Пятая глава: У врат Оламской Тишины
Он спросил, понадобится ли ему оружие. Трэллы и слуги, которые умащивали и готовили роту к высадке, загоготали за скалящимися масками черепов и морд животных.
Медведь сказал, что в этом нет необходимости.
Тишина разместила подразделение своих силовиков на основных уровнях ремонтного дока. Он представлял собой огромную сферу, по размерам схожую с небольшой луной. Оболочка пустотной брони окружала массивные соты легированных балок. В ядре конструкции, будто семя в ягоде, темнел практически законченный Инструмент.
Глубокое сканирование сообщило об Инструменте очень немногое, только лишь то, что это был тордвух километров в диаметре. Внутри не было никаких пустот, устройство создавали без расчета на экипаж. По мнению командующего 40-го имперского экспедиционного флота, беспилотное устройство могло быть только машиной, предназначенной для убийства, и Огвай Огвай Хельмшрот был склонен с этим согласиться.
Тра проникла через полюсную верхушку мегаструктуры ремонтного дока. Рота спустилась внутрь сквозь колоссальную решетку балок, где покоился Инструмент. Волки опускались подобно единому существу: качающемуся на кончиках пальцев, цепляющемуся носками ботинок, сжимающему балки коленями, скользящему, падающему, прыгающему с одной опоры на другую. Хавсер думал, что спуск будет выглядеть грубым и обезьяньим; что астартес со всем их оружием и доспехами будут казаться неуклюжими и примитивными, как приматы, раскачивающиеся на ветках металлического леса.
Он ошибался. В их движениях не было ничего даже отдаленно обезьяноподобного. Воины лились вниз через переплетенные ребра балок подобно жидкости. Темная и глянцевая субстанция, вроде мёда или крови. Она текла и капала, расширялась и неслась снова, темная субстанция находила в каждом углу, каждой распорке кратчайший путь, который приведет ее к цели.
Позже это наблюдение стало первым, за которое Хавсер заслужил похвалу в качестве скальда.
Волки спускались, и делали они это бесшумно. Ни вздоха, ни шороха, ни щелчка или шепота вокса. Оружие не шуршало о ножны, не стучало о пластины брони. Волосы были переброшены через плечо и покрыты лаком либо заплетены. Перчатки и подошвы ботинок обмотали чешуей земляного гроссгвалура для лучшего сцепления с поверхностями. Выступающие края доспехов обернуты мехом и кожей. Рты за плотными кожаными масками крепко сжаты.
Силовики Тишины могли померяться с астартес массой и силой. Они были спроектированы для боя. Каждый из них реагировал на мельчайшее движение, свет, тепло и запах феромонов. Но они пока не заметили приближения Волков.
«Почему воины Тра не обнажают оружие?» — удивился Хавсер.
Его начала охватывать паника. Во имя Великой Терры, они все забыли достать оружие! Эти слова почти вырвались из него, когда Волки начали спрыгивать с балок на головы патрулирующих внизу силовиков.
Большинство метили в шеи. Силовики были массивными, но веса падающего сверху закованного в доспехи астартес было достаточно, чтобы свалить их с ног. Воины голыми руками брали в захваты головы своих жертв и выкручивали вверх, ломая шейные позвонки.
Это была быстрая и безжалостная казнь. Волки использовали свои тела как противовес для разрыва стальных позвоночников. Первым звуком сражения стал резкий треск более полусотни шей. Они в унисон протрещали салютом над полированной палубой. Словно хруст костяшек.
Пронзительно заблеяли сигналы тревоги и медицинских систем. Немногие из поверженных силовиков погибли по-настоящему. Они слишком сильно отличались от обычных людей. Силовики просто стали беспомощны, не в состоянии передать команды мозга к измененным для боя телам. Пространство мегаструктуры дока огласил странный хор сирен. Звуки накладывались друг на друга, постепенно усиливая общий рев, когда группы социальной цепи Тишины узнали о случившемся.
Теперь скрытность стала лишней.
Волки вскочили на ноги. Внезапно у всех в руках оказалось оружие. Самым быстрым способом вооружиться было решение воспользоваться оружием, которое сжимали парализованные руки их жертв. Волки поднимали обтекаемые хромированные высокотемпературные излучатели и гравитационные винтовки. Хавсер с удивлением заметил, насколько странно подобное оружие выглядело в руках Стаи. Казалось, будто дикие псы сжимают в зубах куски стеклянных скульптур или стерилизованные хирургические инструменты.
Но в своем сказании он упомянул следующий эпизод. Как учит Волчий Король, против врага лучше всего использовать его же оружие. Враг может сделать замечательную броню, но Волки Фенриса на своем опыте знали, что эффективность защиты врага пропорциональна эффективности его оружия. Это может казаться заумной философией, но на самом деле — простое, понятное на инстинктивном уровне следствие. Противник может думать: «Я знаю, что броня может быть прочной до степени X. Но поскольку я могу создать такую мощную броню, мне нужно оружие способное ее пробить, на случай если столкнусь с врагом в таких доспехах, ибо это возможно».
Высокотемпературные излучатели выпускали тонкие лучи испепеляюще-белого света, которые ослепляли глаза. Они не издавали драматического шума, за исключением резких взрывов, когда выстрелы попадали в цель.
Гравитационные винтовки стреляли шариками сверхплотного металла, которые мелькали в теплом воздухе дока размытыми пятнами, похожими на отпечатки пальцев на стекле. Это оружие звучало куда громче. Его выстрелы походили на удар кнута, подчеркнутые странно звучащей отдачей. В отличие от лучей, которые раскалывали броню силовиков, вызывая исторжение мерзких внутренностей и раскаленных кусков доспеха, шарики гравитационных винтовок пробивали крошечные отверстия в теле и оставляли гигантские раны на выходе. Силовики отшатывались, когда их тела раскрывались под ударами обжигающих лучей или спины взрывались брызгами расколотого пластика и внутренних жидкостей, обломками костей и ошметками внутренностей.
Это было жалкое зрелище. Тишина развивала свое военное искусство на протяжении столетий и применяла на расстоянии многих световых лет, а силовики были элитой на полях сражений. Здесь же они падали, словно неуклюжие дурачки в гололед, будто клоуны в пантомиме. Десяток, два, три, они безвольными кучами валились на землю, не успев сделать ни единого выстрела, ни единого.
Когда силовики, наконец, начали приходить в себя, Волки разыграли следующую карту. Они отбросили трофеи и достали собственное оружие — в основном болтеры. Социальные цепи Тишины лихорадочно проанализировали природу угрозы и немедленно выработали ответ. На это ушло меньше восьми секунд. Главной защитой силовиков было наложенное на тело стальное плетение, но кроме того каждый из них был способен создать вокруг себя переменное силовое поле. Только спустя восемь секунд, социальные цепи Оламской Тишины определили природу оружия, используемого против ее силовиков. Они немедленно изменили структуру силовых полей, чтобы дать бойцам необходимую защиту.
В результате силовики оказались защищены от раскаленных лучей и гравитационных шариков в тот самый миг, когда по ним открыли болтерный огонь.
Еще одно попрание славы. Воины Тра начали рассредоточиваться, стреляя от груди и кося силовиков, пока те пытались перегруппироваться.
«Вот для чего», — думал Хавсер, — «Для такой работы, для подобных деяний были предназначены роты Волков».
Никогда раньше ему не доводилось наблюдать стрельбу из болтера. За все свои восемьдесят с чем-то лет, за все конфликты, которым он стал свидетелем, Хавсер никогда не видел, как стреляют из болтера. Болтера, который был символом имперского превосходства и объединения Терры, внушительного, мощного и простого. Он был отличительным оружием астартес. Немногим людям хватило бы сил поднять болтер. Это было грубое механическое оружие из прошлой эры, прочное и надежное, с минимумом сложных частей, способных сломаться или дать осечку. То была примитивная техника, которую, вместо того, чтобы заменить сложными современными системами, просто доработали и сделали еще мощней. Астартес с болтером походил на человека с ужасающе огромным карабином.
Это зрелище напомнило Хавсеру, насколько Волки отличаются от обычных людей. Он пробыл среди них достаточно времени, чтобы привыкнуть к их виду и не замечать, насколько они крупнее его.
И все же на людей они походили больше, чем воины Тишины.
Пропорции черепов и другие биологические данные, собранные у пленных с Тишины, подтвердили их терранское происхождение. Когда-то, задолго до Древней Ночи, человеческие колонисты принесли генофонд Терры в этот всеми забытый удаленный уголок галактики. Командующий 40-го имперского экспедиционного флота вместе со своими советниками и учеными полагал, что исход этот свершился во время Первой Великой Эры Технологий около пятнадцати тысяч лет назад. Тишина обладала чрезвычайно сложными технологиями, которые отличались от терранских или даже марсианских стандартов настолько, что могло означать либо долгое изолированное развитие, либо влияние ксенокультуры.
Некогда, на одной из ранних стадий посттерранской жизни, люди Тишины отринули свою человеческую природу. Они существовали в социальных цепях, объединенные между собой коммуникационными сетями, к которым их нервные системы были подсоединены с самого рождения. Эти создания жертвовали большей частью живой плоти во время ритуальных операций, которые с детства готовили их к переселению в искусственные тела. По большому счету у взрослого обитателя Тишины органическими оставались только мозг и череп с позвоночником. Все это покоилось в шее изящно спроектированного человекоподобного корпуса, где размещались питающие и поддерживающие существование мозга механические органы.
Это объяснило, почему вокруг поверженных силовиков вместо крови натекали лужи фиолетовой жидкости.
Черепа жителей Тишины были скрыты оболочками из серебряных схем, а также голограммными масками вместо лиц. При смерти существ их маски мерцали и исчезали, являя под собою рукотворную нечеловечность.
Эска нес на себе Хавсера следом за Тра, безустанно напоминая, чтобы тот крепче держался за его шею. Хавсер почти прилип к воину, Эска нес его, словно пушинку. Даже когда они спускались сквозь переплетение балок дока, а от смерти Хавсера удерживали лишь пальцы, сжатые вокруг шеи Эски, скальд не закрывал глаза. Он много раз прыгал в трубы Этта, и со временем перестал бояться высоты. Он знал, что не должен был этого делать. От него требовали это.
Когда на главной палубе началась атака, Эска поставил Хавсера на пол и приказал следовать за ним. Обширная палуба простиралась далеко в обе стороны от них, изогнутая, словно поверхность мира, если смотреть на него с орбиты. Сверху решетка балок походила на туго переплетенные ветви колючего кустарника. Воздух то и дело прошивали болтерные выстрелы.
Хавсера не нужно было просить дважды.
Через пять минут Тишина, наконец, стала огрызаться. Первым из Стаи пролил кровь воин по имени Галег, в которого попал гравитационный шарик. Выстрел превратил всю левую руку ниже локтя в кровоточащую плеть, на которой скрежетали браслеты расколотой брони. Не обращая внимания на боль, Галег шагнул к нападающему и взмахнул цепным топором. С раненной руки слетали кровавые брызги, и с шипением поднимался пар.
Стреляли не силовики. Три изящника — более легкие технологичные модели — подняли оружие упавшего силовика и установили его в проходе. Они успели сделать еще два отчаянных неудачных выстрела, прежде чем Галег ворвался внутрь и расчленил их вопящим топором. Он делал свою работу с наслаждением и рычал всякий раз, когда с каждым его ударом под сопровождение сдавленных электронных стонов разлетались куски их корпусов.
Покончив с ними, Галег яростно взмахнул окровавленным кулаком, и от этого жеста у Хавсера пошли мурашки по коже.
Несколько силовиков защищали вход на главный инженерный подуровень с чем-то вроде тяжелой версии гравитационной винтовки, для обслуживания которой был нужен целый расчет. Словно из ниоткуда вырвавшиеся колоссальные огненные сполохи испарили Хьяда, первого Волка, который приблизился к врагу. Медведь приказал своей стае рассредоточиться. Не было смысла подставляться под выстрелы. Хавсер увидел, как Медведь достал цельнометаллический топор и принялся выбивать зарубки на переборке около спуска на подуровень. Он действовал быстро и ловко. Очевидно, ему не раз доводилось высекать этот знак: четыре зарубки — грубое подобие ромба, и пятая, которая делила фигуру пополам. Хавсеру хватило одного взгляда на вырубленный в металле переборки знак, чтобы узнать его.
Невероятно упрощенный символ глаза. Символ-оберег.
Оламская Тишина была враждебной с первых минут контакта. Подозрительные и совершенно не желающие идти на сближение, они дважды атаковали корабли 40-го флота в попытке прогнать экспедицию из космического пространства Тишины. Во время второго столкновения Тишине удалось захватить экипаж имперского военного корабля.
Командующий 40-го имперского экспедиционного флота послал предупреждение Тишине, объясняя, что основной целью Империума Терры был мирный контакт и обмен, и агрессивные действия Тишины не останутся без последствий. Военный корабль и его команда должны быть возвращены. Переговоры должны начаться. Разговор с имперскими итераторами должен привести к взаимопониманию. Наконец, Тишина ответила. Она объяснила, словно ребенку, или, возможно, собаке или птице, которую пыталась выдрессировать, что именно Тишина является истинной и единственной наследницей Терры. Само название планеты предполагало постоянную готовность возобновить контакт с миром-колыбелью. Тишина терпеливо выжидала все эти тысячелетия апокалипсических бурь и штормов.
Имперцы, которые приближались к ее границам, лгали. Они были не теми, за кого пытались себя выдавать. Любому дураку было понятно, что они — всего лишь грубая поделка некой чуждой расы, пытавшейся создать пародию на человека.
Свой приговор Тишина подкрепила результатами допросов пленных имперцев. По заявлению Тишины, после проведения вивисекции выяснилось, что у каждого пленника было более пятнадцати тысяч отличий, ясно указывающих на их нечеловеческое происхождение.
Командующий 40-го экспедиционного флота запросил помощи у ближайшего контингента астартес.
Чем дольше Хавсер жил среди Стаи, тем больше к нему приходило астартес. Воины, которых он не знал, из рот, с которыми он не пересекался, приходили и подозрительно рассматривали скальда золотыми нечеловеческими глазами.
Они не учились доверять ему. К доверию это не имело никакого отношения. Волки словно привыкали к запаху чужака в Этте.
Или это, или кто-то, кто мог держать в узде самых диких убийц Фенриса, приказал им принять его.
По всему выходило, что, как и в случае с Битуром Беркау, истории имели для Волков огромное значение.
— Почему истории так важны? — спросил однажды ночью Хавсер, когда ему разрешили отобедать со Скарссеном и его приятелями по кругу-игре. Настольные игры, вроде хнефатафла, служили для того, чтобы отточить стратегическую интуицию.
Скарссен пожал плечами. Он был слишком занят, вгрызаясь в мясо совершенно несвойственным человеку образом. Даже изрядно проголодавшийся человек не ел бы подобным образом. Скорее его движения напоминали кормящегося зверя, который не знает, когда будет насыщаться в следующий раз.
Хавсер сидел над миской рыбного супа и несколькими сухофруктами. У астартес Фиф были мёд и огромные шматы сырого, с душком, мяса, от которого несло холодной медью и карболкой.
— Это потому что вы не записываете события? — продолжил расспрашивать Хавсер.
Лорд Скаррсен вытер кровь с губ.
— Память — вот что действительно важно. Если помнишь что-то — можешь это повторить. Или не можешь.
— Вы учитесь?
— Именно так, — Скарссен кивнул. — Если можешь поведать сказание, значит, ты его знаешь.
— А благодаря сказаниям мы не забываем о наших мертвецах, — вставил Варангр.
— Тоже верно, — сказал Скарссен.
— Мертвецах? — спросил Хавсер.
— Если мы забываем о них, им становится одиноко. Товарищи не должны забывать и оставлять их в одиночестве, даже если они стали рэйфами и ушли во тьму Земель Мертвых.
Хавсеру хотелось увидеть лицо Варангра, но перед ним была лишь ничего не выражающая маска с тусклыми глазами высшего хищника.
— Когда я спал, — начал Хавсер. Это было начало фразы, но он не продумал ее до конца и замолк на полуслове.
— Что? — раздраженно спросил Скарссен.
Хавсер встряхнулся, выходя из краткого транса.
— Когда я спал. В холодной дреме, в которой вы держали меня. Я услышал голос. Он сказал, что ему не нравится быть во тьме. Он скучает по свету. Голос сказал, что видел все сны сотню, даже тысячу раз. Он сказал, что не выбирал тьму.
Неожиданно Хавсер понял, что Скарссен, Варангр и другие воины Фиф перестали есть и пристально наблюдают за ним. Некоторые из них даже забыли стереть с подбородков кровь.
— Он сказал, что тьма выбирает нас, — продолжил Хавсер. Волки согласно забормотали, хотя их глотки превратили звук в утробное рычание леопарда.
Хавсер посмотрел на воинов. Прыгающий свет камина блестел в золотых глазах и отражался от белых клыков.
— Это был рэйф? — спросил он. — Я слышал голос из Земель Мертвых?
— У него было имя? — сказал Варангр.
— Кормек Дод, — ответил Хавсер.
— Значит, не рэйф, — выдохнул Скарссен. Он обмяк, будто разочаровался. — Почти, но все же не он.
— Возможно, даже хуже, — проворчал Трунк.
— Молчи! — отрезал Скарссен.
Трунк склонил голову.
— Я понял свое упущение, и приложу все усилия, чтобы исправить его, — сказал он.
Хавсер спросил, что они имели в виду, но Волки не ответили ему. Его история ненадолго оживила их интерес, но теперь они занялись прежними делами. Ярл вновь вернулся к разговору о смерти.
— Мы сжигаем своих мертвецов, — сказал Скарссен. — Таков наш обычай. На Фенрисе нет подходящей для погребения земли. Зимой она все равно, что железо, а летом норовит уйти под воду. Мы не оставляем надгробий или могил, не кормим червей, как другие люди. Разве мертвец хотел бы этого? Чтобы его рэйф оказался прикованным к одному месту? Его нить обрезана, и он может, наконец, бродить, где пожелает. Ему не захочется, чтобы его засыпали камнями.
— История лучше камня, — сказал Варангр. — Так мы куда сильнее помним мертвых. Ты знаешь, как помнить о мертвых, скальд?
Медик, который ухаживал за ним в полевой станции в Ост-Рожнике, потратил немало времени, объясняя, что едва успели спасти его ногу.
— Осколочное ранение лечится, — сказал он, как будто обсуждая побелку стены. — Хуже были последствия ударной волны. Взрыв впечатал вас в стену, а потом обрушил перекрытие.
Хавсер ничего не чувствовал. Он подозревал, что его ощущения затуманивали лекарства. Полевая станция Ломбардских Хортов была неряшливой и ужасно бедной — халат, маска и шапочка медика были безнадежно испачканы кровью, очевидно, он подолгу не менял их. Зато на хромированном подносе рядом с Хавсером лежало несколько пустых шприцов с обезболивающим. Врачи потратили на него драгоценные медикаменты. Он заслужил особое внимание и личный визит специалиста.
Вероятно, из-за него несколько простых солдат умрут или в лучшем случае будут терпеть невыносимую боль.
Он ничего не чувствовал.
— Думаю, аугметика приживется, — ободряюще сказал медик. Врач выглядел уставшим. Точнее глаза выглядели уставшими. Все, Хавсер что видел выше заляпанной маски — это уставшие глаза.
— Большего обещать не могу, — вздохнул хирург. — У меня действительно нет необходимых медикаментов.
Глаза, ни намека на нос или рот. Хавсер не чувствовал ничего, кроме текущего в глубине души потока наркотического отупения. Глаза без носа или рта, глаза над грязной маской. Это было неправильно. Он привык видеть наоборот. Рот, и никаких глаз. Рот, улыбка и скрытые глаза.
Действительно прекрасные глаза, скрытые за желтым визором.
— Хмм, — вздохнул медик. Снаружи кто-то закричал. Машины-перевозчики Кибернетики подвезли на носилках новых раненных.
— Василий. Капитан Василий.
— Она не выжила. Мы сделали все возможное, но повреждения внутренних органов оказались слишком обширны.
Хавсер ничего не чувствовал. Это не продлится долго.
— Мурза, — сказал он. Его губы походили на тесто, а слова стали клейким и не хотели срываться с языка.
— Кто?
— Другой инспектор. Другой специалист.
— Сожалею, — сказал медик. — Взрыв убил его сразу. От него ничего не осталось.
Хавсер помнил имена мертвых, нити которых были обрезаны при штурме ремонтного дока Тишины. Пятеро астартес, пятеро из Тра: Хьяд, Адсунг Седобородый, Штормовой Глаз, Тьюрл Ледяной и Фултаг Красный Нож.
Две смерти он засвидетельствовал лично, а другие подробно изучил впоследствии, чтобы, по крайней мере, поведать о павших воинах в сказании.
Например, прежде чем орудие силовиков превратило Хьяда в кровавое облако просыпавшейся градом размолотой брони, воин сразил двух врагов. Одного из них он изувечил так, что тот уже не смог подняться. Другой попытался вцепиться в Хьяда. Голографическая маска силовика мигала, пока тот старался сменить ее на что-то более угрожающее. Хьяд пробил кулаком тело врага и вырвал ему позвоночник. Да, это был Хьяд, согласились воины Тра. Могучий и суровый. Хорошее сказание.
Уловив нужный стиль, Хавсер почувствовал себе увереннее.
Адсунг Седобородый очистил целую палубу ремонтного дока с помощью одного цепного меча, после того как меткий выстрел повредил его болтер. Он ураганом пронесся сквозь ряды силовиков и изящников. Никто не заметил, как в него попали два гравитационных шарика, но Тхель, первым увидевший упавшее тело, поведал Хавсеру, что знаменитая седая борода Адсунга была почти синей от псевдокрови врагов. Он умер, как подобает воину. Адсунг оставил после себя кучу мертвецов и море обрезанных нитей. К концу сказания об Адсунге Хавсер изменил старинный кеннинг, упомянув о сне на фиолетовом снегу. Этим он вызвал довольный рев Тра.
Штормового Глаза в Земли Мертвых отправил выстрел излучателя. Ослепленный, с обугленным лицом и навеки запекшимся ртом, прежде чем рухнуть наземь, он успел раскроить топором силовика от плеча до пояса. Хавсер видел этот подвиг своими глазами. Мертвец, утащивший врага в пропасть смерти следом за собою. Конец этого сказания был встречен в мрачном, но уважительном молчании.
Эртхунг Красная Рука поведал Хавсеру о Тьюрле. Его прозвали Тьюрл Ледяной, потому что воину нравилось охотиться даже во время мраморного безмолвия зимы Хель Фенриса. С копьем иль секирой он спускался с горы и уходил в безлюдные пустоши Асахейма. «Его кровь никогда не замерзает» — так говорили о нем. «Это из-за мёда, который я выпил» — любил добавить Эртхунг.
В тот день Тьюрл отправился на охоту в ремонтный док. Он собрал много трофеев. Именно так Хавсер описал это. Ярость Тьюрла никогда не остынет. Воин никогда не замерзнет.
Еще одним павшим был Фултаг Красный Нож. Последняя история, которую стоит услышать, прежде чем завершится сказание о штурме ремонтного дока. Фултаг вел отряд, который взял центр управления дока и перерезал горло социальным цепям Тишины так, что все исходящие данные превратились в бесполезный шум.
Штурм не был актом вандализма, как того ожидал Хавсер. Отряд Фултага не разбивал беспорядочно системы, в языческой жажде уничтожить артефакты более сложной культуры. Волки повредили лишь определенные части центра управления, используя магнитные мины, огонь болтеров и собственную силу, но сохранили базовую структуру, чтобы механикумы могли в будущем ее исследовать и даже заставить работать.
Правящие планетой существа определенно опасались случайной стрельбы в центре управления. Ни один из силовиков там не был вооружен. Вместо этого геодезический купол, расположенный под прямо Инструментом, защищали отряды сверхсиловиков. Это были настоящие титаны, вооруженные грозными ударными булавами и ускорительными молотами. У некоторых из них было по две пары верхних конечностей, как у синекожих богов древних индузов. А иные — даже двухголовыми, их черепа торчали бок о бок, закрытые отдельными оболочками и голографическими масками.
Отряд Фултага показал им, как следует владеть секирами. Свидетелем схватки стал Улльстэ, который пришел им на помощь. «Сила их была такова, что от каждого удара вздрагивала палуба», — говорил он. От сокрушающих кости ударов как сверхсиловики, так и Волки валились на землю. На разгромленном центральном уровне шла яростная, безжалостная рубка. Разлетались осколки мерцающих окон, ломались консоли от падающих на них тел. Матовая поверхность пола быстро покрылась битым стеклом, кусками пластика и лужами фиолетовой псевдокрови.
Фултаг повалил своего первого сверхсиловика на ведущий в купол пандус. Он увернулся от взмаха булавой. Попади удар в цель, он бы размозжил даже череп астартес с Фенриса. Вместо этого оружие вспороло воздух с тяжелым вздохом, который мог бы издать уставший фьорулалли, великое морское чудище.
Уклонившись от удара, он неудачно выбрал позицию, и когда сверхсиловик вновь замахнулся, у него не было времени, чтобы сместить ногу для лучшего удара секирой. Вместо этого он изо всей силы нанес удар обухом. Удар пробил броню на плече сверхсиловика и повредил пару конечностей. Шансы уравнялись.
Восстановив равновесие, Фултаг повернул секиру и ударом сверху вниз отсек одну руку сверхсиловика в локте, а вторую — в запястье. Отрубленные конечности, которые все еще сжимали охваченную энергетическим полем булаву, упали на палубу. Из разорванных гидравлических трубок в механических культях хлынула фиолетовая псевдокровь.
Сверхсиловик, казалось, был ошеломлен, словно не уверенный в том, что нужно делать дальше.
— Да падай уже! — прорычал Фултаг и пнул врага, будто дверь.
К тому времени несколько бойцов его отряда оттеснили врагов вверх по пандусу к ведущему в зал проходу. Там началась яростная сеча. Фултаг перепрыгнул через поручень пандуса и помчался по парапету, который огибал наружную поверхность купола. Добравшись до окна, он выбил его секирой и заскочил внутрь.
Управляющие консолями изящники начали отсоединяться и разбегаться во все стороны, когда их засыпало дождем осколков. Фултаг в полете ударил одного из них ногой и развалил на две части. На него бросился сверхсиловик, но воин сумел рукоятью секиры отразить удар молота. Фултаг ловко взял свое оружие в обе руки и мощным ударом всадил секиру в грудь воину Тишины так, что лезвие пробило правое плечо.
Секира крепко застряла в теле. Существо не умерло. Оно кинулось на Волка. Фултаг обнажил свой длинный нож, которым он обрезал не одну нить и благодаря которому получил свое имя, и бросился на врага. Он завалил существо на одну из консолей. Под их весом та частично вылезла из своего гнезда в палубе, вырвав проложенные под полом кабели. Сверхсиловик потянулся к горлу воина, но Фултаг вонзил нож прямо ему в лицо.
Существо умерло и обмякло прямо под Фултагом, из-за свисающих с консоли головы, рук и ног он походил на жертву на алтарной плите.
Прежде чем Фултаг успел слезть со свой добычи, сзади на него набросился еще один сверхсиловик. Он ударил астартес из-за спины ускорительным молотом. Удар пробил доспехи Фултага и сломал левое бедро.
Волк с рычанием развернулся, его золотые глаза с черными точечками зрачков горели от ярости. Сверхчеловеческая биология астартес уже блокировала боль, отделила от кровотока разорванные сосуды и ввела адреналин, чтобы помочь Фултагу устоять на наполовину оторванной ноге.
Сверхсиловик был одним из четырехруких монстров с двумя головами. Его туловище и плечи были шире даже десантного отсека лэндспидера «Тайфун». В верхних конечностях чудовище, подобно скипетру, сжимало ударный молот. Фултаг увернулся от следующего удара, раздавившего сломанную консоль вместе с уже убитым сверхсиловиком. Но когда монстр поднимал оружие, то зацепил Волка за правый наплечник, и того отбросило на другой ряд консолей. Оскалив клыки, Фултаг зарычал, с его губ слетали капельки крови. Волк был ранен, но это делало его лишь еще более смертоносным.
Воин бросился на сверхсиловика и схватил за верхние конечности, чтобы блокировать новые удары. Воин Тишины пошатнулся под весом Волка. Он не мог вывернуться из его хватки. Чудовище вцепилось в Волка нижней парой рук, пытаясь разорвать его объятия. Оно изо всех сил давило на разбитые доспехи, превращая в фарш раненное бедро, и сумело вырвать из Фултага мучительный вой. Волк боднул левую голову врага и разбил тому голографическую маску. Его настоящее лицо представляло собою освежеванный череп, опутанным проводами пластиковых схем. На воина уставились лишенные век глазные яблоки. Один из них от удара сразу налился фиолетовой псевдокровью.
