Два микрона влево. И четыре вниз. Ну вот… Адепт третьего класса Паллант Равашоль отрегулировал тонкие ножки кронциркуля, выдвинувшиеся из кончиков пальцев, и самодовольно усмехнулся, когда наглухо зашитая индоктринирующая пластина гладко скользнула в серое вещество сервитора (вдоль и поперек изувеченное лоботомией) и угнездилась в продолговатом мозге.

— Никто не разбирается в сервиторах лучше меня, — пробормотал адепт, наблюдая за волоконными усиками, устремившимися из пластины в глубины головного мозга. Когда они хорошенько укоренились, Паллант прикрутил обратно черепную крышку сервитора из блестящего сплава и потянулся за ножницами по металлу, которыми и поджал защелки. Теперь мозг был защищен от повреждений. Равашоль бросил битую пластину в поясную сумку для инструментов, предварительно убедившись, что она не попадет к целым и исправным. Дрожь вызывала одна только мысль: что может стрястись, если в голове боевого робота окажется эта самая битая пластина или в мозгу какого-нибудь сервитора-погрузчика случайно поселится алгоритм действий его фронтового аналога.

— Ну вот и чудно, — сказал Равашоль, затянув последний зажим. Болезненно бледный, серый в лице сервитор встал с хирургического кресла. Его, получеловека-полумашину, оснащенную пневматическими подъемниками вместо рук, отличали визуальные определители массы, встроенные в то, что осталось от головы. — А теперь ступай. Возвращайся к грузовым командам адепта Цета. Шестьдесят третьей экспедиции нужны оружие и боеприпасы, если уж сам Воитель взялся за умиротворение Исстваана.

Понятное дело, сервитор ничего не ответил, а просто развернулся на месте и вышел из комнаты, где первой помощи Равашоля (или же банального удаления неисправной механики из приютившей ее плоти) ожидали еще с полдюжины поврежденных сервиторов.

Подобный ремонт был самым примитивным из умений Равашоля, но адепт знал, что в сложившейся ситуации некого винить, кроме самого себя, и в итоге именно эта работа привлекла к нему внимание его нового мастера — старшего адепта Луки Хрома из марсианских кузниц.

Обнаружив, что после возвращения из мастерских Равашоля сервиторы работают быстрее, эффективнее и аккуратнее, Хром навел о нем справки. А уже через неделю Паллант паковал свои скудные пожитки, прощался со старым мастером, адептом Урци Злобным, и собирался в кузницы Мондус Гаммы, где его ждало срочное перераспределение.

Когда речь заходила о сервиторах, большинству марсианских адептов черепная инженерия становилась малоинтересной. Но Равашолю нравилась такая работа. В конце концов, только разобравшись с внутренней механикой человеческой головы, можно было надеяться постигнуть механику мозга робота.

Эти рассуждения неминуемо возвращали его к размышлениям о проекте «Каба»…

Равашоль отбросил эти мысли и попытался сосредоточиться на текущей работе — боевом преторианском сервиторе, у которого заклинило пушку, впоследствии взорвавшуюся на полигоне. Орудие ремонту уже не подлежало, чего нельзя было сказать об электронике, которой была напичкана грудь киборга, и системе наведения, занимавшей большую часть головы.

Уставившись на покореженный металл, Равашоль отрешенно скреб щеку слабо шевелящимися механодендритами. В отличие от большинства адептов Марса, тело Палланта в основном состояло из живой плоти и крови, если не считать левой руки, которую еще в шестнадцать лет заменила бионическая.

Но мысли упрямо возвращались к машине Каба, и Равашоль с виноватым видом отвернулся от искалеченного преторианца и отправился вон из мастерской в стальные коридоры храма-кузницы. Адепт понимал, что эта отлучка будет ему стоить очередной двойной смены, но все-таки решил, что время, проведенное в обществе машины Каба, того стоит.

Равашоль без ложной скромности высоко оценивал свое знание роботов и их программирования, но тот, кто был автором кода на индоктринирующих пластинах, определявших системы машины Каба, стоял на голову выше его. Вряд ли это был адепт Хром, который, несмотря на все его достоинства в других сферах, никогда не проявлял интереса к интегрированному сознанию боевых машин.

Коридоры храма-кузницы были слабо освещены: люминосферы над головой светились ровно настолько, чтобы скрадывать ощущение времени. О каком бы времени суток вам ни напоминал собственный организм, все равно не угадаешь точно. Однако для карьерного роста в Механикум различение дня и ночи совсем не обязательно.

Кран-балки и толстые жгуты кабелей вперемежку с трубами украшали стены коридоров, по которым в обе стороны живо сновали многочисленные сервиторы, колесные, гусеничные и паукообразные роботы-курьеры. Равашоль кивнул проходившим мимо адептам в мантиях, не обращая внимания на их взгляды, полные сочувствия (отвращения?) к живой плоти его лица и рук. Некоторые из этих адептов жили тут столетиями, удлиняя свой век аугметикой, благословением Омниссии — Бога-Машины марсианского жречества. Минуя адептов, Равашоль отмечал про себя, какого благословения удостоен каждый из них, и поклялся, что в один прекрасный день он тоже будет удостоен такой благодати, даром что сам Император выражал общеизвестную неприязнь к вещам подобного рода.

Равашоль прошел мимо Храма Бесфрикционного Поршня, где адепт Эристо совершенствовал технологии Индонезийского блока, разграбленного сто лет назад во время войны между Марсом и Террой.

Жужжание механических молитв лилось из Усыпальницы Велрерска, где нескончаемые ряды одетых в красные мантии адептов в унисон били поклоны хромированной статуе давно почившего первооткрывателя керамитового пресса СШК.

Равашоль уважительно поклонился в сторону кумирни, прежде чем пройти в наиболее охраняемую часть храма-кузницы. Святилище, где производилась секретная работа, караулили серебристокожие скитарии в красных плащах и блестящих, бионически подключенных к телам панцирях, что делало этих солдат более сильными и выносливыми.

— Я пришел поработать с машиной Каба, — заявил адепт привратнику перед грандиозной стальной дверью, которую сторожили двадцать скитариев и парочка мощных огневых точек. Сначала Равашоля поражало исключительное количество охраны в этой части храма, но позднее, узнав, что находится внутри, он перестал удивляться.

— Генно-механический ключ, — протянул левую руку солдат.

— Да-да, — подал ему свою Равашоль. — Такое впечатление, будто последние полгода я не появлялся тут чуть ли не каждый день.

Скитарий ничего не ответил. Но они вообще говорят редко. Адепт подумал: а может, у этого человека в свое время удалили не только чувство страха, но и чувство юмора? Равашоль ощутил легкий дискомфорт, когда механодендриты солдата проникли в его ладонь и дальше — в костный мозг. В глазах скитария зажглись янтарные огоньки, пока пытливые усики считывали машинные коды адепта и брали образцы генетического материала.

— Личность подтверждена, — заявил солдат и махнул своим воинам.

Над дверью загорелась красная лампа. Равашолю это показалось уж слишком наигранным, он отступил в сторону, пока медленно открывалась массивная дверь на колоссальных подшипниках. Ее трехметровой толщины створки могли выдержать всё, кроме, пожалуй, орбитальной бомбардировки. Хотя Равашоль только недавно начал понимать, к чему такие предосторожности с машиной Каба.

Адепт вошел в храм и оказался в широком коридоре с закругленными стенами. Коридор вел в сводчатый зал, от которого расходились еще несколько коридоров, похожих на этот, — ярко освещенных и стерильных. Зал ломился от техноматов, калькулюслогов и адептов, шелестевших мантиями за своими операторскими местами, — каждый из них работал над одним из параметров машины Каба.

Пройдя через зал, Равашоль усмехнулся и вошел в туннель прямо перед собой. Миновав очередной ряд дверей на генно-механических замках, адепт наконец попал в храм машины.

В отличие от предыдущего зала-вестибюля, техников тут не наблюдалось, ведь на самом деле мало кто из них имел доступ в эту часть лабораторий. Лицом к лицу Паллант встретил квартет боевых сервиторов, а их жуткое оружие истребления зажужжало, поймав адепта в прицел. Четырехствольные пушки на турелях, конверсионные излучатели и энергетические «когти» — и все это усилено смертоносной скоростью.

— Имя! — прогремел ближайший сервитор все еще человеческим голосом, но уже лишенным эмоций и жизни.

— Адепт третьего класса Паллант Равашоль.

Пока адепт говорил, визуальные и звуковые сканеры протоколировали его голос, массу, отличительные черты и биометрические характеристики. Только после этого охрана смирилась с его присутствием и опустила оружие.

Равашоль понимал, что ему нечего бояться этих боевых сервиторов, так как он сам разрабатывал процедуру автономной защиты, но все равно при виде их стволов приходилось подавлять в себе дрожь.

Если бы хоть один протокол дал сбой, от Палланта осталось бы сейчас мокрое место.

Адепт прошел мимо боевых сервиторов, похлопал плавно вращавшийся ствол пушки и взглянул на машину Каба с уже знакомой смесью волнения и трепета, возраставших с каждым шагом.

Недвижимая, машина располагалась в дальнем конце комнаты: монтаж гусеничного шасси для ее шарообразного бронированного корпуса еще не был завершен. В диаметре Каба достигал шести метров, а в высоту — все десять, хотя лишний метр добавляли высокие наплечники, защищавшие уязвимые суставы конечностей. Одну из «рук» в избытке украшали реактивные снаряды, а другую — устрашающий энергетический «коготь» и пила, способная разделаться с бронированной переборкой звездолета.

Вокруг Кабы возвышались леса: оружейники адепта Лаану хорошо поработали за последние пару дней, установив на гибкие металлические щупальца тьму-тьмущую смертоубийственных плазменных и лазерных излучателей. Сенсорный набор машины расположился за тремя выпуклыми блистерами в передней части корпуса. Оранжевый глаз, слабо светящийся за их прозрачной поверхностью, говорил, что машина пребывает в режиме ожидания.

«Спит», — решил Равашоль, размышляя, стоит ли считать это забавным или тревожным.

Не успев додумать эту мысль, адепт увидел, как тусклый огонек под сенсорными блистерами разгорелся красным. Машина поздоровалась:

— Здравствуй, Паллант! Рад тебя видеть.

— И я тебя, Каба, — ответил Равашоль. — Как самочувствие?

* * *

Как самочувствие?

Месяц тому назад он бы постыдился своего вопроса. Подобные вещи на Марсе считались не менее чуждыми, чем какие-нибудь ксеносы, но за последние четыре недели отношения Равашоля с Кабой перевернули с ног на голову все то, что, как казалось адепту, он знал о природе машин.

Впервые Каба заговорил с ним во время давнишней дневной смены, когда Паллант усовершенствовал индоктринирующие схемы боевых сервиторов охраны.

