, и он снова развернулся.

— Что, тебе еще что-то?

— Зачем? — немедленно спросил новичок.

Бленнер сунул щетку в ведро, выпрямился и стал растирать онемевшие от холода и монотонной работы руки.

— Я без спросу стрелял боевыми патронами на стрельбище, ну и испортил… не то что бы совсем… в общем, сломал аппарат симуляции мишеней. Старший наставник Флавий был очень недоволен.

— Значит, это такое наказание?

— Ага, наказание, — кивнул Бленнер.

— Наверное, лучше не мешать тебе, — заключил новичок. — Мне, должно быть, и разговаривать с тобой тоже нельзя.

На всякий случай он подбежал к выходу из галереи и выглянул наружу. В центре квадратного двора церковной школы старой каменной мозаикой распростер крылья двуглавый имперский орел. Среди колонн тянул свою заунывную песню холодный ветер. Воздух был полон ледяных струек мелкого дождя. Над крышей галереи резными шпилями вздымалась громада древнего монастыря. Столетия едких дождей стерли лица горгулий и искусные барельефы на стенах. Вдали, над стенами приюта, маячили туманные силуэты столицы кардинальского мира, Игнация. На западе черная громада собора Экклезиархии заслоняла весь горизонт. Его шпили темными кинжалами врезались в холодное бирюзовое небо.

Не многие захотели бы жить в таком сыром, мрачном, холодном мире. Ибрам Гаунт впервые почувствовал укус этого холода, когда сошел с трапа челнока, на котором его доставили с фрегата на орбите. С этой мерзлой планеты Министорум направлял жизни людей целого региона Вселенной железной рукой имперской веры. Гаунту твердили, что попасть в Схолу Прогениум этого мира — великая честь. Еще отец учил Ибрама любить Императора, но эта честь его почему-то не грела.

Даже отвернувшись, Гаунт спиной чувствовал, что старший послушник бросил тереть пол и уставился на него.

— Теперь ты хочешь меня о чем-то спросить? — произнес он, не поворачиваясь.

— Как всегда, — откликнулся Бленнер. — Как они умерли?

— Кто?

— Твои мама и папа. Они ведь умерли, да? Тебя бы не отправили в сиротский приют, если бы твои родители не шагнули к славе.

— Это не приют, это Схола Прогениум.

— Не важно. Это благословенный церковный приют, если хочешь. Здесь растят и обучают детей слуг Императора, которые погибли на службе Золотому Трону. Ну, так как они умерли?

— Моя мама умерла в тот день, когда я родился, — обернулся Гаунт. — Отец служил полковником в Имперской Гвардии. Этой осенью он погиб в бою с орками на Кентавре.

Услышав последние слова, Бленнер бросил свое занятие и подбежал к новичку.

— Ух ты, звучит заманчиво! — начал он.

— Заманчиво?

— Ну, героическая Гвардия и все дела. Так чего там было, рассказывай!

— Почему тебе это так интересно? — Ибрам Гаунт смерил послушника пристальным взглядом, и что-то в его глазах заставило Бленнера содрогнуться. — Что случилось с твоими родителями, раз ты здесь?

Бленнер невольно отступил на шаг.

— Мой отец был космическим десантником, — торопливо сказал он. — Он погиб в бою с тысячей демонов на Футарке. Наверняка ты слышал об этой славной победе. А когда моя мать узнала о его смерти, она покончила с жизнью из-за любви к нему.

— Ясно, — протянул Гаунт.

— Ну и? — подталкивал его Бленнер.

— Что — «ну и»?

— Как он умер? Твой отец, в смысле.

— Не знаю. Мне не говорят.

— Не говорят? — опешил послушник.

— Должно быть, это… секрет.

Какое-то время они молчали, глядя, как острые дождевые капли пляшут на каменных крыльях орла.

— Ой, да! Меня Бленнер зовут, Вайном Бленнер, — сказал наконец старший послушник и протянул руку.

— Ибрам Гаунт, — принял рукопожатие новичок. — Послушай, может, тебе стоит продолжить…

— Послушник Бленнер! — грянул голос откуда-то из-за спины. — Вы что, бездельничаете?!

Всполошившись, Бленнер рухнул на колени, схватил щетку и принялся тереть изо всех сил. По направлению к нему решительно двигался высокий человек в развевающейся рясе. Он навис над Бленнером, внимательно глядя на него.

— Каждый сантиметр, послушник, каждую плитку, каждый стык!

— Да, старший наставник.

— А ты, должно быть, претендент в послушники Ибрам Гаунт, — взглянул на него старший наставник Флавий. — Идем со мной, мальчик.

Гаунт побежал вслед за наставником, пытаясь не отстать. Он успел бросить взгляд через плечо. Бленнер провел пальцем по горлу на манер ножа и высунул язык.

Первый раз в этом году юный Ибрам Гаунт рассмеялся.

Личный кабинет верховного магистра представлял собой колодец из книг. Настоящий улей книжных шкафов, едва держащих вес множества древних томов и информационных планшетов. По стенам змеилась спираль медного полотна с частым гребнем зубцов. Гаунт мог только гадать о предназначении этого механизма.

Несколько долгих минут Гаунт стоял посреди комнаты в одиночестве, дожидаясь ее хозяина, верховного магистра Бонифация.

Магистр выглядел крепким пятидесятилетним мужчиной — во всяком случае, он был таковым до того, как лишился обеих ног, левой руки и половины лица. Он вкатился в комнату в резном латунном кресле, которое приводили в движение три генератора энергополя. Искалеченное тело магистра могло шевелиться только внутри этого мерцающего ореола.

— Ты Ибрам Гаунт? — произнес он жестким электронным голосом.

— Да, магистр. — Гаунт вытянулся по стойке «смирно», как его учил дядя.

— Удача благоволит тебе, мальчик, — хрипела голосом Бонифация его искусственная гортань. — Сюда, в Схолу Прогениум Прим Игнация, не берут кого попало.

— Я осознаю оказанную мне честь, магистр. Генерал Дерций говорил мне об этом, когда содействовал моему переводу сюда.

В энергополе перед верховным магистром неспешно плыл информационный планшет. Протянув к нему механическую левую руку, Бонифаций пробежал по его поверхности металлическими костями пальцев, выискивая нужную информацию.

— Дерций. Командующий янтийскими войсками. Непосредственный командир твоего отца. Все ясно. Да, я вижу здесь его рекомендательное письмо.

— Дядя… То есть генерал Дерций сказал еще, что теперь, когда отца больше нет, вы будете присматривать за мной.

На какое-то мгновение Бонифаций замер. Когда он повернулся к Гаунту, его изуродованное лицо смягчилось и в единственном живом глазу читалось… расположение? Забота?

— Ну конечно, Ибрам. Мы присмотрим за тобой.

Кресло Бонифация подкатилось к латунному полотну на стене. Шестеренки на его боку со щелчком встали на зубцы спирали. Магистр дотронулся до рычажка, и медная дорожка начала возносить его над Гаунтом широкими кругами. Бонифаций остановился на уровне третьей полки, достал одну из книг и открыл наугад.

— Сила Императора… — прочел он. — Закончи.

— В Человечестве, как сила Человечества в Императоре. Проповеди Себастиана Тора, том двадцать третий, глава шестьдесят вторая.

Бонифаций двинул свое кресло выше, взял новую книгу.

— Смысл войны?..

— В победе! — немедленно ответил Гаунт. — Мемуары лорда-генерала Греша, глава девятая.

— Как узнать мне, в чем долг мой пред моим Императором?

— Ибо всем, что дано мне, я обязан Золотому Трону, и вечным служением моим долг мой пред Ним будет оплачен, — парировал Гаунт, — «Небеса Желанные» инквизитора Рейвенора, том… третий?

Бонифаций спустился вниз и вновь оказался лицом к лицу с Гаунтом.

— Если быть точным, том второй.

Гаунт увидел прямо перед собой изорванный край плоти, где начиналась бионическая маска искусственного лица, и внутренне содрогнулся, хотя изо всех сил старался не показывать этого.

— Ты хочешь что-нибудь спросить?

— Да. Как погиб мой отец? Мне никто не рассказывает, даже дя… генерал Дерций.

— Зачем тебе это, мальчик?

— Я познакомился с мальчиком по имени Бленнер. Он знает, как умерли его родители. Его отец пал в бою с Великим Врагом на Футарке, а мать убила себя из любви к нему.

— Это он тебе сказал?

— Да, магистр.

— Родители послушника Бленнера погибли во время вирусной бомбардировки его планеты, зараженной генокрадами. Бленнер тогда гостил у своих родственников на другой планете. У тети, если я не ошибаюсь. Его отец был чиновником Администратума. У Бленнера богатое воображение.

— А то, что он стрелял боевыми патронами на стрельбище? Его за это наказали?

— Послушник Бленнер был пойман, когда писал непотребства о старшем наставнике в уборной. За это он и был наказан. Я гляжу, ты улыбаешься, Гаунт. Почему?

— Просто так, магистр.

Долгая тишина, только потрескивает энергополе в кресле магистра.

— Как погиб мой отец, верховный магистр? — повторил Ибрам Гаунт.

— Это секретная информация. — Бонифаций громко захлопнул информационный планшет.

 

Часть четвёртая

Город Крация, Пирит

1

Имперский Шпиль был самым настоящим архитектурным чудом. Во всяком случае, так решил полковник Колм Корбек. Железный каркас возносился на три тысячи метров над Крацией, старейшим городом Пирита. Четыре тысячелетия назад его возвели здесь во славу Императора. Или, скорее, во славу инженерного искусства колчеданцев. По сравнению с ним казались карликами и зубчатые бастионы Адептус Арбайтес, и даже башни-близнецы здешнего собора Экклезиархии. В безоблачные дни город превращался в огромные солнечные часы, а Шпиль служил им стрелкой. Точное время можно было узнать по тому, на каких улицах была тень.

Жаль, в тот раз выдался не солнечный денек. В Крации стояла зима. Низкое, пасмурное небо застыло пустым экраном ненастроенного панорамоскопа. Серый свинец туч неспешно опадал хлопьями снега. Крыши и башни старого серого города медленно белели. Холодная белизна покрывала резные барельефы, кованую сталь водосточных труб и медь карнизов, оседала на пожарных лестницах и под стрельчатыми арками окон.

Но в глубине лабиринта улиц было тепло. Аллеи и площади города, скрытые навесами из мутного стекла и вязи железной резьбы, постоянно обогревались. На глубине нескольких километров старинные обогревательные турбины питали горячим воздухом теплотоки под тротуарами. Над первыми этажами мерцала пленка низкоэнергетического защитного поля, не пропускавшего вниз ни снег, ни дождь.

Колм Корбек, в танитском офицерском кителе нараспашку, устроился в одной из местных закусочных. Полковник отхлебнул пива и беззаботно откинулся на чугунную спинку стула. На Пирите любили чугун и делали из него все подряд. Даже пиво, если судить по вкусу.

Первый раз за много месяцев приятная слабость разлилась по телу. Кошмар под названием Фортис Бинари наконец остался в прошлом. Грязь, паразиты, артобстрелы… Ночами отголоски пережитого пробирались в его сны, и он вскакивал с постели под пригрезившийся грохот орудий. Но этот стул, пиво, тепло безопасных улиц… Полковник снова чувствовал себя живым.

Неожиданно на него упала тень, казавшаяся еще больше Имперского Шпиля.

— Мы идем? — спросил рядовой Браг.

Корбек чуть повернул голову, чтобы увидеть безмятежное лицо силача.

— Рановато еще. Говорят, ночью здесь расцветает веселая жизнь. Но для этого еще чересчур светло.

— А по-моему, скучно, как в могиле, — кисло протянул Браг.

— Ты лучше скажи спасибо, что нас кинули на Пирит, а не на Гаспедин. Я слышал, там, кроме ульев, мусора и пустошей, вообще ничего нет.

Тем временем, подчиняясь заданному циклу, на перекрестках и под навесами начали зажигаться электролампы, хотя было еще светло.

— Мы тут поговорили… — начал Браг.

— «Мы» — это кто?

— Ну… Ларкс, я… и Варл. И еще Блейн, — замялся здоровяк. — Мы тут слышали про один кабак. Говорят, хорошее место.

— Отлично.

— Да, вот только…

— Что? — спросил Корбек, уже зная, что стоит за этим «только».

— Он в холодной зоне, — закончил Браг.

Корбек встал из-за стола. О стеклянную крышку звякнули местные монеты, упавшие возле пустой кружки.

— Рядовой, вы прекрасно знаете, что нам запрещено выходить в холодную зону. — Полковник старался говорить мягче. — Наш полк расквартирован в этом городе на четырехдневный отдых. И у нас есть некоторые ограничения. Мы должны вести себя максимально спокойно, чтобы не тревожить жизнь граждан этого древнего и прославленного места. Мы можем пользоваться строго определенными пивными, клубами, игорными домами и борделями. И еще одно — всем служащим Имперской Гвардии запрещено покидать теплую зону. Холодная зона объявлена вне закона.

— Ну да… — кивнул Браг. — Но тут по всему городу бродит пятьсот тысяч гвардейцев. Все космопорты и трамвайные станции ими забиты. И каждый из них пару месяцев назад был еще в самом фесовом пекле. Вы и правда думаете, что они все будут вести себя тихо?

Корбек задумчиво сжал губы. И вздохнул.

— Нет, Браг. Думаю, не будут. Говори, где там ваше хорошее место. Ну, вот это, о котором ты сейчас сказал. У меня есть еще кое-какие дела. А потом встретимся с вами там. Смотрите не напортачьте без меня.

2

Отель «Полюс Империал», находившийся близ контор Администратума, был одной из лучших гостиниц во всей верхней Крации. Здесь, среди зеркал прокуренного гостиничного бара, комиссар Вайном Бленнер описывал гибель вражеского линкора «Истребляющий». Это было настоящее театральное действо. Комиссар сопровождал рассказ оживленной жестикуляцией, изображал голосом всевозможные звуки, прибегал к помощи зажженной сигары и колечек дыма.

Собравшиеся за столом офицеры смеялись и подбадривали рассказчика удивленными возгласами.

Только Ибрам Гаунт смотрел на него, не проронив ни слова. Он часто хранил молчание в таких ситуациях. Многих это ставило в тупик.

Бленнер всегда был фантазером, со времен Схолы Прогениум. Гаунт давно ждал случая встретиться с ним снова. Для него Бленнер был чем-то вроде старого приятеля. За эти годы погибло и навсегда пропало столько друзей, а он совсем не изменился. И это вносило немного спокойствия в душу Гаунта.

А еще Бленнер был жутким хвастуном. Пригретый жизнью, он постепенно стал слабым и самодовольным. Последние несколько лет он служил с Третьим Грейгорийским. Грей были хорошими, усердными солдатами. К тому же редкий полк мог похвастаться такой же преданностью Императору. Служба с ними напрочь избаловала Бленнера.

Тем временем рассказчик подозвал официанта и заказал еще партию спиртного для благодарных слушателей. Взгляд Гаунта отправился блуждать по залу, пестревшему униформой офицеров Имперской Гвардии всех возможных полков. Здесь они могли отдохнуть и пообщаться. Дальнюю стену занимало огромное полотно в позолоченной раме — написанная маслом картина изображала шагающих в бой имперских титанов. Под ней Гаунт поймал отблеск хромированной стали и заметил цвет формы — фиолетовый. Янтийские Патриции. «Избранники Императора» — так их называли.

Среди офицеров полка выделялась высокая, мощная фигура. Лицо этого человека, изрезанное шрамами кислотных ожогов, Гаунт знал лучше, чем хотел бы. Полковник Дрейкер Фленс.

На мгновение их взгляды встретились. В глазах обоих было не больше дружелюбия, чем в наводящихся друг на друга прицелах тяжелых орудий. Гаунт ругнулся про себя. Знал бы он, что янтийские офицеры живут в этом же отеле, — выбрал бы какой-нибудь другой. Очередная перепалка с ними — последнее, чего он хотел сейчас.

— Комиссар Гаунт?

Он обернулся. Возле его кресла вырос швейцар в форме отеля, склонив голову. Взгляд, пусть и услужливый, но свысока.

«Лицемерный засранец, — подумал Гаунт. — Такие любят Гвардию до тех пор, пока мы спасаем для них миры. Стоит нам зайти отдохнуть в бар его драгоценного отеля, и он уже дрожит, как бы мы не повредили обстановку».

— Там, в приемной, мальчик, сэр, — пренебрежительно заговорил швейцар. — Желает с вами поговорить.

— Мальчик?

— Он просил передать вам вот это. — Швейцар протянул танитскую серебряную серьгу, брезгливо держа ее кончиками пальцев, затянутыми в бархатную перчатку.

Кивнув, Гаунт встал и направился вслед за служащим отеля. Фленс проводил его взглядом и мрачно поманил своего адъютанта, Ибзана.

— Найди-ка мне майора Брохусса и кого-нибудь из его ребят. Я хочу уладить кое-какие счеты.

Напыщенный швейцар проводил Гаунта в сверкающее мрамором фойе. Чем дальше, тем большее отвращение вызывало у комиссара это место. Пиритцы были такими слабыми и изнеженными, такими далекими от жесткости передовой. Они платили свои налоги Императору, а взамен могли по-детски закрывать глаза на тьму, скребущуюся в запертую дверь их цивилизованного мирка. Даже гарнизонные войска Империума были здесь избалованными.

Стряхнув мрачные мысли, Гаунт наконец увидел Брина Майло, сгорбившегося под ветвями дерева-самоеда. Он был одет в униформу Призраков и выглядел весьма недовольным.

— Майло? Я думал, ты поедешь гулять с остальными. Корбек сказал, что хочет взять тебя с собой. Что ты забыл в этом затхлом рассаднике снобов?

— Это передали по воксу после того, как вы ушли, сэр. — Майло выудил из кармана маленький информационный планшет и передал комиссару. — Офицер Крефф решил, что вы должны прочитать это как можно скорее. Ну а я вроде как ваш адъютант… В общем, мне приказали доставить.

Устало-разочарованный тон парня чуть не заставил Гаунта улыбнуться. Он включил планшет.

— И что это?

— Сэр, я знаю только то, что это адресованное лично вам закодированное сообщение, полученное сорок… — он замешкался, глянул на портативный хронометр, — сорок семь минут назад.

Мгновение Гаунт разглядывал нагромождение несуразных символов. Потом дотронулся до иконки декодера, распознавшей отпечаток пальца. Значки сложились в читаемые слова. И правда, личное сообщение.

«Ибрам. Из всех, кто может помочь, рядом только ты. Жду тебя на бульваре Тени Шпиля, 1034. Пароль остается прежним. Тебя ждет сокровище. Сокровище цвета Вермильон. Ферейд».

Гаунт резко захлопнул информационный планшет с таким видом, будто его поймали с поличным на месте преступления. Дернулось сердце. Трон Терры, как часто в его душу прокрадывается это чувство? И правда ли это страх? Ферейд? Старый, закадычный друг. Их дружба скреплена кровью с тех самых пор, когда…

— Неприятности? — насторожившись, спросил удивленный Майло.

— Не совсем… Появилось одно дельце… — пробормотал комиссар, нажав на планшете клавишу «стереть». Поразмыслив, он спросил Майло: — Машину вести сможешь?

— А можно? — восторженно переспросил адъютант.

Гаунт погасил радостный огонь в его глазах одним движением руки.

— Спустись в гараж и реквизируй нам какой-нибудь транспорт. Штабную машину, пожалуй. Скажешь, по моему приказу.

Майло тут же исчез. Гаунт остался один в тишине. Он пару раз глубоко вздохнул. Мощный удар по спине едва не свалил комиссара с ног.

— Брам! Старый пес, ты пропустишь все веселье! — проворчал Бленнер.

— Погоди, Вай, у меня тут дела…

— Э, нет, нет, нет! — воскликнул раскрасневшийся от выпитого комиссар, неуклюже расправляя складки на кожаном пальто. — Как часто мы можем спокойно посудачить о старых добрых временах, а? Часто, что ли? По-моему, раз лет в десять! Я тебя просто так не отпущу! Ты ведь обратно не вернешься, я тебя знаю!

— Вай, это просто кое-какие дела в полку…

— Ну, тогда я с тобой! — не унимался Бленнер. — Состряпаем все раза в два быстрее! Сразу два комиссара, каково? Клянусь Троном Терры, мы там всех насмерть перепугаем!

— Нет, там скучно будет, я тебе говорю… Это очень скучное дело.

— Так это значит: мне тебя нельзя бросать! Чтобы не было так скучно, а? А?! — кричал Бленнер.

Он приоткрыл отворот своего пальто, демонстрируя Гаунту — и всем, кто был в фойе, — старинную бутылку дорогого спиртного. Комиссар решил, что еще немного — и он сможет объявить всем о своих делах во весь голос.

— Ладно, пошли, — прошипел Гаунт, схватил Бленнера за руку и потащил прочь из бара. — Только… веди себя по-человечески! И не шуми!

3

Девушка на сцене, кружившаяся вокруг шеста под барабанный ритм, была весьма хороша собой. И к тому же почти раздета. Майор Роун смотрел не на нее. Сквозь сумрачные клубы дыма он следил за тем, как Вульнор Хабшепт кэл Гил деловито наливает две стопки дорогого маслянистого напитка.

Гил был огромным. Даже если снять с него все триста килограммов мясистой плоти, его костяк все равно казался бы большим и мощным. Браг по сравнению с ним выглядел так, будто голодал всю жизнь. Роун прекрасно понимал, что ярко разодетый бандит весит раза в три больше него, и это его ничуть не пугало.

— Ну, тяпнем, солдатик, — проговорил Гил с характерным колчеданским акцентом и поднял стопку толстыми пальцами.

— Тяпнем, — согласился Роун, повторяя движение собеседника. — Только я бы предпочел обращение «майор Роун», уголовничек.

Повисла мертвая тишина. Весь бар холодной зоны погрузился в напряженное молчание. Замерла даже девушка на сцене.

Гил расхохотался в ответ.

— Ну красавец, а! Какой храбрый попался, гляди-ка! — Он со смехом чокнулся с Роуном.

Посетители вокруг вернулись к своим делам.

Медленно и изящно Роун выпил свою порцию. Потом взял графин и спокойно влил в себя еще литр спиртного и глазом не моргнув. Он знал, что этот напиток гонят из ржи. Его химическая структура идентична антифризу в машинах вроде «Химеры» или «Носорога». Еще он знал, что перед приходом сюда выпил четыре противотоксичные таблетки. Они достались майору от знакомого на черном рынке, в уплату долга. Жаль было так их тратить, но дело того стоило. Алкоголь казался не крепче ключевой воды.

Гил осознал, что уже минуту сидит с открытым ртом, и немедленно принял подобающий вид.

— Майор Роун пьет как настоящий колчеданец, — отвесил он комплимент гвардейцу.

— Да, колчеданцы любят себе льстить… — съязвил в ответ Роун. — Ближе к делу.

— Пойдем. — Гил тяжело поднялся из-за стола. Майор следовал за ним в сопровождении четырех дюжих телохранителей.

В спину уходящим бандитам и гвардейцу уставился весь бар. На сцене тем временем девушка сняла последний клочок белья и вертела его на кончике пальца, собираясь бросить в толпу. Наконец она поняла, что никто не смотрит, и в порыве негодования скрылась за кулисами.

На заснеженной аллее за баром стоял шестиколесный грузовик, похожий на большого серого жука.

— Пшеничный самогон. Курево. Слайды с девками. Все как на заказ, — щедро взмахнул рукой Гил.

— Вы — человек слова, — одобрительно сказал Роун.

— А теперь деньги. Две тысячи имперских кредитов. И не суй мне местное фуфло. Два куска империалов.

Роун кивнул и громко щелкнул пальцами. Рядовой Фейгор вышел из тени. В руках он нес рюкзак, явно наполненный чем-то тяжелым.

— Это мой помощник, мистер Фейгор, — представил его майор. — Покажи им наши деньги, Фейгор.

Гвардеец поставил рюкзак на землю, покопался в нем, будто выискивая что-то, пока в его руках не возник лазерный пистолет.

Первые два выстрела пришлись в лицо и грудь Гила, опрокинув здоровяка.

Улыбаясь, Фейгор легко пустил еще по одному выстрелу в голову каждому из опешивших телохранителей.

Роун метнулся к грузовику, ввалился в кабину и немедленно запустил мотор.

— Погнали! — проорал он Фейгору, который едва успел запрыгнуть в сорвавшуюся с места машину.

Грузовик с грохотом проскочил под аркой аллеи. В этот момент что-то темное тяжело приземлилось на застеленные брезентом ящики с контрабандой. Держась за крепления, Фейгор осторожно перебрался из кабины в кузов. Заметив незваного попутчика, он немедленно полез в драку. Мощный удар в челюсть свалил его с ног.

В зеркале заднего вида мелькнул падающий Фейгор. Роун подавил в себе приступ паники. Одним прыжком враг оказался в кабине, рядом с ним.

— Приветствую вас, майор, — произнес Корбек.

— Корбек! — вскричал Роун. — Ты!.. Откуда?!

— Я бы на твоем месте смотрел на дорогу, — посоветовал полковник, бросив взгляд через плечо. — Кажется, ты немного расстроил приятелей Гила.

Вслед за грузовиком из снежного бурана дороги вырвались четыре лимузина.

— Вот фес! — прорычал Роун.

4

Штабной автомобиль, выданный Майло в гараже, мог похвастаться внушительными размерами и басовитым ревом мотора. Его полированные черные бока горделиво блестели в свете уличных электроламп, свисавших с установленных вдоль дороги чугунных столбов. Машина уверенно и мягко катилась по полупустой вечерней трассе. Водители покорно уступали дорогу мрачному ревущему зверю, сверкавшему серебряным двуглавым орлом.

Скрытый бронированным стеклом, Гаунт привстал с удобного кожаного сиденья и включил внутренний коммуникатор. Рядом Бленнер, с глупой улыбкой на лице, пытался разлить бренди в два высоких бокала.

— Можно не так быстро, Майло? — попросил Гаунт. — Нам сейчас лишнее внимание ни к чему, поэтому давай установим новые рекорды скорости как-нибудь потом.

— Будет сделано, сэр, — отозвался голосом адъютанта коммуникатор.

Майло с довольной улыбкой провел руками по изгибу руля. Скорость упала. Самую малость.

Гаунт отмахнулся от бокала, который Бленнер попытался ему вручить, и открыл информационный планшет с дорожной картой города.

— Хорошо, Майло, следующий поворот налево, — бросил он в коммуникатор. — Потом по туннелю до площади Зорна.

— Но ведь… — замешкался Майло. — Мы же так попадем прямо в холодную зону.

— Выполняйте приказ, адъютант, — отрезал комиссар и выключил связь.

— По-моему, никакие это не гвардейские дела, — насторожился Бленнер. — Так, старик?

— Не спрашивай ничего, чтобы потом не пришлось врать. Вообще, Вай, лучше сделай вид, что тебя тут и вовсе нет. Я отвезу тебя обратно в бар через часик-полтора. Надеюсь… — Последнее слово Гаунт произнес едва слышно.

Роун круто развернул тяжелый грузовик. Колеса машины совсем не держали заметенную мокрым снегом дорогу. Преследователи заметались из стороны в сторону, пытаясь не отстать.

— Так не пойдет! — протестовал Роун. — Мы заберемся еще глубже в эту долбаную холодную зону.

— А у нас есть выбор? — откликнулся Корбек. — Нас загоняют, как дичь. У тебя что, вообще нет плана отступления?

Роун не отвечал, делая вид, будто сосредоточился на дороге. Миновал еще один скользкий поворот.

— Ты-то здесь что забыл? — наконец спросил он.

— Сейчас я тоже хотел бы это знать, — легко ответил Корбек. — На самом деле я решил поступить так, как должен поступать любой хороший командир полка, который отдыхает в тылу после прогулки по преисподней вроде Фортис. Ну и отправился в торговые кварталы купить из-под полы спиртяги и всего прочего, чем можно развлечь ребят. Солдаты ценят такую заботу командира. — Последние слова были вознаграждены презрительным взглядом Роуна. — Потом я случайно наткнулся на вас двоих. Я сразу понял, что вы заняты тыловыми делами, обычными для таких хитрожопых крыс. Конечно же, ищете местных барыг, чтобы перепродать их товар своим. И вот тогда я подумал: надо бы нам держаться вместе, ведь старина Роун ищет то же, что и я. Только без моей помощи его труп утром найдут в реке Крации.

— Без твоей помощи? — начал было Роун, но договорить не успел. Заднее стекло брызнуло осколками под ударами пуль, заставив гвардейцев пригнуться.

— Ну да, без моей. — Корбек выудил из-за пазухи автоматический пистолет. — Я стреляю лучше, чем твой фесолиз Фейгор.

Открыв боковое окно, полковник дал короткую очередь в сторону погони. Капот одной из машин разлетелся в клочья. Лимузин развернуло, потащило по скользкой дороге. Задев на ходу одного из напарников, автомобиль врезался в бордюр, трижды перевернулся и затих грудой металлических и стеклянных обломков.

— Остались сомнения? — спросил Корбек.

— Да, там еще три таких же, — откликнулся майор.

— Твоя правда. — Полковник перезарядил пистолет. — Но такой уж я хитрый, что додумался взять побольше патронов.

Гаунт приказал Майло остановить машину на углу бульвара Тени Шпиля. Комиссар открыл дверь и шагнул в ночной холод.

— Сиди здесь, — бросил он Бленнеру.

Тот весело помахал рукой в ответ.

Майло уже выбирался из кабины, когда Гаунт остановил его:

— Ты, кстати, тоже.

— Сэр, вы вооружены?

Только теперь Гаунт понял, что не взял с собой оружия, и мотнул головой.

— Так, на всякий случай. — Майло протянул ему посеребренный танитский нож.

Благодарно кивнув, Гаунт зашагал прочь.

Холодные зоны, наподобие этой, служили мрачным напоминанием о глубоких различиях в достатке среди населения Крации. В самом ее сердце располагались Имперский Шпиль и собор Экклезиархии. Их окружали роскошные районы богачей. Эти улицы были надежно защищены от преступности, холода и осадков. Маленький, изолированный островок спокойствия и безопасности. Здесь можно было наслаждаться всеми благами имперского подданства.

Город за пределами этого круга был лишен такого комфорта. Сотни километров, заполненных ветхими, рассыпающимися зданиями и доходными домами столетней давности. Медленно гниющие постройки стояли без тепла и света, разделенные грязными улицами. Преступность в этих районах составляла часть повседневной жизни, и арбитры сюда не заглядывали. Их зона ответственности заканчивалась центром города и высшими кругами. Это был настоящий человеческий зверинец, дебри городских джунглей, обступивших цивилизацию. Временами эта ситуация напоминала Гаунту сам Империум — средоточие богатства и роскоши, окруженное враждебной реальностью, о которой в этой сердцевине так мало знают. Или не хотят знать.

Воздух был полон мокрого снега, таявшего, не касаясь земли. Холодная, промозглая ночь.

Захламленный тротуар. Мрачный, разрушающийся остов дома 1034. Одинокий бледный огонек в окне шестого этажа.

Гаунт тихо зашел внутрь. В холле пахло отсыревшим ковром и плесенью. Электричества, конечно же, не было. Зато была лестница, уставленная множеством свечей в бутылках. Клубился желтый свет.

Уже на третьем этаже была слышна музыка, что-то старинное, танцевальное. Затертая, шипящая запись звучала словно песня призрака.

Самый верхний шестой этаж. Побитый временем ковер усеян осыпавшейся штукатуркой. Где-то в темных углах шуршат крысы. Музыка стала громче. Старый аудиофон стоял в одной из смежных комнат. Из приоткрытой двери сочится яркий фиолетовый свет переносной лампы.

Держа руку в кармане на рукояти ножа, Гаунт шагнул в помещение.

5

Комната встретила его голым дощатым полом и ободранными стенами. Тихо мурлыкал аудиофон, взгромоздившийся на стопку книг. Лампа в углу разливала призрачно-фиолетовое сияние.

— Есть кто живой? — Гаунт удивился собственному голосу.

В ванной комнате что-то шевельнулось.

— Что нужно сказать? — ответили ему.

— Сказать?

— Не время для шуток. Пароль.

— «Крыло Орла». — Гаунт произнес старинные кодовые слова, которыми он пользовался для связи с Ферейдом на Пашене 9–60.

Напряжение спало. Темный силуэт двинулся. В свете лампы он превратился в сгорбленного старика, одетого в грязную, поношенную робу. Только теперь он опустил маленький тупоносый пистолет незнакомой Гаунту модели. В груди неприятно кольнуло. Это был не Ферейд.

— Кто вы? — немедленно спросил Гаунт, заставив незнакомца удивленно вскинуть брови.

— В сложившихся обстоятельствах имена — это последнее, что стоит знать.

— Что ж, пусть так.

Старик неспешно подошел к аудиофону и включил новую песню. Снова что-то старинное. Веселая песенка о любви, полной надежд и сомнений, начиналась переливами флейт и струнных.

— Я — координатор местных операций, а также курьер. Скорее всего, жить мне осталось недолго, — сообщил незнакомец. — Вы хорошо представляете себе смысл и значение этого дела?

— Нет, я даже не знаю, о каком деле вы говорите, — признался Гаунт. — Но я верю слову моего старого друга. Ферейд обратился ко мне, и этого достаточно. Он ясно дал понять, что дело нешуточное. Но что касается смысла и значения…

В Гаунта уперся внимательный, изучающий взгляд старика.

— Разведка Имперского Флота организовала сеть агентов в мирах Саббаты, чтобы держать все события крестового похода в поле зрения.

— Да, я знаю.

— Я — часть этой сети. Как, впрочем, и вы, если вы еще не догадались об этом. Мы раскопали очень и очень неприятные вещи, друг мой. В высших эшелонах командования крестового похода идет борьба за власть угрожающих масштабов.

— А мне какое дело? — раздраженно спросил Гаунт. Его не интересовала болтовня о подковерной борьбе в верхах. — Я не вхожу в генеральный штаб. Пусть они сами пожирают друг друга…

— То есть вы просто отвернетесь? Даже если это обесценит десятки лет освободительных войн? Обесценит все победы военмейстера Слайдо?

— Нет, — мрачно сознался комиссар.

— Скажем прямо, Крестовый поход столкнулся с весьма значительными трудностями. Возможно ли управлять армиями такого масштаба, если командиры только и думают, как перегрызть друг другу глотки? Если мы сражаемся сами с собой, кто же будет сражаться с врагом?

— Что я тут делаю? — оборвал его речь Гаунт.

— Он сказал, что вы будете осторожнее.

— Кто сказал? Ферейд?

Старик не ответил.

— Два дня назад, — наконец заговорил он, — мои сотрудники из местных перехватили астропатическое сообщение корабля-разведчика из Нубилийского Пролива, отправленное штабному кораблю верховного лорда-генерала Дравера. Уровень секретности Вермильон.

Гаунт замер. Вермильон.

Старик запустил руку во внутренний карман. Что-то блеснуло в фиолетовом свете лампы. Маленький кристалл.

— Данные содержатся в этом кристалле. Двое псайкеров умерли, передавая и записывая их. Этот кристалл не должен попасть в руки Дравера ни при каких обстоятельствах.

— Вы доверяете его мне?

— С тех пор как мы получили эти данные, нас уничтожают по одному, — сдавленно ответил старик. — Собственная контрразведка Дравера изо всех сил пытается вернуть эту информацию. Мне больше некому ее доверить. Я связался с руководителем, и он приказал мне ждать человека, которому я смогу доверять. Кем бы вы ни были, друг мой, вас высоко ценят. Вам доверяют. А это значит очень много на тайной войне.

Гаунт принял кристалл из дрожащей руки старика. Он не находил слов. Меньше всего ему хотелось иметь дело с такой важной и такой смертоносной вещью, как этот кристалл. Но где-то в глубине души он понимал, как высоки могут быть ставки в этой игре.

Старик улыбнулся и собрался что-то сказать.

За его спиной стена неожиданно разлетелась осколками кирпича. Брызнул яркий свет. Два слепящих голубых луча пронзили комнату. Старик и шевельнуться не успел, когда лазеры разрезали его на три части.

6

Гаунт едва успел нырнуть в дверной проем. Стена была единственным, пусть и не лучшим укрытием. Он выхватил нож Майло, хотя не совсем понимал, чем это ему поможет.

Лестницу сотрясали приближающиеся шаги.

Из укрытия Гаунт видел, как сквозь пролом в комнату ввалились две темные фигуры в тяжелых черных доспехах, без всяких опознавательных знаков, вооруженные укороченными лазганами. Гаунт разглядел на руках и коленях солдат липкие накладки. Похоже, они взобрались прямо по стенам и пробили себе путь магнитной миной.

По комнате заплясали зеленые огоньки лазерных прицелов. Один из них немедленно остановился на том месте, где укрылся Гаунт. Первый выстрел разнес дверной косяк в щепки. Очередь двинулась дальше, прогрызая насквозь гипсокартон стены.

Гаунт бросился в сторону. Ему конец! Точно конец. Если бы только…

Пистолет старика валялся на старом ковре, прямо перед носом комиссара. Наверное, его отбросило сюда взрывом. Гаунт подхватил оружие, снял с предохранителя и перекатился в удобную для стрельбы позицию. Пистолет был маленький, но, судя по конструкции, относился к разряду редкого специализированного оружия. Гаунт спустил крючок. Таким грохотом и отдачей мог похвастаться разве что «Василиск».

Первый выстрел поверг в шок и Гаунта, и солдат. В стене позади них образовалась дыра. Или, скорее, лишняя дверь. Второй выстрел пришелся в цель, оставив от солдата жалкие ошметки.

На рукоятке оружия цифра V сменилась на III. Гаунт вздохнул. С такой обоймой не разгуляешься.

Гаунт вдруг понял, что звук шагов на лестнице стал куда громче. Еще трое бойцов. С каждым шагом гаснут свечи на полу.

Комиссар опустился на одно колено, вскинул оружие, и голова первого противника разлетелась кровавыми брызгами. Оставшиеся двое не успели подняться на этаж, они принялись палить вслепую по деревянным перекрытиям. Солдат в комнате наконец опомнился и присоединился к ним. Шквал очередей трех лазганов мгновенно изорвал стены, пол и потолок холла. Комиссар едва успел распластаться на полу, больно ударившись головой. Пистолет выпал из рук и полетел вниз по ступеням.

Прошло несколько мгновений, прежде чем обстрел прекратился. Солдаты начали осторожно подниматься, чтобы осмотреть убитого. В сумраке холла вздымалась кольцами древесная пыль. В нескольких дюймах от головы комиссара тлели края отверстий, оставленных лазерными зарядами. Всего несколько дюймов. Но Гаунт был жив.

Оставшийся на этаже солдат выглянул из-за разбитого косяка. В ту же секунду в его шлем глубоко вошли пятьдесят сантиметров серебристого танитского клинка. Скрученное агонией тело исчезло из виду. Гаунт бросился бежать. Еще немного, и он успеет поднять вражеский лазган.

Но его уже заметили. Вспышка. Гаунт понял, что лучи прицелов только что скользнули по его лицу к груди. Треск беспорядочных лазерных выстрелов, волна едкого газа.

Бленнер кое-как поднялся на этаж, перешагивая через тела убитых. Лазерный пистолет в его руке кашлянул дымком.

— Надоело мне что-то ждать, — сокрушенно вздохнул он. — Да и тебе, как я погляжу, нужна помощь. Правда, Брам?

7

На хвосте оставалась всего одна машина. Идущий на всей скорости серый грузовик мчал, не разбирая дороги. Неожиданно колеса на миг оторвались от мерзлой дороги.

— Это еще что? — нервно оглянулся Роун, как только грузовик содрогнулся и снова оказался на скользкой дороге.

— Полагаю, это называется дорожное заграждение, — отозвался Корбек.

Дорогу впереди перегородила линия бочек, бетонных столбов и колючей проволоки. Поблизости стояли несколько вооруженных людей.

— С дороги! Сворачивай к чертям с дороги! — выкрикнул Корбек и дернул на себя руль.

Грузовик резко развернуло в фонтане талого снега. Сорвавшись с дорожного полотна, машина на всей скорости пробила ветхую деревянную стену брошенного склада. Рев движка превратился в немощный кашель. Машина замерла в промозглой тьме.

— Здорово. Что теперь? — прошипел Роун.

— Ну, что тут сказать… Ты, я и Фейгор… — Полковник кивнул в сторону тяжело поднимающегося гвардейца. — Мы — Призраки Гаунта, лучшие диверсанты во всей Гвардии. А теперь оглянись! Мы вроде как в темной комнате…

Корбек и Роун переглянулись и перезарядили оружие.

— Тогда приступим, — ухмыльнулся майор.

Много лет спустя в барах и подпольных кабаках холодной зоны Крации будут рассказывать о перестрелке на старом складе Винчи. Двадцать громил главаря мафии Вульнора Хабшепта кэл Гила пытались выкурить со склада бандитов с другой планеты. Говорят, тысячи громких выстрелов их автоматических винтовок можно было слышать за много миль.

Все двадцать погибли. Было еще двадцать выстрелов — из лазерных пистолетов и мощного автоматического пистолета. Двадцать — ни больше ни меньше. Никто не видел бандитов-пришельцев. Как и тот грузовик с контрабандой, из-за которого и началась перестрелка.

Штабной автомобиль крался извилистыми улицами холодной зоны к теплому, безопасному сердцу города. Не заднем сиденье Бленнер решил снова попытать счастья и еще раз разлил дорогой бренди по бокалам. Он не прогадал: Гаунт принял протянутую выпивку и опрокинул в себя залпом.

— Можешь не рассказывать мне, что это за заварушка, Брам. Ну, если не хочешь, конечно.

— А если бы и хотел, ты бы стал слушать? — вздохнул Гаунт.

— Я верен Императору и вдвойне — своим друзьям, — улыбнулся Бленнер. — Какие еще доказательства тебе нужны?

С ответной улыбкой Гаунт протянул свой бокал, и Бленнер немедленно наполнил его.

— Думаю, больше никаких.

Бленнер подался вперед, и его лицо вдруг посерьезнело. Может быть, первый раз за много лет.

— Послушай, Брам, ты можешь думать, что я старый лентяй, что я ожирел в теплом местечке при долбаном идеальном полку, но я еще помню, что такое боль и огонь. Я помню, зачем я здесь. И если тебе не с кем спуститься в преисподнюю, смело зови меня, потому что я не откажу.

— И Император, — мрачно закончил Гаунт.

— Да, и треклятый Император! — согласился Бленнер. Бокалы в руках комиссаров со звоном соприкоснулись. — Послушай, — тут же добавил он, — чего это твой мальчик тормозит?

Майло замер. В его позе читалось напряжение. Дорогу перегородили два тяжелых гусеничных бронетранспортера. Свет их прожекторов слепил глаза, но Майло разглядел на бортах цвета Янтийских Патрициев. К машине двигались мощные фигуры. В руках угадывались дубинки и саперные лопатки.

Машина окончательно встала, и Гаунт выбрался наружу. Он сощурился, пытаясь разглядеть людей сквозь свет и лениво падающий снег.

— Брохусс…

— Полковник-комиссар Гаунт. — Майор Янтийских Патрициев Брохусс выступил ему навстречу. Он был обнажен по пояс, демонстрируя блестящий рельеф мышц. Майор угрожающе поигрывал деревянной палкой. — Думаю, нам нужно уладить кое-какие дела. Ты и твое отребье украли нашу победу на Фортис. Ублюдки, вздумали поиграть в солдатиков, когда за дело взялись настоящие воины. И ты, и твои поганые Призраки должны были висеть кусками мяса на колючке. Там вам самое место.

— И вот в этом все дело? — вздохнул Гаунт. — Это ведь не главная причина, да, Брохусс? Нет, ну конечно, ты все еще бесишься по поводу Фортис. Но с чего так злиться на то, что именно мы сыграли тогда главную партию? Это снова тот старый вопрос чести. Должок, который вы с Фленсом мне приписали и все еще хотите, чтобы я его оплатил. Дурачье. Нет ничего честного в том, чтобы убить меня в темном переулке. Мой труп тут найдут разве что через месяц.

— Думаю, ты не в том положении, чтобы возражать. Мы, янтийцы, забираем долг крови там, где сочтем возможным. Это место не хуже других.

— То есть ты сам готов нарушить законы чести, чтобы отомстить за оскорбление? Если бы ты только понимал иронию происходящего. Но ты, видимо, думаешь задницей. Начнем с того, что никакого оскорбления вообще не было. Я просто немного поправил то, что пошло не так. Ты же знаешь, кто и в чем на самом деле виновен. Я просто-напросто указал на трусость в действиях янтийцев.

— Брам! — шепотом позвал его Бленнер. — Хреновый из тебя дипломат. Эти ребята хотят крови! Оскорбления тут никак не помогут.

— Я работаю над этим, — усмехнулся в ответ комиссар.

— Что-то не заметно… Я… — Бленнер оттолкнул Гаунта и вышел на передний план. — Майор, если вы хотите драки, дайте мне минутку, и вы будете удовлетворены. Всего минутку, хорошо? — Он многозначительно поднял руку и наклонился к Майло: — Парень, как быстро ты сможешь разогнать эту колымагу?

— Достаточно быстро, чтобы уйти, — шепотом ответил Майло. — И я знаю, куда ехать.

Бленнер снова повернулся к тяжелым машинам Патрициев и сверкнул улыбкой в свете прожекторов.

— Посовещавшись с моими коллегами, майор Брохусс, я могу вам ответственно заявить: поди ко всем чертям, долбаный ты сукин сын!

Не тратя времени даром, Бленнер затолкал Гаунта обратно в салон и нырнул следом. В мгновение ока Майло развернул машину и дал газу, не обращая внимания на бегущую к ним толпу разъяренных гвардейцев.

Еще через три секунды автомобиль Гаунта с надсадным ревом мчался по оледенелым улицам. Сотрясая воздух отборной руганью, Брохусс и остальные Патриции забились в свои бронетранспортеры и бросились в погоню.

— Как хорошо, что я поручил эти переговоры тебе, — ухмыльнулся Гаунт, глядя на Бленнера. — Мне до твоей дипломатичности расти и расти.

8

Рядовой Браг от души поцеловал счастливые кости, встряхнул в кулаке и бросил. В его сторону немедленно двинулись горы фишек, и весь игральный зал захлебнулся восторженными криками.

— Давай, Браг! — рассмеялся Безумный Ларкин. — Покажи им еще разок, как это делается, старый пропойца.

Браг ухмыльнулся и снова подхватил игральные кости.

«Вот это жизнь!» — решил он. Фронтовые ужасы Фортис, смятение и постоянное ожидание гибели остались далеко. Теперь Брага окружала дымка игорного заведения на задворках холодной зоны. Вокруг хорошие друзья, красотки в нужном количестве и целая ночь азартных игр.

За спиной неожиданно вырос Варл. Он хотел дружески похлопать Брага по плечу, но удар оказался сильным и довольно болезненным. Варл все еще не привык к аугметической руке, которую ему пересадили на Фортис.

— Игра подождет, Браг. Есть работенка.

Браг и Ларкин поцеловали на прощание своих накрашенных подруг, и Варл вывел гвардейцев через черный ход к грузовой аппарели. Там уже суетились Сат, Мелир, Мирин, Каффран, Куралл, Колл, Бару, Маколл, Раглон — два десятка танитцев.

— Чего творится-то? — озадаченно спросил Браг.

Мелир указал на побитый серый фургон. Корбек, Роун и Фейгор как раз выгружали ящики с выпивкой и куревом.

— Полковник привез нам кое-что вкусненькое, храни Император его танитскую душу.

— Здо рово, — облизнулся Браг. Ему показалось, что Роун и Корбек вели себя как-то… нервно. Перехватив его взгляд, полковник улыбнулся.

— Тащите всех сюда! — весело крикнул он. — У нас сегодня праздник, парни! За Танит! И за нас!

Его слова мгновенно подхватила волна радостных криков и аплодисментов. Варл тем временем запрыгнул в кузов и ловко вскрыл один из ящиков посеребренным ножом. Он уже начал раздавать бутылки собравшимся гвардейцам, когда до него донесся крик.

— Эй, глядите! — Раглон указывал куда-то в темноту. — Кто-то едет!

Из ночи на полной скорости вырвался тяжелый штабной автомобиль и резко затормозил возле грузовика Корбека. Распахнулась дверь, и перед гвардейцами предстал комиссар Гаунт. Он немедленно окунулся в радостные приветствия, кто-то вручил ему бутылку. Комиссар без колебаний сорвал пробку, от души хлебнул из горла и кивнул куда-то во мрак:

— Парни, я хочу попросить вас об одолжении…

Майор Брохусс подался вперед, пытаясь разглядеть добычу сквозь мельтешение дворников по стеклу.

— Все, попался. Вон там остановился, давай за ним! — Брохусс размял пальцы в предвкушении драки и взвесил в руках дубинку.

Потом он разглядел толпу веселых танитцев возле бара. Сотня… две сотни.

— Мать твою… — только и смог выговорить он.

К рассвету бар почти опустел. Ибрам Гаунт прикончил последний стакан и бросил взгляд на Бленнера, мирно спящего лицом на барной стойке. Комиссар достал кристалл из внутреннего кармана и подбросил его на ладони. Раз, другой.

Корбек появился без предупреждения.

— Долгая ночь, да, комиссар?

Гаунт поймал кристалл и крепко сжал в кулаке. Только тогда он поднял взгляд.

— Может статься, что самая долгая в жизни, Колм. Слышал, вы там повеселились.

— Да, Роун, как всегда, поспособствовал. Расскажу, тебе понравится история. Кстати, а сам не хочешь поделиться своей?

— Давай я тебя лучше угощу, — улыбнулся Гаунт, оглядев пустой бар. — И я обязательно все тебе расскажу. Но не сейчас. Когда придет время. Ты верен своему долгу, Колм Корбек?

— Я готов отдать жизнь во имя Императора, — без промедления ответил полковник. Только на лице мелькнула почти детская обида.

— Как и я. Нам выпала тяжелая дорога, Колм. Но пока я могу рассчитывать на тебя, я верю.

Корбек молча поднял бокал. Гаунт с готовностью поднес свой. Раздался тихий звон.

— Первый и последний! — провозгласил полковник.

На лице Гаунта мелькнула улыбка.

— Первый и единственный.

Воспоминание

Манципор, тридцать лет назад

Их особняк стоял на самой вершине Пика Резиды, и колоннады галерей поднимались над величественными водопадами. Небо разворачивалось необъятной золотой далью вплоть до самого заката, когда эта сверкающая бесконечность тонула в алом пламени. Каждый вечер двор наполняли своей неспешной кутерьмой светлячки, насытившиеся за день пыльцой. Ибрам воображал, что это вовсе не жуки, а навигаторы в Эмпирее, прокладывающие путь среди таинственных ужасов варпа.

Он часто играл на веранде, и она словно плыла над туманами. Где-то там серебристые ленты водопадов срывались в темноту восьми километров Северного Ущелья. Иногда с веранды можно было разглядеть имперские боевые корабли и патрульные катера, взлетающие или заходящие на посадку в огромном космопорту Ланатрийских Полей. Это было так далеко, что Ибраму они напоминали светлячков в темноте вечернего неба.

Каждый раз он указывал на такой корабль и объявлял, что на нем летит папа.

И его нянька, и старый гувернер Бентлай все время поправляли мальчика. У них совсем не было воображения. А у Бентлая не было даже рук. Раз за разом он поднимал свою жужжащую аугметическую конечность к небу и терпеливо разъяснял: если бы отец Ибрама вернулся домой, им сообщили бы заранее.

Выдумывать, как Ибрам, умел только повар из кухонного крыла по имени Орик. Он часто брал ребенка своими сильными руками и поднимал высоко к небу, чтобы тот мог разглядеть каждый корабль и транспортный челнок. Когда-то дядя Дерций подарил Ибраму макет имперского линкора, который он вырезал из куска пластина. Повиснув на руках Орика, Ибрам размахивал игрушкой в воздухе. Воображал, что его корабль сражается с далекими огоньками.

На плече Орика была вытатуирована молния, которая всегда восхищала мальчика.

— Имперская Гвардия, — пояснял повар. — Восемь лет в Третьем Янтийском. Знак большого почета.

Больше он ничего об этом не рассказывал. После того как он опускал мальчика и возвращался к работе, Ибрам гадал, почему из-под поварского фартука слышно механическое жужжание. Прямо как у гувернера, когда тот шевелит руками.

В тот вечер дядя Дерций приехал без предупреждения.

Орик как раз играл с Ибрамом на веранде и даже вырезал ему из дерева новый фрегат. Услышав голос Дерция, Ибрам что было духу помчался в гостиную. Он метеором врезался в дядю и крепко прижался к его ногам.

— Ибрам! Ибрам! Надо же, какой силач! Так рад видеть дядю, да?

Одетый в красивую лиловую униформу янтийских полков, дядя Дерций казался великаном. Он улыбнулся мальчику, но в глазах не было веселья. Тем временем в комнату заглянул Орик и извинился.

— Я вернусь на кухню, — объявил он.

Тогда дядя Дерций сделал нечто странное: он подошел к Орику, и они дружески обнялись.

— Рад тебя видеть, старина!

— И я рад, сэр. Сколько воды утекло.

— Ты привез мне игрушку, дядя? — встрял Ибрам, выбравшись из рук обеспокоенной няни.

— Разве я тебя обману? — улыбнулся Дерций, снял с левого мизинца перстень и потянул к себе Ибрама. — Смотри. Знаешь, что это?

— Колечко!

— Правильно! Но тут есть еще кое-что. — Он слегка повернул рамку печатки, разбудив короткий лучик лазера в центре. — А это знаешь что?

Ибрам мотнул головой.

— Это ключ. Офицерам вроде меня нужно открывать секретные посылки. Секретные приказы, закрытые кодами, понимаешь?

— Да, папа рассказывал! Коды бывают всякие разные, «уровень доступа» называется.

— Точно. Бывают коды-слова: «Пантера», «Эскулис», «Криптокс». А еще есть старые коды-цвета: Бирюзовый, потом Багряный, потом еще много, и на самом верху — Пурпурный, Обсидиан и Вермильон. Генералам — таким, как я, — дают специальные кольца, чтобы мы могли открывать эти коды.

— А у папы тоже такое есть?

Минутное молчание.

— Ну конечно.

— А папа приедет домой? Он с тобой приехал?

— Послушай, Ибрам, так вышло…

Мальчик тем временем разглядывал кольцо.

— Можно мне оставить его, дядя Дерций? Это ведь мое?

Ибрам оторвал взгляд от перстня и понял, что все как-то странно смотрят на него.

— Я не украл! — тут же заявил он.

— Ну конечно, ты можешь оставить его. Оно теперь твое… — Дерций присел на корточки рядом с Ибрамом и тяжело посмотрел ему в глаза. — Пожалуйста, послушай меня, Ибрам. Мне нужно кое-что тебе рассказать… о твоем отце.

 

Часть пятая

Эмпирей

1

Гаунт говорил с Ферейдом. Они сидели возле костра, разведенного в бочке. Вокруг — рваные тени разбитого особняка, затерянного в демилитаризованной зоне огромного города на Пашене 9–60. Ферейд был одет в костюм из красной шерсти, какой обычно носили пашенские фермеры. Он рассказывал о своей работе. Как всегда, намеками. Он любил дразнить своего друга-комиссара всякими недомолвками о своих шпионских делах. Странная парочка — комиссар и разведчик Империума. Один — высокий, статный блондин, другой — низкий, темноволосый и неприметный. С тех пор как ветры войны свели их, они оставались верными друзьями, пусть и были непохожи во всем — от работы до происхождения.

Разведгруппа Ферейда работала под прикрытием среди ферм Пашена. Им удалось раскрыть еретическую секту Хаоса, в сети которой попали офицеры Флота. Получив информацию от Ферейда, командование Имперского Флота сгоряча приняло решение нанести удар. Операция закончилась провалом. Открытое столкновение привело к войне, и на Пашен высадились силы Имперской Гвардии. По стечению обстоятельств один из рейдов гирканцев свел Гаунта со спасенным из плена Ферейдом. Совместными усилиями им удалось ликвидировать главу восстания барона Силага.

Верность и предательство — разговор все больше уходил в это русло. Ферейд рассказывал о том, что только имперская тайная разведка способна контролировать все частные дела высших офицеров Империума. Гаунту было тяжело слушать его, потому что в неверном свете костра лицо агента вдруг казалось лицом Октара, Дерция или отца…

Услышав тяжелый вздох, Гаунт понял, что просто спит. Попрощавшись с другом, он нехотя открыл глаза.

В тесной комнате с низким сводчатым потолком воздух был спертым. Световые пластины, которые Гаунт перед сном поставил на самую низкую мощность, давали мало света. Комиссар поднялся с койки и начал одеваться. Его вещи лежали на тех же местах, где он бросил их вчера: брюки, форменная рубашка, сапоги, короткий кожаный китель с высоким воротником, украшенным имперскими орлами. Кобура пустовала — пассажирам имперских кораблей не позволялось носить огнестрельное оружие, и сканирующие поля следили за исполнением этого правила. Гаунт взял единственное оставшееся оружие — танитский кинжал.

Открывшийся люк выпустил его в темноту душной длинной палубы. Система вентиляции под закопченной решеткой пола хоть немного разгоняла горячий воздух.

Небольшая прогулка не помешает.

Система освещения на борту перешла в «ночное» состояние, и палубные лампы давали тусклый свет. Работа генераторов сопровождалась постоянным гулом и вызывала дрожь в каждой металлической поверхности, в самом воздухе.

Около пятнадцати минут Гаунт скитался по безмолвным коридорам в полном одиночестве. Вскоре он набрел на перекресток, откуда спиралью поднимался основной лифт. Пробежав пальцами по руническим символам приборной доски, комиссар набрал личный код. Механизмы откликнулись электронным скрежетом, и искаженные звуки хорала возвестили об отправлении лифта. На медной панели последовательно мигнули двадцать рельефных символов.

Новый возглас искусственного хора. Двери скользнули в стороны.

Гаунт оказался на смотровой платформе. Купол из сверхпрочного стекла радиусом в несколько сотен шагов был самым спокойным и уединенным местом на всем корабле. Вокруг разворачивалась великолепная и одновременно ужасающая панорама, отгороженная от корабля мощным психосиловым полем. Тьма с прожилками ярких молний, переплетающиеся кольца и паутина цветов, которым Гаунт не мог подобрать названия. Ленты, сплетенные из яркого света и кромешной тьмы, проносящиеся мимо со скоростью мысли.

Эмпирей. Варп-пространство. Другое измерение реальности, сквозь которое и двигался корабль массовой грузоперевозки «Авессалом».

Впервые Гаунт смог разглядеть «Авессалом» в иллюминаторы грузового челнока, который и доставил его на борт. Корабль заставил его испытать истинное благоговение, ведь это был настоящий ветеран Флота, Адептус Механикус. Техножрецы Марса направили немало сил на помощь освобождению Фортис. Теперь, когда работа была закончена, они предоставили один из своих могучих транспортных кораблей Имперской Гвардии в знак благодарности. Гаунт прекрасно понимал, что находиться на борту «Авессалома» — большая честь. Подумать только — лететь на борту таинственного корабля культа Бога-Машины, каждый сантиметр которого пропитан древними секретами.

Из челнока он успел разглядеть все шестнадцать километров элегантных резных башен серого камня и стали. Возле огромной пасти грузового шлюза без устали сновали огоньки транспортов. Зубчатые башни корабля были усеяны барельефами и статуями горгулий, из пастей которых смотрели грозные орудия защитных турелей. Тысячи стрельчатых окон светились призрачным зеленоватым светом. Пузатое буксирное судно, закопченное выхлопами множества маневровых двигателей, неспешно плыло перед «Авессаломом».

Прошлый корабль Гаунта, «Наварра», был теперь прикомандирован к патрульной группе где-то в Нубилийском Проливе, и комиссар избрал своим транспортом «Авессалом». Конечно, ему не хватало обтекаемого, хищного силуэта «Наварры», ее экипажа. И особенно — офицера Креффа, который, как мог, старался обустроить быт комиссара и его солдат, не отличающихся дисциплиной.

«Авессалом» же был настоящим чудовищем. Его бездонное брюхо с легкостью вмещало девять пехотных полков, включая Танитский, четыре дивизии Янтийских Патрициев и не меньше трех танковых батальонов со всеми танками и бронетранспортерами. Тяжелые транспортные челноки перевозили всю эту технику на борт из ангаров на поверхности Пирита.

Через шесть дней они будут на следующей линии фронта в мирах Саббаты — в скоплении, известном как Меназоидская Крепь. Гаунт надеялся, что командование отправит его Призраков на Меназоид Сигма, столичный мир, где крупные силы Хаоса еще удерживали наступающие ударные группы Империума.

А еще был Меназоид Эпсилон, мрачный мир смерти на окраине Крепи. Гаунт знал, что в штабе Макарота уже приступили к оценке значения этой планеты в генеральном плане. Он понимал, что некоторые полки неизбежно отправят туда.

Никто не хотел попасть на Эпсилон. Никто не хотел умирать.

Гаунт вгляделся в беснующуюся, слепящую тьму Эмпирея и беззвучно произнес короткую молитву Всеблагому Императору: «Избави нас от Эпсилона».

В голове темным облаком всплывали куда более мрачные мысли — о проклятом своей бесценностью кристалле, доставшемся ему на Пирите. Его тайна, само его существование пылали где-то на дне сознания незаживающей раной. Никаких новых инструкций от Ферейда не было. Никаких знаков, ни слова о том, что должен был теперь делать Гаунт. Быть может, его выбрали новым курьером? Тогда — надолго ли? Как он узнает, кому доверить это кровавое сокровище, когда настанет время его передать? Или от него ждут чего-то иного. Может быть, до него просто не дошла самая важная инструкция? Отбросив на миг старую дружбу, он в сердцах обругал Ферейда. Такая обуза при его обязанностях комиссара вряд ли была нужна Гаунту.

Он твердо решил хранить кристалл, пока Ферейд не скажет, что с ним делать. Но все же ему казалось, что он упускает нечто важное. И это беспокоило его.

Комиссар тяжело оперся о рифленый поручень, по краю огибающий платформу под куполом. Темная, непознанная и страшная громада варпа извивалась перед глазами. Потоки бесформенной протоплазмы щупальцами молочно-белого тумана касались стекла. Смотровая платформа была одной из трех варп-обсерваторий на «Авессаломе», где навигаторы и служащие Астрографического департамента могли визуально наблюдать пространство вокруг корабля. В центре платформы возвышалось целое нагромождение сенсороскопов, аурографов и спектрометров, приводимое в движение сложной системой шестерней и механизмов, блестящих свежей смазкой. Весь этот арсенал приборов постоянно вращался, осматривал вихрь энергии вокруг, записывал, вычислял, оценивал и обрабатывал информацию. Все эти данные отправлялись в путь по дрожащим проводам и накопительным кристаллам на вершину самого высокого командного шпиля «Авессалома», прямиком на центральный мостик.

Вход в обсерватории был открыт для всех, но тем, кто путешествует меж звезд впервые, рекомендовалось воздержаться от их посещения. Если щит вокруг купола вдруг откажет, один взгляд на варп мог навсегда свести с ума даже самого опытного астрографа. Или с ним могло произойти нечто худшее. Электронный хор лифта должен был известить Гаунта о подобных неполадках. Но он уже насмотрелся на Эмпирей за сотни варп-скачков и больше не боялся его. Наверное, поэтому дикие, хаотические импульсы Имматериума успокаивали комиссара. Будто эта чудовищная круговерть заставляла его собственные мысли собраться. Здесь можно было побыть наедине с собой.

По краю платформы бежал металлический свиток, на котором были выбиты имена полевых командиров, лорд-генералов и высших адмиралов. Под каждым именем — мелкая вязь, описывающая места их славных побед. Некоторые имена Гаунт знал из школьных текстов, выученных еще на Игнации. Другие, истершиеся за века, были ему неизвестны. Их владельцы покинули этот мир десять тысяч лет назад. Он прошел половину круга, пока не наткнулся на имя того, кого знал лично. Военмейстер Слайдо. Великий предшественник Макарота, сложивший голову на пике великой победы на Бальгауте, на десятый год своего крестового похода в миры Саббаты.

Привлеченный звуком, Гаунт оторвался от текста. Двери основной транспортной шахты раскрылись, снова послышался электронный хор, предупреждающий о прибытии лифта. На палубу поднялся матрос с ящичком инструментов в руках. Озадаченно посмотрев на одинокую фигуру возле перил, он скрылся за стеной шахты. Проводив его взглядом, Гаунт безучастно отвернулся. Простая проверка оборудования.

Комиссар вернулся к чтению. В памяти ожило пламя Бальгаута, пожиравшее ту ночь и войска Хаоса вместе с ней. Сам он вместе с уже родными ему гирканцами был в самом центре. Они прорывались сквозь озера грязи и полную серы атмосферу, едва видя дальше двух шагов в тяжелых противогазах. Эта победа прославила Слайдо — вполне заслуженно. Но она была омыта его, Гаунта, потом и кровью. И военмейстер вознаградил его за это уже на смертном одре. Это был час его триумфа.

Даже теперь он помнил лязг механизмов вражеских боевых машин. Помнил, как они шагали на длинных гидравлических ногах, изрыгая в сторону его солдат гибельные алые лучи, наполняя воздух потоками сияющей смерти. Тело все еще помнило чудовищную усталость и напряжение, отдающие дрожью в позвоночнике. Даже сейчас. Сверхчеловеческим усилием воли он повел своих лучших солдат на штурм Врат Олигархии, опередив даже славные войска Адептус Астартес. Клинком лазерного огня и разрывов гранат они вошли в самое сердце вражеских укреплений.

Как наяву, Гаунт видел знаменитый «счастливый выстрел» Танхаузе, о котором все еще ходят легенды в гирканских казармах: единственный лазерный выстрел, пробивший оптическую линзу богомерзкого дредноута Хаоса и взорвавший основной генератор вместе с механическим чудовищем. Он видел, как Вейтч расправляется с шестью еретиками врукопашную. В его лазгане кончился заряд, и ему оставалось надеяться только на штык. Он видел, как падает под гирканским огнем полыхающая Башня Плутократов.

Он видел, как из грязи и пламени смотрят на него в ответ бессчетные лица погибших.

Комиссар открыл глаза, и видение рассеялось. Все тот же непознанный Имматериум бился и извивался за стеклом.

Гаунт уже собирался возвращаться в свою каюту, когда почувствовал нож у горла.

2

Будто никого и нет за спиной. Ни тени, ни звука, ни запаха. Нет даже дыхания и тепла. Словно леденящая острая грань у горла появилась сама собой. Гаунт осознал, что находится во власти настоящего убийцы. Но эта же мысль придала ему уверенности. Если бы его хотели просто убить, он уже не дышал бы. Значит, живым он нужнее. И он прекрасно понимал зачем.

— Что тебе нужно? — спокойно спросил комиссар.

— Давай без шуток, — ответил низкий, ровный голос, почти шепот. Давление холодного лезвия едва ощутимо усилилось. — Тебя принято считать разумным человеком. Давай бросим эти отговорки.

Гаунт осторожно кивнул. Если он хочет прожить хоть на минуту дольше, нужно сыграть безукоризненно.

— Этим проблему не решишь, Брохусс.

Пауза.

— Что?

— Так кто здесь шутки шутит? Я же знаю, к чему все это. Я сожалею, что ты со своими парнями ударил лицом в грязь на Колчеданах. Ну, наверное, потерял пару зубов в процессе. Но так делу не поможешь.

— Не строй из себя дурака! Ты не понимаешь! Дело не в какой-то мелкой возне с честью полка!

— Я не понимаю?

— Подумай еще разок, глупец! Задумайся, почему все это происходит! Я хочу, чтобы ты знал, за что умираешь!

Клинок чуть шелохнулся. Давление не уменьшилось, но на какой-то миг угол атаки изменился. Гаунт понял, что его слова смутили противника. Этого было достаточно.

Его единственный шанс. Гаунт нанес удар правым локтем туда, где должен был стоять убийца. При этом он скользнул в сторону, левой рукой отстраняя нож. Лезвие рвануло только манжет его кителя. Противник ушел от удара, но поневоле отпустил Гаунта.

Комиссар едва успел развернуться, когда получил мощный ответный удар в челюсть. Оба не удержали равновесия, но попытались смягчить падение. Клинок вновь зацепил китель Гаунта, распоров левый рукав. Но комиссару удалось перенести свой вес вперед, вложить его в удар и откинуть убийцу. Пользуясь моментом, Гаунт поднялся на ноги и выхватил танитский нож.

Теперь он смог разглядеть противника. Обычный матрос средних лет, невысокий, худощавый. И все же с ним творилось что-то странное. Его лицо застыло маской злобы, но широко открытые глаза будто бы… молили о пощаде? Матрос одним прыжком оказался на ногах и принял низкую боевую стойку. Нож в правой руке нацелен прямо на Гаунта.

Откуда обычному матросу знать такие приемы? Гаунт терялся в догадках. Отточенные бесшумные движения, идеальный баланс, целеустремленность — все признаки указывают на профессионального убийцу, способного легко и беззвучно устранить любую цель. Но, приглядевшись, Гаунт увидел перед собой простого флотского инженера, затянувшего ремень старой формы на полнеющем животе. Неужели маскировка? Все знаки различия, нашивки и печать с личными данными выглядели настоящими.

Листообразный клинок его ножа был короче прорезиненной рукояти. В нем было несколько отверстий по всей длине: так нож весил гораздо меньше, оставаясь прочным. Более того, оружие было не металлическим. Матово-синий керамит оставался невидимым для сканирующих полей корабля.

Гаунт поймал немигающий взгляд противника, ища хоть какой-то намек на контакт. И увидел в нем ужас и отчаяние, как будто кто-то был заперт в теле убийцы.

Медленно они кружили друг против друга. Гаунт пригнулся на гирканский манер. Нож он держал свободно в правой руке, клинком к себе. В свое время его заинтересовал странный стиль ножевого боя танитцев, и во время долгих перелетов на «Наварре» Корбек обучил его этой технике. С ее помощью можно было использовать все преимущества веса и длины танитского клинка. Левую руку комиссар вытянул вперед для блока, но, в отличие от гирканцев и своего противника, сжал ладонь в кулак. «Чтобы остановить нож, лучше пожертвовать рукой, а не горлом», — учил его когда-то Танхаузе. «И лучше, если клинок сдерет кожу с костяшек, чем порвет тебе запястье», — позже заметил Корбек.

— Хочешь прикончить меня? — бросил Гаунт.

— Это второстепенная задача. Где кристалл?

Гаунт заметил, что движения губ матроса не совпадают с произнесенными словами. Он говорил не своим голосом. Комиссар уже видел такие вещи много лет назад. Будто одержимость. Гаунта окатило ледяной волной страха. Не перед смертью — перед колдовством и псайкерами.

— Я — комиссар-полковник, меня очень быстро хватятся, — с трудом выдавил он.

— Здесь нет никого настолько важного, что без него нельзя будет обойтись. — Убийца пожал плечами и мрачно кивнул в сторону бушующего за стеклом варпа. — Даже военмейстеру можно найти замену в случае чего.

Они описали уже три круга.

— Где кристалл? — начал снова матрос.

— Какой еще кристалл?

— Тот, который ты получил в Крации, — прохрипел чужим голосом убийца. — Отдай его мне сейчас, и мы забудем все, что здесь произошло.

— На кого ты работаешь?

— Ничто во Вселенной не заставит меня выдать это.

— Нет у меня никакого кристалла. Я вообще не понимаю, что ты несешь.

— Ложь.

— Даже если так, неужели я был бы так глуп, чтобы таскать его с собой?

— Я дважды обыскал твою каюту. Там ничего нет. Значит, держишь его при себе. Ты проглотил его? В таком случае мне придется выпотрошить тебя.

Гаунт уже собирался ответить, когда матрос подался вперед в молниеносном выпаде, едва не ранив комиссара в плечо. Стремительно отдернув руку, убийца одним прикосновением к рукояти заставил керамитовое лезвие исчезнуть в ней и появиться с другой стороны. Клинок жадно впился в левую руку комиссара. Палуба окрасилась первой кровью.

Выругавшись, Гаунт отскочил в сторону, но убийца продолжал наступать. Он выбросил вперед руку с ножом, пневматическое лезвие которого вновь скользнуло вперед. На этот раз комиссар кое-как отклонил его собственным кинжалом. Левое колено противника оказалось открыто, и комиссар нанес по нему резкий удар тяжелым сапогом.

Матрос отшатнулся, но отступать не собирался. Это не тренировка с ее бесконечным кружением и редкими атаками. За каждым финтом и блоком следовал новый выпад. Лезвие ныряло в рукоять, сбивая Гаунта с толку. Восходящий вертикальный взмах мгновенно обращался в смертельное падение.

Сколько раз Гаунт смог уклониться от смертельного удара? Восемь, девять раз? Или уже десять? Пока он держался только за счет скорости и непривычной убийце танитской техники боя.

Еще одна атака. На этот раз Гаунт выбросил вперед левую руку, намеренно подставляя ее под нож. Острая боль обожгла костяшки пальцев, но комиссару удалось проскользнуть под клинком и перехватить правую руку противника. Гаунт навалился на него всем телом. Убийца левой рукой вцепился ему в горло бульдожьей хваткой. Комиссар начал задыхаться, взгляд подернулся поволокой. Мышцы шеи едва сопротивлялись мощному напору. Гаунт что было сил толкнул противника, вжимая его в перила платформы. Керамитовый клинок снова изменил направление и вгрызся в запястье комиссара. В ответ танитский нож пронзил левую руку матроса.

Отпрянув друг от друга, они разорвали дистанцию, на палубу стекала кровь. Гаунт задыхался от боли, в то время как противник хранил безмолвие, словно вовсе не мог испытывать страданий.

Матрос снова бросился вперед, и Гаунт попытался перехватить его удар низким блоком. Но в последний момент убийца перебросил нож в левую руку, попутно переключив лезвие. Восходящий удар справа превратился в нисходящий слева. Клинок вошел в правое плечо. Только дубленая кожа кителя остановила его движение. Раскаленное копье боли пронзило правое легкое Гаунта, срывая дыхание.

Нож легко выскользнул из раны, сопровождаемый алыми брызгами. Теплая струя змеилась по руке. Рукоять танитского ножа стала скользкой. Не важно, кто победит в схватке: если не остановить кровотечение, Гаунту уже ничто не поможет.

Тем временем убийца вновь обманул защиту комиссара, играя ножом, как заправский жонглер. Лезвие прыгало из правой руки в левую и обратно. Матрос попытался нанести режущий удар в живот и скользнул ближе. Гаунт поднял нож для защиты, и кончик лезвия угодил в одно из отверстий керамитового клинка.

Воспользовавшись этим, комиссар развернул оружие и рванул на себя. Керамитовый нож отлетел в сторону и исчез в холодном полумраке смотровой платформы. Обезоруженный убийца замешкался всего на миг. Недолго думая, Гаунт всадил посеребренный кинжал в его грудь. Хрустнули ломающиеся кости.

Матрос судорожно качнулся, бесполезно хватая ртом воздух. Из-под лезвия танитского ножа потекла тонкая струйка крови. Затем алая жидкость хлынула изо рта. Убийца рухнул на палубу — сначала на колени, потом лицом вниз. Его тело, нанизанное на длинный нож, так и не коснулось пола.

Хрипло вбирая воздух, Гаунт привалился к перилам. В крови кипел адреналин, тело дрожало от дикой боли. Окровавленной ладонью он стер липкий пот с посиневшего лица и бросил взгляд на матроса, лежащего в растекающейся багровой луже.

Комиссар осел на пол. Его трясло от слабости. Из горла вырвался странный звук, похожий на смех и всхлип одновременно. Гаунт мысленно поклялся при первой же встрече купить Корбеку самую большую…

Матрос начал подниматься.

Убийца вставал в том порядке, в каком и падал. Сначала — на колени, всколыхнув кровавую лужу. Затем выпрямил спину. Бессильные руки плетями болтались вдоль тела. Медленно он повернулся к похолодевшему Гаунту. Его лицо больше ничего не выражало, глаза опустели, да их и вовсе не было. Череп матроса наполнился зеленоватым колдовским пламенем, и оно ярилось в пустых глазницах. Мертвец разинул рот, из которого вырвался еще один язык пламени, мгновенно превращая зубы в черные угли. Резким движением убийца вырвал танитский нож из груди. Из раны вместо крови полился луч слепящего зеленого света.

Псайкер все еще играл со своей марионеткой. Гаунт обреченно вздохнул. Подчиненный колдовской волей человек был уже мертв, и теперь богомерзкая магия пробудила его труп.

Эта тварь сможет продержаться в бою сколько угодно.

Она убьет Гаунта.

Комиссар пытался совладать с чувствами. Он приказывал себе подняться, бежать. Но сознание ускользало. Матрос медленно ковылял к нему, словно зомби из древних легенд о живых мертвецах. Мертвое лицо освещали сияющие ведьминским огнем глазницы. Скрюченные пальцы сжимали убивший его кинжал.

Мертвец занес руку для удара.

3

Два лазерных выстрела швырнули его в сторону. Следующая пара лучей разворотила грудную клетку убийцы. Вспышка псионической энергии озарила труп. Последний выстрел, будто кувалда, размозжил голову мертвеца, свалив его окончательно.

Колм Корбек опустил лазерный пистолет и уверенно пересек смотровую платформу. Зеленое пламя, оживившее тело матроса, теперь стремительно пожирало его. Полковнику оставалось смотреть на горстку тлеющих останков.

Где-то вдалеке надрывно взвыла сирена — сработала система обнаружения оружия.

Вцепившись в перила, Гаунт попытался встать. Корбек немедленно бросился на помощь.

— Осторожнее, комиссар…

Гаунт отмахнулся от него. И заметил, что из раны все еще хлещет кровь.

— Как ты… вовремя… — прохрипел комиссар.

Корбек молча указал пальцем куда-то за спину. Там, возле дверей лифта, стоял раскрасневшийся от волнения Майло.

— Парню приснился какой-то кошмар. — Игнорируя жесты комиссара, Корбек взял его под руку. — Не нашел тебя в каюте, ну и прибежал ко мне.

— Нужно обработать раны, — встрял Майло.

— Оттащим его в лазарет.

— Нет! — запротестовал Майло, и Гаунт сквозь боль улыбнулся силе в голосе юного адъютанта, осмелившегося спорить с командиром роты. — Лучше в наши казармы. К нашим врачам. Не думаю, что комиссар хочет привлекать к этому внимание.

Корбек изумленно уставился на него. Но Гаунт кивнул в знак поддержки. Он лучше других знал, что в таких делах лучше доверять чутью Майло. Парень никогда не лез в личные дела комиссара, но понимал его словно на уровне подсознания. Гаунт ничего не мог утаить от него, но доверял ему и его дару предвидения.

— Брин прав, здесь все сложнее… — Гаунт посмотрел Корбеку в глаза. — Потом все объясню. Командование корабля не должно знать об этом, пока мы сами не разберемся, кому здесь можно доверять.

Сирена тревоги продолжала надрывно выть.

— Хорошо бы нам убраться отсюда, а то… — начал было Корбек.

В сопровождении электронного хора зашипели открывающиеся двери лифта. На палубу ворвались шестеро матросов в чешуйчатых доспехах и глухих шлемах. Упав на одно колено, каждый солдат взял на прицел нарушителей. На гвардейцев уставились короткие стволы дробовиков. Гардемарины о чем-то отрывисто переговаривались по внутренней связи. За их спинами вырос флотский офицер. В отличие от солдат, он не носил доспехов, только изумрудно-зеленый китель с серебряным кантом флота сегмента Пацификус. Высокого роста, он был довольно полный, с неестественно бледной кожей. Профессиональный моряк, решил Корбек. Его ноги не знали твердой земли уже много лет.

Офицер брезгливо разглядывал троицу: нечесаный проходимец с запрещенным лазерным пистолетом, повисший на нем оборванец, истекающий кровью, и подросток с диким взглядом.

Скривившись, офицер доложил что-то в собственный передатчик, нажал одну из кнопок на своем координационном жезле и взмахнул им над головой. Повинуясь его жесту, сирена смолкла.

— Я — мичман Лекуланци. По приказу лорда-капитана Грастика я несу ответственность за поддержание порядка на этом корабле. Нечасто мне приходится видеть запрещенное оружие. Но с гвардейским отребьем на борту я всегда готов к подобным выходкам. И более всего меня удручает то, что кто-то осмелился из этого оружия выстрелить.

— Погодите, я понимаю, как это выглядит, но… — Корбек попытался дружелюбно улыбнуться и сделал шаг вперед. Все шесть стволов мгновенно повернулись к нему.

Стандартным оружием флотских матросов были укороченные дробовики, разработанные специально для абордажных боев. В отличие от болтера или лазгана выстрел из дробовика не мог повредить обшивку самого корабля, но заряд проволочных колючек и битого стекла в узком помещении легко превращал человека в кровавую кашу.

— Никаких резких движений, и не тратьте время на оправдания, — предупредил Лекуланци. — В свое время вы ответите на все вопросы согласно стандартной процедуре допроса. Вы были поставлены в известность, что использование запрещенного оружия на борту судна Адептус Механикус является тяжким проступком, караемым трибуналом. Немедленно сдайте оружие.

Корбек осторожно передал пистолет одному из матросов.

— Что за чушь, — проворчал Гаунт, и дробовики развернулись на его голос. — Вы хоть знаете, с кем говорите, Лекуланци?

Мичман сощурил заплывшие жиром глаза. Где-то в их глубине блеснула ненависть. Его явно задело то, что к нему обратились не по званию.

Собрав волю в кулак, Гаунт освободился от рук Корбека и выпрямился.

— Я — комиссар-полковник Ибрам Гаунт.

Мичман Лекуланци замер. Без фуражки, кожаного пальто и знаков различия, он принял Гаунта за какого-то простолюдина, по случайности получившего офицерское звание в Гвардии.

— Подойдите ближе, — приказал ему комиссар.

Лекуланци неуверенно двинулся к Гаунту, попутно шепча что-то в передатчик. Гардемарины немедленно встали, убрали оружие и вытянулись по стойке «смирно».

— Так-то лучше… — расплылся в улыбке Корбек.

Гаунт оперся о плечо офицера и почувствовал, как тот дрожит от ярости. Комиссар указал под ноги, на бурые комья чего-то обгорелого в масляной луже зеленоватой слизи.

— Знаете, что это такое?

Мичман мотнул головой.

— Это останки убийцы, подстерегавшего меня здесь. Выстрел из запрещенного оружия произвел старший офицер моего полка, спасший мою жизнь. Но я лично наложу на него взыскание за нарушение четкого приказа о запрете огнестрельного оружия на борту.

По бледному лбу мичмана пробежала капелька пота. Гаунт заметил его растерянность и довольно ухмыльнулся.

— Это был один из ваших людей, Лекуланци. Простой матрос. Но им управляла некая темная сила. Вы ведь не любите запрещенное оружие, так? А что вы скажете по поводу незарегистрированных псайкеров на борту?

За спиной матросы зашептали молитвы, некоторые осенили себя защитными знаками.

— Но кто… — запинаясь, спросил Лекуланци, — кто может желать вашей смерти, сэр?

— Я солдат, сделавший весьма успешную карьеру, — холодно улыбнулся Гаунт. — У меня каждый день прибавляется по врагу.

Комиссар махнул в сторону останков.

— Пусть эту дрянь изучат, а потом сожгут дотла. Лично удостоверьтесь, чтобы никакая скверна больше не коснулась этого священного судна, мичман. Обо всех новостях сообщайте мне незамедлительно, какими бы незначительными они вам ни казались. Как только буду в состоянии, я лично доложу обо всем лорду-капитану Грастику и представлю подробный отчет.

Лекуланци в растерянности молчал.

Корбек помог Гаунту добраться до лифта. Перед тем как закрылись двери, мичман встретился взглядом с танитским адъютантом и поежился.

— У него глаза — что у змеи, — шепнул Майло Гаунту уже в лифте. — Не стоит ему доверять.

Комиссар только кивнул в ответ. Несколько минут назад он готов был принять роль курьера и безвольного хранителя кристалла Ферейда. Теперь он думал по-другому. Гаунт не собирался больше сидеть и безучастно смотреть. Он будет действовать. Он выучит правила этой игры и найдет способ выиграть. А значит, ему придется узнать, что содержится в кристалле.

4

— Все, что я могу сделать в таких условиях, — проворчал старший военврач полка Дорден и недовольно махнул рукой на полковой лазарет.

Под медицинские нужды Призракам выделили три узких боковых отсека под палубой, где располагались временные казармы Первого Танитского. Кое-как покрашенные блекло-зеленой краской стены, выложенный красной плиткой пол. Железные полки отсеков были уставлены рядами пузатых бутылей, закупоренных стеклянными пробками. Их бока украшали пожелтевшие бумажные этикетки. Все они были заполнены какими-то вязкими жидкостями, противоинфекционными мазями, сухими порошками, препаратами и органическими заплатками в студенистом стерильном растворе. Металлические инструменты в пластиковых мешках и выдвижных ящиках ловили редкие лучи тусклого света. Под сиденьями вдоль стены стояли ящики, набитые использованными бинтами и постельным бельем. В углу, на медной каталке, покоился автоклав с чем-то мутным. Еще было два прибора ресусцитрекса с железными электрошоковыми панелями, столик с аптекарскими весами, диагностическим щупом и аппаратом очистки крови. Пахло сыростью и плесенью, темные пятна покрывали пол.

— Сами видите, у нас тут не изобилие, — раздосадованно добавил Дорден.

Бинты для комиссара он достал из собственной полевой аптечки, лежавшей на ближайшей скамье. Материалам местного лазарета он не доверял — один их вид заставлял усомниться в их свежести и стерильности.

Обнаженный по пояс, Гаунт сидел на каталке, зафиксированной у стены креплениями на полу. Когда комиссар пытался шевельнуться на грязном, смердящем матрасе, все медные крепления каталки начинали жалобно скрипеть.

Дорден обмазал руку комиссара синим стерилизующим гелем, больно жгущим кожу. Затем скрепил края раны в плече бакелитовыми скобами, похожими на челюсти насекомых, и перевязал руку свежими бинтами. Гаунт попытался шевельнуть рукой.

— Не надо, — предупредил его врач. — Я бы заклеил искусственной кожей, если бы она здесь была. К тому же ране нужно дышать. Если хотите знать мое мнение, лучше вам отлежаться в госпитале.

— Спасибо, все в порядке, — произнес Гаунт, но на предложение врача отрицательно качнул головой.

Дорден только улыбнулся. Он не собирался давить на комиссара. Корбек тихонько попросил его не распространяться о произошедшем.

Старший военврач — невысокого роста, с седой бородкой и теплым взглядом. Он был старше всех в полку, работал врачом и на Танит, и его услуги пользовались спросом в поселениях Белдейна и в лесной глуши графства Прайз. Во время Основания его призвали в Гвардию для выполнения отчетности Администратума по медицинскому персоналу. Его жена умерла за год до Основания, а сын оказался в девятом взводе Первого Танитского. Его дочь вместе с мужем и единственным сыном погибли вместе с Танит. На руинах своей родины он не оставил ничего, кроме долгих лет работы. Теперь для него остался только долг перед последними жителями своего мертвого мира. Убеждения не позволяли ему пользоваться оружием. Среди Призраков Дорден был единственным, на кого Гаунт не мог рассчитывать в бою. Комиссара это не волновало, ведь шесть или семь десятков его гвардейцев были бы сейчас мертвы без Дордена.

— Я проверил на предмет заражения. Можно сказать, вы легко отделались, сэр. Нож был чист. Пожалуй, чище, чем мой! — Дорден рассмеялся, и Гаунт невольно заулыбался. — Весьма необычно… — посерьезнел он и замолчал.

— Почему необычно? — вскинул бровь Гаунт.

— Я так понимаю, что профессиональные убийцы обычно смазывают клинки ядом, в качестве подстраховки, — пояснил военврач.

— Не помню, когда я сказал, что это был убийца.

— Тут и говорить нечего. Конечно, я не солдат. Фес, я могу быть распоследним старым дурнем, но я не вчера родился.

— Не беспокойся об этом, Дорден. — Гаунт продолжал шевелить рукой, забыв о запрете врача. Мышцы откликались острой пульсирующей болью. — Твое обычное волшебство уже сработало. Останься в стороне, не вмешивайся в эту историю.

Дорден тем временем мыл хирургические иглы и зажимы в мутном антисептическом масле.

— В стороне? От чего? Ты что-то разузнал, Ибрам Гаунт?

Комиссар ошарашенно моргнул. Словно удар по лицу. Никто не разговаривал с ним в таком властном, отеческом тоне с тех пор, как он в последний раз говорил с дядей Дерцием. Или нет… Не в последний раз…

— Простите, комиссар. — Дорден отвернулся и начал рассеянно протирать инструменты белым полотенцем. — Я… я что-то заговариваюсь…

— Говори, что думаешь, друг.

— Они, — Дорден указал пальцем вверх, на палубу, — это все, что у меня осталось. Жалкие остатки народа Танит. Последняя ниточка, привязывающая меня к прошлому, к моему родному зеленому миру, который я любил всем сердцем. И я буду зашивать их раны, бинтовать, собирать их по кусочкам, пока не погибнет последний танитец или пока смерть не приберет меня самого. Пока не погаснут все горизонты этой Вселенной. Вы, комиссар, — не один из них. Но я знаю, что многие считают вас за своего. Что до меня, то я не знаю, что тут сказать. Наверное, в вас еще слишком много от хулана, на мой вкус.

— Кого? Кулуна?

— Хулана. Простите, сбиваюсь на родной язык. Иноземец. Непонятный. Это не переведешь одним словом.

— Ну да я понимаю.

— Это не оскорбление. Вы родились не на Танит. Но для нас вы уже стали родным. Потому что вам не безразлично, Гаунт. Вам не безразличны ваши Призраки. Я верю, что вы отдаете все силы, чтобы мы жили, чтобы мы обрели славу и, возможно, мир. Каждую ночь, отходя ко сну, я верю в это. Каждый раз, когда мы под огнем, когда сбивают один из наших челноков, когда ребята идут в штыковую. Вот что важно.

Гаунт пожал плечами — и тут же пожалел об этом.

— Серьезно?

— Знаете, я говорил с врачами других полков. В госпиталях на Фортис, к примеру. Они много чего рассказывают. Например, что комиссарам их полков наплевать на своих солдат. Они видят в гвардейцах пушечное мясо. Мы для вас — тоже куски мяса?

— Нет.

— Нет, конечно нет. Я не сомневался. Вот поэтому вы — редкий человек. Тот, кому бездомные Призраки могут довериться. Фес, может, вы и не родились на Танит, но, если вам грозит смерть, я беспокоюсь о вас. Во имя Призраков, я беспокоюсь, Гаунт.

Долгое молчание.

— Тогда я буду держать вас в курсе, — наконец произнес комиссар, шаря рукой в поисках рубашки.

— Спасибо. Знаете, Ибрам Гаунт, для хулана вы очень хороший человек. Вы как анрот для нас.

— Как вы сказали?

— Анрот, — резко обернулся Дорден, осознавая ошибку. — Я сказал, анрот. Это тоже не оскорбление.

— Что это значит?

— Анрот… — Дорден замялся, чувствуя пристальный взгляд комиссара. — Ну… это домашний дух. Это из детской сказки, которую часто рассказывали на ночь детям. Анроты — это добрые духи из других миров, прекрасных миров света и порядка, которые прилетают на Танит оберегать наши семьи. Ерунда, просто ностальгия. Сказки лесников.

— Почему это вам так интересно, комиссар? — вмешался новый голос.

Гаунт и Дорден разом обернулись. На скамейки возле двери сидел Брин Майло. И, судя по его лицу, внимательно слушал.

— И давно ты подслушиваешь? — неожиданно резко спросил Гаунт, сам удивившийся своему гневу.

— Пару минут, не больше. Анроты — часть танитской мифологии. Как друдфеллады, хранители деревьев, или нерсии, покровительницы рек и ручьев. Почему они так настораживают вас?

— Где-то я уже слышал это слово. Не припомню только где. — Гаунт поднялся с каталки. — Кто мог знать его? Впрочем, какая разница…

Гаунт уже собрался одеваться, но понял, что в его руках не рубашка, а скорее кусок рваной, окровавленной ткани.

— Майло, — жестко бросил он, — будь добр, принеси мне новую рубашку.

Адъютант покорно встал, вынул из вещмешка свежую рубашку и протянул комиссару. Дорден весело хмыкнул. Гаунт опешил всего на миг. Собравшись, он поблагодарил Майло и оделся.

И Майло, и военврач успели разглядеть мощное тело Гаунта, изрезанное бесчисленными шрамами, но промолчали. На скольких планетах и фронтах надо было побывать, сколько смертельных схваток нужно было пройти, чтобы заработать столько отметин боли?

Но когда Гаунт встал в полный рост, Дорден впервые разглядел жуткий шрам на его животе и содрогнулся. Длинный старый шрам. Жуткая, рваная полоса огромных рубцов.

— Фес святой! — не сдержавшись, воскликнул врач. — Где…

— Это было давно, — оборвал его комиссар. — Очень давно.

Гаунт немедленно спрятал шрам под рубашкой. Затем надел штаны и потянулся за кителем.

— Но как вам удалось…

— Достаточно.

Дорден встретил жесткий взгляд Гаунта и замолк. Комиссар наглухо застегнул китель, и Майло помог ему надеть тяжелый кожаный плащ. Заняла свое место и фуражка.

— Все офицеры в сборе? — спросил он.

— Согласно вашему приказу.

Кивнув Дордену, Гаунт уверенным шагом покинул лазарет.

5

Поначалу он сомневался, кому из них можно доверять. Но очень скоро осознал, что может доверять им всем. Каждому Призраку, от полковника Колма Корбека до последнего пехотинца. Беспокоили его только неугомонный Роун и его дружки из третьего взвода вроде Фейгора.

Из лазарета Гаунт поднялся на казарменную палубу. Здесь его уже ждали.

Колм Корбек прождал целый час возле спуска к лазарету. Предоставленный сам себе, он мог вдоволь поворчать под нос о том, что он ненавидел больше всего во Вселенной. Космические перелеты начинали и замыкали этот список.

Полковник Корбек был сыном механика и провел свое детство в лесах возле широкого изгиба реки Прайз. Отец держал в подвале сарая мастерскую, где и зарабатывал на жизнь своим ремеслом. По большей части он возился с машинами лесников: грузовыми кранами, пилами для очистки стволов, тягачами. Тогда еще маленькому Корбеку не раз приходилось спускаться в промасленную ремонтную яму. Он обычно держал лампу, пока отец копался в грязных, перекошенных шестернях или разбитых коробках передач двадцатиколесных грузовых тягачей. Груженые машины всегда пахли свежей, сырой древесиной с лесопилок Белдейна и Соттреса.

Повзрослев, Корбек устроился на одну из лесосек в Соттресе. Там он насмотрелся на пальцы, руки и ноги, отрезанные циркулярными пилами. Его легкие регулярно набивались древесной пылью, густым облаком накрывавшей работающие пилорамы. С тех пор и по сей день полковник мучился приступами хриплого кашля. Он забросил работу из-за несчастной любви, а потом вступил в ополчение Танит Магна, просто чтобы испытать себя. Следующие несколько лет он оберегал священные нэловые рощи от браконьеров.

Вскоре он понял, что доволен своей жизнью, мягкой землей под ногами, шумом крон над головой в тихом свете звезд. Он начал понимать движения ползучего леса, угадывать, где искать вечно меняющие направление тропинки. Он научился беззвучно двигаться и владеть ножом, испытывать радость от охоты. Пока под ногами была родная земля, а над головой плыли молчаливые далекие звезды, Корбек был счастлив.

Больше он не ступит на эту землю. Никогда в жизни, потому что ее больше нет. Влажный аромат хвои и лесной почвы, сладковатый запах перегнивших листьев, мягкий привкус спор нэла, наполнявших воздух. Корбек помнил, как звезды слушали его песни. Как он просил их благословения и временами даже ругался с ними. До тех пор, пока они оставались далекими огоньками. Мог ли он подумать, что они вдруг станут такими близкими…

Корбек боялся плавать среди звезд. И не он один. Даже после десятка перелетов танитцы все еще чувствовали страх перед чернотой за бортом. Оставить твердую землю, моря и небеса позади, подняться к ярким огням, брести сквозь неведомый Имматериум — ничего страшнее они представить не могли.

Полковник знал, что «Авессалом» — надежный корабль. Он успел разглядеть его мощный корпус в иллюминатор орбитального челнока. Но он хорошо помнил, как могучие потоки реки Белдейн подхватывают огромные баржи, сминают их крепкие деревянные бока и крошат суда в щепки. Корабли ходили своими путями. До тех пор, пока эти пути не становились слишком тяжелыми для них.

Все это ему осточертело. Мерзкий запах, холод стен, сбои искусственной гравитации, беспрестанный гул и дрожь варп-двигателей. Все до последней мелочи. Только беспокойство за комиссара смогло пересилить его страхи, заставило подняться на смотровую платформу. И даже тогда он старался смотреть на Гаунта, на труп, на безмозглого мичмана — только не на безумную пляску неизвестности вокруг купола.

Больше всего на свете он хотел почувствовать твердую почву под ногами. Вдохнуть свежего воздуха. Ощутить порыв ветра, капли дождя. Услышать, как перешептывается листва.

— Корбек?

Полковник выпрямился, приветствуя Гаунта. Вслед за комиссаром спешил Майло.

— Да, сэр?

— Помнишь, что я сказал тебе в том баре на Пирите?

— Не то чтобы все… Я был изрядно… пьян, сэр.

— Ну и отлично, — недобро улыбнулся Гаунт. — Значит, сюрприз будет для всех, и для тебя тоже. Офицеры готовы?

— Все, кроме майора Роуна, согласно приказу.

Гаунт снял фуражку, пригладил волосы и вернул форменный головной убор на место.

— Я присоединюсь к вам через пару минут.

Гаунт повернулся и прошествовал к казарменным помещениям.

Призраки занимали казарменную палубу номер три. Казармы напоминали огромные темные соты. По всей длине коридора располагались коморки. Каждая вмещала несколько коек, одна над другой. Здесь же были пустая комната отдыха и три тренировочных зала с обитыми мягкой тканью стенами. В этих помещениях коротали время сорок взводов — около двух тысяч выживших танитцев.

Нагретый человеческим теплом воздух был густо насыщен запахом пота и курева. Роун, Фейгор и весь третий взвод ждали комиссара у выхода. Все это время они тренировались в одном из залов. Гвардейцы были вооружены электродубинками, с которыми отрабатывали приемы рукопашного боя. Фактически эти шоковые дубинки были единственным оружием, которое позволялось носить простым гвардейцам на борту. Они были рассчитаны не только на драки и фехтование, но и на стрельбу электрическими разрядами на короткую дистанцию. В одном из тренировочных залов для этого был оборудован тир, где по скрипящей от старости дорожке ездили ржавые металлические мишени.

Гаунт взял под козырек, и гвардейцы немедленно приняли подобающий вид.

— Как вы оцените помещение казармы, майор? — без промедления заговорил Гаунт.

— Комиссар? — Роуна вопрос застал врасплох.

— В плане безопасности.

— Здесь всего восемь выходов, два коридора к посадочным докам плюс несколько служебных коридоров.

— Ваша задача — силами вашего взвода удерживать периметр казармы. Никто не должен войти или покинуть эту палубу без моего ведома.

— Но, комиссар… — Роун явно пребывал в замешательстве. — Как мы должны удерживать периметр без оружия?

Гаунт взял из рук рядового Неффа электродубинку, повертел в руках и сделал резкий выпад. Согнувшись пополам, Нефф рухнул на палубу.

— Этих игрушек будет достаточно, — произнес он. — Докладывайте мне каждые полчаса. Фиксировать имена всех, кто попытается пройти в казарму.

Еще несколько секунд Гаунт пристально смотрел на майора. Удостоверившись, что майор все верно понял, он позволил себе уйти.

— Чего это он задумал? — спросил Фейгор, как только комиссар отошел достаточно далеко.

Роун озадаченно покачал головой. Он непременно все выяснит. А пока нужно распределить посты.

6

Временный штаб полка располагался в старом инструктажном зале возле лазарета. Трап вел в цилиндрическое помещение. К центру амфитеатром спускались ряды деревянных лавок. В самом же центре возвышался пульт управления, отливающий черным лаком. Прибор был похож на большой гриб с полированной шляпкой. Старый тактический проектор. Зеркальная линза в центре шляпки проецировала яркое трехмерное изображение всевозможных объектов. Так, вся аудитория могла видеть карты или снимки, обсуждавшиеся на заседаниях штаба. Жаль, этот проектор был сломан. Поэтому Гаунт просто сел на него.

Помещение начало заполняться офицерами. Сначала вошли Корбек и Дорден, вслед за ними — командиры взводов: Мирин, Маколл, Куралл, Лерод, Хаскер, Блейн, Фолор… Все тридцать девять человек. Последним вошел едва получивший новое звание Варл. Майло задраил люк отсека и встал у стены. Офицеры расселись полукругом, лицом к своему командиру.

— Что-то случилось, сэр? — немедленно спросил Варл.

Всем своим видом он выражал готовность действовать. И конечно, не задумывался об установленном регламенте, как любой молодой офицер, попавший на первое в жизни заседание штаба полка. «Не стоило медлить с его повышением», — подумал Гаунт и устало улыбнулся.

— Это не официальное совещание. Сегодняшний вопрос касается исключительно Призраков. Я хотел бы прояснить сложившуюся ситуацию, чтобы все вы разбирались в происходящем и могли в случае чего адекватно реагировать. То, что я скажу, не должно выйти за пределы этого помещения. Своим подчиненным вы можете описать все в общих чертах. В как можно более общих чертах.

Теперь комиссар чувствовал, что овладел вниманием аудитории.

— Давайте опустим предисловия. Насколько я понимаю — а это не намного больше, чем знает тот же Браг, — в высших эшелонах идет серьезная борьба за власть. Настолько серьезная, что она угрожает развалом всему Крестовому походу. Я думаю, все присутствующие наслышаны о подковерной возне после смерти военмейстера Слайдо. О том, сколько высших полевых командиров боролось за его место…

— И все досталось этому слизняку Макароту, — зло фыркнул Корбек.

— Для вас, полковник, он — военмейстер Слизняк Макарот, — поправил его Гаунт. По аудитории прокатилась волна смеха. Немного юмора разрядит атмосферу. — Не важно, нравится это нам или нет, но теперь он главный. Поэтому для нас все очень просто. И я, и все вы верны долгу перед Императором. А значит, верны и военмейстеру Макароту, потому что Слайдо избрал его своим преемником. Слова Макарота — это слова, изреченные с самого Золотого Трона. Его власть — власть Империума.

Гаунт выдержал паузу. Ответом послужили озадаченные взгляды, будто собравшиеся не поняли какую-то шутку.

— Но кто-то все же недоволен, так? — мрачно произнес Майло.

Офицеры обернулись сначала к нему, а потом к Гаунту, услышав его смех.

— Действительно так. Думаю, очень многие были недовольны его возвышением над ними. Одного такого недовольного мы с вами знаем. Жаль, не только по имени. Это верховный лорд-генерал Дравер. Непосредственный командир нашей группы армий.

— К чему вы клоните, сэр? — насторожено спросил Лерод, широкоплечий бритый сержант с татуировкой имперского орла на виске. Когда-то он был одним из командиров ополчения Танит Ультима, духовного центра мертвой родины Призраков. Поэтому он и все бывшие жители Ультимы считались среди однополчан наиболее преданными Имперскому Культу. Гаунт с самого начала предполагал, что Лерода будет сложнее всего убедить. — Вы хотите сказать, что лорд-генерал Дравер хочет совершить предательство? Что он… отрекся от своей клятвы верности? Но ведь он ваш командир, сэр!

— Именно поэтому я и собрал всех вас. Если я прав, что нам предпринять? К кому обратиться за помощью?

В ответ — только напряженное молчание.

— Дравер никогда не скрывал, что был оскорблен решением Слайдо назначить наследником молодого Макарота, — продолжал комиссар. — Должно быть, это очень неприятно — служить под началом выскочки, обошедшего тебя на служебной лестнице. Я могу со всей уверенностью заявить, что Дравер попытается свергнуть военмейстера.

— Пусть перегрызут друг другу глотки! — выкрикнул Варл, и остальные поддержали его. — Одним офицером больше, одним меньше… Прошу прощения, сэр.

— Вы сейчас высказали мою первую мысль по этому вопросу, сержант, — вновь улыбнулся Гаунт. — Давайте копнем глубже. Если Дравер выступит против Макарота, это ослабит его группировку. Ослабит как раз в тот момент, когда мы должны сконцентрировать силы и начать прорыв вглубь вражеской территории. Чем мы лучше врага, если грыземся между собой? Дойди до конфликта, мы будем открыты, уязвимы… Нас просто перережут. Амбиции Дравера грозят нам всем смертью.

Тишина прибавила тяжести. Гаунт поскреб острый подбородок.

— Если Дравер предпримет попытку переворота, мы можем спокойно плюнуть на все, что мы завоевали. Он просто растопчет все наши победы в мирах Саббаты за эти десять лет. Да, и еще кое-что. — Гаунт подался вперед. — Будь я на месте заговорщиков, я бы не стал довольствоваться несколькими верными полками Гвардии. Я бы поискал более острый нож.

— Так вот в чем дело, — произнес Лерод, поймавший нить рассуждения.

— Ну конечно! Дравер готовит что-то. Что-то очень большое. И это что-то уравняет его силы с силами самого военмейстера. А может, даст ему перевес. И вот здесь на сцене появляется жалкая кучка гвардейцев, то есть мы. На Колчеданах ко мне попала одна вещица… — Гаунт вынул кристалл и показал всем. — В этом кристалле содержатся все ответы. Агенты Дравера пытались доставить его генералу, но им немного помешали.

— Кто? — заинтересовался Лерод.

— Агентурная сеть разведки самого Макарота. Люди, пытающиеся помешать Драверу. Их осталось не так много, но пока они единственные, кто стоит на пути заговорщиков.

— Почему его доверили вам? — тихо спросил Дорден.

Гаунт медлил. Даже теперь он не мог раскрыть этого. Рассказать, что все это предопределено.

— Я был рядом, и мне доверяли. Я и сам не до конца все понимаю. Один мой старый друг служит в разведке. Он связался со мной и просто попросил меня сохранить эту информацию. Похоже, на Пирите больше не было никого достаточно надежного.

— Так что же на нем? — Варл нервно почесал плечо в том месте, где начиналась искусственная рука.

— Понятия не имею. Информация закодирована. — Прежде чем Лерод успел что-то возразить, Гаунт добавил: — Уровень Вермильон.

Все надолго замолчали, пораженные. Только Блейн присвистнул от удивления.

— Теперь понимаете, о чем я?

— И что нам теперь делать? — мрачно спросил Варл.

— Разузнаем, что там. А дальше решим.

— Но как же… — заговорил Мирин, но Гаунт остановил его взмахом руки.

— Это уже мое дело. Думаю, у меня получится. На самом деле для меня это довольно просто. После этого… да, вот для чего я вас всех собрал. Агенты Дравера уже пытались убить меня и вернуть кристалл. Дважды — сначала на Пирите, теперь здесь, прямо на корабле. Эта штука бесценна. И мне нужна ваша помощь, чтобы держать генеральских шпионов подальше от нее. Во всяком случае пока я не придумаю, как нам с ней поступить.

В комнате царило молчание.

— Могу я на вас рассчитывать?

Душная, оглушающая тишина. Офицеры нерешительно переглядывались. В конце концов Лерод ответил за всех. И это обнадежило Гаунта.

— Вам не нужно просить нас, комиссар, — просто сказал он.

В ответ гвардейцы получили благодарную улыбку. Он встал в знак того, что собрание окончено, и офицеры последовали его примеру.

— Что ж, приступим. Майор Роун уже организует караулы по всему периметру палубы. Окажите ему всяческую помощь. Я хочу знать, что наша часть корабля — действительно наша. Всех незнакомцев заворачивайте или ведите прямо ко мне. Если возникнут вопросы, скажите, что мы подозреваем этих недоносков Патрициев в попытке напасть на нас. Клянусь Террой, на палубах под нами раза в четыре больше Патрициев, чем нас. А эти ребята явно дружат с Дравером.

Более того, необходимо проверить всю палубу на предмет следящих устройств и аудиошпионов. Хаскер, Варл! Отберите для этого дела всех, кто соображает в технике. У них в арсенале добрая сотня способов следить за нами. С этого момента не доверяйте никому за пределами своего полка. Это значит — вообще никому. Мы не знаем наверняка, кто замешан в заговоре.

Офицеры принимались за дело со смешанным чувством. Гаунт понимал, что это странное занятие для обычных солдат. Лица уходивших застыли в напряжении.

Комиссар повертел в руках кристалл.

— Что же ты прячешь? — шепотом спросил он.

7

Гаунт вернулся в свою каюту. Майло, так и не проронивший больше ни слова, плелся вслед за ним. По приказу Корбека у входа в личные апартаменты комиссара уже дежурили двое гвардейцев. Не отвлекаясь на посторонние дела, Гаунт немедленно сел за вычислитель и погрузился в бездну данных бортового терминала. Темный гололит засиял мягким светом янтарных строчек. Взгляд комиссара скользил по спискам личных дел, надеясь, что они выдадут его врагов на корабле. Но большинство записей были слишком путаными, а то и неоконченными. Доходило до того, что невозможно было получить точный список полков на борту. В списке были Патриции и ряд механизированных соединений Девятого Бованийского. Гаунт точно знал, что помимо них должны быть еще два полных гвардейских полка. Они в списке не упоминались. Тогда он попытался открыть список флотских офицеров «Авессалома» и других высокопоставленных чиновников Империума. Однако на его пути встали флотские коды, которых он не знал и не имел полномочий на доступ к ним.

Техника преградила путь его дальнейшим изысканиям. Гаунт откинулся на спинку кресла и вздохнул. Плечо напомнило о себе приступом боли. С панели управления прямо на комиссара смотрел проклятый кристалл. Пришло время попробовать. Проверить свою догадку. Он откладывал этот момент, не желая разочаровываться раньше времени. Гаунт встал.

Майло уже начал клевать носом, когда его внимание привлекло неожиданное движение.

— Сэр?

Гаунт бесцеремонно разгребал шкаф с личными вещами, разбрасывая все, что мешало ему.

— Будем надеяться, старик не соврал, — бормотал себе под нос комиссар.

Майло понятия не имел, о каком старике говорил его командир.

Тем временем Гаунт увлеченно раскидывал вещи. На пол полетела шелковая парадная форма. Из сумок выпали книги и информационные планшеты.

В какой-то момент Майло начал ощущать восторг. Комиссар всегда сам укладывал вещи, поэтому его адъютанту редко выпадала возможность разглядеть те немногие предметы, которые Гаунт считал достаточно ценными, чтобы возить с собой. Вот орденская планка, завернутая в лоскут ткани. Бархатный футляр, из которого выпала большая серебряная звезда. Выцветшая от времени фуражка с гирканской кокардой. Стеклянная баночка с болеутоляющими пилюлями. Ожерелье из десятка желтых изогнутых клыков — должно быть, орочьи зубы. Антикварный моноскоп в деревянном футляре. Старая, лохматая пуговичная щетка и баночка серебристой полироли. На пол упала костяная коробка, из которой веером посыпались карты таро. Карты были сделаны из прочного пластина. На картинках — памятные фотографии освобождения какой-то планеты под названием Гилат Децим. Майло поспешил их подобрать, пока комиссар не наступил на них. Новые, ими ни разу не играли. На крышке коробки были выбиты инициалы «Д. О.».

Гаунт продолжал выбрасывать из шкафа вещи. Майло невольно заулыбался. Видеть все эти вещи, прикоснуться к ним — для него это было настоящей честью. Словно комиссар позволил ему заглянуть в свои мысли.

Потом из растущей кучи вещей выпало еще что-то и гулко ударилось о палубу. Игрушка. Макет линкора, грубо вырезанный из пластина. Краска на его бортах облупилась, половины турелей уже не было на местах. В этой игрушке было что-то очень печальное. Она впустила Майло в мир тяжелых потерь Ибрама Гаунта глубже, чем ему хотелось.

Юный адъютант испытал потрясение. Он отступил на шаг и выронил несколько карт, которые так старательно собирал в коробку. Майло наклонился, чтобы подобрать их. Признаться, он был рад отвести взгляд.

Неожиданно Гаунт отвернулся от перевернутого вверх дном шкафа. В его глазах светилось ликование, а в руке блеснул старый перстень.

— Вы это искали, комиссар? — радостно спросил Майло, улучив хороший момент для вопроса.

— О да! Старый добрый дядя Дерций, сукин ты сын! Подарил мне эту вещицу тем вечером, чтобы занять меня как-нибудь… — Он замолчал, глядя куда-то в глубину памяти.

Гаунт опустился на скамью возле Майло и горько усмехнулся, глядя на вещи, которые адъютант пытался собрать.

— Эх, сувениры… Один Император знает, зачем я их храню. Годами их не видел, а теперь только ворошат темные воспоминания.

Подняв колоду карт таро, комиссар перетасовал ее. Некоторые карты он показывал Майло. Каждый раз он неприятно посмеивался, будто молодой адъютант понимал, о чем идет речь. На одной было изображено гирканское знамя, реющее над какой-то башней. На другой — герб с орочьим черепом, на третьей — луна, пронзенная молнией, вылетающей из клюва орла.

— Семьдесят две причины забыть нашу славную победу в Гилатийском Скоплении, — передразнил Гаунт какое-то свое воспоминание.

— А что с кольцом? — сменил тему Майло.

Комиссар отложил колоду в сторону и повернул ободок печатки. В центре зажегся маленький огонек лазера.

— Фес! Сколько времени прошло, а он еще работает!

Майло откликнулся неуверенной улыбкой.

— Это дешифровочный перстень офицерского уровня. Ключ, позволяющий пользоваться закодированной или личной информацией высших штабных чинов. Генеральская игрушка. Когда-то такие штуки пользовались популярностью. Вот это, например, принадлежало главнокомандующему благородных янтийских войск, высокородному лорду. А этот ублюдок Дерций подарил его как игрушку маленькому мальчику на Манзипоре….

Гаунт выудил из кармана кристалл и поднес его к лучику кольца. Он бросил короткий взгляд на Майло. В глазах комиссара проскользнул хулиганский, мальчишеский задор, и юный адъютант едва удержался от смешка.

— Ну, начали. — Комиссар установил кристалл прямо на печатку. Камень подошел точно по размеру и встал в паз с тихим механическим щелчком.

Теперь казалось, что кольцо украшал непомерно большой драгоценный камень. Такое впору носить отъявленному моднику, а не имперскому комиссару. Внутри кристалла засиял огонек, становясь все ярче и ярче.

— Ну, давай, давай… — шептал ему комиссар.

Над самым кольцом появилась светящаяся дымка. Среди сумрака каюты складывалось голографическое изображение, выведенное тонкой вязью: «В доступе отказано. Данный документ может быть декодирован при уровне доступа не ниже цвета Вермильон согласно приказу курфюрста Администратума Сенфиса от 403457 М.41 по календарю сегмента Пацификус. Любая попытка нарушить секретность данной информации карается чисткой памяти».

— Слишком старый код! — Гаунт раздосадованно сорвал кристалл с перстня, огонек лазера погас. — Слишком, мать твою, старый! Фес! Зря только надеялся…

— Простите, сэр, я не понимаю…

— Уровень доступа тот же, но сами коды доступа регулярно меняются. Лет тридцать назад кольцо Дерция открыло бы уровень Вермильон. Но с тех пор код изменился не один раз. Я должен был догадаться, что Дравер установит собственные коды доступа. Проклятие!

Судя по всему, Гаунт собирался и дальше сотрясать воздух руганью. Его прервал резкий стук. Комиссар немедленно спрятал кристалл в карман. Открыв дверь, он обнаружил там рядового Юэна, одного из часовых.

— Сержант Блейн привел посетителей, сэр. Мы обыскали их, все чисто. Примите их, сэр?

Гаунт кивнул, надевая плащ и фуражку. Выйдя в коридор, он разглядел гостей, взмахом руки отослал своих гвардейцев по местам и направился к посетителям.

Его ждали полковник Витрийских Драгун Зорен и трое его офицеров. На этот раз все трое сменили боевые доспехи на бледно-желтую повседневную форму и полевые кепи.

— Рад встрече, комиссар, — коротко поприветствовал его Зорен.

— Не знал, что витриане тоже на борту…

— Обстоятельства, как всегда. Планы изменились в последний момент. Сначала нас определили на «Иафет», но там что-то стряслось со стыковочными рукавами, и нас перенаправили сюда. Те полки, которые должны были лететь на «Авессаломе», теперь займут наше место на «Иафете», как только там разберутся с неполадками. Моим войскам выделили кормовые отсеки.

— Рад вас видеть, полковник.

Зорен кивнул, но Гаунт почувствовал, что витрианин что-то недоговаривает.

— Узнав, что мы отправляемся в путь на одном корабле с танитцами, я счел нужным навестить вас. В конце концов мы могли бы отпраздновать общую победу. Но…

— Но?

— Сегодня утром на меня напали. — Зорен понизил голос. — Человек во флотской форме копался в моих вещах. Мы с ним подрались. Он сбежал.

— Продолжайте. — Гаунт с трудом сдерживал растущий гнев.

— Он что-то искал. Что-то, что он не нашел в другом месте. Видимо, он решил, что оно у меня. Я решил, что должен немедленно рассказать все вам…

То, что произошло дальше, шокировало всех, включая самого Зорена. Гаунт схватил витрийского полковника за китель и швырнул в свою каюту. Дверь за ними тут же захлопнулась.

Комиссар в негодовании посмотрел на Зорена. Офицер выглядел оскорбленным. Но похоже, он ожидал такого поворота событий.

— Вы очень хорошо осведомлены, как я погляжу, полковник!

— Так и есть.

— Скажите что-нибудь более осмысленное, Зорен, иначе я забуду о нашей дружбе! — прорычал комиссар.

— Давайте оставим эти оскорбления. Я знаю больше, чем вы можете представить, Гаунт. И я уверяю вас, я — друг.

— И чей же вы друг, позвольте узнать?

— Ваш прежде всего. А также Трона Терры и одного нашего общего знакомого. Мне он представился как Бел Торфут. Вы же знаете его под именем Ферейд.

8

— Мне… — заговорил полковник Дрейкер Фленс, — мне нужно серьезно подумать.

В ответ он услышал только смешок, который ничуть не успокоил его. Звук донесся из-под капюшона, скрывавшего лицо высокого незнакомца. Его силуэт черным клином выделялся на фоне мозаичного витража, сияющего светом Имматериума.

— Вы солдат, Фленс. Мне кажется, думать не входит в ваши обязанности.

Фленс сдержался и не ответил на оскорбление. Потому что боялся. До дрожи боялся человека, стоящего среди разноцветных бликов витража. Полковник нерешительно переминался с ноги на ногу. Горло пересохло, легкие сдавило от духоты. На черных плитах ступеней возле окна стоял кальян с обскурой. От него по комнате расползались щупальца плотного, приторно-сладкого дыма. Они вились вокруг полковника, иссушая воздух своим дурманящим ароматом. Фленс чувствовал слабость во всем теле. С каждым вдохом он все больше терял ясность мысли.

За спиной, возле двери, стоял мичман Лекуланци. В сумрачном углу комнаты притаились трое закутанных в балахоны астропатов. Никто из них не обращал внимания на наркотические пары обскуры. Астропатам никто не указ. А Лекуланци он заподозрил в употреблении обскуры с первого взгляда, приметив его неестественную бледность. Несколько лет назад Фленс участвовал в штурме улья, охваченного эпидемией обскуромании. Он навсегда запомнил чудовищный сладкий запах и бледность вяло сопротивлявшихся жителей.

Гигант в балахоне отвернулся от окна и медленно прошествовал к Фленсу. Даже если не брать в расчет толщину подошвы сапог, полковник мог похвастаться ростом под два метра. Сейчас ему пришлось поднять голову, чтобы взглянуть в лицо, скрытое капюшоном.

— Так что вы скажете, полковник? — произнес из темноты негромкий голос.

— Я… Боюсь, я не совсем понимаю, что от меня требуется, милорд.

Новый смешок. Инквизитор Голеш Константин Феппо Хелдан поднял унизанную перстнями руку и откинул капюшон. Фленс только и смог что моргнуть от удивления. Вытянутая физиономия Хелдана больше напоминала лошадиную морду, чем человеческое лицо. Постоянно оскаленный рот, полный тупых зубов, истекающий слюной. Круглые плошки глаз, залитые непроглядной чернотой. Вместо волос его череп покрывали прозрачные трубки и провода. На деформированной голове инквизитора больше никакой растительности не было. Фленс только успел разглядеть спутанную шерсть на шее. Несомненно, инквизитор был человеком. Но он претерпел ряд хирургических операций, чтобы один его вид внушал ужас тем, кого он… допрашивает. Фленс всячески уверял себя, что это просто результат операций. Ничего больше.

— Кажется, вам здесь неуютно, полковник? Скажите, дело в обстановке или в моих словах?

Фленс лихорадочно подбирал слова.

— Видите ли… — начал он. — Я прежде никогда не бывал в сакросанкторуме…

Хелдан развел руки, как бы охватывая всю камеру. Фленс оценил размах рук гиганта и содрогнулся. Они находились в одном из убежищ астропатов на борту «Авессалома», в помещении, полностью закрытом от внешнего воздействия. Стены камеры были защищены нуль-полем, сквозь которое ничто не могло пробиться — ни физическое, ни нематериальное. Подобные помещения не пропускали звуков, были полностью защищены от технических и психических атак. Вход в это помещение был открыт только астропатам. Иным лицам сюда не позволялось входить силой имперского указа. Только прямое приглашение со стороны посвященных могло дать пустышке право пройти сюда.

Пустышка. Фленсу не нравилось это обращение. Он впервые услышал его от Лекуланци. Пустышка… Так псайкеры называли тех, кто не имел выраженных психических способностей. Пустышка. Больше всего Фленс сейчас желал оказаться где-нибудь в другом месте. В любом другом месте.

— Вы беспокоите моих собратьев. — Хелдан указал на астропатов, беспокойно перешептывавшихся в углу. — Они чувствуют вашу неприязнь к этому месту. Чувствуют свое клеймо.

— У меня нет предрассудков по отношению к ним, инквизитор.

— Есть, мой друг. Я их чувствую. Вы ненавидите мыслевидцев. Вы презираете дар астропата. Вы пустышка, Фленс. Слепой кретин. Быть может, вы хотите узнать, что упускаете?

— Не надо, милорд! — содрогнулся полковник.

— Хотя бы чуть-чуть. Будьте посмелее, — ухмыльнулся Хелдан. С обнаженных зубов сорвались капли слюны.

Фленс поморщился. Инквизитор разочарованно отвернулся. А затем решительно заглянул полковнику в глаза. Невероятный, ослепляющий свет заполнил мысли Фленса. На долю секунды перед ним развернулась вся вечность. Он видел бесчисленные грани пространства и их пересечение с изломами времени. Он видел бурные потоки Эмпирея и безжизненные окраины Имматериума. Пульсирующее дыхание варпа. Он увидел своих мать и сестру, снова живых. Видел свет, тьму и пустоту. Цвета, которым нет названия. Он видел, как рождается в муках тот генокрад, чья кровь изуродует его лицо. Увидел себя во время тренировки на плацу Примогенитории. А потом — фонтан крови. Знакомой крови. По щекам побежали слезы. Кости в жирной, черной грязи. Его кости. Он заглянул в собственные пустые глазницы. В них копошились черви. Уже не контролируя себя, Фленс начал кричать, пока его не стошнило. Он видел темные от крови небеса и бесчисленные солнца. Видел, как взрывается погибающая звезда. Видел… слишком много.

Дрейкер Фленс повалился на пол сакросанкторума. Его шокированный организм подвел его, и он измарался собственными фекалиями. Полковник просто скулил, лежа среди нечистот.

— Я рад, что мы прояснили этот вопрос, — невозмутимо произнес Хелдан и поправил капюшон. — Давайте начнем снова. Как и вы, я служу генералу Драверу. По его приказу я буду гасить звезды, сжигать планеты и совершать невозможное. По его слову я завладею тем, что невозможно обуздать.

Фленс продолжал стонать.

— Встаньте и слушайте, что вам говорят. В Меназоидской Крепи нашего хозяина ждет бесценное сокровище. Карта местонахождения этого сокровища сейчас находится в руках комиссара Гаунта. Эта вещь необходима нам. Я уже растратил драгоценную силу на то, чтобы получить ее. Этот Гаунт… должен признать, он неплох. Мы используем вас и ваших Патрициев, чтобы достичь нашей цели. В любом случае у вас есть счеты к Гаунту.

— Только не это… Только не это. — Полковник извивался на полу.

— Дравер высоко оценил вас. Помните его слова?

— Н… нет…

— «Если ты одержишь для меня эту победу, поверь мне, Фленс, я этого не забуду, — произнес инквизитор голосом Дравера. — В будущем меня ждет немало больших возможностей, если удастся выбраться из этой дыры. И я могу поделиться с тобой этими возможностями». — Голос Хелдана вновь стал прежним. — Пришло время принять участие в нашей общей судьбе, Фленс. Помоги мне раздобыть для нашего хозяина то, что он желает. Для тебя найдется теплое местечко в лучах славы, поверь мне. Возле нового военмейстера крестового похода.

— Пожалуйста! — жалобно выкрикнул Фленс. В ушах звенел смех астропатов.

— Все еще в нерешительности? — Хелдан наклонился ближе к свернувшемуся на полу полковнику. — Ну что, заглянем еще разок?

Фленс завизжал.

9

— Они нас выкинули, — нарушил тишину голос Фейгора.

Роун раздраженно посмотрел на своего адъютанта. Он прекрасно понимал, о чем идет речь. Прошло четыре часа с тех пор, как Гаунт собрал остальных офицеров на совещание. Как удачно, что именно взводу Роуна выпало дежурить в этот момент. Конечно, если Корбек не соврал и на борту творилась какая-то чертовщина, без караула было не обойтись. Правда, согласно заведенному порядку первым на дежурство должен был заступить Фолор со своим шестнадцатым взводом.

Роун только хмыкнул в ответ и направил свое отделение к пересечению со следующим коридором. Его пятерка обошла эту часть палубы уже шесть раз. Холодные стены, задраенные люки, темные уголки, пустые помещения, ковер пыли на полу. Роун глянул на ручной хронометр. Двадцать минут назад Лерод сообщил ему, что их взвод сменят где-то через час. Все тело уже ныло от холода и усталости. Майор чувствовал, что его солдатам сейчас не лучше. Наверняка больше всего им сейчас хочется погреться у печи, хлебнуть горячего кофеина и расслабиться. Скорее всего, все пятьдесят человек его взвода, разбросанные по палубе группами по пять, жутко устали и проголодались. И были весьма недовольны происходящим.

По старой привычке майор стал размышлять о Гаунте. О его мотивах. Начиная с мясорубки в день Основания, Роун не принимал Гаунта как полноправного командира. Когда комиссар вдруг повысил его до майора и сделал третьим в полковой иерархии, Роун был ошеломлен. Поначалу он лишь насмехался над этим. Позже он решил, что Гаунт просто оценил его способности к руководству. Как-то раз Фейгор, единственный — и то сомнительный — друг майора в полку, напомнил ему старую поговорку: «Держи друзей близко, а врагов — еще ближе».

От службы в Гвардии деваться было некуда, поэтому Роун просто решил выжать максимум выгоды из своего нового положения. Но поведения Гаунта он просто не понимал. Будь он на месте комиссара-полковника и знай о таком опасном человеке у себя за спиной, давно бы поставил его к стенке.

Впереди рядовой Лонегин проверял замки на отсеках с провизией. Роун прикрывал его спину, держа под прицелом только что пройденный коридор.

Фейгор незаметно приглядывал за своим командиром. Роун был хорошим партнером в делах. Им уже довелось служить вместе в ополчении Аттики задолго до Основания. У них был свой маленький, правда незаконный, бизнес, пока фесов Империум не вмешался со своим призывом и не испортил все. Фейгор был незаконнорожденным сыном контрабандиста. Сообразительность и крепкое телосложение помогли ему попасть в ополчение Танит, а потом и в Имперскую Гвардию. Происхождение Роуна для многих составляло тайну. Он редко рассказывал о своей жизни, и то — крохи. Но Фейгор кое-что знал о нем. Роун родился в состоятельной семье — то ли купцов, то ли каких-то политических шишек. У него всегда водились деньги, которые он получал от лесопильной империи отца. Но ему, как третьему сыну, не приходилось рассчитывать на хорошее наследство. Служба в ополчении была его единственной возможностью добиться чего-то в жизни.

Роуну Фейгор не доверял. По большому счету, он никому не доверял. Но, в отличие от многих, он не считал майора плохим человеком. Просто он был… озлобленным, что ли? Эта злоба, копившаяся внутри, с первой минуты вызывала отторжение у любого. Это и сгубило майора.

Весь взвод Роуна состоял из людей, похожих на Фейгора. То есть смутьянов и изгоев. Таких людей тянуло к Роуну. В нем они видели своего предводителя, рядом с которым не пропадут. Большинство из них Роун сам выбрал в свой взвод.

Фейгор считал, что рано или поздно Роун убьет Гаунта и займет его место. А заодно Корбека и всех, кто еще посмеет встать на его пути. А может быть, Гаунт убьет Роуна. Так или иначе, им не миновать столкновения. Поговаривали, что майор уже пытался свести с комиссаром счеты.

Ничего не происходило. Фейгор уже собирался предложить двигаться налево, к складам. Его намерения изменил крик Лонегина. Что-то ударило гвардейца в спину, и он кубарем полетел на пол. Солдат бился в конвульсиях. Теперь Фейгор разглядел короткий нож, прочно вошедший под ребра.

Роун поднял тревогу как раз в тот момент, когда нападавшие выбрались из своих укрытий. Десяток солдат в пурпурной форме Патрициев. В руках — ножи, палки, ножки от мебели вместо дубинок. В мгновение ока узкий коридор превратился в кипящее месиво рукопашного боя.

Рядовой Кольн даже не успел обернуться. Мощный удар по голове бросил его на стену. Не проронив ни звука, гвардеец осел на пол. Фрёль успел перехватить одного из Патрициев и свалил ударом дубинки в каскаде искр. Вслед за этим его пронзили сразу три ножа. Фейгор мельком увидел, как двое Патрициев методично избивают беспомощного Лонегина, истекающего кровью.

Фейгор метнул свою шоковую дубинку в ближайшего Патриция. Мощный разряд прожег гвардейцу форму на животе и отшвырнул его на несколько метров. Танитский серебристый клинок скользнул из ножен. Громко бранясь, Фейгор ринулся вперед. Первым же взмахом он раскроил горло одного из нападавших. Давно, еще на задворках Аттики, его техника боя вселяла страх и вызывала уважение у многих. Ловкой подсечкой он сбил с ног еще одного Патриция, попутно отрубив кисть его руки с ножом.

— Роун! Роун! — Фейгор попытался включить свой передатчик.

В этот момент его ударили в затылок. Оглушенный, он пропустил еще два выпада и упал. Его немедленно начали бить ногами. Что-то раскаленное и очень острое вгрызлось в грудь. Он закричал от злости и боли, но из горла вырвался только глухой хрип с фонтаном крови.

Роун тем временем уложил одного из своих противников дубинкой. Почти все силы уходили на то, чтобы отбивать удары. При этом он крыл Патрициев всеми известными ему ругательствами. Удачный удар ножом распорол его китель и оставил длинный кровоточащий след. В висок врезалось нечто тупое и тяжелое. Роун не удержал равновесия, перед глазами все превратилось в размытую кашу. Майор пытался пошевелиться, но тело не слушалось. Кто-то вдавливал его лицом в холодную сетку пола. А еще по шее текла теплая жидкость. Скосив глаза, Роун едва сумел разглядеть наступившего на него Патриция. Здоровяк уже собирался прикончить его длинным гаечным ключом.

— Подожди, Брохусс! — Чей-то голос заставил Патриция опустить свое оружие.

Роун не мог двигаться, не мог даже разглядеть говорившего. Здоровяк исчез, а его место занял кто-то в офицерской форме.

Полковник Фленс присел рядом с ним и сочувственно посмотрел на изломанное тело Роуна, распластанное в луже крови.

— Посмотри на петлицы, Брохусс, — произнес Фленс. — Майор. Не стоит убивать его. Ну, не сразу.

10

— Как вы узнали о нем? — настойчиво спрашивал Гаунт.

Полковник Зорен едва заметно пожал плечами — витриане были скуповаты на жесты.

— Думаю, так же, как и вы. Случайная встреча, некоторая доля взаимного доверия, неформальное взаимодействие в критический момент…

— Послушайте, если вы хотите продолжать этот разговор, вам придется выражаться конкретнее. — Гаунт скептически качнул головой и поскреб острый подбородок. — Если вы и вправду осознаете серьезность происходящего, вы поймете, почему я должен быть абсолютно уверен в своем окружении.

Зорен кивнул. Он окинул взглядом комнату, будто за ними могли следить здесь. Тесная каюта представляла собой довольно унылое зрелище.

— Что ж, мы встретились во время Голодных войн на Идолвильде, года три назад. Мои Драгуны тогда стояли в полисе Кенади, выполняли полицейские функции. Это было еще до голодных бунтов и свержения местного правительства. Человек, которого вы называете Ферейдом, работал под маской торговца зерном Бела Торфута, знатного купца и члена идолвильдского сената. Его маскировка тогда потрясла меня. Я бы ни за что не подумал, что он родом с другой планеты. Один в один как местные. Язык, привычки, жесты…

— Я знаю, как Ферейд работает. Идеальная маскировка и полная интеграция в среду. Это его конек.

— Тогда вы знаете и его образ действия. Его внешняя агентура — те, кого он называет «солью земли Империума».

Гаунт кивнул. Его губы едва заметно изогнулись в улыбке.

— Наш общий друг работает один в крайне опасном окружении. И в одиночестве он весьма уязвим. Поэтому он строит свою агентурную сеть из тех элементов имперского общества, которые, по его мнению, не испорчены властью. В своей борьбе с коррупцией и скверной в рядах имперской бюрократии он не может положиться на Администратум, Министорум или на чиновников вообще — любой из них может быть частью коррумпированной сети. Он рассказывал, что самых надежных союзников всегда находил в Гвардии, в людях, волей обстоятельств попавших в жернова этой борьбы. Простые солдаты редко бывают участниками интриг, поэтому они всегда чисты и надежны. Я и часть моих офицеров стали для него такими союзниками. Он долго и тщательно изучал меня, прежде чем доверить свои тайны. И потратил не меньше времени, чтобы заслужить мое доверие. Так или иначе, в неразберихе восстания витриане оказались его единственной опорой. Как выяснилось, Голодными войнами управляла группа чиновников, связанная с департаментом Муниториум. На их стороне было два полка Имперской Гвардии. Мои Драгуны разбили их.

— Битва при Алтафе. Я читал о ней. Неужели и за этим стояла коррупция в наших рядах?

— Подобные факты обычно умалчиваются, — печально улыбнулся Зорен. — Из соображений морали. Мы тогда расстались друзьями. Признаться, я не ожидал увидеть его вновь.

Гаунт опустился на свою койку и задумчиво подпер голову рукой.

— И теперь вы здесь?

— Уже на пути с Колчеданов мне пришло закодированное сообщение. И сразу после этого — новая встреча.

— Лично?

— Нет, к сожалению. Через посредника.

— Как вы поняли, что этот посредник — тот, за кого себя выдает?

— По некоторым отличительным чертам. Пароли, которыми мы с Белом Торфутом пользовались на Идолвильде. Кодовые слова витрийского боевого жаргона, значение которых мог понять только он. Торфут внимательно изучал «Байхату», наш кодекс войны. Только знающий этот священный текст мог написать то сообщение, которое я получил.

— Так все-таки Ферейд. Значит, мы с вами в одной лодке, Зорен. Почему у меня такое впечатление, что вы знаете больше меня?

Зорен внимательно посмотрел на высокого, крепкого комиссара, расположившегося на койке. Во время боев на Фортис полковник проникся к нему немалым уважением. К тому же его упомянул в своем сообщении Ферейд. Похоже, разведчик доверял Гаунту больше, чем кому-либо в этом секторе. «Больше, чем мне», — подумал Зорен.

— Хорошо, Гаунт, вот что я знаю. Группа высокопоставленных заговорщиков в Генеральном штабе Крестового похода охотится за чем-то очень ценным. Это что-то настолько ценно, что они готовы принести в жертву судьбу всей кампании ради этого. Но ключ к этому сокровищу выскользнул из их рук. И попал к вам, мой друг, так как вы были единственным агентом поблизости.

— Я не агент! — сердито бросил Гаунт и встал.

Зорен поспешно приложил руку к губам. Этим жестом он извинялся за неверно употребленное слово. Гаунт напомнил себе, что полковник неважно изъяснялся на низком готике.

— Доверенное лицо, — исправился он. — Ферейд предусмотрительно собрал вокруг себя друзей во всех концах сектора, к которым он мог бы обратиться в сложной ситуации. Вы были единственным из его друзей на Колчеданах, кто мог бы перехватить этот ключ и сохранить его. Подстроив кое-какие обстоятельства, Ферейд свел нас на одном корабле. Как, по-вашему, мои Драгуны вдруг оказались на «Авессаломе»? Думаю, Ферейд и его люди в штабе военмейстера многим рисковали. Это было весьма дерзкое мероприятие для тайной операции.

— Ваш посредник рассказал вам что-то еще? — поинтересовался Гаунт.

— Мне было велено оказывать вам всю возможную помощь и поддержку. Вплоть до прямого неподчинения приказам начальства.