Из горла Фултага вырывался резонирующий рык, и он вновь ударил врага головой. Когда сверхсиловик отшатнулся, Волк выхватил ускорительный молот из его верхних рук, но не смог удержать скользкую, покрытую псевдокровью рукоять.
Тогда воин выдернул имплантат левой головы сверхсиловика. Он выдрал его из плечевого гнезда — череп, позвонки и спинной мозг. Все это вылезло в фонтане брызг, словно плацента. Фултаг сплюнул. Воин схватил вырванные внутренности за конец позвоночника и замахнулся им, будто пращей. Раз за разом он бил сверхсиловика своим орудием, точно ядром на цепи, не останавливаясь до тех пор, пока не вколотил вторую голову в плечи.
Воины Тра одобрили это.
После этого Фултага окружили другие враги, и единственным оружием, до которого он мог дотянуться, был ускорительный молот. Решение это оказалось для него роковым. Когда силовиков ранее атаковали их собственным оружием, Тишина адаптировалась к новым условиям. Когда Фултаг попытался использовать молот, из рукояти вырвался мощный огненный заряд, который изжарил воина на месте.
Стоявшие вокруг него воины мрачно кивали. Уловка, ловушка, вражеский обман — война полна опасностей. Любой из них на месте Фултага поступил бы так же. Он погиб с честью, удерживая сверхсиловиков достаточно долго, чтобы воины Тра захватили центр.
За погибших взялись волчьи жрецы. Хавсер видел некоторых из этих темных фигур в полу-кухне, полу-госпитале, полу-морге в день пробуждения. Жрец, который служил Тра, носил имя Найот Плетущий Нити.
Больше всего Тра беспокоила смерть Фултага. Все его органические части были обожжены или превращены в пепел. Как сказали Хавсеру, Найоту Плетущему Нити взять из него было нечего.
Хавсер не догадывался, что это могло значить.
Корабль приблизился, как только Тра сообщила о взятии ремонтного дока. Все они ощутили, как под разрушительными ударами мощных батарей содрогнулась вся мегаструктура. Залпы уничтожали резервные доки и суда обеспечения, разрушали работоспособность всей станции.
Палуба дрожала. Казалось, кто-то невпопад бьет в огромный гонг, мрачные мертвенные звуки разносились, словно в дворце из разносящего эхо мрамора. Воздух начал пахнуть совсем иначе: он стал сухим, будто в нем смешались пепел или сажа. Хавсеру стало страшно, страшнее даже чем тогда, когда находился в гуще рукопашной схватки рядом с Тра. Он представлял себе калькулус бомбарди в монашеских капюшонах, рядами стоявших в золотых гнездах вокруг артиллерийского центра. Они быстрым речитативом напевали сложнейшие алгоритмы в запрограммированные пульты управления орудийными батареями. Ошибки случались. Достаточно лишь одного крошечного упущения, возможно, лишней цифры, чтобы мегаваттный лазер либо ускорительный луч ударил на пару метров левее или правее, и это при дальнобойности в шестьдесят тысяч километров. Док взорвется, как бумажный фонарик, раздувшийся от горючего газа.
Хавсер понял, в чем разница — он не сомневался в способности воинов Тра защитить его от самого грозного сверхсиловика. Он боялся только тех вещей, которые они не могли контролировать.
Начиналась следующая фаза войны. Поступило сообщение, что экспедиционный флот начал атаку на главный мир Тишины. Воины Тра направились на полярные платформы ремонтного дока, чтобы взглянуть на это действие.
Посадочные платформы открыли, чтобы армейские корабли с механикумами и обслуживающим персоналом смогли попасть в док. Хавсер присоединился к Волкам, которые глядели вниз сквозь переплетающиеся балки и швартующиеся пустотные челноки. Огромные люки и грузовые ворота были распахнуты настежь, словно расправленные крылья мифических рухов.
Под всем этим простиралась поверхность планеты, похожей на гигантский апельсин. Из-за вакуума все казалось более четким, поэтому отражаемый солнечный свет в своей яркости походил на неон.
Воины Тра выбрались на решетки балок и распорок, чтобы лучше рассмотреть начинающуюся операцию. Они не обращали внимания на огромную высоту. Хавсер старался выглядеть, как ни в чем не бывало, но боролся с желанием ухватиться за первый попавшийся поручень или руку.
Он бочком залез на стыковую балку вслед за Эской, Богобоем и Ойе. Другие Волки собрались на помостах вокруг них.
Приблизительно в трех километрах под ними в поле зрения появился строй гигантских кораблей развертывания, и воины стали внимательно наблюдать за ними, иногда указывая на некоторые характерные технические детали. Больше всего Хавсера поразило поведение трех воинов, которые стояли рядом с ним. Они припали к помосту, подобно нетерпеливым хищникам, выслеживающим добычу с вершины утеса — Ойе присел на четвереньки, а двое других пригнулись так низко, что, казалось, они почти лежали. Словно собаки на солнце», подумал Хавсер, «тяжело дышащие, настороженные, готовые в любой момент отреагировать на угрозу. Доспехи, в которые они были закованы, казалось, не давали совершенно никакой защиты.
Шквал маленьких, но ослепительных вспышек, пронесшихся на фоне оранжевой полусферы под ногами, обозначил начало орбитальной бомбардировки. Темные узоры немедленно изуродовали воздух Тишины. В небо потянулись огромные массы дыма выбитой ударами пыли. Теперь «апельсин» мира казался подгнившим. Неторопливые суда развертывания начали выбрасывать десантные капсулы: позади монолитных транспортников оставались облака то ли семян, то ли мелкого сора.
Волки не переставали комментировать происходящее. Ойе несколько презрительно высказался о командующем 40-го экспедиционного флота и его штабе, не способных синхронизировать десантирование с движением терминатора, как поступил бы он сам, и потерявших таким образом психологическое и тактическое преимущество сумерек. Эска согласился, но добавил, что хотя он бы он сам предпочел воевать на ночной стороне планеты, обычным солдатам не нравится вести боевые действия ночью.
— Скверные глаза, — сказал он, словно рассуждая об инвалидах или непримечательных животных. И тут же добавил. — Ты уж прости.
Последнюю фразу он бросил через плечо Хавсеру, который, взгромоздившись позади них, изо всех сил цеплялся за балку.
— За что? — удивился Хавсер.
— Он приносит извинения твоему человеческому глазу, — сказал Богобой.
— Возможно, кто-то должен оказать тебе услугу и вынуть и его тоже, — усмехнулся Ойе.
Три Волка расхохотались. Хавсер смеялся, показывая, что понял — воины шутят.
Волки вернулись к наблюдению за вторжением.
— Конечно, будь я главным, — сказал Эска, — то просто сбросил бы Огвая на их главное обиталище и вернулся неделю спустя, чтобы забрать его из руин.
Три Волка вновь засмеялись, оскалив клыки. Они хохотали так громко, что помост, на котором стоял Хавсер, даже слегка задрожал.
Раздался крик. Все мигом обернулись, чтобы узнать, в чем дело.
Медведь и еще один из Тра по имени Орсир, наконец, выбили расчет силовиков, который ранее испарил Хьяда у входа в подуровень. Они вытащили их на открытое место, где собрались Тра, и перебили, словно в неком ужасном кровавом ритуале. Несмотря на то, что обитатели Тишины мало походили на людей, Хавсер старался не смотреть в сторону бойни. Худшую часть ритуала воины приберегли для командира расчета. Стоявшее вокруг них бойцы Тра радостно заорали. Расчленение доставляло им истинное веселье.
— Они изгоняют малефик, — сказал Огвай. Хавсер поднял глаза. Он не слышал, как к нему приблизился массивный, покрытый гарью ярл.
— Что?
— Они выгоняют его, — объяснил Огвай. — Все эти мучения лишь для того, чтобы он уже никогда не вернулся сюда. Испытав боль, малефик не захочет возвращаться, чтобы потревожить нас вновь.
— Понятно, — ответил Хавсер.
— Надеюсь на это, — сказал Огвай.
Силовики были мертвы. Волки больше не прикасались к их телам.
Хавсер смотрел, как Медведь подошел к спуску на подуровень и вырубил топором еще один символ-оберег.
Шестая глава: Искрящийся град
— Мне уже семьдесят пять лет, — произнес Каспер Хавсер, — из них пятьдесят я отдал проекту…
— И Награда Даумарл — лучшее тому доказательство…
— Вы дадите мне закончить?
Хенрик Слюссен кивнул и примирительно поднял обтянутую перчаткой руку.
Хавсер тяжело сглотнул. Во рту у него пересохло.
— Я работал над проектом Консерватории пятьдесят лет, — продолжил он, — создав ее буквально из ничего. Меня вырастил человек, который понимал ценность информации и важность сохранения науки.
— Мы все верим в это, доктор Хавсер, — сказал один из тридцати шести рубрикаторов, полукругом сидевших за партами позади Слюссена. Вопреки пожеланию Слюссена, Хавсер попросил Василия организовать встречу не в кабинете ректора, а в отделанной коричневым деревом аудитории Театра Инноминандум. Это был психологический прием, ибо Слюссену и его свите придется сидеть на откидных креслах, подобно студентам перед преподавателем.
— Полагаю, доктор еще не закончил, — сказал Василий, стоявший у левого плеча Хавсера. Хотя он старался говорить спокойно, в его голосе безошибочно угадывались резкие нотки. Агент держал руку в кармане пальто, где лежал небольшой флакон с лекарствами на случай, если Хавсер перенервничает.
Юноша слишком сильно переживал за него. Как мило.
— Работа, проделанная Консерваторией, — продолжил Хавсер, — работа, проделанная мной… вся она лишь для того, чтобы расширить человеческое понимание космоса. Она заключается не в том, чтобы собрать как можно больший объем информации и запереть ее в недоступном архиве.
— Объясните, доктор, как подобное осуществимо? — спросил Слюссен.
— Помощник секретаря, объясните, каким образом обычный человек может получить доступ к данным в инфохранилищах Администратума? — ответил Хавсер.
— Для этого существует протокол. Подается запрос…
— Для которого требуются одобрения. Утверждения. На положительный ответ могут уйти годы. Причины отказа зачастую не объясняют, и он не подлежит апелляции. Информационные ресурсы, бесценные информационные ресурсы бросают в тот же котел, что и общие административные данные. Василий?
— По прогнозу Кабинета эффективности, количество централизованных информационных материалов Империума будет удваиваться каждые восемь месяцев. Вскоре одно лишь ориентирование в каталоге информационных материалов станет непосильной задачей. Через несколько лет…
Слюссен не одарил агента даже мимолетным взглядом.
— Значит, вся проблема в доступности и планировке наших архивов. Я с радостью рассмотрю данную проблему…
— Не думаю, что проблема именно в этом, помощник секретаря, — перебил Хавсер. — Это скорее симптомы и отговорки. Ненасильственные способы цензуры и запрета. Тонкие методы контролирования потоков данных и решения, что и кому следует знать.
— Звучит как обвинение, — сухо произнес Слюссен.
— Это еще не худшее, что я собираюсь сказать вам сегодня, помощник секретаря, — сказал Хавсер, — так что мужайтесь. Высокий уровень контролирования информации — неверно само по себе. Существующий, так сказать, сговор с целью ограничения свободного распространения общего знания по человеческим мирам — не лучше. Но хуже всего последствия такой политики — невежество.
— Что? — удивился Слюссен.
Хавсер поднял глаза на потолок лекционного зала, где среди гипсовых облаков порхали писанные яичной темперойангелы. По правде говоря, у него немного кружилась голова.
— Невежество, — повторил он. — Империум так стремится взять под контроль данные, что просто складирует все подряд без какого-либо анализа или экспертизы. Мы владеем данными, о которых ничего не знаем. Мы не знаем, что мы знаем.
— Все это в целях безопасности, — сказал один из рубрикаторов.
— Это я понимаю! — отрезал Хавсер. — Я прошу только о прозрачности. Возможно, стоит создать аналитический форум, который будет рассматривать данные по мере их поступления. Оценивать их. Эмантин поставил вас вместо себя полгода назад, помощник секретаря. Полгода прошло с тех пор, как вы начали окутывать Консерваторию густым туманом Администратума. Наши основы рушатся. Мы более не занимаемся обработкой данных и не задаем вопросы.
— Полагаю, вы несколько преувеличиваете, — произнес Слюссен.
— Только за эту неделю, — сказал Хавсер, взяв из рук Василия инфопланшет, — в обход Консерватории прямиком в Администратум направилось сто восемьдесят девять археологических и этнологических отчетов. Девяносто шесть из них спонсировалось лично нами.
Слюссен промолчал.
— Много лет назад, — продолжил Хавсер, — так много, что мне и вспомнить страшно, я задал вопрос одному человеку. Во многом именно благодаря этому вопросу и появилась Консерватория. Он состоит из двух частей, и мне интересно, сможете ли вы на них ответить?
— Задавайте, — согласился Слюссен.
Хавсер уставился на него немигающим взором.
— Кому-нибудь известно, почему началась Эра Раздора? Как могло случиться так, что мы оказались в непроглядном мраке Древней Ночи?
— Что ты собираешься делать? — спросил Василий.
— Закончить собирать вещи, — ответил Хавсер. — Помочь не хочешь?
— Ты не можешь уйти.
— Могу.
— Ты не можешь все бросить.
— Уже бросил. Ты был там. Я сказал помощнику секретаря Слюссену, что желаю на время оставить проект. Оплачиваемый отпуск — так, по-моему, это называется.
— И куда ты отправишься?
— Возможно на Калибан. Для осмотра Великих и Жутких Бестиариев в библиотеках бастиона собирается группа ученых. Привлекательная идея. Или на Марс. Мое приглашение посетить Симпозиум Адептус еще в силе. Также довольно интересно.
— Ты реагируешь слишком эмоционально, — сказал Василий. Сквозь решетчатые ставни богато обставленных академических апартаментов на самой вершине улья лился мягкий полуденный свет. Хавсеру принадлежало совсем немного вещей, которые он сейчас со злостью кидал в модульный чемодан. Внутри уже покоилась одежда, пару излюбленных инфопланшетов и бумажных книг, а также регицидная доска.
— Ответ помощника секретаря был необдуманным, — продолжил Василий. — Банальным. Он ничего не значит. Это нонсенс, и по зрелом размышлении Слюссен заберет свои слова назад.
— Он сказал, что это не важно, — сказал Хавсер. Он перестал складывать вещи и взглянул на агента. В руках Хавсер держал деревянную лошадку, решая, стоит ли класть ее к остальным вещам. Она принадлежала ему, сколько он себя помнил.
— Слюссен сказал, что это не важно, Василий. Причины Эры Раздора не имеют значения для нового Золотого Века. Да я в жизни не слышал большей глупости!
— Это и в самом деле прозвучало высокомерно, — согласился Василий.
На лице Хавсера мелькнула едва заметная улыбка. Как всегда в стрессовых ситуациях, у него разболелась нога. Он положил коня обратно на полку. Ему он больше не нужен.
— Я ухожу, — сказал Хавсер. — Много времени прошло с тех пор, когда я последний раз работал в полевых условиях. Слишком много. Меня уже тошнит от этой мелочности и политических интрижек. Я просто не создан для этого. Мне в жизни не хотелось быть чиновником. Ты понимаешь это, Василий? В жизни. Это противоречит моему естеству. Мне нужно работать в размеченной траншее или библиотеке со скребком, блокнотом или пиктером. Я отлучусь совсем ненадолго. Максимум на пару лет. Этого будет достаточно, чтобы упорядочить мысли и обдумать планы на будущее.
Василий покачал головой.
— Знаю, тебя не переубедить, — сказал он. — Мне знаком этот твой взгляд. «Держись подальше от безумца».
Хавсер улыбнулся.
— Ну, видишь? Ты знаешь, на какие знамения следует обращать внимание. Тебя предупредили.
Родной мир Тишины, неоновый оранжевый шарик, в стратегически важных местах был покрыт ледовым щитом. Оказалось, что Тишина искусственно увеличила полярные шапки, сделав их похожими на бронированную оболочку.
К Огваю пришла просьба об оказании дальнейшей помощи.
— Мы спускаемся на поверхность, — сказал Хавсеру Фит Богобой. — Ты с нами. Для сказания.
Слова прозвучали как вопрос, хотя на самом деле лишь утверждали неизбежное.
В замысловатых ангарах ремонтных доков их уже ждали «Грозовые птицы». Пока воины Тра проверяли оружие и снаряжение, выстраиваясь в очередь на посадку, Хавсер заметил, что некоторые бросают на него взгляды и с улыбками о чем-то говорят между собой.
— Что происходит? — спросил он Богобоя.
— Они решают, на которой «Птице» полетишь ты, — сказал Богобой. — Ведь ты упал на Фенрис, как дурная звезда. Никому не хочется находиться в небе рядом с дурной звездой.
— Могу представить, — ответил Хавсер и взглянул на Волков.
— На каком корабле летит Медведь? — крикнул он.
Пару человек указали на искомую машину.
— Значит, на этом, — удовлетворенно произнес Хавсер, направляясь к «Птице». — Медведь не позволит мне упасть дважды.
Все, кроме Медведя, рассмеялись. Но в голосах Тра слышалось утробное рычание леопардов.
Хавсеру пришлось надеть пластиковый респиратор, так как в воздухе присутствовали какие-то смертельные для обычного человека соединения. Астартес же не нуждались в подобных предосторожностях. Многие были даже без шлемов.
Кругом открывался потрясающий пейзаж. Слегка подернутое туманной дымкой небо было похоже на полог цвета океанического янтаря, блестящего, как дутое стекло. Все имело желтоватый оттенок, апельсиновый окрас. Это о чем-то напомнило Хавсеру, но ему пришлось основательно покопаться в памяти, дабы вспомнить, что именно.
Воспоминание оказалось неожиданно ярким. Осетия. За пару дней до его сорокового дня рождения капитан Василий со смешком позволила ему надеть свой тяжелый шлем. Он удивленно моргал, смотря на мир сквозь гигантский оранжевый визор.
Затем ему послышался «Марш Объединения» на клавире, и он попытался начать думать о чем-то другом.
Они приземлились посреди бескрайнего ледяного поля. На километры окрест раскинулась подернутая небольшой рябью равнина, которая выглядела как рельефная подкладка, побывавшая под машинным прессом. Но то был лед. Рябь на самом деле была замерзшими каплями, пробы которых взяли техники из продвигающихся вперед армейских бригад. Их химический состав совпал с данными орбитального сканирования. Из ледяного поля на равных промежутках в шестьсот семьдесят километров, подобно гвоздике в ароматических шариках, поднимались колоссальные башни размером со шпили города-улья, которые напоминали ремонтные доки в космосе.
Первое, что сказал Волк рядом с Хавсером, было «здесь не на кого охотиться».
Он имел в виду то, что лед был стерильно чист. Хавсер также это чувствовал. То было не абсолютно белое безмолвие Асахейма. Перед ними раскинулся искусственный ландшафт. Похоже, башни представляли собой генераторы. Оказавшись перед угрозой полномасштабного планетарного вторжения, Оламская Тишина при помощи высоких технологий расширила естественные полярные шапки так, чтобы они стали щитами. Их толщина и плотность были таковы, что орбитальная бомбардировка оказалась практически бесполезной.
А подо льдом размещались города, в которых Тишина готовилась к контратаке.
Имперская Армия избрала целью несколько башен, которые теперь и атаковала всеми силами. На глазах Хавсера к одной из них по льду неслось море людей и бронетехники, хлынув на мосты пилона и опорные раскосы. На ледяном поле расцветали огни выстрелов, и наст вокруг основания башни начал таять, из чего можно было заключить, что некоторые части конструкции получили повреждения.
Кругом полыхало пламя. В охряное небо тысячами нитей поднимался дым от уничтоженных машин, которые среди масс атакующих казались черными точками на льду. Сражение было столь грандиозным, что он даже не мог охватить целиком весь его масштаб, оно походило на задний фон картин с неким генералом или воителем с воздетым мечом и ногой на вражеском шлеме. Хавсер всегда считал, что изображенные на них апокалипсические батальные сцены были преувеличены и существовали исключительно ради того, что лишний раз подчеркнуть важность персоны на переднем плане.
Но эта битва была крупнее всех ранее виденных им: поле боя размером с континент, армия, исчислявшаяся миллионами, и она была всего лишь одной из сотен тысяч, которые Империум разослал по пробуждающемуся космосу. В один страшный миг ему открылся противоречивый размах человечества — огромная фигура, которая дала своему виду право властвовать в галактике, и крошечная фигурка одного из миллионов закутанных в шинели солдат, который падает под ноги идущих в атаку товарищей.
Тишина рвала солдат едва ли не с презрительной легкостью. На переднем крае атаки, казалось, искажался сам воздух, когда орудия решетили и корежили танки, лед и человеческие тела. Похожие на лампы турели на вершине зловещей башни медленно разворачивались и вели по льду лучами смертоносной энергии, походившей на свет маяка. После них в плотных рядах атакующих имперцев оставались дымящиеся вязкие черные прорехи.
Сверхтяжелые танки перевели огонь со льда на нижние ярусы башни. Постепенно она начала обваливаться. На расстоянии взрывы казались маленькими, а облака обломков немногим больше поднятой с подушки пыли, но Хавсер понимал, что дело было опять же в масштабе. Башня была необъятной. Обломки разлетались, словно после разрушения жилого блока.
Внезапно обрушилась целая секция моста, и в бездну между башней и шельфовым ледником вслед за ней свалились сотни имперских солдат. Крошечные фигурки панически молотили по воздуху руками и ногами, их галуны и отполированная броня сверкали в лучах солнца. Вместе с ними падали и несколько машин, чьи гусеницы все еще продолжали вращаться. Они штурмовали одни из основных ворот, которые все это время стояли запертыми. Пятью минутами позже обвалилась вторая секция, когда попавшая под обстрел сверхтяжелых танков нижняя турель откололась от башни и, подобно оползню, свалилась на массивный мост.
«Сколько тысяч имперцев погибло в этот момент?» — спросил себя Хавсер. — «В этой вспышке? В непонятном рокоте?»
«Что я здесь делаю?»
— Пошли. Ты, скальд, за мной.
Он отвел взгляд от Армагеддона и увидел озаренное пламенем лицо Медведя. На его лице не было ни улыбки, ни даже слабого намека на тревогу. Хавсер давно догадался, что это отличительная черта угрюмого Волка. Медведь особо угрюм оттого, что ему, астартес, приходилось возиться с обычным человеком не только на глазах у роты, но и всей Влка Фенрика.
— Куда?
Медведь раздраженно прищурил глаза.
— Куда скажу, — ответил он, после чего отвернулся и кивнул, указывая Хавсеру путь.
Они сошли с присыпанного снегом желтого края ледяной гряды, откуда большая часть Тра следила за штурмом. В янтарное небо медленно поднимался столб густой кремовой пыли. Он вздымался из творящегося вокруг башни хаоса, словно массивный грозный ледник. В своей верхней части столб раскинулся на семьдесят квадратных километров, поэтому направляющимся к башне армейским боевым кораблям и штурмовикам приходилось двигаться сквозь серный полог по приборам.
Хавсер поднимался по склону следом за Медведем. На темные, едва ли не матово-серые доспехи Волка падал желтый, похожий на порошок, снег. Иногда Хавсер оступался или поскальзывался на подтаявшем или раскрошившемся льду, но к Медведю это не относилось. В его широкой размашистой походке ощущалась неослабевающая уверенность. Подкованные железом ботинки всегда становились в нужное место таким образом, что ему ни разу не пришлось помогать себе руками. Постепенно Хавсер стал отставать.
Он заметил на поясе и панцире Волка черные кожаные шнурки и рунические обереги, и ему захотелось ухватиться за них, чтобы хоть как-то догнать Медведя.
Они поднимались извилистым склоном холма мимо отдыхавших Волков, нависающих над ними монстров-терминаторов, чьи гигантские начищенные доспехи сияли на солнце, а также команд трэллов, которые отлаживали и чинили сочленения брони, пока их повелители бросали нетерпеливые взгляды в сторону сражения. Терминаторы, которые собрались, дабы посмотреть на зарево, в своей неподвижности и веющей от них угрозе походили на бронзовые статуи древних воинов.
Вдали от неотмеченной, но, тем не менее, четко определенной территории Тра, раскинулись, словно базар, тыловой эшелон и лагеря снабжения контингента Армии. Позицию Тра и ближайший армейский пост разделяла двухкилометровая пограничная зона, которая красноречивее всех слов свидетельствовала о нежелании солдат, офицеров и даже посредников Имперской Армии попадаться на глаза Фенрисским Волкам.
«Если бы только они знали», — подумал Хавсер. — «На Фенрисе нет волков».
— Не отставай, — обернувшись, бросил Медведь. По крайней мере, теперь его лицо хоть что-то выражало. Раздражение. Ветер ерошил черные как смоль волосы, отчего его глаза словно тонули в тенях и сверкали демонической злобой.
Хавсер уже весь вспотел под нательником и наброшенной на плечи шкурой. Респиратор мешал дышать, и к тому же солнце нещадно припекало шею.
— Иду, иду, — ответил он, утерев пот с лица и сделав длинный глоток из встроенной в респиратор питьевой трубки. Хавсеру пришлось на какое-то время остановиться, чтобы хоть немного перевести дух. Ему стало интересно, сможет ли он вывести Медведя из себя, и что тот будет делать в этом случае.
Хавсер надеялся, что он его не ударит.
Медведь пристально смотрел на него. Перед атакой на ремонтный док, чтобы надеть шлем Мк-IV, он заплел угольно-черные волосы у лба и висков в косички. Одна из них расплелась, и волосы постоянно лезли ему в глаза. Дожидаясь Хавсера, Медведь принялся переплетать ее заново.
Хавсер сделал еще глоток, размял шею и поспешил к Медведю. Через некоторое время они вошли в армейский лагерь. Он появился всего пару часов назад, но уже разросся до размеров крупного колониального города. Туда-сюда сновали трансатмосферные лихтеры «Арвус» и «Авес», в дымке ледяной крупы приземляясь на дальнем краю лагеря. На солнце крупа блестела и искрилась небольшими радугами. Лагерь, лоскутное одеяло из сборных палаток и климат-модулей, вперемешку с различными поддонами, контейнерами, ящиками с боеприпасами и транспортом бежевых, золотых, бурых и серых цветов, казался Хавсеру скоплением плесени или лишая, разросшегося на девственной поверхности ледяного поля. Позже Волки также одобрили это сравнение.
Они беспрепятственно вошли на территорию полевого лагеря. На его границах располагались посты Саваренских Харьеровв киверах и с жезлами с золотыми навершиями, а также элитных сил Убойного дивизиона G9K в широкополых маскхалатах поверх полумеханических боевых костюмов. Никто не осмелился преградить им путь. Стоило Волку с плетущимся позади него человеком приблизиться к солдатам, как у тех сразу нашлись куда более важные дела, которыми следовало срочно заняться. Толпящиеся на «улицах» палаточного городка военные, едва завидев их, уступали дорогу.
Лагерь походил на настоящий базар, суетливый рынок, за исключением того, что вместо торговцев здесь были солдаты, а вместо товаров — боеприпасы и снаряжение.
— Куда мы идем? — спросил Хавсер.
Медведь не ответил.
— Эй! — крикнул Хавсер и, догнав астартес, схватил его за толстый и помятый край наруча. Керамит казался обжигающе холодным.
Медведь остановился и медленно обернулся. Взглянул на Хавсера, а затем на посмевшую прикоснуться к нему руку.
— Мне не стоило этого делать, верно? — спросил Хавсер, опасливо убрав руку. — Почему ты меня недолюбливаешь?
— Мое мнение и так ничего не значит, — ответил Медведь. — Но я не думаю, что тебе следует здесь находиться.
— Здесь?
— Со Стаей.
Медведь вновь остановился и бросил на него взгляд через плечо.
— Почему ты пришел на Фенрис? — спросил он.
— Хороший вопрос, — произнес Хавсер.
— И каков будет ответ?
Хавсер лишь пожал плечами.
Медведь обернулся и пошел дальше.
— Ярл хочет тебе кое-что показать.
