Варл с видом фокусника сдернул свой камуфляж­ный плащ с лежащего на полу кадила. При этом грузо­вой отсек транспортного корабля погрузился в тишину.

Игра, которую он предлагал, была простой, затя­гивающей и, конечно же, полностью подтасованной. К тому же сержант Варл и мальчишка-талисман были весьма неплохой командой. У них была банка жирных скачущих мокриц, которых они наловили в зернохранилище корабля, и старое, побитое жизнью кадило, по­заимствованное в часовне Экклезиархии. Кадило пред­ставляло собой полый шар из ржавого металла. Его можно было раскрыть, чтобы поместить внутрь и за­жечь благовония. Сам же корпус был покрыт множе­ством звездообразных отверстий.

— Правила игры просты, — объявил Варл, встряхи­вая банку, чтобы все окружающие могли рассмотреть полдюжины крупных, размером с палец, жуков. Меха­низмы его искусственной руки жужжали и гудели при каждом движении.

— Это игра на интуицию. На удачу. Никакого мо­шенничества, никакого надувательства.

Варл был своего рода шоуменом, и Майло это очень нравилось. Майло причислял его к своеобразному внут­реннему кругу Призраков: Варл был близким другом Корбека и Ларкина, одним из небольшой, но креп­кой группы товарищей по ополчению Танит Магны до Основания. Поначалу острый язык и бесцеремонное по­ведение Варла лишили его всех шансов на повышение. Но потом он потерял руку на Фортисе Бинари, во вре­мя героического освобождения мира-кузни. Ко време­ни ныне легендарного сражения за Меназоид Ипсилон он уже был командиром отделения в звании сержанта. Многие считали, что он давно заслужил это повышение. На фоне бескомпромиссности таких командиров, как Роун и Фейгор, и строгой приверженности воинской дисциплине Маколла и самого комиссара Варл нарав­не со всеобщим любимцем полковником Корбеком при­вносил в офицерскую среду Призраков нотку человеч­ности и искреннего сопереживания. Солдаты любили его: он умел шутить не хуже Корбека, а временами шут­ки его были даже смешнее (и грубее). Его искусственная рука свидетельствовала, что он не боится оказаться на переднем краю битвы. И он умел по-своему произнести неформальную, но вдохновляющую речь в момент, ког­да ему могла понадобиться полная отдача бойцов.

Но здесь, среди гулких грузовых отсеков, в окру­жении отдыхающих гвардейцев, он использовал свои вдохновляющие речи для другого. Для отвода глаз.

— Вот что я предлагаю вам, друзья мои, мои храб­рые братья по оружию. Вот что я предлагаю, во славу Золотого Трона!

Он говорил медленно и четко, чтобы мелодичный танитский акцент не помешал окружающим солдатам понять его. Помимо Призраков, этот корабль перево­зил еще три подразделения: крепких светловолосых здоровяков Пятидесятого Королевского Вольпонского полка, невысоких желтокожих и весьма беззаботных солдат Пятого Сламмабаддийского и высоких смуглых длинноволосых гвардейцев из Двадцатого Роанского, известного как Диггеры. Они говорили на одном язы­ке, но принадлежали к разным культурам. Варл был очень точен и осторожен в своих словах, стараясь, что­бы все поняли его верно и до конца.

Он передал кадило Майло, который, в свою оче­редь, открыл его.

— Смотрите. У нас есть металлический шар с от­верстиями. Мы кладем зерновых мокриц внутрь… — Варл выловил пару мокриц из банки и запустил в под­ставленное Майло кадило. — И мой юный друг закры­вает шар. Обратите внимание, я нацарапал возле каж­дого отверстия номер. Тридцать три отверстия, и все пронумерованы. Никакого обмана, никакого мошенни­чества… Если угодно, можете осмотреть шар.

Сержант поставил шар на пол, чтобы любой мог рассмотреть его поближе. Большая шайба, на кото­рую он ставил кадило, не давала тому кататься по полу.

— Теперь следите. Я ставлю шар на пол. Мокри­ца хочет выбраться на свет, верно? Так что рано или поздно одна из них вылезет наружу… через одно из отверстий. Собственно, в этом и заключается игра. Мы ставим на номер отверстия, из которого выползет мок­рица.

— И все наши денежки уползают из карманов, — сказал один из стоящих впереди Диггеров с характер­ным для роанцев гнусавым акцентом.

— Мы все будем делать ставки, друг мой, — уве­рил его Варл. — Ты поставишь, я поставлю. И все, кто захочет, присоединятся. Если кто-то угадает или назовет номер ближе всего к верному, он получит все деньги. Никакого мошенничества, никакого надува­тельства.

Как по команде, из одного отверстия выскочила мокрица и посеменила по палубе, пока ее не раздавил мрачный вольпонец.

— Ничего страшного! — воскликнул Варл. — Там, где мы их набрали, их еще полно. Вы поймете, о чем я, если когда-нибудь бывали в местных зернохрани­лищах!

Эти слова вызвали общий взрыв смеха, подкреп­ленный ощущением единения через невзгоды солдат­ской жизни. Майло улыбнулся. Ему нравилось, как ловко Варл умеет выступать перед толпой.

— А что, если мы не поверим тебе, Призрак? — спросил огромный вольпонец, раздавивший жука.

Аристократ был в форменных ботинках и серых твидовых брюках с золотыми лампасами, но без ките­ля, в одной рубахе. Его тело бугрилось крепкими мышцами, а ростом он был выше Варла на добрых две головы. Вольпонец просто источал высокомерие.

Майло напрягся. Он знал, что с самого Вольтеман­да между Призраками и Аристократами существовала вражда. Никто никогда не говорил об этом открыто, но, если верить слухам, командир Аристократов, стоявший во главе группы вторжения, отдал приказ накрыть ар­тиллерийским огнем русло реки Вольтис. Тогда погиб­ло немало танитцев. Аристократы — такие благородные и, прокляни их Император, могучие, — похоже, пре­зирали «простолюдинов» Призраков. Впрочем, кого они не презирали? У огромного Аристократа с его сонными глазами и наглыми манерами было как минимум шес­теро друзей в толпе, и все они были такие же могучие. «Чем они их там кормят, что они такими здоровыми вымахали?» — подумал Майло.

Немного растерявшись, Варл спустился с ящиков, которые он использовал как сцену, и подошел ближе к гиганту. Призрак с жужжанием протянул ему искус­ственную руку.

— Келган Варл, сержант. Танитский Первый и Единственный. Отдаю должное человеку, не стесняю­щемуся высказывать свои сомнения…

— Майор Гижом Данвер Де Банзи Хайт Жильбер, Пятидесятый Королевский Вольпонский полк. — Здо­ровяк не принял рукопожатие.