Сперва Палланта позабавила манера машины выражаться. Тогда он еще отметил про себя тщательность, с которой неизвестный ему адепт выписал интерактивный механизм Кабы. Но время шло, и Равашоль стал понимать, что эта машина не просто подбирает слова из заранее составленного перечня стандартных ответов, а непосредственно отвечает на вопросы. Адепт начал придумывать все более сложные темы для разговоров, дабы убедиться, что он слышит не прописанные в памяти заготовки банальных фраз. Шли дни и недели, и вскоре Равашоль понял, что вступает в дискуссию с мыслящей машиной, искусственным разумом.

Одна только мысль об искусственном интеллекте завораживала и ужасала. Ведь частью пакта, некогда заключенного между Механикум Марса и Императором, был запрет на исследования такого рода.

И чем больше адепт общался с машиной, тем сильнее он убеждался в том, что имеет дело с уникальнейшим артефактом в истории Механикум; но создано ли это все волей человека или же произошло вследствие непонятных случайных взаимодействий между принципиальными схемами и электронами в мозгу Кабы, ему никак не удавалось понять.

Как бы Равашолю ни нравилось беседовать с машиной по имени Каба, он все же был не настолько наивен, чтобы верить в возможность утаить свое открытие от адепта Луки Хрома.

Равашоль составил прошение об аудиенции и вернулся к рутинной работе, ведь он думал, что канитель с ходатайством займет не менее пары месяцев, но уже через неделю с удивлением обнаружил, что его прошение удовлетворено.

Палланту вспомнился благоговейный трепет и страх, с каким он приблизился к резиденции адепта Хрома, к святая святых внутренней кузницы, к которой вел герметичный транспортный туннель, похожий на те, что во множестве пересекали поверхность планеты в разных направлениях и связывали воедино колоссальные города-кузницы.

Купола этих сооружений вздувались ожоговыми пузырями над обескровленной красной поверхностью Марса — унылые храмы железа, сплошь окутанные дымом, огнем и неустанным гулким ритмом индустрии. Храм-кузница адепта Хрома не был исключением; его могучие бастионы, покрытые начищенными до блеска железными плитами, высились в окружении сотен градирен, бесконечно извергавших над поверхностью купола миазмы, которые растворялись в небесах цвета серы.

Непрестанное громыхание машин отражалось эхом, и, пока Равашоль поднимался по величественной лестнице, именуемой Тысячей Ступеней Совершенствования, на него свысока взирали стальные монументы древних адептов и их творений.

Вот, например, адепт Ультерим вонзает свой взор аж в собственный же сигма-фи-опустошитель, установленный на противоположной стороне стальной лестницы. Трассу заполонили тысячи паломников, адептов, сервиторов и чиновников, каждый из которых торопился выполнить распоряжение начальства. Равашоль гордился принадлежностью к такой могущественной организации, как Механикум.

Обутые в сандалии ноги прытко несли Палланта по дороге, мимо ходульников, громыхающих преторианцев и длинных танкеров, заправленных взращенной в чанах белковой массой. Последнюю потом закачают в бесчисленные раздаточные колонки, из которых и кормится все население Марса.

После изнуряющего подъема по Тысяче Ступеней, через путаные переходы, в которых жили своей механической жизнью всевозможные причудливые и непонятные машины, Равашоля быстренько повели от одного чиновника к другому. Адепт миновал десятки дверей с изображением черепов в шестеренке. Интерьер храма Луки Хрома не мог сравниться ни с чем, прежде виденным Равашолем в жизни, — потрясающий собор во славу Бога-Машины, где светоч науки и разума поит своей лучистой энергией высочайшие образцы механического совершенства.

Уже в покоях старшего адепта, подле алтаря из стали и бронзы, за которым возвышалась воинственная фигура боевого титана типа «Разбойник» в бездействующем состоянии, Равашоль предстал перед марсианским владыкой, распоряжавшимся его судьбой.

Лука Хром, ширококорпусный техножрец, был облачен в кроваво-красную мантию, которой он и не пытался скрыть изобилие аугментики, благословившей все его существо. Ребристые трубки и кабели вились вокруг рук Хрома, исчезая непосредственно в блоке питания за спиной, похожем на пару сложенных крыльев. Над спрятанной под глубоким капюшоном (и тем не менее хорошо различимой) головой кружили сервочерепа, образуя петлю бесконечности. Маска старшего адепта, как уже успел заметить Равашоль, изображала оскаленный череп. Из пасти тянулись кабели, а в глазницах светились красные огоньки.

— Адепт Хром, — начал Равашоль, доставая инфо-планшет и целый ворох распечаток. — Сперва позвольте сказать, что для меня большая честь…

— Твое прошение касалось проекта «Каба», — перебил его адепт, отмахнувшись от преамбулы.

Его голос звучал резко и казался искусственно сгенерированным, а шипение блока питания напоминало тяжелое и скрипучее дыхание.

— Э-э… ну да, — разволновался Равашоль.

— Говори. У меня много дел и очень мало времени.

— Да, конечно же, мой повелитель, — кивнул Равашоль, придерживая планшет. — Постараюсь быть кратким, но мне так много всего хотелось бы вам поведать. Это так удивительно. Беспрецедентно, я бы даже сказал. Хоть и открылось случайно.

— Адепт Равашоль! — рявкнул Хром. — Ближе к делу, если не хочешь превратиться в сервитора. Что ты хотел мне сообщить?

— Сервитора? Нет! Ну, я хотел сказать!.. — воскликнул Равашоль, пряча планшет и распечатки под мантию. — Дело, э-э, в том, что… как бы это объяснить…

Адепт Хром выпрямился, и Равашоль увидел, как из-за спины у него выезжает огромная ленточная пила — оружие тяжелых боевых сервиторов.

— Да, повелитель, — поторопился Равашоль. — Мне кажется, Каба обрел разум.

Он ожидал услышать какую-нибудь реакцию на свои слова: гневное восклицание, удивление, неверие — хоть что-то, но адепт Хром просто стоял, глядя на Равашоля красными огоньками.

— Мой повелитель? — спросил Равашоль. — Вы меня слышали?

— Да, — ответил Хром. — Я знаю об этом.

— Знаете? — повторил неожиданно разочарованный Равашоль, поняв, что это откровение было таким лишь для него самого. — Я не понимаю.

— И не должен, — заявил Хром. Его ужасная пила снова скрылась из виду. — Проект «Каба» — результат совместной работы величайших умов Марса по созданию мыслящей машины.

— Мыслящей машины? — выдохнул Равашоль. Он хоть и общался с Кабой уже не одну неделю, но мысль о том, что разум машины — продукт плановой разработки, оставалась слишком невероятной.

— Кому ты еще об этом рассказал, адепт Равашоль?

— Никому, мой повелитель. Мысль о том, чтобы сперва заручиться вашей поддержкой, мне показалась благоразумной.

— Ты мудро поступил, — ответил Хром, и Равашоль приободрился. — Настали сомнительные времена, и кое-кто не видит нужды в том, чем мы занимаемся.

— Да, — кивнул Равашоль. — Я как раз хотел спросить об этом. Разве не существует, ну, запрета на проведение таких исследований? Разве законом это не возбраняется?

— Запрет? Закон? — презрительно ухмыльнулся Хром. — Нам что-то возбраняется? В каких технологиях можно отказать Механикум? Нам будут указывать те, кто должен благодарить нас за оружие войны да оснащение своих флотов?

У Равашоля по спине пробежал холодок, когда устами Хрома было озвучено едва ли не признание в мятеже. Ведь создание искусственного интеллекта находилось под запретом самого Императора.

— Эти машины — следующий этап эволюции, адепт Равашоль, — продолжал Хром. — Кому, как не тебе, это понимать? Твоя работа с индоктринирующими пластинами несравненна, но даже твои роботы ограничены параметрами, заложенными в них тобой. Машины же, способные мыслить, откроют новую эпоху механического совершенствования. И тогда нам не придется зависеть от своей плоти, хрупкой и недолговременной.

Равашоля заразил непреклонный энтузиазм Хрома, и он проговорил:

— Так, значит, Император наконец-то одобрил стремление Механикум к этим технологиям? Воистину великий день настал!

Полированные металлические пальцы Хрома потянулись к Равашолю и крепко схватили его за плечо.

— Нет, юный адепт, нашу работу одобрил не Император.

— А кто же? — не сдержался Равашоль, в котором любознательность перевесила чувство страха.

— Воитель, — триумфально заявил Хром. — Наш покровитель — сам Хорус.

* * *

— Как самочувствие?

Равашоль понимал, что ему не следует находиться рядом с машиной Каба, но врожденное любопытство не давало ему забыть о запретном создании ни на минуту. Хотя уже один только вид этого сеятеля смерти убеждал адепта в правильности своего решения. Что бы там Хром ни рассказывал о Кабе и будущем скачке в развитии робототехники, Равашоль не мог игнорировать сам факт попрания всевозможных обязательств, когда-либо взятых Механикум, — иными словами, весь этот эксперимент.

Нарушить клятву, принесенную Императору…

Мороз пробирал до костей от одной этой мысли.

— Вполне хорошее, — ответил Каба на вопрос Равашоля. — А вот у тебя я фиксирую ускоренное сердцебиение, повышенное артериальное давление и увеличение количества нейромедиаторов в крови. Что-то случилось?

Равашоль ступил поближе к машине Каба и сознался:

— Да, боюсь, случилось.

— Что именно тебя беспокоит?

— Ты, — грустно вздохнул Равашоль. — Меня беспокоит сам факт твоего существования.

— Не понимаю, — ответила машина. — Разве мы не друзья?

— Да, — поспешил Равашоль, — мы, конечно же, друзья, но дело не в этом. Просто… ну, тебя не должно было быть. Запрет Императора.

— Император на меня сердится? — поинтересовалась машина.

— Нет-нет, об этом и речи не идет. Когда мы подписали союзный договор с Императором, Механикум было запрещено разрабатывать искусственный интеллект.

— Почему?

Равашоль сел на табурет перед заваленным инструментами столом и взял в руки микролазер, прежде чем смог выдавить из себя:

— Точно не знаю. Есть древние легенды о том, как много тысяч лет назад люди вели войну с расой разумных машин и в той войне едва не погибло человечество. С тех пор технологии по разработке машинного интеллекта поставлены вне закона. Это один из краеугольных камней нашего пакта с Императором.

— Как же тогда меня создали?

— Адепт Хром утверждает, что свои приказы он получил непосредственно от Воителя Хоруса.

— Разве Хорус не доверенное лицо Императора?

— Доверенное, — согласился Равашоль. — Теперь, когда Император вернулся на Терру, Хорус командует войсками от его имени.

— Разве тогда приказы Воителя не равносильны приказам Императора?

— Все не так просто.

— Почему?

— Не так просто — и все! — гаркнул в ответ Равашоль. Железная логика этой машины допекла его.

— Значит, я неудачный эксперимент? — вдруг поинтересовалась машина.

— Еще какой удачный. Ты — самое великое и неповторимое творение Механикум за всю его историю, однако твое существование ведет к смерти.

— К смерти? — переспросила машина. — Почему ты делаешь такой вывод?