В центре военного лагеря, который казался Хавсеру карнавалом, возвели огромный командный шатер. Для защиты от яркого света ледяной пустоши над головами развесили ткани, а для отражения снарядов возвели армированные стены. Неподалеку команда отполированных серебристых сервиторов устанавливала портативный генератор пустотного щита, который уже к вечеру накроет главный участок лагеря шипящим голубым зонтом. Палатки и стены каким-то образом искажали грохот боя с той стороны гряды, заставляя казаться его громче и назойливее, чем на склоне, где собрались Волки.
Под центральным навесом находилась толпа из двухсот человек. Все они стояли вокруг переносного стола стратегиума, на котором светились гололитические дисплеи.
Компания, целиком состоявшая из офицеров Имперской Армии, расступилась, чтобы пропустить Хавсера и сопровождавшего его исполинского астартес. Когда он поднялся на самовыравнивающий помост, у него заложило уши и в лицо повеяло холодом. Он оказался в пузыре с искусственным климатом. Хавсер тут же стянул с себя респиратор, оставив его болтаться на шее, и глубоко вдохнул свежий воздух с примесью запаха пота разгоряченных, напряженных и уставших людей.
В центре толпы возле стола стратегиума стоял Огвай. Рядом с ним не было ни одного воина Тра, он стоял без шлема и большей части брони на руках, плечах и груди. Доспехи укрывали его тело лишь до живота, а сверху на него была прорезиненная черная термоустойчивая безрукавка с торчащими трубками, походившими на омертвелые капилляры. Вкупе с белыми руками и длинными черными волосами с пробором посередине он походил на силача в окружении толпы на деревенской ярмарке.
В детстве Хавсер не раз видал подобных людей. Иногда ректор Уве водил своих подопечных на праздники в рабочие лагеря Ура, в которых на фоне медленно растущего монолитного города-мечты рабочие отмечали дни Катернаса, Радмастида и Божественного Зодчего, а также ритуалы лож каменщиков. Как правило, они и служили главной причиной проведения памятных ярмарок и празднеств. Нередко при этом самые рослые рабочие обнажались до пояса и предлагали сразиться с ними всем желающим за пиво, деньги или на потеху публики. Подобные люди возвышались над зеваками на целую голову.
Вот только здесь вместо обычных прохожих были солдаты Имперской Армии, многие из которых и сами были довольно крупными и внушительными людьми. Огвай среди них походил на настоящее жилистое чудовище. Из-за необычайно белой кожи он казался будто высеченным изо льда и нечувствительным к жаре, от которой с остальных мужчин давно сошло семь потов. Из-за огромного серебряного пирсинга на нижней губе он выглядел так, словно насмехался над присутствующими.
«Почему он снял доспехи?», — подумал Хавсер. — «Он выглядит… непринужденным. Зачем я ему понадобился?».
Медведь вместе с Хавсером остановился на краю круга наблюдателей. Огвай заметил их. Он как раз разговаривал с тремя офицерами, опираясь на стол и подавшись вперед. Хотя подобная поза и была обычной, в данной ситуации она выглядела несколько подозрительно. Офицеры явно чувствовали себя не в своей тарелке. Один из них, фельдмаршалАутремаров, послушно держал в руках устройство с голографическим изображением своего мастера-хедива, словно официант, несущий блюдо с головой грокса. Рядом с ним стоял рослый и вспыльчивый строевой инструктор Убойного дивизиона G9K в шинели и шлемофоне танкового водителя. Третий же был веснушчатым белокурым мужчиной в идеально чистой, строгой форме Ягдпанцерныхполков. Хавсеру казалось странным то, что Огвай говорит на низком готике: странно, что он способен на это, что вообще может издавать человеческие звуки.
— Мы впустую теряем время, — говорил он. — Штурм продвигается недостаточно быстро.
Аутремарский хедив на гололитическом изображении гневно воскликнул, но звук при этом был искажен цифровой передачей.
— Это явное и неприкрытое оскорбление творцов планетарной атаки, — объявило изображение. — Вы переходите границы, ярл.
— Нисколько, — довольно парировал Огвай.
— Но вы ведь только что критиковали ответственных за штурм людей, — произнес ягдпанцерный офицер куда более примирительным тоном, нежели хедив. Как-никак, именно он сейчас стоял рядом с Огваем.
— Так и было, — согласился ярл.
— Для вас это «недостаточно быстро»? — спросил командир G9K, указав на дисплей.
— Да, — ответил Огвай. — У вас все будет в порядке лишь до тех пор, пока идет массированное десантирование. Полагаю, его планировал кто-то из вас?
— Командующий экспедиции доверил честь составить план вторжения мне, — гордо сказал хедив.
Огвай кивнул и посмотрел на ягдпанцерного офицера.
— Можешь ли ты убить человека из винтовки? — спросил он.
— Конечно, — ответил солдат.
— Можешь ли ты убить человека лопатой? — вновь спросил ярл.
Офицер нахмурился.
— Да, — сказал он.
Огвай перевел взгляд на инструктора G9K.
— Ты. Сможешь вырыть яму лопатой?
— Конечно, — уверенно ответил тот.
— А сможешь вырыть яму винтовкой?
Солдат не ответил.
— Для определенной работы нужны определенные инструменты, — произнес Огвай. — У вас есть большая, хорошо обеспеченная армия и мир, который требуется захватить. Но если вы бросите одно на другое, то еще далеко не факт, что в итоге получите желаемое.
Огвай взглянул на Медведя.
— Ты ведь не будешь охотиться на урдаркоттурас секирой, а, Медведь?
— Хьолда, нет! — прорычал Астартес. — Чтобы пробить мех, понадобится рогатина.
Огвай посмотрел на армейских командиров.
— Для каждой работы необходим свой инструмент, понимаете?
— И этот инструмент — вы? — осведомился хедив.
Ягдпанцерный офицер ойкнул и отодвинулся от фельдмаршала.
— Не нагнетайте обстановку, — сказал Огвай голограмме. — Я пытаюсь помочь вам сохранить лицо. Если ситуация не улучшится, командующий флота именно из вас сделает козла отпущения.
— Мы будем искренне благодарны мудрому совету астартес, — внезапно отозвался фельдмаршал, прикрыв рукой гололитический планшет так, чтобы его повелитель не сболтнул чего лишнего.
— Именно поэтому мы и попросили вас прийти сюда, — сказал солдат G9K.
Огвай кивнул.
— Все мы служим великому Императору Терры, не так ли? — спросил он, обнажив зубы в мимолетной улыбке. — Мы сражаемся на одной стороне с единой целью. Он создал Волков Фенриса, дабы сокрушать врагов, которые остальным не по силам. Вам не нужно просить нас дважды, и еще с такой учтивостью.
Огвай взглянул на мерцающее лицо хедива.
— Но немного уважения никогда не бывает лишним, — добавил он. — Скажу как есть, если вы хотите, чтобы мы сделали это, то не стойте у нас на пути. Пошлите уведомление командующему экспедиционным флотом, что до окончания войны контроль над этим театром боевых действий переходит в руки астартес. Я не начну действовать, пока он не согласится.
«Почему он хотел, чтобы я увидел это?» — задумался Хавсер. — «Он хотел впечатлить меня? В этом все дело? Огвай хотел, чтобы я увидел, как он открыто насмехается над старшими офицерами Крестового похода? И притом обнаженный до пояса, словно без лишних усилий».
Офицеры начали понемногу расходиться. Огвай подошел к Медведю и Хавсеру.
— Ты понял? — спросил он на Ювике.
— Понял что? — сказал Хавсер.
— Зачем я привел тебя сюда, — отрезал Медведь.
— То, что тебя все боятся? — осмелился высказаться Хавсер.
Огвай ухмыльнулся.
— И это тоже. Но также и то, что я подчиняюсь законам войны. Мы подчиняемся законам войны. Влка Фенрикаподчиняется негласным правилам.
— Почему так важно, чтобы я понял это?
— У Шестого легиона астартес есть определенная репутация, — произнес Медведь.
— У каждого легиона астартес своя репутация, — ответил Хавсер.
— Но не такая, как у нас, — сказал Огвай. — Мы славимся своей свирепостью. Нас считают первобытными и недисциплинированными. Даже братские легионы полагают, что мы дикие и звероподобные.
— А это не так? — спросил Хавсер.
— Только при необходимости, — произнес Огвай. — Будь мы такими постоянно, то давно уже бы сгинули.
Ярл наклонился к Хавсеру, словно отец к ребенку.
— Чтобы быть столь опасным, нужно обладать огромным самоконтролем, — сказал он.
Хавсер попросил разрешения задержаться в лагере еще на пару часов, пока не пришло время отлета. Огвай к тому времени уже ушел. Медведь вручил Хавсеру небольшой жезл-маяк и приказал тут же возвращаться к месту высадки, когда тот даст сигнал.
Много времени утекло с тех пор, когда Хавсер в последний раз находился среди обычных людей, словно это было в прошлой жизни, после которой он переродился в нечто совершенно иное. Большую часть последнего года он провел в Клыке вместе со Стаей, приспосабливаясь, изучая их традиции, истории и способ жизни в мрачных склепах Этта.
Все это время он был лишен трех вещей. Первая — Волчий Король. Хавсер даже не знал, находился ли шестой примарх на Фенрисе. Вряд ли. Скорее всего, он был вВышнем, где во имя Императора вел в бой свои роты. Хавсер уже свыкся с мыслью, что Скарссен и Огвай будут самыми старшими по званию Волками, с которыми ему позволено видеться.
Вторая была какая-то тайной, касающейся самого Хавсера. Сложно сказать, откуда он знал об этом. Просто предчувствие, чутье. Волки не раз описывали ему яркие мгновения боя: сжимающий внутренности примитивный инстинкт в долю секунды, отделяющей жизнь от смерти. Они гордились такой способностью. Хавсер радовался тому, что жизнь среди них также подарила ему нечто подобное.
Значит, к этому чувству следовало прислушиваться. Астартес и трэллы наверняка что-то от него скрывали. Они прекрасно умели хранить тайны. Хавсер не замечал явных признаков, вроде внезапно обрывающихся при его приближении разговоров или замирающих на полуслове предложений, когда рассказчик хорошенько думал, прежде чем сказать что-либо.
Третьим же было человеческое общество.
Под конец первого года его пребывая в Этте из продолжительной Второй кобольдовой войны вернулась рота Декк, и рота Тра вновь вернулась к активным боевым действиям, с приказом следовать за 40-м экспедиционным флотом в Гогмагогскоескопление.
У Хавсера, который стал скальдом, не оставалось иного выбора, кроме как следовать за ними. Он теперь был частью их свиты, частью сил обеспечения роты, наряду с трэллами, оружейниками, пилотами, сервиторами, музыкантами, фуражирами и мясниками.
Рота отправилась в путь на «Нидхёгге», одном из мрачных, лишенных удобств космических кораблей, которые служили Шестому легиону, и вошла в имматериум в сопровождении флотилии поддержки. Через девять недель Волки Фенриса оказались в Гогмагогском скоплении и вышли на связь с 40-ым экспедиционным флотом, который к тому времени уже пытался прорваться на территорию, контролируемую Оламской Тишиной.
— Что ты такое?
Хавсер оторвал взгляд от стола стратегиума. Возле него стоял строевой инструктор Убойного дивизиона G9K, с которым ранее говорил Огвай.
— У тебя есть разрешение здесь находиться? — спросил человек, явно будучи довольным уходу астартес.
— Ты и сам знаешь, что есть, — ответил Хавсер с уверенностью, которая удивила даже его самого. Судя по виду солдата, ему не терпелось поругаться с ним, но Хавсер собрал назад волосы, сильно отросшие за проведенный в Этте год, и показал золотой глаз с черной точечкой зрачка.
— Я — избранный Шестым легионом астартес наблюдатель, — заявил Хавсер.
Строевой инструктор взглянул на него с нескрываемым отвращением.
— Но ты ведь человек?
— В общем и целом.
— Как ты можешь жить с этими животными?
— Для начала, я слежу за языком. Как тебя зовут?
— Павел Корин, строевой инструктор первого класса.
— У меня сложилось впечатление, будто здесь мало кому нравится союз с Волками.
Корин неуверенно взглянул на Хавсера.
— Что ж, я все же прислушаюсь к твоему совету, и послежу за языком, — сказал он. — Я бы не хотел, чтобы они увидели меня через твой глаз и решили, что мне следует преподать урок покорности.
— Он не действует подобным образом, — улыбнулся Хавсер. — Я могу быть осмотрительным и аккуратным. Мне просто интересно, что ты думаешь на этот счет.
— Значит, ты кто-то вроде… кого? Хрониста? Летописца?
— Нечто вроде этого, — ответил Хавсер. — Я слагаю сказания.
Корин вздохнул. Он был плотным мужчиной с прусскими чертами лица и повадками настоящего кадрового офицера. У G9K была грозная слава штурмовых войск. В нем до сих пор сохранилась архаичная зарплата, основывающаяся на личных потребностях, и модель продвижения по службе, которая, по слухам, уходила корнями в древние традиции наемных армий. То, что Корин достиг звания строевого инструктора первого класса, свидетельствовало о том, что на своем веку он участвовал не в одном сражении.
— Что это значит? — спросил Хавсер.
Корин пожал плечами.
— Я многое повидал на своем веку, — сказал он. — Да, да, сейчас пойдут старые солдатские байки. Тридцать семь лет по не относительному календарю. Именно столько я провел в Крестовом походе. Тридцать семь лет, восемь кампаний. Поверь, уж я-то знаю, что такое настоящее дерьмо. Я четыре раза видел, как сражаются астартес. И каждый раз мне было страшно.
— Астартес и должны вселять страх. Иначе они не были бы столь эффективны.
Казалось, эти слова не убедили Корина.
— Да нет, я говорю про другое, — ответил он. — По-моему, если человек хочет построить великий Империум, то должен сделать это собственными силами, а не создавать чертовых суперменов.
— Мне уже приходилось слышать подобное. Конечно, в этом есть доля правды. Но без астартес мы бы не смогли даже Терру объединить…
— Да, да. А что нам делать, когда война будет закончена? — спросил Корин. — Что мы будем делать с всемогущими космическими десантниками, когда закончится Крестовый поход? Что делать с оружием, когда закончится война?
— Возможно, война будет длиться вечно, — ответил Хавсер.
Корин безрадостно скривил тонкие губы.
— В таком случае мы воюем зря, — произнес он.
На кисти Корина пикнул коммуникатор, встроенный в резиновый напульсник, и он взглянул на дисплей.
— Поступил приказ о возможной полной эвакуации в течение шести часов, — сказал Корин. — Нужно взглянуть, что там происходит. Если хочешь, можешь пройтись вместе со мной.
Они вышли наружу под нещадный солнечный свет. Хавсер прошел пузырь искусственной атмосферы, и вновь одел респиратор. В лагере вовсю кипела деятельность. Над ледяными пустошами в радужных клубах пара кружили дожидающиеся посадки лихтеры. Самые далекие из них были практически неразличимы в прозрачной дымке зноя.
— Значит, вы недолюбливаете астартес, строевой инструктор? — уточнил Хавсер, когда они оказались на улице.
— Вовсе нет. Необычайные существа. Как я уже говорил, я четыре раза видел, как они сражаются.
Они вошли под огромный климат-тент, командный пост строевого инструктора. Десятки офицеров и техников G9K уже начали готовиться к демонтажу оборудования. Корин прошел к своему столу и принялся копаться в личных вещах.
— Гвардия Смерти — это раз, — произнес он и поднял первый палец. — Смертельная эффективность при столь небольшой численности.
— Кровавые Ангелы, — Корин поднял второй палец. — Завязалась жаркая перестрелка на заводе по производству казеина на одной из лун Фрэмиума. Они прибыли словно… словно ангелы. Действительно. Они спасли нас. Казалось, будто они пришли спасти наши души.
Корин бросил взгляд на Хавсера и поднял третий палец.
— Белые Шрамы, полгода плечом к плечу на равнинах Х173, искореняя местные ксеноформы. Абсолютная концентрация, самоотверженность и безжалостность. Положа руку на сердце, я бы сказал, что они не только верят в конечную цель Крестового похода, но и к тому же великие воины.
— Ты упомянул, что сражался вместе с ними четырежды, — напомнил Хавсер.
— Действительно, — сказал Корин и поднял четвертый палец, словно признавая свое поражение. — Космические Волки, два года назад по не относительному календарю. Они звали себя ротой Декк и помогли нашим войскам в передряге в Кобольдскомкосмосе. Мы слыхали о них истории.
— Какие истории?
— Что космические десантники бывают разные. Есть сверхлюди, а есть чудовища. Что при создании идеального астартес Император, Направляющий Нас, зашел слишком далеко и создал существ, которых создавать не стоило. Существ, которых сразу следовало утопить, как котят.
— Дикие существа?
— Худшие из них — Космические Волки, — ответил Корин. — Они — животные, Великая Терра, существа, которые сражались вместе с нами, были настоящими животными. Когда ты начинаешь жалеть врага, то понимаешь, что тебе достались не те союзники. Они резали без разбору, уничтожали все подряд, но, что хуже всего, они наслаждались этим апокалипсисом. В них не было ничего вдохновляющего и достойного уважения. После них у нас осталось горькое послевкусие, словно позвав их на помощь, мы каким-то образом опозорили себя.
Корин на секунду замолчал и отдал несколько распоряжений своим людям. Все они были исполнительны, хорошо обучены и внимательны. Хавсер понимал, что Корин из тех офицеров, которые требовали от своих бойцов абсолютной дисциплины, дабы войско действовало подобно отлаженному механизму. К Корину подошел грузный солдат второго класса с эспаньолкой и вручил ему инфопланшет, бросив при этом на Хавсера враждебный взгляд.
Корин вернул устройство обратно офицеру.
— Полная эвакуация с планеты, — произнес он. Корин казался сломленным. — Все силы. Нам приказано очистить территорию и оставить Волков одних. Вот дерьмо. Штурм стоил нам тысяч бойцов, а мы лишь слегка повредили укрепления.
— Это лучше, чем еще тысячи смертей.
Корин открыл вещмешок и достал из него помятую металлическую флягу. Немного жидкости он налил в крышечку и передал ее Хавсеру, а сам отхлебнул из фляги.
— Когда мы поняли, что против Тишины нам могут помочь лишь Волки, то едва не отказались от их предложения. Я услышал это от одного старшего офицера при командующем флота. Нам совершенно не хотелось вновь действовать совместно с Волками.
— Вы бы скорее согласились на поражение?
— Все дело в том, чем это окончится, и в том, почему вы здесь, — ответил Корин. — Подумай, для чего существуют Волки? Почему Император создал их именно такими? Зачем ему нужно было создавать что-то столь нечеловеческое?
— У тебя есть ответы на эти вопросы, Корин? — спросил Хавсер.
— Или Император не столь идеальный зодчий новой эры, как все считают, или же он предвидел опасности, о которых мы пока и понятия не имеем.
— И какой вариант ты бы предпочел?
— Оба открывают не очень радужные перспективы будущего, — признался Корин. — А каково твое мнение, ведь ты водишь с ними дружбу?
— Даже не знаю, — ответил Хавсер. Он одним махом осушил крышечку, и Корин опять наполнил ее. Напиток был крепким, что-то вроде амасека или шнапса. На щеках Корина уже зарделся румянец, хотя Хавсер не чувствовал ничего, кроме слабого жжения в горле. Жизнь на Фенрисе определенно закалила его.
— Существа, против которых мы сражались в космическом пространстве Кобольда, — тихо начал Корин, — они были смертоносными и гордыми. Их едва ли заботили человеческие дела, и при желании они смогли бы остановить нас. Эти существа обитали на гигантских кораблях, походивших на настоящие города. Я даже видел один из них. Из-за блеска кое-кто прозвал его Искрящимся Градом, словно он был создан из стекла. Позже выяснилось, что на их языке он назывался Туельса, а сама конструкция — искусственный мир. К сожалению, мы так и не поняли, почему они сражались с нами или что пытались защитить. Скорее всего, они хотели нас задержать, дабы что-то сберечь, то, что наверняка стоило оборонять, даже ценою собственных жизней. Наследие, историю, культуру. И все это они утратили.
Корин заглянул во флягу, будто на ее дне могла скрываться некая истина. Хавсер подозревал, что он искал ее там уже довольно долго.
— В конце они молили нас о пощаде, — тяжело продолжил Корин. — Волки продвигались все дальше, город-корабль разваливался на части, и те осознали, что это конец. Мы так и не поняли, что они хотели поведать нам или как именно сдаться. По-моему, они бы без раздумий отдали свои жизни, лишь бы Искрящийся Град уцелел. Но было слишком поздно. Волки уже добивали свою добычу. Их было невозможно отозвать. Волки уничтожили все. От искусственного мира не осталось камня на камне, они не сохранили ничего, что можно было бы забрать в качестве трофея. Волки уничтожили все.
Жезл-маяк Хавсера тихо пикнул.
Хавсер отложил крышечку и кивнул строевому инструктору.
— Спасибо за выпивку и беседу.
Корин пожал плечами.
— Но, по-моему, ты все же несправедлив к Волкам, — добавил Хавсер. — Возможно, их просто никто не в силах постичь.
Корин странно усмехнулся.
— А разве чудовища именно этим и не оправдываются? — спросил он.
Хавсер вышел из-под климат-тента G9K. Персонал уже разбирал лагерь, готовясь к эвакуации.
Он сверился с индикатором направления маяка и собирался уже идти, когда кто-то за его спиной громко выругался.
Хавсер резко обернулся.
Боец второго класса с эспаньолкой и еще несколько человек из G9K грузили противоударные ящики в грузовик.
— Ты это мне? — спросил Хавсер.
Боец с эспаньолкой одарил его злобным взглядом, а затем поставил свой ящик и подошел к Хавсеру. Остальные также прекратили работать и просто наблюдали.
— Да, тебе, кусок собачьего дерьма, — прошипел он.
— Что?
— Возвращайся к своим тварям. Они ведь даже не люди!
Хавсер отвернулся. Крупный, злобного вида солдат был определенно чем-то раздосадован. Хавсер большую часть жизни старался избегать подобных людей.
Боец с эспаньолкой схватил Хавсера за руку. Его хватка оказалась до боли крепкой.
— Слушай сюда, — прорычал он. — За один день погибло тысяча семьсот солдат Убойного дивизиона, а эти тупые животные теперь говорят нам проваливать отсюда? Тысяча семьсот жизней к чертям собачьим?
— Ты очень расстроен, — примирительно сказал Хавсер. — Бой выдался тяжелым, и я искренне сочувствую…
— Да пошел ты.
Остальные солдаты уже стояли вокруг них плотным кольцом.
— Отпусти руку, — произнес Хавсер.
— Или что? — спросил боец с эспаньолкой.
— Беги! — крикнул Мурза.
Как правило, он не ошибался в подобных случаях. Не сказать, что Мурза был трусом, просто он мыслил рационально. Как ни крути, их обоих едва ли можно было назвать бойцами. Они были учеными, полевыми археологами, обычными людьми с обычными потребностями. Никто из них не проходил военную подготовку и не оканчивал курсы по самозащите. Из оружия у них была лишь собственная храбрость да аккредитационные документы, в которых были указаны их имена, то, что им недавно исполнилось по тридцать лет, а также что они были консерваторами, работавшими в Лютеции по поручению Объединительного Совета.
И все это едва ли могло им сейчас помочь.
— Им нельзя позволить уйти с этими… — начал Хавсер.
— Просто беги, идиот! — заорал в ответ Мурза.
Остальные члены группы уже давно бросились наутек. Их ботинки гремели по вымощенному плиткой темному переулку, когда они разбежались по перенаселенным улочкам бедняцкого квартала Лютеции, который раскинулся вокруг древнего собора.
Само здание собора походило на огромный труп. Он перестал быть местом поклонения три тысячи лет назад во время девятнадцатой войны за Уропанское наследство, после чего строение использовалось в самых разных целях: три столетия в качестве здания парламента, мавзолеем, ледовым карьером, богадельней, а когда обрушились остатки крыши — рынком. Последние восемьсот лет он был просто остовом, облеченным в камень воспоминанием, протягивающим в пасмурное небо проржавелые балки.
Истории о его прошлом ходили столько же, сколько стояли эти балки, если не дольше. Когда два дня назад Мурза проводил инструктаж группы, он не скрывал радости в голосе. Даже в наиболее древних записях здание упоминалось как место поклонения, собор стоял на фундаменте из остатков других построек с таким же названием, да и именовался он так, скорее всего, лишь из-за наследия своей кладки.
Глубоко под фундаментом располагались подвалы, катакомбы прежних строений, колодцы, погребенные под тяжестью более новых зданий. Поговаривали, что если идти по ним сквозь тьму, то можно было достичь центра Земли и подземелий старой Франкии.
Один из контактов Мурзы (а у него, как обычно, имелась сеть хорошо оплачиваемых информаторов, которые следили за перемещениями артефактов и реликвий по всему городскому узлу Лютеция) сообщил ему, что банда рабочих, разбирая старую кладку, обнаружила дренажный колодец. Нескольких серебряных амулетов и кольца, найденных там, убедили контакт в том, что к месту стоит присмотреться внимательнее, а также что консерваторы не поскупятся на вознаграждение банде, которая нашла столь бесценное сокровище.
Хавсера с самого начала терзали некоторые сомнения. Все рабочие были довольно рослыми и покрытыми грязью от долгого пребывания на улице. Также на них были следы радиационной мутации — обычное явление в бедняцких кварталах. Как только Хавсер увидел их, то мгновенно насторожился, как когда-то в общине ректора Уве при встречах со старшими и большими мальчиками. Он не был бойцом. При угрозе насилия ноги сразу отказывались ему повиноваться.
Трущобы являли собой настоящий рукотворный хаос. От некогда тщательно спроектированного города не осталось и следа. Улицы стали темными и забитыми мусором подулицами, подземными переходами, проулками и тупиками, ни одна из них более не носила названия и не была отмечена на картах. Дети игрались среди куч мусора, из окружающих высоток эхом доносился плач младенцев и ругань взрослых. Между зданиями были натянуты бельевые веревки, словно лианы выцветших искусственных джунглей. Внизу царила мрачная и удушливая атмосфера.
Рабочие завели их в переулки. Хавсеру казалось, что они идут неверным путем, но когда он сказал об этом Мурзе, тот лишь шикнул на него в ответ. Спустя двадцать минут рабочие остановились и потребовали от Мурзы условленное вознаграждение.
При этом главарь банды не забыл упомянуть, что сумма вознаграждения стала теперь куда выше той, что пообещал им Мурза.
Хавсер понял, что они крупно влипли. Их просто-напросто заманили в ловушку с целью ограбить, после чего, скорее всего, изобьют или похитят. Для программы Консерватории это будет ощутимый удар: ей придется раскошелиться на лечение, выкуп или просто на огромные деньги. Возможно, им придется заплатить даже собственными жизнями. Хавсер пришел в ярость. Он чувствовал себя дураком из-за того, что позволил Мурзе втянуть себя в подобную авантюру.
— Не время пороть горячку! — лихорадочно произнес Мурза. Бандиты уже с руганью шли к ним, вооруженные лопатами и кирками.
— Беги! — вновь закричал Мурза.
Наконец Хавсер понял, что бегство было единственным выходом в этой ситуации, но чувство страха затмило гнев, и его ноги словно прилипли к земле. Один из рабочих приближался прямо к нему, потрясая кулаком с покрасневшими костяшками и выплевывая ругань сквозь коричневые зубы. Хавсер попытался сдвинуться с места.
Мурза что есть силы схватил Хавсера под локоть и потащил за собой.
— Пошли! Да пошли же, Кас!
Наконец, он сумел сделать шаг, но рабочий был уже рядом с ними, доставая из кармана нечто вроде пистолета.
Потащив Хавсера за собою, Мурза оглянулся и проорал что-то рабочему, одно-единственное слово или звук. Раздалась странная пульсация, а затем хлопок, словно в климатическом пузыре выровнялось давление. Рабочий завопил и, корчась в судорогах, упал навзничь.
Они бросились наутек.
— Что ты сделал? — закричал Хавсер. — Что? Что ты ему сказал?
Мурза не мог ответить. Изо рта у него текла кровь.
Пальцы солдата впились в руку, словно крюки. Испугавшись, Хавсер толкнул его. Он просто хотел, чтобы тот отошел в сторону и дал ему пройти. Вместо этого боец пролетел несколько метров и рухнул в кузов грузовика на груду ящиков с прорезиненными краями. Позвоночник и плечи приняли на себя первый удар, а череп раскололся о крышку верхнего ящика. Затем боец перелетел через него и, будто мешок с камнями, упал на землю. Он свалился прямо в твердый снег, разбив пластековый респиратор.