Комиссару понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать все значение этих слов.

— И что потом?

— В инструкции было сказано, что вы сами должны принимать решения. Ферейд не может сейчас вмешаться напрямую, поэтому он доверяет вам этот выбор. До тех пор пока его агентура не сможет снова участвовать в игре, вы должны действовать самостоятельно, исходя из ситуации.

— Но я же ни черта не знаю! — горько усмехнулся комиссар. — Я не понимаю, что и почему происходит! Эти игры теней не для меня!

— Потому что вы — солдат?

— Что?

— Я говорю, это потому что вы — солдат? Как и мне, вам привычнее приказы и прямые действия. Нам нелегко применять методы Ферейда. Мы с вами и вправду «соль земли». На нас можно положиться. Мы откликнемся на зов долга. Но мы неспособны понять принципы тайной войны. В ней невозможно победить лазганами и огнеметами.

Гаунт и Зорен хором обругали Ферейда. И рассмеялись.

— Но, быть может, вам это удастся, — посерьезнел Зорен.

— Почему мне?

— Очень просто. Ферейд решил довериться вам. К тому же вы прежде всего комиссар и уже потом — полковник. Вы — политический офицер. А в этой войне нет ничего, кроме проклятой политики. Интриги. Ведь мы оба были на Колчеданах. Почему он передал ключ вам, а не мне? Почему я помогаю вам, а не наоборот?

Гаунт снова ругнул Ферейда, но на этот раз его голос был ниже и злее.

Он собирался сказать что-то еще, когда на дверь обрушился настоящий град ударов. Комиссар сорвался с места и открыл ее. Снаружи стоял Корбек, запыхавшийся и разъяренный.

— Что? — насторожился Гаунт.

— Вам лучше взглянуть на это, сэр. У нас трое убитых и один в критическом состоянии. Янтийцы пошли на мокрое дело.

11

Корбек привел Гаунта, Зорена и еще несколько человек в палубный лазарет, где дожидался Дорден.

— Кольн, Фрёль, Лонегин. — Военврач указал на завернутые в ткань тела. — Фейгор вон там.

Гаунт взглянул в сторону койки, на которой лежал адъютант Роуна. Фейгор хрипло всасывал воздух через прозрачную трубку аппарата искусственного дыхания.

— Колотая ножевая рана. Легкие сдают. Продержится не больше часа, если не будет нужного оборудования.

— Что с Роуном? — мрачно спросил Гаунт.

— Как я и говорил, сэр, никаких следов, — подался вперед Корбек. — Это был рейд на нашу территорию. Должно быть, они взяли его в плен. Но они оставили нам знак. — Корбек показал янтийскую кокарду. — Пришпилили на лоб Кольну, — добавил он с отвращением.

— Для чего демонстрировать свою силу так грубо? — озадаченно произнес Зорен.

— Все это — часть общего плана. Но янтийцы уже заявили о своей вражде с Призраками. Если эта история всплывет, это будет выглядеть как серьезное нарушение дисциплины. Грозит крупным взысканием. Но в то же время тогда никто не обратит внимания на истинные мотивы. Они хотят, чтобы их заметили… Под предлогом межполковой вражды они могут вытворять все, что им вздумается. — Гаунт заметил, что все смотрят на него. Мысли ускоряли бег. — Значит, нам остается поступать так же. Колм, удвой караулы на палубе. И еще одно: собери ударный отряд и проведи ответный рейд. Сам. Убей кого-нибудь для меня, полковник.

Лицо Корбека расплылось в довольной и очень недоброй улыбке.

— Сыграем с ними в их же игру. Доктор, — обратился к Дордену Гаунт, — под мою ответственность, вы получите все необходимые материалы для критических случаев.

— Что вы задумали? — спросил военврач, вытирая руки.

Гаунт хорошенько обдумал происходящее. Перстень Дерция не сработал, и ему срочно требовался новый план. Он тихо обругал себя за самонадеянность. Теперь Призракам придется начать все сначала. Им нужно взломать этот кристалл, обороняясь от прямого нападения. Однако Гаунт уже действовал увереннее. Он справится. Теперь он сам даст бой.

— Мне нужен доступ на командирский мостик. Лично к капитану. Полковник Зорен?

— Слушаю?

Витрианин подошел ближе. Конечно же, он не был готов к прямому удару в челюсть. Полковник упал, схватившись за разбитую в кровь губу.

— Доложите об этом лорду-капитану, — ухмыльнулся Гаунт.

Его план уже начал претворяться в действительность.

12

Чистый лазарет янтийской казармы заливал яркий свет. Старший офицер медицинской службы Янтийских Патрициев Гален Гартелл неторопливо отвернулся от своего нового пациента. Только сейчас он закончил обрабатывать его раны. Это был настоящий оборванец. Варвар. Санитары сказали, что это — один из тех самых танитцев.

Худой, крепко сложенный человек с жестким, угловатым, но красивым лицом. Один его глаз опоясывала татуировка в виде взрывающейся звезды. В данный момент его гладкий висок был изуродован окровавленной раной. Майор Брохусс, помогавший нести его, недвусмысленно сказал: «Он должен жить».

— Что за варвар… Но какие раны… — так задумчиво бормотал Гартелл, когда промывал раны.

Ему было неприятно применять свои знания, чтобы спасти это животное, но его полк явно собирался вы ходить этого бандита, напавшего на Патрициев. Потом его, конечно же, благородно отошлют обратно, как знак превосходства янтийцев над недолюдьми, оказавшимися по соседству.

— Он жив, доктор? — Именно голос полковника Фленса заставил его повернуться.

— Жив, но на волосок от смерти. И я все еще не понимаю, почему я должен спасать это отребье и тратить на него ценные медикаменты.

Фленс жестом приказал врачу замолчать и подошел ближе. За ним следовало нечто огромное, закутанное в темный балахон. Гартелл отступил на шаг. Второй посетитель был выше двух метров ростом, и его фигура была размыта, словно затянута дымкой.

— Кто это? — спросил врач, завороженно глядя на одеяние гостя. Только адепты Империума очень высокого статуса могли носить такие вещи.

— Что именно вам нужно? — спросил Фленс, игнорируя доктора.

— Черепные фиксаторы, невральный щуп. И пожалуй, несколько длинных скальпелей. — Гость прошествовал мимо Гартелла и стал рассматривать пациента.

— Простите, что? — сбивчиво произнес врач. — Что, именем Всеблагого Императора, вы собираетесь с ним сделать?

— Проучить эту тварь. Как следует проучить. — Из-под балахона появилась невероятно длинная перекрученная рука и постучала пальцем по лбу гвардейца. Изогнутые бурые когти на месте ногтей.

— Минуточку! Я здесь старший медицинский работник! — гневно воскликнул Гартелл. — Никто не смеет проводить здесь операции без моего…

Быстрый взмах руки.

Гален Гартелл вдруг понял, что смотрит на собственные ноги. Весь остаток своей жизни он соображал, что же с ним не так. Только когда его собственное обезглавленное тело повалилось рядом, он понял, что… этот ублюдок… отрубил… его голову… нет…

— Фленс, будь так добр, приберись тут. — Инквизитор Хелдан беспечно махнул длинным скальпелем в сторону трупа. А затем обернулся к пациенту. — Здравствуйте, майор Роун, — промурлыкал он. — Давайте узнаем, какие желания водятся в вашей душе.

13

Лорд-капитан Итамад Грастик, командир корабля массовой грузоперевозки Адептус Механикус «Авессалом», откинулся на высокую, обитую кожей спинку командирского трона. Вокруг него на приливных волнах гравитационного поля покачивались гололиты. Капитан поднял координационный жезл своей по-детски пухлой рукой и коснулся одного из них. Матово-черная поверхность ожила и вспыхнула строчками янтарных символов. Грастик внимательно перечитал сведения о варп-смещении его корабля относительно курса и повернулся к другой пластине, чтобы проверить допустимую нагрузку двигателя.

Из-под командирского трона выбивались настоящие заросли рифленых кабелей, а его спинку ползучими лианами покрывали провода. Через них Грастик чувствовал свой корабль. Большинство этих кабелей покрывали кусочки пергамента, исписанные кодами и молитвами. Провода терновым венцом свивались над головой капитана. Сквозь вшитые разъемы они уходили в его череп, мясистые щеки и позвоночник. Эти ниточки накрепко связывали его с кораблем. Благодаря им он узнавал общее состояние судна, целостность его структуры, уровень атмосферы на борту и настроение этого колосса, плывшего в звездной пустоте. Он ощущал действия каждого матроса и сервитора, подключенного к общей сети. Его пульсу вторил далекий гул могучих двигателей.

Слово «огромный» более или менее подходило для описания Грастика. Большую часть его трехсоткилограммового веса составляла дряблая плоть. Его домом всегда был стратегиум, бронированная сфера тишины и покоя среди кутерьмы командного мостика, на самой вершине главной надстройки «Авессалома». Он почти не выходил наружу. И давно не покидал своего трона.

Сто тридцать стандартных человеческих лет назад он унаследовал этот корабль от старого лорда-капитана Ульбенида. В те времена Грастик был высок и строен. К трону его приковала симпатия к кораблю, ставшая настоящей зависимостью. И еще, пожалуй, лень. Будто чувствуя единение с машиной, его тело замедлило свои процессы и стало таким же массивным и неповоротливым, как само грузовое судно. Суда Адептус Механикус разительно отличались от кораблей Имперского Флота. Крупнее и неимоверно старше любого флотского корабля, они тысячелетиями перевозили боевые машины Марса к далеким полям сражений. Их капитаны больше походили на принцепсов легендарных титанов, чей мозг был подключен напрямую к духу машины.

Грастик обратился к другому экрану, на котором он мог видеть мраморную камеру под мостиком. Здесь, в нишах стрельчатых арок, располагались его драгоценные навигаторы. Они тихо выпевали координаты в Имматериуме и отслеживали его изменения. Их голоса складывались в негромкий, гармоничный хор информации. Грастик слушал, и каждый напев успокаивал его. Он уже передал скорректированные координаты офицеру-рулевому. До Меназоидской Крепи оставалось всего-навсего два дневных цикла. На пути не ожидалось ни штормов, ни варп-омутов. Сигнал маяка Астрономикона, за психическим светом которого шли все корабли в Эмпирее, был на редкость чист и ясен. «Да будут благословенны песни Навис Нобилитэ, ибо им ведом свет Луча Надежды, что освещает Золотую Тропу», — низко промурлыкал Грастик строчку из Морского Символа веры.

Сквозь броню его камеры донесся шум. Грастик нахмурился. Несколько голосов что-то громко и напряженно обсуждали. Брови капитана сошлись к переносице. Он развернул свой трон к смотровой арке стратегиума.

— Мичман Лекуланци, — произнес он в раструб внутренней связи, свисавший с потолка на латунных проводах, — будьте добры подойти сюда и объяснить этот беспорядок на мостике.

Одним взмахом жезла капитан опустил грозовой щит, закрывавший смотровую арку, и в рубку вбежал перепуганный Лекуланци. Мичман смотрел на тушу своего командира. От волнения он не знал, куда деть руки, поэтому то теребил кант кителя, то принимался размахивать координационным жезлом. Нечасто ему приходилось отчитываться перед капитаном лично.

— Лорд-капитан, старший офицер Имперской Гвардии требует вашей личной аудиенции. Он хочет заявить официальный протест.

— Единица груза хочет заявить протест? — вскинул брови Грастик.

— Пассажир, сэр, — уточнил Лекуланци, содрогнувшись при звуке настоящего голоса капитана.

Грастик, как всегда, пропустил эту деталь мимо ушей. Он не привык перевозить людей. Они казались такими незначительными в сравнении с богомашинами, которые он обычно брал на борт. Но эти человечки освободили Фортис Бинари, и техножрецы предоставили им его корабль. Это что-то вроде благодарности, решил тогда капитан.

Грастик не любил Лекуланци. После того как три месяца назад его личный адъютант погиб во время варп-шторма, Адептус прислали взамен этого щенка. Его способности на службе были более чем сомнительны, а хрупкое строение мичмана казалось Грастику просто отвратительным.

— Пусть войдет, — распорядился Грастик.

Его развлекла эта неожиданность. Для разнообразия можно поговорить с живым человеком, используя собственный рот. Посмотреть на живое тело, ощутить его естественные запахи и тепло.

В помещение стратегиума вошел полковник Зорен, сопровождаемый вооруженными матросами. На лице офицера красовались огромный синяк и свежий шрам.

— Можете говорить, — произнес Грастик.

— Лорд-капитан, — заговорил офицер, играя экзотическим акцентом дальних миров.

Грастик опустил пухлые веки и улыбнулся. Звук этого голоса ему нравился.

— Полковник Витрийских Драгун Зорен. Мой полк был удостоен чести ступить на борт вашего корабля. Однако я хотел бы подать официальную жалобу на непозволительно низкий уровень безопасности в казармах. У нас произошел конфликт с этими неотесанными дикарями, танитцами. Я пытался поговорить с их старшим офицером по поводу нескольких инцидентов и был избит, как видите.

Подключенные к мозгу капитана провода передали ему колебания испытующего психополя, окружавшего его камеру. Офицер говорил правду. Этот танитский командир… Гаунт вроде бы… действительно ударил его. На более низких уровнях проглядывали какие-то недомолвки. Грастик списал это на волнение от лицезрения лорда-капитана.

— Такие дела находятся в ведении главы службы безопасности, присутствующего здесь. Нормы поведения на борту в его компетенции. Не беспокойте меня такими пустяками.

Зорен глянул на мичмана. Тот явно хотел оказаться где-нибудь подальше отсюда.

Общее молчание было прервано, когда в стратегиум ворвалась новая фигура. Высокий человек в кожаном плаще и комиссарской фуражке. Повинуясь рефлексу, матросы взяли его на мушку. Комиссар и бровью не повел.

— Лекуланци — жалкий пижон, — произнес он. — Он не способен исполнять свои прямые обязанности, не то чтобы поддерживать безопасность на корабле.

Новый участник разговора был потрясающе смел и бесцеремонен. Никакого обращения по уставу и никаких заискивающих речей. Грастик был немало впечатлен. Если не сказать — сбит с толку.

— Мое имя — Гаунт, — продолжал комиссар. — На казармы моего полка было совершено нападение, а на мою жизнь покушались убийцы. Трое моих солдат убиты, один тяжело ранен и находится при смерти. Один из моих офицеров похищен. Я счел виновными людей полковника Зорена и ошибочно напал на него. На самом деле нападение совершили Янтийские Патриции. Поэтому я прошу вас лично призвать к ответу командный состав этого полка.

Грастик снова уловил легкие колебания лжи в психополе и снова списал их на мощное впечатление, которое он производил на людей собственным присутствием. В остальном же Гаунт по всем показателям был безукоризненно честен.

— У вас есть убитые? — В голосе капитана прозвучало беспокойство.

— Да, трое. К тому же мне нужно ваше разрешение на использование запасов медицинских ресурсов Муниториума, чтобы спасти жизнь одного из моих людей.

«Это насекомое опозорило меня! На моем собственном мостике!» — вдруг осознал Грастик.

Его мысли смешались. Капитан отсек шестьдесят процентов информации, вливаемой в его мозг, чтобы как следует сконцентрироваться. Первый раз за несколько десятилетий он столкнулся с проблемой, касающейся груза. Пассажиры! Да, пассажиры, так сказал Лекуланци. Грастик заерзал на троне. Неслыханно! Позор! Эту проблему следовало решить гораздо раньше. До того, как груз повредили и убили. До того, как жалобы дошли до самого капитана.

Грастик коснулся жезлом еще одного гололита. Он не ударит в грязь лицом перед этими ползучими червями из плоти. В конце концов, он здесь капитан, лорд-капитан! И он докажет, что безопасность этих человечков всецело в его руках.

— Ваши медработники получат соответствующий допуск. Я даю свое формальное разрешение на использование медицинских запасов.

— Неплохо для начала, — улыбнулся Гаунт. — А теперь я требую арестовать янтийцев и подвергнуть наказанию их командиров.

Теперь капитан испытал настоящее потрясение. Он приподнялся на мясистых локтях с трона. Впервые за пятнадцать месяцев его спина оторвалась от кожаной спинки. Скрипнула вымокшая кожа. Помещение наполнилось вонью пота и засохших нечистот.

— Я не потерплю такого обращения! — Грастик старался, чтобы его мягкий голос звучал угрожающе. Каждое слово сотрясало покровы дряблой плоти вокруг маленького рта. — Никто не смеет разговаривать со мной в таком тоне!

— Как невежливо! Не стоит угрожать нам. Нам нужен результат, и немедленно! — К удивлению капитана, эти слова произнес Зорен. Он встал плечом к плечу с Гаунтом. Поначалу он казался более покорным и дисциплинированным, но теперь и он открыто требовал от Грастика действий. — Арестуйте Патрициев и подвергните их суду за нападение. Иначе вы рискуете получить восстание на собственном корабле. Тысячи опытных ветеранов, жаждущих крови, — представьте себе это! Ваши солдаты не способны справиться с ними. — Он скептически глянул на матросов.

— Вы угрожаете мне мятежом?! — Грастик задохнулся от этой мысли. — Я прикажу заковать вас в кандалы за одно это слово!

— Значит, вы отгораживаетесь от того, что не хотите видеть? — Гаунт шагнул ближе к трону. Один из матросов попытался схватить его, но комиссар легко ушел от захвата и свалил солдата точным ударом. — Скажите мне, кто вы? Командир корабля? Или беспомощное жирное ничтожество, прячущееся в этом коконе?

Бледный от ужаса Лекуланци отшатнулся к стене, хватая ртом воздух. Никто и никогда не осмеливался так разговаривать с лорд-капитаном! Никто…

Грастик почти встал со своего трона и зло отшвырнул в сторону голографические панели. Плававшие вокруг него устройства, будто живые, забились в дальний угол камеры. Трясясь всем необъятным телом от ярости, Грастик сверкнул гневным взглядом на гвардейских офицеров.

— Ну так что? — спросил Гаунт.

Многое из произошедшего с Грастиком в этот день не случалось с ним годами. Как и то, что он начал громко орать глубоким низким голосом.

Зорен бросил нервный взгляд на Гаунта — не перегибают ли они палку? Ледяное спокойствие комиссара вернуло ему уверенность. Вспомнив их план, он начал в один голос с Гаунтом ругаться с капитаном.

В душе комиссар злорадно улыбался. Они отвлекли капитана на славу.

Снаружи, в огромном, холодном зале мостика, рулевые оторвались от темных штурвалов и рычагов и озадаченно переглянулись. Из бронированной рубки капитана раздавался утробный рев. Похоже, капитан так разозлился, что забыл о большинстве бортовых систем. Неслыханный, невероятный случай.

Возле арки стратегиума неуверенно переминались матросы.

— Ну, входим? — прохрипел в коммуникатор один из них.

Однако никому не хотелось попасть под горячую руку лорда-капитана. Гардемарины даже пожалели безмозглых гвардейских офицеров, так разозливших его.

Гаунту было наплевать. Именно этого он и добивался.

14

Старший военврач Дорден отворил бронированную переборку хранилища Муниториума. За старым лекарем следовала его небольшая разношерстная свита — Каффран, Брин Майло и Браг.

Они нырнули в густой запах антисептиков и ионизирующих фильтров, царивший в огромном зале. Серую палубу под ногами скрывал слой просеянного песка. Дорден взглянул на ручной хронометр.

— И пробил час, — торжественно произнес он.

— Кого побил? — не понял Браг.

— Никого. Я имел в виду — сейчас или никогда, — объяснил Дорден. — У комиссара было достаточно времени, чтобы пробиться к капитану.

— Все равно я ничего не понял. — Браг озадаченно поскреб мощную челюсть. — Чем это все нам поможет? Что там задумал наш старый духотворец?

— Это называется диверсия, — шепнул Майло. — Не беспокойся о таких мелочах. Просто не думай и делай, что велено.

— А вот это по мне! — радостно объявил Браг, вызвав улыбку Каффрана.

Вход в зал преграждала стальная решетка. Возле нее трое офицеров в униформе Муниториума были заняты работой при низких пультах управления. Помимо них в зале присутствовало караульное отделение — семь вооруженных матросов.

Дорден уверенно прошествовал к решетке и постучал кулаком.

— Мне нужны медикаменты! — крикнул он. — Скорее! Вопрос жизни и смерти!

Один из офицеров Муниториума, низкорослый, коренастый мужчина в униформе защитного цвета, встал из-за пульта, оставив форменный плащ на спинке стула. В каждом его движении чувствовалась немалая физическая сила. На висках, щеках и шее сияли хромом разъемы и имплантаты. На ходу он отключил кабель, тянувшийся к шейному разъему.

— Мне необходимо реквизировать данные медицинские препараты, — Дорден вынул информационный планшет и сунул под нос офицеру.

Тот невозмутимо взял из его рук планшет и стал просматривать данные. Тем временем матросы собрались в центре зала. Майло расслышал тревожные сигналы их шлемовых передатчиков. Наконец один из них повернулся к офицеру Муниториума.

— Проблемы на мостике, — сообщил он через коммуникатор, исказивший его голос. — Опять какая-то заварушка с драными гвардейцами. Приказано передислоцироваться на казарменные палубы для несения караула.

— Да как угодно, — отмахнулся офицер Муниториума.

Будто следуя этому жесту, матросы спешно покинули хранилище. В дверях остался лишь один солдат. Офицер, дочитав список, отомкнул замок и впустил Призраков на склад.

— Лорд-капитан Грастик уполномочил вас взять необходимые медикаменты. Вам туда, одиннадцатое помещение. Берите, что вам нужно. — Подумав, офицер добавил: — Только то, что нужно. Я проверю на выходе. Никаких анальгетиков без письменного разрешения мичмана. И не вздумайте прикарманить что-нибудь лишнее.

— Фес твою мать! — прорычал Дорден, забрал планшет и подозвал жестом остальных. — У нас пациент умирает! По-вашему, мы сюда пришли мародерствовать?

Офицер не удостоил его ответом и вернулся к работе. Дорден вел гвардейцев через лабиринт складских помещений, мимо огромных цистерн с воздухом, амфор с вином и штабелей ящиков с провизией, возвышавшихся до потолка. В полумраке они набрели на соединительный туннель, коридоры которого расползались по бесчисленным складским помещениям корабля.

— Медицинские препараты вон там, — указал Каффран, прочитав указатель на двери.

— Глядите, там пульт, — Майло указал на одну из сумрачных арок, из которой сочился зеленоватый свет монитора автокаталога Муниториума.

— Прекрасно, пока все по плану. У нас пять минут. Вперед!

В сопровождении Брага Дорден ворвался в хранилище и начал деловито собирать с черных металлических полок катушки стерильной марли, банки с антисептической мазью и упаковки стерильных хирургических инструментов. В арке у стены Браг нашел несколько грузовых тележек. Прихватив одну, он следовал за Дорденом, собирая медикаменты.

Майло и Каффран скрылись в темном помещении, где виднелся свет монитора. Адъютант тут же занял место за панелью управления. Порывшись в карманах, он достал запоминающую пластину, записанную комиссаром, и осторожно ввел ее в приемный слот на панели машины. Мигнули два бирюзовых огонька — машина распознала пластинку. Майло так отчаянно старался не забыть инструкции Гаунта, что у него дрожали руки.

— Как думаешь, сработает? — не оборачиваясь, спросил Каффран, следивший за дверью. В его руках мерцало серебро ножа.

Банк памяти автокаталога Муниториума был напрямую подключен к основному вычислителю корабля. Повторяя инструкции комиссара пункт за пунктом, Майло набирал ключевые слова поиска, торопливо стуча но костяным клавишам. С этого терминала можно было получить доступ к любой информации в базах данных корабля, включая закрытую для собственного вычислителя Гаунта.

— Шевелись, мальчик! — нервно прошипел Каффран.

Майло не стал отвечать, хотя обращение «мальчик» его раздражало. Адъютант следовал тексту инструкции Гаунта, светившемуся на поверхности пластинки. Все быстрее щелкали клавиши, раздавалось ритмичное постукивание пальцев.

— Вот оно! Вроде бы…

Он неуверенно нажал одну из командных клавиш, и аппарат откликнулся тихим гулом. Информация медленно перетекала в пластину. Комиссар будет им гордиться, это точно. Майло внимательно слушал его непонятный рассказ о работе с древними машинами.

Тем временем на складе медикаментов Дорден отвлекся от заполнения тележки и бросил беспокойный взгляд на хронометр. Это беспокойство передалось и Брагу.

— Какого феса они так долго, — раздраженно произнес он.

— Я могу сходить посмотреть… — предложил Браг.

— Нет, мы еще не все взяли, — отрезал Дорден и отправился на поиски синтетической кожной мастики.

Пальцы Майло наконец оторвались от клавиатуры.

— Все, готово, — объявил он.

Каффран молчал. Майло посмотрел на него и замер. У виска гвардейца маячил ствол флотского дробовика. Гардемарин ничего не сказал, только кивком приказал Майло немедленно встать.

Адъютант подчинился, держа руки на виду.

— Хорошо, — прохрипел сквозь шлем матрос и указал стволом оружия туда, где должен был встать Майло.

Каффран резко ударил локтем в корпус матроса, целясь в солнечное сплетение. Чешуйчатый доспех остановил удар, и солдат отшвырнул Каффрана к стене.

Майло бросился в сторону.

В темноте вспыхнул выстрел.

15

За то время, пока они ожидали в тени, они смогли как следует разглядеть казарму янтийцев, очевидно лучшую на борту. На палубу вела широкая аппарель по которой можно было провезти груз любых размеров и массы. Электрические факелы отбрасывали долгие сиреневые тени на плитку пола.

Дальнюю часть аппарели патрулировали двое янтийцев в полной боевой броне и с шоковыми дубинками наготове. Они о чем-то болтали, когда прямо перед ними появился Ларкин. Снайпер выглядел так, будто не там свернул и теперь заблудился. Патриции ошеломленно уставились на него. Ларкин в свою очередь замер. Его худое лицо исказилось гримасой ужаса. Чертыхнувшись, он бросился бежать.

Патриции кинулись в погоню, выкрикивая что-то кровожадное. Они пробежали не больше десяти шагов. За их спинами тень ожила и исторгла четверых Призраков. Скинув камуфляжные плащи, Маколл, Бару, Варл и Корбек навалились на янтийцев со спины. Последовал каскад ударов шоковыми дубинками, блеснули серебристые ножи. Вскоре темнота коридора скрыла два трупа.

— Почему роль фесовой наживки всегда играю я? — возмутился Ларкин, проходя мимо Корбека. Тот стирал кровь с пола краем плаща.

— У тебя характерное выражение лица, — съязвил Варл, и полковник беззлобно ухмыльнулся.

— Глядите, что я нашел! — тихо позвал Бару.

Улыбаясь, он выудил из темного угла то, что оставили здесь убитые янтийцы. Оружие. Экзотическая антикварная винтовка со скользящим затвором. Длинный ствол, расписанный узорами приклад. И старый, но вполне боеспособный помповый стабган с полным патронташем в придачу. Все это оружие никогда не стояло на вооружении Гвардии, и, уж конечно, оно было куда менее совершенно технологически, чем простое и неприхотливое оружие гвардейцев. Корбек сразу понял, откуда взялись эти игрушки.

— Солдатские сувениры, значит, — промурлыкал он, осматривая стабган.

Большинство гвардейцев были падки на такие трофеи. Они прятали их в вещмешках, продавали, хранили как память или просто приберегали как лишний ствол на черный день. Корбек прекрасно знал: большинство Призраков тоже могут похвастаться такими сувенирами. Но они законопослушно сдали их вместе со штатным оружием при погрузке на борт. Почему-то его не удивило, что янтийцы предпочли оставить при себе незарегистрированное оружие. Видимо, часовые захватили свои трофеи на тот случай, если дубинок вдруг окажется недостаточно.

Винтовку вручили Ларкину. О том, кто лучше с ней управится, не стоило и спорить. Похоже, внушительный вес оружия в руках успокаивал старого снайпера. Глядя на винтовку, он облизнул тонкие губы. Всю дорогу он возмущался по поводу своего вынужденного участия в этом рейде возмездия.

— Так нельзя! Если нас застукают с такими игрушками, не миновать нам расстрела!

— Мы восстанавливаем честь собственного полка, — просто ответил Корбек. Полковник знал, на какой риск идет, но оставался тверд в своем решении. — Дело чести, понимаешь? Они убили Лонегина, Кольна и Фрёля. Подумай о том, что они сделали с Фейгором. И что еще могут сделать с майором. Комиссар приказал отплатить кровью за кровь. Я только рад подчиниться такому приказу.

Корбек умолчал о том, что взял Ларкина исключительно благодаря его великолепным навыкам маскировки. Не выдал он и подлинную задачу рейда: отвлечь внимание, сбить с толку. А еще убедить всех, что происходящее на «Авессаломе» — всего лишь бездумная казарменная грызня. Так же поступали янтийцы.

Беззвучными тенями Призраки скользнули на палубу Патрициев. Из одного коридора доносились нетрезвое пение и звон посуды. Из другого — хлесткие удары шоковых дубинок в тренировочном зале.

— Как далеко мы должны зайти? — шепотом спросил Маколл.

— Они убили троих и еще двоих ранили. — Корбек пожал плечами. — Как минимум сравняем счет.

К тому же полковник хотел выяснить, что произошло с Роуном, и по возможности спасти его. Но его не оставляла мысль, что майора уже не найти среди живых.

Маколл, командир танитского разведывательного взвода, был настоящим гением маскировки. Полковник направил его вместе с Бару вперед, и разведчики растворились в зыбком полумраке.

Оставшиеся трое гвардейцев выжидали. Неожиданно гул двигателей стал прерывистым, даже болезненным.

— Надеюсь, это не какое-нибудь варп-безумие… — пробормотал себе под нос Корбек. Потом он сообразил, что это может быть делом рук Гаунта. Комиссар говорил, что собирается как следует разозлить капитана.

Из темноты вынырнул Бару.

— Нам улыбнулась удача, — прошипел он. — Еще как улыбнулась! Пошли, сами увидите.

Маколл ждал на углу коридора, укрываясь за лепниной арки. Из-за поворота виднелся свет.

— Лазарет, — шепнул диверсант. — Я подходил ближе. У них там Роун.

— Сколько там янтийцев?

— Двое. Офицер — кажется, полковник. И еще кто-то, в длинном балахоне. Мне очень не нравится, как он выглядит…

Внезапно воздух содрогнулся от жуткого вопля, переходящего в плач. Призраки оцепенели. Голос Роуна.

16

Тяжелый ботинок матроса врезался в бок Каффрана, перевернув его на спину. В лицо уставился дробовик. Солдат собирался прикончить танитца. Затхлый воздух склада Муниториума разрывал визг сирен безопасности, оповещая об использовании стрелкового оружия. Матрос передернул затвор, но выстрелить так и не успел. Чей-то огромный кулак врезался в его тело и отбросил на картонные коробки в углу. Браг легко поднял оглушенного матроса над головой и швырнул в коридор. Тело приземлилось в нескольких шагах от него с громким, неприятным хрустом.

— Бринни! Эй, Бринни! — Обеспокоенный голос Брага перекрывал даже вой сирены.

Майло выбрался из-за автокаталога. Заряд дроби вместо него принял монитор.

— В порядке, — отозвался адъютант.

Браг закинул избитого Каффрана на плечо. Тем временем Майло успел подобрать чудом уцелевшую запоминающую пластинку.

— Уходим! — крикнул он. — Скорее!

Через минуту они уже толкали перегруженную тележку вместе с Дорденом. Офицеры Муниториума и матросы мчались им навстречу.

— Фес вас дери, наконец-то! Наконец-то вы здесь! — нервно вскричал военврач. — Там эти ненормальные янтийцы! Они напали на нас! Ваш человек дрался с ними, но ему не справиться! Скорее! Скорее же!

Дорден оказался неплохим актером.

Большая часть матросов с тяжелым топотом рванулась к месту перестрелки, торопливо передергивая затворы. Только один солдат остался стоять на месте, подозрительно глядя на Призраков.

— Задержитесь. Нам придется вас досмотреть.

Дорден остановился и протянул матросу информационный планшет.

— А вот это для вас что-нибудь значит? — спросил он уже с ледяным спокойствием. — Прямой приказ вашего капитана? У меня в лазарете умирает человек! Эти медикаменты мне нужны немедленно. Хотите получить еще одного мертвеца на борту? Просто из-за того, что какой-то фес решил…

Не став слушать дальше, матрос просто махнул рукой и поспешил за своим отделением.

— Я думал, у вас тут высокий уровень безопасности! — гневно бросил Дорден офицеру на выходе.

Наконец тележка оказалась в лифте, двери захлопнулись. Гвардейцы одновременно оперлись на стену, пытаясь отдышаться.

— Достал? — выдавил из себя Дорден, переводя дыхание.

— Вроде да.

— «Там эти ненормальные янтийцы! — со смехом передразнил доктора Каффран. — Они напали на нас! Ваш человек дрался с ними, но ему не справиться! Скорее!» Вот это какого феса было?

— Очень… вдохновенно, — подобрал слово Браг.

— Дома я был доктором… А еще работал секретарем в Народном театре графства Прайз. Мой принц Тейгот пользовался успехом, надо сказать…

Тесная камера лифта заходила ходуном от смеха.

17

Отряд Корбека был готов к атаке. В этот момент палубные вокс-передатчики залились пронзительным воем сирен безопасности. Оглушительные звуки метались под сводами коридоров. Над шлюзами и дверьми вспыхнули предупредительные знаки.

Полковник едва успел отвести Призраков в укрытие, когда в дверях лазарета показались две фигуры. Со всех сторон суетились отряды дозорных янтийцев. Внутренняя связь не выдерживала напора сообщений. Патриции безуспешно пытались понять, что произошло.

Корбек разглядел среди них янтийских офицеров — Фленса, Брохусса — и еще одного. Огромная, едва ли человеческая фигура, словно окутанная густым туманом. По спине полковника пробежал холодок ужаса.

— На складской палубе Муниториума открыт огонь, — докладывал янтийский связист с тяжелой рацией на спине. — Флотская служба безопасности уже наводит там порядок. Сэр, основные каналы забиты докладами. Они винят во всем нас, сэр! Говорят, что мы напали на танитское отребье в одной из камер склада!

Фленс громко выругался.

— Гаунт! Этот сукин сын пытается переиграть нас на нашем же поле! — Янтийский полковник повернулся к своим солдатам: — Брохусс, обезопасить периметр палубы! Охрана, со мной!

— Я останусь здесь и закончу работу. — Из-под капюшона огромной фигуры донеслись глубокие перекаты голоса. Корбек содрогнулся от одного его звука.

Янтийские гвардейцы спешили выполнять приказы своего полковника. Среди всей этой неразберихи огромное существо остановило Фленса, положив руку на его плечо. Или, пожалуй, когтистую лапу. Корбека снова передернуло.

— Это все не очень хорошо, — выдохнуло существо, и Фленс буквально затрясся от страха. — Воздействуй на солдата вроде Гаунта грубой силой — и получишь ту же грубую силу в ответ. Похоже, вы недооценили его политические таланты. Боюсь, он действительно переиграл вас, полковник. И если я прав, вы можете начинать опасаться за свою жизнь.

Фленс нашел в себе силы сбросить руку и поторопился убраться подальше.

— Я разберусь с этим, — пообещал он, не оборачиваясь.

Гигантское существо проводило его взглядом и неспешно направилось обратно в лазарет.

— Ну, что теперь будем делать? — как можно тише спросил Варл.

— Скажи, что мы просто вернемся к себе, — почти обреченно произнес Ларкин.

Из лазарета донесся еще один вопль.

— А вы как думаете? — спросил Корбек.

18

Всегда тихую и спокойную камеру стратегиума огласил вой сирен. Грастик тяжело опустился на свой трон и поманил жезлом голографические пластины. Те послушно окружили капитана. Грастик принялся читать информацию на дисплеях и громко выругался.

Гаунт и Зорен переглянулись. «Только бы все это не вышло из-под нашего контроля», — мельком подумал комиссар.

— Перестрелка в трюме, на складах Муниториума! — Капитан приподнялся и рявкнул на Лекуланци: — Мне сообщают, что это нападение янтийцев!

— Пострадал кто-то из моих людей? — Гаунт подался вперед. — Я же говорил, Патриции собираются…

— Заткнитесь, пожалуйста, комиссар, — кисло отозвался Грастик. Похоже, это был самый отвратительный день в его жизни. — Информация пока не подтверждена. Мичман, ступайте разберитесь!

Лекуланци кубарем выкатился из рубки.

Грастик повернулся к гвардейским командирам:

— Проблема требует моего безраздельного внимания. Я пошлю за вами, как только у меня появится время для серьезного разговора.

Зорен и Гаунт кивнули и без лишних слов покинули стратегиум. Офицеры прорвались сквозь суету и неразбериху нефа капитанского мостика и оказались в лифте. Их проводил неживой хор динамиков лифта.

— Сработало? — озадаченно спросил Зорен.

— Молитесь Трону… — только и ответил комиссар.

19

Лазарет они штурмовали как на учениях.

В просторном помещении с низким потолком существо в темном балахоне склонилось над кушеткой, к которой был привязан кричащий Роун. Вход охраняли двое янтийских гвардейцев. Корбек просто проскочил мимо них. Выходя из подката, он вскинул дробовик. Почувствовав неладное, гигант оставил майора и обернулся — как раз вовремя, чтобы встретиться с зарядом дроби. Существо рухнуло на один из столов, раскидав аппараты ресусцитрекса.

Поняв, что происходит, янтийцы схватились за оружие. В этот момент ворвались Маколл и Бару, и танитские ножи быстро нашли свои жертвы. Вскочив на ноги, Корбек закинул оружие за плечо и стал отвязывать майора. Роун был жив, но поминутно терял сознание.

— Фес святой… — выдохнул полковник. Лицо, шея и тело Роуна были исполосованы свежими алыми линиями. Корбек отвязал его и взвалил бессильное тело на плечи. — Все, Роун, пора домой.

— Убираемся отсюда! — крикнул Маколл, слыша новые гудки сирен. Сработала система безопасности казармы.

— Поведешь нас! — Корбек кинул ему дробовик. — Прорвемся с боем, если потребуется!

— Полковник! — раздался перепуганный голос Бару.

Держа на себе Роуна, Корбек едва смог обернуться.

Огромное существо тяжело поднималось на ноги. Его капюшон упал, и гвардейцы в ужасе смотрели на звериную морду и оголенные зубы чудовища. В глазах существа, когда-то бывшего человеком, билась ярость. Фиолетовые разряды оплели его тело мрачной паутиной.

Корбек почувствовал, как стремительно леденеет воздух в комнате. «Фесова магия», — только и успел подумать он, прежде чем шея чудовища взорвалась.

Ларкин опустил старинную винтовку и оперся о дверной косяк.

— Ну, теперь мы можем возвращаться?

20

Гаунт принял из рук Майло записанную пластинку памяти. Он захлопнул дверь перед столпившимися снаружи Призраками. В его каюте остались только Зорен, Майло и Корбек. Все трое настороженно смотрели на него.

— Надеюсь, эта штука стоила всей этой кутерьмы, — озвучил общее мнение Корбек.

Комиссар кивнул. Они шли на невероятный риск. Правда, если бы не варварские методы янтийцев, ничего бы у них не вышло. Весь корабль кипел лихорадочной деятельностью. Силы безопасности Адептус Механикус заполнили все коридоры. Одну казарму за другой переворачивали вверх дном. Слухи, обвинения и угрозы сталкивались со встречными слухами, обвинениями и обещаниями.

Гаунт понимал, что и сам достаточно замаран во всем этом. Его полк сражался с янтийцами на борту, и ему предстоит ответить за это. Но истинную цену ставок в этой игре знают только он и его тайные противники.

Пластина и кристалл заняли свои места в разъемах вычислителя. Гаунт нажал несколько клавиш.

Ничего.

— Не работает, — констатировал Зорен.

Он снова был прав. Насколько Гаунт мог судить, Майло выкрал последнюю версию кодов доступа через терминал Муниториума. Но и они не работали. Более того: он не мог даже запустить механизм декодирования.

Гаунт разразился руганью.

— А перстень? — предложил Майло.

Комиссар замер. Пошарив в карманах, он достал кольцо Дерция и установил его печаткой в один из разъемов.

Перстень был стар и не мог вскрыть защиту кристалла сам по себе. Тем не менее в нем использовалась стандартная криптографическая система. И она открыла доступ к новым кодам. Экран вычислителя на некоторое время наполнился бессмысленными сочетаниями символов. Закодированный текст изменялся на глазах, слова перемешивались, буквы и символы менялись местами, превращаясь во что-то новое. Наконец кристалл сдался. Все его тайны выплеснулись наружу голографической проекцией.

— Вот фес… — выдохнул Корбек, в смятении пытавшийся понять написанное. — И что все это значит?

Майло и Гаунт будто и не слышали его, вчитываясь в детали.

— Чертежи. — В голосе Зорена сквозило благоговение. — Золотой Трон, я не так уж хорошо в этом разбираюсь, но если я правильно понял… Теперь ясно, почему все так гоняются за этой штукой.

— Смотрите, карта. — Майло указал на одну из голографических вставок. — Здесь обозначено место. Где это?

Гаунт присмотрелся и кивнул сам себе. Теперь все обретало смысл. Понятно, почему Ферейд доверил кристалл именно ему. Все было куда сложнее, чем подозревал комиссар.

— Меназоид Эпсилон, — мрачно произнес Гаунт.

Воспоминание

Хедд 1173, шестнадцать лет назад

Хеддийцы не ожидали нападения зимой. Но для Имперской Гвардии Верховных лордов Терры, чьи солдаты коротали время между кампаниями на кораблях, плывущих сквозь вековечный холод космоса, не было разницы между временами года. Они сожгли два становья в устье реки Хиорт, где фьорды открывают свои объятия ледяному морю в россыпях островов. Потом они двинулись на мерзлые плоскогорья, где обосновались кочевники, донимавшие имперские заставы летними набегами.

Здесь воздух был прозрачен и чист. Высокие небеса расстилались над ними сияющей бирюзой. Окутанная клубами снега и черного дыма колонна бронетехники на всей скорости вспарывала белое полотно ледяной пустыни. «Химеры», местные полугусеничные броневики на лыжном шасси, огнеметные машины «Адская гончая» и танки «Леман Русс» с мощными бульдозерными отвалами. Сквозь белую краску, усеянную голубыми и серыми пятнами, все еще проглядывал камуфляж хаки их последней кампании на Провидении Лентикула. Неизменными оставались лишь серебряные имперские орлы и пурпурная символика янтийских полков, украшавшие борта грохочущих боевых машин.

«Часовые», высланные в авангард для разведки, обнаружили хелюку кочевников. Она одиноко расположилась на склоне потрясающе-зеленого цвета ледника. Генерал Альдо Дерций остановил колонну, выбрался из люка и устроился на башне командирского танка. Стянув меховые рукавицы, он стал просматривать мутные распечатки, снятые бортовым фотоавтоматом «Часового».

На первый взгляд — обычная хелюка. Частокол из обтесанных стволов местных хвойных деревьев. За ним — немногим меньше двадцати округлых юрт из огромных ребер, обтянутых шкурами махишей. К частоколу примыкал большой загон. В нем содержалось десятков шесть анахигов — смердящих, сгорбленных бескрылых птиц, которых хеддийцы держали в качестве ездовых животных. Проклятые твари… Эти птицы выглядели неуклюжими и смешными, но они бегали по снегу быстрее, чем разгруженная «Химера», и куда легче поворачивали среди сугробов. Под их сальным, свалявшимся мехом прятался слой прочной чешуи, способной выдержать лазерный огонь. А зубчатые клювы анахигов легко перекусывали человека пополам.

Дерций снял защитные очки, чтобы разглядеть снимки как следует, и поморщился от нестерпимой белизны снежной равнины. Экипаж командирского «Лемана Русса» воспользовался нежданной передышкой, танкисты выбрались из тесной коробки танка и разминали затекшие конечности. Кто-то уже разогревал густой кофеин на переносной печке. Двое адъютантов-телохранителей Дерция обмазывали покусанные морозом лица и кисти рук жиром махишей, который туземцы продавали в маленьких круглых жестянках. Дерций невольно улыбнулся этой легкой иронии. Многие небезосновательно считали Патрициев брезгливыми и высокомерными. И все же они не были обделены находчивостью. Во всяком случае, они могли поступиться гордостью и намазать лицо махишевым жиром, чтобы избежать обморожения.

Адъютант Брохусс, закончив неприятную процедуру, убрал баночку в карман фиолетовой зимней куртки, подбитой мехом, и передал жестяную кружку кофеина наверх, генералу.

Дерций с благодарностью принял горячий напиток. Молодой, крепко сколоченный адъютант кивнул на снимки, разложенные на броне перед генералом:

— Новая цель? Или просто еще одна кучка охотников?

— Это я и пытаюсь понять, — откликнулся Дерций.

Их отряд восемь дней как покинул устье Хиорт. Первая же атака на плоскогорье прошла успешно — они разорили становье налетчиков. Следующие четыре дня они потратили впустую, разрушив несколько хелюк мирных охотников и скотоводов, где маленькими семьями жили местные оборванцы. Дерций желал новых побед. На стороне Имперской Гвардии сейчас были технология, численность и огневая мощь. На стороне кочевников — упорство защитников собственной родины, фанатизм и суровый климат.

Дерций отлично знал, сколько победоносных кампаний захлебнулось, когда неприятель удачно использовал местные условия. Меньше всего он желал ввязываться в бесконечную войну на истощение с противником, которого невозможно поймать. Хеддийцы прекрасно знали свою прекрасную и жестокую планету. Патриции могли бы выслеживать их здесь месяцами, тратя силы на борьбу с молниеносными набегами кочевников. Если бы только у них был какой-нибудь штаб, столица, которую можно найти, осадить и взять. Но хеддийцы с незапамятных времен были дикими кочевниками. Это их земля. И они останутся ее хозяевами, пока их не удастся прижать к стенке и вызвать на открытый бой.

Дерций не отчаивался. Военмейстер Слайдо обещал прислать еще три полка в помощь его Четвертому и Одиннадцатому Янтийским. Всего через пару дней…

Он вернулся к распечаткам. Генералу показалось, что он все же разглядел на них нечто подозрительное.

— Мне кажется, на этот раз мы не промахнулись, — сказал он Брохуссу, потягивая кофеин. — Смотри, довольно большой поселок. Больше, чем те охотничьи хелюки. В загоне у них десятков шесть зверей, это точно. И анахиги у них крупные. На мой взгляд, это боевые животные.

— Истинные, я бы сказал, дестриеры! — рассмеялся Брохусс, имея в виду великолепных породистых лошадей, до трех метров в холке, разводимых на баронских конюшнях Янта Норманид Прим.

Дерций оценил юмор. Шутка из тех, какие иногда выдавал старый майор Гаунт, и нависшая тяжесть напряженной кампании мгновенно рассеивалась. Генерал прогнал это воспоминание. Эти шутки кончились еще там, на Кентавре.

— Вот, взгляни сюда. — Дерций ткнул пальцем в один из снимков. Брохусс пригляделся. — На что похоже, как по-твоему?

— Главное здание? В смысле, там, где ваш палец? Не знаю… Дымоход? Может, вентиляция?

— Все может быть… — Дерций протянул снимок, чтобы его адъютант мог видеть лучше. — Это, конечно же, дым. Он здесь хорошо заметен, правда? Я говорю вот про этот отсвет… вот здесь.

— Трон Терры! — радостно воскликнул Брохусс. — Антенна орбитальной связи! У них там аппарат видеосвязи, а антенна торчит наружу! У вас зоркий глаз, генерал!

— Вот именно поэтому я — генерал, рядовой Брохусс, — беззлобно усмехнулся Дерций. — Так что же мы имеем в таком случае? Большая хелюка. Приличных размеров загон, больше полусотни скакунов…

— И с каких это пор простые скотоводы держат дома межконтинентальную видеосвязь? — закончил за него Брохусс.

— Думаю, Император улыбнулся нам. Передай майору Саулу, чтобы развернул танковый строй полумесяцем к леднику. «Адских гончих» перевести в авангард, пехоту — во вторую линию, для последующей зачистки. Мы их сметем.

Брохусс кивнул, спрыгнул с корпуса танка и поспешил передать приказ.

Дерций выплеснул остатки кофеина за борт. Горячие капли проплавили снежный покров возле гусениц танка.

Перед закатом, когда алый шар первого солнца почти разбился о горизонт, а рыжее пятно второго медленно скользило по темнеющему полотну неба в дымке облаков, хелюка казалась всего лишь темным пятном.

Хеддийцы сражались яростно… Яростно, как любой закутанный в шкуры кочевник, становье которого внезапно сотрясли разрывы снарядов и затопило жадное пламя огнеметов. Бурая масса, когда-то бывшая живыми людьми и их жильем, быстро превращались в черную ледяную корку. Растаявший было лед возвращал свое, попутно погребая темные, изломанные силуэты в вечной мерзлоте.

Десятка два кочевников успели оседлать своих скакунов и контратаковали на северном фланге. Несколько гвардейцев погибли, разорванные острыми клювами анахигов или затоптанные их мощными трехпалыми лапами. Дерций отозвал пехоту и просто смел хеддийцев бульдозерными отвалами танков.

Закаты на Хедде завораживали. Дерций приказал водителю въехать на склон ледника, чтобы взглянуть на океан. Заходящее солнце растворялось в воде, окрашивая волны красным. Океан мерцал жизнью тысяч светящихся микроорганизмов и водорослей. Временами лучи умирающего солнца касались мокрых боков махишей, неспешно всплывавших к поверхности, чтобы насытиться крилем. Дерций наблюдал, как скрывается в красных водах широкая спина махиша. Прощальный взмах двадцатиметрового хвостового плавника. Только голоса махишей низким, пронзительным свистом плывут над величественными волнами закатного света.

Башня командирского танка была полна обрывочных вокс-передач. Дерций вдруг насторожился, услышав незнакомые позывные. Вклинился чей-то сигнал — тихое, короткое сообщение на простом янтийском боевом жаргоне.

— Ну надо же… — Дерций спустился в башню и стал настраивать вокс-передатчик на нужную частоту. — Кто тут у нас в эфире?

Генерал улыбнулся. Прибыли обещанные Слайдо войска. Пятый и Шестой Гирканские полки. А сообщение послал гирканский комиссар Ибрам Гаунт. Мальчик.

На ледник легли отсветы разрезавших сумрак фар. Колонна гирканской бронетехники двигалась к позиции янтийцев, скрываясь в клубах снега.

«Как хорошо вновь увидеть Ибрама! — думал Дерций. — Сколько лет прошло… Тринадцать? Может, четырнадцать? Должно быть, он вырос с тех пор, стал похож на отца. Теперь он комиссар в гирканском полку, если верить докладам о его карьерном росте. Не просто офицер, как хотел его отец. Комиссар, не меньше! Комиссар Гаунт. Ну что же, что же… Будет приятно вновь повидаться с мальчиком».

Несмотря ни на что.

Полугусеничный бронетранспортер Гаунта притормозил возле танка Дерция. Генерал спустился со своей машины, чтобы поприветствовать комиссара. Он поправил фуражку и наградной цепной меч в ножнах. И едва смог узнать человека, представшего перед ним.

Гаунт и вправду вырос. Высокий, крепкий, поджарый, с осунувшимся лицом. Взгляд пронзительный, как лазерный целеуказатель. Форменный черный плащ и комиссарская фуражка были ему к лицу.

— Ибрам! — На лице Дерция проступила улыбка. — Сколько лет…

— Много, — сухо произнес Гаунт. — Вселенная так широка, ее просто так не охватишь. Но я все равно ждал. Долго, очень долго. Ждал, когда же судьба сведет нас лицом к лицу.

— Поверь, и я ждал! Как я рад снова видеть тебя! — Генерал раскрыл объятия.

— Я скажу тебе кое-что, дядя Дерций, потому что я честный человек. Как мой отец. — Гаунт угрожающе понизил голос. — Четыре года назад на Дарендаре мне было откровение. И не одно. Мне рассказали кое-что. Часть я счел чепухой, часть не понял в тот момент. То, что я узнал, оказалось спасительным. Я узнал правду. И с тех самых пор я искал встречи с тобой.

— Ибрам, мальчик мой… — оцепенел Дерций. — О чем ты?

Цепной меч Гаунта покинул ножны. Холодный ветер тихо выл меж его зубьями.

— Я знаю, что произошло на Кентавре. Мой отец погиб из-за твоего страха за свои генеральские погоны.

— Хватит! — выкрикнул Брохусс, вдруг оказавшийся между ними. — Отойди!

Со стороны гирканцев выдвинулись майор Танхаузе и сержант Клефф.

— Ты обращаешься к имперскому комиссару, друг мой, — бросил Гаунт. — Подумай как следует, прежде чем открывать рот.

Брохусс в замешательстве отступил на шаг.

— Итак, я — комиссар, — продолжал Гаунт. — Я уполномочен вершить правосудие там, где сочту нужным. Я наделен властью карать трусость. Я уполномочен вершить полевой суд именем Всеблагого Императора.

Дерций вдруг понял, к чему клонит Гаунт. Выхватив меч, он обрушился на комиссара. И столкнулся с крепкой защитой.

Страх опрокинул разум янтийского командира в омут безумия. Как, как этот маленький гаденыш узнал? Кто мог рассказать ему? Его уверенность, сопровождавшая генерала с начала Хеддийской кампании, погибала вместе с закатным светом. Малыш Ибрам все узнал. Узнал! Спустя столько лет, после всех его хлопот правда все же открылась. То, чего Дерций больше всего боялся. Этого не должно было произойти, твердил он себе.

Визжали сталкивающиеся зубья. Цепные мечи кружили в холодном воздухе, каждым ударом посылая к небу снопы ярких искр. Сломанные зубья картечью разлетались в стороны. Дерций обучался фехтованию в Военной академии Янта Норманид. Ритуальные шрамы на щеках и запястьях были тому доказательством. Конечно, фехтовать цепным мечом было нелегко. В десяток раз тяжелее и медленнее, чем шпагой. К тому же после любого удара могло заклинить зубчатое полотно. Но, служа с Патрициями, Дерций научился управляться с этим тяжелым оружием. Дуэли на цепных мечах уже были редкостью, но все еще случались. Вся хитрость заключалась в силе запястий, умении использовать инерцию движения и смене направления вращения зубьев в нужный момент.

Нечего было и думать о каких-то финтах и сложных приемах с цепным мечом. Только выпады и уклонение. Противники двигались кругами. Удар, лязг зубьев, отход. Толпа гвардейцев вокруг все росла, дуэлянтам что-то кричали с обеих сторон. Но никто не вмешивался. Мрачное упорство, с которым сражались офицеры, говорило об одном: это дело чести.

Дерций переключил оружие на максимальную скорость вращения. Жалобно заскрежетал металл. Низовой удар откинул руку комиссара с мечом, проделав брешь в его защите. Цепной меч генерала вгрызся в живот Гаунта, кромсая одежду и плоть. Из рваной раны неудержимой струей хлынула кровь.

Гаунт едва устоял на ногах. Он понимал, насколько тяжела его рана. Долго ему не продержаться. Он проиграл. Подвел своего отца. Дерций был слишком могущественным человеком. Такого невозможно победить. Дядя Дерций. Огромный, харизматичный, веселый и вечно бранящийся. Он то и дело врывался в жизнь маленького Ибрама Гаунта на Манзипоре и приносил с собой столько шуток, историй и диковинных подарков. Это был тот самый Дерций, который вырезал для него маленькие фрегаты, рассказывал, как называются звезды, усаживал на колени и дарил орочьи клыки.

Тот самый Дерций, с которым он фехтовал палками на солнечных террасах, раскинувшихся над пропастью. Гаунт помнил тот хитрый укол, после которого он всегда оказывался на земле с ушибленным плечом. Его было так легко выполнить рапирой. Но цепным мечом — невозможно…

А может… Гаунт вложил в это движение все оставшиеся силы. Его рана продолжала извергать кровь, но комиссар двигался по-детски легко. Цепной меч не был приспособлен для колющих ударов. Пусть. Гаунт резко выбросил руку с оружием вперед.

Дерций непонимающе смотрел, как цепной меч Гаунта проламывает его грудную клетку. С леденящим чавканьем он прогрызся сквозь кости и внутренности и вышел между лопаток, разбрасывая рваные куски мяса. Перебитое пополам тело Дерция рухнуло на снег мешком плоти, все еще дергающимся в такт работающему оружию, застрявшему в груди.

Рядом с ним Гаунт опустился на колени, не давая кишкам вывалиться из рваной раны на животе. Танхаузе подхватил его, когда комиссар уже терял сознание.

— Я отомстил, отец, — пытался выговорить Ибрам Гаунт, глядя в темнеющее небо. Вслед за небесами для него померк и весь мир.

 

Часть шестая

Меназоид Эпсилон

1

Никто не хотел на Эпсилон. Никто не хотел умирать.

Комиссар-полковник Гаунт припомнил все, о чем думал в обсерватории «Авессалома». Теперь эти размышления вызывали у него лишь печальную улыбку. Он тогда молился, чтобы его Призраки участвовали в главной наступательной операции на Меназоиде Сигма. И как все обернулось — даже смешно. Скажи ему кто-нибудь там, на смотровой платформе, что он сознательно выберет Эпсилон, — комиссар рассмеялся бы ему в лицо.

Пожалуй, «выбрал» — не совсем подходящее слово. За него все сделали удача и чьи-то тайные манипуляции. Когда «Авессалом» пришвартовался к одному из плацдармов гексобора, россыпью усеявших Меназоидскую Крепь, Призраки оказались в самой гуще мешанины пехотных полков и бронетанковых соединений, собирающихся в штурмовые дивизии. Конечно же, полковые командиры заваливали генеральный штаб прошениями о переводе на основной театр боевых действий. Тактики Слайдо буквально тонули в сотнях вариантов диспозиции войск. Гаунт размышлял над тем, как Ферейду и сети его тайных агентов удалось переправить на «Авессалом» витриан, без которых комиссар не справился бы с Патрициями. Он не мог связаться с разведчиком напрямую, но все же надеялся, что Ферейд будет приглядывать за Призраками и выручать в трудную минуту. В конце концов, они делают одно дело.

Итак, он уже отправил в штаб дивизии свой рапорт. В нем говорилось, что Призраки, как специалисты по части диверсий и маскировки, будут полезны в боях за Меназоид Эпсилон.

Может быть, ему всего лишь повезло. Или просто не было других добровольцев, или снова незаметно помогал Ферейд. А может, его враги решили, что гораздо проще позволить Гаунту самому привести их к цели, чем пытаться отнять кристалл. Быть может, он своими руками добывал сокровище для своих врагов.

Это уже не имело значения. Призраки провели полторы недели на перевалочной станции, где полки получали подкрепление, экипировку и тактическую информацию. К исходу второй недели они узнали, что примут участие в наступлении на Эпсилон. Их полк будет в авангарде: расчищать дорогу ударной группе из сорока тысяч боевых машин Латтарийских Боевых Псов, Семнадцатого Кетцокского, Четвертого, Пятого и Пятнадцатого Самотрийских, Боркеллидских Церберов, Третьего Кадийского бронетанкового и механизированной кавалерии Сарпоя. Помимо Первого Танитского, в передовую группу войдут восемь Мордианских и четыре Прагарских полка, Первый и Третий полки Афгалийских Грабителей, шесть батальонов Одинотских нерегулярных войск. И Витрийские Драгуны.

Присутствие витриан вселяло уверенность. Это значило, что к диспозиции войск приложили руку дружественные силы. Сомнения вызывало только то, что в передовую группу также входили Янтийские Патриции, а всей операцией на Эпсилоне командовал лорд-генерал Дравер.

Что же в этой схеме выстроил Ферейд, а что — его противники? И что — игра обстоятельств? Покажет только время. И кровопролитие.

Стратеги лорда-генерала отметили шесть основных точек высадки. Все они располагались в стодвадцатикилометровой полосе низин у подножия хребта, обозначенного на всех картах как цель Примарис. В пятистах километрах к западу, на скалистых берегах огромного соляного озера, были отмечены еще четыре точки высадки, рядом с целью Секундус. Наконец, еще три посадочных площадки были размечены на крупном полуострове в двух тысячах километрах к югу, где находилась цель Терциус.

Перед самым рассветом темные подбрюшья облаков замерцали красными огоньками: маневровые двигатели десантных челноков, волна за волной спускавшихся к поверхности. Бледное, еще слабое солнце застало в воздухе тысячи кораблей. Тяжеловесные войсковые транспорты сверкали бронированными боками, будто огромные жуки. Корабли поменьше, груженные боеприпасами и оборудованием, сбивались в стайки по три. Между оживленными линиями движения лихтеров сновали звенья истребителей прикрытия. Временами на один из участков высадки обрушивались залпы корабельных ракет и редкие разряды мощных лучевых пушек. Обработка артогнем обороны противника гарантировала безопасную посадку.

На земле уже встречали рассвет темные колонны пехоты и техники, покидавшие тесные трюмы челноков. Пехота строилась рядами в ожидании приказов. Бронемашины деловито прокладывали собственные дороги по травянистым полям, собирались в группы и целые фронты наступления. Воздух потяжелел от выхлопных газов, рева танков, жары корабельных двигателей и сигналов вокса. Взводы вспомогательных войск устанавливали точки сбора подразделений, разводили костры, помогали возводить палатки госпиталей и центров связи. Инженерные части уже копали траншеи и устанавливали танковые заграждения. Отряды снабжения Муниториума вскрывали ящики с экипировкой и распределяли штурмовое снаряжение между взводами гвардейцев. Среди всей этой суеты неспешно двигались процессии священнослужителей Министорума, благословляя солдат каждым словом и взмахом кадила, вознося гимны и молитвы о защите.

Оставив за спиной духоту челнока, Гаунт шагнул с носовой аппарели в прохладу утреннего воздуха, на изрытую гусеницами землю. Он немедленно окунулся в грохот машин и тяжелый запах топлива. Рассвет здесь наступил раньше срока. Тысячи огней: костры и лампы, фары, сигнальные огни садящихся челноков, светящиеся жезлы регулировщиков, разводящих в стороны колонны гвардейцев и бронетехники.

Комиссар бросил взгляд на недалекие предгорья. Крутые холмы покрывал желто-бурый ковер сухого папоротника. Где-то за ними в утренней дымке угадывались высокие, кряжистые горы. Цель Примарис.

Этот туман, если верить кристаллу, скрывал от лорда-генерала Дравера и его приспешников драгоценное сокровище. И судьбу Ибрама Гаунта и его Призраков.

Тем временем на поля опустились десантные корабли класса «Пожиратель». Тяжело уронив стальные челюсти десантных аппарелей, они выпустили Призраков, которые немедленно начали собираться во взводы. Щурясь от неожиданно яркого света, гвардейцы разглядывали желтые от папоротника холмы под покровом низких кучевых облаков. Гаунт с помощью нескольких регулировщиков отводил их на возвышение, служившее одной из точек сбора Призраков. Вынырнув из клубов выхлопных газов, окутавших поле, гвардейцы смогли ощутить запах Меназоида Эпсилон. Пронизывающий ветер. Сухой, холодный воздух, полный запаха жимолости. Поначалу этот студеный, сладкий аромат казался необычным и приятным, но он быстро надоедал и вызывал тошноту.

Гаунт доложил, что его полк приведен в боевую готовность, и немедленно получил приказ продвигаться согласно утвержденному плану операции. Вскоре за Призраками уже протянулась широкая просека поломанных сухих стеблей папоротника. Растения доставали почти до пояса, но рассыпались от любого прикосновения. Гвардейцы спотыкались о сплетения корней и колючие лозы ползучих сорняков.

Достигнув вершины холма, комиссар приказал двигаться на запад. Посадочная площадка, покрытая яркими огнями, осталась внизу, на расстоянии двух километров. Несколько транспортов поднялись в вихре папоротниковой пыли и, пройдя низко над полем, заложили крутой вираж и ушли в небо.

В моноскоп Гаунт мог разглядеть, как в трех километрах от них два полка Мордианской Железной Гвардии строятся для марша. Еще в двух километрах покидали свою точку высадки Витрийские Драгуны. Во все стороны от выжженного поля разбредались цепи маленьких черных точек. Холмы уже кишели гвардейцами, пробирающимися сквозь заросли.

Близился полдень. Пехота и механизированные части Имперской Гвардии продвигались параллельно друг другу сквозь щебень и сухие заросли предгорий. Место высадки уже давно исчезло из виду, но корабли все еще прибывали туда, доставляя все новые войска и материалы для наступления титанов. Где-то под облаками перекатывался далекий гром двигателей.

Вскоре они наткнулись на башни: неровные столбы, сложенные из плоских камней, около сорока метров в высоту, возвышались посреди папоротников на расстоянии пятисот шагов друг от друга. Гаунт поспешил доложить об этом командованию и обнаружил, что каналы связи полнятся схожими сообщениями. Все предгорья были расчерчены линиями этих столбов. В самом низу и наверху камни башен были шире, к середине, наоборот, сужались. Все они поросли мхом и казались неустойчивыми. Некоторые опрокинулись, и теперь о них напоминали только виднеющиеся среди папоротников каменные насыпи.

Гаунт сомневался в природном происхождении этих монументов. Их внешний вид и расположение свидетельствовали об обратном. Гаунта совсем не обнадеживало то, как мало информации он получил об Эпсилоне на общем инструктаже.

— Возможно, храмовый мир, — сообщили тогда офицеры разведки. — На поверхности планеты обнаружено множество каменных построек неизвестного происхождения, расположенных длинными рядами. Линии пересекаются в местах скопления древних руин — возле целей Примарис, Секундус и Терциус.

Комиссар отправил Маколла с его диверсантами на разведку за линию башен, в долину по ту сторону холма. Наконец он позволил себе открыть информационный планшет с данными кристалла, который прятал во внутреннем кармане плаща уже второй день.

Подозвав связиста Раффлана, Гаунт взял трубку полевой вокс-рации, закрепленной на его спине, и передал новую серию приказов. Его полк проведет разведку местности. Наступающие вслед за ними мордианцы пока что должны ждать сигнала к движению. По местному времени был уже полдень.

Гаунт оглянулся на своих солдат и обнаружил неподалеку Роуна. Майор сгорбился, нетвердо держа лазган, и смотрел куда-то отсутствующим взглядом. Комиссар до последнего отказывался брать его с собой, но врачи в лазарете гексобора признали его годным к службе. После пытки, которой его подвергло убитое Ларкином чудовище в балахоне, Роун очень изменился. Теперь Гаунту не хватало того жесткого характера, который делал Роуна опасным союзником — и хорошим командиром. Был здесь и Фейгор, выживший стараниями Дордена. Теперь он стал почти неуправляем. Озлобленный вояка, жаждущий мести. Еще в казарме он клялся перерезать всех встречных янтийцев и проклял всю операцию за то, что Призраки оказались с ними в одной группировке. Гаунт боялся представить, что будет, если танитцы и Патриции вдруг встретятся здесь, на Эпсилоне. Особенно сейчас, когда Роун не сможет приструнить своего адъютанта.

В конце концов Гаунт решил последовать девизу Ферейда: «Будь что будет». Он еще раз проверил болт-пистолет и уже собирался попросить Майло сыграть, но звук опередил его. На дне долины забилось эхо танитского марша, лившегося из трубок волынки юного Призрака.

Они уже здесь. Теперь все решится.

2

Командным постом лорд-генералу Драверу служил «Левиафан», мобильная крепость размером с небольшой городок. Ее гусеницы упорно вгрызались в глинистый склон холма, покидая место высадки возле цели Примарис.

В самом сердце титанической машины в антигравитационном поле покачивалось мягкое кожаное кресло. Устроившись в нем поудобнее, генерал Дравер обозревал мостик. Он пребывал в самом благостном настроении. Его настойчивые прошения возымели силу. Военмейстер Макарот наконец поставил его во главе всей наступательной операции на Эпсилоне. Каким же простофилей он оказался! Ведь именно об этом мире говорил Драверу этот уродец Хелдан. Здесь покоится сокровище — ключ к его величайшей в жизни победе.

Перед самой высадкой Дравер потратил двое суток, изучая всю доступную информацию о Меназоиде Эпсилон. В сравнении с Сигмой Эпсилон казался небольшой луной. Если верить разведке, этот мир был своего рода святыней Темных Сил. Все северное плоскогорье планеты было покрыто странными постройками. С орбиты можно было разглядеть, что их расположение на местности представляет собой некую фигуру или символ. Основные силы легионов Хаоса в этой системе были брошены на защиту столичного мира, Сигмы. Разведка выяснила, что на Эпсилоне был оставлен гарнизон неустановленной численности. Хотя Эпсилон не представлял из себя ничего особенного, враг ясно дал понять, что для него эта планета представляет определенную ценность. Иначе зачем рисковать, оставляя часть войск здесь?

Флотские офицеры предлагали просто расстрелять Эпсилон с орбиты и стереть в порошок все, что окажется на поверхности. Дравер приложил все силы, чтобы не дать этому плану ход. Он говорил, что Эпсилон должен быть взять наземными войсками, чтобы узнать, чем же так ценен этот мир для Великого Врага. Такова была главная причина штурма планеты. Официальная, конечно.

Дравер знал больше. Он знал, что проклятый упрямец Гаунт подал прошение о своем переводе на этот фронт. А это неспроста.

Генерал был готов к такому повороту событий. Он умел распоряжаться человеческими ресурсами, вся его карьера строилась на этом таланте. Теперь и Гаунт станет его ресурсом. Отобрать кристалл у комиссара не вышло. Что ж, пусть сам откроет его и найдет сокровище, а Дравер просто пойдет по его следам.

Потянув за рычаг, генерал развернул кресло к левитирующим вокруг него гололетическим ретрансляционным пластинам. Он пробежал глазами многочисленные доклады о продвижении войск и открыл канал связи с маршалами Сендаком и Тарантином, командовавшими наступлением на цели Секундус и Терциус соответственно. Развертывание завершилось, и войска уже продвигались согласно плану операции. Противник так и не проявлял себя.

Минул полдень, а за ним и вечер. Битва не началась ни на одном из фронтов, и настроение Дравера падало. Он утешал себя тем, что сумел высадить экспедиционный корпус такой численности в трех точках меньше чем за день. Большинству командующих Имперской Гвардии требовалось втрое больше времени на операцию подобного масштаба.

Повернувшись к одной из пластин, Дравер еще раз оценил диспозицию своего фронта, группы Примарис. Пехотные полки уже высадились и значительно продвинулись вглубь территории. Бронетанковые части высаживались с десантных кораблей прямо в долины, уже проверенные пехотой. Лорд-генерал планировал обойти руины капища Примарис с трех сторон. Танковые соединения должны были поддерживать три основные группировки пехоты — мордианцев на западе, латтарийцев на востоке и танитцев на юге. Пока что присутствия противника не наблюдалось. Как не наблюдалось вообще ничего живого, кроме самих имперцев.

Поразмыслив, Дравер взял стилус и написал на информационном планшете короткую записку полковнику Фленсу. Янтийцы были ушами и глазами генерала на поле боя. Все это время они присматривали за действиями Призраков, готовые вмешаться в любой момент. Из всех группировок Дравера интересовало исключительно продвижение полка Гаунта.

Он перевел сообщение на боевой жаргон янтийцев и передал Патрициям несколькими отрывочными вокс-сообщениями. Фленс не подведет, в этом генерал был уверен.

Дравер откинулся на мягкую спинку, и на его тонких губах заиграла улыбка. Этот трюк дорого ему обойдется, но под его командованием хватало жизней, чтобы расплатиться: пятьдесят тысяч гвардейцев, высаженных на Эпсилон. Генерал уже записал их на счет, которым он оплатит свой триумф. Пользуясь моментом, он решил расслабиться и отдохнуть.

Наутро первые лучи рассвета застали генерала в командирском кресле. Он уже просматривал скопившиеся за ночь доклады разведки. Как он и ожидал, все группировки достигли намеченных рубежей, разбили на ночь лагеря и выставили дозоры. С восходом они возобновили движение. И снова никаких новостей о противнике. Неудивительно. Дравер немедленно узнал бы о первом же выстреле на планете.

Командирский мостик, в центре которого возвышалось генеральское кресло, кипел деятельностью. Вокруг вычислительных машин пестрели мундиры офицеров флота, тактиков Гвардии, вспомогательных служб Муниториума и штаба группировки войск. Информация, лившаяся с фронтов бурным потоком, обрабатывалась и анализировалась. Все изменения в обстановке отмечались гололитическими маркерами на огромной трехмерной карте, проецируемой с потолка сферического мостика.

— Маршал Тарантин докладывает, что кадийские и афгалийские части вступили в контакт с силами противника, — разнеслось по мостику. — Тяжелые бои в районе капища Терциус!

«Наконец-то первая кровь», — подумал Дравер. На карте континента, вызывая тревогу, рассыпались красные отметки. Бурые и багряные линии расчертили зону, в которой произошло столкновение. Постепенно начали вспыхивать желтые точки, отмечающие сосредоточения вражеских войск.

Лорд-генерал немедленно отдал приказ усилить фронт Тарантина танковыми частями и обеспечить артиллерийскую поддержку. На карте тем временем растеклись еще два красных пятна — группа Секундус наткнулась на замаскированный укрепрайон противника. Подала голос тяжелая артиллерия сил Хаоса. Алые пятна будто лужами крови растекались по карте. Стало больше пульсирующих желтых точек. Дравер продолжал наблюдать за быстрым продвижением танитцев и следовавших за ними мордианцев, витриан и янтийцев. Группа Примарис все еще не встречала сопротивления.

— Начало положено, милорд, — раздался чей-то голос слева.

Дравер поднял глаза на имперского тактика Вейланда. Немолодой и уже полысевший, тактик все еще мог похвастаться крепким сложением и пронизывающим взглядом. Он был одет в черную с красным кантом униформу оперативно-тактического совета Макарота, но Дравер знал, кто этот человек на самом деле. Он понял это с первого взгляда. Шпион. Соглядатай Макарота, следящий за его, Дравера, действиями.

— Как оцените ситуацию, Вейланд? — спокойно спросил Дравер.

— Мы ожидали более упорного сопротивления. — Тактик задумчиво оглядел карту. — Я думаю, у них еще немало трюков в запасе.

— И полная тишина здесь, возле цели Примарис. Ведь мы ожидали в этом месте самых ожесточенных боев, не правда ли?

— Действительно так. — Вейланд, похоже, пропустил сарказм Дравера мимо ушей. — Пока здесь тихо. Это не надолго. Если это и вправду мир-святыня, то их отпор будет куда сильнее и фанатичнее, чем мы можем представить. Придержите наступление, лорд-генерал, иначе вы оголите фланги и подставите войска под удар.

Драверу очень хотелось высказать все, что он думает об этих советах, в лицо тактику, но Вейланд занимал привилегированное положение среди военной знати при Макароте. Генералу ни к чему было оскорблять его, хотя очень хотелось заорать: «Я провел высадку быстрее и эффективнее любого флотоводца, и после этого ты смеешь советовать мне остановиться?!» Но генерал прикусил язык и только кивнул.

Вейланд оперся о поручень, окружавший постамент командирского кресла.

— Давненько мы не выбирались, правда, Гектор?

— Давненько? — раздраженно переспросил лорд-генерал. — В каком смысле?

— В горнило битвы, — улыбнулся в ответ тактик. — Мы ведь с вами тоже когда-то были солдатами, ведь так? Мой последний бой был двадцать лет назад, на Ондерманксе, против богомерзких эльдаров. А теперь мы с вами только и делаем что читаем доклады и жмем на клавиши. Командовать — это славно и почетно. Но мне иногда не хватает тяжелого труда на поле брани.

Драверу в голову вдруг пришла замечательная мысль. Такая замечательная, что он даже облизнулся от восторга.

— Послушайте, Вейланд, мне всегда нужны сильные люди, желающие сражаться. Возможно, вы хотите отправиться на фронт?

Тактик поначалу пришел в замешательство, а потом встал и плотоядно улыбнулся.

— Такой шанс я не упущу. Меня заинтриговала техника боя этих танитцев, о которых все говорят. Думаю, непосредственное наблюдение за их действиями обогатит опыт оперативно-тактического совета. С вашего позволения, я отбуду к ним.

«Грубо работаешь, дружок, — мрачно подумал генерал. — Хочешь сам поглазеть на все?»

Но Дравер знал, что уже не сможет воспрепятствовать имперскому тактику. Откажи он сейчас — и весь план окажется под угрозой. В конце концов он решил оставить эту проблему на потом.

— Вы желаете взять на себя роль полевого наблюдателя? Я был бы вам благодарен за информацию с фронта из первых рук.

— С вашего позволения. — Вейланд собрался уходить. — Я возьму «Химеру» из резервного парка и направлюсь к фронту. Со мной будет отряд телохранителей, которые при случае могут оказать поддержку боевым частям. Я непременно сообщу вам обо всех находках.

— Непременно, — без тени улыбки откликнулся Дравер. — Я распоряжусь, чтобы вам выделили канал связи. Каков будет ваш позывной?

Вейланд задумался на пару мгновений:

— Пусть будет мой старый. «Крыло Орла».

Дравер кивнул и передал инструкции своему адъютанту.

— Доброй охоты… тактик, — бросил он в спину уходящему Вейланду.

3

Гаунт дочитал последние строки вокс-пакета, которое посчастливилось перехватить связисту Раффлану.

— Вчера днем записал, — пояснил Раффлан. — Говорит вам о чем-то, сэр?

Комиссар кивнул. Янтийский боевой жаргон. Ожидая инструкций от агентов Макарота, Гаунт приказал прослушивать все каналы полевой вокс-связи. Сообщение исходило лично от Дравера и предназначалось полковнику Фленсу. Прямой приказ следить за Призраками. Гаунт задумчиво потер подбородок. Медленно, но верно его враги проявляли себя.

Он бросил взгляд вверх, на заросший папоротником перевал и ряды каменных башен. Велик был соблазн приказать Роуну спуститься и заминировать дорогу, по которой за ними будут двигаться Патриции. Но как бы там ни было, танитцы и янтийцы сражались на одной стороне. Прошел слух, что два других фронта уже превратились в настоящую мясорубку. Кто знает, что их ждет там, в тонкой дымке гор. Комиссар не решался перекрыть путь единственному полку, который может поддержать Призраков в случае засады.

Вынув из кармана плаща блокнот, Гаунт перечитал несколько страниц, испещренных почерком Зорена. Неуверенно и очень старательно он написал сообщение на витрийском боевом жаргоне, используя кодовые слова из блокнота. Вскоре Раффлан уже передавал его по воксу.

— На языках разговариваем, сэр? — шутливо спросил вокс-специалист. Для пущей иронии он говорил на танитском боевом жаргоне, который Гаунт предусмотрительно выучил.

Многие полки использовали для переговоров на поле боя специальный язык или коды. Это было важной частью внутренней безопасности командной структуры в бою. Янтийцы тоже пользовались своим жаргоном, но Дравер понятия не имел, что Гаунт прекрасно владеет им.

Поразмыслив, комиссар вызвал сержанта Блейна.

— Перестроишь свой седьмой взвод в арьергард, — без затей приказал он.

— Ожидаете атаки с тыла, сэр? — озадаченно спросил Блейн. — Разведчики Маколла прикрывают эту сторону холма. Враг не мог нас обойти.

— Я не об этом враге, — пояснил Гаунт. — Мне нужно, чтобы кто-то приглядывал за янтийцами у нас за спиной. Условным сигналом будет «Духотворец». Кто бы из нас ни передал его, это будет означать, что янтийцы начали действовать. Мне претит сражаться со своими, но у нас может не оказаться иного выхода. Случись что-то подобное — не медли и не сомневайся. По твоему сигналу я направлю вам на выручку всех, кого смогу. Учти, янтийцы для нас — такие же враги, как и затаившиеся тут твари.

— Принято, — мрачно ответил Блейн.

После того как Гаунту удалось вскрыть кристалл, Корбек как следует проинструктировал всех офицеров полка. Командиры взяли за правило принимать в расчет эти обстоятельства. При этом они старались держать информацию подальше от тех людей, которые вызывали подозрение. Из всех сержантов Гаунт проникся большим уважением к нелюдимому, работящему Блейну. Он был верен, как Корбек, Маколл или Лерод. Если требовался действительно надежный человек для важного дела — лучшего, чем Блейн, можно было не искать. Удивляясь самому себе, Гаунт подал сержанту руку.

Они обменялись крепким рукопожатием. В хватке комиссара Блейн словно ощутил, какая страшная ответственность может лечь на его плечи.

— Храни вас Император, сэр, — наконец сказал он и стал спускаться вниз по склону.

— Да обратит Он свой взор на тебя, — произнес вслед Гаунт.

Майло, оказавшийся рядом, мог наблюдать за происходящим. Стерев слюну с трубки, он приготовился сыграть еще один марш. «Вот и все, — думал он. — Комиссар ожидает самого худшего».

К тому моменту вернулся сержант Маколл со своими разведчиками. Гаунт выслушал их доклад.

— Я думаю, сэр, вам лучше подняться и посмотреть самому, — коротко сказал Маколл и указал наверх.

Гаунт приказал огневым группам трех взводов установить караулы по всему периметру склона. Сам он последовал за Маколлом. К этому моменту танитцы уже натерли свои плащи серо-желтой землей Эпсилона, и ткань изменила цвет. Маколл заметил, что плащ Гаунта натерт из рук вон плохо. Ворча что-то себе под нос, диверсант принялся тереть его накидку веткой папоротника. Гаунт только улыбнулся. Комиссар снял фуражку, закутался в плащ и стал как можно точнее повторять движения танитцев. Позади остались две тысячи Призраков, но Гаунт не мог разглядеть ни одного из них.

Тихо пробираясь сквозь заросли папоротника, они добрались до вершины холма. Там они припали к сухой, серой пыли. Гаунт взял у Маколла его моноскоп, но, выглянув из укрытия, понял, что оптика тут не нужна.

Холм, на который взбирались гвардейцы, обрывался отвесным склоном. Прямо перед Гаунтом высился крутой утес, должно быть, несколько сотен метров в высоту. Под чьими-то древними руками бледно-голубой гранит склона обрел форму зиккурата. Титанические ступени, изглоданные временем блоки, бесконечные ряды арок. Гаунт осознал, что смотрит на капище Примарис. Больше он не мог сказать об этом чудовищном строении ничего. Что это? Храм, усыпальница или мертвый город-улей? Не важно. Одно чувствовалось точно — зиккурат источал почти осязаемое зло. Оно сочилось мерзкими, темными, холодящими каплями из черного зева каждой арки. Из каждой трещинки в камне.

— Мне не нравится эта штука, — чуть слышно произнес Маколл.

Гаунт невесело улыбнулся и заглянул в информационный планшет.

— Честно сказать, мне тоже. И меньше всего мне хочется идти туда напрямик. Нам бы лучше обойти его слева, по краю долины.

Комиссар поднял моноскоп и посмотрел налево. Строение казалось бесконечным, оно уходило куда-то за пределы долины. По изгибам холмов к нему тянулись ряды каменных столбов, будто гранитный спрут распластал свои щупальца по ковру желтых папоротников. Задрав голову, Гаунт разглядел в дымке башни из голубого гранита. Ряды опор, частокол шпилей. И все это — лишь предместья огромного некрополя. Давным-давно мертвый город, воздвигнутый нечеловеческими руками задолго до начала времен.

Запах жимолости становился отвратительным, удушающим. Тревожно запиликала микробусина в ухе. По вокс-переговорам Призраков он понял, что его людей охватывали странная слабость и тошнота.

— Вы хотите свернуть налево? — спросил Маколл. — Но ведь так мы отклонимся от генерального плана наступления.

— Да, я знаю.

— Это приведет лорда-генерала в ярость.

— У меня тут свой план наступления. — Комиссар легко похлопал по информационному планшету.

— Благослови Император вас и вашу заботу, — покачал головой Маколл. — Сэр, нам ведь было приказано штурмовать это… это место.

— Мы так и сделаем, Маколл. Только не здесь.

— Как далеко мы должны продвинуться? — спросил диверсант со знанием дела.

— Километр-другой. В кристалле было сказано о каком-то куполе. Найди его мне, сержант.

— С удовольствием, сэр, — ответил Маколл. — Но вы ведь понимаете, повернув, мы дадим янтийским шавкам лишний повод броситься на нас.

— Знаю, — просто ответил Гаунт. Он был рад, что его Призраки восприняли происходящее всерьез. Они понимали, что сейчас на кону и кто их враг.

Маколл и капрал Бару провели Призраков вдоль края долины, возле самого гребня холма, мимо мертвенно-бледных камней усыпальницы, полных немой угрозы ступеней и колонн.

Поступил доклад по ближней вокс-связи. Рядовой диверсионного взвода Тарк заметил его первым: гигантский, похожий на луковицу купол вырастал из самой горной тверди, непостижимым образом высеченный из цельного гранита.

Гаунт подобрался ближе, чтобы взглянуть своими глазами. И вправду, он был похож на большую каменную головку лука, только добрую тысячу метров в диаметре. Она буквально перетекала в уступчатую скалу. Поверхность купола покрывали бесчисленные темные символы.

Тарк и погиб первым. По склону холма хлестнула жесткая очередь автопушки. Взметнулись фонтаны серой земли и папоротниковой пыли. Тело Тарка разлетелось кровавыми кусками. Как по команде, остальные орудия в арках зиккурата открыли огонь. Призраков захлестнуло волной лазерных импульсов, пуль и раскаленной плазмы.

Ответный огонь превратил долину в плотную сеть мерцающих лучей и трассирующих дорожек. Между склонами плескалось гибельное море пламени.

Пляска смерти началась.

4

Покинув командный «Левиафан», маршал Гол Сендак, прозванный Истребителем Потомков Гаммы, возглавлял свои войска на передовой. Вслед за его «Леманом Руссом» перемалывали каменистую почву склона боркеллидские танки, идущие плотным строем. Впереди возвышался древний зиккурат капища Секундус.

Ветхие стены вокруг склепа обрушились под тяжелыми ударами башенных орудий. Не останавливаясь, танки ворвались на территорию древнего храма. Одинотская пехота закрепляла прорыв. Сендак подгонял гвардейцев приказами по воксу. Арки зиккурата огрызались таким плотным огнем, какого маршал не видал за многие годы службы. Что-то неприятно щекотало в носу. От проклятой сладкой вони этого мира уже тошнило.

Неожиданно маршал почувствовал, что его усы в чем-то вымокли, и машинально вытер их рукой. Манжет его серого кителя мгновенно потемнел от крови. Ощутив привкус железа во рту, Сендак сплюнул, и слюна тоже оказалась красной. Сдавило уши. Оглядев залитую зеленым светом внутренность танка, Сендак увидел, что с его экипажем происходит то же самое.

Низкая, глубокая, нервирующая дрожь воздуха.

Сендак припал к перископу танка, пытаясь найти причину. Что-то странное творилось с башнями, окружавшими зиккурат. Они словно сияли изнутри, сотрясаемые алыми разрядами энергии. Странные обелиски окутал густой пар.

— Кровь Императора! — прорычал Сендак. Его сжатые губы стремительно окрашивались его же собственной кровью.

В следующий миг произошли сразу две невероятные вещи. Линии старых каменных столбов, сложенных из обычных булыжников, взорвались каскадом искр и превратились в настоящие сорокаметровые стены, сотканные из силового поля. Будто гигантская колючая проволока, между башнями протянулись сверкающие, изломанные линии энергии. Люди и бронемашины, задетые яркими бело-голубыми молниями, вспыхивали, как хворост, и взрывались. Остальные просто застряли в паутине энергетических барьеров, не дававших свернуть или отойти назад.

Тем временем плоские вершины башен окутал розоватый туман, в котором начали проступать очертания фигур. Телепортированные слишком мрачными, еретическими технологиями на такую высоту, отряды солдат немедленно развернули тяжелые орудия на треногах и открыли огонь. Сгорбленные, исхудавшие существа в рваных темных балахонах и скалящихся костяных масках. Но в их грязных, забинтованных руках были мощные мелтаганы, лазерные пушки на треножных лафетах и другое, более древнее оружие. Ими командовали богомерзкие квазимеханические космодесантники Хаоса, известные как Стиратели.

Сендак как можно громче выкрикивал приказы, пытаясь хоть как-то справиться с ситуацией. На его глазах два танка въехали в силовой барьер. Разряды энергии мгновенно прожгли их корпуса. А потом обе машины исчезли в пламени взрыва. Сдетонировали укладки боеприпасов. Еще один танк пал жертвой огня лазерных пушек. Сендак обнаружил, что враг теперь был повсюду. Огневые точки на вершинах башен обстреливали фланги и тыл его группировки.

Маршал мог бы оценить опасность такой грамотно устроенной засады, если бы разбирался в древних технологиях, если бы его глаза не слезились и боль не затуманивала разум.

В отчаянии он схватил трубку вокс-станции и переключился на командную частоту.

— Все хуже, чем мы ожидали! Нас заманивают в ловушку! Это черная магия! Они разделили нас и вырезают по частям! — кричал он. — Передайте всем штурмовым группам! Башни — это смерть! Смерть!

Затем маршал и стрелок в башне погибли во взрыве бронебойного снаряда. Трубка передатчика, все еще сжатая в руке Сендака, упал вниз, на металлический пол рубки. Еще через мгновение трак правой гусеницы сорвала осколочная ракета. Танк перевернулся. Боевая машина взорвалась, унося с собой второй «Леман Русс», оказавшийся рядом.

Одинотская пехота, следовавшая за танковым клином, бросилась бежать.

Только бежать было некуда.

5

Лестницы, утесом поднимавшиеся над расписанным знаками куполом, были усеяны арками. И каждая из них превратилась в амбразуру, изрыгающую огонь. Воздух наполнился лазерными вспышками, стрекотом болтеров, громом тяжелых орудий. Странные, медленно летящие пули жужжали, будто мухи.

Корбек бежал, звучно выкрикивая приказы, вдоль гребня холма, где залегли взводы Призраков. Укрытия не найти — только кромка обрыва да торчащие из папоротника гнилыми зубами старые камни.

— Перебежками! Залечь! Ползком! Не высовываться! — Эти слова полковник, как молитву, заучил еще во время Основания на полях погибшей Танит. — Целься и огонь! Ныть и молиться здесь не место!

Где-то возле командного поста Лерода ожил реактивный гранатомет Брага. К нему присоединились Мелир и другие. Противотанковые ракеты с ревом пронеслись сквозь паутину лазеров. Каменная кладка храма брызнула пламенем и осколками гранита.

Гаунт ползком добрался до Корбека, на самую вершину. Над головами хищно завывал обстрел. К непереносимому запаху жимолости прибавилась еще и вонь паленого папоротника.

— Надо прорываться! — Гаунт пытался перекричать грохот тысяч стволов.

— Я бы рад помочь! — Корбек с деланым сожалением махнул рукой в сторону боя.

Комиссар показал ему карту на информационном планшете, и офицеры осторожно выглянули наружу, чтобы сравнить ее с местностью.

— Ничего не выйдет, — констатировал Корбек. — Нам никогда не прорваться сквозь такой плотный огонь.

Гаунт понимал это не хуже полковника. Данные, загруженные с кристалла, были слишком запутанными и местами абсолютно нечитаемы. Видимо, эти данные были записаны — или переведены — с помощью старых кодовых символов. Загадок в них было не меньше, чем вразумительного текста. Но один фрагмент казался предельно ясным.

— Держитесь здесь, — коротко приказал он, перекатился вниз и встал на ноги. Комиссар бросился к подножию холма, оставляя за собой просеку в сухом папоротнике.

Нужную башню он нашел довольно быстро. Это был подточенный временем каменный столб недалеко от холма. Раздвинув папоротник у его основания, Гаунт обнаружил широкое отверстие. Комиссар надеялся — нет, знал, — что здесь окажется вход в старую шахту. Присев на краю, он заглянул в чернильную темноту зева.

Легким касанием включив микробусину передатчика, Гаунт вызвал к себе нескольких Призраков: Маколла, Бару, Ларкина, Брага, Роуна, Дордена, Домора и Каффрана.

Буквально через минуту все они уже подозрительно осматривали шахту.

— Черный ход, специально для нас, — произнес Гаунт. — Если верить старой карте, эта шахта уходит вниз на некоторую глубину, а потом — в катакомбы под храмом. Нам понадобятся веревки, костыли и молоток.

— И кто туда полезет? — без выражения спросил Роун.

— Мы все… Я пойду первым, — ответил комиссар.

Связавшись с Корбеком, Гаунт приказал ему укрепиться с оставшимися войсками на гребне холма и продолжать бой.

Комиссар избавился от всего лишнего, сбросил плащ и закрепил цепной меч за спиной. Маколл тем временем вбил костыли в каменную кладку вокруг люка и спустил в темноту привязанный трос.

Гаунт передернул затвор болт-пистолета и убрал его в кобуру.

— Пошли, — бросил он, обвязался тросом и собрался прыгнуть.

Маколл успел поймать его за руку и остановить. С холма к ним бежал рядовой Винч и что-то кричал. Гаунт выбрался из шахты и принял информационный планшет от запыхавшегося гвардейца.

— Сообщение от сержанта Блейна, — выдохнул Винч. — К ним на малом ходу приближается «Химера». Посылает сигнал, что пассажиры хотят к нам присоединиться.

Гаунт поморщился. Чушь какая-то. Он еще раз просмотрел рапорт.

— Сержант спрашивает, пропустить ли их. Называют себя полевыми наблюдателями оперативно-тактического совета военмейстера, — добавил Винч. — Их позывной — «Крыло Орла».

— Фес святой! — Гаунт вздрогнул, как ужаленный.

Гвардейцы переглянулись, кое-кто настороженно переговаривался. Редко когда комиссар ругался на танитский манер.

— Ждать меня! — Гаунт отвязал трос и поспешил в сторону холма. На бегу он бросил: — Найди Раффлана! Пусть передаст, чтобы их пропустили!

6

«Химера» в простом зеленом камуфляже, единственным опознавательным знаком на которой был имперский герб, миновала позицию Блейна. Она перебралась через холм и на полном ходу спускалась навстречу ожидавшему ее Гаунту. Комиссар не мог припомнить, когда так волновался последний раз.

Машина остановилась, с металлическим лязгом открылся пассажирский люк. Первыми появились трое солдат с лазганами наготове. Красно-черные доспехи свидетельствовали, что это телохранители верховного командования крестового похода, элитные части. Лица скрыты под глухими забралами черных шлемов. К ним присоединился высокий человек в схожей форме. Уперев руки в бока, он огляделся. Гаунт направился к нему.

Незнакомец поднял забрало, а потом и вовсе снял шлем. Сначала Гаунт не узнал его. Потом он прибавил к образу в своей памяти мышечной массы и бритую голову.

— «Крыло Орла», — сказал он.

— «Крыло Орла», — был ответ. — Ибрам!

Гаунт крепко пожал протянутую руку старого друга.

— Ну, как мне теперь называть тебя?

— Здесь меня все называют имперский тактик Вейланд. Но этим ребятам можно доверять, — кивнул он в сторону рассредоточившихся телохранителей. — Можешь звать меня так, как привык.

— Ферейд.

— Итак, Ибрам, введи меня в курс дела.

— Нет, мы поступим по-другому. Лучше я отведу тебя прямиком к сокровищу.

Шахта оказалась глубокой и узкой. Гаунт спускался, осторожно нащупывая опору, но старый камень крошился под руками. Он пытался понять, что здесь было с самого начала. Быть может, это был город, построенный прямо в скале. Скорее всего, эта шахта служила частью вентиляционной системы и уходила Император знает куда.

Гаунт наконец почувствовал под ногами твердую поверхность, выпрямился и отвязал трос. Туннель впереди был низким и извилистым. Пахло сыростью и гнилью.

— Лазган! — прозвучало сверху.

Гаунт легко поймал падающее оружие, немедленно включил фонарь, который Дорден примотал к стволу клейкой лентой, и взял лазган на изготовку. Луч света лизнул грязные стены. Судя по звукам сверху, кто-то еще следовал за ним.

Через полчаса спустился последний человек из их группы. Туннель осветили фонари, закрепленные на лазганах. Только Дорден не взял оружие и освещал себе путь факелом, а Браг захватил автопушку. Здоровяку при спуске пришлось хуже, чем остальным. Из-за своей комплекции и тяжелого орудия он чуть было не застрял в шахте и ударился в панику.

Ларкин ныл что-то о клаустрофобии и смерти в подземелье. Молодой Каффран явно волновался. Дорден растерял последние капли оптимизма. Бару насмешливо глядел на них. Роун угрюмо молчал. Гаунт улыбнулся про себя. Он не ошибся с выбором. Никто не скрывал неприязни и беспокойства. Значит, потом не будет сюрпризов. И здесь были лучшие диверсанты, снайперы, стрелки и врач Танитского полка, Первого и Единственного.

Казалось, не меньше подземелья гвардейцев беспокоили непредвиденные напарники — имперский тактик и его охрана. Молчаливые телохранители преодолели шахту с легкостью профессионалов. Они как привязанные ходили за своим командиром и постоянно держали оружие наготове.

Отряд двинулся по заваленному битым камнем туннелю. Свет фонарей высвечивал неровности стен, отбрасывал смутные тени.

Через двадцать минут пути они набрели на пещеру. С потолка звонко капала вода. Древние стены покрывал слой извести. Влажно поблескивали жилки минералов. Лучи света легли на великолепную резную арку впереди.

Гаунт поднял лазган и посигналил фонарем: «За мной».

7

— Он желает видеть вас, сэр, — произнес адъютант.

Лорд-генерал Дравер не желал слушать. Он не отрывал взгляда от ретрансляционных пластин, на поверхности которых мелькала жуткая бойня, в которой были уничтожены силы маршала Сендака на подступах к цели Секундус. Одна за другой пластины потухали или мгновенно заливались чернотой, когда выходили из строя полевые записывающие устройства. Генерал не ожидал ничего подобного. Потому что это было… просто невозможно.

— Сэр? — позвал еще раз адъютант.

— Идиот, как ты не понимаешь?! У меня здесь кризисная ситуация! — Дравер яростно повернулся в кресле, расталкивая видеопластины. — Мы теряем второй фронт, наши силы истребляют! Мне нужно время, чтобы выработать план контратаки! И мне здесь нужен оперативный совет в полном составе!

— Я немедленно пошлю за офицерами. — Слова тяжело давались адъютанту, будто его напугало что-то пострашнее самого генерала. — Но инквизитор настаивает.

Помедлив еще пару мгновений, Дравер расстегнул ремни командирского кресла и ступил на мостик. Он не любил испытывать чувство страха, но именно это чувство заставляло сейчас колотиться его сердце. Собравшись с силами, генерал направился к дверям. По дороге он приказал своему заместителю временно принять на себя командование и собрать всех старших офицеров.

— Передайте всем выжившим войскам группы Сендака отступить и перегруппироваться на плацдарме А-одиннадцать-двадцать три. Проинформируйте все наступающие группировки о том, какую опасность представляют собой башни. И к моему возвращению я хочу видеть готовые оценки ситуации и стратегию контратаки.

Под сферой командирского мостика находилась изолированная камера, куда привел генерала медный трап.

Полумрак камеры полнился запахами благовоний и дезинфицирующих средств. Приглушенно гудела медицинская аппаратура. В центре камеры, скрытая пологом из прозрачного пластика и окутанная паром, стояла койка. Медицинский персонал в красных халатах с капюшонами, увидев лорда-генерала, неслышно покинул помещение.

— Вы хотели видеть меня, инквизитор Хелдан? — спросил Дравер.

За пластиковым пологом угадывалось движение. Дравер отметил гноящееся отверстие на шее Хелдана и рану на виске под слоем синтетической кожи и рядом металлических скоб по краям. К голове инквизитора тянулось множество трубок, откачивающих кровь и гной.

— Мы уже близко, милорд Дравер, — тихо захрипели голосом Хелдана вокс-ретрансляторы возле койки. — Сокровище совсем рядом. Я чую его через мою марионетку.

— Что нам предпринять?

— Собрать все силы и действовать. Прикажи янтийцам наступать. Я буду наводить их на след Гаунта. Время слабости и полумер прошло. Пора нанести удар.

8

Смерть водопадом обрушивалась на танитские ряды из арок некрополя. Это был ливень лазерных лучей и прерывистых разрядов древнего электрического оружия. Воздух дрожал под тяжестью снарядов, выпущенных из бесчисленных дул. Острые стальные шипы падали на гвардейцев роями хищных насекомых, неспешно заходящих на свою жертву. Попадание такого снаряда разрывало человека в клочья. Корбек с ужасом наблюдал, как его солдаты буквально взрываются. Всех, кто оказывался рядом, накрывал град шрапнели.

Один из шипов вонзился в землю возле укрытия Корбека. Ничего не происходило. Осторожно вынув шип острием ножа, Корбек обернул руку полой плаща и поднял снаряд. Грубый конус из темного металла, покрытый бритвенно-острыми чешуйками. Черная, оплавленная стеклянная вставка в основании. Двигатель. Корбек решил, что этими шипами стреляют из какого-то подобия ракетницы. При выстреле боек разбивает стеклянную капсулу с горючим, запуская снаряд. Дьявольски эффективная в своей простоте штука. Острые чешуйки установлены таким образом, чтобы разлетаться при контакте с поверхностью. Попав в человека и взорвавшись, они перемалывали его изнутри. Если же снаряд врезался в твердую поверхность, то разлетался смертоносным облаком шрапнели. Чешуйки были уложены спиралью, — видимо, снаряд раскручивался при выстреле. Корбек вдруг осознал, что не видел такого варварского и одновременно идеального инструмента убийства.

Глядя на огненную бурю, полковник тяжело вздохнул. Вестей от диверсионной группы комиссара так и не было. О его целях он мог точно сказать только одно: Гаунт шел на большой риск.

Связавшись с командирами взводов, Корбек приказал им продвигаться по склону, занимая столько земли, сколько возможно. В его распоряжении было две тысячи лазганов. Тяжелые орудия продолжали обстреливать зиккурат, и его стены начинали трескаться и осыпаться. Но ответный огонь не ослабевал.

Связист Корбека рядовой Махан сгорбился над своей вокс-станцией и что-то непрестанно говорил в трубку. Из коммуникатора лился поток докладов с полей боя. Гвардеец лихорадочно записывал входящую информацию. Неожиданно Махан схватил полковника за шиворот, подтащил к рации и сунул трубку к его уху.

— …смерть! Башни — это смерть! — расслышал Корбек.

Он взглянул на Махана, пытавшегося справиться с лавиной информации и записать все в информационный планшет.

— Группа Терциус разбита и отступает, — бормотал он, декодируя сообщения на ходу. — Сендак погиб… Фес, будто они все поумирали! Дравер дал приказ к общему отступлению. И эти башни…

Корбек выхватил планшет из рук связиста и проглядел приказ верховного командования. К нему были приложены нечеткие снимки, сделанные перед гибелью Сендака. Полковник смог теперь рассмотреть, как включаются энергетические барьеры между башнями, как на их вершинах появляются вражеские войска.

Инстинктивно он оглянулся на ближайшие каменные столбы. Если их поля вдруг оживут, Призраки тоже окажутся в ловушке.

Ход его мыслей прервала новая волна спешных докладов и сообщений. Активировались башни вокруг цели Секундус. Маршал Тарантин знал о том, что произошло у капища Терциус, и перестроил свои войска. И все же его группировка несла тяжелые потери. Они избежали ловушки, но атака группы Секундус была остановлена.

— Фес твою мать! — ругнулся в пустоту Корбек и переключил свой микропередатчик на общий канал. — Всем Призракам! Если вы находитесь поблизости от любой каменной башни, используйте все доступные средства для ее уничтожения! Ради нашего спасения!

В ответ раздались удивленные возгласы, и полковнику пришлось просто орать в коммуникатор:

— Быстрее, дебилы фесовы!

В двухстах метрах взметнулись вверх первые фонтаны грязи и пламени. Взвод сержанта Варла первым повернул реактивные гранатометы в сторону башен и уничтожил две ближайшие. По левую руку взводы Фолора и Лерода последовали их примеру. Не меньше семи башен уже обрушились. Находившийся в арьергарде наступления взвод Куралла продолжил взрывать обелиски вниз по склону. Каменная крошка и пепел горящих папоротников облаками плыли над разбитыми башнями.

Сержант Хаскер доложил, что его взвод потерял все тяжелое вооружение в первые минуты столкновения. Ему оставалось использовать мины и гранаты.

Махан собирался что-то сказать полковнику, но остановился и удивленно стер с губ свежую кровь. Корбек почувствовал, что его нос тоже начинает кровоточить. Воздух полнился давящим звоном.

— Ах ты… — начал было Корбек.

Махан тряхнул головой, разбрызгивая капельки крови. Неожиданно его наушники затопил чудовищный шум. Лопнули барабанные перепонки. Своего крика он уже не услышал. Связист забился в судорогах, пытаясь освободить уши от этой пытки.

Он слишком сильно высунулся из укрытия. Стальной шип разорвал его до пояса. Вокс-станция на его спине взорвалась. Корбека окатило потоком крови. Одна из острых чешуек снаряда, взорвавшегося в груди связиста, вонзилась полковнику в бок.

Хватая ртом воздух, Корбек сполз на землю. Боль захлестывала его с головой. Осколок вошел глубоко между ребрами и разорвал что-то внутри. Под ногами медленно росла алая лужа.

Изо всех сил стараясь не терять сознания, Корбек выглянул наружу. Звон в ушах и кровотечение могли значить только одно. Полковник достаточно сражался с отродьями Хаоса, чтобы понять это.

Ожили башни капища Примарис.

Сложившись пополам, Корбек кое-как зажал кровоточащую рану и осмотрел линию своих войск. Он вовремя сообразил, что нужно было делать. Призраки уничтожили достаточно башен, чтобы разорвать цепь. От крепости протянулись щупальца ярких энергетических импульсов. И не обнаружили каменных обелисков. Благодаря Корбеку план противника рушился, как карточный домик.

Не находя своих целей, пучки дьявольской энергии забились в агонии и устремились к некрополю. В мгновение ока вражеское оружие сделало ту работу, на которую могли уйти месяцы осады. Удар неконтролируемой энергии обрушил тонны гранита. Брызнув осколками, колоннады и ступени начали складываться, погребая под собой туннели и всех, кто там оказался.

Для танитцев не все шло так гладко, как казалось. Взвод Хаскера не успел заминировать все башни, и включение энергополей застало их в самом разгаре работы. Почти пятьдесят гвардейцев, в том числе Дорейн Хаскер, мгновенно превратились в горстки пепла.

Но смерть Хаскера была немедленно отомщена. Силовое поле задело уже установленные мины. От взрыва содрогнулся весь холм. Башни просто испарились. Земля поднялась на дыбы. Освободившаяся энергия стрелой рванулась к некрополю, пробив в скале новое ущелье.

Больше никто не стрелял. Маневр Корбека нанес поклонникам Хаоса смертельную рану.

Скатившись обратно в окоп, вымокший в крови полковник добрался до своего вещмешка. Найдя аптечку, он кое-как перебинтовал рану. Затем Корбек быстро проглотил несколько обезболивающих пилюль, запил из фляжки и прошептал литанию исцеления.

Корбек сознательно превысил безопасную дозу. Вначале перед глазами все расплылось, но боль ушла, и к нему возвращались силы. Несмотря на дрожь в груди, он чувствовал, что ожил. Ожил ровно настолько, чтобы продолжать двигаться, в глубине души понимая, что это его финальная бравада.

В аптечке полковник обнаружил восемь обезболивающих пилюль и переложил их в карман. Такой дозы обычно хватало на неделю, но он готов был использовать ее за час. Он будет драться до конца, пока боль не станет сильнее лекарства и не погубит его.

Встав в полный рост, Колм Корбек поднял лазган и переключил микробусину вокса на общий канал связи:

— Корбек — всем Призракам Танит. Мы выдвигаемся!

9

Полковник Фленс наблюдал из долины за тем, как яростно пляшут отсветы на холмах. Низкие темные облака то и дело лизало рыжее пламя взрывов. Сгущающиеся сумерки содрогались от грохота, источником которого не могло быть ни одно из орудий Гвардии.

Возле Фленса вытянулся во фрунт его вокс-специалист рядовой Дефрайтес. Он протянул полковнику планшет, который покрывали мелкие строчки приказа высшего командования.

Фленс прочитал его и некоторое время молча стоял среди папоротников и кутерьмы, затеянной вечерними мотыльками.

Танитцы встретились с упорным сопротивлением, но, приняв в расчет опыт штурма других склепов, они вовремя уничтожили сеть силовых барьеров противника, обеспечив себе победу. Гром, доносившийся с холмов, был отголоском их победы.

— Сэр? — напомнил о себе Дефрайтес. На поверхности планшета уже появлялись бледные строчки кодированного сообщения от генерала Дравера.

Фленс расшифровал его касанием своего перстня. Резная печатка лизнула поверхность планшета лучиком лазера. Уровень безопасности Пурпурный. Лично для Фленса.

На этот раз сообщение было предельно коротким и ясным.

На миг лицо полковника озарила недобрая улыбка. Он повернулся к своим солдатам. Шесть тысяч гвардейцев выстроились в колонну по два в долине. Майор Брохусс бросил вопросительный взгляд из-под тяжелых век.

Фленс включил свой микропередатчик.

— Воины Янта Норманид Прим, мы получили приказ! Досточтимому лорду-генералу Драверу стало доподлинно известно, что комиссар-полковник Гаунт и его банда так называемых Призраков были совращены Хаосом! Почему только им одним удалось пробиться сквозь защиту, остановившую таких полководцев, как маршалы Сендак и Тарантин? Они отмечены печатью зла! Лорд-генерал Дравер возложил на нас почетную обязанность покарать их!

Почувствовав поддержку в одобрительных возгласах солдат, Фленс откашлялся.

— Мы поднимемся на холмы и атакуем с тыла. Забудьте, что они когда-то были вашими союзниками и вообще людьми! Их навсегда осквернило клеймо нашего Вечного Врага! Мы сразимся с ними и сотрем их в порошок!

Отключив связь, Фленс повернулся к холмам. Он поднял руку, чтобы отдать команду двигаться. Его приказ будет исполнен.

10

Луч света потух.

Гаунт сорвал фонарь с лазгана и отшвырнул в сторону. Оказавшийся поблизости Дорден передал ему новый.

— Осталось еще восемь, — сообщил врач, помогая Гаунту привязывать фонарь к стволу липкой лентой.

Никому не хотелось заводить разговор о здешней темноте. Стандартный гвардейский фонарь должен был светить непрерывно в течение шести сотен часов. Всего за два часа в этом подземелье потухло больше десятка, словно здешняя тьма пожирала любой свет. Гаунт поежился. Если сама атмосфера этого места могла вытягивать энергию из фонарей, что же произойдет здесь с человеческим телом?

Но гвардейцы не останавливались. Впереди бесшумно двигались диверсанты Маколл и Бару. За ними — Гаунт и Ларкин. Комиссар уже давно заметил, что вместо лазгана Ларкин взял с собой старинное длинноствольное ружье, украшенное затейливой резьбой. Ему уже успели рассказать, что из этого ружья он застрелил инквизитора Хелдана. Теперь снайпер считал его чем-то вроде талисмана. Наказывать его за глупые суеверия просто не было времени. Гаунт понимал, насколько хрупко душевное равновесие Чокнутого Ларкина. Оставалось надеяться, что в бою это древнее оружие не уступит лазгану в скорострельности.

Следующими в цепочке шли Роун, Каффран и Домор, держа лазганы с фонарями на изготовку. Домор на всякий случай тащил в рюкзаке миноискатель. За ними следовали безоружный Дорден и Браг со своим тяжелым орудием. Замыкал строй Ферейд с безликими телохранителями в глухих шлемах.

Спустя какое-то время Гаунт остановил отряд, чтобы дать разведчикам время осмотреть туннель и запомнить ориентиры. Пользуясь моментом, его догнал Ферейд.

— Давно не виделись, Брам, — понизив голос, сказал он.

«Не хочет, чтобы его слышали остальные, — догадался Гаунт, — потому что не знает, кому и что я рассказал. Хотя он даже не знает, сколько знаю я сам».

— Да, давненько, — согласился комиссар, рассматривая непроницаемое лицо шпиона в тусклом свете фонаря. — И как мало у нас времени для разговора.

— Прямо как на Пашене.

— Да, похоже на то. — На лице Гаунта мелькнула улыбка. — Мы с тобой всю жизнь влипаем в неприятности.

— Как ни жаль, но в этот раз все серьезно, Брам, — покачал головой Ферейд. — По сравнению с этим Пашен Девять-Шестьдесят покажется тебе тренировкой в тире. Признаться, мы с тобой работали над этим делом бок о бок не один месяц. Просто ты не замечал.

— Без твоих указаний я бы никогда не разобрался. Первый раз ты связался со мной на Пирите, когда выбрал меня хранителем этого проклятого кристалла.

— Ты недоволен?

— Нет, — процедил Гаунт. — Я не уклоняюсь от своего долга перед Золотым Троном, даже если он требует вступить в грязную подковерную возню. Но ты нашел мне еще ту работенку…

— Я знал, что ты с ней справишься, — с улыбкой заверил его Ферейд. — Для нее нужен был кто-то надежный, кто-то…

— Кто-то, кто входит в твой близкий круг доверенных друзей, который ты собираешь, где бы ни оказался?

— Это жестокие слова, Ибрам. Я думал, мы с тобой друзья.

— Так и есть. Ты знаешь своих друзей, ты ведь сам их выбирал.

Молчание.

— Что ж, тогда расскажи мне все… с самого начала, — испытующе взглянул Гаунт.

— Но ты ведь уже все узнал сам, разве нет? — искренне удивился Ферейд.

— У меня в руках только обрывки сведений, которые я смог обнаружить… связать их догадками и логическими выводами… Теперь я хочу услышать все от начала до конца, во всех деталях.

Ферейд отставил к стене лазган, снял перчатки и стал задумчиво разминать пальцы. Гаунт улыбнулся этому жесту. Специалист по тактике Вейланд и пашенский фермер Ферейд были двумя совершенно разными людьми. Они ничем не напоминали друг друга. Но этот жест, этот легкий штрих индивидуальности не могла скрыть даже идеальная маскировка. И Гаунт был рад этому.

— Так уж повелось, что каждый военмейстер создает собственную сеть тайных осведомителей, следящих за высшими военными чинами крестового похода. Эта обычная практика. Макарот осторожен, как истинный наследник Императора. Ему есть чего бояться среди теней. Не все одобрили выбор Слайдо. Многие генералы не приняли его, в особенности — Дравер. Обретенная власть развращает. Сильнее ее только искушение возможной властью. Человек есть человек, он подвержен порокам. Я стал частью агентурной сети Макарота, через которую он следил за высшими офицерами. Дравер — гордый человек, Брам. Он не потерпит подобного оскорбления.

— То же самое ты говорил и раньше. Черт возьми, я даже цитировал тебя своим людям.

— Ты им рассказал? — вскинулся Ферейд.

— Только офицерам. Чтобы удостовериться, что они на моей стороне и понимают, что происходит. Честно говоря, я рассказал им почти все, что знал, а это не так много. Сокровище цвета Вермильон… Ведь поэтому все изменилось, да?

— Именно. Подумай, даже при наличии преданных войск Дравер ни за что не смог бы свергнуть благородного военмейстера. Но если бы у него было еще что-нибудь, чего нет у Макарота, козырная карта…

— Вроде оружия.

— Могучего оружия. Восемь месяцев назад один из моих собственных соглядатаев узнал, что агенты Дравера напали на след какого-то древнего сокровища. Где и как они получили эту информацию — нам неизвестно. Мы знаем только о тех усилиях и жертвах, которые пришлось принести его оперативникам. Немалых, нужно сказать. Но цена была уплачена. Крупица древней силы, найденная в темном, запретном уголке Вселенной. Спрятанное под кодом уровня Вермильон, знание о ней переходило от одного псайкера к другому, от агента к агенту, пока не попало бы в руки верховного лорда-генерала Дравера. Конечно же, это сообщение нельзя было послать в открытую, иначе Макарот узнал бы обо всем. Точно так же, как нельзя было передавать его напрямую генералу, так как сигнал исходил бы с враждебной территории, далеко от зоны влияния Империума. Уже на последнем этапе, при передаче из Нубилийского Пролива на Пирит, нам удалось вмешаться и перехватить информацию. И вот тогда она оказалась у тебя.

— И с тех пор клевреты генерала пытались ее у меня отобрать.

— Верно. Предвкушая такой приз, Дравер привел в движение немалые силы. Он уже знал, где искать и как туда добраться. Но, получив последний кусочек карты этого сокровища, мы не могли позволить Драверу им завладеть. Наше шаткое положение на тот момент не давало нам возможности самим вмешаться и получить его первыми. Поэтому мы приняли решение… хорошо, я принял решение оставить кристалл у тебя и позволить тебе самому найти эту древнюю силу до того, как до нее доберутся слуги лорда-генерала.

— Знаешь, Ферейд, твоя вера в мои силы пугает меня. Я ведь просто солдат, командир пехотного полка.

— Ты же знаешь, что это далеко не так. Ты — прославленный герой с безупречной репутацией. Верный, изобретательный, безжалостный… Ты — один из избранных Слайдо. Ты настолько обласкан славой, что Дравер не решается выступить против тебя открыто.

Гаунт расхохотался:

— Послушай, если последние попытки убить меня и моих солдат были не прямыми, я боюсь представить, что тогда это значит.

— Но ведь ты выжил! — Ферейд пронзительно взглянул на комиссара. — Ты зашел уже так далеко! Ты переломил ситуацию, и теперь сокровище почти в твоих руках, как я и надеялся! За кулисами мы делали все, что в наших силах, чтобы помочь тебе. То, что танитцев отправили именно на этот фронт, — тоже наших рук дело. И я рад, что мне удалось использовать свою новую роль тактика, чтобы оказаться здесь, вместе с тобой.

— Ну что же, мы и правда здесь, совсем рядом с нашей целью… — начал Гаунт, подняв лазган.

— Брам, можно мне взглянуть на то, что было в кристалле… Думаю, пора бы и мне узнать все до конца, если мы собираемся работать вместе.

Комиссар обернулся, и на его лице медленно проявилось понимание.

— Ты ведь не знаешь, да?

— Не знаю?

— Именно. Не знаешь, ради чего мы здесь рискуем жизнями.

— А ты думал, что знаю? Даже Макароту и его союзникам ничего точно не известно. Мы знали только одно: это сокровище может дать Драверу силу свергнуть верховное командование крестового похода. Ты — единственный, кому удалось вскрыть кристалл. Его тайны известны только тебе и тем людям, которым ты их доверил.

Под сводами туннеля прокатился громкий смех комиссара. Изумленные гвардейцы оглянулись на своего командира.

— Что ж, тогда я тебе все расскажу, Ферейд. Все еще хуже, чем ты ожидал…

Резко свистнул Маколл. Воцарилась тишина.

Гаунт развернулся и вскинул лазган. Уже тускнеющий луч фонаря уперся во тьму. Впереди что-то шевельнулось, заскреблось.

Из темноты неспешно вынырнул стальной шип. Пройдя в миллиметре над пригнувшимся Ларкином, он врезался в стену и брызнул острыми осколками. Домор с жутким криком упал на руки Каффрана. Острые чешуйки впились в его глаза и превратили лицо в кровавую кашу.

Комиссар дал очередь в темноту. Из-за спины послышался грохот автопушки Брага. Отряд занял оборону в изломанном туннеле.

«Вот и развязка», — успел подумать Гаунт.

11

Глубоко в недрах «Левиафана», в изолированной сфере под командирским мостиком, царила тишина. Ее нарушали едва слышные из-под марлевых масок врачей молитвы об исцелении. Облаченные в красные халаты, будто жрецы в церемониальных одеждах, они бесшумно двигались между медицинскими приборами.

Хелдан знал, что находится в руках лучших целителей Флота сегмента Пацификус. Едва узнав о тяжелом ранении инквизитора, генерал Дравер отрядил десяток лучших врачей из личного медицинского корпуса. Все это было напрасно. Хелдан умирал, полностью осознавая это. Выпущенная с такого близкого расстояния тяжелая ружейная пуля разорвала его левую щеку и горло, раздробила плечо и ключицу. Его тело все еще не остыло только милостью Императора и стараниями врачей, поместивших его в эту паутину медицинской аппаратуры. Он вытянул шею настолько, насколько позволяли путы трубок и игл, пронзавших его шею и грудную клетку. Сквозь полог койки он разглядел медные тележки, на которых деловито вибрировали аппараты жизнеобеспечения. Темная жидкость вытекала из его тела по рифленым трубкам на алюминиевом каркасе, проходила через фильтры и очистные колбы и возвращалась обратно. Каждые двадцать секунд маленький механизм серебристым скорпионом подбирался к его разорванному лицу и опрыскивал его раны антисептиком из жала на хвосте. Лампады окутывали его койку густым дымом благовоний.

Он поднял взгляд к потолку и стал рассматривать сквозь пленку над головой четкие зигзаги черно-белой мозаики. Его разум, великолепный разум, способный измерить границы запредельных пространств и купаться в испепеляющем сиянии Имматериума, изучал сплетения кости и обсидиана. Он разбирал их на части, постепенно покидая свое изломанное тело. Он вступил в неясное царство света и тьмы, касаясь тех рычагов, что приводят в движение Вселенную.

Переплетения тьмы и света — ему доставляло удовольствие наблюдать за ними. Он знал, всегда знал, что его место — там, в неясных изгибах серой мглы на стыке света и тени. Он нырнул в этот сумрак и принял его всем своим естеством. Ему казалось, что он понимает эту потрясающую грань между тьмой Врага и светом Человечества лучше других. Быть может, лучше самого Императора. Эта граница была столь явной и при этом — неизведанной. Подобно любому истинному сыну Империума Человека, Хелдан всеми силами, всей душой сражался против Тьмы. Но он не мог вынести жгущей, ослепляющей чистоты света. Тонкая тень между ними была его царством. Ни Император, ни его преемник Макарот не понимали его, и в этом была их слабость. Ее разглядел лорд-генерал Дравер. Поэтому Хелдан отдавал все силы, чтобы поддержать его. Так ли важно то, что его желанное оружие создано или извращено Хаосом? Как бы то ни было, его можно обернуть против Тьмы.

Если Человечество желает выжить, его единственный шанс — измениться и шагнуть в тень. Хелдан демонстрировал это своим примером все девяносто лет своей службы в Инквизиции. Человек должен отвернуть взор от остывшего Трона Терры. Его неизменность и стагнация не могут спасти от глубокой, неведомой внешней темноты.

Несмотря на слабость, Хелдан легко проникал в мысли окружавших его врачей. Он видел их страх, их отвращение к его нечеловеческому телу. Один врач, по имени Гайлат, даже имел наглость считать его опасным животным. Хелдан развлекался тем, что лечил его от этих предрассудков в свойственной ему манере. Время от времени он тихо проскальзывал в его разум, затрагивал кое-какие нервные окончания в мозгу и наблюдал, как врач стремглав бежит в уборную с недержанием или приступом тошноты.

Доступный разум. Хелдан обожал этот инструмент.

Он еще раз окинул взором разумы пустышек, походя удивляясь их ограниченности. Двое врачей тихо переговаривались, стоя возле двери, наивно полагая, что пациент их не услышит. Один из них считал, что травма лишила инквизитора разума. Второй кивал.

Они боялись.

«Великолепно», — усмехнулся про себя Хелдан.

Он уже достаточно размял свой разум. Его способности полностью пробудились. Теперь можно приступать к работе. Одним движением брови он подозвал врача. Тот подошел к койке и откинул полог, плохо осознавая, что делает.

— Зеркало. Принеси мне зеркало, — произнес инквизитор через речевые трансляторы.

Врач послушно кивнул и спустя мгновение вернулся с круглым хирургическим зеркалом в руках.

Хелдан поднял его правой рукой — единственной работающей конечностью. Коротким мысленным приказом он заставил пустышку уйти и вернуться к работе. Инквизитор взглянул в зеркало и увидел в нем свое вытянутое лицо, оскаленный рот, рваные края раны, медицинские трубки. Глубже, в отражение.

Создать марионетку было не так-то просто. Требовался немалый опыт использования боли и настройки рефлексов мозга, чтобы психическая волна Хелдана стала ключом к мыслям человека. Этот процесс можно было провести с помощью одной лишь грубой психической силы, но хирургическое вмешательство и правильное использование скальпеля делали его куда проще и точнее.

Хелдану нравилась такая работа. Искусно совмещая боль с психической кодировкой, он превращал человека в раба. Он видел и слышал глазами и ушами своей марионетки, ее руки повиновались его командам.

Инквизитор вглядывался в зеркало до тех пор, пока там не отразилось опустошенное, растерянное лицо его раба. Марионетка будет повиноваться его командам. Ее глазами он видел все так четко, будто сам был на ее месте. Как он и обещал Драверу, его марионетка уже находилась рядом с Гаунтом. Он чувствовал все до последней капли: влажные камни, затягивающую тьму, жар перестрелки. Вот Гаунт, в одном кожаном кителе, без фуражки и плаща, отстреливается из лазгана.

Гаунт.

Хелдан вошел в разум своего раба и окунулся в море бушевавшей там ненависти к Ибраму Гаунту. Она ему поможет. Инквизитор поклялся не умирать до тех пор, пока руки его марионетки не выполнят главный приказ. Пока он не одержит окончательную победу.

12

Роун распластался на каменном полу. Над головой с воем проносились лазерные лучи и снаряды-шипы. Припав к прицелу лазгана, он выискивал цель. Мешала тупая боль в голове, которая становилась сильнее и сильнее. В памяти оживало потускневшее воспоминание о физической боли, терзавшей его тело. Перед мысленным взором Роуна возник образ Хелдана. Чудовище, манипулирующее людьми. Инквизитор. Его изогнутые клинки и микродрели, тянущиеся к лицу.

Хелдан. Да, так звали этого ублюдка. Он исполосовал тело Роуна своими ножами, вскрыл его разум. И темные, отвратительные мысли Хелдана проскользнули в открытую лазейку…

Майор мотнул головой, стряхивая капельки пота. Пошел он, этот Хелдан. Дав короткую очередь в темноту, он мысленно поблагодарил Ларкина за тот выстрел, который покончил с этой тварью. Конечно же, он никогда не скажет этого вслух. Чтобы такой человек, как Роун, благодарил чокнутого простолюдина?

Танитцы успели занять хорошее укрытие. Все, кроме Бару. Раненный в колено, он барахтался на полу и стонал.

Вслед за громкой командой Гаунта в темноте туннеля мелькнул багряным сиянием разогретый огнем ствол автопушки. Браг развернул орудие и послал длинную очередь над головами Призраков. Под ее прикрытием Гаунт и Маколл успели втащить Бару в укрытие. Крики Домора все не утихали. Стараясь не слушать их, Каффран пытался перебинтовать его лицо.

Лазерные лучи отплясывали свой бешеный танец на углах коридора. Роуна больше волновали снаряды-шипы. Даже если один из них пролетал мимо, он все еще мог причинить вред взрывом осколков. Майор выглянул из укрытия и дважды выстрелил, напряженно высматривая цель. Мысли Роуна все больше путались в грязной, тошнотворной темноте, которая поселилась там с тех пор, как то огромное, костлявое существо изувечило его. Раз за разом он отталкивал ее, но чужое присутствие так и не исчезало.

Гаунт тем временем проскользнул к Домору и вцепился в его окровавленные руки.

— Держись, солдат! Ну же, держись, дружище! Это комиссар… Я вел вас с самой Танит, и уж поверь, я не брошу тебя умирать здесь!

Домор прекратил стонать и прикусил губу, пытаясь заглушить боль. Теперь Гаунт разглядел, что его лицо было разорвано. Глаза вытекли, а кожа правой щеки свисала лохмотьями. Взяв у Каффрана бинт, комиссар стал собирать лицо гвардейца по кускам. Вскоре глазницы Домора прикрывала плотная марлевая повязка. Видя, что Дорден заканчивает с коленом Бару, Гаунт подозвал его. Военврач кое-как проскользнул под вражеским огнем. Комиссар немедленно вспорол рукав Домора ножом, Дорден нащупал на сведенной болью руке вену и вколол дозу обезболивающего.

Гаунту пришлось видеть немало смертельных ран. С первого взгляда он понял, что без серьезной аппаратуры полевого госпиталя Домору не продержаться, слишком серьезными были ранения глаз. Повязка начала покрываться ржавчиной кровавых пятен, и Дорден сокрушенно покачал головой. Домору повезло, что он не мог видеть этого безмолвного приговора.

— Ты будешь жить, — уверенно сказал Гаунт. — Даже если мне придется тащить тебя на себе…

— Бросьте меня… — простонал в ответ Домор.

— Ты предлагаешь мне бросить тут подыхать гвардейца, который остановил магнитный поезд и дал нам шанс победить на Фортис? Домор, твоими стараниями мы взяли целую планету! Да я лучше руку себе отрублю и брошу ее здесь!

— Вы хороший человек, — прохрипел солдат, едва дыша. — Особенно для анрота…

Гаунт невольно улыбнулся.

Позади Ларкин прицелился и свалил еще один размытый силуэт выстрелом из древнего ружья. Маколл, Роун и телохранители Ферейда освещали коридор мерцающим потоком лазерного огня.

А потом все накрыла неожиданная тишина.

Вперед скользнула смутная тень Маколла. Следом — один из солдат Ферейда. После минуты ожидания раздался долгожданный крик: «Чисто!»

Гвардейцы вновь построились для перехода. Каффран помогал идти Домору, хромого Бару поддерживал Дорден. На углу они смогли разглядеть тела своих недавних врагов. Восемь изможденных, покрытых язвами людей в пластиковых комбинезонах и скалящихся костяных масках. Их покрывали знаки, на которые было больно даже смотреть. Знаки чумы и тления. Гаунт приказал собрать все доступные боеприпасы. Роун закинул лазган за плечо и поднял один из шипометов, длинное ружье, оканчивающееся широким штыком под стволом. Майор не забыл взять из уже бессильных рук хаосопоклонника и сумку с шипами.

Гаунт молчал. Сейчас не время выбирать средства.

13

Крепость погрузилась в тишину. Разбитый каменный фасад начинал окутывать дым: где-то — серый, прозрачный, где-то — черный и густой.

Полковник Колм Корбек, не чувствуя собственного тела от передозировки обезболивающим, вел Призраков через заваленный обломками ров, прямо к зиккурату в скале. За ним сквозь руины бесшумно пробирались едва заметные воины Танит, держа оружие наготове.

Корбек ничего не сообщал генеральному штабу. Это наступление должно быть очень тихим и незаметным.

Призраки в одиночку отобьют столько территории, сколько смогут, и только тогда позовут на помощь.

Они осторожно ступали по разбитым, сплавленным в черные пузыри камням. Под ногами хрустели кости вражеских солдат. Отдача нарушенного энергетического барьера превзошла все ожидания полковника. Он отправил на разведку взвод Варла, выдав им вдвое больше миноискателей, чем обычно.

Что-то заставило Корбека обернуться. За его спиной стоял Майло.

— Я думаю, не время для песен, сэр? — произнес он, похлопав по свернутой волынке.

— Да, рановато еще, — кисло улыбнулся Корбек.

— Полковник, с вами что-то не так?

Корбек мотнул головой. В этот момент он осознал, что давно чувствует во рту металлический привкус. Он сглотнул.

— Все нормально…

14

— Что скажете, сэр? — Рядовой Лайнем передал моноскоп сержанту Блейну.

Согласно приказу комиссара Гаунта седьмой взвод окопался на гребне холма, охраняя тылы. Блейн понимал, зачем они здесь. Комиссар объяснил все предельно просто, но сержант так и не придумал, как рассказать это своим солдатам.

Прильнув к оптическому прибору, он увидел наступающие ряды Янтийских Патрициев. Они шли огневыми группами, выстроившись в коробки подразделений. Наступательное построение, нечего даже гадать.

Скользнув в заросли папоротника, скрывавшие его окоп, Блейн вызвал связиста Симбера. Лицо сержанта стремительно бледнело.

— Как будто… как будто они собираются нас атаковать, сэр! — в замешательстве произнес Лайнем. — Они что, приказы перепутали?

Блейн тряхнул головой. Гаунт производил впечатление человека, твердо уверенного в том, что говорит, но Блейн все равно отказывался верить. Гвардия сражается с Гвардией. Это было… по крайней мере немыслимо! Комиссар говорил так убежденно, так ясно. И только сейчас сержант начал осознавать весь ужас происходящего. Он принял трубку из рук Симбера.

— Призраки седьмого взвода, — просто заговорил он. — Установить оборонительный периметр на вершине и приготовиться отразить нападение янтийцев. Если они откроют огонь, будьте уверены — это не ошибка. Это прямое нападение. Знайте, лично комиссар предупредил меня об этом. Прочь все сомнения. Я на вас рассчитываю.

Будто по команде, первые ряды янтийцев сверкнули вспышками лазеров.

Блейн приказал ждать, когда противник подойдет ближе. Он нервно сглотнул. Сложно поверить в это безумие. И к тому же — целый элитный полк Янтийских Патрициев против его пяти десятков?

Лазеры прочерчивали яркие линии все ближе. Сержант приказал Симберу настроить полевую рацию на личный канал комиссара.

Молчание. Блейн катал на пересохшем языке твердую ледышку слова, пока наконец не заставил себя выдохнуть его: «Духотворец».

15

Сырая тьма срывалась к полу холодными каплями. Сквозь ее покров они видели источенные водой каменные стены пещеры, под сводами которых шептало эхо. Домор уже мог идти, и Каффран просто вел ослепшего гвардейца за руку. Один из безымянных телохранителей Ферейда сменил Дордена и помогал идти Бару.

Единственными живыми существами, помимо гвардейцев, в этих пещерах были тараканы. Точнее, здесь все кишело ими. Сначала крупные черные насекомые встречались редко, по одному. Солдаты так и не поняли, когда эти единицы превратились в сотни и тысячи. Ларкин пытался давить их, но вскоре бросил это безнадежное занятие. Темнота ожила, зашевелилась, заскребла хитиновыми чешуйками по стенам, потолку и полу. Сумрак наполнился шорохом. Любой звук тонул в этом непрестанном копошении. Под ногами хрустело. Ковер насекомых казался единым живым существом.

Неприятная дрожь еще преследовала Призраков, когда кишащий тараканами туннель остался, наконец, далеко позади. Теперь их окружали стены из сплавленных вместе стеклянных блоков и восьмиугольные арки. За многие столетия поверхность стекла истерлась и потемнела. Теперь она возвращала свет фонарей зыбкими миражами. Четкие отражения сменялись тусклыми, туманными отсветами. Острый взгляд Маколла уцепился за темные вкрапления в стене, похожие на песчинки в жемчужине. Кости. Под поверхностью стекла застыли полурасплавленные кости, подобно жукам-короедам, которых диверсант находил на родине в янтарной смоле нэла.

Маколл остановился. Темное стекло отразило стройного, жилистого мужчину. Иней седины тронул его виски и бороду, и все же он выглядел молодо для своих пятидесяти лет. Маколл вдруг до боли отчетливо вспомнил родные леса. И свою семью. Жена умерла от лихорадки почти двенадцать лет назад, а сын не захотел унаследовать дело лесника и отправился на лесопилку.

Что-то здесь было, в этом месте. Мог ли он представить тогда, когда еще была жива его любимая Эйлони, что такой склеп напомнит ему о доме, о родных нэловых лесах? Спустя какое-то время после Основания Гаунт изучил биографию Маколла и с благословения Корбека назначил его командиром диверсионного взвода. Тогда комиссар вызвал его к себе, чтобы поговорить о нэловых лесах. Гаунт сказал, что благодаря кочующим лесам жители Танит приобрели великолепные навыки ориентирования. Эти навыки и делали их лучшими по части разведки и диверсионных операций.

С тех пор Маколл особенно не задумывался о таких тонкостях и только сейчас осознал, сколько правды было в словах комиссара. Находить меняющиеся каждый день тропы среди лесов, вечно ползущих куда-то вслед за солнцем, стало его второй натурой, въелось инстинктом в самое естество. Его жизнь была одной большой охотой на стада кулайнов, которых он выслеживал в нэловых чащах. И как бы они ни прятались, Маколл всегда возвращался со свежими шкурами и рогами.

Маколл был охотником. Он всегда был на «ты» с окружающим миром и легко читал все знаки, кроющиеся в вечно меняющихся сплетениях случайностей. С тех пор как Гаунт отметил этот дар, Маколл довел его до совершенства в себе и в каждом бойце своего взвода. И он мог с полным правом сказать, что ни разу не ошибся и не подвел комиссара.

Вот теперь он точно удостоверился, что в этих туннелях было что-то, что так сильно напоминало погибшую Танит.

Маколл дал знак остановиться. Телохранитель, которого послал с ним этот незнакомец Вейланд, обернулся. Должно быть, он вопросительно посмотрел на него. Забрало красно-черного шлема скрывало лицо. Маколл не доверял тактику и его солдатам. С ними явно было что-то не то. Он не доверял тем, кто скрывал свое лицо, и не доверял Вейланду, даже несмотря на то, что тактик не носил шлема. В мыслях Маколла неожиданно возникла Эйлони, беззлобно ругающая его за недоверчивость и замкнутость.

Он моргнул, и образ жены растаял. Диверсант был уверен в своих догадках. Телохранители двигались так же бесшумно, с тем же уверенным профессионализмом, что и любой танитский разведчик. И все равно с ними было что-то не так. Как со всем этим подземельем.

Вскоре его догнал Гаунт.

— Маколл? — окликнул он танитца, не обращая внимания на вытянувшегося по стойке «смирно» телохранителя.

— Здесь что-то не то. — Диверсант махнул рукой на коридор. — Здешняя топография, как бы это сказать… ненадежна.

— Поясни, — насторожился Гаунт.