— Ну что же, майор, я понимаю, что у вас нет ника­ких оснований доверять такому отребью, как я. Но, види­те ли, это просто игра. Никакого жульничества, никакого мошенничества. Мы все делаем ставки, мы все веселим­ся, и так наше время в пути проходит немного быстрее.

Майор Жильбер явно оставался при своем мнении.

— Ты все подтасуешь. Мне с тобой играть неин­тересно. — Вольпонец посмотрел через плечо Варла на Майло. — Пусть мальчишка играет.

— О, ну это же просто нелепо! — запротестовал Варл. — Он же еще пацан. Он ничего не понимает в тонком и благородном искусстве игры. Вы ведь хоти­те поиграть с настоящими профессионалами!

— Нет, — просто ответил Жильбер.

Из толпы раздались одобрительные возгласы, и не только со стороны вольпонцев. Кто-то уже потерял интерес и собрался уходить.

— Ну хорошо, хорошо! — драматически восклик­нул Варл, будто это разбивало ему сердце. — Пусть парень играет вместо меня.

— Я не хочу, сэр! — пискнул Майло.

Он молился, чтобы беспокойство и испуг в его го­лосе звучали не слишком наигранно.

— Итак, дружище, — заговорил Варл, подойдя к Майло и осторожно положив бионическую руку на его плечо, — будь добр, сыграй, чтобы собравшиеся здесь джентльмены могли насладиться нехитрой игрой.

Едва заметно он подмигнул Майло. Адъютант из последних сил старался не расхохотаться.

— Х-хорошо, — согласился он.

— Парень будет играть вместо меня. — Варл повер­нулся к толпе и поднял руки. В ответ его окатило вол­ной аплодисментов и одобряющих возгласов.

Игра началась. Вокруг немедленно собралась толпа. По рукам разошлись бумажные талоны, зазвенели мо­неты. Жильбер решил сыграть, и его примеру после­довали двое роанских Диггеров и трое сламмабаддийцев. В толпе уже стали делать дополнительные ставки на победителей и проигравших. Варл открыл кадило и взялся за банку с мокрицами.

Жильбер немедленно выхватил ее, высыпал мокриц на пол и растоптал их. Затем он передал пустую банку одному из своих подручных:

— Рабалль! Ступай принеси новых из зернохрани­лища!

— Сэр!

— Да что же это? — Варл упал на колени и, как показалось Майло, смахнул самую настоящую слезу, глядя на раздавленных насекомых. — Неужели вы не доверяете даже моим мокрицам, майор Жильбер из Аристократов, сэр?

— Я не доверяю ничему из того, что могу разда­вить. — Жильбер выглядел так, будто готов был разда­вить и самого Варла.

По толпе прокатилась волна новых ставок. Кто- то сочувствовал оскорбленному Призраку и его погиб­шим питомцам, кто-то уловил жульничество и поста­вил деньги на майора Аристократов.

— Ты мог перекормить их или накачать наркотой. Они выглядели слишком смирными. Ты мог поставить на нижние отверстия и ждать, пока неуклюжие твари просто вывалятся оттуда под действием гравитации. — Жильбер улыбнулся своей собственной проницатель­ности, и его приятели одобрительно зарычали.

К ним присоединилось несколько коварных сламмабадцийцев, и Майло почувствовал, что дело принимает неприятный оборот.

— Ладно, вот что я вам скажу, — произнес Варл, вставая. Помощник Аристократа уже вернулся с банкой, полной мечущихся мокриц и недоеденного ими зерна. — Мы будем использовать ваших жуков… И вы можете установить кадило так, как пожелаете.

Варл взял грузовой гак с ближайшего ящика, чтобы использовать его как подставку.

— Теперь довольны?

Жильбер кивнул.

Начались последние приготовления. Игроки, вклю­чая Майло, записали номера своих ставок на листах бумаги. Варл размял здоровое плечо, словно ощутил какую-то старую рану. Раздалась команда начинать тур.

— Дайте и мне сыграть!

Через толпу протолкнулся Каффран. Он шатался и распространял вокруг себя сильный запах сакры. Ему немедленно очистили место.

— Кафф, не надо! Ты не в том состоянии… — за­бормотал Варл.

Пьяный гвардеец тем временем уже вытаскивал толстую стопку монет немаленького достоинства.

— Дайте-ка бумажку… я ставку сделаю… — заплета­ясь, говорил Каффран.

— Дай своему дружку Призраку сыграть, — зло ух­мыльнулся Жильбер, глядя, как протестует Варл.

Всем окружающим казалось, что танитский фокус­ник окончательно потерял контроль над своей неслож­ной игрой и, если в ней и был изначально какой-то подвох, какая-то хитрость, воспользоваться ею было уже невозможно.

Первая мокрица отправилась в кадило. Жильбер раскрутил шар и поставил на пол. Листки с номера­ми перевернули лицом вверх. Сламмабаддиец оказал­ся ближе всего к верному номеру, промахнулся всего на три. Майло захныкал, видя, что совсем не угадал.

Каффран в ярости отдал свои деньги и достал но­вую порцию монет.

Победителю досталась честь крутить кадило следу­ющим. Во втором раунде победил Диггер. Он промах­нулся на целых пять отверстий. Но остальные оказа­лись еще дальше. Майло умолял Варла позволить ему выйти из игры, но сержант только отмахнулся, погля­дывая на озлобленного Жильбера.

Аристократ выиграл следующий раунд, промахнув­шись на два. Он собрал большую горсть монет, и один из разочарованных Диггеров покинул игру. Уровень ставок в игре и вокруг нее серьезно вырос, и теперь на кону были настоящие деньги. Монеты ходили по рукам. Аристократы ликовали, как и некоторые дру­гие. Кое-кто продолжал оплакивать свой проигрыш. Еще двое сламмабаддийцев и один Диггер присоедини­лись к игре, на их ставки сбрасывались и их друзья. Никто из вольпонцев не решился играть против Жиль­бера.

Окрыленный выигрышем, майор поставил весь свой выигрыш и накинул сверху двойную сумму. Многие гвардейцы, особенно Призраки и Диггеры, никогда в жизни не видели такой горы наличных. Нервничаю­щий Каффран глотнул сакры из бутылки и начал при­ставать к своему другу Бростину, прося денег взаймы. Тот нехотя дал.

В следующем раунде Жильбер и один из Диггеров ошиблись лишь на три значения. Они поделили по­ровну весьма внушительную сумму денег.

До следующего раунда продержались Жильбер, три сламмабаддийца, два Диггера, Майло и Каффран, ко­торый теперь клянчил деньги у обеспокоенного Рагло- на. Бростин в ярости ушел. Ставка была просто ги­гантской.