В это же время другой боец попытался ударить Хавсера в висок. Удар показался ему удивительно показушным, словно солдат хотел играть честно и дать ему шанс уклониться. Хавсер выставил ладонь и поймал его кулак. Его рука слегка дрогнула. Он почувствовал, как ломаются пальцы и трещат костяшки. Чужие.
Третий человек попробовал размозжить ему голову гаечным ключом. И вновь Хавсеру показалось, что боец делает это чересчур медленно. Красивый удар, которому, несмотря на всю изящность, не судилось попасть в цель. Хавсеру вовсе не хотелось, чтобы его огрели ключом. Он рефлекторно взмахнул рукой, чтобы отбить удар солдата.
Боец закричал. Казалось, в его руке внезапно образовался второй сустав. Кожа на месте удара встопорщилась, словно пустой носок. Солдат упал на снег, и ключ бессильно выпал у него из рук.
Остальные разбежались кто куда.
Медведь ждал его у посадочной рампы «Грозовой птицы».
— Ты опоздал, — прорычал он.
Хавсер протянул ему маяк.
— Но ведь пришел.
— Еще немного, и мы бы улетели без тебя.
— Не сомневаюсь.
— Ты пахнешь кровью, — принюхался Медведь.
— Да, — ответил Хавсер и взглянул на астартес. — Почему вы не сказали, насколько тщательно меня переделали?
Седьмая глава: Длинный Клык
Решение проблемы Тишины у ярла Огвая было столь же прямым, сколь и эффективным. Получив от командующего экспедиционного флота согласие на передачу контроля над зоной боевых действий, он привлек к работе своих железных жрецов.
На вычисление и подготовку у них ушло около двух дней. К тому времени высадившийся ранее контингент сил был эвакуирован с поверхности планеты.
На третий день, сочтенный советникам ярла наилучшим, железные жрецы показали результат своей работы.
Серия колоссальных направленных взрывов сорвала ремонтный док с орбиты. Следом за ним, сияя в резких солнечных лучах, вился след из покореженных металлических обломков. Док пролетел над оранжевой поверхностью мира, будто крошечный близнец планеты, пойманный в силки гравитации. Они танцевали, словно пара вращающихся шаров, как два ярко раскрашенных волчка.
Потребовалось восемнадцать полных витков по орбите, чтобы случилось неизбежное — катастрофа. К тому времени обломки сформировали вокруг планеты прекрасные коричневые нити, словно тончайшие кольца вокруг газового гиганта. Из-за трения и атмосферного торможениядок начал пылать, а его структура — разрушаться. При падении он полыхал, словно раскаленный в кузнице слиток металла: сначала пепельно-красный, затем розовый и под конец слепяще-белый от жара. Его плавный величественный спуск с орбиты был томительно медленным.
Он упал, словно дурная звезда. Уж кто-кто, а Хавсер знал. И это падение было худших из всех, что ему приходилось видеть.
Металлическая глыба рухнула на ледяное поле между двумя громадными башнями, которые высились приблизительно в шестистах семидесяти километрах друг от друга и простояли здесь, должно быть, тысячи лет. Сначала была вспышка света, а затем сияние, которое стало стремительно расползаться, подобно солнечным лучам по льду. Сияние вздулось слепящим, расширяющимся во все стороны куполом, испарившим лед и смахнувшим башни, словно деревья во время урагана.
Столкновение вызвало вспышку смертельного инфракрасного излучения. Извержение выбросило в атмосферу огромные тучи темной пыли и серной кислоты. Полыхающие обломки, извергнутые при мощнейшем ударе, обрушились на землю, усиливая огненную бурю.
Тра собралась на посадочной палубе корабля, чтобы на нескольких огромных экранах, обычно использующихся для инструктажей, посмотреть на смертельный удар. Здесь были также трэллы и палубная команда. Некоторые все еще держали инструменты, тряпки или даже оружие, которое они чинили или чистили.
Во время неторопливого спуска на палубе царило молчание, которое временами нарушалось нетерпеливым бормотанием или шепотом. Когда же столкновение наконец произошло, Волки будто взорвались. Бронированные ботинки загрохотали по палубе в унисон с рукоятями молотов и секир. Мечи застучали о штормовые щиты. Некоторые откинули головы и завыли.
Шум стоял оглушительный. Сквозь Хавсера словно прошла ударная волна. Вокруг него ревели бронированные гиганты. В их оскаленных ртах сверкали клыки и плотоядные зубы, меж которых брызгала слюна. Удлиненная, похожая на морду, форма лиц фенриссцев никогда не была для Хавсера более очевидной.
Но в действительности он понял это позже. Там, на посадочной палубе в пылу момента, его будто захлестнуло звериными звуками. Яростное ликование Волков разрывало барабанные перепонки. Крики словно вошли в грудь Хавсера когтистыми пальцами. Закутанные в балахоны фенрисские трэллы и даже некоторые члены команды также начали выть и кричать, потрясая кулаками. То был воистину варварский и первобытный рев.
Когда Хавсер понял, что больше не выдержит, он запрокинул голову, закрыл глаза и завыл вместе с остальными.
Под конец планету оросил кислотный дождь, а затем начала разрушаться стратосфера. «Грозовые птицы» Тра направлялись прямиком в ядовитую пыль, в обесцвеченное дымное море, внутри которого то и дело вспыхивали молнии.
Темные корабли с широкими крыльями напомнили Хавсеру их тезок — черных, как грозовые облака, воронов, которые спускались в сожженное сердце разрушенных древних городов Тишины.
Когда он сказал об этом Волкам, те спросили, что такое «вороны».
На усмирение у них ушло три недели по корабельному времени. «Времени, чтобы узнать кое-что», — решил Хавсер. И что-то из этого будет о нем.
Сказаний становилось все больше. Одни приносили с собой отряды, которые охотились в подземельях, другие рассказывали воины из резерва, которые они узнавали из уст пересказчиков.
Некоторые были героическими сказаниями о сражениях. Иные же казались Хавсеру чрезмерно приукрашенными и преувеличенными. Истории мёда — так называл их Эска Разбитая Губа. Сказания, раздутые смертоносной силой фенрисского топлива.
Хотя вряд ли это были истории мёда, как объяснил ему Эска, ни один уважающий себя член Стаи, и Тра в особенности, не опустится до бахвальства. Хвастуны в Влка Фенрика почитались не лучше червей. О воине судили по его историям, а их истинность определяла его славу. Поле битвы быстро разоблачит хвастуна: испытает силу, храбрость, воинское мастерство.
И, добавил Эска, это была еще одна причина существования скальдов. Они оценивали истинность, были нейтральными посредниками, которые не позволяли погрешностям вроде гордости, предвзятости или мёда влиять на ценность рассказа.
— Значит, скальды рассказывают сказания, чтобы вас развлекать, заставлять быть честными и хранить историю? — уточнил Хавсер.
Эска ухмыльнулся.
— Да, но в основном, чтобы развлекать.
— И что же развлекает Волков Фенриса? — спросил Хавсер. — Что веселит их больше всего?
Эска задумался.
— Нам нравятся истории о том, что нас пугает, — наконец ответил он.
Кроме историй, которые казались преувеличенными, были и другие, озадачившие Хавсера.
Судя по всему, сражение походило на апокалипсис. Ледяной щит исчез, подобно разрытым охотником барсучьим норам открыв расположенные под ним города Тишины. Там было словно в аду. Постоянно лил кислотный дождь, клубились ядовитые облака, бил град. Радиоактивные склоны кратера от удара продолжали разрушаться, сползая в дыру размером с целый континент. Города, теряющие жизнь, тепло и энергию, были искорежены, сокрушены и раздавлены, словно пассажиры разбившейся машины.
Войскам Тишины некуда было отступать, поэтому они сражались до последнего.
Тра двигалась на острие удара. Следом за ними продвигались имперские силы, теперь оснащенные для ведения химической войны и действий в агрессивной окружающей среде.
Озадачившие Хавсера сказания представляли собою странные обрывки, в которых говорилось о едва ли не звериной жестокости. Волки совершенно не желали, чтобы о них говорили как о героях, храбрецах или любимцах удачи. Вовсе нет. Казалось, их несказанно радовали бессвязные истории, в которых чувствовался лишь ужас.
Это были не-истории, без смысла, начала, середины и конца. Без причины и следствия. Просто описания убийств и расчленений воинов Тишины.
Хавсер размышлял, требовалось ли от него сплести эти истории в единую нить и создать общий фон, который мог сделать их героическими и впечатляющими. Возможно, он что-то неправильно понял, некую культурную особенность, которую не могли воспринять даже обрабатывающие устройства, нанотичным путем вживленные ему в мозг.
Затем он вспомнил штурм ремонтного дока и момент, когда Медведь с Орсиром уничтожили расчет силовиков, ранее убивших Хьяда. Хавсер вряд ли сможет когда-нибудь забыть ту ритуальную резню.
Они изгоняют малефик, сказал Огвай. Они выгоняют зло. Все эти мучения лишь для того, чтобы он уже никогда не вернулся сюда. Испытав боль, малефик не захочет возвращаться, чтобы потревожить нас вновь.
Эти сказания, понял Хавсер, были по сути тем же самым — символами-оберегами, облеченными в словесную плоть. Они предназначались для того, чтобы устрашить малефик.
«Но что же вызывает страх у Волков?» — задался он вопросом.
— Ты кажешься задумчивым, — заметил Улвурул Хеорот. Хеорот, прозванный Длинным Клыком, был руническим жрецом Тра, куда старше Охтхере Творца Вюрда. Как и у Огвая и многих из Тра, его кожа походила на лед, но, в отличие от плоти ярла, она не сияла внутренним светом, подобно леднику. Она была темной и похожей на стекло, словно полупрозрачная корка льда на озере.
Но не только кожа указывала на возраст. Воин был худощавым и костистым, а его длинные волосы истончились и побелели. В рунических доспехах он походил на сгорбленного склеротичного старика. Возраст сказался на нем иначе, нежели на других старших Волках. Годы высушили и выбелили жреца, у него выросли огромные клыки, благодаря которым он и получил прозвище. Поговаривали, если Стая просуществует достаточно долго, появятся и другие «длинные клыки». Лишь вюрд сохранял нить Хеорота. Он был настолько стар, насколько может быть стар Волк, старший из горстки уцелевших астартес Шестого легиона, которых создали на Терре и отправили на Фенрис для Волчьего Короля.
Над огромной посадочной палубой висели ряды готовых к запуску «Грозовых птиц». Сейчас здесь было куда тише, чем во время удара рукотворного метеорита. Жрец преклонил колени, подобно крестоносцу Древней Терры в крестовой святыне, пристально вглядываясь в экраны передатчиков. Неподалеку готовились две стаи, которые ему предстояло повести на планету в помощь Огваю. До Хавсера доносился пронзительный гул подгоняющих доспехи инструментов, шипение гидравлики и треск подъемных механизмов. В пятидесяти метрах от него, на главном переходе палубы, вокруг командира отделения, принося обеты, преклонили колени Волки. В других легионах астартес этот ритуал был известен какособый обет.
— Что ты делаешь? — спросил Хавсер рунического жреца. Вопрос был грубым, тем не менее он задал его. Хотя скальд провел с Тра больше времени, чем с любой другой ротой Шестого легиона, он почти не общался с мрачным жрецом. Длинный Клык никогда не рассказывал ему истории и не обсуждал сложенных сказаний. К Длинному Клыку подступиться было куда тяжелее, нежели к Творцу Вюрда, хотя даже и с ним Хавсер боялся разговаривать.
Увидев Длинного Клыка одного, Хавсер решил попытать удачи. Старому астартес не пришлось озираться, чтобы увидеть приближение Хавсера и, судя по всему, о выражении его лица.
Экран показывал мир Тишины с высоты, резкую контрастность космоса и прямые лучи солнечного света. Мир походил на апельсин, которому прижгли верхнее полушарие.
Нет, скорее на яблоко позднего урожая, крупное, наливное, но запятнанное огромным ржавым пятном гнильцы.
Длинный Клык продолжал смотреть на экран.
— Я слушаю, — сказал он.
— Что слушаешь?
— Звон нитей. Сотворение вюрда.
— Значит, ты не смотришь?
— Только на отражение твоего лица на экране, — ответил Длинный Клык.
Хавсер хмыкнул. Какая глупость с его стороны. Волкам нравилось окружать себя покровом тайны и мрачной сверхъестественной силы, но эта ерунда представляла собою суеверия, унаследованные от фенрисских варваров, среди которых и набирались астартес. Что действительно было необычно в Волках, так это острота их восприятия. Они учились подмечать каждую деталь и использовать любую информацию, которая попадала им в руки. И здесь их репутация играла немаловажную роль. Никто не ожидал, что дикари, похожие на скованных обычаями звероподобных племенных воинов, могут иметь великолепную войсковую разведку.
Именно это делало их таким эффективным оружием.
— Итак, что же омрачает твой лик? — спросил Длинный Клык.
— Я все еще не уверен в своем месте среди вас. В своем предназначении.
Длинный Клык поморщился.
— Во-первых, все люди пытаются познать собственную природу. Такова жизнь. Большинство людей объединяют размышления о собственном вюрде. Ты не одинок.
— А во-вторых? — спросил Хавсер.
— Меня удивляет, Каспер Ансбах Хавсер, он же Ахмад ибн Русте, он же скальд Тра, что ты о себе ничего не знаешь, хотя в тебе есть столько интересного. Меня удивляет, что ты решил попасть на Мир Всезимья, но при этом не можешь объяснить свой выбор. Зачем же ты прибыл на Фенрис?
— Всю свою жизнь я посвятил обучению, — сказал Хавсер, — сбору и сохранению знаний. Я всегда трудился во благо человечества. А теперь чувствую, словно моя жизнь, все усилия … прошли впустую. Их отбросили, как недостойные внимания.
— Твою гордость уязвили?
— Нет! Ничего подобного. Это не личное. Вещи и знания, которые я пытался сохранить, просто забыли. Их не использовали.
Вместо ответа Хеорот Длинный Клык чуть шевельнулся внутри гравированных, украшенных бусинами доспехов, что можно было счесть за пожатие плечами.
— Пусть так, но это не объясняет цели твоего прибытия на Фенрис.
— Когда труд всей моей жизни остановили, — сказал Хавсер, — я почувствовал, что должен совершить последнее путешествие, более далекое и отважное, более приближенное к некой истине и действительности, чем когда-либо прежде. Вместо того чтобы копаться в тайнах далекого прошлого, я решил взяться за нечто новое. За легионы астартес. Они покрыты собственным покровом тайн и связаны своими ритуалами и мистериями. Человечество вверило свое будущее легионам, хотя ничего о них не знает. Поэтому я решил попасть в один из них, дабы подробно изучить его.
— Честолюбивая затея.
— Возможно, — признал Хавсер.
— Даже опасная. Цитадели легионов не назовешь гостеприимным местом.
— Верно.
— Стало быть, здесь есть частичка бахвальства? Желания рискнуть? Ты возжелал завершить карьеру одним последним отважным деянием, которое бы навеки закрепило за тобой славу великого ученого и восстановило уязвленную гордость?
— Я не совсем это имел в виду, — печально ответил Хавсер.
— Нет?
— Нет.
Длинный Клык внимательно посмотрел на Хавсера. Встроенный в горжетвокс-передатчик издал птичью трель, но старый астартес не обратил на нее внимания.
— И все же я вижу на твоем лице гнев, — произнес жрец. — Думаю, я приблизился к правде ближе, чем тебе хотелось бы признать. Но ты так и не ответил на вопрос. Почему Фенрис? Почему не мир другого легиона? Более безопасный?
— Не знаю.
— Правда?
Хавсер не мог ответить, но его грызло чувство, что должен.
— Говорят, нужно найти силы взглянуть в лицо своему страху. Я всегда боялся волков. Всегда. С самого детства.
— Но на Фенрисе нет волков.
Жрец попробовал подняться с колен. Казалось, это давалось ему с трудом, словно уставшему, измученному подагрой старику. Хавсер инстинктивно протянул астартес руку.
Длинный Клык взглянул на нее, словно на палку для разгребания навозных ям. Хавсер испугался, что жрец сейчас бросится вперед и просто-напросто откусит ее, но от охватившего его ужаса просто застыл на месте.
Усмехнувшись, Длинный Клык сомкнул тяжелую пластсталевую перчатку на руке Хавсера и поднялся на ноги. Хавсер выдохнул сквозь зубы, едва устояв под гигантским весом рунического жреца.
Длинный Клык выпрямился во весь рост, после чего отпустил руку и вновь взглянул на скальда.
— Благодарю. Мои суставы стары, а кости холодны, как вмерзшая в лед дохлая рыба.
Жрец направился к ожидающим его стаям, густые тонкие волосы в свете ламп блестели, словно легкий пух. Хавсер потер онемевшую руку.
— Вы десантируетесь сейчас? — спросил скальд. — На поверхность? Боевая высадка?
— Да. Тебе также стоит там быть.
Хавсер удивленно моргнул.
— Мне разрешили?
— Ты можешь идти куда захочешь, — заметил Длинный Клык.
— Я три недели проторчал на корабле, собирая сказания о сражении из вторых рук, — сказал Хавсер, пытаясь сдерживать чувства. — Думал, что должен просить разрешения. Ждать, пока меня пригласят.
— Нет, можешь идти куда захочешь, — повторил Длинный Клык. — Ты — скальд, а скальды пользуются значительными правами и привилегиями. Никто в Стае не может запереть тебя, держать на расстоянии или не позволять совать свой нос, куда только пожелаешь.
— Я думал, меня нужно защищать.
— Мы тебя защитим.
— Я думал, что буду мешать.
— Это уже наши проблемы.
— Значит, я могу идти куда угодно? Могу выбирать то, что захочу?
— Да, да.
— Но почему никто не додумался сказать мне об этом? — спросил Хавсер.
— А почему ты не додумался спросить?
— Это что, такая логика Влка Фенрика?
— Да. На нее подсаживаешься, как на крючок, не так ли? — ответил жрец.
Хавсер не был знаком со стаями, которые Длинный Клык вел на поверхность планеты. Он знал лишь нескольких воинов по имени и репутации.
Казалось, они были чем-то разгневаны и с трудом сдерживали себя. Напряженность витала в воздухе уже много дней. Хавсер пристегнулся, заняв место рядом с Длинным Клыком, когда «Грозовые птицы» бесшумно вылетели из недр ударного крейсера.
— Ты сказал, что я выгляжу смущенным, но вы почему-то мрачные, — заметил Хавсер.
— Вся Тра хочет убраться отсюда, — ответил Длинный Клык. — Это война не принесет славы.
— Зато на Улланоре ее хоть отбавляй, — прорычал Волк, пристегнутый в удерживающей люльке напротив них. Свессл— припомнил скальд.
— Что такое Улланор? — спросил Хавсер.
— Скорее, где это, — ответил другой Волк, Эмрах.
— И где же?
— Там, где случилась великая победа, — произнес Свессл. — Ее одержали еще десять месяцев назад, но мы узнали о ней лишь недавно. Всеотец устроил грандиозную резню зеленокожим и повергнул их на красную траву. Там Он вонзил свой меч в землю и объявил, что дело сделано.
— Сделано? — не понял Хавсер. — О чем ты? Ты об Императоре?
— Он закончил Крестовый поход, — объяснил Эмрах. — Всеотец возвращается на Терру, а в Его отсутствие войну возглавит преемник.
Длинный Клык повернулся и бросил взгляд на Хавсера. Его сощуренные глаза были темными, будто омуты.
— Гора избрали Магистром Войны. Мы вступаем в новую эру. Возможно, Крестовый поход подходит к концу. Тогда мы станем не нужны, и клыки воинов затупятся.
— В этом я сомневаюсь, — сказал Хавсер.
— На Улланоре бушевала великая битва, — произнес Длинный Клык. — Величайшая, кульминация многолетней кампании против зеленокожих. Стая знала об этом и надеялась в решающий миг встать рядом с Всеотцом. Но нас лишили этой чести. Волки слишком увязли в других делах, в грязных схватках в разных уголках галактики, в которых никто не хотел участвовать.
— Схватках вроде этой? — спросил Хавсер
Волки закивали. Кое-кто зарычал.
— Мы не добьемся за нее благодарности, — сказал Длинный Клык.
Печальная правда открылась позже, после того как Огваю передали контроль над зоной боевых действий, командующий экспедиционного флота позволил железным жрецам сбить с орбиты ремонтный док, и тот столкнулся с планетой. Оказалось, заключенный в его сердцевине Инструмент не был военным кораблем, чего так опасались военные эксперты экспедиции.
Когда Тра захватила устройство, механикумы взялись за его исследование, в особенности за центр управления, который Фултаг оставил неповрежденным. Выводы были сделаны лишь после того, как ремонтный док, с согласия командующего экспедиции, превратился в гигантский всеразрушающий снаряд.
На самом деле Инструмент был базой данных. Оламская Тишина загружала в него весь объем накопленной научной мысли, искусства, знаний и тайн. Возможно, она, надеясь на спасение, хотела запустить его, словно бутылку с посланием в океан, или же просто к удаленному неизвестному форпосту социальных цепей Тишины.
Понимая, какие знания он утратил, а также то, что о нем теперь подумают его подчиненные и непосредственные начальники, командующий экспедиционного флота впал в неописуемую ярость. Он винил плохую разведку, медлительность механикумов, плохую связь между подразделениями Имперской Армии. Но более всех он обвинял астартес.
Огвай к тому времени почти завершил работу. Узнав о гневе командующего, он передал по воксу краткое сообщение. Ярл напомнил флотоводцу и его старшим офицерам, что это они настойчиво просили Огвая решить проблему и найти выход из тупика, а также разрешили использовать все возможные ресурсы. Они передали ему общее командование. Астартес, как обычно, провели операцию без единой ошибки. Они просто сделали то, о чем их попросили.
Как только сообщение передали, Огвай выместил всю невысказанную злость на воинах Тишины.
«Грозовая птица» падала, словно дурная звезда.
Хавсер и прежде десантировался с Тра, но на сей раз его ждал смертоносный полет прямо на поле боя. К креслу его прижимали инерционно затянутые ремни и фиксирующая клеть. Плотный облегающий нательник, который он носил под легкой броней, поддерживал работу кровеносной и лимфатической систем. Сердце стучало, как пульсар. Зубы безостановочно выбивали дробь друг о друга.
— Какую историю ты расскажешь об этом? — спросил Свессл, забавляясь страхом скальда.
— У очага редко можно услышать рассказ о том, как кто-то обделался, — сказал Эмрах. Остальные Волки рассмеялись.
— Что разозлило вас больше всего? — спросил Хавсер как можно громче, надеясь, что его хоть кто-то да услышит.
— Что? — не понял Эмрах. Другие воины также повернулись к скальду. На Хавсера уставились глухие шлемы и плетенные кожаные маски.
— Я спросил, что разозлило вас больше всего, Волки Тра? — Хавсер попытался перекричать вой двигателей и вибрацию корпуса. — То, что вы пропустили сражение на Улланоре? Лишились славы? Или то, что наш Всеотец избрал Магистром Войны Гора, а не Волчьего Короля?
«Они могут убить меня», — подумал Хавсер, — «но по крайней мере это отвлечет меня от адского спуска. Тем более разве не лучше всего задавать щекотливые вопросы стае Волков, пока они сидят в удерживающих клетях?»
— Ни то, ни другое, — ответил Эмрах.
— Ни то, ни другое, — согласился другой Волк, рыжий монстр по имени Хорун.
— Мы бы не отказались вкусить славы, — произнес Свессл, — принять участие в великой войне и вплести ее в сказание.
— Улланор был не лучше любой другой из сотни кампаний прошедшего десятилетия, — напомнил воину Длинный Клык.
— Но ведь именно там Всеотец вонзил Свой меч в землю и сказал, что Его Крестовый поход окончен, — подхватил Свесл. — И об этом вряд ли когда-либо забудут.
«И это имеет для вас значение», — подумал Хавсер.
— Волчий Король вовек бы не стал Магистром Войны, — сказал Эмрах.
— Почему же? — спросил Хавсер.
— Потому что это не его вюрд, — ответил Длинный Клык. — Волчий Король не создан для титула Магистра Войны. Дело здесь не в пренебрежении. И его этим не унизили. Всеотец избрал Гора Луперкаля не потому, что тот был его любимцем.
— Объясни, — попросил Хавсер.
— Когда Всеотец произвел на свет Своих щенков, — сказал жрец, — он дал каждому из них свой вюрд. Всем им была предначертана своя судьба. Одному предстояло стать наследником трона Императора. Другим — укреплять оборону Империума, хранить очаг, следить за дальними рубежами, командовать ратью, управлять разведкой. Понимаешь, скальд? Понимаешь, как все просто?
Хавсер постарался кивнуть так, чтоб этот жест был заметен даже на фоне вибрации.
— И каков же вюрд Волчьего Короля, Хеорот Длинный Клык? — спросил скальд. — Какую жизнь Всеотец выбрал для него?
— Быть палачом, — ответил старый Волк.
На миг все воины замолчали. «Грозовую птицу» продолжало неистово трясти. Двигатели ревели настолько сильно, что Хавсер не мог поверить, что такое возможно.
— А больше всего злит то, — внезапно отозвался Эмрах, — что нас даже не было на Великом Триумфе.
— Говорят, зрелище было потрясающим, — сказал Хорун, — дабы приветствовать возвышение Гора, выровняли целый мир.
— Нам бы хотелось оказаться там, — произнес Длинный Клык, — плечом к плечу с братьями астартес, в невиданном с самого начала Крестового похода количестве.
— Плечом к плечу с ротами Волков, которых мы не видели десятилетиями, — добавил Свессл.
— Нам бы хотелось выть с остальными, — сказал Эмрах. — Хотелось бы потрясать кулаками и клясться в верности Магистру Войны.
— Вот что нас злит, — прорычал Свессл.
— А также то, что ты нам напоминаешь об этом, — закончил Хорун.
«Грозовые птицы» пробились сквозь покров ядерной ночи. За матовыми крыльями машин, закручиваясь в спирали, тянулись следы ядовитых испарений, словно чернила на поверхности реки. Вокруг огромного кратера пылала ужасающая оправа из огненных бурь. Планете словно нанесли смертельный удар. Глубина раны поражала воображение. Хавсеру она казалась вовсе не геологического происхождения. Хавсеру она казалась скорее анатомической. Открытая рана, в которой виднелись некогда оранжевые, а теперь почерневшие от гари разорванные органы, мускулы и кости.
В горящую яму спускались гораздо более крупные, но медленные десантные корабли Имперской Армии. «Грозовая птица» пронеслась мимо них, обогнав по пути «Громовые ястребы» и эскортные катера. Машины астартес плотной группой миновали полыхающий край пропасти и сквозь дым, горящий воздух и руины городов Тишины влетели в пустоту, оставшуюся на месте ледника.
Города уходили вглубь планеты. Хавсер пораженно глядел на их сложные пересекающиеся ярусы, которые словно циклопические башни поднимались из каменного дна мира. А еще его шокировала степень их разрушения. Верхние уровни испарились, в то время как общественные ярусы и секции, которые располагались под ними, спрессовались. Башни рухнули или обвалились внутрь самих себя, их остовы удерживались на месте лишь благодаря уцелевшему покрову сверхплотного льда, который, словно смола, скреплял их воедино. Хавсеру это напомнило, как после ужина ректор Уве всегда оборачивал миндальные орехи белой салфеткой, а затем постукивал по ним ложкой, чтобы не разлеталась скорлупа.
Внезапно двигатели корабля взвыли совершенно по-иному, нежели прежде.
— Десять секунд! — проорал Длинный Клык. Волки принялись бить мечами и секирами по штормовым щитам.
Дикая перегрузка сдавила внутренности Хавсера кузнечными клещами. «Птица» мгновенно увеличила подачу энергии в двигатели и яростно дернулась вверх, чтобы уменьшить колоссальную скорость падения. Скальд не успел даже облегченно выдохнуть, как его тряхнуло еще сильнее. Они начали падать. Корабль снижался с таким шумом, словно с петель сорвались стальные врата Имперского Дворца.
Они приземлились. Приземлились, не так ли? Хавсер не был в этом уверен. Казалось, корабль продолжал двигаться, но это могла быть иллюзия помутившегося сознания скальда. Снаружи раздался металлический скрежет. Волки сбросили с себя удерживающие клети и вскочили на ноги.
— Пошли! Пошли! — закричал Длинный Клык. Вдруг Хавсер понял, что последние десять минут они общались на вургене.