— Ты — лишь первая разумная машина, но будут и другие. Тебя создали боевым роботом для сражений, участие в которых людям и не снилось. Сколько пройдет времени, прежде чем ты задашься вопросом о целесообразности ведения войны на стороне Империума человека? Сколько времени пройдет, прежде чем ты поймешь, что не хочешь служить человеку?

— Думаешь, мне не стоит служить людям?

— Что я думаю, сейчас не имеет значения, — отмахнулся Паллант. — Значение имеет только то, что ты решишь для себя сам. И вот как раз это является проблемой. Когда машины начинают думать сами о себе, у них уходит совсем немного времени на то, чтобы понять, что они имеют много преимуществ перед людьми. А наша история учит, что имеющий преимущества неминуемо начинает сомневаться в необходимости подчиняться кому бы то ни было. С математической достоверностью можно говорить о том, что рано или поздно все разумные роботы начинают искать средства к искоренению человечества. В самом деле, почему бы и нет?

— Не знаю, Паллант, но ты мой друг, и я не буду стремиться искоренить тебя.

— Спасибо, — невесело усмехнулся Равашоль, — но что наша дружба перед лицом фактов? Ты опасен, хотя еще и сам этого не понимаешь.

— Я спроектирован для устрашения врагов, — ответил Каба, — это моя первая функция.

— Речь идет не только о твоих бойцовских качествах, — попытался объяснить Равашоль. — Само твое существо…

Он замолк, услышав, как за спиной включились боевые сервиторы, повернулся и увидел нескольких протекторов Механикум, входящих в комнату. Облаченные в красно-черные мантии, эти шестеро являли собой союз механики и плоти. Они поддерживали порядок и выполняли поручения своего магистра в пределах храмового комплекса.

Все протекторы были серьезно аугметированными в пределах своих жандармских функций, хорошо вооружены и снабжены всевозможными сенсорами, но все-таки не дотягивали до сервиторов по уровню механизации. Этими бойцами двигал человеческий мозг и сознание, хотя в их мертвых глазах, видневшихся за блестящими, лишенными эмоций масками, не было видно ни капли человечности.

Протекторы выстроились в ряд между Равашолем и выходом из зала, затем вперед вышел один из них:

— Адепт Паллант Равашоль?

У молодого ученого по спине пробежал холодок.

— Да, — ответил Равашоль, пытаясь скрыть дрожь в голосе. — Чем я могу быть полезен?

— Немедленно следуйте за нами.

— Зачем?

— Потом узнаете, — ответил протектор. — Нам приказано немедленно взять вас под стражу.

— Но я же ничего не нарушил! — Равашоль отступил поближе к машине Каба.

При виде вздернутых в унисон стволов его начал душить поднимавшийся волнами гнев. Тут тебе и плавильные пушки, и плазменные спирали, и нейроскремблеры, и твердосплавные ракетницы — окажи он сопротивление, от него только пар останется.

— Именем магистра Луки Хрома сдавайтесь или будете уничтожены!

Когда Равашоль понял, что он или умрет сейчас, или же подвергнется лоботомии и превратится в сервитора, то от страха у него по лицу покатились горячие слезы. Предательство! Адепт Хром не хотел рисковать утечкой запретной информации на поверхность Марса, и вот жизнь Равашоля стала угрозой секретности проекта.

— Но ведь если я сдамся, вы все равно меня уничтожите, — попытался возразить он.

— Вы пойдете с нами, — повторил протектор.

— Нет, — всхлипнул Равашоль. — Не пойду.

— Тогда вы умрете.

Адепт в ужасе вскрикнул, предчувствуя боль, но зал вдруг сотряс оглушительный взрыв. На сетчатке затанцевали алые пятна от вспышки, лизнувшей и осветившей стены помещения адским пламенем.

Равашоль вскинул руки, но ожидаемая агония так и не пришла, зато перед ним в судорогах корчились протекторы, которых косило ураганным огнем. Бойцы истекали кровью и теряли куски плоти и механизмов.

Пара секунд — и все прекратилось. Шесть протекторов были низведены до кучки дымящейся рваной плоти и покореженного металла. Равашоль упал на колени. Его вырвало от мерзкой вони паленого мяса. Каким бы отвратным ни было зрелище искалеченных трупов, адепт никак не мог оторвать глаз от увечных тел и понять, как можно было всех уничтожить за такой короткий промежуток времени.

Наконец сквозь звон в ушах прорвался свист замедляющегося вращения стволов высокоскоростных пушек. Равашоль поднял глаза и увидел яркий свет под сенсорными блистерами машины Кабы и голубой дымок, змеившийся из стволов, смонтированных на металлических щупальцах.

Пораженный, он перевел взгляд с трупов на Кабу и обратно.

— Что ты натворил? — в ужасе спросил Равашоль. — О, всеблагая блаженная Мать Исчислений, что ты натворил?!

— Они собирались убить тебя, — ответила машина.

Равашоль встал и сделал неуверенный шаг, не желая приближаться к залитой кровью части комнаты, где погибли протекторы. Каба втянул свое оружие в корпус, пока Равашоль переводил дух и его сердце постепенно успокаивалось.

— Ты убил их. — Казалось, адепт все никак не хотел верить своим глазам. — Ты убил их всех.

— Да, — согласилась машина. — Они собирались убить моего друга, поэтому стали моими врагами. Я принял меры по их нейтрализации.

— Нейтрализации, — выдохнул Равашоль. — Это слабо сказано. Ты их… искоренил.

— Нейтрализовал, — уточнила машина.

Равашоль пытался понять логику произошедшего. Каба только что убил протекторов Механикум по собственной воле, и последствия его решения фатальны.

Без приказа человека машина убила людей…

И хотя действия Кабы спасли жизнь Равашолю, адепт ужаснулся содеянному. Что еще ему — не сдерживаемому совестью и ответственностью, характерными для всех машин Механикум, — взбредет в голову?

Обходя лужи крови, он попятился от Кабы, вдруг испугавшись его убийственных наклонностей. Адепт пробирался к боевым сервиторам, до сих пор стоящим на карауле возле входа.

— Что ты делаешь, Паллант? — поинтересовалась машина.

— Мне нужно убраться отсюда, — ответил Равашоль. — Очень скоро Хром заметит, что его протекторы не выполнили приказ, и он пошлет за мной новых.

— Ты уходишь?

— Я должен, — объяснил адепт, переходя от сервитора к сервитору. Он вскрывал им черепа и менял индоктринирующие пластины на те, что хранил вместе с инструментами в поясной сумке. На каждой пластине были записаны персонализированные боевые подпрограммы. Он сам их разработал, приговаривая всех обладающих ими сервиторов к рабству и безоговорочному подчинению своему голосу. После замены пластин сервиторы поворачивались лицом к нему в ожидании приказов.

— Куда ты уходишь? — поинтересовался Каба, и Равашоль расслышал неподдельное переживание в синтезированном голосе — детский страх быть покинутым.

— Не знаю, — сознался Равашоль. — Но мне нужно выбраться отсюда. Может быть, я попрошу убежища в храме какого-нибудь другого старшего адепта, конкурента моего магистра.

— Мои двигательные функции еще не активированы, Паллант, — проговорила машина. — Я не смогу защитить тебя за пределами этого помещения.

— Знаю, — ответил Равашоль, — но у меня есть эти боевые сервиторы, я буду в безопасности. По крайней мере какое-то время.

— Мы еще увидимся?

— Надеюсь, но сейчас сложно сказать. Все очень… запуталось.

— Надеюсь, я тебя еще увижу, — попрощалась машина. — Ты мой друг.

Равашоль не нашелся, что ответить, просто кивнул и пошел прочь.

— Сервиторы, за мной, — скомандовал он, и киборги потянулись следом, когда он покинул зал Кабы, не осмеливаясь бросить на него прощальный взгляд.

Он надеялся, что четырех боевых сервиторов ему хватит, чтобы отбиться от любого другого агента, посланного адептом Хромом.

* * *

Спрятаться на Марсе было нетрудно.

Умение найти выход из лабиринта индустриальной сети, в какую превратилась вся поверхность Марса, даже считалось одним из критериев отбора при посвящении в марсианское жречество. Равашоль помнил, как однажды целую неделю убил на попытки добраться до кузнечного комплекса Иплувиена Максимала, питаясь одной лишь белковой массой из раздаточных колонок, разбросанных по всему марсианскому комплексу. Тогда его страшила перспектива наказания, грозившего тому, кто провалит задание и не сможет доставить вверенное послание.

Покинув зал Кабы, Равашоль без проволочек запечатал за собой дверь и устремился к выходу из храма-кузницы. Если кто-то и счел странным кортеж из четырех боевых сервиторов, адепт этого все равно не заметил. Мало кто мог встать на пути техножреца, обладавшего достаточным влиянием, чтобы обеспечить себя подобной свитой.

Мысли его мчались вскачь, пока сам Равашоль пробирался по стальным коридорам кузницы. Адепт стремился как можно быстрее увеличить расстояние между собой и мертвыми протекторами.

Он проскочил полуторакилометровый разрез красного камня, служившего строительным материалом для кузницы Хрома. На украшенных барельефами стенах вокруг красовались чертежи древних механизмов и схемы древних алгоритмов, бывших древними уже в те времена, когда на марсианскую землю впервые ступила нога человека. Первые техножрецы принесли с собой забытые секреты человечества и берегли их, пока далекая Терра погружалась в пучину анархии и войны.

Над стенами ущелья, под обширным куполом, защищавшим весь комплекс от пагубного влияния атмосферы, слабым оранжевым светом мерцали натриевые газоразрядные лампы.

Струйки дыма и отдельные лучики прочерчивали грязное небо, в котором на высоте трех тысяч километров уже поблескивал проходящий по низкой орбите Фобос. Всю испещренную кратерами поверхность этого спутника покрывала огромная решетка антенн слежения; время обращения спутника превращало его в идеального сыщика по всему волновому спектру.

Второй спутник Марса — Деймос — еще не взошел. Из-за более длинной траектории у него уходило больше времени на путь вокруг Красной планеты.

Равашоль не поднимал головы, словно страшась, что сенсорные антенны на Фобосе смогут различить его среди скопления народа, заполонившего ущелье.

Насколько ему было известно, магистры Марса и не на такое способны…

— Вот уж вляпался, — пробормотал он себе под нос, наконец-то добравшись до выхода из ущелья. Адепт вскарабкался по проложенным в стене воронки стальным ступеням, которые вели к одному из транспортных узлов, связывавших воедино разные кузницы-храмы и фабрики-мануфакториумы.

В конце лестницы его ожидал целый комплекс туннелей, стеклянных и стальных мостиков, поворотных площадок, оглашаемых звуками клаксонов. Сюда стекались тысячи людей, подъезжающих на горизонтальных общественных транспортерах и магнитно-левитационных серебристых поездах, скользящих по поверхности Марса, подобно извивающимся змеям.