Маколл только пожал плечами. Еще на борту «Авессалома» комиссар позволил ему изучить карты, содержавшиеся в кристалле. Маколл пересматривал их не один раз. Он понимал оказанную ему честь — прикоснуться к грузу тайных сведений, который нес Гаунт.

— Здесь все не так, как должно быть. Мы все еще на верном пути, и фес меня возьми, если я вас не выведу к цели. Но тут все другое.

— По сравнению с той картой, которую я показывал тебе?

— Если бы только это… Тут все было по-другому пять минут назад. Здание само по себе устойчиво, — он похлопал по стеклянной стене, будто в подтверждение своих слов, — но направление все время меняется. Не знаю, как объяснить. Как будто лево и право, верх и низ все время меняются местами…

— Я ничего такого не замечал, — вмешался солдат Вейланда. — Нужно двигаться дальше. Все тут нормально.

Гаунт и Маколл смерили его мрачными взглядами.

— В таком случае, может, мне уже стоит взглянуть на вашу карту? — поинтересовался кто-то за спиной. Тактик Вейланд дружелюбно улыбнулся. — И на всю остальную информацию? Нас как раз прервали… на этом месте.

Неожиданно для себя Гаунт засомневался. Как странно. Он готов был пройти с Ферейдом сквозь Око Ужаса. И он уже показал эти данные тем, кому доверял. Маколлу, например. Но сейчас что-то удерживало его.

— Ибрам? Мы ведь на одной стороне, да?

— Конечно.

Гаунт вынул информационный планшет и отвел тактика в сторону. Во имя Императора, о чем он только думает! Это же Ферейд. Ферейд! Маколл был прав. Что-то здесь было не так, и оно заставляло Гаунта сомневаться в своих собственных мыслях.

Маколл ждал. Он окинул телохранителя изучающим взглядом.

— Послушай, я даже не знаю твоего имени, — наконец выдавил он. — Меня зовут Маколл.

— Сержант Клют, охранные войска оперативно-тактического совета.

Гвардейцы кивнули друг другу.

«Хоть бы теперь показал свою фесову морду», — подумал Маколл.

В глубине туннеля вновь раздались стоны Домора. Дорден еще раз осмотрел его раны. Ларкин подозрительно озирался, держа на мушке зыбкие тени вокруг.

Роун всматривался в стеклянные стены, и его лицо стремительно мрачнело.

— Там полно костей, — проговорил он. — Фес, какую надо было устроить резню, чтобы даже кости расплавились и превратились в стекло?

— Еще спроси, как давно все это случилось, — добавил Дорден, меняя повязку Домору.

— Кости? — переспросил Браг и взглянул туда, куда указывал майор. — К фесу все это место, и палки нэловой не стоит!

Каффран зашипел на него. Все это время он нес полевой вокс Домора и подключил к ней свой микропередатчик, чтобы прослушивать каналы полевой вокс-связи. Передатчик был не таким мощным, как взводные рации Раглона или Макэнна, а дальность приема становился еще меньше из-за толщи камня над головой. И все же он что-то слышал. Зацикленная запись вокс-сигнала. Идентификационный код Первого Танитского полка, седьмого взвода. Это парни Блейна.

— Чего там, Кафф? — обеспокоенно спросил Ларкин.

— Отвечайте, рядовой Каффран, — вторил ему Роун.

Не тратя времени на разговоры, Каффран оттолкнул их обоих с дороги и поспешил туда, где стояли Гаунт и имперский тактик.

Свет дисплея информационного планшета заливал лицо Вейланда. Его глаза расширились.

— Это… просто невероятно! — выдохнул Ферейд. — Это же то, на что мы надеялись!

— На что вы надеялись? — подозрительно спросил Гаунт.

— Ты понимаешь, о чем я, Брам? Трон Терры! Неужели что-то подобное еще существует… и так близко. Мы не ошиблись, взявшись за это дело. Дравер не должен завладеть… этим. — Ферейд еще раз проглядел данные на экране и поднял взгляд на комиссара. — Значит, вся наша работа, все усилия и потери — все это не напрасно. Теперь мы в этом уверены. Мы не потратили время зря, гоняясь за призраками… Без обид, — добавил он, заметив Каффрана.

Наблюдая за тактиком, Маколл невольно поморщился. Неужто это место так давит на его разум? Или он разглядел в тактике что-то такое, чего не видел сам Гаунт?

— Каффран? — Гаунт заметил своего временного связиста.

Тот протянул комиссару свеженапечатанный листок с сообщением.

— Передача от сержанта Блейна, сэр. Очень нечеткий сигнал, сложно разобрать. Едва поймал. Всего одно слово, сэр: «Духотворец».

На миг Гаунт тяжело закрыл глаза.

— Брам?

— Все нормально, Ферейд, — ответил он старому другу. — Произошло то, что должно было произойти, хоть я и надеялся, что до этого не дойдет. Дравер сделал ответный ход.

Развернувшись к Каффрану, комиссар указал на вокс-станцию, висящую на его плече.

— Отсюда можно послать ответный сигнал?

— Ну, можно передавать фес как долго и упорно, — ответил связист.

Маколл и Гаунт улыбнулись. Так всегда говорил Раглон, когда было туго с воксом.

Комиссар отдал Каффрану готовую распечатку сообщения. С первого взгляда тот понял, что приказ написан не на танитском жаргоне и даже не в основной кодировке Имперской Гвардии. Хоть он и не мог прочесть его, связист узнал витрийский боевой жаргон.

Каффран скормил листок приемному слоту рации, подождал, пока машина прочтет и распознает его, и нажал на светящуюся руну «отправить» на приборной панели.

— Все, ушло.

— Повторяй каждые три минуты, Каффран. И жди ответа.

Гаунт повернулся к Ферейду и бесцеремонно отобрал у него информационный планшет.

— Выдвигаемся. Скажи своим людям, — комиссар указал на телохранителей Ферейда, — чтобы подчинялись приказам моего разведчика. Без возражений.

Отряд вновь двинулся по следам Маколла.

Где-то в хвосте колонны майор Роун содрогнулся. В его мыслях вновь вырос чудовищный призрак инквизитора Хелдана. Он чувствовал прикосновение ледяной черноты его разума. Измученное сознание майора сжалось.

«Убирайся, — из последних сил твердил он. — Убирайся!»

16

Сержант Блейн вдруг осознал, сколько иронии кроется в происходящем.

Его взвод вступил в битву, достойную самых славных глав эпической истории Имперской Гвардии. Пятьдесят солдат встали на пути тысячи. Никто и никогда об этом не узнает. Гвардия против Гвардии — плохой сюжет для летописи воинства Императора. Величайшее сражение Первого, Танитского Первого и Единственного останется неизвестным. Даже Верховные лорды будут молчать о нем.

Янтийские войска при поддержке легкой артиллерии в долине и тяжелого пехотного вооружения развернули широкое наступление по флангам позиции Блейна. Призраков брали в клещи, зажимали между огневыми линиями. Патриции шли уверенно, методично обрушивая на противника один залп лазерного огня за другим. Каждые двадцать секунд пятнадцать тысяч импульсов хлестали над головами танитцев. Сотни маленьких гейзеров серой пыли вздымались в воздух при каждом залпе. Сухой папоротник вокруг танитских окопов быстро выгорал.

Блейн наблюдал за янтийцами в моноскоп. Их уверенный шаг и регулярный огонь отзывались неприятным холодком по коже. Воинская каста Янта воспитывала идеальных солдат для тяжелой пехоты. Их серебряная с пурпурным боевая броня больше подходила для лобовой атаки, чем для быстрых диверсионных вылазок. Танитцы были диверсантами, разведчиками, легкой пехотой. Патриции же представляли собой настоящие штурмовые войска. Их потрясающая выучка вселяла ужас. С каким умением они сжимали удавку на горле седьмого взвода, принимая во внимание особенности рельефа местности.

Сержант подавил острое желание ответить сразу же, как Патриции открыли огонь. Танитцам нечего было противопоставить их тяжелому оружию, высунись они из укрытия. Лазерный обстрел был просто приманкой, ловушкой для слабонервных.

Пятьдесят гвардейцев его взвода заняли оборону на самом гребне холма. В мгновение ока ямы и канавы на вершине превратились в траншеи, обложенные мешками из скаток и маскхалатов, набитых серым песком. Блейн отдал четкий приказ: примкнуть штыки, перевести оружие на огонь одиночными и ждать его команды.

Первые десять минут их линия молча выносила лазерный обстрел, задыхаясь в клубящейся пыли. Вскоре посыпались малокалиберные снаряды и мины. Большинство не долетало, попусту перекапывая склон. Блейн так и думал, пока не взглянул повнимательнее. Благодаря полевой артиллерии на флангах его позиции появились готовые траншеи для пехоты. На левом склоне Патриции уже успели занять свежие воронки в сотне метров от вершины. Орудия немедленно скорректировали прицел и начали копать следующий ряд, уже ближе.

Блейн зло обругал тактику Патрициев. Комиссар Гаунт всегда говорил, что бояться стоит врагов двух типов: совершенно диких и высокообразованных. И последние были гораздо опаснее. Янтийцы были прекрасно подготовленными солдатами, знающими все тонкости военного дела. Свою устрашающую репутацию они заслужили сполна. Блейн слышал истории о них еще до того, как был призван в Гвардию. И теперь он слышал их пение. Тысячи низких, глубоких мужских голосов тихо и протяжно выводили победный гимн. Их прекрасная, пугающая своей уверенностью песня подавляла всякую волю сражаться. Сержант поежился.

— Чертовы песенки! — прорычал рядовой Кольн, укрывшийся рядом.

Блейн молчал. Лазерные лучи метались уже над самыми головами, а это значило, что теперь янтийцы попадали в радиус поражения лазганов. Сержант переключил свой микропередатчик на открытый канал.

— Взвод, оценить дистанцию и выбрать цели, — заговорил он на танитском боевом жаргоне. — Заряды зря не тратить. Огонь по готовности!

Призраки вступили в бой. Укрепления танитцев сверкнули вспышками лазеров, и строй наступающих янтийцев потерял не меньше десяти солдат. Темп огня возрастал. Лазерные лучи накрывали Патрициев волнами, прошивая их линию в трех десятках мест сразу. Ряды дрогнули, огонь янтийцев слабел на глазах. Силы были почти равны. Танитцы находились в надежном укрытии и вели стрельбу с возвышения. Но, в отличие от янтийцев, они не могли рассчитывать на ежеминутное подкрепление.

Десять выстрелов в минуту. Каждый четвертый уносил жизнь одного из Патрициев. И все же Блейн чувствовал себя беспомощным. Призраки не могли отступить, не могли воспользоваться выгодным положением для контратаки. Поражение или верная гибель. Им оставалось только держать строй и сражаться насмерть.

У янтийцев было множество вариантов, но их выбор ошеломил Блейна. После получасовой перестрелки они неожиданно всеми силами бросились в атаку. Почти тысяча тяжелых пехотинцев, примкнув штыки, покинула свои траншеи на склонах и пошла на штурм позиций его седьмого взвода.

Безумие. Именно так и подумал Блейн: янтийских командиров охватило безумие, пусть оно и приведет их к победе. Пятьдесят танитских лазганов не могли справиться с таким количеством целей сразу. Десятки, сотни янтийцев падали в заросли папоротника на склоне, но перебить их всех Призракам было не по силам.

— Кровь Императора! — воскликнул Блейн, осознав, что происходит. Примитивная тактика: численное превосходство, беспредельная верность и неутолимая жажда победы. Командир янтийцев просто скармливал своих людей огню танитцев, надеясь задавить врага числом.

Триста Патрициев так и не добрались до рукопашной: пали жертвами метких выстрелов Призраков, остались лежать на смертоносном склоне. Еще семь сотен с боевым кличем перевалили через бруствер танитских окопов.

Распевая «Альто кредо», древний боевой гимн Янта Норманид, майор Брохусс возглавлял атаку на жалкие укрепления танитцев. Лазерный импульс вспорол его униформу и обжег руку. Не обратив на это внимания, майор вскинул оружие и пару раз выстрелил в ближайшего Призрака. За майором в траншеи врывались остальные Патриции.

Эти Призраки были полным ничтожеством… Убивая их, Брохусс избавлялся от собственных призраков. Призраков прошлого, сопровождавших его всю жизнь после позора на Хедде. И их стало гораздо больше после Фортис Бинари и Пирита. Мощное тело янтийского офицера кипело яростью, жаждой крови и радостью битвы.

Сталь его штыка яркой вспышкой металась из стороны в сторону, пронзая плоть, убивая. Дважды ему приходилось стрелять, чтобы сбросить со штыка тело убитого гвардейца.

Воспитанный в благородных воинских традициях, Брохусс оценил храбрость и мастерство хрупких людей в черной форме, погибавших в этих окопах. Они сражались до последнего, не уступая Патрициям во владении клинком. Но они было всего-навсего легкой пехотой. Им нечего было противопоставить силе и тяжелым доспехам янтийцев. Дисциплина военных академий Янта была в самой крови бойцов Брохусса. Там она сливалась с яростной волей к победе, и это делало их теми самыми Патрициями. Так они заслужили свою устрашающую репутацию, способную тягаться со славой Адептус Астартес.

Если Брохусса и интересовала цена, которую заплатили его солдаты за этот штурм, то только чтобы знать, сколько погребальных гимнов придется петь на церемонии ритуального сожжения погибших. Сколько бы ни было жертв — одна или тысячи, — победа есть победа. А победа над этим предательским сбродом приятна вдвойне. Призраки для него были не более чем паразитами, которых следовало раздавить. Полковник Фленс отдал верный приказ, хотя и побледнел в тот момент, словно чего-то боялся.

Победа была в их руках.

Первого янтийца сержант Блейн поймал еще на бруствере. Пронзив неприятеля штыком, сержант просто перекинул его через себя. Вопящий Патриций приземлился где-то за спиной. В бедро немедленно вонзился штык второго. Вскрикнув от боли и ярости, Блейн отмахнулся лазганом. Штык скользнул точно под шлем и вспорол горло противника. Сержант добил его выстрелом в лицо.

Кольн успел застрелить двоих, прежде чем его тело почти разорвали сразу несколько клинков. Окопы захлебывались кровавой яростью рукопашного боя. Симбер убил троих Патрициев, только что зарезавших Кольна. В следующий миг лазерный луч срезал верхнюю половину его черепа. Еще дергающееся тело гвардейца рухнуло на гору трупов.

Забив еще одного Патриция ударами штыком и прикладом, Блейн увидел падающего Симбера. Он пожалел, что не может сейчас подхватить его вокс-станцию и связаться с Гаунтом и Корбеком. Вершина холма кишела сражающимися, кричащими, умирающими людьми. Ни секунды передышки. Ни шагу назад. Вот что ветераны называли пеклом: раскаленную, обжигающую ярость.

Расстреляв янтийца в двух шагах от себя, Блейн развернулся и всадил штык под челюсть еще одного солдата, уже замахнувшегося для удара. Что-то жесткое и горячее толкнуло его в спину. Опустив взгляд, Блейн обнаружил, что из его груди торчит кончик янтийского штыка и струится кровь.

Кривясь от злого ликования, майор Брохусс нажал спусковой крючок. Лазерный импульс сбросил тело Призрака со штыка. Сержант Блейн беззвучно упал лицом в серую пыль.

17

Майло никогда не чувствовал такого страшного жара.

Призраки осторожно двигались сквозь руины некрополя. Дорога вывела их в долину, скрытую от солнечного света многочисленными колоннами. Когда-то это было широкое ущелье. Древние архитекторы превратили его в храм протяженностью восемь километров, выбив огромные арки ниш в стенах, воздвигнув титанические колонны. Выложенный камнем пол проседал от времени. Старинные постройки медленно распадались, оставляя в память о себе груды камней.

Отдача защитной сети добралась и сюда. Первозданные чернильно-черные камни вобрали в себя ее энергию и теперь излучали ее обратно. На дне ущелья царили чудовищный жар и сухость. Черная форма танитцев потяжелела от пота. В камуфляжных плащах оставались только разведчики.

Шедший рядом с Майло рядовой Деста сплюнул на ближайший черный камень. И отпрянул, когда плевок испарился во вспышке энергии.

Майло поднял взгляд. Меж стенами ущелья сквозило бледно-голубое небо, как в жаркий летний день, и в тени камней должна была скрываться прохлада. Но здесь царила чудовищная жара. Хуже, чем в тропических лесах Калигулы и в заливах Волтиса. Даже палящий летний зной Танит Магна не был так силен.

Жар камней пронизывал юного адъютанта до самых костей и сухожилий. Сознание едва удерживалось от спасительной темноты обморока. Горло сводило приступами жажды. Майло вспоминал кусачий мороз городских окраин на Пирите, казавшийся таким неприятным. Он многое отдал бы, чтобы оказаться там сейчас. Достав флягу, Майло хлебнул воды — омерзительно теплой, как кровь.

Чья-то тень накрыла его. Колм Корбек задержал его руку с флягой.

— Не торопись. На такой жаре нам нужно сохранить припасы, чтобы было чем подпитывать организм. Выпьешь сейчас слишком много — сведет желудок и все выблюешь. Или с по том уйдет.

Майло кивнул и закрыл флягу. Корбек выглядел уставшим. По его бледной коже струился пот. С ним явно было что-то не то, будто он страдал сильнее других. От боли.

— Вы ранены, сэр?

Корбек оглянулся и мотнул головой.

— Да нет, все нормально. Я здоров и силен. Да, точно, здоров и силен, — хохотнул он.

Слабость в голосе.

Майло разглядел рваную дыру на боку кителя полковника. Корбек старательно прятал ее. На черной ткани не различить цвета, но Майло был уверен, что мокрые пятна на ней совсем не от пота, как у всех остальных.

Из глубины ущелья послышался крик одного из разведчиков. Порыв ветра донес треск выстрелов. Повинуясь громким приказам Корбека, Призраки укрылись за раскаленными камнями, стараясь не касаться их. Враг наконец контратаковал.

Войска Хаоса обрушились на них с воздуха. Поддерживая немногих пехотинцев на земле, на гвардейцев двигался целый флот ярких, разномастных воздушных судов. Лезвия винтов остервенело рубили воздух. Трубы извергали клубы черного дыма. Гондолы, корзины и транспортные платформы были полны воинов Хаоса. Рой примитивных кораблей повис над Призраками гудящей тучей, пролившейся дождем пуль и лазерных лучей.

Теперь — все или ничего, победа или смерть.

18

В медицинский блок ворвался разъяренный Дравер. Оттолкнув с дороги врачей, он резким движением откинул полог и уставился на Хелдана бешеными глазами. Инквизитор смотрел на него из паутины трубок и проводов совершенно ясным, невозмутимым взором.

— Ты что-то хотел, Гектор?

Дравер без единого слова бросил ему информационный планшет. Единственной здоровой рукой инквизитор аккуратно положил зеркало на место и включил планшет прикосновением когтистого пальца.

— Это просто безумие какое-то! — нервно выкрикнул генерал. — Янтийцы заняли высоту и вырезали арьергард танитцев. И тут Фленс докладывает мне, что Гаунт взял капище Примарис! И что, именем Трона Терры, мы теперь будем делать? Мы теряем больше людей в стычках друг с другом, чем с врагом. Если вы не забыли, я все еще хочу одержать победу на этом фронте! И я не собираюсь отвечать перед Макаротом за провал!

— Остальные полки уже на подходе, — заговорил Хелдан, читая содержимое планшета. — Вот здесь — мордианцы, и еще витриане, они тоже рядом. Позвольте Призракам Гаунта продолжать штурм склепа по своему разумению. Пожертвуйте ими ради прорыва. Пусть янтийцы двинутся следом, прикончат Гаунта, а заодно закрепят его успех. К тому времени основные силы как раз будут готовы к общему наступлению.

Дравер сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. С точки зрения тактики совет выглядел разумным. Хороший способ тихо и незаметно избавиться от Призраков, при этом не прекращая двигаться к победе.

— Кстати, как там Гаунт?

Хелдан снова взял зеркало и внимательно вгляделся в отражение.

— Пока он неплохо держится. Моя марионетка все еще рядом с ним. Мы можем нанести удар в любой момент. Терпение, Гектор. Мы играем в сложные, многоуровневые игры. Из них соткан узор войны.

Хелдан смолк. Его взгляд углубился в реальность отражения, невидимую генералу.

Дравер отвернулся. От инквизитора пока есть прок. Но лорд-генерал твердо решил избавиться от Хелдана, как только перестанет в нем нуждаться.

Глядя куда-то глубже зеркальной глади, Хелдан буднично отметил эту мысль в недалеком сознании генерала. Похоже, Дравер плохо понимал свое место в этом спектакле. Он считал себя лидером, командиром, манипулятором. На деле же он был обычной марионеткой, не лучше и не хуже других, и жизнь его ценилась не выше всех остальных.

19

Во главе колонны янтийцев полковник Фленс спустился в долину, в предместья некрополя. Под ногами хрустели белесые осколки талькового камня и обгорелые человеческие кости, напоминания о недавнем штурме Корбека. Из арок в скале доносились звуки отдаленной перестрелки. Похоже, кто-то пережил атаку Патрициев.

Тянулся день. Белесое небо над головой покрылось черными жилками дыма близких сражений. За спиной Фленса сейчас было шестьсот двенадцать человек его роты. Сорок из них получили такие тяжелые ранения, что полковнику пришлось отправить их в полевой госпиталь в глубоком тылу, рядом с зоной высадки. Жалкие пятьдесят танитцев дрались до последнего вздоха и перебили почти треть его полка. Ненависть заживо пожирала Фленса изнутри. Искра злости на Ибрама Гаунта и его Первый Танитский теперь вспыхнула настоящим пожаром гнева и горечи. Наконец-то ему выдался шанс открыто вступить в бой с Призраками, и беспомощная легкая пехота, сражаясь с превосходящими силами, вдруг одержала невероятную победу. Пусть даже ценой гибели всего взвода.

Теперь ему было наплевать, что будет дальше. Призраки могли выжить, а могли и передохнуть все до единого. Фленса интересовал только один человек: Ибрам Гаунт. Он даже отправил Драверу сообщение под кодом Пурпурный, в котором изложил свое простое и четкое желание.

Ответ приятно удивил его. Лорд-генерал приказал Фленсу оставить основные силы под командованием Брохусса, который должен был продолжать наступление на цель Примарис. Дравер приказал уничтожить Призраков и продолжать атаку на непосредственного противника Империума. Если повезет, то танитцы окажутся между жерновами имперского наступления и контратаки поклонников Хаоса.

Сам Фленс получил отдельный приказ. От инквизитора Хелдана стало известно, что Гаунт возглавляет диверсионную группу, пытающуюся проникнуть в некрополь через подземные туннели. Вход туда находился у подножия одной из башен на склоне холма. Путь уже был проложен во всех деталях. Фленсу оставалось возглавить огневую группу и следовать за комиссаром.

Полковник негромко рассказал все это Брохуссу, пока янтийские офицеры наблюдали с холма за движением трех стрелковых шеренг своих войск. Майор светился от гордости — ему наконец представилась возможность командовать полком. В глазах могучего янтийца вспыхнула жажда битвы. Он снял перчатку и протянул Фленсу руку. Тот последовал примеру майора. Офицеры крепко пожали руки, сцепив большие пальцы — знак боевого братства выпускников почетных военных академий Янта Норманид.

— Иди с надеждой, сражайся с удачей, побеждай с честью, Брохусс, — произнес Фленс.

— Обагрите клинок на славу, полковник, — отозвался Брохусс.

Фленс надел перчатку и активировал микропередатчик.

— Рядовые Херек, Стиганд, Аваранч и Эбзан — к полковнику! Захватите надежный трос.

Фленс подобрал лазган одного из погибших солдат, беззвучно вознес молитву за душу ее предыдущего владельца и проверил заряд. Двое гвардейцев из взвода Брохусса уже собирали запасные фонари. Вскоре арьергардный взвод проводил взглядами ударную группу Фленса, солдаты которой один за другим исчезали в темноте шахты.

Под мостиком «Левиафана», в медицинском блоке, инквизитор Хелдан уловил незапланированное движение войск. Он не присутствовал в мыслях этого глупца Фленса достаточно долго, чтобы обратить его на свою сторону, но успел оставить там свою печать. Сквозь это телепатическое окно он мог услышать и разглядеть немало. И прежде всего — яростно-горькую ненависть Фленса.

Итак, Дравер решил разыграть свою собственную карту — Фленса, чтобы обратить всю интригу в свою пользу. Наверное, Хелдан должен был разозлиться на генерала. Эта мысль отозвалась тупой болью внутри. Но на такую роскошь у инквизитора не было ни времени, ни свободных сил. Он поразмыслит, чем может быть полезна эта маленькая диверсия Дравера, и воспользуется ею. Ради всего Человечества и ради своего плана он будет прикидываться слугой и вести закулисную игру. И он получит это сокровище цвета Вермильон, скрытое в самом сердце цели Примарис. И только после этого он подпустит к себе смерть.

Он терпел боль, отталкивая мягкие, успокаивающие объятия смерти. В каком-то смысле боль приносила пользу. С ее помощью было легче подключаться к разуму пустышек. А сейчас она помогала Хелдану сконцентрироваться. Он впитывал силу собственной агонии и ножом вонзал ее в разум марионетки, заставляя покориться его воле.

Инквизитор взглянул в зеркало и увидел, как трясется его голова. Жесткими тисками воли он остановил дрожь.

Еще один взгляд глазами марионетки. Тесный, холодный, затхлый туннель, тянущийся под треснувшей громадой некрополя. Протянув мысль в темноту, инквизитор осмотрел коридор впереди. Тепло, разум, пульс бегущей крови.

Напрягшись, Хелдан коснулся мыслей марионетки: впереди засада!

20

Перед гвардейцами развернулись прозрачные бледно-голубые стены огромного резервуара. Отсюда расходились четыре туннеля. В центре скапливалась черная вода, капающая откуда-то сверху.

Роун чувствовал странное напряжение и слабость. Он оперся о грязную стену. В его голове билась острая боль, словно вгрызавшаяся в его лицо изнутри хищным пауком. Перед глазами все двоилось и плыло.

Похоже, его кто-то… предупреждает… об опасности впереди…

Майор громко прохрипел что-то невнятное. Остальные гвардейцы удивленно обернулись к нему. Некоторые инстинктивно пригнулись. Эхо едва успело подхватить этот звук, когда Вейланд вдруг открыл огонь в темноту, приказывая занять оборону.

В ответ из мглы вырвались лазерные вспышки и чешуйчатые шипы.

Гаунт нырнул за камень. Над его головой лазерные лучи лизали стеклянные стены, оставляя длинные черные борозды. Они почти попались в эту ловушку! Если бы не предупреждение Роуна и реакция Ферейда… Но откуда майор мог знать? Он шел ближе к концу колонны. Как он мог заметить то, что ускользнуло от острых глаз Маколла?

Командование в этой перестрелке перешло к Ферейду. Гаунт не возражал. Он доверял чутью своего друга. К тому же Ферейд оказался в гораздо более выгодном положении для руководства отрядом. Гаунт выключил фонарь, выдававший его местонахождение, вскинул лазган и стал ловить в прицел противника. Маколл, Каффран, Бару и телохранители вели огонь на подавление. Снайперские выстрелы Ларкина прикрывали Брага, пытавшегося занять удачную позицию. Дордену и Домору оставалось ждать в укрытии.

Роун подполз ближе и зарядил свой шипомет. Пальцы нащупали спусковой крючок странной формы. Поднявшись, майор выстрелил смертоносным шипом вглубь коридора. Раздались вопли, сопровождаемые хрустом. Перезарядив оружие, Роун выстрелил еще раз. Его снаряды неторопливо проплывали по морю ярких лазерных лучей. Непривычно хлопала винтовка Ларкина. Потом вступила автопушка Брага, поливая темный резервуар очередями крупнокалиберных снарядов. В воздухе запахло кордитом и фуцелином.

— Прекратить огонь! Прекратить! — выкрикнул Гаунт.

Тишина.

Сердце отсчитывало секунды каждым ударом. Десять, двадцать, минута. А потом враг атаковал. Резервуар мгновенно заполнился темными фигурами, хлынувшими из туннелей.

Гвардейцы спокойно выжидали, без всяких приказов зная, сколько времени дать врагу. И начали стрелять. В бой вступили шипомет Роуна, автопушка Брага, винтовка Ларкина, лазганы гвардейцев и телохранителей. В мгновение ока на дне резервуара выросла гора из трех десятков трупов. Оставшиеся еретики увязали в ней, невольно подставляясь под огонь.

Гаунт вел стрельбу из своего укрытия так, как и учил своих солдат: «увидел-прицелился-выстрелил-повторил». Каждый солдат знал, что именно так должен вести себя в бою, но и от командира ожидал того же. Танитцы попросту выреза ли противника. Каждый выстрел прошивал резиновые пластиковые комбинезоны и костяные маски.

Только поток врагов все не слабел. Гаунт уже начал гадать, что же кончится первым: сектанты Хаоса, боеприпасы или место в резервуаре, не заполненное трупами.

21

Душная темнота коридоров некрополя оборвалась, превратившись в жар долины, заполненной раскаленными камнями. Брохусс и его солдаты прикрывали глаза от нахлынувшей жары. Майор раздавал приказы направо и налево. Патриции развернули линию широкого фронта среди разбитых обелисков и каменных осколков. Брохусс старался держать как можно больше своих гвардейцев в тени нависших склонов.

Впереди, на расстоянии пары километров, кипело грандиозное сражение. Брохусс разглядел среди каменных насыпей и скал вспышки лазеров. Дым клубился над жестокой схваткой, скрывая бледный солнечный свет. До слуха майора доносились вой лазганов, хрип мелтаганов, временами — рев ракет. Значит, полковник Корбек и его жалкие Призраки вступили в бой. Были и другие звуки: гул моторов, жужжание разрывных шипов, треск скорострельных орудий. Крики и боевые кличи волнами накрывали долину.

Брохусс включил микропередатчик.

— У нас тут непростая задачка, парни! Атакуем танитцев с тыла, сомнем их. Но берегитесь того отребья, с которым они сражаются. Перебьем Призраков и сами вступим в бой с настоящим врагом! Сразимся с ними и вернемся с победой к древним башням Янта Прим! Норманид эксцельсиус!

Ему ответил могучий хор шести сотен голосов. Гвардейцы начали распевать молитвы, которые незаметно переросли в военный гимн. Отраженный эхом среди утесов, он звучал как литания Экклезиархии, пропетая тысячеголосым хором в огромном каменном соборе.

Едва подняв забрала шлемов от жары, Патриции немедленно опустили их. Их лица обратились в маски войны, глядящие на мир жестокими прорезями глазниц. Гимн теперь звучал в микропередатчике каждого солдата.

Брохусс последовал примеру остальных гвардейцев. Мощное пение наполнило его глухой шлем. Обернувшись к рядовому Фаранту, он молча снял с плеча лазган. Так же безмолвно Фарант передал ему свой тяжелый стаббер и портупею. Кивком он выразил почтение: командир возглавит атаку Патрициев с оружием в руках. Атаку Избранников Императора.

Фарант помог майору надеть портупею так, чтобы тяжелые коробчатые магазины оказались на поясе и бедрах. Затем Брохусс поднял тяжелое орудие: правая рука на рукоятке пулемета, левая — на сошках, металлический приклад у локтя. Он надавил на кнопку подачи боеприпасов. Грубые, толстые патроны с лязгом начали загружаться в магазин. Легкий дымок поднялся от ствола — заработало водное охлаждение.

Брохусс уже собирался возглавить боевое построение, когда получил вокс от арьергарда.

— Пехотное подразделение приближается с тыла!

Обернувшись, майор далеко не сразу разглядел движение среди молочно-белых, обгоревших камней и арок. За спиной Патрициев появлялись солдаты. Сотни солдат. В неверном свете долины они были почти незаметны. Сверкали зеркальные доспехи.

Витриане.

Брохусс улыбнулся под забралом и собрался связаться с командиром витриан. Вместе с Драгунами они смогут…

По тылам его полка неожиданно хлестнули лазерные очереди.

Драгуны полковника Зорена врезались в незащищенный тыл Патрициев. Янтийцы превышали их в числе на две сотни. Внезапность атаки свела на нет это преимущество.

Просьба Гаунта вполне укладывалась в рамки их договоренностей. И все же это была самая страшная, самая неприятная просьба, которую Зорен выполнял за все шестнадцать лет службы. Их общий враг показал свое истинное лицо. Теперь победа зависела от его верности долгу. Перед Ибрамом Гаунтом. Еще перед человеком, которого называют Ферейд. И перед Императором.

Все происходящее шло вразрез со всем, чему его научила Имперская Гвардия. С его собственной природой. И даже со всесторонним учением «Байхаты». Но это же учение говорило, что честь обретается в дружбе, а дружба — в отваге. Честь и верность — две великие истины, на которых держался витрийское Искусство Войны.

Пусть Дравер расстреляет и его, и все четыре сотни его солдат, если пожелает. Это не простое неподчинение или даже мятеж. Гаунт рассказал полковнику, как высоки были ставки и в чем на Меназоиде Эпсилон заключается честь и верность. Зорен был верен Императору и «Байхате» в тысячу раз сильнее, чем Дравер мог себе представить.

Три зеркальные стрелы вонзились в линию янтийцев, в самое острие клина, где гвардейцы стояли нестройными рядами. Патриции собрались в каре, готовясь охватить танитцев с флангов. Отбить атаку с тыла в таком построении могло помочь только чудо. Так гласила «Байхата»: книга шестая, раздел тридцать первый, страница четыреста шесть.

Патриции превосходили Драгун числом, но вот построились они неверно. Гвардейцы Зорена просто растоптали их. Полковник приказал установить лазганы на максимальную мощность. Комиссар Гаунт должен был понять его: так у янтийцев не было шансов спастись за тяжелой броней.

Первый полк Янтийских Патрициев, элитное подразделение Имперской Гвардии, так называемые Избранники Императора, был уничтожен в день штурма цели Примарис. Третий полк благородных Витрийских Драгун, позже снискавший славу одного из лучших формирований Гвардии, атаковал более многочисленных и тяжеловооруженных янтийцев и одержал победу. Битва длилась двадцать девять минут — во многом благодаря умелому тактическому планированию полковника Зорена.

Майор Брохусс сдерживал витриан столько, сколько ему позволяли силы. Вопя от ярости, он продирался сквозь строй собственных войск, чтобы добраться до ненавистных Драгун. Не такой смерти он желал для себя и своей прославленной роты.

Он кричал на своих солдат, проклинал их за то, что они осмеливались умирать. В отчаянии он пинал уже мертвые тела, пытаясь заставить их встать и сражаться. В конце концов Брохусса полностью поглотила волна безумного гнева. Они зашли так далеко, сражались так храбро, и теперь их лишили всего, что они заслужили. Эта безнадежная битва лишила их славы. А эти жалкие, недостойные людишки, неспособные встать и сражаться за свои идеалы, теперь лишали их жизни.

Брохусс был среди тех, кто умер последним. Он зажал спусковой крючок стаббера, и раскаленный, дымящийся ствол выплевывал смертоносные потоки огня в сторону витриан, пока в магазине не иссякли патроны. В этом отчаянном бою Брохусс убил сорок четыре Драгуна. Его тяжелый стаббер почти перегрелся, когда майора настиг меткий выстрел сержанта Зогата.

С развороченной грудью майор Брохусс повалился на стеклянное крошево, устилавшее дно долины. Его имя, происхождение и вся история его жизни навсегда стерлись из Имперских Летописей.

22

Бару погиб быстро. Разрывной снаряд шипомета вонзился в стену за его спиной, и гвардейца изрешетило потоком осколков: он даже крикнуть не успел.

Гаунт видел его гибель и горько пожалел о Бару. Переключив лазган в автоматический режим, он выскользнул из-за камня и окатил толпу наступающих сектантов потоком ярких лучей. Роун кричал ему что-то неразборчивое.

Бару был одним из лучших диверсантов. Не хуже Маколла. Такие, как он, были гордостью Танит. Вернувшись в укрытие, чтобы перезарядить оружие, комиссар еще раз взглянул на гору кровавых ошметков, некогда бывших его лучшим разведчиком. Отчаяние холодными когтями царапало его сердце. Впервые со времен Хедда Гаунт почувствовал едкий привкус бессмысленности войны. Солдаты погибают, а их командир должен подняться над их смертями и собраться, чтобы вести в бой выживших. Но Бару… Веселый, остроумный шутник Бару, любимец полка, гений маскировки, лучший из лучших. Гаунт понял, что больше не может смотреть на его останки. Не может сознавать, что эти ошметки плоти были живым человеком, которому он доверял, как близкому другу.

Он уже не обращал внимания на происходящее вокруг. На то, что его гвардейцы все еще сражались. И на то, что поток врагов вдруг иссяк, будто его закупорили пробкой. Ларкин все еще отстреливался из своего странного ружья, шипомет Роуна тоже не спешил умолкнуть. А потом — тишина, темнота. Потрескивает горящая ткань одежды. Едва слышно капает кровь.

— Они отступили! — В голосе Ферейда сквозило нетерпение. — Вперед!

«Он торопится, — заметил Гаунт. — Слишком торопится. К тому же я здесь командир».

Едва поднявшись, комиссар заметил, что гвардейцы уже собираются следовать за Ферейдом.

— Стоять! — рявкнул он.

Все взгляды немедленно обратились к нему. Ферейд удивленно моргнул.

— Либо вы идете за мной, — жестко произнес он, — либо мы вообще никуда не идем.

Комиссар подошел к останкам Бару, опустился на колени и поднял его серебряный значок Первого Танитского. Достав собственный солдатский медальон из под воротника, Гаунт прицепил его к цепочке. А потом он шепотом произнес то, чему Майло научил его в первую очередь. Танитскую погребальную молитву. Дорден, Ларкин и Маколл вторили ему. Роун, Браг и Каффран угрюмо смотрели в пол. Домор, не зная, что делать, тяжело оперся о стену.

Гаунт встал, спрятал цепочку с новым амулетом и бросил взгляд в сторону Ферейда. Телохранители тактика выстроились молчаливым почетным караулом за спинами танитцев, склонив головы.

— Он был хорошим солдатом, Брам. Трагическая потеря, — с чувством произнес Ферейд.

— Тебе откуда знать! — Гаунт неожиданно отвернулся, поднял лазган и направился к забитому трупами резервуару. — Маколл, со мной! Пойдем в авангарде!

Диверсант поспешил догнать своего командира.

— Ферейд, поставь своих в хвосте, пусть поберегут наши спины.

Тактик кивнул и отвел телохранителей в арьергард. Теперь впереди двигались Гаунт и Маколл, за ними Браг, Роун и Каффран, Дорден и Домор, в хвосте — Ферейд со своей охраной.

Осторожно переступая через трупы сектантов, они пробрались в коридор, расширявшийся к концу. Тусклый свет, словно огонек светлячка, высвечивал контуры арки впереди. Гвардейцы подошли ближе, пока не оказались у самого выхода.

— Вот и пришли, — с какой-то обреченностью произнес Маколл.

Гаунт было вынул из кармана информационный планшет и хотел свериться с портативным геокомпасом, но решил, что чутье Маколла куда надежнее жужжащего циферблата. Тогда он еще раз прокрутил на экране расшифрованную информацию.

— На карте это место обозначено как Эдикула — то есть склеп, усыпальница. Это — сердце всего некрополя.

— И вот здесь находится эта… штука? — без особого энтузиазма уточнил Маколл.

Гаунт кивнул и шагнул в сияние арки. За ее черным гранитом лежал огромный зал. Пол, стены и потолок были сложены из камней, светящихся изнутри странным, чуждым зеленоватым сиянием. Гаунт заморгал, привыкая к мерцающему освещению. Вслед за ним вошли Маколл и Роун. Комиссар заметил, что их выдохи превращаются в облачка пара. В зале было гораздо холоднее, чем в туннелях. Тяжелый воздух был напитан влагой. Гаунт выключил уже ненужный фонарь.

— Как-то здесь пусто, — отметил Роун. Его голос, искаженный странной атмосферой, звучал глухо и невыразительно.

Вместо ответа, Гаунт указал на дальнюю стену. Там тонкие линии на стене отмечали дверь. Точнее, огромные прямоугольные створки не меньше пятнадцати метров в высоту, утопленные в камне стены.

— Это внешний зал. Сама Эдикула там, за дверьми.

Роун сделал шаг вперед, но Маколл удержал его за руку.

— Не надо торопиться, ладно? — Диверсант кивком указал на пол. — Эти туннели просто кишели врагами, а здесь пыль лежит не одно столетие, и никто ее не потревожил. Видите рисунок?

Гаунт и Роун синхронно наклонили головы, чтобы разглядеть то, о чем предупреждал Маколл. Под определенным углом в пыли действительно проступали узоры, будто застывшая рябь по воде.

— В вашем планшете было написано про охранные знаки и запрет входить в Эдикулу. А сюда и вправду давно никто не заглядывал. Мне кажется, это не просто рисунки. Это отпечатки энергии барьера или силового поля. Не знаю, может, что-то вроде штормового щита. Мы уже видели, какие серьезные игрушки припас тут враг.

Гаунт задумчиво поскреб подбородок. Маколл был прав. К тому же он очень своевременно вспомнил информацию из планшета, как раз в тот момент, когда Гаунт начал спешить, желая добраться до сокровища. Почему-то комиссар ожидал обычных в таких случаях преград — огневых позиций, минных полей и колючей проволоки. Глянув на Роуна, он уловил в его глазах недовольство. До сих пор Гаунт не рассказал ему всей правды, поэтому майор мог знать о важности их миссии, но не о ее природе. По большому счету, комиссар взял его на это задание исключительно как сильного, безжалостного бойца.

Еще он хотел приглядеть за Роуном после той передряги на «Авессаломе». И была одна деталь…

Гаунт отогнал эту мысль.

— Дайте мне миноискатель Домора, — велел он. — Я сам проверю.

— Лучше я, сэр, — произнес кто-то за спиной.

Остальные гвардейцы вошли в зал. В дверях остались солдаты Ферейда, но и они больше смотрели на створки впереди. Последние слова произнес Домор. Его слегка шатало, но все же он стоял без посторонней помощи. Мощные болеутоляющие пилюли Дордена на время заглушили его боль и вернули силу.

— Это мой долг, как командира, — мягко возразил Гаунт, и Домор чуть повернул голову, следуя за голосом.

— Прошу прощения, сэр, но вы не правы. — Домор улыбнулся и похлопал по миноискателю, торчащему за плечами. — Вы же знаете, я — лучший сапер полка. А здесь всего и делов-то слушать сигналы в наушниках. Глаза мне для этого не нужны. Это моя работа, сэр.

Долгая тишина. Казалось, сам воздух древнего склепа гудит от напряжения. Гаунт знал, что Домор опытнее его в саперном ремесле. А еще он понимал, что гвардеец хочет сказать на самом деле: «Я — Призрак, сэр, меня уже нет, я — расходная единица».

Гаунт принял решение, не думая о расходном материале. Перед ними стояла задача, с которой Домор мог справиться лучше всех остальных. И если Гаунт мог дать ему шанс почувствовать себя частью команды, то он не станет топтать гордость умирающего солдата.

— Хорошо, начинай. Максимальный охват, максимальная осторожность. Следуй моим инструкциям, я буду направлять тебя. И мы обвяжем тебя тросом, чтобы вытащить в случае чего.

Радость осветила то, что осталось от лица Домора. И Гаунт подумал, что это в тысячу раз дороже любого сокровища за теми дверями.

Каффран немедленно начал завязывать трос на поясе сапера, пока Маколл проверил настройку миноискателя и надел на Домора наушники.

— Гаунт, ты что, шутишь?! — Ферейд протолкнулся к комиссару и напряженно зашептал: — Ты что, правда собрался тратить время на этот спектакль? Возможно, это самая важная вещь во всей нашей жизни! Пусть кто-нибудь из моих людей проверит! Черт возьми, давай я сам…

— Домор — эксперт в саперном деле. Так что это его работа.

— Но…

— Это его работа, Ферейд.

Домор начал двигаться по древним плитам. Шаг за шагом, строго по прямой. После каждого шага он замирал и подстраивал голосящий щелчками миноискатель. Его тренированный слух улавливал каждый шорох в наушниках. Каффран осторожно разматывал тянущийся за ним трос. Пройдя несколько шагов, Домор повернул направо, прошел немного и вновь свернул налево. Его извилистый путь был отчетливо виден на слое пыли.

— Здесь… энергетические импульсы, исходящие из пола с разным интервалом, — прошептал в микропередатчик Домор. — Черт знает, зачем они тут, но мне почему-то не хочется их трогать.

Шли минуты болезненного ожидания. Домор неспешно шел своей извилистой дорогой к двери.

— Гаунт! Трос! — почти выкрикнул Дорден. — Фесов трос!

Комиссар мгновенно понял, о чем предупреждает старый врач. Домор легко обходил все невидимые опасности, а вот его страховочный трос выбрал куда более экономную дорогу. В любой момент он мог задеть один из очагов энергии.

— Домор! Замри! — скомандовал Гаунт в передатчик. Тот остановился как вкопанный. — Отвяжи от себя трос и брось его.

Без лишних слов Домор стал дергать трос, которым обвязал его Каффран. Ничего не выходило. Тогда сапер принялся ощупывать трос в поисках кончика, за который можно было бы потянуть и развязать узел. Лямка ранцевой батареи предательски соскользнула с плеча. Трос наконец развязался, но вместе с ним начал падать и ранец. Скривившись, Домор кое-как удержал его на локте. Он дернулся слишком резко, задел за провод и сорвал с головы наушники. Они с лязгом упали на камни в шаге от него.

Оставшиеся у входа гвардейцы вздрогнули. Ничего. Путаясь в лямках, Домор наконец забросил батарею за спину.

— Наушники, куда они упали? — спросил он.

— Не шевелись! Стой, где стоишь. — Гаунт сунул лазган Роуну и побежал по следам Домора со всей скоростью, на которую мог решиться.

Подойдя к слепому гвардейцу, он очень тихо и спокойно сказал, чтобы тот не поворачивался и не делал резких движений. Потом он нагнулся, аккуратно поднял наушники, снова подключил их к миноискателю и водрузил на голову сапера.

— Давай заканчивать, — облегченно произнес Гаунт.

Дальше они двинулись вместе. Направление и скорость задавал Домор, комиссар просто следовал за ним. Прошло еще четыре минуты, прежде чем они достигли дверей.

Тогда Гаунт махнул своему отряду, чтобы те по одному шли за ними по проложенной тропе. Он отметил, что Ферейд бросился к ним первым. На его лице читалось сердитое нетерпение.

Комиссар повернулся к огромным створкам. Их можно было различить только по тонким швам в стене. Настоящее чудо инженерии. Гаунт сделал то, что было написано в кристалле: положил ладонь на правую створку и слегка надавил.

Пятнадцатиметровые глыбы камня бесшумно расступились в стороны. За ними находился еще более обширный зал, залитый таким ярким светом, что Гаунт зажмурил глаза и поморщился.

— Что там? Что там такое? — спрашивал Домор.

— Не знаю, — ответил ему Гаунт, часто моргая. — Но я за всю свою жизнь не видел ничего подобного.

Комиссар и изнервничавшийся Ферейд вошли первыми. За ними — остальные, пораженные открывшейся картиной. Последним порог Эдикулы переступил майор Роун.

23

Инквизитор Хелдан вздрогнул и позволил себе расслабиться. Его марионетка сейчас находилась внутри священной Эдикулы Меназоида Эпсилон. А вместе с ней — и разум Хелдана. Все затраченное время, все его усилия были вознаграждены. Сквозь жалкие оболочки пустышек его сущность теперь могла прикоснуться к драгоценнейшему артефакту Вселенной.

Бесценный, невероятно опасный, совершенно непредсказуемый. Наконец-то Хелдан нашел верный способ свергнуть Макарота и тот режим Империума, который инквизитор терпел все это время. С помощью этой силы он сделает Дравера военмейстером и одновременно — своим надежным инструментом. Пока человечество сражалось против тьмы с помощью света, оно было обречено проигрывать снова и снова. Серый — вот о чем думал Хелдан. Тайное оружие той туманной серой грани, к которой всегда боялись обратиться закостенелые имперские доктрины. Инструменты и возможности, лежащие в зыбкой дымке, вне простого и честного. С их помощью Хелдан поведет человечество от мрака к истинному величию, сокрушая богомерзких чужаков и всех тех, кто верен старым порядкам.

Конечно же, если Дравер использует это оружие, чтобы заполучить нити командования крестовым походом, подтолкнуть кампанию к невиданным доселе победам, Верховные лорды Терры непременно объявят его мятежником. Они просто должны узнать об этих победах как о свершившемся факте, тогда Дравер будет неподсуден.

Кто-то из санитаров заметил изменения в показателях мониторов. Врачи начали суетиться вокруг Хелдана. Инквизитор отогнал их хлестким ударом страха.

Хелдан снова заглянул в зеркало. Он смотрел до тех пор, пока его сознание не нырнуло в спокойные воды зеркальной поверхности. Вынырнув, инквизитор очутился в зале Эдикулы, среди солдат Гаунта. Инквизитор осмотрелся глазами марионетки. Цилиндрический зал, пятьсот шагов в диаметре. Тысяча метров до потолка. Стены увиты проводами, шлангами и трубками, отливающими серебром. Яркий свет лился откуда-то сверху. Серебристо-стальной пол под ногами был испещрен невероятно сложными, парадоксальными уравнениями. Не меньше тысячи на каждый шаг. В мгновение ока Хелдан прочел их все… и решил.

Бросив эти игрушки, он обратился к огромной конструкции в центре зала. Титаническая машина сияла белым керамитом, серебром проводов, хромом отсеков.

Стандартный Шаблонный Конструктор. В рабочем состоянии.

Долгие тысячелетия истоки технологий человечества считались утраченными. Минули Темные Века, и Империум стал собирать их осколки. Жрецы Адептус Механикус научились производству только благодаря Стандартным Шаблонным Конструкторам, СШК. Собирая все, что осталось от СШК на тысячах мертвых миров, Империум возвращал человеку крупицы его былого величия, дал ему машины, танки и лазерное оружие. Мельчайший осколок знаний был на вес золота.

Рабочие системы СШК находили не чаще, чем раз в поколение. И это было великим благом для всего Империума.

Но этот случай был поистине невероятным. Все слухи и домыслы оказались правдой. Задолго до того, как его поглотил Хаос, Меназоид Эпсилон был миром-арсеналом. И здесь ковалось оружие, не знающее себе равных. Тайны процесса его создания были заключены в полумиллионе уравнений, устилавших пол мелкой вязью символов.

Железные Люди. Всего лишь слух, сказка. Мир незапамятных времен, до Эпохи Раздора и Темного Века Технологии, когда человечество вознеслось в лучах славы техногенной Империи, в совершенстве владевшей системами СШК. Человек умел создавать Железных Людей. Эти могучие существа обладали разумом, но не живой душой. В глазах нынешнего Империума — порождения еретической технологии. Война с этими разумными машинами погубила древнюю Империю. Хелдан был знаком с запретными текстами старины. Если они не врали, здесь лежали истоки запрета на творение бездушного электронного разума. Но будь на стороне человека такие верные слуги и неумолимые воины, как Железные Люди, он не знал бы поражений.

И вот здесь, в самом девственном сердце седого от древности мира, таилась система СШК, способная породить таких слуг.

Но было и что-то еще! Хелдан первый раз окинул взглядом весь зал. От пола тянулись ввысь опутанные проводами арки, закрытые прочными решетками. А за ними — ряды Железных Людей, словно глиняные статуи, охраняющие королевскую гробницу. Тысячи, миллионы механических воинов, собравшихся в ровные каре, скрывались где-то в темноте зала. Каждый из них превышал ростом самых высоких из людей. Лица — невидящие черепа стальных масок. Из-под матовой стали анатомических бронепластин виднелись сухожилия и артерии проводов. Они спали здесь веками. Ждали команды, чтобы пробудиться и вновь повиноваться приказам. Чтобы вернуть к жизни великую машину, способную тысячекратно умножить их ряды.

Хелдан глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. Он вернулся в тело своей марионетки и оглядел остальных гвардейцев.

Гаунт молча восхищался увиденным. Остальные Призраки замерли в благоговении. Штабные наблюдатели явно горели желанием осмотреться получше. Комиссар приказал Дордену отвести Домора в сторону, дать ему отдохнуть. Оставив танитцев стоять у входа, он подошел к Ферейду. Тот уже разглядывал систему СШК вблизи. Шлем в его руках болтался на ремне.

— Вот и сокровище, старый друг, — произнес он, не поворачиваясь.

— Да. Надеюсь, оно того стоило.

Ферейд наконец развернулся к Гаунту:

— Ты понимаешь, что это?

— Ты же знаешь, что да. С тех пор как я вскрыл кристалл. Не скажу, что понял принцип работы, но это — система СШК, производящая оружие. Пусть в это верится не больше, чем в орка, стригущего ногти.

Ферейд рассмеялся.

— Существует небольшой болотный мирок под названием Гейлус Ауспикс, лежащий среди звездных пустошей Плейго Сутарнуса. Шестьдесят лет назад имперская разведывательная группа набрела на руины храмового комплекса, укрытые в джунглях одного из тропических заливов. Разведчики нашли там рабочую систему СШК. Знаешь, что она производила? В нее был заложен шаблон клинка из многослойного стального сплава. Эти клинки были острее, крепче и прочнее любого холодного оружия. Тридцать Орденов славных Адептус Астартес получили их на вооружение. Те разведчики стали героями. Кажется, каждый из них сейчас владеет собственной планетой. Их находка стала величайшим технологическим прорывом века. Открытие нетронутой системы СШК, единственной за последние столетия. А ведь она производила ножи, Брам, ножи, мечи, штыки, кинжалы. Система производства клинков стала великим открытием. Оно меркнет по сравнению с нашей находкой. Попробуй выйди против меня даже с таким великолепным ножом, если в моих руках будет то оружие, которое производит наша система!

— В отличие от тебя я знаю, что было в кристалле. Ферейд, я знаю, что создает эта штука. Железных Людей. Тех самых, из преданий о Великих Древних Войнах.

— Тогда запомни этот миг, дружище, — ухмыльнулся Ферейд. — Мы с тобой совершили невозможное. Мы нашли машину, с которой начнется восхождение человека к славе. Зачем тебе самый легкий, прочный и острый нож, если легион бессмертных воинов под твоим командованием может испепелить мир владельца этого чудесного клинка? Мы обретем славу и величие! Неужто ты не чувствуешь? Здесь все дышит живой историей.

Гаунт и Ферейд повернулись к одной из арок. Их взгляды упали на темный металл брони Железных Людей.

— Я чувствую… — с сомнением произнес комиссар. — Я чувствую страх, больше ничего. Как долго мы сражались и проливали кровь? Сколько из нас погибло? И все это — ради машины, которая лишь умножает те ужасы, с которыми мы дрались все это время. Это не сокровище, Ферейд. Это проклятие.

— Но ведь ты пришел сюда за этим? Ты ведь знал, что искал!

— Я просто осознал свою ответственность, Ферейд. Моя жизнь всецело отдана службе Императору. И если существует подобная машина, мой долг — добыть ее для него. В конце концов, ты сам поручил мне это задание.

Ферейд положил шлем на пол и стал снимать перчатки.

— Знаешь что, дружище… — покачал он головой, — ты дорог мне, как родной брат, но временами ты меня беспокоишь. Мы с тобой совершили такое открытие, и вдруг ты начинаешь мне читать высокую мораль о смысле жизни. Если хочешь знать, это называется ханжество. Ты — убийца, служащий величайшей машине смерти в известной Вселенной. Это твоя работа. Смысл всей твоей жизни в том, чтобы лишать ее других. Уничтожать. Признай, тебе это нравится. Но вот мы находим то, что будет делать то же самое в миллиард раз лучше. И тут ты начинаешь сомневаться. Как мне это понимать, Гаунт? Неужели профессиональная зависть?

— Нет, ты слишком хорошо знаешь меня, чтобы так думать. — Гаунт задумчиво поскреб щеку. — Не надо так шутить. Знавал я одного из принцепсов имперских титанов, которые наслаждались кровопролитием. И все же они очень осторожно обращались с той огромной силой, которая оказалась в их руках. Дай человеку силу бога, и тебе остается молиться, чтобы он оказался наделенным мудростью бога. В моих словах нет ничего постыдного. Я ценю жизнь, и поэтому я сражаюсь, защищая ее. Я скорблю о каждой потере, о каждом своем солдате, который был принесен на алтарь победы. Одна жизнь или миллион — все это жизни.

— Одна или миллион? — повторил Ферейд. — Это всего лишь вопрос цифр и масштаба. Зачем тебе и твоим солдатам барахтаться в грязи месяцами, сражаясь за планету, которую я мог бы взять с помощью Железных Людей, не пролив ни капли крови!

— Ни капли крови, говоришь? Возможно — не твоей. Но нет ереси страшнее, чем разумные машины Железного Века. И ты готов снова пробудить их от векового сна? Не боишься, что они обернутся против тебя самого, как в прошлом? Ведь это старейший из человеческих законов! Никогда не вверяй свою судьбу в руки творений своих, какими бы разумными ты их ни создал. Я верю в плоть и кровь. Не в железо.

Гаунт взглянул в темные глазницы железных масок и почувствовал их мрачную, почти гипнотическую силу. Неужели эти чудовища и есть будущее? Нет, комиссар не верил в это. Прошлое? Возможно. Быть может, лучше отвергнуть и забыть это прошлое. Как кто-то мог желать пробудить эти создания? Натравить их на…

На кого? На врага? Или на военмейстера Макарота и его генералов? Вот, значит, как Дравер собирался встать во главе крестового похода? Все — ради этого?

— Я смотрю, ты и вправду привязался к своим Призракам? Да, Брам? Тебе не идет нянькаться с ними.

— Что ж, может, я действительно им сочувствую. Сироты тянутся к себе подобным.

— Ты не тот Ибрам Гаунт, которого я знал. — Ферейд отступил на пару шагов назад. — Ты совсем раскис от танитского нытья. Ты ослеп и не видишь грандиозных возможностей, открытых нам.

— Ну, ты-то их точно видишь. Ты ведь сам сказал: «Я».

Ферейд замер и обернулся:

— Что?

— Ты сказал: «Мир, который я мог бы взять, не пролив ни капли крови». Это твои слова. Ты ведь тоже хочешь использовать их, правда? За этим ты и пришел сюда. — Гаунт обвел зал рукой, указывая на ряды железных чудовищ.

— Лучше я, чем никто!

— Уж лучше никто. Поэтому я здесь. Я думал, что и ты здесь за тем же. Или послал меня сюда с таким заданием.

— Не пойму, о чем это ты толкуешь, — прошипел Ферейд. Его лицо помрачнело и стало обретать неприятные черты.

— Я пришел сюда, чтобы уничтожить эту машину раз и навсегда, — четко произнес комиссар-полковник Ибрам Гаунт.

Он отвернулся и не видел, как на лице имперского агента застыла маска ужаса.

— Давайте взрывчатку, — приказал он Каффрану и Маколлу. — Установите заряды в ключевых точках. Роун здесь лучше всех разбирается в подрывном деле. Я его взял именно для этого, так что пусть инструктирует вас. И еще: свяжитесь с Корбеком или с кем-нибудь, кто выжил там, наверху. Передайте, пусть убираются подальше от некрополя. Я боюсь думать, что наделает этот взрыв.

В медицинском блоке Хелдан похолодел и сжал зеркало с такой силой, что его отражение пошло трещинами. Из-под пальцев заструилась кровь. Он недооценил этого пустого глупца Гаунта. Какая сила, какой размах! Если бы только у него было время поработать над ним и обратить в своего раба!

Инквизитор тяжело сглотнул. Нельзя больше терять ни секунды. Сокровище было так близко. Никакие имперские гвардейцы, никто не остановит его сейчас. К черту все эти игры с маскировкой. Он стремительно ворвался в разум своей марионетки, заставляя ее сбросить маску и действовать. Перебить их всех, пока безмозглый Гаунт не повредил священную реликвию и Железных Людей.

Майор Роун сидел у дверей Эдикулы, откинувшись на холодную металлическую стену, и разглядывал свой шипомет. Он вздрогнул, чувствуя, как рот и ноздри наполняются кровью. Он чувствовал прикосновение этой мерзости, Хелдана, еще сильнее, чем обычно. Его мысли скреблись на границе разума майора, его присутствие впивалось в глаза ядовитым жалом. Руки и ноги задрожали, скрутило желудок.

Роун неуклюже поднялся, зарядил шипомет и вскинул его на плечо.

24

Нежданное подкрепление в виде Витрийских Драгун помогло Корбеку переломить ход битвы. Гвардейцы отбросили силы Хаоса вглубь некрополя, вырезая по дороге любого культиста. Порождения безумия отступили.

Корбек тяжело повалился на булыжник. Его грудь пронзали чудовищные приступы боли, но он все еще держался. Полковник уже собирался сообщить в генеральный штаб о победе танитцев, когда его нашел Майло с распечаткой воксограммы в руках.

— От комиссара, — торопливо заговорил адъютант. — Нам приказано покинуть капище Примарис. И отойти подальше.

Полковник взял из его рук воксограмму и устало пробежал ее глазами.

— Фес! Мы же весь день сюда прорывались…

Взмахом руки он подозвал Раглона и поднял трубку его полевой рации.

— Полковник Танитского Первого и Единственного — всем танитским и витрийским командирам. Приказ Гаунта: отступить и покинуть некрополь! Повторяю, покинуть некрополь!

— Корбек, он смог? — прорвался сквозь помехи голос Зорена. — Он выполнил задачу?

— Про это он ничего не сказал, — отрубил полковник. — До этого момента мы доверяли его слову. Будем верны себе. Алгоритм отступления пять-девятнадцать! Мы прикроем ваших Драгун в эшелонированном арьергардном порядке.

— Вас понял.

Вернув трубку на место, Корбек вздрогнул от напряжения. Боль становилась невыносимо острой, а свою последнюю пилюлю он принял час назад. Полковник с трудом присоединился к отступающим Призракам.

25

Полный удивления возглас Брага утонул в светлой вышине Эдикулы. Гаунт был уже на полпути к дверям, к Дордену и Домору. Резко обернувшись, он наткнулся взглядом на стволы лазганов Ферейда и его телохранителей.

На долю секунды, пока Ферейд поднимал свое оружие, комиссар успел посмотреть ему в глаза. В черных зрачках не осталось ничего, что могло напомнить об их старой дружбе. Только ненависть.

Еще мгновение, и…

Гаунт нырнул в сторону. Лазерные лучи прошили воздух там, где только что была его голова.

Солдаты Ферейда открыли огонь. Призраки бросились врассыпную. Брага просто швырнуло на пол. Дорден прикрыл своим телом кричащего Домора.

Майор Роун выдохнул и спустил крючок шипомета.

Лениво жужжа, снаряд пересек светлый зал и врезался точно в переносицу Ферейда. Имперский тактик Вейланд перестал существовать. Весь его торс выше пояса исчез в фонтане крови и осколков костей.

Один из лазерных импульсов ужалил Ларкина в предплечье и сбил взвывшего от боли снайпера с ног.

Каффран и Маколл успели залечь и открыли ответный огонь. Их первые выстрелы пришлись в одну и ту же цель. Выяснение того, кто же из них убил первого телохранителя, танитцы решили оставить на потом.

Гаунт перекатился, выхватил лазерный пистолет и начал стрелять, подкрепляя каждый выстрел бранью. Три попадания в грудь свалили еще одного телохранителя. Солдат неуклюже взмахнул руками и завалился на спину.

Комиссар продолжал жать на курок, но вместо лазерного луча пистолет исторг только хрип. Похоже, неестественная темнота, пожиравшая энергию фонарей, заодно опустошила и зарядную батарею. Оружие в руке вдруг стало бесполезным куском металла.

Выживший телохранитель уже собирался прикончить беспомощного Гаунта. Ему помешал луч лазера, неожиданно пробивший его висок. Тело солдата швырнуло на одну из панелей системы СШК. Оно медленно осело на пол, прочертив широкую алую полосу по серебру. Гаунт обернулся.

Дорден опустил пистолет Домора. Он все еще крепко держал паникующего гвардейца.

— Такова жизнь, — тихо произнес врач и неожиданно швырнул пистолет в сторону, будто он укусил его.

— Отличный выстрел, док, — произнес Ларкин, сжимая раненое плечо.

— Я не люблю стрелять, но никогда не говорил, что не умею это делать.

Призраки вновь собрались возле машины. Дорден поспешил перебинтовать раны Ларкина и Брага.

— Что за звук? — подал голос Домор.

Все замерли.

Гаунт повернулся к машине. На приборной доске один за другим оживали яркие огоньки. Последний телохранитель в агонии упал на пульт управления основной энергоцепи. Древняя технология очнулась от сна. Вентиляционные решетки на полу заволокло паром. Внутри машины что-то двигалось, поворачивалось, вращалось.

Был еще один звук. Скрежет.

Комиссар медленно отошел от машины и посмотрел на арки в стене. Там, в темноте, сгибались и разгибались металлические конечности. На дне мертвых глазниц зарождался свет. Голубое сияние. Холод вечности. За всю жизнь Гаунт не видел более устрашающего цвета. Они пробуждались. Просыпались от бесконечного сна вслед за своим прародителем.

Гаунт не дышал, слушая стук собственного сердца. Миг пробуждения чудовищ казался бесконечным. Он смотрел, пока не потерял счет вспыхнувшим парам глаз. Железные пальцы вцепились в решетки, преграждавшие путь. Трясли, расшатывали, толкали. Краем уха комиссар расслышал бормотание. Коды и команды на двоичном языке. Пробудившиеся Железные Люди заговорили.

— СШК! — крикнул Роуну комиссар.

— Сэр?

— Взорвать эту дрянь! Быстрее!

Майор взглянул на Гаунта, вытирая кровь с губ.

— Комиссар-полковник, при всем уважении… стоит ли? Ну, в смысле… ведь эта штука могла бы все изменить.

В глазах Гаунта сверкнула ярость.

— Хочешь поглядеть, как погибает еще один мир? — Он исподлобья взглянул на Роуна.

Майор только замотал головой.

— Вот и я не хочу! Это единственный выход! Я… У меня есть причина так считать… Или, может, ты ослеп? Хочешь — иди, пожелай им доброго утра!

Роун огляделся, будто только что заметил Железных Людей. И вздрогнул, посмотрев в ледяные глаза.

— Уже выполняю! — В голосе Роуна появилась решимость. Майор бросился к машине, Маколл и Каффран подавали ему взрывчатку.

— Эти существа — воплощенная ересь, Роун! — кричал ему вслед Гаунт. — Богомерзкая ересь! И если тебе этого недостаточно, они тысячелетиями спали на планете, зараженной чумой Хаоса! Кто-нибудь здесь хочет узнать, как это повлияло на их образ мысли?!

— Фес! — откликнулся на его слова Дорден. — Хочешь сказать, всей этой штукой управляют Темные Силы?

— Нужно быть распоследним идиотом во всей Вселенной, чтобы выяснять это на практике, — ответил Гаунт.

Он бросил взгляд на останки Ферейда.

— Похоже, изменился не я, а кто-то другой… — прошептал комиссар.

26

Гибель марионетки была последним, чего ожидал Хелдан. Какая это была победа — раскрыть жалкого шпионишку Макарота! Какое удовольствие получил инквизитор, работая над его мозгом. Ферейда было тяжело обратить в раба. Так много и так долго пришлось резать. Но все же как это приятно — взять лучшего агента разведки военмейстера и сделать его своим инструментом. Через Ферейда инквизитор узнал много интересных вещей, недоступных большинству штабных офицеров. Обманывать, переманивать, вести двойную игру… Использовать одного из тех людей, которых военмейстер выставил против самого инквизитора. Что ж, это было дерзко. Блистательный ход.

В свои последние минуты Хелдан успел пожалеть о том, что не успел закончить с Роуном. Пусть и пустой, его разум был в чем-то близок инквизитору. Но эти двое, Корбек и Ларкин, вмешались так не вовремя! Поэтому Роун просто чувствовал присутствие Хелдана, а не подчинялся его командам.

Теперь уже не важно. Хелдан просчитался, причем самым непростительным образом. Близкая гибель затуманила его разум, и он поспешил. Он влил слишком много своего духа в марионетку. Отдача от смерти этой оболочки оказалась слишком сильной. Надо было защитить разум от возможной смертельной травмы. Инквизитор забыл об этом.

Гибель Ферейда была самой тяжелой и болезненной из всех возможных. И весь ее кошмар проскользнул по психическому каналу в сознание Хелдана. Он прочувствовал каждое мгновение смерти Ферейда. Она сплелась с его собственной кончиной.

Тело Хелдана забилось в конвульсиях и взорвалось. Неуправляемая психическая энергия вырвалась из груды ошметков, продолжая сокрушать все материальные преграды. Смерть умножала сама себя. Наверху, на командном мостике, Гектор Дравер почувствовал дрожь палубы и завертелся в кресле, выискивая причину.

«Левиафан» исчез в яркой вспышке взрыва, поднявшейся к небесам колоссальным огненным грибом. Освободившаяся энергия инквизитора просто расщепила огромную боевую машину на атомы.

27

— Готово! — крикнул Роун.

Майор и Каффран бросились вон из зала. Остальные Призраки уже ждали их у выхода. Ревущую машину за их спинами окутали клубы пара.

— Скорее, Маколл! — позвал комиссар.

Одна из решеток вдалеке наконец упала и жалобно захрустела под стальными ногами. Железные Люди покинули свою камеру. Их собратья набросились на решетки с новой силой, продолжая бормотать свои бинарные коды. Только в глазах все ярче разгоралось мертвое пламя, подобное огненному шлейфу ракеты.

Железные чудовища беспорядочно разбрелись по залу, будто разбуженные среди ночи люди, не понимающие, что происходит. Маколл, устанавливавший последние заряды, в оцепенении следил за их отрывистыми движениями.

Потом трясущаяся машина оглушила его громким ревом. Один из люков распахнулся и окатил диверсанта волной пара. Маколл повалился на колени, задыхаясь от жара.

— Маколл!

Оглушенный танитец не видел, что вдруг появилось из клубящегося дыма за спиной.

Новорожденный Железный Человек. Первое дитя системы СШК, дремавшей многие века. Он сделал первый, еще неуверенный шаг. И все Железные Люди в зале и в темноте клеток издали протяжный вой. Долгий, скорбный плач. Будто в машинный язык вдруг влился человеческий крик.

Что-то не так с новорожденным. Среди идеальной симметрии анатомической брони Железных Людей он казался уродливой карикатурой на своих собратьев. Его огромное тело, покрытое черными изуродованными бронепластинами, горбилось под собственной тяжестью. Одна рука была непомерно длинной и массивной, другая — едва сформировавшейся, тонкой, изломанной. Над длинным звериным черепом высились гнутые рога. Озаренные злым желтым светом, его глазницы сочились густым, маслянистым гноем. Бездумно щелкала кривыми зубами отвисшая челюсть. Чудовище неуклюже подалось вперед.

Дорден кричал о том, что комиссар был прав. Гаунт не слушал. Со всех ног он бросился к давящемуся кашлем Маколлу и повалил его на пол. Над ними мелькнула огромная рука механического урода.

Все только начиналось. Гаунт выбрался из-под тела Маколла и попытался поднять его на ноги, когда Железный Человек снова направился к ним. Огромные челюсти хищно лязгали. За его спиной туман выходного люка исторг второе чудовище.

На новорожденного обрушился лазерный огонь, заставив отступить на шаг. Усилия Каффрана оказались напрасны. Тусклая броня чудовища была слишком крепкой. Все, что могли сделать выстрелы гвардейца, — это слегка толкнуть его.

Громко матерясь, комиссар подхватил Маколла и стал оттаскивать подальше от железного монстра. Еще две пары рук подняли диверсанта. Дорден и Браг не остались в стороне.

Неожиданный удар сбил Гаунта с ног. Когтистая лапа новорожденного скользнула по его спине, вспарывая одежду и плоть. Монстр был слишком далеко, он просто не мог дотянуться… Комиссар перевернулся. Огромная рука чудовища росла, ее механическая структура сама создавала новые поршни, блоки и механические суставы.

Железная тварь продолжала бить. Гаунт из последних сил лавировал в каскаде гремящих ударов. Черная сталь когтей рвала серебро пола, желая добраться до живой плоти.

Роун, Каффран и Ларкин бросились на помощь. Каффран пытался стрелять, но ему мешал Ларкин. Тот бегал перед чудовищем и беспорядочно палил из ружья, отвлекая тварь. В следующую секунду снайпер уже летел к ближайшей стене, отброшенный мощным ударом.

Майор не успел перезарядить шипомет и просто махал им, как топором. Широкое лезвие штыка звонко вреза лось в темный череп. Один из ударов перерубил сухожилия проводов, и голова чудовища завалилась набок.

Разъяренная машина повернулась и резким движением отшвырнула Роуна. К тому времени рука чудовища выросла до пяти метров. Пользуясь моментом, Гаунт подхватил шипомет майора и вогнал штык в другой локоть истончающейся железной конечности.

Второй удар он нанес в голову. Клинок с хрустом пробил железную кожу. Из головы новорожденного брызнул фонтан масла и белесой жидкости.

Чудовище с грохотом упало и замерло. Свет в его глазах стремительно тускнел.

К тому времени люк СШК покинула шестая тварь. В глубине зала упало еще несколько решеток, выпустив на волю четыре десятка Железных Людей. Остальные бились о прутья темниц и надрывно выли.

— Бежим! — крикнул Гаунт. — К фесу все это, бежим!

28

Они пробирались сюда около четырех часов. Четыре часа пути со дна шахты на склоне холма до ворот Эдикулы. Каменные двери наконец преградили путь кошмарам с глазами холодного пламени, и гвардейцы просто бросились бежать. Гаунт понимал, что, даже возвращаясь по своим следам, они потратят больше времени, поэтому, устанавливая таймеры взрывчатки, Роун дал им лишние три четверти часа.

Их шаги уже становились медленнее. Домор слабел на глазах. Браг и Ларкин кое-как справлялись с тупой болью. Большая часть оружия не работала — голодная темнота опустошила их зарядные устройства. Шипомету Роуна она была не страшна, и майор возглавлял колонну. Рядом шел Маколл, в лазгане которого еще теплился заряд на дюжину выстрелов. Но и его энергия медленно утекала. Дордену, Домору и Ларкину оставалось рассчитывать на серебристые кинжалы. Благодаря простой механике древнего оружия винтовка Ларкина все еще работала. Проблема была в покалеченной руке снайпера, поэтому Гаунт отдал его оружие Каффрану, замыкавшему строй. Браг не хотел бросать свою автопушку, хотя в ней и осталось меньше барабана снарядов. К тому же комиссар сомневался, что гвардеец управится с ней в таком состоянии.

Гаунт совсем забыл о кромешной темноте туннеля и теперь тихо ругал себя за это. Фонари разрядились, и гвардейцы остановились у входа в темную часть лабиринта. Теперь они ждали возвращения Маколла и Каффрана, отправившихся в ближний резервуар искать дерево и ткань среди тел убитых ими сектантов. Вскоре у них было два десятка факелов из деревянных шестов и прикладов, обмотанных лоскутами одежды и облитых драгоценной сакрой Брага из последней оставшейся бутылки. Призраки вновь двинулись по туннелям, осторожно ступая в неровном свете факелов.

Проходя мимо смрадной массы трупов в резервуаре, Гаунт хотел было поискать примитивное кинетическое оружие, способное противостоять тьме, но запах гниющего мяса разнесся по коридорам, и гора трупов превратилась в кишащую массу насекомых.

Нет времени. Вперед, только вперед. Гаунт старался не думать о том, как Маколлу и Каффрану пришлось добывать материал для факелов.

Огонь быстро поедал ткань и дерево, а его света хватало едва ли на пару метров. Комиссар чувствовал, как усталость до краев наполняет его тело. Похоже, здешняя тьма всасывала не только энергию батарей. И если он так устал, что же творилось с Домором? Гаунт дважды останавливал отряд, чтобы Маколл и Роун не оторвались от остальных слишком далеко.

Сколько времени прошло? Хронометр остановился. Гаунт впервые задумался, сработает ли взрывчатка. Быть может, электроника их таймеров выдохнется раньше, чем подойдет время взрыва.

Старый, проседающий туннель поворачивал. Гаунт решил, что они идут уже часа три. Маколл и Роун исчезли из виду. Комиссар зажег новый факел и пропустил Брага и Ларкина, делящих одну тлеющую головешку на двоих.

— Идем, идем, — подбодрил он их, надеясь, что это правильный путь. — Просто продолжайте идти к выходу. Если встретите майора Роуна и Маколла, передайте, чтобы тоже выбирались.

Без острого чутья Маколла Гаунт чувствовал, что потерялся. Какой уже поворот по счету? Ларкин и Браг, похоже, не волновались об этом. Их выручали танитские рефлексы.

Два силуэта — огромная фигура Брага и узкая тень Ларкина — кивнули и скрылись за поворотом. Скоро исчез и тусклый огонек их факела.

Гаунт ждал. Какого феса, где остальные?

Время тянулось до отвращения медленно.

Свет. Из темноты вынырнул Каффран с винтовкой Ларкина наготове.

— Что-то не так, сэр?

— Где Домор с нашим знахарем?

— Я не видел… — озадаченно произнес Каффран.

— Ты был в арьергарде, боец!

— Я их не видел, сэр! — отчеканил гвардеец.

Гаунт стукнул себя кулаком по лбу с досады.

— Продолжай двигаться к выходу, я поищу.

— Я вас не брошу одного, сэр…

— Продолжать движение! — отрезал Гаунт. — Это приказ, боец! Я вернусь и поищу их.

Каффран медлил. В дрожащем свете факелов Гаунт заметил в его глазах отблеск обиды.

— Вы сделали больше, чем я мог требовать от вас, Каффран. И ты, и все остальные. Лучшие воины Первого и Единственного. Если даже мне суждено сгинуть в этой дыре, я буду рад, что спас всех, кого мог.

— Увидимся на поверхности, — твердо сказал танитец.

Гаунт побрел обратно, в глубину туннеля. Огонек Каффрана так и не двинулся с места, пока комиссар не скрылся из виду.

В лабиринте было сыро и душно. Дордена и раненого Домора все еще не было видно. Гаунт открыл рот, чтобы позвать их, но осекся. Здешняя темнота была слишком странной, слишком густой, чтобы позволить ей слышать свой голос. И Железные Люди могли вырваться из своих камер, разбрестись по лабиринту, прислушиваясь к малейшему шороху.

Дорога шла налево. Гаунт с трудом подавил приступ паники. Он не помнил этого поворота. Должно быть, он где-то сбился с пути и потерялся. «Потерялся», — шептал голос в его голове. Чей? Ферейда? Дерция? Макарота? «Потерялся, безмозглый, бесхребетный дурак!»

Факел тихо зашипел и погас. Тьма обступила Гаунта. Постепенно глаза привыкли к ней, и он заметил тусклый свет впереди. Комиссар зашагал к нему.

Уже осыпающийся под ногами туннель вывел его в глубокую пещеру. Ее потолок и стены поросли грибами и мхом, излучавшим мягкое зеленоватое свечение. Пол устилали каменные насыпи и небольшие озерца темной воды. Под ногами перекатывались камешки, и Гаунт изо всех сил старался не упасть. Справа в темноте затаилась бездонная яма. Еще несколько шагов, и он вовремя остановился на краю очередной пропасти. В кратерах вокруг кипела черная маслянистая жижа. Сумрак полнился жужжанием прозрачных крыльев. В пещере кружили большие уродливые насекомые с длинными тонкими лапами.

На одной из насыпей неподвижно лежал на боку Домор. Гаунт подобрался к нему. На затылке — рана от удара чем-то тупым и тяжелым. После всего пережитого этот удар был для него почти смертельным. Рядом лежали потухший факел и открытая медицинская сумка. Вокруг разбросаны бинты и медикаменты.

— Доктор? — позвал Гаунт.

Темные фигуры ринулись к нему со всех сторон. Чьи-то сильные руки схватили его. Отбиваясь, он заметил краем глаза цвета янтийской униформы. Внезапность нападения чуть не стоила ему жизни. Домор и разоренная аптечка предупредили его об опасности. Комиссар как следует пнул одного из нападавших. Что-то хрустнуло, хватка ослабла, и Гаунт скользнул в сторону. Серебряный росчерк танитского клинка. Короткий вскрик, а потом — гораздо более громкий, протяжный вопль. Раненый янтиец оступился и рухнул в темноту пропасти. Остальные немедленно осыпали Гаунта градом тяжелых ударов. Три пары рук. Значит, трое.

— Хватит! Эбзан, я сказал хватит! Он мой!

Патриции грубо поставили оглушенного Гаунта на ноги. Пытаясь сморгнуть пелену перед глазами, он увидел перед собой полковника Фленса. Тот стоял за спиной Дордена, держа пистолет у седого виска военврача.

— Гаунт.

— Фленс! Фесов кретин! Сейчас не время для этого!

— Напротив, комиссар-полковник, сейчас самое время. Наконец-то. Пора нам с тобой… разобраться.

Трое янтийцев подтолкнули Гаунта навстречу своему командиру.

— Если ты здесь ради сокровища, Фленс, то я тебя огорчу, — процедил сквозь зубы Гаунт. — Ты немного опоздал. Оно взлетит на воздух как раз в тот момент, когда ты доберешься до него.

— Сокровище? Сокровище, говоришь?! — Шрам на щеке Фленса искривила улыбка. — Да мне наплевать на эту дребедень! Пусть Дравер и этот уродец Хелдан возятся с ней. Клал я на их сокровище! Я сюда пришел исключительно для того, чтобы повидаться с тобой!

— Я тронут, — произнес Гаунт.

Один из янтийцев с силой ударил его по затылку.

— Хватит, Аваранч! — рявкнул полковник. — Отпусти его!

Патриции нехотя убрали руки от Гаунта и отступили. Стараясь не обращать внимания на дикое головокружение, комиссар выпрямился и посмотрел на Фленса и Дордена.

— Теперь я бы хотел решить наше дело чести, — выговорил Фленс.

На лице Гаунта появилась злая улыбка.

— Дело чести? Так ты все об этом? О вражде танитцев и янтийцев? Нет, Фленс, все-таки ты полный идиот. Ты хоть понимаешь это?

— Смеешься над старым долгом? — Фленс скривился от ярости и сильнее прижал лазерный пистолет к голове Дордена. — Хочешь, чтобы я на твоих глазах вышиб старикану мозги?

— Нет, продолжай, — пробормотал Дорден. — Пусть лучше он сразу пристрелит меня, чем я буду слушать эти бредни.

— Не притворяйся! Ты лучше других знаешь всю глубину старой раны, твоего предательства! — с ненавистью бросил янтиец.

— Дерций, — тяжело вздохнул Гаунт. — Ты про Дерция говоришь! Фес святой, неужели мы с этим еще не разобрались?! Я понимаю, янтийцам не хочется признавать, что в их список славы затесался трус. Но это уж слишком! Дерций, генерал Дерций, Император прокляни его грязную душонку, бросил моего отца и его подразделение погибать на Кентавре. Просто сбежал и бросил их. И тогда, на Хедде, это было не убийство, а полевой трибунал! У меня, как имперского комиссара, есть право судить. И я приговорил генерала Дерция к смерти за трусость!

Он бросил своих людей умирать, Фленс! Трон Терры, в Гвардии не бывало полка, в котором не попалась бы паршивая овца, заблудшая душа! Дерций — это позор для всех янтийцев, а не причина воевать со мной и моими Призраками. Из-за этой бессмысленной мести погибло столько хороших солдат — с обеих сторон! Подумаешь, мы утерли вам нос на Фортис! Подумаешь, набили вам морды на Пирите и на «Авессаломе»! Что, янтийцы настолько тупы, что не знают, где остановиться? Вы просто не понимаете, где кончается дело чести и начинается вопрос дисциплины!

Фленс нажал на курок. Сверкнула вспышка, и тело Дордена сползло на каменный пол. Охваченный яростью, Гаунт подался вперед, но ему в лицо уперся ствол лазерного пистолета.

— Да, это дело чести, — произнес Фленс. — Но без всей этой мишуры с полками. Это дело нашей с тобой личной чести.

— О чем это ты, Фленс?! — прорычал в ответ комиссар.

— Твой отец и мой. Я был сыном благородного рода Янта Норманид, я должен был унаследовать родовое поместье и крупное состояние. Но мой отец умер в бесчестии от твоей руки. Я лишился всех титулов и земель. Мне было запрещено даже носить свою фамилию. Я прорывался в свет с самого дна, простым солдатом! Доказывал, что я человек. И заработал собственное имя! Вся моя жизнь обратилась в непосильную борьбу с позором моего рода. И все это — благодаря тебе!

— Твой отец? — эхом повторил Гаунт.

— Да, мой отец, Альдо Дерций!

Осознание затопило разум Гаунта. Теперь он ясно понял, что это — единственная возможная развязка. Он бросился на Фленса.

Лазерный пистолет изрыгнул луч света, опалив грудь комиссара, но не помешав ему наброситься на янтийского полковника. Они сцепились и покатились по острым камням, вонзающимся в их тела. Фленс ударил Гаунта рукояткой пистолета, целясь в висок.

Локоть комиссара врезался в бок янтийца. Хрустнули ребра. Взревев, Фленс уперся тяжелым сапогом в живот Гаунта и перекинул его через себя. Комиссар тяжело рухнул на спину и попытался встать. Кованая подошва с силой швырнула его обратно, взметнув фонтан щебня.

Новый выпад Фленса наткнулся на выставленную ногу Гаунта. Удар мгновенно вышиб весь воздух из легких янтийца. Полковник повалился на своего противника, и его пальцы тут же сомкнулись на шее Гаунта. До слуха комиссара донеслись голоса троих Патрициев, выкрикивавших имя своего командира.

Хватка становилась все сильнее, Гаунт чувствовал близкое удушье. Крик «Фленс!» сменился родовым именем полковника, которого он так давно лишился:

— Дерций! Дерций! Дерций!

Дерций. Дядя Дерций. Фесов дядюшка Дерций!..

Прямым ударом Гаунт сбросил с себя Фленса. Изо рта янтийца брызнула кровь. Не останавливаясь, Гаунт обрушился на полковника. Три, четыре, пять точных ударов…

Опомнившись, Фленс вложил всю силу в удар. Гаунт снова беспомощно распластался на земле. Янтийский полковник вырос над ним, занося острый каменный обломок для удара.

— За отца! — взревел он.

— За моего отца! — парировал Гаунт.

Танитский нож вспорол воздух и пронзил череп Дерция. Крик Фленса захлебнулся кровью. Шатаясь, полковник отступил на шаг и опрокинулся в лужу. Брызги черной жижи.

Гаунт просто лежал среди каменного крошева, чувствуя свинцовую боль во всем теле. Остались те трое. Они…

Грянули выстрелы: старинная винтовка, лазган и шипомет. Гаунт с трудом поднял голову. Маколл, Роун, Ларкин, Каффран и Браг. В темноте остывали трупы янтийцев.

— Нам надо…. на поверхность… — прохрипел комиссар.

— Да, мы туда и идем, — бросил Роун.

Браг подобрал бесчувственного Домора. Заставив себя встать, Гаунт подошел туда, где лежал Дорден. Врач все еще дышал. Выстрел только обжег его, как и Гаунта. Темнота выпила зарядное устройство лазерного пистолета почти до дна. Комиссар поднял тело Дордена. Каффран и Маколл попытались помочь ему, но Гаунт оттолкнул их.

— У нас мало времени. Давайте выбираться.

29

Подземный взрыв уничтожил большую часть капища Примарис на Меназоиде Эпсилон. Пламя не утихало очень долго. Одержав победу, имперские войска покинули планету и вернулись на транспортные корабли.

Гаунт получил личное письмо от Макарота, в котором военмейстер поблагодарил его за проявленное мужество и поздравил с успешной операцией.

Скомкав листок, Гаунт просто выкинул его. Перевитый бинтами, он с трудом шагал по палубе бортового лазарета «Наварры», осматривая раненых. Домор, Дорден, Корбек, Браг, Ларкин и еще добрая сотня…

Проходя мимо койки Корбека, он услышал хриплый шепот. Комиссар подошел ближе.

— Роун сказал, вы нашли эту штуку. И взорвали. Откуда ты знал?

— Что знал, Корбек?

— Откуда знал, что делать? Тогда, на Пирите, ты сказал, что нам выпал тяжелый путь. Потом мы узнали, за чем гонимся. И все равно ты молчал. Только ты мог знать, что делать с этим «сокровищем». Так почему ты решил его взорвать?

— Потому что так было правильно, — улыбнулся Гаунт. — Ты и представить не можешь, что я там увидел, Колм. Знаешь, люди порой делают безумные вещи. Фес, будь я таким же безумцем, я бы сам попытал счастья… И если бы мне повезло… Кто знает, быть может, я стал бы военмейстером. Или каким-нибудь императором…

— Император Гаунт, надо же… Да, звучит. Только богохульством отдает, по-моему.

Комиссар вновь улыбнулся.

— Это было так странно… Сокровище цвета Вермильон, веками хранившееся на Меназоиде Эпсилон, оказалось проклято Хаосом. Это ересь, Колм. Мерзкая штука, с какой стороны ни посмотри. Но если честно, я взорвал ее не поэтому.

— Шутишь? — Корбек усмехнулся в кулак. — И почему же тогда?

Ибрам Гаунт подпер голову руками и вздохнул, как может вздыхать человек, сбросивший с плеч непомерно тяжелый груз.

— Кое-кто попросил меня об этом, полковник. Много-много лет назад…

ВОСПОМИНАНИЕ

Дарендара, двадцать лет назад

Посреди заснеженного двора при свете походной печки четверо гирканских солдат нарезали фрукты. В подвале они нашли несколько бочек и, недолго думая, вскрыли их. Внутри обнаружились большие круглые плоды, летний урожай, засоленный в пряном масле. С громким смехом и шутками они разрезали их штыками на постаменте ближайшей каменной опоры. Кто-то из гвардейцев стащил из кухни большое серебряное блюдо. Гирканцы выкладывали на него сочные дольки, собираясь отнести их в гостиную, где большая часть полка праздновала победу.

Ночь неслышно кралась по разбитым крышам зимнего дворца. Холодные небеса мерцали россыпью ледяных огоньков. Комиссар-кадет, которого называли Мальчиком, рассеянно прогуливался по двору и слушал тишину. Откуда-то со стороны каменных ступеней доносились веселые крики, смех и пение. Гаунт улыбнулся. Он расслышал знакомый казарменный гимн победы. Его нестройно голосили четыре десятка гирканцев. Кто-то заменил в стихах имя героя на имя самого Гаунта. Конечно же, оно не укладывалось в размер, но солдаты все равно пели этот куплет с еще большим воодушевлением.

Кадет повел плечами, чувствуя боль от непрестанных похлопываний, которыми сопровождалось каждое поздравление с победой. У него даже появилась надежда, что теперь его перестанут звать Мальчиком.

Он поднял взгляд к небу. Где-то в темноте неспешно проплывали тяжелые войсковые транспорты с оккупационными войсками на борту. Гаунт различил яркие точки их габаритных огней. Они напоминали медленно плывущие по небу созвездия. Гаунт никак не мог понять значения звезд. Люди рисовали из них целые фигуры на небосводе: воинов, быков, змей, короны. Эти образы казались ему надуманными, притянутыми за уши к естественному расположению светил. Давным-давно, дома, на Манзипоре, старый повар Орик по вечерам усаживал его на колени и рассказывал о созвездиях. Орик знал их названия и умел рисовать на небе. Он водил пальцем от одной звезды к другой, пока из них не складывался баран или лев. А маленький Гаунт не мог разглядеть эти образы без линий, соединяющих звезды.

И теперь он тоже видел огоньки, обозначавшие челноки, но не видел истинной формы кораблей. Только огни. Огни и звезды, звезды и огни. Отблески истин и смыслов, которые он еще не научился видеть.

Местами зимний дворец еще горел. И время от времени звезды и огни кораблей скрывались за клубами дыма, тянущегося от израненного здания.

Застегнув теплый плащ, Гаунт зашагал по каменным плитам площади. Талый снег хлюпал под подошвами сапог. Он миновал кучу сепаратистских шлемов, сваленных в центре площади монументом победе. От них кисло пахло по том и поражением. Кто-то грубо намалевал на них грифона — символ гирканского полка.

Кадет вошел в круг света от печки, и солдаты немедленно заметили его.

— Глядите, Мальчик! — воскликнул один из них.

Гаунт улыбнулся и поморщился одновременно.

— Победитель Дарендары! — крикнул другой полным хмеля голосом, без тени иронии.

— Давайте, сэр, отпразднуйте со всеми! — продолжал первый, вытирая залитые соком руки о китель. — Ребята жаждут выпить за вас пару бокалов.

— Или тройку!

— Или пяток, или десяток! А то и сотню!

Гаунт качнул головой в знак благодарности.

— Я скоро буду. Пока откройте для меня бочонок.

Гвардейцы только рассмеялись в ответ и вернулись к своим делам. Проходя мимо, Гаунт обнаружил перед собой протянутый ему полумесяц сочной дольки.

— Хотя бы угоститесь, сэр! Самая освежающая штука, какую пробовал за этот месяц.

Гаунт принял ломтик и смахнул пальцем полную мелких косточек сердцевину. Твердая, вымокшая в масле шкурка огибала слой сочной ярко-розовой мякоти, полной сладкой влаги. Поблагодарив солдат взмахом руки, Гаунт вернулся на прежний курс, впиваясь зубами в дольку фрукта.

Мякоть мгновенно растаяла во рту, хлынув внутрь прохладной сладкой волной. Капельки сока побежали по подбородку. Гаунт рассмеялся, как прежде. Как мальчишка. И правда, ничего слаще он на Дарендаре не пробовал.

Нет, была все же одна вещь.

Его победа — вот что было слаще всего. Первая победоносная атака под его командованием. Его первый шанс на деле послужить Императору и Империуму Человека. С детства в нем воспитывали любовь к этой службе и гордость за нее.

Яркую полоску дверного проема впереди заслонил темный силуэт. Гаунт немедленно узнал мощную фигуру. Замешкавшись, он попытался козырнуть ломтиком фрукта.

— Вольно, Ибрам, — улыбнулся Октар. — Жуй, не отвлекайся. Выглядит аппетитно. Надо бы и мне стащить кусочек. Пойдем пройдемся.

Продолжая глодать сочную корку, Гаунт зашагал рядом с Октаром. Они миновали группу солдат у печки. Комиссару кинули целый плод, и он легко разломил его сильными пальцами. Вдвоем они шли в чернильных сумерках по благоухающим аллеям зимнего сада, направляясь к дворцовому храму. Оба не стеснялись чавкать и плевать по сторонам семечками. Октар поделился крупным плодом с Гаунтом, и они с удовольствием прикончили истекающий соком фрукт.

— Приятный вкус, — заключил Октар.

— И он всегда будет таким приятным? — немедленно спросил кадет.

— Всегда, это я могу сказать тебе точно. Победа — это самый сладкий, самый желанный финал для таких, как мы с тобой. И когда добьешься ее — выпей всю до дна, не оставляй ни капли. — Октар вытер лицо, скрытое глубокой тенью. — Но запомни, Ибрам, не все так очевидно, как может показаться. Победа превыше всего. Вся загвоздка в том, чтобы понять, где тебе искать свою победу. Черт возьми, перебить всех врагов — это дело простых солдат. Для комиссара все гораздо сложнее.

— То есть — найти способ победить?

— Или понять, за что бороться. Или какая победа будет важнее в итоге. Пользуйся всем, что может помочь, не упуская ни одной идеи, ни одной альтернативы. Никогда, слышишь, никогда не ограничивай себя простыми тактическими решениями. Временами офицеры думают головой не больше, чем орк — задницей. Мы с тобой — политические животные, Ибрам. Нашими усилиями смягчаются жесткие грани между черным и белым на войне. Если мы все делаем верно, конечно. Мы объясняем смысл битвы, мы переводим ее слова на человеческий язык. Только мы умеем чувствовать и передавать ее тонкости, порой — само ее назначение. Убийца — самая страшная, варварская профессия, известная человечеству. Мы превращаем бездумную машину разрушения, созданную человеком, в разумное существо. Во имя нашего Господа-Императора. Во имя спасения наших душ.

Октар замолчал. Вытянув из кармана роскошную толстую сигару, он принялся наполнять морозный воздух колечками густого белого дыма.

— Да, чуть не забыл, — вдруг заговорил он. — У меня есть к тебе еще одна просьба, пока ты не пошел отдыхать. Отдыхать — что я несу! Пока ты не пошел праздновать с солдатами и не нажрался вусмерть!

Гаунт рассмеялся.

— У нас тут дознаватель. Инквизитор Дифэй прибыл для допроса пленных. Ну, ты ведь знаешь, генеральный штаб все время настаивает на этой охоте на ведьм. Как ни странно, этот инквизитор — на редкость разумный человек. Я знаю его не первый год. Я с ним только что говорил. Так вот, ему нужна твоя помощь.

— Моя?

— Именно твоя. Он назвал твое имя. Кое-кто из пленных не хочет разговаривать ни с кем, кроме тебя.

Гаунт озадаченно моргнул. Конечно, он был удивлен. Но кадет очень быстро понял, кого имеет в виду комиссар-генерал.

— Зайди, поговори с ним перед тем, как пойдешь дебоширить с ребятами, ладно? — Октар похлопал его по руке чуть ниже плеча. — Ты сегодня постарался, Ибрам. Отец был бы горд за тебя.

— Я знаю, сэр.

Возможно, Октар и улыбнулся, но черная тень храма скрыла его лицо.

Гаунт уже хотел идти, когда вспомнил, что еще хотел сказать.

— Сэр, можно ответную просьбу?

— Конечно, Гаунт.

— Вы не могли бы как-нибудь повлиять на солдат, чтобы они перестали звать меня Мальчиком?

Гаунт еще долго слышал раскатистый хохот Октара в темноте.

Кадет Гаунт старался выглядеть как можно увереннее. В свете настенных ламп он шагал по длинному коридору, ежеминутно поправляя униформу мокрыми от сока руками. Он не забыл удостовериться, что фуражка тоже сидит на нем прямо.

Арку впереди охраняли двое гирканских гвардейцев в полной боевой выкладке, закинув лазганы за плечи. Были там и другие люди. Среди теней и огоньков свечей копошились фигуры в темных балахонах. Они перешептывались о чем-то, передавали друг другу информационные планшеты и подписывали бумаги с показаниями. В воздухе плыл густой запах ладана. Откуда-то доносились тихие стоны.

Майор Танхаузе, на месте командовавший гирканскими войсками, подмигнул Гаунту и указал на левый коридор.

Там, у закрытых дверей, стоял юноша. «Да он мой ровесник», — мельком подумал Гаунт. Кадет поймал его взгляд. Неприветливый, нужно сказать. Бледный и худощавый, юноша был выше Гаунта. Его тело скрывало длинное багровое одеяние. Тонкие пряди черных волос заслоняли половину его лица.

— Сюда нельзя, — угрюмо бросил он.

— Мое имя Гаунт. Комиссар-кадет Гаунт.

Юноша поморщился, но все же повернулся к двери и постучал. Дождавшись ответа, он приоткрыл створку. Гаунт не расслышал, о чем был приглушенный разговор, но вскоре навстречу кадету вышел некто огромный, прикрыв за собой дверь.

— Спасибо, Гравьер, на сегодня все, — сказал он юноше, и тот отступил в темноту.

Незнакомец был гораздо крупнее Октара и поражал мощью телосложения. Под его пурпурными одеждами угадывались вычурные доспехи. Маска, скрывавшая его лицо, порядочно испугала Гаунта. Сквозь прорези в материи виднелись только глаза. Несколько мгновений кадет чувствовал на себе внимательный, изучающий взгляд. Наконец инквизитор снял маску.

Его лицо было на удивление красиво. Орлиный профиль, до белизны бледная кожа. Холодные и одновременно приятные светлые черты. Гаунт взглянул в его глаза и с удивлением обнаружил там боль, усталость, понимание, даже сострадание.

— Меня зовут Дифэй, — произнес инквизитор глубоким, звучным голосом. — А ты, я предполагаю, кадет Гаунт.

— Так точно, сэр. Чем я могу быть вам полезен?

Дифэй подошел ближе, взял его за плечи и развернул.

— Девушка. Ты ее знаешь, — утвердительно сказал он.

— Да, я ее знаю. Я… встречался с ней.

— Она — это ключ, Гаунт. В глубинах ее разума лежит ответ на вопрос, почему этот мир поднял мятеж. И мой долг — найти этот ответ, хотя мне ли не знать, как утомительно это занятие.

— Все мы служим Императору, милорд.

— Несомненно, Гаунт. Ну что ж, слушай. Она утверждает, что знает тебя. Уверен, это чушь. И все же она твердит, что будет разговаривать только с тобой. Гаунт, я довольно хорошо знаю свою работу, чтобы увидеть в этом зацепку. Я мог бы… извлечь нужную мне информацию множеством способов. Но наименее болезненным — для нас обоих — будет обратиться к твоей помощи. Что скажешь, готов мне помочь?

Гаунт пристально посмотрел на Дифэя. Его жесткая и в то же время добродушная манера говорить напоминала ему о ком-то. Об Октаре? Нет, пожалуй, о дяде Дерции.

— Что от меня требуется?

— Пойти и поговорить с ней, ничего более. Там нет записывающих или фотосъемочных устройств. Никто не будет за тобой следить. Я хочу, чтобы ты просто пообщался с ней. Если она расскажет тебе то, что хочет, я воспользуюсь этой ниточкой.

Гаунт шагнул в камеру, и дверь немедленно захлопнулась за ним. Внутри — только стол, два стула по сторонам и натриевая лампа на стене. Больше ничего. Девушка молча сидела на одном из стульев.

Кадет присел за стол, напротив нее.

Глубокая чернота глаз и волос. Яркая белизна кожи и платья. Она и вправду была красива.

— Ибрам! Как я ждала! Мне так много нужно тебе рассказать! — пропел ее мягкий, уверенный голос на безупречном высоком готике.

Гаунт невольно отстранился от ее прямого, пронизывающего взгляда. Девушка подалась ближе, наклонившись к столу.

— Не бойся, Ибрам Гаунт.

— Я не боюсь.

— А вот и нет, боишься. Мне не нужно быть мыслевидцем, чтобы заметить это. Хотя я и есть мыслевидица.

Гаунт глубоко вдохнул:

— Что ж, тогда расскажи мне, что я должен знать.

— Хитрый ход, — рассмеялась она.

— Послушай, мне тоже не очень хочется сидеть здесь. — Гаунт нашел в себе силы наклониться ближе и говорить настойчивее. — Давай покончим с этим прямо сейчас. Ты — псайкер. Или начинай поражать меня своими видениями, или заткнись. У меня полно дел и без тебя.

— Например, пьянствовать с солдатами. И лопать фрукты.

— Чего?

— Ты очень хочешь сладких фруктов. Жаждешь их. Сладких-пресладких, сочных фруктов…

— Откуда ты знаешь? — вздрогнул кадет.

На лице девушки заиграла озорная улыбка.

— У тебя подбородок и весь плащ в соке.

— Ну и кто здесь хитрит? — Гаунт тоже не удержался от улыбки. — Никакого колдовства, просто внимание к мелочам.

— Но разве это не правда? Велика ли разница в таком случае?

— Велика… — кивнул Гаунт. — То, что ты сказала мне тогда, полная бессмыслица. Но ты вряд ли прочла ее по пятнам на моей одежде. Зачем ты хотела меня видеть?

Тяжело вздохнув, она опустила голову. Долгое молчание.

Когда она наконец заговорила, голос уже не принадлежал ей. Хриплый, шипящий. Гаунт испуганно отпрянул. «Император, как же здесь холодно!» — пронеслось в голове. Он выдохнул облачко пара и понял, что комнату вдруг наполнил странный, неестественный холод.

— Мне не нравятся эти видения, Ибрам, но они все равно приходят, — срывался с ее губ сухой шепот. — Лезут в мою голову. Иногда я вижу что-то очень красивое, иногда — отвратительное. Я вижу то, что люди показывают мне. Мысли — они как книги.

— Я… я… люблю книги, — заикнулся кадет, ерзая на стуле.

— Знаю. Я видела. Тебе нравилось читать книги Бонифация. У него была целая библиотека.

Гаунт замер. Страх пробежал вдоль позвоночника леденящей дрожью. От брови по лицу скользнула капля холодного пота. Ловушка.

— Как ты узнала об этом?

— Ты сам знаешь, Ибрам.

Температура в комнате все падала. По крышке стола расползлась ледяная корка. Дерево начало трескаться. Тело Гаунта покрылось мурашками. Вскочив, он попятился к двери.

— Довольно! Разговор окончен!

Он дернул дверь, но та не поддавалась. Заперто. И возможно, для него ее не откроют.

— Инквизитор! Инквизитор Дифэй! — Гаунт забарабанил по двери кулаками. — Выпустите меня!

В тесной холодной камере его голос казался глухим и слабым. Никогда в жизни Гаунт так не боялся. Оглянувшись, он увидел, что девушка ползет к нему по ледяному полу. Пустые, черные глаза. Слюна капает из раскрытого рта. Ведьма улыбалась. И это было самым жутким зрелищем в жизни юного Ибрама Гаунта. Она вновь заговорила, и движения ее губ не соответствовали словам, будто их произносило нечто иное. Нечто страшное. Она просто не успевала повторять их ртом.

Забившись в угол, Гаунт бессильно смотрел, как она по-звериному ползла к нему.

— Что? Что тебе нужно? — выдавил он из себя жалкий шепот.

— Твоя жизнь, — ответила она глухим, нечеловеческим голосом.

— Убирайся, — прохрипел Гаунт, снова дергая дверную ручку. Ничего не выходило.

— Что ты хочешь знать? — неожиданно произнесло чудовище, словно с каким-то умыслом.

Мысли смешались. Быть может, удастся заговорить эту тварь? Протянуть время, чтобы придумать, как спастись?

— Стану ли я комиссаром? — сказал он первое, что пришло на ум, продолжая бороться с дверью.

— Конечно.

Похоже, замок поддавался. С трудом, но поддавался. Еще немного. Главное — продолжать говорить.

— Рассказывай все, что будет дальше! — выкрикнул он в надежде, что девушка перестанет ползти к нему.

Несколько мгновений она задумчиво молчала. Потом ее глаза налились чернотой, и она заговорила тонким, дрожащим голосом:

— Я уже говорила тебе. Их будет семь. Семь камней силы. Отсеки их, и освободишься. Не убивай их. Но сначала отыщи своих призраков.

Гаунт только пожал плечами, продолжая выламывать дверную ручку. Он почти не слушал.

— И какого феса это значит?

— А что значит «фес»? — сухо спросила она.

Гаунт замешкался. Он не знал, что это за слово и почему он вдруг произнес его.

— Твое будущее крадется за тобой, Ибрам. Призраки, призраки, призраки!

Наконец Гаунт повернулся к ней лицом. Дверь так и не собиралась открываться, а слюнявая тварь подползла слишком близко. Если другого выхода нет, он не сдастся без боя.

— Да, за такими, как я, таскается много призраков. Расскажи что-нибудь поинтереснее.

— Ты — анрот.

— Кто-кто?

— Я понятия не имею, что это, — зашипела она. — Но ты — один из них. Анрот! Анрот! Это ты!

Гаунт отшатнулся к дальней стене, пытаясь увеличить дистанцию. Девушка медленно ползла за ним.

— Это безумие какое-то! Я ухожу! — выговорил он.

— Уходи. Но выслушай еще кое-что, пока ты здесь.

Кадет посмотрел на ведьму и разглядел сквозь упавшие на лицо пряди черных волос леденящую улыбку.

— Варп знает тебя, Ибрам.

— Иди к чертям со своим варпом!

— Придет день, Ибрам… Далеко-далеко через много лет нечто, окрашенное цветом Вермильон, станет для тебя самым ценным на свете. Иди за ним. Найди его. Другие придут за ним, и ты прольешь кровь, защищая его. Кровь своих призраков.

— Довольно уже!

Девушка медленно передвигала колени по мерзлому полу, устилая свой путь каплями собственной слюны.

— Не забывай об этом, Ибрам! Ибрам! Пожалуйста! Так много людей погибнет, если ты этого не сделаешь! Так много, так много!..

— Если я не сделаю — что? — переспросил Гаунт, все еще пытаясь найти выход из этого кошмара.

— Уничтожь. Уничтожь его. То, что окрашено в цвет Вермильон. Уничтожь его. Оно рождает железо без души!

— Ты спятила!

— Железо без души! — кричала она, цепляясь за его ноги, за полы одежды, покрытой инеем.

— Отцепись от меня!

— Миры будут умирать! Военмейстер умрет! Не позволяй никому овладеть им! Никому! Оно не просто попадет в плохие руки! Все руки — плохие! Никто не вправе владеть им! Уничтожь его, Ибрам! Прошу!

Кадет что было сил отшвырнул ее от себя, и девушка повалилась на пол. Свернувшись, она начала плакать.

Гаунт подошел к двери и потянул ручку на себя. Щелчок. Открыто. Кадет бросил еще один взгляд в камеру. Девушка медленно поднялась и посмотрела на него красными от слез глазами.

— Не дай им этого сделать, Ибрам, — сказала она своим голосом. — Уничтожь его.

— В жизни не слыхал ничего глупее, — все еще неуверенно произнес Гаунт. Вздохнув, он добавил: — Если у тебя есть такой дар, почему бы не рассказать мне что-нибудь важное? Что-нибудь, что я хотел бы узнать? Например, как умер мой отец.

Девушка вновь присела на стул. Комнату снова сковал холод. Потрясающий холод. Взгляд ведьмы окунулся куда-то в самую глубину глаз Ибрама Гаунта, в его мысли.

Едва понимая, что делает, Гаунт снова сел напротив нее. Он уже без страха заглянул в темноту ее зрачков. Откуда-то он знал, что сейчас случится.

Ведьма заговорила чистым, ровным голосом.

— Твой отец… Ты был его первым и единственным сыном. Первым и единственным. — Помолчав немного, она продолжила: — Кентавр. Это случилось на Кентавре. Операцией командовал генерал Дерций, а твой отец возглавлял элитный ударный отряд…

 

Приняв командование войсками Саббатского Крестового похода из рук прославленного — и ныне покойного — военмейстера Слайдо, военмейстер Макарот подхватил знамя и Имперского натиска. Целью похода было освобождение миров Саббаты — скопления сотни обитаемых систем вдоль границы сегмента Пацификус. Последнее двадцатилетие военной кампании было наполнено великими битвами и породило немало легенд: последняя оборона Латарийских Боевых Псов на Ламиции, победы ордена Железных Змиев на Презарии, Амболде Одиннадцать и Форнаксе Алеф, упорные сражения так называемых Призраков Танит на Канемаре, Спуртии Элипс, Меназоиде Ипсилон и Монтаксе. Пожалуй, среди всех этих событий битва за Монтакс более всего интересует имперских историков. Она кажется обычным лобовым столкновением с силами Хаоса, однако отчего-то все подробности о ней до сих пор скрыты в архивах имперского верховного командования. Остается лишь гадать, что же в действительности произошло в прибрежных джунглях, где разыгралась эта кошмарная битва.

Похоже, здесь стояло лето.

Небо морщилось складками серых облаков, то и дело окатывая линии имперских укреплений сильными, но короткими ливнями. Колючие вьющиеся корни местных растений покрывали каждый дюйм топкой почвы, их тяжелые, сочные листья укрывали и сушу, и зеркальную гладь маленьких водоемов. Чем дальше, тем меньше было условной суши под ногами. Серебристые лезвия заводей и мелких озер прорезали густой подлесок, приютивший тучи мошкары.

Воздух полнился зловонием пота. Это само по себе не могло удивить полковника-комиссара Ибрама Гаунта. Скорее его озадачило то, что эту вонь источали не его солдаты, а вода, растения, почва. От самого Монтакса разило гнилью и порчей.

На Монтаксе было невозможно окопаться. Траншеи не копали, а возводили из листов брони и местной древесины. Призракам пришлось строить плотины и заграждения из мешков, набитых землей. Гвардейцы три дня как высадились с транспортных челноков, и все звуки, что они слышали за все это время, — мерзкое хлюпанье мягкой земли, сгребаемой саперными лопатками в мешки, да стрекот здешних насекомых.

Истекая потом в только надетой свежей форме, Гаунт вышел из командирского поста, блочного строения в три отсека, поднятого сваями над мутной поверхностью водоема. Он водрузил на голову комиссарскую фуражку, прекрасно понимая, что из-за нее глаза быстро зальет ручьями пота. Форма состояла из галифе, заправленных в высокие сапоги, и длинной рубахи. На плечи он накинул водонепроницаемый плащ. В нем было слишком жарко, но без него — слишком сыро.

Едва комиссар сошел с помоста, его ноги погрузились в воду по треть голенища сапог. Он остановился. Рябь на маслянистой глади разошлась, и Гаунт взглянул на себя. Его отражение улеглось перед ним на поверхности гнилого озерка. Высокий, поджарый. Лицо скуластое, резкое, хорошо вылепленное. По странной иронии судьбы его внешность была созвучна имени…

Он глянул вверх, сквозь мясистую листву зарослей и вьющийся полог лиан. Далеко за горизонт, откуда, приглушенная туманом, доносилась канонада — имперские артиллеристы вели перестрелку с приспешниками Хаоса.

Прошлепав по грязи, он выбрался на островок суши, заросший цветущими лианами, оттуда по деревянному настилу направился к линии укреплений.

Укрытые трехкилометровой изогнутой плотиной, солдаты Танитского Первого и Единственного ждали своего часа. Они выстроили эту защитную дамбу своими руками, укрепили ее бронированными экранами, которые немедленно принялись ржаветь. Чуть дальше следовал еще один ряд насыпей, которые должны были предохранять боеприпасы от воды. Его люди ждали в полной боеготовности — пятнадцать сотен крепких парней в черных плащ-палатках и матово-черных бронежилетах, знаменитой форме Первого Танитского. Некоторые гвардейцы приникли к бойницам дамбы с оружием наготове. Другие заняли позиции у тяжелых орудий. Кто-то курил или просто болтал. И ноги каждого утопали в мутной слизи сантиметров на пятнадцать.

Шагах в тридцати от линии укреплений на свайном помосте стояла палатка, маленькое сухое убежище, вознесенное над топью.

Гаунт пошел вдоль дамбы к одной из групп солдат, сооружавших подъем к плотине из вязкой прибрежной земли.

Где-то над головой кружили шумные птицы. Ослепительно-белые, с широкими крыльями и неуклюжими розовыми лапами. Треск насекомых все не умолкал.

Гаунт обнаружил, что рубаха уже потемнела от пота. Его жалила мошкара. Все мысли о грядущей славе и о жестоких боях покинули Ибрама Гаунта. И на их месте зазвучало эхо воспоминаний.

Гаунт ругнулся и смахнул капли пота со лба. Бывали такие дни, когда в долгие напряженные часы ожидания боя в его разум все настойчивее лезли воспоминания. О былом, об ушедших товарищах и потерянных друзьях, о давно минувших поражениях и славных победах. О том, как все заканчивалось.

И как начиналось…

 

1

Создающий призраков

Огонь, огонь словно цветок. Вот он распускается. Бледное зеленоватое пламя рвется, словно живое. И пожирает мир, весь мир…

Открыв глаза, имперский комиссар Ибрам Гаунт увидел собственное худое бледное лицо, а за ним мелькали кроны деревьев, темные, словно ночной океан.

— Мы заходим на посадку, сэр.

Гаунт отвернулся от своего отражения в маленьком узком иллюминаторе орбитального катера и обнаружил рядом Зима, своего адъютанта. Это был плотный энергичный мужчина средних лет. Крепкие щеки и толстую шею покрывали синеватые шрамы от старых ожогов.

— Я говорю, на посадку идем, — повторил он.

— Да, я слышу, — слегка кивнул Гаунт. — Напомни-ка мне еще раз наш график.

Зим откинулся на мягкую кожу спинки противоперегрузочного кресла. Достав инфопланшет, он начал сосредоточенно читать.

— Официальная церемония приветствия. Торжественный прием у курфюрста Танит и правительственной ассамблеи. Смотр полков. И праздничный банкет вечером.

Гаунт поскучнел и вновь принялся разглядывать лесной покров за иллюминатором. Он терпеть не мог весь этот торжественный официоз — Зим давно это понял.

— Сэр, завтра начнется погрузка войск. К концу недели все наши полки будут уже на борту и готовы к отплытию, — пытался ободрить его адъютант.

— Узнай, не получится ли начать погрузку сразу после смотра, — не оборачиваясь, ответил Гаунт. — Зачем тратить впустую остаток дня и всю ночь?

Поразмыслив над этим, Зим кивнул:

— Пожалуй, это можно устроить.

Негромкий сигнал возвестил о скором приземлении. Комиссар и адъютант немедленно ощутили, как растет давление гравитации. Прочие пассажиры катера — астропат, молча кутавшийся в свою рясу, и представители Адептус Министорум и Департамента Муниториум — расселись по местам и стали застегивать ремни безопасности, готовясь к посадке. Зим обратил внимание, что и сам засмотрелся в окно на леса, так привлекавшие Гаунта.

— Говорят, Танит — странное место. — Адъютант поскреб подбородок. — Я слышал, что леса… ну… движутся, что ли. Будто бы деревья переползают с места на место. Если верить нашему пилоту, в здешних лесах ничего не стоит заблудиться. — Неожиданно голос Зима упал до шепота. — Говорят, это знак Хаоса. Можете поверить? Говорят, Танит отмечена Хаосом. Она ведь так близко к Границе, понимаете…

Гаунт промолчал.

Башни и шпили Танит Магны словно вырастали навстречу катеру. Здесь, посреди вечнозеленого океана лесов, город казался огромным кругом стоячих камней древности. Темно-серые глыбы высились, словно бросая вызов окружавшим ее дебрям. Знамена реяли над высокими крепостными стенами, окутанными дымом жаровен. За пределами города взору Гаунта открывалось широкое поле, очищенное от растительности. Тысячи палаток покрывали его стройными рядами, и возле каждой горел свой маленький костер. Поля Основания.

Дальше, за палаточным городком, в кратерах выжженной земли застыли тяжелые транспортные корабли. Разинув китовые пасти носовых и трюмных платформ, они готовы были поглотить солдат и технику свежих полков Танит. Его полков, напомнил себе комиссар. Первых полков Имперской Гвардии, основанных на этой таинственной безлюдной пограничной планете.

Гаунт восемь лет прослужил политруком Восьмого Гирканского полка. Его храбрые солдаты прошли с ним бок о бок весь путь от создания полка среди ветреных холмов Гиркана до грандиозной победы на Бальгауте. Но как много осталось лежать на полях сражений! Новое Основание оденет незнакомые лица в знакомую форму. Настала пора двигаться дальше, и Гаунт был рад новому назначению. Его звание, его опыт… одна лишь его репутация поможет быстро привести в боеготовность необстрелянных танитцев. Часть его души — молодая, полная сил, но такая маленькая часть — уже предвкушала восхождение еще одного полка под его командованием к вершинам гвардейской славы. Но другая, большая часть его души очерствела и опустела. Гаунту все больше казалось, что он просто автоматически повторяет одни и те же действия.

Он чувствовал это с тех пор, как погиб Слайдо. Старый военмейстер верил в него… В конце концов, разве не поэтому он преподнес ему этот прощальный дар? Там, на поле брани Бальгаута, он присвоил ему звание полковника-комиссара… сделал его одним из немногих гвардейских политруков, добившихся права командовать собственным полком. И все же Гаунт очень устал. И даже новое звание почти не радовало.

Катер резко пошел на снижение. На вершине одной из самых высоких башен раскрылись медные лепестки посадочного дока, готового принять корабль.

Собравшиеся на Полях Основания солдаты следили за тем, как катер прожужжал над их головами и заложил вираж среди ползущих по небу облаков. Словно жук, он полетел вдоль городской стены к посадочной площадке.

— Какая-то важная птица, — скосив глаза на небо, заметил Ларкин.

Сплюнув на сетчатую щетку, он продолжил начищать пряжки своей портупеи.

— Обычная движуха. Еще парочка напыщенных иномирцев. — Роун улегся на спину и повернулся лицом к солнцу.

Корбек, стоявший возле ближайшей палатки, прикрыл глаза от света и кивнул:

— А по-моему, Ларкин прав. Важная птица. Там на борту был большой символ Гвардии. Кто-то пожаловал инспектировать наше Основание. Может, тот самый полковник-комиссар собственной персоной.

Он отвел взгляд и посмотрел вокруг. В обе стороны тянулись ровные линии трехместных палаток. У каждой расположились гвардейцы в новенькой униформе. Все они начищали экипировку, проверяли оружие, ели, курили, играли в кости или просто спали.

В общей сложности — шесть тысяч человек. В основном пехота с затесавшимися артиллеристами и танковыми экипажами. Три полных полка чистокровных танитцев.

Корбек уселся возле походной печки и потер руки. Его могучее тело едва умещалось в новую черную униформу. Разнашивать ее будет чертовски тяжело. Он оглянулся на своих соседей по палатке — Ларкина и Роуна. Первый — худой и жилистый, с узким, как клинок, лицом. Белокожий и темноволосый, как и все танитцы. С опасным блеском в голубых глазах. В его левое ухо впились три серебряные серьги, а на правой щеке устроилась, свернувшись в кольцо, татуировка змеи. Они с Корбеком были знакомы не первый год — вместе служили в одном отряде ополчения Танит Магны. Он хорошо знал его сильные стороны — острый глаз и храброе сердце, и слабости — неровный характер и склонность к пустозвонству.

Второго он знал гораздо меньше. Несомненно, Роун был чертовски красив. Его чистое, гладкое лицо украшала окаймлявшая глаз татуировка в виде звезды. Он служил младшим офицером где-то в ополчении Танит Аттики или другого южного города — он предпочитал не распространяться об этом. У Корбека было нехорошее предчувствие, что нечто убийственно-беспощадное скрывалось под вкрадчивым очарованием этого человека.

Брагг — большой, неуклюжий и добродушный Брагг — выбрался из своей палатки, держа в руках флягу горячей сакры.

— Есть желание согреться? — спросил он, и Корбек кивнул в ответ с довольной улыбкой.

Брагг наполнил сакрой четыре стакана. Один он протянул Ларкину, который едва оглянулся, но пробормотал что-то в благодарность. Другой он отдал Роуну, и тот молча опрокинул его.

— Так ты считаешь, это был наш комиссар, да? — Брагг наконец задал вопрос, который вертелся у него на языке с тех пор, как он услышал слова Корбека.

— Гаунт-то? — кивнул Корбек, потягивая выпивку. — Да, наверняка.

— Когда у кораблей был, мне парни из Муниториума такого о нем понарассказывали. Говорят, он крепкий, что твой гвоздь, таких поискать. Медали… В общем, зверюга.

— Меня интересует только одно: почему нам не назначат собственного командира, — фыркнул Роун. — Все, что нам нужно, — это дельный командир из ополчения.

— Например, я, — беззлобно пошутил Корбек.

— Он сказал «дельный», животное! — бросил Ларкин и вернулся к своему нудному занятию.

Корбек только подмигнул Браггу, и они сделали еще по глотку.

— Странно как-то уезжать, правда? — помолчав, спросил Брагг. — Ну, то есть так надолго. Может статься, и не вернемся никогда.

— Скорее всего, — отозвался Корбек. — Сражаться среди звезд за Императора в его войнах. Вдали от дома. Это теперь наше дело. Так что лучше с этим свыкнуться.

— По местам! — от ближайшей палатки раздался голос Форгала. — Идет наш важный Большой Гарт!

Все трое оглянулись. Командир их подразделения майор Гарт шагал вдоль ряда палаток, бросая короткие приказы налево и направо. Гарт был здоровенный, как бык. На его грузное тело, казалось, гравитация давит сильнее, чем на других людей. Он заставил солдат построиться.

— Собирайтесь, парни. Время отчаливать, — произнес он.

— Я думал, мы летим только завтра… — изумленно вскинув бровь, начал Корбек.

— И я так думал, и полковник Торф, и Департамент Муниториум. Но похоже, наш полковник-комиссар — человек нетерпеливый. Он желает, чтобы нас переправили на борт сразу после смотра.

Гарт направился дальше, оглашая поле приказами.

— Ну что ж, — сказал Колм Корбек в пустоту, — похоже, так оно и начинается…

Гаунт мучился головной болью. Он никак не мог понять, что ее породило. То ли беспрестанные кивки и рукопожатия с сановниками и политиками Танит, то ли бесконечная пустая болтовня, то ли неимоверно долгий смотр войск на плацу возле здания Ассамблеи Танит. Впрочем, может быть, дело было в проклятых волынках. Казалось, их визгом были наполнены все комнаты, улицы и дворы, куда бы ни зашел Гаунт.

К тому же новобранцы его не особо впечатлили. Бледные, темноволосые, они выглядели мрачными и отощавшими в своей черной форме. На левое плечо каждого накинут пятнистый камуфляжный плащ, за правым — лазган. И это всё — если забыть про чертовы серьги и кольца, татуировки на лицах, немытые волосы и этот мягкий, певучий выговор.

«Славные Первый, Второй и Третий Танитские полки, свежие войска, как же. Сборище костлявых, нечесаных, зато сладкоголосых лесовиков. Вот уж действительно нечем похвастаться».

Местный правитель, курфюрст Танит, сам щеголявший татуировкой змеи на щеке, заверил Гаунта, что ополчение его планеты славится высоким боевым духом.

— Эти солдаты находчивы и решительны, — говорил ему курфюрст на балконе, с которого они обозревали выстроенных гвардейцев. — Танитская земля рождает крепких людей. Наша сильная сторона — в маскировке и диверсии. На планете, где ползучие леса в мгновение ока стирают все ориентиры, жители отличаются безукоризненным чувством направления. Они никогда и нигде не потеряются. И они замечают то, на что иные и внимания не обратят.

— Откровенно говоря, мне нужны бойцы, а не проводники, — сказал тогда Гаунт, стараясь не выдать фальши в голосе.

Курфюрст едва заметно улыбнулся:

— О, драться мы тоже умеем. И вот теперь мы впервые удостоены чести внести свой боевой дух в легионы Империума. Поверьте, полковник-комиссар, танитские полки сослужат вам добрую службу.

В ответ Гаунт учтиво кивнул.

И вот теперь он в одиночестве сидел в своей резиденции в здании Ассамблеи. Фуражку и плащ он повесил на ближайший деревянный комод. Зим приготовил его парадный китель, в котором комиссару предстояло через полчаса появиться на торжественном банкете. Вот если бы избавиться от настырной головной боли и этого мерзкого ощущения, что его назначили командовать слабаками…

И эта музыка! Это распроклятое нытье волынок, вгрызавшееся в его голову даже здесь, в частных апартаментах!

Поднявшись, он подошел к скошенным окнам своей комнаты. Там, за крышами города, над Полями Основания возносились и вновь обрушивались в глубину сумерек рыжие огни. Грузовые челноки частями перевозили полки на внешнюю орбиту, где их ждали огромные транспортные суда.

И снова эта музыка!

Гаунт решительно шагнул к завесе темно-зеленого бархата и отдернул шторы. Музыка оборвалась.

Юноша с небольшой волынкой в руках удивленно взглянул в яростное лицо комиссара.

— Ты что тут делаешь? — Вопрос Гаунта прозвучал грозно, как взмах ножа.

— Играю, сэр, — просто ответил юноша.

На вид ему было лет семнадцать. Еще не мужчина, но уже высокий и складный. Красивое, сильное лицо. Синяя рыба, вытатуированная над левым глазом. Унизанные кольцами пальцы сжимают танитскую волынку — мерно дышащий под рукой матерчатый мешок с паучьими лапками трубок.

— Это ты сам надумал? — прорычал Гаунт.

Юноша отрицательно мотнул головой:

— Это традиция. Волынка будет сопровождать каждого гостя Танит, чтобы тот не заблудился в лесу.

— Мы здесь не в лесу, так что заткни эту штуковину! — Гаунт выдержал паузу и вновь обернулся к музыканту. — Я, конечно, уважаю танитские обычаи и традиции, но… видишь ли, у меня голова болит.

— Больше не буду, — пообещал юноша. — Я… я подожду снаружи. Курфюрст приказал мне выполнять ваши поручения и играть вам на волынке, пока вы у нас гостите. Я за дверью, если понадоблюсь вам.

Гаунт кивнул. Уже в дверях мальчик столкнулся с Зимом.

— Да, знаю, знаю, — начал было Гаунт. — Если не потороплюсь, опоздаю на банкет и… Ты чего? Зим, что стряслось?

Едва взглянув на Зима, комиссар понял: что-то случилось. Что-то очень и очень плохое.

Гаунт собрал старших офицеров в обшитой деревом небольшой приемной рядом с банкетным залом. Большинство были одеты в парадные мундиры, сверкающие золотом воротников и манжет. Младшие офицеры Муниториума стояли в дверях, тактично выпроваживая всех танитских сановников.

— Ничего не понимаю! — воскликнул один из старших чинов Департамента Муниториум. — Зона боевых действий должна быть не ближе восьмидесяти дней полета отсюда! Как такое могло произойти?

Гаунт шагал из угла в угол, на предельной скорости читая строчки, бегущие по дисплею инфопланшета.

— При Бальгауте мы сломили их, и их флот рассеялся. Дальняя разведка и наблюдательные эскадры в один голос уверяли, что они разбежались, поджав хвосты. Правда, была все же опасность, что группы кораблей их флота не сбегут к дальним границам миров Саббаты, а повернут к нам. — Развернувшись на пятках, Гаунт громко выругался: — Во имя Солана! Даже на клятом смертном одре Слайдо совершенно ясно предупреждал об этом! Заградительные эскадры должны были охранять все точки варп-перехода к мирам вроде Танит. Особенно сейчас, когда мы собираем новые полки! Когда мы наиболее уязвимы! Что за игру затеял этот Макарот?

— Лорд верховный главнокомандующий собрал большую часть Крестоносных Армий для освободительного прорыва. — Зим оторвал взгляд от разложенной на столе карты. — Он явно намеревается закрепить таким образом успех своего предшественника.

— Мы одержали значительную победу при Бальгауте… — заговорил один из священников Экклезиархии.

— И она останется значительной, только если мы будем разумно распоряжаться взятыми территориями. Макарот бросился в погоню за врагом, тем самым сломав едва установившийся новый фронт. И таким образом пустил силы противника в тылы наших армий. Это же школьная ошибка! Быть может, враг намеренно заманивал нас!

— Мы сейчас совершенно открыты для удара, — мрачно согласился другой священник.

Гаунт кивнул:

— Час назад наши корабли на орбите засекли крупный флот противника, движущийся к этой системе. По сути, Танит осталось жить считаные часы.

— Мы можем принять бой… — храбро высказался кто-то.

— В нашем распоряжении всего три необстрелянных полка. У нас нет укреплений, да и вообще никакой защитной позиции. Половина всех наших сил уже на борту транспортов, вторая половина — в процессе погрузки. Мы не можем просто взять и развернуть их, высадить и заставить окопаться всего за два дня. Но даже если бы нам это удалось, эти солдаты — не более чем пушечное мясо.

— Что будем делать? — спросил Зим.

Офицеры вокруг загудели, поддерживая его вопрос.

— Наши астропаты должны немедленно связаться с верховным командованием, с Макаротом, и сообщить о вторжении. Тогда основные силы хотя бы успеют развернуться и обезопасить свои тылы и фланги. Что до нас… наш транспорт покинет орбиту в течение часа или, в случае начала атаки, как сможет быстро. До того как это произойдет, передислоцируйте на борт столько солдат и вооружения, сколько успеете. Все, что не успеете перевезти за это время, придется бросить здесь.

— Мы что, просто так оставим Танит? — пораженно воскликнул адъютант Муниториума.

— Танит уже погибла. Мы можем умереть вместе с ней или можем забрать с собой столько людей, сколько получится, и использовать их там, где они принесут пользу. Именем Императора!

Гаунт встретил ошеломленные взгляды офицеров. Они медленно осознавали тяжесть его решения.

— ВЫПОЛНЯТЬ! — проорал он.

Ночь над Танит вспыхнула ярким пламенем и обрушилась на землю. Ослепительный жар орбитальной бомбардировки испепелил древние леса, расплавил высокие стены крепостей, расколол башни и превратил мощеные дворы в каменное крошево.

Сквозь дым коридоров Ассамблеи двигались темные фигуры. Шипящие, бормочущие твари размахивали оружием, сжатым в зловонных лапах.

С яростным криком Гаунт пинком распахнул пылающие двери и открыл огонь из лучевого пистолета. Его стремительная фигура в развевающемся плаще в клубах дыма казалась громадной. Светлые глаза опасно блеснули на изможденном лице, когда он прошил дымную тьму очередью. В ответ донеслись вопли существ, чьи глаза светились алым в клубящемся мраке, на каменный пол брызнула мерзкая жижа.

Рядом с ним воздух прорезали лазерные лучи. Развернувшись, Гаунт ответил огнем, а затем одним рывком преодолел пролет ближайшей лестницы, оставив позади разорванные разрядами тела. На лестничной площадке впереди кипела драка. Зим стоял в дверях, ведущих к стартовым шахтам, пытаясь не пустить туда двух окровавленных танитских ополченцев.

— Пусти, скотина! — донесся до Гаунта крик одного из них. — Вы нас тут бросите подыхать! Пусти!

Слишком поздно комиссар заметил в руке одного из ополченцев автоматический пистолет. Выстрел грянул за миг до того, как Гаунт врезался в танитцев.

Мощным ударом он сломал шею первому, и тело ополченца покатилось вниз по лестнице. Второго комиссар швырнул через перила вниз, в дымную завесу.

Зим лежал в луже крови.

— Я… я связался… с транспортным флотом, как вы и приказали… передал общее отступление… Бросьте меня и садитесь в катер, иначе…

— Ну-ка заткнись! — прикрикнул Гаунт и попытался поднять Зима, пачкаясь в его крови. — Мы летим вдвоем!

— Времени не осталось… для меня не осталось… только для вас! Уходите, сэр! — прохрипел Зим срывающимся от боли голосом.

Гаунт уже слышал, как из шахты доносится нарастающий рык двигателей, катер готовился взлетать.

— Мать твою, Зим! — бессильно ругнулся Гаунт.

Адъютант, казалось, потянулся к нему, вцепился в его китель. В первое мгновение комиссар решил, что Зим передумал и пытается подняться, держась за него. А потом тело адъютанта буквально взорвалось, а Гаунт повалился на пол.

Захлебываясь звериным рыком, по лестнице спускались уродливые штурмовики Хаоса. Зим увидел их за спиной Гаунта и успел еще подняться и прикрыть командира собственным телом.

Комиссар встал. Его первый выстрел разнес рогатый череп ближайшей твари. Второй и третий прошили тело следующей. Четвертый, пятый и шестой опрокинули еще парочку под ноги штурмовикам.

А седьмой обернулся глухим металлическим щелчком.

Отшвырнув пустой пистолет, Гаунт отступил назад, к стартовой шахте. Он все сильнее ощущал гнилостную вонь Хаоса, пробивающуюся сквозь гарь. Еще мгновение — и они доберутся до него.

Откуда-то ударил огонь, сжигая порождения кошмаров. Гаунт обернулся и обнаружил рядом волынщика, парня с татуировкой рыбы над глазом. Он взгромоздил огнемет на каменные перила и вел заградительный огонь.

— Скорее на борт! Последний катер ждет вас! — крикнул юноша.

Гаунт рванулся сквозь двери шахты, в ураган, поднятый запущенным двигателем катера. Люк уже закрывался, и он едва успел проскользнуть внутрь. Захлопнувшаяся переборка отрезала полы его плаща.

По обшивке тотчас застучали выстрелы.

Гаунт лежал на полу, с ног до головы забрызганный кровью. Он поднял взгляд на перепуганные лица чиновников Муниториума, успевших на этот последний рейс с погибающей планеты.

— Откройте люк еще раз! — крикнул комиссар. — Открывайте немедленно!

Никто не шевельнулся. Тогда Гаунт поднялся и сам навалился на рычаг. Дверь распахнулась, впуская внутрь порыв горячего воздуха и юного танитского музыканта.

Гаунт втащил его в пассажирский отсек и вновь задраил люк.

— Уходим! — крикнул он в рубку пилота. — Если мы хотим выбраться, уходим сейчас!

Катер на всей скорости вырвался из пусковой шахты башни, до истошного вопля перегружая двигатели. Огонь зенитных лазеров срезал медные лепестки створок шахты, перебил опоры посадочной платформы. Корабль бросало из стороны в сторону. Позади оставалась огненная преисподняя Танит Магны.

Забыв об экономии топлива, летной дисциплине, даже имя собственной матери забыв, пилот выжимал из двигателей максимальное ускорение, и катер пулей прошил черные облака дыма. Внизу горели леса…

Цепляясь за переборку, Гаунт с трудом добрался до иллюминатора. Все как в его сне: огонь, так похожий на цветок. Вот он раскрывается. Бледное, зеленоватое пламя рвется, словно живое. И пожирает мир, весь мир…

Ибрам Гаунт смотрел на свое отражение. На свое худое бледное лицо, омытое кровью.

Объятые пламенем кроны деревьев проносились перед глазами видением огненного сердца звезды.

Словно стая морских тварей в темной глубине вод, флот Гаунта затаился над холодным миром Намет, пестреющим розово-лиловыми разводами. Три огромных войсковых транспорта — пепельно-серые, зубчатые, гигантские, словно титанические соборы. И вытянутый, поджарый силуэт эскортного фрегата «Наварра» — изогнутый, утонченный, как у хищного насекомого. Все два километра его длины щетинились пушечными турелями и стволами лучевых орудий.