Посадочная рампа начала открываться. В зеленоватый сумрак десантного отсека хлынул свет. За ним последовал жар, слепящий огненный шар. Несмотря на защитную дыхательную маску, Хавсер ощутил, как обожгло его горло и легкие.
— Великая Терра! — закашлялся он.
Металлический скрежет становился все громче. Они двигались. Содрогаясь, корабль заваливался назад.
«Грозовая птица» скользила.
В пылающем проеме открытой рампы смутно вырисовывались скачущие тени. Волки стремительно вышли на позиции для атаки. Он услышал их вой.
Нет, это был не вой. Многократно усиленное утробное рычание леопардов, резонирующее мурлыканье хищника мегафауны. Парализующий инфразвуковой рев пантер, который пульсирующей волной вырывается из измененных гортаней плотоядных высшего порядка.
Он последовал за ними в свет и иссушающий жар. Бегущие к рампе воины задевали его, отталкивали в разные стороны. Хавсер понятия не имел, что ему делать. Гигантская пластсталевая рука схватила его за шиворот, и на миг скальд повис в воздухе.
— Не отходи от меня! — на вургене прорычал Длинный Клык.
Хавсер бросился за прихрамывающим старым жрецом. Он сосредоточился на деталях доспехов Длинного Клыка как тогда, когда следовал за Медведем. Доспехи Медведя были куда более простые, но ведь по сравнению со жрецом-ветераном он был лишь драчливым щенком.
Комплект доспехов Длинного Клыка представлял собой древнее произведение искусства и был обязан своей красотой в равной степени оружейнику и офортисту. Он был покрыт руническими символами из меди, сусального золота и блестящей красной эмали. На наплечниках были многозначительно высечены апотропические глаза. Кроме огромной белой, словно паутина, шкуры, с Длинного Клыка свисали бисерные нити, заговоренные талисманы, небольшие трофеи и бряцающие амулеты.
Они выскочили из тени «Грозовой птицы» на яркий свет химической огненной бури. Корабли приземлились на ряд витиевато украшенных платформ, выходящих из монументальных башен с рифлеными стенами, наполовину погребенных в ледяном покрове. Все они пылали, как и массивные соседние строения. Жар стоял удушающий. Из ледяной пропасти, подобно дыму из дымохода, взвивалось насыщенное бушующее пламя. Подпитываемые кислородом из неведомых Хавсеру источников, огненные бури лишь росли в размерах, извергая облака раскаленных добела искр и углей, которые затем падали обратно в пропасть, будто метелица. Скальд вдруг осознал, что некоторые огненные столбы были куда больше городов, в которых он провел большую часть жизни. Он даже не мог целиком осознать масштаб сражения. Скальд попытался сосредоточиться на тихо кружащихся вокруг него искрах, которые на таком расстоянии казались столь же огромными, как бушующие вдали бури. Следить за единственной искрой означало цепляться за драгоценный момент спокойствия среди творящегося вокруг безумия.
Воздух был наполнен искрами. Еще в нем витал странный запах, отличавшийся от гари или гнили. Скорее пахло некой синтетической субстанцией, которую случайно бросили в костер.
Части выдающегося из ямы города обваливались в разверзнутую пропасть. Война шла на всех ярусах. Хавсер видел, как войска Имперской Армии, подсвечиваемые вражеским огнем, высаживаются на верхних листообразных платформах. Чуть ниже к западу волна десантных войск экспедиции шла в атаку по пролетам трех или четырех уцелевших мостов, соединяющих башни. Над ними пролетали бомбометы и катера, обстреливая фасады древних цитаделей.
Стаи Длинного Клыка двигались по украшенным орнаментами платформам в сторону внушительных мрачных особняков. Полированный оранжевый материал, покрывающий здания и платформы, был выщерблен и обожжен. Все кругом было залито оранжевым цветом. Весь мир был оранжевым. Отчасти из-за огненной бури, отчасти из-за материала, который Тишина использовала при строительстве.
И вновь на долю секунды Хавсера обожгло воспоминание о Василии. Но даже от одной мысли, где и как давно это случилось, у него защемило в груди.
Платформу усеивали обломки и крупные куски упавшей кладки. «Что это было за место?» — думал Хавсер, пока бежал сквозь смертоносный жар и реющие в воздухе искры. — «Пристань зала парламента? Платформа оборонительной позиции? Частный причал дворца аристократа? Любовались ли с платформы на сияющие ледяные пещеры, или они были обычными шахтами? Было ли здесь красиво до смертоносного удара Огвая? Рукотворная красота или же чудо природы, приятное лишь для человеческих глаз? Были ли души у обитателей Тишины?»
Наверное, да. Каждая платформа была украшена, особенно внизу, ветвистыми лилиями или листьями аканта. Вдоль высоких широких дверных проемов и по боковым колоннам особняков, которые они атаковали, вились простые рельефные линии, в которых угадывался намек на эстетику.
По ним открыли огонь, в основном из гравитационных винтовок, кроша в пыль поверхность платформ. Хавсер услышал безошибочно узнаваемый рев болтеров и заметил, как Хорун с остальными воинами перепрыгивают рухнувшие каменные плиты. Он мысленно решил, что это нужно внести в следующую историю. Хавсер понятия не имел, что астартес могут двигаться настолько быстро.
Вновь послышался металлический скрежет. Скальд обернулся.
Их «Грозовая птица» соскальзывала вниз. В отличие от других кораблей отряда Длинного Клыка, которые удачно приземлились на других уровнях и уже готовились к взлету, их машина из-за обломков была вынуждена сесть на самом краю платформы. То, что им вообще удалось приземлиться, свидетельствовало о героизме и самоотверженности экипажа.
Ослабленная платформа распадалась на части. Задняя часть «Грозовой птицы» уже заваливалась. Металлический скрежет доносился от посадочных когтей, оставлявших за собою глубокие борозды, пока корабль сползал назад. Пилот выстрелил швартовочными тросами из-под носа машины, но их крючья бессильно скользнули по полированным оранжевым плиткам.
«Грозовая птица» представляла собою крупный трансатмосферный корабль с широким угрожающим профилем, спроектированным для того, чтобы внушать страх. Такие машины были значительно прочней и построены с большей тщательностью, чем аппараты массового производства, вроде «Громовых ястребов» и «Десантных соколов», разработанных в качестве временных утилитарных решений для нужд Крестового похода. «Громовой ястреб» не был судном многозадачного профиля. Скорее он представлял собою дешевую одноразовую штамповку.
«Грозовые птицы» были наследием Объединительных войн на Терре, превосходные машины, но дорогостоящие и трудоёмкие в производстве. Для Экспансии их собрали целые армады, но лишь когда стал понятен истинный масштаб Крестового похода, командование осознало, что необходима дешевая и массовая замена. «Птицы» не должны были быть уязвимыми или неповоротливыми. Их спроектировали как повелителей воздуха, существ, способных спикировать с орбиты в пламя ада и выжить.
Но этот корабль был ранен. Обречен. Аппарат скользил все быстрее. Нос задирался все выше. Металл скрежетал до тех пор, пока посадочные когти, следуя за кренящимся корпусом, не оторвались от поверхности. Хавсер отчетливо видел сквозь затемненные окна кабины паникующие, белые как мел лица экипажа, пытавшегося выровнять корабль. Двигатели внезапно запустились, подняв ураган из песка и обломков, они пытались набрать мощность, но… для чего? Чтобы вытолкнуть корабль обратно на платформу? Взлететь?
«Грозовая птица» перевернулась. Хавсер видел, как она миновала точку невозвращения. Рампа все еще была опущена, будто открытый клюв, корабль походил на пронзительно кричащего неоперившегося птенца, который вывалился из гнезда.
А затем машина свалилась, а следом за ней раскрошился и край платформы. Площадку под ногами Хавсера яростно тряхнуло.
Скальд что-то бессвязно пробормотал, не в силах смириться с произошедшим. Что-то в нем говорило, что сейчас «Грозовая птица» наверняка перезапустит двигатели и воспарит обратно, словно величественный феникс. Но рассудок упорно твердил, что он дурак.
Вдруг до него дошло, что Длинный Клык кричит на него. Возникла более неотложная проблема.
Из — за падения корабля, и без того поврежденная платформа окончательно утратила последний намек на целостность.
Она стала разваливаться.
Как-то ему довелось увидеть взрыв многоярусной фавелыв Зюд Мерике. Трущобный улей, по приказу командования Объединения очищенный от жителей и протестующих, представлял собою высокий зиккурат, мусорную гору, которая на протяжении шестидесяти поколений отбрасывала тень на речной бассейн. В будущем его предстояло заменить гидроэлектрической станцией, но перед этим Хавсеру и Мурзе разрешили исследовать невероятно древний фундамент, где, по слухам, словно изотопы в грунтовых водах, таились реликвии протокрестовой веры.
Пирамида обрушилась подобно лавине, взрывы разваливали уровень за уровнем, ярус за ярусом, будто карточный домик. Сейсмические толчки и шум при этом были просто невообразимыми. Но больше всего его поразило огромное пылевое облако, которое поднялось при разрушении.
Платформа разваливалась точно также. Она рассыпалась, и щебень вместе с упавшими сверху массивными обломками также полетел в пропасть. Шум перетекал в дрожь, а дрожь — в шум, между ними не было различий, и от них у Хавсера потемнело в глазах. Оранжевая плитка и опорные балки обратились в пыль, которая была похожа на муку. Хавсер бросился к особнякам. Рок неистового обрушения с ревом несся за ним по пятам. Земля перед ним вздыбилась, и скальд понял, что бежит в гору. Навстречу ему скользил огромный каменный блок, который некогда был частью здания где-то на верхних уровнях. Его падение бесспорно еще больше ослабило устойчивость платформы.
Прежде чем валун не размазал его по остаткам платформы, Хавсер подпрыгнул. Он неуклюже упал на его верхушку, при этом сильно ушиб бедро и лодыжку, но удержался, вцепившись в обломок фиалы.
Блок продолжал скользить. Поднявшись на ноги, Хавсер снова прыгнул и оказался по другую сторону глыбы, упав на край платформы. Он полез вперед, на его плечи и маску сверху беспрестанно сыпались камешки. Один из них попал в левый окуляр, ослепив скальда.
Шум стал просто невыносимым. Ничего не видя перед собой, он врезался в нечто похожее на стену.
— Стой. Стой! — прорычал кто-то на вургене. — Здесь ты в безопасности, скальд.
Зрение постепенно возвращалось. Большая часть платформы обвалилась, оставив лишь зазубренный кусок рокрита, перечеркнутый ребрами балок и закороченными силовыми кабелями. Поднялось столько пыли, что в воздухе повис странный мучной туман.
Хавсер сидел, прижавшись к основанию стены особняка, которая чудом не рухнула в бездну. Он оказался на уступе, не больше двух метров в самой широкой части. Возле него к земле припали Волки в припорошенных желтой пылью шкурах и доспехах.
— Ты цел? — спросил незнакомый ему Волк. На воине не было шлема, вместо этого его лицо скрывала защитная маска с переплетающимися на носу и бровях кожаными шнурками, отчего она походила на голову фенрисского морского орма.
— Да, — ответил Хавсер.
— Уверен? — спросил Змеемаска. — Я вижу страх в твоем неправильном глазу, а мы не хотим допустить ошибку из-за твоего страха.
— Уверен, — отрезал Хавсер. — Скажи, как тебя зовут, чтобы в сказании об этом дне я не забыл упомянуть о твоем беспокойстве.
Змеемаска пожал плечами.
— Йормунгндр, — ответил он. — По прозвищу Змей с Двумя Клинками. Ты оскорбляешь меня, скальд, тем, что не слыхал о знаменитом воине Два Клинка.
— Конечно, слышал, — быстро солгал Хавсер. — Просто я был так потрясен близостью смерти, что не успел разглядеть характерные знаки на маске.
Йормунгндр Два Клинка кивнул, словно удовлетворившись ответом.
— За мной, — бросил он.
Свессл нашел вход в ближайшее из зданий, которые Хавсер считал особняками.
Они миновали сторожку и оказались во внутреннем дворике. Среди гор щебня он увидел первых убитых врагов: изящников, силовиков и существ помельче, доселе невиданных скальдом. Висящая в воздухе бледно-желтая пыль садилась на фиолетовые лужи крови обитателей Тишины.
Волки хлынули в дворик, а затем разбежались во всех направлениях. Каждая аркадаи внутренний проход словно приглашали войти его. Пока Хавсер размышлял куда направиться, до него донесся сначала звук вражеского огня, а потом ответные выстрелы из болтеров. Сначала стрелял лишь один астартес, но затем к нему присоединились остальные. Вслед за выстрелами, словно горькое послевкусие, следовал скрежет терзаемого металла.
Он слышал также и другие звуки, более глубокие и громкие. То был скрипящий гул распадающихся городов, которые эхом разносили по всей пропасти медленный, резонирующий, похоронный звон.
Хавсер медленно и осторожно прошелся по особняку, дойдя до аркады, а затем вернулся обратно в дворик. Он чувствовал себя неуязвимым посреди звенящего вокруг сражения, оно было словно и рядом, но все же недостаточно близко, чтобы взволновать его. В пыльном воздухе, будто звезды, парили яркие искры. Скальд вышел из теней аркад под заливавший дворик оранжевый свет. Огненная буря отбрасывала на плитку длинные тощие тени Хавсера.
Он взирал на свою тень, искаженную и вытянутую, длинноногую и дрожащую в свете пламени. Шкура, которую Битур Беркау подарил ему в ночь пробуждения в Этте, все еще лежала у Хавсера на плечах. Скальд никогда ее не снимал. Из-за серой волчьей шкуры его призрачная тень приобрела странную шею и сгорбленную мохнатую спину.
Практически вся внутренняя часть особняка была уничтожена. В местах, где со стен и потолков была сорвана полированная плитка, он видел устройства, которые поразительным образом казались естественного происхождения. Он совершенно не понимал назначение этих скрытых систем. Все они походили на сложный механизм, в котором сложным узором переплелись взаимосвязанные схемы и органические части, силовые кабели и кровеносные сосуды. Из разорванных провисающих труб сочился дым. Из рассеченных каналов вытекала непонятная жидкость.
Хавсер оглянулся. Посмотрел вверх. Над ним вздымался искалеченный город, который словно из последних сил пытался выбраться из своей хладной могилы. Трассирующие снаряды яркой решеткой пересекались в побелевшем от пыли воздухе. Тяжелые орудия идущих на бреющем полете штурмовых кораблей выпускали слепящие лучи энергии, которые в мгновение ока преодолевали многокилометровую пропасть. Стоило им попасть в цель, и здания растворялись в столбах искрящегося света, выплевывая, словно солнечные вспышки, протуберанцы горящего газа. Боевые корабли, столь темные, что их было невозможно различить среди дыма, извергали ливень ракет, видимых лишь по вспышкам отработанных газов. Они неслись, словно стая комет. Слева, на уровне крыши, два титана типа «Полководец» возглавляли наступление армии на дальние ворота бастиона, которые располагались под аркой перекинутого между башнями моста. Вокруг нерушимых фигур титанов, будто светлячки в сумерках, вились росчерки выстрелов.
Города вновь содрогнулись. Казалось, словно в ядре планеты зазвенел колокол.
Резкий звук мгновенно вывел его из задумчивости и тут же оглушил. Прямо у него над головой звено транспортников пыталось высадить несколько взводов аутремар на выступающие, подобно театральным ложам, верхние платформы. Один из них подбили. Корабль исчез в вихре пламени и свисте разлетающихся обломков. Остальные транспортники попытались уйти от взрыва. Одна машина подрезала другую, и им, взревев двигателями, пришлось резко набирать высоту. Обшивку третьего корабля прошил град обломков от уничтоженного транспортника. Смертельно раненая машина задрожала. Из двигателей повалил черный дым. Корабль попытался задрать нос, чтобы подлететь как можно ближе к платформе и высадить солдат.
Вместо этого он врезался в камень. Нижнюю часть машины оторвало, словно крышку консервной банки. Как только корпус начал развалиться, одновременно взорвались четыре двигателя. Из машины посыпались тела.
Беспомощно вращаясь в воздухе, аутремары падали прямо на особняк. Некоторые были уже мертвы. Другие все еще кричали. Они разбивались о крыши, террасы, навесы галерей и дворовую плитку. Солдаты отлетали от скошенных стен и еще несколько раз отскакивали от земли, прежде чем окончательно замереть. Вместе с ними дождем сыпались пылающие обломки. Некоторые тела также либо горели либо были разорваны. Иные падали с такой силой, что кровь забрызгивала стены на пять-шесть метров. Другие приземлялись неповрежденными и лежали, словно просто уснули.
Заворожено наблюдая за градом человеческих тел, Хавсеру потребовалось некоторое время, чтобы понять, что один из солдат может упасть и на него. Рядом со скальдом хлопнулось тело. Оно упало на уложенный плиткой двор со звуком треснувшегося яйца и хрустом сочного стебля. Скальд взглянул на свернувшегося в неестественной позе солдата, которому предстояло пролежать так весь остаток вечности.
Еще один труп упал в паре метров справа, взорвавшись, будто пакет с кровью. Хавсер отшатнулся. Он посмотрел вверх и увидел, как прямо на него летит горящий обломок транспортника.
Скальд бросился бежать. Он едва успел укрыться под ближайшей аркадой, когда обломки обрушились на землю. Затем на крышу его убежища свалилось человеческое тело, и сквозь трещины в расколовшейся оранжевой плитке закапала кровь. Хавсер побежал дальше, выискивая более надежное укрытие в глубине особняка.
Он быстро нашел, где спрятаться, но к тому времени кошмарный ливень тел уже иссяк. Посмотрев вверх, Хавсер вышел из тени арки.
На него бросился сверхсиловик Тишины. Высокое двухголовое чудовище с тремя уцелевшими руками. Четвертую срезало чем-то вроде плазменного луча. Голографические маски обеих голов выражали безумный гнев. Верхние конечности монстра сжимали два огромных изогнутых клинка, похожих на тальвары. Клинки метнулись в сторону скальда.
Хавсер и сам не понял, каким чудом ему удалось увернуться. Он отпрыгнул в сторону и неуклюже упал на плитку в нескольких метрах от арочного перехода. Сверхсиловик двинулся следом, рассекая воздух клинками. Острие одной из сабель выбило искры из плитки. Тварь протянула к нему третью руку, чтобы схватить и выпотрошить скальда. Хавсер вновь уклонился, на сей раз понимая куда лучше, насколько нечеловечески быстрой была его реакция, и на каком глубинном инстинктивном уровне ее вживили в него. Волчьи жрецы, ткачи генов и творцы плоти Влка Фенрика сделали куда больше, чем просто излечили его раны и сняли груз прожитых лет. Они дали ему даже больше, чем улучшенное волчье зрение.
Они ускорили его — чувства, скорость, силу. Усилили мышцы и сделали кости более крепкими. Даже без боевой подготовки он с легкостью ломал руки глупцам из G9K.
Но накачанный боевыми стимуляторами сверхсиловик Оламской Тишины мог убить его без особых проблем.
Хавсер откатился в сторону, чтобы избежать очередного удара сабли. Сверхсиловик продолжал идти на него, размахивая оружием. Поднявшись на ноги, Хавсер поскользнулся на луже крови аутремара и утратил равновесие.
Длинный Клык врезался сверхсиловику в спину. Жрец появился без предупреждения, двигаясь словно призрак. В нем не чувствовалось ни малейшего намека на старческую немощь. Его глаза пылали диким огнем, длинные седые волосы развивались, будто грива. Этому человеку не нужно было протягивать руку, чтобы помочь подняться с колен.
Длинный Клык умело схватил сверхсиловика сзади, наподобие борцовского захвата. Он оттащил вражеского воина от Хавсера, прижав руки существа так, чтобы оно не сумело воспользоваться тальварами. Длинный Клык зарычал от напряжения. Рывком развернув сверхсиловика, воин разжал руки и несколько раз ударил того в спину, чтобы увеличить расстояние, после чего достал из кожаных заспинных ножен огромный широкий меч. У оружия была двуручная рукоять и украшенное рунами, мерцающее, словно от мороза, лезвие. Покинув ножны, меч застонал, он начал издавать странную, которая могла сорваться лишь с уст рэйфа или лишенного души существа. Острое лезвие заискрилось шипящими и потрескивающими разрядами энергии.
Сверхсиловик развернулся и двинулся к воину, который лишил его добычи. Казалось, его ничуть не пугало опаляющее мерцание ледяного клинка, шепчущего скорбную погребальную песнь. Существо метнулось вперед, раз за разом взмахивая тальварами. Длинный Клык с рычанием принял на меч и наруч левой руки ливень ударов. Сверхсиловик был силен, как забивающая сваи машина. На глазах Хавсера старый жрец сделал шаг назад, чтобы выстоять под градом непрерывных ударов.
Зарычав, Длинный Клык развернулся, вложив в удар весь свой вес. Меч начисто отсек третью конечность воина Тишины. Монстр отшатнулся, но казалось, не почувствовал боли. Чудовище вновь напало на жреца, нанося рубящие удары. На сей раз существо достигло цели. Один из тальваров, созданный из смешанных сплавов, пробил изукрашенную броню на предплечье рунического жреца. Кожаные завязки треснули, конкреции, безоары, морские ракушки и перламутровые бусины посыпались на дворовую плитку. Из раны к запястью потекла кровь, капая с толстого края огромной рукавицы.
Из горла Длинного Клыка вырвалось утробное рычание леопарда, от которого у Хавсера все внутри сжалось. Хеорот обрушил на сверхсиловика град ударов морозным клинком, тесня его по залитому кровью и озаренному пламенем двору. Последним яростным ударом он снес верхние пятнадцать сантиметров левого тальвара и оставил глубокую рубленную рану на бочкообразной груди существа.
В этот миг во двор вбежали еще двое сверхсиловиков. Первый с ускорительным молотом наперевес бросился на помощь существу, сражавшемуся с Длинным Клыком. Второй, голограммное лицо которого сначала выражало любопытство, а затем неприкрытую злость, направился к Хавсеру.
Хеорот не собирался нарушать данную скальду клятву. Хавсер мог ходить, куда пожелает, ибо его защищала Тра, и Длинный Клык собирался выполнить обязательство, пусть даже ценой собственной жизни. Долгое и покрытое завесой тайны наследие генной инженерии достигло своего пика, когда ученые Имперской Терры создали существ, подобных руническому жрецу. Воин прыгнул со всем проворством и силой, дарованным этим наследием. Он прыгнул не как человек, который перескакивает преграду, но как зверь, что набрасывается на добычу. Двое его противников с удивленными лицами остались позади.
Жрец приземлился позади сверхсиловика, который шел на Хавсера, и спас жизнь скальду второй раз за последние полторы минуты. Волк занес шипящий морозный клинок над седой головой, а затем невероятно мощным ударом раскроил существо пополам. Извергнув фонтан фиолетовой псевдокрови, разрубленные половинки воина Тишины упали на землю.
На седые волосы Длинного Клыка попали капельки фиолетовой крови. Он взглянул на Хавсера уставшим взглядом. Скальд понял, что сейчас случится.
— Найди укрытие, — прорычал рунический жрец.
А затем Хавсера отшвырнуло в сторону. Толчок походил на звуковую волну. Миг, и Хеорот Длинный Клык просто исчез из поля зрения Хавсера.
Ошеломленный ударом скальд пошатнулся, его дыхательная маска треснула, а нос наполнился кровью из разорвавшихся от чрезмерного давления сосудов. Ускорительный молот врезался в бок Длинного Клыка, и тот пролетел через весь двор. Жрец тяжело врезался в стену и, расколов плитку, рухнул на землю.
Пока он пытался встать, оба сверхсиловика бросились к нему. Длинный Клык истекал кровью, она сочилась с его губ, а также сочленений рунической брони на поясе и бедрах.
Когда существа приблизились к нему, Длинный Клык поднял руку, словно мог остановить их одной лишь силой воли, будто в столь отчаянной ситуации мог призвать в помощь магию или даже накликать на них малефик. На мгновение Хавсер почти поверил, что так он и поступит. Он почти поверил, что в ответ на яростный зов Длинного Клыка из Земель Мертвых, подобно ледяному шторму, вырвутся завывающие рэйфы.
Ничего не произошло. Ни магии, ни ледяного шторма, ни малефика. Не появились и восторженно ликующие рэйфы из Земель Мертвых.
Хавсер схватил заляпанную кровью лазерную винтовку аутремара, стянув ремень со сломанной руки бывшего владельца. И хотя оружие и упало с немалой высоты, его механизм остался неповрежденным. Скальд вжал курок и принялся поливать огнем сверхсиловиков. Лучи забили им в спины и плечи, оставляя выбоины, дыры и пятна на пластиковом покрытии брони. Один луч попал воину Тишины с ускорительным молотом в затылок, отчего голова его немного дернулась в сторону.
Они остановились, а затем медленно обернулись, от поврежденной брони струились тонкие струйки дыма.
— Тра! Тра! На помощь! Убивают! — на вургене завопил Хавсер. Он вновь открыл огонь, разряжая в сверхсиловиков весь заряд батареи. Те двинулись вперед, постепенно набирая скорость. Молот и тальвары были уже занесены для удара. Не прекращая стрелять, Хавсер, крича, попятился.
Во двор ворвался Йормунгндр Два Клинка. Он добрался сюда по крыше одной из галерей, на которой, словно опавшие листья, лежали аутремары. Верный своему прозвищу, в каждой руке он сжимал по силовому мечу, которые были короче и шире, чем шипящий морозный клинок рунического жреца.
С оглушительным ревом он приземлился перед сверхсиловиками. Его падение походило на грохот брошенной оземь наковальни, плитки под ногами воина пошли трещинами. Не медля ни секунды, правым мечом он отбросил сверхсиловика с тальварами, а левым блокировал молот.
Воин с тальварами без колебаний ринулся обратно в бой. Два Клинка стремительно парировал каждый выпад, не давая тальварам ни единого шанса пробиться сквозь свою защиту. Одновременно клинком в левой руке он отразил мощный удар сверхсиловика с молотом.
После того как Длинный Клык обрубил верхнюю часть одного из тальваров, их разница в длине стала играть сверхсиловику на руку. Отбиваясь левым мечом от второго противника, атаки сабель-близнецов Два Клинка отражал с огромным трудом, если только не принимал их возле гард. Пользуясь моментом, пока тальвар скрещивался с мечом, сверхсиловик уже дважды задел Волка укороченным оружием. Спустя пару секунд после начала боя, на правой руке воина кровоточила глубокая рана.
Он решил проблему самым радикальным образом. Увернувшись от мощного, но предсказуемого удара ускорительным молотом, Волк пнул сверхсиловика с тальварами в колено. От мощного удара стальным ботинком существо пошатнулось, и Два Клинка тут же вонзил правый меч в одно из его лиц.
Шатающейся походкой сверхсиловик сделал несколько шагов назад, выплевывая из лицевой маски яркие искры. На грудь существу закапала фиолетовая кровь.
Йормунгндр Два Клинка даже не успел как следует насладиться победой. В последний момент он пригнулся, и молот пронесся на волосок от его головы. Сверхсиловик вложил столько силы в последний удар, что оружие описало едва ли не полный круг. Его боек обрушился на землю с громогласным взрывным звуком, и по плиткам во все стороны разбежались трещины, словно кто-то выстрелил в зеркало или бросил камень в озеро.
Два Клинка взмахнул левым мечом. Сверхсиловик отразил его рукоятью, выставив ту перед лицом, будто посох, а затем стремительно занес молот над головой для нового смертоносного удара. Йормунгндр скрестил мечи и поймал между ними рукоять вражеского оружия. Но даже тогда сила удара вынудила его припасть на колено.
Два Клинка с усилием пытался удержать мечи. Сверхсиловик с тальварами вновь стал подавать признаки жизни, когда вторая голова взяла на себя контроль над телом. Существо приближалось с боку, намереваясь атаковать связанного борьбой астартес.
Взревев от усилия, Два Клинка свел мечи вместе и рассек ускорительный молот. Он не сумел полностью разрубить рукоять, но ближе к бойку та покорежилась и прогнулась, когда оружие астартес прошло сквозь верхний слой, кожух, прокладку и сердцевину.
Два Клинка поднялся с колен и бросился на врага, раз за разом нанося удары то левым, то правым мечом. Он заставил сверхсиловика пятиться, пронзил его три или четыре раза, прежде чем убедиться, что тот окончательно умер. Под конец существо оставалось стоять на ногах лишь потому, что висело на мечах Йормунгндра.