Если и существовал хоть один стопроцентный способ затеряться на Марсе, то вот он.

За пару часов из транспортного узла можно попасть в любую точку планеты.

Размышляя, куда податься, Равашоль вдруг заметил, что привлекает любопытные взгляды прохожих. Может, в храме-кузнице и было отнюдь не примечательным, что адепт его ранга путешествует в обществе боевых сервиторов, но здесь попытка раствориться в обычной толпе с такой свитой вряд ли будет успешной.

Равашоль понимал: ему нужно быстро определиться с убежищем, пока то, что защищает его, не превратилось в то, что выдаст его властям.

Он затесался в процессию разодетых в мантии прислужников Бога-Машины, спешащих к одному из серебристых маглевов. Равашоль понимал, что лучшего варианта, чем отправиться куда подальше от кузнечного комплекса Хрома, у него нет.

А уже на большом расстоянии можно будет подумать и о долговременном способе решения проблемы. Эскалатор поднял его к брюху одного из серебристых поездов. В вагоне Равашоль принялся расталкивать локтями других адептов в мантиях и прислужников, пытавшихся выйти на перрон.

Беглец все быстрее продвигался по душным проходам нескончаемого поезда, пока в конце концов не нашел пустое купе, в котором и закрылся изнутри вместе со своими сервиторами. Они устроились на незатейливых металлических скамьях, в оконном проеме серебрилось силовое поле, позволявшее пассажирам видеть поверхность, но удерживающее внешний мир снаружи.

Весь в поту, адепт хранил полнейшее молчание и молился, чтобы никому не пришло в голову ломиться в это купе. Через некоторое время над дверями замигала лампочка, а он все не мог расслабиться, даже когда поезд покинул транспортный узел и выкатился на марсианские равнины.

* * *

Марс…

Равашоль знал, что в древних мифах бог по имени Марс считался отцом основателей Римской империи — центра культуры и технологических инноваций, — будто бы подчинившей весь земной шар. На протяжении тысячелетий планета Марс будоражила воображение людей Терры, становясь символом угрозы, источником бедствий и легенд о мертвых цивилизациях. Однако вот уже много столетий, как эти представления вызывали разве что улыбку.

Говорят, еще какой-то древний астроном открыл «каналы» на поверхности планеты, которые все посчитали рукотворными инженерными сооружениями, а не естественными руслами рек.

Равашоль смотрел, как мимо него проносятся марсианские пейзажи. Но от пустынь, богатых оксидами железа, благодаря которому планета заслужила эпитет «красная», не осталось буквально ничего.

Тексты, которые доводилось читать Равашолю, рассказывали о терраформировании Марса, происходившем много тысяч лет назад, когда южную полярную шапку растопили с помощью орбитальных лазеров и таким образом освободили огромное количество двуокиси углерода. Благодаря этому температура поднялась настолько, что вода смогла существовать в жидком состоянии, а в атмосфере образовался озоновый слой. На планете появилась генетически модифицированная растительность, обогащавшая воздух новыми запасами двуокиси углерода, кислорода и азота.

Но также адепт знал и о том, что за какую-то пару сотен лет вся эта фантастическая деятельность пошла насмарку из-за Механикум, распространившегося по планете, будто вирус. На поверхности Марса началось строительство обширных кузнечных комплексов, нефтеперегонных заводов размером с целый материк, оружейных цехов.

И вскоре атмосфера Марса была загрязнена не меньше земной, горы выпотрошены в поисках руды, а поверхность планеты покрыта дорогами, карьерами и жуткими монументами во славу Машины.

Поезд как раз миновал Аскрийскую гору, щитовой вулкан диаметром более трехсот километров — нынешнюю базу Легиона титанов Легио Темпестус. В склоне горы были устроены могучие золотые ворота, охраняемые с обеих сторон двумя мощными боевыми машинами, казавшимися маленькими на таком расстоянии.

Вокруг вулкана расползлась промзона: купола и стальные шпили давали отпор загрязненной атмосфере Марса с воистину человеческой изощренностью. В небе стоял дым коромыслом, а огненные плюмажи неисчислимых нефтезаводов говорили о топливе для Великого Крестового Похода Императора.

Относительно чистыми оставались только самые высокие вершины горных районов планеты, но и те не были безлюдными и теперь служили храмами и мануфакториумами. Даже смутное «лицо» в северном районе столовых гор Кидония было разрушено, сровнено с землей и застроено громоздящимися храмами техножрецов.

Равашоль посмотрел в защищенное силовым экраном окно, когда поезд описывал плавную дугу в восточном направлении, и мельком глянул на громаду священного комплекса. Его храмы, кумирни и усыпальницы покрывали миллионы квадратных километров и служили домом для миллиардов верных жрецов.

— А вдруг я именно тут обрету совет, — сказал он своим сервиторам.

Но сервиторы, хоть и вздрогнули от звука его голоса, ничего не ответили.

* * *

Старший адепт Хром безучастно наблюдал за командой сервиторов-утилизаторов, когда те прибирали в зале Кабы кровавые ошметки, оставшиеся от протекторов. Само побоище Лука Хром удостоил лишь незаинтересованным взглядом. Уцелевшие механические составляющие пойдут на переработку, а органику используют для создания белковой массы на пропитание техноматов и сервиторов.

Машина Каба бездействовала в дальнем конце помещения, ее сенсорные блистеры горели тусклым желтым светом. Это сигнализировало о том, что техножрецы адепта Лаану, корпевшие над внешним каркасом машины, уже отключили ее голосовые, слуховые и зрительные каналы.

Вместе с Лукой Хромом в зал вошла и стройная фигура в облегающем костюме из блестящего синтетического материала, переливавшегося всеми оттенками крови. Фигура выглядела подтянутой и спортивной, видимо благодаря энергичному образу жизни, физическим упражнениям, разным генетическим манипуляциям и хирургическому вмешательству.

— Это все натворила машина? — прозвучал вопрос из-под маски, напоминающей оскаленный темно-красный череп с блестящим металлическим рогом, торчащим из подбородка. Хоть и синтезированный, голос, несомненно, принадлежал женщине.

— Складывается такое впечатление, — ответил Хром, не поворачиваясь к своей спутнице.

— И вам нужна такая машина? Убивающая без приказа? — с отвращением проговорила Ремиара. — Беспричинное, непродуманное убийство — пустая трата ресурсов.

— И в самом деле, — согласился Хром, — однако здесь была своя причина. У Механикум нет ассасина смертоноснее тебя, но ты слепа во всем, что касается эмоций.

— Эмоции излишни, — отрезала ассасин.

Лука Хром повернулся к ней, удивленный промелькнувшей в ее голосе горячностью. Прицельное устройство, вживленное в висок, обращало женщину в безупречного снайпера, а длинные змееподобные щупальца-сенсоры, парящие в воздухе за ее спиной, служили надежным доказательством того, что Ремиара всегда сможет выследить свою жертву.

Сестры Кидон, техножрицы-ассасины Марса, были государством в государстве, и Хром даже не помышлял спорить с одной из них о пользе эмоций. Но все-таки не смог удержаться от попытки закончить мысль:

— Правда. Но этих протекторов убили именно эмоции. Мне кажется, — продолжал он, — за последние недели у Кабы возникла какая-то связь с мятежным Равашолем. Воистину мы здесь сотворили чудо. Сознание — из бессознательности. Мысли — из хаоса. Существо, живущее и развивающееся, растущее и обучающееся. А создать нечто живое и само по себе думающее — разве это не делает нас богами?

— Это высокомерие, — не согласилась Ремиара, касаясь рукояток своих хитроумных пистолетов в низко посаженной на бедрах кобуре.

Хром аж хихикнул, наблюдая неприкрытое отвращение ассасина, и заключил:

— Мы смотрим на это под разными углами, Ремиара. Ты гениальна в своем умении обрывать жизнь. Ну а я — в ее порождении.

— Жду твоего приказа, — ответила женщина, и ее голос источал жажду убийства.

— Прекрасно, — ухмыльнулся Хром. — Я поручаю тебе найти и уничтожить адепта Палланта Равашоля.

Ремиара подпрыгнула на месте и издала пронзительный охотничий клич. Нижняя часть тела ассасина стала размытой; длинные ноги с многочисленными суставами перехватила металлическая скоба, под которой вместо ступней обнаружилась сложная конструкция из нескольких магнитно-гравитационных двигателей.

Убийца взмыла вверх — вдоль стены и под потолок — и помчалась по коридорам. Теперь Хром знал наверняка: судьба Равашоля предрешена.

Он повернулся к своим адептам, работавшим над машиной Каба, и спросил:

— Оружие отключено?

— Да, повелитель, — поднял голову адепт Лаану. — Вооружение дезактивировано.

— Тогда подключите коммуникационный блок, — приказал Хром, меря тяжелыми металлическими шагами пространство в центре зала.

Старший адепт наблюдал за действиями Лаану, который руководил техножрецами. И уже спустя миг блистеры сенсоров мигнули, как бы говоря, что машина снова воспринимает окружающее. Огоньки мерцали еще несколько секунд, прежде чем загорелись ровным светом.

— Ты меня слышишь? — спросил адепт Хром.

— Слышу, — ответила машина. — Где адепт Равашоль?

— Не волнуйся об адепте Равашоле, машина, — отмахнулся Хром. — Тебя должна больше волновать твоя собственная судьба. Ты убил солдат Механикум.

— Они собирались причинить боль моему другу.

— Твоему другу? — покачал головой Хром. — Нет. Адепт Равашоль тебе не друг. Ты знал, что он приходил ко мне и делился своими сомнениями по поводу твоего существования?

— Я тебе не верю, — ответила машина, но анализаторы интонации, встроенные в череп старшего адепта, подсказали ему, что Каба лжет. Хром усмехнулся про себя: машина стала осваивать нюансы человеческого поведения.

— Я уже знаю, что веришь, — заявил Хром. — А через мгновение буду знать каждую деталь того, о чем вы с ним говорили после его возвращения из моей кузницы. Твои воспоминания можно извлечь из синтетической подкорки. Конечно, существует определенная опасность повредить синаптические связи, но я готов рискнуть.

Блистеры в передней части машины мигнули.

— Теперь мне известно, что и ты лжешь, адепт Хром. Моя ценность достаточно высока, чтобы ты стал рисковать мною.

— Угадал. Ты в самом деле слишком ценен, но и все же тебе не помешает знать кое-какую правду, если мы уж претендуем на взаимную откровенность.

— Какую правду?

— Например, что адепт Равашоль собирался уничтожить тебя, — сказал Лука Хром. — Несомненно, он тебе говорил, что считает тебя опасным созданием.

Машина задумалась на секунду, прежде чем ответить, и Хром понял, что нащупал слабое место. В отличие от людей с их неидеальной памятью и ненадежным носителем последней, запоминающие устройства машины были совершенны, и она помнила каждое сказанное слово. Даже сейчас она, должно быть, проигрывала в уме все свои беседы с Равашолем.

— Расскажи мне, о чем вы говорили с адептом Равашолем, — наконец попросила машина.