В своей каюте на борту «Наварры» Гаунт перечитывал свежие разведсводки. Танит потеряна, как и шесть планетарных систем, павших под натиском армады Хаоса, проскользнувшей за линию фронта, растянутого по вине Макарота. Теперь силы Крестового похода вынуждены были развернуться и вступить в бой с нежданным противником. Обрывочные сообщения говорили о тридцати шести часах космической битвы при Циркудусе. Крестоносцы теперь вели войну на два фронта.

Жестокий приказ Гаунта об отступлении спас три с половиной тысячи бойцов, чуть больше половины общей численности танитских полков, и большую часть их оснащения. Как ни цинично это звучит, но в каком-то смысле это можно назвать победой.

Комиссар выудил из кипы документов на столе инфопланшет и проглядел его содержимое. Официальное письмо самого Макарота, восхваляющее инстинкт самосохранения Гаунта, а так же его подвиг, сохранивший немало бойцов для Крестового похода. Гибель целой планеты и ее населения он не счел нужным упомянуть. Он писал о «верном решении полковника-комиссара Гаунта, о его верной оценке безвыходности ситуации» и приказал оставаться у Намета в ожидании дальнейших приказов.

Гаунта тошнило от этих комплиментов. В сердцах он швырнул планшет куда-то в сторону.

Переборка сдвинулась, впуская в каюту Креффа. Помощник капитана Крефф, мрачного вида бритоголовый моряк, был облачен в плотно сидящую изумрудную форму флота сегмента Папификус. Первым делом он взял под козырек. Это была пустая и совершенно ненужная формальность — Крефф заменял Зима на посту адъютанта и появлялся в этой каюте раз по десять в час с тех самых пор, как Гаунт поднялся на борт.

— Есть новости? — спросил комиссар.

— Астропаты говорят, скоро что-то произойдет. Возможно, придет наш приказ. Пока это только предчувствие, возмущения в потоке. Да, и еще… ну… — С первого взгляда было ясно, что Крефф чувствует себя неуютно. Они с Гаунтом практически не знали друг друга. Зим привыкал к своему комиссару не один год.

Зим…

— Что еще? — подтолкнул его Гаунт.

— Я хотел спросить, не желаете ли вы обсудить некоторые более насущные вопросы? К примеру, моральное состояние солдат.

— Хорошо, Крефф, — комиссар встал из-за стола, — говори, что думаешь.

Офицер замешкался.

— Я имел в виду не со мной… вас ждет солдатская делегация…

— Кто-кто? — резко переспросил Гаунт.

— Делегация танитцев. Они хотят с вами поговорить. Прибыли на борт полчаса назад.

Гаунт вынул лазерный пистолет из кобуры, висевшей на спинке кресла, и проверил обойму.

— Скажи, Крефф, это что, тактичный способ объявить о мятеже?

Офицер только покачал головой и невесело усмехнулся. Гаунт вернул оружие в кобуру, и напряжение спало.

— Сколько их там?

— Пятнадцать. В основном призывники. Нескольким офицерам удалось выбраться.

— Пришли ко мне троих. Троих, не больше. Пусть сами выберут кого.

Гаунт вернулся за стол. Сперва он хотел надеть китель и фуражку. Потом взглянул на свое отражение в высоком стрельчатом окне каюты. На все свои два метра и двадцать сантиметров крепких костей и сухих мышц. Резкие черты узкого лица, в которых ясно читалась угроза. Коротко стриженные светлые волосы. Сейчас на нем были высокие сапоги, галифе с высокой талией на кожаных подтяжках, рубаха с короткими рукавами. Китель и фуражка придадут ему властности и авторитетности. А мускулистые открытые руки продемонстрируют его силу.

Вновь лязгнула переборка, вошли трое. Гаунт смотрел на них, не говоря ни слова. Один был выше и старше комиссара, мощный, уже с намечающейся полнотой. По его могучим рукам змеились татуировки. На заросшем бородой лице ярко блестели глаза. Второй — тонкий, мрачный, зловещей красотой напоминающий змею. Вокруг его глаза раскинула лучи татуировка звезды. Третьим был молодой волынщик.

— Что ж, давайте знакомиться, — бесхитростно предложил Гаунт.

— Меня зовут Корбек, — отозвался здоровяк. — А это Роун.

Змей слегка кивнул.

— Парня вы знаете, — добавил Корбек.

— Не по имени.

— Майло, — четко представился юноша. — Брин Майло.

— Я так понимаю, вы пришли мне сообщить, что люди Танит желают меня прикончить, — все так же просто сказал комиссар.

— Истинно так, — произнес Роун.

Это произвело на Гаунта впечатление. Никто из них не удосужился проявить уважение к его званию. Никаких «сэр» или «комиссар».

— Вы знаете, почему я сделал то, что сделал? — спросил их Гаунт. — Знаете, почему я приказал увести полки с Танит и оставил ее на смерть? Понимаете ли вы, почему я отклонил все ваши требования вернуться и сражаться?

— Мы имели право… — начал было Роун.

— Наш мир погиб, полковник-комиссар Гаунт, — прервал его Корбек, и Гаунт резко поднял голову, услышав уставное обращение. — Мы видели в иллюминаторы, как он сгорает в огне. Вы должны были позволить нам остаться и сразиться. Мы готовы были погибнуть за Танит.

— И вы все еще можете это сделать, просто в другом месте. — Комиссар встал. — Вы больше не принадлежите Танит. С того самого момента, как вас вывели на Поля Основания. Вы — имперские гвардейцы. Прежде всего, вы — слуги Императора.

Затем он отвернулся к окну, повернувшись к танитцам спиной.

— Я скорблю о любом потерянном мире, о любой загубленной жизни. Я не желал смерти Танит, как не желал оставлять ее врагу. Но я должен исполнять свой долг перед Императором, и Крестовый поход Саббатских миров должен продолжаться во благо всего Империума. На Танит вы могли лишь умереть. Если смерть — все, чего вы ищете, со мной вы получите все шансы найти ее. Единственная проблема в том, что мне нужны солдаты, а не трупы. — Гаунт смотрел в темноту космоса. — Не дайте этой потере раздавить вас, обратите вашу боль в боевой дух. Подумайте как следует! Большинство солдат Имперской Гвардии никогда не возвращаются домой. Вы не исключение.

— У большинства есть куда возвращаться! — гневно бросил Корбек.

— Большинство могут лелеять надежду пережить кампанию и поселиться в каком-нибудь мирке, который их командир завоюет. После Бальгаута Слайдо сделал мне подарок. Он даровал мне звание полковника и право на поселение на первой же планете, которую я завоюю. Выполняя свой долг, вы поможете мне, и я разделю с вами этот новый дом.

— Взятку предлагаете? — поинтересовался Роун.

— Нет, это просто обещание, — мотнул головой комиссар. — Мы нужны друг другу. Мне нужны сильные, целеустремленные солдаты. А вам нужно что-то, что утолит вашу боль, что-то, ради чего стоит сражаться и чего стоит ждать от будущего.

В отражении Гаунт заметил некий отблеск. Но не шевельнулся.

— У тебя лазерный пистолет, Роун? Ты что, и вправду пришел сюда только затем, чтобы застрелить меня?

— И почему вы говорите об этом так, будто я уже передумал? — оскалился Роун.

— Итак, мне нужен ответ, — наконец обернулся к ним Гаунт. — Что я увижу перед собой: боеспособный полк или толпу мятежников?

— Вам придется как следует убедить ребят, — встретил его взгляд Корбек. — Вы сотворили из них призраков, мстительных духов погибшей планеты. Мы вернемся и расскажем, почему вы так с ними поступили и что их ждет впереди. А дальше — слово за ними.

— Им нужны офицеры, которые могут сплотить их.

— Да они все подохли! — расхохотался Роун. — Наши командиры были еще на Полях Основания, разводили нас по кораблям, когда началась бомбардировка. Там, на Танит, они и полегли.

Комиссар кивнул:

— Но ведь солдаты выбрали вас своими представителями, так? Значит, вы — их лидеры.

— Или мы достаточно смелы и глупы, чтобы отважиться с вами говорить, — добавил Корбек.

— Это одно и то же, — объявил Гаунт. — Итак, полковник Корбек и майор Роун, вы можете назначить младших офицеров и командиров отделений по собственному усмотрению. Через шесть часов я жду вас у себя с докладом о моральном состоянии войск. К тому времени мы получим приказы о нашей дислокации.

Новоиспеченные офицеры обменялись ошеломленными взглядами.

— Свободны, — прибавил комиссар.

Все еще в замешательстве, трое повернулись к двери.

— Майло? Будь добр, задержись.

Юноша остановился и позволил переборке закрыться за спинами его товарищей.

— Я обязан тебе жизнью, — коротко произнес Гаунт.

— И вы уже вернули мне долг. Я не гвардеец, даже в ополчении не служил. Я не сгорел вместе с Танит только потому, что вы взяли меня с собой.

— Ты сослужил мне верную службу.

Майло молчал несколько мгновений.

— Сам курфюрст приказал мне быть с вами рядом, исполнять ваши поручения. Я просто делал то, что должен был.

— А эти двое притащили тебя с собой, чтобы я смягчился, увидев своего спасителя, так?

— Да, они не дураки, — согласился Майло.

— Думаю, и ты тоже. — Гаунт откинулся на спинку стула. — Знаешь, мне нужен адъютант, личный помощник. Это нелегкая работа: «подай-принеси» — в общем, мальчик на побегушках. Коль скоро я собираюсь командовать этим полком, неплохо было бы иметь на этой должности танитца.

Прежде чем Майло ответил, с шумом открылся люк. В дверях стоял Крефф с инфопланшетом в руках. Он в очередной раз козырнул:

— Сэр, нам пришел новый приказ.

Далекий глухой рокот взрывов уже казался нормальным фоном в мертвой зоне Черного Осколка. Низкие свинцовые тучи над горами отзывались бесконечным тяжелым ритмом артиллерийского огня. Вдоль вершины хребта вытянулся земляной вал укреплений. Там, под защитой бункеров, готовился к выходу отряд Имперской Гвардии — шесть подразделений Десятого Слокийского Королевского полка.

Полковник Зорен шагал вдоль линии войск. Изукрашенные доспехи придавали солдатам поистине смертоносный вид: гребни на шлемах, сияющая серебром и багрянцем броня, созданная ремесленниками Слоки, чтобы вселять ужас в сердца любых врагов. Любых — но вряд ли этих. Приказ генерала Хадрака был ясен как день, но на сердце у полковника Зорена было тяжело. От предстоящей атаки он не ждал ничего хорошего. И не сомневался, что она дорого обойдется его полку.

Ему предстояло наступать вслепую, без всякой поддержки на неизвестную территорию и отыскать брешь в обороне противника. Если, конечно, она там вообще есть. От таких перспектив становилось не по себе.

Внезапно один из младших офицеров привлек внимание Зорена. Он указал на крытую связную траншею, по которой к их позиции ползла двойная цепочка в шесть десятков солдат. Выглядели они как банда оголодавших разбойников в черной униформе. Накинутые на плечи камуфляжные плащи вымокли под дождем и облепили их худощавые тела.

— Во имя крови Балора, это еще что за… — начал было полковник.

Остановив колонну, ее командир, широкоплечий гвардеец с всклокоченной бородой и татуировками — татуировками! — прошествовал к Зорену и козырнул:

— Полковник Корбек, Первый Танитский. Первый и Единственный. Генерал Хадрак направил нас вам на помощь.

— Танит? Где находится эта дыра? — поинтересовался Зорен.

— Уже нигде, — просто ответил здоровяк. — По словам генерала, вы должны наступать на укрепления противника через мертвую зону. Красные доспехи ваших ребят бросаются в глаза, как задница бабуина, и генерал здраво рассудил, что вам понадобится поддержка хороших разведчиков.

Лицо Зорена налилось краской негодования.

— А ну-ка слушай сюда, ты, кусок…

В следующий момент полковника накрыла чья-то тень.

— Полковник Зорен, если я не ошибаюсь? — Гаунт спрыгнул с бруствера на дно окопа. — Мой полк прибыл на Черный Осколок вчера. Наша задача — поддержать штурм крепости Хаоса, начатый генералом Хадраком. Как видите, это предполагает некоторое взаимодействие между нашими войсками.

Зорен кивнул. Должно быть, это и есть полковник-комиссар Гаунт, тот самый выскочка. О нем ходило немало историй.

— Введите меня в курс дела, если возможно, — обратился к нему Гаунт.

Зорен подозвал одного из адъютантов, который установил голографический проектор. Прибор показал размытое изображение карты мертвой зоны.

— Противник хорошо укрепился в руинах старой цитадели. В свое время в цитадели был мощный гарнизон, так что наш враг, должно быть, хорошо вооружен. Основные силы противника там составляют сектанты Хаоса, что-то около семнадцати тысяч бойцов. Однако мы…

Пауза. Гаунт вопросительно вскинул бровь.

— Мы склонны полагать, что там засели и другие твари. Порождения Хаоса, — тяжело вздохнул Зорен. — Здесь проходит большая часть наземных боев, на остальных участках фронта ведется артиллерийская дуэль.

Гаунт удовлетворенно качнул головой.

— Мои войска растянуты вдоль основного фронта, — произнес он. — Но генерал Хадрак решил направить часть наших сил сюда, на второй фронт.

— Наши враги не собираются просто сдерживать нас. — Слокийский полковник снова указал на карту. — Они понимают, что рано или поздно мы прорвем их оборону. А значит, они преподнесут нам неприятный сюрприз, по крайней мере постараются. По данным разведки, этот район города наиболее уязвим для атаки малыми силами. Под старыми стенами множество каналов и туннелей. Настоящий лабиринт.

— Мои люди собаку съели на лабиринтах, — отозвался Гаунт.

— Вы хотите выдвинуться первыми? — поинтересовался Зорен.

— Это грязные туннели. Танитцы — легкая пехота, а вы закованы в тяжелую броню. Мы выступим первыми и займем плацдарм, а вы пойдете по нашим следам и окажете поддержку. Захватите с собой тяжелое вооружение.

— Что ж, так и поступим, полковник-комиссар, — согласился слокиец.

Гаунт и Корбек вернулись к своим.

— Итак, сегодня мы увидим крещение огнем Танитского Первого и Единственного, — заговорил комиссар.

— Призраков Гаунта, — буркнул кто-то.

Корбек мог поклясться, что расслышал голос Ларкина.

— Хорошо, Призраки Гаунта, — улыбнулся комиссар, — не разочаруйте меня.

Других приказов им не требовалось. Повинуясь жесту Корбека, гвардейцы разбились на пары, завернувшись в свои камуфляжные плащи. Лазганы в руках и на боевом взводе. По рядам солдат словно дрожь прошла, размывая очертания, — их плащи растворились в темно-серой слякоти хребта. Прежде чем выйти за бруствер, каждый Призрак задержался, чтобы нанести на лицо слой грязи.

На глазах Зорена последний гвардеец исчез, слившись с окружением. Полковник развернул в их сторону окопный макроперископ. Он огляделся, силясь обнаружить шестьдесят человек, только что миновавших его позиции. Но так никого и не увидел.

— Именем Солана, куда они подевались? — выдохнул он.

Гаунт был поражен. Он видел, как танитцы тренируются в трюмах транспортных кораблей. Но теперь, на настоящем поле боя, их умения казались ему просто невероятными. Гвардейцев было не различить в этом зловонном болоте. Среди гор каменных осколков и разбитой техники виднелась лишь легкая рябь движения, когда солдаты подбирались к руинам могучих крепостных стен.

Комиссар укутался в собственный камуфляжный плащ. Таков был их уговор с Корбеком. Гаунт шел с танитцами в бой, чтобы удостовериться в их верности. Но он должен был носить камуфляж — чтобы гвардейцы были уверены, что комиссар случайно не выдаст их позицию.

Из микрокоммуникатора послышался голос Корбека:

— Передовые звенья уже возле туннелей. Заходим парами.

Гаунт тронул микрофон, закрепленный на шее.

— Сопротивление? — спросил он.

— Пришлось слегка ножами помахать, — протрещало в ответ.

Через несколько мгновений он уже входил в сырую темную пасть полуразрушенного туннеля. Рядом лежали трупы пятерых воинов Хаоса, одетых в оранжевые робы своего еретического культа. Танитские солдаты построились у входа. Корбек вытирал кровь с длинного серебристого лезвия своего ножа.

— Вперед! — скомандовал Гаунт.

Гаунт решил, что курфюрст Танит, упокой Император его душу, пожалуй, не соврал ему. Пересекая открытую пустошь мертвой зоны, Призраки доказали, насколько искусна их маскировка. И комиссар так и не понял, как им удавалось столь уверенно пробираться сквозь мрак паутины туннелей. «Они никогда и нигде не потеряются», — заявил тогда курфюрст, и это тоже оказалось правдой. Как подозревал Гаунт, противник и предположить не мог, что сквозь этот лабиринт полуразрушенных смертельно опасных туннелей проберется что-то крупнее таракана.

Но люди Корбека без усилий сделали это в считаные минуты. Они выбрались из туннелей уже за стенами города. Вспарывая бледную, больную кожу на шеях часовых длинными серебристыми клинками, танитцы пожаром ворвались в тыл противника. Теперь солдаты Танитского Первого и Единственного доказывали, что умеют сражаться. Как и обещал курфюрст.

Выглянув из-за разбитой колонны, Гаунт дал очередь из лучевого пистолета, разнеся в клочья пару сектантов и дверь за ними. Танитцы вокруг него наступали, точный огонь десятков лазганов заполнил пространство.

Возле Гаунта оказался уже немолодой узколицый танитец, которого остальные звали Ларкин. Он отстреливал сектантов на балконах. Его меткость поразила комиссара. Чуть дальше сражался гигант, добродушный здоровяк по имени Брагг, сокрушавший стены и колонны огнем тяжелого лучевика. Изначально тяжелое оружие было установлено на колесном лафете, но Брагг снял его и поднял к плечу, будто это была обычная винтовка. Никогда еще Гаунт не видел человека, способного стрелять из тяжелого лучевика на весу, не используя при этом силового доспеха. Танитцы дали Браггу прозвище Еще Разок. Признаться, целился он из рук вон плохо, но, обладая такой огневой мощью, он мог позволить себе некоторые неточности.

Еще дальше огневая группа во главе с Корбеком захватила вход в храмовый комплекс. Закидав его гранатами, они ворвались внутрь парами, прикрывая друг друга.

— Мощное сопротивление на моем участке, — доложил по воксу Корбек. — Какая-то церковь или храм. Возможно, это главная цель.

Гаунт принял его сообщение. Он собрался направить туда еще несколько групп.

Пробираясь между рядами скамеек в огромном храме, Корбек скользил между завалами, накрытыми паутиной перестрелки. Кивком он послал вперед сначала одну пару — Роуна и Сута, затем и другую. Его собственный напарник Форгал залег в стеклянной пыли, покрывавшей пол храма, и вытянул из-за спины лазган.

— Вон там, — прошипел он, полагаясь на свое неизменно острое зрение, — там, за алтарем, есть вход на нижний ярус. Они этот вход защищают как сумасшедшие. Вон, под витражом, где большая арка.

Он был прав.

— Запах чуете? — спросил по воксу Роун.

Корбек тоже почувствовал. Тлен, застоявшийся пот, свернувшаяся кровь. Резкий, тошнотворный смрад тянулся из гробницы за алтарем.

Форгал осторожно пополз вперед. Шальной выстрел снес ему полголовы.

— Фес святой! — в ярости взревел Корбек и открыл огонь, обрушив на алтарь весь витраж.

Пользуясь этой неразберихой, Роун и Сут рывком преодолели еще несколько метров. Роун достал цилиндрический взрывпакет и забросил его в арку.

Бросок отозвался оглушительным взрывом.

Гаунт слышал запросы Корбека через коммуникатор.

— Ко мне! — скомандовал комиссар, пробираясь сквозь задымление к храму. Возле входа он задержался. — Ларкин! Брагг! Орха! Варл! Вы — со мной! Вы трое — держать дверь! Клугган, возьми две группы, обойди здание, разведай обстановку!

Гаунт вошел в храм, хрустя сапогами по битому стеклу, и сразу почувствовал зловоние.

Его уже ждали Корбек и Роун. Остальные гвардейцы с лазганами наготове охраняли периметр.

— Здесь что-то есть, — объявил Роун и повел Гаунта вниз по захламленным ступеням.

Гаунт на ходу загнал свежую обойму в лучевой пистолет, затем убрал его в кобуру и подобрал лазган Форгала.

Внизу была крипта. Тела сектантов сломанными куклами валялись на обожженном полу. Центр крипты занимал ржавый металлический ящик метра два в поперечнике. Крышку покрывали мерзостные гравировки в виде символов Хаоса.

Гаунт прикоснулся к ящику. Металл был теплым. И пульсировал.

Комиссар отдернул руку.

— Это что за штука? — спросил Корбек.

— Не думаю, что кому-то из нас действительно хочется это узнать, — ответил Гаунт. — Вражеская святыня, какая-то нечистая реликвия… Что бы это ни было, оно очень ценно для этих выродков. До того ценно, что они были готовы защищать это до последнего.

— Тот слокийский полковник уверял, что есть некая причина их упорного сопротивления, — добавил Корбек. — Возможно, они надеются, что подоспеет подкрепление и поможет им спасти эту штуку?

— Давайте отнимем у них надежду. Приказываю организованно отступить с этой позиции обратно к стене. Всем бойцам оставить здесь свои взрывпакеты. Роун, собери их и соедини в цепь. Ты, кажется, неплохо управляешься со взрывчаткой.

В течение нескольких минут Призраки отступили. Опустившись на колени, Роун соединил детонаторы небольших, но мощных противопехотных зарядов в единую цепь. Гаунт приглядывал за ним и за входом.

— Заканчивай, Роун. У нас осталось мало времени. Противник не оставит это место пустым надолго.

— Почти готово, — отозвался Роун. — Проверьте дверь, сэр. Мне кажется, я что-то слышал.

Обращение «сэр» должно было насторожить его. Стоило Гаунту отвернуться, как Роун поднялся и с силой ударил его кулаком в затылок. Оглушенный комиссар упал, и Роун отпихнул его к взрывпакетам.

— Подходящее место смерти для такого ублюдка, как ты, Создающий Призраков, — прошептал танитец, — здесь, среди гнили и крыс. Как печально, что храбрый комиссар не выжил, но сектантов было так много…

Роун вынул лазпистолет и поднес к голове Гаунта.

Внезапный удар ногой свалил Роуна. Перекатившись, комиссар навалился на гвардейца, нанося один удар за другим. Рот майора наполнился кровью.

Роун пытался отбиваться, но Гаунт был слишком силен. Танитец боялся, что удары комиссара вот-вот переломят его шею. Он безвольно обмяк в пыли.

Встав на ноги, Гаунт проверил счетчик времени. Уже меньше двух минут. Пора уходить.

Гаунт развернулся. И увидел приближающихся воинов Хаоса.

Взрыв поднял в небо настолько высокий столб грязи и пламени, что его можно было наблюдать из гвардейских окопов по всей мертвой зоне. Через шесть минут орудия противника остановили обстрел и замолкли. А потом прекратился и всякий огонь со стороны вражеских окопов.

Подразделения Гвардии двинулись вперед, поначалу с осторожностью. Они обнаружили на позициях только мертвых сектантов. Все они, как один, убили себя, словно в ответ на некую страшную потерю. В финале своего рапорта о победе на Черном Осколке генерал Хадрак заключил, что уничтожение артефакта Хаоса, составлявшего весь смысл обороны сектантов, лишило противника воли и желания к дальнейшему сопротивлению. Хадрак также отметил, что значительную роль в победе сыграл только что сформированный Первый Танитский полк, входивший в его группировку войск. Будучи главнокомандующим операцией на Черном Осколке, генерал Хадрак получил все почести за победу. Тем не менее он великодушно отметил успех Призраков Гаунта, дав высокую оценку их способностям разведчиков и диверсантов.

Полковник-комиссар Гаунт, получивший ранения в живот и плечо, возвратился из мертвой зоны через двадцать минут после взрыва. Приняв от санитарных команд первую помощь, он вернулся на борт своего фрегата. Он мог бы покинуть вражеские позиции быстрее, если бы не был вынужден нести на себе тело одного из своих офицеров, потерявшего сознание, — майора Роуна.

Превозмогая заглушенную медикаментами боль, Гаунт миновал спусковой люк транспортного корабля и направился к грузовому отделению. Здесь размещались девять сотен танитцев. Все они оторвались от своих тренировок, и Гаунт услышал только тишину, вызванную своим появлением.

— Ваша первая кровь, — произнес он. — Первая кровь за Танит. Первый удар вашего возмездия. Прочувствуйте его.

Корбек, стоявший рядом с ним, начал аплодировать. Гвардейцы вокруг подхватили — все сильнее и сильнее, пока отсек не содрогнулся от мощи аплодисментов.

Гаунт окинул взглядом толпу. Возможно, у них все же было будущее. Полк, достойный командования, слава, к которой стоит стремиться.

Комиссар поискал в толпе майора Роуна. Их взгляды встретились. Танитец не аплодировал.

Это заставило Гаунта рассмеяться. Он повернулся к Майло и указал на танитскую волынку в руках адъютанта.

— Вот теперь ты можешь сыграть что-нибудь, — сказал он.

В свете утра Гаунт шагал вдоль линии окопов. Вонь джунглей Монтакса забивалась в ноздри, вызывая тошноту. Вокруг голые по пояс танитцы, копавшиеся в жидкой грязи и наполнявшие все новые мешки, отрывались от шанцевых инструментов, чтобы ответить на приветствие командира. Некоторые обменивались с ним парой фраз или осторожно расспрашивали о предстоящей битве.

Гаунт старался отвечать как можно увереннее. Как комиссар, отвечающий за поддержание боевого духа и пропаганду, он мог бы выдать какую-нибудь красивую, помпезную фразу. Но как полковник, он чувствовал ответственность перед людьми за правду в своих словах.

А правда в том, что он и сам толком не знал, чего ожидать. Он знал, что сражение обещает быть жестоким, но комиссарская его часть не позволяла высказывать это вслух. Гаунт говорил о мужестве и славе в обобщенной, возвышенной манере, мягко и одновременно уверенно. Так, как учил его комиссар-генерал Октар все те годы, пока он служил при нем зеленым кадетом в Гирканском полку. «Побереги вопли и окрики для битвы, Ибрам. А до того момента воодушевляй своих солдат незаметно. Просто держись так, будто нет ни малейшего повода для беспокойства».

Комиссар Гаунт гордился тем, что не только знал всех солдат поименно, но и кое-что о каждом. Понятный только «своим» анекдот — здесь, общие интересы там. Таков был проверенный и безотказный метод Октара, пусть Император хранит покой его души все эти долгие годы. Гаунт старался запоминать каждое перемазанное грязью лицо, которое он видел по дороге. Комиссар знал, что его душа будет обречена в тот самый момент, когда ему скажут, что рядовой такой-то погиб, а он даже не сможет вспомнить его лица. «Мертвецы всегда будут преследовать тебя, — говорил ему Октар. — Так что позаботься, чтобы призраки были дружелюбны». Если бы только Октар мог знать, насколько буквальным окажется смысл его напутствия…

Гаунт остановился на берегу дренажного канала и улыбнулся собственным воспоминаниям. Неподалеку несколько солдат устроили импровизированный футбол, гоняя набитый и скатанный в шар мешок. «Мяч» отлетел в сторону Гаунта, и тот послал его обратно, подцепив носом сапога. Пусть веселятся, пока могут. Сколько из них выживет, чтобы сыграть завтрашнюю игру?

Действительно, сколько? Потери казались бесконечными. Одни — оправданные, другие — ужасные, третьи — откровенно ненужные. Воспоминания преследовали его в эти долгие часы ожидания. Комиссару оставалось лишь молиться Императору, чтобы потери храбрых простых солдат не были так велики, так тотальны и так бессмысленны, как год назад, в тот день на Вольтеманде…

 

2

Первая кровь

Вот уже два часа они двигались среди черных деревьев мрачных тоней Вольтеманда. Траки вздымали гнилую жижу, рев моторов метался эхом среди больной листвы над головой. Тогда полковник Ортиз и увидел смерть.

Она была облачена в красное. Стоя среди деревьев справа от дороги, совсем не прячась, недвижимо она следила за ходом его колонны «Василисков». Именно эта неподвижность заставила Ортиза замереть в ужасе. Только взглянув еще раз, он осознал, чем же на самом деле была эта фигура.

В нем было почти два человеческих роста. Чудовищно широкие плечи. Броня цвета запекшейся крови. Изогнутые медные рога, венчающие шлем. Жуткая маска смерти вместо лица. Демон. Воин Хаоса. Пожиратель Миров.

Ортиз вновь обернулся к существу и ощутил, как кровь застывает в жилах. Он судорожно нацепил наушники.

— Тревога, тревога! Засада по правому борту! — прокричал он в коммуникатор.

Взвыли тормоза, дрожь сотрясла многотонный стальной механизм, слишком громоздкий, чтобы быстро развернуться. Скользя на грязной дороге, запертая в ловушке машина забуксовала.

К тому моменту десантник Хаоса уже начал двигаться. Вместе с остальными шестью, покинувшими свое укрытие в лесу.

Конвой Ортиза охватила паника. Десяток их раскрашенных перьями и изображениями языков пламени «Василисков» был передовым отрядом Змиев, Семнадцатого Кетзокского бронетанкового полка, отправленного поддержать наступление Пятидесятого Королевского Вольпонского полка, известного как Аристократы. В распоряжении кетзокских танкистов была огневая мощь, способная сровнять с землей город. Но здесь, на этой узкой дороге, зажатые среди деревьев, неспособные отступить или развернуть орудия, окруженные чудовищными врагами, подступившими слишком близко, чтобы открыть огонь из главных орудий, кетзокцы были совершенно беспомощны.

Наступающие Пожиратели Миров кричали. Из их усиленных имплантатами глоток вырывался глубокий, нечеловеческий рев, разносившийся над дорогой, сотрясавший даже танковую броню. Они выкрикивали имя своего мерзкого божества.

— Личное оружие! — скомандовал Ортиз. — Используйте оборонительное вооружение!

Раздавая приказы, он развернул установленную на его «Василиске» автопушку и направил орудие на ближайшего монстра.

Началась бойня. До ушей полковника донесся надсадный хрип огнемета и вопли экипажей, заживо сгорающих под раскаленной броней. Первый увиденный им десантник Хаоса добрался до впередистоящего «Василиска» и принялся рубить своим топором листы брони, словно это было обычное дерево. Рваный металл брызнул искрами. Искры, пламя, металлические осколки, мясо…

Крича от ярости, Ортиз развернул автопушку в сторону Пожирателя Миров и открыл огонь. Первый выстрел прошел выше цели, но полковник исправил оплошность до того, как чудовище успело обернуться. Ему казалось, что первых попаданий оно даже не почувствовало. Ортиз жал на гашетку, поливая кровавого призрака тяжелыми трассирующими снарядами. Наконец десантник вздрогнул и дернулся в конвульсиях, прежде чем очередь разорвала его на части.

Ортиз выругался. Чтобы сразить Пожирателя Миров, потребовался обстрел, способный уничтожить танк «Леман Русс». Полковник осознал, что барабан его орудия почти опустел. Он разрядил его и крикнул заряжающему, чтобы тот подал другой, когда полковника накрыла тень.

Он обернулся.

На задней платформе «Василиска», прямо у него за спиной, стоял еще один десантник Хаоса: его темная фигура закрыла свет бледного солнца. Склонившись, гигант издал дикий победный клич. Сила звука и отвратительная вонь почти сбили полковника с ног. Он отшатнулся, будто от взрыва макроснаряда. Больше он не мог пошевелиться. Пожиратель Миров смеялся — низкий, мрачный рык из-под забрала, словно грохот далекого землетрясения. Меч в его руке ожил, поднимаясь в смертельном замахе…

Но так и не опустился. Два или три удара сотрясли чудовище. Оно неловко качнулось. И взорвалось.

Покрытый грязью и кровью, Ортиз выбрался из люка. Внезапно он различил целый пласт новых звуков в этой битве — слаженные залпы лазганов, грохот орудий поддержки, глухие взрывы гранат. Из леса появился еще один отряд, прижавший десантников Хаоса к броне кетзокских самоходок.

Ортиз наблюдал гибель оставшихся Пожирателей Миров. Один повалился лицом в грязь, десятки раз пронзенный лазерными лучами. Другого, разрывавшего стальными руками обшивку «Василиска», несколько раз окатили пламенем из огнеметов. Пламя добралось до боеукладки машины, и десантника испепелило вместе с его жертвами. Его жуткий вопль еще долго метался среди деревьев, даже когда его тело уже поглотило яркое белое пламя.

Спасители конвоя наконец появились из зарослей. Имперские гвардейцы — высокие, темноволосые, бледнокожие солдаты в черной форме. Неухоженные, нечесаные разбойники, практически невидимые в своих маскировочных плащах. До Ортиза донеслись странные, тревожные звуки волынки, звучащие криком баньши в лесных дебрях вокруг. Ряды гвардейцев взорвались победным кличем. Ему вторили радостные выкрики кетзокских экипажей.

Ортиз спрыгнул с брони в жидкую грязь дороги и пробрался сквозь дым битвы к имперским гвардейцам.

— Я полковник Ортиз. И вы, парни, заслужили мою самую искреннюю благодарность, — произнес он. — Кто вы такие?

Рядом с ним оказался здоровяк с растрепанными черными волосами, заплетенной в косички бородой и могучими руками, обвитыми синими татуировками. Беспечно улыбнувшись, он поднял свой лазган в приветствии.

— Полковник Корбек, Танитский Первый и Единственный, чертовски рад знакомству.

Ортиз кивнул. Он чувствовал, что все еще не отошел от горячки боя. И он едва мог заставить себя взглянуть на труп десантника Хаоса, распластанный рядом в грязи.

— Устроить засаду на засаду — это требует мастерства. Похоже, ваши люди кое-что понимают в маскировке. Но почему…

Он не договорил. Бородатый гигант Корбек внезапно застыл, на лице промелькнул страх. А потом он с воплем бросился вперед, повалив Ортиза в иссиня-черную трясину под ногами.

Рогатый череп минуту назад мертвого Пожирателя Миров поднялся из грязи. Ему почти удалось вскинуть лучевик, когда цепной меч снес голову десантника.

Грузное тело снова рухнуло в месиво дороги. Одна его часть откатилась в сторону.

Ибрам Гаунт, словно на дуэли, взмахнул своим рычащим цепным мечом и отключил его. Он повернулся к перемазанным черной грязью Корбеку и Ортизу, поднимавшимся на ноги. Перед Ортизом стоял высокий человек в длинном темном плаще и фуражке имперского комиссара. Узкое, словно клинок, лицо. Черные, как глубина космоса, глаза. Он выглядел так, будто мог голыми руками разорвать мир на части.

— А вот и наш главный, — усмехнулся стоявший рядом Корбек. — Знакомьтесь, полковник-комиссар Гаунт.

Ортиз приветственно кивнул, вытирая грязь с лица.

— Так, значит, вы и есть Призраки Гаунта.

Майор Жильбер поднял графин, стоявший на столе из тикового дерева, и плеснул себе коньяка.

— Ну и что же это за грязное отребье? — спросил он, потягивая напиток из большой округлой рюмки.

Генерал Нохез Штурм, сидевший за столом, отложил перо и откинулся на спинку стула.

— О, будь добр, дорогой Жильбер, угощайся моим коньяком, — пробормотал он, но его могучий адъютант не уловил иронии.

Жильбер развалился на кушетке в янтарном свете мониторов проигрывателя сообщений и посмотрел на своего командира.

— Призраки? Так ведь их называют?

Штурм кивнул, рассматривая своего адъютанта. Жильбер — а точнее, Гижом Данвер Де Банзи Хайт Жильбер — был вторым сыном рода Хайт Жильберов Золенгофенских, правящего рода планеты Вольпон. Он мог похвастаться ростом за два метра и невероятной физической силой. Крупные, вялые черты лица. Томные, всегда полуприкрытые глаза аристократа. Жильбер был одет в серую с золотом форму Пятидесятого Королевского Вольпонского полка, известного как Аристократы. Подразделение, чьи солдаты почитали себя благороднейшим из полков Имперской Гвардии.

Штурм поудобнее устроился на стуле.

— Да, их действительно называют Призраками. Призраками Гаунта. И они здесь, потому что я запросил их помощь.

— Вы запросили их? — презрительно вскинул бровь Жильбер.

— Мы почти шесть недель не можем выбить противника из города Вольтис. Более того, враг удерживает все территории западнее долины Бокор. Военмейстер Макарот крайне недоволен. Пока противник контролирует Вольтеманд, дорога в сердце миров Саббаты для нас закрыта. Так что, как видишь, мне нужен рычаг. Новый элемент в тактике, способный сдвинуть нас с мертвой точки.

— Этот сброд? — усмехнулся Жильбер. — Я наблюдал за их построением после высадки. Волосатые неграмотные чурбаны, все в татуировках и кольцах.

— Ты читал доклады генерала Хадрака о взятии Черного Осколка слокийцами? — Штурм взял со стола инфопланшет и помахал им перед лицом Жильбера. — Решающую роль в победе он приписывает этой банде Гаунта. Похоже, диверсионные атаки — их специальность.

Штурм встал из-за стола и оправил свою великолепную форму штабного офицера Аристократов. Его кабинет заливали лучи желтого солнечного света, струившиеся сквозь сетчатую завесу дверей. Генерал положил руку на старинный глобус Вольтеманда, обрамленный подставкой из красного дерева, и небрежным движением руки заставил его вращаться, осматривая владения дома Вортимор. Этот особняк был загородным владением одного из самых почтенных благородных родов Вольтеманда — огромный домина серого камня, оплетенный лиловым плющом. Его окружал великолепный парк, раскинувшийся в тридцати километрах к югу от города Вольтис. Идеальное место для ставки верховного командования.

На поляне снаружи отряд Аристократов в полной боевой выкладке оттачивал синхронные удары цепными мечами — блеск и вращение металла, идеально точные движения. Дальше можно было разглядеть сад, полный живых изгородей и беседок. Сад спускался к озеру с прогулочными лодками, затянутому тихой дымкой в полуденном свете. На острых иглах антенн коммуникационного центра, размещенного в оранжерее, мерцали навигационные огни. Где-то в загоне клокотали и кричали декоративные петухи.

«Даже и не скажешь, что идет война», — пришло в голову Штурму. Он задумался о том, где сейчас хозяева особняка. Успели ли они покинуть мир до первой атаки? Быть может, они голодают в тесноте корабельного трюма вместе с беженцами, в одну ночь низведенные до уровня собственных подданных? А может, их прах развеян над руинами Коздорфа или над полыхающим Трактом Метиса? Или они в муках сгорели заживо в орбитальном порту, когда легионы Хаоса нанесли первый удар по их планете, походя испепелив аристократов вместе с их спасательным кораблем?

Хотя кого это волнует, решил Штурм. Война — вот что важно. Слава, Крестовый поход, Император. Он вспомнит о погибших лишь тогда, когда ему поднесут на блюде голову проклятого Чантара, демагога армии Хаоса, удерживавшей цитадель Вольтиса. Впрочем, даже тогда генерала это не сильно тронет.

Жильбер тем временем встал и вновь наполнил свой бокал.

— Этот Гаунт — он не промах, не так ли? Это ведь он служил в Восьмом Гирканском?

Штурм откашлялся.

— Да, вел их к победе на Бальгауте. Один из давних любимчиков Слайдо. Он произвел его в полковники-комиссары, не меньше. Было решено, что Гаунт достоин чести привести в форму полк-другой, так что его командировали на планету Танит инспектировать Основание. В ту же самую ночь планету атаковал флот Хаоса. Гаунту удалось спасти всего-то пару тысяч человек.

— Все, как я слышал, — кивнул Жильбер. — Он едва смог выбраться. Но ведь застрять с этими ошметками крестьян фактически означает конец его карьеры. Макарот не переведет его, ведь так?

— Наш возлюбленный предводитель не слишком добр к любимцам своего предшественника, — улыбнулся генерал. — Особенно учитывая то, что Слайдо пожаловал Гаунту и еще нескольким офицерам Право Поселения на первом же мире, который они завоюют. Сброд Гаунта одним своим существованием оскорбляет установившийся порядок. Но это играет нам на руку. Танитцы будут сражаться упорно, ведь им есть что доказывать и к чему стремиться.

— Я тут подумал, — внезапно произнес Жильбер, опуская бокал. — А что, если они и вправду победят? Если они действительно так хороши, как вы говорите?

— Они обеспечат нам победу, — ответил Штурм, наливая и себе коньяка. — Больше они ничего не добьются. Мы послужим нашему лорду Макароту вдвойне: тем, что завоюем для него этот мир, и тем, что избавим его от Гаунта и его чертовых Призраков.

— Вы ждали нас? — спросил Гаунт, устроившись на «Василиске» Ортиза и наблюдая за движением конвоя.

Полковник кивнул, привалившись к открытой крышке люка.

— Нас направили на фронт прошлым вечером. Мы должны были закрепиться на северной окраине долины Бокор и обстреливать укрепления противника на западе. Подготовить почву для наступления, я полагаю. Уже по дороге я получил кодированный приказ соединиться с вашим полком на перекрестке Павис и подбросить вас до места действия.

Гаунт снял фуражку и провел рукой по коротким светлым волосам.

— Нам тоже было приказано двигаться к перекрестку, — ответил он. — Перехватить там конвой, который обеспечит нам транспорт для следующего марш-броска. Однако мои разведчики учуяли вонь Пожирателей Миров. Поэтому мы отошли и встретили вас немного раньше.

— Да уж, тут нам повезло, — поежился Ортиз.

Гаунт пробежался взглядом по цепочке конвоя. Массивные «Василиски» взрывали грязь дороги, змеей протянувшейся сквозь мерзкий сумрачный лес. Танитцы облепили броню тяжелых боевых машин, по десятку на борт. Они перебрасывались шутками с экипажами Змиев, обменивались выпивкой и сигаретами, некоторые чистили оружие, кое-кто даже ухитрился задремать под грохот стальных чудовищ.

— Значит, Штурм отправляет вас в бой? — помолчав, спросил Ортиз.

— Вдоль поймы реки, прямо к воротам Вольтиса. Он полагает, что мы сможем преуспеть там, где пятнадцать тысяч его Аристократов потерпели неудачу.

— А вы сможете?

— Увидим, — без тени улыбки ответил Гаунт. — Призраки — еще молодой и необстрелянный полк, за исключением стычки на Черном Осколке. Но у них есть… свои сильные стороны.

Комиссар замолчал, словно бы разглядывая пернатого змея, нарисованного золотом и бирюзой на главном орудии «Василиска». Открытая пасть оканчивалась жерлом ствола. Все машины кетзокцев пестрели подобными украшениями.

Ортиз тихо присвистнул:

— В долину Бокор, в самое адское пекло. Не завидую я вам.

Вот теперь Гаунт улыбнулся:

— Просто накройте как следует западные холмы, пусть пригнут головы. Вообще, можете разнести их к чертовой матери перед тем, как мы доберемся туда.

— Идет, — рассмеялся Ортиз.

— И не вздумайте сбить прицелы, — угрожающе усмехнулся Гаунт. — Помните, что в долине ваши друзья.

Корбек, ехавший на третьей после Гаунта машине, кивнул в благодарность, принимая тонкую темную сигару из рук командира «Василиска».

— Доранз, — представился Змий.

— Очень приятно, — ответил Корбек.

Сигара отдавала лакрицей, тем не менее Корбек закурил.

Сразу за вальяжно раскинувшимся на броне Корбеком сидел Майло. Он прочищал трубки своей танитской волынки. Та отзывалась хриплым визгом.

— Знаете что? — поморщился Доранз. — Когда сегодня я услышал волынку этого мальчишки, это адское дудение, я испугался его больше, чем хреновых воплей врага.

Корбек усмехнулся:

— Волынка по-своему полезна. Она заставляет нас сплотиться, одновременно наводя страх на противника. Там, откуда мы родом, леса постоянно движутся, меняются. Волынка помогала нам не заблудиться — мы шли на звук.

— И откуда же вы родом? — спросил Доранз.

— Теперь уже ниоткуда, — бросил Корбек и глубоко затянулся.

На бронированной корме другого «Василиска» здоровяк Брагг, самый крупный из Призраков, и невысокий худой Ларкин играли в кости с двумя танкистами из орудийного расчета.

Ларкин уже успел выиграть золотой перстень-печатку с бирюзовым черепом. Брагг же проиграл все свои сигареты, а так же две бутылки сакры. Тряский ход танка постоянно переворачивал кости или загонял их под решетку радиатора, вызывая очередную порцию стонов и обвинений в жульничестве.

Устроившись возле командирской башенки, майор Роун без особого интереса наблюдал за игрой. Командир «Василиска» чувствовал себя неуютно рядом с этим пассажиром. Роун был высок, строен и почему-то выглядел опасным. Один его глаз обрамляла татуировка в виде звезды. Он был не такой… открытый и располагающий к себе, какими казались прочие Призраки.

— Так что же, майор… — начал командир, пытаясь разрядить неприятную паузу, — что скажете, каков ваш комиссар?

— Гаунт? — Роун медленно развернулся лицом к Змию. — Это ублюдочная скотина, бросившая мой мир умирать, и в один прекрасный день я прикончу его собственными руками.

— Ага… — протянул командир и тут же решил, что у него есть важные дела в рубке.

Ортиз передал свою флягу Гаунту. День клонился к закату, смеркалось. Ортиз сверился с картой в голопланшете, развернув его так, чтобы и Гаунт мог посмотреть.

— Судя по навигатору, перекресток Павис сейчас в двух километрах от нас или около того. Со временем все складывается удачно. Будем на месте до темноты. Это хорошо, я бы не хотел включать прожектора и фары.

— Что мы знаем про Павис? — спросил Гаунт.

— Согласно последним данным, его удерживал батальон Аристократов. Это было сегодня в пять утра.

— Неплохо было бы проверить… — задумался Гаунт. — Есть, конечно, вещи и похуже, чем попасть в засаду в сумерках, но таковых немного. Клугган!

Он обратился к крупному седоватому Призраку, игравшему в карты на корме танка.

— Сэр! — отозвался Клугган и перелез по броне ближе к комиссару.

— Берите шесть человек, сержант. Спешивайтесь и разведайте путь перед колонной. Мы в двух километрах от этого перекрестка, — Гаунт показал Клуггану карту. — Там должно быть чисто, но после нашей стычки с чертовыми Пожирателями Миров лучше удостовериться.

Клугган козырнул и перебрался обратно к своему отделению. Им потребовалось всего несколько мгновений, чтобы собрать свою экипировку, зарядить оружие и спрыгнуть с брони на дорогу. Еще одно мгновение — и они растворились в лесу, будто утренняя дымка.

— Вот это впечатляет, — заметил Ортиз.

У перекрестка Павис Змии подали голос. Воздев к ночным небесам яркие клювы, они начали свою могучую бомбардировку.

Брин Майло укрылся в тени «Химеры» медицинской службы, прижимая ладони к ушам. Он успел поучаствовать в двух сражениях: падении Танит Магны и взятии цитадели на Черном Осколке. Но сейчас он впервые ощутил всю оглушительную мощь механизированной артиллерии.

Окопанные кетзокские «Василиски» растянулись вдоль хребта неровной линией длиной в полкилометра. Насыпи серой земли прикрывали их борта. Высоко поднятые орудия обрушивали смерть на холмы по западному краю долины, за девять километров отсюда. Они стреляли безостановочно. Такой плотный обстрел, по уверениям Корбека, мог длиться хоть всю ночь. Не было ни секунды, чтобы хоть одно орудие не выстрелило, освещая тьму яркой вспышкой света, сотрясая землю отдачей.

Перекресток Павис, обозначенный каменным обелиском, был образован пересечением Тракта Метиса, проложенного через долину к городу Вольтис, и дороги через Топи, уходившей на запад. Бронеколонна Змиев прибыла после заката, потеснив удерживавших перекресток Аристократов, и развернулась на хребте, смотрящем на запад. При свете первых ночных звезд войска Ортиза нанесли удар.

Майло ждал комиссара и, как только заметил его, в окружении офицеров идущего к покрытому тентом окопу рядом с постом орбитальной связи, побежал ему навстречу.

— Монокуляр, — бросил Гаунт сквозь грохот обстрела.

Адъютант вынул из рюкзака медный футляр с монокуляром ночного видения и передал его Гаунту. Комиссар поднялся на бруствер окопа, осматривая диспозицию.

Рядом с ним возник Корбек. Из его бороды торчала тонкая черная сигара.

— Что это у тебя? — оглянулся на него Гаунт.

Корбек вынул сигару изо рта и гордо продемонстрировал ее комиссару.

— Лакричная сигара, ни больше ни меньше! Выиграл полную коробку у командира моей самоходки. И кажется, они мне начинают нравиться, — произнес Корбек, потом добавил: — Как, видно что-нибудь?

— Отсюда видны огни Вольтиса. В основном караульные посты и капища. Выглядит в общем не слишком гостеприимно.

Гаунт закрыл монокуляр крышкой, спрыгнул с парапета и вернул прибор Майло. Адъютант тем временем уже установил полевую карту — стеклянную пластину в металлической рамке, державшуюся как мольберт на медной треноге. Гаунт повернул резной рычажок на раме и стекло медленно залилось голубоватым светом. Комиссар вставил в раму керамическую пластинку с выбитой на ней картой местности и развернул экран так, чтобы его могли видеть собравшиеся: Корбек, Роун, Клугган, Орха и другие офицеры.

— Долина Бокор, — произнес Гаунт, постучав по стеклу серебристым кончиком длинного танитского клинка.

Словно придавая его словам вес, рядом выстрелил «Василиск». Блиндаж содрогнулся, по экрану прошла рябь, а с потолка посыпались мелкие камешки.

— Четыре километра в ширину, двенадцать в длину. С запада ограничена крутыми холмами, где прочно закрепился противник. В дальнем конце долины располагается город Вольтис, древняя столица Вольтеманда. Окружена кольцом тридцатиметровых базальтовых стен. Построена как крепость триста лет назад, а тогда умели строить. Орда Хаоса, вторгшаяся на планету, захватила эту крепость в первый же день, сделав ее своим главным оплотом здесь. Пятидесятый Вольпонский полк провел шесть недель в попытках взять его. Однако сегодня мы видели, с какими ублюдками им тут пришлось столкнуться. Сегодня ночью мы предпримем свою попытку. — Гаунт поднял взгляд, совершенно не обращая внимания на грохот снаружи. — Майор Роун?

Роун вышел к карте с таким видом, словно с трудом заставлял себя находиться рядом с Гаунтом. Никто не знал, что могло произойти между ними на Черном Осколке. Но все видели, что Гаунт, несмотря на свои раны, донес Роуна на плечах. Такие вещи должны сильнее сплотить людей, а не углубить их взаимную неприязнь, не так ли?

Майор покрутил рычажок сбоку на раме, выводя на экран другой фрагмент карты.

— Все очень просто. Река Бокор протекает вдоль всей долины. Русло у нее широкое и течение крайне медленное, особенно в это время года. Речка основательно заросла водорослями, а топкие берега — тростником. Мы можем пройти вдоль русла реки незамеченными.

— Это уже проверено? — задал вопрос Гаунт.

— Мое отделение вернулось из разведки менее получаса назад, — спокойно ответил Роун. — Аристократы пытались провести тот же маневр несколько раз, но их доспехи слишком тяжелы, чтобы пройти по трясине. Мы вооружены гораздо легче, поэтому для нас это не помеха.

Гаунт кивнул:

— Корбек?

Здоровяк пыхнул сигарой. Он добродушно подмигнул Майло, заставив адъютанта улыбнуться.

— Выдвигаемся ночью, ясно дело. Примерно через полчаса. Рассыпанным строем, отрядами по тридцать человек, чтобы сильно не шуметь. — Полковник щелкнул по другой точке на карте. — Главной точкой вторжения будет старый городской шлюз. Конечно же, он хорошо защищен. Вторая группа под командованием сержанта Клуггана попытается взять стену приступом в районе западного канализационного желоба. Думаю, ни одной из групп скучать не придется.

— Наша задача, — подхватил Гаунт, — проникнуть в город и обеспечить вход нашим войскам. Двигаемся отделениями. Бойцу в каждом отделении будет вручен максимальный запас взрывчатки. Сержантам следует самим выбрать кандидатов с надлежащим опытом. Мы будем обеспечивать прикрытие этим подрывникам, давая им время установить заряды и уничтожить ворота или секции стены. Подойдет любой вариант, способный обеспечить прорыв. Я связывался с полковником Аристократов. В его распоряжении моторизованная группа в семь тысяч солдат, готовая в любой момент начать наступление, воспользовавшись нашим прорывом. Связь будет производиться на восемнадцатой частоте. Сигналом к наступлению будет кодовое слово «Шквал».

Тишина. Даже на фоне грохота «Василисков» в блиндаже наступила тишина.

— Построиться и выдвигаться! — приказал Гаунт.

Снаружи полковник Ортиз разговаривал со своими офицерами, среди которых был и Доранз. Они видели, как командиры Призраков покидают блиндаж, раздавая приказы.

Ортиз перехватил взгляд Гаунта. Гром канонады заглушал любые слова, поэтому полковник просто сжал кулак и дважды ударил себя в грудь возле сердца. Старый жест пожелания удачи.

Гаунт кивнул в ответ.

— Страшные люди, — заметил Доранз. — Мне почти что жаль нашего врага.

Ортиз обернулся и глянул на него.

— Шучу, шучу, — торопливо добавил танкист, но это прозвучало не слишком убедительно.

Полночь застала их среди тростниковых зарослей, по пояс в смердящей черной воде реки Бокор, окруженных роями кусачих мух. Изнурительный трехчасовой марш по мелководью старой реки — и Вольтис во весь рост вознес над ними свои стены, озаренные светом факелов и жаровен наверху. Далеко позади отдаленные раскаты грома и озаряющие горизонт оранжевые вспышки напоминали, что «Василиски» продолжают смертоносный обстрел.

Гаунт откорректировал свой ночной монокуляр и оглядел местность, представшую перед ним зеленым негативом. Шлюз был тридцать метров в поперечнике и сорок в высоту. Он запирал огромный канал с множеством ответвлений, который гнал воду из городской системы водоснабжения обратно в Бокор. Гаунт предполагал, что где-то были опущены створки, остановившие поток воды, а вместе с ним — и всю шлюзовую систему. В тени за стенами шлюза можно было различить защищенные мешками с песком пулеметные гнезда.

Комиссар настроил свой микропередатчик.

— Корбек?

Где-то во тьме Колм Корбек откликнулся на вызов своего командира. Он пробрался сквозь тростниковые заросли к сгнившему причалу, за которым укрывался Брагг.

— По готовности!.. — скомандовал полковник.

Брагг оскалил яркие белые зубы. Он снял брезентовый чехол с одного из тяжелых орудий, которые нес на плечах с самого перекрестка Павис. Яркий отполированный металл ракетомета потускнел от грязи Топей.

Еще Разок Брагг был на удивление плохим стрелком. Но с другой стороны, шлюз был достаточно крупной целью, а в запасе было целых четыре мелтаракеты.

Ночь взорвалась. Сразу три ракеты врезались в створки шлюза. Невероятная сила взрыва раскидала метров на пятьдесят каменное крошево, обломки металла и ошметки тел, подняв облако пара. Четвертая ракета разнесла часть стены, обрушив град базальтовых осколков. В какой-то момент жар был настолько силен, что Гаунт не видел в монокуляр ничего, кроме яркого изумрудного сияния. Потом он смог разглядеть, что резные ворота шлюза превратились в зияющую рану в стене, рваную, крошащуюся прореху в сплошном базальте. До ушей комиссара из-за створок шлюза донеслись крики агонии. За стенами города зашлись в истерике сирены и тревожные колокола.

Призраки атаковали шлюз. Орха вел первое отделение по осыпающемуся каналу под разбитой и оплавленной каменной аркой. Он и еще трое гвардейцев широкими взмахами поливали темное гулкое нутро шлюза из огнеметов.

За ними шел Корбек во главе огневых команд с лазганами. Отделения врывались в ответвления и резервуары шлюза, истребляя оглушенных сектантов, пытавшихся найти укрытие после первого удара.

Майор Роун возглавил третью волну. В первых рядах шел Брагг. Он успел выбросить ракетомет, боезапас которого уже израсходовал. Теперь он нес тяжелый лучевик, который когда-то прихватил на Черном Осколке, и теперь управлялся с ним так, как простой солдат с тяжелой винтовкой.

Гаунт тоже ринулся вперед, с лазерным пистолетом в одной руке и цепным мечом в другой. С боевым кличем он шел вслед за своими солдатами, чьи стремительные силуэты вычерчивал на водной глади огонь.

Майло рванулся вслед за комиссаром, неловко сжимая под мышкой танитскую волынку.

— Сейчас самое время, Брин, — бросил ему Гаунт.

Майло нашел загубник, надул мешок и заиграл старый протяжный боевой плач Танит «Темная Лесная Тропа».

В глубине канала Орха и его отделение услышали пронзительный вой в трубах впереди. Перед ними была только сырая темнота.

— Собраться! — скомандовал по микропередатчику Орха.

— Есть!

— Слева! — внезапно выкрикнул Брит.

Из темноты бокового канала на гвардейцев обрушился яростный огонь штурмовой пушки. Брит, Орха и еще двое танитцев мгновенно обратились в кровавый дым и ошметки плоти.

Рядовые Гадес и Каффран укрылись за мощной каменной кладкой опоры свода.

— Под обстрелом противника! — прокричал в свой передатчик Каффран. — Мы в огневом мешке!

Корбек выругался. Он мог бы заранее подумать о таких проблемах.

— Оставайтесь в укрытии! — приказал он по микрофону молодым Призракам, жестом отправляя первые два отделения вперед по нижнему каналу.

Гвардейцы немедленно оказались по колено в черной воде.

— Хреновое место для перестрелки, ничего не скажешь, — сокрушался Чокнутый Ларкин, глядя в прицел своего лазгана.

— Кончай, Ларкин! — прорычал Корбек.

Гвардейцев встретил кошмарный грохот штурмовой пушки, смешанный с барабанным боем и гортанными гимнами врага. Корбек понимал, что Ларкин прав. Узкий, замкнутый, непробиваемый каменный туннель был не самым лучшим местом для настоящего сражения. Это была бойня для обеих сторон.

— Они просто пытаются играть на нервах, — спокойно сообщил он идущим вперед Призракам.

— И у них неплохо получается! — откликнулся Варл.

Барабаны и гимны становились все громче, но штурмовая пушка внезапно прекратила стрелять.

— Замолкла, — сообщил по передатчику Каффран.

Корбек обернулся и посмотрел в безумные глаза Ларкина:

— Что скажешь? Уловка, чтобы выманить нас?

— Чуешь? — Снайпер потянул носом сгустившийся воздух. — Паленый керамит. Могу поспорить, ствол заклинило из-за перегрева.

Корбек ничего не ответил. Он примкнул штык к стволу лазгана и ринулся вверх по склону, издав боевой клич громче и пронзительнее, чем волынка Майло. Отделения Призраков лавиной двинулись за ним.

Каффран и Гадес, крича от ярости, присоединились к общей атаке. Держа винтовки наготове, они вырвались из своего укрытия в сырой основной туннель.

Полковник Корбек перемахнул через баррикаду из мешков, закрывавшую один из каналов, и немедленно прикончил двоих сектантов, пытавшихся вернуть к жизни заклинившее орудие.

Ларкин упал на одно колено в отвратительную слизь и снял заглушки с ночного прицела. Осторожно выбирая цели для своих точных дальнобойных выстрелов, он подстрелил четверых сектантов в дальнем конце канала.

Лазерные заряды и лучи обрушились на Призраков, убив несколько солдат. Лобовая атака гвардейцев схлестнулась с войсками сектантов в высоком узком коридоре, в котором с трудом могли развернуться двое. Выстрелы в упор разрывали тела в клочья. Сверкали режущие, колющие штыки и ножи. Корбек был в самой гуще сражения. Его левую руку уже успел задеть цепной меч. Полковник потерял палец, а по руке струилась кровь из раны в плече. Он насадил сектанта на штык и тут же потерял оружие, когда падающий труп своим весом выдрал из его рук винтовку. Он выхватил запасное оружие — лучевой пистолет и серебристый танитский нож. Вокруг него пенилось безумие рукопашной, люди погибали в тесной мясорубке, прижатые друг к другу, словно в транспортной толчее во время часа пик. Вода под ногами поднималась, вытесняемая трупами и отрубленными частями тел.

Корбек пристрелил сектанта, пытавшегося атаковать его, затем сделал выпад в сторону, вспарывая чье-то горло серебристым ножом.

— За Танит! Первый, Последний и Единственный! — выкрикнул он.

В пятидесяти метрах позади острия атаки Гаунт слышал рев чудовищной рукопашной, разыгравшейся в туннеле. Он посмотрел под ноги и увидел, что текущая мимо вода реки Бокор стала густой и красной.

Пройдя еще десяток шагов, комиссар обнаружил рядового Гадеса, состоявшего в отделении Орхи. Удар цепного меча лишил гвардейца обеих ног, и теперь вода несла его тело к выходу.

— Медик! Дорден! Ко мне! — выкрикнул Гаунт, подхватывая давящегося кровавой мокротой Гадеса.

Гвардеец поднял глаза на своего командира.

— Настоящий ближний бой, ближе некуда, — удивительно четко произнес Гадес. — Набились там, как рыбы в банке. Сегодня мы все и вправду станем призраками.

Гвардеец снова закашлялся. Изо рта плеснула кровь, и жизнь покинула его.

Комиссар поднялся.

Майло содрогнулся при виде страшной и такой реальной гибели Гадеса.

— Продолжай играть! — приказал Гаунт. Затем он развернулся к наступавшим сквозь заросли Призракам позади него. — В атаку! Колонной по три! Во имя Императора и во славу Танит!

С оглушительным боевым кличем Призраки Гаунта рванулись вперед, выстроившись в колонну по три человека в ряд. Они шли в кипящее жерло ада.

Посреди рукопашной забрызганный с ног до головы кровью Роун привалился к колонне, пытаясь отдышаться. Рядом с ним сидел Ларкин, выпускавший выстрел за выстрелом в темноту.

Из темноты вынырнуло огромное окровавленное чудовище, которым оказался Корбек.

— Назад! — прошипел он. — Отходим назад по каналу! Командуй отступление!

— В чем дело? — не понял Роун.

— Что шумит? — вмешался обеспокоенный Ларкин, прижавшись ухом к стене. — Весь туннель трясется!

— Вода, — мрачно пояснил Корбек. — Они открыли заглушки. Собираются смыть нас!

Сектанты были повсюду.

Второй отряд сержанта Клуггана ворвался в смердящую темноту западного канализационного желоба, и враг атаковал со всех сторон. Завязалась рукопашная схватка, каждый шаг давался через силу и мастерство клинка. Темные тесные туннели осветились лазерными лучами, вокруг звенели рикошеты от стен и потолка.

— Да что это за вонь? — сокрушался Форбин, поливая огнем затхлые каналы.

— Сам как думаешь? Это главный канализационный сток, — откликнулся Бродд, пятидесятилетний одноглазый солдат. — Заметь, остальным достался чистенький водоотводный шлюз.

— Соберитесь! — прорычал Клугган, срезая очередью из лазгана сразу трех атакующих сектантов. — Забудьте о вони! Такое дело чистым не бывает!

На них обрушился еще более мощный огонь. Форбин потерял руку, а потом и полголовы.

Клугган, Бродд и остальные гвардейцы ответили шквалом выстрелов в ближайший канал. Сержант смог разглядеть сектантов, с которыми они сражались: распухшие, словно перекрученные люди в шелковых робах, когда-то белых, а теперь залитых кровью. Эти сектанты пришли издалека, вместе с ордой Хаоса, обрушившейся на Вольтеманд как облако саранчи и истребившей его население. Богохульные символы и руны Кхорна были вырезаны на их лбах и щеках. Они носили доспехи и были хорошо вооружены лучевиками и лазганами. Клугган молил погибших богов Танит, чтобы у комиссара дела шли лучше.

Призраки откатились от заполнившегося водой шлюза и с трудом добрались через тростниковые заросли до относительно безопасного берега реки. Огонь со стен убил десятки гвардейцев, их тела присоединились к тем сотням, которые выбросило ревущим потоком бурой воды из шлюза.

Каналы связи были забиты беспорядочными переговорами и отчаянными призывами. Несмотря на дисциплину, беспорядочное бегство от водяного вала превратило основной отряд Гаунта в неуправляемую толпу пытающихся выжить людей.

Вымокший и злой, Гаунт укрылся среди ив в изгибе грязной реки метрах в восемнадцати от шлюза. Рядом с ним оказались Варл, Каффран, капрал по имени Мерайн и еще пара гвардейцев.

Гаунт выругался. Он мог сражаться с сектантами… с Пожирателями Миров, с демонами… с кем угодно. Он готов был встретиться лицом к лицу с любой тварью во всем космосе. Но семьдесят миллионов литров воды, катящиеся под напором по каменному туннелю…

— Мы потеряли не меньше сорока человек в этом потоке, — произнес Варл.

Он вытащил Каффрана из воды за ворот кителя, и теперь молодой солдат мог только кашлять и отплевываться.

— Меня не интересуют слухи! Выясни точные цифры у командиров отделений! — прорычал Гаунт, затем включил свой микропередатчик и проговорил в микрофон: — Всем командирам! Восстановить порядок радиосвязи! Доложите о состоянии перегруппировки! Корбек! Роун!

По каналу связи прошел треск, а затем полился более стройный поток информации о подразделениях и потерях.

— Корбек? — повторил Гаунт.

— Я к западу от вас, сэр. На отмели. Со мной около девятнадцати бойцов, — прошипел в ответ голос Корбека.

— Оценка ситуации?

— Тактически? Можете забыть о шлюзе, сэр. Как только они поняли, что не смогут удержать нас в лобовом столкновении, они открыли заслоны. Вода может идти часами. К тому времени они уже успеют окружить выходы из каналов в город укрепленными огневыми точками — возможно, и заминируют.

Гаунт снова выругался. Он провел мокрой рукой по лицу. Они были так близки к победе — и теперь все обернулось поражением. Вольтис не станет его трофеем.

— Сэр! — позвал его Мерайн. Капрал прослушивал другие частоты на своем передатчике. — Восемнадцатый канал. Только что был дан сигнал.

Гаунт направился к нему, перенастраивая свой передатчик на другую частоту.

— Что?

— Сигнал, — растерянно повторил Мерайн. — «Шквал».

— Проследить источник сигнала! — рявкнул комиссар. — Если кто-то думает, что это смешно, я…

Он не успел договорить.

Взрыв был настолько сильным, что почти преодолел звуковой барьер. Ударная волна врезалась в гвардейцев, подняв в воздух облако белых брызг.

На расстоянии километра от них часть стены разлетелась в клочья, превратившись в огромную открытую рваную рану в боку города.

Каналы связи заполнились победными выкриками.

Гаунт поначалу не мог поверить в происходящее. На личном канале передатчика прорезался голос Корбека:

— Это Клугган, сэр! Старый засранец и его парни смогли прорваться в канализационные каналы, и им удалось набить всю свою взрывчатку в резервуары переработки под самой стеной. Смешали сектантов с дерьмом!

— Я вижу, полковник, — криво усмехнулся Гаунт.

— В смысле, буквально смешал, — расхохотался Корбек. — Он и послал сигнал. Возможно, мы проиграли бой за шлюз, но Клугган выиграл нам все сражение!

Гаунт сполз по стволу ивы и сел по пояс в грязную воду. Вокруг него солдаты радостно смеялись и кричали.

Усталость накрыла его с головой. И постепенно он сам начал смеяться.

Генерал Штурм завтракал в девять. Официанты подали ему жареный ржаной хлеб, колбасу и кофе. За едой генерал прочел несколько инфопланшетов, а стоявший рядом на полке проигрыватель сообщений трещал бесконечным потоком информации о развертывании войск с орбиты.

— Хорошие новости. — Жильбер вошел с чашкой кофе и инфопланшетом в руках. — Даже замечательные. Похоже, ваш гамбит удался. Эти самые Призраки действительно взяли Вольтис. Вскрыли его оборону. Наши ударные соединения последовали за ними. Полковник Маглин утверждает, что город будет зачищен к вечеру.

Штурм аккуратно вытер рот салфеткой.

— Будь добр, отправь какое-нибудь поощрительное сообщение Маглину и оборванцам Гаунта. Кстати, где они сейчас?

Жильбер проглядел планшет, одновременно угощаясь колбасой с тарелки.

— Похоже, они отошли и в данный момент продвигаются вдоль восточного края долины Бокор к перекрестку Павис.

Штурм отложил свои серебряные столовые приборы и принялся печатать на своем планшете.

— Большая часть нашей работы здесь уже выполнена благодаря Гаунту, — пояснил он заинтригованному Жильберу. — Настало время нам его отблагодарить. Отправь эти приказы в максимально высокой кодировке командующему кетзокскими «Василисками» на Пависе. Без промедления, Жильбер.

Жильбер принял из его рук планшет.

— Я считаю… — начал было он.

Штурм внимательно посмотрел на него:

— Группа опасных сектантов пытается сбежать вдоль восточного края долины, не так ли, Жильбер? Разве ты не зачитал мне только что доклад разведки, в котором об этом и говорится?

Жильбер расплылся в улыбке:

— И правда, сэр.

Полковник Ортиз выхватил трубку из рук своего офицера связи.

— Да, это Ортиз! — прокричал он. — Да! Я знаю, но я все равно отказываюсь выполнять последний приказ! Я понял, но… нет, мне все равно! Нет, я… Да послушайте же меня! О, генерал… Да, я… Я понял вас. Понимаю. Понимаю, сэр. Никак нет, сэр. Ни на секунду, сэр. Конечно, во славу Императора, сэр. Ортиз, конец связи.

Полковник тяжело оперся о борт своего «Василиска».

— Готовьте орудия к бою, — бросил он своим офицерам. — Именем Императора, готовьте.

Орудия молчали уже десять часов. Ортиз надеялся, что теперь ему больше не придется приказывать им стрелять. По линии горизонта разливался утренний свет. Из долины и с позиций Аристократов доносились звуки продолжающегося празднества.

К Ортизу подбежал Доранз и потряс его за плечо.

— Смотрите, сэр! — зачастил он. — Смотрите!

Из долины на Тракт Метиса выходили люди. Усталые, измученные, покрытые грязью, они медленно двигались, унося на своих плечах убитых и раненых. Их нестройная колонна растворялась в утреннем тумане.

— Во имя всего святого… — прошептал Ортиз.

Вокруг него шокированные экипажи «Василисков» покидали свои посты, бросались на помощь израненным солдатам, поддерживали уставших или просто застывали, не веря своим глазам.

Ортиз направился к ним. Он увидел, как из тумана медленно появился высокий силуэт человека в изорванном плаще. Ибрам Гаунт поддерживал едва идущего молодого Призрака, чья голова превратилась в кровавую мешанину бинтов.

Комиссар остановился перед Ортизом и позволил санитарам забрать раненого гвардейца.

— Я хочу… — начал было полковник.

Кулак Гаунта прервал его речь.

— Он уже здесь, — с беззаботной улыбкой произнес Жильбер.

— Пропустить. — Штурм встал из-за стола, расправив китель.

Полковник-комиссар Ибрам Гаунт вошел в кабинет. Он остановился, мрачно оглядев Штурма и его адъютанта.

— Гаунт! Вы открыли путь Вольпонским Королевским полкам. Прекрасно! До меня дошли слухи, что Чантар застрелился из мелтаружья. — Генерал сделал паузу, между делом похлопав по инфопланшету на столе. — Но вот случай с этим, как его…

— Ортега, сэр, — подсказал Жильбер.

— Ортиз, — поправил его Гаунт.

— Да, кетзокский малый. Ударить офицера своей армии… Расстрельное дело, и вы должны это знать, Гаунт. Я не потерплю подобных инцидентов, только не в моих войсках. Нет, сэр.

Гаунт сделал глубокий вдох.

— Несмотря на то что артиллерийские части были проинформированы о наших позициях и путях отхода, они накрыли восточный край долины Бокор огнем и продолжали обстрел в течение шести часов. Я знаю, что это принято называть «дружественным огнем». Но я могу уверенно сказать вам: когда ты под огнем артиллерии, а из укрытия у тебя только пыль да мелкие кусты, этот огонь не кажется таким «дружественным». У меня почти триста убитых и еще две сотни раненых. Среди погибших был сержант Клугган, возглавлявший второй ударный отряд, который фактически и выиграл для нас это сражение.

— Действительно прискорбный факт, — признал Штурм. — Но это война, и вам следует научиться принимать подобные инциденты как должное. — Генерал отбросил в сторону инфопланшет. — Что же до этого дела с дракой, то это вопрос порядка командования. Здесь мои руки связаны. Готовьтесь к полевому трибуналу.

Гаунт не мигая смотрел на него.

— Что ж, если вы собираетесь меня расстрелять, тогда удачи вам в этом. Я ударил Ортиза в состоянии аффекта. Сейчас я осознаю, что он, вероятно, выполнял приказ. Чей-то абсолютно идиотский приказ из штаба.

— Послушай-ка, ты, зазнавшийся… — начал было Жильбер, подавшись вперед.

— Хочешь на своей шкуре ощутить, что произошло с Ортизом? — ядовито спросил Гаунт рослого офицера.

— Замолчите, оба! — прикрикнул Штурм. — Комиссар Гаунт… полковник-комиссар… Я очень серьезно воспринимаю свои обязанности. И в эти обязанности входит строгое и беспрекословное соблюдение дисциплины и приказов военмейстера Макарота, а значит, и самого Императора. Имперская Гвардия зиждется на столпах таких принципов, как уважение, власть, непоколебимая верность и полное подчинение. Любое нарушение, даже со стороны офицера вашего ранга… Это еще что за шум?!

Генерал подошел к окну. То, что он увидел, заставило его застыть в ужасе. «Василиск», тянущий на гусеницах остатки ворот, на всей скорости двигался по двору, разгоняя встречных Аристократов и декоративных петухов. Остановился он на газоне под окнами, раздавив при этом в брызгах воды и каменной крошки лепной фонтан.

Могучий человек в форме полковника Змиев спрыгнул с брони и направился к парадному входу. Его лицо, левая половина которого опухла от синяков, застыло в злобной гримасе. Послышались крики, топот ног на лестнице. Затем — еще один хлопок двери.

Черед мгновение в кабинет вошел порученец и передал Штурму инфопланшет.

— Полковник Ортиз только что составил рапорт об инциденте. Он настаивает на том, чтобы вы немедленно с ним ознакомились.

Жильбер выхватил планшет и спешно прочитал.

— Судя по всему, майор Ортиз хочет уточнить, что пострадал по случайности от отдачи собственного орудия во время последнего артобстрела. — Жильбер посмотрел на генерала и нервно хохотнул. — Это значит…

— Я знаю, что это значит, — отрезал Штурм.

Он с ненавистью посмотрел на Гаунта, и комиссар, не мигая, ответил ему подобным же взглядом.

— Думаю, вам следует знать, — негромко, но угрожающе сказал Гаунт. — Здесь, в беззаконье зоны боевых действий, легко может произойти жестокое убийство. И среди неразберихи войны никто его даже не заметит. Полагаю, вам лучше обдумать это, сэр.

На несколько секунд Штурм потерял дар речи. Когда он вспомнил, что нужно бы отослать Гаунта, комиссар уже покинул его кабинет.

— Феса ради, сыграй уже что-нибудь веселое, — подал голос со своей койки Корбек, разминая забинтованную руку. Его все еще преследовали фантомные боли в отсутствующем пальце. Так и должно быть, думал он.

На койке под ним Майло сжал мешок волынки, и из трубок вырвался пронзительный, тоскливый стон. Его эхо заметалось по огромному грузовому трюму древнего транспортного корабля, где была расквартирована тысяча танитских гвардейцев. Мрачный ритм варп-двигателей странно сочетался с печальным воем волынки.

— Как насчет… «Марша Юэна Файрлоу»? — спросил Майло.

Корбек улыбнулся, вспоминая старый танец и те ночи, когда он слышал его в тавернах Танит Магны.

— Это было бы весьма неплохо, — откликнулся он.

Энергичная мелодия, лишь начавшись, сейчас же закружилась по железной сетке палубы, между многоярусных коек, сложенной экипировки и маскировочных плащей. Поплыла среди солдат, выпивавших или игравших в карты. Коснулась спящих на койках гвардейцев. И тех, кто не мог заснуть, тайком глядя на фотокарточки навеки потерянных жен и детей, тщетно пытаясь сдержать слезы.

Наслаждавшийся старой мелодией Корбек выглянул со своей койки и тут же услышал приближающиеся по палубе шаги. Он немедленно вскочил, увидев Гаунта. Комиссар был одет так же, как тогда, когда полковник впервые увидел его пятьдесят дней назад: форменные брюки на кожаных подтяжках, рубашка без рукавов и сапоги.

— Сэр! — воскликнул удивленный Корбек.

Мелодия дрогнула, но Гаунт улыбнулся и жестом приказал Майло играть дальше.

— Не останавливайся, парень. Мы с удовольствием послушаем что-нибудь из твоих более веселых песен.

Гаунт сел на край койки Майло и поднял глаза на Корбека.

— Вольтеманд был признан победой Вольпонских Аристократов, — откровенно сказал он своему заместителю. — Все из-за того, что они в конечном счете взяли город. Штурм отметил нас благодарностью в своем рапорте. Жаль, но этот мир нам не достанется.

— К фесу их всех! — бросил Корбек.

— Уверен, у нас еще будут сражения.

— Боюсь, что я и вправду в этом уверен, сэр, — улыбнулся танитец.

Гаунт нагнулся над рюкзаком, который принес с собой, и достал оттуда полдюжины бутылок сакры.

— Во имя всего святого и благого! — воскликнул Корбек, спрыгивая с койки. — Откуда…

— Я имперский комиссар, — ответил Гаунт. — У меня есть связи. Стаканы найдутся?

Усмехнувшись, Корбек достал из своего вещмешка набор старых рюмок.

— Позови Брагга; я знаю: он любит эту штуку, — заговорил Гаунт. — И Варла, и Мерайна. Чокнутого Ларкина. Сата. Молодого Каффрана… Черт возьми, почему бы и не майора Роуна. И еще одна рюмка для мальчугана. Нам тут хватит. Да в общем, на всех хватит.

Комиссар кивком указал на трех ошеломленных флотских офицеров, тащивших в грузовой отсек полную тележку деревянных ящиков.

— За что будем пить? — поинтересовался Корбек.

— За сержанта Клуггана и его парней. За победу. И за все те победы, которые у нас впереди.

— И за отмщение, — тихо произнес со своей койки Майло, откладывая в сторону волынку.

— Да, и за это, — оскалился Гаунт.

— Знаете, у меня есть кое-что, что отлично подойдет к такому роскошному пойлу, — объявил Корбек, шаря по карманам. — Сигары со вкусом лакрицы…

Он не договорил. То, что он достал из кармана, перестало быть сигарами уже довольно давно. Это был просто комок вымокшей перетертой трухи.

Корбек расплылся в улыбке и пожал плечами. Его глаза весело блеснули под смех Гаунта и всех вокруг.

— Ну что ж, — философски произнес он, — не всегда же выигрывать…

Грузные водоплавающие птицы с мощными клювами пролетели на юг — ярко-белые силуэты в темноте, накрывшей окопы. Стрекотавшие в зарослях весь день насекомые уступили вахту своим ночным собратьям — сверчкам и крылатым клещам, роившимся над пламенем костров, наполнявшим долгую жаркую ночь своим стрекотом. Плотный воздух всколыхнули и другие звуки: крики и посвист невидимых обитателей крон и заводей болота. Артиллерия вдалеке наконец замолчала.

Комиссар вернулся к своему командному посту как раз в тот момент, когда зажглись дозорные прожектора, чей зеленоватый свет лился на болотную жижу сквозь защитные металлические сетки. Шоры приглушали их яркий свет, рассеивая его, не давая светить прямым лучом на окопы. Иначе они бы превратили лагерь в весьма удобную цель для дальнобойной артиллерии. Мохнатые жуки, размером с добрый кулак, немедленно налетели на фонари, чтобы настойчиво и методично биться о защитные решетки с глухим стуком.

Гаунт еще раз окинул взглядом лагерь, заметный теперь только по разбросанным тут и там огонькам — кострам кухонь и караульных постов, движущимся между ними факелами. Вздохнув, комиссар вошел в здание.

Длинный командный центр мог похвастаться низкими потолками, крышей из оцинкованной гофры и стенами из двухслойных бронелистов. Пол был устлан досками из свежей местной древесины, покрытыми отвратительно пахнущим лаком. Ставни на окнах были приоткрыты, и москитные сетки на окнах уже были полны копошащегося, жужжащего улова — мошкары и ночных жуков.

Экипировка и личный вещмешок Гаунта были уложены на деревянных колодах. Первые два дня они стояли прямо на полу, пока не обнаружилось, что если на вещах при этом и не появляется плесень, то в них селятся черви.

Сняв свой комиссарский плащ, Гаунт повесил его на проволочную вешалку, прицепил ее к крючку на балке, подтянул к себе стул и тяжело сел. Перед ним на деревянном чурбаке стояли вычислитель, аппарат орбитальной вокс-связи и мемограф с плоским экраном. Техножрец потратил больше часа на старательное чтение молитв, готовясь включить священные машины. Их так и не вынули из открытых кованых ящиков, чтобы защитить от сырости. Толстые силовые кабели ползли от них по балкам, удерживаемые под потолком скобами, через клапан наружу, к генератору вдалеке. На запотевших от влажности пластинах экранов мерцали и подергивались светлые пятна изображений. Настроечные шкалы приглушенно светились оранжевым.

Гаунт подался вперед и привычно проглядел информацию и тактические сводки флота и других подразделений. По темному экрану потянулись вереницы мигающих, наслаивающихся друг на друга цепочек кодированных символов.

Тихо, как ночь, из передней появился Майло. Он предложил комиссару оловянную кружку. Кивнув, Гаунт принял ее, наслаждаясь прикосновением к покрытому холодными каплями металлу.

— Техножрецы только что снова запустили охладительные установки, — негромко объяснил Майло. — Это просто вода, зато холодная.

Гаунт благодарно кивнул и сделал глоток. Вода отдавала резким металлическим привкусом, но была действительно холодной.

Снаружи послышались чьи-то шаги на лестнице, потом тихий стук в дверь. Гаунт улыбнулся. Звук шагов нарочно был таким громким. Это было учтивое предупреждение от человека, который мог двигаться абсолютно бесшумно, если хотел.

— Заходи, Маколл, — произнес Гаунт.

Маколл вошел в помещение. На его уже немолодом лице застыло выражение легкого замешательства от того, что его узнали еще с порога.

— Доклад патруля, сэр, — объявил он, вытянувшись по стойке смирно в дверях.

Комиссар жестом предложил ему сесть. Форма и плащ Маколла были измазаны в жидкой грязи. Даже лицо было перемазано. Чистым остался только лазган — каким-то чудом на нем не было ни пятнышка.

— Что ж, давай послушаем.

— Позиции противника все еще далеко от нас, — начал Маколл. — За линией наступления — альфа-розовый. Несколько дальних патрулей.

— Проблемы?

— Ничего такого, с чем бы мы не справились, — уклончиво ответил крепкий, жилистый разведчик.

— Я всегда ценил твою скромность, — сказал Гаунт. — Но мне нужно знать.

— Уничтожили шесть патрулей в западных топях. — Маколл вытер нос и рот. — Без потерь с нашей стороны.

Гаунт одобрительно кивнул. Он симпатизировал Маколлу, лучшему разведчику среди танитцев. Даже в полку специалистов по диверсиям его навыки были выдающимися. На погибшей Танит он был лесником, и его умения как разведчика бессчетное число раз выручали полк. Призрак среди Призраков, он никогда не хвастался, а уж ему точно было чем прихвастнуть перед гвардейцами.

Комиссар предложил разведчику свою кружку.

— Нет, сэр, благодарю вас, — отозвался Маколл, глядя на свои руки.

— Холодная, — добавил Гаунт.

— Я заметил. Но нет. Лучше уж я обойдусь без тех вещей, к которым могу привыкнуть.

Гаунт пожал плечами и сделал еще глоток.

— Значит, они не двигаются?

— Пока что нет. Мы заметили… ну, я точно не знаю, что это. Какие-то древние руины. — Маколл встал и указал точку на карте. — Насколько я могу судить, вот здесь. Может, там и нет ничего. Но я бы хотел осмотреть это место утром.

— Вражеская позиция?

— Нет, сэр. Что-то… что было здесь до нас.

— Пожалуй, ты прав. Стоит взглянуть. Тогда утром, — согласился Гаунт.

— Это все приказания, сэр?

— Можешь идти, Маколл.

— Этому человеку цены нет, — признался Гаунт Майло, как только Маколл ушел. — Самый тихий из гвардейцев, кого я знал.

— Такова уж его специальность, не так ли, сэр? — отозвался Майло.

— В смысле?

— Быть тихим.

 

3

Тишина и ярость

Все вокруг шипело, будто весь мир хотел сказать ему: «Тише!»

Маколл припал к земле среди папоротникового леса, пытаясь расслышать что-нибудь сквозь мерный шум листвы, колеблемой ветром.

Папоротниковые заросли в этой части Рамилльеса-268-43 произрастали на скудном пепле давно остывших вулканических склонов. Это были тонкие перистые растения, чьи шершавые, похожие на тростник стволы в три раза превышали человеческий рост. Их венчали развесистые снежно-белые кроны.

Они напоминали Маколлу нэловые рощи на родине — когда у него еще была родина, — нэлы зимой, когда он отправлялся охотиться и заготавливать древесину. Мороз покрывал серебристым инеем вечнозеленые иголки деревьев, пока они не начинали звенеть, как колокольчики на ветру.

Здесь же было только движение качающихся сухих папоротников и поднятого ветром пепла. Пыль забивалась повсюду, от нее постоянно першило в горле. Резкий, яркий свет пронзал разреженный воздух, проливаясь сквозь прозрачную синеву небес. Земля под стволами папоротников покрылась призрачной сеткой — пятна холодного белого света и угловатая паутина теней.

Маколл прополз еще двадцать метров сквозь брешь в сетчатых зарослях. Его голени были обернуты в два слоя кольчужной ткани, защищающей его ноги от шипов и колючек. Его лазган был крепко привязан к груди ремнем, чтобы защитить оружие от пыли. Но каждые десять минут разведчику приходилось снимать винтовку и очищать механизмы от пепла, сухих перьев папоротника, щепочек и мелких колючек.

Несколько раз хруст неподалеку заставлял диверсанта оборачиваться и замирать, тихо перехватывая оружие в положение для стрельбы. Кто-то пробирался через заросли слева от него, время от времени шурша сухой листвой.

Сказать честно, неизвестные двигались как подготовленные, профессиональные диверсанты, но для острого слуха Маколла они шумели, что туристы на пикнике.

Маколл выхватил кинжал, серебристый клинок был старательно вымазан пеплом. Он отошел в заросли и слился с кривыми стволами растений. Два шага, один…

Он сделал выпад, остановив клинок в последний момент.

Рядовой Девр вскрикнул и повалился на спину, ломая высохшие ветви. Маколл мгновенно оседлал его, прижав к земле руки солдата, а свой нож — к его горлу.

— Фес святой! Ты меня чуть не убил! — выдавил перепуганный Девр.

— Действительно, чуть, — прошептал в ответ Маколл.

Он ослабил хватку, перекатился в сторону и позволил гвардейцу встать.

— Тебя могло убить что угодно здесь, услышав, как ты шумишь.

— Я… — Девр немедленно перешел на шепот. — Мы тут одни?

Маколл промолчал. Если тут и был кто-то еще, он наверняка услышал шум, произведенный Девром.

— Я не хочу ничего такого сказать… — хрипло заговорил Девр.

Он поморщился, вытаскивая колючки, в которые упал. Маколл осматривался, держа винтовку наготове.

— Какого феса, чему тебя учили? — все так же шепотом сказал диверсант. — Ты вроде как разведчик!

Девр не ответил. Все разведчики знали, насколько высоки требования Маколла. Точно так же они знали, что никто из них этим стандартам не отвечает. На самом деле Девр был зол. И во время базовой подготовки, и в свою бытность егерем в охотничьих угодьях Танит Аттики он считался хорошим следопытом. Да феса ради, его же не просто так взяли в разведчики еще при формировании полка! А этот старый засранец заставлял его чувствовать себя неуклюжим идиотом.

Молча, не обращая внимания на злобный взгляд Девра в спину, Маколл отдал сигнал о наступлении, спускаясь по склону в заросшую папоротниками долину.

Призраки прибыли на Рамилльес две недели назад и пропустили все основные сражения. Адептус Астартес зачистили и заняли четыре вражеские крепости, изгнав Хаос из этого мира. Призраки строились на равнинах возле одной из пылающих крепостей. Космодесантники, чьи силуэты в дыму казались великаньими, бросали тела сектантов в огонь. Воздух отяжелел от гари.

Судя по всему, небольшие соединения противника прорвались и бежали в папоротниковые леса на севере. Слишком малы и незначительны, чтобы прославленные космические десантники тратили на него время. Комиссару Гаунту поручили руководить операцией по их поиску и уничтожению. Призраки направились к лесистым холмам, чтобы выкурить последние остатки вражеской армии.

Поначалу им сопутствовал успех: быстро обнаружили кучку сектантов, неплохо вооруженных, окопавшихся в лесах и держащих последнюю оборону. Позже, через неделю, когда они достигли более холодных высоких плато, где леса превращались в настоящие чащи, устоялся порядок зачистки. Каждый день Маколл разрабатывал план разведки, следуя которому несколько десятков разведчиков обходили участок зарослей широкой цепью. При любом контакте с противником они вызывали основные силы Призраков.

Возможно, они слишком расслабились и обленились. Майор Роун утверждал, что они уже уничтожили последние войска противника и теперь тратили время и нервы, проникая все глубже в безлюдную глушь. Комиссар хотел закончить операцию по всем правилам, но даже он потерял терпение и удвоил дальность патрулей. Недавно он сказал Маколлу, что через пару дней они бросят это занятие.

В этот ветреный, холодный день, под вечный шепот папоротников, разведчики зашли еще глубже в холмистые пустоши. Два прошлых патруля не нашли никаких следов противника. Маколл замечал, что менее упорные солдаты вроде Девра начали уставать и становились невнимательными.

Но сам он видел вещи, которые заставляли быть настороже и двигаться дальше. Он докладывал обо всем Гаунту, убеждая его продолжать обыскивать леса: проломанные в лесу дороги, протоптанные поляны, хаотичные просеки в зарослях. Что-то все еще бродило здесь.

Разведчики пересекли долину и добрались до не освещенного солнцем края, где колеблемые ветром папоротники превращались в волнующееся море теней. Каждые десять шагов Девр наступал на колючку, сухую коробочку с семенами или задевал камень, как бы ни старался двигаться тихо. Он проклинал каждый звук. Он так хотел показать Маколлу, на что способен. И до сих пор он не мог понять, как же Маколл двигается так тихо, словно парит.

Папоротники шелестели на ветру.

Маколл остановился, сверился с мини-картой, солнцем и компасом. Через четверть часа они должны были соединиться с Рафелом и Ваедом, двигавшимися зеркальным маршрутом в их сторону.

Внезапно Маколл вскинул руку — и Девр замер на месте. Сержант дважды махнул рукой, приказывая своему ведомому найти укрытие. Гвардеец опустился на одно колено возле ближайшего толстого ствола папоротника, пригнулся и поднял к плечу лазган. Механизм оружия забился пылью, и Девр протер его. Потом ему пришлось протереть еще и глаза от той же пыли. Он осмотрелся и прицелился, прикрывая двигавшегося вперед Маколла.

Сержант прошел еще несколько метров и обнаружил еще одну проломанную в зарослях широкую тропу — три человека в ряд свободно пройдут. Папоротники были вырваны с корнем или переломаны пополам. Маколл осторожно прикоснулся к толстому, мясистому обломку папоротника. Ствол был толщиной с человеческую ногу, а кора — прочная как железо. Танитец не смог бы так чисто перерубить его даже топором. Он осмотрел землю. Следы — широкие и глубокие, словно здесь прошел гигант. Тропа шла ломаной линией в обе стороны. Маколл поднял три пальца и описал ими круг в воздухе. Девр поднялся и направился к нему.

Юноша посмотрел на тропу. Он было открыл рот, чтобы задать вопрос, но взгляд Маколла остановил его: «Ничего не говори». Стояла тишина, нарушаемая только шелестом папоротников на ветру. Девр опустился на колени и сам осмотрел тропу. Что-то… или кто-то… прошел здесь, не разбирая дороги. Его пальцы наткнулись на что-то твердое, торчащее из пепла, и гвардеец поднял свою находку. Почерневший металлический обломок размером с кулак. Разведчик протянул его Маколлу. Сержант с интересом оглядел предмет, затем спрятал в набедренный карман. Беззвучным кивком он похвалил Девра за внимательность. Гвардеец ощутил такую гордость за этот короткий миг, какой не чувствовал никогда прежде в своей жизни.

Они двинулись вперед по тропе, следуя направлению, в котором были сломаны стволы. После шестидесяти метров просека начинала подниматься на холм. Маколл остановился и снова протер оружие.

Крик, острый, как серебристый танитский клинок, вспорол воздух, заставив танитцев замереть. Он быстро оборвался, но это был, без сомнения, человеческий крик. Маколл мгновенно сорвался с места, двигаясь к источнику крика. Девр следовал за ним, стараясь поспеть за сержантом и одновременно не шуметь. Они сошли с тропы и углубились в заросли. Растительность вокруг изменилась. Под гребнем холма раскинулись колонии толстых колючих кактусов. Бока этих ворсистых шарообразных растений пересекали твердые гребни, каждый из которых был утыкан длинными иглами. Здесь были тысячи этих кактусов, одни не выше колена, другие — больше и толще человека. Целый лес шипов.

Новый, уже более слабый крик. Так мог вскрикнуть человек, проснувшийся от кошмара и осознавший, что это просто сон. И еще один звук, последовавший немедленно за криком. Глухой мокрый хлопок, словно кто-то выплевывал куски фруктов.

Рафела они нашли лежащим среди кактусов. Тропа ярких кровавых пятен на пепельной почве рассказала им, где он упал и сколько еще смог проползти. Его тело пронзило не менее десятка игл, некоторые почти в полметра длиной. Одна из них прошла через глазницу прямо в мозг. Перепуганный Девр хотел что-то сказать, но Маколл резко развернулся и прижал ладонь к его губам. Сержант указал на ближайший кактус, показывая, что один из рядов колючек на нем отсутствовал, остались только источающие сок отверстия.

— Повторяю, рядовой Рафел! Какова ваша позиция? — раздалось из коммуникатора мертвого гвардейца.

Маколл врезался в Девра, отталкивая его подальше от трупа. В этот момент три ближайших кактуса вздрогнули и изрыгнули очередь игл. Снова этот глухой кашляющий звук. Подобно стрелам, шипы пронзили тело Рафела или просто ударились о землю.

Один из шипов пробил голень Девра. Гвардеец чуть не закричал, но смог перебороть себя. Сначала острая боль, потом — тупая, ноющая. Нога начала холодеть. Маколл перекатился ближе к нему. Девр жалобно указал на свою ногу, но сержант, похоже, не обратил внимания. Он быстро переключил что-то в передатчике на воротнике, потом дотянулся до коммуникатора Девра и выключил его.

Только тогда он занялся раной. Он вынул нож и срезал ткань вокруг раны, перерезав ремни, державшие кольчужные обмотки. Игла прошла через кольчугу, прошив некоторые кольца насквозь и разорвав другие. Маколл перехватил нож за лезвие и бесцеремонно вставил рукоять в зубы Девру. Гвардеец инстинктивно прикусил ее, и Маколл выдернул иглу.

Крови почти не было. Плохой знак. Кровь быстро сворачивалась и желтела. Липкая жидкость на игле свидетельствовала, что кактус вырабатывает яд. Хорошей новостью было то, что игла только вошла в плоть. Силы, с которой ее выбросило растение, вполне хватало, чтобы раздробить кость.

Еще несколько секунд Девр сжимал зубы на рукояти кинжала. Боль ослабла, как ослабла и его хватка, и нож выскользнул на землю. Маколл поднялся. Он собирался взять аптечку Рафела и обработать рану. Ведь Рафелу она больше не понадобится. Сержант развернулся. Шип под его ногой хрустнул. Всего на мгновение он отвлекся, беспокоясь о напарнике. Реагируя на звук, один из кактусов выпустил иглу. Шип насквозь пробил приклад лазгана, остановившись в паре сантиметров от живота гвардейца.

Застывший было Маколл выдохнул и вынул шип из приклада. Он подошел к телу Рафела и снял с его пояса медицинский подсумок, прибитый к трупу еще одной иглой. Вернувшись к Девру, он обработал и перебинтовал рану.

Девр почувствовал головокружение. Это было ощущение невесомости, полета, словно все проблемы исчезли в один миг. И лишь слегка беспокоило странное ощущение, поднимающееся от голени к бедру. Но оно было даже приятным.

Маколл увидел, что глаза его товарища стремительно стекленеют. Сержант немедленно схватил марлевый бинт и грубо затолкал его в рот гвардейца, накрепко привязав импровизированный кляп. В бреду разведчик мог перестать контролировать себя и начать шуметь.

Он уже собирался закинуть Девра на плечи, когда услышал новый звук. Звук ударов и ломающегося папоротника. Треск вылетающих игл, запущенных потревоженными кактусами. Что-то приближалось, привлеченное последним вскриком Рафела. Что-то огромное.

Когда оно ворвалось на поляну, все кактусы, как один, обрушили на него шквал ядовитых шипов. Колючки отскакивали от его металлического панциря и ног. Маколл прикрыл Девра собственным телом, и гвардейцы застыли на земле под градом шипов.

Гидравлические ноги дредноута Хаоса остановились, шипя и извергая пар. До Маколла донеслась горячая вонь и волна электромагнитной энергии, от которой зашевелились волосы на затылке. Дредноут возвышался в четыре человеческих роста, вширь превосходил троих. Его корпус был покрыт ожогами и копотью, будто он только что прошел через огненный ад. Пламя слизнуло с него последние следы краски и опознавательных знаков, обнажая голый металл. Воздух наполнился ощущением чего-то богохульного, источаемого боевой машиной. Такой механизм был страшен сам по себе, но его аура зла… Маколл почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и стиснул зубы. Девр, похоже, потерял сознание.

Дредноут сделал шаг — осторожно, едва ли не с опаской. Но огромная металлическая ступня сотрясла землю, вызвав новый залп ядовитых шипов. Тело боевой машины покрутилось из стороны в сторону, будто выискивая цель. Последовал еще один шаг, снова под стук шипов по броне.

Машина была слепа. Маколл был в этом абсолютно уверен. Визор Адептус Астартес пересекали страшные, глубокие раны. Его оптика была вырвана какой-то невероятной силой. Маколл уже догадался, что обломок металлического кольца, найденного Девром на тропе, был элементом одного из глаз машины. Дредноут много дней бродил по папоротниковым зарослям, ориентируясь по звукам.

Еще один шаг. Снова шипение поршней и рык механизмов. Снова тяжелый звук опускающейся ступни, снова дождь шипов. Дредноут был всего в трех шагах от гвардейцев, все еще вращая корпусом в поисках добычи. Прислушиваясь.

Девр вздрогнул и очнулся. Он увидел дредноута, помутневшие, полные ужаса глаза увидели больший кошмар, чем тот, что был наяву. Гвардеец начал дергаться и вопить. Даже через марлевый кляп его крик был пронзительным.

Припав к бьющемуся в конвульсиях Девру, Маколл понимал, что у него меньше секунды на раздумья. Разведчик кинулся в сторону.

Дредноут развернулся и мгновенно отследил источник звука. Так же быстро, как и растения вокруг. Ядовитые иглы вонзились в то место, где мгновение назад было тело, ныне испепеленное плазменным зарядом.

Шипы в который раз окатили дредноута безвредным градом.

Маколл двигался пригнувшись, скользя между толстыми кактусами, все время стараясь не терять из виду слепую машину смерти. Сердце разведчика бешено стучало, так что Маколл проклял его за то, что его звук был таким громким.

Добравшись до прогалины, он залег и проверил оружие. В спусковой механизм набились папоротниковые листья. Сначала он хотел вычистить их, но остановился. Его будет слышно, да и какой от этого прок? Чем ему поможет лазган против этой махины?

Он снова двинулся, и его нога случайно потревожила камень. Шипы снова засвистели, уже не принося вреда. Дредноут направился за звуком, не обращая внимания на колючки, окатывавшие его дождем при каждом шаге.

Маколл собирался бежать. Машина была слепа, растения — тоже. Если только ему удастся двигаться тихо — а это был его талант, — он мог бы проскользнуть мимо врага и передать информацию Гаунту. Но найдут ли они снова это чудовище? В этих диких зарослях? Поиски могли стоить многих недель, а победа — многих жизней. Если только он не…

Нет. Безумие. Самоубийство.

Потом он услышал голос. Пока что — вдалеке. Это Ваед разыскивал Рафела. Пока что он был за пределами досягаемости кактусов. Он кричал, спрашивал, почему коммуникатор Рафела не отвечает. Еще чуть-чуть — и он напорется на иглы. Или привлечет внимание дредноута. Слепое чудовище уже успело развернуться. Теперь оно направлялось к новому источнику звука, превращая заросли кактусов в желтое месиво.

У Маколла было всего несколько мгновений на то, чтобы принять решение. Он не собирался терять еще одного своего разведчика.

Он выхватил гранату, поставил на взвод и бросил. Взрыв уничтожил целую колонию кактусов в фонтане пламени и ошметков. Ответом на звук была новая волна шипов. Маколл направился прямо к месту взрыва. Он встал спиной к одному из кактусов, истратившему весь свой заряд шипов на последний залп. Теперь разведчик мог использовать его как прикрытие.

Дредноут уже тяжело шагал в его сторону. Ваед вдалеке замолчал.

Маколл перенастроил мощность лазгана и положил его на землю. А потом заговорил:

— Иди сюда, ублюдок.

Слова показались ему невероятно громкими. И завершили то, что начал взрыв гранаты. Кактусы вокруг еще раз исторгли свои иглы. Но вблизи Маколла шипов уже не осталось.

Дредноут ворвался на поляну. Под его левой ногой в пыли что-то хрустнуло. Машина наклонилась, чтобы поднять предмет.

Лазган Маколла.

Чудовище подняло винтовку бионической клешней, поднесло к своей покореженной лобовой броне, будто собиралось обнюхать оружие или попробовать его на зуб.

Маколл бросился бежать.

По его прикидкам, через пять секунд магазин лазгана должен был перегреться. Как и планировалось.

Он успел упасть на землю как раз вовремя.

Тысячи кактусов выплюнули колючки в ответ на страшный рев.

Воцарилась тишина.

Маколл тихо вернулся на поляну уже вместе с Ваедом. На почерневшей земле лежал развороченный дредноут. Перегрузка лазгана не убила его, но она сорвала поврежденную переднюю бронеплиту, когда машина снова двинулась. Ядовитые шипы завершили дело, убив уязвимое теперь существо внутри, когда-то бывшее человеком. Маколл разглядел, что обезумевшее механическое чудовище Хаоса в ярости прошло еще несколько шагов после лазерного взрыва. А потом упало, когда яд прикончил его.

Разведчики вернулись на тропу.

— Да ты фесов герой! — наконец произнес Ваед.

— Это еще с чего?

— Фесов дредноут, Маколл! Ты завалил дредноута!

Маколл повернулся к Ваеду, одним выражением лица отметая любые возражения.

— Скажем комиссару, что этот район зачищен. Понятно? Меня не интересует фесова личная слава. Это ясно?

Ваед кивнул и последовал за сержантом.

— Но ты все же завалил его… — позволил он себе напомнить еще раз.

— Нет, не я. Я слушал и ждал, не издавая ни звука… И вот когда я открыл лазейку, Рамилльес сделал все за меня.

Колм Корбек сидел на пороге своей хижины. Будучи вторым по старшинству офицером полка, он получил жилище, не уступающее дому Гаунта. Но комиссар знал, что Корбек предпочитал спать снаружи.

Еще издалека Гаунт заметил, что полковник что-то вырезает из деревяшки своим танитским клинком. Комиссар замедлил шаг, глядя на кряжистого офицера. Гаунт размышлял, сможет ли этот человек удержать полк, если сам комиссар умрет. Сможет ли он повести Призраков, когда не станет Гаунта?

Комиссар знал, что Корбек скажет «нет». Но сам он был уверен в способностях полковника. Даже несмотря на то, что Гаунт выбрал его своим заместителем, основываясь на слепой удаче.

— Тихая ночь выдалась, — произнес Корбек, когда Гаунт присел рядом с ним у костра.

— Пока что, — ответил Гаунт.

Он наблюдал, как нож скользит в крепких руках, вгрызаясь в бледное дерево. Гаунт знал, что Корбеку не по нраву быть командиром и он готов был делать что угодно, лишь бы не думать о своей ответственности. Так же он знал и то, что Корбек ненавидел посылать людей в бой — не важно, на смерть или к славе. И все же он неплохо справлялся с этим. Он принимал на себя командование, когда обстоятельства того требовали. А на Калигуле они потребовали этого как никогда раньше…

 

4

Глубины ада

Скоро его будет тошнить. Очень скоро и очень сильно. В этом Майло был уверен на все сто процентов.

Его желудок сделал сальто, когда десантный челнок сорвался с небес. На невероятно крутом спуске, как детская погремушка, тряслась вся шестидесятитонная машина, а с ней и каждая косточка в организме гвардейца.

Считать…

…думать о чем-нибудь приятном…

…отвлечься…

…в отчаянии разговаривать с самим собой. Если помощник комиссара, полковой музыкант, всеобщий любимец и вообще талисман полка, внезапно заблюет всю палубу недавно съеденным сухпайком, это будет неважнецки выглядеть.

«Главное, не вспоминай, каким бесформенным и склизким был этот самый паек…», — немедленно подсказала ему какая-то часть мозга.

«Палуба? Да при чем тут палуба? — ныла другая. — Проблюйся прямо сейчас, и оно вырвется из тебя водопадом, и…»

«А ну заткнись!» — приказал он своему разгулявшемуся воображению.

На мгновение к нему пришло спокойствие. Он глубоко вдохнул, чтобы расслабиться и отвлечься, сконцентрироваться, как учил его рядовой Ларкин во время снайперской подготовки.

А потом в его голове зашептал тихий жестокий голосок: «Не стоит волноваться по поводу тошноты. Сейчас тебя может в любой момент испепелить удар при падении».

«Будто перец из перечницы», — подумал старший помощник капитана Крефф, глядя в стекло обзорного отсека под носом эскортного фрегата «Наварра».

За его спиной поднимался мостик, на котором рокотали приглушенные голоса системных операторов и сервиторов, негромко обменивавшихся информацией. Холодный воздух наполнился гудением управляющих систем. Время от времени раздавался низкий, исполненный почтения голос одного из старших помощников, озвучивавшего новый приказ капитана. Сам же командир судна скрывался в одиночестве в своем стратегиуме — бронированной сфере в самом сердце мостика.

Мостик фрегата был любимейшим на свете местом Креффа. Здесь было всегда спокойной и тихо, словно в храме, но здесь же находился центр управления кораблем, способным преодолевать парсеки за считаные секунды и сжигать целые города.

Крефф вернулся к созерцанию вращавшегося под ним огромного яркого шара Калигулы. Толстый, надутый, он походил на огромный апельсин, покрытый зеленовато-белыми пятнами плесени.

В пустоте между планетой и «Наваррой» дрейфовали имперские корабли. Одни — огромные, серые, сводчатые, словно двадцатикилометровые соборы; другие — массивные и неповоротливые, как киты; третьи — вытянутые, стройные и угловатые, как фрегат, на борту которого стоял Крефф. Они замерли в черноте космоса, и от каждого отделялись крошечные черные точки. Тысячи и тысячи точек, падающие на перезрелый плод планеты.

Крефф знал, что это не просто точки, а десантные корабли — двухсоттонные челноки, загруженные готовыми к бою войсками. Но отсюда они казались всего лишь перцем, просыпанным из перечницы. Будто бы имперский флот любезно заглянул сюда, чтобы поперчить Калигулу.

Старпом задумался, какая из этих точек несет комиссара Гаунта. С тех пор как комиссар прибыл сюда, ситуация на корабле явно оживилась. Ибрам Гаунт, прославленный герой войны, и его полк дикарей, собранный из последних жителей уничтоженной планеты Танит, известный как Призраки.

Крефф поправил отделанный изумрудным кантом край своего мундира флота сегмента Пацифик и вздохнул. Когда он впервые услышал, что Гаунт и его банда будут расквартированы на «Наварре», он был весьма раздосадован. Но Гаунт подтвердил свою репутацию — привел этих так называемых Призраков в форму и даже успел протащить их через несколько дерзких операций.

Взять на борт такого пассажира было весьма поучительно. Будучи старпомом, его официальным представителем по всем организационным вопросам на борту, Крефф больше, чем кто-либо из флотских офицеров, контактировал с Призраками. Он познакомился с ними поближе. Так близко, как можно познакомиться с оравой темноволосых, шумных, покрытых татуировками солдат. С последними выжившими с планеты, уничтоженной Хаосом. Можно сказать, что поначалу он боялся их. Их дикая сила наводила на него страх. Крефф знал войну как вдумчивую, отстраненную, спокойную науку, шахматную партию, клетки в которой измерялись тысячами километров и углами орбит. Они же знали ее как выматывающую, кровавую, бешеную мясорубку рукопашных схваток.

Креффа несколько раз приглашали на обед в гвардейскую столовую. Еще он сумел как-то довольно близко пообщаться с полковником Корбеком, косматым гигантом, наделенным, при ближайшем рассмотрении, благородной душой. Во всяком случае, так ему показалось после пары бутылок и нескольких часов свободного, но серьезного разговора. Они спорили о тактике, сравнивая свои боевые учения и методы. Крефф весьма пренебрежительно высказывался о Корбековом примитивном и варварском понимании войны, хвастая высоким искусством флотской стратегии боя.

Полковник не обижался на его слова. Ухмыльнувшись, он тогда пообещал, что наступит день — и Креффу придется сражаться по-настоящему.

Эти воспоминания заставили Креффа улыбнуться. Его взгляд снова обратился к черным точкам, и улыбка его погасла.

Теперь он уже сомневался, что снова увидит Корбека или Гаунта.

Далеко внизу, на поверхности, он видел обжигающие вспышки зенитных орудий, обстреливающих мерцающие точки челноков. Идти туда, в самое адское пекло, было страшной и неблагодарной долей. Весь этот грохот, смерть, разрушение…

Крефф снова вздохнул и вдруг почувствовал, как он рад быть здесь, на этом тихом мостике. Только так и должны вестись войны, решил он.

Майло открыл глаза, но окружающий кошмар не исчез. Мир все еще содрогался. Он бросил взгляд в глубину десантного отделения, где сидели остальные двадцать пять гвардейцев, прижатые к сиденьям выкрашенными в желтую полоску рамами безопасности. Их экипировка ходила ходуном в сетчатых мешках под каждым сиденьем. Стены корабля были покрыты вдохновляющими речами, но Майло не мог прочесть ни одной из них из-за дикой тряски. Зато он мог слышать рев раскаленной от крутого спуска обшивки. За которым он не расслышал грохота зенитных противоорбитальных батарей, которыми встречала их земля.

Он огляделся в поисках дружеского сочувствия. Огромный Брагг крепко сжимал свою раму безопасности, закрыв глаза. Молодой гвардеец Каффран, всего на три года старше Майло, смотрел в потолок, шепча молитву или заговор. Потом Майло взглянул прямо перед собой и уперся в жесткий взгляд майора Роуна.

Офицер улыбнулся и ободряюще кивнул ему.

Майло вздохнул. Получить ободрение от майора Роуна в такой момент… Ощущение, будто сам дьявол благодушно похлопал тебя по спине на пороге ада.

Юноша снова зажмурился.

Запертый в тесной кабине, привязанный ремнями к компрессионному креслу, комиссар Гаунт вытянул шею, чтобы заглянуть в лобовое стекло фонаря, скрытое от него спинами пилотов и астропата. Пусть толстое стекло загораживали мерцающие помехами голографические карты, а корабль бешено трясло, Гаунт все равно мог разглядеть приближающуюся цель. Город-улей Нерон, возвышающийся над бледно-желтыми склонами вулканического кратера девяностокилометровой ширины. Словно угольно-черный стебель, возвышающийся над вмятинкой в перезрелом фрукте.

— Минутная готовность, — спокойно произнес пилот. Его голос, искаженный помехами коммуникатора, звучал электронным хрипом.

Гаунт вынул из кобуры свой лучевой пистолет и передернул затвор. Он начал отсчитывать секунды.

В небесах над погруженным в кратер Нероном десантные челноки раскаленными пулями прошивали покров облаков. Воздух немедленно наполнился разрывами зенитных снарядов.

А потом легкие белые облака начали обугливаться. Их пушистые края стали чернеть и сворачиваться. Темно-фиолетовое пятно разлилось по небу, сочась сквозь облака, как струя крови в потоке воды. С шипением ударила молния.

— Перестроиться! — вопил пилот, лихорадочно внося коррективы в курс. — Мы входим в грозовой фронт!

Гаунт хотел вглядеться получше, но усилившаяся качка помешала ему. Он перевел взгляд на астропата и внезапно расслышал негромкое рычание, которое тот издавал.

Он не успел уклониться, когда голова астропата взорвалась. Брызги крови и ошметки плоти окатили обоих пилотов, комиссара и всю кабину.

Пилот вопросительно вскрикнул.

Комиссара не оставляла страшная мысль, что это была психическая буря. Там, на поверхности, какая-то невероятно могущественная демоническая сила пыталась не позволить им приземлиться, отразить атаку с помощью бурлящего водоворота Хаоса.

Челнок трясло так сильно, что Гаунт совершенно не мог сконцентрироваться. Главный экран панели управления заполнили цепочки из десятков предупреждающих символов, представавшие для Гаунта размытыми полосами.

Где-то что-то взорвалось.

Тряска и вой снаружи не прекратились, но их тон как-то изменился. Майло вдруг осознал, что их челнок уже не пикировал.

Он просто падал.

Его уже не тошнило. Но тот самый голос, твердивший о смерти от падения, удара и пламени, ликовал: «Вот, я же говорил!»

Пришел удар…

…такой сильный, что все его кости, казалось, одновременно выбило из суставов.

Скольжение куда-то…

…внезапное, громкое, пугающее.

И наконец…

…рев пламени.

А потом последнее, что он видел…

…мучительная, кромешная темнота.

Сотни имперских десантных челноков уже опустились ниже уровня облаков, когда психическая буря грянула во всю мощь, и потому избежали худшей судьбы. Выровняв полет, они опустились на гигантскую цитадель улья Нерон, подобно стае саранчи. Они заполонили все пространство вокруг города. Сотрясая ревом двигателей воздух, корабли заходили на посадку на пустошах в предместьях огромного черного шпиля улья. Трассеры лазерного и плазменного огня раскроили небо на множество лоскутов, превращая его в нагромождение линий, похожее на какой-то безумный чертеж. Некоторые из этих линий касались кораблей, и те вспыхивали, падали мерцающими отблесками и исчезали. Снаряды зенитных орудий с грохотом разрывались в небе черными цветами. Время от времени с небес пикировали эскадроны поддержки «Мародеров», двигаясь плотной стаей падающих метеоров. Выследив цель, они прошивали землю потоками огня.

И над всем этим кипело, билось в конвульсиях и хлестало электрическими разрядами фиолетовое небо.

На земле полковник Танитского Первого и Единственного полка Колм Корбек вел свое отделение по десантной платформе в бой. Куда бы он ни посмотрел, он видел десантные челноки, извергающие из своих утроб волны солдат — десятки тысяч гвардейцев.

Танитцы добрались до первого укрытия — рваной линии трубопровода, установленного на ржавых опорах, — и залегли.

Оглядевшись, Корбек включил свой коммуникатор.

— Корбек — отделению. Перекличка!

В наушнике наперебой зазвучали отзывы.

Рядом с собой Корбек обнаружил рядового Ларкина, который в ужасе смотрел на небо, сжимая свой лазган.

— Ох, вот это хреново, — бормотал он. — Псайкерское безумие, совсем хреново. Мы думали, что попали в заварушку в шлюзе Вольтиса или среди окопов Черного Осколка, но это все детские шалости по сравнению с этим…

— Ларкин! — прошипел Корбек. — Феса ради, заткнись. Ты никогда не слыхал о моральном состоянии войск?

Ларкин обернулся к старому другу, и на его худом, остром лице отразилось неподдельное удивление.

— Ничего страшного, полковник! — уверил он. — Я не включал коммуникатор! Так что меня никто не слышал!

— Я слышал, — скривился Корбек. — И ты меня до усрачки напугал.

Очередь из автопушки, хлестнувшая по укрытию, заставила гвардейцев пригнуться. В сотне метров кто-то закричал. Сквозь грохот бури, двигателей и бомбардировки до танитцев доносились пронзительные вопли. Но и они были едва слышны.

— Где же комиссар? — проворчал Корбек. — Он уверял, что сам возглавит нашу атаку.

— Он придет, только если смог приземлиться, — сказал Ларкин, продолжая смотреть в небо. — Мы были последними, кто смог проскользнуть до начала этой бури.

Рядовой Раглон, связист отделения, оказавшийся рядом с Ларкином, оторвался от своего мощного вокс-передатчика.

— Нет связи с транспортом комиссара, сэр. Я просканировал все орбитальные частоты и флотские каналы связи, полковник. Эта проклятая психическая буря уничтожила множество челноков. Флотские до сих пор не могут сосчитать потери. Нам повезло высадиться до того, как началось самое худшее.

Корбек поежился. Он чувствовал, что удача покидает их.

— Наши псайкеры наверху пытаются развеять бурю, — продолжал Раглон. — Вот только…

— Вот только — что?

— Я почти уверен, что челнок комиссара был среди тех, которые испарились в буре.

Корбек прорычал что-то неразборчивое. Он ощущал неприятный холодок, тем более при виде лиц солдат, когда новость передалась по ряду.

Полковник подхватил свой лазган и включил передатчик. Бойцов нужно было быстро привести в чувство и заставить двигаться.

— Чего ждете? — прокричал он. — Разбиться на огневые команды, построение «ромб». Живее! Огонь по готовности! Вперед! В память о Танит! Вперед!

Брин Майло очнулся.

Он висел вверх ногами, ничего не видя вокруг. Рама безопасности больно впивалась в тело, грудь и бока превратились в один большой синяк, во рту чувствовался вкус крови. Но если только все это не было жестокой шуткой, он был жив.

Майло мог слышать… что-то. Он слышал, как капает где-то вода, как что-то скрипит и кто-то тихо стонет.

Неожиданный громкий хлопок — и яркий свет резанул его привыкшие к темноте глаза. До него донесся запах термита, и гвардеец понял, что кто-то только что отстрелил бронепластины спасательного люка, закрепленного на взрывающихся болтах. Внутрь полился разреженный, сырой, зеленоватый свет дня.

Перед лицом Майло всплыла перевернутая широкая физиономия Брагга.

— Держись, малыш Бринни, — успокаивающе произнес Брагг. — Сейчас сниму тебя.

Здоровяк начал шатать раму и дергать из стороны в сторону ручку замка.

Рама вдруг перестала держать его, и Майло успел вскрикнуть, прежде чем пролетел два с лишним метра и упал на сводчатый потолок грузового отсека.

— Извини, — смутился Брагг, помогая ему встать. — Ушибся, братишка?

Майло отрицательно мотнул головой:

— Где мы сейчас?

Брагг помолчал, как будто тщательно обдумывал ответ. А потом очень взвешенно ответил:

— Мы по самые уши в говне.

Десантный челнок, ныне превратившийся в оплавленный кусок металла, под острым углом врезался в крышу.

Майло выкарабкался из люка, спустился и окинул взглядом изуродованный каркас. Они смогли приземлиться в джунглях! Это поразило его почти так же, как и то, что он вообще остался жив. Вокруг вздымалась настоящая чаща из мягких, аморфных розоватых деревьев, похожих на колоссальные раздутые корнеплоды. Гиганты были обвиты толстыми лианами, плющом и колеблющимися усиками. Хвощи и острые колючки покрывали влажную, исходящую паром землю. Все вокруг заливал зеленоватый свет, окрашенный густой листвой, за исключением одного яркого луча, лившегося из пробоины в кронах, оставшейся после падения челнока. Было душно. С деревьев капал тягучий, липкий сок. В воздухе стоял приторный запах губчатых цветов.

Брагг выбрался из разбитого корабля и присоединился к юноше. Дюжина Призраков, уцелевших после падения, сидели на земле или опирались о деревья, ожидая, когда исчезнет звон в ушах и прояснятся мысли. Все они получили легкие ушибы и травмы, за исключением рядового Обела, который лежал на самодельных носилках. Его грудь превратилась в кровавое месиво. Во главе маленького отряда оказался капрал Мерайн. Вместе с рядовым Каффраном он пытался открыть оставшиеся аварийные люки, надеясь найти еще выживших.

Как заметил Майло, майор Роун тоже выжил. Он стоял рядом со своим адъютантом — высоким бледным гвардейцем по имени Фейгор.

— Не знал, что на этой планете есть джунгли, — протянул Майло.

— И я не знал, — откликнулся Брагг. Он ловил и отбрасывал на землю снаряжение, которое скидывал ему Мерайн из челнока. — Да я и названия этого мира не знал.

Майло вдруг обнаружил, что Роун стоит рядом.

— Мы в лесной лощине, — пояснил майор. — Поверхность Калигулы — сплошная пемзовая пустошь. Но она повсюду усеяна глубокими разломами. Многие из них — это старые кратеры или жерла вулканов. В самых больших строят города. На дне других микроклимат достаточно влажен для подобных лесов. Полагаю, некоторые из них даже выращивали специально… пока не заявился фесов враг.

— Ну так… где мы, собственно? — спросил Фейгор.

Роун откашлялся.

— Мы серьезно промахнулись мимо цели. Если я не ошибаюсь, лесистые кратеры были где-то к северу от Нерона. В тылу противника.

Фейгор выругался.

— Похоже, майор прав, — произнес чей-то голос.

Гаунт соскользнул с обшивки корабля через боковой люк и спустился вниз. Его форма была изорвана, а тело покрывали ушибы. Плечо и бок кителя под плащом вымокли в крови. Мерайн поспешил помочь ему.

— Не ко мне, — комиссар остановил его взмахом руки. — Второй пилот жив, его нужно вытащить из кабины.

— Чудо, что кто-то вообще выжил в кабине, — присвистнул капрал.

Гаунт подошел к Майло, Роуну и остальным гвардейцам.

— Докладывайте, майор.

— Что ж, если не найдем больше выживших, то у нас есть двенадцать боеспособных солдат, помимо вас, парнишки Майло и пилота. У всех легкие ранения, рядовой Гроган получил перелом руки. Но идти может. У Обела ранение в грудь, довольно поганое. Бреннан внутри, его зажало. Он очень плох, но жив. Остальных в кашу. — Роун поднял взгляд на разбитый челнок. — Должно быть, нас зацепило каким-то удачным выстрелом. Ракета, наверное…

— Псайкеры! — прорычал Гаунт. — Устроили какую-то паскудную бурю, которая и сбила нас с неба.

Все замолчали от одного упоминания колдовства. Гвардейцев охватил страх. Кто-то отвернулся в шоке и смятении.

Гаунт уверенно направился к куче рюкзаков и вещмешков, которые Каффран и Брагг выгрузили из корабля, и открыл небольшой чемоданчик. Из его мягких недр он вынул переносной топограф и поднял, держа за рифленую ручку. Маленькая медная машина затрещала, завертелись, и защелкали концентрические циферблаты. Внутри, в стеклянной сфере, заполненной инертным газом, вращались гравиметрические гироскопы.

Через мгновение машина пискнула и вывела на подсвеченный голубым светом дисплей данные.

— Мы в лесном кратере под номером К-7-75, примерно в сорока километрах на север-северо-восток от границы города Нерон. Ваша оценка была верной, майор. Мы действительно в тылу врага и к тому же в весьма негостеприимных краях. Лесная чаща окружает нас радиусом в восемь километров, а сама эта выгребная яма примерно километр глубиной. Так что нам пора шевелиться.

— Шевелиться? — переспросил Фейгор. — Комиссар… мы можем установить и запустить аварийный маяк.

— Нет, не можем, — сказал Мерайн, показывая оплавленные останки маяка.

— Да и если бы мы могли, Фейгор… — печально покачал головой Гаунт. — Примерно в пятидесяти километрах к югу от нас части Имперской Гвардии ведут массированный штурм города. Там умирают тысячи. Каждый корабль, каждая машина и каждый солдат участвует в атаке. И там некого отправить на поиски. Напомню: на вражеской территории — горстки потерянных душ вроде нас с тобой. Наверняка нас уже списали в потери. К тому же над нами кипит колдовская буря. Никто не сможет нас найти, даже если захочет.

Роун сплюнул и ругнулся.

— Так что будем делать?

Гаунт невесело улыбнулся:

— Посмотрим, как далеко мы сможем уйти. Уж лучше так, чем сидеть здесь и ждать смерти.

Прошло всего пятнадцать минут, и выжившие были собраны, их раны обработаны. Все оружие и экипировку, которую удалось достать, разделили между гвардейцами. Майло и оглушенный второй пилот получили по лазерному пистолету и несколько запасных батарей. Обел и только что освобожденный Бреннан лежали без сознания на носилках.

Роун мрачно посмотрел на комиссара и кивнул в сторону раненых.

— Нам следует быть… милосердными к ним.

— Мы понесем их с собой, — отрезал Гаунт.

Майор сокрушенно покачал головой:

— При всем уважении, не пройдет и часа, как они умрут в дороге. Нам придется отрядить четверых здоровых бойцов, чтобы нести носилки.

— Мы не оставим их, — повторил Гаунт.

— Если вы их закрепите на каком-нибудь каркасе, я смогу унести их обоих, — задумчиво произнес Брагг. — Лучше уж я понесу их, чем целых четыре человека.

Мерайн и Фейгор установили носилки на треугольную раму из дерева, и Брагг взвалил ее на плечи. Орудуя своим серебристым танитским ножом, Каффран соорудил на раме удобные ручки из мягких стеблей.

— Только на скорость не рассчитывайте, — предупредил Брагг.

Однако он вполне успевал нести свою ношу за отрядом, расчищавшим путь в зарослях.

Гаунт еще раз сверился с топографом, пытаясь более подробно изучить окружение.

— Интересно, — пробормотал он. — В четырех километрах к востоку отсюда расположено какое-то строение. Возможно, какая-то старая ферма или что-то подобное. Она могла бы послужить для нас неплохим укрытием. Взглянем, что там.

Комиссар был вооружен лазганом одного из погибших гвардейцев. Свой цепной меч он передал Роуну.

— Ведите нас, майор, прошу, — произнес он.

Роун встал во главе колонны и начал прорубать путь сквозь густой сырой лес.

Призраки Танит продвигались сквозь внешние комплексы города-улья. Они спустились по склону защитной дамбы и вышли на разбитый феррокрит шестиполосного шоссе.

Дорога была забита остовами машин, между ними полыхали огненными завесами огромные лужи машинного масла. Корбек приказал гвардейцам наступать, и они шли вперед мимо регулировочных панелей, на которых все еще мерцали цифры скоростных пределов и указатели направлений. Под ураганный огонь они начали штурм большого жилого блока на дальней стороне дороги.

Плакаты, которыми были увешаны коридоры домов рабочих, призывали местных жителей выполнять нормы на работе и славить Императора каждый день. Когда штурмовые отряды ворвались в жилой блок, их встретили не только плакаты, но и рукопашная схватка с врагом, которого имперские солдаты смогли впервые увидеть в лицо. Люди, извращенные Хаосом. Сектанты, чьи тела были изменены, искажены. Большинство из них были одеты в черные прорезиненные комбинезоны рабочих улья, теперь покрытые символами Хаоса. Их головы и лица скрывали серые капюшоны и затемненные маски-экраны. Более того, они были неплохо вооружены.

Вестибюли и холлы были завалены трупами, пол покрывало битое стекло и пластиковые обломки. В некоторых помещениях ярились пожары. Воздух был наполнен раскаленным добела пеплом, падающим, словно снег.

И кругом были мухи. Темные жирные мухи.

Стреляя на ходу, Корбек палил налево и направо, в дверные проемы и сквозь тонкие пластиковые перегородки, срезая окружавших его врагов.

Его прикрывала огневая команда — Ларкин, Сут, Варл, Маллор, Дюркан и Биллад. Ларкин время от времени стрелял из своей винтовки, его прицел, как всегда, был безупречен. Но Корбек знал, что из-за бури снайпер, как никогда, был близок к срыву. Сут, вооруженный мелтаружьем, пробивал отряду путь.

Сгустки огня и лазерные лучи летели им навстречу. Биллад вздрогнул, прошитый сразу несколькими выстрелами, повалился на стену и сполз на пол.

Корбек ответил длинной очередью в дымное облако впереди.

Мухи продолжали жужжать вокруг них.

Переговоры на радиоканалах оглушали не хуже перестрелки. Гвардейские части начали пробивать плацдармы в городе. Объединенные силы Пятидесятого Королевского Вольпонского и Тринадцатого и Шестнадцатого Раймийских полков стальным кулаком врезались в рудоплавильное сердце города. Там, в гулких ангарах судостроительных верфей и сухих доков, они сошлись с главными моторизованными частями противника в колоссальном танковом сражении. Слухи утверждали, что батальон Латтарийских Боевых Псов и космические десантники ордена Гвардии Ворона пробились на высшие уровни, непосредственно в шпиль Администратума.

Но окончательная победа казалась теперь чем-то очень далеким. Особенно учитывая психическую бурю, которая фактически отрезала приток подкреплений. Да и вообще отрезала войска от флота.

— Прикрытия с воздуха не намечается? — крикнул Корбек сквозь треск лазерных зарядов.

— Эскадрильи «Мародеров» выбыли из боя, сэр, — ответил по внутреннему коммуникатору связист Раглон. — Командование флота отозвало их из-за бури. Колдовство Хаоса не позволяет им ориентироваться.

Корбек поднял глаза на кипящее в небе фиолетовое марево. Какие уж там самолеты, он и сам едва ориентировался в пространстве. В такой близости от проявлений Хаоса его собственные ощущения подводили его. Он едва удерживал равновесие, его тошнило, в виски настойчиво стучала боль. Страх мурашками гулял по коже, иглой ввинчивался в мозг. Он боялся подумать о том, что ждало его там, впереди.

Он знал, что с его солдатами происходит то же самое. У нескольких уже пошла носом кровь. Другие содрогались в приступах тошноты.

И все же они двигались вперед, продираясь через мрачные жилые башни и рабочие блоки. Здесь, в этих старых грязных пристанищах самых бедных рабочих, в каждой комнате кипела схватка лицом к лицу, с ножами и пистолетами.

Корбек думал, что комиссар гордился бы ими сейчас. Призраки показали, на что способны. Полковник выплюнул муху и постарался хоть вслушаться в бесконечный поток радиосигналов. Командование флота повторяло свой основной приказ: до тех пор пока вражеские псайкеры не будут нейтрализованы, флот не сможет высадить подкрепления — никого из тех пяти миллионов гвардейцев, ожидавших высадки на орбите в десантных челноках — или обеспечить воздушное прикрытие. Судьба битвы висела на волоске.

Полковник смахнул еще одну муху. Теперь воздух совсем сгустился от насекомых, гари и пепла. Запах стоял просто невыносимый. Колм Корбек глубоко, судорожно вздохнул. Он знал, что все это значит: они были близко к чему-то очень и очень плохому. К чему-то, рожденному Хаосом.

— Всем быть начеку, — предупредил он свой отряд по внутренней связи. — Мы приближаемся к настоящему гнезду зла.

Продираясь сквозь облака роящихся мух, огневая команда наступала по коридору, усеянному осколками прозрачного пластика и рваной бумагой. В вестибюле под ними кипела яростная рукопашная битва, отзывающаяся криками и беспорядочными пистолетными выстрелами. Что-то взорвалось примерно за километр от них, сотрясая землю.

Корбек добрался до поворота и жестом приказал гвардейцам отойти.

Его отряд укрылся в дверных проемах как раз вовремя. Мощная очередь из тяжелого пулемета прошила старую лестницу, уничтожая ступени, срывая старые панели со стен.

Оглянувшись, Корбек заметил, что Ларкин едва слышно шепчет какую-то имперскую молитву. Наверняка это была клятва верности Императору, которой их научили еще дома, на Танит.

Дома…

«Этот мир тоже когда-то был чьим-то домом», — вернул себя в жестокую реальность Корбек. Старый тусклый коридор в старом тусклом шпиле, куда покорные, уставшие рабочие возвращались со смены на заводах улья, чтобы готовить скудный ужин для своих измученных детей.

— Ларкин! — Полковник указал на лестницу. — Покажи немного чокнутой магии этим пулеметчикам.

Ларкин поджал губы и размял шею, как пианист, собирающийся играть. Он вынул свой ночной прицел, небольшой тепловизор, которым он пользовался на родине, незаконно охотясь на лариселей в ночных лесах. Он осмотрел коридор через прицел, в конце концов обнаружив пятно тепла на стене.

Другой стрелок прицелился бы в пятно, приняв его за тело стрелка. Но Ларкин был не так глуп. Он знал, что источник тепла — раскалившийся ствол пулемета. Таким образом, стрелок был примерно в шестидесяти сантиметрах слева от пятна.

— Бутылочка сакры намекает нам, что это будет выстрел в голову, — произнес Корбек, видя, как Ларкин опускается на одно колено и прицеливается.

— Принято, — откликнулся Варл.

Ларкин сделал один выстрел, пробивший и лестницу, и стену.

Призраки снова двинулись вперед. Поначалу они шли осторожно, но ответного огня не было.

Прикрывая друг друга, гвардейцы миновали разбитый лестничный пролет, а затем и площадку, где лежал на своем пулемете убитый сектант. Выстрелом ему снесло полголовы. Корбек улыбался. Варл только вздохнул.

Гвардейцы вышли на следующий пролет и рассыпались по этажу. Здесь пахло горелой плотью, а воздух просто кишел мухами.

Ларкин крался вдоль стены, рассматривая мусор и брошенные вещи, смешавшиеся с бетонным крошевом. К одной из стен, под намалеванными темной краской символами Хаоса, были прибиты несколько кукол и другие детские игрушки. Что-то надорвалось в сердце Ларкина, когда он бросил взгляд на распятых кукол. Он вспомнил свой родной мир, свою семью, друзей и детей, навсегда потерянных для него.

Потом он осознал, что не все распятые куклы на самом деле были куклами.

Снайпер рухнул на колени, подкошенный рвотным спазмом.

В дальнем конце коридора Корбек, Дюркан и Сут ворвались в длинное помещение с бетонными стенами, когда-то служившее местом сбора правления дома. Внутри было темно. Несколько тысяч глаз уставились на гвардейцев.

И все они принадлежали одному… существу.

Что-то огромное начало подниматься из темноты, растягивая свою аморфную, раздутую, голубовато-белую тушу. Ядовитая слюна нитями тянулась из усеянной зубами пасти. Внутри прозрачной плоти твари дергались темные слизистые комки. Мухи роились вокруг существа, словно мантия.

Кровь из носа залила бороду Корбека. Полковник попятился назад, его разум помутился от страха. Сут с громкими лязгом уронил мелтаружье и сполз по стене, сбитый с ног приступом жуткой тошноты. Дюркан остолбенел. Он начал плакать. Стеная от ужаса, он неуклюже поднял лазган. Прозрачные, сочащиеся жиром щупальца вырвались из темноты, обвили гвардейца, а потом вдруг сдавили его с такой силой, что он лопнул, как перезрелый фрукт.

Маллор и Варл обернулись и увидели, как нечто чудовищное выползает из помещения. Увидели беспомощного Сута и застывшего Корбека. И кровавую кашу, которая недавно была Дюрканом.

— Демон! Демон! — прокричал в коммуникатор Варл. — ДЕМОН!

Гаунт поднял руку и скомандовал десятиминутный привал. Солдаты немедленно остановились, сели на землю или привалились к стволам деревьев, давая отдых ногам.

Мерайн, захватив с собой аптечку, вернулся к Браггу и помог тому снять с плеч каркас с носилками.

— Ох фес, — донесся до Майло его голос.

Волынщик проходил мимо, когда Гаунт подошел к носилкам. Мерайн, обрабатывавший тяжелые раны гвардейцев, посмотрел на него снизу-вверх.

— В этом месте слишком жарко и влажно… — пояснил он. — Споры в воздухе… Насекомые. Раны заражаются раньше, чем я успеваю как следует промыть их. Состояние Обела быстро ухудшается. Плоть мертвеет из-за заражения каким-то грибком. Еще и личинки.

Покачав головой от досады, он вернулся к работе.

Майло отшатнулся. От раненых исходил ужасный запах.

Стоявший неподалеку второй пилот снял летный шлем и теперь нервно всматривался в зеленый полумрак, сжимая лазпистолет. Майло вдруг пришло в голову, что пилот выглядел не старше его самого. Кожа вокруг его черепных имплантатов едва успела зажить. «Должно быть, он чувствует то же, что и я, — подумал Майло. — Полное смятение».

Танитец уже решил подойти к молодому летчику и поговорить с ним, когда между деревьев заметался низкий вой лазерного огня. Гвардейцы дружно заняли укрытия. Раздались щелчки снимаемых предохранителей и гудение оживающих батарей.