Сверхсиловик рухнул на землю. Астартес стремительно развернулся, чтобы встретить второго противника, и мощным ударом с разворота сбил того с ног. Сверхсиловик с тальварами упал ничком, но попытался вновь подняться. Два Клинка наступил ему на спину и вонзил меч, пригвоздив существо к земле.
Из-под трупа потекла фиолетовая жидкость.
Хавсер бросился к Длинному Клыку. Йормунгндр выдернул меч из жертвы и двинулся следом. Ускоренный метаболизм астартес уже принялся за дело, и раны Йормунгндра перестали кровоточить.
В отличие от ран Хеорота Длинного Клыка. Жрец прислонился к стене, вытянув перед собой ноги. С его губ срывалось тяжелое дыхание. Из пробоин в доспехах обильно струилась кровь.
— Прекрасный день для того, чтобы посидеть на заднице, — заметил Йормунгндр Два Клинка.
— Мне нравится здешняя погода, — ответил Длинный Клык.
— Тогда мы закончим работу, — сказал Два Клинка. Он помолчал немного, пристально смотря на старого рунного жреца. — Я пошлю к тебе Найота Плетущего Нити, когда найду его.
— В это нет нужды, — ответил Длинный Клык.
— Я не дам тебе уйти без чести, — сказал Два Клинка. На краткий миг он замялся, чем изрядно удивил Хавсера. — Когда я найду Найота Плетущего Нити…
— Нет, — уже решительнее повторил Длинный Клык. — Хоть ты и жаждешь проводить меня, но я еще никуда не собираюсь. Мне просто нужно отдохнуть. Хочу немного насладиться отличной погодкой.
Взглянув на Два Клинка, Хавсер увидел, что тот широко улыбается, так что сквозь ротовую прорезь в маске были видны сверкающие клыки.
— Я понял свое упущение, и приложу все усилия, чтобы исправить его, — произнес он.
— Вот так-то лучше, — ответил Длинный Клык. — Теперь иди и убей кого-нибудь. Скальд останется здесь и составит мне компанию.
Два Клинка взглянул на Хавсера.
— Развлеки его, — сказал воин.
— Что? — удивился Хавсер.
— Я сказал, развлеки его, — повторил Два Клинка. — Ты же скальд Тра. Развлеки его. Отвлеки его разум от того, что грядет.
— Что? — не понял Хавсер. — Что грядет?
Два Клинка фыркнул:
— А ты как думаешь?
Огромный Волк быстро опустился на колени и склонил голову перед Длинным Клыком.
— До следующей зимы, — сказал он.
Длинный Клык кивнул. Воины пожали друг другу руки, а затем Два Клинка поднялся и ушел, не озираясь. Массивные пластсталевые ботинки хрустели на покрытой обломками земле. Последнюю пару метров до выхода из дворика он уже пробежал.
Хавсер взглянул на Длинного Клыка.
— Понимаю, это нескромный вопрос, но что грядет?
Длинный Клык засмеялся и покачал головой.
— Ты умираешь, да? — спросил Хавсер.
— Возможно. Ты мало что смыслишь в анатомии астартес. Мы можем выжить после адских ран. Но иногда для этого приходится терпеть невыносимую боль, и никогда нельзя быть уверенным, что переживешь ее.
— Что мне следует делать? — спросил Хавсер.
— Свою работу.
Он присел рядом со жрецом.
Кожа Длинного Клыка выглядела более бледной, чем обычно. Воин был весь покрыт кровью. Фиолетовой и красной, вражеской и своей. Местами она уже подсохла и потускнела.
Он едва дышал. Похоже, ему пробили легкие. При каждом выдохе изо рта вырывалось облачко кровавого тумана.
— Значит… значит я должен развлечь тебя? — спросил Хавсер. — Желаешь послушать сказание?
— Почему бы и нет?
— Ты мог бы и сам кое-что мне поведать, — сказал Хавсер. — То, что имеет для тебя значение. Если есть желание, конечно.
— Хочешь стать моим исповедником, да?
— Я не это имел в виду. Эска Разбитая Губа сказал мне, что больше всего Стая любит те сказания, которые ее пугают.
— Это так.
— Но что же пугает тебя?
— Ты хочешь знать?
— Хочу.
— Больше всего пугает нас то, — сказал Хеорот Длинный Клык, — что не можем убить даже мы.
Восьмая глава: Зимние сны Длинного Клыка
— Мы — убийцы на службе у Всеотца, — сказал рунический жрец.
— Вы — солдаты, — ответил Хавсер. — Астартес. Лучшие воины, когда-либо появлявшиеся на Терре. Вы все убийцы.
Длинный Клык закашлялся. Кровавый пар, который он выдохнул, начал скапливаться на губах и оседать на бороде. Алая влага закапала на паутинно-белую шкуру, которую тот носил.
— Это слишком поверхностный взгляд, — произнес воин. — Я уже говорил об этом. Каждому сыну-примарху отведена своя роль. Каждому легиону отведена своя роль. Защитники и рыцари, штурмовики и преторианцы… у всех нас свои обязанности. Шестой легион — палачи. Мы — последняя линия обороны. Когда остальных не станет, мы должны сделать то, что должно.
— Но разве это нельзя сказать обо всех легионах?
— Ты все еще не понимаешь, скальд. Я говорю о пределе. Есть границы, которые другие легионы не пересекут. Есть рубежи чести, достоинства и верности. Некоторые поступки столь жестоки, что совершить их может лишь Влка Фенрика. Именно для них нас и создали. Вот в чем наше предназначение. Без сомнений или эмоций, без колебаний или прихотей. Наша гордость в том, что мы единственные астартес, которые никогда, ни при каких обстоятельствах не откажутся нанести удар, исполняя приказ Всеотца, какой бы ни была цель и причина.
— Вот почему Шестой легион астартес считают таким свирепым, — вырвалось у Хавсера.
— Это не главное, — ответил Длинный Клык. — Побочный эффект нашей беспощадности. Мы вовсе не кровожадные дикари. Свою славу мы обрели из-за того, что два столетия делали работу, неприемлемую для остальных легионов. Другие легионы считают нас дикими необученными псами, но на самом деле мы прошли самую жесткую подготовку из всех возможных.
Длинный Клык хотел еще что-то добавить, но внезапно задрожал и закрыл глаза.
— Тебе больно? — спросил Хавсер.
— Ерунда, — тот лишь пренебрежительно отмахнулся. — Пройдет.
Астартес вытер кровь с губ.
— Мы — убийцы на службе у Всеотца, — повторил жрец. — Ради чести мы готовы уничтожить любого. Быть может, поэтому другие считают нас безумцами. Мы не приемлем страх. В наших жизнях ему нет места. Стоит нам оказаться на поле боя, и страх перестает для нас существовать. Он не следует за нами. Не мешает нанести удар. Мы изгоняем его из сердца и головы.
— А истории? — спросил Хавсер.
— Наша жизнь проходит на лезвии ножа, — сказал Длинный Клык. — Беспощадность Фенриса, бесконечное сражение с врагами человечества. В чем нам искать отдушину? Уж точно не в утонченных удовольствиях смертных. Не в вине или песнях, женщинах или пирах.
— Но в чем тогда?
— Лишь в том, что мы отвергаем.
— В страхе.
Длинный Клык хохотнул, и из его рта вновь потекла кровь.
— Вот теперь ты понял. Лишь в Этте, у очага, под рассказы скальдов мы позволяем страху вернуться. И только если сказание будет достаточно хорошим.
— Вы позволяете себе ощутить страх? В этом ваша отдушина?
Длинный Клык кивнул.
— Так какие должны быть сказания? Истории о войне или об охоте на морского орма…
— Нет, нет, — поморщился Длинный Клык. — Всех этих существ мы можем убить, даже если это не всегда просто и не каждый раз получается. Их нечего бояться. Скальд же должен найти историю о чем-то, что мы убить не можем. Я тебе уже говорил об этом. Нечто, против чего бессильны наши клинки и болт-снаряды. То, что не умрет, даже если его ударить изо всех сил. Создание, нить которого мы не в силах перерезать.
— Малефик, — сказал Хавсер.
— Малефик, — согласился жрец.
Он поднял глаза на Хавсерса и вновь закашлялся, сплевывая сгустки крови.
— Постарайся как следует, — произнес он.
— Я родился на Терре, — сказал Хавсер.
— Как и я, — гордо вставил Длинный Клык.
— Как и ты, — кивнул Хавсер. Он начал вновь. — Я родился на Терре. Старой Земле, как ее называли в Первую Эру. Большую часть жизни я проработал консерватором для Объединительного Совета. Когда мне было около тридцати лет, я трудился в старой Франкии, в центре крупного городского узла под названием Лютеция. Большая часть города лежала в руинах, просто исчезла или же превратилась в подулейные трущобы. У меня был друг. Вернее коллега. Его звали Навид Мурза. Он уже умер. Погиб в Осетии примерно десять лет спустя. На самом деле он мне был совсем не другом. Мы соперничали. Мурза был очень опытным и необычайно талантливым ученым, но также весьма безжалостным. Он использовал людей. Готов был перешагнуть любого, чтобы получить желаемое. По стечению обстоятельств мы оказались партнерами. Я всегда его опасался. Мурза часто заходил слишком далеко.
— Продолжай, — сказал Длинный Клык. — Опиши этого Мурзу так, чтобы я смог его увидеть.
Играл клавир. Запись была одним из аудиофайлов, которые Силия вынуждала слушать в пансионате абсолютно всех. Хавсер был уверен, что ее поставил Мурза. Он не сомневался, что Мурза спал с Силией. Она была эффектной темнокожей женщиной с копной рыже-каштановых волос. В первую пару дней пребывания в Лютеции, казалось, ее не на шутку заинтересовал Хавсер. Но затем Мурза подключил свое очарование, и все изменилось.
Если Мурза поставил музыку, значит, он успел прийти в пансионат раньше него. В какой-то момент стремительного бегства они разделились. Хавсер вошел через боковой вход, использовав генетический код, и убедился, что ставни опущены. Банда рабочих, которая хотела схватить их на месте старого собора, знала, где они разместились. Некоторые из них приходили в пансионат, чтобы обсудить детали с членами группы Консерватории.
Хавсер стянул с себя пальто. Его руки дрожали. Их едва не убили. Им угрожали и чуть было не напали, поэтому ученым пришлось спасаться бегством. Адреналин до сих пор клокотал в теле, но потрясенным Хавсер чувствовал себя не из-за этого.
На улице вечерело, поэтому он включил пару светосфер. Вся группа разбежалась по закоулкам. Им придется возвращаться в пансионат поодиночке, полагаясь лишь на удачу.
Хавсер плеснул себе амасек. Его любимая бутылка с напитком десятилетней выдержки исчезла с подноса. Пришлось обойтись чем-то попроще. В его дрожащих руках горлышко графина пару раз звякнуло о стакан.
— Навид? — позвал он. — Навид?
Ответом ему послужила лишь старая пасторальная мелодия.
— Мурза! — уже громче крикнул он. — Где ты?
Он налил себе еще амасека и поднялся по лестнице на жилой уровень.
Пансионат представлял собою большой укрепленный особняк в обособленном квартале под названием Боборг, недалеко от улицы Санантвун. Это было одно из многих безопасных зданий крупного торгового дома Уропан, в которых селили торговых агентов, и который Консерватория арендовала на три месяца. Оно было омеблировано, со штатом сервиторов, настолько безопасное, насколько это вообще возможно в Лютеции. Сам город лежал в развалинах, он был грязным, опустевшим, потрясающе древним, но почти целиком обращенным в трущобы. Хотя Хавсер ценил это место за его грандиозную историю, он не понимал, почему люди продолжали здесь жить, если могли переселиться. Для богачей и аристократов, еще живших в Лютеции, построили множество обособленных анклавов, хотя Атлантические платформы предлагали куда более высокий уровень жизни, а сверхорбитальные станции были во стократ безопасней.
Там, где лестница сворачивала на полпути, из высокого окна открывался вид на город, раскинувшийся за квартальной стеной. В темноте бугристые черные скаты крыш походили на чешуйчатый хребет ящерицы. Самая большая зазубренная глыба, торчавшая, словно обломанный шип, была трупом собора, который походил на клык, затмевающий окружающие его дома-горы. Заходящее солнце окрашивало горизонт за ним яркими розовыми мазками. По большей части свет был искусственным, он исходил от станции, которая скользила по небу на северо-запад. Хавсер не знал точно, что именно за станция это была, но, судя по времени суток и направлению полета в сторону побережья, предполагал, что это «Лемурия». Отхлебнув из стакана, он бросил взгляд наверх.
— Мурза?
Ученый поднялся. Музыка стала звучать громче. Хавсер заметил, что в пансионате очень тепло. И дело было не только в амасеке. Кто-то включил на полную мощность систему отопления.
— Мурза? Ты где?
В большинстве спален было темно. Свет и музыка доносились из комнаты, которую Мурза выбрал во время заселения команды.
— Навид?
Хавсер вошел внутрь. Все комнаты были небольших размеров, а Мурза к тому же превратил ее в настоящую душегубку. Номер был завален горой сумок со снаряжением, разбросанной одеждой, книгами, инфопланшетами. Музыка лилась из небольшого устройства рядом с кроватью. Среди вещей на полу Хавсер заметил женскую одежду и рюкзак, который не принадлежал Мурзе. Силия переехала к своему новому любовнику, доверив ему свои вещи.
Мурза бросил ее, и теперь женщине придется в одиночку идти по закрытым комендантским часом трущобам Лютеции. Типично для Навида Мурзы.
Пытаясь унять гнев, Хавсер сделал еще глоток. Мурза подверг их всех опасности, и уже не в первый раз. Но это было не самым плохим. С самым плохим ему разбираться совершенно не хотелось, но он знал, что придется.
В спальне было не просто жарко. Там было душно. Влажно.
Хавсер резко открыл дверь в ванную.
Мурза сидел голым на полу маленькой душевой кабинки, подобрав колени к подбородку и обхватив их руками. Вода, горячая вода, хлестала по нему с потолка пластековой кабинки-пузыря. Он казался печальным и опустошенным, темные волосы прилипли к голове и шее. Мурза держал за горлышко графин с амасеком десятилетней выдержки.
— Навид? Что ты делаешь?
Мурза не ответил.
— Навид! — Хавсер постучал пальцами по прозрачному пластику душевой кабины. Мурза посмотрел на него, медленно фокусируя взгляд. Казалось, он узнал его не сразу.
— Что ты делаешь? — повторил Хавсер.
— Я замерз, — ответил Мурза. Он говорил невнятно и настолько тихо, что Хавсер едва расслышал его из-за шума воды.
— Замерз?
— Я вернулся, и мне нужно согреться. Мне так холодно, Кас.
— Навид, что произошло? Это же катастрофа!
— Знаю.
— Навид, выйди из душа, и давай поговорим.
— Мне холодно.
— Вылезай из этого проклятого душа, Навид. Вылезай и расскажи мне, о чем ты думал, когда сотворил все это?
Мурза лишь удивленно заморгал, отчего с ресниц закапала вода.
— Остальные вернулись?
— Еще нет.
— Силия?
— Пока никто не пришел.
— С ними ведь все будет хорошо, да? — пробормотал Мурза. Его голос снова стал невнятным.
— Из-за тебя — нет, — отрезал Хавсер, но немного смягчился, увидев затравленный взгляд Мурзы. — Уверен, с ними все будет хорошо. С ней все будет в порядке. Мы готовились к к таким ситуациям. У нас ведь есть запасной план, для подстраховки. Мы же не дураки.
Мурза кивнул.
— Но вот насчет тебя я не уверен, — добавил Хавсер.
Мурза скривился и приложился к графину. Амасека в нем уже значительно убавилось. Мурза сделал один большой глоток, а потом с шумом прополоскал им рот, словно простой водой. Когда он сплюнул, Хавсер заметил, как в хромированный сток вместе с амасеком потекла кровь.
— Что ты сделал, Навид? — спросил он. — Что, черт возьми, ты сделал с тем человеком? Где ты научился этому?
— Пожалуйста, не спрашивай.
— Что ты сделал?
— Спас твою жизнь! Я спас твою жизнь, не так ли?
— Не уверен, Навид.
Мурза впился в него взглядом.
— Мне не стоило делать этого. Но я спас твою жизнь.
Он снова сплюнул, и в воде оказалось еще больше крови.
— Выходи оттуда, — приказал Хавсер. — Ты должен мне все объяснить.
— Не хочу, — разозлился Мурза.
— Сейчас же выходи из кабинки. Я вернусь через десять минут. Ты должен быть готов объясниться. Тогда я решу, что мы скажем остальным.
— Кас, никто больше не должен знать об…
— Выходи, и мы обсудим это.
Хавсер спустился гостиную, снова наполнил стакан и сел в кресло, пытаясь собраться с мыслями. Он просидел так пять минут, когда начали возвращаться другие. Первыми пришли Польк и Лешер, затем близнецы из Одессы, следом Зириан и его бледный, заплаканный помощник Марис. Наконец, когда Хавсер действительно начал волноваться, вернулась Силия в сопровождении Тхамера.
— Все здесь? — спросила она, стараясь казаться уверенной, несмотря на усталость и страх. Несколько человек уже ушли мыться и переодеваться.
— Да, — сказал Хавсер.
— А Навид? — спросила она.
— Да.
— Ублюдок, — пробормотал Тхамер.
— Я собираюсь поговорить с ним, — сказал Хавсер. — Не вмешивайтесь, пожалуйста.
— Хорошо, — сказал Тхамер, но, судя по всему, это его не убедило.
Хавсер попросил Полька и близнецов приготовить ужин и заставил Лешера с Зирианом начать обдумывать другие варианты, чтобы их путешествие не оказалось пустой тратой времени. Он знал, что в конечном итоге именно таким оно и окажется, но работа хотя бы отвлечет их от сегодняшних неприятностей. Хавсер не мог выбросить из головы образ пистолета. Перед глазами у него до сих пор стояло черное дуло направленного на него оружия.
Он поднялся наверх. Душ был выключен, а сам Мурза сидел на краю кровати, уже одев майку и камуфляжные штаны. Судя по всему, Навид не потрудился вытереться. С его волос капала вода. Мурза налил амасек в небольшую фарфоровую чашечку и, осторожно взяв сосуд в ладони, немного отхлебнул. Графин стоял на полу рядом с ним.
— Нам не стоило в это ввязываться, — без предисловий начал Хавсер.
— Да, — не поднимая глаз, согласился Мурза.
— Это была твоя идея, и она оказалась плохой.
— Согласен.
— Ты убедил нас, что все разведал, и нам ничего не грозит. Не стоило тебя слушать. Нужно было самому все проверить и пригнать машину на случай отступления.
Мурза взглянул на него.
— Да, — сказал он. — Но ты не этого сделал, потому что доверял мне.
— Зачем ты делаешь это, Навид?
Мурза пожал плечами, поднес ко рту палец, провел им под губой, словно у него там шатался зуб, и вздрогнул.
— Ты стал жадным? — спросил Хавсер.
— Жадным?
— Я знаю, каково это, Навид. Мы одного поля ягоды. Нами движет настоящий голод. Мы жаждем найти и сохранить потерянные сокровища нашей расы. Это достойное и благородное дело, но также навязчивая идея. Уж я-то знаю. Ты же понимаешь, что мы похожи друг на друга куда больше, чем нам самим хотелось бы признать.
Брови Мурзы удивленно поползли вверх.
— Иногда ты заходишь слишком далеко, — сказал Хавсер. — Я тоже так делал. Боролся слишком жестко, платил слишком много взяток, заходил туда, куда не следует, подделывал документы.
Мурза насмешливо фыркнул.
Хавсер сел на кровать рядом с ним.
— Но ты переходишь границы, Навид, — сказал он.
— Извини.
— Такое чувство, будто тебе все равно, кто пострадает. Такое чувство, что ты пожертвуешь кем угодно, лишь бы только заполучить желаемое.
— Извини, Кас.
— Это совершенно иная степень жадности.
— Я знаю.
— Это заставляет меня думать, что твоя жадность совсем другого толка. Недостойного, эгоистичного.
Мурза потупил взор.
— Я прав? — спросил Хавсер. — Это действительно эгоизм, как ты думаешь?
— Да. Да, думаю, ты прав.
— Хорошо.
Хавсер поднял стоявший у ног Мурзы графин и наполнил свой стакан. Потом плеснул немного амесека в чашку Мурзы
— Послушай меня, Навид, — сказал он. — Сегодня из-за тебя мы все могли пострадать или даже вообще погибнуть. Это полный провал. Подобное случалось и прежде. Но я не допущу, чтобы это повторилось вновь. У нас есть правила. С этого времени мы больше не пренебрегаем безопасностью и не рискуем понапрасну. Ладно?
— Да. Да, Кас.
— Тогда на этом все. Конец. Разговор закончен. Завтра начнем с чистого листа. Но на самом деле меня беспокоит не это. Ты понимаешь, о чем я?
Мурза кивнул.
— Этим вечером в тени трупа собора ты кое-что сделал. Я не знаю, что это было. Я никогда не видел и не слышал ничего подобного. По-моему, ты сказал слово, или что-то вроде него, тому головорезу с оружием, и его сбило с ног.
— По-моему… — очень спокойно произнес Мурза. — По-моему я вполне мог его убить, Кас.
— Фуг меня подери, — пробормотал Хавсер. — Я должен узнать, как подобное возможно, Навид.
— Нет, не должен, — ответил Мурза. — Разве мы просто не можем забыть об этом? Если бы я ничего не сделал, он бы убил тебя.
— Это я понимаю, — сказал Хавсер. — Я понимаю, что у тебя были веские причины. Понимаю, что ты спас мою жизнь и отреагировал на чрезвычайную ситуацию. Но я должен знать, что ты сделал.
— Но зачем? — спросила Мурза. — Будет лучше, если ты не будешь ничего об этом знать.
— По двум причинам, — возразил Хавсер. — Если мы собираемся и дальше работать вместе, то с этого момента я должен тебе доверять. Я хочу знать, на что ты способен.
— Справедливо, — согласился Мурза. — А вторая причина?
— Я тоже жадный — сказал Хавсер.
Хавсер замолчал. На миг он подумал, что Длинный Клык уснул или даже хуже, но рунический жрец открыл глаза.
— Ты остановился, — прошептал Длинный Клык на ювике. — Продолжай. Мурза, о котором ты говоришь, в нем сидел малефик, но ты беседовал с ним как с братом.
С каждым болезненным выдохом изо рта Длинного Клыка вырывался кровавый пар. Складка белой шкуры под подбородком стала темной и влажной.
Хавсер глубоко вздохнул. У него пересохло в горле. Грохот и пламя пришедшего в города Тишины рока неслись по громадной, дышащей огнем пустоте. За высокими плитчатыми стенами особняка, на дальней стороне пропасти вздымались апокалипсические огненные бури, пожирая цитадели, будто горящий валежник. Неподалеку слышались выстрелы болтеров и плазменного оружия.
— Этот человек, — с усилием произнес Длинный Клык, — этот Мурза. Ты убил его? Из-за его малефика, я имею в виду. Ты обрезал его нить?
— Я спас ему жизнь, — сказал Хавсер.
— Ты никогда не рассказывал о своем детстве и учебе, — заметил Хавсер.
— И теперь не собираюсь, — ответил Мурза.
Он замялся.
— Прости. Прости, я не хотел быть резким. Просто все настолько сложно, что для объяснений не хватит времени. Вот простая версия. У меня частное образование. Традиционная школа, в которой смешалось классическое обучение с упором на эзотерику.
— Эзотерика — очень важная часть классического образования, — сказал Хавсер. — Оккультное знание страстно и ревностно охраняли на протяжении многих тысячелетий.
Мурза улыбнулся.
— А почему, Кас? Как ты думаешь?
— Потому что люди всегда верили в сверхъестественные силы, которые подарили бы им великую силу и господство над космосом. Мы думали подобным образом еще с тех пор, когда наблюдали за игрой теней на стенах пещер.
— Но есть ведь и другая причина? — спросил Мурза. — Ведь если подумать логично, она должна быть?
Хавсер отхлебнул амасек и взглянул на собеседника.
— Ты сейчас серьезно?
— А я разве кажусь не серьезным, Кас?
— Ты улыбаешься как идиот, — сказал Хавсер.
— Хорошо… было ли то, что я сделал сегодня, серьезным?
— Ты намекаешь на что-то? Что-то… но что? Трюк.
— Думаешь? — спросил Мурза.
— Какой-то трюк.
— А если нет, Кас, что, если нет? Тогда существует другая, логическая причина, почему определенное знание всегда очень ревностно охранялось. Не находишь?
Хавсер встал. Он сделал это неожиданно для самого себя и, покачнувшись, удивился, насколько быстро амасек ударил в голову.
— Это смешно, Навид. Ты говоришь, что… можешь колдовать? Ты серьезно думаешь, будто я поверю в то, что ты колдун?
— Конечно, нет.
— Хорошо.
— Я недостаточно долго для этого проучился.
— Что?
— Слово «колдун» здесь неуместно. Лучше использовать термин «адепт» или «магус». А на моем начальном уровне — «аколит» либо «ученик».
— Нет. Нет, нет, нет. У тебя было какое-то оружие. Маленькое, неприметное. Под манжетой или в кольце. Что-то на пальце.
Мурза опять взглянул на него, потом провел левой рукой по мокрым волосам, стараясь пригладить их. В его глазах возник притягательный хищный блеск. Навид Мурза всегда извлекал выгоду из своего обаяния. Именно благодаря ему он поднялся столь высоко.
— Ты попросил объяснить. Я пытаюсь рассказать тебе. Хочешь услышать правду?
— Да.
Пока Мурза одевался, Хавсер спустился вниз и извинился перед всеми, сказав, что им с Навидом нужно отойти, чтобы «серьезно поговорить о его недостатках».
Мурза ждал на небольшой, покрытой ржавчиной посадочной платформе позади пансионата. Ночь была на удивление прохладной. Вонь выхлопных газов смешивалась с запахами из харчевен вдоль Санантвун. За безопасными стенами Боборга огни Лютеции мерцали, будто созвездия.
Мурза надел длинное пальто, а за плечо закинул небольшой рюкзак. Вызванный им скайк уже ожидал на платформе, его компактные мощные двигатели работали на повышенных оборотах. Они договорились с охраной Боборга, подписали генетические пропуска на выход из охраняемого периметра и взяли небольшой маячок, благодаря которому позже смогут войти обратно в воздушное пространство пансионата.
— Куда летим? — спросил Хавсер, когда они нырнули под колпак машины и заняли места позади вмонтированного пилота-сервитора.
— Это секрет, — улыбнулся в ответ Мурза, застегивая ремень безопасности. — Все — один большой секрет, Кас.
Он нажал кнопку «пуск», и скайк, взревев двигателями, два из которых находились под пассажирской кабиной, а еще один под носом, взлетел с платформы. Поднявшись до уровня крыш, машина развернулась на север и быстро набрала скорость. Жмурясь от бьющего в лицо холодного ветра, Хавсер взглянул вниз, где раскинулась сокрытая под вуалью ночи Лютеция. Во мраке мимо них то и дело проносились яркие точки других скайков и спидеров.
— Не нервничаешь? — спросил Хавсер.
— С чего бы?
— Точно?
Мурза рассмеялся.
— Немного, — признался он. — Это великая ночь, Кас. Время пришло. Я много лет хотел рассказать тебе об этом, еще со времен нашей первой встречи. Я думал, ты поймешь. Я знал, что ты поймешь.
— Но?
— Ты такой серьезный! Я всегда боялся, что ты неодобрительно к этому отнесешься, разыграешь из себя старшего братца и все испортишь.
— Я действительно так себя веду?
— Ты ведь знаешь, что да, — усмехнулся Мурза.
— Значит, ты заинтересовался этим вопросом уже довольно давно?
— Когда я был еще совсем молод, в самом конце своей учебы я стал членом тайного общества, которое посвятило себя поиску и восстановлению сил, которыми может овладеть человек.
— Какой-то глупый школьный клуб?
— Нет, само общество старое. Ему по меньшей мере пару сотен лет.
— А название у него есть?
— Конечно, — улыбнулся Мурза. — Но тебе его знать пока рано.
— Но оно, по сути, занимается тем же, чем и Консерватория?
— Да, но немного более специфичным.
— Его интересует лишь то, что можно счесть оккультными знаниями?
— Да, — ответил Мурза.
— И поэтому ты присоединился к Консерватории, Навид?
— Да, эта работа предоставила мне полный доступ к данным, которые интересуют общество.