Каффран промахнулся на два отверстия, сламмабаддийец на одно. Жильбер вообще оказался на другой стороне шара. Майло назвал точный номер.

Вопли, злость, радость, переполох.

— Ему просто повезло, — сказал Варл, собирая при­быль. — Ну как, остановимся на этом?

— Парнишка словил удачу, — сказал Жильбер, при­казывая своим подчиненным опустошить карманы.

Была собрана новая огромная ставка. Диггеры вы­шли из игры, как и Каффран, которого утащил Раглон. Сламмабаддийцы собрали все свои сбережения в одну кучу.

Майло раскрутил кадило и опустил на землю.

Тишина.

Было слышно, как насекомое бьется о стенки шара.

Мокрица наконец выбралась наружу.

Майло снова угадал.

Кошмарная суматоха. Казалось, сейчас в грузовом отсеке начнется восстание. Варл сгреб выигрыш, под­хватил кадило и вытянул Майло из толпы за шиворот. Люди вокруг вопили, метались, из-за одного пари на победителя началась драка.

В коридоре, ведущем к жилому отсеку танитцев, Варл и Майло встретили Каффрана, Раглона и Бростина. Все трое смеялись, а Каффран как-то слишком быстро протрезвел. Конечно же, ему придется теперь стирать свой китель, чтобы вытравить запах сакры…

Варл широко улыбнулся, показывая толстый ме­шок денег.

— Будем делить добычу, друзья! — объявил он, хлопнув Майло по спине бионической рукой.

Он так и не смог приноровиться к ее силе, в ре­зультате мальчишка чуть не упал.

Каффран привлек внимание остальных. Позади них в глубине коридора замаячили темные силуэты. Это были Жильбер и его сослуживцы.

— Ты заплатишь за этот обман, шлюхин сын! — пригрозил майор Варлу.

— Игра была честная, — начал было сержант, но тут же понял, что сладкими речами уже не отделаться.

С каждой стороны было по пятеро. И все Аристо­краты возвышались даже над Бростином, а он был са­мым рослым среди присутствующих танитцев. В таком тесном пространстве Призраки могли бы попытать уда­чу, даже драться на равных. Но в любом случае про­льется кровь.

— Какие-то проблемы? — раздался голос шестого участника танитской шайки.

Брагг вышел из тени позади своих друзей, расслаб­ленно глядя сверху вниз на Аристократов. Казалось, он заполнил собой весь коридор.

Призраки расступились, чтобы пропустить силача. Брагг шел медленной, угрожающей походкой, которую Варл отрепетировал с ним специально для таких слу­чаев.

— Бегите, маленькие Аристократы, не заставляй­те меня делать вам больно, — произнес он заученную фразу, тоже подсказанную Варлом.

Получилось чересчур пафосно и наигранно, но вольпонцы были слишком поражены размерами нового про­тивника, чтобы обратить на это внимание. Аристократы развернулись и убрались восвояси. Бросив последний испепеляющий взгляд, Жильбер последовал за ними.

Призраки расхохотались до слез.

Под ним сиял Монтакс, зеленый и неизведанный.

Гаунт стоял перед обзорным окном гексобора «Свя­тость», изучая планету, которую его войскам придется штурмовать всего через неделю. Время от времени он сверялся с картой, записанной в инфопланшете, уточ­няя подробности географии. Он уже понял, что глав­ной проблемой станут густые джунгли. Он даже при­мерно не мог представить, какова численность врага там, внизу.

По предварительным данным разведки, крупные силы богомерзких хаосопоклонников, бежавших после недавней битвы при Пиолите, укрепились на Монтак­се. Военмейстер Макарот решил не испытывать судь­бу. Вокруг огромного гексобора орбитальной станции, воздвигнутой здесь как точка сбора войск, постепен­но скапливались имперские легионы. Больше десят­ка огромных транспортных кораблей уже пристыкова­лись к зубчатым платформам доков, словно крупные поросята у сосков колоссальной матки. И буксиры как раз сопровождали на стыковку еще одно судно. И оно было далеко не последним. На высокой орбите стояли на якоре имперские крейсеры и эскортные корабли, включая фрегат «Наварра», на котором какое-то вре­мя были расквартированы Призраки Гаунта. Время от времени от боевых кораблей отделялись стайки удар­ных эскадрилий, вылетающих на боевые задания или на патрульные облеты.

Гаунт отвернулся от окна и спустился по корот­кой лестнице в большую прохладную камеру одного из основных тактических приделов «Святости», в Плане­тарий. По центру отсека в полу вращался огромный диск, не меньше тридцати метров в диаметре. Он со­стоял из соединенных вместе тончайших деталей из ла­туни и золота и более всего походил на гигантский часовой механизм. По мере вращения вместе с ним поворачивалась и трехмерная проекция планеты, создан­ная разноцветными лучами, исходящими из диска. Над ее сияющей поверхностью скользили информационные таблицы и сводки последних разведданных.

Офицеры Гвардии в строгих мундирах, служители Экклезиархии и Муниториума в длинных рясах, флот­ские офицеры в кителях сегмента Пацифик и закутан­ные в робы члены персонала самого гексобора снова­ли вокруг Светового Планетария, просматривали по­ступающую информацию или совещались небольшими группами. Изувеченные, высохшие сервиторы, свер­нувшиеся в стеклянных колыбелях, перешептывались сигналами и треском электроники. Из их глаз, ртов, рук и позвоночников тянулись провода, подключав­шие их к машинам. Под сводчатыми потолками отсека с одинаковым интервалом были установлены столы с голографическими картами, на которых демонстриро­вались различные участки поверхности Монтакса. Во­круг каждого собирались группы штабных офицеров, планировавшие частные детали операции. Воздух зве­нел от многочисленных объявлений и корректировок информации, многие из которых перекрывал треск вы­числительных машин. Диск Планетария развернулся, и на поверхности планеты появились новые сводки информации и маркеры размещения войск.

Гаунт прошелся по кругу, приветствуя знакомых ему офицеров и отдавая честь старшим чинам. В этом месте царила особая атмосфера. Словно какое-то огромное су­щество свернулось в пружину, задержав дыхание, гото­вое к броску.

Комиссар решил, что настало время посетить транс­портный корабль Призраков. Солдаты наверняка бес­покоятся в ожидании нового назначения и развертыва­ния. А Гаунт очень хорошо знал, что, если не занятые ничем, нервничающие гвардейцы собираются в одном месте перед высадкой, жди беды.