Гаунт подобрался поближе к Майло, постоянно щелкая коммуникатором.

— Роун? На связь! — шептал он.

Майор, Каффран, Фейгор и рядовой Кален ушли вперед, в разведку, чтобы осмотреть таинственное строение.

— Под огнем! — Майло услышал в своем коммуникаторе ответ Роуна. — Мы прижаты! Черт! Трон Господень! Там…

Связь оборвалась.

— Проклятие! — прошипел комиссар и поднялся в полный рост, — Мерайн, Брагг! Охраняйте раненых! Ты, флотский! Оставайся с ними! Остальные — за мной! Разбиться на огневые группы!

Призраки двинулись вперед, и Майло отправился вместе с ними, проверив, готов ли его пистолет к стрельбе. Несмотря на страх перед боем, Майло ощущал и гордость. Комиссару нужны были все боеспособные люди, и он не задумываясь взял с собой Майло.

Корбек уже попрощался с жизнью, когда Ларкин внезапно открыл огонь. Зрелище прибитых к стене трупов вывело снайпера из себя, и Ларкин просто потерял контроль над собой. В безумии, не замечая леденящих душу видений Хаоса в старом зале, гвардеец просто кричал и стрелял и не мог остановиться.

— Ларкин! Ларкин! — негромко позвал его Корбек.

Крик худого снайпера потерял силу, превратившись в глухой хрип. Винтовка в его руках безвольно щелкала раз за разом. Заряд батареи исчерпался.

Град лазерных выстрелов оттеснил щупальца твари прочь из коридора.

Танитцы получили короткую передышку, момент для отступления.

Корбек повел свой истощенный отряд вглубь жилого блока, таща на себе Ларкина.

— Вот фес, вот фес, вот ведь фес! — снова и снова твердил Ларкин.

— Заткнись, Ларкин! — прикрикнул на него Корбек и вызвал по передатчику Раглона: — Свяжись с командованием флота! Расскажи им, что мы нашли!

Укрывшись за поваленным стволом дерева, Каффран поднял винтовку к плечу и дал лазерную очередь, прорезавшую заросли перед ним. В ответ грянули выстрелы, вгрызшиеся в деревья. Гвардейца окатило волной щепок и брызгами сока.

— Майор Роун? — выкрикнул Каффран. — Связь сдохла!

— Знаю, — откликнулся тот, прячась за деревом, кору которого немедленно разорвало еще одним выстрелом. Майор отбросил цепной меч Гаунта и достал из-за спины свой лазган.

Фейгор залег, и они вместе с Каленом вели огонь из своих винтовок. Четверо Призраков обрушили ураганный лазерный огонь широкой аркой, темные заросли сверкали вспышками выстрелов.

Роун развернулся, вскинув лазган и тут же опустил его, выругавшись. К нему двигался Гаунт и огневая команда гвардейцев.

— Докладывайте! — негромко произнес Гаунт.

— Попали под массированный обстрел. Впереди, вне обзора, находится вражеская позиция. Похоже на засаду, но кто мог знать, что мы будем здесь?

— Связь?

— Не работает… глушится.

— Было бы неплохо взглянуть, во что это мы стреляем, — заметил Гаунт.

Жестом он подозвал рядового Бростина. Тот поспешил к комиссару, сжимая в руках единственный огнемет, который удалось вытащить целым из корабля.

— Занять позиции! — приказал Гаунт и расставил солдат так, чтобы каждый мог увидеть противника, как только появится линия видимости. — Бростин?

Гвардеец нажал на спусковой крючок, и в заросли вонзилось раскаленное копье жидкого пламени. Удерживая напор этого горизонтального фонтана огня, Бростин начал водить огнеметом из стороны в сторону.

Деревья, хвощи и гигантские папоротники впереди вспыхнули. Некоторые горели так, словно вместо сока в них текло горючее. Другие просто съеживались и опадали золой. За двадцать секунд стена джунглей сгорела дотла, и гвардейцы смогли разглядеть искусственную поляну за ней.

Тишина. Даже тяжелые орудия, прижавшие их к земле, замолчали.

— Монокуляр! — потребовал Гаунт и взял прибор из рук Майло. Зажужжали кольца автоматической настройки резкости. — Похоже, у нас тут… имперский объект. Три модульных бронированных поста, два крупных укрепленных здания… на все когда-то были нанесены имперские символы. Коммуникационный кластер и вышка орбитальной вокс-связи… должно быть, это она нас глушит. Защитная сеть периметра… сервиторы, подключенные к автоматическим турелям с тяжелыми орудиями. Наверное, вы задели какой-то сенсор на подходе, майор, пробудив их. Мы поджарили как минимум пару штук.

— Что это за место? — пробормотал Каффран.

— Наше спасение… шанс, на который мы не могли и рассчитывать. Если нам удастся подойти живыми, конечно. — Гаунт замолчал.

— Только что все это делает здесь, посреди джунглей? — спросил Майло.

Гаунт повернулся к нему:

— Хороший вопрос.

Ситуация была паршивой. Наземные силы были растянуты до предела, едва удерживая занятые плацдармы. И никто не мог прийти на помощь Призракам.

— Как нам вообще сражаться с такой штукой? — пробормотал Сут.

Корбек только покачал головой. Он приказал всему отряду отступить к защитному валу, с которого открывался обзор на шоссе и здание общежития, где поселилась самая кошмарная тварь, которую только доводилось видеть Корбеку.

— Но оно должно сдохнуть! — шепотом произнес Ларкин. — Неужели вы не видите? Это оно вызывает бурю. Если оно не сдохнет, нам всем конец.

— Откуда тебе знать, Ларкин? — скривился Варл.

Корбек сомневался. Ларкин славился тем, что его предчувствия часто оказывались верны. «Император, спаси нас!» — в сердцах воскликнул полковник. Он задумался, очень крепко задумался. Можно же было предпринять что-то… что-то… Вот что бы сделал сейчас Гаунт? Несомненно, что-нибудь возмутительное. Превысил бы полномочия, нарушил правила, послал бы к черту все учебники по стратегии и обратился бы к тем средствам, на которые мог рассчитывать…

— Эй, Раглон! Подойди-ка сюда, братец, — позвал он своего связиста. — Настрой мне связь с «Наваррой»!

Старший помощник Крефф откашлялся, глубоко вдохнул и пересек порог стратегиума, бронированного убежища капитана в центре мостика «Наварры».

Капитан Висмарк сидел в тихом полумраке, откинувшись на спинку своего кресла, и вдумчиво смотрел на мерцающие нагромождения данных и схем, сбегавших по плавным изгибам потолка и стен.

— Крефф? — Капитан немного развернул кресло.

— Я должен… ну, это не совсем обычно, сэр, но…

— Говорите, старпом.

— Я только что разговаривал с полковником Корбеком, старшим офицером Танитского Первого, сэр. Его ударный отряд ведет штурм западной окраины улья Нерон. Он запрашивает… чтобы мы привели в действие основные орудия и дали залп по координатам, которые он предоставил.

Висмарк усмехнулся, его лицо осветили мерцающие голографические дисплеи.

— Этот идиот ничего не смыслит в тактике флотского боя, как я понимаю? — хохотнул капитан. — Орудия флота могут быть использованы против наземных целей только перед высадкой войск. Как только высадка произведена, поддержка с воздуха осуществляется силами ударных эскадрилий.

Крефф кивнул:

— Каковые на данный момент не принимают участие в битве из-за психической бури. Полковник осведомлен о том, что его запрос противоречит принятой тактике, так как орбитальная бомбардировка не славится… точностью. Тем не менее он утверждает, что ситуация критическая… и он готов предоставить нам точнейшие координаты цели.

Висмарк недоверчиво нахмурился:

— Твое мнение, Крефф? Ты провел с этими наземными больше времени, чем кто-либо еще, с того момента, как они поднялись на борт. Этот человек спятил? Или мне все же стоит ответить на его запрос?

— Да, сэр… и то и другое. — Старпом позволил себе улыбнуться.

Висмарк едва заметно улыбнулся в ответ. Он полностью развернул свое кресло лицом к Креффу.

— Давай взглянем на эти координаты.

Старпом подал капитану пластинку с данными.

— Рубка связи, дайте мне командование флота, — произнес Висмарк в коммуникатор. — Я извещу их о наших последующих действиях. Пост управления огнем, подать энергию на орудия… Передаю вам координаты цели. Всем постам, это капитан… приготовиться открыть огонь из главного калибра!

«Все так цивилизованно и четко, — улыбнулся себе Крефф. — Только так и должно вести войну».

Сначала была яркая вспышка света, чудовищная ударная волна, сбившая гвардейцев с ног. А потом на них молотом обрушился оглушительный грохот.

Корбек встал, отплевываясь от пыли, и помог подняться Раглону.

— Прямо в яблочко, — радостно сообщил он своим ошеломленным солдатам.

Он вскарабкался на вершину вала и перегнулся через перила. Внизу разбитое десяти колейное шоссе тянулось вверх, в промышленный мрак улья. За ним полыхал огромный выжженный кратер на месте общежития.

— Священный Трон Земли! — чуть не задохнулся Варл.

— Друзья в верхах, — рассмеялся полковник.

Он оглянулся на сотни солдат, ожидавших его за валом. Они уже почуяли перемены ветра. Пахло гарью, дымом, кордитом. Но зловоние Хаоса рассеивалось. Буря в небесах начала терять силы.

— Все вперед! — выкрикнул Корбек в свой коммуникатор.

К Креффу, стоявшему на мостике, подошел офицер связи и взял под козырек:

— Сигнал с поверхности, сэр. — (Старпом кивнул.) — Стандартная гвардейская кодировка вокс-сообщения, датирована текущим временем и датой, с поправкой на орбитальное исчисление. В сообщении говорится: «Призрачное спасибо „Наварре“. Крефф, шельма, мы не сомневались: ты парень что надо». Конец сообщения. Прошу прощения за грубую форму изложения, сэр. — Офицер связи поднял взгляд от пластинки.

— Принято, — ответил Крефф и неспешно побрел вдоль мостика, пытаясь скрыть довольную улыбку.

Гаунт подобрался ближе к постам, держа наготове пистолет. За ним тихо крались Фейгор и Каффран.

Раздалось тихое жужжание, и один из сервиторов, заметив движение, развернул свое автоматическое оружие.

Комиссар немедленно разнес его на куски тремя выстрелами. Бросившись вперед, он выбил двери и, перекатившись, ворвался в холодный голубоватый искусственный свет помещения.

Было темно. И очень тихо. Гаунт двинулся вглубь тесного помещения, всматриваясь в темноту. Впереди забрезжил тусклый свет. Коридор привел его в мрачную комнату, полную перевернутой мебели и разбросанных бумаг. Комиссар пробежал глазами один листок и понял, что все их придется сжечь.

Роун и Фейгор протиснулись в комнату вслед за Гаунтом.

— Что это? — поинтересовался майор.

— Разберемся… — пробормотал Гаунт.

Миновав эту комнату, они вошли в душный воздух теплицы.

В гидропонных колбах росло нечто, на что Гаунт совсем не хотел смотреть. Раздутые, студенистые, пронизанные сосудами существа пульсировали отвратительной жизнью.

— Да что это за место такое? — в ужасе произнес Фейгор.

— Это начало… здесь лежит ключ к падению Калигулы, — ответил Гаунт. — Один из промышленников этого мира выращивал здесь то, природу чего не мог понять. Конкуренция за лучший урожай здесь была яростной. Этот несчастный глупец и представить не мог, чему он дал жизнь.

На самом деле Гаунт просто хотел надеяться, что так и было. Если все это было сделано намеренно, со злым умыслом… Комиссар тряхнул головой, отгоняя эту мысль.

— Сожгите это. И все остальное тоже, — приказал он своим солдатам.

— Всё — не стоит. — Кален появился из дверей за их спинами. — Я осмотрел периметр комплекса. Кто бы им ни владел, он припас для себя челнок в ангаре неподалеку.

Гаунт улыбнулся. Император всегда помогает.

— Так, значит, он не погиб? — задумчиво спросил Корбек, сидя на своей койке в транспортном отсеке.

Брагг покачал головой и отхлебнул сакры из бутылки.

— Старика Гаунта ничем не убить. Он обещал, что вытащит нас всех, и слово свое сдержал. Вытащил всех, даже Обела и Бреннана.

Корбек помолчал.

— На самом деле, — наконец сказал он, — я имел в виду Роуна.

Оба танитца посмотрели в ту сторону притихшего отсека, где Роун и Фейгор негромко разговаривали о чем-то.

— А, он… Да, увы, ему тоже повезло. — Брагг передал бутылку полковнику. — А я слыхал, у вас тоже было веселье?

Передовой пост, с которого открывался вид на затопленную чащу джунглей Монтакса. Мух здесь было множество, воздух кишел их мерцающими телами. В грязных заводях плескались и пыхтели местные амфибии.

Саперы насыпали отмель за пределами основной дамбы лагеря. Это был один из шести постов, дававших танитским снайперам лучший обзор вражеских позиций. Каждый из них представлял собой длинную ломаную траншею, переложенную мешками и усиленную экранами из двойных бронелистов.

Гаунт, пригнувшись, шел вдоль кромки отмели, миновал дежурный расчет тяжелого орудия на углу. Застывшая на дне траншеи грязь пахла вязкой смертью. Вдоль всей траншеи был проложен наземный кабель вокс-связи, поднятый над трясиной металлическими кольями с кольцами.

Комиссар знал, что заканчивался этот кабель вокс-передатчиком на позиции снайпера. В случае атаки он хотел бы узнать о приближении противника от своих самых зорких часовых, и узнать это по старой доброй кабельной связи, которую невозможно заглушить помехами.

Ларкин, как всегда, нервничал. Забравшись в ячейку на самом краю отмели, он взгромоздился на мешки и тщательно чистил свою винтовку.

Навязчивая привычка, решил Гаунт. Комиссар приблизился, и снайпер немедленно повернулся к нему, напрягшись.

— Ты вечно выглядишь так, будто боишься меня, — сказал Гаунт.

— О нет, сэр. Только не вас, сэр.

— Мне было бы неприятно это знать. Я полагаюсь на таких, как ты, Ларкин. На людей с особыми способностями.

— Я польщен, комиссар.

Винтовка Ларкина уже сияла чистотой, но снайпер не прекращал ее начищать.

— Продолжай, — произнес Гаунт.

«Интересно, сколько еще я смогу полагаться на него?» — подумал Гаунт.

 

5

Ангел Буцефалона

Ларкин думал о смерти. Он решил, что желал бы умереть, если бы не боялся этого так сильно. Целыми ночами он размышлял об этом, но так и не решил, чего же он сильнее боится — самой смерти или страха перед ней. Хуже того, он так часто оказывался близок к ответу, так часто ловил ее ледяной взгляд, так близко щелкали ее стальные клыки… Ответ был рядом столько раз.

Должно быть, сегодня он поймет. Здесь. Смерть или страх смерти.

Может быть, ангел знала. Но она молчала. Строго и сдержанно она смотрела вниз. Глаза закрыты, будто она спит. Руки сложены на груди в молитве.

Там внизу, за стенами, кипела битва за Буцефалон. Дрожали закопченные стекла в стрельчатых окнах — те, что остались целы. Яркими вспышками отражались трассирующие очереди, взрывы ракет. Ларкин прислонился к холодному камню колонны. Он поскреб грязной рукой по узкому подбородку. Дыхание наконец возвращалось в норму, пульс падал. Приступ страха, от которого он стонал и задыхался пять минут назад, утихал, как буря. А может, он просто оказался в самом ее центре.

— Ты рассказывал о том, как попал сюда.

Ларкин оглянулся на ангела. Она так и не подняла головы. Но она теперь смотрела на него, мрачно улыбаясь. Ларкин облизнул губы и беспечно взмахнул замызганной рукой:

— Война. Сражение. Судьба.

— Нет, я имею в виду — именно сюда, — произнесла ангел.

— Приказы. Воля Императора.

Казалось, ангел слегка пожала плечами, закутанными в рясу.

— Ты очень закрытый. Прячешься за словами, скрываешь за ними правду.

Ларкин моргнул. На секунду перед его глазами замелькали яркие полумесяцы и размытые полосы кровавой черноты. Короткий спазм тошноты. Он знал, что это означает. Знал с самого детства. Галлюцинации, тошнота, металлический привкус во рту. Потом беспричинный страх, видение туннеля. После этого, если повезет, — вспышка огненной боли в голове, делающая его слабым и беспомощным на многие часы. Если не повезет — приступ, конвульсии, обморок. Потом он очнется весь в крови и синяках от припадка. Несчастный, опустошенный, разбитый изнутри.

— Что с тобой? — спросила ангел.

Ларкин слегка постучал пальцем по виску:

— Я… не в порядке. И никогда не был… ни разу за всю свою жизнь. Припадки обычно пугали мою мать, но я боялся их намного сильнее. Время от времени со мной происходит такое.

— В такие моменты, как сейчас? Когда тяжело? Когда рядом опасность?

— Не обязательно. Это просто одна из причин. Ты ведь знаешь, что такое плоин?

— Нет.

— Это фрукт. Круглый, с мягкой зеленой кожурой. Внутри розовая мякоть, много черных косточек. Мой дядя выращивал их в саду, на Танит. Замечательные фрукты, но от одного их запаха у меня начинался приступ.

— Неужели нет никакого лекарства от этого?

— У меня были таблетки. Но я забыл их взять. — Он достал деревянную коробочку и открыл, показывая, что она пуста. — Или я не заметил, когда они кончились.

— Как ты сказал, они называют тебя?

— Чокнутый Ларкин.

— Это жестоко.

— Но ведь так и есть. У меня не в порядке с головой. Чокнутый.

— С чего ты взял, что ты ненормален?

— Ну, я ведь разговариваю со статуей, разве нет?

Она рассмеялась и одернула белую рясу, прикрывавшую ее ноги. Ее окружало мягкое, чистое сияние. Ларкин снова моргнул и опять увидел полумесяцы и полосы.

Снаружи грохот очередей и взрывов рвал вечерний воздух. Ларкин поднялся и подошел к ближайшему окну. Он смотрел на город сквозь цветное стекло витража. Окруженный стеной в восемьдесят метров высотой шпиль крупнейшего полиса Буцефалона возвышался на краю гор. Клубы дыма скрывали город. Лазерные лучи расчерчивали воздух яркой сетью. Километрах в двух он разглядел гигантские штурмовые платформы, возведенные саперными частями Имперской Гвардии. Огромные насыпи земли и бетонного крошева возле стен, почти километр в длину, и достаточно широкие, чтобы на стены могла подняться бронетехника. Пламя яростного боя освещало платформы.

Барахтавшиеся чуть ближе люди казались не больше муравьев. Тысячи солдат карабкались по окопам, рассыпались по истерзанной, разбитой земле, штурмуя неприступные стены.

У Ларкина была хорошая обзорная точка. Эта разрушенная крепость была частью комплекса, охранявшего главный акведук города. Именно это мощное строение сорвало первые попытки противника обстрелять город. Несмотря на сильный гарнизон, крепость показалась комиссару Гаунту хорошей точкой для проникновения диверсионной команды. Уже далеко не первая ошибка комиссара.

Гаунт говорил, что до оккупации Хаоса полисом управляли тридцать два благородных дома, потомки торговых династий, основавших город. Прекрасные знамена, развешенные по стенам, изображали их фамильные гербы. Сейчас с деревянных перекрытий свисали лишь обрывки пестрой ткани. А еще их теперь дополняли распятые тела глав благородных семейств.

Это было первым деянием Нокада. Нокад Погибельный, Нокад Улыбающийся. Лидер еретического культа, чьи богохульные силы захватили Буцефалон изнутри, покорив один из прекраснейших миров Саббаты. Произнося торжественную речь перед началом Крестового похода, военмейстер Слайдо лично отметил гордый Буцефалон среди тех миров, которые он желает спасти от скверны в первую очередь.

За окном разорвался снаряд, и Ларкин нырнул в укрытие. Витраж осыпался на пол осколками. Вспышки перед глазами становились все сильнее, и он почувствовал кислый привкус металла. А еще был гул. Глухой, болезненный вой в ушах. Очень плохой знак. Это было только раз или два, накануне самых страшных приступов безумия. Что-то странное творилось со зрением. Все вокруг, казалось, вытягивалось, как в кривом зеркале на карнавале Аттики. Временами предметы искажались, приближались и снова удалялись, их очертания становились размытыми.

Дрожь пробирала до костей.

Ангел зажигала свечи у металлического жертвенника. Ее движения медленны, прекрасны, грациозны.

— Почему ты не веришь в ангелов? — спросила она.

— О, я верю, — вздохнул Ларкин. — И не только сейчас, я и раньше верил. Есть у меня друг, Клугган, сержант. Увлекается военной историей. И он говорил, что во время битвы при Сароло на рассвете пришли ангелы и вдохновили имперские войска на победу.

— И ты думаешь, это было просто видение? Массовая галлюцинация из-за страха и усталости?

— Мне ли судить? — откликнулся Ларкин, а ангел тем временем зажгла последнюю свечу и затушила лучину. — Я сумасшедший. Видения и призраки являются мне каждый день. Большая часть — просто порождения моего ненормального разума. Я не могу сказать, что правда, а что — нет.

— Твое мнение не хуже любого другого. Так как ты думаешь, видели ли солдаты ангелов при Сароло?

— Я…

— Просто скажи, что думаешь.

— Думаю, да.

— И что это были за ангелы?

— Проявление силы Императора, пришедшего ободрить своих воинов.

— Так ты считаешь?

— Я бы хотел в это верить.

— А что же еще это может быть?

— Групповое помешательство! Колдовство псайкеров! Сказки, выдуманные теми, кто выжил в бою! Как ты и сказала, массовые галлюцинации.

— Даже если это и так, разве это настолько важно? Видели ли солдаты ангелов, или им просто почудилось — но это вдохновило их на победу при Сароло. Если ангел вовсе не ангел, а просто вдохновляющий образ, разве это делает его менее ценным?

Ларкин мотнул головой и улыбнулся:

— Зачем я тебя вообще слушаю? Видение, спрашивающее меня о видениях!

Она взяла его за руки. Ощущение было настолько необычным, что гвардеец вздрогнул, но в ее прикосновении было что-то неуловимо спокойное, приятное. Тепло разливалось по его пальцам, рукам, добиралось до сердца.

Он снова вздохнул, теперь глубже, и посмотрел в ее лицо, скрытое тенью.

— Так я существую, Лайн Ларкин?

— Я бы сказал, да. Но… ведь я же чокнутый.

Они вместе рассмеялись, все еще держась за руки. Его грубые грязные пальцы сжаты в ее мягких белых ладонях. Они смеялись, глядя друг на друга. Его хриплый хохот сплетался с ее тихим, мелодичным смехом.

— Почему ты бросил своих друзей? — спросила она.

Он вздрогнул и отдернул руки, отстраняясь от нее.

— Не говори об этом.

— Ларкин… почему ты так поступил?

— Не спрашивай об этом! Не спрашивай!

— Ты отрицаешь это?

Поскользнувшись на обломках, он врезался в колонну и развернулся к ангелу, яростно глядя на нее. Перед глазами все дрожало, расплывалось, мерцало. Она казалась совсем далеко, а потом вдруг становилась огромной, нависала над ним. Спазмы выворачивали наизнанку.

— Отрицаю?.. Я никого не бросал… Я…

Ангел отвернулась. Теперь он мог разглядеть ее ярко-золотые косы, ниспадающие до самого пояса, и могучие крылья, вырывающиеся из-под белой рясы. Она склонила голову. И вновь заговорила после долгого молчания:

— Комиссар Гаунт отправил огневую группу к акведуку для проникновения в Буцефалон. Основной целью был сам Нокад. Почему?

— Отруби голову — и тело умрет! Гаунт сказал, что нам никогда не взять это место, пока Нокад поддерживает свой культ! Целый город превратился в его Доктринополис, рассадник его культа, распространяющий его лживые проповеди по другим городам и даже мирам!

— И что же ты сделал?

— Мы… Мы проникли в каналы акведука. Рота Роуна шла первой, отвлекая на себя огонь и прорывая оборону. Корбек со своими бойцами должен был идти следом, проскочить, пока Роун удерживает коридор. Мы должны были войти в город по каналам.

— Как вы не утонули?

— Каналы уже шесть месяцев как высохли. Там все было заминировано, конечно, но у нас были миноискатели.

— Ты был в роте Корбека?

— Да. Я не хотел идти… Фес! Мне вообще противна эта самоубийственная идея, но я же снайпер Корбека… а он мой друг. Он настаивал.

— Почему?

— Потому что я снайпер роты Корбека и его друг!

— Почему?

— Да не знаю я!

— Потому что ты лучший стрелок всего полка? Потому что, если кто-то и мог пристрелить Нокада, это мог быть только ты? Может, Корбек вынужден был взять тебя? Даже если боялся, что ты сломаешься, когда придется жарко?

— Не знаю!

— А ты подумай! Наверное, он в конце концов взял тебя потому, что ты и правда лучший стрелок? Каким бы опасным не было задание, как бы ни был хрупок твой разум. Может, он ценил в тебе именно это? Может, он не мог обойтись без тебя, несмотря на риск?

— Заткнись, наконец!

— Может быть, ты подвел его?

Ларкин закричал и прижался лицом к полу. Ураган безумия заставлял его худощавое тело биться в конвульсиях. Волна ужаса поднялась и поглотила его разум. Он уже видел одни цветные пятна — перед глазами лишь размытый неоновый калейдоскоп.

— И что же ты делал? Та перестрелка в канале. Ближний бой. Лопра мертв, обезглавлен. Кастин разорван на куски. Хеч, Гросд и все остальные, вопли, красный туман. Корбек требует подкрепления, клинки света вспарывают воздух. А что делал ты?

— Ничего!

— Не просто «ничего» — ты побежал. Сбежал с поля боя. Полз и бежал, бежал, бежал, пока не оказался здесь. Ноешь в луже собственной блевотины и винишь себя.

— Нет… — выдохнул Ларкин, лежа на полу.

Он был словно в пустоте. Ничего не видел, не слышал, не чувствовал. Остался только ее голос.

— Ты бросил их. Значит, ты — дезертир.

Ларкин внимательно посмотрел на нее. Ангел стояла у реликвария, держа в руках деревянный ларец, окованный железом. Он достала что-то и надела на голову, пригладив золотистые волосы. Это была фуражка. Фуражка полкового комиссара. Как у Гаунта.

Потом она достала из священного ларца еще что-то, завернутое в пыльный саван. Она сняла покров своими прекрасными руками. Ее изящные пальцы уверенно загнали магазин в обойму. Она передернула затвор, сняла оружие с предохранителя. И повернулась.

Утонченные, совершенные черты лица под козырьком фуражки. Только теперь Ларкин разглядел ее точеные щеки и подбородок. Спокойное и одновременно яростное лицо, словно вытесанное из камня. Как у Ибрама Гаунта. Она вскинула пистолет и направила на Ларкина. Ее крылья поднялись и развернулись почти на двадцать метров. Огромная арка пронзительно-белых орлиных перьев.

— Знаешь, что мы делаем с дезертирами, Ларкин? — мрачно спросила она.

— Да.

— Мы существуем, чтобы поддерживать и вдохновлять, мы несем с собой дух битвы, вселяем в сердца воинов Империума доблесть. Но если они подводят, нам приходится их карать.

— Ты… Ты говоришь, как Гаунт.

— У нас много общего с Ибрамом Гаунтом. Общая цель, общая задача. Вдохновлять и карать.

Казалось, мир за пределами монастыря погрузился в тишину. Словно война остановилась.

— Ты дезертир, Ларкин?

Он взглянул на ангела, потом на оружие, на пугающе расправленные крылья. Медленно гвардеец поднялся с колен и наконец встал в полный рост.

— Нет.

— Докажи.

Каждая клеточка его тела болела, каждый нерв дрожал. Его разум прояснился, хотя он и чувствовал себя странно. Рассчитывая движения, он осторожно подошел к своему вещмешку.

— Докажи, Лайн! Ты нужен Императору здесь, в этот час! Призови свою силу!

Он оглянулся. Ее глаза, как и оружие, все так же смотрели на него.

— Откуда ты знаешь мое имя?

— Ты сам сказал.

— Нет, я не о фамилии. Мое имя. Лайн. Я уже давно им не пользуюсь. Откуда ты узнала?

— Я все знаю.

Он рассмеялся. Громкий, раскатистый хохот сотряс его грудь, когда он открыл вещмешок.

— Фес тебе! Никакой я не дезертир.

— И почему же?

— Видишь? — Он вынул свою снайперскую лазерную винтовку из чехла, привычным движением снял с предохранителя.

— Винтовка?

— Лазерная винтовка. Рабочая лошадка Имперской Гвардии. Крепкая, прочная, надежная. Можно врезать по ней, бросить, драться ею как дубиной, закопать в землю, и она все равно будет работать.

— Это не обычная винтовка. — Ангел подошла ближе, рассматривая оружие. — Нестандартный тип М-Г. Где интегрированный прицел, регулятор мощности заряда? Ствол, он слишком длинный и тонкий. А это ведь пламегаситель, верно?

Ларкин заулыбался, роясь в вещмешке.

— Это снайперский вариант. Та же основа, но усовершенствованная. Часть модификаций я сделал сам. Я снял обычный прицел, потому что пользуюсь вот этим, — он показал толстую трубку, закрепил ее на винтовке. Затем он снял заглушки с обоих концов, и по стволу побежали тусклые красные блики. — Ночной прицел. Сам сделал. И крепление под него тоже придумал. Дома я охотился с ним на лариселей.

— Лариселей?

— Небольшие грызуны с дорогой шкуркой. До Основания я неплохо зарабатывал, охотясь на них.

Гвардеец провел пальцами по стволу:

— ХС 52/3, упрочненный ствол. Более длинный и тонкий, чем стандартный вариант. Выдерживает около двадцати выстрелов. — Он слегка пнул вещмешок, раздался лязг. — Я обычно таскаю пару-тройку запасных. Они изнашиваются и искривляются. Ствол можно сменить за минуту, если знать, что делать, конечно.

— Зачем именно упрочненный ствол?

— Хотя бы из-за того, что это увеличивает дальнобойность и кучность, а еще потому, что я использую вот такие штуки. — Ларкин вынул энергоблок и загнал в магазин. — Мы называем их «разогретые заряды». Более мощные энергоблоки, жидкометаллическая батарея разогнана до предела. Повышает убойную силу, но сказывается на количестве выстрелов. Идеально для снайпера. Вот поэтому мне и не нужен регулятор мощности. Она у меня всегда одна и та же.

— Приклад из дерева.

— Нэл, танитская древесина. Я доверяю тому, что знаю.

— А этот пламегаситель?

— Я ведь снайпер, ангел. Я не хочу, чтобы меня заметили.

— Так ты снайпер, Лайн Ларкин? А я была уверенна, что ты дезертир. — Мрачный голос эхом отразился от стен.

Ларкин повернулся к ней спиной, ожидая выстрела в затылок. Его разум был ясен, яснее, чем когда-либо за многие месяцы.

— Думай как хочешь. Я скажу тебе, что умею.

Он подошел к сводчатым дверям храма и пригнулся, положив винтовку среди камней. Отсюда он мог видеть большую часть полуразрушенного канала верхнего яруса акведука.

Ларкин устроился поудобнее, размял руки и шею. Затем он заглянул в оптический прицел.

— Основной задачей моей роты было уничтожение Нокада. Харизма — его главный инструмент. Он руководит силой своего личного авторитета, а значит, должен находиться на передовой. Обе стороны увидели в акведуке главную уязвимую точку Буцефалона. И мы ударили, крепко ударили. Нокад будет стоять на этом участке так же крепко. А это значит, он должен будет вдохновлять своих людей. В свою очередь, это означает, что он появится здесь собственной персоной.

— А если не появится? — поинтересовалась ангел.

— Значит, я стану еще одним безымянным деревянным столбиком на кладбище.

Ларкин больше не смотрел на нее, не обращал внимания на ее пугающее присутствие. Даже если бы она приставила пистолет к его виску, он не обратил бы внимания.

— Ты доверяешь этому прицелу при стрельбе? — прошептала она.

— Я сам пристреливал его. И я доверяю ему, это верно. Забавно, но что бы ни происходило вокруг, какое бы безумие ни творилось… — и в этот момент Ларкин позволил себе глянуть через плечо, — через этот прицел я всегда вижу правду. Он показывает мне мир таким, какой он есть. Настоящий мир, а не то, что говорит мне мой фесов мозг.

Долгое молчание.

— Может, мне стоит и на тебя взглянуть через прицел? — предположил Ларкин.

— У тебя ведь есть другая работа, разве не так, Лайн?

— Да. Моя работа. — Он снова повернулся к винтовке и закрыл глаза.

— Ты закрыл глаза. Что ты делаешь?

— Ш-ш! Чтобы выстрел был удачным, нужно выровнять дыхание. Более того, ствол оружия должен быть направлен прямо на цель.

Он дернул свой плащ, пытаясь оторвать от него кусок. Что-то с треском порвалось за его спиной. Грациозная рука протянула ему длинную полоску сияющей белой материи, легкой и теплой на ощупь.

— Возьми, Лайн.

Ларкин ответил ей улыбкой. Он обмотал ствол винтовки мягкой тканью и снова уложил ее на камни. Укутанное ангельской материей, оружие теперь намного прочнее лежало на своей жесткой опоре.

— Спасибо, — произнес он, снова укладываясь.

— А что ты теперь делаешь?

— Мне нужна твердая позиция для стрельбы. — Ларкин заерзал на месте. — Если винтовка хоть немного покачнется, выстрел может пройти мимо цели. Мне нужно как следует улечься, закрепиться, но не жестко. Мне нужна точка, с которой оружие будет естественно направлено на цель. Если мне придется удерживать его силой в нужном положении, я промажу. Вот в этом и загвоздка… — Он вновь закрыл глаза. — Прицелься, закрой глаза. Потом открой. Может оказаться, что прицел сместился. Смени положение и повтори снова.

— И сколько раз?

— Столько, сколько потребуется. — Ларкин опять зажмурился, открыл глаза, подвинулся и начал все заново. — Через некоторое время, когда ты откроешь глаза, оружие будет лежать, указывая точно на цель. Так, как ты и направил его.

— Ты так медленно дышишь, — голос ангела шепотом звучал в его ухе. — Почему?

Ларкин слегка улыбнулся, но даже в тот момент он старался не нарушить своего положения.

— Как только найдешь нужную позицию, дыши медленно, в одном ритме. Расслабься и не сбивайся с него. Когда выстрелишь, глубоко вдохни несколько раз. Потом подожди, выдохни совсем чуть-чуть. И стреляй снова. И только тогда можно выдохнуть как следует.

— Сколько это все займет? — спрашивала из-за спины ангел.

— Столько, сколько нужно для уничтожения цели.

Нокад Улыбающийся пел своей пастве, пока его служители продвигались по верхнему каналу акведука. Колонна существ, когда-то бывших людьми, теперь закутанных в рваные плащи из кожи своих жертв. Они размахивали оружием, стуча по нему в такт пению. Они шли по разорванным телам врагов, атаковавших днем уязвимую точку их крепости.

Нокад Улыбающийся был мощным и крепким, выше двух метров ростом. Пирсинг украшал его голую грудь и руки: кольца, цепи и шипы покрывали его блестящую кожу металлическим ковром, сиявшим не хуже его великолепных зубов.

— Они будут вашими трофеями, — оскалился Нокад, проходя мимо трупов. — Имперская Гвардия, жалкие, слабые создания, одетые в глупую форму и безликие плащи.

Впереди уже закипал бой, недалеко огрызались огнем лазганы.

Корбек засел в одном из колодцев канала с тремя выжившими бойцами. Из коммуникатора слышалась ругань Роуна.

— Полное дерьмо! Они тут все перекрыли, не пройти! Надо отходить!

— Фес тебя, Роун! Это наш единственный путь! Мы пойдем вперед! Давай выводи своих ребят!

— Корбек, придурок, это же чистое самоубийство! Нас тут же прикончат!

— Значит, ты бросаешь меня, майор? Так ты хочешь поступить, да? Тебе придется дорого за это заплатить!

— Фес тебя самого, дебил ненормальный! Ты, видать, совсем спятил, раз хочешь лезть туда!

Нокад шел вперед. Его люди любили его. Они радостно пели вместе с ним, тесня захватчиков.

У входа в канал Нокад выкрикивал вдохновенные слова своим последователям. Он вскинул руки к небу…

А потом была вспышка света, что-то громко хрустнуло. Голова Нокада разлетелась кровавыми брызгами.

Ларкин повалился на спину у дверей, дергаясь в конвульсиях. Спазмы сотрясали его тело, и его разум снова помутился.

— Ларкин? Ларкин? — Корбек негромко позвал его.

Ларкин лежал у входа в разбитую церковь, свернувшись в луже собственных выделений. Когда он пришел в себя, он обнаружил, что его разум потрясающе чист. Словно очищен светом.

— Колм…

— Ларкин, сукин ты сын!

Корбек поднял его на ноги, и тот покачнулся.

Винтовка Ларкина валялась на полу. Ствол сгорел и сломался.

— Ты прикончил его. Прикончил его, старый засранец! Поджарил его как следует!

— Правда?

— А ты сам послушай! — Корбек усмехнулся и подтащил снайпера к дверям. Снаружи, со стороны акведука, доносились громкие возгласы ликования. — Они сдались! Мы взяли Буцефалон! Нокад мертв!

— Вот дерьмо… — Ларкин сполз на колени.

— А я-то подумал, что ты сбежал! Серьезно! Я думал, что ты, фес тебя, дезертировал!

— Я? — Ларкин поднял на него взгляд.

— Я не должен был в тебе сомневаться, правда ведь? — спросил Корбек, крепко обняв худощавого снайпера.

— Куда делась ангел? — тихо произнес Ларкин.

— Ангел? Нет здесь никаких ангелов, разве что она! — Полковник указал на поврежденную статую ангела над купелью.

Прекрасная крылатая дева, преклонившая колени в молитве. Тонкие руки сложены на груди. Голова смиренно наклонена. Надпись на плитах гласила, что она символ Бога-Императора, воплощение Золотого Трона, явившееся старейшинам Буцефалона во времена колонизации и присматривавшее за покорением этих земель.

Просто старый миф. Просто кусок камня.

— Но… — начал было Ларкин, когда Корбек снова поставил его на ноги.

— Но ничего больше! — расхохотался полковник.

Ларкин тоже рассмеялся. Его трясло от силы собственного хохота.

Корбек увел его из монастыря. Они оба все еще смеялись.

Последнее, что увидел Ларкин, прежде чем Корбек уволок его, была упавшая винтовка снайпера. Ее ствол был обернут в опаленный кусок прекрасной белой ткани.

Внезапный грохот вражеской артиллерии потряс джунгли Монтакса незадолго до полуночи. Края низких бурых облаков осветились отблесками света и пламени. Глухой, хриплый рокот разнесся над туманами болот, словно рык голодного пса. Где-то вдалеке кипела яростная ночная битва.

Повинуясь инстинктам, Гаунт проснулся от грома орудия и покинул свою хижину. Звук пришел с востока. Комиссар выслал одного из сержантов обойти караульные посты. Звуки канонады походили на хлопки и треск большого мокрого одеяла, выбиваемого в жарком влажном воздухе.

Комиссар пересек по мостику небольшой бурлящий водоем и успел войти под покров деревьев, когда духота в воздухе внезапно рассеялась, пронзенная мелким холодным дождем, принесенным свежим ветром. Этот дождь мог бы даровать облегчение после жары, если бы не был вязким, липким и не ел глаза.

Гаунт обнаружил, что добрался до насыпи, на которой располагалась одна из главных сторожевых вышек. Комиссар начал подниматься по лестнице. Установленные со стометровым интервалом по периметру лагеря, башни поднимались на десяток метров над болотной жижей. Каждая из них была построена из нескольких стволов деревьев, сбитых вместе и надежно укрепленных балками на болтах. На вершинах громоздились обшитые бронелистами пулеметные гнезда.

Скрытый темнотой вышки, рядовой Брагг сидел за своим спаренным тяжелым пулеметом, окруженный барабанными магазинами с патронами. Бронелист, служивший потолком, не пропускал дождь внутрь, а по периметру гнездо было обтянуто москитной сеткой.

— Сэр! — Брагг взял под козырек, и его крупное лицо расплылось в широкой, слегка смущенной улыбке.

Танитец готовил себе крепкий кофе на небольшой горелке, кружка казалась крошечной в его могучих руках. Он неуклюже попытался спрятать за горелку фляжку сакры, но запах алкоголя в таком замкнутом пространстве выдавал его с головой.

Гаунт кивнул вместо приветствия.

— Я бы сам не отказался, — произнес он. — Сделай покрепче.

Похоже, Брагг успокоился. Он плеснул изрядную порцию сакры во вторую помятую кружку и поставил над горелкой. Гаунта в который раз поразило невероятное сочетание огромной силы и застенчивости в этом человеке. Брагг был достаточно силен, чтобы крушить черепа голыми руками, но двигался он всегда очень осторожно, будто опасаясь собственной силы. Или того, что об этой силе могли подумать окружающие.

Гвардеец подал комиссару дымящуюся кружку, и Гаунт устроился на стопке барабанных магазинов, глядя на восточные джунгли. Обзор, открывавшийся из пулеметного гнезда, позволял подробнее разглядеть битву вдалеке. За деревьями мелькали вспышки и линии трассеров. Дождь прибил туман к земле, и теперь можно было рассмотреть полыхающие в джунглях пожары.

— Похоже, у них там весело, — заметил Гаунт.

Брагг, отхлебнув из своей кружки, кивнул:

— Я насчитал четыре или пять позиций, посты огневой поддержки пехоты. Вероятно, они подошли и окопались, потому что сектора обстрела не меняются.

— Если они направятся сюда, нам придется что-то делать с этим.

— Пусть подходят. — Брагг похлопал по корпусу тяжелого пулемета.

Гаунт ухмыльнулся. Брагг был отличным специалистом по тяжелому оружию, но в меткости он едва ли преуспел с момента Основания. Тем не менее, имея оружие с таким боезапасом и таким темпом огня, он наверняка должен был попасть хоть во что-то.

— Да, пока не забыл, — сказал Гаунт. — Западные насыпи опять поплыли. Я сказал майору Роуну, что ты завтра поможешь строительной команде с ремонтом. Им понадобится сила.

Брагг согласился без единого возражения. Его физическая сила была одним из важных ресурсов для Призраков и была столь же велика, сколь его доброта и желание помогать. Танитец напоминал Гаунту большое дробящее орудие вроде дубины — смертоносное в умелых руках, но сложное в обращении и не самое точное.

Гвардеец смахнул с лица моль.

— Хорошенькое местечко мы тут нашли, — прокомментировал он.

— Монтакс… не богат на красоты, — признал Гаунт, с обычным удивлением разглядывая танитца.

Давным-давно Гаунт решил, что Брагг был странным солдатом. Никогда раньше он не встречал человека столь сильного физически и столь скованного умственно, словно боящегося тех разрушений, которые он может причинить. Окружающие принимали это за скудоумие и искренне считали старину Брагга тупицей. Вот только он был совсем не глуп. Кроткий с виду здоровяк, он был самым опасным и устрашающим из Призраков. Глядя на его могучее тело, никто не замечал обитающий в нем разум.

А разум, насколько знал Гаунт, был самым страшным оружием на свете.

 

6

Эта чудовищная сила

Калигула после освобождения имперскими силами. Ночи словно дни, освещаемые пожарищами городов-ульев. Дни темны, как ночи, затуманенные нефтехимикатным смогом. Сажа сыплет с небес густым черным снегопадом. Даже здесь, в пустошах.

Глубокие каньоны, сжатые стенами яркого алого камня. Ветер хлещет возвышенности и края воронок хлыстами фосфоресцирующей пыли. Котлованы сухой, потрескавшейся кирпично-красной земли. Вокруг лишь смерть, выбеленная, выгоревшая, словно кости, годами лежавшие на солнце.

Восемнадцать грузовых транспортов продирались через рыжее ущелье на малой скорости. Прямые выхлопные трубы тридцатиколесных чудовищ изрыгали голубоватый дым. Могучие тягачи тащили за собой грузовые вагоны. Каждый представлял собой обожженную металлическую кабину, установленную над колоссальным двигателем, укрытым за множеством фар, мелких и крупных сеток радиаторных решеток и усиленным шипами бампером. Фланги колонны огромных транспортов охраняли разъезды бронеавтомобилей и полугусеничных мотоциклов, поднимавших облака пыли.

Водитель Палпар Тувант, коренной калигулец, пытался совладать с полукруглым рулем головного транспорта. Он бросил взгляд на своего напарника. Тлён Миллум смотрел в окно кабины, временами поглядывая на свой хронометр.

Оба они обливались потом в жаркой духоте кабины, нагретой рычащим двигателем под ногами. Миллум опустил бронированные ставни окон и открыл металлические заглушки вентиляции, надеясь, что так кабина проветрится. Но температура на пустошах снаружи была не меньше сорока градусов. Время от времени из-под прохудившейся заглушки двигателя перед ними вырывалась струя горячего машинного масла и летела в лицо водителя сквозь лобовую решетку.

Миллум откинулся на рваную кожу своего кресла и посмотрел на люк в потолке кабины.

— Он все еще там?

Тувант кивнул, выворачивая руль. Оба калигульца слишком устали от тряски и толчков тяжелой машины.

— Наверное, он там сейчас высунул башку из башни и, как собака, радуется потоку воздуха.

— Кек, он же полный тупица, правда? — усмехнулся Миллум. — Был последним в очереди за мозгами.

Тувант утвердительно кивнул:

— Типичный гвардеец: сплошные мускулы и пустая голова. Кек, где, спрашивается, они были, когда пали ульи? А? Вот ответь мне?

— В транспортном корабле, по дороге сюда, — просто ответил рядовой Брагг, спустившись по ступенькам из люка в потолке. Встав за сиденьями, он ухватился за страховочную раму, пытаясь противостоять тряске грузовика, едущего по пересеченной местности. — Полковник-комиссар Гаунт сказал, что мы прибыли сюда со всей возможной скоростью. — Гвардеец искренне улыбнулся экипажу грузовика.

— Уверен, так и было, — пробормотал Тувант.

Цепляясь за поручни, чтобы не упасть, Брагг подобрался ближе.

— Мы хорошо идем, да?

— Замечательно идем, — произнес Миллум, отворачиваясь от огромного Призрака. — Станция Кальферина будет ликовать, когда мы прибудем.

— Уверен, так и будет, — не переставая улыбаться, ответил Брагг и опустился на скамью за водительским сиденьем. — Это хорошо. Когда полковник-комиссар поставил меня во главе этого конвоя, я сказал: «Мы доберемся туда вовремя, поверьте, полковник-комиссар». И мы ведь успеваем, правда?

— Конечно, успеваем. Будем как раз вовремя, — откликнулся Тувант.

— Хорошо, это хорошо. Полковник-комиссар будет доволен.

Миллум прошептал что-то неприличное про великолепного полковника-комиссара.

— Что ты сказал? — резко спросил его Брагг.

Миллум напрягся и глянул на Туванта. Они ехали с этим гвардейцем не меньше трех часов и уже твердо решили, что он глуп и медлителен. Конечно, его габариты впечатляли, но смеяться над ним за его спиной казалось совсем неопасным. Теперь Миллум осознал, что зашел слишком далеко, и боялся, что гигант за его спиной вот-вот даст волю своей могучей силе и обрушит ее на них в бездумном урагане гнева.

— Я… я ничего не говорил.

— Нет, говорил. Ты сказал что-то про моего полковника-комиссара. Что-то плохое.

Миллум медленно повернулся лицом к танитцу:

— Я ничего такого не хотел сказать. Просто пошутил.

— Так, значит, ты правда сказал что-то плохое. Оскорбительное.

— Да, но я просто пошутил. — Миллум сжался, ожидая худшего. Он незаметно потянулся левой рукой под кресло, где был припрятан металлический вал.

— Ничего страшного, — неожиданно легко сказал Брагг и отвернулся к окну. — Каждый имеет право на свое мнение. Полковник-комиссар всегда так говорит нам.

Миллум расслабился и кинул взгляд на водителя. «Полный идиот», — без слов согласились они.

— Ну что же, — подначивал Тувант, глядя на Брагга в зеркало заднего вида. — Значит, вы делаете все, что прикажет этот ваш полковник-комиссар?

— Конечно! — восторженно ответил здоровяк. — Он же полковник. И комиссар. Мы — его солдаты. Имперская Гвардия. Танитский Первый и Единственный. Мы верны Императору и выполняем все, что прикажет полковник-комиссар.

— А если он прикажет вам спрыгнуть с утеса? — засмеялся Миллум, помогая Туванту дразнить гвардейца.

— Значит, мы спрыгнем с утеса. Это ведь был вопрос с подвохом, да?

Конвой продолжал пробираться по пустошам. Этим утром колонна еще собиралась на грязной окружной дороге возле обожженного остова, некогда звавшегося ульем Аврелиан, который был освобожден после главного сражения за Нерон вторым фронтом наступления Имперской Гвардии. Колоссальная победа Империума в этой битве была неоспорима. Однако оставались еще очаги сопротивления противника, угрожавшие линиям снабжения.

Имперская Гвардия двинулась всей своей огромной массой, выискивая и искореняя остатки врага. Тем временем началось восстановление Калигулы. Все имеющиеся ресурсы — а Аврелиан, несмотря ни на что, сохранил свои обширные склады — следовало перераспределить. Этот конвой был первой попыткой оказать помощь бедствующему улью Кальферина. И это оказание помощи требовало двухсоткилометрового броска через выжженную войной пустыню.

На рассвете этого дня шесть конвоев покинули улей Аврелиан. Четыре из них направились к Нерону, один в Тиберий и один в Кальферину. Охранять конвой в пути выпало Призракам Гаунта, Танитскому Первому. Никто не сомневался в том, что путь в Кальферину был самым опасным, так как проходил через территории бандитов — бывших рабочих из ульев, бежавших от войны и создавших в пустошах свои маленькие феодальные владения. За последние шесть недель ни одна машина с припасами не прошла целой через эти места. Ходили слухи, что в пустошах прячутся тысячи вооруженных мятежников. Кто-то даже шептался о том, что не обошлось без темных сил Хаоса.

Решение Гаунта назначить командующим конвоя Кальферины Брагга удивило всех, особенно самого Брагга. Отметя все протесты, комиссар увел Брагга в свой бункер для инструктажа.

Корбек, Роун, Ларкин и другие Призраки решили, что Гаунт заведомо списал конвой Кальферины в потери и потому сделал такой выбор. Это было гиблое дело, и комиссар не собирался посылать на смерть никого из более перспективных командиров.

— И вот наш заботливый комиссар наконец-то показывает свое истинное лицо, — прошипел Роун, поигрывая серебристым танитским кинжалом.

Остальные нервничали, обозленные, но и не горящие желанием напрямую бросать вызов Гаунту.

Брагг же просто светился от чести, оказанной ему. Похоже, он совсем не чувствовал горькой иронии происходящего. Он просто не осознавал того факта, что фактически уже был мертв. Роун сплюнул в пепел под ногами.

По просьбе солдат разгневанный Корбек вызвал Гаунта на прямой разговор. Он требовал ответа, почему комиссар счел Брагга разменной монетой.

— Сэр, если у руля встану я, Хаскер или Лерод, у нас будет шанс провести этот конвой в целости. Не оставляйте все на произвол судьбы, не отправляйте Брагга на смерть…

— Я знаю, что делаю, — отрезал Гаунт.

Так гордый собой Брагг и семьдесят Призраков отправились на задание, с которого, по мнению большинства, им не суждено было вернуться.

Конвой миновал широкое ущелье и выбрался на изрезанную трещинами равнину, усыпанную рыжим пеплом. Воздух дрожал от жары, искривляя линию горизонта. Первая машина эскорта, полугусеничный мотоцикл, управляемый капралом Мерайном, шла далеко впереди конвоя. Рядовой Каффран занимал место стрелка сдвоенной автопушки, установленной за местом водителя. Оба гвардейца закутались в свои камуфляжные плащи и нацепили запотевшие, трескающиеся от жары очки, пытаясь защитить лица от потока раскаленного воздуха и пыли.

Мерайн остановил мотоцикл на пригорке. Конвой отставал от них на километр. Гвардеец убрал с лица край плаща, чтобы откашляться и выплюнуть песок.

— Чуешь? — спросил он Каффрана. — Взгляды со всех сторон. За нами наблюдают.

— Тебе просто мерещится, — отозвался гвардеец, но все же развернул орудие и огляделся.

Каффран чувствовал давление в висках, и это было не только из-за жары. Он видел выражение лица полковника Корбека, когда Гаунт поставил во главе конвоя Брагга. Они все уже были списаны в потери, практически мертвы. И сотня обгорелых, распятых трупов, которые они видели на обочине час назад, ему точно не померещилась. Каффран поежился.

Остальные разъезды продвигались вокруг конвоя в пыльном мареве. Один из мотоциклов вел рядовой Келве. В напарники ему достался Меррт, один из лучших стрелков Корбека, устроившийся на задней огневой платформе. В ногах стрелка лежала обернутая клеенчатой тканью снайперская винтовка, и Меррт был готов воспользоваться ею, как только подойдет к концу боезапас автопушек. Келве с разворотом притормозил на бархане.

Слева их дожидалась машина Охрина и его стрелка Хеллата. Справа, в пяти сотнях метров, был экипаж Макендрика и Бериса. По строю мотоциклов прокатился сигнал, и машины синхронно устремились в кратер, следуя колее, оставленной Мерайном и Каффраном. Огромный конвой с грохотом мчался за ними.

В хвосте колонны двигались еще три патруля: Фульке и Логрис, Макти и Лаймон, Танхак и Груммед. Далее следовали два гвардейских полугусеничных транспорта. За рулем первого был Велн, рядовые Абат и Бростин занимали посты у орудий. Вторым, отличавшимся двухрядными гусеницами, управлял Мактиг, а Рахан и Нен обслуживали ракетомет.

Брагг забрался в орудийную башню над кабиной своего тягача. До него все еще доносились приглушенные голоса калигульских водителей Миллума и Туванта. Раскаленный поток пыли немедленно брызнул в его широкое лицо. Солнце пекло невыносимо. Нос и рот тут же забило пеплом, и Брагг долго плевался и откашливался, чтобы хоть немного подышать. Запоздало он догадался закрыть нос и рот краем камуфляжного плаща, надеть выданные ему очки и натереть открытые участки кожи цинковой мазью.

Хранившаяся в маленькой цилиндрической жестянке влажная, неприятная цинковая мазь противно пахла. Но полковник-комиссар приказал всем пользоваться ею. Брагг достал свой коммуникатор и воткнул в ухо наушник.

— Брагг всем Призракам. Не забывайте про солнечную мазь. Ту, которая цинковая. Как приказал нам полковник-комиссар. Конец связи.

Из наушника немедленно посыпались протесты и брань.

— Я не шучу, — предупредил Брагг. — Натираемся, танитцы. Солнце печет, так что будут ожоги. Полковник-комиссар сказал, что наша светлая кожа и минуты не протянет на такой жаре.

Остановив мотоцикл, Охрин достал свою жестяную баночку и нехотя намазал лоб и переносицу мазью. Потом он передал жестянку на вытянутой руке Хеллату.

Где-то вдалеке что-то мягко щелкнуло. Глухо и незаметно.

Хеллат взял жестянку из рук Охрина и вдруг осознал, что у его водителя больше нет лица. Труп гвардейца тяжело повалился на сиденье.

Стрелок криком поднял тревогу и немедленно вцепился в свое оружие. Автопушка обрушила поток стальной ярости на соседние дюны.

— Охрин убит! Мы атакованы! — выкрикнул Хеллат.

В следующий момент ракета подбросила мотоцикл в воздух. Тела Охрина и Хеллата разорвало на мелкие кусочки.

Каналы вокс-связи немедленно захлестнула волна паники. Шепча молитву о защите, которой его научил экклезиарх во время просветительских чтений на Танит, Мактиг укрыл свой полугусеничник за солевым барханом. Расчет его орудия выпустил несколько ракет по ближайшим утесам.

Подняв облако пыли, Мерайн развернул свой мотоцикл по широкой дуге, собираясь присоединиться к сражению. Каффран развернул автопушки, и трассирующая очередь вспорола дюну, по которой вел огонь Хеллат. Разбитая машина Охрина догорала грудой обломков на вершине холма.

С началом атаки конвой сбавил ход. Вражеский огонь ливнем обрушился на правые борта — сначала несколько выстрелов, потом все чаще и яростнее.

Макендрик ворвался в бой под танитский боевой клич. Когда его стрелок почему-то не открыл огонь, танитец обернулся. Берис безжизненно свисал с лафета автопушки, в его теле зияла огромная дыра. Остановив машину, Макендрик сорвался со своего места, отпихнул труп стрелка и сам встал за орудие, в бешенстве паля из стороны в сторону.

Уже в тот момент, когда мотоцикл Меррта присоединился к битве, стрелок знал, что у него хороший угол обзора. Его орудия непрестанно поливали крупнокалиберными пулями окружающие дюны. Он крикнул водителю, чтобы тот прибавил скорость, ворвался на вражеские позиции. Келве собирался ответить и даже начал что-то говорить, когда пулеметная очередь хлестнула по мотоциклу. Взрыв швырнул гвардейцев и их машину в воздух.

Меррт выкарабкался из песка и огляделся. Келве, кричащий от боли, был придавлен мотоциклом. Вывернутый руль пронзил его тело, пригвоздил к земле, прижал тремя тоннами искореженного, обугленного металла.

Бросившись на помощь, Меррт попытался поднять мотоцикл, перевернуть его. Келве взревел от боли, прося, умоляя.

Наконец Меррт осознал, насколько велик вес мотоцикла и насколько тяжелы раны водителя. Он поступил так, как его просил раненый гвардеец. Он вынул из кобуры свой лаз-пистолет и в упор выстрелил Келве в голову. Содрогнувшись в последний раз, гвардеец затих, избавленный от страданий.

В следующий момент новая очередь заставила Меррта залечь. Он разглядел, куда выбросило его упакованную снайперскую винтовку. Времени проверять механизм не было. Меррт сорвал ткань с оружия, устроился на позиции, загнал свежую батарею в разъем и прицелился. Длинный прицел показал ему противника — мутное увеличенное изображение фигур вдалеке, лихорадочно перезаряжающих ракетомет.

Первый выстрел прошел слишком высоко. Меррт откорректировал прицел, как учил его Ларкин, выдохнул и выстрелил снова. Точное попадание. Враги начали в панике оглядываться, когда серия спокойных, хладнокровных выстрелов унесла еще три жизни.

Три чистых попадания подряд. Старший снайпер Ларкин будет доволен.

Брагг, оказавшийся в тот момент в башне головного грузовика, орал в микрофон коммуникатора, приказывая конвою сформировать защитный круг. В ухо немедленно ударил поток возражений, и Брагг заглушил их криком. Ухватив обеими могучими руками за пулемет, он крутанул его на вертлюге и обрушил длинную очередь на холмы справа по борту.

Водители нехотя подчинились приказам Брагга, и машины конвоя медленно собрались в круговое построение, вокруг которого метались оставшиеся патрули. Вторая и четвертая машины конвоя получили тяжелые повреждения, а шестая погибла в огне взрыва, когда ракета пробила защиту ее двигателя. Бронированная обшивка грузового отсека вздулась и разлетелась, раздираемая изнутри пламенем. Сотни металлических осколков брызнули в стороны от дымящего огненного шара, всколыхнув пепел вокруг бесчисленными фонтанчиками.

Рядовой Каво сменил Брагга на посту стрелка, и танитец смог спуститься в кабину. Там он обнаружил, что Миллум и Тувант спрятались ниже уровня окон, закрыв все люки и бронированные шторки.

— Это идиотизм, тупой ты кек! — завопил Тувант. — Они загнали нас в угол и теперь всех перережут!

— Я не думаю, что эти разбойники так уж сильны, — начал говорить Брагг.

Тувант грубо оборвал его:

— Кекова твоя башка! Они нас окружили! Господь Император, там снаружи тысячи бандитов, их хватит, чтобы всех нас поубивать! Надо было прорываться! А ты тормознул нас, и теперь у них есть шанс собраться с силами и раздавить нас!

Брагг направился к калигульским дальнобойщикам. В его глазах было что-то, что совсем не понравилось Туванту. В следующий момент огромная волосатая лапа Брагга ухватила Туванта за горло, и его ноги оторвались от пола кабины.

— Я здесь главный, — произнес танитец глубоким, могучим, как и его телосложение, голосом. — Полковник-комиссар сказал мне поступить так. Если нам придется прорываться к Кальферине, силой отвоевывая каждый микрометр, мы так и поступим. И сражаться будут все. Это ясно?

— Я-ясно! — прохрипел синеющий Тувант.

— Теперь сможешь найти себе полезное занятие?

— Интересно какое? — ядовито прошипел из-за спины Миллум.

Брагг отпустил Туванта, который немедленно рухнул на пол и зашелся в кашле, и повернулся ко второму водителю. Миллум держал в руках закопченный железный вал.

— Я тебя не боюсь, Призрак.

— Что ж, это очень глупо с твоей стороны, — буднично пробормотал Брагг, отворачиваясь.

Миллум ринулся вперед, собираясь обрушить на голову гиганта пять килограмм литой стали. Брагг легко — невероятно легко для его габаритов — скользнул в сторону. Он перехватил падающий на него вал одной рукой. Раздался громкий хлопок. Миллум задохнулся от удивления, когда вал выскользнул из его рук. Брагг отшвырнул оружие в сторону.

— Можешь начать с того, что перестанешь нападать на меня. Как же вы меня бесите, вы, фесовы гражданские. Феса ради, где бы вы сейчас были, если бы мы не вытащили ваши задницы из пропасти Хаоса?

— Наверняка в безопасности, в улье Аврелиан! — усмехнулся Миллум. — А не посреди пустошей, в окружении налетчиков!

— Возможно, — пожал плечами Брагг. — Вместе с остальными трусами. Ты, случаем, не трус, а, водитель Миллум?

— Кек тебе!

— Так, просто спросил. Полковник-комиссар велел мне выискивать трусов. Велел расстреливать их на месте, потому что они не более чем неверные псы, недостойные благодати Золотого Трона. Но лично я их расстреливать не стану. — Повисла пауза. — Я просто дам им в морду, — улыбнулся Брагг. — Эффект, в общем, тот же. Хочешь, я дам тебе в морду, Миллум?

— Н… нет.

— Тогда не вздумай больше нападать на меня. Ты можешь мне помочь, даже если не отличаешь ствол оружия от дырки в своей заднице. Садись на вокс-передатчик. Читай вслух Обет Послушания Экклезиархии. Знаешь его?

— Конечно знаю! А потом что?

— Потом прочти его еще раз. Читай ясно и торжественно. Повторяй снова, и снова, и снова. Если устанешь повторять, прочти для разнообразия Ежедневную Молитву Императору. Ну, или Имперскую Ектению об Избавлении для уверенности. Пусть каналы вокс-связи заполнятся словами успокоения и воодушевления. Справишься?

Миллум кивнул и поспешил к вокс-передатчику, встроенному в панель управления грузовика.

— Молодец, — сказал Брагг.

Миллум приник к рожку передатчика, вспоминая молитвы, заученные им еще в детстве.

Снаружи по бортам конвоя хлестал ливень пуль и лазерных лучей. Патрульные машины отбивались изо всех сил. Мерайн развернул свой мотоцикл так, чтобы Каффран мог нанести максимальный ущерб стягивающим кольцо бандитам.

Фульке, Макти и Танхак сформировали фронт. Логрис, стрелок машины Фульке, оказался удачлив и записал на свой счет уже четыре уничтоженные цели. Лаймон, стрелок Макти, тоже успел открыть счет, после чего верхняя часть его головы испарилась, срезанная лазерным выстрелом, угодившим прямо в рот. Танхак и Груммед успели уничтожить шесть или семь целей, прежде чем попадание ракеты почти в упор оборвало счет их побед вместе с жизнями. Вспыхнуло топливо, и на месте мотоцикла возник пылающий ураган, разбрасывающий вокруг себя обломки и куски тел.

— Брагг! Брагг! Надо отступать! — кричал в коммуникатор своего полугусеничного транспорта Велн.

Абат за его спиной уже погиб, а Бростин пустил в ход свой огнемет.

В кабине ведущего грузовика Брагг спокойно разворачивал сукно, скрывавшее две автопушки. Позади Миллум методично начитывал молитвы в рожок вокс-передатчика. Брагг остановился и дотронулся до наушника коммуникатора, открывая канал вокс-связи.

— Нет, Велн. Не отступать, — просто сказал он. — Не отступать.

Тувант наконец смог встать. Потирая горло, он уже собирался вновь вступить в спор с танитцем, но вид оружия в руках огромного гвардейца не заставил его остолбенеть. Это была даже не одна, а две автопушки, которые обычно устанавливались на лафетах или в люках техники. Брагг связал их вместе и даже сделал кустарный спусковой крючок из гнутой вилки, чтобы можно было вести огонь из обоих орудий. Патронные ленты сворачивались и змеей ныряли куда-то в нагромождение ящиков с патронами.

Брагг выбил оргстекло одного из окон в задней части кабины и установил свое оружие на край.

— Чего-то хотел?

— Нет, — ответил Тувант и торопливо пригнулся.

Пулеметная очередь с громким лязгом прошила кабину. Ответный рев автопушек казался нестерпимым в тесноте кабины.

— Я могу стрелять из этой штуки и в одиночку, если нужно. Но от помощи заряжающего я бы не отказался.

Тувант моргнул. Спустя мгновение он направился к Браггу и подхватил патронные ленты, стараясь, чтобы они легко выходили из коробок.

— Спасибо, — на мгновение улыбнулся Брагг, потом развернулся к окну и пригнул голову, чтобы хоть что-нибудь разглядеть.

Он зажал самодельный спусковой крючок. Кабина снова наполнилась оглушительным грохотом автопушек.

Миллум прекратил читать молитвы и, скривившись, закрыл уши руками. Тувант содрогнулся, но заставил себя тщательно следить за тем, чтобы патронная лента не провисала и не путалась. В воздух ударил фонтан гильз.

Первая очередь прошла слишком высоко, исчезла в небе над ближайшим утесом. Брагг ухмыльнулся сам себе и скорректировал прицел.

— Еще разок… — пробормотал он.

— Что? — переспросил его Тувант.

— Так, ничего.

Брагг снова открыл огонь. Кабину вновь сотряс яростный рев орудий. Теперь очередь прошила край долины и ушла за дальние дюны. Что-то, оказавшееся на ее пути, взорвалось ярко-алым столбом пламени. Брагг поливал место взрыва огнем еще минуту.

Тем временем Меррт вскарабкался на гребень дюны, оставив за спиной оборонительное кольцо конвоя, и прицелился. В наушнике своего коммуникатора он слышал взволнованный, но настойчивый голос, читавший Молитву Императору, и ее слова наполнили гвардейца гордостью и ощущением праведности его дела. Он сморгнул пыль в глазах. Свои защитные очки он выбросил в тот момент, когда оказался на земле. Ларкин учил его, что между глазом снайпера и прицелом не должно быть никаких преград. «Истинное лицо этого мира ты видишь только в тот момент, когда твой взгляд чист и устремлен в прицел», — говорил ему Ларкин при обучении. Меррт улыбнулся своим мыслям. Он вспомнил о том, что Ларкин всегда таскал с собой снайперский прицел в набедренном кармане и доставал его, чтобы посмотреть на людей. «Так я вижу, не лгут ли они», — всегда говорил он.

Вот и сейчас прицел показал Меррту правду. Он разглядел три дюжины бандитов, продвигавшихся к конвою под прикрытием облаков пыли, поднятых битвой. Они бежали, почти припав к земле, укрываясь в складках местности. Меррт поймал в перекрестие прицела ближайшего. Выдохнув, он надавил на спусковой крючок строго в тот момент, когда его легкие были пусты и ничто не могло поколебать его руку. Лазерный заряд пробил макушку глубокого шлема, которую подставил под выстрел пригнувшийся налетчик. Вероятно, выстрел прошел через черепную коробку, шею и вдоль позвоночника. Человек как подкошенный упал лицом в пыль.

Скорректировав прицел, Меррт выстрелил второму бандиту прямо в лицо, когда тот попытался высмотреть снайпера. Легкий поворот налево — и в прицеле оказался следующий налетчик, пытающийся добраться до укрытия. Выдох. Движение пальца. Легкая отдача. Цель опрокинулась на спину и застыла.

Меррт сместил прицел и уже собирался открыть огонь по небольшой группе пехотинцев, когда они все исчезли в облаке пламени и летящих осколков. «Ракета», — решил снайпер.

Рахан и Нен, управлявшие ракетной турелью, намеренно целились ниже, чтобы ракеты могли врезаться в укрытие пехоты, мгновенно охватывая его взрывом. Мактиг гнал полугусеничник поближе к склонам дюн, изо всех сил избегая контакта с противником. Боезапас орудия его машины был почти исчерпан, поэтому он заглушил мотор и поднялся на огневую позицию, чтобы развернуть спрятанный в ящике пулемет.

Он добрался до расположения оружия на броне, прикрывающей траки, когда Рахан выпустил в воздух пять ракет, одну за другой. Огненными копьями они взметнулись над пустыней и обрушились куда-то за дюны, поражая невидимые цели.

Макти, сменивший Лаймона за орудием, стрелял из автопушки до тех пор, пока ленту не заклинило, а ствол не раскалился докрасна. Выругавшись, он подхватил свой лазган и выпрыгнул за борт. Вражеский лазерный огонь накрыл его машину в следующий момент и разнес ее на куски. Обломки градом падали вокруг ползущего в укрытие Макти. Гвардеец ощутил удар и острую боль в ноге. Все еще лежа на животе, он обернулся и увидел, что его штаны обугливались от падающего пепла, а из ступни торчал толстый металлический обломок.

Сбив огонь, он перекатился на спину и попытался вынуть осколок из ноги. Взглянув на него, он узнал рычаг затвора его собственной автопушки. Боль накрыла его с головой. Макти попытался вытянуть обломок, но потерял сознание от боли почти мгновенно. Очнувшись, он понял, что без помощи хирурга осколок ему из ноги не извлечь. Он прожевал несколько таблеток болеутоляющего. Его разум начал затуманиваться, и гвардеец, развернувшись, начал обстреливать из лазгана холм позади.

Велн отстреливался из башни своей машины. Рядом сражался Бростин, сменивший свой огнемет на лазерную винтовку. Бандиты атаковали их со стороны пустынной низины, и гвардейцы расстреливали все, что движется.

Макендрик осознал, что его орудия исчерпали боезапас в тот момент, когда последняя лента упала на пол и автопушка отозвалась глухим щелчком. Бандиты немедленно окружили его, собираясь захватить его машину. Макендрик выхватил лазерный пистолет. Первый выстрел пришелся точно в голову первого бандита, следующий — в живот второго, третий пробил колено еще одного противника. А потом его плечо обожгло скользящее попадание. Гвардейца развернуло и бросило на землю.

А потом его накрыло ревом.

Подняв облако пыли, на гребень ближайшего холма вырвался мотоцикл Мерайна. Каффран обрушил на бандитов огонь автопушек. Их машина свернула налево, осыпая врага смертельным градом снарядов, разрывая оказавшихся на открытой местности бойцов. Остальные бросились в укрытие.

— Залезай, — пытался перекричать двигатель Каффран.

Макендрик запрыгнул в кузов, и Мерайн сорвался с места, прямо в сторону вражеских порядков.

Логрис, один из разведчиков элитного отряда Маколла, стоявший за автопушкой, внезапно осознал, что у его водителя сдали нервы. Фульке отчаянно кричал, пытаясь избежать вражеского огня. Он развернул мотоцикл и помчался прочь от места битвы.

— Разворачивай обратно! Война вон там! — взревел Логрис.

Фульке ответил что-то неразборчивое и прибавил газу, стремясь в относительную безопасность защитного круга конвоя. Логрис перебрался через ящики с патронами и провода питания, разбросанные по кузову мотоцикла. Он схватил хнычущего Фульке сзади и с силой приложил его о бронированную дверь кабины водителя. Потеряв управление, мотоцикл проехал еще некоторое расстояние и остановился. Фульке обмяк в водительском кресле.

Логрис плюнул на него.

— Трус, — произнес он и развернул машину обратно.

Вражеские солдаты уже приближались к нему, карабкаясь по изъеденному жарой склону.

— Ну, давайте, подходите! — прорычал Логрис, хотя его никто и не слышал.

Брагг отошел от окна и опустил свое оружие.

— Что такое? — спросил Тувант.

— Уходите отсюда, — внезапно сказал гвардеец. — Уходите. Вы с Миллумом идите в грузовой отсек.

— Почему?

— Линия огня.

— Чего?

— Линия огня! — Брагг развернулся и обругал калигульского водителя. — Мы на линии огня! Они концентрируют огонь на тягачах! Им нужен груз! Если хотите выжить, ступайте в тот отсек, по которому они не станут стрелять!

Миллум и Тувант поспешно исчезли в люке, ведущем в грузовой отсек. Брагг вытер лоб. Он посмотрел на свою руку и обнаружил на ней густой слой пота и сажи. Он связался со всеми экипажами и приказал повторить свой приказ: «Бандитам нужен этот груз, так что… Именем Святого Трона, надеюсь, они побоятся стрелять в нас, если мы будем частью самого груза».

Подняв свои автопушки и коробки с патронами, Брагг потащил их на крышу грузового отсека.

— Мы все покойники! — воскликнул Тувант, глядя на сотни бандитов, наступающих со всех сторон на конвой.

— Вовсе нет, — уверил его Брагг.

— Да ты рехнулся! — выпалил Тувант. — Мы окружены! Тысячи их! Они нас перережут по одному!

Брагг вздохнул и закрыл глаза.

Над холмами пронеслись «Мародеры» и обрушили на бандитов содержимое бомболюков.

— Там, в пустошах, прячутся бандиты… их никак не вычислишь, — улыбнулся Брагг, говоря словами Гаунта. — Если только не заставить их зачем-то собраться в одном месте. Конвой будет… неплохой причиной.

Тувант вытаращился на гвардейца.

— То есть мы — приманка?

— Ага.

— Кек тебя за это!

— Простите. Это все план полковника-комиссара.

Водитель тяжело опустился на ступени, ведущие в грузовой отсек. Брагг уселся рядом с ним. Вокруг них холмы пылали ярким огнем под градом зажигательных бомб. Воздух взвыл, когда имперские сверхзвуковые штурмовики развернулись для следующего гибельного захода.

— Тувант?

Водитель обернулся на голос гиганта.

— Мы сыграли роль приманки, но у нас все еще есть цель. Мы доставим этот конвой к цели. Кальферина возрадуется, как я и говорил… Просто полковник-комиссар…

— Мне уже надоело слышать это звание! — Глаза Туванта наполнились обидой.

— Его имя Гаунт. Он хороший человек. Генерал Тот поручил ему руководить восстановлением этого мира. И он понимал, что никакого восстановления не получится, пока здесь гнездятся террористы и бандитские кланы. Поэтому он использовал приманку. Жирную, манящую приманку в виде конвоя, направляющегося в Кальферину.

— Замечательно!

— Мы собрали этих ублюдков в одном месте, чтобы эскадрилья имперского флота могла уничтожить их всех. Гордись, дружище! Мы только что одержали большую победу!

Тувант поднял к нему свое бледное лицо.

— Все, что я понял, так это то, что твой полковник-комиссар использовал меня как приманку. И ты все знал с самого начала.

Брагг откинулся на страховочную перекладину, вдыхая химический запах горящего напалма.

— Так и есть. Знаешь, бандиты ведь не работают вслепую. Рабочие Аврелиана сообщают им о передвижениях конвоев. Как ты думаешь, почему же еще полковник-комиссар поставил меня во главе этого конвоя?

Водитель неуверенно моргнул.

— Я большой… — Брагг постучал себя могучей рукой в широкую грудь. — А значит, я наверняка тупой. Безмозглый. Такой — как вы там говорили? — тупой кек, который заведет конвой в беду, а потом построит его защитным кругом, чтобы полегче было его захватить. Эдакий идиот, который сам отдаст груз в руки бандитов.

— То есть ты хочешь сказать, что тоже был частью приманки?

— И это самое главное, то, перед чем они не могли устоять. Об этом им просто обязаны были сообщить их друзья-рабочие из улья. «Приближается конвой, парни. И командир там идиот». Ведь так, Миллум?

Миллум ответил ему мрачным взглядом.

Брагг покачал своей большой головой. Он поднял перед собой инфопланшет:

— Мой друг, рядовой Раглон… нет, офицер связи Раглон просматривал твои кодированные сообщения. И вот, ты здесь сообщаешь своим бандитским друзьям о времени, графиках, составе и охране конвоя. Полковник-комиссар сказал мне поступить так.

— Миллум? — запнулся Тувант.

В руке предателя внезапно возник компактный автопистолет.

— Кек тебя, погань гвардейская!

Брагг мгновенно вскочил, заслоняя собой Туванта, и ударил Миллума огромным кулаком.

Пистолет отлетел в сторону. Раздался противный, сырой хлопок выстрела. Пуля не задела никого.

Тлён Миллум, чье лицо уже превратилось в кашу, свалился с лестницы тягача. Он был мертв еще до того, как его тело разбилось о затвердевшую почву пустыни в двадцати метрах под кабиной.

Брагг обернулся и помог Туванту встать. Его руки были в крови. В окна кабины сквозило небо, озаряемое вспышками взрывов, затянутое черными столбами пепла от бомбежки.

— Он был предателем. И трусом, — пояснил Брагг.

— Тебе это сказал полковник-комиссар, верно?

— Нет, это я понял самостоятельно. Ну так что, у нас еще визит в улей Кальферина?

Рыжий закат расколол темные небеса Монтакса. Атмосфера почему-то напомнила Гаунту витражи Схола Прогениум на Игнации Кардинале, где его тренировали и воспитывали после смерти отца много лет назад. Мутный, дымчатый, словно сочащийся сквозь стекло, алый и бледно-желтый свет, постепенно холодеющий до розовато-лилового и сиреневого где-то там, высоко, где все еще мерцали звезды. Недоставало только стального силуэта какого-нибудь героя Империума. Какого-нибудь прославленного святого, застывшего в лучах триумфа, попирая йогой отрубленные головы убитых.

В какой-то момент комиссару показалось, что он слышит напевы хора Схолы. Они пели приветственный гимн восходу, глядя, как поднимается по небосводу звезда Игнация. Гаунт тряхнул головой. Он ошибся. Сквозь длинные тени долгого восхода, прорезавшие смердящие, грязные линии окопов, до него донеслись мужские голоса, поющие более грубый, жесткий гвардейский гимн. Солдаты пели, разводя костры и готовя завтрак. Среди них был и Майло. Звенящие нотки его свирели вплетались в гортанный хор сонных, хриплых голосов.

Это была благодарность, празднование прихода нового дня, благополучного избавления от страхов ночи, во славу Императора. За линиями окопов бесконечные джунгли исходили паром под прикосновением солнца, вытягивавшего из них влагу. Темные чащи окутал туман. Какие еще беды и испытания ждали Имперскую Гвардию среди этого мрака ветвей, топей, грязи и мошкары?

Один из танитцев не пел. Свернув свой спальный мешок, майор Роун уселся у входа в свою палатку возле разведенного костра. Он брился, пользуясь котелком горячей воды, осколком зеркальной плитки и серебристым танитским ножом. Майор намылил лицо маленьким кусочком мыла. Гаунт мог расслышать, как нож скребет по щетине на щеках и шее.

Гаунт понял, что его почти загипнотизировали аккуратность и отточенность движений — то, как Роун оттягивал кожу щеки, косился на закрепленное перед ним зеркало, делал короткое движение ножом и немедленно ополаскивал клинок в котелке.

«Один нож бреет другой», — думал Гаунт. Лицо Роуна всегда напоминало ему кинжал — тонкий, красивый, но смертоносный. Кинжал… или все же змея?

Оба сравнения как нельзя лучше подходили ему. Гаунт признавал и ценил способности майора, даже его безжалостность. Но симпатии между ними никогда не было. Комиссар вдруг задумался, сколько глоток было вскрыто этим самым ножом, которым Роун сейчас бреет свою уязвимую кожу.

Гаунт наблюдал, как майор бреется, не оставляя и малейших царапин. Это как нельзя точнее характеризовало выдержку высокого стройного офицера. Идеальная точность — вот что составляет разницу между чисто выбритыми щеками и вскрытым горлом.

И что касается именно этого ножа…

Роун поднял голову и встретился взглядом с Гаунтом. Без всяких формальных приветствий майор тут же вернулся к работе. Но комиссар, как никто другой, знал, сколь сильно Роуну хотелось сейчас очистить этот нож от мыла и волосков и всадить ему в сердце.

Или, может, превратиться в змею и укусить его.

Гаунт отвернулся. Ему придется теперь всегда готовиться к удару в спину. Всегда. Так уж сложилась его жизнь. У Ибрама Гаунта могло быть сколько угодно врагов, но самый страшный из них был рядом, один из его собственного полка. И он вечно ждал момента, когда сможет превратить самого Гаунта в призрака.

 

7

Вечная мерзлота

На Тифоне Девять есть долина, в которой замерзшие крики день и ночь звенят в воздухе, и так будет длиться вечность. Расщелина в леднике девять километров в глубину. Там, где свет звезд касается ее краев, древний лед отражает его белым сиянием, на которое невозможно долго смотреть. Глубже лед становится прозрачно-голубым, потом сиреневым, а затем окрашивается багрянцем. Растения, вмерзшие в окаменевший лед миллиарды лет назад, окрасили его своими соками и цветами.

Здесь слышны вопли ветра, чье тело вечно рвут острые как бритва ледяные утесы над расщелиной. Глубина разлома лишь усиливает и искажает их. Тифон Девять — ледяная луна. Она покрыта коркой замерзшей воды, иногда до сотни километров в толщину. Под ней кипят океаны углеводорода, пульсируя приливными ритмами живого ядра планеты.

Крики ветра все еще звенели в ушах, когда майор Роун перекатился и съехал вниз по склону багрового льда на дно долины. Ледяной ветер вцепился когтями в его плащ, пытаясь сорвать его с плеч. Несмотря на плащ, теплые перчатки и зимнюю форму, он едва чувствовал что-нибудь, помимо тяжести собственного тела. Это ощущение — точнее, отсутствие всяких ощущений — уже час как сменило чувство холода и начинало беспокоить. Он залег, неуклюже целясь из своего лазгана. Металлические части оружия немедленно покрылись кристаллами льда. Майор едва мог держать оружие в руках.

В его сторону летели новые снаряды. Он уже привык к странному звуку, сопровождавшему их в этом месте. Сырой хлопок и шипение прорезающего лед раскаленного патрона. Ледяная корка немедленно сходилась за ним. Ледник вокруг него был покрыт черными ранами идеально круглой формы. Роун заполз в глубокую выбоину во льду и пригнул голову. Новые выстрелы, низкие и неточные. Один из них прошел в паре сантиметров над головой.

А потом стало тихо. Настолько тихо, насколько это вообще возможно при постоянном вое ветра. Майор перевернулся на спину и, прижав подбородок к груди, осмотрел ту часть долины, откуда пришли гвардейцы. Никого и ничего не было видно. Только один черный силуэт. Роун знал, что это был рядовой Ньялт.

Он был мертв. Весь его отряд погиб, Роун был последним.

Перекатившись еще раз, майор посмотрел в прицел лазгана. Линзы покрывали трещины и лед — замерзшие слезы, непроизвольно текущие из его собственных глаз. Роун выругался и отодвинулся от прицела. Буквально день назад рядовой Мальхум, высматривая врага, примерз глазом к оптике лазгана. Майор очень хорошо помнил его вопли, когда его пытались отделить от оружия.

Он наугад дал короткую очередь в темноту ущелья. Ему ответил сразу десяток стволов, чей огонь поднял небольшую бурю ледяной пыли.

Пещеры. Низкие арки с острыми углами в ледяной стене утеса, созданные медленным смещением тектонических плит. Задыхаясь, раненный осколком в бедро Роун ввалился в ближайшую пещеру и бессильно лежал на животе. Как ни абсурдно, внутри было удушающе жарко. Майор осознал, что ему так кажется из-за того, что стены теперь защищают его от режущего ветра. Температура внутри пещеры едва ли поднялась выше нуля хоть на десяток градусов, но по сравнению с диким ветром снаружи это были настоящие тропики. Майор снял свой плащ и перчатки. Поразмыслив, скинул и утепленный жилет. Весь промокший и запыхавшийся, он словно сидел в бане, горячий пот ручьями струился под его зимней формой.

Он осмотрел свою ногу. Где-то на середине бедра в штанах обнаружилась прожженная дыра, выглядевшая так, будто ее проделали мелтаружьем. Внезапно Роун понял, что кровь на его ране не свернулась. Она просто замерзла. Он, морщась от боли, сорвал с раны корку черного льда и взглянул на кровоточащее отверстие в ноге.

Не в первый раз — и, скорее всего, не в последний — он проклял Ибрама Гаунта.

Роун дотянулся до медицинского подсумка и открыл его. Он вынул несколько кожных зажимов и попытался использовать их так, как учил старший военврач Дорден во время инструктажа на Основании. Но проволочные зажимы замерзли, и все, что смог сделать онемевшими пальцами майор, так это разбросать их по ледяному полу, вместо того чтобы открыть.

Уйма времени ушла только на то, чтобы вынуть из стерильной бумажной упаковки хирургическую иглу. Он успел уронить четыре или пять, прежде чем смог вынуть и удержать в руках хоть одну. Прикусив ее зубами, он стал искать конец хирургической нити.

Наконец он нашел нить, взял иглу и попытался продеть ее в ушко замерзшими пальцами. Возможно, у него скорее получилось бы попасть из непристрелянного лазгана в центр мишени на расстоянии десяти километров. После двух десятков попыток майор снова взял иглу в зубы и принялся скручивать обратно распушившуюся нитку.

Что-то тяжело ударило его сзади, швырнув лицом на заснеженный пол.

Оглушенный, он лежал лицом на льду, медленно осознавая, что позади него кто-то тяжело дышит. Язык распух и болел, рот наполнился кровью, которая стекала по подбородку и немедленно превращалась в лед. За спиной двигалась чья-то огромная фигура.

Он медленно приподнял голову и бросил взгляд назад.

Орк был не меньше трех метров ростом и такой же ширины в плечах. Его плечи и руки были свиты из невероятно крупных мышц. Могучее тело было обернуто в смердящие меха. Его выдвинутая вперед голова по размеру в два раза превышала человеческую и отличалась мощной нижней челюстью. Широкие черные зубы торчали частоколом из гнилых десен. Глаз майор не разглядел. Зато он чувствовал зловонное дыхание, капающую тягучую слюну.

Притворившись мертвым, Роун наблюдал, как орк роется в его аптечке. Он перебирал инструменты огромными пальцами, которыми можно было легко сломать человеческую шею. Достав рулон бинтов, орк откусил его, пожевал и выплюнул.

«Голодный», — подумал Роун. От этой мысли внутри у него все похолодело.

Внезапно орк направился к гвардейцу, поднял его за волосы, легко, как тряпичную куклу. Второй рукой он начал деловито ощупывать Роуна на предмет чего-нибудь съестного или хотя бы патронов.

Рот майора открылся, и по подбородку и груди потекла кровь. Он старался не двигаться и казаться мертвым, но его левая рука осторожно скользнула к ножу на поясе. Гигантский орк тряс и вертел его, как мешок с костями, сопя над ухом, дыша в лицо Роуну и источая зловоние.

Майор нащупал нож и вытянул его из ножен. Должно быть, в этот момент он слишком напряг мышцы, потому что орк внезапно застыл и пробормотал что-то на своем варварском языке. Роун сделал выпад, но орк неожиданно перехватил его руку с ножом, сдавил ее и ударил о стену пещеры. Двух ударов хватило. Танитский нож выскользнул из пальцев майора.

Гортанный рев орка оглушил Роуна, отдаваясь глухим ударом по диафрагме. Схватив его со спины, орк вцепился в плечи майора и начал тянуть в разные стороны, намереваясь разорвать его пополам. Роун закричал, тщетно пытаясь бороться с чудовищной силой. Он понимал, что уже мертв. Смерть была в двух шагах.

Боль заставила его хвататься за любую возможность. Он дотянулся до своего рта и нащупал торчащий из языка конец хирургической иглы. Майор выдернул ее, и за ней выплеснулась невероятно сильная струя крови. И тогда он ударил куда-то за собственную шею маленьким серебристым кусочком металла.

Орк завопил и уронил Роуна. Майор тяжело повалился на пол, отплевываясь кровью из пронзенного языка. Чужак бешено метался по пещере, зажимая руками глаз, из которого текла вязкая жидкость, смешанная с кровью. Оглушительный крик боли орка бился под сводами пещеры.

Роун попытался схватить оружие, но его встретил удар орка, отправивший его в полет на несколько метров назад. Его перевернуло в воздухе. Майор врезался спиной в стену пещеры. Его плечо хрустнуло, и танитец сполз на пол.

Чужак уже надвигался на него. Один его глаз был прикрыт и источал слизь из того места, откуда торчала игла. Роун откатился с дороги. Лазган был на другом конце пещеры, а вот нож был совсем рядом.

Его нож. Сколько схваток он выиграл с его помощью? Сколько раз распарывал им чье-то горло, пронзал сердце, выпускал кишки?

Подхватив клинок, Роун взял его обратным хватом, занял низкую боевую стойку и оскалился.

Орк заслонил своей тушей выход из пещеры. В его испачканной темной кровью руке возник огромный, грубо сделанный пистолет. Он заговорил на чужом языке, медленно, раскатисто. Роун не знал, что именно он говорил, но общий смысл уловил.

Яркая вспышка, грохот оружия в тесной пещере.

Роун иногда задумывался, каково это — получить смертельное ранение, быть подстреленным, умирать. Но он ничего не ощущал. Ровным счетом ничего. В мгновение ока на его глазах орк взорвался, его грудь испарилась во вспышке света.

Почти разорванное пополам тело рухнуло на землю, и выплеснувшаяся кровь мгновенно замерзла.

Но вход в пещеру все еще закрывала чья-то высокая фигура.

— Майор Роун?

Убирая в кобуру свой лучевой пистолет, в пещеру вошел Ибрам Гаунт.

Похоже, у комиссара дела были не намного лучше. Банда орков решила воспользоваться неразберихой во время прорыва имперских сил при взятии Тифона, чтобы получить свой небольшой плацдарм в мирах Саббаты. Призраки получили задание остановить орочье вторжение и высадились в длинные ущелья и льды этой луны. Их постигла неудача. Взвод Роуна был уничтожен на восточной границе Кричащих долин, то же самое произошло со взводом Гаунта на западе. Даже обращенные в бегство орки оказались слишком сильным противником.

Комиссар и майор вдвоем привалились к стене пещеры. Роун даже не подумал благодарить Гаунта. Он знал, что уж лучше умереть, чем быть обязанным чем-то иномирцу.

— Как язык? — поинтересовался Гаунт, разжигая огонь с помощью сухих химических кубиков.

— А что?

— Ты мало разговариваешь.

— Нормально, — сплюнул Роун. — Чистая рана острым инструментом.

На самом деле ощущение было такое, словно язык распух до размеров скатанного спального мешка. Но он не собирался радовать комиссара описанием своих страданий. А вот скрыть боль, которую причиняла ему рана в ноге, никак не выходило.

— Дай взглянуть, — сказал Гаунт.

Роун отрицательно помотал головой.

— Это не просьба, это приказ, — вздохнул комиссар.

Он сел поближе, доставая собственную аптечку. Его зажимы тоже успели замерзнуть, но Гаунт догадался сперва погреть их над огнем химической горелки и только после этого стянул ими рваные края раны. Он опрыскал рану антисептиком из одноразового баллончика, и Роун ощутил, как немеет нога.

Отогрев замерзшие пальцы, Гаунт легко управился с ниткой и иглой. Он протянул Роуну его кинжал.

— Прикуси рукоять.

Роун так и поступил. Он молча ждал, пока Гаунт сшивал края раны. Наконец комиссар откусил нить и завязал узел, а затем перебинтовал рану.

Майор вытолкнул нож изо рта.

Гаунт свернул аптечку и поставил над огнем котелок, бросив туда несколько кусков льда.

— Сдается мне, майор, Тифон уравнял нас с тобой, — произнес он, выждав несколько минут.

— Это как?

— Ну, комиссар благородных кровей, со всей его славой, подвигами и высоким званием, его выучкой и опытом, — и безродный танитский разбойник со всеми его грехами, ложью и преступлениями. Эта планета поставила нас на одну доску. Мы оба сражаемся с одними и теми же трудностями с одинаковыми шансами на выживание.

Роун хотел ответить каким-нибудь оскорблением, но его язык слишком распух и болел. Но он хотя бы смог еще раз плюнуть.

Гаунт улыбнулся, глядя, как закипает талая вода в котелке.

— Хорошо. Может быть, и нет. Если ты все еще можешь плюнуть на меня, ненавидеть меня, мы не на одном уровне. Я могу снизойти до твоего уровня, чтобы помочь тебе… Фес, даже спасти тебя. Но в тот день, когда мы действительно окажемся на одном уровне — твоем уровне, — я себя убью.

— Обещаешь? — немедленно спросил Роун.

Гаунт рассмеялся. Он бросил несколько сухих рационных кубиков в бурлящую воду и помешал. Порошок вскипел и начал превращаться в бобовый суп. Комиссар все еще смеялся, разливая горячий суп в две кружки.

С приходом ночи ветер только усилился. Его вой за пределами пещеры становился все громче. Два гвардейца сидели в темноте, глядя на огонь. У них осталось всего четыре химические таблетки на подпитку костра, и Гаунт старался экономить.

— Хочешь знать, какие еще между нами различия, а, Роун?

Майор хотел сказать «нет», но его распухший язык был практически бесполезен. Тогда он просто плюнул в Гаунта еще раз.

Комиссар улыбнулся и кивнул на замерзающую слюну.

— Вот тебе первое: возможно, это место сплошь состоит из замерзшей воды, но я ни за что не буду расходовать влагу вот так. Ветер превратит тебя в сухую сосульку за пару часов. Сохраняй свою воду. Заканчивай плеваться в меня, и, возможно, у тебя будет больше шансов выжить.

Он протянул Роуну кружку теплой воды, и майор, поколебавшись несколько мгновений, принял ее и выпил.

— Вот второе. Здесь тепло. Теплее, чем снаружи. Но температура все равно близка к нулю. Ты скинул половину одежды, и теперь ты продрог.

Гаунт все еще был одет в полную зимнюю форму и плащ. Роун вдруг осознал, насколько замерз, и натянул свой утепленный жилет и накидку.

— Почему? — мрачно спросил он.

— Почему? Потому что я знаю… Мне приходилось раньше сражаться в ледяных мирах.

— Да не это… почему? Почему ты хочешь сохранить мне жизнь?

Гаунт молчал некоторое время.

— Хороший вопрос, — наконец сказал он. — Особенно учитывая то, что ты больше всего на свете хотел бы увидеть, как я умру. Но я прежде всего комиссар Имперской Гвардии, и сам Император возложил на меня обязанность держать его легионы в строю и в готовности к грядущему бою. Я не позволю тебе умереть. Это мой долг. Вот почему я спас тебя. И вот почему я спас танитцев от гибели, унесшей их родной мир.

Последовала долгая пауза, нарушаемая лишь шипением и потрескиванием химических таблеток.

— Знаешь, я никогда не пойму этого, — отозвался Роун негромким, холодным голосом. — Ты бросил Танит умирать. Ты не позволил нам остаться и защищать ее до конца. Этого я тебе никогда не прощу.

— Я знаю, — кивнул Гаунт. Выждав, он добавил: — Я бы хотел, чтобы все было иначе.

Роун забрался в небольшую расщелину и завернулся в свой плащ. Он чувствовал только одно. Ненависть.

Занялась заря. Слабые, тонкие лучи света просочились в пещеру.

Гаунт еще спал, укутавшись в свой плащ. Его занесло снегом. Роун поднялся на ноги, стараясь побороть боль в конечностях и вездесущий холод. Огонь уже давно догорел.

Он пересек пещеру и посмотрел на Гаунта. Боль пульсировала в его забинтованной ноге, в плече, во рту. Она прогнала остатки сна и обострила его реакцию. Майор подобрал свой танитский нож, стер с него иней и опустившись на колени, приставил клинок к горлу Гаунта.

Никто не узнает. Никто никогда не найдет его тело. И даже если найдут…

Гаунт вздрогнул во сне. Он дважды произнес: «Танит», его веки дернулись. А затем он пробормотал, сворачиваясь крепче: «Не дам им умереть! Только не всем им! Во имя Императора, Зим!»

Дальше он говорил что-то неразборчивое. Роун крепче сжал рукоять ножа. Он сомневался.

Комиссар снова заговорил монотонным сонным голосом: «Нет, нет, нет, нет… горит… она горит… я никогда… никогда…»

— Никогда — что? — прошипел Роун, готовясь одним движением ножа перерезать горло комиссара.

«Танит… Во имя Императора…»

Все еще сидя, Роун развернулся. Он взмахнул ножом, но не с намерением убить Гаунта. Описав дугу, он метнул нож в сторону выхода из пещеры. Клинок вонзился в горло орка, пытавшегося прокрасться в укрытие гвардейцев.

Чужак упал, захлебнувшись кровью. Снаружи донеслись грубые окрики. Разбудив Гаунта ударом по ребрам, Роун подхватил свой лазган и дал очередь в сторону выхода из пещеры.

— Они здесь, Гаунт, сукин сын! — прокричал он. — Они здесь!

Восемь яростных минут упорного, безмолвного боя. Треск оружия в руках. Гаунт очнулся от своего тяжелого, глубокого сна и за долю секунды был готов принять бой — привычка, выработанная годами. Шесть орков попытались атаковать вход в пещеру, но, лишенные укрытия, они успели разве что сделать несколько выстрелов. И умереть. Оказавшись в пещере, имперские солдаты располагали ее защитой и выгодной позицией на вершине склона. Огромные тела с дымящимися ранами падали и съезжали вниз по льду.

Роун подстрелил последнего и обернулся к Гаунту, который осматривал долину в свой монокуляр.

— Мы не можем здесь оставаться, — произнес комиссар. — Эта перестрелка привлечет сюда орков со всей округи.

— У нас хорошее укрытие, — возразил Роун.

Гаунт пнул кусок льда на пороге.

— Скорее, у нас тут хорошая могила. Стоит притащить сюда достаточно зеленомордых, чтобы прижать нас, и они обрушат весь утес, просто замуровав нас тут. Надо двигаться, и быстро.

Они бросили спальные мешки и все, что было слишком долго собирать. Гаунт отдал предпочтение боеприпасам, еде, сумке Роуна со взрывпакетами и зимнему снаряжению. Не прошло и минуты, а гвардейцы уже спускались вниз по склону, их плащи развевались в утреннем морозном воздухе.

В двенадцати километрах от них косые лучи восходящего солнца освещали стену ущелья, но солдаты держались тени. Здесь, в холодном полумраке, багряный лед вокруг них блестел, как мрамор. Или мясо на бойне. Вдалеке слышался грохот перестрелки. Гвардейцы старались прятаться за глыбами льда у стен, скрываясь от вопящего в агонии ветра.

Уйдя от пещеры примерно на километр, они сделали привал. Согнувшись за обломком льда, они отдыхали, покрытые потом под своей теплой формой.

Роун стер с ножа орочью кровь и отпорол им кусок ткани от камуфляжного плаща. Он умудрился где-то потерять рукавицу, и теперь рука покраснела и ныла от холода. Он крепко обмотал кисть руки, пытаясь сделать подобие перчатки без пальцев.

Гаунт тронул его за плечо и указал в ту сторону, откуда они пришли. Свет. Большие яркие лучи прожекторов, шарящие по стенам и дну долины. Техника. Слишком сильный ветер заглушал рев моторов.

— Уходим, — сказал Гаунт.

Из расщелины во льду, где они укрылись, гвардейцы смотрели, как в пяти сотнях метров от них движется колонна техники. Четыре огромные темные орочьи машины, изрыгающие черный дым из труб грубых двигателей. Каждую машину тянули передние колеса с толстыми покрышками, обмотанными цепями. Задние колеса заменяли гусеницы или лыжи. Помимо водителей в кабине каждого агрегата ехало не меньше двух воинов. И в каждой машине имелось внушительное оружие в люках или башнях. Ревущие железные монстры прошли достаточно близко от укрытия танитцев, чтобы те смогли разглядеть за летящими из-под колес фонтанами льдинок племенные тотемы на бортах, почувствовать вонь горючего.

Как только конвой миновал, Гаунт собрался двигаться дальше. Но Роун втащил его обратно в укрытие.

— Они знают, с какой скоростью мы способны бежать, — сказал он.

И действительно, выждав минуту, они расслышали сквозь вой ветра рев двигателей. Орки вернулись той же дорогой, выискивая то, что они пропустили при первом заходе. Одна машина развернулась на запад, две продолжили путь вперед. Четвертая развернулась, взметнув ледяные брызги, и направилась в сторону гвардейцев, чтобы обыскать край долины.

Западня. Гвардейцы не могли бежать, это выдало бы их позицию оркам. Поэтому им оставалось только залечь поглубже и ждать.

Орочий колесно-лыжный транспорт замедлил ход, и один из огромных воинов выпрыгнул из кабины. Он двинулся рядом с машиной, методично поливая огнем встречные пещеры в стене. Второй воин водил из стороны в сторону установленным в люке орудием. Ближе…

Гаунт кивнул на лазган Роуна.

— Дальность выше, лучше прицел. Целься в стрелка.

— Не в водителя?

— Если погибнет стрелок, ему останется только рулить. Если убить водителя, стрелок нас прикончит. Целься в стрелка… как только снимешь его, переключайся на пехотинца.

Роун кивнул и как следует подышал на прицел своей винтовки, чтобы согреть оптику. Он сменил зарядную батарею так тихо, как только мог: несмотря на дикий вой ветра, металлический лязг будет слышен не хуже выстрела.

Он заметил, что Гаунт делает то же самое с изогнутым магазином своего лучевого пистолета.

Лыжный агрегат повернул в сторону их укрытия. Свет его фар упал на край расщелины, и багряный лед, тронутый яркими лучами, стал еще больше напоминать мясо. Роун прицелился. Он знал, что ему далеко до таких снайперов, как Ларкин или Элгит, но сейчас хватало и его навыков. И все же он подпустил машину достаточно близко, чтобы быть уверенным в своем прицеле. Его цель была не более чем темным силуэтом в ярком сиянии фар. Ближе… совсем рядом.

Роун выстрелил.

Огненный сполох врезался в освещенный силуэт. Две вспышки, а потом череда громоподобных ударов, словно выстрелы. Машину занесло, и орочий транспорт остановился. Роун вдруг осознал, что это действительно были выстрелы. Он все-таки попал в стрелка, но его выстрел насквозь пробил орудие, вызвав по цепной реакции детонацию всей ленты с патронами. Дымящийся труп стрелка свисал с останков орудия. Гвардейцы могли только наблюдать, как от высокой температуры разрывные патроны взрывались жутким фейерверком. Водитель тоже погиб, его затылок и шею нашпиговало осколками.

Гаунт и Роун выскочили из своего укрытия и ринулись к машине. Оставшийся орк бежал в их сторону, беспорядочно паля от бедра. Пули со свистом рвали воздух вокруг гвардейцев, вгрызаясь в лед. Роун издал боевой клич, обрушив на чужака яростный автоматический огонь буквально выпрыгивающего из рук лазгана. Два попадания развернули орка и сбили с ног. Тело еще некоторое время дергалось на льду.

Комиссар первым добрался до моторных саней, морщась от тошнотворного запаха горелой плоти. Орудие и стрелок все еще горели, но дальше огонь не распространялся. Гаунт собрался залезть в кабину, когда взорвался еще один патрон, и комиссар отпрянул. А потом наступила тишина.

Запрыгнув в кузов, Гаунт немедленно приставил пистолет к затылку орка и выстрелил. Он был уверен, что чужак мертв, но уж слишком часто он слышал, сколько могут вынести эти твари. Гаунт спихнул труп орка на лед и ухватился за дымящееся орудие. Он нашел рукоятку, отпускающую крепление тяжелого орудия и его коробки с патронами. Комиссар с силой дернул ее, пальцы скользили по густой саже. Это крепление затягивали явно не человеческие руки. Гаунт навалился всем телом, рыча и матерясь. Он ждал, что вот-вот — и еще один патрон взорвется прямо у него перед лицом.

Рукоятка наконец поддалась. Гаунт выдохнул. Могучим усилием, которое едва не порвало связки в спине и руках, комиссар сдвинул тяжелое орудие вместе с оставшимся боезапасом с металлического поручня турели и столкнул его за борт. С ударом о лед сдетонировали еще три патрона. Один из них маленькой шаровой молнией описал зигзаг по льду.

Перчатки Гаунта загорелись от контакта с раскаленным металлом, и он спешно скинул их. Он перелез к рулевой колонке и попытался вытолкнуть тело водителя из кабины. Четыреста килограмм мертвого орочьего мяса не хотели никуда двигаться.

Он оглянулся и увидел, как Роун добивает лежащего орка своим танитским клинком. Гаунт позвал его, едва перекрикивая воющий ветер.

Вместе им удалось сдвинуть с места труп орка и сбросить его на лед. Тело уже начало замерзать, поэтому больше напоминало мешок с камнями. Гаунт забрался на его место и немедленно почувствовал, насколько кабина просторна. Она была приспособлена для существ более крупных, чем человек. Внутри пахло потом и кровью. Он покрутил руль, нащупал ногами педали. Его первая попытка завести машину заставила двигатель взвыть, машина вскинулась и тут же затормозила настолько резко, что Роун, чертыхаясь, упал где-то в кузове. Потом Гаунт приноровился. Это было похоже на очень грубую версию автосаней, на которых он катался с отцом много лет назад. Здесь была педаль газа, а также педаль тормоза. Принцип его действия оказался прост: в лед вгонялся огромный шип, который должен был замедлить движение саней. Этот якорь работал, только если отжать газ. На полном ходу шип наверняка должен сломаться и вырвать у саней днище. Скорости, коих оказалось три, переключались рукояткой слева от руля. На грубой приборной доске было несколько датчиков, подписанных по-орочьи. Гаунт не понимал ни слова, но смог уловить какие-то закономерности в движении стрелок.

— Держитесь, майор! — предупредил он и на полном ходу двинулся в дальний конец долины.

Роун, оставшийся в кузове, держался изо всех сил. Ветер хлестал его по лицу и шее.

Комиссар сконцентрировал все свое внимание на управлении. Тяжелая машина подпрыгивала на каждой неровности, но Гаунт быстро научился разбирать, что из элементов ландшафта впереди тряхнет их транспорт, ускорит скольжение или развернет. Управление не поддерживала никакая гидравлика, и Гаунту приходилось бороться с ним собственной силой. Тем не менее удержать ровный курс было выше его физических сил, и он признал, что никогда не сможет вести машину так быстро, как более мощные орки. Сани не слушались его, а Гаунт не мог похвастаться нечеловеческой силой их прежних владельцев.

Машину трясло, било, кидало из стороны в сторону. Не раз Гаунт упускал управление ведущими колесами, и сани разворачивало задом наперед в урагане ледяных осколков. После одного из таких виражей ревущий мотор вдруг заглох и больше заводиться не хотел. Под рулевой колонкой обнаружился стартер, но он безвольно болтался.

Заглянув под руль, Гаунт нашел слева от тормоза ножной стартер. Согнувшись, комиссар начал давить на него, пытаясь привести машину в чувство.

— Гаунт!

Он обернулся. Роун стоял в кузове и указывал туда, откуда они приехали. На расстоянии около километра три темных силуэта мчались в облаке дыма и ледяного крошева, преследуя их. Обладая большей силой и опытом обращения с подобными снегоходами, орки выигрывали в этой гонке по скорости.

Гаунт с яростью заколотил по стартеру, пока двигатель не подал голос, после чего комиссар отжал упирающееся сцепление.

Снова раскрутившись на месте, сани в последний раз вильнули кузовом и ринулись прочь. Гаунт гнал на пределе возможностей. Еще одна незамеченная яма во льду — и машина заглохнет опять. Тогда им переломают все кости. Или, скорее, им переломают шеи собственные сани, навалившись на них всей массой.

Вскоре они вырвались из сумрачных теней долины на огромное поле дрейфующего льда. Солнечный свет ударил в лицо. Гаунт и Роун на несколько мгновений ослепли, не помогали даже защитные очки.

Перед ними развернулось ледяное море. Белые, алые, фиолетовые и зеленые осколки льдин, рваные и изогнутые, как застывшая пена. Тысячи километров открытого моря, закованного в лед, тянулись вдаль, чтобы встретиться на горизонте с темнотой космоса. Солнечный свет был ярким и угрожающим.

Море, некогда вздымавшее здесь волны, замерзло прямо в движении. Теперь сани кидало то вверх, то вниз на пиках бурунов, скованных морозом тысячелетия назад. Машина ускорялась каждый раз, когда отрывалась от земли и приземлялась в фонтане ледяных искр. В момент соприкосновения полозьев и ведущих колес с поверхностью Гаунт едва мог контролировать движение орочьего агрегата. Роун хотел было открыть огонь по преследующим их машинам, но очередная замерзшая волна подбросила его в кузове и швырнула на грязный пол. Майору оставалось только вцепиться в металл кузова и держаться что было сил. Прижавшись лицом к металлическому полу, Роун смог разглядеть пробоины, оставленные взорвавшимися патронами. От них несло маслом. Превозмогая тряску, майор, цепляясь за металлические листы, подполз к краю кузова. Теперь он увидел тянувшуюся за машиной бурую полосу.

— У нас протечка! — прокричал он Гаунту. — Бак пробит!

Комиссар чертыхнулся. Зато теперь он понял, что показывал один из датчиков. Тот, на котором стрелка стремительно опускалась.

Орки приближались. Очереди из тяжелых орудий и другие разрывные снаряды хлестали по льдинам вокруг, поднимая в воздух фонтаны осколков и пара.

Гаунт вдруг осознал, что его руки, лишенные защиты перчаток, начинают примерзать к рулю. От боли на глазах выступили слезы, которые немедленно замерзли под очками, обжигая щеки.

Два неточных выстрела орков отдались более мощным взрывом слева. В воздух ударила струя липкой горячей жижи. Гаунт заметил, что лед впереди становится матово-синим, как замерзшее стекло, изрезанное трещинами и узорами инея.

Их сани преодолели следующий подъем. В этот момент двигатель кашлянул, захлебнулся и замолчал. Машина гвардейцев скатилась на обочину, теряя скорость. Из-под днища брызнул лед, высекаемый тормозом, на который отчаянно давил Гаунт. Комиссар пнул стартер. Двигатель дал искру, а потом, выдохнув облачко смрадного масляного дыма, умер окончательно. Роторы и цилиндры треснули и замерли.

Орочьи машины были всего в сотне метров. Гвардейцы уже могли расслышать победные кличи чужаков. Роун вдруг осознал, что воющий ветер остался позади вместе с долиной.

Гаунт выкарабкался из кабины.

— Взрывпакеты, Роун! — прокричал он.

— Чего?!

Гаунт указал в ту сторону, где выстрелы орков вырывали куски из льдин, вызывая к жизни новые гейзеры.

— Лед здесь тоньше. Мы на самой тонкой корочке. Внизу, под нами, незамерзающее море.

Следующий выстрел попал в цель и разнес в клочья кабину, где мгновение назад сидел Гаунт.

— Давай!

Роун уловил мысль комиссара в тот же момент, когда осознал, насколько она безумна. Но орки были уже в пятидесяти шагах. Майор понял, что ситуация безвыходная.

У него было двенадцать брусков взрывчатки. Роун вынул их из сумки и отдал половину Гаунту. Выбив ногой колпак одной из фар, он использовал раскаленную нить, чтобы зажечь фитили. Гвардейцы взяли по три бруска в каждую руку и начали швырять их, стараясь разбросать пошире.

Двенадцать могучих взрывов. Силы каждого из них хватило бы на танк. Казалось, весь мир раскололся на части. А главное — раскололся лед! Струи углеводорода вырвались наружу ревущим, кипящим потоком.

Первая машина орков перевернулась, подброшенная взрывом. Ее разорвало на части вместе с экипажами в тот момент, когда она приземлилась на вспухающий, ломающийся лед. Вторая уклонилась от взрывов, но на полном ходу слетела с обломка льдины в кипящее море. Последние сани затормозили на краю обрыва, их экипаж зашелся воплями. В этот момент лед под ними проломился, и орки с воем рухнули в раскаленный газ.

Льдины дробились, их осколки горели, источая пар. Океан, запертый здесь десятки тысяч лет, пробудился и приступил к завоеванию суши. Забравшиеся в кузов Гаунт и Роун громко ликовали, пока не поняли, что разлом во льду быстро приближается к ним.

Океан шипел и бесновался вокруг полозьев их машины. Внезапно сани наклонились в сторону. Гаунт перепрыгнул на проплывающий айсберг, сформированный катаклизмом и теперь дрейфующий в смертоносной жидкости.

Комиссар протянул руку. Роун прыгнул вслед за ним, ухватился за поданную руку и позволил втащить себя на айсберг. Их разбитые сани завалились на бок, рухнули в океан и взорвались.

— Мы не можем здесь оставаться, — начал Гаунт.

Он был прав. Их айсберг растворялся, как кубик льда в горячей воде. Гвардейцы перепрыгнули на следующий айсберг, а потом и на тот, что за ним. Им оставалось только надеяться, что разлом будет достаточно длинным и выведет их к берегу. Вокруг с шипением взлетали к небесам струи газа.

При прыжке на четвертый Роун соскользнул, но Гаунт успел перехватить его. Майор затормозил в нескольких сантиметрах от кипящей жижи.

Гвардейцы перебрались на следующую льдину, на этот раз первым шел Роун. За его спиной раздался крик. Обернувшись, майор увидел, как льдина за ним переворачивается. Гаунт на животе сползал вниз, в кипящее море углеводорода, отчаянно пытаясь ухватиться за скользкую ледяную поверхность.

Роун понимал, что может просто ничего не делать и позволить Гаунту умереть. Никто не узнает. Никто никогда не найдет его тело. И даже если его найдут… Да и в конце концов, он не мог дотянуться до Гаунта физически.

Гвардеец выхватил нож и метнул его. Клинок легко вошел в льдину под прямым углом, в нескольких сантиметрах от руки комиссара. Ухватившись за рукоять, Гаунт потянулся вверх, потом уперся в нож ногой. Так он добрался до протянутой руки Роуна. Майор помог ему вскарабкаться достаточно высоко, чтобы они оба смогли перепрыгнуть на следующий айсберг. Этот оказался больше и прочнее других. Вцепившись в его ледяную поверхность, выбившиеся из сил гвардейцы тяжело дышали.

Оставшаяся позади льдина опрокинулась в океан, унося с собой клинок Роуна.

Они просидели на вершине айсберга следующие шесть часов. Океан вокруг постепенно замерз, его яростное шипение поутихло. Но гвардейцы все еще не могли покинуть своего пристанища. Свежая ледяная корка была не толще нескольких сантиметров — достаточно, чтобы скрыть кипящий океан, но слишком мало, чтобы выдержать вес человека. За их спинами мерцал спасательный маячок из рюкзака Гаунта.

— Я обязан тебе жизнью, — наконец произнес Гаунт.

— Давай без этого, — отрицательно покачал головой Роун.

— Ты вытащил меня. Спас меня. Поэтому я обязан тебе. И честно сказать, я удивлен. Я знаю: ты желаешь моей смерти, и это был отличный шанс добиться ее, не испачкав руки в крови.

Майор обернулся. Его едва освещал свет звезд. Щеки и подбородок, обрисованные слабым светом, делали его лицо еще более походящим на клинок. И глаза были по-змеиному прикрыты.

— Однажды, Гаунт, я прикончу тебя, — бесхитростно сказал он. — Это мой долг перед Танит и перед самим собой. Но я не убийца, я чту законы чести. Ты спас меня от зеленокожего там, в пещере, и теперь я отплатил тебе.

— Я поступил бы точно так же, будь на твоем месте любой другой солдат моего полка.

— Именно. Ты знаешь, как я отношусь к тебе. Но я всегда верен Императору и Гвардии. Я был в долгу перед тобой и ненавидел себя за это. Поэтому я вернул тебе долг. Теперь мы квиты.

— Квиты, — негромко повторил Гаунт, стараясь прочувствовать смысл этого слова. — Или, возможно, мы на одном уровне.

Роун улыбнулся:

— Этот день еще придет, Ибрам Гаунт. Мы с тобой будем в равных условиях. На одном уровне, как ты говоришь. Вот тогда я убью тебя, и моя душа успокоится. Пока что не время.

— Я могу только поблагодарить тебя за такую честность, Роун. — Гаунт вынул из ножен свой танитский нож, подаренный ему Корбеком перед первым боем.

Майор напрягся и отстранился от комиссара. Но Гаунт развернул его рукоятью к танитцу.

— Ты потерял свой. Я слышал, что настоящий воин Танит не может считать себя таковым без этого длинного клинка на поясе.

Роун принял нож из его рук. Несколько секунд он смотрел на клинок, потом ловко перевернул его меж пальцами и убрал в пустовавшие ножны.

— Распоряжайся им, как сочтешь нужным, — сказал Гаунт, отворачиваясь от танитца.

— Так я и поступлю… рано или поздно, — ответил майор Элим Роун.

Госпиталь был довольно далеко от главного защитного периметра на Монтаксе. Как и модульный дом Гаунта, он поднимался над топкой почвой на сваях. Его длинные стены были выкрашены в серовато-зеленый цвет, а покатая крыша залита черной смолой. Тяжелые серые завесы закрывали окна и двери. По толстым связкам проводов и трубок внутрь поступал кислород из воздухоочистительных машин и энергия генераторов. На стены через трафарет были нанесены символы Империума и медицинского корпуса — наверняка для того, чтобы бойцам Хаоса, в случае прорыва периметра, было удобнее найти госпиталь. Гаунт поднялся по металлической лестнице рядом с экстренной платформой для носилок и вошел внутрь, миновав многочисленные ширмы и плотные завесы.

Внутри он, к своему удивлению, обнаружил настоящий рай. Должно быть, это было самое прохладное и приятно пахнущее место в лагере, а может, и на всем Монтаксе. Сладковатый запах древесины исходил от свежих досок пола и плетеных половиков. Пахло антисептическими средствами, медицинским спиртом и очищающими маслами, курящимися в лампадке возле полевой часовенки в западном углу. Сорок застеленных коек пустовали.

Гаунт не спеша прошелся вдоль помещения и миновал еще один занавешенный дверной проем. Коридор оттуда вел в кладовки, уборные, небольшую операционную и личную комнату старшего военврача. В маленьком чистом офисе Дордена не было, но Гаунт увидел явные свидетельства его присутствия здесь: строго упорядоченные медицинские документы и папки, идеально выстроенные ряды склянок и флаконов на полках шкафа с лекарствами.

Военврач в тот момент был в операционной. Он натирал блестящие нержавеющей сталью поверхности хирургического стола и желоба для стока крови. По углам можно было разглядеть сияющие чистотой хирургические инструменты, автоклав и реанимационный прибор.

— Комиссар Гаунт? — удивился его появлению Дорден. — Могу я вам чем-то помочь?

— Вольно. Просто дневной обход. Есть что доложить? Какие-нибудь трудности?

Дорден выпрямился, скомкал в руках полировочную тряпку и выбросил ее в керамическую плошку с дезинфицирующей жидкостью.

— Ни единой, сэр. Пришли осмотреть помещение?

— Этот лазарет гораздо лучше предыдущих помещений, в которых вам приходилось работать в последнее время.

Военврач Дорден ответил улыбкой. Невысокий человек в годах, с короткой седой бородкой и добрыми глазами, видевшими очень много боли.

— Пока что здесь пусто.

— Признаю, меня это удивило. Я слишком привык к тому, что ваше место работы всегда переполнено ранеными, храни нас Император.

— Дайте только время, — невесело отозвался Дорден. — Надо сказать, меня это даже немного нервирует. Все эти пустые койки… Я возношу хвалу Золотому Трону за то, что мне сейчас нечем заняться. Но мне не пристало пребывать в праздности. Думаю, я надраил и отполировал это место уже раз десять.

— Если это будет самой тяжелой вашей работой на Монтаксе, нам остается только благодарить за это Императора.

— Что верно, то верно. Могу я предложить вам кружку кофе? Я как раз собирался разжечь горелку.

— Возможно, позже, на обратном пути. Сейчас мне еще нужно проверить склады боеприпасов. Совсем рядом была заварушка.

Гаунт кивнул и покинул помещение. Он сомневался, что у него будет время зайти на обратном пути. А еще он сомневался, что этот маленький рай надолго останется чистым и незапятнанным.

Дорден проводил комиссара взглядом. Еще несколько минут он стоял, осматривая чистую палату с пустыми койками. Как и Гаунт, он не питал иллюзий по поводу того кошмара, в который превратится это место. Это было неизбежно.

Он закрыл глаза и на мгновение представил почерневшие от крови половики, перепачканные простыни, лица, искаженные криками… и застывшие в вечном молчании…

На мгновение ему показалось, что он улавливает запах крови и паленой плоти. Но это был просто запах благовоний.

Просто запах благовоний.

 

8

Клятва крови

Казалось, что тела погибших, разбросанные по дороге и пустым, топким полям Накедона, облачены в блестящие черные кольчуги. Только это были вовсе не кольчуги — трупные мухи пировали. Они покрывали тела сплошным черным ковром, сотканным из сотен чешуек. Они беспрестанно копошились, будто единый организм, сверкая хитином тел.

— Санитар!

Толин Дорден оторвал взгляд от мух. Небо над торфяниками было низким и туманным. Дороги и границы земельных владений здесь некогда были разграничены частоколами и насыпями. Война стерла их в порошок многочисленными следами танковых гусениц, заменив столбами с натянутыми между ними спиралями колючей проволоки. Туман нес с собой запах термита.

— Санитар! — вновь донеслось до него. Громкий, молящий голос, откуда-то с дальнего конца дороги.

Дорден заставил себя отвернуться и уйти от оврага на обочине, заполненного на добрую сотню метров вперед изувеченными, раздавленными трупами, покрытыми роями мух.

Он двинулся к зданиям впереди. Фес, он достаточно насмотрелся на войну, на какой бы планете она ни шла. Он был измотан. Военврачу уже исполнилось шестьдесят, и он был старше любого из Призраков не меньше чем на двадцать лет. Он устал — от смерти, от битв, от вида молодых тел, которые ему приходилось собирать по кусочкам. Устал быть отцом столь многим солдатам, потерявшим своих родителей вместе с родной Танит.

День уже перевалил за половину. Небо над низинами затянули клубы черного дыма. Военврач добрался до старых зданий, чьи окна давно лишились стекол, а кирпичные стены зияли дырами. Когда-то, до вторжения, это была ферма. Феодальное поместье с особняком, хозяйственными постройками и амбарами. В полузатопленном свинарнике ржавела разбитая сельскохозяйственная техника. Весь комплекс построек подковой огибал ров и двойной забор сварных бронелистов, увенчанных колючей проволокой. С северной стороны забор прерывался, позволяя пройти внутрь. Его охраняли Призраки с оружием на изготовку. Рядовой Бростин кивком пригласил Дордена войти.

Врач миновал укрепленную точку, откуда недавно в спешке сняли орудие, и вошел в ближайшее здание, дверь которого была сорвана с петель ураганным лазерным огнем. Здесь, в дневном свете, сочащемся через окна, кружилось еще больше мух, витал запах смерти, к которому Дорден давным-давно привык. Еще пахло обеззараживающими средствами, кровью, испражнениями.

Дорден ступил на кафельный пол. Плитки по большей части были разбиты, усыпаны стеклянной крошкой и залиты радужно переливающимися лужами масла. Из тени выступил полковник Корбек, устало кивнувший врачу:

— Док.

— Полковник.

— Полевой госпиталь, — произнес Корбек, обведя жестом помещение.

Дорден уже понял это без него.

— Выжившие есть?

— Вот потому я и позвал вас.

Корбек провел его по сводчатому коридору. Многочисленные запахи здесь только усиливались. Из прорех в крыше желтый свет лился на койки, на которых размещалось не менее пяти десятков тел. Дорден прошелся до конца коридора, потом обратно.

— Почему их бросили здесь?

Корбек ответил вопросительным взглядом:

— А вы как думаете? Мы отступаем и не можем забрать с собой все. Возможно, вы могли бы… отобрать тех, у кого есть шансы?

Дорден тихо выругался.

— Откуда они?

— Аристократы. Пятидесятый Вольпонский. Помните этих засранцев по Вольтеманду? Сегодня утром их командование отступило, согласно приказу.

— Что за животные могли бросить своих раненых умирать? — бросил Дорден, принимаясь перебинтовывать ближайшего солдата.

— Наверное, это животное называется «человек»? — отозвался Корбек.

Дорден резко обернулся:

— Это не смешно, Корбек. Я это даже странным назвать не могу. Бо льшая часть этих людей при правильном уходе будут жить. Мы их не бросим.

Полковник тихо простонал. Он почесал макушку, пригладив толстыми пальцами длинные черные пряди.

— Мы не можем тут остаться, док. Приказ комиссара…

В стариковском взгляде Дордена блеснула злость.

— Я не оставлю их, — отрезал он.

Корбек сначала собирался возразить что-то. Но похоже, засомневался и решил не торопиться.

— В общем, посмотрите, чем мы сможем им помочь, — сказал он и оставил Дордена с его работой.

Дорден обрабатывал раненую ногу очередного солдата, когда услышал хруст гравия на дороге и рев мотора бронетранспортера. Он поднял взгляд в поисках источника звука только тогда, когда закончил с раной.

— Спасибо вам, сэр, — ответил молодой гвардеец, ногу которого он обрабатывал. Он был бледен и слишком слаб, чтобы подняться со своей койки.

— Как твое имя? — спросил его Дорден.

— Кулцис, сэр. Рядовой. Аристократ.

Военврач был уверен, что последнее слово Кулцис хотел сказать более торжественно, но не смог.

— А я Дорден, военврач танитского полка. Если я понадоблюсь, рядовой Кулцис, зови меня.

Юноша кивнул. Дорден покинул здание и направился к «Химере», стоящей возле покосившейся стены. Корбек разговаривал с кем-то высоким, восседающим в люке машины.

Высокая фигура спрыгнула с брони и двинулась к Дордену. Это был Гаунт. Его лицо скрывала тень от козырька фуражки, плащ развевался за спиной.

— Сэр! — поприветствовал его врач.

— Дорден. Корбек говорит, ты не хочешь уходить.

— Здесь шестьдесят восемь раненых, сэр. Я не могу и не собираюсь их оставлять.

Гаунт взял старого врача под руку и отвел его по грязному двору к углу стены, за которой виднелись разоренные поля, опустевшие свинофермы и над всем этим — заходящее солнце.

— Вы должны, Дорден. Войска противника отстают от нас всего на полдня пути. Генерал Маллер отдал приказ об общем отступлении. Мы не можем забрать раненых с собой. Мне очень жаль.

— И мне очень жаль. — Дорден стряхнул руку комиссара.

Гаунт отвернулся. В какой-то момент врач решил, что сейчас комиссар развернется и ударит его. Но комиссар этого не сделал. Только тяжело вздохнул. По своему опыту Дорден знал, что насилие не было ни главным, ни любимым способом Гаунта командовать людьми. Бесконечная война и взаимодействие с офицерами других частей на поле боя сильно подкосили веру Дордена в окружающих, чему он был совсем не рад.

— Корбек предупреждал меня, что вы откажетесь, — наконец повернулся к нему Гаунт. — Послушайте. Контрнаступление на Накедоне запланировано на завтрашний вечер. Тогда и только тогда, буде на то воля Императора, мы отбросим врага и снова займем этот район.

— Мало кто из раненых продержится еще сутки без ухода. И уж точно никто из них не выживет, если о них придут «позаботиться» выродки Хаоса!

Гаунт снял фуражку и устало провел рукой по коротким светлым волосам. Лучи заходящего солнца высветили его четкий профиль, но его тяжелые мысли оставались в тени.

— Я очень вас уважаю, доктор. И всегда уважал, с того самого момента, как встретил вас на полях Основания. Вы единственный среди Призраков, кто отказывается брать в руки оружие, и при этом единственный, кто спасает наши жизни. Призраки многим обязаны вам, в том числе своими жизнями. И я лично обязан вам. Мне бы не хотелось приказывать вам.

— Тогда не делайте этого, комиссар. Вы же знаете, что я откажусь выполнять приказ. Я прежде всего врач, и уже потом — Призрак. Дома, на Танит, я тридцать лет работал сельским врачом, помогая больным, калекам, младенцам и старикам округа Белдейн и графства Прайз. Я поступал так потому, что дал клятву в медицинском училище Танит Магны. Вы знаете, что такое верность и клятва, комиссар. Поймите же и мою клятву.

— Я хорошо понимаю, насколько значима клятва врача.

— И вы всегда чтили ее! Вы никогда не просили меня нарушить врачебную тайну, выдав вам личные проблемы солдат… алкоголизм, сифилис, психологические проблемы… Вы всегда позволяли мне поступать так, как того требует от меня моя клятва. Так позвольте же и сейчас.

Гаунт снова надел фуражку:

— Я не могу бросить вас здесь на смерть.

— Но можете бросить умирать этих людей?

— Они не Призраки, старший военврач! — выпалил Гаунт и замолчал.

— Врач обязан помогать всем раненым. Да, я клялся именем Императора служить ему, вам и Имперской Гвардии. Но до этого я уже дал обет Императору спасать жизни. Не заставляйте меня нарушить эту клятву.

— Наши славные войска были обращены в бегство в дельте при Лохенихе, — попробовал рассуждать логически Гаунт. — Мы отступаем перед лицом огромной армии Хаоса, преследующей нас по пятам на расстоянии в полдня пути. Вы не солдат. Как вы собираетесь защищать это место?

— Словами, если потребуется. С помощью добровольцев, если таковые найдутся и вы позволите им остаться. В конце концов, это всего на сутки, до следующего вечера, когда ваша контратака позволит нашим войскам вновь занять этот район. Или это все ложь? Пропаганда?

Гаунт ничего не ответил. Стоя в лучах заката, он поправил свой запачканный грязью плащ, выдержал паузу и обернулся к старому врачу:

— Нет, это не ложь. Мы отобьем эту землю и пойдем дальше. Они придут к нам, и мы отбросим их обратно. Но оставлять вас здесь, на вражеской территории, даже на одну ночь…

— Не думайте обо мне. Подумайте о раненых вольпонцах там, в госпитале.

Гаунт подумал, и это совсем не повлияло на его мнение.

— Они хотели всех нас перебить…

— Не начинайте! — предупредил его Дорден. — Ненависть не должна вставать между союзниками. Они — люди, солдаты, ценные бойцы. Они могут выжить, чтобы снова сражаться, привести войну к благому завершению. Позвольте мне остаться и позаботиться о них. Оставьте со мной всех, кого можете. Уходите и возвращайтесь за нами.

Гаунт выругался.

— Я дам вам отделение. Десяток добровольцев. Хотя ожидаю, что желающих будет больше. Маллер оторвет мне голову, если узнает, что я оставляю своих людей на территории противника.

— Готов принять всю доступную помощь, — отозвался Дорден. — Спасибо вам.

Комиссар резко отвернулся и сделал несколько шагов прочь. Потом вернулся и с силой сжал руку Дордена:

— Вы храбрый человек. Не дайте им взять вас живым… и не дайте мне пожалеть о вашей храбрости.

Гаунт и отступающие колонны Призраков прошли, оставив его одного. Дорден работал в длинном коридоре госпиталя. Он заметил, сколько времени прошло, только когда солнечный свет перестал падать на него и сгустились сумерки. Тогда военврач зажег лампы, расставленные на ящиках между коек, и вышел во двор. В лиловом небе блестели чужие звезды.

Поначалу он увидел троих Призраков: Леспа, Чайкера и Фоскина, которые обычно работали его ассистентами и санитарами на поле боя. Они распределяли медикаменты, оставленные Гаунтом. Дорден надеялся, что именно они вызовутся добровольцами. Вид его помощников, работающих в обычном ритме, был весьма ободряющим. Военврач подошел к гвардейцам, собираясь будничным тоном поинтересоваться, какими медикаментами они располагают, но, вместо деловых вопросов, принялся благодарить их. Санитары улыбались ему, пожимали руку, кивали в подтверждение своего решения остаться. Дорден преисполнился гордости за них.

Он начал раздавать им инструкции по распределению лекарств, перечислять потребности больных в порядке срочности, когда увидел остальных Призраков. Маколл, старший разведчик полка и ближайший друг Дордена, а также рядовые Бростин, Клейг, Каффран и Гатис. Они только что закончили обход периметра и собирались начать окапываться на ночь.

Дорден поприветствовал Маколла.

— Тебе не обязательно было оставаться.

— И бросить тебя тут одного? — рассмеялся Маколл. — Я не хочу видеть в хронике полка запись «Доктор Дорден погиб, и где же в этот момент был его друг, воин Маколл?» Комиссар искал добровольцев, и мы согласились.

— Я буду помнить это, сколько бы мне ни осталось жить, — ответил Дорден.

— Мы прочно держим фланги, — Маколл указал военврачу на ограждение. — Все десять гвардейцев.

— Десять?

— Полковник-комиссар не разрешил пойти больше никому. Пятеро нас, трое твоих санитаров и еще пара солдат. Ты ведь знал, что все Призраки спорили, кому оставаться? Все вызвались добровольцами.

— Прямо все? Кроме майора Роуна, наверное.

Маколл грубо усмехнулся:

— Ну хорошо, не то чтобы все. Но за право остаться пришлось побороться. Гаунт в итоге решил, что пойдут те, кто первыми вызвался. Так что, помимо вашей троицы, остались я, Бростин, Каффран, Клейг и Гатис. Плюс Тремард, дежурящий у ворот, и…

— И?..

Дорден резко обернулся, чувствуя чье-то присутствие за спиной. Он уперся взглядом в улыбающееся бородатое лицо Колма Корбека.

— И я. Ну, док, вы тут главный. Как будем действовать?

Пришла ночь. Воздух стал свежее. Где-то вдалеке завыли псы-падальщики. Не менее трех лун успели взойти и снова закатиться за горизонт, пересекая орбиты друг друга. Мгла была чистой и холодной. И пахла смертью. Где-то вдалеке, у горизонта, мерцали янтарным светом облака, предвещая бурю. Вместе со штормом к ним приближалась могучая армия. Молния расколола небеса ярко-белыми трещинами. Воздух стал тяжелым и удушливым.

В здании в последний раз содрогнулся и умер один из Аристократов. Дорден все это время сражался за его жизнь, его халат покрылся липкими пятнами крови. Ни он, ни Лесп не смогли ничего для него сделать.

Дорден отошел от остывающего тела и отдал окровавленные инструменты Леспу.

— Запиши время и причину смерти, перепиши имя и личный номер с солдатского жетона, — мрачно распорядился Дорден. — Буде на то воля Императора, мы сможем передать это начальнику отделения личного состава вольпонцев, и они внесут в списки потерь…

— Аристократы наверняка уже и так списали всех этих раненых в потери, — скептически фыркнул санитар.

Лесп был высоким, худым уроженцем Долгого Берега на Танит. Его сразу можно было узнать по льдисто-голубым глазам и выпирающему кадыку на тонкой шее. Там, на потерянной родине, он был моряком. Он происходил из рыбацкой семьи, бороздившей воды вокруг архипелага, прекрасно умел обращаться с парусами и плести сети, а его умение владеть ножом, отработанное на рыбных потрохах, приближалось к навыкам хирурга. Дорден нашел этим способностям применение, когда выбрал Леспа своим ассистентом. Лесп, в свою очередь, быстро освоился и принял новое назначение.

Дорден принимал всех желающих помочь ему. Большинство квалифицированных врачей, приписанных к полку, так и остались на Танит. В итоге полк начал свой путь всего с тремя медиками — Дорденом, Герраном и Мтейном. Еще двадцать солдат имели квалификацию санитара. Дорден опросил всех выживших солдат в поисках подходящих кандидатов на роль столь необходимых врачей. Без преданных и постоянно учащихся новичков вроде Леспа, Фоскина и Чайкера здоровье солдат полка не удержалось бы на приемлемом уровне.

Мтейн и Герран ушли с основными силами полка, хотя оба очень хотели остаться. Однако Гаунт счел недопустимой потерю сразу трех врачей из-за одного необдуманного решения.

Дорден вышел на грязный двор. Как по команде, небеса разверзлись, и на него обрушился дождь, смывая с халата кровь. Врач так и стоял, пока дождь не начал понемногу слабеть.

— Так вы совсем промокнете, — окликнул его голос.

Дорден обернулся и увидел Корбека, курящего под защитой косого навеса, — точнее, его силуэт и ярко-красный огонек сигары. Доктор подошел ближе, и полковник немедленно протянул ему блестящий портсигар.

— Лакричные. Пристрастился к ним на Вольтеманде, потратил уйму сил, чтобы откопать такие на черном рынке. Берите пару: одну сейчас, одну — на потом.

Дорден так и поступил. Одну он убрал за ухо, вторую прикурил от сигары Корбека.

Взгляды гвардейцев уперлись в ночную тьму.

— Будет жестко, — негромко произнес Корбек.

Полковник смотрел на грохочущие, мерцающие грозовые облака. Но Дорден знал, что он говорит вовсе не о буре.

— Но вы все равно остались.

Корбек глубоко затянулся, и от его косматого силуэта отделилось белое облачко дыма.

— Я слишком падок на добрые дела.

— Или на заведомо проигранные.