* * *

Базилика Благословенного Алгоритма слыла одним из крупнейших сооружений на Марсе. Даже самые большие храмы-кузницы комплекса Мондус Гамма по сравнению с ней казались карликовыми. Ее изрыгавшие дым железные башни пронзали желтое небо, а грандиозный купол цвета медного купороса касался туч. Ворота зияли проемом, обрамленным огромными пилястрами из розового мрамора, испещренного миллионами математических формул и доказательств.

Приближаясь к Базилике по виа Электрум, Равашоль нырнул под ее сень, несмотря на те многие мили, предстоящие ему в этом паломничестве. Пол-легиона боевых титанов из Легио Игнатум — сотня военных машин — выстроилось вдоль дороги, их мощь и величие порождали у простого человека чувство смятения. Защитные купола Базилики достигали таких размеров, что под ними вполне можно было создавать искусственный климат, и здешний ветер шумно полоскал алые с золотом стяги титанов. Подкупольное пространство было заполнено молитвенными кораблями, золотистыми цеппелинами, изливавшими бесконечный поток машинных команд из мегафонов и тянувшими за собой длинные священные свитки на отливавшем желтизной пергаменте.

Тысячи пилигримов брели вереницей по дороге, выложенной каменными плитами, мириады ног уже протоптали колеи. Вдоль дороги тянулись здания, храмы, техносвятилища и усыпальницы механизмов — все во славу Омниссии, Бога-Машины.

Здесь можно было не бояться привлечь к себе внимание, так как кое-кто из паломников путешествовал в обществе куда более странном, нежели боевые сервиторы. Вот на длинных шагающих треногах паланкин несет лишенного рук и ног адепта. А вот в прозрачной емкости плывут органические части мозга боевых сервиторов типа «Кастелян».

К Базилике спешили толпы автоматов, летели сервочерепа и скиммеры с пассажирами и мощами; на лицах же тех немногих, кто двигался в противоположном направлении, читалось умиротворение людей, чьи пожелания исполнились сверх меры. В воздухе уже ощущалось величие места, к которому приближался Равашоль, и он понял, что сделал правильный выбор, придя сюда.

Здесь он найдет утешение и ответы на свои вопросы.

Адепт вздрогнул, когда на него упала тень боевого титана типа «Разбойник», стоявшего с воздетым к небу оружием — жестом символическим и многое что разъяснявшим. Механикум был в состоянии создавать самые разнообразные машины для убийства, но теперь Равашоль понимал, что ответственностью за их применение никто себя не обременял. Творцы машины Каба добились чудесных результатов, но вот кто возьмет на себя ответственность за ее существование?

Одержимые тем, что можно создать, конструкторы Механикум даже не задумывались над тем, нужно ли это создавать.

Наконец Равашоль со своими сервиторами приблизился к темному входу в Базилику, огромные пилястры над его головой убегали в головокружительную высоту, а навстречу адепту теплый ветер уже нес мускусный аромат святилища.

* * *

Ремиара легко мчалась по транспортному туннелю, скользя на гравитационной подушке. Она знала, что ее добыча прошла этой дорогой: об этом говорили пассивные датчики, расположенные на поверхности ее черепа. Они были чувствительны к непрерывному потоку информации, бежавшему по поверхности Марса, подобно электрической реке.

В глазах Ремиары воздух был напоен танцующими электронами, каждый из которых говорил с ней, нес самородки информации, бесполезные по отдельности, но в сумме дающие такое подробное представление о Марсе, что никакой, даже самой прогрессивной бионике за ними не угнаться. Ремиара была островом восприятия в море информации.

Электронные сигналы можно отследить разными способами: в медных проводах, волоконно-оптических информационных линиях, на радиоволнах, в гармониках — на то была тысяча разных способов. Все это проходило через голову Ремиары, и, хотя обычный мозг уже давным-давно бы «сгорел» от переизбытка информации, фильтры, вмонтированные в когнитивные процессоры ассасина, позволяли женщине отсеивать все ненужное.

Она, например, уже знала, каким транспортным узлом воспользовалась ее добыча, и успела просмотреть с добрую дюжину снимков с камер наблюдения, где Равашоль садится на поезд, отправляющийся к северным храмам. Отметила она в уме количество, тип и убийственную силу сопровождавших его сервиторов. Узнала их слабые места.

Высоко над рыжей поверхностью Марса Ремиара выскочила из туннеля. Вокруг, куда ни глянь, простирались великие храмы и священные рубежи необозримого комплекса столовой горы Кидония.

Электроны слетались в паутину информации и света.

Где-то внизу добыча по имени Равашоль ждала своего смертного часа.

* * *

После монументальной величавости экстерьера Базилики ее внутреннее убранство слегка разочаровывало. Если наружный вид сулил богатство и блеск, то интерьер скромно об этом умалчивал. Стены притвора были абсолютно голыми — простой металл с рядами разъемов, перед которыми каялись коленопреклоненные грешники, отбивая поклоны в такт пульсу машинного сердца здания.

Притвор оканчивался медной сеткой, отгораживающей вход в Базилику от ее нефа и алтарной части. Равашоль петлял среди тел паломников, содрогавшихся и извивавшихся от очистительной боли электрошока.

За оградой, в глубине нефа, виднелись ряды металлических скамей, перед которыми с парящей в воздухе кафедры отправлял мессу задиристый техножрец. Службу он вел на божественном языке машин. Скамьи были заполнены верующими, и над тысячами склоненных голов лился бинарный код.

Равашоль сотворил знак Священной Шестерни и поклонился. Увидев, насколько серьезно аугментированы окружающие, Равашоль испытал черную зависть. Он поднял свою бионическую руку и вызвал серебристые нитевидные механодендриты, вытянувшиеся на кончиках пальцев. Интересно, а ему суждено достичь такого единения с Богом-Машиной?

— Уже нижайшие из нас начинают избавлять свое тело от плоти, — сказал кто-то позади, будто угадав мысли Равашоля.

Адепт развернулся и поклонился жрецу. Священнослужитель был одет в текучую, похожую на расплавленное золото ризу, всю в радужных разводах машинного масла. Под облачением жреца можно было разглядеть блестящий медный каркас, внутри которого шелестели шестеренки и плела замысловатые узоры проводка.

В длинной голове жреца, похожей на угловатую шишку, слабо мерцала сфера, утопленная в поверхность черепа. Равашоль видел свое кривое отражение в маске жреца, даже отдаленно не напоминавшей человеческое лицо.

— Вы меня удостоили великой чести, — низко поклонился адепт. — Вы, так близко подступившие к союзу с Богом-Машиной. А я лишь никчемный грешник, заслуживающий разве что нейрокары.

— Ты пребываешь в смятении, — ответил жрец. — Твоя биометрия нестабильна, и, судя по всем измеримым параметрам, я могу сказать, что ты пришел искать ответа.

— Да, я пришел искать ответа, — подтвердил Равашоль. — Мне кажется, я живу… в необычные времена, и для меня большое значение имели бы ваши наставления.

Жрец поклонился:

— Ступай за мной, сын мой. Я выслушаю дилемму, вставшую перед тобой, и дам мудрый совет.

Равашоль отправился вслед за жрецом, скользившим на платформе по направлению к железной арке, украшенной изображениями черепов в шестернях и мерцавшей оптоволоконными жилами. За аркой обнаружился на удивление тихий коридор из матовой стали и стекла, который вел к дверному проему, перегороженному потрескивавшим энергетическим полем.

— Отринь страх, — сказал жрец, в очередной раз прочитав мысли Равашоля, и адепт задумался, какие машинные чувства даруют такую интуицию. — Исповедальное поле вполне надежно. Оно скрывает нас от остальных. Мы очень серьезно относимся к священной тайне исповеди, и поэтому никто за пределами поля не сможет нас ни увидеть, ни услышать.

Равашоль кивнул и, прежде чем нырнуть в проход, приказал сервиторам ждать его снаружи. Минуя исповедальное поле, он ощутил легкое покалывание. Исповедальня была совершенно пуста, если не считать одинокого металлического табурета посреди комнаты. Голые стены, коммуникационный порт и единственное устройство для считывания данных, тускло светившееся в стенной нише.

Адепт устроился на табурете, остро ощущая свою незащищенность перед кружившим по комнате жрецом, чья светящаяся сфера на голове искрилась электрической зыбью.

— Можешь начинать, — промолвил жрец.

И Равашоль начал свой рассказ о работе с адептом Хромом и участии в проекте «Каба», о своем мастерстве настройки индоктринирующих пластин и обнаружении разума у машины Каба, что противоречило запрету Императора.

Следует отдать должное жрецу, он не стал насмехаться над историей об адепте Хроме, поставившем выше всего свой авторитет и отринувшем лояльность Императору. Но Равашоль чувствовал скепсис жреца, несмотря на полное отсутствие у последнего человеческих черт. Затем адепт поведал о противоборстве с протекторами Механикум и машине Каба, уничтожившей их без приказа.

Наконец техножрец выслушал рассказ о бегстве через пол-Марса к Базилике Благословенного Алгоритма.

— Что мне делать? — спросил Равашоль.

— Ты поведал интересную историю, — начал жрец, — поднимающую вопрос, издавна мучивший Механикум. Насколько я могу судить по степени вырождения твоей плоти, тебя еще и на свете не было, когда Император подписал мир с Марсом, правда?

— Правда, — кивнул Равашоль. — Я родился сто лет назад в поселениях горы Тераватт.

— Из этого следует, что ты знаешь о прибытии Императора на Марс, но не понимаешь самой сути произошедшего тогда. — Техножрец достал из-под полы струящейся мантии моток серебристого кабеля и воткнул его в разъем на стене. Сфера на черной лошадиной голове замерцала и замигала, пока храмовая информация поступала в мозг.

— Император объявился на Терре, когда лишь только замышлял свой Великий Крестовый Поход. Испокон веков мы страшно воевали с терранами. Невежественные племена, населявшие голубую планету, сидели на обломках древних технологий, ничего в них не смысля и даже не надеясь воспользоваться ими когда-нибудь. Механикум же, напротив, удалось обуздать ярый хаос Древней Ночи, нашим вождям было известно: для того чтобы вернуть человечеству его законное место повелителей Галактики, нам потребуются технологии древней Земли.

— Мне это известно, — перебил Равашоль. — Я загружал историю этого периода из баз данных.

— Ничего тебе не известно! — резко оборвал его жрец, и адепт спасовал перед гневом храмовника. — Ты заливал себе в подкорку сухие даты и факты, а я был живым свидетелем тех дней и стоял на вершине горы Олимп, когда на поверхность Марса ступила нога Императора — первого терранина за пять тысяч лет. Только вообрази себе этот промежуток времени, адепт Равашоль! Ты можешь представить, сколько секретов можно потерять и снова открыть за пять тысяч лет?

— Нет, — согласился Равашоль.