А еще им было скучно. Вот что было паршивее все­го. Именно в таких случаях всплывало множество про­блем по части дисциплины, какой бы это ни был полк. Здесь и начиналась самая напряженная работа комис­саров Имперской Гвардии. Можно было ожидать ссор, драк, воровства, пьянства, а в более варварских пол­ках — даже убийств. И такие беспорядки распространя­лись как пожар, стоит лишь немного ослабить хватку.

Гаунт заметил в зале генерала Штурма, командую­щего Пятидесятым Вольпонским полком, и нескольких его старших помощников. Штурм, кажется, его не за­метил или предпочел не заметить. Гаунт не собирался приветствовать его. Несмотря на прошедшие меся­цы, преступление, совершенное вольпонцами на Вольтеманде, было все еще свежо в памяти. Дурные пред­чувствия зародились у него в тот самый момент, как он узнал, что здесь, на Монтаксе, Призраки и Аристо­краты встретятся впервые после Вольтеманда. Битва за Меназоид Ипсилон во всей красе показала ему, к чему может привести долгосрочная вражда между полками. Но возможности перевестись на другой театр уже не было, и Гаунт уверил себя, что проблема была исклю­чительно в генерале Штурме и его старших офицерах. Простым солдатам Призраков и Аристократов было не­чего делить, и они наверняка могли спокойно дождать­ся высадки в соседних бараках, пока наступление не разведет их в стороны.

И в отличие от Вольтеманда Штурм здесь уже не командовал. Наступлением на Монтаксе командовал лорд-милитант генерал Булледин.

Гаунт заметил комиссара Волового, приписанного к полку роанских Диггеров, и остановился поговорить с ним. В основном это был пустой разговор. Однако Воловой упомянул, что, по слухам, генерал Булледин ис­просил совета астропатов. В войсках поползли слухи о колдовстве на планете. Поговаривали, что дальнейший ход операции решали предсказания и гадания на Таро.

— Вот это последнее, что мы хотели бы услышать, — негромко говорил Воловой Гаунту. — Последнее, что я хотел бы услышать. Роанцев чертовски сложно держать в узде. Нет, они отличные бойцы, когда удается расше­велить их. Но большую часть времени они ни черта не делают. Пара недель в трюмах корабля — и мне придет­ся каждому из них персонально надрать задницу, чтобы загнать в десантные челноки. Апатичные, ленивые… так мало того, это самые суеверные засранцы, которых мне доводилось встречать. Когда до них дойдут слухи о кол­довстве, моя работа станет вконец невыносимой.

— Понимаю, сочувствую, — сказал Гаунт.

Он не врал. Гирканцы, его бывший полк, были твер­же стали. Но бывали времена, когда лишь один слух о псайкерском безумии буквально выбивал почву у них из-под ног.

— А как у тебя, Гаунт? — поинтересовался Воловой. — Я слыхал, ты теперь служишь с каким-то от­сталым сбродом. Не скучаешь по гирканской дисцип­лине?

Гаунт покачал головой:

— Танитцы вполне дисциплинированны… на свой лад, конечно.

— Ты ведь командуешь ими непосредственно, не так ли? Весьма необычно. Для комиссара, во всяком случае.

— Это последний дар Слайдо, упокой Император его душу. Поначалу я противился такой судьбе, но те­перь смотрю на нее по-другому.

— Слышал, ты многого с ними добился. Я читал до­клады о Меназоидской кампании прошлого года. А еще говорят, что именно твои ребята подобрали ключик к дверям Буцефалона.

— Да, у нас были успехи.

Гаунт вдруг понял, что Воловой что-то разглядыва­ет у него за плечом.

— Не оборачивайся, Гаунт, — продолжил говорить роанский комиссар, не меняя интонации. — У тебя уши не горят? Тут кое-кто шепчется о тебе.

— Кто, например?

— Генерал Аристократов. Штурм, кажется? Надмен­ный кусок ячьего говна. Один из его офицеров только что поднялся на палубу и что-то поет ему на ухо. И они оба смотрят тебе в спину.

— Дай угадаю, — не поворачиваясь, проговорил Га­унт. — Пришедший офицер — такой здоровенный де­тина с заплывшими глазами?

— Разве они не все так выглядят?

— Нет, этот здоров даже по вольпонским стандар­там. Майор.

— Ага, это он, судя по петлицам. Знаешь его?

— Не то чтобы близко… Но все равно ближе, чем хотелось бы. Звать его Жильбер. Восемнадцать меся­цев назад на Вольтеманде он, я и Штурм… немного разошлись во мнениях.

— И сильно разошлись?

— Да, это стоило мне нескольких сотен бойцов.

Воловой присвистнул:

— Тогда это ты должен шептаться о нем!

Несмотря на полумрак, было видно, что Гаунт улы­бается.

— А разве мы не шепчемся о нем, Воловой?

Комиссар собрался уходить. Пересекая Планета­рий, он смог как следует разглядеть штабных офице­ров вольпонцев. Жильбер уже стоял один. Его пылаю­щий взгляд неотрывно следил за Гаунтом. Штурм в окружении своих адъютантов поднимался по длинной лестнице в личные покои лорд-милитанта в шпиле.

Корбек, шагая рядом с Гаунтом по палубе пасса­жирского отсека, вводил своего командира в курс пос­ледних событий:

— Да, действительно. Была небольшая драка из-за пайков, ерундовая, я быстро всех разнял. Костин и двое его друзей надышались парами растворителя для крас­ки и надолго выпали из общей жизни. Правда, Костин потом упал по-настоящему, сломал голень.

— Я же предупреждал техников, чтобы закрывали на замок подобные материалы…

— Они так и делали, но Костин дружит с замками, ну, вы понимаете…

— Пусть доложатся по форме, потом отправь их на гауптвахту.

— Я думаю, Костин и так достаточно поплатился за свой неразумный… — начал Корбек.

— Я не потерплю этого! Солдатам выдали поло­женные порции i-рога и сакры. Мне не нужны нады­шавшиеся наркоманы!

— Вы, конечно, правы, сэр, — Корбек поскреб бо­роду, — но, видите ли, люди маются со скуки. Многие выхлебывают всю свою порцию сакры в первые же дни.

Гаунт развернулся к своему заместителю, в глазах блеснули искорки гнева.

— Пусть все уяснят вот что, Колм. Император жа­лует своим солдатам сигареты и алкоголь для отдыха. Если они начнут злоупотреблять этой милостью, в мо­ей власти лишить их ее. Всех. Это ясно?

Корбек кивнул. Офицеры остановились у поруч­ня балкона и посмотрели вниз, в пассажирский отсек. Воздух потяжелел от запахов табака и пота. Внизу тянулись ряды из сотен коек. И там же были сотни людей. Спали, разговаривали, играли в кости, моли­лись или просто сидели, глядя в пустоту. Между ря­дов коек двигались священники, даря успокоение и благословляя тех, кто просил или просто нуждался в этом.