— Император нам в помощь. Да и вообще, разве мы все не одно давно проигранное дело? Первый, Последний и Потерянный?

Дорден улыбнулся. Сигара была очень крепкой, а вкус просто ужасным, но ему все равно нравилось. Последний раз он курил лет двадцать назад. Жена никогда не одобряла этого — говорила, что это плохой пример для пациентов. Потом появились дети, Микал и Клара, и он окончательно бросил эту привычку, так что…

Дорден оборвал воспоминание. Танит погибла, унеся с собой его жену, Клару, ее мужа и их ребенка. Теперь все, что у него осталось, — это Микал. Рядовой Микал Дорден, связист во взводе сержанта Хаскера.

— Вы думаете о доме, — тихо заметил Корбек.

— Что? — Врач согнал с лица печальное выражение.

— Я по глазам вижу.

— В темноте, полковник?

— Тогда я знаю… это ощущение, что ли. То, как опускаются при этом плечи. Накатывает на всех нас время от времени.

— Наверняка комиссар приказал вам вытравить подобные настроения, кто бы их ни проявлял? Плохо для боевого духа.

— Это не по мне. Танит все еще жива, пока мы храним ее частичку вот здесь, — Корбек постучал пальцем по лбу. — Мы не будем знать, куда идем, если не будем помнить, откуда пришли.

— И куда же мы идем, по вашему мнению?

Корбек щелчком пальцев послал окурок в грязь и подождал, пока тот потухнет окончательно.

— В худшем случае — прямиком в ад. В лучшем — я бы сказал, к трофейному миру, который Гаунт нам обещал. Подарок Слайдо. Первый мир, чье покорение станет нашей безусловной заслугой, будет отдан нам на заселение.

Дорден поглядел на бурю:

— Новая Танит, да? То, о чем обычно говорят солдаты в подпитии или перед смертью? Вы в это верите? Сможем ли мы когда-нибудь самостоятельно покорить мир, получить его как свой, и только свой трофей? Нас меньше двух тысяч. На каждом театре боевых действий мы сражались вместе с другими полками, а это бросает тень на наши заслуги. Не то чтобы я пессимист, полковник, но, похоже, нашу новую Танит мы найдем только на дне бутылки или в предсмертном бреду.

Корбек улыбнулся, и его белые зубы блеснули в полумраке.

— Что ж, значит, я счастливчик. Так или иначе, я смогу увидеть ее и там и там.

Слева хлопнула дверь. Из госпиталя появился закутанный в плащ Чайкер. Он направился к колодцу с жестяным бочонком в руках. Несколько минут металлического скрежета — и гвардеец потащил бочонок обратно к зданию. Дорден и Корбек уже унюхали похлебку, которую Чайкер и Фоскин готовили для всей компании.

— Чем-то вкусно пахнет, — сказал Корбек.

— Фоскин накопал зерна и кое-каких корнеплодов за оградой, а в старой кладовке мы нашли сушеные бобы и солонину. Думаю, у нас с вами давно не было такого вкусного ужина. Но сперва мы накормим всех раненых, которые в состоянии принимать такую пищу.

— Конечно. Им это нужнее, чем нам. У меня, вот, например, припасена фляжка сакры и коробка сигар. Так что я еще продержусь.

— В таком случае заходите, когда почувствуете желание как следует поесть, — сказал Дорден так, словно прописывал рецепт. — И спасибо за сигары.

Он направился обратно к госпиталю.

Обход раненых занял еще полтора часа. Лесп и остальные санитары постарались на славу, так что многие гвардейцы поели похлебку или хотя бы бульон. Тем не менее двенадцать тяжелораненых солдат так и не пришли в сознание, и Дорден держал их первыми в очереди на выдачу лекарств. Молодой Кулцис и еще несколько гвардейцев уже могли сидеть и теперь радостно переговаривались. Вольпонцы, считающие себя благородными, наверное, презирали танитцев, но были вежливы. Их бросил собственный полк, а от смерти их спасли варвары. Возможно, это развеяло некоторые предрассудки и предубеждения, свойственные Аристократам. Это не могло не радовать Дордена.

Он заметил, как рядовой Каффран в промокшем плаще вернулся из обхода периметра. Взяв свой котелок с похлебкой, он присел рядом с Кулцисом. Дорден вдруг понял, что оба солдата примерно одного возраста. До его слуха донеслась шутка, над которой оба засмеялись. Такие же юные, как его Микал.

Лесп потянул врача за руку. Один из тяжелых пациентов угасал. Он и Чайкер перетащили пациента в комнату, некогда бывшую кухней. Теперь здесь наспех оборудовали операционную. Обеденный стол был достаточно длинным, чтобы уложить на него человека, и санитары перенесли сюда раненого.

Аристократ — капрал Регара, если верить жетону, — потерял часть ноги ниже колена и получил осколочное ранение в грудь. Его кровь оказалась совсем не голубой, чтобы там ни говорили Аристократы. Она уже успела залить стол и теперь капала на выложенный плиткой пол. Чайкер чуть не поскользнулся, и Дорден приказал ему найти швабру и принести еще ваты.

— Здесь нет ни одной швабры, — развел руками Чайкер.

— Тогда найди что-нибудь похожее на швабру.

Дордену пришлось отрезать еще часть искалеченной ноги ручной пилой, не обращая внимания на вопли Регары, и только тогда он смог наложить жгут и остановить кровотечение. Потом он направлял уверенные движения пальцев Леспа, который зашил рану прочными стежками опытного моряка. К тому моменту вернулся Чайкер. Дорден обнаружил, что он вытирает пол обрезками своего плаща, привязанными к старому черенку от граблей. Чтобы Призрак разрезал свой драгоценный камуфляжный плащ и вытирал им кровь с пола?.. Дорден был потрясен преданностью своих ассистентов.

Санитары унесли тихо стонущего гвардейца на его койку. При удаче и достаточной дозе обезболивающего у него был шанс выжить. Но Дордена тут же отвлек раненый, с которым не смог справиться Фоскин. А потом — солдат, очнувшийся только для того, чтобы немедленно начать извергать изо рта потоки крови.

Ближе к полуночи, когда поток тяжелых событий наконец иссяк, госпиталь погрузился в тишину. Дорден ополаскивал кипятком хромированный реберный расширитель, когда в помещение вошел Маколл, стряхивая воду с плаща. Снаружи все еще бушевала буря, гром сотрясал ставни и крышу. Время от времени где-то в здании выпадало под натиском ветра стекло или с треском падали на пол плитки. Гроза бесновалась весь вечер, но до этого момента Дорден не обращал на нее внимания.

Он наблюдал за тем, как Маколл чистит оружие. Это было первым, что он делал по возвращении с задания, забывая о еде и тепле. Дорден принес ему котелок похлебки.

— Что там, снаружи?

Маколл лишь покачал головой:

— Если нам повезло, то буря задержит их продвижение.

— А если нет?

— Нам не повезло в том случае, если буря — их рук дело.

Маколл поднял взгляд на перекрытия и высокую крышу:

— Должно быть, это было хорошее место. Замечательная усадьба, стоящая трудов. Почва тут щедра, и скота и прежних хозяев, похоже, было немало.

— Семейный дом, — неожиданно для себя самого заметил Дорден.

Мысль о еще одной семье, еще одном доме, разоренном войной, больно кольнула его. Он чувствовал себя усталым стариком.

Маколл тихо ел похлебку.

— В дальнем конце дома есть небольшая часовенка. Разоренная, конечно. Но там все еще сохранился расписной алтарь Императору. Вольпонцы справляли там нужду. Кто бы здесь ни жил, это были преданные слуги Императора, возделывавшие землю и растившие тут своих детей.

— До всего этого.

Дорден замолчал. Хаос захватил Накедон всего два месяца назад, во время контрудара, направленного против Макарота. Мир не был оккупирован, местное население не было тронуто порчей. Накедон, сельскохозяйственный мир с населением в три миллиона имперских колонистов, был захвачен и разграблен всего за три ночи.

«Что же это за вселенная, — думал Дорден, — где люди годами трудятся в поте лица, любят свои семьи, строят дома, воздают хвалу Императору, чтобы потерять все это за несколько часов?» В конце концов он решил, что это его вселенная. Та же самая, что отняла у него Танит.

Луна взошла одиноким часовым в темных небесах, внезапно покинутых бурей. Дождь прекратился, и серебристые облака скользили по фиолетовой глади над головой.

Будто подражая луне, одинокий часовой стоял у ворот госпиталя. Рядовой Тремард, коротавший уже вторую свою смену в укрепленной точке у ворот, наблюдал за деревьями вдалеке — размытыми силуэтами на краю темного поля и топей. Черное на черном. Он устал, а еще он жалел о том, что вольпонцы не оставили в гнезде тяжелое орудие.

Над болотами поднялся туман, уносимый ветром, словно дым. Что-то мигнуло в темноте.

Тремард насторожился и подхватил свой монокуляр. Покрутил настроечное кольцо, пытаясь придать резкости зеленоватой пелене ночного видения. Туман. И что-то еще. Отблеск, который заметил гвардеец. Отблеск лунного света, упавший на сетчатку присматривающихся глаз.

Часовой включил свой коммуникатор.

— Ворота — Призракам! Слышите меня, полковник? К оружию! К оружию! Движение с юга!

Корбек резко вскочил со своей койки, напугав Дордена. Полковник решил вздремнуть на свободной койке, пока врач раскладывал таблетки по бумажным кулькам.

— Что такое?

Корбек был уже на ногах.

— Угадаете с трех раз, док?

Дорден встрепенулся. Он смотрел на хрупкое помещение, полное беззащитных, едва живых людей, пока Корбек заряжал свой лазган и вызывал остальных Призраков. Дорден внезапно почувствовал себя глупцом. Он ведь знал, что такое атака Хаоса. Их убежище раздавит, как скорлупку. Зачем он настаивал на том, чтобы остаться? И теперь из-за него все эти люди погибнут. Аристократы, Призраки… бесценные, не знающие себе равных солдаты вроде Маколла и Корбека. Он погубил их всех ради своей гордыни и какой-то старинной клятвы. Старая врачебная клятва, данная им в лучшие времена спокойной сельской работы, где самой тяжелой раной был порез пилой на лесопилке.

«Фес меня, какой же я глупец! Фес меня за мое упрямство!»

— Мы будем драться столько, сколько сможем. Парни покажут им пару трюков, — бросил Корбек. — Мне понадобятся Чайкер и Фоскин. Лесп может остаться с вами. Если мы не удержим первый натиск, вам с ним придется перетащить как можно больше раненых в дальние комнаты. Я знаю, там одни развалины. Но так между вами и боем будет пара лишних стен.

Дорден сглотнул, осознав, чего им с Леспом будет стоить перетащить шестьдесят семь человек на носилках в другой конец здания. До его слуха донеслось завывание лазерного огня, и он понял, что все эти усилия не будут стоить и малой доли подвига, который предстоит совершить Корбеку и его бойцам. Поэтому он просто кивнул, подзывая Леспа.

— Император да пребудет с тобой и заслонит от беды, Колм Корбек, — произнес он.

— И с вами, док.

Тремард удерживал ворота. Темные фигуры двигались в его сторону через остатки живой изгороди, изрыгая зеленоватые лазерные импульсы и пули. Обманчивый свет луны время от времени выхватывал чьи-то движения, отблески брони. Гвардеец старательно выцеливал противника, вспарывая мглу над болотами яркими оранжевыми плетями лазерных лучей.

Уклоняясь от огня, кто-то рухнул в укрытие рядом с ним. Это был полковник Корбек. Офицер отпустил пару нелицеприятных фраз по поводу родителей и способа рождения их врага. Танитец рассмеялся непристойности шутки, а Корбек тем временем уложил свой лазган на укрепление из мешков и дал очередь в темноту болот.

Вдоль стены вспыхнули выстрелы остальных Призраков. Восемь лазганов против подступающей темноты. Восемь лазганов, которыми вооружены опыт и отвага. Всего восемь против сотен вражеских стволов на болоте.

— Где Бростин? — рявкнул в микрофон Корбек, перекрикивая ритмичный рев перестрелки.

Мгновением позже его вопрос утонул в грохоте обрушившегося на укрепления штурма. Не меньше сотни воинов Хаоса ринулись на приступ, поливая все вокруг огнем. Корбек и Тремард видели только сверкающую пелену их выстрелов.

Полковник пригнул голову, спасаясь от шквального огня. Не было сил даже ругаться. Он знал, что все кончено. Пришел конец Колму Корбеку. Реакция Тремарда оказалась не столь быстрой, и гвардеец, секунду назад сидевший рядом, отлетел назад. От его левой руки ниже плеча остался лишь кровавый обрубок. Повалившись на спину, он забился в конвульсиях, громко крича. Его лазган вместе с левой рукой каким-то непостижимым образом остался на огневой позиции.

Корбек подобрался к солдату под жутким ураганом лазерных и пулевых зарядов и крепко схватил его. Он должен был успокоить несчастного гвардейца и заставить его лежать смирно, чтобы перевязать страшную рану. Если он, конечно, доживет.

Тремард все кричал, извиваясь, как пойманный зверь. Он и Корбек уже перемазались в фонтанирующей из обрубка артериальной крови. Полковник обернулся, только чтобы увидеть, как темные фигуры в стеганой броне и противогазах перебираются через укрепления. Он чувствовал их звериную вонь. Один лишь взгляд на символы, намалеванные на их доспехах, обжигал его разум и выворачивал желудок наизнанку.

Раздался громкий сухой щелчок. А потом язык пламени осветил ночь. Корбек поморщился. Рядовой Бростин стоял рядом с ним, поливая бруствер и пространство за ним потоком прометия. Ураганная мощь огнемета срезала ряды противника, словно коса траву.

— А я думал, куда это ты подевался, — сказал Корбек, включая свой коммуникатор. — Санитар! Санитар!

Дорден и Лесп успели перенести в дальние помещения примерно половину раненых, когда до них дошел сигнал. Шальные пули прошивали коридор, круша перекрытия, превращая в пыль штукатурку и кирпичную кладку.

Военврач начал возиться с коммуникатором, пытаясь одновременно удержать на весу носилки, которые он нес вместе с Леспом.

— Это Дорден! Что у вас?

— Тремард тяжело ранен! Вы нужны здесь! — Остальные слова полковника утонули в треске помех и грохоте перестрелки.

— Отпускайте! Я дотащу! — прокричал Лесп как раз в тот момент, когда лазерный заряд проделал дыру в штукатурке рядом с его головой.

Дорден подчинился, и санитар протащил носилки в дверной проем под скрежет деревянных ручек по полу.

— Прямо как контейнер с рыбой в прежние времена! — донеслось до слуха военврача сквозь рев битвы.

— Корбек! — выкрикнул в микрофон Дорден, подхватив аптечку. — Я иду! Но вам придется отправить кого-нибудь на помощь Леспу!

— Фес, мы тут все немного заняты! Не могу никого отправить!

— Не хочу слушать! — откликнулся Дорден, пробираясь по рассыпающемуся на глазах коридору ниже линии огня. — Леспу нужна помощь! Всем этим людям нужна помощь!

Чья-то рука легла на плечо. Доктор обернулся. Это был боец Аристократов Кулцис. С ним было еще несколько вольпонцев, раненых легче остальных.

— С моей ногой я не смогу таскать носилки. Но я могу держать оружие, доктор. Если вам нужны солдаты, я готов взять любой свободный лазган.

Дорден подивился мужеству юноши. Точеное лицо молодого гвардейца едва сдерживало гримасу боли. Кивнув, военврач жестом отправил гвардейцев к дверям, и они выглянули наружу, навстречу огненному вихрю.

— Каффран! — позвал Дорден через коммуникатор. — Посылаю к тебе Аристократа. Отдай ему свое оружие и возвращайся в госпиталь!

Ответа он ждать не стал.

Опираясь на метлу Чайкера, как на костыль, Кулцис пересек двор и добрался до защитной стены, где Каффран отстреливался сквозь бойницу. Один кивок — и Каффран передал свое оружие и пост Аристократу. Кулцис оперся о стену и, взяв лазган, возобновил огонь. Каффран бросился бегом к дому, в дверях которого его ждал Дорден.

— Помоги Леспу! Давай бегом!

В течение следующих трех минут Дорден отправил на передовую еще троих вольпонцев. У всех были ранения ног или головы, но в остальном они были вполне боеспособны. Взамен он получил Клейга, Гатеса и Фоскина.

Дорден объяснил Фоскину, как действовать, и пятеро здоровых Призраков быстро превратились в конвейер по выносу раненых вглубь дома.

Пригибаясь, Дорден добрался до ворот. Бростин и Корбек защищали укрепления. Огнеметчик переключился на лазган Тремарда, возвращаясь к собственному смертоносному оружию только тогда, когда очередную волну атакующих становилось невозможно удержать.

Военврач склонился над Тремардом, осмотрел его рану и принялся ее обрабатывать.

— Мне нужны носилки, чтобы вытащить его отсюда! — прокричал Дорден.

— Бростин, помоги, — бросил полковник.

Дорден и огнеметчик понесли раненого в дом. Корбек остался удерживать ворота. Военврач хорошо запомнил эту картину: могучий танитский воин, чьи волосы треплет истеричный ветер вернувшейся бури; в одной руке огнемет, в другой — лазган. Полковник сокрушал любого, кто осмеливался подойти.

Направление вражеской атаки сместилось к западной стороне ограждения. Мощный огонь обрушился на бронелисты, смяв некоторые из них и расколов другие. Маколл скорее ощутил, чем увидел смену направления вражеской атаки и сорвался со своей позиции на востоке, чтобы поддержать Чайкера и Аристократа по имени Венго, заменившего Гатеса. Солдаты Хаоса пробирались сквозь бреши в заграждении. Трое гвардейцев стреляли одиночными, сберегая энергию по приказу Корбека. Каждый точный выстрел бросал в грязь новое тело вражеского воина. Скоро трупы забили собой бреши в обороне, став ее частью.

«Неплохо до тех пор, пока они используют только лазганы и простое стрелковое оружие, — думал Маколл. — Вот только что мы будем делать, когда они подтянут сюда огнеметы, мелтаружья, гранаты или еще что похуже?..»

Какофония битвы рвала барабанные перепонки. Эхо, метавшееся над болотами, возвращалось грохотом, почти заглушавшим гром над головой. Маколл до сих пор не мог понять, от чего же содрогается земля — от бури или от штурма?

Венго, раненный в живот, почувствовал, что силы покидают его, а взор застилает туманом. Мощь и величие лобового штурма, отчаянная, яростная попытка остановить его — все это заставляло не чувствовать боли, но тяжелые раны брали свое. Весь вымокший под ливнем, он попытался сменить позицию, одновременно меняя зарядное устройство продрогшими, негнущимися пальцами. Магазин выскользнул из рук и упал куда-то в жирную грязь под ногами. Гвардеец наклонился.

Солдат Хаоса, которого давно сочли мертвым, выполз изо рва и перевалил через гору тел. Теперь он возвышался над сгорбившимся в грязи вольпонцем. Грудь сектанта была полностью разворочена, мясо и кровавые ошметки кожи свисали с голых ребер. Он потерял и противогаз, являя миру свою серую, тронутую скверной кожу и полную острых клыков пасть. Хаосит занес над гвардейцем ржавую саперную лопатку…

Чайкер, оглушенный воем лазерного огня и грозой, увидел сектанта во вспышке молнии белым силуэтом, застывшим с поднятым оружием. Гвардеец вырвал свой лазган из бойницы и выстрелил вдоль рва, швырнув тело врага обратно за ограждение. Венго, потерявший всякое ощущение реальности среди боя и шторма, поднялся с потерянным магазином в руке. Он даже не понял, насколько близок был к гибели и каким чудом был спасен.

На заграждение рядом с Маколлом обрушились выстрелы, обдавая его лицо и шею градом острых деревянных щепок. Вскрикнув от боли, разведчик нырнул в укрытие. Стирая кровь с изрезанного лица, вернулся к своей бойнице. Его взгляд упал на ров перед стеной, и он увидел копошащиеся силуэты на дне. Похоже, случай с Венго был предупреждением. Даже смертельные раны не убивали этих тварей окончательно. Многие сектанты, подстреленные на подходе, оказались живы. И теперь они ползли, карабкались по насыпи, подбираясь к заграждению.

— Ложись! — крикнул Маколл по передатчику Венго и Чайкеру.

У него осталось несколько взрывпакетов. Поставив взрыватели на половину времени, разведчик перебросил три через укрепления. Последовавшие взрывы сотрясли землю и окатили заграждение дождем из грязи и ошметков тел.

— Следите за рвом! — передал Маколл. — Эти твари не хотят подыхать!

Венго быстро сообразил, в чем дело, и немедленно перегнулся через укрепление, чтобы расстрелять еще двоих ползущих к нему сектантов. Остальные, собирающиеся у брешей во внешнем кольце периметра, погибали так же быстро, но на их численности это почти не сказывалось.

«Сколько же их там еще?» — думал Чайкер. Казалось, натиск штурмующих только возрастал.

На восточной оконечности периметра Кулцис держал оборону с двумя своими однополчанами, Драдо и Спирсом. Бростин вернулся из госпиталя и занял свое место рядом с Кулцисом. В руках танитца оказался потрепанный вольпонский пулемет, который он нашел у стены в госпитале. В барабане было еще около шестидесяти патронов, и Бростин решил истратить их все, пока не придется переключиться на лазерный пистолет. Его огнемет остался в могучих руках Корбека у ворот.

От южных ворот до них доносился треск лазерных очередей, рев пламени и все более витиеватые ругательства полковника в коммуникаторе.

Бростин установил свое новое орудие, знакомясь с ним. Темп стрельбы оказался довольно скверным, к тому же заряжающий механизм регулярно заклинивало. Но мощь и давление огня оказались неплохими. Бростин скосил с полдюжины вражеских солдат, бежавших к укреплениям. С востока лес подступал ближе, чем с запада, где единственным укрытием для врага были кустарники и обломки изгородей. Здесь же сектанты, используя лес, чтобы приблизиться, безбоязненно накатывали волнами на заграждения и ров.

Внезапно для себя Бростин понял, насколько его впечатляет меткость Кулциса. Аристократ, нарушив приказ Корбека, установил мощность лазгана на максимум и теперь поливал врага ярко-оранжевыми зарядами. Но каждый его выстрел приходился в цель.

«У него глазомер не хуже, чем у Чокнутого Ларкина», — подумал Бростин. И это был настоящий комплимент.

Драдо и Спирс тоже сражались неплохо, но Драдо регулярно мазал. Несмотря на то что Аристократ был боеспособен, его ранение в голову и забинтованный глаз мешали ему целиться. Пригнувшись, Бростин перебежал к нему.

— Целься левее! — попытался он перекричать грохот огня и бури. — Ты стреляешь мимо!

Драдо повернул голову, и на его благородном лице появилась ухмылка.

— Грязный безродный пес не смеет указывать вольпонцу, как ему сражаться!

Бростин с силой ударил его тыльной стороной ладони, опрокинув гвардейца в грязь.

— Вставай! — зло крикнул он, подняв кулак. — Это последний рубеж Танитского Первого и Единственного! И мы здесь только из-за тебя и твоих однополчан! Сражайся как Призрак или вали отсюда и позволь другим биться!

Драдо поднялся и плюнул в сторону Бростина.

— Ты заплатишь… — начал он.

Бростин расхохотался, продолжая расстреливать врагов из пулемета.

— Заплачу? Конечно заплачу! Но только не тебе! Если мы выживем здесь, мой друг Аристократ, можешь избить меня и даже позвать своих очень благородных приятелей на помощь. Мне без разницы. Если мы не поляжем тут все этой ночью, защищая ваших драгоценных раненых, любая твоя месть меня только насмешит! Что может быть хуже этого?!

Драдо не ответил. Он вернулся к стрельбе, и Бростин с удовлетворением заметил, что теперь он делает поправку. Аристократ начал попадать в цели.

— Так-то лучше, фесов инвалид, — пробормотал гвардеец.

Внутри здания Дорден осматривал раненых. С помощью Леспа, Гатеса, Каффрана и Клейга им конвейером удалось перенести их в дальние комнаты, а потом в просторный подвал. Низкие сводчатые потолки здесь были высечены из крепкого камня. Это была лучшая защита, на которую они могли рассчитывать. Тут можно было переждать атаку. Если их не завалит, как крыс.

Дорден и Фоскин принялись обрабатывать рану Тремарда, и вскоре состояние гвардейца стабилизировалось, после чего военврач отправил всех Призраков обратно, на защиту периметра. При себе он оставил только Леспа. Во время переноски еще один вольпонец очнулся от забытья и теперь бился в конвульсиях.

Каффран, Фоскин, Гатес и Клейг поднялись наверх, по дороге собирая неисправное оружие Аристократов, оставленное в коридоре. С ним они присоединились к бою.

Очнувшийся вольпонец умер. На его теле не было никаких повреждений, кроме множества синяков, но Дорден сразу понял, что его внутренние органы превращены в кашу взрывной волной при артиллерийском обстреле. Лесп помог врачу вынести тело по лестнице, и они оставили его в опустевшей комнате наверху.

Они вернулись в сырой, полный резкого смрада подвал. Свет здесь исходил только от шипящих химических ламп, которые второпях разожгли Призраки. Под сводами слышались вздохи и стоны раненых. Некоторые спали, и их сложно было отличить от мертвецов. Мир вокруг сотрясали звуки битвы. С потолка сочились струйки жидкой грязи. Фундамент дома едва выдерживал натиск битвы.

— Мы ведь все погибнем здесь, да, сэр? — спросил Лесп твердым, ясным голосом.

Дорден застыл, силясь найти правильные слова. В отчаянии он размышлял, что бы сказал в таком случае Гаунт. Как бы обученный политический офицер ободрил людей, смотрящих в лицо смерти? Он не знал. Дорден был обделен этим даром. Он не умел быстро сочинять красивые фразы о «высшем благе для Имперской Гвардии» или «крови Императора». Вместо этого он сказал нечто личное.

— Я не умру, — произнес врач. — Если я умру, моя жена, внучка и правнучка умрут вместе со мной, с моей памятью. И ради них я не умру здесь, Лесп.

Санитар кивнул. Его крупный кадык шевельнулся на тонкой шее. В его голове промелькнули воспоминания о доме: мать, отец, братья, экипаж рыболовецкого судна на архипелаге.

— Тогда и я не умру, — выдавил он.

Дорден направился к лестнице.

— Куда вы? — окликнул его Лесп.

— Ты будь здесь, а я пойду взгляну, что там наверху. Судя по звукам, там может быть нужен врач.

Лесп достал свой лазерный пистолет и протянул его рукояткой вперед доктору. Дорден отрицательно покачал головой:

— Я не могу взять его.

В руинах наверху царила тишина. Словно и буря, и враг на мгновение отступили. Дорден осторожно вышел в длинный коридор и попробовал включить свой коммуникатор. Ничего. Лампы на потолке раскачивались, роняя мелкую каменную крошку, осыпавшуюся с потолка. Опустевшие койки, испачканные и зловонные, выглядели жалко. Дорден перешагивал лужи крови и обрывки одежды.

Доктор вошел в кухню. Лишь раз он взглянул на грязный обеденный стол, где он ампутировал часть ноги Регары. И впервые он обратил внимание на старый камин. Обрамленный вороненым железом, он очень походил на тот, перед которым Дорден когда-то сидел дома, на Танит. Он и его жена — вдвоем, на краю долгой ночи, с книгой и стаканчиком чего-нибудь согревающего. И перед ними — огонь, бьющийся за решеткой.

На каминной полке рядами лежали маленькие кубики, издалека похожие на мел. Военврач подошел ближе и взял в руки один из предметов. Зуб. Маленький выпавший зуб свиньи. Обитатели этого дома, кем бы они ни были, выращивали свиней и были достаточно привязаны к ним, чтобы хранить нечто, что напоминало бы о росте их питомцев. Свиные клыки, на каждом из которых было аккуратно выгравировано имя. Император, Владыка, Его Величество… И даты.

Этот маленький эпизод человеческой жизни, хроника повседневной жизни фермы, глубоко тронули Дордена. И это была не простая сентиментальность — в этом было нечто важное. Почему свиньи? Кто жил здесь, выращивал свиней, трудился на торфяниках, создавал семью?

Звук, раздавшийся из холла, заставил его вынырнуть из размышлений. Дорден вышел навстречу группе солдат, ковыляющих к дверям госпиталя. Призраки и вольпонцы — все, кроме Корбека. Все они были оглушены и измотаны, едва держались на ногах.

В конце процессии Дорден обнаружил Маколла.

— Они отступили, — произнес разведчик. — Полная тишина. А это может значить только одно…

— Я не солдат, я врач, Маколл! Что это должно значить?

Маколл вздохнул. Дорден уже успел начать промывать раны на его лице.

— Взять нас приступом им не удалось. Поэтому они сейчас отойдут и подтянут артиллерию.

Врач кивнул:

— Все спускайтесь в подвал, сейчас же. Фоскин! Лесп поможет тебе приготовить еду. Выполняйте! Артиллерия там или нет, я хочу видеть всех сытыми…

Гвардейцы направились к спуску в подвал, оставив Дордена одного.

Наконец появился Корбек, с ног до головы покрытый кровью и копотью. Он бросил пустой огнемет Бростина на одну койку, а на другую — лазган Тремарда.

— Время истекает, док, — сказал он. — Мы сдержали их… Да, фес возьми, мы их сдержали! Но теперь они раздавят нас. Я заметил движение вдалеке на торфяниках. Они разворачивают тяжелые орудия. У нас осталось не больше часа перед тем, как они смешают нас с землей.

— Колм… я благодарю тебя и твоих людей за все, что вы сделали сегодня. Надеюсь, все это было не напрасно.

— Ничто не напрасно, док.

— Что нам делать теперь? Засесть в подвале?

— Это не спасет от снарядов, — пожал плечами Корбек. — Не знаю, как вы, док, но я собираюсь заняться единственным делом, которое остается в таких ситуациях.

— А именно?

— Буду молиться Императору. Маколл говорил, что в глубине дома есть старая часовня. Это все, что нам теперь осталось.

Вдвоем Корбек и Дорден пробрались через груды мусора, обломков и разбитой мебели вглубь дома, где скрывалась маленькая комнатка. У нее уже не было крыши, и над головами гвардейцев мерцали звезды.

Корбек принес фонарь. Он пошарил лучом света по стенам, пока не наткнулся на осыпающуюся роспись на резной ширме, о которой говорил Маколл. Фреска изображала Святого Императора и три маленькие фигурки — мужчина, женщина и ребенок, — воздающие хвалу Богу-Императору Человечества.

— Здесь что-то написано, — произнес Дорден, стирая грязь зажатой в кулаке манжетой рукава. — Тут свинья! Что это должно означать?

Корбек поднял фонарь и прочитал текст.

— Вот вам и ирония, док. Это был трофейный мир. Новая Танит. Хозяином этого поместья был Фаренс Клокер, бывший имперский гвардеец из полка Кабаньих Черепов. Они покорили этот мир одну тысячу и девятнадцать лет назад, во время первого наступления на миры Саббаты. Им было пожаловано право поселения. Клокер был капралом Гвардии, и он был рад этой возможности. Здесь он и поселился, обзавелся семьей и выращивал свиней в честь прежнего талисмана своего полка. Эта традиция передавалась в его роду. — Корбек замолчал, в его глазах мелькнула грусть. — Фес! Добраться сюда, победить, заслужить трофейный мир… И вот чем все заканчивается?

— Не всегда. Сколько еще в Империуме трофейных миров, где ушедшие в отставку солдаты Гвардии мирно доживают свои дни?

— Не знаю. Но то, что здесь, — это неприглядная реальность. Сражаться всю жизнь, получить такую желанную награду — и все ради этого?

Корбек и Дорден вдвоем сели на грязный пол часовни.

— Вы спрашивали меня, почему я решил остаться с вами, док. Теперь я расскажу вам, раз уж мы оба считай мертвы и нам больше нечего терять, — произнес полковник и махнул рукой в сторону алтарной перегородки.

— Итак?

— Двадцать лет вы были врачом в графстве Прайз.

— Двадцать семь. И еще в Белдейне.

Корбек кивнул:

— Я вырос в Прайе, в семье столяров. Я родился вне брака, поэтому получил фамилию отца только тогда, когда узнал ее. А моя мать… рожать меня было тяжело.

Дорден напрягся, будто зная, что он услышит дальше.

— Она бы умерла при родах, если бы не молодой врач, который примчался к ней среди ночи и помог. Ланда Мерок. Помните ее?

— Она бы умерла, если бы я не…

— Спасибо вам, доктор Дорден.

Пораженный военврач уставился на Корбека:

— Я принимал роды у твоей матери? Фес! Фесов фес! Неужели я такой старый?

Они смеялись до икоты. До тех пор, пока не раздались раскаты артиллерийских залпов, расколовшие ночную тишину.

Войска Имперской Гвардии мощным обстрелом заставили противника отступить, и Гаунт ехал в первом полугусеничном броневике, ворвавшемся на торфяные болота в зыбком утреннем свете. Они застали врага практически врасплох, обрушившись на пехоту и артиллерию Хаоса как раз в тот момент, когда враг выводил тяжелые орудия на позиции.

Ферма и ее разбитый защитный периметр были едва узнаваемы. Грязь, горелые бронелисты и изувеченные тела грудами лежали среди руин. Комиссар приказал остановиться, и машина с трудом притормозила, буксуя на болотистой почве.

У ворот на часах стоял рядовой Лесп. Он козырнул проходящему комиссару. Дорден и Корбек ожидали его в захламленном дворе.

— Медицинский транспорт уже на подходе, — сказал Гаунт. — Мы вытащим вольпонских раненых отсюда.

— И наших тоже? — немедленно спросил Дорден, вспомнив о Тремарде и изрезанном лице Маколла.

— Всех раненых. Я гляжу, у вас тут была потеха?

— Ничего примечательного, сэр, — отмахнулся Корбек.

Гаунт кивнул и двинулся в сторону разрушенной усадьбы.

Корбек повернулся к Дордену и показал ему зуб, который он все это время держал в руке.

— Я этого не забуду, — сказал полковник. — Возможно, здесь, на Накедоне, у этого гвардейца ничего не вышло. Но, клянусь этим зубом, я уверен: Призракам повезет больше. Трофейный мир, светлее и прекраснее, чем вы можете представить.

В руке Дордена лежал зуб. С надписью «Император».

— Я верю в вас, полковник. Пусть все это сбудется, позаботьтесь об этом. Приказ доктора.

Замах, выпад, укол, отход… замах, выпад, укол, отход…

На краю танитского лагеря на Монтаксе в тени саговников рядовой Каффран отрабатывал приемы штыкового боя. Он разделся по пояс, и его широкие, молодецки сильные плечи уже блестели от пота. Он перехватывал свой лазган в такт собственному голосу, выставлял оружие прямо перед собой, резко подавался вперед и вонзал штык в ствол одного из деревьев, опять и опять. После каждого удара он с усилием вырывал штык и повторял заново. Ловкие удары уже покрыли ствол глубокими порезами, источающими оранжевый сок.

— Мастерство впечатляет, — заметил из-за его спины Гаунт.

Каффран резко развернулся, осознав, что за ним наблюдали. Смахнув со лба пот, он собрался уже взять под козырек.

— Вольно, — опередил его Гаунт. — Я просто обходил периметр. Все в порядке? У тебя, у сослуживцев?

Каффран не мог найти подходящих слов. Так всегда происходило, когда Гаунт обращался лично к нему. Он до сих пор не знал, как ему относиться к человеку, который спас их всех и одновременно превратил в Призраков без родины.

— Мы все ждем команды, — наконец выдавил он из себя. — Рвемся в бой. Это ожидание…

— Нет ничего хуже, я знаю, — согласился Гаунт, присаживаясь на ближайшее бревно. — Пока не начнется мясорубка и ты не осознаешь вдруг, что хуже все-таки бывает.

Каффран заметил отблеск веселья в глазах Гаунта и сам не сдержал улыбку.

Комиссар порадовался этому. Он знал о том напряжении, которое всегда испытывал Каффран в его присутствии. Хороший солдат, еще молодой… и уже так близок к когорте недовольных, возглавляемой Роуном.

— Повтори-ка, — скомандовал Гаунт.

Каффран развернулся и тщательно повторил упражнение. Замах, выпад, укол, отход… Он потратил несколько мгновений, чтобы извлечь штык из рассеченной древесины.

— Сдвинь его вниз, — посоветовал Гаунт. — Если двинешь штык немного вниз, а потом потянешь на себя, он выйдет легче.

Каффран последовал совету. Получилось действительно легче.

Гаунт поднялся, чтобы продолжить свой обход.

— Теперь уже недолго, — пообещал он перед уходом.

Каффран вздохнул. Да, недолго. Недолго осталось до того момента, когда ярость и безумие захлестнет их всех.

Замах, выпад, укол, вниз, отход… замах, выпад, укол, вниз, отход…

 

9

Простой план

Под рев двигателей имперские десантные корабли обрушились на океанический мир под названием Сапиенция.

Словно рой крупных черных жуков над озером, они с пронзительным воем атаковали Бухту Белано. Общий выхлоп тормозных двигателей челноков превратил волнующуюся водную гладь в трехкилометровый шлейф пара. Поднявшись на две сотни метров в воздух, вал клубящегося тумана накатил на каменистые пляжи, мгновенно ослепив береговые батареи.

За ним было не разглядеть беспощадный шквал цунами, поднятого ударной волной. Через двадцать секунд после того, как на побережье опустилось облако пара, волна накрыла береговые укрепления острова Оскрай. Камень, металл и плоть, разодранные на куски, подбросило в воздух. А потом втянуло обратно во впадину залива, когда давление выровнялось и компенсировало силу удара. Остался лишь серебристый туман, затянувший остров. Под его покровом гигантские транспортные корабли подошли к финальной точке своего полета.

Мощные огневые точки выше по склону Оскрая ответили яростной атакой. Потоки огня рвали туман или устремлялись к перистым облакам, за которыми новые эскадрильи десантных челноков ложились на курс к берегу. Мерцающие голубые вспышки плясали, как мелкие мошки среди роя жуков. Одни корабли, задетые зенитным огнем, мгновенно лопались, падая яркими факелами. Другие срывались в затяжное пике, оставляя за собой шлейф дыма и разлетающихся осколков.

Далеко не все двадцать километров острова Оскрай составлял камень. На деле это было скопление малых островов, соединенных воедино мощной промышленной конструкцией, возведенной на пиках подводных гор. Укрывшись за каменными дамбами стометровой толщины, к небесам поднимались бурильные вышки, топливные модули, опоры и извергающие пламя трубы мусоросжигателей. Это и была основная цель — гигантский нефтедобывающий улей Первого Острова Оскрай.

Вспыхнули красные лампы тревоги, оглушительно взвыли сирены. Стальная челюсть десантной платформы борта «Лямбда» распахнулась с глухим металлическим звуком. Бледный свет просачивался в грузовой отсек по мере того, как опускалась платформа. Каффран был собран и напряжен. Он знал, что предстоит штурмовать морскую цель и что пехоте придется брать приступом пляж. Таков уж был план наступления. Но когда десантный люк полностью открылся, гвардейцу вдруг почудилось, что челнок зашел слишком низко и грузовой отсек сейчас затопит. Он задержал дыхание, но вместо потока воды ему навстречу ринулись лишь клубы пара и слабые лучи света.

Выкрики солдат, топот множества ног по металлической палубе, рев сирен — все это оглушало, сбивало с толку. Держа лазган наготове, Каффран преодолел платформу в первой полусотне солдат. На мгновение все звуки заглушил рев двигателей кораблей вокруг. Каффран ничего не видел за спинами бегущих перед ним людей, клубящимся паром и плотным черным дымом. Зато ощутил запахи соли и озона, нефти и термита.

А потом все исчезло. Оглушительная тишина, смятение, всеохватывающий холод, темно-серые разводы перед глазами.

Он оказался под водой, в холодной, глухой темноте моря. Вокруг дергались темные силуэты, пытаясь плыть. Каждый из них окружала вьюга серебристых пузырьков воздуха.

Высадка началась слишком рано, когда челнок еще не достиг берега. Солдаты, слепо прыгавшие с платформы в туман, немедленно падали в воду. Дно под ними оказалось на глубине тридцати метров.

Каффран не умел плавать. Он родился и вырос среди лесов, за тысячи километров от больших водоемов. Он вообще никогда в жизни не видел океанов, хотя и слышал о них от других солдат, например от санитара Леспа, выходца из рыбацкой семьи. И вот с ним происходило последнее, чего он мог ожидать от жизни: он тонул.

Внезапно он осознал, что так и не выдохнул тот воздух, который инстинктивно вдохнул, когда решил, что грузовой отсек вот-вот затопит. Он чуть не засмеялся, выпустив весь это спасительный воздух.

Напротив, он ухватился за этот шанс. Чувствуя, как сжимаются его легкие, как заканчивается запас кислорода, он устремился туда, где, по его мнению, была поверхность. Так, по случайности, он выжил там, где погибали остальные солдаты, с криком, на выдохе прыгавшие с платформы.

Темные извивающиеся силуэты вокруг него шли ко дну. Черная, как запекшаяся кровь, танитская форма. Лица бледны, словно у привидений. Рядом с ним проплыл солдат. Сведенные судорогой пальцы. Из широко открытого рта выскользнула ниточка пузырьков. Его глаза превратились в бессмысленные стекляшки. Каффран с новой силой устремился к поверхности.

Что-то с силой ударило его в шею, и Каффран растерял весь свой драгоценный кислород, выдохнув облако серебристых шариков. Солдаты все еще прыгали вниз с платформы, падая на тех Призраков, которым удалось всплыть. Чей-то ботинок ударил Каффрана в спину. Его обладателя перевернуло вверх ногами, он запаниковал, и у него не осталось шансов выжить. Каффран оттолкнул его, все еще пытаясь всплыть и не поддаваясь отчаянной мольбе своих перегруженных легких сделать вдох и облегчить давящую их тяжесть. Он увидел, как люди над ним падают сквозь серую туманную пелену, борются с толщей воды и погибают. Но это значило, что поверхность была всего лишь в паре метров.

Ударивший его солдат зацепился за другого ремнем лазгана. Кто-то из них в отчаянии открыл огонь. Выстрел, другой, третий. Вода вскипала там, где ее прорезал тонкий оранжевый луч. Отголоски выстрелов под водой ударили по ушам Каффрана. Один из выстрелов прошил оказавшийся рядом труп. Другой пробил ногу солдата, отчаянно плывшего вместе с Каффраном. Мир вокруг начал заливаться кровавым багрянцем. Гвардеец уже слышал голоса своих предков, приглушенные толщей воды, пространством и временем.

Каффран вынырнул, подняв огромный фонтан брызг. Он немедленно зашелся кашлем, выплевывая воду. Из носа потекла кровь. Вокруг себя он видел, как всплывали другие Призраки и отчаянно гребли к берегу или просто барахтались в панике. Тела некоторых просто качались на волнах — тех, кому уже ничем не помочь. В тот момент, когда он покинул ватную тишину глубин, на него обрушились звуки битвы. Визг лазганов, рев заходящих на посадку челноков. Пахло водой, кровью и дымом. Но Каффран радовался этим ощущениям, ведь они означили, что он все еще жив. За спиной водную гладь и туман разорвали новые лазерные выстрелы. Кто-то еще из тонущих, уже ничего не соображая, палил во все стороны.

Отплевываясь от морской воды, которую он заглатывал с каждым движением, Каффран попытался плыть к берегу. Марево из пара и дыма застило глаза, дальше десяти метров ничего не было видно. В какой-то момент ему показалось, что он снова слышит голоса предков. Потом Каффран осознал, что это были вовсе не предки. Это был всего-навсего его коммуникатор, надрывающийся от беспорядочных сообщений. Под водой звуки из наушника казались не более чем призрачным шепотом.

Вскоре Каффран ощутил под ногами песок или гальку. Склон. Гвардеец чувствовал, как к нему возвращается его нормальный вес. Мелководье становилось все мельче, но даже здесь солдат дважды упал второпях, чуть не захлебнувшись. Пулевой и лазерный обстрел обрушился на приливную волну, убивая пришедших с ней Призраков. Гвардеец рядом с Каффраном упал, его тело снова и снова поднимали и опускали волны.

Лазерный луч зацепил плечо Каффрана, и он опять упал. Острые камни немедленно разорвали его форменные штаны от колен и ниже. Он почувствовал, что его лазган вдруг стал тяжелее, и начал заваливаться назад. Выстрел перебил ружейный ремень на плече.

Пока гвардеец перехватывал свое оружие, чьи-то руки помогли ему подняться.

— Каффран!

Домор, сапер взвода. За его спиной громоздился тяжелый рюкзак с разобранным миноискателем, из которого торчал щуп на длинной рукояти. Шесть месяцев назад Домор лишился зрения — и чудом выжил — во время финального наступления на Меназоиде Ипсилон. Тогда два гвардейца сражались плечом к плечу в самые страшные часы, и теперь все повторялось. Моргнув металлическими задвижками, искусственные глаза Домора с жужжанием настроили резкость, чтобы лучше видеть Каффрана. Кибернетические имплантаты выглядели так, будто кто-то отпилил окуляры от бинокля и грубо вставил их в пустующие глазницы гвардейца.

— Нужно выбираться на берег! — прокричал Домор, поднимая Каффрана на ноги.

Спотыкаясь, они побежали сквозь накатывающие волны. Окружавшие их солдаты следовали их примеру — одни шли в атаку, вскинув оружие, другие просто пытались не отстать. Рваная цепь Призраков двигалась к побережью. Кто-то спотыкался о затопленные ежи, кто-то попадал в объятия ржавых спиралей колючей проволоки. Огненный ливень продолжал сеять смерть среди солдат. Одни падали без единого звука, другие кричали, третьи приземлялись уже по частям.

Теперь им предстояло миновать пологий, устланный галькой берег. Гвардейцы ворвались на склон, камни из-под их ног летели во все стороны. Пробежав два десятка шагов, они укрылись за старыми, покрытыми мхом деревянными волнорезами, почерневшими от времени. В старое дерево немедленно вгрызлись лазерные лучи.

— Что теперь будем делать? — выкрикнул Каффран. — Что там видно?

— Ничего! Видимость нулевая! Мощный огонь вон оттуда! — Домор указал куда-то в туман, где даже с его имплантатами было сложно что-то рассмотреть.

Еще два гвардейца забились в укрытие рядом с ними. Потом еще один. Сначала рядовой Макендрик с огнеметом. За ним — рядовой Чилам, потерявший в перестрелке ухо и теперь со стоном прижимавший к кровавому обрубку мокрую руку. Последним был сержант Варл.

Среди Призраков Варл пользовался особой симпатией. Молодой, прошедший карьеру от простого сержанта, дерзкий и упорный, он был совершенно лишен раздражающих офицерских замашек. На Фортис Бинари он получил тяжелое ранение в плечо, и теперь его черная форма вздувалась там, где медики установили кибернетический имплантат. Каффран сразу понял, что сержант испытывает боль. Варл выругался, пытаясь выправить плечо.

В искусственный сустав просочилась вода, закоротив провода и сервоприводы. Его рука безжизненно болталась вдоль тела, но нервные окончания продолжали посылать в мозг болезненные, как удар тока, сигналы о неисправности. Домору повезло больше: его оптические имплантаты были достаточно плотно соединены с черепом… Но Каффран все равно размышлял, как скоро соленая вода сделает свое дело и гвардеец снова ослепнет.

Вместе с Макендриком Каффран помог сержанту снять китель и отвинтил болты, удерживавшие небольшую пластинку на металлической лопатке. Используя свой танитский кинжал, Макендрик вынул из-под нее плоскую батарею, полностью отрезав провод, соединявший руку с остальным организмом. Варл вздохнул с облегчением, когда его рука наконец-то угомонилась. Каффран плотно привязал ее к телу сержанта. Это была крайняя мера. Без батареи исчезло соединение не только с нервной системой, но и со всеми системами жизнеобеспечения руки Варла. Сержанту требовалась квалифицированная помощь, иначе через час-другой его рука начнет сохнуть и отмирать.

Но сейчас сержант был благодарен за избавление от боли. Цепляясь здоровой рукой, он поднялся и выглянул, осматривая линию укреплений. По всему пляжу солдаты выбирались на берег, только чтобы погибнуть под плотным обстрелом. До укрытия добирались лишь немногие.

— Где фесовы танки? — взвыл Варл. — Они должны были возглавить наше наступление и пробить для нас плацдарм!

Каффран оглянулся и увидел, что тяжелые «Василиски» тоже оказались в сотне метров от берега. Бессильно изрыгая черный дым из выхлопных труб, полузатонувшие самоходные орудия были похожи на умирающих китов, выброшенных на берег.

— Челноки сбросили нас слишком далеко, — сказал он Варлу.

Сержант посмотрел в ту сторону, куда указывал ему Каффран.

— Они только что утопили весь авангард наступления!

— Они ничего не видели… этот туман… — начал было Каффран.

— К фесу их, раз не могут сделать свое дело как следует! — отрезал Варл.

Визжащий снаряд врезался в угол волнореза, и осколок попал в лицо Чиламу, разнеся его голову на куски. Обезглавленное тело отшвырнуло на несколько метров назад, на гальку.

— Нужно наступать! Давайте вперед! — приказал Варл по коммуникатору.

Ответом ему был хриплый, нестройный хор возражений.

— Вперед не получится, — тихо сказал Домор.

Пелена тумана рассеивалась, и теперь все смогли увидеть, о чем говорил Домор. Перед ними почти на километр ввысь возносилась белая защитная стена острова Оскрай. И, не считая пары случайных подпалин, она была совершенно целой.

«Василиски» должны были поддержать пехоту огнем и пробить брешь в стене. Но теперь стена возвышалась холодной, недвижимой громадой, будто отрезая единственный путь в будущее.

Варл снова разразился бранью.

До Каффрана сначала донесся громкий вой. Стоило ему оглянуться на море, как он немедленно вцепился в Домора и Варла, толкнул их на жесткий ковер гальки. Макендрик рухнул за ними.

Десантный корабль, один из многочисленного роя, стремительно летел на них. Объятый пламенем от носа до хвоста челнок завалился набок и летел, разбрасывая куски обшивки и брызги горящего топлива. Машина заслонила собой небо. Шестьсот тонн полыхающего металла на всей скорости неслись прямо на гвардейцев. Десантные платформы все еще были подняты.

«Там заживо сгорают люди», — подумал Каффран. Он успел мысленно спросить, из какого они полка, когда рассыпающийся челнок накрыл его и все его мысли сдуло ураганом.

Его привел в чувство Макендрик. Каффран вздрогнул, и его снова окружил грохот сражения.

— Сколько я был в отключке?

— Меньше минуты, — бросил Макендрик.

Каффран с трудом поднялся с каменистой почвы. Казалось, он пролежал в беспамятстве несколько часов, словно усталость и боль наконец сломали его и он не смог сопротивляться спасительному сну.

— Что случилось? — выдохнул он. — Я думал, мы уже, к фесу, сдохли.

Макендрик молча указал рукой. Сначала ничего не было видно. Клубы белого пара смешались с черными спиралями дыма и сажи, и теперь эта серая масса застилала берег. Потом Каффран разобрался в происходящем. Подбитый челнок пролетел над головами укрывшихся гвардейцев, но, вместо того чтобы врезаться в каменистый пляж, протаранил защитную стену острова Оскрай. Шестьсот метров неимоверно древнего камня превратились в оплавленные осколки. На их месте зияла дыра с обожженными краями, открывавшая путь вглубь перерабатывающего комплекса. Солдаты на том корабле ценой своих жизней взяли-таки эту стену, что и собирались сделать, высадившись на берегу.

Каффран собрал вывалившиеся из рюкзака вещи и подобрал лазган. Макендрик менял батарею в своем оружии. Рядом с ним Варл и Домор тоже готовились к бою. По всему пляжу окопавшиеся группки Призраков готовились к наступлению.

Вражеский огонь все еще извергался со стен, но после потери такой крупной части оборонительного периметра он стал гораздо слабее. Рев двигателей за спиной. Тяжелые транспортные корабли подлетали к линии берега, стараясь высадить войска на менее защищенном участке, где основные зенитные батареи на утесах не угрожали челнокам. Каффран услышал знакомый грохот и обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть наконец-то высаженные в нужном месте «Василиски». Тяжелые машины промчались мимо Призраков прямо к бреши в стене и приготовились открыть огонь. Из-под гусениц летел град каменных осколков. Разукрашенные машины миновали линию старых волнорезов. Каффран сразу опознал эту боевую раскраску. Семнадцатый Кетзокский бронетанковый полк, так называемые Змии. Те самые, которых так подло заставили обстрелять Призраков на Вольтеманде.

Вместе с Варлом, Домором, Макендриком и несколькими другими Призраками Каффран бросился к бреши, перебираясь через каменные осколки и дымящие металлические останки десантного челнока. В их сторону летели лазерные выстрелы. Где-то слева рокотал пулемет, высекая каменную крошку из стены.

Густая тень накрыла гвардейцев. Впереди, на сотню метров вглубь клинообразной бреши, виднелся слабый свет. Каффран почувствовал, как в груди поднимается чувство гордости. Они здесь первые. Призраки будут первыми, кто взломает защиту неприступной крепости.

Они уже подошли к выходу. Гвардейцы с трудом двигались в полумраке, обходя черные обломки разбитого корабля. Светлое пятно впереди вскоре превратилось в окно, за которым открывался лес из железа и стали. Добывающий комплекс.

Гаунт описал все очень точно. Флот мог просто испепелить Оскрай с орбиты, но это место было слишком ценным стратегически. Это означало, что наземным силам предстояло выбить отсюда легионы Хаоса. Его отродья на этой планете называли себя Родичами. Некий местечковый культ кровавого бога Кхорна… Каффран упустил некоторые моменты совещания. Во-первых, кое-что звучало для него полной околесицей. И во-вторых, от этой околесицы ему становилось не по себе. Он не хотел запоминать всех деталей о той мерзости, с которой им придется сражаться. Родичи — вот все, что он хотел запомнить. Так назывались те недочеловеки, которых ему предстояло истребить. Предводителем у них было чудовище по имени Шолен Скара. Один из осколков флота Хаоса, разбитого при Бальгауте, укрылся здесь, на Сапиенции. Его лидеры быстро объединились с уже процветающим среди низших слоев улья богохульным культом и свергли имперскую власть, завладев месторождениями нефти и запасами прометия.

Полковник-комиссар Гаунт говорил о Родичах долго и проникновенно. Каффран знал, что Гаунт внес свой вклад в победу при Бальгауте в те времена, когда был еще простым политическим офицером Восьмого Гирканского полка. Гаунт ненавидел Хаос. Но более всего он ненавидел тех его служителей, кто избежал праведного возмездия на Бальгауте и теперь осквернял другие миры, за что, по мнению комиссара, стоило поблагодарить Макарота и его недальновидную стратегию. Гаунт говорил о Шолене Скаре, мяснике лагерей смерти Бальгаута, так, будто знал его лично. Именно из-за него Гаунт запросил перевод своего полка на этот театр, не скрывая этого от своих солдат.

«И поэтому они теперь тонут, погибают и остаются висеть на колючей проволоке», — думал Каффран.

Он часто размышлял о Гаунте. Ибрам Гаунт. Каффран мысленно повторил имя, которое никогда не решится произнести вслух. Полковник, комиссар. Это был очень странный человек, и мнение Каффрана о нем тоже было весьма странным. Гаунт был самым лучшим, самым участливым, самым харизматичным командиром из всех, которых он знал. Сколько раз Каффран видел, с какой заботой Гаунт относится к своим Призракам. И сколько раз, видя политиков и командиров других полков, он убеждался в том, насколько редки такие офицеры. Многие, например всеобщий любимец полковник Корбек, считали Гаунта спасителем, другом, братом. Каффран не отрицал, что и сам испытывал к комиссару безграничное уважение и готов был следовать за ним на край света.

Но Каффран знал и мнение Роуна, Фейгора и других несогласных на этот счет, и в тяжелые минуты он чувствовал, что разделяет их ненависть к полковнику-комиссару. Гаунт проявлял отеческую заботу о гвардейцах, словно их личный Император, и все же именно он обрек Танит на смерть. Время от времени Каффрану хотелось отбросить все свои предубеждения по поводу Гаунта и боготворить его так же, как и большинство солдат. Но каждый раз затаенная обида останавливала его. Гаунт был прямолинеен, безжалостен, расчетлив. Он никогда не задумывался, когда посылал своих людей на смерть, ведь его преданность была отдана Императору и правителям Терры задолго до появления сирот Танит.

Мальчишка по имени Майло, так называемый адъютант, всегда служил напоминанием о погибших детях Танит. Каффран был всего-то на год или два старше его, но их уже разделяла пропасть. Они никогда не разговаривали. Гаунт, следуя своей «великой мудрости», спас парнишку из пламени Танит Магны. Спас всего одного, и никого больше.

В такие минуты Каффран часто воспоминал Ларию. То, как он любил ее. Каким сильным было это чувство. Каффран мог быть уверен лишь в том, что Лария была уже мертва. Он не знал, как именно она умерла, и, честно сказать, никогда не жалел об этом. Но образ Ларии преследовал его. Она воплощала все, что он потерял: саму Танит, друзей, семью, будущее. Именем Ларии Каффран поклялся, что навсегда останется среди Призраков, стоящих в стороне от остальных. Среди тех, кто преданно последует за Гаунтом в адское пекло и дальше, но никогда не простит его, когда они туда доберутся.

Здесь, в тенях бреши в стене, на острове Оскрай, ненавидеть Гаунта было легко. Воздух наполнял запах гари и смерти. Пригнувшись, Каффран прокрался вдоль обломков разрушенной башни, приближаясь к выходу на остров. Рядом с ним оказались Варл, Макендрик и рядовой Валлиам.

Позади, у входа в брешь, раздавались крики и рев моторов.

Каффран бросил вопросительный взгляд на Варла.

— Фесовы «Василиски»! — прорычал сержант. — Они хотят возглавить наступление пехоты, только их толстые задницы в брешь не пролезают.

— Ну что ж, мы все еще в авангарде, — улыбнулся Каффран. — К фесу танки!

— И правда, фес с ними, — усмехнулся Варл. — Что здесь, что на Вольтеманде, толку от них никакого.

Сержант скомандовал общее наступление — и пятьдесят девять Призраков поднялись из укрытий и двинулись вперед. Валлиам, шедший в двух метрах перед Каффраном, одним из первых вышел на открытое пространство. Пулеметная очередь раскроила его на четыре части.

Еще шестеро гвардейцев погибли, едва покинув укрытие. Несмотря на тяжелый удар, Родичи неплохо прикрыли выход со своей стороны. Каффран отступил к пробоине вместе с остальными солдатами под напором града лазерных лучей, болтов и пулеметных очередей.

Они залегли и не решались выглянуть, слыша, что ливень смерти все еще хлещет по камням.

— Застряли не хуже прежнего, — прокомментировал Домор, почесав шрамы вокруг искусственных глаз.

— Ты в порядке? — спросил Макендрик.

— Вижу как-то нечетко. Наверное, вода попала. Надеюсь… — Домор не закончил, но Каффран прекрасно понимал, о чем он думает. Морская вода погубила плечо Варла. И теперь, похоже, начинала медленно разъедать оптические имплантаты Домора.

— Можно было эту стену вообще не брать, разницы никакой, — произнес рядовой Каллун.

Варл только кивнул, прижимая к телу недвижимую руку. Его лазерный пистолет — единственное оружие, которое он теперь мог использовать, — лежал на коленях.

— Как насчет ракет? Других боеприпасов? — начал Макендрик. — Мы могли бы использовать их как взрывчатку и…

— И кого же мы будем взрывать? — сухо поинтересовался Варл. — Ты хоть кого-то видишь?

Макендрик так и не смог ответить. Гвардейцы ничего не видели, кроме пролома в стене. А за ним — лабиринт перекрытий и шпилей тридцать этажей в высоту. Враг мог быть где угодно.

Воцарилась тишина. Песчаные мухи уже начали кружиться над трупами, а морские падальщики слетелись рвать обгорелую плоть крючковатыми розовыми клювами. Визжа и клокоча, птицы налетели в разлом. Гвардеец Токар разогнал их короткой лазерной очередью.

Откуда-то сзади раздались голоса и звук шагов. Каффран и остальные гвардейцы обернулись и увидели нескольких кетзокских танкистов, пробиравшихся к ним. Солдаты обменивались несколькими фразами с каждой встреченной группой Призраков.

Один из кетзокцев поспешил к передовой группе Варла, согнулся и присел рядом, козырнув сержантским петлицам Варла.

— Капрал Фуега, Семнадцатый Кетзокский, Змии.

— Сержант Варл, Призраки. Чем обязаны?

Фуега, обескураженный холодным обращением Варла, задумался на мгновение и почесал ухо.

— Наши «Василиски» в эту брешь не пройдут, поэтому мы собираемся расширить ее обстрелом. Наш командующий просит вас отступить из зоны поражения.

— Как жаль, что он не удосужился попросить нас об этом на Вольтеманде, — холодно бросил Варл.

— Этот черный день навсегда лег пятном позора на нашу честь, танитец. — Фуега отступил на шаг. — Если бы мы могли отдать что-нибудь, чтобы изменить это, даже наши жизни, мы бы сделали это.

— Я не сомневаюсь, — усмехнулся Варл. — Хорошо, каков план?

Фуега откашлялся.

— Приказ генерала Клине. Вы отступаете, мы накрываем брешь и затем прикрываем наступление тяжелой пехоты.

— Тяжелой пехоты?

— Вольпонцы только что высадились на берег. Они тяжеловооружены. Мы расчистим путь их наступлению. — Фуега собрался уходить. — У вас пятнадцать минут на отход.

Ошарашенные Призраки сидели в ступоре.

— Все это, все эти потери — и все напрасно? — вздохнул Домор.

— К фесу этих вольпонцев и кетзокцев заодно! — взорвался Варл. — Мы дохнем на колючке, занимая плацдарм, а теперь они парадным строем входят на пляж и идут за танками к победе?!

— Не знаю, как вы, сержант, но я бы не хотел сидеть здесь и жаловаться на жизнь в тот момент, когда «Василиски» начнут работать.

— Да, я тоже, — сплюнул Варл и тяжело вздохнул. — Хорошо! Разбиться на отделения, командуем отступление.

Призраки вокруг них поднимались, собираясь отходить на берег. Домор бросил взгляд вверх и немедленно схватил Каффрана за руку.

— Чего?

— Взгляни наверх… Видишь?

Домор указал рукой, и Каффран посмотрел туда. Разрушенная стена возвышалась над ними утесом разбитого камня и рваной арматуры. В пятидесяти метрах от дна разлома, рядом с перебитой трубой, Каффран разглядел дверь.

— Ну у тебя и зрение!

— Глубоко в стене были коридоры, по которым перемещался гарнизон. Брешь вскрыла один из них.

Каффран подозвал Варла, и вскоре вокруг них собрались остальные Призраки.

— Мы могли бы отправить туда огневую команду… пройти по туннелю, пока он не выведет нас… куда-нибудь.

— В ад? — предположил рядовой Флавен.

— Высоковато, конечно… — начал было Варл.

— На склоне полно неровностей, за которые можно ухватиться. Первый поднявшийся мог бы закрепить наверху веревку. Сержант, это же план…

Варл посмотрел на Каффрана:

— Мне с одной рукой самому не подняться. Кто поведет отряд?

— Я бы мог, — вызвался сержант пятого взвода Горли, высокий, широкогрудый солдат с примятым боксерским носом. — Ты эвакуируй раненых на пляж. А я возьму отделения, и тогда мы посмотрим, что можно предпринять.

Варл кивнул. Он начал созывать раненых, способных самостоятельно ходить, немедленно выбрал из их числа несколько легкораненых солдат, чтобы помочь более тяжелым. Горли выбрал своих диверсантов: Каффрана, Домора, Макендрика, Флавена, Токара, Бада, Адаре, Макаллуна и Каила.

Макендрик, выросший в горах Шпиля Танит, возглавил подъем, целеустремленно поднимаясь по обломкам. Свой огнемет и баллоны с огнесмесью он оставил Горли, чтобы поднять их на веревке позже.

К тому времени как его подъем завершился, веревки были закреплены и путь наверх налажен. Кроме десяти отчаянных Призраков, поблизости больше никого не было. Оставались считаные минуты до того, как «Василиски» откроют огонь.

Солдаты быстро поднялись по веревкам. Горли, закреплявший огнемет и другую тяжелую экипировку, шел последним. Наверху набившиеся в дверной проем гвардейцы втаскивали веревки.

Горли проделал половину пути, когда брешь накрыла бомбардировка. Девять Призраков укрылись в бетонном коридоре, зажав уши ладонями.

Один из снарядов попал в стену, и Горли испарился, будто его там и не было.

Осознав, что больше ждать некого, Каффран стал торопить остальных. Призраки собрали остатки экипировки и двинулись вглубь строения. Скоро вся эта часть стены должна была рухнуть.

Призраки крались сквозь темноту туннеля. Его стены и потолок слегка просели от чудовищной силы удара, но все же держались. Пол во многих местах раскололся. С разбитого потолка свисали оборванные провода и перебитые трубы. Местами взрыв челнока разбил и сам туннель, сместив целые секции некогда прямого горизонтального коридора. Танитцы двигались вперед, разгоняя темноту зеленоватым светом штурмовых фонарей.

За спинами гвардейцев толстая кладка стены задрожала под ударами. Огонь кетзокцев существенно прибавил мощи. Каффран внезапно обнаружил себя во главе отряда, словно его негласно выбрали командиром вместо погибшего Горли. Видать, потому что вся эта операция была его идеей. Призраки ускорили шаг и углубились в туннельную систему защитной стены.

Вскоре они набрели на вертикальную коммуникационную шахту, которую пронизывала огромная винтовая лестница из кованого железа. Сырой воздух был полон запахов моря и отсыревшего кирпича. Лестница тоже не избежала последствий удара: болты, удерживавшие вместе пролеты и площадки перед этажами, вырвались из пазов, а то и вовсе сломались. Вся многотонная конструкция, заполнявшая шахту, издавала угрожающий скрежет при каждом залпе «Василисков».

Призраки осторожно двинулись по железной спирали туда, где коридор продолжался. Лестница отвечала на каждое их движение стонами и скрежетом, грозя развалиться в любой момент.

Каил и Флавен шли последними. Металлический болт размером с человеческое предплечье упал и со звоном отскочил от ступеней, едва не задев Каила. И падал он с приличной высоты.

— Шевелись! — выкрикнул Каффран.

Огласив шахту металлическим воплем, лестница начала разваливаться. Ее обломки падали в бездонную черноту внизу. Некоторые части лестницы остались целыми — несколько крепко спаянных секций ступеней и опор, длинный поручень. После падения лестницы пустая кирпичная шахта стала казаться поистине гигантской, необъятной. Домор бросил последний взгляд на арку туннеля, откуда они пришли.

— Нет пути назад… — пробормотал он.

— Значит, остается порадоваться, что есть путь вперед, — отозвался Каффран, направляя ствол лазгана в темноту уходящего вперед коридора.

Они оказались среди огромных цистерн. Окрашенный глянцевой зеленой краской пол. Матово-белые кирпичные стены поднимаются вверх под наклоном так, что потолок оказывался уже пола. Коридор начал заворачивать влево, следуя форме стены. Под потолком на равных расстояниях развешаны закрытые решеткой лампы, изливающие ярко-белый свет. Они походили на застывшую очередь трассирующих снарядов, прошившую сводчатый потолок туннеля.

Призраки Каффрана крались по коридору в этом слепящем свете, держась стен. Теперь, когда все пути наружу были отрезаны, они действительно стали его Призраками, приняв его как своего командира без вопросов и возражений.

Каждые шестьдесят метров от основного туннеля в сторону города ответвлялся вторичный. Широкие высокие арки в кирпичном обрамлении. Эти туннели уходили вниз. Макендрик предположил, что это дренажные каналы, и, если это было правдой, их размер серьезно настораживал Каффрана. Арки были достаточно высокими и широкими, чтобы в них мог спокойно пройти человек. Если эти коридоры время от времени заполняло такое количество воды…

Домор же считал, что это туннели для перемещения персонала и, возможно, доставки боеприпасов к орудиям, вмонтированным в бойницы и гнезда вдоль верхней кромки стены. Проблема была в том, что гвардейцы не увидели внутри никаких лифтов для подъема грузов, а Каффран сомневался в том, что люди без помощи механических устройств могли бы перетаскивать тяжелые боеприпасы, чтобы снабжать батареи.

К тому же до этого момента гвардейцы не встретили ни одного солдата Родичей. Никого вообще. Даже трупов не было.

— Наверняка они все на постах, отражают атаку, — предположил Каил.

Каффран согласился с ним.

— Что ж, мы хотели пробраться внутрь, и, похоже, мы зашли немного дальше, чем ожидали. — Гвардейцы как раз подошли к одному из таинственных ответвлений, и Каффран кивнул в его сторону. — Туннель ведет вглубь острова. Попробуем спуститься.

— И тогда что? — спросил Бад.

— В смысле — что?

— Ну, у тебя же есть план, Кафф?

Каффран замолчал. План состоял как раз в том, чтобы просто пробраться внутрь. А вот потом…

— Мы внутри… — начал он. — Пока что никто еще не зашел так далеко…

Бад и остальные закивали.

— И что мы теперь будем делать? — продолжил Флавен.

Каффран снова не нашелся что ответить.

— Ну… мы… посмотрим, насколько глубже сможем продвинуться.

Никто не возражал.

Освещение в боковом туннеле было спрятано за прозрачные экраны в стенах. Бетонный пол покрывала металлическая сетка, облегчавшая спуск вниз.

Гвардейцы двигались плотной группой. Гирокомпас Домора отмерил полкилометра пройденного расстояния. Затем километр. Воздух вскоре стал сухим и холодным. Уклон туннеля медленно сошел на нет. Глухие, отдающиеся дрожью удары прибоя за спиной были едва слышны.

Гудение донеслось до гвардейцев еще до того, как они добрались до конца туннеля. Воздух дрожал от низкой нестройной вибрации. Этот звук напомнил Каффрану гудение крупных фруктовых ос нэловых лесов на Танит. Они порхали в рощах на своих радужных крыльях, выискивая полости в коре нэлов, чтобы немедленно проткнуть их длинным яйцекладом и превратить в гнездо.

Адаре, шедший впереди вместе с Макаллуном, подал сигнал. Через пятьдесят метров путь гвардейцев блокировал мощный металлический люк. Створки люка в рост человека, удерживаемые вместе мощными гидравлическими рычагами и шарнирами, обрамлял толстый кованый оклад. Люк был выкрашен зеленой краской, устойчивой к ржавчине. Только гидравлические засовы блестели свежесмазанной коричневатой сталью.

Гудение исходило с другой стороны люка.

Адаре проверил засовы, но они были накрепко задвинуты снаружи. Каффран протолкнулся к люку и приложил руку к его поверхности. Металл был холодным и влажным, но мелко вибрировал.

— Как бы нам его открыть? — пробормотал Каффран.

— А мы правда так хотим открыть его? — откликнулся Бад.

Домор опустился на одно колено возле люка и начал расстегивать свой рюкзак. Каффрана беспокоило, что Домор стал гораздо чаще чесать и протирать глаза, будто пытался избавиться от надоедливой мошкары. Сапер достал щуп своего миноискателя, снял с него матерчатый чехол, соединил с ранцевыми батареями и наушниками, поднес его к люку и включил. Медленно двигая плоский сканер щупа вдоль металлической поверхности, Домор внимательно слушал пощелкивания в наушниках. Три или четыре раза он останавливался и перепроверял что-то. Потом ставил на этом месте крест карандашом, который всегда носил в плечевом кармане.

Сапер снял наушники, повесив их на шею, и повернулся к Каффрану.

— Запирающий механизм встроен в каркас люка, — произнес он. — Крестами я отметил основные элементы замка.

Каффран предоставил честь вскрыть замок Токару. Несколько выстрелов в упор — и метки превратились в ровные круглые отверстия с острыми металлическими краями.

Теперь, когда механизм замка превратился в обломки, засовы и вентили больше не оказывали сопротивления. Адаре и Флавен раздвинули зеленые створки люка, и Призраки выскользнули в зыбкую голубоватую дымку.

Каффран понимал, что они пробрались за пределы защитной стены острова и теперь продвигались вглубь добывающего комплекса Оскрай. Гвардейцы оказались на решетчатом стальном мостике. Он начинался от одной из опорных колонн стены и тянулся над пропастью, дна которой было не разглядеть. Дым окружил их темной пеленой.

Мостик был не более пяти метров в ширину. По краям его тянулись низкие перила. Примерно в сорока метрах из дымки возвышался голый каркас башни, к которой и вел мостик. Было холодно и сыро. Пахло соленой водой и кордитом.

Каффран огляделся. Там, откуда только что пришли гвардейцы, он смог различить едва видимые теперь очертания колоссальной защитной дамбы, уходившей в туман. Мерный гул стал гораздо тише. Каффран догадался, что этот звук, должно быть, исходил от перегонных станций прометия, топливных заводов и прочих промышленных систем гигантского комплекса.

Домор шел следом за командиром, вглядываясь своими искусственными глазами в туман. Механизмы настройки надсадно жужжали. По заросшим щетиной щекам гвардейца струились вязкие бесцветные слезы. Похоже, морская вода и вправду сделала свое черное дело.

— Этот дым исходит от вражеских орудий на стене, — пояснил Домор. — Морской ветер и поднятая нашей высадкой буря загоняют его сюда, в низину острова.

«Тем лучше, значит, у нас больше шансов пробраться незамеченными… Вот только куда?» — думал Каффран. Итак, весь этот путь они прошли на чистом адреналине. Вот только план все никак не появлялся…

Они уже почти добрались до башни — высокой иглы из выкрашенных в красный балок, на краях которой тускло мерцали лампы. От нее в густой туман расходились другие мостики. Каффран начал понимать местную архитектуру, разглядев другие переходы и мосты, бегущие выше, ниже или параллельно их пути.

Лазерный огонь внезапно обрушился на танитцев, рикошетя от стальной решетки пола или просто пролетая сквозь ее звенья. Бад споткнулся. Лазерный луч прошил его от левого плеча до правого бедра. Каффран понимал, что гвардеец уже мертв. Но, повинуясь рефлексу, все равно кинулся ему на выручку. Бад ничком упал на поручень и опрокинулся в туманную бездну без единого звука.

В сорока метрах над ними и левее на одном из мостиков замелькали тени. Облака дыма вспороли новые выстрелы. Призраки ответили огнем по клубящемуся над головой туману. Чье-то тело рухнуло вниз. Макендрик поднял свой огнемет и окатил вражескую позицию струей пламени. Мостик над головами гвардейцев обрушился, и мимо них пролетело четыре факела. Четыре полыхающих, вопящих, агонизирующих силуэта.

Каффран бегом довел весь отряд до башни, и они ворвались в ворота, ведущие к подъемнику. Первыми его нагнали Каил и Макаллун. Вскоре подоспели и остальные. Сетчатая шахта с винтовой лестницей пронизывала башню параллельно подъемнику.

Через мгновение по металлической клетке застучали новые лазерные лучи и пулеметные очереди.

— Куда теперь? — прокричал Каил.

— Наверх! — принял решение Каффран.

— Какой в этом смысл?! Нас там запрут, как крыс, даже отступить некуда!

— Нет, — просто ответил Каффран, пытаясь тем временем придумать что-то более вразумительное.

Он попробовал вспомнить инструктаж. Комиссар показывал им воздушные снимки комплекса Оскрай, в основном говоря о секциях стены, которые Призракам предстояло штурмовать. Но рассказал и о внутренних площадках, которые удалось заснять. Там было множество башен вроде той, где оказались гвардейцы. Все они были соединены мостами на разных уровнях, некоторые — даже выше самой стены. Если это действительно было так, если память не сыграла с Каффраном злую шутку, то гвардейцы могли подняться выше и перебраться на следующую башню.

— Просто верьте мне, — наконец сказал он и полез вверх по лестнице, время от времени стреляя через плечо в сторону тех мостов, где сверкали вспышки выстрелов.

Призраки двинулись за ним.

Каффран старался побороть панику. Пробраться внутрь, использовать шанс проскользнуть сквозь брешь в обороне казалось хорошей, смелой задумкой. И вот теперь восемь гвардейцев очутились во вражеской цитадели, толком не зная, чего же они хотят здесь добиться. У них не было никакого плана, даже наметок никаких не было. Каффран очень боялся расспросов о том, что они собираются делать дальше.

Огонь с нижних этажей. Тремя или четырьмя этажами ниже солдаты Родичей поднимались вслед за гвардейцами, обстреливая их. Лазерные заряды с треском пробивали сетчатые ступени. Один из лучей срезал пальцы на ноге Макаллуна, и тот с криком упал вниз. Адаре, шедший следом, успел подхватить раненого товарища, поднял и потащил его вверх, не обращая внимания на стоны. Остальные гвардейцы развернулись и открыли ответный огонь. Яркие лучи странной вертикальной перестрелки наполнили шахту сияющими линиями. Макендрик, замыкавший строй, обдал нижние этажи пламенем из своего огнемета. Языки пламени рванули в стороны сквозь металлическую сетку башни. Успевшие подняться преследователи обратились в пепел.

Шестью пролетами выше по левую руку гвардейцы обнаружили еще один мост, перекинутый через туманную пропасть к следующей башне. Там, кажется, никого не было, и Каффран жестом направил своих солдат в ту строну, а сам вернулся, чтобы помочь Адаре с Макаллуном. Адаре внезапно потряс Каффрана за плечо, указывая на шахту лифта, по которой быстро поднималась кабина. Она была просто набита вражескими солдатами, и поднимались они гораздо быстрее, чем те, что карабкались по лестнице. Каффран отправил Адаре дальше тащить Макаллуна к мосту, а сам вынул из рюкзака два цилиндрических взрывпакета. Установив запал на короткий взвод, он бросил их, и заряды скатились по крыше в люк, на нижние уровни. Каффран бросился бежать за остальными.

Взрыв разорвал изнутри всю башню, круша опоры и балки. С оглушительным грохотом башня просела и начала разваливаться. Сотни метров металлических секций распались и медленно, почти комично обрушились вниз, ломая все, что оказывалось на их пути. Кабина лифта вместе с пассажирами камнем сорвалась вниз. Электромоторы подъемника, сорванные со своих мест, взорвались. Туман внизу расцвел новыми взрывами.

Падающая башня унесла с собой и тот мост, по которому только что прошли Призраки. Уцелевшая башня, в которую только что перебрались гвардейцы, содрогнулась. Крепления моста на их стороне вырвало с мясом, подняв в воздух фонтан сорванных болтов и металлических осколков. Металл башни вздрагивал еще много раз, когда оборванные верхние мосты начали падать, задевая каркас.

Через мгновение после падения башни где-то внизу вспыхнули еще десятки взрывов. Сдетонировали резервуары с топливом и перегонные помпы. Пламя взметнулось к небесам вокруг ошарашенных солдат.

— Ты какого феса это сделал?! — воскликнул Флавен.

Каффран и сам не был уверен. Охваченный паникой, он не подумал о последствиях уничтожения башни. А потом в его голову пришла одна простая мысль.

— Я выиграл нам немного времени, — негромко произнес он.

Гвардейцы спускались вниз. Отчасти потому, что это казалось логичным, отчасти потому, что никто из гвардейцев теперь не доверял устойчивости башен после столь радикального уничтожения одной из них. Их окружал более плотный черный дым. Ветер нес яркие догорающие угли и сильный, резкий запах горящего топлива и разлитого прометия. Теперь они могли более детально оценить тот ущерб, который принесло падение башни.

«Вниз», — размышлял Каффран. Он все еще не мог сказать ничего вразумительного по поводу плана действий, но спуск казался инстинктивно правильным. Что же такого они могли сделать теперь? Разве что совершить какую-нибудь небольшую диверсию? Например… уничтожить командование Родичей.

Каффран посмеялся над собственными мыслями. Храбрая и глупая идея. Как будто они могли вот так просто найти Шолена Скару и его старших офицеров здесь, в этом гигантском островном улье. И все же это была неплохая идея, которую стоило взять на заметку.

Когда до земли оставалось несколько сотен метров, он приказал гвардейцам замаскироваться и делать то, что Призраки умели лучше всего. Они вымазали лица сажей, взятой с поручней, и обернулись в камуфляжные плащи, сливаясь с облаками черного дыма и железной клеткой башни.

Внизу, на пять сотен метров во все стороны от основания башни, были разбросаны догорающие обломки. Языки пламени танцевали над озерцами топлива и минеральных гелей. Многие обломки башни упали большими кусками, искривленными, но не разбитыми. Теперь они лежали на бетоне, раздавив при падении мелкие домики, склады, краны и машины обслуживания. Там и тут можно было заметить обгорелые, изувеченные тела погибших. Гвардейцы миновали целую секцию лестницы, которая так и осталась висеть на одной из опор, издавая жутковатый скрежет. Где-то в дыму пронзительно выли сирены, словно потревоженные сторожевые псы.

Призраки выбрались из башни, немедленно собравшись в боевое построение. Каффран и Токар — на острие атаки. Домор помогал идти Макаллуну. Каффран не собирался бросать их.

Обрывки цепей и обожженных тросов, лужи прометия и груды металлического мусора покрывали всю территорию вокруг. Каффран обошел два трупа Родичей. Эти люди вцепились друг в друга при падении, а удар о землю превратил их в единое месиво.

Отправив Макендрика на свое место во главе отряда, Каффран вернулся, чтобы проверить состояние Макаллуна и Домора. Приличная доза обезболивающего превратила Макаллуна в едва соображающую тряпичную куклу. Домор ослеп. Его искусственные глаза окончательно вышли из строя, и механические задвижки закрылись. Вокруг настроечных колец собиралась вязкая жидкость, стекавшая теперь по щекам гвардейца. Каффрану было тяжело видеть друга в таком состоянии. Словно они вернулись на Меназоид Ипсилон. Там, даже потеряв оба глаза, Домор продолжал сражаться, внося свой вклад в победу. Его стойкость и благородство поразили тогда даже Гаунта.

— Брось нас, — произнес Домор.

Каффран только мотнул головой. Он стер со лба пот, стекавший по татуировке синего дракона на виске. Открыв медицинский подсумок Макаллуна, Каффран достал оттуда одноразовый шприц с дозой адреналина и, недолго думая, вколол в руку гвардейца. Вскрикнув, раненый солдат пришел в сознание. Каффран хлопнул его по щеке.

— Домор будет твоими ногами. А ты — его глазами.

Прорычав сначала что-то неразборчивое, Макаллун кивнул. Прилив адреналина оттеснил боль на задний план, возвращая его конечностям силу.

— Я справлюсь, справлюсь… — сказал он, крепко держась за Домора.

Призраки двигались дальше. Покинув место катастрофы, они оказались в окружении огромных цилиндрических цистерн, погрузочных платформ и выкрашенных в красный цвет металлических башен. На каждой из них был нанесен символ Имперского орла, ныне оскверненный мерзкими рунами Хаоса.

На большой площади они обнаружили не менее пятидесяти выстроенных в ряд открытых грузовиков. Все они были разбиты и сожжены. Возле одной из погрузочных платформ грудами громоздились миллионы обрезков труб и шлангов. В одном из поврежденных хранилищ гвардейцы нашли бесчисленные человеческие тела, беспорядочно сваленные в кучу. Это были те рабочие, что отказались присоединиться к Скаре.

Во всяком случае, так предположил Флавен.

— А может, и нет, — усомнился Каффран, прикрывая нос и рот краем своего плаща от ужасного запаха. — На них вражеские доспехи и символика. И кстати, это свежие трупы.

— Да как они вообще находят время собирать и складывать здесь убитых?! Там полномасштабный штурм в разгаре!

Каффран вполне разделял скептицизм Флавена. Но факты оставались фактами. В чем смысл?.. Какие намерения двигали теми, кто устроил здесь этот страшный склеп?

До Призраков донеслись выстрелы, лазерный залп откуда-то из-за хранилищ. Призраки отпрянули и слились с тенями. Снова выстрелы, почти синхронный залп. «Не меньше ста винтовок, пожалуй?» — решил Каффран. Он приказал гвардейцам оставаться в укрытии, а сам вместе с Адаре двинутся вперед.

То, что они увидели за следующем бункером, повергло их в шок.

В центре комплекса оказалась квадратная площадь, почти километр в ширину. Судя по маркировкам на ее поверхности, это была посадочная площадка для транспортных барж. В центре площадки стояла тысяча солдат Родичей, по сотне в ряду. Прямо перед ними лежала гора трупов, которую тракторы сгребали ковшами и загружали на платформы грузовиков.

Каффран и Адаре наблюдали. Первая шеренга Родичей сделала двадцать шагов вперед и развернулась к остальным. По сигналу стоявшего рядом офицера следующая шеренга подняла оружие. Неровный залп. Стоявшие перед строем солдаты упали. Бульдозеры убрали их тела, и только что отстрелявшаяся шеренга выступила вперед и заняла место своих мишеней. Сектанты развернулись в ожидании. Еще один приказ. Еще один залп.

Каффран не мог понять, что же больше всего вызывало у него отвращение — сам размах массового расстрела или та покорность, безропотность, с которой каждая шеренга уничтожала предыдущую и тут же занимала ее место.

— Какого феса они творят?! — выдохнул Адаре.

Каффран задумался на несколько мгновений, вспоминая те части инструктажа, которые старался задвинуть в памяти подальше. Те, в которых Ибрам Гаунт говорил о Шолене Скаре.

Память вернулась к нему из самых темных уголков разума, словно болотный газ, поднимающийся из трясины забытья. Внезапно перед его мысленным взором предстал комиссар Гаунт, его голос зазвучал в ушах. Аудитория могучего транспортного корабля «Настойчивость». Гаунт в своей длинной шинели и форменной фуражке поднимается на кафедру под каменным балконом трибуны. Взгляд комиссара задерживается на позолоченном двуглавом орле, раскинувшем крылья на бархатном занавесе за его спиной. Гаунт снимает шинель и бросает на обитый черной кожей стул. Он остается в парадном кителе, снимая фуражку лишь для того, чтобы поправить волосы. Собравшиеся гвардейцы вытягиваются по струнке.

Гаунт тогда говорил о мерзостях и об отвратительных вещах, которые Каффран изо всех сил старался забыть.

— Шолен Скара — чудовище. Он боготворит смерть. Он верит в то, что это абсолютное выражение воли богов Хаоса. На Бальгауте, до нашей высадки, он создавал лагеря смерти. Там он уничтожил в ходе ритуалов не меньше миллиарда жителей Бальгаута. Его методы были весьма изощренными и…

Каффран не мог заставить себя вспомнить, что дальше рассказывал Гаунт. Мерзостные названия приспешников Хаоса, которыми командовал Шолен Скара, символизм его преступлений. Но теперь Каффран понял, почему Ибрам Гаунт — защитник человеческой жизни и воин всеблагого Императора — так сильно ненавидел монстров, подобных Скаре.

— Его служение Хаосу заключается в убийстве. Ему сгодится любая смерть. Можно даже не сомневаться, что он уже перебил все лояльное Империуму население улья. Но также нет сомнений в том, что, если Скара почувствует близость поражения, он начнет систематически истреблять все живое на острове, включая своих собственных солдат. Массовое самоубийство во славу Хаоса. Во имя богомерзости, которую они называют словом «Кхорн». — Гаунт закашлялся, словно его тошнило от одного этого слова, и шепот отвращения прокатился по рядам Призраков. — И вот в этом залог нашей победы. Мы можем победить, если убедим его в том, что он неизбежно проиграет. Тогда нам не понадобится убивать всех сектантов. Стоит Скаре решить, что он вот-вот потерпит поражение, он начнет истреблять своих собственных последователей в качестве последнего гимна веры и решимости.

Мысли Каффрана вернулись в настоящее. Адаре тем временем что-то говорил.

— …фес, да там еще! Кафф, смотри!

Тысячи Родичей выходили на площадь, сменяя шеренги уже убитых солдат.

«Не убитых, а принесенных в жертву», — поправил себя Каффран. Это как жатва. Ему живо вспомнились копны стеблей кукурузы на полях Танит, которые складывали механические молотилки.

Несмотря на тошноту, которая сотрясала все его нутро при каждом залпе, Каффран улыбался.

— Чего? — спросил его Адаре.

— Ничего…

— Так что будем делать? Каков план?

Каффран снова оскалился. Он вдруг осознал, что у него все же был план. И он только что привел его в исполнение. Взорвав башню, он заставил Шолена Скару поверить в то, что в улей Оскрай прорвалась крупная группировка противника. Убедил его в том, что поражение близко.

В результате Скара отдал приказ Родичам уничтожать самих себя. По сотне каждые тридцать секунд.

Каффран бессильно опустился на землю. Его измученное тело сотрясалось ударами сердца. На бедре обнаружился лазерный ожог, которого Каффран даже не замечал.

— Ты чего ржешь?! — в недоумении спросил Адаре.

Каффран понял, что и вправду смеется.

— Вот наш план, — наконец сказал он. — Будем ждать.

Полуденный ветер разогнал черный смог над ульем Оскрай. Но даже ветер и дождь не могли вытравить из огромного комплекса запах смерти. Эскадроны транспортных кораблей с воем пролетали над головой, взрывая дождевые тучи пламенем двигателей.

Гаунт обнаружил Каффрана спящим среди нескольких сотен других гвардейцев, расположившихся у подножия одной из башен. Молодой солдат вскочил и взял под козырек, как только осознал, кто его разбудил.

— Я хочу, чтобы ты пошел со мной, — сказал Гаунт.

Вдвоем они пересекли площадь перерабатывающего комплекса, миновали отделения Призраков, вольпонских и абберлойских гвардейцев, зачищающих здания одно за другим. Кругом звучали команды и свистки. Имперские войска брали под свой контроль улей. Вереницы пленных с пустыми глазами потянулись прочь из города.

— Никогда не думал, что у тебя есть талант тактика, Каффран, — заговорил Гаунт.

— Должен признаться, сэр, я все придумал на ходу.

Гаунт остановился и с улыбкой посмотрел на молодого гвардейца:

— Феса ради, не говори этого Корбеку. А то у него заведутся вредные мысли.

Каффран рассмеялся. Он последовал за Гаунтом в крепкое каменное здание, внутри которого среди бочек с горючим было расчищено открытое пространство. С потолка лился свет натриевых ламп.

Свободную от бочек площадку окружили по периметру гвардейцы. Большинство из них было вольпонцами, но присутствовало и несколько Призраков — Роун и еще некоторые офицеры.

В центре на коленях сидел закованный в кандалы человек. Высокий, бритый, он был облачен в тугую черную мантию. «Он бы выглядел сильным, если бы ему позволили встать», — решил Каффран. Его глубокие темные глаза блеснули в сторону Гаунта и Каффрана, когда те выступили из круга охраны.

— Ну что же, маленький жирный опарыш Имперской… — заговорил человек мягким, усыпляющим тоном.

В следующий момент он уже лежал на полу. Удар Гаунта заставил его замолчать.

— Шолен Скара, — комиссар указал на лежащего на полу человека.

Тот пытался подняться, несмотря на мешавшие оковы. Из рассеченной губы сочилась кровь.

Расширившимися от удивления глазами Каффран смотрел на пленника. Гаунт тем временем извлек из кобуры свой пистолет, проверил заряд, передернул затвор и протянул оружие Каффрану.

— Думаю, это тебе придется по душе. Здесь нет полевого суда. Да он и не нужен. Считаю, ты заслужил это право.

Изумленный Каффран принял оружие и опустил взгляд на Скару. Чудовище смогло подняться на колени и теперь смотрело на гвардейца, скаля алые от крови зубы.

— Сэр… — начал было Каффран.

— Он умрет сегодня. Здесь и сейчас. Именем Императора, — отрывисто произнес Гаунт. — Я бы с превеликим удовольствием исполнил приговор сам. Но это твой день, Каффран. Эта победа — твоя заслуга.

— Это… большая честь, комиссар.

— Давай… сделай это, мальчик-Призрак… чего же ты ждешь? — Приторный голос Скары казался липким и настойчивым.

Каффран старался не смотреть в его глубокие маслянистые глаза. Гвардеец поднял оружие.

— Он жаждет смерти, сэр.

— Еще бы! И смерть — самое меньшее, чем мы можем ему отплатить, — отрезал Гаунт.

Ощущая на себе тяжесть всех взглядов в комнате, Каффран опустил пистолет и повернулся к комиссару:

— Нет, сэр, он сам жаждет смерти. Как вы нам и говорили. Смерть станет для него абсолютной победой. Этого он и желает. Здесь, на Сапиенции, мы одержали победу. Я не омрачу эту победу тем, что позволю врагу получить желаемое. — Призрак протянул пистолет Гаунту рукояткой вперед.

— Каффран?

— Вы действительно хотите покарать его, комиссар? Сохраните ему жизнь.

Гаунт поразмыслил несколько мгновений. И улыбнулся.

— Увести его, — приказал он страже, сомкнувшей круг над Скарой.

— Думаю, рано или поздно мне придется тебя повысить, — сказал он Каффрану, когда они вдвоем покинули здание.

За их спинами Шолен Скара вопил, умолял и выл. И жил, чтобы переживать эту агонию снова и снова.

Брин Майло, молодой адъютант Гаунта, принес комиссару жестяную кружку кофе и инфопланшеты с информацией, которую тот только собирался запросить. Гаунт сидел на складном стуле на террасе перед своим командным пунктом, глядя на укрепления Призраков среди изумрудной зелени Монтакса. Майло передал планшеты комиссару и тут же отвернулся, со стыдом осознавая свою вину.

Гаунт пробежал глазами светящиеся строки информации на экране верхнего.

— Доклады Маколла о разведке западных болот… и орбитальные снимки Монтакса. Благодарю.

Юноша попытался сгладить происшествие.

— Я подумал, что вы захотите взглянуть, — начал он. — Когда вы сегодня пойдете в атаку, вам понадобится…

— С чего это ты взял, что я собираюсь провести атаку сегодня?

Майло замолчал. Потом наконец пожал плечами:

— Так, догадался. После сегодняшнего ночного боя, он ведь был так близко. Вот я и решил…

Гаунт встал и посмотрел адъютанту прямо в глаза:

— Достаточно этих догадок. Ты ведь знаешь, в какие неприятности они могут нас втянуть. Меня, тебя и всех Призраков.

Майло глубоко вздохнул и оперся о перила террасы, где устроился Гаунт. Лучи утреннего солнца, поднимавшегося над болотами, коснулись верхушек деревьев, окрасив их в невероятно яркий зеленый цвет. Где-то на расстоянии многих километров ревели моторы бронетехники. Вдалеке грохотали орудия.

— И все же что такого преступного в простом предвидении? — наконец спросил он. — Сэр, разве не этим даром должен обладать хороший адъютант? Предугадывать нужды и желания офицера на шаг вперед? Всегда держать наготове то, что нужно командиру?

— Ничего в этом преступного нет, конечно, Брин, — ответил ему Гаунт, усаживаясь на свой стул. — В этом вся соль работы адъютанта, и ты прекрасно справляешься с ней. Но знаешь… иногда ты слишком хорошо угадываешь. И это пугает, хотя я и знаю тебя. Окружающие могут превратно понять твой талант. Мне ведь не нужно напоминать тебе об этом?

— Нет…

— Ты помнишь, что произошло на орбите на прошлой неделе. Мы были на волосок от катастрофы.

— Это все заговор. Меня подставили.

Гаунт стер пот со лба.

— Да, так и было. И заметь, это было очень просто сделать. Ты можешь оказаться легкой добычей искусного махинатора. И если ситуация повторится, я не могу гарантировать, что выручу тебя снова.

— Насчет этого… у меня к вам просьба, сэр. Вы всегда защищали меня… с самой гибели Танит.

— Я обязан тебе жизнью. Если бы не ты, я бы тоже погиб вместе с твоей планетой.

— И поэтому вы должны помнить, что я могу постоять за себя в бою. Я хочу получить оружие. Хочу сражаться с остальными танитцами в следующем наступлении. Мне все равно, в какой взвод вы меня определите.

— Ты действительно побывал в боях, Брин, — покачал головой Гаунт. — Но я не допущу тебя до полевой службы. Ты еще слишком молод.

— Три дня назад мне стукнуло восемнадцать, — сухо напомнил Майло.

Гаунт фыркнул. Он даже не вспомнил об этом. Отогнав надоедливую муху, он глотнул кофе из кружки.

— Пожалуй, здесь мне нечем крыть, — признал комиссар и откинулся на спинку стула. — Хорошо. Предлагаю тебе уговор.

Глаза Майло засияли, и он посмотрел на Гаунта с осторожной улыбкой:

— Какой?

— Я даю тебе внеочередное звание, оружие и приписываю к отделению Корбека. За это ты обещаешь прекратить предугадывать. Насовсем.

— Насовсем?

— Именно. Ну, это не значит, что я прошу тебя прекратить хорошо выполнять свою работу. Просто перестань делать ее так, что окружающие превратно поймут твои действия. Ну, что скажешь?

— Мне нравится. Спасибо! Уговор так уговор.

Гаунт улыбнулся своему адъютанту, что было редким подарком с его стороны.

— А теперь ступай, найди мне Корбека и Маколла. Мне нужно обсудить с ними кое-какие тонкости операции.

Майло ничего не ответил. Гаунт обернулся и выглянул с террасы. Перед ним стояли Корбек и Маколл, исполненные внимания.

— Майло сказал, что нам стоит заглянуть при возможности, — проговорил Корбек. — Сейчас подходящее время?

Комиссар огляделся в поисках Майло. Но, видимо следуя очередному мудрому предчувствию, юноша исчез.

 

10

Охота на ведьм

Варл с видом фокусника сдернул свой камуфляжный плащ с лежащего на полу кадила. При этом грузовой отсек транспортного корабля погрузился в тишину.

Игра, которую он предлагал, была простой, затягивающей и, конечно же, полностью подтасованной. К тому же сержант Варл и мальчишка-талисман были весьма неплохой командой. У них была банка жирных скачущих мокриц, которых они наловили в зернохранилище корабля, и старое, побитое жизнью кадило, позаимствованное в часовне Экклезиархии. Кадило представляло собой полый шар из ржавого металла. Его можно было раскрыть, чтобы поместить внутрь и зажечь благовония. Сам же корпус был покрыт множеством звездообразных отверстий.

— Правила игры просты, — объявил Варл, встряхивая банку, чтобы все окружающие могли рассмотреть полдюжины крупных, размером с палец, жуков. Механизмы его искусственной руки жужжали и гудели при каждом движении.

— Это игра на интуицию. На удачу. Никакого мошенничества, никакого надувательства.

Варл был своего рода шоуменом, и Майло это очень нравилось. Майло причислял его к своеобразному внутреннему кругу Призраков: Варл был близким другом Корбека и Ларкина, одним из небольшой, но крепкой группы товарищей по ополчению Танит Магны до Основания. Поначалу острый язык и бесцеремонное поведение Варла лишили его всех шансов на повышение. Но потом он потерял руку на Фортисе Бинари, во время героического освобождения мира-кузни. Ко времени ныне легендарного сражения за Меназоид Ипсилон он уже был командиром отделения в звании сержанта. Многие считали, что он давно заслужил это повышение. На фоне бескомпромиссности таких командиров, как Роун и Фейгор, и строгой приверженности воинской дисциплине Маколла и самого комиссара Варл наравне со всеобщим любимцем полковником Корбеком привносил в офицерскую среду Призраков нотку человечности и искреннего сопереживания. Солдаты любили его: он умел шутить не хуже Корбека, а временами шутки его были даже смешнее (и грубее). Его искусственная рука свидетельствовала, что он не боится оказаться на переднем краю битвы. И он умел по-своему произнести неформальную, но вдохновляющую речь в момент, когда ему могла понадобиться полная отдача бойцов.

Но здесь, среди гулких грузовых отсеков, в окружении отдыхающих гвардейцев, он использовал свои вдохновляющие речи для другого. Для отвода глаз.

— Вот что я предлагаю вам, друзья мои, мои храбрые братья по оружию. Вот что я предлагаю, во славу Золотого Трона!

Он говорил медленно и четко, чтобы мелодичный танитский акцент не помешал окружающим солдатам понять его. Помимо Призраков, этот корабль перевозил еще три подразделения: крепких светловолосых здоровяков Пятидесятого Королевского Вольпонского полка, невысоких желтокожих и весьма беззаботных солдат Пятого Сламмабаддийского и высоких смуглых длинноволосых гвардейцев из Двадцатого Роанского, известного как Диггеры. Они говорили на одном языке, но принадлежали к разным культурам. Варл был очень точен и осторожен в своих словах, стараясь, чтобы все поняли его верно и до конца.

Он передал кадило Майло, который, в свою очередь, открыл его.

— Смотрите. У нас есть металлический шар с отверстиями. Мы кладем зерновых мокриц внутрь… — Варл выловил пару мокриц из банки и запустил в подставленное Майло кадило. — И мой юный друг закрывает шар. Обратите внимание, я нацарапал возле каждого отверстия номер. Тридцать три отверстия, и все пронумерованы. Никакого обмана, никакого мошенничества… Если угодно, можете осмотреть шар.

Сержант поставил шар на пол, чтобы любой мог рассмотреть его поближе. Большая шайба, на которую он ставил кадило, не давала тому кататься по полу.

— Теперь следите. Я ставлю шар на пол. Мокрица хочет выбраться на свет, верно? Так что рано или поздно одна из них вылезет наружу… через одно из отверстий. Собственно, в этом и заключается игра. Мы ставим на номер отверстия, из которого выползет мокрица.

— И все наши денежки уползают из карманов, — сказал один из стоящих впереди Диггеров с характерным для роанцев гнусавым акцентом.

— Мы все будем делать ставки, друг мой, — уверил его Варл. — Ты поставишь, я поставлю. И все, кто захочет, присоединятся. Если кто-то угадает или назовет номер ближе всего к верному, он получит все деньги. Никакого мошенничества, никакого надувательства.

Как по команде, из одного отверстия выскочила мокрица и посеменила по палубе, пока ее не раздавил мрачный вольпонец.

— Ничего страшного! — воскликнул Варл. — Там, где мы их набрали, их еще полно. Вы поймете, о чем я, если когда-нибудь бывали в местных зернохранилищах!

Эти слова вызвали общий взрыв смеха, подкрепленный ощущением единения через невзгоды солдатской жизни. Майло улыбнулся. Ему нравилось, как ловко Варл умеет выступать перед толпой.

— А что, если мы не поверим тебе, Призрак? — спросил огромный вольпонец, раздавивший жука.

Аристократ был в форменных ботинках и серых твидовых брюках с золотыми лампасами, но без кителя, в одной рубахе. Его тело бугрилось крепкими мышцами, а ростом он был выше Варла на добрых две головы. Вольпонец просто источал высокомерие.

Майло напрягся. Он знал, что с самого Вольтеманда между Призраками и Аристократами существовала вражда. Никто никогда не говорил об этом открыто, но, если верить слухам, командир Аристократов, стоявший во главе группы вторжения, отдал приказ накрыть артиллерийским огнем русло реки Вольтис. Тогда погибло немало танитцев. Аристократы — такие благородные и, прокляни их Император, могучие, — похоже, презирали «простолюдинов» Призраков. Впрочем, кого они не презирали? У огромного Аристократа с его сонными глазами и наглыми манерами было как минимум шестеро друзей в толпе, и все они были такие же могучие. «Чем они их там кормят, что они такими здоровыми вымахали?» — подумал Майло.

Немного растерявшись, Варл спустился с ящиков, которые он использовал как сцену, и подошел ближе к гиганту. Призрак с жужжанием протянул ему искусственную руку.

— Келган Варл, сержант. Танитский Первый и Единственный. Отдаю должное человеку, не стесняющемуся высказывать свои сомнения…

— Майор Гижом Данвер Де Банзи Хайт Жильбер, Пятидесятый Королевский Вольпонский полк. — Здоровяк не принял рукопожатие.

— Ну что же, майор, я понимаю, что у вас нет никаких оснований доверять такому отребью, как я. Но, видите ли, это просто игра. Никакого жульничества, никакого мошенничества. Мы все делаем ставки, мы все веселимся, и так наше время в пути проходит немного быстрее.

Майор Жильбер явно оставался при своем мнении.

— Ты все подтасуешь. Мне с тобой играть неинтересно. — Вольпонец посмотрел через плечо Варла на Майло. — Пусть мальчишка играет.

— О, ну это же просто нелепо! — запротестовал Варл. — Он же еще пацан. Он ничего не понимает в тонком и благородном искусстве игры. Вы ведь хотите поиграть с настоящими профессионалами!

— Нет, — просто ответил Жильбер.

Из толпы раздались одобрительные возгласы, и не только со стороны вольпонцев. Кто-то уже потерял интерес и собрался уходить.

— Ну хорошо, хорошо! — драматически воскликнул Варл, будто это разбивало ему сердце. — Пусть парень играет вместо меня.

— Я не хочу, сэр! — пискнул Майло.

Он молился, чтобы беспокойство и испуг в его голосе звучали не слишком наигранно.

— Итак, дружище, — заговорил Варл, подойдя к Майло и осторожно положив бионическую руку на его плечо, — будь добр, сыграй, чтобы собравшиеся здесь джентльмены могли насладиться нехитрой игрой.

Едва заметно он подмигнул Майло. Адъютант из последних сил старался не расхохотаться.

— Х-хорошо, — согласился он.

— Парень будет играть вместо меня. — Варл повернулся к толпе и поднял руки. В ответ его окатило волной аплодисментов и одобряющих возгласов.

Игра началась. Вокруг немедленно собралась толпа. По рукам разошлись бумажные талоны, зазвенели монеты. Жильбер решил сыграть, и его примеру последовали двое роанских Диггеров и трое сламмабаддийцев. В толпе уже стали делать дополнительные ставки на победителей и проигравших. Варл открыл кадило и взялся за банку с мокрицами.

Жильбер немедленно выхватил ее, высыпал мокриц на пол и растоптал их. Затем он передал пустую банку одному из своих подручных:

— Рабалль! Ступай принеси новых из зернохранилища!

— Сэр!

— Да что же это? — Варл упал на колени и, как показалось Майло, смахнул самую настоящую слезу, глядя на раздавленных насекомых. — Неужели вы не доверяете даже моим мокрицам, майор Жильбер из Аристократов, сэр?

— Я не доверяю ничему из того, что могу раздавить. — Жильбер выглядел так, будто готов был раздавить и самого Варла.

По толпе прокатилась волна новых ставок. Кто-то сочувствовал оскорбленному Призраку и его погибшим питомцам, кто-то уловил жульничество и поставил деньги на майора Аристократов.

— Ты мог перекормить их или накачать наркотой. Они выглядели слишком смирными. Ты мог поставить на нижние отверстия и ждать, пока неуклюжие твари просто вывалятся оттуда под действием гравитации. — Жильбер улыбнулся своей собственной проницательности, и его приятели одобрительно зарычали.

К ним присоединилось несколько коварных сламмабаддийцев, и Майло почувствовал, что дело принимает неприятный оборот.

— Ладно, вот что я вам скажу, — произнес Варл, вставая. Помощник Аристократа уже вернулся с банкой, полной мечущихся мокриц и недоеденного ими зерна. — Мы будем использовать ваших жуков… И вы можете установить кадило так, как пожелаете.

Варл взял грузовой гак с ближайшего ящика, чтобы использовать его как подставку.

— Теперь довольны?

Жильбер кивнул.

Начались последние приготовления. Игроки, включая Майло, записали номера своих ставок на листах бумаги. Варл размял здоровое плечо, словно ощутил какую-то старую рану. Раздалась команда начинать тур.

— Дайте и мне сыграть!

Через толпу протолкнулся Каффран. Он шатался и распространял вокруг себя сильный запах сакры. Ему немедленно очистили место.

— Кафф, не надо! Ты не в том состоянии… — забормотал Варл.

Пьяный гвардеец тем временем уже вытаскивал толстую стопку монет немаленького достоинства.

— Дайте-ка бумажку… я ставку сделаю… — заплетаясь, говорил Каффран.

— Дай своему дружку Призраку сыграть, — зло ухмыльнулся Жильбер, глядя, как протестует Варл.

Всем окружающим казалось, что танитский фокусник окончательно потерял контроль над своей несложной игрой и, если в ней и был изначально какой-то подвох, какая-то хитрость, воспользоваться ею было уже невозможно.

Первая мокрица отправилась в кадило. Жильбер раскрутил шар и поставил на пол. Листки с номерами перевернули лицом вверх. Сламмабаддиец оказался ближе всего к верному номеру, промахнулся всего на три. Майло захныкал, видя, что совсем не угадал.

Каффран в ярости отдал свои деньги и достал новую порцию монет.

Победителю досталась честь крутить кадило следующим. Во втором раунде победил Диггер. Он промахнулся на целых пять отверстий. Но остальные оказались еще дальше. Майло умолял Варла позволить ему выйти из игры, но сержант только отмахнулся, поглядывая на озлобленного Жильбера.

Аристократ выиграл следующий раунд, промахнувшись на два. Он собрал большую горсть монет, и один из разочарованных Диггеров покинул игру. Уровень ставок в игре и вокруг нее серьезно вырос, и теперь на кону были настоящие деньги. Монеты ходили по рукам. Аристократы ликовали, как и некоторые другие. Кое-кто продолжал оплакивать свой проигрыш. Еще двое сламмабаддийцев и один Диггер присоединились к игре, на их ставки сбрасывались и их друзья. Никто из вольпонцев не решился играть против Жильбера.

Окрыленный выигрышем, майор поставил весь свой выигрыш и накинул сверху двойную сумму. Многие гвардейцы, особенно Призраки и Диггеры, никогда в жизни не видели такой горы наличных. Нервничающий Каффран глотнул сакры из бутылки и начал приставать к своему другу Бростину, прося денег взаймы. Тот нехотя дал.

В следующем раунде Жильбер и один из Диггеров ошиблись лишь на три значения. Они поделили поровну весьма внушительную сумму денег.

До следующего раунда продержались Жильбер, три сламмабаддийца, два Диггера, Майло и Каффран, который теперь клянчил деньги у обеспокоенного Раглона. Бростин в ярости ушел. Ставка была просто гигантской.

Каффран промахнулся на два отверстия, сламмабаддиец на одно. Жильбер вообще оказался на другой стороне шара. Майло назвал точный номер.

Вопли, злость, радость, переполох.

— Ему просто повезло, — сказал Варл, собирая прибыль. — Ну как, остановимся на этом?

— Парнишка словил удачу, — сказал Жильбер, приказывая своим подчиненным опустошить карманы.

Была собрана новая огромная ставка. Диггеры вышли из игры, как и Каффран, которого утащил Раглон. Сламмабаддийцы собрали все свои сбережения в одну кучу.

Майло раскрутил кадило и опустил на землю.

Тишина.

Было слышно, как насекомое бьется о стенки шара.

Мокрица наконец выбралась наружу.

Майло снова угадал.

Кошмарная суматоха. Казалось, сейчас в грузовом отсеке начнется восстание. Варл сгреб выигрыш, подхватил кадило и вытянул Майло из толпы за шиворот. Люди вокруг вопили, метались, из-за одного пари на победителя началась драка.

В коридоре, ведущем к жилому отсеку танитцев, Варл и Майло встретили Каффрана, Раглона и Бростина. Все трое смеялись, а Каффран как-то слишком быстро протрезвел. Конечно же, ему придется теперь стирать свой китель, чтобы вытравить запах сакры…

Варл широко улыбнулся, показывая толстый мешок денег.

— Будем делить добычу, друзья! — объявил он, хлопнув Майло по спине бионической рукой.

Он так и не смог приноровиться к ее силе, в результате мальчишка чуть не упал.

Каффран привлек внимание остальных. Позади них в глубине коридора замаячили темные силуэты. Это были Жильбер и его сослуживцы.

— Ты заплатишь за этот обман, шлюхин сын! — пригрозил майор Варлу.

— Игра была честная, — начал было сержант, но тут же понял, что сладкими речами уже не отделаться.

С каждой стороны было по пятеро. И все Аристократы возвышались даже над Бростином, а он был самым рослым среди присутствующих танитцев. В таком тесном пространстве Призраки могли бы попытать удачу, даже драться на равных. Но в любом случае прольется кровь.

— Какие-то проблемы? — раздался голос шестого участника танитской шайки.

Брагг вышел из тени позади своих друзей, расслабленно глядя сверху вниз на Аристократов. Казалось, он заполнил собой весь коридор.

Призраки расступились, чтобы пропустить силача. Брагг шел медленной, угрожающей походкой, которую Варл отрепетировал с ним специально для таких случаев.

— Бегите, маленькие Аристократы, не заставляйте меня делать вам больно, — произнес он заученную фразу, тоже подсказанную Варлом.

Получилось чересчур пафосно и наигранно, но вольпонцы были слишком поражены размерами нового противника, чтобы обратить на это внимание. Аристократы развернулись и убрались восвояси. Бросив последний испепеляющий взгляд, Жильбер последовал за ними.

Призраки расхохотались до слез.

Под ним сиял Монтакс, зеленый и неизведанный.

Гаунт стоял перед обзорным окном гексобора «Святость», изучая планету, которую его войскам придется штурмовать всего через неделю. Время от времени он сверялся с картой, записанной в инфопланшете, уточняя подробности географии. Он уже понял, что главной проблемой станут густые джунгли. Он даже примерно не мог представить, какова численность врага там, внизу.

По предварительным данным разведки, крупные силы богомерзких хаосопоклонников, бежавших после недавней битвы при Пиолите, укрепились на Монтаксе. Военмейстер Макарот решил не испытывать судьбу. Вокруг огромного гексобора орбитальной станции, воздвигнутой здесь как точка сбора войск, постепенно скапливались имперские легионы. Больше десятка огромных транспортных кораблей уже пристыковались к зубчатым платформам доков, словно крупные поросята у сосков колоссальной матки. И буксиры как раз сопровождали на стыковку еще одно судно. И оно было далеко не последним. На высокой орбите стояли на якоре имперские крейсеры и эскортные корабли, включая фрегат «Наварра», на котором какое-то время были расквартированы Призраки Гаунта. Время от времени от боевых кораблей отделялись стайки ударных эскадрилий, вылетающих на боевые задания или на патрульные облеты.

Гаунт отвернулся от окна и спустился по короткой лестнице в большую прохладную камеру одного из основных тактических приделов «Святости», в Планетарий. По центру отсека в полу вращался огромный диск, не меньше тридцати метров в диаметре. Он состоял из соединенных вместе тончайших деталей из латуни и золота и более всего походил на гигантский часовой механизм. По мере вращения вместе с ним поворачивалась и трехмерная проекция планеты, созданная разноцветными лучами, исходящими из диска. Над ее сияющей поверхностью скользили информационные таблицы и сводки последних разведданных.

Офицеры Гвардии в строгих мундирах, служители Экклезиархии и Муниториума в длинных рясах, флотские офицеры в кителях сегмента Пацифик и закутанные в робы члены персонала самого гексобора сновали вокруг Светового Планетария, просматривали поступающую информацию или совещались небольшими группами. Изувеченные, высохшие сервиторы, свернувшиеся в стеклянных колыбелях, перешептывались сигналами и треском электроники. Из их глаз, ртов, рук и позвоночников тянулись провода, подключавшие их к машинам. Под сводчатыми потолками отсека с одинаковым интервалом были установлены столы с голографическими картами, на которых демонстрировались различные участки поверхности Монтакса. Вокруг каждого собирались группы штабных офицеров, планировавшие частные детали операции. Воздух звенел от многочисленных объявлений и корректировок информации, многие из которых перекрывал треск вычислительных машин. Диск Планетария развернулся, и на поверхности планеты появились новые сводки информации и маркеры размещения войск.

Гаунт прошелся по кругу, приветствуя знакомых ему офицеров и отдавая честь старшим чинам. В этом месте царила особая атмосфера. Словно какое-то огромное существо свернулось в пружину, задержав дыхание, готовое к броску.

Комиссар решил, что настало время посетить транспортный корабль Призраков. Солдаты наверняка беспокоятся в ожидании нового назначения и развертывания. А Гаунт очень хорошо знал, что, если не занятые ничем, нервничающие гвардейцы собираются в одном месте перед высадкой, жди беды.

А еще им было скучно. Вот что было паршивее всего. Именно в таких случаях всплывало множество проблем по части дисциплины, какой бы это ни был полк. Здесь и начиналась самая напряженная работа комиссаров Имперской Гвардии. Можно было ожидать ссор, драк, воровства, пьянства, а в более варварских полках — даже убийств. И такие беспорядки распространялись как пожар, стоит лишь немного ослабить хватку.

Гаунт заметил в зале генерала Штурма, командующего Пятидесятым Вольпонским полком, и нескольких его старших помощников. Штурм, кажется, его не заметил или предпочел не заметить. Гаунт не собирался приветствовать его. Несмотря на прошедшие месяцы, преступление, совершенное вольпонцами на Вольтеманде, было все еще свежо в памяти. Дурные предчувствия зародились у него в тот самый момент, как он узнал, что здесь, на Монтаксе, Призраки и Аристократы встретятся впервые после Вольтеманда. Битва за Меназоид Ипсилон во всей красе показала ему, к чему может привести долгосрочная вражда между полками. Но возможности перевестись на другой театр уже не было, и Гаунт уверил себя, что проблема была исключительно в генерале Штурме и его старших офицерах. Простым солдатам Призраков и Аристократов было нечего делить, и они наверняка могли спокойно дождаться высадки в соседних бараках, пока наступление не разведет их в стороны.

И в отличие от Вольтеманда Штурм здесь уже не командовал. Наступлением на Монтаксе командовал лорд-милитант генерал Булледин.

Гаунт заметил комиссара Волового, приписанного к полку роанских Диггеров, и остановился поговорить с ним. В основном это был пустой разговор. Однако Воловой упомянул, что, по слухам, генерал Булледин испросил совета астропатов. В войсках поползли слухи о колдовстве на планете. Поговаривали, что дальнейший ход операции решали предсказания и гадания на Таро.

— Вот это последнее, что мы хотели бы услышать, — негромко говорил Воловой Гаунту. — Последнее, что я хотел бы услышать. Роанцев чертовски сложно держать в узде. Нет, они отличные бойцы, когда удается расшевелить их. Но большую часть времени они ни черта не делают. Пара недель в трюмах корабля — и мне придется каждому из них персонально надрать задницу, чтобы загнать в десантные челноки. Апатичные, ленивые… так мало того, это самые суеверные засранцы, которых мне доводилось встречать. Когда до них дойдут слухи о колдовстве, моя работа станет вконец невыносимой.

— Понимаю, сочувствую, — сказал Гаунт.

Он не врал. Гирканцы, его бывший полк, были тверже стали. Но бывали времена, когда лишь один слух о псайкерском безумии буквально выбивал почву у них из-под ног.

— А как у тебя, Гаунт? — поинтересовался Воловой. — Я слыхал, ты теперь служишь с каким-то отсталым сбродом. Не скучаешь по гирканской дисциплине?

Гаунт покачал головой:

— Танитцы вполне дисциплинированны… на свой лад, конечно.

— Ты ведь командуешь ими непосредственно, не так ли? Весьма необычно. Для комиссара, во всяком случае.

— Это последний дар Слайдо, упокой Император его душу. Поначалу я противился такой судьбе, но теперь смотрю на нее по-другому.

— Слышал, ты многого с ними добился. Я читал доклады о Меназоидской кампании прошлого года. А еще говорят, что именно твои ребята подобрали ключик к дверям Буцефалона.

— Да, у нас были успехи.

Гаунт вдруг понял, что Воловой что-то разглядывает у него за плечом.

— Не оборачивайся, Гаунт, — продолжил говорить роанский комиссар, не меняя интонации. — У тебя уши не горят? Тут кое-кто шепчется о тебе.

— Кто, например?

— Генерал Аристократов. Штурм, кажется? Надменный кусок ячьего говна. Один из его офицеров только что поднялся на палубу и что-то поет ему на ухо. И они оба смотрят тебе в спину.

— Дай угадаю, — не поворачиваясь, проговорил Гаунт. — Пришедший офицер — такой здоровенный детина с заплывшими глазами?

— Разве они не все так выглядят?

— Нет, этот здоров даже по вольпонским стандартам. Майор.

— Ага, это он, судя по петлицам. Знаешь его?

— Не то чтобы близко… Но все равно ближе, чем хотелось бы. Звать его Жильбер. Восемнадцать месяцев назад на Вольтеманде он, я и Штурм… немного разошлись во мнениях.

— И сильно разошлись?

— Да, это стоило мне нескольких сотен бойцов.

Воловой присвистнул:

— Тогда это ты должен шептаться о нем!

Несмотря на полумрак, было видно, что Гаунт улыбается.

— А разве мы не шепчемся о нем, Воловой?

Комиссар собрался уходить. Пересекая Планетарий, он смог как следует разглядеть штабных офицеров вольпонцев. Жильбер уже стоял один. Его пылающий взгляд неотрывно следил за Гаунтом. Штурм в окружении своих адъютантов поднимался по длинной лестнице в личные покои лорд-милитанта в шпиле.

Корбек, шагая рядом с Гаунтом по палубе пассажирского отсека, вводил своего командира в курс последних событий:

— Да, действительно. Была небольшая драка из-за пайков, ерундовая, я быстро всех разнял. Костин и двое его друзей надышались парами растворителя для краски и надолго выпали из общей жизни. Правда, Костин потом упал по-настоящему, сломал голень.

— Я же предупреждал техников, чтобы закрывали на замок подобные материалы…

— Они так и делали, но Костин дружит с замками, ну, вы понимаете…

— Пусть доложатся по форме, потом отправь их на гауптвахту.

— Я думаю, Костин и так достаточно поплатился за свой неразумный… — начал Корбек.

— Я не потерплю этого! Солдатам выдали положенные порции грога и сакры. Мне не нужны надышавшиеся наркоманы!

— Вы, конечно, правы, сэр, — Корбек поскреб бороду, — но, видите ли, люди маются со скуки. Многие выхлебывают всю свою порцию сакры в первые же дни.

Гаунт развернулся к своему заместителю, в глазах блеснули искорки гнева.

— Пусть все уяснят вот что, Колм. Император жалует своим солдатам сигареты и алкоголь для отдыха. Если они начнут злоупотреблять этой милостью, в моей власти лишить их ее. Всех. Это ясно?

Корбек кивнул. Офицеры остановились у поручня балкона и посмотрели вниз, в пассажирский отсек. Воздух потяжелел от запахов табака и пота. Внизу тянулись ряды из сотен коек. И там же были сотни людей. Спали, разговаривали, играли в кости, молились или просто сидели, глядя в пустоту. Между рядов коек двигались священники, даря успокоение и благословляя тех, кто просил или просто нуждался в этом.

— О чем задумались, сэр? — спросил Корбек.

— Похоже, будут неприятности, — произнес Гаунт. — Я пока не знаю точно какие. Но мне это все очень не нравится.

В прихожей кто-то был.

Гаунт проснулся. На корабле наступила искусственная ночь, и автоматы управления погасили свет. Комиссар и не заметил, как заснул на своей койке, уронив на грудь кипу документов и инфопланшет.

Движение в прихожей за стеной его спальни заставило его проснуться.

Он бесшумно поднялся с кровати и переложил документы на полку. Его револьвер и цепной меч остались висеть на деревянной вешалке снаружи. Поэтому он достал из прикроватной тумбочки короткий лазерный пистолет и заткнул за пояс за спиной. Комиссар был в сапогах, брюках на подтяжках и рубахе. Поначалу он хотел надеть и китель с фуражкой, но быстро отбросил эту идею.

Дверь спальни была чуть приоткрыта, и комиссар разглядел узкий луч света от фонаря. Кто-то рылся в его вещах.

В следующее мгновение Гаунт резко пнул дверь, ворвался в комнату. Атаковав противника со спины, он развернул его, заломил ему руки и со всей силы впечатал его лицом в круглое обзорное окно прихожей. Закутанный в робу человек, неуклюже дергаясь, пытался вырываться, пока удар о стекло не сломал его нос и он не потерял сознание.

Включился свет. Гаунт вдруг понял, что за его спиной стоят еще двое. До слуха донеслось гудение заряжающейся батареи лазгана.

Развернувшись на месте, Гаунт швырнул тело своей первой жертвы в одного из противников, свалив его с ног. Второй попытался прицелиться, но Гаунт пригнулся, ушел в сторону и одним ударом сломал челюсть стрелку. Только теперь, через несколько секунд после начала драки, он осознал, что только что покалеченный им человек носил коричневую броню гарнизона гексобора. Его напарник, сбросивший с себя бесчувственное тело, начал подниматься. Гаунт перехватил его вытянутую руку, легко сломал ее в локте и нокаутировал противника прямым ударом в переносицу.

Гаунт выхватил из-за пояса короткий пистолет и оглядел комнату. Два солдата гарнизона гексобора и человек в длинном балахоне лежали у его ног, стеная и корчась от боли.

Распахнулась дверь.

— Многие бы осудили столь жестокие методы, комиссар, — мягко произнес чей-то голос.

— Многие бы осудили взлом и вторжение в чужое жилище. — Гаунт прицелился чуть ниже подбородка вошедшего. — Назовитесь!

Гость сделал шаг вперед, на свет.

Она оказалась довольно высокой. Вся ее одежда — сапоги, брюки и китель — была весьма простой и сплошь черной. Пепельно-белые волосы собраны в тугой пучок на затылке, узкое, точеное лицо бесстрастно и прекрасно.

— Меня зовут Лилит. Инквизитор Лилит.

Гаунт опустил пистолет, затем положил его на столик.

— Вы не потребовали показать инсигнию. Значит, верите мне на слово?

— Я слышал о вас. Простите, мэм, но немногие женщины имеют столь высокий титул и подобный род занятий.

Лилит вошла в комнату и легонько пнула одного из солдат. Тот застонал и приподнялся.

— Выметайся. И этих двоих прихвати с собой.

Окровавленный солдат с трудом встал и покинул помещение, таща на себе своих товарищей.

— Приношу извинения, комиссар, — заговорила Лилит. — Согласно моим данным, вы были на совещании. Я бы не стала посылать сюда своих людей, зная, что вы отдыхаете у себя.

— То есть, если бы меня здесь не было, вы бы обыскали мою каюту?

Она повернулась к нему и рассмеялась. Обворожительно, уверенно — и громко.

— Конечно! Я же инквизитор, комиссар. Это моя работа.

— Так что конкретно вам здесь нужно?

— Мальчишка. — Лилит подтянула к себе стул и села, расслабленно откинувшись на спинку. — Я хочу разузнать о нем. О вашем мальчишке, комиссар.

Гаунт стоял на месте, в упор глядя на инквизитора.

— Мне не нравится ваш тон и ваши методы, — прорычал он. — Если я в скором времени не поменяю к ним своего отношения, то уверяю вас, тот факт, что вы женщина…

— Вы и в самом деле угрожаете мне, комиссар?

Гаунт глубоко вдохнул:

— Да, думаю, так оно и есть. Вы видели, как я поступил с вашими приспешниками. Я не собираюсь терпеть все это, если у вас нет на то серьезной причины.

Лилит вздохнула и вытянула длинные бледные пальцы. Через мгновение она уже направляла на Гаунта короткий лазерный пистолет.

Комиссар не верил своим глазам. Она даже не пошевелилась, а пистолет, лежавший в другом конце комнаты, уже был в ее руках.

— И насколько же серьезной должна быть эта причина? — улыбаясь, спросила она.

Гаунт отшатнулся.

Лилит улыбнулась и бросила пистолет на колени. Скрестив руки, она снова откинулась на спинку стула.

— Что ж, хорошо. Начнем. Именем и словом Высочайшего Императора, я, слуга его воли до глубины души и до конца времен, как служитель Инквизиции, повелеваю тебе дать мне ответы правдивые и истинные, не утаивая ничего. Кара за ложь да будет многообразной и бесчисленной. Понимаешь ли ты это?

— Хватит уже.

— Вы нравитесь мне, комиссар, — улыбнулась инквизитор. — Сам дьявол, как мне и говорили. Действительно.

— Кто говорил?

Лилит не ответила. Она встала, расслабленно держа пистолет в левой руке, и обошла комиссара по кругу. Ее неженский рост и прямой взгляд раздражали Гаунта.

— Раз вы просите, оставим формальности. Почему бы вам не рассказать мне о вашем мальчике?

— Каком мальчике?

— Как безыскусно. Его зовут Брин Майло, уроженец Танит. Он состоит в вашем полку, но, по сути, гражданский.

— И что вы хотите знать, инквизитор?

— О, я хочу знать все, Ибрам. Все.

Гаунт откашлялся.

— Майло… он здесь по воле случая. Полковой волынщик, наш талисман… мой адъютант.

— Почему?

— Он умен, сообразителен, энергичен. Все его любят. Он способен исполнять мои поручения быстро и точно.

Лилит подняла палец вверх:

— Начнем сначала. Почему он оказался у вас?

— Когда Хаос обрушился на Танит и поглотил ее, я принял решение отступить и спасти столько боеспособных солдат, сколько смогу. На моем пути к спасению оказалась преграда. Парень вмешался и помог мне, и в благодарность я забрал его с собой. Он еще слишком юн, чтобы служить, так что я определил его в адъютанты.

— Из-за его навыков?

— Да. И еще потому, что никакого другого занятия для него я не придумал.

Лилит подошла ближе и заглянула Гаунту прямо в глаза:

— И что же это за навыки?

— Расторопность, сообразительность, умение…

— Бросьте, комиссар. Признайте. Вам приглянулся этот юный, чистый мальчишка, и вы…

В закрытом помещении каюты пощечина оказалась весьма звонкой. Лилит даже не поморщилась. Отвернувшись, она рассмеялась:

— Очень хорошо. Очень честно. Значит, можно отбросить всю эту чепуху, так? У меня есть информация, что мальчишка уличен в колдовстве. Что скажете на это?

— Это неправда, — сглотнул Гаунт. — От колдовства варпа меня выворачивает наизнанку. Неужто вы думаете, что я стал бы хоть на мгновение якшаться с тем, кто с ним связан? — Комиссар сделал паузу. — За исключением вас, конечно.

Лилит продолжала ходить кругами.

— Но ведь он такой полезный. Я провела расследование, Гаунт. Он предсказывает события, точно угадывает их до того, как они произойдут… нападения врага, несчастные случаи или то, какие бумаги потребуются комиссару. Что комиссар пожелает съесть на завтрак…

— Это не колдовство. Он просто внимательный, смышленый парень.

— Была тут игра… небольшое мошенничество в бараках. Ваш мальчишка произвел впечатление. Он знал, как выиграть. Ни разу не ошибся. Что можете ответить?

— Я лучше спрошу: кто вам об этом рассказал?

— Это важно?

— Штурм, так ведь? И его ручной бык Жильбер. У них есть свои мотивы. Как вы можете им верить?

Лилит остановилась и внимательно посмотрела на Гаунта.

— Конечно, у них есть мотив. Они неспособны скрыть это от меня. Штурм и Жильбер ненавидят и презирают вас и ваших Призраков. Они уже пытались уничтожить вас на Вольтеманде, но потерпели неудачу. И теперь они пытаются погубить вас любыми средствами.

Гаунт едва не потерял дар речи.

— Вы все это знаете и тем не менее идете у них на поводу?

— Я же инквизитор, Ибрам, — с улыбкой ответила Лилит. — Штурм и его подчиненные грубы и бесхитростны. Мне нет никакого дела до их мелких обид на вас и ваших людей. Но лорд-милитант генерал Булледин запросил моей помощи в оценке колдовской угрозы во время освобождения Монтакса. Вражеского колдовства… и того, что скрыто в наших собственных рядах, словно опухоль. Мальчишка попал в поле моего зрения, и долг обязывает меня изучить улики. У меня есть информация, что он ведьмак. Меня не интересует, кто и чего хочет добиться этим обвинением. Но если они правы… Вот почему я здесь. Так что же, Майло проклят? Он псайкер? Не нужно защищать его, Гаунт. Вы только серьезно навредите себе.

— Вы ошибаетесь. Все это не более чем подковерная грызня. Аристократы нащупали нашу слабину.

— Увидим. А теперь я хочу пообщаться с этим Майло. Сейчас.

Вызовы посреди ночи были для Брина Майло не в новинку. Всегда находились какие-то срочные поручения, которые требовалось исполнить немедленно. Но еще на подходе к каюте Гаунта он понял, что в этот раз случилось неладное. Комиссар был одет по всей форме, включая китель и фуражку. Его лицо помрачнело. Рядом с ним стояла необычно высокая женщина в черном, от которой веяло чем-то неприятным, даже угрозой.

— Эта служительница Императора хочет поговорить с тобой, — пояснил Гаунт, сознательно уходя от пугающего слова «инквизитор». — Отвечай ей прямо и искренне.

Не проронив ни слова, Лилит повела их по длинному коридору к стыковочному шлюзу. Вскоре они оказались в самом гексоборе. Майло начал беспокоиться. Никогда прежде он не ступал на палубу орбитальной станции. Сам воздух здесь был иным — холодным и пропитанным священными таинствами. Он был так непохож на удушливую жару транспортного корабля. Масштабы отсеков, которые они проходили, поражали воображение. На пути они встречали только священнослужителей в длинных рясах, одетых в коричневую броню солдат и небольшие группы старших офицеров. Майло словно попал в другой мир.

Лилит вела их не менее двадцати минут, миновав несколько основных пределов и отсеков, включая и Планетарий. Гаунт быстро понял ее тактику. Весь этот путь был нарочито длинным, с расчетом на то, что все эти грандиозные картины поразят и обескуражат парня, ослабив его психологическую защиту. Хитрость инквизитора граничила с жестокостью.

Коридор наконец уперся в радужную переборку, окруженную витражами. Повинуясь легкому движению руки Лилит, створки люка спиралью разошлись в стороны. Жестом велев Майло войти, она снова закрыла переборку, чтобы поговорить с Гаунтом.

— Вы можете присутствовать при допросе, но не вмешивайтесь. Гаунт, вы ценный офицер. Если мальчишка окажется тронут порчей, я могу сделать так, что вы получите лишь незначительное взыскание за то, что пребывали в неведении о его истинной сущности.

— Щедрое предложение. И каковы же условия?

— Мы с вами — взаимодополняющие инструменты, Гаунт, вы и я, — улыбнулась Лилит. — Моя задача в том, чтобы выискивать скверну, ваша же — в том, чтобы карать ее. Если Майло окажется проклят, вы очистите себя, лично исполнив приговор. Это покажет, насколько вас разгневало это обстоятельство и как вы полны решимости очистить свой полк.

Гаунт молчал. Даже мысль о таком развитии событий была невыносима.

— Другого способа спасти вашу репутацию, карьеру и звание просто нет. Более того, ваша жизнь может оказаться на кону, если выяснится, что вы укрывали отродье Тьмы. Слышите, что я вам говорю, Гаунт?

— Я слышу, что вы угрожаете моей жизни и моему будущему. Сражаться с такими угрозами — моя профессия.

— Тогда я скажу проще. Штурм дал толчок этому расследованию, так как он считает это лучшим способом погубить вас и ваших Призраков. Если Майло тронут порчей и вы не дистанцируетесь от него, не поступите, как подобает комиссару, ваши дни будут сочтены. А Призраков немедленно распустят — об этом Штурм позаботится. Он уже подал Булледину идею: если один из Призраков испорчен, то и все остальные могут оказаться такими же. Первый Танитский будет взят под стражу Инквизицией, после чего все до единого бойцы полка пройдут процедуру экстремального дознания. Большинство погибнет. Выживших вышвырнут, как неспособных продолжать службу в Имперской Гвардии. Долг обязывает меня проводить расследование по наводке Штурма. Я не хочу помогать ему в его мести Танитскому Первому, но мне придется делать это независимо от моего желания, если вы не будете содействовать мне по собственной воле.

— Понимаю. Благодарю за прямоту.

— Хаос — это величайший враг человечества, Гаунт. Мы не можем позволить психической силе угнездиться в неподготовленном разуме. Если парень проклят, его следует уничтожить.

— То есть ему не нужно проходить оценку на Черном Корабле… как вам?

Лилит резко посмотрела на него и сдвинула брови.

— Не в этот раз. Политическая ситуация очень непроста. Если Майло окажется ведьмаком, его следует умертвить, чтобы удовлетворить все стороны.

— Понимаю.

Кивнув Гаунту, она направилась вслед за Майло. Гаунт медлил. Он обнаружил, что смотрит на свой пистолет. Сможет ли он это сделать? Если жизнью Майло придется заплатить за жизни каждого из Призраков… Приложить столько усилий, чтобы завести их так далеко, спасти их, дать им смысл жизни — все это он не мог просто пустить по ветру. Он поклялся танитцам сделать все, что в его силах, чтобы защитить их. Но казнить Майло… парня, который так самоотверженно спас его, так преданно служил ему… это было настолько против его понятий о чести, что одна эта мысль сдавливала грудь.

И все же если парень действительно был проклят, запятнан несмываемой порчей Хаоса…

С мрачной, холодной гримасой на лице комиссар нырнул в люк, и створки бесшумно сошлись за его спиной.

Помещение оказалось просторным, с высоким потолком. В нем совсем не было окон, лишь круглый иллюминатор в потолке. Только свет звезд, лившийся сквозь него, да маленькие лампы в полу по углам комнаты разгоняли мрак. На полу был расстелен толстый, плотный ковер, на котором был выткан имперский орел. В центре него стояли кресло с высокой деревянной спинкой и резными подлокотниками и маленький скромный стул. Лилит присела на стул и жестом указала Майло сесть на огромном кресле. Казалось, его грандиозное величие поглотило юного танитца. Гаунт стоял в стороне, обеспокоенно глядя на происходящее.

— Как твое имя?

— Брин Майло.

— Я — Лилит. Инквизитор.