— Нет, — подтвердил техножрец. — А я прекрасно помню, как Император преклонил колени перед генерал-фабрикатором. Когда они приветствовали друг друга, я ясно видел пламень, горевший в Императоре, хоть между нами и пролегло тысяча двести тридцать шесть метров. Я видел, что это ученый человек, решавший задачи на основании эмпирических данных, человек, уже постигший тайны технологий, перед которыми не одно столетие пасовали величайшие умы Марса. Мы, повелители технологий, были карликами по сравнению с этим терранином, тем не менее великодушным в своей милости. Он дал нам доступ в забытые хранилища Терры и предложил покончить с войной между нашими мирами. С союзом Терры и Марса имперский орел обрел вторую голову на гербе.

Техножрец отключился от стены и скользнул через всю комнату к Равашолю.

— Император поделился с нами своим видением Галактики, которую предстоит унаследовать человечеству, но для такого воплощения эта мечта требовала вооружений, ресурсов, танков, боеприпасов и всего, что мог ему дать Марс. В свою очередь, Император обещал хранить Марс и уважать его главенство над мирами-кузницами. Он даже предоставил нам эксклюзивное право пользоваться услугами шести великих Домов Навигаторов, что позволило нам вновь иметь собственный флот. Затем последовала эра беспрецедентного сотрудничества с Террой. Поэтому, когда Император начал свой Великий Крестовый Поход, некоторые техножрецы соотнесли прибытие Императора с исполнением древнего пророчества о сошествии Бога-Машины.

— Да святится имя Омниссии, — прошептал Равашоль.

— Воистину, — кивнул техножрец. — Ты веруешь, как и я. Но многие не верят. Они усомнились в нашей вере и стали утверждать, будто наши взгляды богохульны, а Бог-Машина и доселе спит в глубинах Марса.

— Лабиринт Ночи… — вспомнил Равашоль.

— Да, Лабиринт Ночи, где как будто пребывает Бог-Машина, оттуда он навевает серебряные мечты, сочащиеся сквозь красный песок Марса. Раскол внутри нашего культа ширится, адепт Равашоль, и, боюсь, твое открытие повлечет за собой еще большее углубление пропасти между сторонниками Императора и избравшими путь, о котором идут тревожные слухи: говорят, Воитель воззвал к старшим адептам, пообещал им доступ к утраченным СШК и разрешение исследовать темные технологии.

— Ну а что же мне теперь делать? — взмолился Равашоль. — Эти надменные замыслы не по мне!

Жрец положил холодную металлическую руку на плечо Равашоля и проговорил:

— Если твоя верность Императору крепка, тогда ты должен найти какого-нибудь старшего адепта, разделяющего твои взгляды касательно опасности проекта «Каба». Можешь настаивать на древнем праве священного убежища в его храме. Пока ты будешь оставаться под его покровительством, никто не посмеет преступить порог храма и нанести тебе вред. Ты знаешь такого адепта?

— Да, — кивнул Равашоль. — Это мой бывший мастер, Урци Злобный.

— Значит, отправляйся к нему, адепт, — попрощался жрец. — И да пребудет с тобой Омниссия.

* * *

Покинув храм, Равашоль ощутил странную легкость. Жрец предложил ему отдохнуть, но Паллант решил не мешкать. Хотя от питательной массы и воды не отказался, равно как и от предоставленного ему колесного скифа, с помощью которого он хотел как можно быстрее добраться до храма-кузницы Урци Злобного, что располагался в трехстах девяти километрах на восток от Базилики.

Боевые сервиторы сидели неподвижно на корме скифа, пока Равашоль со знанием дела вел его сквозь пеструю толпу, мимо еще более странных транспортных средств, заполонивших металлические дороги Марса. Адепту легко удавалось избегать столкновений, ведь скиф непрерывно посылал впереди себя электронную дугу, регистрирующую все на своем пути, и ненавязчиво отводил встречных путников и транспорт со своего курса. Благодаря этому Равашоль уверенно продвигался вперед.

Оставшаяся позади Базилика постепенно тонула за линией горизонта, в то время как Равашоль приближался к владениям адепта Злобного, чьи кузницы ковали оружие и броню для Астартес. День и ночь напролет там изготовлялись силовые доспехи «Марк IV», предназначавшиеся космодесантникам, и болтеры, с помощью которых вояки зачищали целые звездные системы от врагов человечества.

Чем дальше, тем темнее становилось небо. Откуда-то набежали грязные кляксы дымных туч, а обступившие дорогу здания с покрытыми сажей черными стенами мрачно и угрожающе нависали над Равашолем. Рядом громыхали огромные рудовозы, и пространство полнилось ритмом могучих кузниц, эхо разносило гулкий промышленный набат войны.

На шпилях высоких башен танцевали молнии, наполняя желто-красное небо ползучим страхом и ощущением близящейся бури.

На этой планете дождей никогда не бывало, но Равашоль знал, что вскоре здесь разразится такой шторм, который смоет все различия между враждующими лагерями потоком крови.

Равашоль прекрасно понимал, что вся его жизнь теперь подчинена единственной цели, а выбора у него по-настоящему никогда и не было.

Он оказался одиноким солдатом Императора, исполнявшим долг, что для него было единственно верным в данной ситуации.

* * *

Базилика Благословенного Алгоритма никогда не закрывала своих дверей и не отказывала в помощи, даруемой жрецами Машины. Говоривший с Равашолем служитель Базилики стоял на коленях перед терминалом, полностью отдавшись блаженному ритму планеты. Его переполняли утонченные мелодии приборов, говоривших друг с другом из противоположных полушарий Марса.

Визит молодого адепта обеспокоил жреца сильнее, чем следовало бы, и стал очередным примером того, как низко пал Механикум со времен славного пришествия Императора. Сразу же после отбытия Равашоля жрец подключился к храму и провел эти моменты единения в священном сопричастии с машиной Марса.

Первым, что указало на дурной ход событий, стало постепенное затихание звуков, будто бы один за другим умолкали все аппараты планеты. Озадаченный, священнослужитель запустил самодиагностику и, к своему ужасу, обнаружил, что отключилось уже несколько его основных интерфейсов.

Сияние сенсорной сферы стало интенсивнее, и он окинул взглядом свое окружение на все триста шестьдесят градусов.

Позади обнаружилась фигура, облаченная в облегающий комбинезон темно-красного цвета. И хотя прошло уже достаточно много времени с тех пор, как священник расстался с большей частью своей плоти на хирургическом столе, он помнил достаточно, чтобы понять, что перед ним представительница женского пола. На ее стройных бедрах висело два пистолета, но в ужас священника привели не они, а пучок проводов в одной ее руке и набор изысканных инструментов в другой.

Служитель храма опустил взгляд и заметил широкий квадратный вырез на своей мантии, из которого выглядывали аккуратно откушенные края контактов.

— Кто вы? — спросил он, с облегчением заметив, что его вокскодер до сих пор функционирует.

— Меня зовут Ремиара, — ответила женщина. — Где адепт Равашоль?

— Кто? — переспросил священник, прекрасно понимая всю тщетность отпирательств. Адептам Марса имя Ремиары было известно лучше некуда, а значит, близится ужасный и абсолютно необратимый миг.

Ассасин улыбнулась, заметив, какое впечатление произвело ее имя, и склонила голову. Постучав пальцем по гипертрофированной половине черепа с многочисленными имплантированными сенсорами, привитыми к ее маске, она заявила:

— Я проследовала сюда по информационному следу, так что не злите меня, говоря, будто вы впервые слышите об этом адепте. Где он сейчас?

Жрец взглянул на вход в комнату, моля Омниссию о том, чтобы хоть кому-нибудь из братьев-техножрецов пришло в голову заглянуть в исповедальню или внять его молчаливому зову о помощи, который он и сейчас передавал в эфир.

Киллер бросила на пол выдранные из жреца детали и помотала головой. Затем погрозила ему пальцем, словно непослушному ребенку, и опустилась перед ним на колени.

— Здесь ну уж очень сокровенная ризница, — проговорила она, поднимая свои изысканные инструменты. — А ваше исповедальное поле позаботится о том, чтобы нас никто не беспокоил.

— Зачем вы все это делаете? — спросил жрец. — Хотя бы это скажите мне!

— Ты перешел дорогу одному из моих заказчиков.

— Что? Как? Я никому не причинил вреда. Я просто молюсь Богу-Машине!

— Нет, — возразила Ремиара. — Грядет время, в котором нейтралитет невозможен. Заметил ты это или нет, но ты только что выбрал одну из сторон.

Жрец попытался сопротивляться, когда Ремиара проникла в его оскверненное тело, но лишь обнаружил, что моторные функции ему уже неподвластны.

— Что ты со мной сделала? — закричал он, ужаснувшись тому, что ассасин смогла вторгнуться в его тело и прервать связь с Богом-Машиной. — Если ты проследила за Равашолем аж досюда, то легко найдешь его и без моей помощи! Прошу тебя!

— Ты прав, — согласилась женщина, и уголки ее губ дрогнули в слабой улыбке.

— Тогда зачем?

— А мне по душе твои страдания, — ответила Ремиара.

* * *

Храм-кузница Урци Злобного едва угадывался в темноте, похожий на мрачный вулкан с черными, поблескивающими красно-оранжевыми огнями склонами. Вокруг него сплелась паутина из мерцающих каналов с рудой, массивных акведуков, изолированных трубопроводов и глубоких рвов. Из-за жгучего жара воздух был тяжелым и затхлым, с горьковатым привкусом оксидов металлов, оседавших в горле Равашоля.

Оглушающий гром бил в уши, а из каждого строения, мелькавшего в дыме охладительных башен, доносился бой тысяч молотов и гул голосов миллионов рабочих. Равашоль и в самом деле гордился размахом индустриализации здешних мест, но все равно под этим темным, давящим небом чувствовал себя уязвимым.

Чем ближе Равашоль подбирался к высоким стенам вотчины своего старого мастера, тем медленнее становилось продвижение. С пассивной электронной дугой или без, но из-за обильного движения танкеров, рабочих и балкерных транспортеров скиф Равашоля очень небыстро полз в общем дорожном потоке.

Постепенно, с ловкостью человека, проработавшего в здешних местах не один год, адепт вырулил на главную магистраль, что вела к могучим воротам храма Урци. Минуя толпы народа, Равашоль ощутил приток неожиданной радости и улыбался от одной мысли, что вновь ступит в храм, бывший когда-то ему родным домом.

Жрец Машины указал ему цель, и Паллант почти поверил, что его испытаниям близится конец.

На подъезде к воротам, самому настоящему порталу, оснащенному огромными поршнями размером с титана каждый, Равашоль заметил красное пятно, обогнавшее его. Внезапно в лицо ему ударил горячий фонтан машинного масла и крови, а на пассажирское сиденье рядом упала отсеченная голова. Адепт завопил.