— О чем задумались, сэр? — спросил Корбек.

— Похоже, будут неприятности, — произнес Га­унт. — Я пока не знаю точно какие. Но мне это все очень не нравится.

В прихожей кто-то был.

Гаунт проснулся. На корабле наступила искус­ственная ночь, и автоматы управления погасили свет. Комиссар и не заметил, как заснул на своей койке, уронив на грудь кипу документов и инфопланшет.

Движение в прихожей за стеной его спальни заста­вило его проснуться.

Он бесшумно поднялся с кровати и переложил до­кументы на полку. Его револьвер и цепной меч остались висеть на деревянной вешалке снаружи. Поэтому он достал из прикроватной тумбочки короткий лазерный пистолет и заткнул за пояс за спиной. Комиссар был в сапогах, брюках на подтяжках и рубахе. Поначалу он хотел надеть и китель с фуражкой, но быстро отбросил эту идею.

Дверь спальни была чуть приоткрыта, и комиссар разглядел узкий луч света от фонаря. Кто-то рылся в его вещах.

В следующее мгновение Гаунт резко пнул дверь, ворвался в комнату. Атаковав противника со спины, он развернул его, заломил ему руки и со всей силы впечатал его лицом в круглое обзорное окно прихо­жей. Закутанный в робу человек, неуклюже дергаясь, пытался вырываться, пока удар о стекло не сломал его нос и он не потерял сознание.

Включился свет. Гаунт вдруг понял, что за его спи­ной стоят еще двое. До слуха донеслось гудение заря­жающейся батареи лазгана.

Развернувшись на месте, Гаунт швырнул тело своей первой жертвы в одного из противников, свалив его с ног. Второй попытался прицелиться, но Гаунт пригнул­ся, ушел в сторону и одним ударом сломал челюсть стрелку. Только теперь, через несколько секунд после начала драки, он осознал, что только что покалеченный им человек носил коричневую броню гарнизона гексобора. Его напарник, сбросивший с себя бесчувственное тело, начал подниматься. Гаунт перехватил его вытяну­тую руку, легко сломал ее в локте и нокаутировал про­тивника прямым ударом в переносицу.

Гаунт выхватил из-за пояса короткий пистолет и оглядел комнату. Два солдата гарнизона гексобора и человек в длинном балахоне лежали у его ног, стеная и корчась от боли.

Распахнулась дверь.

— Многие бы осудили столь жестокие методы, ко­миссар, — мягко произнес чей-то голос.

— Многие бы осудили взлом и вторжение в чужое жилище. — Гаунт прицелился чуть ниже подбородка вошедшего. — Назовитесь!

Гость сделал шаг вперед, на свет.

Она оказалась довольно высокой. Вся ее одежда — сапоги, брюки и китель — была весьма простой и сплошь черной. Пепельно-белые волосы собраны в ту­гой пучок на затылке, узкое, точеное лицо бесстрастно и прекрасно.

— Меня зовут Лилит. Инквизитор Лилит.

Гаунт опустил пистолет, затем положил его на сто­лик.

— Вы не потребовали показать инсигнию. Значит, верите мне на слово?

— Я слышал о вас. Простите, мэм, но немногие женщины имеют столь высокий титул и подобный род занятий.

Лилит вошла в комнату и легонько пнула одного из солдат. Тот застонал и приподнялся.

— Выметайся. И этих двоих прихвати с собой.

Окровавленный солдат с трудом встал и покинул

помещение, таща на себе своих товарищей.

— Приношу извинения, комиссар, — заговорила Лилит. — Согласно моим данным, вы были на совеща­нии. Я бы не стала посылать сюда своих людей, зная, что вы отдыхаете у себя.

— То есть, если бы меня здесь не было, вы бы обы­скали мою каюту?

Она повернулась к нему и рассмеялась. Обворожи­тельно, уверенно — и громко.

— Конечно! Я же инквизитор, комиссар. Это моя работа.

— Так что конкретно вам здесь нужно?

— Мальчишка. — Лилит подтянула к себе стул и села, расслабленно откинувшись на спинку. — Я хочу разузнать о нем. О вашем мальчишке, комиссар.

Гаунт стоял на месте, в упор глядя на инквизитора.

— Мне не нравится ваш тон и ваши методы, — про­рычал он. — Если я в скором времени не поменяю к ним своего отношения, то уверяю вас, тот факт, что вы женщина…

— Вы и в самом деле угрожаете мне, комиссар?

Гаунт глубоко вдохнул:

— Да, думаю, так оно и есть. Вы видели, как я по­ступил с вашими приспешниками. Я не собираюсь терпеть все это, если у вас нет на то серьезной при­чины.

Лилит вздохнула и вытянула длинные бледные пальцы. Через мгновение она уже направляла на Гаун­та короткий лазерный пистолет.

Комиссар не верил своим глазам. Она даже не по­шевелилась, а пистолет, лежавший в другом конце ком­наты, уже был в ее руках.

— И насколько же серьезной должна быть эта при­чина? — улыбаясь, спросила она.

Гаунт отшатнулся.

Лилит улыбнулась и бросила пистолет на колени. Скрестив руки, она снова откинулась на спинку стула.

— Что ж, хорошо. Начнем. Именем и словом Вы­сочайшего Императора, я, слуга его воли до глубины души и до конца времен, как служитель Инквизиции, повелеваю тебе дать мне ответы правдивые и истин­ные, не утаивая ничего. Кара за ложь да будет много­образной и бесчисленной. Понимаешь ли ты это?

— Хватит уже.

— Вы нравитесь мне, комиссар, — улыбнулась ин­квизитор. — Сам дьявол, как мне и говорили. Дей­ствительно.

— Кто говорил?

Лилит не ответила. Она встала, расслабленно держа пистолет в левой руке, и обошла комиссара по кругу. Ее неженский рост и прямой взгляд раздражали Гаунта.

— Раз вы просите, оставим формальности. Почему бы вам не рассказать мне о вашем мальчике?

— Каком мальчике?

— Как безыскусно. Его зовут Брин Майло, уроже­нец Танит. Он состоит в вашем полку, но, по сути, гражданский.

— И что вы хотите знать, инквизитор?

— О, я хочу знать все, Ибрам. Все.

Гаунт откашлялся.

— Майло… он здесь по воле случая. Полковой во­лынщик, наш талисман… мой адъютант.

— Почему?

— Он умен, сообразителен, энергичен. Все его лю­бят. Он способен исполнять мои поручения быстро и точно.

Лилит подняла палец вверх:

— Начнем сначала. Почему он оказался у вас?