Наконец это тяжелое, страшное слово обожгло воздух своей жуткой силой. Глаза Майло расширились от ужаса. Лилит начала задавать ему вопросы о Танит, о его жизни там, о прошлом. Он отвечал поначалу медленно, с напряжением. Но по мере того, как продолжался разговор — незатейливый, безобидный разговор о его воспоминаниях, — Майло начал говорить увереннее.

Потом она попросила его пересказать первые впечатления о Гаунте, затем — о падении Танит и о том, почему он решил помочь Гаунту тогда.

— Зачем? Ведь ты не был солдатом. Ты и сейчас не солдат. Почему же ты решил защитить иномирца, которого едва знаешь?

Майло бросил взгляд в сторону Гаунта.

— Курфюрст Танит, при дворе которого я был слугой и музыкантом, приказал мне оставаться рядом с комиссаром и сделать так, чтобы он ни в чем не нуждался. В тот момент он нуждался в спасении собственной жизни. Он сражался, и у него не было шансов выжить в том бою. И я поступил так, как мне было приказано.

Лилит побарабанила пальцами по колену:

— Знаешь, Майло, меня занимает одна вещь. Ты до сих пор не спросил, почему ты находишься на этом допросе. Большинство моих подследственных реагируют очень бурно, кричат о своей невиновности и вопрошают, почему с ними так поступают. Но не ты. Из своего опыта могу сказать, что по-настоящему виновные всегда знают, в чем причина их допроса, и редко что-то спрашивают. Ты знаешь, в чем причина?

— Догадываюсь.

Гаунт замер. «Неверный ответ, Брин, совсем неверный!»

— Что ж, выскажи свою догадку, — предложила Лилит. — Говорят, у тебя это хорошо получается.

Кажется, Майло вздрогнул.

— Многие считают меня лишним. Некоторым танитцам не нравится мое присутствие. Я не такой, как они.

«Фес, Майло! Я сказал тебе отвечать искренне, но под искренностью имел в виду совсем не это!» — мрачно подумал Гаунт. Сердце забилось чаще.

— Что ты хочешь сказать? Почему ты не такой, как остальные?

— Я… я другой. Это их нервирует.

— И чем же ты другой? — едва скрывая нетерпение, подтолкнула она.

— Я не солдат.

— Ты… что?

— Все они — солдаты. Вот почему они здесь, вот почему они пережили гибель Танит. Все они были уже записаны в гвардейцы, им было и так суждено покинуть Танит. Комиссар забрал их с собой именно потому, что они ценны для армий Императора. А я — нет. Я гражданский. Меня тут не должно быть. Я не должен был выжить. Другие танитцы видят меня и спрашивают: «Почему этот мальчишка выжил? Что он здесь делает? Если выжил он, то почему не мой брат, моя дочь, мой отец, моя жена?» Я для них — живое воплощение возможности выжить, которой были лишены все их родные.

Инквизитор несколько мгновений молчала. Гаунт с трудом сдерживал улыбку. Ответ Майло был безупречен. Он сделал вид, что его загнали в ловушку, только чтобы уйти от нее вот так легко.

Лилит встала и подошла к Гаунту. На ее лице читались раздражение, гнев.

— Вы тренировали парня? — шепотом спросила она. — Готовили его к подобному случаю?

Гаунт отрицательно помотал головой:

— Конечно нет. К тому же, если бы я так поступил, разве это не значило бы, что Майло есть что скрывать?

Тихо выругавшись, Лилит задумалась.

— К чему вообще весь этот спектакль с вопросами? — спросил комиссар. — У вас есть дар, так? Почему просто не проникнуть в его мысли?

— Да, вы знаете о моем даре, — кивнула инквизитор. — Но настоящий опасный псайкер умеет скрывать свои силы. Допрос — это эффективный метод взломать его защиту и выжать правду. И если в разуме этого мальчика, как мы думаем, пылает огонь проклятия, я не хочу прикасаться к нему напрямую.

Развернувшись, Лилит обошла кресло Майло.

— Расскажи мне об игре, — сказала она из-за спины.

— Игре?

— О той самой игре, в которую ты со своими танитскими друзьями играешь в бараках.

Снова встав лицом к Майло, она вытянула вперед правую руку, сжатую в кулаке. Повернув ладонь вверх, она разжала пальцы. На ладони оказалась живая, извивающаяся зерновая мокрица.

— Вот об этой игре.

— А, об этой, — понял Майло. — Это своего рода пари. Нужно угадать, из какого отверстия выползет мокрица.

Инквизитор положила жука на колено Майло, и тот даже не попытался убежать. Юноша с живым интересом посмотрел на существо. Лилит отошла и взяла что-то из ниши в стене. Предмет был обернут бархатной тканью. Она сорвала покров так, будто собиралась показать фокус. У Варла все равно получалось лучше.

Она протянула ржавое кадило Майло.

— Открой и положи насекомое внутрь.

Юноша подчинился.

— Итак, Майло. Это не игра, это мошеннический трюк. Танитцы пользуются им, чтобы вытрясти деньги из других гвардейцев. А если это все трюк, то ему нужен некий ключевой элемент. Надежный способ сделать так, что выигрыш останется за танитцами. Этот ключ — ты, правильно? Когда нужно, ты можешь угадать правильно. Потому что именно это ты и умеешь, так? Твой разум — это ключ, который позволяет превратить возможное в неизбежное.

Майло покачал головой:

— Это просто игра…

— У меня есть серьезные доказательства, что это не так. Если это просто игра, почему же вы играете с солдатами из других полков, которые ничего о ней не знают? Согласно собранным мною сведениям, за последние несколько дней вы этой игрой облегчили карманы гвардейцев других подразделений. Больше, чем можно было бы заработать на одной удаче.

— Я дога… предполагаю, что нам просто повезло.

— Невозможно провернуть аферу на одной лишь удаче. Как вам на самом деле удается заставить мокрицу выползти из нужного отверстия?

Брин поднял кадило и встряхнул насекомое внутри.

— Хорошо. Если это так важно, я покажу вам. Выберите отверстие.

— Шестнадцать, — сказала Лилит и откинулась на спинку стула в ожидании.

— Я ставлю на девятку, — сказал Майло и опустил кадило на землю.

Мокрица выползла из отверстия под номером двадцать.

— Вы выиграли, ваш номер ближе.

Инквизитор пожала плечами. Майло поймал мокрицу и положил обратно в кадило.

— Это был первый раунд. Теперь вы более уверены в победе. Вы будете играть дальше. Выбирайте.

— Семь.

— Двадцать пять, — загадал Майло.

Несколько мгновений ожидания. Мокрица выползла из отверстия номер шесть и запрыгала по ковру.

— Вы снова выиграли. Теперь вы чувствуете себя еще увереннее, так? Две победы подряд. Будь вы в казарме, вы бы уже собрали немало монет и могли повысить ставки. Теперь вы имеете право положить жука внутрь.

Лилит опустила мокрицу и передала кадило Майло.

— Ваше слово?

— Девятнадцать. Все мои деньги, все деньги моих товарищей по оружию, все — на девятнадцать.

— Номер один, — улыбнулся Майло.

Мокрица выползла из отверстия номер один.

— И вот я забираю свой огромный выигрыш, смотрю на ваше перекошенное изумлением лицо и говорю вам «доброй ночи». — Майло расслабленно опустился в кресло.

— Великолепная демонстрация. Вот только она может стать последним доказательством твоей вины. Как ты мог угадать, да еще и в самый нужный момент, откуда появится мокрица, если только ты не знал заранее?

— Вы и вправду так уверены, что все дело в моей голове, мэм? — Майло постучал пальцем по виску. — Так уверены, что здесь замешано нечто зловещее? Что я псайкер, не так ли?

— Разубеди меня, — с каменным лицом ответила Лилит.

— Это вовсе не в голове, все дело вот в этом, — Майло похлопал по нагрудному карману.

— Объясни.

— В начале каждого раунда мы лезем в карман за деньгами для новой ставки. Я позволяю вам положить жука внутрь и все такое прочее. Но последним к кадилу прикасаюсь именно я. Мокрицы любят сахарную пудру. В уголке моего кармана припрятано немного. Я окунаю в нее палец каждый раз, когда лезу за деньгами. А потом, когда я ставлю кадило на землю, я смазываю пудрой то отверстие, из которого должна будет выползти мокрица. Среди всей этой ржавчины пудру, конечно, невозможно заметить. Подвох в том, что я всякий раз знаю, откуда появится мокрица. И первые несколько раундов я позволяю вам побеждать, а потом, когда самоуверенность одолеет вас и вы поставите на кон побольше, я начну играть на собственную победу.

Лилит резко встала и раздавила каблуком мокрицу. На одном из клювов имперского орла, вытканного на ковре, осталось коричневое пятно. Инквизитор повернулась к Гаунту:

— Забирайте его. Я доложу обо всем Штурму и Булледину. Дело закрыто.

Гаунт кивнул и повел Майло к дверям.

— Комиссар! — бросила вслед инквизитор. — Возможно, он и не ведьмак, но я бы хорошенько подумала, прежде чем приближать к себе такого мелкого жулика, как он.

— Я учту это, инквизитор, — кивнул Гаунт, прежде чем покинуть камеру.

Вдвоем они шли назад сквозь залы гексобора. Ночной цикл подходил к концу. В огромных пределах и отсеках вокруг них проходили утренние службы и молитвы. В воздухе разливались аромат ладана и песнопения.

— Молодец. Прости, что заставил тебя пройти через все это.

— Вы ведь думали, что ей удастся прижать меня? — спросил Майло.

— Я никогда не сомневался в твоей искренности и чистоте, Брин, но меня давно уже беспокоило твое умение угадывать все наперед. Всегда боялся, что кто-нибудь это заметит и мы все влипнем в историю.

— И вы бы расстреляли меня в случае провала, так?

Гаунт остановился.

— Расстрелял бы тебя?

— Если бы я подвел вас и втянул бы всех Призраков в неприятности. Если бы я оказался… тем, о чем она говорила.

— Ах да. — Комиссар двинулся дальше. — Да, я бы так и поступил. У меня не было бы выбора.

Майло пожал плечами.

— Так и думал, что вы это скажете, — пробормотал он.

 

11

Тёмная и тайная цель

Гаунт проснулся и вспомнил, что ему снилась Танит. Само по себе это было обычным делом: он уже привык к тому, что картины гибели этого мира наполняют его кошмары. Но на этот раз — впервые на его памяти — он видел Танит такой, какой она была прежде. Живой, зеленой, цветущей.

Этот сон показался ему тревожным, и он бы поразмыслил над ним какое-то время, будь у него это время. Он быстро понял, что его разбудил сигнал тревоги. Снаружи утренние сумерки Монтакса наполнились криками, воем сирен и далеким грохотом сражения. Кто-то яростно стучал в дверь командного центра. Гаунт различил настойчивый голос Майло.

Натянув сапоги, Гаунт покинул здание. Студеный утренний воздух проник под его пропитанные потом рубашку и брюки. Сморгнув пелену слепящего холодного света, комиссар отогнал от себя назойливую муху. Он вполуха слушал поспешный доклад своего адъютанта, вполглаза читал поданные ему распечатки и инфопланшеты. Его внимание было обращено на запад. Там, словно второй рассвет, мерцали розовые и желтые вспышки. Время от времени среди них возносилась белая комета сигнальной ракеты или еще более яркие энергетические лучи каких-то тяжелых орудий.

Гаунту не нужны были доклады Майло и распечатки радиограмм, чтобы понять: началось общее наступление. Наконец противник привел в движение крупные силы.

Он отдал приказ командирам взводов готовить людей к бою — хотя большинство из них уже начали приготовления — и вызвал старших офицеров в штаб для совещания. Майло он отправил за своими фуражкой, кителем и оружием.

В течение десяти минут Корбек привел Роуна, Лерода, Маколла, Варла и других старших офицеров полка. Гаунта они обнаружили уже облаченным в полную форму. Комиссар раскладывал листы с заданиями на столе. Никаких приготовлений не было.

— Орбитальный дозор и передовая разведка докладывают о появлении войск Хаоса, двигающихся единой колонной на запад.

— С целью?

Гаунт пожал плечами. Поразительный жест для всегда уверенного комиссара.

— Неизвестно, полковник. Многие дни мы ждали крупного наступления, но, похоже, противника мы совсем не интересуем. Согласно первым донесениям, противник атаковал — ну на самом деле уничтожил — подразделение Кайленских Уланов численностью до батальона. Но у меня есть подозрение, что Уланы просто оказались у них на пути. Складывается впечатление, что у противника есть какая-то иная цель, к которой он стремится всеми силами. И мы не знаем, что это за цель.

Маколл внимательно просматривал выложенные схемы. Всю прошлую неделю он весьма усердно составлял карты этого района. Даже его острый ум не усмотрел никакой очевидной цели для вражеской атаки. Так он и сказал.

— Может, их разведка ошиблась? — предположил Варл. — Возможно, они атакуют позицию, которую мы, по их мнению, занимаем?

— Сомневаюсь, — ответил Маколл. — До этого момента все выглядело так, будто они хорошо информированы о своем окружении. И все же не будем исключать этот вариант. В таком случае они совершили серьезную ошибку, задействовав столь крупные силы.

— Что ж, если это действительно ошибка, мы ею воспользуемся. Если же у врага есть какая-то темная тайная цель, мы не должны облегчать ему жизнь, просто ожидая, когда он ее достигнет. — Гаунт поскреб подбородок. — К тому же, — добавил он, — у нас есть четкий приказ. Генерал Тот направляет нас в бой по необходимости, личным приказом лорд-милитанта генерала Булледина. Танитцы окажутся на одном из направлений контрнаступления. В операции будет участвовать более шестидесяти тысяч солдат разных полков. Из-за странного, если не сказать безумного, направления движения неприятеля мы сможем ударить по их колонне с фланга. Призракам предстоит создать выступ протяженностью примерно девять километров. — Гаунт сделал несколько рунических пометок восковым карандашом на стеклянной поверхности проектора, отмечая новую линию фронта. — Не хочу показаться слишком самонадеянным, но, если они действительно подставили нам бок по ошибке или же слепо рвутся к какой-то неведомой цели, фланговой атакой мы сможем нанести им серьезный урон. Тот приказал нанести удар главными силами. В благословенных, почтенных Капитулах это принято называть мясорубкой. Мы врежемся в их фланг и как минимум рассечем их колонну, окружив отдельные формирования.

— Прошу прощения, комиссар, — холодный тон Роуна льдинкой скользнул в духоте командного пункта, — танитцы не тяжелая пехота. Удар главными силами, без учета нашей воинской специализации? Фес, они нас так угробят!

— Так и есть, майор. — Гаунт внимательно посмотрел на Роуна. — Тот предоставил командирам полков некоторую свободу выбора. Давайте не будем забывать о плотности укрытия и густоте джунглей. Призраки могут воспользоваться своими диверсионными навыками, чтобы подобраться поближе. Оказаться среди врагов, если потребуется. Я не пошлю вас всех единой волной. Призраки выдвинутся небольшими группами численностью до взвода, чтобы незаметно сблизиться с противником в зарослях. Думаю, так мы заслужим не меньше славы, чем какая-нибудь механизированная пехота во время массированной атаки.

На этом совещание закончилось, оставалось только распределить позиции взводов. Офицеры покинули здание. Гаунт остановил Маколла:

— Ты ведь не считаешь, что они на самом деле совершили ошибку?

— Я уже изложил свои аргументы, сэр, — ответил Маколл. — Действительно, это густые и труднопроходимые джунгли, и мы можем этим воспользоваться. Но я не думаю, что наш враг ошибся, нет, сэр. Думаю, у них есть своя цель.

— Какая?

— Я не хотел бы гадать, — сказал Маколл, но все равно указал на карту нового фронта.

Гаунт посмотрел туда, куда указал разведчик, — на точку, которая отмечала руины, обнаруженные Маколлом во время одного из патрулей.

— Я так и не смог рассмотреть их вблизи. Я… не смог их найти во второй раз.

— Что? Повтори?

Маколл пожал плечами:

— Я видел их издалека во время вылазки, после которой я вам и доложил о них. Но с тех пор я не могу найти их снова. Остальные думают, что у меня крыша едет.

— Но ты считаешь, что… — Гаунт взял паузу, позволив выражению лица Маколла закончить фразу за него и начал одевать портупею.

— Когда мы доберемся до этого места, обязательно осмотри эти руины как следует. Найди их — это первоочередная задача. И никто, кроме нас, не должен об этом знать. Доложишь мне лично.

— Принято, полковник-комиссар. Сказать честно, это уже дело чести. Я уверен, что видел их.

— Я верю, — откликнулся Гаунт. — Фес, да что там, я верю твоим глазам больше, чем своим. Выдвигаемся. Пойдем и сделаем то, для чего мы здесь.

Стены были выточены из зеленоватого кварца. Гладкие, сверкающие, такие прекрасные в своей завершенности. Они охватывали Внутренние Покои, словно вздымающиеся стены воды, словно сами Покои были вытесаны посреди океанской бездны. Будто кто-то невероятно могущественный забрал часть вод из глубины, создав специально для него темное сухое место, куда он мог удалиться, не опасаясь бурных потоков.

Он был уже очень стар, но подобные мысли все еще согревали его теплом мифа более древнего, нежели он сам. Согревали его стареющие кости. Это был уже не восторг — скорее твердая уверенность в том, что он причастен к столь древней легенде.

Внутренние Покои пребывали в тишине, нарушаемой лишь перезвоном молельных колокольчиков и доносящимся откуда-то приглушенным гулом, далеким, как вечно беснующийся бог или древняя звезда.

Он снял чешуйчатую перчатку, и теперь она безвольно свисала на проводах энергетической передачи. Длинные хрупкие пальцы Древнего скользили по переплетениям золотых символов, выточенных на зелени стен. Он закрыл глаза. Сухие слабые веки плотно сомкнулись, словно скорлупа ореха. Повинуясь его движению, искусственные веки на линзах его шлема закрылись.

Ему вспомнилась еще одна старая легенда. Из тех времен, когда вселенная еще не была покорена, когда его соплеменники знали лишь свой собственный мир, а прочие звезды и соседние планеты являлись им лишь сквозь линзы телескопов, направленных к небесам. В те времена, когда тяжелый и медленный, как дрейф континентов, ход времени расширял их горизонты, они узнавали о звездах, других мирах и галактиках. Так они узнали, что вовсе не одиноки. Напротив — одни из многих. Огни иных миров и цивилизаций манили их, и они устремились им навстречу…

Теперь это было не более чем эхо. Древний долгое время был один, ощущая лишь несколько жизней, вращающихся вокруг его бытия во Внутреннем Покое, — его преданных родичей. Но вскоре во внешней темноте начали вспыхивать иные огни, являя себя его разуму. Сначала единицы, потом десятки, сотни, тысячи, легионы.

Разум Древнего обладал ужасающей мощью. По мере того как зажигались сотни и тысячи новых огней, концентрируясь вокруг него, ему стало казаться, что они формируются в созвездия и обретают настоящую жизнь. И множество этих живых огней были мрачными, враждебными.

Время работало против него и его народа. Древний ненавидел спешку, ведь вся его долгая, тщательно выстроенная жизнь была избавлена от нее. Но теперь осталось совсем мало времени. Для него — не более мгновения. И ему придется использовать его до последней капли, чтобы исполнить свое предназначение.

Его разум уже начал плести схему. Он уже стряхнул с себя оцепенение вещего сна, и его могучее воображение волной захлестнуло Внутренние Покои. Простые уловки, способные обмануть слабые умы других рас, уже начали действовать.

Но этого было недостаточно.

Древний тяжело вздохнул. Вот чем все заканчивается. Жертва. Он давно знал, что рано или поздно в своей долгой жизни ему придется принести ее. Может быть, именно для этого он и был рожден.

Он был готов. По крайней мере, так родится новая легенда.

Под покровом густых сырых крон деревьев и вьющегося плюща третий взвод пробирался по грязным оврагам болотистого леса, все ближе подбираясь к грохочущему сражению на западе. Рассвет застал их в пути, и холодные тонкие лучи света пронзили лиственный покров над головой.

Третий взвод. Отряд Роуна. К нему приписали Ларкина из взвода Корбека, так как собственный снайпер Роуна был занят тем, что в жару выблевывал собственные кишки в ведро, лежа в госпитале. Мухи-кровососки и прочая кусачая мошкара начали распространять болезни. Дорден готовился принимать раненых, но за последние сутки внезапно получил множество больных солдат.

Майло тоже оказался во взводе Роуна. Он так и не разобрался, кому же больше не нравилось его присутствие — ему самому или же майору. Перед наступлением Гаунт отвел Майло в сторону и приказал ему сопровождать отряд майора.

— Если кому-то действительно нужна твоя воодушевляющая волынка, так это третьему взводу, — сказал тогда комиссар. — Если какое-то подразделение и сломается, то первыми будут они. Я хочу, чтобы ты был рядом с ними и укрепил их решимость. Или хотя бы сообщил мне, если они побегут.

Майло отказался бы от такого задания, если бы не посмотрел тогда Гаунту в глаза. Это был не приказ, а вопрос личного доверия. Частичка ответственности командира. Гаунт доверил Майло приглядывать за третьим взводом изнутри. К тому же он теперь получил лазган и личный маячок — снайпер был не единственным человеком во взводе, кого свалила болезнь.

— Не отставай! — прошипел Фейгор в сторону Майло, пробираясь сквозь заросли.

Майло только кивнул, сдержав желание ругнуться в ответ. Он прекрасно знал, что двигается быстрее и тише, чем большинство бойцов взвода. Он знал и то, что подогнал экипировку и нанес камуфляжную краску на лицо тщательнее остальных. Колм Корбек не жалел времени на его подготовку.

Но также он знал, что с этого момента он больше не чужак. Он — один из Призраков и потому должен следовать приказам старших. Даже если это опасные и ненадежные люди.

Возглавляемые разведчиком взвода Логрисом, Призраки пробирались сквозь рощи и заросли джунглей Монтакса. Майло обнаружил, что идет вслед за Каффраном, единственным солдатом во взводе, которому он симпатизировал и в общем доверял.

Роун остановил взвод в сыром, пропахшем прелью овраге, полном ила и сорняков, пока Логрис и Фейгор прощупывали местность впереди. Над жижей густым облаком кружились мошки.

Каффран повернул к Майло замазанное камуфляжем лицо, аккуратно поправил оружейный ремень его лазгана — словно старший брат, приглядывающий за младшим.

— Ты ведь уже бывал в бою, так? — негромко спросил Каффран. — Значит, для тебя не будет ничего нового.

— Бывал, но не так, — пожал плечами Майло. — Не как солдат.

— Все будет нормально, — улыбнулся Каффран.

Сгорбившись среди корней мангрового дерева, по колено в мутной воде, Ларкин наблюдал за ними. Он знал, что Каффран и юный волынщик никогда не были друзьями. Он слышал это от самого Каффрана. Тот, хоть он и был всего на пару лет старше, всегда чувствовал себя скверно рядом с мальчишкой. Он слишком напоминал ему о доме. Похоже, теперь все эти тяжелые переживания забылись, и Ларкин был этому рад. Казалось, присутствие Майло наполняло службу Каффрана во взводе новым смыслом: новичок, почти младший брат, о котором некогда самый молодой из Призраков теперь мог позаботиться.

Каффран тоже ощутил эту перемену. Майло больше не был неприятен ему. Теперь он стал одним из них. Словно бы… он вернулся домой. Теперь Каффран не мог толком разобраться, почему парнишка так раздражал его. В конце концов, все они были в одной лодке, все танитцы. И к тому же, если Гаунт все это время так пекся о безопасности этого мальчишки, черта с два Каффран позволит чему-нибудь с ним случиться.

На краю оврага Роун ждал возвращения Логриса и Фейгора. Его глаза казались яркими, сверкающими бриллиантами с темными сердцевинами в оправе темной камуфляжной краски, покрывавшей лицо. Во всей этой ситуации было что-то тревожно-знакомое. Он почти физически ощущал это. Скоро прольется кровь.

Где-то над головой пролетели розовые цапли. Маколл закинул винтовку за плечо и повернулся к Домору.

— Сэр? — тихо обратился к нему Домор.

— Веди их вперед, Домор, — приказал ему Маколл.

— Я?

— Ты ведь готов к этому?

Домор пожал плечами, выражая согласие. Его искусственные глаза с жужжанием пытались передать удивление, отразившееся бы в них, будь они настоящими.

— Мне придется покинуть вас. Уйти на разведку. И только в одиночку. Ты поведешь девятый взвод без меня.

— Но…

— Гаунт не будет возражать, я говорил с ним. — Маколл включил коммуникатор и сообщил всему взводу, что Домор теперь командует ими. — Следуйте за ним, как следуете за мной. — Диверсант обернулся к Домору: — Это важно. Вопрос жизни и смерти. Понимаешь?

— За Танит! — кивнул Домор.

— За Танит!..

В следующий миг Маколл уже растворился в темных, сырых, болотистых зарослях, будто его и не было.

— Построиться и следовать за мной, — негромко скомандовал по коммуникатору Домор, и девятый взвод немедленно исполнил его приказ.

В тени огромных маслянистых деревьев второй взвод под командованием Корбека продвигался сквозь топкую чащу. Полковнику недоставало поддержки Ларкина, но в его взводе был еще и другой меткий стрелок, Меррт, так что жаловаться было просто неприлично.

«Фес, меня постоянно бесили болтовня и панические припадки Ларкина, а теперь я, наоборот, хочу, чтобы он был рядом», — размышлял полковник.

Деревья расступились, открывая озерцо впереди. На поверхности застоявшейся воды дрейфовали багровые листья. Почерневшие гнилые стволы и корни поднимались из водоема. Корбек указал взводу следовать за ним. Воды было по пояс, и она оставляла грязные разводы на форме. Полковник поднял оружие повыше.

— Там, впереди! — прошептал по коммуникатору Меррт.

Полковник пригляделся к дальнему берегу озера и различил движущиеся там силуэты.

— Наши? — спросил Меррт.

— Только Варл мог так сглупить и вывести свой взвод прямо перед нашим, а он сейчас на восточном краю наступления. Нет. Вперед!

Корбек вскинул лазган к плечу, слыша, как снимаются с предохранителей еще девять винтовок.

— За Танит! За Императора! За всех нас! — выкрикнул он.

Над поверхностью озера засверкали лазерные лучи, и на другом берегу люди начали падать. Одни обрушивались в воду, другие заняли укрытие среди корней на берегу и открыли ответный огонь. Над водой заметался грохот перестрелки. Некоторые выстрелы поднимали брызги, проходя над водой. Другие глухо взрывались в облачках пара, задев поверхность.

Остальные вгрызались в плоть, пробивали броню, и силуэты на дальнем берегу продолжали падать, сползая в воду или оставаясь висеть на корнях прибрежной растительности. Меррт успел сделать три смертоносных выстрела, когда шальная пуля снесла его нижнюю челюсть и снайпер рухнул в вязкую жидкость под ногами.

Корбек проорал по вокс-связи, что его взвод вступил в бой. Потом он переключил лазган на автоматический огонь, нажал спусковой крючок и рванул вперед, поднимая фонтаны брызг.

«За Меррта — один, второй, третий, четвертый… мало! Сколько бы ни было — мало!»

— Второй взвод вступил в бой! — немедленно сообщил Гаунту офицер связи Раглон.

— Вперед, быстро! — скомандовал Гаунт, ведя за собой солдат первого взвода по залитым водой джунглям.

Его цепной меч ожил и зарычал. Гвардейцы теперь могли расслышать звуки перестрелки ближе и громче, чем гром отдаленной и неясной битвы. Это сражался взвод Корбека. Но источник звука был далеко, и определить его положение было слишком сложно. Гаунт проклял джунгли за их густоту и царящее здесь неясное эхо.

Лазерный огонь внезапно обрушился на первый взвод из зарослей. Лоуен упал, располосованный дымящимися ранами. Луч зацепил щеку Раглона, и связист повалился на землю. Гаунт подхватил гвардейца и оттащил за толстые корни дерева.

— Цел?

— Переживу, — откликнулся связист, прижимая к обожженной ране на лице дезинфицирующий тампон из аптечки.

Заградительный огонь врага был слишком силен, чтобы атаковать в лоб. Гаунт приказал солдатам занять укрытия, и те открыли стрельбу — точно и дисциплинированно. Гвардейцы поливали огнем заросли, и ответный огонь становился все более нескоординированным. Гаунт вычислил позиции противника по оружейным вспышкам. Расположение врага было нерациональным и тактически неверным.

Комиссар поднял солдат в атаку. Он пытался подыскать нужные слова, но смог произнести только:

— Первый взвод!.. Мы — Первый и Единственный! Истребим их!

«Это сработает. Это сработает».

Третий взвод замер — отчасти по сигналу Роуна, отчасти при звуках близкой перестрелки где-то в джунглях. Все, как один, нырнули в укрытие в зеленом полумраке зарослей. Белки настороженных глаз сверкают на темных масках камуфляжной краски при каждом звуке. Фейгор стер каплю пота со щеки. Ларкин угрожающе водил своей модифицированной винтовкой из стороны в сторону, глядя в ночной прицел. Велн напряженно кусал губы, озираясь. Каффран застыл словно статуя, держа наготове лазган.

— Слева, — прошипел Роун, указывая направление. — Перестрелка. Не более двухсот метров.

Майло, оказавшийся позади него, ткнул пальцем вправо.

— И справа, сэр. Чуть дальше, — прошептал он.

Фейгор уже собирался хорошенько врезать мальчишке, чтобы помалкивал. Но Роун остановил его жестом и кивнул.

— Чуткий у тебя слух, парень, — отметил он, вслушиваясь. — Он прав. Эхо искажает звуки, но рядом действительно идет еще один бой.

— Значит, противник со всех сторон… — выдохнул Фейгор. — Что будем делать?

Роун ощущал напряжение Фейгора. Ожидание, фесова неопределенность — частенько они были даже тяжелее, чем само сражение.

— Скоро мы найдем с кем сразиться.

Роун вынул из ножен свой посеребренный кинжал — тот самый, который дал ему Гаунт, Император прокляни его душу! — и примкнул затертый сажей клинок к винтовке. Его солдаты немедленно примкнули свои штыки к лазганам.

— Будем идти тихо и скрытно, сколько сможем, — приказал Роун и поднял взвод в наступление.

Звук льющейся воды почти заглушал звуки близкой перестрелки. Но не далекий гром танкового сражения.

Маколл обогнул водоем по кромке заросших черным мхом камней, все время держась в тени. Поток воды лился с тридцатиметровой замшелой скалы, взбивая в пену озерцо. Было сумрачно и душно, словно летней ночью в темном помещении.

До слуха Маколла донеслось движение, скрежет камней на вершине скалы. Укрыться было негде, и, недолго думая, диверсант нырнул в темную воду, погрузившись по шею. Оружие он держал одной рукой чуть ниже уровня глаз. Легко и бесшумно он ушел в тень камней, скрываясь за потоком воды.

Над ним, вдоль края скалы, двигались силуэты. Пятнадцать, а может, и двадцать воинов. Маколл уловил их запах — мерзкая, острая вонь чего-то почти нечеловеческого. Он слышал низкие, хриплые голоса, переговаривающиеся по коммуникатору на языке, которого Маколл, к своему счастью, не понимал.

Разведчик почувствовал, что его мутит. Но это не был страх перед врагом или смертью. Это был ужас перед тем, чем является его враг. Перед самой его природой — его богомерзостью.

Вода была холоднее льда. Конечности постепенно немели, но по лицу катились капли горячего пота. Мгновение — и противник исчез.

Маколл для верности выждал еще целых две минуты. Потом выбрался из воды и тихо двинулся в том направлении, откуда пришли враги.

Седьмой взвод покинул темноту зарослей, и их встретил нежданный солнечный свет. И еще более нежданный обстрел. Трое солдат сержанта Лерода погибли еще до того, как тот успел отдать приказ перегруппироваться и открыть ответный огонь. Вражеский огонь крошил деревья вокруг, сдирая с них кору, превращая растительность в мокрую труху. С другой стороны речушки, к которой вышли гвардейцы, из укрытия по ним били два пулемета и не меньше десятка лазганов.

Лерод выкрикивал приказы сквозь свист лазерных лучей, отступая и одновременно ведя огонь от бедра. Двое гвардейцев уже успели занять выгодные позиции и начали стрелять в ответ. Остальные сражались вместе с сержантом, одновременно пытаясь найти укрытие. Связист Таргин получил два попадания в спину. Тело обмякло, но так и осталось стоять, удерживаемое, словно марионетка, колючим плющом.

Лазерный луч обжог бедро Лерода. Оступившись, сержант беспомощно упал на колени и, уже в отчаянии, распластался на земле. Он начал наугад палить в сторону врага. Его беспорядочный огонь задел что-то, возможно — боезапас какого-то оружия. На противоположном берегу вспыхнул взрыв, разметавший деревья и вышвырнувший два горящих тела. Кувыркаясь в воздухе, они упали в воду. Отметив Лерода как источник опасности, оба скрытых пулемета развернулись в его сторону и обрушили на него две длинные очереди.

Сержант видел их: две яркие линии трассеров, взрывающих глину, приближающихся к нему, чтобы смешать с землей. Он был уже бессилен… нет времени. Лерод зажмурился.

Открыв глаза, он обнаружил, что каким-то чудом обе очереди не задели его, пройдя по сторонам.

Все безумие происходящего заставило его рассмеяться. Сержант перекатился в укрытие за деревом по левую руку. Воодушевленный этим внезапным спасением, он призвал свой взвод подняться и как следует ответить врагу. Он ощущал такую же невероятную радость, как на полях Основания, давным-давно, на Танит Магне, до Потери. Он и не думал, что когда-нибудь снова ощутит это.

С чувством мрачной досады Корбек приказал второму взводу отступать. Противник превосходил гвардейцев числом и почти успел обойти их. Танитцы отступали быстро и бесшумно, оставляя за собой подрывные заряды и мины-растяжки.

После быстрых переговоров по вокс-связи второй взвод соединился с первым — отрядом самого Гаунта. Гвардейцы заняли позиции на берегу озера.

— Их тут как мух над дерьмом! — крикнул Корбек комиссару, глядя, как его солдаты выходят на позиции первого взвода. — Очень много, и настырные.

Гаунт только кивнул. Он направлял гвардейцев вперед, метр за метром, пытаясь найти точку для удара, чтобы опрокинуть врага и отбить дальний берег.

Со стороны отступления Корбека грянули взрывы — солдаты противника напоролись на оставленные мины. Гаунт выругался. Ландшафт должен был дать преимущество Призракам в их партизанской войне. Но враги были везде, словно бродили по округе, сбившись с пути. У них не было никакого общего плана наступления, что, с одной стороны, ослабляло противника. Но с другой стороны, выходило, что крупные силы врага рассеяны по территории и предсказать их действия и направление движения было невозможно.

Укрывшись рядом с ведущим огонь Раглоном, Гаунт жестом подозвал Корбека. Полковник бросился бежать по открытой местности. Его лицо и форма были заляпаны соком и ошметками разодранных стеблей и листвы. Он был похож на Лесного Старца на Фестивале Листвы дома, на Танит, когда…

Гаунт замер в замешательстве. Дома на Танит? Что за чертовщина творилась в его голове? Он никогда ничего не слышал ни о каком Фестивале Листвы, но воспоминания о нем на какой-то момент показались такими реальными. Комиссару даже показалось, что он чувствует запах пекущихся в угольных печах засахаренных плодов нэла.

— Что такое, сэр? — спросил Корбек, пытаясь втиснуть свое могучее тело в укрытие.

— Ничего, — мотнул головой Гаунт.

Он достал инфопланшет из кармана своего кожаного плаща и подключил короткий провод к разъему вокс-передатчика на спине Раглона. Комиссар набрал свой код доступа на маленькой рунической клавиатуре, и на экране появилась информация о ходе битвы, передаваемая из основной базы данных командирского «Левиафана» генерала Тота. Гаунт выбрал режим просмотра общей диспозиции, чтобы они с Корбеком смогли оценить положение имперских сил в битве.

Танитцы оказались на карте тонкой, уязвимой линей, растянувшейся вдоль русла реки. По обе стороны от них полки тяжелой пехоты и бронетанковые части смогли продвинуться дальше, но и им пришлось нелегко. С востока вольпонцы прорывались при поддержке массированного огня артиллерии. Тем временем Шестой и Шестнадцатый Тринайские полки были остановлены и медленно погибали в мясорубке.

— Фес, плохи дела… — пробормотал Корбек. — Все наступление буксует.

— Придется нам подумать над тем, как исправить положение, — откликнулся Гаунт, серьезный и собранный.

Он переключил режим, выводя на экран карту с позицией Призраков. Практически все взводы были остановлены и вели тяжелые бои. Хуже всех пришлось Лероду. Взвод Роуна, отметил про себя Гаунт, пока что не ввязался в бой.

— Повезло ребятам? — поинтересовался Корбек.

— Возможно, они просто стараются побыть в стороне, — ответил Гаунт.

Третий взвод миновал скрытый в зарослях водоем, в который с высоты замшелой скалы низвергался небольшой водопад. Разделив взвод, Роун двинул отделения вдоль краев озерца.

Фейгор остановился, поднял что-то и показал майору. В его руке оказался лазерный магазин, но не имперского образца.

— Они проходили здесь.

— И мы опять разминулись! — выругался Роун. — Фес эти распроклятые джунгли! Мы среди врагов, но не можем их разглядеть!

Шедший с другой стороны озера Майло обернулся к Каффрану.

— Чуешь? — прошептал он.

— Грязь? Стоячая вода? Пыльца? — фыркнул гвардеец.

— Джунгли пахнут не так, как раньше. Теперь запах очень похож на… нэловый лес. — Майло потер свой нос, будто не доверял ему.

Каффран сначала хотел посмеяться. Но потом понял, что и сам чувствует это. Это было просто невероятно, ностальгия накрывала с головой. В воздухе стоял густой запах хвойных лесов Танит. Теперь, когда Каффран начал задумываться об этом, джунгли стали темнее, как хвойные леса на потерянной родине, на Танит. Это были уже не те сырые, зловонные джунгли, к которым привыкли на Монтаксе гвардейцы.

— Безумие какое-то, — пробормотал Каффран, прикасаясь к таким знакомым деревьям.

Майло кивнул. Это было безумно. И очень страшно.

Маколл осматривал поляну из тени цветущих зарослей, облепленных насекомыми. Судя по всему, не более двух часов назад здесь шел быстротечный, но крайне жестокий бой. Развороченные кратеры, обожженные и поваленные деревья, дымящиеся тела.

Разведчик двинулся вперед, чтобы осмотреться. Погибшие здесь были солдатами Хаоса. Все они были одеты в стеганую алую форму и тяжелую металлическую броню. На их шлемах были намалеваны столь отвратительные символы, что Маколла начало тошнить, и он отвернулся.

Здесь погибли, наверное, не только сектанты, но тел их противников не было. И еще — ни одна из имперских частей на Монтаксе сюда не добиралась. Здесь был кто-то… другой? Маколл осмотрел раны на телах хаоситов. Тут и там он обнаруживал, что отверстия в шлемах и доспехах были проделаны не энергетическим оружием или взрывчаткой, а чем-то тонким и острым, с легкостью прорезавшем металлический сплав. В стволе дерева возле одного из трупов Маколл обнаружил снаряд неизвестного оружия. Тонкий звездообразный диск с невероятно острыми зубцами.

Сквозь дыхательный клапан его шлема просочился долгий глубокий вздох. Древний опустился на каменный трон в центре Внутренних Покоев.

Словно паук в центре сложной паутины, он потянулся и дотронулся разумом до сплетенных им нитей обмана. Покров иллюзий, которым он накрыл пространство на многие километры вокруг. Теперь этот покров исполнял свое предназначение. Древний пригляделся к умам тех, кто оказался в его паутине. Большинство — грубые, жестокие, истекающие отравой Хаоса. Другие — мимолетные искры человеческих мыслей. Древний осознал, что имперцы наконец начали движение и теперь схлестнулись с силами Хаоса. Он видел кровавое сражение. И безоглядную храбрость.

Люди всегда удивляли его этим. Их жизни были столь коротки, и они отдавали их столь щедро. Их отвага была бы достойна уважения, если бы не была потрачена так напрасно.

И все же он мог воспользоваться этим. О союзе с ними нельзя было и помыслить. Но ему потребуется все время, какое он сумеет выиграть. И эти упрямые имперские солдаты, с их неизбывной потребностью сражаться и побеждать, могли ему в этом помочь.

Пришло время разыграть последнюю карту. Он использует в этом отчаянном гамбите людей, пусть от них и немного толку. Осталась последняя проверка.

Следуя мысленному зову Древнего, в зал вошел Муон Нол, Яростный Мститель, предводитель его личной охраны. В левой руке он держал свой сияющий белизной шлем, алый плюмаж над ним был безукоризненно ровен. На его переливающихся голубых доспехах мерцали золотистые отблески. Отделанный тесьмой плащ спадал с плеч до пояса, скрывая закрепленное за спиной оружие. Его глаза, исполненные древней мудрости и благородства, смотрели на Древнего. На узком печальном лице читалась усталость.

— Муон Нол, как продвигается работа?

— Путь все еще открыт, владыка.

— Ему до лжно быть закрытым. Как долго еще ждать?

Муон Нол опустил глаза к отполированному мрамору под ногами, в котором отражалось голубоватое сияние его брони.

— Все, кроме телохранителей, уже оставили это место, владыка. Ритуал Закрытия Врат уже начат. Потребуется еще немного времени, чтобы завершить его.

— Этот срок покажется малым лишь нам с тобой, Муон Нол. Но не врагу. Я страшусь того, что этого времени для них будет более чем достаточно. Нам не удастся завершить ритуал в срок. Нам придется отсечь Путь.

— Владыка!

Древний поднял ладонь, свободную от перчатки. Едва уловимый жест хрупких пальцев заставил телохранителя замолчать.

— Судьба наша принимает не тот оборот, что приятен нам, Муон Нол. Но это все, что в наших силах сейчас. Мы обязаны защитить Долте. Теперь же я поступлю так, как и сказал тебе, и брошу последние свои силы на этот отвлекающий ход.

Муон Нол упал на колени перед троном Древнего и опустил голову.

— Ужель дошло до этого, владыка Эон Кулл?

Древний Эон Кулл едва заметно улыбнулся:

— Я и Путь едины, Муон Нол. Все эти бессчетные меры времени он был моим долгом и обязанностью. Мы, по сути, одно. Коли Врата должны закрыться — а им должно быть закрытыми, — будет справедливо, если книга моей жизни затворится вместе с ними. Это верно, и это неизбежно. Я не вижу в этом поражения или потери. И ты не должен. Владыка Эон Кулл закрывает свой Путь в последний раз и на веки вечные. И Владыка Эон Кулл покидает этот мир вместе с ним.

Муон Нол поднял голову. Вправду ли блеснули слезы в его темных глазах? Эон Кулл решил, что, возможно, его самый верный воин имеет на это право.

— Теперь оставь меня. Накажи своим стражам готовится к мыслетравме. Я пошлю за тобой позже, когда все будет кончено, чтобы мы могли проститься.

Предводитель охраны поднялся, чтобы уйти.

— Муон Нол?

— Владыка?

Древний Эон Кулл поднял свое оружие, покоившееся при троне. Тусклый свет играл на длинном гладком стволе, рассыпаясь искрами по резьбе на рукояти и прикладе. Ульйове, Поцелуй Острых Звезд — прославленное и драгоценное оружие героя. В руках Эона Кулла оно принесло Долте немало славных побед.

— Возьми ее. Когда придет время, займи свое место и обращайся с ней как должно.

— Ульйове… Я не смею, владыка! Она всегда была вашей!

— Она моя, и посему я могу отдать ее, Муон Нол! Ульйове не будет счастлива, почивая во время этого великого свершения. Она должна подарить свой поцелуй нашим врагам хотя бы еще один раз.

Муон Нол с благоговением принял пушку.

— Она не канет в небытие безмолвно, владыка. Это великая честь для меня.

Эон Кулл лишь кивнул. Он отправил Муона Нола прочь из Внутренних Покоев. Древний сидел несколько мгновений, размышляя о грядущей тишине. А потом его разум вернулся к шумным существам снаружи, чьи искры разума сейчас метались, сражались, убивали и погибали среди джунглей Монтакса.

Эон Кулл встал и сошел со своего трона. Опустившись на колени посреди холодного мрамора Внутренних Покоев, он развязал изукрашенный мешочек на поясе. Его содержимое отозвалось тихим стуком. Колдун Эон Кулл бросил его на устланный плиткой пол. Осколки кости, на каждом из которых была вырезана руна силы. Несмотря на царивший в помещении сумрак, осколки сияли, словно льдинки под полуденным солнцем, и Древний созерцал их расклад. Медленно обнаженными пальцами он начал перемещать их, соединяя некоторые руны, оставляя другие в одиночестве, складывая третьи в небольшие кучки. Их расположение теперь было совершенно определенным.

Древний напрягся, чувствуя близкий пульс варпа. Психореактивные руны открыли для него доступ к неукротимой силе варп-пространства, распахнув его могучий разум навстречу окружающей силе.

Тогда он начал вытягивать и направлять силу варпа через руны. Осколки засветились ярче, застонав от проходящей сквозь них мощи. Разум колдуна едва справлялся. Прежде он никогда не пробовал совладать с таким потоком энергии.

Нет, это было не так. В молодости, когда он только ступил на Колдовской Путь, он творил не менее могучие ритуалы, даже с меньшим количеством рун. Его знания и навыки возрастали с веками, но молодости было не вернуть. Теперь ему требовалось гораздо больше усилий, чтобы обуздать эту энергию. В унисон замерцали духовные камни на его рунических доспехах и вокруг трона. Очнувшись по его зову от вечного сна, души других колдунов и провидцев, давно покинувшие плоть, присоединились к Древнему, направляя его и помогая своей силой.

Некоторые наиболее древние и мрачные духи упрекали его за попытку совершить столь тяжелый ритуал. Другие же помогали ему без возражений, успокаивая взволнованных сородичей. Ведь цель была проста и чиста: Долте. Долте должен жить, и Эон Кулл был нрав, выходя за пределы своих сил ради этой цели.

Шум за спиной чуть было не отвлек его. Но это была всего лишь Фуегаин Фальчиор, учуявшая битву и теперь бившаяся в своих ножнах.

— Притихни, ведьмин клинок, — прошептал ей Эон Кулл и вновь полностью погрузился в ритуал.

Руны засияли еще ярче. Некоторые подпрыгивали на полу, словно землетрясение подбрасывало их в воздух. Камни духов озарились пульсирующим светом. Эон Кулл заглянул в варп, и варп излился в него. Он позволил силе течь через него, подчиняясь быстрому, животворящему ритму.

Его обнаженная рука сжалась в кулак. На запястье вздулись вены. Боль поднималась откуда-то из глубин его естества. Из носа хлынула водянистая кровь. Не обращая внимания на боль, он рассмеялся. Как бы ни было ему сейчас странно или печально, это можно обратить в победу. По крайней мере, он надеялся, что это станет победой для его народа и для всего Долте.

Небо над дикими джунглями Монтакса вздыбилось и взорвалось. Тысячи ослепительных ветвистых молний обрушились с небес, которые лишь минуту назад сияли чистой синевой. Стволы деревьев превращались в щепки под тяжелыми ударами молний. Несколько имперских танков, шедших в авангарде наступления, постигла та же участь. Вольпонская «Гончая Ада» столкнулась с шаровой молнией — ее резервуар с огнесмесью вспыхнул, превратив танк в гигантский факел. В небольшой бухте, где расположилась батарея «Василисков», поднятые к небу стволы самоходных орудий превратились в громоотводы. Охваченные электрическими разрядами экипажи машин извивались в жутком танце или растекались по раскаленным добела корпусам машин. Через десять секунд произошла детонация боеукладки. Не меньше квадратного километра джунглей взлетело на воздух шквалом раскаленной энергии и обломков.

Находившийся в шестнадцати километрах от места взрыва командирский «Левиафан», возвышавшийся на сотню метров, содрогнулся. Экипаж выбросило из кресел. Множество экранов и голографических дисплеев заполнили помехи, заставив генерала Тота вскочить. Он отчаянно выкрикивал приказы в темноту.

Вскоре молнии перекрыл ливень. На джунгли рухнули стены неестественно холодной воды, мгновенно изорвавшие в клочья сочные кроны деревьев, растерзав лианы, обломав ветви. Забыв о битве, вымокшие имперские войска бросились прочь, пересекая некогда маленькие речушки, теперь превратившиеся в бурные кровавые потоки.

Взвод Варла нашел укрытие среди скал, моля о спасении, пытаясь не захлебнуться в потоках. Линии вокс-связи оборвались, видимость сократилась до расстояния вытянутой руки.

Войска Империума охватил страх. Враг исчез в глубинах шторма по всей длине фронта. Артиллерия противника продолжала свой нещадный обстрел, но ее снаряды казались жалкими детскими игрушками в сравнении с буйством стихии. Гвардейцы шептались о призванной колдунами Хаоса буре.

Бойцы взвода Лерода — те, кто выжил, — бежали сломя голову сквозь струи дождя, едва разбирая дорогу. Тем не менее они были почти что благодарны за шанс вырваться из этого тупика.

Половину взвода Домора унесло бурным потоком. Двое солдат захлебнулись.

А следом за дождем пришел и град. Осколки размером с кулак обрушились с неба на западном краю, ломая кости. Девятнадцать вольпонцев погибло в первые минуты. Градины били с такой силой, что оставляли вмятины на танковой броне.

Внезапно оказавшись по колено в бурных потоках жидкой грязи, первый и второй взводы начали отступать от берега лагуны. Гаунт шел впереди, хватаясь за лианы и стебли, чтобы не упасть. Корбек подгонял отстающих, попутно таща на себе рядового Мелка, сломавшего ногу.

— Что, фес побери, здесь происходит?! — пытался перекричать ливень Гаунт.

Никто не отвечал. Но в голове каждого солдата вертелась страшная мысль: «Колдовство».

По краям штормового фронта гуляли настоящие торнадо. Имперские войска быстро лишились воздушной поддержки, прибитой к земле бурей. Но до того как эскадрильи были отозваны, два «Мародера» уже успели погибнуть. Один из них — под вой перегруженных двигателей и сорванных стабилизаторов — превратил свое падение в пиррову победу для врага. Пилот в последний момент успел направить машину на скопление танков Хаоса на поляне, создав тем самым еще одно озеро. Многочисленные взрывы потерялись в реве урагана.

Попавший в грохочущий поток, оглушенный дождем и наводнением, Маколл вцепился в почти поваленное мангровое дерево, ставшее его единственным шансом не утонуть. Сморгнув капли воды, он успел увидеть, как его лазган уносит поток грязной воды, полный листвы. Это было для него настоящей потерей. Он так бережно относился к этому простому, стандартному предмету экипировки. Никто так не заботился о своем оружии, не поддерживал его в порядке и чистоте, как Маколл. А теперь поток уносил его вдаль, грязное и разбитое. Но главное — разведчик был еще жив. Во всяком случае, пока держатся корни.

Роун гнал свой взвод вперед сквозь бурю. Волосы и форма солдат вымокли и теперь липли к телу. Впереди возник какой-то монумент, сложенный из каменных блоков. Роуну он показался странно знакомым. Вой ветра поглотил выкрикиваемые им приказы.

Отломившаяся ветка, подхваченная с практически горизонтальным ливнем, ударила рядового Логриса по шее. Майло попытался оказать ему помощь, но было уже слишком поздно. Шея несчастного гвардейца сломалась, и его голова неестественно запрокинулась. Его тело уже начала затягивать трясина, в которую превратилась почва под ударами дождя.

Каффран схватил Майло и потащил сквозь ураган ветра, дождя и листьев в укрытие за камнями. Роун торопил их присоединиться к остальным: Фейгору, Коуну, Велну, Макендрику, Ларкину и Чефферсу. Вот только Чефферс был уже мертв. На нем не было никаких следов ранения, пока Коун не заметил струйку крови, сочащуюся из горла. Что-то торчало из его шеи. Лист. Ураган подхватил этот лист, запустил его острым кончиком вперед, и жесткий листок на всей скорости пронзил горло солдата.

Прячась от воющего ветра и яростного дождя за камнями, гвардейцы в ужасе обнаружили, что их плащи и форма тоже изрезаны такими листьями.

— Да что это за буря такая? — взвыл Каффран поверх ветра.

— И откуда она взялась так внезапно? — откликнулся Фейгор.

Роун не знал. Ведь до этого все шло гладко. Сбор на полях Основания. Подготовка к отбытию. И вдруг — буря, каких он никогда не видел в Танит Магне.

— Клянусь жизнью, это происки наших врагов! — крикнул он гвардейцам. — Внезапное нападение! Они хотят забрать у нас нашу Танит! Оружие к бою!

Гвардейцы повиновались, проверяя лазганы.

Все, кроме Майло.

— Майор… что вы только что сказали?

Роун оглянулся на парня:

— Я знаю, это твой первый бой, слизняк. Но постарайся думать как солдат. Понимаю, ты еще совсем зеленый, только прибыл сюда с провинциальной фермы Магны, но тебе придется сражаться!

Майло моргнул. Похоже, буря, от которой гвардейцы укрылись за стеной из каменных блоков, оглушила его. А Роун и остальные так и вовсе с ума посходили. «Это не Танит! Они все ведут себя так, словно это наша родина, и…»

Он замер. Стена перед ним была высечена из цельного куска танитского базальта, который добывали на Прайзе. На камень был нанесен геральдический знак курфюрста Танит. Майло знал это место… боковой коридор, ведущий от западного бастиона столицы. Но…

Майло на мгновение засомневался. В его памяти всплывали странные картины. Погибающий мир. Маленькое братство выживших… Призраки… и он играет им на волынке, побуждая не сдаваться.

«Всего лишь сон. Простой кошмар», — осознал Майло. Сейчас он находился среди новобранцев во время Основания полков Танит, и Хаос обрушился на его родной мир. Теперь у них не было выбора. Стоять и сражаться или умереть. И если они погибнут, Танит погибнет вместе с ними.

Буря — шестидесятикилометровый диск, сотканный из черных туч и грозовой ярости — накрыла место сражения и упрямо отказывалась уходить. Сила ее была столь велика, что даже мощные вычислители на борту гексобора «Святость», зависшего на высокой орбите, не смогли оценить ее истинные масштабы или прорваться сквозь заслон беснующихся помех, создаваемых штормом. Все имперские части, сохранившие хоть какую-то мобильность, не смытые потоками и не завязшие в трясине, начали отходить на исходные рубежи так быстро, как могли в этих тяжелых условиях. Многие подразделения, в основном бронетанковые, увязли в раскисшей почве, беспомощные и отрезанные от основных сил.

Никто, даже старшие тактики генерала Тота, не могли определить нынешнее положение, состояние и действия противника, с которым предполагалось сражаться. Возможно, враги отступили? Может, они так же слепо метались по джунглям или же погибли в этой жуткой буре? А может, все это их рук дело?

Многие ветераны и офицеры Имперской Гвардии и прежде видели психические бури — любимое оружие устрашения хаоситов. Но эта буря была другой. В ней не было болезненного привкуса, не было мерзостного смрада, не было тяжести в воздухе, от которой кожа покрывалась мурашками, желудок выворачивало наизнанку, а разум заполнялся дикими кошмарами.

Просто ураган титанических масштабов. Почти что чистая сила природы. Почти чистая… Но если бы солдаты могли ощущать такие вещи, они бы все равно почувствовали силу варпа. Она была здесь, и в этом не было сомнений.

Во всяком случае, инквизитор Лилит в этом не сомневалась. Ее тренированные чувства сразу уловили холодное прикосновение псайкерской силы, направляющей бурю. Более того, ей пришлось потрудиться, чтобы эта сила не врывалась в ее разум ревом все той же бури. Слухи о том, что на этой планете творится некое колдовство, оказались чистой правдой. Но это колдовство было таким сильным и ясным, какого Лилит никогда прежде не чувствовала.

Она шагала сквозь ливень в длинном кожаном плаще, накинув на голову капюшон. Не отрываясь смотрела на шторм, бушующий в двух километрах от нее. Ее телохранители шли следом. Она чувствовала их нервозность и нежелание идти туда, откуда бежал любой другой гвардеец в здравом уме. Но лорд-милитант генерал Булледин приказал им содействовать ей, а его и инквизитора солдаты боялись гораздо больше, чем любого шторма.

Ее эскорт состоял из тридцати бойцов Пятидесятого Королевского Вольпонского полка. Все они были одеты в серые с золотом доспехи и низкие стальные шлемы вольпонских войск. Поверх брони каждый накинул дождевик. Могучие плечи и руки солдат покрывали пластины панцирной брони. В руках каждого красовался матово-черный хеллган, только что выданный из оружейных Лейпалдо. На армапласовых кирасах солдат красовались голубые имперские орлы. Это означало, что все они принадлежат к Десятой бригаде, элитному подразделению ветеранов. Инквизитора должны сопровождать только лучшие из лучших. Вместе с ними шел личный астропат Лилит в длинном балахоне. Он дергался и спотыкался при каждом раскате грома, и солдаты старались держаться от него подальше.

Командир отделения, майор Жильбер, нагнал инквизитора и шел с ней рядом. Его лицо было мрачным, но он излучал неприятную ауру помпезной гордости за то, что ему доверили подобное задание. Ее Лилит тоже с трудом выносила.

— Могу ли я поинтересоваться нашей целью и маршрутом движения, моя госпожа инквизитор? — спросил Жильбер на формальном языке имперского двора.

Лилит знала, что отчасти он хочет произвести на нее впечатление, а отчасти — просто самоутвердиться. Огромный вольпонец явно хотел показать, что он не простой солдат. Будто бы он был… ровней инквизитору…

— Я дам вам знать, когда решу, майор, — ответила она на грубом, безыскусном низком готике простых солдат.

Она понимала, что это оскорбление, но, возможно, оно собьет спесь с этого офицера. Она не собиралась тратить время на обходительные манеры. Майор коротко кивнул, и Лилит улыбнулась его подавленной вспышке гнева.

Они миновали мелкий, но широкий канал с быстрым течением, в котором застряло несколько «Химер» роанских Диггеров, и гвардейцы пытались помочь им выбраться. Нервные, напуганные солдаты мельтешили вокруг, кричали, чертыхались, налегая на уложенные под буксующие гусеницы ветви. Мелкий частый дождь, который ветер приносил оттуда, где бушевала стихия, подергивал рябью водную поверхность.

Перейдя канал, отряд инквизитора двинулся вдоль берега в сторону бури. Здесь поток уже наполняли обломки деревьев, предметы экипировки солдат, шлемы, тела утонувших, подхваченные грязной водой.

Лилит остановила отряд на открытом участке, где лиственные деревья превратились в огромные черные головешки под ударами молний. Землю покрывал ковер щепок и размозженных стеблей и листвы. Инквизитор вынула свой инфопланшет и просмотрела информацию на нем. В него были внесены данные обо всех имперских частях и о позициях, которые они занимали до бури, — сложная мозаика диспозиций, которую даже опытный тактик смог бы разобрать только через несколько часов. Но Лилит уже нашла нужный ей участок — тот, который занимал третий взвод Танитского Первого и Единственного.

Маколл смог взобраться повыше, едва выдерживая натиск ливня и шквального ветра. Небеса были черными как ночь. Зрение Маколла никак не могло приспособиться к мраку из-за ослепительных вспышек молний. Непрекращающийся гром почти оглушил его. Возвышение, на котором нашел пристанище разведчик, подмывало дождем, и оно начинало обваливаться. Не раз он падал и едва удерживался на высоте, когда кусок жирной, скользкой грязи вдруг уходил из-под ног и обрушивался вниз. И тут молния высветила нечто, что заставило Маколла замереть. Он дождался следующей вспышки, чтобы убедиться.

Руины. Те самые руины, которые он однажды заметил во время патрулирования и так долго пытался обнаружить потом. Во второй раз он их не упустит. Маколл выждал еще три или четыре вспышки, при каждой запоминая окружающий ландшафт вокруг себя и вдали. Местность открывалась ему лишь на мгновение во вспышке белого света.

В свете последней молнии он увидел движение. Выше по склону он заметил вражеских воинов, случайно наткнувшихся на разведчика. Мир погрузился в сырую темноту, которую немедленно разорвали ярко-красные лазерные лучи, летящие в его сторону. Маколл припал на колени, пытаясь использовать склон как укрытие от врагов, спускавшихся к нему.

Новая вспышка. Они все ближе. Не менее шести воинов. Большинство держали оружие одной рукой, другой цепляясь за торчащие растения и камни, чтобы не упасть при спуске по скользкому склону. Темнота. Снова шквал алых лучей.

Маколл выхватил лазерный пистолет. Он практически ничего не видел. Но вспышки вражеского оружия послужили для него ориентирами. Подождав новых выстрелов, он открыл огонь в том направлении. А потом немедленно сместился влево, чтобы самому не выдать свою позицию.

Его расчет оказался верным. Насыпь, за которой он прятался, в следующий момент взорвалась под ударами сразу четырех лазерных очередей. В воздух взлетели брызги кипящей грязи. Дождь немедленно остудил их.

Еще одна молния. В этот короткий миг Маколл успел заметить огромный силуэт хаоситского солдата прямо рядом с собой. Может быть, он пытался обойти с фланга последнюю позицию Маколла, а может, скользкая грязь невольно ускорила его спуск. Они почти столкнулись.

Маколл вскинул пистолет и выстрелил в упор прямо в грудь вражеского солдата, не давая тому шанса ответить. Противник — огромный, тяжелый и зловонный воин в цепях и ржавых угловатых бронепластинах — рухнул на Маколла и сбил его с ног. Под тяжестью трупа разведчик начал съезжать вниз по склону. Он изо всех сил боролся, чтобы сбросить с себя тело врага, и наконец освободился. Падение замедлилось, и теперь он медленно сползал вниз головой рядом с трупом.

Резким усилием Маколл встал на колени, дважды поскользнувшись, прежде чем смог удержать равновесие. Он был весь перемазан грязью и слизью, но хлещущий ливень быстро промыл ему глаза. Похоже, грязь плотно набилась и в уши, потому что теперь он вообще ничего не слышал. Или все же постоянные раскаты грома наконец порвали его барабанные перепонки? Вспышка его выстрела привлекла огонь противника. Он все еще мог видеть ярко-красные лучи, но звука не слышал. В ушах метался только постоянный низкий гул.

Разведчик бегло обыскал труп. Винтовки нигде не было, но на поясе обнаружился древний лазерный пистолет. Маколл вытащил оружие из кобуры. Пистолет был длиннее, тяжелее и куда более замысловато украшен, чем его собственный, стандартный. Толстая грушевидная рукоятка была обтянута крепкой кожей и цепями, корпус был инкрустирован золотом и перламутром, из которых складывались странные символы. Желтый огонек на боковом индикаторе говорил о том, что оружие полностью заряжено.

Внезапно гвардейца окатило голубоватым искусственным светом. Фосфорные шашки — сначала две, потом и третья — упали на склон недалеко от него. Глаза Маколла перенастроились на мерцающий серый полумрак. Теперь он мог разглядеть черные силуэты деревьев, мигающую завесу дождя. Разглядел он и своего врага: не меньше девяти солдат, карабкающихся по склону в его сторону.

Но теперь и они могли его видеть. И они открыли огонь. Выстрелов было почти не слышно, только какой-то звук, похожий на клацанье зубов. Вокруг Маколла заплясали фонтаны грязи. Слева от него лазерные лучи вонзились в ствол пятидесятиметрового дерева и повалили его. Маколл ринулся в его сторону, поднырнул под стволом через промытый потоком воды канал. Вынырнув с другой стороны, укрытый поваленным деревом, Маколл обнаружил, что снова слышит. Похоже, вода смыла грязь. Звук накрыл его с головой: гром, треск выстрелов, гортанные голоса, похожие на лай гончих.

Врывшись коленями в грязь, Маколл перегнулся через ствол дерева и открыл огонь из обоих пистолетов: яркими белыми лучами из уставного оружия и темными, багряными — из трофейного. Он расстрелял двух ближайших хаоситов, убив обоих. Тело одного мешком рухнуло в заросли. Другой упал лицом в грязь и, распластавшись, медленно сползал по склону, пока его тело не подхватило течение внизу.

Пригнувшись, Маколл прополз дальше вдоль ствола. За его спиной на то место, где он только что был, обрушился лазерный огонь, испепеливший древесину. Снова укрепившись в грязи, Маколл сделал еще несколько выстрелов, один из которых пришелся точно в висок третьего солдата.

Еще двое хаоситов оказались рядом, но Маколл не смог толком прицелиться из-за ветвей. На разведчика снова обрушился вражеский огонь. Он начал отстреливаться. Один из выстрелов пробил плечо солдата, обходившего его слева. Лазерный заряд разнес в щепки ветвь дерева прямо перед Маколлом, и разведчик нырнул обратно в укрытие, пытаясь вытащить щепки, пробившие его запястье и пальцы.

Забыв про боль от неглубоких ран, Маколл пополз вдоль ствола дерева обратно, на свою исходную позицию, чтобы обмануть атакующих. Как только он поднялся, наводя оружие, то обнаружил троих солдат возле своего предыдущего укрытия. Они подобрались к стволу дерева, чтобы расстрелять укрывшегося там разведчика, раньше, чем осознали, что их выстрелы не находят цели. Один завалился на спину и сполз под дерево, другой перегнулся через ствол, а потом съехал в жидкую грязь, которая немедленно поглотила его. Третий так и остался висеть на ветвях.

Световые шашки начали выдыхаться, и вспышки молний снова вступили в свои права. Разведчик смог разглядеть десятки вражеских солдат, спускающихся к нему по склону. При этом в непосредственной близости оставалось еще четверо или пятеро.

Его удача иссякала вместе с вариантами дальнейших действий. Он бросился бежать — сначала вдоль упавшего дерева, а потом, огибая холм, в сторону руин впереди. Вслед летели выстрелы. Один раз он споткнулся и упал. Это спасло ему жизнь. Как раз там, где секунду назад была его голова, просвистел лазерный луч. Невольно он откатился к берегу протекавшего рядом потока и, кое-как поднявшись, заставил себя бежать дальше. Новая порция осветительных шашек. Серебристый свет коснулся кипящей грязи, склона холма, дождевой завесы. Деревья вдруг стали черными пальцами, заслонившими озаренное светом небо.

Перед ним из дождя возникли два солдата. Они бежали прямо на него. Неприцельные выстрелы одного из них прошли мимо. Пистолеты были все еще в руках Маколла, и он просто застрелил обоих в лицо, пробежав между ними. За ними шли еще трое. Один из них успел отреагировать достаточно быстро и выстрелить. Маколл почувствовал, как его шею дернуло назад. Что-то горячее больно задело голову. Лицо мгновенно залила кровь. Разведчик подумал, что умер. Что все его мысли, его движения не что иное, как запоздалая реакция нервной системы, несущая его вперед за гранью смерти. А его мозги, должно быть, уже вылетели через дыру в затылке.

Как бы то ни было, он не собирался останавливаться. Он расстрелял убившего его солдата из обоих пистолетов. Потом выбросил их вперед, в прыжке пытаясь прицелиться в оставшихся солдат. Храбрый, но очень глупый прыжок. Маколл приземлился в скользкую грязь. Почва ушла из-под ног, и разведчик рухнул на землю, промазав оба раза. Солдаты, пытавшиеся остановить его, открыли огонь одновременно и случайно убили друг друга. Маколл с трудом поднялся на ноги, громко смеясь над этой странной справедливостью. Потом убрал один из пистолетов в кобуру, чтобы осмотреть рану. Он ожидал нащупать острый край разбитого черепа. Однако все, что он обнаружил, — это кровавую полосу вдоль всей головы и сгоревшие волосы. Фуражка исчезла. Похоже, просто скользящее попадание. Наверняка Роун еще долго будет шутить о фантастической прочности его черепа.

Он заковылял обратно к склону, не обращая внимания на град алых лучей. Враг многократно превосходил его числом и огневой мощью. Маколл понял, что пора обратиться к последнему варианту.

Разведчик нашел наиболее прочный, на его взгляд, ствол и привязал себя к нему ремнями разгрузочной системы. Потом извлек из набедренного кармана три цилиндрических подрывных снаряда. Связав цилиндры вместе липкой лентой, он бросил их через голову назад, на склон.

Удар молнии пришелся ровно на тот момент, когда сработали детонаторы, и гром утонул в грохоте взрыва. А потом весь склон обрушился вниз. Могучий селевой поток из жидкой грязи, обломков деревьев и камней в мгновение ока смыл вражеских солдат, похоронив их у подножия холма.

Волны грязи накрыли Маколла с головой. Ветви, уносимые потоком, врезались в него. Он почти захлебывался, не успевая выплевывать заливающуюся в рот грязь.

А потом все кончилось. Только буря продолжала бушевать. В воздухе запахло сырой землей. Маколл свисал на ремнях со ствола дерева. Сель вырвал почву у него из-под ног, а потом унес еще несколько слоев. Но корни дерева оказались достаточно глубоко, чтобы выдержать этот натиск. И теперь оно гордо возвышалось среди ровной площадки в форме полумесяца, образованной слоем сошедшей грязи.

Маколл расстегнул разгрузочные ремни и упал в грязь. Рядом из-под завала торчала еще дергающаяся рука одного из вражеских солдат. Маколл выхватил пистолет и стрелял в грязь, пока рука не перестала двигаться.

Разведчик смог взобраться на следующий холм и заглянуть в глубокую долину, где располагались на искусственном возвышении таинственные и величественные руины. Осветительные шашки постепенно гасли, но Маколл уже успел все разглядеть.

Войска Хаоса осаждали руины. Сотни тысяч вражеских солдат, чьи доспехи блестели под ливнем, как панцири жуков, штурмовали развалины со всех сторон.

Они не обращали внимания на бурю. Словно для них не было ничего важнее этой изъеденной временем каменной короны на вершине насыпи.

— Что это за место такое? — громко выдохнул Маколл. — Что им там нужно?

Гремящий, беснующийся ураган не ответил ему.

Небо над их головами билось в агонии, исходя электрическими конвульсиями. Первый взвод и остатки отряда Корбека соединились с выжившими из взвода Лерода, случайно вышедшими к их позиции посреди общей неразберихи. Теперь все они пробивали себе путь к отступлению.

Гаунт догнал Корбека, идущего во главе колонны сквозь заросли и ливень. Рядового Мелка теперь тащили на носилках в хвосте общей процессии.

— Что стряслось? — крикнул он полковнику сквозь бурю. По лицу комиссара струилась вода.

— Река! — изумленно ответил Корбек.

Перед комиссаром предстал несущийся между деревьями поток — глубокий, пенистый и угрожающе быстрый. Когда Призраки шли здесь, этой реки не было. Гаунт некоторое время стоял под струями дождя, пытаясь разглядеть в мерцающей тьме, куда же они забрели. Наконец он подозвал рядового Макти и взял один из его подрывных зарядов. Пораженный Корбек наблюдал за тем, как Гаунт привязывает взрывчатку к мощному стволу дерева и устанавливает таймер.

— Все назад! — крикнул Гаунт.

Взрыв подрубил дерево чуть выше корня и повалил его шестидесятиметровый ствол поперек бурной реки. Получился своего рода мост.

Один за другим гвардейцы начали перебираться на другую сторону. Корбек пошел первым, своим примером показывая, что по стволу действительно можно пройти. Он проклял все на свете, чертыхаясь всякий раз, когда его руки начинали скользить по коре дерева. Рядовой Воул поскользнулся и сорвался с импровизированного моста. Поток немедленно подхватил его и унес как щепку. Кричащую щепку.

На другой стороне Корбек уже разворачивал защитный периметр. Как только очередной вымокший гвардеец ступал на берег, полковник немедленно направлял его на позицию. Так вокруг моста быстро образовался кордон из вооруженных и готовых к бою солдат, способных прикрыть переправляющихся товарищей.

Сам же Корбек вскоре двинулся вперед, в заросли хвоща и лиан. Длинные листья растений шумно волновались под ударами дождя. Впереди что-то двигалось. Корбек сообщил об этом по коммуникатору, но никто не ответил. Буря перебила все линии вокс-связи. Сжимая в скользких холодных руках лазган, он двинулся вперед.

Справа от него раздался выстрел хеллгана — характерный резкий хлопок. Промах. Полковник ринулся вперед и практически влетел в объятия троих солдат, вырвавшихся ему навстречу из темноты. Корбек потерял лазган. Удар по затылку бросил его на землю, но полковник быстро опомнился и ударил в ответ. Один из нападавших упал в грязь. Другой стал пинать его — полковник, в свою очередь, нанес ответный удар. Что-то с хрустом сломалось.

Вскоре Корбек уже сражался с последним и самым здоровым из нападавших, слепо барахтаясь в фонтанах грязи и потоках ливня. Полковник успел заметить серо-золотой окрас доспехов противника, ярко-синий знак имперского орла. Придавленный сопротивляющимся врагом, Корбек нанес два удара туда, где должно было находиться лицо. Затем он скинул нападавшего и оседлал его. Молния. Корбек теперь увидел, что дрался с вольпонским Аристократом. Лицо крупного солдата было разбито. Точнее, майора. Корбек обнаружил, что держит его за горло.

— Какого феса? — воскликнул он.

И немедленно обнаружил, что в его голову уже уперлись стволы нескольких хеллганов.

— Ты, зловонный ублюдок! — зло прошипел майор, пытаясь встать.

Корбек поднял руки, глядя на упершиеся в его лицо стволы. Освобожденный майор скинул его с себя, встал, выхватил свой хеллган и тоже нацелил его на Корбека.

— Стой, — произнес властный голос, тихий, но легко пробивающийся сквозь гром.

Гаунт вышел из зарослей. Его болт-пистолет уставился прямо в лоб майора Жильбера. Остальные Аристократы резко развернули оружие в его сторону, но комиссар и бровью не повел.

— Живо! — приказал Гаунт, не опуская оружия.

Корбек тем временем поднял взгляд и обнаружил, что пистолет вольпонца все еще нацелен на него.

— Убей его, и я уверяю тебя, Жильбер, ты сдохнешь еще до того, как твои люди шелохнутся. — Гаунт говорил глухо, с угрозой. Корбек хорошо понимал, что это значит.

— Гаунт… — выдохнул Жильбер, не убирая оружия.

Из-за спины комиссара появились остальные Призраки, мгновенно взяв на мушку Аристократов.

— Похоже, мы зашли в тупик, — отметил Корбек.

Жильбер пнул его, не убирая пистолет от головы полковника и не отводя взгляд от Гаунта.

— Опустите оружие, майор Жильбер!

Из зарослей выступила инквизитор Лилит. Ее лицо скрывал капюшон. Раскат грома подчеркнул весомость ее слов. Поколебавшись, Жильбер убрал пистолет.

— Извольте помочь полковнику Корбеку подняться, — добавила она на безупречном придворном диалекте.

Гаунт не шелохнулся.

— И вы, комиссар, тоже потрудитесь убрать оружие.

Гаунт подчинился.

— Инквизитор Лилит.

— Да, мы снова встретились, — сказала она, отворачиваясь. Угрожающий черный силуэт среди ливня.

Жильбер протянул руку Корбеку и помог ему встать. Их глаза встретились в этот момент. Жильбер был выше танитца на несколько сантиметров, а его широкие, закованные в бронепластины плечи заставляли Корбека казаться рядом с ним немощным. Однако полковник выигрывал в весе.

— Без обид, — прошипел майор в лицо Корбеку.

— Без обид, Аристократ… До следующего раза.

Гаунт двинулся к Лилит и миновал майора, обменявшись с ним взглядами. Оба они помнили Вольтеманд.

— Инквизитор Лилит, — Гаунт пытался перекричать шторм, — это просто случайность или вы искали со мной встречи своими псайкерскими силами?

Она обернулась и посмотрела на него ясными глазами.

— А вы как думаете, Ибрам?

— Что я, по-вашему, должен думать?

Инквизитор слегка улыбнулась. Капли дождя стекали по ее бледной коже.

— Психическая буря обрушивается на фронт, срывая все наступление.

— Пока что вы говорите мне то, что я и так успел заметить.

— Где ваш третий взвод?

— Может, вы мне расскажете? — пожал плечами Гаунт. — Вокс-связь не работает в этом аду.

Лилит показала ему светящуюся карту на инфопланшете.

— Они вот здесь, согласно последним данным. Вам не кажется, что это важно?

— Что именно?

— Майло… Да, он, конечно, вывернулся и ответил на все мои вопросы. Но я все еще сомневаюсь…

— В чем вы сомневаетесь, инквизитор?

— Парнишка, подозреваемый в сокрытии псайкерской силы. Вы даете ему место в войсках. И вот он в самом центре всей истории…

— Брин Майло не виновен в происходящем.

— Правда? Вы можете поручиться?

Гаунт промолчал.

— Что вы знаете о псайкерах, комиссар? Вы общались с ними? Наблюдали когда-нибудь, как они созревают? Мальчик или девочка, совсем еще подросток, никогда не проявлявший никаких особых способностей, внезапно становится тем, чего мы страшимся.

Комиссар молчал. Ему не нравилось, какой оборот принимает этот разговор.

— А я видела, Ибрам. Внезапное проявление силы, управлять которой никогда не учили. Внезапный всплеск активности. Вы не можете точно сказать, что Майло здесь ни при чем.

— Он ни при чем. Я это знаю.

— Увидим. В конце концов, я здесь именно за этим.

Роун выглянул в узкую бойницу в монолитной стене. Ночной дождь и яростный ветер хлестали по деревьям. Снаружи были огни. Но это были уже не теплые огоньки костров полевых кухонь на полях Основания. Небо обрушилось. На Танит пришла гибель. Если в этом и оставались сомнения, то их развеяли сигнальные ракеты, взметнувшиеся над деревьями несколько минут назад.

Майор плотно прижал к груди свой лазган, только что выданный ему из оружейных. По крайней мере, у него будет шанс воспользоваться им перед смертью.

— Что происходит, сэр? — спросил рядовой Каффран.

Роун подавил желание наорать на него. Парень был еще совсем зеленым. Это его первый бой. А Роун был единственным офицером здесь.

— Общепланетарный штурм. Враг напал на нас, пока мы собирались отбывать.

Солдаты заныли.

— Нам конец! — взвыл Ларкин, и Фейгор заставил его замолчать ударом по почкам.

— Разговорчики! — прикрикнул Роун. — Они не заберут у нас Танит без боя! К тому же мы наверняка не единственное подразделение в замке курфюрста. Наш долг теперь — защитить его жизнь.

Остальные перестали шептаться и закивали. Это был отчаянный жест, но он казался верным. Все чувствовали это.

Фейгор снова проверил коммуникатор.

— Ничего. Все каналы лежат. Должно быть, нас глушат.

— Продолжай попытки. Мы должны выяснить местоположение курфюрста и установить защитный периметр.

Брин Майло чувствовал жуткое головокружение. Все казалось каким-то нереальным. Но он одернул себя, списав все на шок от внезапности происходящего.

Будто бы перспектива покинуть Танит навсегда была недостаточно тяжелой. Все гвардейцы нервничали в последние дни. А теперь… этот кошмар.

Вот на что это все было похоже. Кошмар. Излом реальности, в котором что-то было размыто, а что-то, наоборот, казалось слишком ярким и четким.

У него не было времени утешать себя или хотя бы привести в порядок нервы. Сполох огня и грохот оружия ворвался в коридор за их спинами. Враг смог пробиться во дворец.

Взвод Роуна занял укрытия вдоль стены и открыл огонь.

— За Танит! — выкрикнул майор. — До тех пор, пока она жива!

Древний Эон Кулл резко очнулся. Изо рта вырвался звериный крик боли. Он обнаружил, что лежит на гладком каменном полу Внутренних Покоев. Первые несколько мгновений не мог вспомнить, кто или что он такое.

Память возвращалась к нему, словно крупицы песка, падающие сквозь горлышко песочных часов. Он потерял сознание и лежал все это время в забытьи, некому было прийти ему на помощь.

Он едва смог подняться. Пальцы дрожали, руки висели безвольными тряпками. Кровь заливала нос и рот. Его внутренние органы и сдавленные легкие судорожно подергивались, как умирающие птицы в клетке ребер.

Он должен понять, преуспел ли он в своем ритуале.

Камни душ потемнели. Фуегаин Фальчиор молчала в ножнах. Костяные руны рассыпались по полу, словно кто-то пинком разбросал весь расклад. Одни светились алым светом и дымились, как раскаленное железо в кузнице. Другие обратились в горстки пепла.

Колдун Эон Кулл ужаснулся увиденному. Он принялся собирать горячие осколки и прах, обжигая пальцы. Именем Ваула, бога-кузнеца, что он наделал? Что натворил он в этот день? Зачерпнул слишком много силы, несомненно. Его возраст, его слабость сыграли с ним злую шутку. Он потерял сознание, упустил контроль всего на несколько мгновений. Что же за силу он выпустил? Блаженный Азуриан, что же он натворил!..

Его измученный разум почувствовал приближение Муона Нола. Воин не может, не должен увидеть его таким. Эон Кулл нашел в себе силы снова подняться на трон. Осколки и прах он спрятал в мешочек на поясе. Суставы трещали, как ружейные выстрелы. Древний с головокружением почувствовал, как его горло заполняется кровью.

— Владыка Эон Кулл… вам плохо?

— Усталость, не более того. Что происходит снаружи?

— Ваша… буря… она просто невероятна. Ничего более яростного я и представить не мог.

Эон Кулл поморщился. О чем Муон Нол говорит? Колдун не мог показать воину, что не понимает чего-то. Он должен был сам все увидеть. Но его разум был так слаб и истерзан…

— Врата должны быть закрыты, буря не продержится вечно.

Муон Нол опустился на колени и сложил ладони в жесте прошения.

— Владыка, я снова молю вас, в последний раз: не нужно закрывать Путь. Позвольте мне послать на Долте за подмогой. Вместе с экзархами, вместе с могучим Аватаром мы сможем сдержать натиск и…

Эон Кулл заставил воина подняться, устало качнув головой. Он порадовался тому, что шлем скрывает его лицо и Муон Нол не видит, как по его высохшим губам струится кровь, заполнившая легкие.

— А я говорю тебе в последний раз: не бывать этому. Долте не сможет помочь нам. Наш родной мир осажден. Представляешь ли ты, каково число наших врагов здесь, на Монтаксе?

Эон Кулл подался вперед, коснулся обнаженной рукой лба Муона Нола, с трудом посылая ему психический импульс — видение бесчисленной орды врагов, которую узрел Древний. Муон Нол вздрогнул, напрягся. А потом отвел глаза.

— Хаос не должен поглотить нас. Врата Паутины должны захлопнуться перед ними. Наш Путь должен быть отрезан немедленно, как я и пожелал.

— Я понимаю, — кивнул воин.

— Ступай, проследи за последними приготовлениями. Когда они завершатся, возвращайся и отведи меня в Верхние Покои, там я встречу свою судьбу.

Оставленный в одиночестве, Древний Эон Кулл напряг свой разум, пытаясь выглянуть за пределы Внутреннего Покоя и оглядеть внешний мир. Но силы подвели его. Неужто он потратил так много? О чем говорил Муон Нол, когда упомянул его бурю?

Тяжело ковыляя, Эон Кулл пересек зал и открыл стоявший у стены кварцевый ларец. Он был наполнен темным прахом и пустыми шелковыми мешочками. Тем не менее в нескольких все еще что-то лежало, и он поднял один. В его руках оказался скипетр из призрачной кости — один из немногих сохранившихся. В нем пульсировало тепло жизни. Добравшись до трона, Древний со вздохом опустился на свое место, крепко прижимая к груди жезл. Он молился, чтобы в жезле хватило сил направить те крупицы психической мощи, что у него остались. Энергия его разума потекла по призрачной кости, и камни душ в зале и на его броне вернулись к жизни. По крайней мере, большинство. Некоторые так и остались темными, мертвыми. Другие лишь слегка мерцали слабым светом.

Перед мысленным взором эльдара пару раз мелькнули образы внешнего мира, объятого стонами и ревом. А потом картинка сложилась — и он увидел.

Он увидел бурю, ее мощь. И проклял себя. Он должен был понять, что слишком слаб, чтобы удержать столько энергии в узде. Конечно же, он собирался вызвать бурю, дабы прикрыть более сложные иллюзии. Но давление ритуала оказалось слишком велико, он потерял сознание, а вместе с ним — и контроль над силой.

Так он породил варп-шторм, чья катастрофическая мощь была ему неподвластна. Вместо того чтобы подогнать людей поближе, в царство его иллюзий, где Древний мог бы манипулировать ими, он просто разметал их.

Его голова безвольно откинулась назад. Его последнее свершение оказалось напрасным. Он истратил все свои силы, сжег драгоценные руны, погубил столько духов — и все ради этого. Каэла Менша Кхаине! Неконтролируемая сила природы обрушилась на этот мир, круша всех без разбора. Теперь она выла, словно гончая, которую он тренировал месяцами только для того, чтобы она взбесилась и сорвалась с цепи.

Он заметил несколько огоньков человеческих душ: горстка людей, оказавшихся достаточно близко, чтобы попасть под действие его иллюзий. Но их было слишком мало.

Древний колдун, владыка Эон Кулл плакал. Он пытался, но потерпел поражение.

Уже пятнадцать минут Маколл пробирался сквозь завесу ливня, пока наконец не остановился в изумлении и не заставил себя забраться в укрытие вымокших корней дерева.

«Невозможно… это просто какое-то безумие». Бросив взгляд в небо, он поежился и сжался в своем укрытии. Он уже давно начал подозревать, что эта буря неестественного происхождения. Теперь же он знал, что она затуманивает его разум.

«Это Монтакс, — твердил он себе раз за разом. — Монтакс. Не Танит».

Тогда почему же последние двадцать минут он так спешил домой, к жене и сыновьям, на их ферму в нэловых рощах недалеко от Хебана?

Он вздрогнул от шока. Это было все равно что снова потерять Эйлони, хоть он и знал, что она умерла от лихорадки десять — или уже пятнадцать? — лет назад. Все равно что снова потерять Танит, а с ней и сыновей.

Он был уверен, что спешил домой с пастбищ кухланов и летняя гроза застала его в дороге. Уверен, что у него есть ферма, жена, семья. Жизнь, к которой можно вернуться. На деле он просто пробирался к руинам и окружившим их вражеским войскам.

Каким образом его разум оказался столь легко обманут? Что это было за колдовство?

Заставив себя встать, Маколл снова двинулся, но на этот раз в противоположном направлении. Ему оставалось только надеяться, что он движется к своим.

По приказу Лилит крупный отряд имперских войск начал продвигаться вглубь джунглей. Ее телохранители сомкнули ряды вокруг инквизитора. Рядом с ними в строю стояло не меньше танитских Призраков под командованием Гаунта — собранные в один отряд остатки первого, второго и седьмого взводов. Раненых отправили дальше, в тыл.

Жильбер поначалу возражал как против перспективы наступать, так и против сотрудничества с танитцами. Однако Лилит не потрудилась скрыть своего презрения к нему, когда отклонила все его протесты. Если произошло то, чего она боялась, то это было настолько же делом Гаунта, насколько и ее собственным. К тому же Призраки только что вернулись из глубины бури и знали, чего ожидать. И несмотря на весь хваленый опыт ветеранов элитной вольпонской Десятой бригады, Лилит хотела получить более серьезную боевую группу, способную выдержать потери и сохранить боеспособность. Всего около шестидесяти человек. Половина из них — элитная тяжелая пехота с приказом от самого генерала охранять ее. Другая — лучшие диверсанты-разведчики в Гвардии, возглавляемые их прославленным харизматичным комиссаром.

«Довольно мощная ударная группа», — решила Лилит. И все же она приказала своему астропату вызвать подкрепление. Генерал Тот поначалу не хотел удовлетворять ее просьбу, пока Лилит не воспользовалась полномочиями инквизитора и не упомянула, насколько серьезной может быть угроза. Теперь пять сотен Аристократов маршала Руаза и триста роанских Диггеров под командованием майора Алефа и комиссара Джахарна двигались следом, отставая примерно на час. Астропат погиб от перенапряжения при передаче сообщений через психическую бурю. Его тело просто бросили.

На первый взгляд это было кровожадным решением — отправлять подразделение в эпицентр бури, откуда бежали все остальные имперские части. А уж посылать за ними подкрепление казалось намеренным повторением этой ошибки. Однако Лилит очень хорошо понимала: как бы то ни было, ключ к победе на Монтаксе лежал в самом сердце урагана. И возможно, ее личный интерес в этом деле — тоже.

Лерод шел в авангарде. Он вызвался добровольцем, просто горя энтузиазмом. Гаунту это показалось настораживающим. Яэль, один из солдат седьмого взвода Лерода, рассказал комиссару о чудесном спасении Лерода под огнем вражеских пулеметчиков на берегу. Сержант теперь считал, что он заговорен.

Гаунт поразмыслил над этим. Ему уже приходилось встречать такие внезапные улыбки удачи, после которых люди начинали считать себя неуязвимыми. Последствия часто бывали плачевными. В итоге комиссар рассудил, что лучше дать Лероду испытать его «удачу» на передовой, чем отправить его в тыл и слушать, как он проклинает командиров. К тому же Лерод был отличным солдатом. Одним из лучших и весьма рассудительным.

Но что действительно было странным… все Призраки, включая Корбека, почему-то рвались вернуться в терзаемые гибельной бурей джунгли. Будто их что-то звало. Гаунту нечасто приходилось видеть, чтобы их охватывал такой энтузиазм. А потом, прислушавшись к себе, он понял, что и сам был готов рваться назад, в мясорубку стихии, объявшую джунгли. Он не мог точно сказать почему. И это пугало его.

Отряд Лилит двигался вдоль берегов озер и через потоки, преодолевая сопротивление ветра и дождя. Раскисшее болото превратилось в холмы — возвышения более-менее твердой почвы над затопленными болотистыми ямами.

Лилит отправляла группки по два человека вперед, чтобы разведать путь. Корбек, взяв несколько Призраков и Аристократов, догнал Лерода. Вместе они поднялись на грязную насыпь, подтягивая за собой тросы, привязанные к стволам деревьев. Над их головами танцевали молнии, то и дело поджигая верхушки наиболее высоких деревьев. Остальные силы шли за ними, поднимаясь по проложенным тросам.

Высоко на гребне насыпи Корбек закрепил конец одного из тросов на пне и стал наблюдать, как остальные поднимаются. Оказавшийся рядом Аристократ вдруг посмотрел на него и заулыбался.

— Кулцис?

— Полковник Корбек!

Корбек весело хлопнул вольпонца по бронированному плечу. Остальные Аристократы смотрели на них с подозрением.

— Где это было… Накедон?

— Да, на ферме. Я обязан вам жизнью, полковник.

Корбек только расхохотался:

— Я помню, ты сражался той ночью как зверь, Кулцис!

Молодой солдат расплылся в улыбке. Капли дождя срывались с козырька его шлема на лицо.

— Так, я гляжу, ты выбился в Десятую, а? — спросил Корбек, усаживаясь рядом с Аристократом и поднимая к плечу винтовку.

— Ваш военврач лестно отозвался обо мне, а ваш командир Гаунт упомянул мое имя в отчете. Потом, на Вандамааре, мне повезло заработать медаль.

— Значит, ты теперь ветеран? Элита Аристократов? Лучший из лучших, все такое?

— Все мы просто солдаты, сэр, — усмехнулся Кулцис.

Разбившийся на две колонны отряд медленно продвигался вдоль проложенных тросов, петляя между деревьями и побитой растительностью.

Земля раскисла до состояния вязкого меда. Ноги утопали в ней по голень, и грязь налипала на них гирями. Оставалось радоваться хотя бы тому, что буря разогнала назойливых насекомых.

Они двигались вдоль долины, разбившись на огневые группы, приближаясь к сердцу бури. Лилит приказала остановиться, пока она определяет их местоположение. Она достала свой инфопланшет, как раз когда все залилось ярким светом и оглушительным грохотом.

Молния ударила в ствол дерева в двадцати шагах позади отряда, разорвав его в клочья. Двое Аристократов погибли в электрической вспышке. Еще двое вольпонцев и один Призрак погибли, пронзенные тысячами деревянных щепок.

Майор Жильбер так спешил подняться к Лилит по склону, что врезался в нее.

— Мы должны отступить, инквизитор! Это безумие!

— Это необходимость, майор, — поправила она его и отвернулась к инфопланшету.

Гаунт стоял рядом с ней. Они сверили показания своих приборов, поминутно стирая капли дождя с экранов.

— Вот здесь ваш третий взвод, — произнесла инквизитор.

— Точнее, то, где вы его последний раз зафиксировали, прямо перед началом шторма, — заметил Гаунт. — Тогда они попали в самое око бури. Но можете ли вы определить, где они находятся теперь? Или где находимся мы?

Лилит беззвучно ругнулась. Гаунт был прав. Они были отрезаны от орбитальных локаторов, а буря творила нечто невообразимое со всеми их компасами и кодицерами. Оставалось уповать на собственную память и знание местности. Только ни тому ни другому теперь нельзя было доверять.

Гаунт отвел Лилит в сторону, чтобы Жильбер не мог их услышать.

— Мои люди — лучшие разведчики в Гвардии, но даже они идут вслепую. Если эту бурю породил псайкер, как вы говорите, то он явно сбивает нас с пути. Я не уверен, что мы сможем найти дорогу к последней позиции третьего взвода.

— И что вы предлагаете?

— Не знаю, — признался Гаунт, встретившись глазами с мрачным взглядом инквизитора. — Но если будем продолжать переть вперед, боюсь, мы можем не найти дорогу обратно.

— Сэр! Комиссар! — раздался голос связиста Раглона. Он вскарабкался по грязному склону и передал Гаунту наушники. — Третий на связи, сэр! Поймал их сигнал! Сигнал скверный, прерывистый, но это майор Роун и его люди, точно! Я засек переговоры солдат по коммуникатору. Судя по всему, они сейчас ведут бой.

Гаунт взял наушники и прислушался.

— Можешь установить более четкий контакт?

— Буря все к фесу ломает, сэр, — отрицательно мотнул головой Раглон. — Не могу нащупать вокс-сигнал как следует. Как будто… они всюду и нигде одновременно.

— Что за чушь! — воскликнул Жильбер.

Он отобрал наушники у Гаунта, покрутил рукоятки настройки на рации Раглона. Провозившись с минуту, он выругался и бросил это занятие.

— Попробуй отправить им сообщение, — приказал Гаунт. — Поставь на повтор, на широкой частоте.

— Текст? — спросил Раглон.

— Гаунт — третьему взводу. Доложите о своем состоянии и местоположении.

Раглон начал возиться с рацией.

— Ничего, сэр. Повторяю… Стоп! Есть ответ! Сэр, в нем говорится: «Позиция: дворец курфюрста, Танит Магна. Арьергард».

— Чего? — воскликнул Гаунт, снова хватаясь за наушники. — Роун! Роун! Прием!

Бойцы третьего взвода укрылись за поворотом коридора. Вокруг мерцали лучи яростной перестрелки. Роун слышал в наушнике своего коммуникатора голос Гаунта.

— Пробуй еще! — крикнул он Велну, возившемуся с переключателями своей вокс-рации.

Роун уже заочно ненавидел этого Гаунта. Этого командира из других миров, который должен был возглавить их. Где он был теперь? Какое ему дело до Танит?

Велн прервал ход мыслей Роуна:

— Сообщение от Гаунта, сэр! Он приказывает нам отступить и выйти из боя. Приказывает соединиться с его силами по указанным координатам.

Роун пробежал глазами распечатку и отбросил ее в сторону. В ней была написана полная чушь. Гаунт приказывал оставить дворец и саму Танит Магну.

— Дай сюда! — рявкнул он на Велна, отнимая наушники.

— Сэр, — Раглон протянул Гаунту свои наушники, — что-то я не пойму…

Гаунт стал слушать.

— …не сдадимся… не позволим Танит погибнуть! Будь ты проклят, Гаунт, если думаешь, что мы оставим свою планету в такой час!

Комиссар опустил руку, уронив наушники.

— Спятил, — пробормотал он. — Он спятил…

Маколл упрямо продирался сквозь дождь. Он старался концентрироваться на непосредственной реальности, отталкивая лезущие в голову мысли: дом… свои… он доберется…

Под ногами плясали фонтаны земли, лазерные лучи крошили стволы деревьев вокруг него. Бросив взгляд за спину, Маколл бросился бежать.

На пути вырос вражеский солдат, и диверсант не раздумывая снес ему голову метким выстрелом из пистолета.

Сквозь дождь он видел, что воины Хаоса окружают его со всех сторон.

Маколл нырнул в укрытие, лазерные лучи вонзились в грязь, перемешанную с листвой и стеблями растений. Два выстрела влево. Два — вправо. Чье-то тело падает в грязь, извиваясь в агонии. В следующий миг разведчик уже сорвался с места и вновь побежал.

Выстрел задел его голову по касательной, и Призрак растянулся на земле. Он пытался встать, но измученное тело едва повиновалось импульсам разума. Грязь затягивала его, словно трясина.

Чья-то сильная рука схватила его за плечо и вырвала из хлюпающей грязи. Маколл заглянул в лицо смерти, видя раскрашенную красной краской рожу вражеского солдата. Он застрелил его в упор и поднялся, немедленно перебив ноги следующего врага огнем из обоих пистолетов.

Теперь Маколл начал стрелять без остановки, целясь сквозь ливень в окружавшие его тени, отвечая огнем на огонь.

Еще один лазерный луч зацепил его бок, оставив рубец, который уже никогда не исчезнет. Маколл припал на одно колено, продолжая стрелять из пистолетов. Он убивал направо и налево, не жалея заряда, пока не осознал, что трофейный лазерный пистолет бессильно выплевывает инертный газ. Разведчик отшвырнул его в сторону.

Он начал перезаряжать свой штатный пистолет, когда нечто огромное врезалось в него, сбив с ног. Воин Хаоса занес над ним штык-нож, намереваясь прикончить.

Несколько мгновений они боролись в грязи, пока выучка и опыт Маколла не взяли верх и он не скинул с себя противника. Упавший солдат Хаоса метнул свой нож, и клинок глубоко вошел в левое колено разведчика, ломая кости и разрывая сухожилия. Маколл оступился и упал. Враг в мгновение ока навалился на гвардейца, вцепившись в него. Из его сшитого рта раздался звериный рык.

Они катались по грязи, и Маколл не мог дотянуться до висевшего на поясе танитского кинжала. Но он смог ухватиться за торчащий из ноги вражеский штык и вырвать его. Проклиная свою несчастную жизнь, с последними мыслями об Эйлони, Маколл вонзил штык-нож в шею противника два, три, четыре раза, пока воин не содрогнулся в последней судороге.

Маколл скинул с себя труп врага. Кровь из колена текла ручьем и, похоже, не собиралась останавливаться.

Разведчик ковылял дальше, вооруженный теперь только вражеским ножом. С каждой потерянной каплей крови он слабел. Его раненую ногу заливала горячая кровь, но сама нога становилась все холоднее. Колено отказывалось сгибаться. Лазерные лучи снова вспороли воздух вокруг него, взрывая плоды, срезая ветви.

Рикошет зацепил его спину, и он снова упал, на этот раз лицом в трясину. Грязь мгновенно забила его ноздри и рот.

А потом что-то заставило его встать. Какая-то непонятная, непреодолимая сила.

Эйлони. Она явилась ему, такая же прекрасная, как в двадцать лет.

— Что ты делаешь, муж мой? Что будут есть на ужин наши дети?

Она исчезла так же внезапно, как появилась. Но к тому времени Маколл уже встал — как раз вовремя, чтобы встретить новое отродье Хаоса лицом к лицу. Он стоял прямо, охваченный яростным порывом.

Забыв о жутком ожоге на спине, первого противника Маколл убил голыми руками, свернув шею, сокрушив его череп и ребра.

Подняв лазган врага, он установил его в режим полного автоматического огня, развернулся и одной очередью срезал волну атакующей пехоты Хаоса.

Он все еще стрелял в ночную темноту, израсходовав весь заряд батареи, когда Корбек обнаружил его в окружении трех десятков убитых врагов.

Гаунт приказал установить защитный периметр на лесистом склоне, пока санитары оказывали первую помощь Маколлу. Буря продолжала терзать небеса, ломать деревья силой ветра, рвать их листву почти горизонтальным ливнем.

Лилит, Жильбер и Гаунт наблюдали, как рядовой Лесп, используя свой полевой нартециум, обрабатывает многочисленные порезы и ожоги Маколла. Голова разведчика уже была забинтована, на пробитое колено наложены жгуты.

— Он старый, битый жизнью пес, — шепнул комиссару подошедший Корбек.

— Не перестаю удивляться ему, — также шепотом ответил Гаунт.

Лилит обернулась к ним, всем своим видом выражая вопрос. И Гаунт знал, что ее интересовало: как этот человек смог выжить?

— Мы попусту тратим время, — нетерпеливо произнес Жильбер. — Чем мы занимаемся?

Гаунт в ярости повернулся к нему, но между ними возникла Лилит.

— Майор Жильбер, вы все еще командуете моим эскортом?

— Да, госпожа.

— Вы не получали никаких новых приказов или полномочий за это время?

— Нет, моя госпожа.

— Тогда сделайте милость, закройте пасть и дайте нам с комиссаром поговорить.

Жильбер развернулся на месте и сделал вид, что идет проверять посты. Корбек высунул язык и издал вслед майору непристойный звук. Гаунт уже хотел одернуть его, когда заметил, что Лилит смеется.

— Какой же он напыщенный засранец! — сказала она.

— И правда, — кивнул комиссар.

— Я ни в коем случае не имел в виду ничего дурного, — поспешил добавить Корбек.

— Нет, имели, — улыбнулась Лилит.

— Ну да, но не всерьез, — запнулся полковник.

— Проверьте посты, полковник, будьте любезны, — негромко сказал Гаунт.

— Но ведь майор как раз пошел…

— И вы считаете, что он справится с этим? — немедленно спросил комиссар.

— Пожалуй, не в его нынешнем состоянии, — оскалился Корбек, козырнул Гаунту, отвесил подчеркнуто учтивый поклон инквизитору и удалился.

— Вам придется простить моего заместителя. Он предпочитает импровизацию и неформальный стиль командования.

— Но ведь работает? — задала вопрос Лилит.

— Да, но… в общем, да. Корбек — один из самых компетентных офицеров, с какими мне приходилось работать. И солдаты любят его.

— Я могу понять их. Он храбр, обаятелен. Его веселое хамство не переходит границ дозволенного. Колм — весьма привлекательный человек.

Гаунт бросил взгляд в темноту, где скрылся Корбек.

— Серьезно?

— О да. В этом вы мне можете верить. — Лилит вернулась к раненому Маколлу. — Итак, у нас тут ваш лучший разведчик, вышедший к нам из бури, весь избитый и израненный.

— Верно. — Гаунт откашлялся. — Маколл — лучший из моих людей. Похоже, он прошел через фесов ад и вернулся живым.

— Фес… хорошее слово. Весомое. Я буду пользоваться им, если не возражаете.

Гаунт немного растерялся.

— Возражаю? Я…

— И что же оно означает?

В мыслях Гаунта вдруг сложилась очень четкая и яркая картина того, что конкретно обозначалось этим словом. Он и Лилит как раз совершали это…

— Я… я не могу точно сказать…

— А вот и можете.

Молния ударила в одно из ближайших деревьев, и несколько Аристократов с криками бросились в укрытие. Взрыв был для Гаунта отрезвляющей пощечиной. Его разум прояснился.

— Не играйте со мной в свои псайкерские игры, инквизитор, — пригрозил эн.

— Не понимаю, о чем вы.

— А вот и понимаете Пытаетесь заставить меня ревновать вас к Корбеку. И те образы, которые вы мне посылали. Фес — это древесный божок в мифологии Танит. А не какое-то варварское выраженьице. Я буду работать с вами, но не на вас.

Лилит улыбнулась более серьезно и подняла руку в знак примирения.

— Справедливо. Я приношу свои извинения, Гаунт. Я привыкла искать союзников там, где их нет, используя мои силы, чтобы подчинять чужую волю своей. Похоже, для меня слишком непривычно иметь союзника, который хочет помочь добровольно.

— Таков путь инквизитора? А я-то думал, что это только путь комиссара одинок.

Лилит взглянула в его глаза, и ее бледное лицо снова осветила улыбка. Гаунт подумал, не было ли это еще одной ее уловкой, но на этот раз она казалась искренней.

— Нам обоим нужно отыскать и заткнуть источник вот этого, — Гаунт указал на небо. — Нам обоим нужна победа на этой планете. И вы поймете, что я куда более полезен, когда занимаюсь своими прямыми обязанностями, а не таскаюсь за вами, очарованный.

Инквизитор кивнула.

— Нам обоим нужна победа, — повторила она, а потом добавила загадочным тоном: — Но это не все, что я ищу здесь.

Гаунт уже собирался спросить, что она имела в виду, когда Лилит вздрогнула, сбросила капюшон и провела рукой по волосам. Только теперь комиссар осознал, какой измотанной она выглядела.

— Эта буря… вам ведь тяжело из-за нее?

— Я на пределе своих сил, Ибрам. Варп окружает меня, рвется в мой разум. Простите меня за то, что я только что делала. Все от отчаяния.

Гаунт сделал шаг к ней, приглашая подойти к Маколлу.

— Вы говорили, что привыкли искать союзников там, где их нет. Почему же вы так жестоки с Жильбером?

Она ухмыльнулась в ответ:

— Вы шутите? Ему это нравится. Сильная женщина приказывает ему. Да он так сильно хочет меня, что удавится ради этого.

— Вы страшный человек, инквизитор Лилит, — в свою очередь оскалился Гаунт.

— Пусть это будет комплиментом.

— Тогда пообещайте, что не будете использовать такие примитивные приемы на мне.

— Обещаю, — сказала она. — Думаю, в этом и вовсе нет нужды.

Гаунт вдруг осознал, что слишком долго смотрит в ее глаза. Он поспешно отвернулся.

— Давайте поговорим с Маколлом.

— Я поговорю.

— Нет, — поправил ее Гаунт. — Мы поговорим.

Жильбер шел вдоль оборонительного периметра под шквальным дождем. В сырых сумерках квакали и скрипели невидимые амфибии. На левом фланге на краю небольшой рощи двое танитских Призраков пытались прикурить от промокшей кремниевой коробки.

Майор налетел на них, ударил одного ногой в живот, второго уложил на спину.

— И как это называется? — прорычал он. — Вы контролируете фланг? Нет? Вы слишком заняты тем, что ржете и курите!

Один из солдат попытался возразить, и Жильбер ударил его снова. Сначала по лицу, а потом, когда гвардеец упал, по ребрам и почкам. Он все бил и бил.

— Вокруг нас вселенная, полная ненависти, а вы даже не думаете посмотреть по сторонам!

Второй Призрак встал на защиту свернувшегося на земле товарища. Жильбер переключился на него, нокаутировал и продолжил пинать.

Чья-то широкая ладонь легла на плечо майора.

— Тебя тут ждет вселенная, полная ненависти к тебе, — произнес Колм Корбек.

Он остановил Жильбера одним ударом головой, разбившим лоб Аристократа в кровь. Корбек продолжил двумя ударами в зубы и в грудь. Второй удар пришелся по панцирной броне и не принес вреда.

Жильбер повалился в грязь, в слепой ярости увлекая за собой и Корбека.

— Хочешь нарваться, Призрак? — прорычал он. — Поздравляю, ты смог!

— Хочу, и давненько! — согласился Корбек, вминая голову майора в грязь ударом кулака. — Я прямо заждался! Вот тебе за Клуггана, мир его праху!

Жильбер согнул ноги и перекинул Корбека через голову. Призрак перевернулся в воздухе и врезался спиной в ствол дерева, острые обломки ветвей впились в спину.

Майор был уже на ногах и сжимал кулаки. Корбек вскочил, готовясь к бою. Он отбросил плащ, в глазах блеснула ярость. Они начали кружить по грязной поляне. Струи дождевой воды стекали по их форме, омывали их раны. Удар, контрудар, крик, бросок. Двое избитых Призраков уже поднялись и теперь поддерживали своего командира. Другие гвардейцы из обоих полков собрались вокруг места схватки, сформировав круг, и теперь наблюдали за происходящим в свете молний.

Жильбер был боксером, чемпионом Вольпона в тяжелом весе. Он превосходно держал удар, а его правый хук был поистине смертоносен. Корбек был рестлером, трижды чемпионом графства Прайз на Фестивале Лесорубов. Жильбер боксировал, широко ставя ноги и нанося могучие удары один за другим. Корбек держал низкую стойку, блокируя выпады противника, подбираясь к его горлу.

Издав утробный рык, Корбек поднырнул под свистящими кулаками и швырнул Жильбера в пролом между деревьями. Вдвоем они упали с низкого обрыва в яму, заполненную дождевой водой. Призраки и вольпонцы собрались у края обрыва, глядя вниз и поддерживая бойцов криками.

Жильбер, весь в черной грязи, встал первый. Он немедленно нанес удар, но кулак бесполезно пробил воздух. Корбек чернильным силуэтом вырвался из воды, ударил Жильбера в живот, а потом свалил его мощным апперкотом в челюсть в фонтане серебряных брызг.

Аристократ не собирался сдаваться. Он поднялся из воды, словно кит, с чудовищной силой самого урагана над их головами. Серией тяжелых ударов он оттеснил Корбека на два-три шага. Нос полковника был разбит, кровь изо рта струилась по бороде.

Корбек пригнулся, сделал несколько ударов, прежде чем протаранить Жильбера плечом и сбить с ног. Он поднял огромного вольпонца на плечо и отточенным рестлерским движением перекинул через себя, швырнув его на спину. Для верности Корбек добавил хорошего пинка.

Рядовой Аристократ Альхак яростно хлопал, пока не понял вдруг, что его командир проиграл. Он уже собирался выместить свою досаду на стоящем рядом Призраке, когда в кустах слева от него что-то шелохнулось.

Альхак замер, как и Призрак, которого он собирался ударить.

Что-то черное и жуткое поднялось из теней джунглей.

А потом рядовой Альхак умер. Его разрубило на множество кусков. Та же участь через мгновение постигла соседнего Призрака. За ними последовал еще один Аристократ, освежеванный в мгновение ока. Остальные гвардейцы, поддерживавшие дерущихся офицеров, бросились бежать в панике.

— Вот фес! — произнес облитый грязью Корбек, глядя вверх.

— Что? — спросил Жильбер, вставая рядом.

— Вот что!

Тварь была бы похожа на собаку, если бы собака могла быть размером с лошадь, а лошадь, в свою очередь, могла двигаться со скоростью летящей птицы. Длинное выгнутое тело, длинные лапы о трех суставах, красная блестящая плоть, лишенная шкуры. Крупная голова с короткой, тупой мордой. Нижняя челюсть выдавалась сильнее верхней, и каждая была усеяна множеством острых треугольных зубов. Глаз видно не было. Тварь Хаоса, выпущенная на свободу варп-штормом, теперь охотилась в этих джунглях.

— Вот фес! — повторил Корбек.

— Великий Вульпо! — воскликнул Жильбер.

Тварь спрыгнула в яму и двинулась на них. Офицеры, как один, развернулись и бросились бежать со всех ног по затянутому корнями руслу ручья. Рычащая тварь следовала за ними по пятам.

Существо одним прыжком сбило с ног Жильбера и принялось терзать его панцирную броню. Во все стороны полетели осколки армапласта, вырванные из наплечников. Майор беспомощно кричал.

Корбек бросился вперед, оседлал зверя, оттянул назад его голову и вонзил свой танитский кинжал в горло. Зловонная фиолетовая кровь хлынула из раны, тварь запрокинула голову и зашлась в хрипе.

— Давай, Аристократ! Сейчас! — кричал Корбек, пытаясь удержаться на спине зверя и оттягивая его голову.

Жильбер выхватил из подсумка осколочную гранату и швырнул ее прямо в глотку твари, сквозь дрожащую розовую гортань.

Майор вжался в землю, Корбек отпрыгнул в сторону.

Тварь взорвалась изнутри, орошая обоих гвардейцев и ложе ручья кусками вонючего мяса.

Перемазанный грязью полковник поднялся со дна ручья. Оглядев Жильбера, он опустился рядом с ним и привалился к берегу. Его глаза закрывались от напряжения.

— Живой? — пробормотал он.

Аристократ кивнул.

— Самое время заключить перемирие, а?

Жильбер снова кивнул. Они оба встали и неуклюже побрели прочь, все еще забрызганные грязью и ошметками отвратительных внутренностей твари.

— Перемирие, да… перемирие… — еще ошарашенно твердил Жильбер. — На время.

— Руины, сэр… Те, что я видел недавно… Я снова нашел их…

Маколл говорил негромко и сбивчиво, было видно, что ему тяжело дышать. Он сидел на стволе упавшего дерева, попеременно отхлебывая воду из одной фляги и сакру из другой. Разведчик был весь перемазан грязью, его раны перебинтованы. Гаунт склонился перед ним, внимательно слушая. Маколла немного пугало присутствие Лилит, но инквизитор довольно быстро поняла это и отступила, позволяя Гаунту как следует поговорить с его драгоценным разведчиком.

— Что это? — спросил комиссар.

— Без понятия, — пожал плечами Маколл. — Большое, древнее и хорошо укрепленное строение. Стоит на вершине насыпи искусственного, как мне кажется, происхождения. Слишком правильной формы. Я точно знаю только то, что вражеских сил вокруг него что фруктовых мух над миской с виноградным сахаром.

Гаунт мгновенно насторожился. И не только потому, что осознал численность врага. В его сознании появился яркий, живой образ самих насекомых с длинным тельцем, кружащих вокруг миски с блестящей жидкостью у порога хижины лесника. Танитские насекомые… которых он никогда в жизни не видел.

— Численность? — продолжал спрашивать он.

— Я не считал, — сухо ответил Маколл. — Был немного занят. Предполагаю, что десятки тысяч. Может, я и проглядел остальных. Местность там холмистая, полно укрытий. Их там могли быть и сотни тысяч.

— Чего они хотят? — вслух размышлял Гаунт.

— Думаю, нам придется это выяснить, — негромко произнесла Лилит.

Гаунт поднялся и заглянул в тень капюшона, скрывавшего лицо инквизитора.

— Прежде чем мы познаем безумие атаки силами шестидесяти человек против возможных сотен тысяч противника, позвольте я напомню вам, что мы даже не можем снова найти это место. Наши локаторы и ауспики молчат, а мои разведчики блуждают в трех соснах. Фес! Маколл — мой лучший следопыт, и даже он признает, что нашел эти развалины случайно.

Лилит кивнула.

— Эта буря лишает меня всякой ясности видения. Я тоже не знаю ответа.

— Я могу провести вас туда, — раздался за их спинами мрачный голос Маколла.

Гаунт обернулся к нему:

— Можешь? Ведь раньше ты говорил, что руины ускользают от тебя.

Маколл неуверенно встал на ноги.

— Это было раньше. Я не уверен… я просто чувствую, что могу снова найти их. Что-то внутри подсказывает. Это похоже на… возвращение домой.

Гаунт бросил взгляд на Лилит.

— Нужно попытаться, — произнесла она. — Похоже, Маколл уверен в своих силах, и я доверяю ему не меньше вашего. Если противник окажется слишком силен, мы отступим.

Комиссар кивнул. Он уже собрался позвать Раглона и разослать новый приказ о наступлении, когда посреди бури разнесся глухой взрыв осколочной гранаты. Через несколько мгновений по джунглям застрекотал беспорядочный огонь, узнаваемый треск лазганов перекрывался визгом хеллганов. Гаунт спустился по склону, уже держа в руках цепной меч и требуя докладов.

Сержант Лерод руководил обороной восточного фланга.

— Лерод?

— Сэр! Неизвестные существа выходят из бури! Кровожадные твари!

Гаунт присмотрелся и увидел, как в темноте джунглей из отблесков молний рождаются чудовища. Повеяло зловонием Хаоса. Аристократы и Призраки расстреливали тварей, подбиравшихся слишком близко.

— Отродья варпа, — прошипела Лилит, догнавшая Гаунта. — Живое проявление богохульной природы этой бури. Безмозглые, но смертельно опасные.

Из темноты появился Корбек, вид у него был по меньшей мере скверный. Он приказывал западному флангу заграждения стянуться ближе к центру.

— Что с вами случилось? — резко спросил Гаунт, видя не менее помятого Жильбера с отрядом вольпонцев.

— Была потасовка, — отмахнулся Корбек. — Какая-то фесова тварь выскочила на нас из темноты.

Гаунт не стал расспрашивать дальше. Сейчас было не самое лучшее время для строгих выговоров. Напротив, следовало сплотить отряд, держаться всем вместе. Комиссар включил свой коммуникатор:

— Гаунт — отряду. Мы начинаем наступление в удвоенном темпе. Клиновидное построение. Первый танитский взвод и половина вольпонцев пойдут на острие. Старший разведчик Маколл будет указывать направление. Всем остальным — охранять фланги и тыл. Инквизитор Лилит утверждает, что отродья варпа могут появиться где и когда угодно. Расстреливайте их без промедления. Сержант Лерод, обеспечишь наш тыл с шестью бойцами. Всем командирам доложить о получении приказа и готовности выдвигаться.

Поток ответов пришел практически сразу. Раглон, прослушивавший каналы вокс-связи, доложил, что все взводы подтвердили готовность.

Но Гаунт еще не закончил. Служба с верными Призраками последние годы сделала исполнение его комиссарских обязанностей простым и легким. Но теперь они были в пучине сражения, напуганные и вперемешку с солдатами, которых Гаунт не знал и которым он не доверял. Мораль, дисциплина — главные слова для комиссара. Он припомнил свое обучение в Схоле Прогениум, его ранние годы службы кадетом при Октаре. Гаунт взял из рук Раглона микрофон:

— Я не буду говорить вам, что будет легко. Но это необходимо. Жизненно необходимо для победы имперских сил на этой планете, а возможно — и для всего Крестового похода. Приложи мы все силы, до последней искорки наших жизней, до последней капли крови, в этой битве — и все устремления врага обратятся в прах. Сегодня мы сражаемся за Императора, словно мы его избранная стража, стоящая по правую руку его. Защищайте стоящих в одном строю с вами, как если бы это был сам Император. Не бойтесь и не отступайте. Впереди вас ждет победа или слава исполненной отваги смерти во служении Золотому Трону Терры. Будьте верны ему, и Император защитит. Его рука направляет нас, его взор обращен на нас, и даже в посмертии вознесет он нас в свои чертоги, и мы будем восседать, овеянные славой, подле него у Врат Вечности. За потерянную Танит, за могучий Вольпон, за Имперскую Землю… вперед!

Отряд двинулся, словно единое, грациозное существо, перевалил через насыпь и двинулся к скалистым холмам впереди, не обращая внимания на сотрясающую мир бурю. Отбросив былую вражду, Призраки и Аристократы двигались слитным фронтом, прикрывая друг друга. Гаунт невольно улыбнулся, наблюдая за выучкой своих солдат. Но столь же его впечатлило, что тяжелая бронированная элитная пехота вольпонцев не уступает им. Время от времени раздавались звуки лазерных выстрелов, когда гвардейцы отстреливали замеченных тварей варпа.

Лилит шла рядом с комиссаром. Она вынула из-под плаща плазменный пистолет и зарядила его легким движением руки, затянутой в черную перчатку.

— Хорошая речь, — улыбнулась она Гаунту. — Боевой дух просто взлетел. Октар неплохо вас обучил.

— Вы много знаете обо мне. Интересовались моей жизнью?

— Я инквизитор, Гаунт. Чего вы еще ожидали? Это моя работа — искать.

— И что же вы ищете здесь, на Монтаксе? — прямо спросил Гаунт.

— О чем вы?

— Я, конечно, не псайкер, но понимать людей научился. Вам нужно нечто иное, помимо нашей победы, помимо искоренения псайкеров в наших рядах. У вас есть своя личная цель.

Она снова улыбнулась ему:

— Здесь нет никакой тайны, Ибрам. Я рассказала вам все еще на борту «Святости». Булледин обратился к нам, потому что подозревал мощное псайкерское вмешательство. Поначалу мы считали, что это влияние самого врага и нам предстоит битва разумов. Но эти руины все изменили. Противник атакует их, полностью игнорируя нас, словно наши враги одержимы взятием этих развалин. И мы не знаем почему. Приходиться верить, что там спрятано нечто очень ценное.

— То, что сотворило этот шторм?

— Или то, ради чего враг вызвал этот шторм, чтобы прикрыть свое наступление. Но ваша гипотеза мне кажется более правдоподобной.

— И это то, что вы хотите найти?

— Это мой долг, Ибрам. Я не думаю, что мне нужно объяснять это одному из лучших комиссаров Империума.

— Не нужно отвлекать меня столь грубой лестью. Лучше объясните, что вы понимаете под фразой «нечто ценное».

— Тогда вернемся к Меназоиду Ипсилон. Я уже говорила, что весьма детально изучила вашу биографию. Будучи инквизитором, я имею доступ к документам высокого уровня секретности. Вы знаете, что было на кону тогда.

— Вы говорите о технологиях? — насторожился Гаунт. — Об артефактах?

— Возможно, — кивнула она.

— Древнее наследие человечества? Или чужеродное?

Лилит достала что-то из кармана:

— Маколл нашел вот это. Он извлек это из ствола дерева на месте сражения, как раз перед началом бури. Как по-вашему, что это может значить?

Она протянула комиссару металлическую звезду с острыми концами. Гаунт оглядел предмет с мрачным выражением лица.

— Теперь вы знаете столько же, сколько и я.

Отряд спустился в глубокую долину, скрытую от дождя и ветра исполинскими деревьями. Впервые за долгое время буря отступила. Гаунт уже окоченел от непрестанного ветра и ливня, и он предполагал, что то же самое чувствуют и его люди. Оставалось только благодарить судьбу за эту маленькую передышку под сенью могучих сводов древних деревьев и папоротников. Дождь, удерживаемый толстыми листьями, теперь стекал тонкими липкими струями. Где-то над головой приглушенно шумела буря.

Гаунт догнал Маколла во главе отряда:

— Все еще держишь направление?

Маколл кивнул:

— Как я и говорил, я уже не могу потерять след, даже если захочу.

— Это как возвращаться домой, — напомнил разведчику его слова Гаунт.

Маколл прикрыл глаза и увидел перед собой Эйлони, зовущую его обратно на ферму. Шепотом она обещала ему горячий ужин, говорила, что непослушные мальчишки ждут его сказок у камина перед сном.

— Вы даже не представляете, комиссар.

Наступление орды Хаоса прекратилось только тогда, когда трупы ее солдат забили вход.

Роун отвел свой взвод и приказал закрыть и запереть дверь. Майло помогал Велну закрывать створки, его пальцы коснулись герба курфюрста, вырезанного из толстой нэловой древесины. Он моргнул и вдруг на мгновение увидел перед собой более высокие и узкие створки из полированного оникса, испещренные неизвестными ему символами.

— Что с тобой? — спросил Велн, тяжело дыша.

Майло снова моргнул. Сводчатая дверь перед ним была из танитской нэловой древесины, с гербом курфюрста.

Фейгор и Макендрик накрепко заперли двери толстым засовом. Снаружи они слышали приглушенные взрывы и рев огнеметов — противник пытался очистить туннель от трупов.

Все восемь танитских солдат едва держались на ногах. Еще вчера на полях Основания никто из них — возможно, за исключением Роуна и Фейгора — ни разу не стрелял в людей. И тем более не убивал. Это было их крещение огнем. Вряд ли они могли сосчитать, скольких убили сегодня.

Коун опустился на колени у стены, пытаясь отдышаться.

— Мы погибли, да? — спросил он. — Танит погибла?

Роун обернулся в его сторону, в глазах офицера блеснул огонь.

— Мы еще живы! И Танит еще жива! Встань! Встань и сражайся! Только бесхребетный иномирец Гаунт махнул рукой на Танит! Отступить? Бросить нашу родину? Да что это за командир? Он превратит нас в безродных призраков!

— Призраки… — прошептал Ларкин, бессильно привалившись щекой и плечом к каменной стене. — Призраки Гаунта…

— Что ты только что сказал? — резко спросил Майло, чувствуя, как кровь стучит в висках.

Он будто пробуждался ото сна.

— Не обращай внимания! — приказал Фейгор. — Фесов придурок выжил из ума! Если бы не его меткость, я бы давно пристрелил его как балласт.

— Нет, это неправильно, — начал было Майло. — Это…

— Еще как неправильно! — прорычал Фейгор, и Майло поморщился, когда в его лицо полетела слюна. — Империум обращается к Танит, когда ему нужны солдаты. Но вот когда Империум нужен Танит, нас бросают помирать!

Каффран резко оттолкнул Фейгора от Майло:

— Тогда мы погибнем не напрасно, Фейгор! Фес, мы погибнем, сражаясь!

Лицо молодого солдата озарилось. В его мыслях теперь была только Лария. Она ведь осталась где-то там, снаружи, и он будет сражаться, убивать снова и снова, чтобы защитить ее и снова быть с ней.

— Кафф дело говорит, Фейгор, — произнес Макендрик, и Велн с Коуном закивали в поддержку. — Умрем достойно, чтобы Танит выжила.

— И фес этого чужака-комиссара, если он что-то имеет против! — добавил Коун.

Уступивший Фейгор отвернулся и кивнул, молча меняя батарею в лазгане.

Роуна не было несколько минут, но теперь он вернулся.

— Я слышал звуки сражения дальше по коридору — может быть, сотнях в трех шагов. Судя по всему, еще один отряд наших парней держит оборону. Я считаю, мы должны помочь им.

— Так нас будет больше, — согласился Макендрик. — А еще они могут знать, где курфюрст.

— Если мы сумеем довести его до транспортных ангаров, то сможем посадить его на катер и отправить в безопасное место, — добавил Коун.

Роун кивнул в знак согласия:

— Фейгор, оставь-ка нашим гостям сюрприз у двери.

Гвардеец ухмыльнулся и достал из рюкзака связку подрывных зарядов. Спокойно и ловко он приладил их к дверному косяку. Кто бы ни вломился сюда, активируется взрыватель, и вся арка обрушится ему на голову.

— Пошли! — приказал Роун.

Майло встал в общий строй и двинулся вместе со всеми по туннелю; по каменным плитам застучали шаги. Он изо всех сил пытался разобраться, что же не так с… реальностью. По-другому и не скажешь. Все его окружение было каким-то нереальным, похожим на сон, и от этого становилось дурно. Майло решил, что это морок демонов Хаоса. Может быть, майор Роун знал что…

Он замер. Майор Роун? На полях Основания Танит Магны Роун был вместе с остальными солдатами. Простым рядовым, не более того. Никакого звания у него не было. Когда это он успел получить лычки и повышение?

«Неужели я забыл о чем-то?.. Неужели?..» — думал Майло.

Новый образ вспыхнул в его мыслях. Образ… тесной каюты корабля. Роун, Корбек, Майло. Солдатская делегация. Высокий сильный человек с худощавым лицом — им мог быть только полковник-комиссар Ибрам Гаунт — встает из-за стола, чтобы встретить их. Откуда он знает, как выглядит этот Гаунт? Ведь он никогда не встречал его. Но он слышал в своих мыслях, как Гаунт говорит с ними, уверенно и смело раздает звания: полковник Корбек, майор Роун.

Еще один сон?

Размышлять об этом не было времени. Битва была уже близко. Выстрелы, крики — почти рядом.

Отделение перешло на осторожный шаг, солдаты подняли оружие. А Майло тем временем подумал: «Ведь это не лазерные выстрелы!» За последние полчаса он достаточно наслушался их, научился распознавать характерный треск. А это был какой-то неестественный, звенящий визг — высокий, как жужжание осы, но распадающийся на громкие частые очереди.

Что это за фес?

— Слышишь? — спросил он Ларкина.

Снайпер настраивал прицел своей длинной винтовки, шаря по потолку ярко-голубым лучом оптики.

— Что? Лазерные очереди? Да… у кого-то много дел нынче.

«Но ведь это не лазган! Совсем не лазган!» — отчаянно думал Майло.

Третий взвод повернул за угол коридора, двигаясь плотным строем, и ворвался в широкий зал, отделанный темным вулканическим камнем. Вдоль одной из стен поднимались ныне разбитые витражи, на которых были изображены анроты — домашние и лесные духи-хранители Танит. Все пространство зала заполняли разбитые или перевернутые скамьи из нэлового дерева. У дальней стены поверх круглого окна висел изорванный штандарт курфюрста Танит.

Трое танитских солдат сидели спиной к ним и, укрывшись за перевернутой скамьей, обстреливали сводчатый дверной проем под круглым окном. Отродья Хаоса пытались прорваться через дверь, тела их убитых предшественников были разбросаны возле входа. Среди разбитой мебели лежало пять или шесть погибших танитцев.

Без лишних сомнений третий взвод включился в бой вместе со своими родичами, истребляя рвущихся внутрь врагов. Трое танитцев с удивлением обернулись и посмотрели на прибывшее подкрепление. Майло не узнал никого из них, хотя полковника было бы сложно забыть. Это был гигант с длинной гривой седых волос, пересеченных красной полосой. Худое благородное лицо. Татуировка в виде косы на щеке.

— За Танит! За курфюрста! За Терру! — выкрикивал Роун, ведя огонь.

Огромный полковник колебался еще мгновение, а потом вернулся к битве.

— Как вы и сказали, — мелодично прогремел его голос со странным акцентом, — за… Танит!

Муон Нол, воин аспекта Яростных Мстителей, удерживал зал зеленого оникса со своим отрядом. На его глазах один за другим его бойцы погибали. Враги прорывались через ромбовидные врата, над которыми был выложен круг духовных камней под штандартом Долте, сшитым из призрачного шелка.

Единственным укрытием для воинов были разбитые скамьи из психопластика, некогда стоявшие вдоль стен зала празднеств, а теперь превращенные в жалкие обломки вражеским огнем. К потолку возвышались узкие стрельчатые окна со стеклами из призрачной кости, каждое из которых изображало Короля-Феникса Азуриана, Кхаине — бога с кровью на руках, калеку-кузнеца Ваула, старуху судьбы Мораи-хег и Деву Лилеат — богиню призрачной удачи. За окнами бушевал психический шторм провидца Зона Кулла. Муон Нол почитал Лилеат более прочих, как прекрасную предсказательницу судеб и вероятностей. Ее руна сейчас висела на шнурке вокруг его шеи под зеленовато-голубой броней воина аспекта.

Высокий белый шлем Муона Нола был испещрен темными ожогами лазерных лучей, а кончики красного плюмажа обуглились. Но Ульйове, священное оружие владыки Зона Кулла, изрыгала свистящую гибель в сторону врага, по тысяче острых дисков за очередь, разрезая солдат на куски. Гиростабилизаторы скрежетали, пытаясь помочь закованным в кольчужные перчатки рукам воина удержать отдачу древнего, украшенного резьбой оружия. У основания ствола поблескивало ускоряющее поле. Ульйове, Поцелуй Острых Звезд. У него осталось что-то около шести стержней боеприпасов, и он собирался израсходовать их с пользой. Во имя Лилеат, во имя Долте.

Внезапно восемь мон-ки в темной, заляпанной грязью форме присоединились к его воинам, расстреливая врага из лазганов. Они сражались стойко и яростно. И похоже, их совершенно не удивляло необычное окружение или новые союзники.

Муон Нол передал своим воинам мысленный приказ принять помощь людей и продолжать сражаться. Несомненно, это было дело рук Зона Кулла, его обманный маневр.

И во имя Кхаине, как сражались эти люди! Казалось, они бьются за свою родину, за все, что им дорого на этом свете!

В течение всего пяти минут солдаты-люди оттеснили порождения Хаоса. Бок о бок с эльдарами они двинулись вперед, добивая последних врагов, а потом захлопнули створки люка, закрывая дорогу оставшимся.

Предводитель охраны подошел к худощавому темноволосому воину, который, судя по всему, был предводителем людей. Он поискал в памяти знания низкого готика, полученные на учебных семинарах дома, на искусственном мире Долте.

— Я — Муон Нол с Долте, страж этого Пути. Я благодарю вас за ваше вмешательство и помощь. Владыка-провидец Эон Кулл вознаградит вас за это.

— Полковник Муннол, Танит Дейл. Клянусь, парни, я рад вас видеть. Курфюрсту сейчас понадобятся все силы, которые можно собрать.

Высокий танитский офицер с гривой белых волос обратился к третьему взводу, как только двери захлопнулись. Вокруг него лежали разорванные трупы последователей Хаоса.

— Рады помочь, — кивнул Роун. — Я майор Роун, под моим командованием… то, что осталось от третьего взвода. Направьте нас туда, где мы нужны, полковник.

Муннол кивнул в ответ, но Майло отметил, что он выглядит несколько удивленным. А еще, если подумать, он никогда не встречал танитца, волосы которого не были бы черными. И белыми волосами мог похвастаться не только Муннол, но и оба его подчиненных, которые, кстати, тоже выглядели обескураженными.

Полковник Муннол кивнул на левую дверь. Это был очень странный жест. А что за оружие было у него в руках? Вроде бы лазган… но удлиненный, длиннее и толще, чем снайперская винтовка Ларкина. Майло почувствовал, как что-то неприятно скребется в глубине разума.

— Если ты желаешь битвы, человек Роун, то западные укрепления отчаянно нуждаются в помощи, — говорил тем временем полковник Муннол.

— Ведите нас! — рявкнул Роун и перезарядил батарею лазгана, уронив опустевший магазин на пол.

Муннол пожал плечами и жестом приказал следовать за ним.

Человек Роун? Не ослышался ли он? Майло шел со взводом, не зная, что и думать. Человек? Кошмар не оставлял его. Он уже ненавидел это жуткое, тошнотворное чувство неопределенности.

Муннол быстрым шагом вел третий взвод и своих солдат по коридору из черного гранита. Вскоре они увидели сквозь арку еще два десятка танитских бойцов, защищавших укрепления и стрелявших куда-то в темноту. Вот только их выстрелы звучали не как обнадеживающий, дружественный треск лазганов, а как прерывистое шипение, странное и чуждое.

Роун догнал высокого полковника. Фейгор следовал за ним по пятам.

— Можете поверить в нашу удачу? — невесело хохотнул он. — Хаос атакует нас в самый день Основания.

— Да… действительно, — ответил Муннол.

— Буду с вами откровенен, Муннол… Я почти что уклонился от записи в Гвардию, — продолжал Роун. — Ведь что это за жизнь такая — до скончания века сражаться среди звезд ради благорасположения какого-то фесова безразличного Императора, без всякой надежды вернуться домой?

— Не самая приятная перспектива, человек Роун, — согласился Муннол.

— Фес, ведь у меня была неплохая жизнь в Танит Аттике. Свое небольшое дельце, если понимаете. Ничего такого, ну, совсем противозаконного. Но немного щекотливое, вы понимаете…

— Понимаю…

— Фейгор тогда был со мной. Не так ли, Фейгор? — Роун кивнул своему товарищу.

— Да, Роун, точно.

— Приятная работа, хорошие прибыли. Не хотелось все это бросать… Но фес меня, если бы я был таким кхуланом… Я рад, что все же решился! К фесу Золотой Трон! Хвала анротам, что в этот страшный час для Танит я вооружен и готов сражаться!

— Мы все воздадим анротам хвалу за это, человек Роун, — бросил в ответ Муннол.

Они уже поднялись на бастион, воздух вокруг рвали вражеские выстрелы. Полковник Муннол обратился к танитским солдатам, укрывавшимся в нишах и за зубцами стены, откуда они вели огонь. Майло с содроганием заметил белые волосы с алой прядью. У них всех были белые волосы.

Ему казалось, что сейчас его стошнит.

— Воины Долте! — произнес полковник.

«Долте? Долте?! Что это за место?» — подумал Майло.

— Наши друзья пришли, чтобы сражаться бок о бок с нами. Майор Роун и другие люди! Будьте снисходительны к ним, они упорны и будут сражаться вместе с нами до конца!

Слова Муннола отозвались радостным боевым кличем.

Роун приказал бойцам третьего взвода занять места рядом с уже обороняющимися солдатами. Танитцы встали у изъеденного лазерными выстрелами парапета и обрушили ответный огонь в сумрак бури.

Майло тоже собрался занять свое место в обороне, когда увидел, что Ларкин прячется за спинами остальных. Он забился в угол, крепко сжимая снайперскую винтовку. Его била неудержимая дрожь.

— Ларкин? — подбежал к нему Майло. — Что с тобой?

— Я п-посмотрел… посмотрел на них в свой прицел… Б-брин… они не люди!

— Что? — Майло почувствовал, как внутри все холодеет, но он не собирался сдаваться так легко.

— Я уверен в том, что видел… Через мой прицел… он ведь никогда не врет! Этот здоровый ублюдок Муннол и остальные… никакие они не танитцы!

Майло выдрал винтовку из сведенных судорогой рук Ларкина и посмотрел на Муннола сквозь оптический прицел. Отблеск голубого прицельного луча скользнул по темному камуфляжному плащу Муннола. Майло смотрел в прицел и видел полковника тенью в голубоватой дымке.

Муннол, словно бы почувствовав, обернулся и посмотрел на Майло. Волынщик смотрел, как Муннол медленно поворачивается к нему, как его глаза начинают менять разрез и глубину на его холодном бледном лице. Еще мгновение — и его глаза обратились в линзы великолепного белого шлема, над которым возвышался алый плюмаж. Серая форма полковника обернулась блистающими голубыми доспехами, подчеркивавшими его могучее сложение. Лазган в его руках вдруг стал длинным, походящим на копье оружием, ствол которого огибали резьба, серебристые трубки охлаждения и инкрустация из точеного перламутра и золота. Муннол стал для Майло самым устрашающим зрелищем, которое ему доводилось видеть.

— Мой Император… — прошептал он. — Это эльдар!