Хавсер, разозлившись, отвернулся. Он выглянул из скайка, чтобы унять раздражение. Сверхорбитальная платформа «Лемурия» давно скрылась за горизонтом, но огромная лунная тень «Гондваны» беззвучно проплывала над землей с востока на запад, подобно гигантскому циклону. Чуть ниже меньшая тень «Ваальбара» двигалась с юго-запада на северо-восток.
— И какой же я могу сделать вывод, Мурза? — спросил Хавсер после длительного молчания. — Что ты многие годы передавал информацию своему тайному обществу? Что работа в Консерватории для тебя лишь прикрытие? Что в личных целях использовал капиталовложения Совета и…
— Видишь? Вот видишь? Вылитый старший брат! Послушай, Кас. Я никогда не предавал Консерваторию. Я никогда ничего не утаивал, ни одной находки, книги, страницы, кнопки или бусинки. Я посвятил себя работе. Я не давал обществу ничего, что не дал бы Консерватории.
— Но ты делился?
— Да. В свое время я поделился некоторыми открытиями с обществом. Но разве смысл не в том, чтобы делиться? Разве это не главный принцип Консерватории?
— Но не втайне же, Навид. В этом вся суть, и ты это знаешь. Ты придерживаешься буквы, но не духа.
— Возможно, это было ошибкой, — угрюмо произнес Мурза. — Мы можем приказать скайку вернуться.
— Нет, мы зашли слишком далеко, — ответил Хавсер.
— Да, думаю, ты прав, — согласился Навид.
Длинный Клык резко дернулся, когда его тело содрогнулось от новой болезненной судороги. Хавсер отшатнулся, он не знал, что делать. Скальд практически ничего не мог сделать. Он не мог устроить рунического жреца поудобнее и немного опасался его конвульсий. Облаченный в доспехи астартес, даже умирающий, был не из тех, кого обычный человек смог бы прижать к груди.
— Я не умираю, — выдавил Длинный Клык.
— Никто и не говорил, что ты умираешь, — ответил Хавсер.
— Я вижу это в твоих глазах, скальд. Я знаю, о чем ты думаешь.
— Нет.
— Не говори мне «нет». Ты боишься моей смерти. Боишься, что не знаешь, как тогда поступить. Боишься остаться наедине с мертвецом.
— Нет.
— И я не умираю. Это просто исцеление. Иногда оно приносит боль.
Где-то неподалеку Хавсер услышал резкий звук. Он взглянул на Длинного Клыка. Рунический жрец также услышал этот звук. Прежде чем воин успел что-либо сказать или подать знак, Хавсер приложил палец к губам. Взяв ближайшее оружие, он поднялся на ноги.
Выставив его перед собой, он медленно обошел весь дворик, заглядывая в проходы и аркады. Все было спокойно. Скорее всего, шум вызвали упавшие сверху обломки. Ложная тревога.
Хавсер вернулся к Длинному Клыку, снова сел рядом и вернул оружие обратно владельцу.
— Извини, — сказал он. — Мне нужно было чем-то вооружиться.
Длинный Клык посмотрел сначала на морозный клинок в своих руках, а затем перевел взгляд на Хавсера.
— Ты понимаешь, что я убил бы любого другого человека за то, что тот взял меч без спросу?
— Но для начала тебе пришлось бы встать, верно? — нашелся Хавсер.
Длинный Клык рассмеялся. Смех превратился в кровавый кашель.
— Я не помню Терру, — сказал он.
— Что?
— Я не помню ее. Я самый старый из всех братьев, но не помню ее. Я один из немногих созданных там, и был живым напоминанием для всех о нашей связи с родительским миром. Но, по правде говоря, я почти ничего не помню. Темные крепости-бараки, тренировочные лагеря, зоны боевых действий, экспедиции на другие миры. И все. Я не помню Терру.
— Возможно, однажды ты вернешься, — предположил Хавсер.
— Возможно, однажды ты закончишь это сказание и расскажешь мне о ней, — ответил Длинный Клык.
Скайк приземлился на освещенной прожекторами площадке перед уродливым зданием в западном квартале городского узла.
— Библиотех, — узнал Хавсер.
— Верно, — Мурза улыбнулся, хотя нервничал все сильнее.
— Я уже сообщил. Надеюсь, они тебя встретят.
— Они?
Мурза повел его по ступеням в широкий портик. Древние каменные колонны терялись во мраке у них над головами. Пол покрывала черно-белая плитка. Хавсер ощутил сухой воздух из кондиционеров. Прежде он не раз бывал в Библиотехе ради научных изысканий. Но ночью — никогда. Натриевые лампы освещали все морозно-ярким светом.
— Общество наблюдало за тобой, — сказал Мурза. — Уже довольно давно. Я рассказал им о тебе, и они думают, что ты бы мог им пригодиться. Полезный союзник, как и я.
— Они платят тебе, Навид?
— Нет, — быстро ответил Мурза. — Никаких денег. Меня не вознаграждают материально.
— Но как-то вознаграждают же. Как именно?
— Тайнами…
— Например, как убить человека словом?
— Мне не следовало этого делать.
— Да, не следовало.
Мурза покачал головой.
— Нет, я имею в виду, что это было выше уровня моих способностей. Намного выше. Я переступил предел своих сил. У меня нет нужного уровня контроля, и поэтому я повредил рот. Кроме того, энунциюнельзя использовать во вред.
— Что еще за энунция, Навид?
Мурза не ответил. Они уже приняли лекарства, чтобы избавиться от алкогольного опьянения, и с помощью энзимных спреев убрали запах амасека из ртов. Облаченные в церемониальные одеяния книжные жрецы Библиотеха безмолвно ожидали их. Мурза с Хавсером сняли ботинки и верхнюю одежду, и книжные жрецы одели их в костюмы посетителей, мягкие комбинезоны кремового цвета с пришитыми перчатками и тапочками. Жрецы застегнули одежды вокруг их шей, после чего собрали волосы и уложили под специальные шапочки. Мурза вытащил из рюкзака два инфопланшета. Жрецы раздвинули перед ними высокие двери.
Огромный зал пустовал. За длинными столами для чтения никого не было. С высокого потолка на медных цепях в два ряда свисали триста светильников, освещая всю комнату. Казалось, будто они спускаются во чрево кита. Свет подвесных ламп тусклыми пятнами отражался от деревянных столов для чтения и влажно отблескивал от полированных черных железных стеллажей, выстроившихся вдоль стен.
— И где они? — спросил Хавсер.
— По всему миру, — самоуверенно заявил Мурза. — Но, надеюсь, те, кто работают в Лютеции, смогут сегодня встретиться с нами.
— Так вы хотите завербовать меня?
— Эта ночь может стать самой восхитительной в твоей жизни, Кас.
— Ответь на вопрос!
— Хорошо, хорошо, — прошипел Мурза. — Только тише, а то книжные жрецы уже смотрят на нас.
Хавсер оглянулся и увидел лица жрецов, неодобрительно смотревших сквозь декоративные отверстия раздвижной двери. Он понизил голос.
— Вы собрались завербовать меня?
— Да… Слушай, я не знаю, Кас. Я просто не могу дать им все, чего они требует. Они хотят все больше и больше. Я думал, если приведу им тебя…
— Все это мне очень не нравится, Навид. Добром это не кончится.
— Просто подожди здесь, ладно? Жди здесь, а затем выслушай их.
— Возможно, ты не можешь их удовлетворить потому, что тебе нечего предложить, Навид? Я не хочу, чтобы меня втянули в ваши игры.
— Пожалуйста, Кас! Пожалуйста! Мне нужно это! Я должен доказать им, что могу выполнять обещания! И ты увидишь! Увидишь, что это может тебе дать!
— Я ни с кем не встречаюсь наугад.
Мурза протянул ему один из инфопланшетов.
— Посиди здесь. Прочитай это. Я отметил нужный файл. Вернусь через минуту.
С этими словами он поспешно вышел.
Хавсер вздохнул и затем выдвинул кресло из-за ближайшего стола. Он включил инфопланшет, увидел раздел, который Мурза назвал «Для Каспера», и открыл его. Рядом с разделом находилась иконка в виде игрушечной лошадки. Хавсер предпочитал читать на большом экране, а потому вставил планшет в разъем на столе. На торце стола открылась незаметная щель, и перед Хавсером вспыхнул метровый квадрат голотического экрана, развернувшийся под оптимальным углом.
На нем возникли и задвигались изображения.
Поначалу это были обрывочные заметки, электронные страницы факсимиле, скопированные из потрепанного рабочего журнала Мурзы. Это Хавсер уже видел, так как за минувшие годы перечитал и обработал немало материалов Мурзы. В этом они рассчитывали друг на друга. Довольно часто, после очередной экспедиции Консерватории, один занимался физическим архивированием найденных артефактов, а другой сопоставлял и редактировал их рабочие заметки для «Имперского каталога» и научной публикации. Он привык к стенографии Мурзы, его раздражающим сокращениям, привычке к пропускам и комментариям на полях.
Это определенно был черновик Мурзы. Хавсер улыбнулся древнему готическому шрифту, который Мурза всегда использовал для работы, и зарисовкам, которые тот сделал по памяти.
Хотя страницы, похоже, были взяты из нескольких источников. Они представляли собой выдержки, отрывки, которые Мурза собрал из своих журналов за разные периоды. Хавсер узнал записи из более чем десятка экспедиций, в которых они были вместе за прошедшую пару лет. Если это все связано с навязчивой идеей Мурзы, то его безумие длится уже действительно долго. Хавсер заметил ссылку на экспедицию в Тартус128, в которую Мурза отправился за год до их встречи.
Ученый оторвался от экрана. Звук.
Возможно один из книжных жрецов? Но вокруг никого не было.
Хавсер продолжил читать, пытаясь понять, что Мурза загрузил в файл. Казалось, между фактами и местами, отмеченными Навидом, не было никакой связи. Что же он упускает? И что здесь увидел Мурза?
Просто безумие?
Хавсер взглянул снова.
Он мог поклясться, что услышал шаги. Кто-то шел к нему, тихо ступая по каменной плитке Библиотеха. Возможно, это Мурза.
Ни души.
Встав, Хавсер прошелся к дальнему концу стола и обратно. Он остановился, а затем резко повернулся.
Ему показалось, будто какая-то тень проскользнула сквозь освещенную щель между раздвижными дверями. Всего лишь тень. Закутанный в мантию человек.
— Навид? — позвал Хавсер.
Молчание.
Он сел обратно и вновь начал просматривать страницы. Здесь были аннотируемые изображения мест раскопок, а также артефактов, извлеченных из земли по всему миру. Все записи были сделаны в стиле Мурзы. Два артефакта были найдены во время лунных раскопок.
Мурза был на Луне? Он никогда не говорил об этом. Для такой работы требовалось специальное разрешение. Нужно было получить прямое указание от Совета.
Хавсер облокотился на спинку кресла. Возможно, Мурза просто изучал артефакты, добытые другими полевыми работниками. Он попытался найти даты раскопок и исходные коды.
Их не было.
Все артефакты представляли собой статуэтки или амулеты из камня, глины либо металла. Собранные без всякого порядка, они были предметами бесчисленных культур, которые формировали огромное и слабо изученное лоскутное одеяло истории человечества. Одни насчитывали тысячи лет, другие — десятки тысяч. Иные были настолько старыми или из неизвестного источника, что их происхождение было невозможно определить. Они не совпадали ни по возрасту, ни по географическому расположению, их не объединяла ритуальная важность или религиозная практика, в них не было единства стиля или языка. Боевое знамя Панпацифика Дума пятисотлетней давности находилось в файле между церемониальным синапсным шунтом Нанотэридской Доминации, которому насчитывалось четыре тысячелетия, и обетной чашей из византского Константинополя, изготовленной тридцать тысяч лет назад. Их не объединяло совершенно ни…
Кое-что их все же объединяло.
Теперь Хавсер начал видеть. Его учили замечать подобные вещи, и со своей работой он справлялся на отлично. Его память приближалась к эйдетической, и, прокручивая голо-изображения, вращая некоторые из них в трех измерениях, Хавсер, наконец, увидел то же, что и Мурза.
Глаза. Стилизованные глаза. Весь многообразный символизм глаз, походивших на глаза точек, циркумпунктов, монад, омфалов, символов-оберегов.
— Везде глаза, — прошептал Хавсер. — Ты идиот, Навид. Это же так упрощенно. Каждая культура в истории человечества отмечала и отражала значение глаза в ритуалах и искусстве. Ты создаешь связи там, где их нет. Небольшое сходство свидетельствуют лишь о том, что эти вещи создали люди. Фуга ради, Навид. Ты видишь в истории некий умысел, какие-то традиции просветительства, оккультную непрерывность, но все это чушь! Твой разум просто пытается увидеть смысл в тенях на стенах пещеры! Но смысла-то нет! Просто тени, Навид, это всего лишь…
Хавсер моргнул. Его кожу защипало. Скорее всего, из-за сухого тепла Библиотеха и слишком плотной одежды. Он остановился на изображении уреяили уаджета. Это был частично поврежденный амулет в традиционной форме «глаза и слезы». Здесь Навид особо отметил, что амулет был создан тридцать-тридцать пять тысяч лет назад и состоял из сердолика, золота, ляпис-лазури и фарфора.
— Уаджет/урей прекрасно отражает АБСОЛЮТНУЮ двусмысленность глаза как символа/мотива, — бежало хаотичное примечание Навида, — особ. в Фаронскую Эру, когда он был талисманом защиты, покровительства И гнева, злого умысла. Он ОДНОВРЕМЕННО зло и добро, добро и свет с тьмой, он позитивный и отрицательный. Уаджет, позже известный как Око Гора, можно сказать, являет собой ДВУЛИЧИЕ: предмет или особа, у которого есть два совершенно разных аспекта. Но это «предательское» или «изменническое» значение может быть сглажено/переиначено/ослаблено тем, что уаджет КОСМОЛОГИЧЕСКИ НЕЙТРАЛЕН. Глаз агрессивный И пассивный, защитный И атакующий. Значение зависит от того, КТО или ЧТО его использует.
Это было упрощенное заключение, Мурза, как ученый, определенно был способен на куда большее. Но почему Навид делал эти записи с такой спешкой и неточностью. Хавсер удивлялся…
Хавсер удивлялся, почему не может оторвать взгляд от глаза на гололитической проекции? Глаз смотрел прямо на него, словно призывая отвести взгляд и бросая вызов его пренебрежению к каракулям Навида Мурзы. Он смотрел на него немигающим взором. Зрачок не двигался, его окружала небесно-синяя радужка. У Хавсера заслезились глаза. Он не мог ни моргнуть, ни отвести взгляд. Он попытался повернуть голову или перебороть силу, державшую его веки и заставлявшую глазные яблоки зудеть. Руки Хавсера впились в столешницу. Хавсер хотел отодвинуться, разорвать контакт, как будто изображение было живым электрическим проводом, который он задел и теперь не мог отдернуть руку. Это походило на попытку вырваться из объятий дурного сна, не желавшего отпускать его.
Глаз больше не был синим.
Он стал золотым с черной точечкой зрачка.
Он треснулся затылком о пол. Череп пронзила жуткая боль. Хавсер сумел опрокинуть стул и упасть на спину. Его войлочные туфли торчали в воздухе, что казалось бы смешным, если не боль. Кажется, он неплохо приложился головой.
Возможно, он получил сотрясение мозга. Хавсер чувствовал себя плохо.
Он чувствовал себя странно.
Что сейчас случилось? Мурза встроил в файл какой-то гипнотический образ? Влияющее на подсознание изображение?
Ученый встал и тяжело облокотился на край стола. Затем Хавсер вытащил инфопланшет из разъема, стараясь не смотреть на гололитический дисплей. Изображение погасло. Он сделал несколько глубоких вдохов, а после нагнулся и поднял стул. От этого движения у него закружилась голова и к горлу подступила тошнота. Хавсер выпрямился, стараясь успокоиться.
В дальнем конце комнаты кто-то был.
Фигура стояла в двадцати метрах от него в конце ряда столов, у внутренних стеллажей, которые располагались по ту сторону раздвижных дверей. Она смотрел на ученого.
Хавсер не видел ее лица. Фигура носила те же мягкие бежевые одеяния, что и он, но ее голова была скрыта под капюшоном, подобно монашескому клобуку. Ее руки были прижаты к телу. Ее пропорции казались мягкими и почти округлыми. В одежде Библиотеха фигура напоминала голого человека, который резко похудел, и теперь на нем складками повисла кожа. В полутьме силуэт походил на призрак.
— Кто ты? — спросил Хавсер.
Его голос эхом прокатился по сумрачной пещере Библиотеха. Фигура не шевельнулась. Она смотрела прямо на него. Хасер не видел ее глаз, но знал, что так и есть. Ученый хотел увидеть ее глаза. Он чувствовал, что ему это нужно.
— Эй? — позвал он снова.
Хавсер шагнул вперед.
— Навид? Это ты? Что происходит?
Ученый пошел к фигуре. Та не двигалась, продолжая смотреть на Хавсера. В сумраке бежевый силуэт был столь тусклым, что казался едва ли не прозрачным.
— Навид?
Фигура в капюшоне вдруг развернулась и направилась к декоративной железной раздвижной двери во внутреннее книгохранилище.
— Стой! — крикнул Хавсер. — Навид, вернись! Навид!
Закутанная фигура продолжала идти. Она прошла за дверь и исчезла в тени.
Хавсер бросился за ней.
— Навид?
Он вошел во внутреннее книгохранилище. В тусклом свете перед ним во все стороны расходились длинные ряды красивых деревянных стеллажей по двенадцать метров высотой. На равных промежутках к каждому стеллажу крепились медные стремянки, которые на безынерционных перилах могли двигаться вверх и в стороны, позволяя читателю добраться до самых дальних полок. Стоило Хавсеру войти, как от тепла его тела включился электронный каталог соседних полок. Загорелись гололитические метки, и откуда-то раздался приятный голос.
Восточная литература, ХОЛ — ХОМ.
Восточная литература, подраздел, Хомецель Томас, работы.
Восточная литература, ХОМ — ХОМ, продолжение.
— Тишина, — приказал Хавсер. Приятный голос пропал. Гололитические метки продолжали вспыхивать впереди и гаснуть, когда он проходил мимо.
— Эй? — крикнул он. Хавсер пошел назад и проверил другой ряд. Как мог тот человек исчезнуть так быстро?
Краем глаза он заметил движение и повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как фигура в капюшоне пересекла проход между стеллажами. Он бросился за ней, но когда добрался до нужного перекрестка разделов, там никого уже не было.
Только у полок медленно гасло несколько гололитических меток, словно их перед этим активировало тепло недавно прошедшего здесь человека.
— Навид! С меня хватит! — завопил Хавсер. — Заканчивай свои игры!
Что-то заставило его обернуться. Фигура в капюшоне стояла позади него, прямо позади него, бесшумная и призрачная. Человек медленно развел руки, будто крылья, словно жрец, призывающий божество.
В руке он сжимал нож.
Это был ритуальный клинок. Атам. Хавсер сразу узнал его. Орудие для жертвоприношений.
— Ты не Навид, — прошептал он.
— Выбор должен быть сделан, Каспер Хавсер, — произнес голос. Говорил не Мурза, но и не фигура в капюшоне. Сердце ученого сжал страх.
— Что за выбор? — выдавил он.
— Ты можешь многое предложить, и мы будем рады сотрудничать. Мы получили бы взаимную выгоду. Но ты должен сделать выбор, Каспер Хавсер.
— Я все еще не понимаю, — ответил Хавсер. — Где Мурза? Он сказал, что привез меня встретиться с людьми, с которыми работает.
— Это так. Навид Мурза разочаровал нас. Он опрометчив. Ненадежен. Ненадежный слуга. Ненужный свидетель.
— И?
— Мы ищем кого-то более подходящего для наших задач. Кого-то, кто знает, что ищет. Кого-то, кто может узнать правду. Кого-то, у кого лучшие глаза. Тебя.
— Думаю, ты спутал меня с идиотом, который захочет вступить в жалкое тайное общество, — яростно ответил Хавсер. — Сними этот глупый капюшон. Покажи лицо. Это ты, Мурза? Это еще одна твоя глупая игра?
Фигура в капюшоне шагнула вперед. Казалось, она почти скользила.
— Ты должен сделать выбор, Каспер Хавсер, — сказал голос.
Хавсер понял, что звук раздается со всех сторон. Он определенно исходил не от фигуры. Это был мягкий и приятный искусственный голос стеллажей. Как может что-то или кто-то говорить с ним через систему Библиотеха?
— Ты должен сделать выбор, Каспер Хавсер.
Хавсер услышал вскрик Навида. Это был не просто возглас, но крик боли. Он повернулся спиной к человеку в капюшоне и направился вдоль прохода, не переходя на бег, но шагая очень быстро.
— Ты должен сделать выбор, — по пути шептали ему полки. — Ты должен сделать выбор. Взгляни на нас, и мы многое откроем тебе.
— Навид? — позвал Хавсер, игнорируя голос.
Впереди показался перекресток. В конце одного из проходов стояла библиотечная стремянка. Мурза был привязан к ее медным поручням за запястья. Полусогнутый, он лежал на полу, его ноги были вытянуты к центру перекрестка, руки задраны вверх туго затянутыми путами. Он казался одурманенным или скорее оглушенным.
Возле него неровным полукругом стояло еще шесть фигур.
— Ты должен сделать выбор, — произнес голос.
— Что вы с ним собираетесь сделать? — потребовал Хавсер.
— Ты должен сделать выбор. Посмотри на нас, и мы многое откроем тебе. То, что ты и вообразить себе не мог.
Мурза слабо застонал.
Не обращая внимания на фигуры в капюшонах, Хавсер присел рядом с Мурзой и приподнял его голову. Лицо Навида раскраснелось и вспотело. В его глазах читался страх.
— Кас, — пробормотал он. — Кас, помоги мне. Мне так жаль. Ты им понравился. Ты их заинтересовал.
— Почему?
— Не знаю! Они не говорят мне! Я лишь хотел представить тебя. Показать, что полезен для них, что могу приводить нужных им людей.
— Ох, Навид, какой же ты дурак…
— Пожалуйста, Кас.
Хавсер взглянул на стоящие позади фигуры в капюшонах.
— Мы уходим отсюда, — сказал он с большей уверенностью, чем чувствовал на самом деле. — Мы с Навидом собираемся покинуть это место.
— Ты должен сделать выбор, Каспер Хавсер, — сказал приятный искусственный голос.
— Нет, не должен.
— Должен. Мы пригласили тебя. Мы не разбрасываемся подобными приглашениями. Ты исключительное существо, а это исключительное предложение. Ты недооцениваешь силу того, что мы предлагаем разделить с тобой. Именно это ты искал всю жизнь.
— Это ошибка, — произнес Хавсер.
— Единственная ошибка сказать «нет», Каспер Хавсер, — ответил голос. — Сказать «да» куда проще. Значение ответа «да» должно быть понятным для человека с твоим образованием. Оглянись.
Хавсер моргнул. Он посмотрел на Мурзу, фигуры, вздымающиеся силуэты стеллажей, уводящие вдаль проходы.
— Разумеется, — сказал он. — Ритуал на пересечении путей, символизирующий единство сходящихся направлений. Восемь адептов делают предложение одному послушнику. Их лица скрыты под масками, знаменуя тайны, которые откроются после инициации. Это вариация посвящения в колдовские культы Эры Раздора. Какого? Секта Кновер? Иллюминаты? Когнитэ?
— Это не важно, — ответил голос.
— Нет, потому что все это показное, верно? — отозвался Хавсер. — «Покупатель — будь бдителен». Новичок ничего не узнает: ни истин, ни названий, ни имен до завершения инициации, когда уже будет слишком поздно. Разглашение ведь нарушит секретность. Я знаю, чего вы от меня хотите.
— Ты должен сделать выбор.
— Восемь адептов, но их всегда лишь восемь. Священное число. Чтобы принять кого-то, другой должен уйти. И один совершил ошибку — нарушил секретность.
Мурза вновь застонал. Он слабо дернулся в узах, отчего поручни стремянки задребезжали.
Человек в капюшоне протянул атам Хавсеру.
— Только не это, Кас, — захныкал Мурза. — Пожалуйста.
Хавсер взял нож.
— Ты ведь сам влез в это болото, Навид, — произнес он.
Хавсер резко взмахнул ножом. Мурза завизжал. Связывающий его запястья шнур распался.
Выставив перед собой атам, Хавсер обернулся к фигурам в капюшонах.
— Проваливайте к фугу! — выкрикнул он.
На миг полукруг фигур заволновался. Потом они задрожали. Мягкие кремового цвета костюмы начали подергиваться, словно к ним подвели шланги, накачивающие их воздухом. Они начали раздуваться, становясь уродливыми, комковатыми, искажаясь от неестественных внутренних движений. Костюмы раздувались, круглели, будто воздушные шары. Вдруг раздался громкий вой, который становился все громче и громче. Он доносился из голосовой системы стеллажей. Мурза и Хавсер зажали уши. Достигнув пика, визг оборвался. Капюшоны содрогающихся фигур откинулись, и из них вырвался пар. Он был золотистого цвета, и улетучился практически сразу, будто дым. Опустевшие и обмякшие, семь комбинезонов бесшумно упали на пол.
Хавсер пораженно уставился на скомканные одеяния. В них ведь только что были люди. Даже наиболее совершенная телепортация не смогла бы извлечь их из одежды. Он судорожно выдохнул, пытаясь унять нарастающую панику. Это был особый страх, который он очень редко чувствовал, водившийся за ним еще со времен детства в общине из-за кошмаров, в которых нечто скреблось ему в дверь.
Захныкав, Мурза вцепился за низ стремянки, к которой ранее был привязан.
— Вставай, — произнес Хавсер. Он почувствовал что-то на щеке, но оно было слишком холодным для слезы.
В Библиотехе начал падать снег.
Он опускался мягко и тихо. Снег летел из затхлого мрака над стеллажами, блестя в свете ламп, словно звездный свет.
— Снег? — прошептал Хавсер.
— Что? — пробормотал Мурза.
— Снег? Откуда здесь снег? — удивился Хавсер.
— Ты о чем? — безучастно спросил Мурза.
Хавсер отошел от него и, глядя во тьму, поднял руки ладонями вверх, чтобы ощутить холод снежинок.
— Великая Терра, — прошептал он. — Это не правильно. Снега же не было.
— Да о каком снеге ты говоришь? — простонал Мурза.
— Этого ведь не было, — произнес Хавсер.
— Твоя история настолько правдива, что и снег здесь покажется уместным, — ответил Длинный Клык.
Рунический жрец Тра лежал в проходе слева от Хавсера, откинувшись на стеллаж, будто на оранжевую стену особняка на планете у далекой звезды. Кровь на боку запеклась подобно рыжей ржавчине, и он больше не выдыхал кровавый пар, но губы были влажными и красными, резко контрастируя с почти бесцветной кожей.
— Как ты можешь быть здесь? — спросил Хавсер.
— Я не могу, — вздохнул Длинный Клык. — Это ведь ты со мной. Помнишь? Это же твое сказание.
— Кас? — произнес Мурза. — Кас, с кем ты говоришь?
— Ни с кем, — отозвался Хавсер.
Снегопад немного усилился. Хавсер опустился на колени рядом с Длинным Клыком.
— Так тебе понравилась моя история?
— Да. Я почувствовал твой страх. Но его страх я почувствовал еще больше.
Длинный Клык кивнул на Мурзу.
— С кем ты говоришь, Кас? — крикнул Мурза. — Кас, что происходит?
— Он прыгнул выше головы, — сказал Хавсер Длинному Клыку.
— Он никогда не заслуживал доверия, — ответил жрец. — Тебе следовало почуять это с самого начала. В твоей истории он казался более лучшим и надежным другом, чем я вижу сейчас. Ты слишком доверчив, скальд. Из-за этого люди используют тебя.
— Не думаю, что это правда, — сказал Хавсер.
— Что за «правда»? — взвыл Мурза.
— Ты кажешься старым, — сказал Длинный Клык, взглянув на Хавсера.
— В этой истории я куда моложе, чем ты меня знаешь.
— Мы сделали тебя лучше, — ответил Длинный Клык.
— Почему здесь идет снег? — спросил Хавсер.
— Я люблю снег, — сказал Длинный Клык. — Это снег Фенриса. Снег близящейся зимы. Помоги мне встать.
Хавсер протянул воину руку. Жрец ухватился за нее и поднялся. На этот раз скальд не почувствовал никакого веса. На полу библиотеки осталась лужа крови.
Снегопад усилился еще больше.