— Когда Хаос обрушился на Танит и поглотил ее, я принял решение отступить и спасти столько боеспо­собных солдат, сколько смогу. На моем пути к спа­сению оказалась преграда. Парень вмешался и помог мне, и в благодарность я забрал его с собой. Он еще слишком юн, чтобы служить, так что я определил его в адъютанты.

— Из-за его навыков?

— Да. И еще потому, что никакого другого занятия для него я не придумал.

Лилит подошла ближе и заглянула Гаунту прямо в глаза:

— И что же это за навыки?

— Расторопность, сообразительность, умение…

— Бросьте, комиссар. Признайте. Вам приглянулся этот юный, чистый мальчишка, и вы…

В закрытом помещении каюты пощечина оказалась весьма звонкой. Лилит даже не поморщилась. Отвер­нувшись, она рассмеялась:

— Очень хорошо. Очень честно. Значит, можно от­бросить всю эту чепуху, так? У меня есть информа­ция, что мальчишка уличен в колдовстве. Что скажете на это?

— Это неправда, — сглотнул Гаунт. — От колдов­ства варпа меня выворачивает наизнанку. Неужто вы думаете, что я стал бы хоть на мгновение якшаться с тем, кто с ним связан? — Комиссар сделал паузу. — За исключением вас, конечно.

Лилит продолжала ходить кругами.

— Но ведь он такой полезный. Я провела рассле­дование, Гаунт. Он предсказывает события, точно уга­дывает их до того, как они произойдут… нападения врага, несчастные случаи или то, какие бумаги потре­буются комиссару. Что комиссар пожелает съесть на завтрак…

— Это не колдовство. Он просто внимательный, смышленый парень.

— Была тут игра… небольшое мошенничество в ба­раках. Ваш мальчишка произвел впечатление. Он знал, как выиграть. Ни разу не ошибся. Что можете ответить?

— Я лучше спрошу: кто вам об этом рассказал?

— Это важно?

— Штурм, так ведь? И его ручной бык Жильбер. У них есть свои мотивы. Как вы можете им верить?

Лилит остановилась и внимательно посмотрела на Гаунта.

— Конечно, у них есть мотив. Они неспособны скрыть это от меня. Штурм и Жильбер ненавидят и презирают вас и ваших Призраков. Они уже пытались уничтожить вас на Вольтеманде, но потерпели неуда­чу. И теперь они пытаются погубить вас любыми сред­ствами. Гаунт едва не потерял дар речи.

— Вы все это знаете и тем не менее идете у них на поводу?

— Я же инквизитор, Ибрам, — с улыбкой ответила Лилит. — Штурм и его подчиненные грубы и бесхит­ростны. Мне нет никакого дела до их мелких обид на вас и ваших людей. Но лорд-милитант генерал Булле­дин запросил моей помощи в оценке колдовской угро­зы во время освобождения Монтакса. Вражеского кол­довства… и того, что скрыто в наших собственных ря­дах, словно опухоль. Мальчишка попал в поле моего зрения, и долг обязывает меня изучить улики. У меня есть информация, что он ведьмак. Меня не интересует, кто и чего хочет добиться этим обвинением. Но если они правы… Вот почему я здесь. Так что же, Майло проклят? Он псайкер? Не нужно защищать его, Гаунт. Вы только серьезно навредите себе.

— Вы ошибаетесь. Все это не более чем подковер­ная грызня. Аристократы нащупали нашу слабину.

— Увидим. А теперь я хочу пообщаться с этим Май­ло. Сейчас.

Вызовы посреди ночи были для Брина Майло не в новинку. Всегда находились какие-то срочные пору­чения, которые требовалось исполнить немедленно. Но еще на подходе к каюте Гаунта он понял, что в этот раз случилось неладное. Комиссар был одет по всей форме, включая китель и фуражку. Его лицо помрачнело. Ря­дом с ним стояла необычно высокая женщина в черном, от которой веяло чем-то неприятным, даже угрозой.

— Эта служительница Императора хочет погово­рить с тобой, — пояснил Гаунт, сознательно уходя от пугающего слова «инквизитор». — Отвечай ей прямо и искренне.

Не проронив ни слова, Лилит повела их по длин­ному коридору к стыковочному шлюзу. Вскоре они оказались в самом гексоборе. Майло начал беспоко­иться. Никогда прежде он не ступал на палубу орби­тальной станции. Сам воздух здесь был иным — хо­лодным и пропитанным священными таинствами. Он был так непохож на удушливую жару транспортного корабля. Масштабы отсеков, которые они проходили, поражали воображение. На пути они встречали только священнослужителей в длинных рясах, одетых в ко­ричневую броню солдат и небольшие группы старших офицеров. Майло словно попал в другой мир.

Лилит вела их не менее двадцати минут, миновав несколько основных пределов и отсеков, включая и Планетарий. Гаунт быстро понял ее тактику. Весь этот путь был нарочито длинным, с расчетом на то, что все эти грандиозные картины поразят и обескуражат парня, ослабив его психологическую защиту. Хитрость инквизитора граничила с жестокостью.

Коридор наконец уперся в радужную переборку, окруженную витражами. Повинуясь легкому движению руки Лилит, створки люка спиралью разошлись в сто­роны. Жестом велев Майло войти, она снова закрыла переборку, чтобы поговорить с Гаунтом.

— Вы можете присутствовать при допросе, но не вмешивайтесь. Гаунт, вы ценный офицер. Если маль­чишка окажется тронут порчей, я могу сделать так, что вы получите лишь незначительное взыскание за то, что пребывали в неведении о его истинной сущ­ности.

— Щедрое предложение. И каковы же условия?

— Мы с вами — взаимодополняющие инструмен­ты, Гаунт, вы и я, — улыбнулась Лилит. — Моя задача в том, чтобы выискивать скверну, ваша же — в том, чтобы карать ее. Если Майло окажется проклят, вы очистите себя, лично исполнив приговор. Это покажет, насколько вас разгневало это обстоятельство и как вы полны решимости очистить свой полк.

Гаунт молчал. Даже мысль о таком развитии собы­тий была невыносима.

— Другого способа спасти вашу репутацию, карье­ру и звание просто нет. Более того, ваша жизнь мо­жет оказаться на кону, если выяснится, что вы укры­вали отродье Тьмы. Слышите, что я вам говорю, Га­унт?

— Я слышу, что вы угрожаете моей жизни и моему будущему. Сражаться с такими угрозами — моя про­фессия.