Отряд Лилит покинул джунгли и вышел на равнину, где джунгли исчезли под причудливыми пластами грязи, которые сошли огромным оползнем со склонов ущелья и уничтожили все на своем пути. Движение замедлилось, в некоторых местах солдатам приходилось идти по пояс в липкой бурой жиже. Разведчики, двигавшиеся перед отрядом, уже могли расслышать сквозь бурю далекий грохот массового сражения. Пики, окружавшие долину, то и дело высвечивали вспышки. И теперь это были не молнии.

Гаунт по закодированной частоте вокс-связи приказал привести все силы в боевую готовность. Вольпонских тяжеловесов он направил в обход холма на фланг, оставив их под командованием Жильбера. Призраков разделил на два отряда, которые возглавили Корбек и Лерод и повели вдоль края оползня. Гаунт и Лилит шли рядом с Корбеком во главе его отряда.

Маколл не ошибся с направлением. Обогнув холм, они смогли наконец взглянуть на насыпь, на стоящие на ней руины — и на орду Хаоса, осаждающую их. Даже помня слова Маколла, Гаунт был поражен размахом происходящего. Тысячи вражеских солдат, некоторые с тяжелым оружием, штурмовали склоны насыпи, обрушивая на крепость огневую мощь, которую никакой камень не должен был выдержать. Все происходящее казалось мешаниной взрывов и лазерных вспышек. В сыром воздухе клубились запахи крови и термита.

Гвардейцы ринулись в бой раньше, чем сами осознали это. Аристократы Жильбера ворвались на позиции тяжелых орудий врага, и ошарашенные расчеты оборачивались, отбиваясь личным оружием. В следующий момент несколько отрядов хаоситов отделились от основного наступления, чтобы отбить внезапную атаку с тыла, и обрушились на Призраков. Лазерный и пулевой огонь расчертил селевую пустошь яркой сетью.

Отстреливаясь из пистолета, Гаунт понял, что настал момент решать: оторваться от врага и отступить сейчас или ввязаться в битву до самого конца.

Он увидел, как отряд Жильбера переваливает через гребень холма и атакует позиции вражеской артиллерии с яростью и достойным уважения мастерством. Не более чем за пару минут они вырезали расчеты вражеских орудий. Под мощным огнем хеллганов, двух гранатометов и плазменной винтовки погибло и командование батареи.

Жильбер величественно объявил о своем успехе. В этот момент его солдаты уже разворачивали захваченные ракетометы и полевые орудия и открывали огонь по орде Хаоса. Гаунт должен был признать, что элитная Десятая бригада вольпонцев заслужила свое звание. Всесторонняя боевая подготовка означала, что эти бойцы могли взять штурмом позиции артиллерии, а потом, как настоящие артиллеристы, развернуть эти орудия против врага.

А еще комиссар понял, что момент упущен. Отступить сейчас означало бросить вольпонцев. Жребий брошен. Битва шла всерьез, и пощады ждать не приходилось.

Призраки ворвались в тыл врага по двум направлениям. Правильно оценив ситуацию, Жильбер приказал развернуть орудия в долину, прикрывая наступление Призраков и разнося в клочья неуклюжий фланговый маневр врага. Направляемые Жильбером снаряды падали со снайперской точностью, поднимая в воздух фонтаны грязи, ошметков растительности и тел врагов буквально в двадцати шагах от Призраков.

Сражение кипело совсем близко. Гаунт был поражен тем, что за исключением пары царапин и ожогов его солдаты не получили никаких ранений.

За пять минут сражения имперцы вогнали клин в арьергард армии Хаоса, прошли полкилометра и истребили не меньше двух сотен вражеских солдат, не потеряв ни одного человека.

Жильбер удерживал позицию, сколько мог. Но наступил момент, о котором они с Гаунтом договорились заранее по воксу. Момент, когда разрыв между двумя небольшими имперскими отрядами станет слишком велик.

По сигналу Аристократы заминировали орудия и двинулись ускоренным темпом вперед, догоняя танитцев. За их спинами прогремела нарастающая волна взрывов. Боеприпасы орудий сдетонировали — и на месте небольшого плато образовалась новая долина.

Имперские войска были уже в гуще сражения, у подножия склона. Клин гвардейцев разбивал порядки врага. Призраки справа, Аристократы слева, на острие — Корбек и Гаунт.

Гаунт знал, что танитцы — хорошие бойцы. Но он в первый раз видел, чтобы они сражались столь упорно, столь блистательно. В душе он не мог поверить, что это просто реакция на его ободряющую речь. Они сражались за что-то, что было глубоко в их сердцах, за что-то, что нельзя было отнять.

— За Танит! За Танит, да святится память ее! — донесся до него боевой клич Корбека.

Подхваченный окружающими Призраками клич поразил Гаунта, затронув и в его душе что-то потаенное. Он был ошарашен… Они и вправду сражались за Танит. Не за память и не во имя мести. Они сражались за свою возлюбленную родину, за ее туманные города, сумрачные леса и величественные моря.

Он понимал, потому что тоже чувствовал это. Он провел на Танит всего один день, да и тот в основном в душных гостиных дворца курфюрста в Танит Магне. Но сейчас ему казалось, что это был его дом все годы детства и что этот дом все еще можно было вернуть…

Вместе с Корбеком и еще двумя Призраками он в первых рядах ворвался в траншею у подножия насыпи, встречая в лоб крупный отряд Хаоса, оставивший штурм и развернувшийся, чтобы отразить атаку. Гаунт рвался вперед, орудуя цепным мечом, разрывая врагов на куски. Казалось, что лазерные лучи его не берут. Все выстрелы летели мимо. Невыразимая любовь к Танит заполнила все его существо.

Комиссар спрыгнул в траншею, разрубив первого врага до пояса, затем развернулся и обезглавил визжащим мечом второго. Он одновременно стрелял из пистолета, перебив ноги двум чудовищам, пытавшимся атаковать его штыками. Пистолет уже издавал одни щелчки. Но рядом был Корбек, поливавший траншею огнем, и враги падали в конвульсиях или бросались бежать. С другой стороны рядовые Яэл и Макти сражались врукопашную серебристыми танитскими кинжалами, с мастерством и яростью. За их спинами Брагг поливал огнем автопушки окопы.

Гаунт отбросил свои пистолет и меч, вцепился в рукоятку пулемета, заряженного длинной патронной лентой и установленного на бруствере. Массивное орудие стояло на бронелисте, и его трехногий лафет был привязан к кольям, чтобы отдача не сдвигала его с места. Гаунт нажал гашетку и принялся водить дулом из стороны в сторону, выкашивая наступающую по склону пехоту врага.

Потом он почувствовал, что на его руку легла чья-то ладонь. Он увидел рядом Лилит, ее лицо было неестественно бледным, в глазах стояли слезы.

— Что? — рявкнул он, продолжая стрелять.

— Ты не чувствуешь? Ты тоже попал под действие магического шторма!

Комиссар отпустил гашетку, и заряжающий механизм напрасно продолжил тянуть ленту из коробчатого магазина.

— Магического?

— Паутина обмана, о которой я говорила… она вдохновляет твоих людей и Аристократов. Она разрушает мой разум! Гаунт!

Он невольно обнял ее, и она через мгновение оттолкнула его.

— Я в порядке! В порядке!

— Лилит!

— Что или кто бы там ни был наверху, в руинах, они играют на наших чувствах.

— В каком смысле?

— Мне… мне кажется, им нужна вся помощь, которую они только могут найти, Гаунт. Они соткали заклятие в этой буре, которое заставляет нас… заставляет нас идти на их зов, маня нашими самыми заветными желаниями! Для твоих Призраков это Танит… та Танит, где еще можно победить и спасти свою родину! Для Аристократов это Игникс Мажор, где они потерпели поражение после упорного сражения! Но, Ибрам… оно убивает меня! Слишком сильное, слишком!

Гаунт едва не задыхался.

— Почему я? Почему Танит?

— Что? — переспросила она, вытирая припухшие от слез глаза.

— Я не танитец, но моя воля отвечает на этот зов. Почему я не сражаюсь ради какой-нибудь великой цели моей собственной жизни? Почему я так часто возвращался на Танит в своих кошмарах все это время?

Она просто улыбнулась сквозь боль. Ее прекрасное лицо озаряли вспышки взрывов.

— Разве ты не понимаешь, Ибрам? Танит и есть твоя цель, рожден ты там или нет. Ты посвятил свою жизнь этим людям и памяти их погибшего мира. Судьба Танит поглощает тебя вместе с ними. И хотя ты не истинный сын лесов, эта магия задевает твои самые сокровенные стремления! Ты Призрак, Ибрам Гаунт, знаешь ты об этом или нет! Ты не просто их командир, ты один из них!

Гаунт снял фуражку и откинул волосы назад, стирая со лба пот. Он тяжело дышал, пытаясь унять волну адреналина.

— Так все это ложь? — начал он.

— Нас используют. Манипулируют нами. Заставляют сражаться, играя на наших самых тайных желаниях.

— Тогда… во имя Императора, если это поможет нам истребить хаоситскую мразь, не будем отвергать эту силу! Воспользуемся ею! — Гаунт включил коммуникатор и вышел на связь со своими войсками. — Шестьдесят человек против сотен тысяч! О нас будут слагать легенды! Вперед! Вперед! За Танит! За Игникс Мажор! Займите склон и прорывайтесь к руинам!

Жильбер, шедший во главе вольпонцев, услышал воззвание Гаунта и издал могучий крик, потрясший ночь. Он нажал спусковой крючок, и из раскаленного дула хеллгана вырвался поток смертоносных лучей, опустошивший еще одну обойму. Вольпонцы захватили склон, разметав порядки врага.

Лерод, ощутивший себя поистине неуязвимым, вел своих солдат вверх по насыпи, круша накатывающие волны отродий Хаоса.

Корбек направлял свой отряд между двумя атакующими клиньями. Брагг, шедший рядом с ним, обрушивал губительные потоки крупнокалиберных очередей на противника. По флангам имперского наступления сотни тысяч вражеских воинов перестраивались для новой атаки. Но пробитую в их рядах брешь было уже не закрыть.

Спустя годы имперские специалисты по тактике на Форидоне, с трудом реконструируя точные детали этого штурма по немногочисленным и разрозненным данным того времени, зайдут в тупик при попытке осмыслить эту победу. Данные говорили о чем-то совершенно нереальном, даже с учетом внезапности атаки и обхода с тыла. Следуя простой статистике, ударный отряд Гаунта должен был погибнуть до последнего человека не ближе чем в полукилометре от искусственной насыпи. Тактики учтут все: вдохновенное лидерство комиссара, тактическую находчивость, даже удачу… Но и всего этого было недостаточно. Войско Гаунта должны были просто вырезать еще на подступах к руинам.

Но все произошло совсем не так. Не более чем за полчаса от начала тыловой атаки отряд Гаунта пробился к защитным стенам развалин, не потеряв ни одного человека. Они прорубили дорогу сквозь ряды противника, превосходящего их десять тысяч к одному, и захватили высоту, которую эти силы безрезультатно штурмовали несколько часов. В процессе они уничтожили не менее двух с половиной тысяч вражеских солдат.

В конце концов, после долгих часов изучения данных, аналитики вынесут решение, что на поле боя в тот день не было никаких подразделений врага вообще. Все это было иллюзией. Гаунт вел штурм по открытой, никем не защищенной местности. Только тогда все вычисления, статистики и вероятности сходились.

Никто из них не мог принять того, что все это могло и вправду произойти. Так один из самых блистательных успехов в ходе грандиозного Крестового похода Макарота, когда солдаты Императора победили вопреки всем вероятностям, был удален из Имперских Анналов, как фантом. Такова судьба истинного героизма.

Они нашли дверь — высокую узкую арку с каменными створками в гладкой боковой стене крепости. Гаунт приказал перегруппироваться своему отряду, теперь прижатому огнем побитых, но быстро отошедших от шока легионов врага.

Жильбер собирался заминировать дверь и открыть ее с помощью взрыва. Однако Корбек обратил внимание на подпалины, означавшие, что враг уже неоднократно пытался это сделать и потерпел неудачу.

Они собирались поспорить об этом еще немного, когда одна створка открылась. За ней стоял Брин Майло и смотрел на них. Рядом с ним были Каффран и мрачный в своем великолепии эльдарский воин с красным плюмажем на белом шлеме.

Над головой все еще мерцали отсветы бури.

— Вы зашли так далеко, — сказал Майло. — Теперь давайте закончим это.

Запертые в ониксовых стенах Крепости Пути, Гаунт и его солдаты погрузились в низкий стон скорбящих эльдар, печально отправляющих последние ритуалы закрытия.

Муон Нол и Гаунт долго смотрели друг на друга, прежде чем комиссар наконец взял под козырек, а потом протянул руку в приветствии:

— Ибрам Гаунт.

Он решил, что больше ничего говорить не нужно.

Муон Нол взглянул на протянутую руку, а потом закинул Ульйове за плечо и пожал ее.

Он сказал что-то. Для комиссара это было непонятным шипением чужого языка.

— Тебя только что поприветствовали как воина и брата по оружию, — пояснила Лилит.

Муон Нол обратил к ней свой глубокий взгляд.

— Я — Лилит, имперский инквизитор, — объявила она.

Эльдар, на голову возвышавшийся над Жильбером, остановился и медленно кивнул. Гаунт тем временем обернулся к инквизитору.

— Мы теряем время, — прошипел он. — Здесь разве кто-то говорит по-эльдарски?

— Я говорю, — ответила Лилит, но ее перебил Муон Нол.

— В этом нет нужды, — сказал он на низком готике с мелодичным акцентом. — Я вас понимаю. Вы должны следовать за мной. Владыка-провидец ждет вас.

— Отлично… — заговорил было Гаунт.

— Нет, — отступил Муон Нол. — Не тебя. Он ждет эту женщину.

Владыка Эон Кулл чувствовал накатывающие волны жара — силы Хаоса, штурмующие его цитадель. Фуегаин Фальчиор снова задрожала в своих ножнах.

Двери Внутренних Покоев отворились. Первым вошел Муон Нол. За ним следовали женщина в плаще с капюшоном, могучий штурмовик в серо-золотых доспехах и высокий мужчина в длинном плаще и фуражке.

Муон Нол поклонился. Лилит последовала его примеру. Жильбер и Гаунт не шелохнулись.

Эон Кулл заговорил, демонстрируя великолепное владение неуклюжим низким готиком, на обучение которому он однажды потратил целый год.

— Я провидец Эон Кулл. Мои чары втянули вас в эту битву. Я должен принести извинения. Путь должен быть закрыт перед наступающей Тьмой, и я готов использовать все свои силы, чтобы это произошло.

Муон Нол сделал шаг вперед, обращая внимание провидца на Лилит.

— Владыка… эта женщина носит имя Лилит на человеческом языке. Разве это не знак?

— Знак чего?

— Цели… владыка?

Казалось, Эон Кулл уже собирался ответить, будто бы тоже осознав символическое значение этого совпадения. Но в этот момент он тяжело оперся о подлокотник трона. Из-под шлема заструилась кровь.

— Владыка!

Гаунт успел первым. Он снял с колдуна шлем, и в его руки, затянутые в перчатки, легла голова бледного, измученного, умирающего провидца эльдар.

— Я могу послать за санитарами… целителями, — начал подбирать слова комиссар.

— Нет… н-нет… нет времени. И нет смысла. Я хочу умереть, человек Гаунт. Путь должен быть закрыт до того, как Хаос отравит его.

Гаунт в отчаянии посмотрел на Лилит, держа Зона Кулла. Инквизитор подошла и заняла его место, обняв слабое тело провидца.

— Ведь силы Хаоса за этим пришли на Монтакс, не так ли, владыка?

— Ты права. Путь был открыт двадцать семь веков. Ныне враг нашел его и вознамерился вторгнуться сквозь него на искусственный мир Долте. Во имя Долте, во имя живых душ эльдар, Путь должен быть запечатан. В имя этой цели я одурманил вас. И во имя этого мои воины отдали все, что было у них.

— Все это… всего лишь фокусы какого-то ублюдочного чужака… — прорычал Жильбер.

Гаунт бросился вперед и сбил с ног Муона Нола, прежде чем тот успел поднять свое оружие и разрезать вольпонца на множество маленьких кусочков.

Поднявшись, комиссар зашагал по направлению к Аристократу.

— Что? Я разве сказал что-то оскорбительное? — успел спросить Жильбер, перед тем как удар в лицо уложил его на ониксовый пол.

— Ибрам! — Крик Лилит заставил его обернуться.

Инквизитор сжимала в своих руках тело Зона Кулла. Гаунт ринулся к ней, едва опережая Муона Нола. Но все уже было кончено.

Древний провидец Зон Кулл покинул этот мир.

Они уложили его хрупкое тело на пол.

— В таком случае мы обречены, — произнес Муон Нол. — Без провидца мы не сможем завершить наши пакты с варпом, и Путь останется открытым. Долте умрет так же, как и провидец Зон Кулл.

— Лилит может это сделать, — внезапно отозвался Гаунт.

Муон Нол и Лилит с изумлением посмотрели на него.

— Я знаю, что ты способна на это, и я знаю, что ты этого желаешь. Ты ведь здесь именно за этим, Лилит.

— О чем ты, Ибрам? — недоумевала она.

— Ты не единственная, у кого есть связи, не единственная, кто умеет отслеживать биографии и откапывать спрятанную информацию. Как ты подняла все данные обо мне, так же и я нашел все, что мог, о тебе. Лилит Абфекварн… псайкер, инквизитор, присвоена черная отметка.

— Господь Терры, — улыбнулась Лилит. — Ты и вправду хорош, Ибрам.

— Ты даже не знаешь насколько. Когда тебя обнаружили, на Черном Корабле тебя сразу же отделили от остальных. Дочь леди-губернатора, чей мир граничил с исконным пространством эльдар. Она погибла во время одного из их рейдов. Ты клялась… сперва уничтожить их; потом, по мере взросления, — понять эту странную расу, которая оставила тебя сиротой. Вот почему ты хотела получить назначение сюда: ты хотела встретиться со своим врагом. Ты хочешь этого, Лилит.

Обессилев, она почти упала на ониксовый пол рядом с телом Эона Кулла. Муон Нол помог ей встать.

— Ты — Лилеат. Тебе под силу то, что не удалось провидцу. Закрой Врата, Лилеат! Забери нас на Долте навеки!

Лилит бросила взгляд на Гаунта. Комиссар в последний раз восхитился ее красотой.

— Сделай это… ты ведь за этим пришла.

Она обняла его за плечи, на несколько мгновений прижалась к нему. А потом отстранилась, чтобы заглянуть в его глаза.

— Это могло бы быть интересным, комиссар.

— Просто невероятно интересным, инквизитор. А теперь исполните свой долг.

Они попрощались. Маколл попрощался с Эйлони, Каффран — с Ларией. Призраки простились с Танит, а Аристократы — с Игникс Мажор.

Холодный свет, жесткий, как лед, и яркий, как солнце, пронзил небеса над крепостью, в считаные минуты разогнав бурю. Семьдесят пять процентов астропатов на кораблях Имперского флота на орбите умерли в муках. Остальные потеряли сознание. Психический отголосок происходящего можно было уловить за много световых лет отсюда.

Заклятие спало, как только закрылся Путь. Эльдары навсегда покинули Монтакс и забрали с собой на Долте Лилит. Она затворила Путь, как, вероятно, ей было предначертано при рождении. Как только буря улеглась, точечная орбитальная бомбардировка испепелила войска Хаоса.

Джунгли Монтакса пылали.

С окончанием обстрела Гаунт вывел своих Призраков и вольпонцев к имперским позициям. Буря улеглась, и теперь их встречало бледное солнце. Мир вокруг них превратился в горячую пустыню запекшейся грязи и тлеющей растительности.

Единственной потерей Призраков в этом бою был Лерод, убитый крайне неудачным рикошетом от стены эльдарского храма.

Ибрам Гаунт проспал полтора дня в своем командном блиндаже. Усталость накрыла его с головой. Он проснулся, только когда Раглон принес ему стенограмму приказа лорд-милитанта генерала Булледина о порядке отступления имперских сил с Монтакса.

Он облачился в полный комплект комиссарской формы, поудобнее надел фуражку и вышел в туманный свет дня, чтобы наблюдать за подготовкой Призраков к отходу. Над окопами скользили огромные тени массивных транспортных челноков, спускавшихся с орбиты.

Гаунт понимал чувства своих солдат. Усталость, боль, странная, притуплённая радость победы.

Майло он обнаружил сидящим на ступенях уже оставленного госпиталя. Юноша чистил свой лазган. Гаунт сел рядом с ним.

— Как странно все обернулось, не правда ли? — напрямую спросил Майло.

Комиссар кивнул в ответ.

— Но мне кажется, это было к лучшему.

— В смысле?

— Эльдарские фокусы пошли нам на пользу. Нам, Призракам.

— Объяснись, — потребовал Гаунт.

— Я знаю, что чувствую сам. Я слышал, что говорят остальные. Для всех нас это было возвращением на Танит. И, как мне кажется, для вас тоже. Где-то внутри я осознаю, как меня злит, что мы так и не смогли сразиться за свой мир. Кто-то злится до безумия… например, майор Роун. Другие понимают, почему мы отступили, почему вы увели нас. Но им это все равно не нравится. — Он посмотрел на Гаунта. — Просто фокус. Но в эти несколько часов мы, сорок человек, вернулись на Танит, чтобы сражаться. Чтобы дать отпор врагу, совершить то, чего не могли прежде и не сможем никогда. Я был рад. Даже теперь, когда я знаю, что все это ложь, мне радостно. Похоже… несколько призраков в душе рассеялось.

Гаунт улыбнулся. Речь парня была ужасно неуклюжа, но он был прав. Здесь Призраки Танит избавились от призраков прошлого. Они станут сильнее.

И он сам станет сильнее, решил Гаунт. Ведь это были его собственные призраки.

Призраки Гаунта.

 

I

Валенс-160, 780.M41

(25-ый год Крестового похода на Миры Саббат)

Резкие очертания корпуса фрегата Железных Змеев «Серпентры», резво скользнувшего внутрь системы Валенс, были покрыты изморозью после перехода через имматериум. Валенс, скопление сверх-горячих газовых гигантов и вторичных спутниковых систем, был тихим уголком Миров Саббаты — почти заглушенным отголосками древней войны. Казалось, в пустоте раздается эхо опустошения, учиненного давно минувшими ужасами. Система оставалась открытой раной и отказывалась исцеляться.

Юркнувший в систему фрегат оттолкнул в сторону останки мониторов, добывающих судов и пристаней. Пробиваясь через заброшенные корабли и разбитые орбитальные станции, «Серпентра» изящно отталкивала обломки в пустоту. Звезда Валенс словно догорала, заливая газовые гиганты и ожерелья их лун ржавым светом. В угрюмой тишине фрегат космодесанта лег в дрейф по направлению к миру-улью Валенс-160.

— Попробуйте вокс-передачу еще раз, — отдал приказ Порфириан. Железный Змей стоял перед стрельчатым экраном мостика подобно статуе, чей силуэт выделялся на фоне нарастающей сферы мира-улья. — Диапазон малой дальности.

Служащий мостика повиновался.

— Ничего, повелитель, — ответил итакиец.

Будучи Адептус Астартес, Порфириан не разделял тихого ужаса, овладевшего меньшими обитателями командной палубе фрегата. Но даже он был вынужден признать, что обнаруженное ими (и, что гораздо важнее, не обнаруженное) в системе Валенс вселяло тревогу. Он опасался, что конечной целью было именно это: система и межзвездное сообщение, оставленные, словно ненужные украшения в космической темноте. Безжизненно потрескивающие каналы связи. Мир-улей с много миллиардным населением, ныне безмолвный и неподвижный. Он обернулся к Андромеду, единственному присутствовавшему на мостике боевому брату. Всего несколько недель назад тот был всего лишь новициатом, сейчас же стал боевым братом отделения «Орфеон». Андромед ответил сержанту поднятием бровей поверх застывшей маски мрачного ожидания.

— Курс на сближение, — скомандовал Порфириан.

— Есть, повелитель, — откликнулся рулевой.

С помощью легких толчков субсветовых двигателей фрегат пропахал себе путь через заброшенные корабли и обломки. Безмолвное предвкушение и громкий рокот движка сопроводили их мимо лун Дралион, Вортигус Минор и Эонара, мимо покинутых шахтерских кораблей и громадных рудовозов, мимо затихших горнообогатительных станций и ослабленного, разрушенного пояса орбитальных сооружений, вращающихся вокруг мира-улья Валенс-160.

— Здесь, — объявил офицер из глубин командной палубы. Он подался вперед, крепко держась за рельсовую кафедру, и указал на экран. — «Экскоммуникадо».

— Ты уверен? — спросил Порфириан, разглядывая неуправляемое судно, на которое указывал серв. Но даже он не мог разглядеть его название или обозначения.

— Простите меня, повелитель, — произнес человек. Он начал говорить, не проверив всё до конца. — Судя по корпусу, это исправительный корабль.

Корвет комиссариата «Экскоммуникадо» покинул мир Сапиенца со своим проклятым грузом — схваченным военачальником еретиков по имени Шолен Скара — и направился в крепость Инквизиции на Хулане. Его сопровождала пара эскортных судов и полубригада, набранная из солдат 123-го Папского Ударного. В пункт назначения не прибыл ни он, ни эскорт из фрегатов класса «Фальшион». Ордо Еретикус объявил потерю следствием недостаточных мер безопасности, а Департаменто Муниторум обвинили власти Инквизиции на Хулане в несоблюдении договоренности и отсутсвии встречающих кораблей. Как показалось Порфириану, в данных условиях потеря Шолена Скара была неизбежна. От Сапиенцы, одного из раздираемых войной Миров Саббаты, до Хулана с его относительной безопасностью имперского космоса был долгий путь, во время которого многое могло пойти не так. Особенно если перевозить такого опасного еретика, как Шолен Скара — кровожадного выродка, мясника, убийцу миров, на руках которого была кровь миллионов. Что для него еще одна горстка служителей Оффицио Префектус да тюремщиков-штурмовиков?

И вот, на Порфириана и его Железных Змеев возложена обязанность обеспечить доставку Скары на Хулан. На вопрос апотекария Немерта, согласен ли он с заданием, сержант ответил, что Адептус Астартес вовсе необязательно соглашаться с заданием для его успешного выполнения. Под давлением апотекария Порфириан все же признал, что считает ошибочным решение зачистивших Сапиенцу сил Милитарум Темпестус, что Шолен Скара слишком опасен, чтобы позволить ему жить, и что его следовало казнить на месте с соблюдением всех принятых правил. Представитель комиссариата на брифинге перед заданием признался сержанту, что и сам не до конца понимает причин, по которым Скара избежал данной участи, но полагал, что приказ шел сверху — от комиссара-полковника Ибрама Гаунта. Порфириан же, хоть ни разу и не встречал комиссара-полковника, не замедлил посчитать того глупцом.

Честно говоря, все это весьма дурно пахло. В регионе, столь же удушенном бюрократией, сколь и истерзанном войной, прошли годы, прежде чем исчезновение Шолена Скары признали достойным расследования и выделили силы для его проведения. Астротелепатическая тишина в системе Валенс и прекращение торгового судоходства вокруг мира-улья вывели Ордо Еретикус на запись отголоска, недолгого сигнала бедствия от зарегистрированного на «Экскоммуникадо» астропата. Жестоко прерванный жалкий призыв о помощи.

Честь обязывала Порфириана откликнуться на призыв Ордо, но сделал это он без особой радости. Несомненно, Шолен Скара был чудовищем, заслуживающим смерти, или даже худшей участи, ожидающей его на Хулане, но Железному Змею не доставляла удовольствия мысль о сынах Итаки, выполняющих роль почетного эскорта или расстрельной команды для мерзкого еретика. Как он уже сказал Немерту, подобные задания выходили за рамки обязанностей Адептус Астартес, но Ордо Еретикус и Железных Змеев связывали обязательства. Порфириан сказал своему отделению то же, что ему сказал брат-капитан Кулес — все они получают от кого-то приказы.

— Подтверждено, — сообщил Андромед, двигаясь между постами офицеров мостика и рунным банком данных с приставленным сервитором Ордена. — Согласно обозначениям, судно идентифицировано как корвет комиссариата «Экскоммуникадо», отбывший с Сапиенцы.

Порфириан кивнул и взглянул на кувыркающийся корабль.

— Есть там что-нибудь?

— Нет, — ответил Андромед. — Чисто.

Порфириан полагал, что больше на борту корвета им ничего не обнаружить, но обыскать его все же следовало. Не стоило надеяться, что среди трупов они найдут Шолена Скару.

— Брат Андромед, состояние отделения? — он знал, что у брата Девкалиона все под контролем, но все же прогонял недавнего кандидата через рутину.

— Апотекарий встретил брата Девкалиона на взлетной палубе, — отрапортовал Андромед. — Брат Девкалион докладывает, что отделение в полной боеготовности, провело обряды и ожидает дальнейших распоряжений. Брат Саламис собрал летный экипаж: десантно-штурмовой корабль «Итакариад» готов к вылету.

— Хорошо, брат Андромед. Будь добр, позови капитана корабля.

Леодок, капитан корабля, явился по приказу. Ходили слухи, что он, старший по званию среди слуг Ордена на борту «Серпентры», и провалившийся кандидат в Адептус Астартес, никогда не спал, обратив себе на пользу культовую индоктринацию, тренировки и кондиционирование, чтобы иметь возможность в любое время выполнять распоряжения своих итакийских повелителей.

— Леодок, — обратился к нему Порфириан. — Отделение «Орфеон» покидает корабль. Я хочу, чтобы ты исполнял стандартные протоколы на время нашего отсутствия, и чтобы «Экскоммуникадо» постоянно находился под прицелом наших орудий. Если отделение не будет выходить на связь в течение трех сидерических оборотов подряд — ты уведешь «Серпентру» к капитану Кулесу.

— Есть, брат-сержант.

— Капитан, «Серпентра» в Вашем распоряжении. Оставайтесь на своем посту и ожидайте последующих приказов.

— Да, мой повелитель.

— Думаете, это хорошая идея? — задал вопрос Андромед, покидая мостик вместе с сержантом.

— Нет, — ответил Порфириан боевому брату. — Это очень плохая идея.

 

II

«Экскоммуникадо» превратился в мясницкую лавку. Едва шасси «Грозового Орла» скользнуло по ангарной палубе, как стало очевидно, что корабль комиссариата был захвачен. Воины «Орфеона» выбежали из «Итакариада» по носовой рампе, круша ногами кости давно умерших. Судя по резне в ангаре и следам от попаданий на палубе и стенах, корвет взяли на абордаж. На взлетной палубе обнаружились пустые, испещренные пробоинами от лазвыстрелов лихтеры и пассажирские челноки, окруженные высохшими скелетами. Ангар был устлан мертвецами. Мундиры и панцири Гвардии обернулись мешками с костями. Треснувшие черепа, отделенные от позвоночников, свидетельствовали о яростном натиске и мерзостях, совершенных во время или после штурма.

Оставив Саламиса вместе со смертным экипажем в кабине «Итакариада», чьи двигатели были на холостом ходу, Порфириан раздал приказы Железным Змеям. Отделение разделилось на две части: сержант отправил брата Девкалиона и апотекария Немерта с половиной итакийцев проверить исправительную секцию, а сам с Андромедом и оставшимися выдвинулся в сторону командной палубы.

Всюду была смерть. Корвет стал местом отвратительной резни и фестиваля увечий. Несмотря на затхлый воздух и минувшие после убийств годы, пол все еще покрывали черные потеки старой крови. Порфириан подозревал, что после столь дикого натиска служебные проходы и коридоры корабля были по щиколотку залиты кровью невинных. Несмотря на то, что их ауспектры не обнаружили признаков жизни и выбросов энергии, сержант приказал удвоить бдительность. Среди Миров Саббаты Железные Змеи бились со многими врагами — тварями вроде порожденных варпом чудовищ — которые существовали вне узкого спектра данных, воспринимаемых сканером.

С вооруженным болтганом Андромедом сбоку и шипением огнемета брата Птоломона позади, Порфириан приказал Аргию и Гипернору возглавить движение. Примагнитив свои болтганы к поясам, Железные Змеи двинулись вперед, выставив боевые щиты перед собой и гарпуны поверх бронированных плеч. Издававшие гул гарпуны были силовыми копьями, имеющими большое значение в обрядах Ордена. Каждый член отделения «Орфеон» нес на себе два таких копья, закинув их между броней и ранцем, и мало что Порфириан более желал бы иметь при себе при встрече с ордой врагов, несущихся на него по узкому коридору. Ордой, способной подавить штурмовиков 123-го Папского Ударного и перебить офицеров комиссариата на «Экскоммуникадо».

Звуки на корабле разносились словно по гробнице. Под ногами двигавшихся по корвету Железных Змеев хлюпала черная кровь и хрустели осколки костей, они шли мимо вбитых в палубу тел и разодранных на части скелетов. Костяные завалы у переборок, снесенных баррикад и узких проходов обозначали места, в которых комиссары и гвардейцы сумели ненадолго сдержать нападающих, прежде чем заплатили за подобную дерзость своими жизнями.

К тому времени как они добрались до малого мостика, Деквалион отчитался по воксу. Исправительная секция была завалена трупами — как часовых-штурмовиков, так и нападающих, чьи останки были в заляпанных кровью спецовках рабочих мира-улья с грубо намалеванной восьмеркой, пересеченной посередине горизонтальной чертой. Порфириан обнаружил такие же тела, размазанными по стенам и мониторам мостика.

— Брат Андромед, — позвал сержант, проходя через побоище. Рунные базы и посты сервиторов были разбиты — либо обезумевшим от крови врагом, либо комиссарами (чьи трупы можно было отличить по характерным кожаным плащам) не желавшими отдать ему корабль.

— Те же символы видели на Сапиенце, — вспомнил Андромед брифинг капитана Кулеса. Он фыркнул, стремясь отогнать запах смерти, поднимавшийся от палубы. — Культистская символика, — уверенно закончил он. — Принадлежит «Своим».

— «Своим» Шолена Скары? — удивился Порфириан. — Его боевому культу? Как это возможно? Сержант встряхнул головой, оглядывая следы избиения.

— Их уничтожили на Сапиенце, многие члены культа совершили самоубийство. Каким образом Свои это пережили?

Андромед медленно покачал головой: — Ересь — это чума, — произнес бывший кандидат, — болезнь, сносящая все наши попытки ее уничтожить.

— И все же, — повторил Порфириан, сметая с консолей переплетения костей и изодранной одежды. — Как это возможно?

— А это невозможно.

— Хотел бы я перестать слышать это в ответ, — проворчал Порфириан. — Найди в этом бардаке рабочий банк данных и вытащи из него какую-нибудь информацию о том, что здесь стряслось. Системы корабля должны что-то знать.

Пока Андромед при помощи брата Гиперенора работал над восстановлением работоспособности мостика, Порфириан вышел на связь с «Серпентрой», уведомив Леодока о находках и обновив журнал миссии. Осмотр огневой группой Девкалиона кормовой секции дал те же результаты — убийство, резня, осквернение плоти. И кровь, кровь повсюду.

— Что с камерой Шолена Скары? — поинтересовался у Девкалиона сержант. Он знал, что надеяться на обнаружение прикованного к полу военачальника Хаоса не приходилось.

— Исчезла.

— Повтори, я плохо тебя расслышал. Ты сказал, ее вскрыли?

— Она исчезла, брат-сержант, — пояснил Девкалион. — Сетка, решетки, койка, цепи — даже пост часовых и пикт-терминалы. Все исчезло.

— Исчезло?

— Порвано в клочья, брат-сержант.

— Корабль наш, — доложил Андромед, частично восстановив функции мостика. Брат Гиперенор отступил назад и вновь взялся за щит и копье.

— Ждите приказов, — воксировал Девкалиону Порфириан. Он услышал рык читающего данные с экрана Андромеда.

— Ну? Что здесь случилось? — потребовал сержант.

— Бортовой журнал подтверждает: «Экскоммуникадо» вышел из варпа и направился в систему Валенс для получения неотложной медицинской помощи, — объявил Андромед.

— Вы это слышите? — Порфириан открыл вокс-канал для Девкалиона и всех Железных Змеев.

— Да, брат-сержант.

— С Шоленом Скарой что-то произошло, — продолжил Андромед, читая разом несколько логов и записей. — Судороги, переломы, эмболия. Началось кровотечение изо рта, ушей и глаз — внутреннее кровотечение, которое не остановишь хирургическим путем. Главный медик решил, что Скара нашел способ навредить себе. Это противоречило приказам полковника-комиссара Гаунта о том, что еретик должен достичь Хулана невредимым, и ему ни в коем случае нельзя дать исполнить свои культовые стремления и отнять собственную жизнь. Когда врач доложил, что состояние Скары стало критическим и исправить это он не в силах, командующий комиссар отдал приказ следовать на Валенс-160 в поисках помощи.

— Но вместо медицинской помощи…

— Корвет взяли на абордаж поднявшиеся с планеты лихтеры и челноки, — закончил за него Андромед.

— Почему они не запросили поддержку внутрисистемных кораблей сил обороны?

— Полагаю, их экипажи к тому моменту либо уже были мертвы, либо участвовали в нападении, — Андромед словно сдавал сержанту экзамен. — Шолен Скара не впервые почтил Валенс-160 своим присутствием. Согласно данным капитана Кулеса, Лорд-генерал Булледин очень долго преследовал Скару и его Своих, чьи силы отступали с боем через весь этот регион. Магистр задержал войска Булледина здесь, прежде чем занялся перегруппировкой на Балхауте.

— Оставив здесь свою скверну.

— И, несомненно, нескольких приближенных для пополнения рядов культа. Он подгадал время проявления симптомов с этим этапом пути. Система Валенс была очевидным местом для поиска помощи — Валенс-160 был единственным шансом, на нем были центры и служители Оффицио Медика. К этому времени Свои уже должны были запустить свои когти в мир-улей. «Экскоммуникадо» стал бы лишь еще одной жертвой. — Андромед запнулся, представив ужас подобной вероятности. — Представьте радостную резню, последовавшую за обнаружением их магистра на борту. Если Валенс-160 не был обречен до этого, то в этот день его судьба была предрешена.

Порфириан прикусил губу. Больше он не мог ничего сделать. Его заданием было найти еретика Шолена Скару. Чудовище оставило позади себя след из крови и тел забитых людей.

— Нам и представлять не нужно, — ответил он. — Брат Девкалион, ваше задание выполнено. Отходите к «Итакариаду». Мы встретим вас там.

— Уже в пути, брат-сержант.

— Лог содержит сигнатуры курса отбывших лихтеров и челноков?

— Вы собираетесь… — начал произносить Андромед, поворачиваясь от экрана.

— Я собираюсь идти по следам побоища куда угодно, — обратился Порфириан ко всему отделению. — Пока, будь на то воля Императора, не настигну еретика Шолена Скару. — Сержант сменил вокс-частоту. — Брат Саламис?

— Слушаю, брат-сержант.

— Приготовься покинуть орбиту, — сказал он пилоту. — Наши поиски продолжатся на поверхности планеты.

— Принято, брат-сержант.

— Курс? — потребовал Порфириан.

— Главный улей, Плетораполь.

Порфириан направился к выходу с мостика, Железные Змеи последовали за ним. — Город ждет нас. И, несомненно, Шолен Скара ждет нас вместе с ним.

— Да, брат-сержант, — кивнул Андромед.

— Оставьте здесь все как было, — объявил Порфириан, шагая по командной палубе. — Брат Андромед…

— Что, брат-сержант?

— Хорошая работа.

 

III

В свободном падении «Итакариад» мчался сквозь пятнающий обшивку облачный покров мира-улья. Пронзая вихрящуюся вокруг «Грозового Орла» дымку, наполненную изломами молний, и ядовитые верхние слои атмосферы из щелочных химикатов, разъедающих бронированное покрытие, десантно-штурмовой корабль Железных Змеев рухнул с неба.

Пробив шахту солнечного света в ржавых слоях смога, испарений желчного цвета и маслянистого дыма, «Итакариад» пробился через подбрюшье вечной завесы облаков, позволив свету звезды Валенс достигнуть расстилавшегося внизу индустриального ландшафта. Под густой пеленой царил мутный сумрак, сравнимый по непроглядности с темнотой подземелья. Только зарево бесконечно пульсирующих молний в клокочущих тучах давало что-то, смутно напоминающее освещение.

Брат Саламис включил маневровые, чтобы замедлить снижение перед запуском основного двигателя. Они набрали скорость над одним из ульев-спутников и скользнули внутрь колоссального леса башенных факторий, мельниц-мануфакторумов и дымоскребов. Закладывая виражи на высокой скорости, летя мимо колоссальных зданий, «Итакариад» быстро и эффектно пересек промышленный пригород между городами-спутниками и столичным ульем. Плетораполь вздымался над собственным ветхим и заброшенным основанием — чудо, порожденное несдержанным ростом, бездумной инженерией и сокрушительными ульетрясениями; одинокий желтоватый клык, пронзивший токсичные небеса.

Замедляясь, чтобы провести корабль сквозь безумие растущих построек — гнезд воздушных клапанов факторий, жилых блоков и шатких соборов, брат Саламис опустил носовую рампу, на которой стоял брат-сержант Порфириан. Космодесантники ордена Железных Змеев ступили на мир-улей. Преданную смерти планету, посвященную одной из темных сил галактики — неутолимой жажде резни и страданий, от мира к миру известную лишь как Бог Крови. Здесь, на Валенс-160, Свои и их магистр Шолен Скара нашли землю, созревшую для греха и жертвоприношения.

Даже с борта корабля Порфириан мог наблюдать в проплывавшем под ним обреченном улье простоту ужасного выбора, который еретический военачальник предоставил живущим в копоти миллиардам. Его чудовищный бог требовал крови. Каждый мужчина, женщин и ребенок — от нижайших чистильщиков подулья до обитающих в Шпилях чистоплюев — задолжал Шолену Скаре свой финал, обязательство смерти, погасить которое можно было, только отняв свою жизнь, или забрав несчетное множество чужих.

Порфириан видел городской пейзаж, украшенный иссушенными под действием химикатов останками. Словно свисающие с искореженных деревьев нечестивые плоды, тысячи тел болтались на кабелях, цепях и самодельных тросах, развешанные на каждом разваливающемся здании, балконе и аллее. Шпили, дымоходы и строительные леса кренились под весом мертвецов. Лес трупов колыхался от пролетавшего мимо десантно-штурмового корабля Железных Змеев. Антенны, мостики и силовые кабели вокруг жилых блоков были задрапированы мертвыми телами.

Некоторые выбросились с больших высот, кубарем пронесшись через деловые строения улья. Те, кого не разрезало на части кабелями высокого напряжения, кто не застыл пугалом на шпиле или вокс-антенне, и достиг скалобетона — слились с ним, превратив проспекты, подвесные грузовые дороги и уводящие из улья ветвящиеся магистрали в реки крови.

Резкий, отдающий медью смрад резни был столь осязаем, что броня Порфириана покрылась кровавой дымкой, как корпус «Итакариада» до этого.

Помимо отдавших свои жизни и жизни своих близких во имя Бога Крови, и тех кто добровольно взявшись служить ему присоединился к рядам культа Своих Шолена Скары, было множество не готовых к столь тяжелому выбору. Миллионы таких людей стали гекатомбой для новообращенных и наиболее рьяных последователей Кровавого Бога.

Мертвые были повсюду, как и чудовищное количество проливших их кровь, ожидавших чего-то в полубессознательном состоянии. Бандам убийц и ордам истощенных дикарей нужно было лишь слово магистра — собравшись в проулках, на крышах, вдоль липких от крови грузовых дорог и внутри разоренных жилых отсеков. Вокруг связанных узами крови Своих, на каждой поверхности, стене и полу запекшейся кровью был намалеван знак Шолена Скары.

Заслышав вой приближающегося «Грозового Орла», Свои ответным воем давали знать о собственной жажде убийств. Они смотрели на ныряющий и выныривающий из паутины кабелей, мостов и заброшенных шпилей «Итакариад», но видели всего-навсего свежую партию жертв, несчастных душ, которые почтят Кровавого Бога своими смертями или присоединятся к благословенным рядам его мясников.

— Давай привлечем их внимание, — воксировал брат-сержант в кабину.

— Принято, — сообщил в ответ брат Саламис.

Порфириан почувствовал судорогу, прошедшую по кораблю, когда ракета класса «Адский удар» покинула крепление и устремилась к цели. Отслеживая путь ракеты, Порфириан увидел, как та разнесла циклопический подшпиль. Колонна, устремленная к многоцветному подбрюшью загрязненного неба, образованная плавильнями, покосившимися жилыми отсеками, дымоскребами и виллами на вершинах башен, формировала зубцы короны из окружавших главный шпиль Плетораполя под-шпилей. Невольно Порфириан подивился точности глазомера брата Саламиса. Тот не просто попал в башню — дух машины «Итакариада» помог пилоту сделать это — он знал, куда именно нужно попасть. После того как ракета ударила в громаду, и волна разрушения пронеслась сквозь этажи и надстройку основания шпиля, строение словно не решалось — опрокинуться ему или рухнуть внутрь самого себя. Когда оно одновременно попыталось сделать и то, и другое, в душераздирающем звуке смещающихся балок и измельчаемой кладки потонули крики тысяч воинов-культистов. Дикари-Свои кубарем катились навстречу смерти, их изломанным телам суждено было упокоиться под тысячами тонн падавшего сверху скалобетона.

Когда пылевой плюмаж поднялся на месте под-шпиля, десантно-штурмовой корабль Железных Змеев пронзил его, пикируя сквозь лабиринт жилых кварталов и фабрик. Ударившись головой о потолок транспортного отсека, Порфириан услышал, как Саламис обрушил на улей ярость носовых тяжелых болтеров. Пока корабль мастерски избегал столкновения с шатающимися строениями, болтеры над рампой стреляли с нечеловеческим, ритмичным усердием, которое глухо отдавалась по всему судну. Перемалывая жилища и находящихся внутри них культистов в порошок, пережевывая орды Своих, бездельничающих на верхних проспектах «Итакариад» обрушивал вихрь разрушения на всё, что попадалось под его орудия.

Всадив последнюю ракету «Адский удар» в лес дымовых труб, отчего блоки конусообразных башен сплелись и повалились друг на друга в сетке из скрученных проводов, корабль выбрался из месива, но места для маневров почти не было. «Итакариад» замедлился, его продвижению все сильнее препятствовала архитектурная мешанина из стегавших вокруг кабелей и разбитых конструкций проржавевших мостков. Порфириан отдал приказ идти на посадку.

Превратив яростную толпу Своих, ревевших на десантно-штурмовой корабль с одной из плавилен, в красные пятна на изрешеченной болтами и побитой ржавчиной пластальной крыше, брат Саламис повел «Итакариад» вниз. Мягко приземлившись на скрипучую площадку, Саламис выключил двигатели и перевел маневровые в режим ожидания, готовясь — если понадобится — немедленно подняться в воздух.

— Отделение «Орфеон», — обратился брат-сержант Порфириан по встроенному в шлем воксу к выстроившимся позади него и готовым к высадке космодесантникам. — Мы охотимся на чудовище. Опасного врага, подобного водяным чорвам нашей далекой Итаки, опутавшего мир вокруг себя смятением и насилием. Мы — Железные Змеи. Мы оседлаем бурю, прорвемся сквозь хаос и сразим чудовище. Как на Итаке. Как дома. Все ли вам ясно?

— Да, брат-сержант! — хором ответило отделение.

— Вот для чего мы здесь, — продолжил Порфириан. — Ваша цель — военачальник еретиков Шолен Скара. При благоприятных обстоятельствах мы возьмем его живым — эта честь принадлежит тебе, брат Андромед. Начинай обряд Подношения Воды. Благослови это начинание водами Итаки из своей фляги. Приготовь этот мир к пролитию крови, крови врагов Императора.

Отделение «Орфеон» хранило молчание, когда Андромед выступил вперед со своей медной флягой и окропил покрытую ржавыми пятнами крышу — больше всего подходящую на роль поверхности мира-улья. Пока Андромед поднимался, Порфириан воксировал на корабль: — Брат Саламис, жди нашего возвращения. Будь готов к новым приказам.

— Принято.

— Отделение «Орфеон», За Итаку.

— За Итаку!

— И за Императора.

— За Императора!

Закончив речь, Порфириан вывел Железных Змеев из транспортного отсека на крышу. Скорым шагом они прогромыхали по изъеденной ржавчиной крыше до запутанной лестницы, по которой начали спуск вдоль плавильни. Снося покосившиеся перила, отделение игнорировало зигзаги и завитки лестницы, сокращая дистанцию между этажами и сотрясая конструкцию ритмичными ударами от каждого приземления.

Один из этажей оказался вровень с подвесной дорогой, протянувшейся от жилых блоков к заводским башням, стоявшим вдоль транспортных артерий. Толстые изъеденные кабели тянулись от скалобетонной дороги к зданиям и несли на себе вес всей огромной структуры. Всё же, как и в случае с лестницей, Порфириан мог поклясться, что чувствовал движение камня и металла под своими ногами.

Дорога была в пятнах застарелой крови, сочившейся сверху как вода с тающего ледника, несущей в себе сцепившиеся кости и иссушенные останки. Хрустя и хлюпая сквозь жижу, пятная сабатоны и поножи остатками жертвоприношения Кровавому Богу, Железные Змеи привлекли к себе внимание. Если взорванные дымоскребы и под-шпили и не дали знать об их прибытии, вид подбирающихся к шпилю бронированных фигур на подвесной магистрали, явно вызвал ненависть со стороны обитателей всех строений в округе, как нанесенная мазь вытягивает заразу из раны. Свои были повсюду. Они ревели с заводских балконов, били пластальные окна и собирались в безумно орущие от жажды крови толпы на крышах. В город явились незаклейменные души. Смерти, принадлежащие Шолену Скаре. Возможность почтить Кровавого Бога магистра. Подобно скачущим по деревьям приматам, культисты породили волну смятения, которая пронеслась по жилым блокам, забитым улицам и устремилась ввысь сквозь безумие улья. Это не было сигналом опознания угрозы или оповещением оставшейся части группы. Чудовищная какофония хрипло орущих голосов — сотен, тысяч, сотен тысяч, даже миллионов, Порфириан понятия не имел сколько их там — в едином порыве огласивших начало охоты.

Казалось, улей вокруг Железных Змеев обрел жизнь. Воины культа, мгновениями ранее блуждавшие, страдая от похмельного синдрома в отсутствие крови, собирались в обезумевшие толпы, их сломленные умы наполнили смыслом и ревущей ненавистью собратья из Своих. Дикари карабкались вверх по лесам, спрыгивали с балконов и подвесных мостов, ломились через прилегающие к проспекту жилые комплексы. Они сбивались в растущие орды, расплескивали застарелую кровь, желая первыми почтить своего магистра и принести жертву своему темному богу.

Безумное стадо захлестнуло улицу, как излившись позади Железных Змеев, так и выбежав им навстречу. Порфириан услышал звук ускорителей «Итакариада», поднявших десантно-штурмовой корабль с заводской крыши. Несомненно, орды ринулись к месту высадки, намереваясь сокрушить «Грозового Орла» одним лишь количеством.

— Оставайся на позиции, — воксировал Порфириан брату Саламису, приказав тому кружить вокруг пока он сможет.

— Принято, — воксировал в ответ пилот. — Брат-сержант, «Итакариад» регистрирует тысячи враждебных целей, приближающихся к вашим позициям.

— Так и есть, — ухмыльнулся Порфириан. — Мы заставим их пожалеть о собственной дурости.

— Враг на прицельной дальности, — доложил брат Девкалион, после чего братья Френий и Уримах навели свои болтганы на приближающихся Своих.

— Отставить, — принял решение сержант. — Беречь боезапас. Щиты и копья, братья. Построение «Высокий прилив». Брат Птоломон, стань бурей за нашими плечами.

Пока ревущее стадо летело к ним, Железные Змеи спокойно примагнитили свои болтганы к поясам. Надев боевые щиты на запястные пластины и вытянув гарпуны из-за спин, итакийцы активировали оружие, окутав наконечники голубоватым пламенем. Крепко схватив силовые копья и распределив вес оружия вдоль древков, от сужающихся втоков до шипящих наконечников, Железные Змеи построились.

Словно бушующее море отбросы человечества разбилось о керамитовые утесы, передние ряды воинов культа Своих сломались о щиты и недвижный бронированный строй Железных Змеев. Оттолкнув от себя разбитые тела, члены отделения «Орфеон» выбросили копья сквозь ревущее безумие дегенератов-Своих, нанизав по три-четыре еретика на древки копий, отдернули орудия и смахнули визжащие тела краями боевых щитов. Шагнув над сокрушенными останками противника, Железные Змеи синхронно провернули силовые копья над собой, с треском обрушив наконечники на следующий ряд разъяренных дикарей. Когда головы еретиков скатились и трупы рухнули со сценической театральностью, отделение «Орфеон» подняло щиты чтобы повторить маневр-мясорубку.

На долгое время мир Железных Змеев сузился до орущих, обезумевших от крови культистов, покрасневших глаз, перекошенных от ненависти, разочарования и предсмертной агонии лиц. Пробивающие себе дорогу сквозь заполненную магистраль космодесантники были неудержимы. Щиты крушили кости. Гарпуны жгли, пронзали и били измазанные кровью тела. Их сабатоны даровали милость Императора культистам, чьи искусно вскрытые туши визжали нечестивое имя своего магистра с скалобетона.

Отделение оставило позади ковер из перемолотых мертвецов. Возникших позади Железных Змеев Своих брат Птоломон окатил сверкающей струей пламени, вынудив приближающихся культистов пробиваться сквозь разрушительное, испепеляющее пекло. Бросавшихся на подвесной мост со строительных лесов и прыгавших на скалобетон с окружающих балконов и квартир культистов Железные Змеи срезали резким щелчком одиночного болт-снаряда, хладнокровно верша отмщение. Сбрасывая Своих с магистрали в раскинувшуюся бездну под-улья, космодесантники оберегали фланги от противника.

Все началось с треска одинокого луча. Затем рявкнул выстрел из стаббера. Дробовик выбил воронку в скалобетоне магистрали, прежде чем потонул в стрекоте автогана. Ульи являлись огромными арсеналами, наполненными низкотехнологичным оружием: созданными оружейниками под-улья стабберами; дешевыми, серийными автокарабинами; выкраденными со складов ополчения лазганами. Балконы, крыши и жилые комплексы по бокам от магистрали внезапно осветились вспышками яростного огня, когда солдаты-Свои Шолена Скары заполнили окружающие дымоотводы и башни, образовав тоннель вдоль транспортной артерии. Выстрелы выбивали куски скалобетона вокруг, воздух испещрили лучи и рикошетившие от их пластин снаряды — отделение «Орфеон» прижали к земле.

— Железные Змеи, — отдал команду Порфириан, — В атаку!

Подняв над головами и щитами силовые копья, космодесантники метнули свои гарпуны в приближавшихся врагов, пронзив ряды еретиков. Порфириан увидел, как толпу впереди пришпилило к скалобетону.

— Построение «Буря»! — вновь приказал сержант. Отделение повиновалось, отстегнув болтганы с поясов и заняв позиции по обе стороны магистрали, позволив залатанной балюстраде из крошащегося скалобетона, гофрированного покрытия и крепежных канатов принять на себя большую часть безумной пальбы. — Пусть Император дарует нам скорость и меткость! Пусть ни один болт не пропадет впустую. Огонь!

Засевшие в укрытиях Железные Змеи достали болтганы и навели их. Совместив оптические системы шлемов с прицелами почтенного оружия, космодесантники отправили по одному болт-снаряду в цели, поливающие магистраль огнем сверху. Среди рожденных оружием улья ярости и разрухи, пожирающих проспект вокруг них, Железные Змеи хладнокровно и выверенно держали прицел, разрывая ответным огнем стрелков-Своих на навесных мостках, балконах и в разбитых окнах жилых блоков. Снаряд за снарядом покидали дула болтганов, выкашивая убийц-культистов, выбивая их из квартир и других позиций в деловых строениях шатающихся башен.

Пока космодесантники пересекали магистраль перебежками от укрытия к укрытию, апотекарий Немерт и брат Птоломон вооружились болт-пистолетами и убивали впереди и позади отделения культистов, все еще спешивших навстречу смерти. Это позволило остальным членам «Орфеона» не отвлекаясь вести безжалостный огонь по тоннелю из Своих.

Подобная смена тактики — использование построений и планирования — навела Порфириана на мысль, что их цель уже близка. Без направляющей их воли Свои слонялись, вялые и апатичные от истощения и наскучивших рутинных пыток, истязаний и убийств. В возбужденном состоянии они формировали свирепые орды диких воинов, которых манил смрад жертвоприношений. Однако, в присутствии еретиков-руководителей, глав культа или даже магистра Свои каким-то образом достигали единства цели и духовной дисциплины, что придавало им вид организованной и упорядоченной структуры. Но на самом деле они лишь ощущали хищническое присутствие Кровавого Бога в своих сердцах, дарующее им столь сильные жертвенное порывы, что они могли разом покончить с собой для удовлетворения капризов смертных пророков чудовищных сил. Таких, как Шолен Скара.

По мере продвижения по проспекту сменялись магазины болтганов и таял боезапас, Порфириан взглядом выискивал признаки присутствия военачальника еретиков. Сержант предполагал, что тот поблизости — привлеченный разрушениями, прокатившимися по его городу и докладами его дикарей об Ангелах Императора в улье. Порфириан предполагал, что Скара посчитает Железных Змеев слишком лакомым куском, чтобы дать им уйти.

И брат сержант не разочаровался.

Внезапно грохот пальбы прекратился, оставив после себя призрачное эхо, скачущее по извращенной архитектуре улья.

— Прекратить огонь, — отдал он команду.

— Что происходит? — задал вопрос Андромед. Наступившая после яростного обстрела тишина действовала на нервы. — Что это значит?

— Это значит, что он здесь, — ответил Порфириан боевому брату.

 

IV

— Вот вы где…

Приторно-сладкие слова повисли в воздухе, сочась из каждого вещателя, каждого канала и каждой вокс-системы в квартале. Голос шел отовсюду. Он вибрировал и наполнял пространство между жилыми отсеками и башнями медоточивым, сотканным из кружев ядом. — Императорские змеи, приползшие в мое логово. Уж не знаю, чувствовать себя польщенным или оскорбиться.

— Мне нужно визуальное подтверждение, — воксировал Порфириан. — Сейчас же. Он здесь, я уверен. Он захотел бы посмотреть на нас. Полное сканирование.

Железные Змеи оглядели бесконечные этажи жилищ и промышленных строений заводских башен, меняя оптические фильтры и заставляя авточувства сканировать очертания собравшихся тысяч Своих, формирующих тоннель.

— Встречал я змей, — продолжил Шолен Скара, чьи слова поэтической отравой оскверняли воздух. — В тех полях, где жил, будучи ребенком. Трусливые создания. Низкие твари ветхой земли. Бесполезные смерти. Они прятались, они жалили, и они убивали работников в полях. Людей, пытавшихся заработать на хлеб себе и своим семьям, возделывая безблагодатную почву. Я рано выходил по настоянию отца, каждое утро я шагал вдоль каменистых борозд, выискивая змей, чтобы не отрывали они его от изматывающего труда. Сперва я был в ужасе. Потом я нашел свою первую змею и забил её камнями, и сокрушил булыжником. Её отрава и чешуйки склизкого тела не дарили защиты от тяжести камня. С последующими было легче. Конечно, они скрывались, они шипели и они жалили, когда могли, но я находил удовольствие в их кротком, жалком сопротивлении. Их смерти обрели значение благодаря мне. Я спас человека, которого любил словно отца — грубого и, возможно, жестокого человека — по важной причине. Ради значимой смерти от рук его убогого сына. Моя мать не смогла принять произошедшее. Я помог ей понять. Я и пальцем к ней не притронулся. Я любил свою мать. Мои слова всего лишь доставили ее в место, из которого ей не хотелось бежать. Место, где отнятие своей жизни является благословенной свободой. Значимая смерть. Приношение пролитой крови и смысла. Но все началось со змей.

— Цель захвачена, — доложил брат Гиперенор, глядя в направлении своего болтгана. — Юго-юго-западный жилой блок. Четыреста тридцать второй этаж.

Порфириан взглянул в том же направлении. Оптические системы его шлема приблизили стоявшую на открытой площадке пошатывающегося жилого блока в окружении множества культистов-Своих темную фигуру. Порфириан разглядел силуэт мускулистой фигуры с обритой головой, человека, стоящего среди наносных ссохшихся потрохов и хлещущих на ветру пластековых занавесей. Как и занавеси, его мантия развевалась по ветру. В одной руке он держал вокс-перехватчик, а позади него на полусобранной крыше жилого отсека ненадежно умостился челнок. Порфириан был готов биться об заклад, что даже на таком расстоянии видел убийственный блеск в глазах магистра.

— Я могу снять его, — заверил сержанта Гиперенор. Порфириан скривился. Он мог дать Гиперенору прекратить это безумие одним нажатием на спусковой крючок. Свои были ничто без своего магистра.

— Мы должны вернуть его, — вмешался брат Андромед. — Таково задание.

— Да, задание, — безрадостно согласился Порфириан.

Затем нечто врезалось в магистраль, нечто, упавшее с неба. Нечто, притянутое к скалобетону непреодолимой силой гравитации. Нечто плотское и неумолимое. Оно погибло при ударе. Еще три бомбы из плоти, крови и костей упали рядом с ним.

С неба дождем сыпались тела.

Подняв взгляд, Порфириан стал свидетелем невозможного. По какому-то тайному сигналу Шолена Скары — кодовому слову или взмаху руки, породившему некое жертвенное, самоубийственное стремление — Свои выбрасывались с балконов, крыш и убийственных высот по обе стороны от магистрали. Они падали свободно, устремляясь в сторону Железных Змеев с убойной силой.

— Стре!.. — решился Порфириан, но было поздно.

Тела молотили вокруг них, разбиваясь о скалобетон, но многие попадали в Железных Змеев. Оружие Гиперенора выбило из хватки пронесшимся как молния Своим, врезавшимся в край балюстрады. Дождь из тел был врагом, против которого болтганы или копья были бесполезны, и отделение «Орфеон» было вынуждено держать боевые щиты над головами. Но даже под щитами, сервоприводы, гидравлика и пучки псевдомышц силовых доспехов Железных Змеев сражались с непрерывным ливнем колотящих сверху тел. Плоть разрывалась о щиты и расплескивалась по пластинам. Космодесантники силились остаться на ногах, шатаясь из стороны в сторону под самоубийственным нисхождением культистов.

— Построение «Фаланга», — приказал брат-сержант, но космодесантники не могли добраться друг до друга. Они уже были по колено в изломанных телах и кровавых ошметках, некоторые Свои, выпрыгнувшие с нижних этажей, к вящему ужасу, все еще дышали. Кричали. Ревели. Царапали бронепластины. Вытащив боевые клинки, Железные Змеи рубили тянущиеся к ним конечности и прорезали себе путь из растущих трупных насыпей.

Самоубийственный натиск превратился в проливной ливень плоти и костей. Потоп жертвоприношений, изливающийся с небес. Порфириан едва видел свое отделение. Несколько раз его опрокидывало на землю, и хоть он поднимался вновь навстречу каскаду тел, но уже потерял свои болтган и щит. Рубя во все стороны клинком под тошнотворными ударами, Порфириан пытался идти вброд через конечности и раздавленные трупы.

— Взбираемся! — приказал он, бросившись на мокрую от крови гору мяса. Он увидел погребенного в телах брата Уримаха, с протянутыми в поисках опоры латными перчатками. Видел Немерта, апотекария, выползшего наверх и тотчас попавшего под кувыркающегося Своего, который опрокинул воина с подвесной магистрали в бездонные глубины под-улья. — Девкалион, Андромед, прием!! — позвал Порфириан, но в ответ из вокса доносились лишь хрипы погребаемых заживо Железных Змеев.

Пошатываясь под ударами тел, как от попаданий из мортиры, Порфириан отчаянно взбирался по склону утеса из трупов. Используя нож как ледоруб, он вгонял в острие в холм и лез выше, очищая себе путь. Спрыгнув с магистрали на крошащуюся стену противостоящего блока, Порфириан карабкался, ради спасения своей жизни жизней его Железных Змеев. Вонзая клинок в разрушающуюся кладку и цепляясь за обветшалые балконы и разбитые окна латной перчаткой, Порфириан продолжал подъем, мощный и непреклонный. Свои начали швырять себя на здание, отскакивая от него и врезаясь в космодесантника. Сила и воля крепко державшегося Порфириана подверглись испытанию потоком бьющихся об его наплечники культистов-самоубийц. Воины атаковали его с мостков и балконов, вынуждая сержанта Железных Змеев выхватывать их с занятых позиций и отшвыривать прочь.

Пока отделение тонуло в смерти внизу, Порфириан смог наконец достигнуть крыши высокого жилого комплекса. Обессилев, он выронил боевой нож и выпрямился резким рывком. Обернувшись, он обнаружил в изумлении рассматривающего его с противоположной стороны Шолена Скару. Послушники плевали и рычали на Железного Змея, магистр же просто поднес вокс-перехватчик о рту.

— Эта змея умеет карабкаться, — шелковые обороты речи Шолена Скары с шумом пронеслись над магистралью. — Куда это ты собрался, змий?

Порфириан отстегнул шлем и отбросил его в сторону, отчего ничуть не впечатленный жестом Скара улыбнулся. Брат Гиперенор держал магистра в перекрестье прицела, но не выстрелил, а теперь у Порфириана не было болтгана, чтобы свершить правосудие. Лишь в одном сержант был уверен, стоя посреди царивших кругом смерти и разрушения — Шолен Скара слишком опасен, чтобы оставлять его в живых. Он был чудовищем, а на Итаке с чудовищами разговор был короткий.

Вынув второй гарпун из-за спины, Порфириан активировал силовое копье и сбалансировал его в руке. Расстояние было велико, но после нескольких тяжелых шагов и усиленного силовым доспехом прыжка с крыши, брат-сержант Порфириан метнул издающее треск копье, покрыв невозможную дистанцию между двумя башнями. Железный Змей видел, как приближающийся гарпун заставил улыбку магистра исказиться, превратиться в уродливый, испуганный оскал, а затем пробил мускулистую грудь еретика и пришпилил его к борту челнока.

Пока Шолен Скара неверящим взглядом пялился на торчащее из груди древко, прислужники-Свои отчаянно пытались вытащить гарпун из челнока, или стащить своего магистра с гарпуна. Приданного силовым копьем импульса было, однако, достаточно чтобы нарушить неустойчивое положение судна на крыше жилого комплекса. Пока Шолен Скара пялился и Свои вокруг него кричали, челнок наклонился и соскользнул с края крыши. Порфириан удовлетворенно наблюдал, как крутящийся челнок разбился у стены строения, разорвав Шолена Скару, после чего и челнок, и Скару поглотил шар яростного пламени, когда обломки достигли магистрали внизу.

Порфириан услышал рев двигателей. Брат Саламис ухитрился просочиться через паутину кабелей и мостков позади комплекса, и «Итакариад» завис на уровне крыши. Ткнув пальцем в керамите на магистраль и заживо погребено отделение «Орфеон» внизу, Порфириан отдал брату Саламису и «Грозовому Орлу» приказ оказать помощь. Космодесантник подобрал свой шлем и переключил вокс-каналы.

— Соедини меня с капитаном корабля, — скомандовал сержант.

— Мой повелитель?

— Леодок, я хочу, чтобы ты послал астротелепатическое сообщение в крепость Инквизиции на Хулане.

— Да, повелитель.

— Проинформируй их, что они могут не ждать прибытия еретика Шолена Скары.

— Будет исполнено.

— Другое отправь магистру войны, — мрачно закончил брат-сержант Порфириан. — Передай… Передай, что он потерял ещё один мир.

 

Одержав победы на Монтаксе и Ламиции, магистр войны Макарот спешно двинул свои силы вдоль дальнего фронта группы миров Саббаты и вторгся в их границы, чтобы нанести удар по печально известным вражеским мирам-крепостям в системе Кабала. Успешный захват системы Кабала был ключевой задачей для Имперского крестового похода за освобождение всей группы миров Саббаты. Чтобы справиться с такой грандиозной задачей, военмейстер отправил в атаку линейные корабли из флота Сегментум Пацификус, сам же готовился к наземному наступлению, собирая и перестраивая бесчисленные войска из резервов Имперской Гвардии.

«Тысячи громадных транспортов миллионами перевозили имперских гвардейцев, и все же боевым частям понадобилось почти восемь месяцев на то, чтобы собраться на Солипсисе. По пути пришлось часто задерживаться, отбивая случайные нападения. Прагарские полки на шесть недель были задержаны остатками легиона Хаоса на Номинаксе, а транспорты „Самофракия“ и „Сарпой“ целых три месяца пережидали на Антиохе-148 бушующий варп-шторм. И все же для любого, изучающего военную историю Империума, особый интерес представляют события, развернувшиеся в индустриальном мире-улье Вергхаст…»

Из истории Поздних Имперских крестовых походов.

 

Глава первая

Восстание Зойки

Сирены взвыли, хотя до смены оставался целый час, если не больше.

Жители города-улья замерли как один. Люди отрывались от работы, миллионы глаз сверялись с часами, широко распахивались в изумлении. Смолкли разговоры, хотя кто-то пытался шутить, чтобы скрыть напряжение. Дети заплакали. Часовые с Куртины засыпали командные станции Главного хребта вокс-запросами с требованиями подтверждения и уточнения. Смотрители и управляющие на фабриках и заводах пытались вернуть подчиненных к работе, это у них не очень получалось. Проверка, не иначе? Или ошибка. Еще мгновение — и сирены снова умолкнут.

Но сирены не затихали.

Где-то через минуту разразились воем и сигналы оповещения в центральном районе. Вскоре к вою присоединились гудки фабрик по всему нижнему улью, в доках и трущобах за рекой. Зазвучали даже огромные церемониальные горны на вершине Базилики Экклезиархии.

Улей Вервун кричал на все голоса.

Повсюду вращались мигалки, внешние жалюзи автоматически закрывались, блокируя окна. Информационные экраны потухли, стерев мерцающие линии прогнозов погоды, температуры, курса валют, сводок новостей и текущих показателей производства. Через несколько секунд по всем экранам побежала одна строчка: «Пожалуйста, сохраняйте спокойствие».

В залитых огнями залах Первой Вервунской литейной, в основном районе обработки руды, к западу от Террикона, — конвейеры, груженные необработанными камнями, прогрохотали к отвалу, и сработала аварийная остановка. Над хранилищем главной плавильни начальник производства Эган Сорик встал из-за заваленного бумагами стола и прошел к витражному окну кабинета. Он смотрел на огромный замерший цех, не веря собственным глазам, затем натянул рабочую куртку и вышел на мостки, вглядываясь в тысячи толпящихся внизу рабочих. Ворр, его помощник, заторопился следом, и звон его тяжелых металлических башмаков о решетки мостков влился в общую какофонию гудков и сирен.

— В чем дело, шеф? — выдохнул он, подходя к Сорику и вытаскивая трубки респиратора изо рта.

Сорик покачал головой.

— В пятнадцати тысячах кубов потерянной продукции, вот в чем гребаное дело! И это только начало!

— Что вы думаете? Неисправность?

— По всему улью сразу? Включи мозги! Неисправность?

— Ну а что тогда?

Сорик помолчал, задумавшись. Приходящие на ум объяснения ему не нравились.

— Молю Императора, только бы не…

— Что, шеф?

— Зойка… Зойка снова идет войной.

— Что?

Сорик презрительно оглянулся на своего помощника и потер лоснящийся лысый лоб расшитой золотом манжетой.

— Ты новости вообще читаешь?

— Только прогноз погоды и результаты матчей, — пожал плечами Ворр.

— Ты идиот, — заключил Сорик. «И слишком молодой, не помнишь», — подумал он. Проклятье, да он сам был юнцом, но отец его отца рассказывал ему о Торговой войне. Значит, то, что было девяносто лет назад, — не случайность? Неужели опять? Но новостные пикты пестрели этим последние несколько месяцев: Зойка молчит, Зойка сворачивает торговлю, Зойка возводит бастионы и размещает войска вдоль северных стен.

Такой тревоги не поднимали со времен Торговой войны. Это факт.

— Будем надеяться, что ты прав, Ворр, — сказал он. — Давай надеяться, что это хренова неисправность.

В Коммерции, главном торговом районе, к северу от Главного хребта, в тени Колонны Щита глава гильдии Ворлина Эмчандасте пытался успокоить покупателей, но сирены заглушали его. Свита уходила, уводя караваны слуг и носильщиков, делая гневные звонки по вокс-связи и — ничего не оставляя: ни подписанных контрактов, ни многообещающих записок, ни тем более денег.

Ворлин схватился за голову и выругался. Его прохладный расшитый шелковый наряд внезапно показался жарким и тяжелым.

На его крик явились телохранители: Менкс и Трор, крупные короткошеие мужчины в расписанных белым комбинезонах, с гребнем гильдии Ворлина, вытатуированным на щеках. Лазпистолеты были наготове, пустые бархатные потайные кобуры торчали из широких рукавов.

— Свериться с базами данных и каналами связи Администратума! — выплюнул Ворлин. — Возвращайтесь с объяснениями или не возвращайтесь совсем!

Они кивнули и вышли, проталкиваясь сквозь толпу суетящихся торговцев.

Ворлин прошел обратно в свою личную приемную за торговым залом, проклиная неумолкающие сирены.

Последнее, что ему сейчас было нужно, — это перерыв в торговле. Он затратил месяцы и львиную долю сбережений гильдии Ворлина, укрепляя торговые связи с благородным домом Йетч и четырьмя ординарными домами. Вся работа пропадет впустую, если торговля — и оборот средств — замедлится. Весь план может сорваться. Такие потери подкосят гильдию — его могут даже лишить значка и торговых прав.

Ворлина трясло. Он взял графин с латунного стола и уже собирался плеснуть себе крепкого джойлика десятилетней выдержки, чтобы успокоить нервы. Но остановился. Вернулся к рабочему столу, открыл ящик геноключом, который носил на тонкой цепочке на запястье, и достал небольшой игломет.

Убедившись, что оружие заряжено и готово к использованию, он вернулся к напитку. Он откинулся в кресле, потягивая выпивку, и разглядывал свой значок — символ ранга — с гребнем Ворлина и ярким орнаментом. Он ждал, сжимая оружие.

Сирены не умолкали.

На станции С4/а царила паника. Кадровые рабочие и поденщики, из тех, кто подрядился на временную работу в торговом районе, штурмовали транспорт, катившийся по зубчатой канатной дороге. Вагоны выдвигались как в сторону Наружных трущоб, так и к Главному хребту, забитые людьми настолько, что не всегда смыкались двери.

Толпа на платформе, вздрагивающая от каждого взвизга сигналов тревоги, становилась все более беспокойной с очередным переполненным вагоном, который грохотал мимо, не останавливаясь. Киоск торговца новостными пластинами опрокинули.

Ливи Коли, жена рабочего, тоже запаниковала. Волна тел оттеснила ее от колонн атриума станции. Она не ослабляла железной хватки на коляске, так что за Йонси не надо было волноваться, но она потеряла из виду Далина.

— Мой сын! Вы не видели моего сына? — умоляюще спрашивала она обезумевшую толпу, окружавшую ее. — Ему всего десять! Милый мальчик! Светленький, в папу!

Она схватила за рукав проходившего мимо служащего гильдии. Богатый, щедро украшенный шелковый рукав.

— Мой сын… — начала она.

Телохранитель члена гильдии оттолкнул ее ржаво-оранжевой плетью. Он предостерегающе сдвинул чехол с оружия, уводя хозяина прочь.

— Руки прочь, скотина, — вырвалось из его усиленной воксом глотки, резко и без эмоций.

— Мой сын, — повторила Ливи, пытаясь вытолкнуть коляску из человеческого потока.

Йонси безмятежно смеялась, укутанная в шерстяное одеяльце. Ливи перегнулась через навес коляски, чтобы приласкать дочь.

Но мысли ее путались. На нее налетали люди, толкая коляску, она с трудом удерживалась на месте. Что же творится? Почему все это произошло в тот единственный день месяца, когда она отправилась в Коммерцию за покупками? Гол хотел новые холщевые рукавицы. От погрузки руды на руках волдыри.

Так просто. И вот — началось! А она так и не купила рукавицы…

Ливи почувствовала, как слезы покатились по щекам.

— Далин! — позвала она.

— Я здесь, мам, — раздался слабый голосок, едва различимый сквозь вой сирены.

Ливи обняла десятилетнего сына с таким пылом, словно больше не собиралась отпускать никогда.

— Я нашла его у западного выхода, — добавил чей-то голос.

Ливи подняла взгляд, не размыкая объятий. Девушке на вид было лет шестнадцать. Шлюшка из Наружных трущоб, с клеймами и пирсингом трущобной банды.

— Но он в порядке.

Ливи быстро осмотрела мальчика, проверяя, не ранен ли.

— Да… Да, он в порядке. Ты ведь в порядке, Далин, да? Мама здесь…

Ливи взглянула на трущобную девку.

— Спасибо тебе. Спасибо за…

— Да все нормально.

Девушка провела рукой, унизанной кольцами, по выбеленным волосам.

Девушка напрягала Ливи. Эти клейма, серьги в носу. Метки банды.

— Да, да… я у тебя в долгу. Но сейчас нам надо идти. Держись за руку, Далин.

Девушка шагнула наперерез коляске, когда Ливи попыталась повернуть.

— И куда вы? — спросила она.

— Не думай меня останавливать, трущобная! У меня нож в сумочке!

Девушка отступила, улыбаясь.

— Не сомневаюсь, я просто спросила. Вагоны переполнены, а лестница — не место для женщины с ребенком и коляской.

— О.

— Может, я могла бы помочь решить проблему с коляской?

«И забрать мою кроху… забрать Йонси к тем тварям, как поступают отбросы вроде тебя в наружных трущобах там, за рекой!»

— Нет! Спасибо, но… Нет! — рявкнула Ливи и оттолкнула бандитку коляской. Она потащила сына за собой, все больше поддаваясь панике.

— Просто хотела помочь, — пожала плечами Тона Крийд.

Течение реки было слабым, и густая пена с каменной крошкой медленно плыла по водам Хасса. Портовый рабочий Фолик отвел свой обшарпанный, покачивающийся паром «Магнификат» от северного берега и двинулся к главным пристаням, что должно было занять восемь минут. Дизельный мотор скрежетал и кашлял. Фолик сбавил обороты и лавировал между баками с отходами, продвигаясь по искусственному каналу. Серые речные птицы с крючковатыми розовыми клювами вспархивали с ящиков гомонящей тучей. По левому борту «Магнификата» каменные сваи двухсотметрового Хасского виадука бросали на воду длинные холодные тени.

Проклятые сирены! Что там случилось?

Мясорубка сидел на носу, высматривая новые препятствия в реке. Он махнул Фолику, и тот медленно двинул паром правым бортом, качая волной обломки и буйки.

Фолик разглядел толпы на пристани. Огромные толпы. Он ухмыльнулся.

— Ох и нагреем мы руки на этом, Фол! — прокричал Мясорубка, отматывая просмоленный фал от кат-балки.

— Да похоже, — пробормотал Фолик. — Главное — успеть потом потратить…

Мерити Часс примеряла длинные платья у портного, когда раздались первые сигналы тревоги. Она замерла, уставившись на собственное бледное перепуганное лицо в зеркале. Сигналы звучали издали, почти что жалобно здесь, в Среднем хребте, хотя и местные сирены вскоре подключились. Из прихожей портного вбежали ее служанки и помогли ей надеть ее собственное платье.

— Говорят, Зойка собирается воевать! — сказала служанка Франсер.

— Прямо как раньше, во времена Торговой войны! — добавила служанка Уолт, затягивая корсаж.

— Меня учили лучшие преподаватели улья. Я знаю о Торговой войне. Она стоила улью больше крови и денег, чем какое-либо другое событие в его истории! Что здесь смешного?

Служанки, сделав книксен, отошли от Мерити.

— Солдаты! — хихикнула служанка Уолт.

— Красивые, изголодавшиеся — будут здесь! — пискнула служанка Франсер.

— Заткнитесь вы, обе! — приказала Мерити. Она затянула муслиновое фишю на плечах и заколола булавкой. Затем взяла свою кредитную палочку с палисандрового столика. Хотя палочка была инструментом, дающим ей доступ к личному счету в сокровищнице дома Часс, она была выполнена в виде покрытого узорами изящного кружевного веера, которым Мерити и взмахнула у себя перед лицом, распахнув.

Встроенный ионизатор тихонько зажужжал. Служанки потупились, давясь радостным хихиканьем.

— Где портной?

— Прячется под столом в соседней комнате, — сообщила Франсер.

— Я сказала, что вам нужно вызвать транспорт, но он отказывается вылезать, — добавила Уолт.

— В таком случае это учреждение больше не насладится благосклонностью благородного дома Часс. Мы сами найдем транспорт, — заключила Мерити. Высоко подняв голову, она вывела хихикающих служанок из увешанного коврами холла, и занавески сами отодвинулись, выпуская их в благоухающую изысканность Променада.

Гол Коли опустил кирку и снял налобный фонарь. Руки кровоточили и горели. Воздух почернел от каменной крошки, как от дыма. Гол набрал полный рот изотоника из питьевой трубки и перестегнул ее на воротник.

— Что за шум? — спросил он Трага Верэса.

Траг пожал плечами.

— Похоже на сигнал тревоги где-то наверху.

Забой глубинной шахты № 17 находился глубоко под акведуками и подъемными колесами огромного шахтерского района. Гол и Траг находились на глубине шестнадцати сотен метров под поверхностью.

Мимо них, так же глядя вверх и тихо переговариваясь, прошла еще одна рабочая бригада.

— Какие-то учения?

— Должно быть, — отозвался Траг. Они с Голом отшатнулись, когда цепь груженных рыхлой смесью тележек прогремела мимо них по грязной колее. Где-то неподалеку задребезжала бурильная машина.

— Ладно… — Гол занес кирку и замер. — Я волнуюсь за Ливи.

— Она будет в порядке. Поверь мне. А нам еще до нормы далеко.

Гол взмахнул киркой и вгрызся в камень. Как же ему хотелось, чтобы скрип и скрежет его орудия заглушили отдаленные сирены.

Капитан Бан Даур остановился, чтобы застегнуть свой двубортный форменный мундир и поправить кожаную портупею. Он заставил себя сохранять спокойствие. Как должностное лицо он должен был знать о любых тренировках, да и об учебных тревогах его обычно предупреждали. Но сейчас все взаправду. Он чувствовал.

Он взял перчатки и шипастый шлем и вышел из казармы. Коридоры крепостной стены Западного Хасса были переполнены военными. Все в синей униформе и шипастых шлемах Вервунского Главного, регулярной армии города. В общей сложности пятьсот тысяч — войска, плюс еще семьдесят тысяч союзных войск и бронетанковых дивизионов, могучая сила, заполонившая Куртину и форты улья Вервун. Полк имел достойное наследие и хорошо зарекомендовал себя в течение Торговой войны, со времен которой он был утвержден как регулярное формирование. Когда Имперская Гвардия объявляла мобилизацию, улей Вервун отбирал для них бойцов из числа своего сорокамиллиардного населения. Из Вервунского Главного никто никогда не переводился. Это была пожизненная служба, карьера. Однако, хоть их предки и сражались когда-то, ни один из солдат нынешнего состава Вервунского Главного пороха еще не нюхал.

Даур отдал несколько приказов, чтобы пресечь суету, воцарившуюся в коридорах. Он был молод, всего двадцати трех лет, высок и хорош собой, происходил из хорошей семьи Среднего хребта, и солдатам он нравился. Видя, что их командир спокоен, они как будто и сами немного расслабились. Хотя спокоен он был только внешне.

— Поднять дежурные посты! — распорядился Даур. — Ты! Где твое оружие?

Солдат пожал плечами.

— Я побежал, когда услышал… Забыл его, сэр…

— Дуй назад и найди его, бестолочь! Три дневных наряда вне очереди… когда все это закончится.

Солдат умчался.

— Так! — выкрикнул Даур. — Давайте-ка сделаем вид, что нас все-таки чему-то учили. Каждый из вас знает, где и что должен сейчас делать, — так вперед! Во имя Императора и во славу родного улья!

Даур направился вверх, вытаскивая автопистолет и проверяя обойму.

Капрал Бендас встретил его на лестнице. У Бендаса в руках был инфопланшет, а над губой — нелепые усики.

— Я говорил тебе сбрить это, — бросил Даур, беря планшет и просматривая его.

— Мне кажется, они… смотрятся лихо, — ответил Бендас с чувством, поглаживая усы.

Даур не обратил на него внимания, читая сводку. Они поднялись на верхушку башни мимо быстро сбегавших вниз солдат. На площадке они миновали капрала, раздававшего автоганы с настенного держателя шеренге ожидающих военных.

— Итак? — начал Бендас, когда они двинулись вверх по последнему пролету к вершине форта.

— Слышал слухи? Якобы Зойка опять затеял Торговую войну?

— Слухи подтверждаются?

Даур с кислой миной вернул пластину.

— Нет. Здесь вообще ничего не говорится. Это просто диспозиция от Штаба домов в Хребте. Всем подразделениям занять позиции, протокол «Гамма-сигма». Орудия на Стене и в фортах привести в боевую готовность.

— Там так сказано?

— Нет, я выдумал. Да, там так сказано. Орудия поднять, но не заряжать до дальнейших распоряжений Штаба домов.

— Это ведь плохо, да?

Даур пожал плечами.

— Что значит «плохо»?

Бендас помолчал.

— Я…

— Плохо — это растительность у тебя на лице. А что происходит — я не знаю.

Они вышли на продуваемую ветрами площадку с бойницами. Артиллерийские команды выводили на позиции три зенитные батареи: гидравлические поршни поднимали корпуса орудий с креплений, расположенных на вершине башни. Автопогрузчики выкатывались из лифтов. Остальные войска расположились в затянутых сеткой дотах. Всюду раздавались приказы и отзывы.

Даур прошел к краю и осмотрелся. За его спиной огромный, размытый дымкой силуэт Главного хребта упирался в хмурое небо, словно гранитная вершина, мигающая миллионами огней. Справа от него сверкали воды Хасса, окруженные мрачными силуэтами доков и — на другом берегу — наружных трущоб. Перед ним — изгибы огромной адамантиевой Куртины змеились к востоку от дымовой завесы плавильных заводов и темной громады Террикона, двадцатью пятью километрами далее лепившегося к окраине города.

К югу — наросты наружных трущоб, облепивших стену, темные краны и зубчатые колеса шахтерского района и рельсы главной южной железной дороги, тянувшейся вдаль. За краем улья тусклые грязно-зеленые луга упирались в горизонт. Видимость была средняя. Дымка искажала расстояние. Даур установил треногий скоп и всмотрелся. Ничего. Блеклое, зеленое, безысходное ничто.

Он сделал пару шагов назад и осмотрел вал. Одно из зенитных орудий было поднято лишь наполовину, военные с руганью пытались освободить гидравлические подъемники. В остальном все было готово.

Капитан поднял трубку вокс-передатчика, который нес за ним солдат.

— Даур говорит. Всем постам Западного Хасса. За дело.

Младшие офицеры действовали быстро и точно. Даур испытывал неподдельную гордость. Его подчиненные смогли выполнить протокол «Гамма-сигма» чуть менее чем за двенадцать минут. Крепость и западная часть Стены ощетинились оружием. Наготове были и орудия, и люди.

Он глянул вниз. Установили непокорное последнее орудие. Радостные возгласы артиллеристов, завывая, унес ветер, и команда подключила подгрузчик снарядов к орудию.

Даур переключился на другой канал.

— Даур, Хасский западный, Штабу домов. Мы дислоцированы. Ждем ваших распоряжений.

На огромной площади Маршалов, прямо внутри Куртины, рядом с вратами Иеронимо Сондара, грохот двигателей трех сотен танков сотрясал воздух. Ряды огромных танков «Леман Русс», выкрашенных в синий цвет Вервунского Главного, вхолостую жгли горючее. Все больше машин с лязганьем проталкивалось на площадь из ангаров позади казарм Южного улья.

Генерал Виголайн из Первой бронетанковой Вервунского Главного спрыгнул со своего помоста, пристегнул кожаный шлем и подошел к комиссару. Виголайн отдал честь, вытянувшись по струнке.

— Комиссар Каул!

— Генерал, — отозвался Каул. На площадь его только что привез штатный лимузин — огромная черная машина, удалявшаяся сейчас следом за своим мотоциклетным эскортом. С ним прибыло еще двое: комиссар Лангана и кадет-комиссар Фоскер.

Каул был высоким и тощим человеком и вид имел такой, словно носил черную фуражку и долгополый мундир имперского комиссара не по своей воле. Болезненно желтоватая кожа обтягивала череп, беспокойно бегали светло-ореховые глаза.

В отличие от Ланганы и Фоскера Каул был иномирцем. Старший комиссар был имперским гвардейцем, которого отрядили присматривать за Вервунской регулярной армией в качестве уступки ее затянувшемуся существованию. Каул тихо ненавидел свою должность. Его многообещающая карьера с Фадайхинским Пятым зашла в тупик несколько лет назад, и вот — против его воли он назначен сюда нянчиться с этой игрушечной армией. Теперь наконец-то представилась возможность как-то прославиться, что могло бы оживить его покрытые пылью надежды.

Лангана и Фоскер были из улья, оба из честолюбивых ординарных домов. Форма выдавала разницу их положений. Вместо двуглавого орла на застежке они носили кирку — эмблему УКВГ, Ульевого Комиссариата Вервунского Главного, дисциплинарного отдела регулярной армии. Сондарская знать помешана на дисциплине. Поговаривали даже, что УКВГ был чуть ли не тайной полицией, действующей в интересах правящего дома, и не подчинялся Администратуму.

— Есть распоряжения, комиссар?

Каул, рассеянно почесав нос, кивнул и протянул Виголайну сводку.

— Нам надлежит построиться и выдвинуться в луга. Мне не объяснили, зачем.

— Я полагаю, Зойка, комиссар. Они хотят сразиться с нами снова и…

— Вы посвящены во внутреннюю политику Зойки? — рявкнул Каул.

— Нет, комм…

— А верите ли вы, что слухи и разброд — орудия контроля?

— Нет, я…

— Пока не скажут, что это Зойка, это — никто. Это понятно?

— Комиссар. Вы… вы отправитесь с нами?

Каул не ответил. Он прошагал к «Леман Руссу» Виголайна и забрался в машину.

Три минуты спустя Сондарские врата распахнулись с истошным визгом гидравлических компрессоров, и бронированная колонна тройной шеренгой хлынула по главному южному шоссе.

— Кто распорядился объявить тревогу? — Вопрос прозвучал из трех глоток сразу, глухой, электронный, бесстрастный.

Маршал Гнайд, стратегический командующий Вервунского Главного и старший армейский офицер Вервуна, медлил с ответом. Было неясно, кому отвечать.

— Кто? — повторили голоса.

Гнайд стоял в мягко освещенном теплом приемном зале имперского дома Сондар, на самой вершине Главного хребта. Он жалел, что, входя, не снял свою обшитую галуном синюю шинель. От тяжелой, украшенной перьями фуражки у него чесался лоб.

— Это было необходимо, верховный.

Его окружили трое сервиторов, хромых и поддерживаемых лишь проволоками и проводами, свисающими с треков на потолке. Один — худенький андрогинный мальчик, забрызганный краской. Рядом — пышная девушка, обнаженная и покрытая золотыми руническими клеймами. Третий — толстощекий херувим с игрушечной арфой в пухлых ручках и лебедиными крыльями, пришитыми к спине.

Все они с безжизненными взглядами покачивались на своих трубочках и проводках.

Взвыла сервосистема, и девушка качнулась к Гнайду, волоча хромую ногу по кафельному полу.

— Ты — мой верный маршал? — спросила она так же монотонно, тем же чужим голосом.

Гнайд проигнорировал ее, глядя мимо мясной марионетки, как он называл это, на узорчатую железную цистерну в дальнем углу комнаты. Металл цистерны потемнел и был покрыт поразительно зеленой ржавчиной. Единственный иллюминатор таращился, словно мутный стеклянный глаз.

— Вы знаете, что это так, верховный.

— Тогда что же за непослушание? — спросил мальчик, и его атрофированные конечности затрепетали, когда трубочки и провода развернули его.

— Это не непослушание, верховный. Это долг. И я не буду разговаривать с вашими марионетками. Я просил аудиенции у самого правителя Домов Сальвадора Сондара.

Херувим внезапно качнулся прямо в лицо Гнайду. Подкожные тензоры растянули его пухлый рот в ухмылке, которая пугающе не соответствовала мертвому взгляду.

— Они — это я, а я — это они! Ты будешь обращаться ко мне через них!

Гнайд оттолкнул болтающегося херувима, передернувшись от прикосновения к своей руке его мертвенно-бледной плоти. Он сделал несколько шагов к железной цистерне и всмотрелся в иллюминатор.

— Зойка мобилизуется, собирает силы против нас, верховный! Грядет новая Торговая война! И орбитальные сканеры это подтверждают!

— Он не называется «Зойка», — проговорила девушка у него за спиной. — Используй его название.

— Промышленный улей Феррозойка, — сказал Гнайд со вздохом.

— Наконец-то немного уважения, — проскрежетал херувим, болтаясь вокруг Гнайда. — Наши старые враги, а теперь — ценнейшие торговые партнеры. Они — братья наши, такой же, как мы, торговый улей. Мы не пойдем на них войной.

— Уважение! — выкрикнул Гнайд. — Зойка всегда был нашим врагом, нашим соперником. Еще в прошлом веке были времена, когда они дрались с нами за сбыт.

— Это было до того, как дом Сондар занял место верховного здесь. Улей Вервун превосходит всех — сейчас и навеки, — изо рта говорившего мальчика-марионетки медленно потекла слюна.

— Весь улей Вервун чествует дом Сондар, приведший нас к господству. Но Легислатура благородных домов меньше часа назад проголосовала за то, чтобы мы готовились к войне. Вот почему включили сирены.

— Без меня? — прошипела девушка.

— Как и предписано, согласно обычаю мы подали вам сигнал. Вы не ответили. Параграф 347gf, утвержденный вашим прославленным предшественником, Иеронимо, наделяет нас полномочиями действовать.

— И вы используете старые законы, чтобы сместить меня? — спросил херувим, шевеля проводами, чтобы взглянуть Гнайду в лицо своими мертвыми глазами.

— Это не узурпация, верховный. Улей Вервун в опасности. Посмотрите! — Гнайд шагнул к цистерне и прижал инфопланшет к стеклу иллюминатора.

— Смотрите, что говорят орбиталы! Месяцы молчания Зойки, признаки их приготовлений к войне! Слухи, толки — почему нам не сказали правды? Почему все начинается так внезапно? Ты не знал? Ты, всевидящий, всезнающий верховный лорд? Или ты просто решил нам не говорить?

Марионетки начали метаться и трястись, наталкиваясь на Гнайда. Он оттолкнул их.

— Я поддерживал постоянную беседу с моим коллегой в улье Феррозойка. Мы стали находить удовольствие в этой связи, в этом товариществе. Его Высочество Клатш из дома Клатш — дорогой друг. Он не обманул бы меня. Сборы на стенах Феррозойки были проведены из-за крестового похода. Магистр войны Слайдо ведет свои легионы на наши просторы; подлый враг сопротивляется. Это предосторожности.

— Слайдо мертв, верховный. Пять лет как покоится на Бальгауте. Макарот теперь возглавляет походы. Отряды гвардии сейчас добивают выродков Хаоса из миров Саббаты. Каждый день мы радуемся, что наш мир, наш любимый Вергхаст не был затронут.

— Слайдо мертв? — три голоса спросили хором.

— Да, верховный. Теперь со всем уважением я прошу разрешения на пробный запуск Щита. Если Зойка собирает силы, чтобы завоевать нас, мы должны быть готовы.

— Нет! Ты обманываешь меня! Щит нельзя поднимать без моего разрешения! Зойка не угрожает нам! Клатш — наш друг! Слайдо жив!

Три голоса слились в пронзительный хор, мясные марионетки тряслись в неудержимом гневе.

— Вы не поступили бы столь пренебрежительно с Иеронимо!

— Твой брат, во всем его величии, не спрятался бы в цистерну сознания и не говорил бы через мертвых слуг… верховный.

— Я запрещаю!

Гнайд вытащил из шинели мерцающую герцогскую печать.

— Легислатура этого ожидала. Домами улья Вервун я уполномочен в целях сообразности лишить вас власти согласно Акту о правах, 45jk. Легислатура благодарна за ваше правление, однако нижайше просит вас принять к сведению, что намерена прибегнуть к акту исполнительной власти.

Гнайд оттолкнул марионеток и подошел к латунной консоли на дальней стене. Он нажал в центр печати, и из консоли высунулись штекеры с механическим щелчком, как вилка из розетки. Гнайд вставил их в замок и провернул.

Консоль замигала, включаясь, и по стеклянному экрану побежали, вибрируя, руны и знаки.

— Нет! — взвизгнули все трое. — Это неповиновение! Я — улей Вервун! Я — улей Вервун!

— Вас свергают на благо города, — рявкнул Гнайд. Он активировал переключатели один за другим, включая генераторы мощности глубоко под ульем. Он ввел последовательности, которые должны задействовать главную транслирующую колонну и активировать Щит.

Херувим набросился на него, но Гнайд оттолкнул его, и тот перевернулся, запутавшись в своих проводах. Гнайд набрал последнюю последовательность и потянулся к рычагу активации.

Внезапно он выдохнул и пошатнулся. Девушка-марионетка отскочила, сжимая в руке длинный меч. Клинок темнел кровью.

Гнайд пытался зажать сочащуюся кровью рану в пояснице. Колени подогнулись, и он рухнул. Девушка снова метнулась и пронзила мечом его горло.

Он упал лицом вниз, и ковер впитал хлещущую из ран кровь.

— Я — улей Вервун, — проговорила девушка. Мальчик и херувим бесстрастно повторили следом.

В железной цистерне, купаясь в теплом ихоре, безмятежно паря, подсоединенный каждым органом и сосудом к жизненным резервам улья, Сальвадор Сондар, верховный лорд улья Вервун… дремал.

Луга горели. По всему склону танки Вервунского Главного, покореженные и разбитые, плевались огнем на колышущуюся серую траву. Воздух пропитался едким дымом.

Комиссар Каул выбрался из командного танка за миг до того, как пламя поглотило визжащего Виголайна и его экипаж. Плащ Каула загорелся, но ему удалось сбить пламя.

Вражеский огонь полыхал в черном от копоти воздухе. Вервунский танк в сотне метров взорвался, ударной волной во все стороны рванулась шрапнель.

Один осколок задел висок Каула, и он упал.

С трудом встал на ноги.

Люди выскакивали из горящих танков, одни — в огне, другие — пытаясь помочь пылающим товарищам. Третьи бежали.

Каул прошел через поредевшие ряды Вервунского войска, ощущая горький и удушливый запах горящей травы.

Он вытащил пистолет.

— Где ваша отвага? — спросил он артиллериста и свернул ему шею.

— Где ваша сила? — осведомился он у двоих заряжающих, улепетывающих вверх по склону, и застрелил обоих.

Потом приставил дуло к лицу кричащего, полусгоревшего командира танка и вышиб ему мозги.

— Где ваша вера? — спросил он.

Он крутнулся и направил пистолет на группку танкистов, которые, спотыкаясь, брели по травянистому склону прочь от взорвавшегося танка.

— И? — спросил он. — Что вы делаете? Это война. От нее разве бегут?

Они замешкались. Каул прострелил голову одному — показать, что он настроен серьезно.

— Развернулись, живо! Лицом к врагу!

Оставшиеся танкисты развернулись и ринулись навстречу противнику. Танковый заряд разнес их всех в клочья секунду спустя.

Заряды вырвались с низких, похожих на тучи метеоритов, уничтожили еще двадцать танков в строе Вервуна. Взрывы были оглушающими. Каула швырнуло плашмя в траву.

Перекатившись на спину, он услышал лязг. На дальнем склоне боевые танки и орудийные платформы, выкрашенные в охряные цвета Зойки, катились к нему.

Тысяча или больше.

Из ниоткуда прямо перед сумерками, где-то через полчаса после того, как затихли сирены, начали падать первые снаряды, нежданные, запущенные дальнобойными пушками из-за горизонта.

Первые упали в южных наружных трущобах, вздыбив фонтаны обломков над домами рабочих.

Еще шесть попали в Куртину.

В Хасском западном Даур кричал своим людям, разворачивая орудия.

«Цель… дайте мне цель…» — молил он.

Танки и артиллерия Зойки, спрятанные в горящих лугах, навели прицел. Снаряды посыпались на улей.

Мощный залп обрушился на станцию на Вейвейрских вратах и поджег ее. Еще несколько попали в казармы — и убили тысячи военных, ожидавших развертывания.

Еще одна серия искрошила северные трущобы вдоль реки. Вышки и причалы взрывались и сыпались в воду. Посреди реки перегруженный паром Фолика засыпало тлеющими обломками. Фолик пытался повернуть по течению и орал на Мясорубку. Еще один снаряд упал в воду рядом, окатив кричащих пассажиров вонючей речной водой. Паром подбросило взрывной волной.

Еще два упали позади «Магнификата», взорвавшись и потопив лодочку «Необъяснимую», которая плыла вверх. «Необъяснимая» взлетела на воздух и поперчила воду осколками. Горели разводы горючего на речной ряби.

Фолик развернул и направил суденышко в фарватер. Мясорубка кричал ему что-то, но завывание снарядов заглушало его.

Прерывистый залп прокатился по шахтерскому району, сровняв водонапорные башни и подъемные колеса с землей.

Глубоко под землей Гол Коли пытался вытащить Трага Верэса из-под камней, свалившихся по главному стволу Глубинной шахты № 17. Повсюду с криками умирали шахтеры.

Траг был мертв — ему размозжило голову.

Гол отшатнулся, его руки были перемазаны кровью друга. Кабели лифта хлестнули вниз по шахте, кабина упала и разбилась. Центральный выход был завален.

— Ливи! — прокричал он в пустоту. — Ливи!

Ворра уничтожил первый снаряд, ударивший по Первой Вервунской литейной.

Эган Сорик упал ничком, и осколок руды, отброшенный взрывом, навсегда лишил его левого глаза.

Кровь из порезов потекла по лицу. Он перекатился по обломкам, а затем его подбросило еще одним ударом, взорвавшим главный конвейер. Кусок масляного кронштейна, пронесшись со свистом, обезглавил одного из кричащих рабочих и вонзился в мышцы бедра Сорика. Он взвыл, но его крик затерялся в шуме и вое возобновившихся сирен.

Ливи Коли оглядывалась по сторонам, а когда стеклянная крыша транзитной остановки взорвалась и упала на них, женщина попыталась закрыть собой Йонси и Далина.

Шрапнель разнесла ее в клочья — ее и еще шестьдесят человек. Массы горячего воздуха обжарили остальных. Далин чудом остался невредимым. Он поднялся, хрустя битым стеклом, и позвал мать.

Найдя то, что от нее осталось, он умолк, слишком пораженный, чтобы издать хоть звук.

Тона Крийд обняла его.

— Т-ш-ш, парень. Т-ш-ш.

Она перевернула опрокинутую коляску и увидела здоровую сияющую мордочку ребенка, улыбающегося ей. Тона взяла младенца на руки и потащила мальчика за собой.

Они были в двадцати метрах от южного атриума, когда новые снаряды сровняли станцию С4/а с землей.

Менкс и Трор вели главу гильдии Ворлина сквозь хаос Коммерции. Несколько магазинов к западу от них горели, дым заполнил улицы рынка. Ближайшей станцией к Главному хребту была С4/а, но по направлению к ней тянулся широкий шлейф дыма. Менкс повернул к заброшенному магазину гильдии Файк и направился к C7/d.

Когда они добрались до станции фуникулера, Ворлин уже кричал от злости. Телохранитель счел это страхом за свою жизнь, но отчаяние Ворлина носило чисто меркантильный характер. У гильдии Ворлина не было доли в торговле оружием, медикаментами и продуктами. На них свалилась война, а гильдии нечем торговать.

Они зашли на станцию, но она была безлюдна. Несколько брошенных вещей — кошельки, пикт-пластины и тому подобное — валялись по всей платформе. Экран индикатора транзита был пуст.

— Я хочу, — прошипел Ворлин, стиснув зубы, — вернуться в Главный хребет немедленно. Я хочу быть в доме семьи, внутри Хребта. Немедленно!

Трор посмотрел на рельсы и оглянулся.

— Я вижу свет фар, сэр. Фуникулер приближается.

Кабинки втащились на станцию и автоматически остановились. Они были забиты под завязку жителями Нижнего и Среднего хребта.

— Впусти! — заорал Ворлин на ближайшего у двери. Перепуганные лица уставились на него в молчании.

Снаряды лупили по Коммерции позади него. Ворлин вытащил игломет и открыл огонь по стеклам. Пассажиры, беспомощные, как крысы в клетке, кричали, умирая.

После недолгого колебания телохранители Ворлина присоединились к нему, лишив жизни человек двадцать или больше. Остальные с криками высыпали из перевозки. Вытащив тела, телохранители втянули Ворлина как раз тогда, когда время автоматической остановки подошло к концу и фуникулер двинулся дальше. Он вцепился в тросы и стал медленно карабкаться к корпусу Главного хребта.

— Дом Сондар, избави нас от лукавого, — прошептал Ворлин, садясь на позолоченную скамью и поправляя одежды. Менкс и Трор стояли рядом, неловкие и ослабевшие.

Ворлин глазел в окно поднимающегося поезда, не замечая снопов пламени и облаков дыма, расцветающих над городом внизу, — точно так же, как не замечал, похоже, лужи крови, омывавшие его туфли.

Залпы снарядов и дальнобойных ракет обрушились на южную часть Главного хребта. Несмотря на крепкий адамантиевый и керамитовый покров, некоторые даже прокололи шкуру огромной конструкции. Витрины приняли удар и брызнули на улицу, заполнив воздух свистящими осколками свинцового стекла и керамитовой стены. Полсотни господ из ординарных домов вместе со слугами искромсало на кусочки, а те, кто в панике рванулся вниз по улице, сгорели.

В паре шагов от магазина Мерити Часс, защищенная от взрыва рядом колонн, продолжала путь, и за ней, прижавшись друг к дружке, семенили плачущие служанки.

— Этого не может быть, — твердила Мерити сама себе. — Этого не может быть.

Множественные удары озарили Куртину вокруг Хасского западного. Противовоздушное орудие, то самое, которое не сразу поднялось, сейчас было подбито, и воспламененные боеприпасы выбили кусок стены.

Капитан Даур подготовил оружие и высматривал противника. Луга были пустыми. Дальнобойные орудия расстреливали город, не оставляя возможности отбиваться.

Даже если бы у них было разрешение.

— Капитан Даур — маршалу Гнайду! Дайте разрешение действовать! Отдавайте приказы! Маршал, прошу вас!

В тоскливой тиши приемной комнаты неповоротливые марионетки оттаскивали труп Гнайда с ковра. Голос отчаявшегося Даура и голоса сотен других полевых командиров тонули в этой тишине, неуслышанные.

Три снаряда один за другим ударили по Хасскому западному. Первый поджег боеприпасы. Второй испепелил капрала Бендаса и еще шестнадцать солдат. Третий стал смертоносной волной, которая раздробила вершину башни, и здоровый кусок крепостной стены рухнул вниз в облаке каменной крошки, пыли и пламени. С ним упал и капитан Даур, попавший в лавину рокрита и керамита. Увы, так и не дождавшись приказа действовать.

Плавая внутри железной цистерны, Сальвадор Сондар, верховный лорд улья Вервун, дремал. Удовольствие, которое он получил, поставив на место этого глупца Гнайда, отступало. Было что-то сродни боли, что-то вкрадывалось в его сознание по нейронным проводам, цеплявшим его сознание к информационным потокам и авторегулируемым системам улья. Он качнулся в теплой питательной жидкости и запросил информационные потоки Легислатуры и гильдий. Улей был… атакован.

Он перезагрузил связь, чтобы еще раз убедиться. Даже получив подтверждение, он отказывался верить. Его сознание не могло принять этот парадокс. На улей Вервун напали.

Но ведь этого не может быть.

Нужно время на размышления.

В раздражении он активировал генераторы Щита.

 

Глава вторая

Охрянная волна

В этот первый день стемнело рано. Мрачное небо пятнали черные столбы дыма, поднимающиеся над ульем и наружными районами, и пепельная завеса, расстелившаяся над лугами к югу. Густой, подсвеченный огнями черный дым клубился над шахтерским районом и промышленной зоной к югу от Куртины, а к северу от реки, среди покореженных цистерн и хранилищ в Хасских доках, тусклым коричневым пламенем светилось горящее топливо. Над разбросанными тут и там сотнями костерков поднимались нити белого, серого и сиреневатого дыма.

Обстрел продолжался, несмотря на Щит. Исполинский полупрозрачный зонт энергии поля вытянулся из огромной Колонны Щита в центральном районе, куполом простираясь над ульем и прикрепившись к якорным подстанциям в Куртине.

Тысячи снарядов и ракет врезались в него каждую минуту, оставляя вмятины в мареве энергии и заставляя его покрываться рябью и колыхаться, как зеленое желе. Изнутри Щит выглядел словно зеленое небо, расцветающее огнями.

Наблюдатели на южной стене, большей частью солдаты Вервунского Главного, смотрели сквозь дым и пламя внешних трущоб в скопы и магнокуляры — вдали над лугами мерцала сплошная стена пламени шириной в семьдесят километров. Дым над лугами — пепельно-серый, но исчерканный черным над редкими пожарищами у горизонта — приглушал умирающий свет южного неба. Яркие секундные вспышки подсвечивали марево горизонта, знаменуя свирепую схватку, развернувшуюся за горизонтом. Вот уже два часа с бронетанковой колонной генерала Виголайна не было связи.

Теперь, когда Щит укрывал основной улей, вдвойне доставалось внешним трущобам, зонам тяжелой промышленности и шахтерскому району. Незащищенные районы безжалостно вспахивали снарядами дальнобойные орудия, осадные минометы и зажигательные снаряды. Когда солнце зашло, южные окраины превратились в темную бесформенную массу, усыпанную тысячами огней, над которой словно повисла пелена непрерывных взрывов. С Куртины было видно, как воздушные волны, расходящиеся от каждого сильного удара, гасят костры.

Население южных наружных трущоб составляло приблизительно девять миллионов — плюс еще шесть миллионов рабочих, которые жили в главном улье, но выбирались на работу в промышленный район и шахты. Убежищ на всех не хватало. Кто-то спрятался в подвалах и подземных складах, и многие были там погребены. Бронебойные снаряды взрывами выхватывали их оттуда, будто крыс, опустошая временные убежища. Другие оказались погребены под тысячами тонн обвалившегося камня.

Было в южных трущобах несколько надежных, хорошо укрепленных убежищ для официальных лиц и местных управленцев. Эти убежища были построены девяносто лет назад, во время Торговой войны, и немногие из них оказались в рабочем состоянии. Группка управляющих трущобами два часа потратила на попытки подобрать верный рунный код, который впустил бы их в предписанное убежище, и в итоге их испепелила ракета прежде, чем они смогли попасть внутрь. Другая группа, двумя блоками севернее, вынуждена была отбиваться от перепуганной толпы, пытавшейся также укрыться от огня. Офицер УКВГ, возглавлявший группу, открыл огонь, пытаясь отогнать обезумевших горожан, чтобы высокопоставленный чиновник, хозяин мельниц со связями в гильдиях, открыл свое убежище.

Они заперлись внутри, двадцать три привилегированных горожанина с третьим уровнем полномочий, — в бункере, рассчитанном на двести человек. Все до единого умерли от удушья к утру. Вентиляционная система, давно требовавшая ремонта и постоянной поддержки, отказала, стоило включить ее.

В сумерках уже миллионы беженцев заполонили основные пути в улей и оказались заперты во вратах Сондара, на входе в Хасский западный и на грузовом маршруте транспортировки руды. Они даже пытались пробраться по железнодорожным туннелям в Вейвейрские врата, но внутренний терминал превратился в пекло после первой же волны бомбардировок, а ворота заклинило.

Другие, отчаявшись, медленно продвигались, обремененные пожитками или ранеными родными, в сторону Террикона и болотистых равнин, а кое-кто прорывался через пока еще не поврежденную станцию на вратах Кроу.

Хасский западный форт все еще был в огне, и его верхушка осыпалась обломками по обе стороны Стены. Тем не менее Стена и сами Хасские врата еще держались, и потоки беженцев тянулись в улей по Хасской дороге под присмотром солдат Вервунского Главного, охранявших поврежденные ворота. Но колонна людей просачивалась внутрь медленно, растянувшись на два километра и все удлиняясь, уходя от Хасских врат во тьму, беззащитную перед неустанными атаками, громящими внешние трущобы. Тысячи погибли, не успев добраться до укрытия, накрытые взрывами, и не меньше — наверное, тысяч восемь или девять — бежали к берегам реки.

Последний изогнутый отрезок стены к северу от Хасского западного форта, известный как Доковая стена, выходил в средние воды, и прохода там не было. Некоторые сгинули в коварных трясинах болота; другие гибли сотнями, пытаясь переплыть сам Хасс. Большинство вжималось в вонючий ил под Доковой стеной, горестно взывая к солдатам, которые ничем не могли им помочь с вершины стены двумястами метрами выше. Почти две сотни людей провели под этим грязным углом стены первые дни осады, страшась двинуться обратно вдоль стены к Хасским вратам. Голод, болезни и отчаяние убили всех до единого за четыре дня.

Сондарские врата были открыты, и основная волна беженцев искала спасения там. Отряды Вервунского Главного, согнанные туда, чтобы контролировать толпу, принимали людей так быстро, как могли, но все же медленнее, чем они прибывали, так что колонна людей протянулась уже на три километра вглубь горящих внешних трущоб.

Многие из замыкающих, уверившись, что погибнут раньше, чем доберутся до укрытия под Щитом, разворачивались и сотнями шли обратно в луга. Не выжил никто.

На площади Маршалов, внутри врат Иеронимо Сондара, войска улья боролись с ошеломляющим наплывом горожан. Сорок процентов прибывших были ранены.

Капитан Летро Карджин, назначенный главным в операции, уже через час был близок к отчаянию. Сперва он пытался сдерживать беженцев в пределах огромной церемониальной площади, но вскоре она оказалась забита под завязку. Некоторые семьи забирались на подножия статуй, чтобы хоть где-то обустроиться. Группа людей пела рабочие песни улья и имперские гимны. Множество дрожащих голосов вперемешку с громом бомбардировки и потрескиванием Щита вверху — все это нервировало его людей.

Казармы Вервунского главного на северо-западе площади, те, что приняли удар в первые же минуты атаки, все еще догорали, но огонь не распространялся. Карджин продолжал воксировать Штабу домов, пока ему не дали особое разрешение от гильдий открыть химический завод Анко на юге площади и здания гильдии на востоке, чтобы разместить излишек людей. Вскоре, однако, новые пространства тоже оказались заполнены. От гильдии имелись вполне определенные распоряжения относительно того, какие из их площадей можно использовать. Люди Карджина, которые закрывали доступ к некоторым зданиям, докладывали о прорывах. Поверх голов раздавались выстрелы. После бойни, которую они пережили снаружи, горстка вооруженных солдат не пугала толпу, и гвардия домов вскоре, пытаясь распределить вновь прибывших, оказалась оттеснена вглубь индустриальных районов. Большинству солдат совершенно не улыбалось расстреливать собственных сограждан. С другой стороны, когда один молодой офицер, разозлившись, открыл огонь по прущей на него толпе и убил двоих, свора закопченных дочерна текстильщиков разорвала на части его самого и шестерых подчиненных.

Карджин исступленно воксировал, прося советов и боеприпасов. К восьми вечера из Штаба домов и Легислатуры поступили новые распоряжения, установившие места для размещения беженцев, спешно обустроенные во внутренних трущобах к югу от Колонны и Коммерции. Ищущие пристанища во вратах Сондара, Хасских и в меньшей степени вратах Кроу теперь заполонили южные секторы улья. Часть домов Легислатуры, собравшись на экстренном заседании в Главном хребте, настаивала, что разместить население наружных трущоб — долг улья. Другие просто-напросто боялись, что главные южные магистрали окажутся запружены людьми и дома не смогут мобилизовать свои армии. Шесть благородных домов предоставили помощь, и продовольствие отправилось вниз по грузовой дороге — на площадь Маршалов и главное городское посадочное поле, куда также переправляли беженцев от Хасских врат.

Уже кое-что, но этого было явно недостаточно. Карджин задумался, осознает ли вообще элита улья катастрофичность ситуации. Имперские девизы, лозунги улья и прочие сообщения успокоительной пропаганды, сверкающие со всех информационных экранов, не могли остановить панику. Карджин был окружен тысячами озлобленных, перепуганных горожан, многие из которых были оглушены взрывами, обожжены до костей, а еще больше — умирали или не могли передвигаться. Остановить поток было невозможно, если только не закрыть врата. Толпа сильно превосходила числом его три сотни людей.

Карджину воксировали из северного угла площади. Там он обнаружил полевой госпиталь, разбитый медиками из какого-то ульевого лазарета. Сотни раненых были уложены на каменной кладке. За ними ухаживали доктора и санитары в карминовых халатах и масках.

— Вы Карджин?

Карджин огляделся. К нему обращался некто в халате и маске. Под маской обнаружилось миловидное личико. Взгляд, правда, был измученный и растерянный.

— Да… доктор?

— Военный врач Анна Кёрт, Общественное медицинское учреждение внутренних трущоб 67/mv. Я здесь старший уполномоченный. Мы пытаемся устроить сортировочный пункт возле повозок вон там, но поток людей слишком велик.

— Я делаю все возможное, доктор, — ответил он ровно.

Он видел тягачи и грузовики, которые тянулись, сверкая фарами и грохоча двигателями, по дороге к казармам, чтобы отвезти тех, кто нуждался в неотложном хирургическом вмешательстве, в полноценные лазареты внутренних трущоб и Нижнего хребта.

— Как и я, — ответила Кёрт без тени улыбки. Воздух был пропитан запахом крови и горелого мяса и полнился жалобными криками. — Госпитали уже заполнены ранеными из улья. Мы понесли огромные потери, прежде чем Щит был запущен.

— Я не знаю, что сказать, — пожал плечами Карджин. — Я следовал приказам и позволил прибывающим хлынуть с площади в близлежащие районы. Но им же конца нет! Наблюдатели со стены докладывают, что очередь снаружи по-прежнему растянулась на три километра.

Хирург застыла на миг, уставившись на забрызганную кровью кладку, прижав руки к губам.

— Я… — начала она, но замялась. — Вы не организуете мне вокс-звонок? Хочу связаться с начальством. Коммерцию эвакуировали, там есть место на полу. Вряд ли они дадут добро, но я хотя бы попытаюсь.

Карджин кивнул. Он позвал воксиста и распорядился помочь хирургу.

— Любая ваша попытка лучше, чем ничего.

Танк взревел и подскочил на вытоптанной траве холма и во весь опор рванул на север, а его башня развернулась, чтобы изрыгать снаряды в горящие позади луга и невидимого врага в хвосте.

Ночное небо было объято пламенем. Огненные хвосты ракет и свистящие снаряды вспарывали небо, летя к улью.

Комиссар Каул сидел в башне несущегося танка, выкрикивая танкистам приказы стрелять. Вокс-связь пропала. Он не мог связаться со Штабом домов. У него осталось сорок два танка из бронетанковой колонны в более чем четыре сотни. Плюс еще пятьдесят, что прибыли от Сондарских врат днем. Ни один из высокопоставленных офицеров бронетанковых войск Вервунской Первой не выжил. Смерть настигла и кадета Фоскера.

Теперь командование перешло к Каулу. Назначив комиссара УКВГ Лангану своим помощником, он перестроил разрозненные остатки танковых войск и направил их назад, к городу. Создалось ощущение, что они бегут, но Каул знал, что это было верным тактическим решением. Там, в лугах, они противостояли охряной волне, необъятному бронетанковому фронту Зойки, надвигающемуся тремя клиньями. Такие жестокие атаки он видел лишь в бытность свою имперским гвардейцем, во время грандиозных схваток на Бальгауте или Коциамине. А за танками густой тучей саранчи двигались полки пехоты…

Каул не хотел даже думать о мощи противника сейчас. Она была… невероятна. Невозможна. Охряная волна — все, что он видел, потоки выкрашенных охрой машин, катящихся на его войска, сминающих их.

Он попытался воксировать снова, но враг блокировал связь. Снаряды молотили по отступающим вервунским танкам. Как минимум два взлетели на воздух, когда загорелись боеприпасы, разбрасывая горящие обломки; детали брызнули, как выбитые зубы.

Водитель обратился к нему по внутренней связи:

— Сэр, прямо по курсу!

Каул развернулся. Улей Вервун уже виднелся, огромный светящийся пузырь зеленой энергии мерцал на небосклоне, словно исполинское грибовидное облако, озаряющее ночь. Каул в скоп увидел почерневшую обгорелую громаду наружных трущоб, стремительно приближающуюся к нему. Град снарядов все еще преследовал их.

— Каул — колонне! — выплюнул он по внутританковому воксу. — Построиться и следовать за мной по Южному шоссе. Мы вернемся в город через Сондарские врата. И да не сбежит ни один из вас, ибо я узнаю и найду его!

Он улыбнулся последним своим словам. Даже сейчас, под непрестанным обстрелом, он все еще мог ввернуть хорошую дисциплинирующую фразочку.

Высокий, отлично защищенный, изукрашенный золотом зал Легислатуры в верхних секторах Главного хребта полнился голосами спорящих.

Лорд Хеймлик Часс, благородный патриарх дома Часс, откинулся на своей обшитой бархатом скамье и бросил взгляд в сторону своих помощников и управляющих.

Этой ночью Легислатура была переполнена. Присутствовали все девять благородных домов, а также представители остальных двадцати одного ординарного дома и дроны от более трехсот гильдийных организаций и семей в своих пышных нарядах. А в яме общин — сотни представителей простого народа нестройно требовали решительных мер.

По праву благородного дома скамья Часса располагалась во внутреннем кругу, прямо над кафедрой Законодателя. Вокс- и пикт-дроны с жужжанием парили над скамьями, словно огромные шмели. Хористы Легислатуры, которым несколько минут назад велел заткнуться лорд Кроу, угрюмо сидели на своем балкончике, комкая листы с нотами и швыряясь ими в собрание внизу. Лорд Дженик из ординарного дома Дженик стоял в среднем кругу, читал с заготовленного планшета и пытался привлечь внимание к своему плану из пятидесяти пяти пунктов.

Часс нажал на геноридер сбоку своего деревянного сиденья, и перед ним развернулся экран.

Он ввел свой уровень полномочий, коснулся панели реплик и написал: «Мастер-законодатель, мы начнем дебаты — или будем препираться всю ночь?»

Слова высветились на центральном экране, и еще шесть благородных домов, пятнадцать ординарных и большинство гильдийных организаций поддержали Часса.

Наступила тишина.

Мастер-законодатель Анофий, горбатый старичок в треугольной шляпе с лентами, поднялся на ноги и начал литанию освобождения. Собрание соблюдало тишину, пока она исполнялась. Анофий погладил длинные серебряные усы, расправил опаловую мантию и открыл прения.

— Слово лорду Анко.

Из ямы общин раздались стоны.

Анко поднялся, точнее, был поднят помощниками. Его скрипучий, усиленный воксом голос разлился по залу.

— Я скорблю из-за атаки на наш улей, предпринятой недавними друзьями из Зойки. Я за то, чтобы отшвырнуть их и отправить домой поджавшими хвосты.

«Кто бы спорил», — подумал Часс. Анко, как всегда, говорит только очевидные вещи.

Анко продолжал:

— Я прошу у Легислатуры поддержки по другому вопросу. Мой завод сейчас переполнен бедняками из пригородов. Офицеры домов сообщают, что завод забит настолько, что производство остановлено. Это вредит улью Вервун. Я прошу, чтобы дому Анко было позволено выдворить беженцев из своих помещений.

Снова негодующие вопли снизу.

— Лорд Йетч?

— Вот так мы обращаемся с рабочими, кузен Анко? Они нравятся тебе, когда поднимают твою выработку. А теперь ты ненавидишь их, когда они спасаются на твоих фабриках?

Снова шум, еще громче. Несколько лордов и многие гильдийцы решительно надавили на сигналы поддержки. Анко сел с перекошенным от гнева лицом.

— Лорд Часс?

Часс поднялся.

— Боюсь, что мой кузен Анко в данном случае упустил цельную картину. Девяносто лет прошло с тех пор, как мы столкнулись с подобной катастрофой. Началась вторая Торговая война. Доклады говорят о том, что силы противника существенно превосходят нашу защиту. Все мы видели, какой удар пришелся сегодня по улью. Да что там, моя родная дочь еле добралась домой живой.

Голограммы соболезнования заискивающе засветились над ложами нескольких ординарных домов. Часс продолжил.

— Если атака неудобна нашим домам, я скажу: мы готовы терпеть неудобства! У нас есть обязательства перед населением улья, и кузену Анко следовало бы ставить этот простой факт выше производственных показателей. Я хочу озвучить перед Легислатурой более насущные вопросы. Первый: почему нападение оказалось сюрпризом? Второй: обращаться ли нам за помощью к Империуму? Третий: где верховный лорд, что было ему известно об этом, и почему Щит был активирован так поздно?

Зал взревел. Сигналы поддержки засветились повсюду. Законодатель потребовал порядка.

— Лорд Часс, — проговорил голос, напевом прокатившись по всему колоссальному залу. — И как же я должен ответить вам?

Повисла тишина. В сопровождении десятка невозмутимых офицеров в форме УКВГ верховный лорд Сальвадор Сондар вошел в зал.

Он ослеп на один глаз и сильно хромал. Его плоть обуглилась и покрылась волдырями, одежда висела клочьями. Но он все еще являлся начальником завода. Опираясь на кирку, Эган Сорик ревел так громко, как позволяли обгоревшие легкие, выводя более трех сотен литейщиков через северные турникеты Первой Вервунской литейной. Большинство были так же черны от сажи, как он, на темном фоне выделялись лишь два цвета: блестящий красный — открытых ран, или белый — свежей одежды.

Одежды — и белков глаз, вылезающих из орбит от ужаса.

Одни несли раненых на себе, кто-то на импровизированных носилках, кто-то в связанных вместе мешках, кого-то везли в тележках для руды.

Сорик обошел по кругу и оглянулся уцелевшим глазом. Первая Вервунская литейная и часть окрестных заводов, перерабатывающих руду, пламенели. Дымоходы разорвало от жара, и белый пепел падал в желтое пламя. Вейвейрский вокзал тоже напоминал факел.

Он услышал крики и ругань из зала под ним и похромал вниз, проталкиваясь через ряды мужчин и женщин, работавших на его заводе.

Дюжина солдат Вервунского Главного задерживала продвижение выживших по транзитному каналу 456/k во внутренние трущобы. Их возглавлял офицер УКВГ.

— Нам нужно попасть туда, — сказал Сорик, пробравшись к офицеру комиссариата. Даже одним глазом Сорик видел беспокойный, безумный огонек в глазах молодого офицера УКВГ.

— Распоряжение от Главного хребта, старик, — ответил комиссар. — Нижние трущобы забиты людьми. Невозможно принять больше. Останавливайтесь здесь, припасы со временем прибудут.

— Как тебя зовут? — спросил Сорик.

— Комиссар Боуном.

Сорик помолчал, неуклюже оперся на импровизированный костыль и стер пепел со своего значка смотрителя.

Он поднял его так, чтобы человек в форме его разглядел.

— Сорик, начальник производства, Первая литейная. Нас только что разбомбили в пыль. Моим рабочим нужен доступ к укрытию и лечению. Сейчас, а не со временем.

— Прохода нет. Доступ закрыт. Обустраивай своих людей здесь. — Солдаты за спиной Боунома многозначительно подняли оружие.

— Здесь? Посреди вонючей улицы, рядом с горящими карьерами? Нет уж. Мальчик, Первая литейная — собственность благородного дома Гавунда. Мы — души лорда Гавунда. Если он услышит об этом…

— Я подчиняюсь только дому Сондар. И тебе бы следовало. Не угрожай мне.

— Да где тут на хрен угроза, идиотина? — спросил Сорик, оглянувшись на подходящих рабочих и получив смешки в ответ. — Одноглазый калека вроде меня? Пусти нас.

— Ага, пусти нас! — взревел рабочий рядом с Сориком. Озмак, наверное, но под слоем сажи все были на одно лицо. Остальные рабочие глумливо смеялись и вторили.

— Ты понимаешь, что такое чрезвычайное положение, старик? — спросил Боуном.

— Понимаю? Я, мать твою, в нем нахожусь! — выпалил Сорик. — Отвали!

Он попытался оттолкнуть офицера УКВГ, но Боуном толкнул его в ответ, и Сорик упал на замусоренный осколками пол.

Раздались крики недовольства и гнева. Рабочие хлынули вперед. Боуном отшатнулся, вытащил автопистолет и выстрелил по надвигающейся толпе.

Озмак упал замертво, еще кто-то повалился раненный.

— Все! Довольно! Вас предупредили! — закричал комиссар. — Вы останетесь там, где…

Кирка-костыль Сорика раскроила череп Боунома, и он осел на землю. Прежде чем солдаты успели отреагировать, рабочие налетели на них, словно приливная волна. С отрядом было покончено в считанные секунды.

Литейщики собрали их оружие. Рабочий Ганниф передал Сорику пистолет комиссара.

— Я вас в обиду не дам! — рявкнул Сорик. Он дал знак следовать за ним по транзитному каналу. Они отсалютовали ему и двинулись в город.

— Маршал Гнайд мертв, — сообщил Легислатуре верховный лорд Сондар. Зал безмолвствовал, пока парящий трон верховного лорда возносился на главную кафедру вместе с каменноликим авангардом УКВГ. Трон Сондара зафиксировался над кафедрой законодателя, и лорд улья Вервун долгое мгновение всматривался в собрание, прежде чем заговорить. Он был одет в королевскую мантию, лицо закрывала бирюзовая керамическая маска Януса.

— Мертв, — повторил Сондар. — Наш улей на пороге войны — а вы, благородные дома, низкие дома, гильдийцы — вы полагаете, что настало время узурпировать власть?

Молчание затянулось.

Маска Сондара повернулась, он оглядел огромное пространство ярусного зала.

— Мы — едины, либо же мы — никто.

Все то же напряженное молчание.

— Я полагаю, вы считаете, что я слаб. Я не слаб. Я полагаю, вы считаете, что я глуп. И это тоже не так. Я полагаю, что некоторые благородные дома видят здесь возможность изменить собственные судьбы.

Мановением руки верховный лорд позволил лорду Анко подняться.

— Мы никогда не сомневались в Вас, верховный лорд. Торговая война обрушилась на нас столь внезапно…

«Ах ты ж скудоумный слабак, — подумалось Чассу. — Сондар толкнул нас в это слепыми, а ты умиляешься. И где же пыл, с которым ты днем призывал нас действовать решительно?»

— Зойка поплатится, — сказал Сондар. Часс присмотрелся к движениям верховного лорда и заметил, насколько отрывистыми они были. «Это не он», — понял Хеймлик. Негодяй отправил очередную куклу-сервитора вместо себя.

— Мы связались с Северными литейными группами и Ванник Магной. Они укрепят наш гарнизон. Наша контратака начнется в течение двух дней.

Одобрительный шум донесся из ямы общин и гильдийских лож.

Часс поднялся и заговорил:

— Я полагаю, что в интересах всего Вергхаста будет просить помощи у Империи.

— Нет, — ответил Сондар быстро. — Мы уже побили Зойку однажды; сделаем это снова. Это внутренние проблемы.

— Уже нет, — раздался голос снизу. Собрание посмотрело вниз на скамьи, где сидели представители Администратума. В маске и капюшоне, на ноги поднялся интендант Бейнфейл из Имперского Администратума. — Астропатические сообщения уже были отправлены с просьбой об имперской помощи от военмейстера Макарота. Вервунское производство артиллерийских орудий и военного транспорта жизненно необходимо для постоянной поддержки Крестового похода на миры Саббаты. Военмейстер не станет отмахиваться от нашего прошения. Это серьезнее, чем локальные планетарные разборки, верховный лорд Сондар.

Сондар или, точнее, то, что его представляло, как будто затрясся на своем троне. Часс предположил, что от гнева. Равновесие между полномочиями улья и Империума всегда было весьма шатким в улье Вервун, даже в сравнении с остальной знатью Вергхаста. И все же столь серьезные и явные столкновения были редки. Часс хорошо понимал стратегическую ценность вклада улья Вервун и остальных предприятий Вергхаста в благополучие похода, но размах действий интенданта все же поразил его. Администратум был бюрократической правой рукой самого Императора, но обычно они все же склонялись перед волей местного планетарного правителя.

«Все еще хуже, чем показалось сначала», — подумал он, и неприятное чувство закралось ему в душу.

Держа младенца и таща свободной рукой маленького мальчика, Тона Крийд бежала через горящую северную часть Коммерции. Мальчик плакал. Она ничего не могла поделать. Если бы они добрались до доков, она смогла бы переправить их через реку в надежное место. Но дороги были забиты. С той же скоростью, с какой прибывали в улей беженцы с юга, местные бежали на север.

— Куда мы? — спросил мальчик, Далин.

— Куда-нибудь в надежное место, — ответила Тона.

— Кто ты?

— Я твоя тетя Тона.

— У меня нет тети.

— Теперь есть. И у Янси тоже.

— Йонси.

— Как скажешь. Бежим, — Тона пыталась протащить их через огромную толпу, заполнившую транзитные каналы к докам, но их крепко зажало.

— Куда мы идем? — снова спросил ребенок, когда они укрылись под навесом магазина, чтобы избежать давки.

— Отсюда. К реке, — таким был план. Но при такой толчее она не была уверена, что это возможно. Может, в городе, под Щитом, было бы безопаснее.

Ребенок заплакал.

Он не мог дышать. Давление и темнота над ним ошеломляли. Что-то маслянистое капало ему на глаза. Он попытался пошевелиться, но ничем пошевелить не мог. Нет, неправда. Он мог пошевелить пальцами ног в армейских сапогах. В рот набилась рокритовая пыль. Он закашлялся и обнаружил, что легким не было места развернуться. Он был придавлен.

Над ним раздавались треск и звяканье. Он слышал голоса, приглушенные расстоянием. Он попытался крикнуть, но подавился пылью, даже для кашля не хватало места.

Свет. Лучик света, прямо над ним, когда камень убрали. Камень убрали — и сразу же осколки поменьше стали давить сильнее, прижав к земле ноги и таз.

В просвете над ним показалось лицо.

— Кто там внизу? Ты жив?

Охрипший, с пересохшим ртом, он ответил:

— Меня зовут Бан Даур. И — да, я жив.

Дом его семьи опустел. Чиновник Ворлин прошагал внутрь, оставляя цепочку липких кровавых следов. Его клан наверняка был в Легислатуре. Ну и пусть себе пресмыкаются перед верховным лордом.

Он пересек занавешенную комнату, подошел к тиковому столику возле узорчатого окна и налил себе тройную порцию джойлика. Менкс и Трор ждали в прихожей, нервно перешептываясь.

— Телохранители! Ко мне! — позвал Ворлин, когда огонь выпивки разлился по телу. Он взмахнул палочкой-переключателем, но настенный экран крутил лишь имперскую пропаганду. Он вырубил экран и отбросил палочку.

Подошли телохранители. Они оба снова спрятали оружие, как было положено в гильдийских домах.

Ворлин уселся на подвесной диван и, улыбаясь, потягивал напиток. За окном раскинулась громоздкая туша улья Вервун, многие кварталы объяты пламенем. Небо, выглядящее зеленым сквозь Щит, шло рябью под непрекращающимся артобстрелом.

— Вы сегодня хорошо мне послужили, — сообщил им Ворлин.

Охранники замерли в неуверенности.

— Менкс! Трор! Друзья мои! Налейте себе и расслабьтесь! Ваш хозяин горд вами!

Они засомневались, но затем решились. Трор поднял графин, а Менкс нашел стаканы. Стоило им повернуться спинами, Ворлин вытащил игломет и выстрелил.

Первый выстрел вышиб позвоночник Менкса, и того швырнуло на столик, который под ним проломился. Трор оглянулся, и второй выстрел разнес вдребезги графин в его руках, а третий взорвал голову и отшвырнул тело на обломки столика.

Ворлин поднялся, не выпуская выпивку, выстрелил еще тридцать раз по искореженным трупам, просто для порядка. Затем снова сел и, потягивая напиток, наблюдал, как горит улей Вервун.

— Дорога заблокирована, сэр! — крикнул водитель танка Каулу по внутренней связи. Прорываясь по Южному шоссе сквозь обломки внешних трущоб, все еще под обстрелом, колонна Каула добралась до хвоста очереди беженцев, тянущейся от Сондарских врат.

Каул высунулся из башни, глядя вперед, в море толкающихся людей.

Западнее падали снаряды, освещая ночь.

Каул спустился в танк и сказал:

— Поезжай прямо.

Водитель воззрился на него в изумлении.

— Но, комиссар…

— Ты оспариваешь прямой приказ? — рявкнул Каул.

— Нет, сэр, комиссар, сэр, но…

Каул прострелил ему горло и вытащил подергивающееся тело с водительского места.

Он уселся в перемазанное кровью железное кресло и отправил сообщение по внутренней связи: «Бронетанковая колонна. За мной».

«Просто трущобные крысы… бесполезные», — решил он, направив танк на толпу, давя все и вся на пути к далеким вратам улья Вервун.