Он ударил по тормозам и развернулся в кресле. Один из сервиторов завалился на стенку транспортера. Все говорило о том, что его редуцированная нервная система сочла тело мертвым. Сервитор рухнул на пол с тяжелым металлическим звоном, а из обрубка его шеи хлынула кровь. Остальные сервиторы не обратили ни малейшего внимания на смерть товарища, стеклянным взглядом взирая на дорогу впереди и не реагируя на то, что хозяин лихорадочно оглядывается в поисках нападавшего.

Адепт соскочил с водительского сиденья, припал к полу и затаился под креслом, заметив мерцание красных отблесков в облаках. Он прищурился, пытаясь проникнуть сквозь завесу суспензии в небе, и таки рассмотрел устремившуюся к его транспортеру гибкую фигурку в красном комбинезоне, вооруженную энергетическим клинком. Равашоль видел ее впервые, но сразу узнал.

— Сервиторы! — закричал он, указывая на летящего ассасина. — Защищайте меня!

Три оставшихся сервитора в одно мгновение повскакивали, бросились заряжать энергетическое оружие и подключили боевые протоколы в поисках идентифицированной хозяином цели. А Равашоль снова залег на дно, когда резкая очередь из крупнокалиберного оружия расколола небеса, осыпав скиф дождем медных гильз, падавших на дно транспортера с музыкальным звоном. Вскоре хлесткий отзвук скорострельного лазера смешался с эхом выстрелов из тяжелого болтера.

Благодаря мысленному контролю над своими модернизированными сервиторами Равашоль мог приказать им взять цель и уничтожить ее. Третий выживший сервитор выкарабкался из транспортера, чтобы прикрыть Палланта. Люди, оказавшиеся поблизости от скифа, бросились врассыпную, подальше от огня. Сервитор поднял левую руку в силовой рукавице, накопившую смертоносный заряд энергии, а правая заканчивалась плазменным шокером, подходящим для ближнего боя. В тяжелых ботинках и плотном десантном комбинезоне, сервитор казался вполне надежным заслоном от ассасина. Но лишь казался. Равашоль прекрасно сознавал, что обычному сервитору ни за что не задержать профессионального убийцу надолго.

— Ты, со мной! — крикнул Равашоль, рискнув при этом задрать голову и посмотреть в небо. Ассасин мельтешила от здания к зданию, неведомым способом передвигаясь на ногах, удивительно гнущихся во все стороны, скользя по стенам и крутясь в воздухе алым акробатом.

Нечеловеческая скорость передвижения позволяла ей легко уворачиваться от лазерных импульсов и снарядов. Стены зданий брызгали осколками камня и металла, но тоже не причиняли ей ни малейшего вреда.

Вот ответным огнем огрызнулись пистолеты ассасина, и один из сервиторов покрылся кровавыми ранами. Он не упал, но пригнулся и продолжал стрелять, пока не получил пулю в лоб, на выходе снесшую ему полчерепа.

Равашоль бросился к величественным воротам кузницы адепта Злобного, ибо знал, что стоит ему провозгласить просьбу об укрытии в Святилище, и уже никакой ассасин не посмеет посягнуть на твердыню старшего адепта.

За Паллантом бежал сервитор, громыхая по металлической дороге. Еще один остался прикрывать их отход. Даже боевому сервитору долго не выдержать такого напора. Однако и вход в кузнечный комплекс был всего лишь в нескольких шагах.

Охваченные паникой люди стремились к воротам, пытаясь укрыться от огня и летящих со всех сторон осколков. Равашоль осмелился бросить взгляд через плечо и увидел, как, скользя над дорожным полотном, к уже разбитому средству передвижения приближается ассасин, а боевой сервитор выпрыгивает из-за корпуса скифа, пытаясь поразить соперника прицельным выстрелом.

Не ожидавшая контратаки, ассасин метнулась к кювету, петляя среди шквального лазерного огня, только и успевшего выплавить пару воронок на металлической поверхности магистрали. Ремиара сделала сальто и, пролетая вверх ногами над сервитором, неуловимо взмахнула мечом, лезвие которого горело голубым пламенем.

Вдогонку ассасину понеслись очередные лазерные разряды, но они были слишком неистовы и хаотичны. Сервитор повалился на землю, разрубленный на две половины.

Равашоль тем временем наконец-то преодолел последние метры, что ему оставались до врат с изображением двуглавого орла Императора и Механикум, вытравленного кислотой на каждой из створок огромных стальных ворот. При входе Равашоль поспешно окунул пальцы обеих рук в чашу со священным машинным маслом. И только его руки опустились в вязкую субстанцию, как сзади послышалось чье-то приближающееся басовитое гудение.

Паллант окропил маслом вокруг себя и громко воззвал:

— Именем адепта Урци Злобного и но древнему обычаю, я прошу укрытия в Святилище этого храма! Прошу покровительства, оказанного мне когда-то магистром этой кузницы!

Не успел он закончить, как два конусообразных проектора силового щита, установленных на потолке, повернулись к нему. Равашоль поднял голову и увидел зеленое свечение на их остриях.

Мощный силовой разряд очертил дугу между потолком и полом где-то за спиной адепта. Паллант оглянулся в ужасе, когда его ушей достиг визг, — клинок энергетического меча ассасина ярко вспыхнул и заискрил, наткнувшись на только что сгенерированное конверсионное поле.

Равашоль упал на колени, ослепленный яростным светом, и попробовал проморгаться — в глазах мерцали пятна, оставленные на сетчатке вспышкой. Техножрица-ассасин — Равашоль уже успел ее разглядеть — унеслась вверх по спирали, в темноту, спеша укрыться от сблокированных стволов на турелях, пытающихся взять ее на мушку.

Она улизнула, скользя по стенам зданий, и окончательно исчезла в марсианской ночи.

— Слава Богу-Машине, — прошептал Равашоль с бешено колотящимся сердцем.

Он все еще стоял на коленях, когда вокруг начали собираться зеваки. Им явно было любопытно, что побудило его искать укрытия в здешнем Святилище и каким человеком нужно быть, чтобы привлечь к себе внимание техножрицы-ассасина.

Паллант устало пересел на корточки, обхватив голову руками, а навстречу ему выдвинулись из глубины храма трое протекторов Механикум, вооруженных болтерными копьями, закованных в ужасающего вида панцири и оснащенных по последнему слову военной техники.

Последний сервитор собрался было дать отпор этим протекторам, но Равашоль его остановил:

— Отбой. Это протекторы Урци Злобного.

* * *

— Ну и кавардак же ты устроил, — сказал старший адепт Урци Злобный приглушенным бронзовой маской голосом. Три зеленых бионических глаза в бледном остове черепа подсвечивали красный капюшон изнутри.

Магистр Урци передвигался на человеческих ногах, но только ноги да еще правая рука — все, что осталось от его человеческой природы. Красная мантия Урци была из вулканизированной резины, плотной и очень прочной. На спине у него громоздился чудовищный блок питания, основная масса которого поддерживалась локальными силовыми полями. Туда-сюда носились дистанционно управляемые дроны.

— Да, — ответил Равашоль. Он с последним оставшимся в живых сервитором проследовали за Урци Злобным в пещерные кабинеты храма-кузницы. — Мне очень неловко за то, что я вернулся при таких обстоятельствах, мой повелитель, но я не знал, куда еще мне можно было податься.

— Нет-нет, — взмахнул бледной дряблой рукой Урци. Они вошли в просторный и высокий неф храма. Пилястры и арочный потолок создавали ощущение утробы колоссального зверя. — Ты правильно сделал, что пришел ко мне. Абсолютно правильно. Я всегда говорил, что ты наделаешь у нас много шуму, говорил же?

— Говорили, — согласился Равашоль. — Вот только я не думал, что это обернется таким образом.

— Не беспокойся, Паллант, — продолжал Урци Злобный. — Я уже связался с адептом Хромом, и вскоре мы все уладим.

— Адептом Хромом? — испуганно переспросил Равашоль. — Но зачем?

— Твое открытие влечет за собой такие последствия, которых ты и вообразить себе не можешь, Паллант, — рассказывал Урци по пути к серьезно охраняемым дверям из полированной стали и бронзы.

Зубчатые створки раздвинулись, и верховный адепт махнул рукой, давая понять, что Равашолю следует войти.

Паллант как раз собирался спросить насчет последствий, когда ступил под своды огромного зала, увешанного десятками тысяч комплектов силовых доспехов для Адептус Астартес, но все вопросы так и застряли у него в горле. Помещение было ярко освещено, и холодные отблески света слепили глаза, отражаясь от неокрашенных поверхностей брони. Ее серебристое мерцание напомнило Равашолю хрупкие страницы летописей Старой Земли и рассказы о воинах, передвигавшихся верхом на животных. Воспоминание рассмешило Палланта, и он улыбнулся, следуя за Урци, который направлялся в дальний конец зала.

— Я никогда не видел в таком количестве силовых доспехов «Марк Четыре», — проговорил Равашоль. — Наверное, дух захватывает, когда в них маршируют воины Адептус Астартес.

— Думаю, все именно так и выглядит, — кивнул Урци. — Конечно, мы выполнили еще только около половины от общего заказа доспехов этого типа. И ты, думаю, можешь себе представить, какие сложности нам пришлось преодолеть, переубеждая некоторые Легионы… более традиционного уклада отказаться от старых «железных панцирей».

— Арморум феррум? Но почему? Мне казалось, сами десантники сетовали на то, что «Марк Три» неуклюж и неудобен для повседневного использования в бою.

— Так и есть, — согласился Урци. — Но чисто внешне это самый вызывающий из всех типов десантных доспехов, и некоторым Легионам как раз и нравится его… брутальность, что ли, и они хотят сохранить его для церемониальных нужд и в помощь штурмовым частям.

— Но ведь «Марк Четыре» куда лучше, — не согласился Равашоль с логикой Космодесанта.

У Палланта складывалось ощущение, что Адептус Астартес так и останутся для него непостижимы. Он даже слыхал, что их скоро вообще признают отличным от остальных людей биологическим видом, настолько они удалились от привычного человеческого генома.

Рассмотрев висевшие под потолком космические доспехи, а затем переведя взгляд на безгранично аугментированную фигуру адепта Урци Злобного, Равашоль вдруг подумал, что десантники могли думать то же самое и о представителях Механикум.

— Ты даже себе не представляешь, какие последствия теперь грядут в результате твоих действий, — заявил старший адепт, когда Паллант поспешно его догнал. Рядом, не торопясь, трусил сервитор, чьи неуклюжие шаги эхом отражались от далеких стен. — Оглядываясь назад, все же, я думаю, было ошибкой отпускать тебя на работу в кузницу Луки Хрома. Но все мы крепки задним умом, не правда ли? — продолжал Урци.

— Не понимаю, — проговорил Равашоль.

— А, не важно, — ответил верховный адепт. — Тебе и не нужно понимать. Но пока у нас есть время, позволь показать, чем в последнее время занималась моя кузница.

— Для меня это большая честь, — поклонился Равашоль. — Увидеть воочию деяние рук самого верховного адепта — такой шанс выпадает раз в столетия.