— Тогда я скажу проще. Штурм дал толчок этому расследованию, так как он считает это лучшим спосо­бом погубить вас и ваших Призраков. Если Майло тро­нут порчей и вы не дистанцируетесь от него, не посту­пите, как подобает комиссару, ваши дни будут сочтены. А Призраков немедленно распустят — об этом Штурм позаботится. Он уже подал Булледину идею: если один из Призраков испорчен, то и все остальные могут ока­заться такими же. Первый Танитский будет взят под стражу Инквизицией, после чего все до единого бой­цы полка пройдут процедуру экстремального дознания. Большинство погибнет. Выживших вышвырнут, как не­способных продолжать службу в Имперской Гвардии. Долг обязывает меня проводить расследование по на­водке Штурма. Я не хочу помогать ему в его мести Танитскому Первому, но мне придется делать это незави­симо от моего желания, если вы не будете содействовать мне по собственной воле.

— Понимаю. Благодарю за прямоту.

— Хаос — это величайший враг человечества, Га­унт. Мы не можем позволить психической силе угнез­диться в неподготовленном разуме. Если парень про­клят, его следует уничтожить.

— То есть ему не нужно проходить оценку на Чер­ном Корабле… как вам?

Лилит резко посмотрела на него и сдвинула брови.

— Не в этот раз. Политическая ситуация очень не­проста. Если Майло окажется ведьмаком, его следует умертвить, чтобы удовлетворить все стороны.

— Понимаю.

Кивнув Гаунту, она направилась вслед за Майло. Гаунт медлил. Он обнаружил, что смотрит на свой пис­толет. Сможет ли он это сделать? Если жизнью Майло придется заплатить за жизни каждого из Призраков… Приложить столько усилий, чтобы завести их так да­леко, спасти их, дать им смысл жизни — все это он не мог просто пустить по ветру. Он поклялся танитцам сделать все, что в его силах, чтобы защитить их. Но казнить Майло… парня, который так самоотверженно спас его, так преданно служил ему… это было настолько против его понятий о чести, что одна эта мысль сдав­ливала грудь.

И все же если парень действительно был проклят, запятнан несмываемой порчей Хаоса..

С мрачной, холодной гримасой на лице комиссар нырнул в люк, и створки бесшумно сошлись за его спиной.

Помещение оказалось просторным, с высоким по­толком. В нем совсем не было окон, лишь круглый иллюминатор в потолке. Только свет звезд, лившийся сквозь него, да маленькие лампы в полу по углам ком­наты разгоняли мрак. На полу был расстелен толстый, плотный ковер, на котором был выткан имперский орел. В центре него стояли кресло с высокой деревян­ной спинкой и резными подлокотниками и малень­кий скромный стул. Лилит присела на стул и жестом указала Майло сесть на огромном кресле. Казалось, его грандиозное величие поглотило юного танитца. Га­унт стоял в стороне, обеспокоенно глядя на происхо­дящее.

— Как твое имя?

— Брин Майло.

— Я — Лилит. Инквизитор.

Наконец это тяжелое, страшное слово обожгло воз­дух своей жуткой силой. Глаза Майло расширились от ужаса. Лилит начала задавать ему вопросы о Танит, о его жизни там, о прошлом. Он отвечал поначалу медленно, с напряжением. Но по мере того, как про­должался разговор — незатейливый, безобидный раз­говор о его воспоминаниях, — Майло начал говорить увереннее.

Потом она попросила его пересказать первые впе­чатления о Гаунте, затем — о падении Танит и о том, почему он решил помочь Гаунту тогда.

— Зачем? Ведь ты не был солдатом. Ты и сейчас не солдат. Почему же ты решил защитить иномирца, которого едва знаешь?

Майло бросил взгляд в сторону Гаунта.

— Курфюрст Танит, при дворе которого я был слу­гой и музыкантом, приказал мне оставаться рядом с комиссаром и сделать так, чтобы он ни в чем не нуж­дался. В тот момент он нуждался в спасении собствен­ной жизни. Он сражался, и у него не было шансов выжить в том бою И я поступил так, как мне было приказано.

Лилит побарабанила пальцами по колену:

— Знаешь, Майло, меня занимает одна вещь. Ты до сих пор не спросил, почему ты находишься на этом допросе. Большинство моих подследственных реагиру­ют очень бурно, кричат о своей невиновности и вопро­шают, почему с ними так поступают. Но не ты. Из своего опыта могу сказать, что по-настоящему винов­ные всегда знают, в чем причина их допроса, и редко что-то спрашивают. Ты знаешь, в чем причина?

— Догадываюсь.

Гаунт замер. «Неверный ответ, Брин, совсем невер­ный!»

— Что ж, выскажи свою догадку, — предложила Ли­лит. — Говорят, у тебя это хорошо получается.

Кажется, Майло вздрогнул.

— Многие считают меня лишним. Некоторым танитцам не нравится мое присутствие. Я не такой, как они.

«Фес, Майло! Я сказал тебе отвечать искренне, но под искренностью имел в виду совсем не это!» — мрач­но подумал Гаунт. Сердце забилось чаше.

— Что ты хочешь сказать? Почему ты не такой, как остальные?

— Я… я другой. Это их нервирует.

— И чем же ты другой? — едва скрывая нетерпе­ние, подтолкнула она.

— Я не солдат.

— Ты… что?

— Все они — солдаты. Вот почему они здесь, вот почему они пережили гибель Танит. Все они были уже записаны в гвардейцы, им было и так суждено поки­нуть Танит. Комиссар забрал их с собой именно по­тому, что они ценны для армий Императора. А я — нет. Я гражданский. Меня тут не должно быть. Я не должен был выжить. Другие танитцы видят меня и спрашивают: «Почему этот мальчишка выжил? Что он здесь делает? Если выжил он, то почему не мой брат, моя дочь, мой отец, моя жена?» Я для них — живое воплощение возможности выжить, которой были ли­шены все их родные.

Инквизитор несколько мгновений молчала. Гаунт с трудом сдерживал улыбку. Ответ Майло был безупре­чен. Он сделал вид, что его загнали в ловушку, только чтобы уйти от нее вот так легко.

Лилит встала и подошла к Гаунту. На ее лице чи­тались раздражение, гнев.

— Вы тренировали парня? — шепотом спросила она. — Готовили его к подобному случаю?

Гаунт отрицательно помотал головой:

— Конечно нет. К тому же, если бы я так посту­пил, разве это не значило бы, что Майло есть что скры­вать?

Тихо выругавшись, Лилит задумалась.

— К чему вообще весь этот спектакль с вопроса­ми? — спросил комиссар. — У вас есть дар, так? По­чему просто не проникнуть в его мысли?

— Да, вы знаете о моем даре, — кивнула инквизи­тор. — Но настоящий опасный псайкер умеет скрывать свои силы. Допрос — это эффективный метод взло­мать его защиту и выжать правду. И если в разуме этого мальчика, как мы думаем, пылает огонь прокля­тия, я не хочу прикасаться к нему напрямую.