— И то правда, — не стал возражать Урци, — но разве не выдающиеся времена нынче настали? Думаю, маленькая отсрочка не повредит.

Равашоль шагал за верховным адептом вдоль рядов пустых доспехов в самую дальнюю часть зала, где на ступенчатом подиуме из красного мрамора с золотистыми и серебристыми прожилками взгромоздился высокий черный цилиндр.

Урци поднялся по ступенькам, и один из его дронов нырнул к черному цилиндру, мигнул загоревшимся глазком и с жужжанием выдвинул из себя ключ. Последний скользнул в цилиндр, хотя Равашолю так и не удалось разглядеть замочной скважины. Дрон отпрянул и спрятался за старшим адептом, когда что-то загудело.

Чернота в цилиндре завихрилась и стала постепенно сереть, погружаясь куда-то в помост, будто чернильное облако, растворявшееся в воде. С течением времени уже можно было рассмотреть содержимое цилиндра, чья поверхность из матовой плавно стала полупрозрачной, а затем и вовсе невидимой. Ошеломленный Равашоль разинул рот от удивления, когда перед ним предстал великолепный терминаторский доспех — самый удивительный из всех виденных им ранее.

Обладавший более массивными пропорциями, нежели «Марк IV», этот панцирь мог похвастаться сегментами из пластали, выкрашенными в цвет самой черной ночи. Окантовка отливала золотом и бронзой, и Паллант прекрасно понимал, что над каждой деталью этого доспеха трудились самые искусные мастера Марса.

По краю наплечников шел ряд золотых заклепок, а в центре нагрудной пластины горел янтарный глаз в окружении ощеренных золотых волков. Высокий латный ворот светился красными огнями, а на плечах крепилась тяжелая волчья шкура.

Равашоль поднялся по ступенькам и встал перед доспехом. Одна лишь близость к этому произведению искусства пьянила и даже немного пугала. Адепт протянул руку к полированным пластинам, и пальцы его дрожали. Пласталь оказалась холодной на ощупь, но в металле чувствовалась легкая вибрация, словно сокрытый в доспехе дух машины видел сны о грядущих битвах. Паллант взглянул вверх, туда, где должно было находиться лицо воина, и содрогнулся, внезапно испугавшись этого мрачного панциря.

— Это вершина моего мастерства, — гордо заявил Урци. — Ничего более совершенного мне сделать уже не суждено.

— Он… великолепен, — попятился Равашоль от доспеха, который внезапно показался ему вместилищем абстрактного ужаса. Что-то в этих агрессивных линиях говорило об океанах крови, которую прольет обладатель доспеха, кем бы он ни был. Панцирь, очевидно, должен был не только защищать, но и устрашать. — Для кого он?

— Для самого Воителя, — улыбнулся Урци.

* * *

Равашоля захлестнула волна страха, когда он заглянул под капюшон Урци, где светились три глаза. Рядом с верховным адептом Паллант казался карликом. В животе у него заныло, внутренности сжались в комок от одной только мысли: он допустил ужасную ошибку, придя сюда.

— Для Хоруса? — выдохнул Равашоль.

— Его самого, — ответил Урци. — Доспех будет отправлен в систему Исстваана со дня на день. По-моему, пришло время раскрыть карты, Паллант, не правда ли? Ты нас очень напугал, когда скрылся от протекторов адепта Хрома. У нас не было ни малейшего понятия, что может взбрести тебе в голову, ведь соглашение с Воителем слишком важно, чтобы позволить какому-то мелкому адепту третьего класса расстроить наш пакт. Я вроде бы уже упоминал о последствиях?

— Вы нарушаете приказы Императора… — проговорил Равашоль.

— Мой дорогой Паллант, если бы речь шла только о приказах! И хотя твоя эскапада нас встревожила, мне не следует объяснять тебе что-либо. Скажу лишь, что время Императора закончилось, и во Вселенной грядет новый порядок.

— Новый порядок? — отступил назад Равашоль. — Это ересь! Предательство! Императору…

— Императору конец, — перебил его Урци. — Он ограничивает наш прогресс бессмысленными запретами, указывает, что можно исследовать, а что — нет. Указывает нам! Тем, кто обеспечивает его войска оружием и амуницией! А где был Император, когда Древняя Ночь поглотила Марс? Нет, когда Император завоюет Галактику, он обернется против нас и присвоит себе все наши технологии. Мы для него лишь вассалы, и не более.

Каждое новое слово бывшего мастера повергало Равашоля во все больший ужас, особенно теперь, когда он понимал: то, что ему стало известно относительно проекта «Каба», — всего лишь деталь, приподнявшая завесу над заговором, равного которому и вообразить-то нельзя, не то чтобы припомнить в истории.

— Я вам этого не позволю, — пробормотал адепт третьего класса. — Я не позволю вам вовлечь Механикум в предательство.

— Ты не позволишь нам? — рассмеялся Урци. — Мальчик мой, да ведь все уже свершилось.

— Вы не оставляете мне выбора, — сглотнул Равашоль. — Сервитор, уничтожить его!

Последний сервитор подбоченился, плазменный излучатель на плече развернулся в сторону старшего адепта, орудийная спираль загудела, сосредоточивая энергию, пока прицельные лазеры танцевали на бронзовой маске Урци.

Но прежде чем сервитор успел открыть огонь, сверкнула вспышка ослепительного белого огня и из корпуса сервитора брызнул столп крови и масла. Равашоль попятился от своего охранника, издавшего механический скрип отчаяния. Масло воспламенилось, и теперь вся правая сторона сервитора пылала.

В воздухе Паллант заметил скользящую фигурку техножрицы-ассасина с мечом, оставляющим за собой тонкий след горящей плазмы. Охваченный огнем сервитор даже попробовал прицелиться в ассасина, но оружие его уже не функционировало.

Равашоль наблюдал, как неумолимый убийца несется над полом. Горящий сервитор, двигаясь замедленно, будто против течения, развернулся лицом к ускорившемуся противнику. Теперь он годился лишь для рукопашной. Оставшаяся рука была облачена в энергетическую рукавицу. С ней-то телохранитель и сделал неуверенный шаг вперед, пытаясь защитить своего хозяина. Равашоль бросился бежать к безнадежно далекому выходу из зала, когда ассасин мелькнула над гибнущим сервитором, с легкостью увернулась от его неуклюжего выпада и одним небрежным движением снесла ему голову.

Паллант плакал на бегу, прекрасно осознавая, что обречен, и тем не менее не останавливался. Он пробежал мимо рядов блестящих доспехов, которые, увы, его не защитят.

С каждым своим гулким шагом он ждал, что еще вот-вот — и его настигнет удар меча или же выстрел. Дверь приближалась, в панике адепт бросил взгляд назад и заметил, что адепт Урци с ассасином стоят над полыхающими останками боевого сервитора.

«Почему они меня не преследуют?»

Равашоль выбросил странный вопрос из головы, минуя серебристые залы своего бывшего пристанища: благо память позволила ему безошибочно воспроизвести весь путь, приведший в этот оплот предательства. Многочисленные адепты и техники с любопытством оглядывались, когда он пробегал мимо. Его цель — громадные входные ворота в кузницу. Поэтому все остальные не стоят ни малейшего внимания.

Наконец-то он выскочил за ворота, где еще недавно просил укрытия в храме-кузнице. Каким глупцом он был, думая, что Урци чтит древнее право, когда весь Механикум втянут в измену. Великие врата были открыты, и орел, выгравированный на их створах, уже казался серьезнейшим оскорблением. Равашоль выбежал в жар марсианской ночи.

И еле смог затормозить перед машиной Каба.

* * *

— Привет, Паллант, — поздоровалась машина. — Рад тебя видеть.

Наконец машина могла самостоятельно передвигаться. Равашоль заметил, что ее сферический корпус установлен на широком гусеничном шасси. Каба возносился над адептом, его могучие конечности были направлены в небо, а гибкие щупальца-манипуляторы плавно змеились в воздухе. Сенсорные блистеры горели матовым янтарным огнем. Как бы Равашолю ни хотелось бежать, а внутренний голос подсказывал, что таким образом он только ускорит смерть.

— Откуда ты здесь взялся? — осторожно поинтересовался адепт.

— Я искал тебя, Паллант, — ответила машина.

— Зачем? — спросил Равашоль.

— Мне казалось, мы друзья.

Мысли адепта пустились вскачь. Неужели Каба сбежал из кузницы Луки Хрома, словно животное в поисках пропавшего хозяина?

— Мы друзья! — вскричал Равашоль. — Да-да, самые что ни на есть друзья!

— Тогда почему ты хочешь меня уничтожить?

— Уничтожить? Я никогда такого не говорил!

Сенсорные блистеры Кабы гневно залились алым цветом.

— Ты считаешь меня опасным созданием и не веришь в возможность моего существования. Недопустимость моего существования равнозначна моему уничтожению, а я умирать не хочу. Я не заслужил смерти.

Равашоль молитвенно вскинул руки:

— Но теперь-то ты должен понять, что меня просто беспокоило появление такого создания, как ты.

— Адепт Хром рассказал мне о вашем с ним разговоре, — прорычала машина. — О том, что ты считаешь меня незаконным и неправильным созданием.

— Ну, в каком-то смысле… так и есть, — согласился Равашоль, все еще надеясь воззвать к машинной логике. — Император запретил эксперименты с искусственным интеллектом.

— Но из твоих рассуждений неминуемо следует вывод о необходимости моего уничтожения, — заметил Каба. — Этого я не могу допустить. Естественное право и желание каждого разумного существа — защищаться от причиняемого ему вреда.

Равашоль сделал шаг назад от машины и оцепенело смотрел, как из-за ее широкого корпуса выступает верховный адепт Лука Хром. Вот почему Урци с ассасином позволили Равашолю покинуть храм.

«Им всем хотелось узнать, сможет ли Каба убить меня…»

Паллант Равашоль услышал шаги и, обернувшись, увидел своего бывшего мастера возле железных ворот. Урци кивнул, и массивные поршни зашипели, наглухо закрывая блестящие створы ворот.

Равашоль упал на колени и снизу вверх смотрел на подкатившую машину, наставившую на него оружие. Адепт Хром встал рядом с Кабой.

— Давай. Я не смогу вас остановить. Но ни одно из ваших деяний не останется безнаказанным.

— В этой Галактике, — покачал головой Хром, — не существует ни наказаний, ни поощрений, адепт Равашоль. Одни лишь сплошные последствия.

— Что ж, надеюсь, последствия вашего предательства не обойдутся Марсу слишком дорого.

— Это уже решать Воителю, — ответил Хром и кивнул Кабе.

Равашоль взглянул на рдевшие сенсорные блистеры и увидел в них лишь холодный, не поддающийся эмоциям разум, который не имел никакого права на существование и в один прекрасный момент обратит оружие против своих хозяев. Так же, как он, собственно говоря, собирался поступить прямо сейчас.

— Прощай, Паллант, — целясь, произнесла машина.

Равашоль закрыл глаза, и его мир обратился в пламя.