Развернувшись, Лилит обошла кресло Майло.

— Расскажи мне об игре, — сказала она из-за спины.

— Игре?

— О той самой игре, в которую ты со своими танитскими друзьями играешь в бараках.

Снова встав лицом к Майло, она вытянула вперед правую руку, сжатую в кулаке. Повернув ладонь вверх, она разжала пальцы. На ладони оказалась живая, из­вивающаяся зерновая мокрица.

— Вот об этой игре.

— А, об этой, — понял Майло. — Это своего рода пари. Нужно угадать, из какого отверстия выползет мокрица.

Инквизитор положила жука на колено Майло, и тот даже не попытался убежать. Юноша с живым ин­тересом посмотрел на существо. Лилит отошла и взяла что-то из ниши в стене. Предмет был обернут бархат­ной тканью. Она сорвала покров так, будто собиралась показать фокус. У Варла все равно получалось лучше.

Она протянула ржавое кадило Майло.

— Открой и положи насекомое внутрь.

Юноша подчинился.

— Итак, Майло. Это не игра, это мошеннический трюк. Танитцы пользуются им, чтобы вытрясти деньги из других гвардейцев. А если это все трюк, то ему ну­жен некий ключевой элемент. Надежный способ сде­лать так, что выигрыш останется за танитцами. Этот ключ — ты, правильно? Когда нужно, ты можешь уга­дать правильно. Потому что именно это ты и умеешь, так? Твой разум — это ключ, который позволяет пре­вратить возможное в неизбежное.

Майло покачал головой:

— Это просто игра…

— У меня есть серьезные доказательства, что это не так. Если это просто игра, почему же вы играете с солдатами из других полков, которые ничего о ней не знают? Согласно собранным мною сведениям, за пос­ледние несколько дней вы этой игрой облегчили кар­маны гвардейцев других подразделений. Больше, чем можно было бы заработать на одной удаче.

— Я дога… предполагаю, что нам просто повезло.

— Невозможно провернуть аферу на одной лишь удаче. Как вам на самом деле удается заставить мок­рицу выползти из нужного отверстия?

Брин поднял кадило и встряхнул насекомое внутри.

— Хорошо. Если это так важно, я покажу вам. Вы­берите отверстие.

— Шестнадцать, — сказала Лилит и откинулась на спинку стула в ожидании.

— Я ставлю на девятку, — сказал Майло и опустил кадило на землю.

Мокрица выползла из отверстия под номером двад­цать.

— Вы выиграли, ваш номер ближе.

Инквизитор пожала плечами. Майло поймал мок­рицу и положил обратно в кадило.

— Это был первый раунд. Теперь вы более уверены в победе. Вы будете играть дальше. Выбирайте.

— Семь.

— Двадцать пять, — загадал Майло.

Несколько мгновений ожидания. Мокрица выполз­ла из отверстия номер шесть и запрыгала по ковру.

— Вы снова выиграли. Теперь вы чувствуете себя еще увереннее, так? Две победы подряд. Будь вы в казарме, вы бы уже собрали немало монет и могли повысить ставки. Теперь вы имеете право положить жука внутрь.

Лилит опустила мокрицу и передала кадило Майло.

— Ваше слово?

— Девятнадцать. Все мои деньги, все деньги моих товарищей по оружию, все — на девятнадцать.

— Номер один, — улыбнулся Майло.

Мокрица выползла из отверстия номер один.

— И вот я забираю свой огромный выигрыш, смот­рю на ваше перекошенное изумлением лицо и говорю вам «доброй ночи». — Майло расслабленно опустился в кресло.

— Великолепная демонстрация. Вот только она мо­жет стать последним доказательством твоей вины. Как ты мог угадать, да еще и в самый нужный момент, откуда появится мокрица, если только ты не знал за­ранее?

— Вы и вправду так уверены, что все дело в моей голове, мэм? — Майло постучал пальцем по виску. — Так уверены, что здесь замешано нечто зловещее? Что я псайкер, не так ли?

— Разубеди меня, — с каменным лицом ответила Лилит.

— Это вовсе не в голове, все дело вот в этом, — Майло похлопал по нагрудному карману.

— Объясни.

— В начале каждого раунда мы лезем в карман за деньгами для новой ставки. Я позволяю вам поло­жить жука внутрь и все такое прочее. Но последним

к кадилу прикасаюсь именно я. Мокрицы любят сахар­ную пудру. В уголке моего кармана припрятано немно­го. Я окунаю в нее палец каждый раз, когда лезу за деньгами. А потом, когда я ставлю кадило на землю, я смазываю пудрой то отверстие, из которого должна бу­дет выползти мокрица. Среди всей этой ржавчины пуд­ру, конечно, невозможно заметить. Подвох в том, что я всякий раз знаю, откуда появится мокрица. И первые несколько раундов я позволяю вам побеждать, а потом, когда самоуверенность одолеет вас и вы поставите на кон побольше, я начну играть на собственную победу.

Лилит резко встала и раздавила каблуком мокрицу. На одном из клювов имперского орла, вытканного на ковре, осталось коричневое пятно. Инквизитор повер­нулась к Гаунту:

— Забирайте его. Я доложу обо всем Штурму и Булледину. Дело закрыто.

Гаунт кивнул и повел Майло к дверям.

— Комиссар! — бросила вслед инквизитор. — Воз­можно, он и не ведьмак, но я бы хорошенько подумала, прежде чем приближать к себе такого мелкого жулика, как он.

— Я учту это, инквизитор, — кивнул Гаунт, прежде чем покинуть камеру.

Вдвоем они шли назад сквозь залы гексобора. Ноч­ной цикл подходил к концу. В огромных пределах и отсеках вокруг них проходили утренние службы и мо­литвы. В воздухе разливались аромат ладана и песно­пения.

— Молодец. Прости, что заставил тебя пройти че­рез все это.

— Вы ведь думали, что ей удастся прижать меня? — спросил Майло.

— Я никогда не сомневался в твоей искренности и чистоте, Брин, но меня давно уже беспокоило твое умение угадывать все наперед. Всегда боялся, что кто- нибудь это заметит и мы все влипнем в историю.

— И вы бы расстреляли меня в случае провала, так?

Гаунт остановился.

— Расстрелял бы тебя?

— Если бы я подвел вас и втянул бы всех Призра­ков в неприятности. Если бы я оказался… тем, о чем она говорила.

— Ах да. — Комиссар двинулся дальше. — Да, я бы так и поступил. У меня не было бы выбора.

Майло пожал плечами.

— Так и думал, что вы это скажете, — пробормо­тал он.