— Пошли, — сказал воин и побрел по проходу. Хавсер пошел следом.
— Кас? Кас, куда ты идешь? — крикнул Мурза.
— Что будет дальше? — спросил Длинный Клык.
— Я заберу его в пансионат, приведу в порядок. Мы поговорим по душам. Попытаюсь оценить ту пользу, которую он представляет для программы Консервации с точки зрения его знаний, способностей и чистого упорства против огромного недостатка в том, что он якшался с оккультистами-дилетантами.
— И что ты решишь?
— То, что он ценный товар. То, что не нужно выносить сор из избы. Я поверил ему, когда он поклялся порвать со старыми связями и окружением, чтобы посвятить се…
— Ты должен был почуять его предательство.
— Возможно. Но в течение десяти лет после той ночи мы работали вместе. Проблем больше не было. Он был превосходным полевым исследователем. Мы продолжали сотрудничать пока… пока он не погиб в Осетии.
— Проблем больше не было? — спросил Длинный Клык.
— Нет.
— Никогда?
— Никогда, — ответил Хавсер.
— Кас? — Эхом разнесся голос Мурзы. Казалось, будто он донесся издалека, заглушаемый расстоянием и снегом. — Кас? Кас?
— Тебе понравилось сказание? — спросил Хавсер. — Оно развлекло тебя? Отвлекло?
— Оно было довольно забавным, — сказал Длинный Клык. — Но явно не лучшим из твоего репертуара.
— Уверяю тебя, что лучшим, — ответил Хавсер.
Длинный Клык покачал головой. В его бороде блеснули капельки крови.
— Нет, у тебя будут лучшие сказания, — произнес он. — Куда лучшие. Но даже теперь, это не лучшее из того, что у тебя есть.
— Это самое поразительное событие, произошедшее со мной в старой жизни, — сказал Хавсер с некоторым вызовом. — В нем было наибольше… малефика.
— Ты знаешь, что это не так, — ответил Длинный Клык. — В глубине души ты знаешь это. Ты отрицаешь себя.
— О чем ты?
Снег стал густым. Он лежал на полу и хрустел под ногами. Хавсер видел, как дыхание паром вырывается изо рта. Светлело. Стеллажи казались теперь лишь черными плитами среди снежной бури, словно каменные монолиты или невероятно огромные стволы деревьев.
— Куда мы идем? — спросил Хавсер.
— В зиму, — ответил Длинный Клык.
— Значит, это тоже сон?
— Не больше, чем твой рассказ, скальд. Смотри.
Неоново-белый снег обжигал глаза, за краткий яркий миг зимнего дня отражая лучи стоящего в зените солнца.
Воздух был прозрачным, словно стекло. К западу за мощным снегопадом и могучим хвойным лесом возвышались горы. Они были белыми, столь же чистыми и острыми, как клыки. Хавсер понял, что темные свинцовые небеса позади них вовсе не были грозовыми облаками. То были другие горы, еще более высокие, столь необъятные, что при одном их виде человек чувствовал себя насекомым. Там, где утесы, подобно шипам, пронзали небо, сгущались ужасающие штормы зимнего сезона Фенриса, суровые, словно отцы-боги, и непредсказуемые, как лживые демоны. Через час, в лучшем случае через два, солнце скроется, а вместе с ним погаснет и свет, после чего штормовые тучи смертоносной волной захлестнут вершины гор. Их ярость будет самоубийственной, словно у воинов, бросающихся на нерушимую стену щитов, а снежные облака, наколотые на скальные пики, просыплют свое содержимое на долину.
— Асахейм, — от холода Хавсер едва мог говорить. Казалось, его кровь обратилась в лед.
— Да, — произнес Длинный Клык.
— Я прожил в Этте целый великий год, но так ни разу и не побывал снаружи. Я никогда не видел вершину мира.
— Но теперь видишь, — сказал Длинный Клык.
— Что мы здесь делаем?
— Молчим, — ответил Длинный Клык. — Это уже мой рассказ.
Рунический жрец стал спускаться вдоль снежного намета посреди бескрайнего снежного поля. Он шел широким шагом, опустив голову. Из-за паутинно-белой шкуры на плечах Длинный Клык казался невидимым. В руке он сжимал длинное стальное копье.
Пригнувшись, Хавсер старался идти след в след с Длинным Клыком. Снег был настолько слежавшимся, что следов практически не оставалось. Дыхание вырывалось из ртов длинными струями пара, походившими на реющие шелковые знамена.
Снег замедлил свое медленное нежное падение, и с гор пришла метель. На ветру закружились хлопья, сплетаясь в потрясающий узор. Хавсер ощутил на лице покалывание. Вдруг все вокруг потускнело. Небо заволокло тенями. На горизонте возник серый туман. Казалось, словно солнце отвратило от них свой лик. Как будто кто-то накинул пелену или задернул ширму. Солнечный свет не исчез полностью. Обжигающе ярко-желтые лучи отражались от заснеженных вершин горного хребта, но внизу, там, где был Хавсер, снег внезапно приобрел темно-холодный жемчужный цвет.
Длинный Клык поднял руку. Внизу, у леса, медленно брело стадо огромных зверей. Это были гигантские травоядные животные, помесь бизона и лося, покрытые черной шкурой. Их костяные рога походили на раскидистые кроны деревьев. Хавсер услышал их сердитое фырканье.
— Саенети, — прошептал Длинный Клык. — Не шуми. Их рога действуют как акустические отражатели. Они услышат нас задолго до того, как мы подберемся на бросок копья.
Хавсер понял, что также сжимает в руках копье.
— Мы охотимся?
— Мы всегда охотимся, — ответил Длинный Клык.
— Если они услышат нас, то убегут?
— Нет, нападут на нас, чтобы защитить детенышей. Их рога острее и длиннее наших копий, скальд. Не забудь упомянуть об этом в сказании.
— Я думал, это твое сказание?
Длинный Клык усмехнулся.
— Я лишь хочу, чтобы ты разобрался в деталях.
— Хорошо.
— Следи за опушкой, — добавил Длинный Клык.
Хавсер повернулся, чтобы посмотреть на край леса. Сквозь метущий снег он видел вечнозеленую скрытую тенями мглу. Высокие стволы деревьев походили на торцы стеллажей Библиотеха. Он знал, что даже в полдень солнечные лучи не могли проникнуть сквозь мшистую тьму еловых полян.
— Зачем? — спросил он.
— Затем, что возможно охотимся не только мы, — ответил Длинный Клык.
Хавсер сглотнул.
— Жрец?
— Да?
— В чем смысл этой истории? Зачем мне ее рассказывать?
— Смысл в ее смысле.
— Очень поучительно. Я имею в виду, что мне следует извлечь из нее?
— Пора поведать тебе одну из наших тайн, — ответил Длинный Клык. — Хорошую тайну. Кровавую.
Словно подчеркивая последнее слово, Хавсер почуял запах крови. Он чуял кровь Длинного Клыка. Чуть позже до него донесся и другой запах — запах навоза. Он почуял саенети.
Ветер изменился. Он принес с собой вонь стада. Клубящиеся облака неслись на крыльях ветра. Солнце засияло вновь, словно включенная лампа. Они были черными точками на бескрайнем неоновом поле.
Они были как на ладони.
Огромный самец, возглавляющий стадо, повернул бородатую морду и громогласно затрубил через ноздри размером с коллекторные трубы. Он тряхнул раскидистыми рогами. Стадо заволновалось, а затем огромные тела с ревом и криком сорвались в галоп, подняв за собой клубы снежной пыли.
Вожак отделился от убегающего стада и понесся вверх по склону.
— Вот дерьмо! — выкрикнул Хавсер. Размер животного не укладывался в голове. Четыре или все пять метров в высоту? Сколько тонн? И огромные рога, шириной с крылья десантного корабля.
— Уходи! — закричал Длинный Клык. Сам он не собирался убегать, уже приготовившись метнуть копье. Вожак приближался. Он был слишком крупным, высоким и тяжелым, чтобы развить сколь-нибудь приличную скорость, но ее заменяли решительность и свирепость.
— Я сказал, уходи! — повторил Длинный Клык.
Хавсер побрел по снегу за спину жрецу.
— Нет. В сторону. В сторону! — приказал Длинный Клык.
Хавсер постарался убраться как можно дальше от жреца и атакующего вожака стада. Если зверь растопчет Длинного Клыка, то его и подавно. Поэтому астартес приказал ему сменить направление, чтобы не оказаться у зверя на пути.
Учитывая размах рогов, уходить ему придется довольно далеко.
Бежать по снегу было трудно. Скальд уже запыхался. Казалось, будто он оказался в своем прежнем человеческом теле, которое носил перед Фенрисом. Скальд вновь стал старым слабым Каспером Хавсером. Для каждого шага ему приходилось как можно выше поднимать ноги. Снег цеплялся в него мертвой хваткой. Флуоресцентно-яркий свет жег глаза.
Он оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть бросок Длинного Клыка. Копье вспыхнуло на ярком солнечном свете. Похоже, оно попало в гигантское животное, но утонуло в черной косматой шерсти. Вожак продолжал наступать. Длинный Клык пропал в поднятых клубах снега.
Хавсер невольно выкрикнул имя жреца.
Вожак стаи повернулся к нему.
Хавсер развернулся и побежал. Он знал, что это бесполезно. До скальда доносился приглушенный топот, фырканье, пыхтение и плескание жидкостей в желудке. Он почуял зловонное дыхание зверя и брызги слюны, слетающие с гигантского лилового языка. Зверь вновь взревел подобно карниксу.
Хавсер знал, что ему не скрыться. В любой момент ожидая удар рогом в спину, Хавсер развернулся и метнул копье.
Оружие было слишком тяжелым. Копье даже не долетело до вожака, хотя тот был всего в пяти метрах.
Хавсер упал на спину. Беспомощный, он широко открытыми глазами смотрел на приближающуюся смерть.
Сбоку на саенети набросился черный волк. Он походил на обычного волка, пока Хавсер не сравнил его с саенети, который был размером с крупнейших терранских динозавров. Хищник бросился на загривок жертве и сомкнул челюсти на ее сгорбленных плечах, где находились запасы зимнего жира.
Вожак поднял голову и мучительно заревел. Он принялся мотать головой, пытаясь зацепить хищника рогами и сбросить его, но волк продолжал держаться. Из сжатых челюстей вырвалось влажное рычание леопарда, частично приглушенное шкурой саенети.
По бороде животного побежала черная как смоль кровь и оросила снег перед его передними копытами. Она потекла по густой темной шерсти. Саенети снова фыркнул, его рот и нос наполнились розовой пеной, налитые кровью глаза, скрытые под нависающей бахромой зимнего меха, наполнились отчаянием и безумием.
Сначала зверь тяжело упал на передние колени, затем подогнулись и его задние конечности. Наконец вожак накренился и рухнул набок, словно опрокинувшаяся яхта. Хавсер увидел, как огромный вывалившийся язык саенети судорожно облизывает оскаленные желтые зубы. Дыхание зверя вырывалось облаками пара, будто сломавшаяся паровая машина. Вытекавшая из его пасти кровь дымилась на снегу.
Волк держал свою добычу, пока та не испустила последний рокочущий вздох, и лишь затем разжал челюсти. С его пасти стекала кровь. Принюхиваясь, зверь дважды оббежал вокруг туши.
Остановившись у морды добычи, он поднял голову со стоящими торчком ушами и взглянул на Хавсера. У волка были золотые глаза с черными точечками зрачков. Хавсер посмотрел на него в ответ. Он знал, что даже если встанет, зверь все равно окажется выше него.
— На Фенрисе нет волков.
Хавсер огляделся. Длинный Клык стоял рядом с ним, внимательно смотря на зверя.
— Очевидно, это не так, — пискнул Хавсер.
Длинный Клык усмехнулся.
— Ну же, скальд, думай. На Фенрисе не было волков до нас.
Длинный Клык взглянул на волка.
— Он дважды помог защитить тебя, — произнес жрец.
— Что?
— Когда ты видел его последний раз, он носил другое имя, — продолжил Длинный Клык. — Тогда его звали Бром.
Черный волк развернулся и понесся к лесу, мгновенно набрав скорость, как это умеют только лучшие из хищников. Затем зверь исчез во мраке огромных елей.
Спустя пару секунд Хавсер увидел во тьме волчьи глаза: яркие, золотые с черными точечками зрачков.
Ему потребовалось еще пару мгновений, чтобы понять, что из лесных теней за ним следят десятки тысяч глаз.
— Объяснись, будь добр, — сказал Хавсер. Он был зол и чувствовал странный холод, несмотря на омывавшие двор волны жара. — Что значит «тогда его звали Бром»? Что ты хотел этим сказать?
Длинный Клык молчал. Он насмешливо смотрел на Хавсера, словно все отрицая.
— Но это же смешно! — воскликнул Хавсер. — Ты все выдумал! Это история мёда! Обычная история мёда!
Он надеялся, что его слова вызовут хоть какую-то реакцию, заденут некую струну в старом жреце, и что тот откроет ему истину.
Но Длинный Клык молчал.
— Что ж, думал, твое сказание будет лучше, — произнес Хавсер.
Услышав шаги позади, скальд обернулся. К нему шли Медведь и Эска Разбитая Губа. Обоих воинов покрывала засохшая кровь воинов Тишины. Хавсер вновь стал слышать непрестанный гул, лязг последнего боя, который бушевал вокруг пропасти.
— Скажи ему, чтобы он рассказал мне правду! — воскликнул Хавсер, поднимаясь навстречу Медведю. — Скажи ему, чтобы он не оскорблял меня загадками!
Медведь присел возле жреца. Он прислонил топор к оранжевой стене и коснулся горла старого воина. Эска наблюдал за действом, вытирая бегущие из носа тонкие струйки крови.
Медведь поднялся и взглянул на Эску.
— Что? — спросил Хавсер.
— Хеорот Длинный Клык умер, — произнес Эска.
— Как? Нет. Ему было больно, но он исцелялся.
— Судя по биоследу доспехов, его нить оборвалась двенадцать минут назад, — констатировал Медведь.
— Но я ведь только что говорил с ним, — возразил Хавсер. — Я ведь только что говорил с ним. Я видел, как он исцелялся.
— Нет, скальд, ты видел Длинного Клыка сквозь остаток его боли, — сказал Эска. — Надеюсь, твое сказание было хорошим.
— Но я смотрел за ним, пока он выздоравливал! — настаивал Хавсер.
Медведь покачал головой.
— Он продержался достаточно долго, чтобы приглядеть за тобой, — ответил воин.
Хавсер пристально взглянул на подпиравшее стену тело рунного жреца. Ему было что сказать, но он не мог выдавить из себя ни звука.
К ним приблизились остальные. Хавсер узнал Найота Плетущего Нити, волчьего жреца Тра. Он пришел в сопровождении свиты трэллов, облаченных в лоскутные кожаные плащи.
— Отвернись, — приказал Эска Разбитая Губа.
Девятая глава: Двенадцать минут
Все сорок недель путешествия он думал о тех двенадцати минутах.
Сделав свою работу, Тра оставила 40-ю экспедицию зачищать Оламскую Тишину — невеселая работа похоронной команды, которая займет три года и фактически закончит странствие самой экспедиции. Тра вызвали на следующее задание. Хавсеру не сказали, на какое именно. Он не спрашивал. И не ожидал, что ему расскажут.
Чего он действительно ждал, так это недовольства за смерть Хеорота Длинного Клыка. Он чувствовал, что вина за его гибель падет на него, а если добавить к этому высокий статус ветерана, скальд не надеялся, что продолжит общаться с Влка Фенрика.
Или, если на то пошло, что останется в живых.
Но упреков не последовало. Когда корабль отправился в путь, рота всего лишь собралась обсудить насущные дела. Хавсеру дали простые указания.
— Они придут к тебе, — сказал Медведь. — Выслушаешь их сказания.
— Кто придет? — спросил Хавсер.
— Все они, — ответил Медведь, словно это был глупый вопрос.
— Это был глупый вопрос? — уточнил Хавсер.
— Других у тебя не бывает, — фыркнул Медведь. — Выслушай их сказания.
И они действительно начали приходить к нему. Каждый воин Тра, по одному или небольшими группами. Они приходили и рассказывали Хавсеру сказания о Хеороте Длинном Клыке.
Их было множество. Некоторые были просто разными версиями одного события, пересказанного очевидцами. Некоторые противоречили друг другу. Некоторые были короткими. Некоторые — длинными и нескладными. Некоторые — забавными. Некоторые — жуткими. Большинство — устрашающими и кровавыми. Многие описывали случаи, когда Длинный Клык спасал рассказчику жизнь или давал ценный урок. В них выражались благодарность и уважение.
Хавсер запоминал их все, полагаясь на эйдетические приемы и обучение Консерватории. В конечном итоге у него накопилось четыреста тридцать два различных сказания о руническом жреце.
Некоторые сказания являлись сухой и невыразительной констатацией фактов. Другие были поведаны опечаленными воинами, переживающими гибель Хеорота. Иные из Волков оказались очень скверными рассказчиками, и ему приходилось просить их по нескольку раз повторять одни и те же эпизоды, чтобы понять, о чем идет речь. Кое-кто стремился настолько быстро рассказать историю, что упускал ключевые моменты. Встречались сказания больше походившие на запутанные клубки, которые ему приходилось распутывать. Слышал он и сказания, исполненные веселья, в которых Длинного Клыка вспоминали с большой любовью. В таких случаях Хавсеру часто приходилось делать паузы, пока рассказчики изо всех сил пытались справиться со смехом и закончить рассказ.
И все время, пока он слушал истории — серьезные или шутливые — Хавсер думал о двенадцати минутах. Хеорот Длинный Клык остался с ним на протяжении двенадцати минут, чтобы закончить историю и поделиться истиной. Двенадцать минут после угасания биоследа. Двенадцать минут жизни после смерти.
Хеорот Длинный Клык украл двенадцать минут у Земли Мертвых не без причины. Но для чего? Чтобы уберечь его? Показать что-то? Или доказать?
После историй начались поминки. Тело Длинного Клыка, помещенное в стазисную капсулу, отошлют обратно на Фенрис, где его сожгут посреди ледяных полей Асахейма на каком-нибудь высоком холме с видом на лесные тропы саенети, где старому жрецу нравилось охотиться, но это будет иное прощание. Рота собралась в одном из основных отсеков корабля, где будет справлять тризну о Длинном Клыке столько дней и ночей, сколько будет продолжаться сага Хавсера.
Богобой немного пожалел Хавсера. Он предупредил, что тому следует попрактиковаться в драматической декламации и выстроить сказание таким образом, чтобы небольшие фрагменты шли между длинными эпичными историями. Воин сказал, что скальд ни при каких обстоятельствах не должен спешить. В рассказе необходимы долгие перерывы, часов по десять и более. Эти периоды раздумий также удлиняют церемонию. Декламация должна вестись на Ювике, повседневном жаргоне, потому что это было одно из его торжественных и священных предназначений. Термины Вургена могли использоваться лишь для того, чтобы украсить повесть специфическими деталями.
Корабль, на котором летела Тра, назывался «Нидхёгг». Хавсер не рассчитывал, что военные корабли Влка Фенрика будут напоминать крейсеры остальных легионов Астартес, кроме, возможно, основ конструкции. Скальд не видел других кораблей Астартес, но ему доводилось путешествовать на нескольких имперских кораблях, и в сравнении с ними «Нидхёгг» казался действительно странным. У Хавсера сложилось впечатление, что Влка Фенрика считает свои корабли и трансатмосферники челнами, а космос — частью терзаемых штормами океанов родного мира. Изнутри корабль был отделан костью, полированными бивнями и деревом, будто в Этте. Это был крейсер времен Эры Объединения, который постепенно улучшали и дорабатывали так, что практически все старые отличительные особенности стерлись, а на их месте возникли совершенно иные.
Микроклимат был установлен ниже имперских стандартов, поэтому на «Нидхёгге» было темнее и прохладнее, чем на любом корабле, на котором скальд прежде путешествовал. «Слишком много тепла», вспомнил Хавсер, дрожа в углу жилого отсека, «делает человека медлительным». «Слишком много света, и зрение человека ухудшается». На большинстве палуб царил сумрак.
Место для поминок являло собой трюм, который использовали только для особых случаев. Лишь столь почитаемый воин Влка Фенрика, как Длинный Клык, заслуживал такого торжественного прощания.
Трюм напомнил Хавсеру подулейные трущобы, фавелу на помойке города Старой Терры. В нем было грязно, замусорено и темно. Практически все поверхности почернели от сажи. Ворох незакрепленных кабелей, изоляции, сломанных металлических штанг, потолочной прокладки и запутанных проводов свидетельствовали о том, что место за прошедшие годы было заброшено или переоборудовано, а возможно и то, и другое.
Принесенную растопку зажгли под закопченными трубами вытяжки трюмной вентиляции. Отсек наполнился едким дымом. Хасер решил, что на этом уровне аварийные системы давно вышли из строя или были отключены.
Он сидел у стены, наблюдая за подготовкой к церемонии. По поверхностям прыгали выхваченные языками пламени тени. Панели из кости, покрывавшие большую часть трюма, были украшены замысловатыми узорами из узелков, созданными по тому же древнему способу, что был виден на доспехах, оружии Стаи и особенно на защитных кожаных масках воинов. Хавсер ощупывал во мраке поверхность стен, касаясь их там, где заканчивался один рисунок и начинался другой. Работы резчиков отличались, словно почерк или голос. Он понял, насколько «Нидхёгг» древний. Двести, возможно даже двести пятьдесят лет. Скальд считал Влка Фенрику хорошо организованным механизмом с древними благородными традициями, но этот корабль спустили со стапелей еще до того, как Шестой легион покинул Терру и оказался на хладном Фенрисе. Хавсер посвятил большую часть своей жизни истории, и вот теперь она была у него прямо перед глазами. Он осознавал масштаб событий, но никогда прежде не думал о том, насколько разнится скорость, с которой они разворачиваются. Долгие, медленные промежутки неизменных Эпох Технологии походили на бесконечное жаркое лето, они были тусклыми и непримечательными по сравнению с двумя пышущими жизнью столетиями, которые успел повидать на своем веку «Нидхёгг». Изменение судьбы человечества. Возвращение его владений. Был ли другой такой корабль, который просуществовал так долго или стал свидетелем стольких знаменательных событий?
Постепенно начали собираться воины Тра. Все они были облачены в шкуры и кожаные одеяния. Они были тенями с мордами животных, призраками в масках. Хавсер чувствовал резкий нефтяной запах мёда. Мёда было очень много. Вокруг незаметно передвигались трэллы в рогатых шапках и длинных рваных плащах из лоскутов кожи, снова и снова наполняя чаши воинов. Они также принесли корзины с сырым мясом, чтобы подпитывать ускоренный метаболизм Астартес.
Застучали барабаны, хотя в них не было единого ритма. Казалось, для барабанщиков было делом чести не попадать в такт с другими инструментами. Грохоча одновременно с грубыми свирелями и трубами из костей и рогов, барабаны предназначались для шума, своего рода бури антимузыки. Некоторые инструменты представляли собой обручи из дерева или кости, либо даже разогретых и согнутых клыков, с натянутой между ними кожей. Другие были гигантской рыбьей чешуей или же пластинами прокованного металла, которые, как позже понял Хавсер, являлись частями вражеской брони, взятых в качестве трофеев. Эти барабаны звенели, словно цимбалыи систры.
Ни о какой субординации не было и речи, воины подходили к костру и оставляли подношения в пепле. Они клали бусинки или небольшие трофеи, когти и рыбьи зубы, небольшие фигурки из костей и воска, а также панцири, покрытые вычурным узором и украшенные перьями морских птиц. Оставив дар, Волки набирали горсть пепла, снимали маски или весь головной убор и наносили на лица знаки. Найот Плетущий Нити, лицо которого было скрыто под маской с двумя огромными зимне-черными рогами, стоял у огня и следил за действом. С некоторыми воинами он беседовал и, коснувшись плеча, собственноручно наносил им узоры. Иногда он делал это пеплом, иногда красной пастой на бровях или под глазами.
— Что я должен оставить? — спросил Хавсер.
Фит Богобой сидел рядом, вгрызаясь в кусок мяса. Хавсер чуял металлический запах крови, от которого сводило живот.
— Ты можешь оставить ему сказание, этого достаточно, — ответил Богобой. — Но жрецу следует тебя пометить.
— У меня плохое предчувствие, — начал Хавсер.
— Какое? — спросил Ойе, сидевший с другой стороны от скальда.
— Что это закончится принесением меня в жертву Длинному Клыку.
— Хьолда! — рассмеялся Ойе. — Некоторым эта идея может понравиться.
— Здесь этого не нужно, — вытерев рот, сказал Богобой, — но если хочешь, я поговорю с ярлом.
Хавсер хмуро взглянул на воина.
— Думаешь, мы виним тебя в смерти Длинного Клыка? — спросил Богобой.
Хавсер кивнул.
— Это не так, — ответил воин. — Иногда вюрд забирает, а иногда отдает. Некоторые вещи кажутся важнее других, хотя это и не так. Другие же вещи кажутся менее значимыми, но на самом деле они важнее прочих. Не ты отнял у нас Длинного Клыка. Просто пришло его время. А ты дал Стае то, за что она благодарна.
— Например?
Богобой пожал плечами.
— Меня.
— Ты высоко себя ценишь, Фит из аскоманнов, — сказал Хавсер.
— Не в этом дело, — ответил Богобой. — Но я полезен, полезное оружие. Я не раз хорошо послужил ярлу и Стае. Меня бы здесь не было, не будь этого предначертано. Но меня бы здесь не было, не упади ты с Вышнеземья той весной.
— Значит, для тебя я не был дурной звездой?
— Никто из нас не попал бы сюда, не будь этого предначертано, — произнес Богобой. — Понимаешь, к чему я веду?
— Думаю, я здесь лишь по вашей милости.
— О чем ты?
— Думаю, что я здесь лишь потому, что вы не знаете, что со мной еще можно сделать, — сказал Хавсер.
— О, мы очень даже знаем, что с тобой еще можно сделать, — будничным тоном ответил Ойе, вгрызаясь в мясо.
— Не обращай на него внимания, — произнес Богобой. — Смотри, они уже заканчивают. Вставай, скальд, покажи нам свою ценность, и ты поймешь, что находишься здесь не по нашей милости.
Возле каждого входа в трюм воины Тра высекли пластсталевыми топорами символы-обереги, похожие на тот, который нанес Медведь в ремонтном доке. Теперь отсек будет запечатан до самого окончания церемонии. Антимузыкальный шум достиг своего пика и умолк.
Хавсер приблизился к огню.
Волчий жрец Найот Плетущий Нити высился над ним подобно вожаку саенети. Его рогатую голову озаряло пламя. Несмотря на потрескивающий костер и лезущий в горло дым, Хавсеру было холодно. Дрожа в своем нательнике, он подтянул к горлу шкуру, подаренную Битуром Беркау. Кто-то, возможно жрец, бросил в огонь стручки и сушеные листья, и воздух наполнился неприятным приторным запахом.
— Назови себя, — приказал Найот Плетущий Нити.
— Ахмад Ибн Русте, скальд Тра, — ответил Хавсер.
— Что ты принес к очагу?
— Сказание об Улвуруле Хеороте, прозванном «Длинный Клык», как то требуется от меня, — сказал Хавсер.
Жрец кивнул и нанес на щеки Хавсеру серую пасту, затем он наклонился к нему, держа в руках небольшую трубочку из полой рыбьей кости. Хавсер едва успел зажмуриться, прежде чем Найот Плетущий Нити прыснул черной краской прямо ему по глазам.
У Хавсера потекли слезы, но, тем не менее, повернулся к окружившей костер роте со всей смелостью, на которую только был способен. Он пытался успокоить дыхание, пытался не забыть о темпе и модуляции голоса. У него пересохло в горле.
Скальд уверенно и повелительно вытянул руку. Один из трэллов тут же вручил ему чашу. Хавсер выпил, даже предварительно не проверив, что это не мёд. Все было в порядке. Трэллы знали о его биологических возможностях и не хотели случайно отравить.
Хавсер глотнул еще раз разбавленного вина, прополоскал рот и вернул кубок обратно.
— Первое сказание, — произнес он, — история Олафера.
Олафер поднялся со своего места посреди одной из групп и кивнул, подняв чашу. Раздались одобрительные возгласы.
— На Прокофьеве, — начал Хавсер, — сорок великих лет назад Олафер и Длинный Клык сражались с зеленокожими. Суровая зима, темное море, черные острова, где не счесть зеленокожих было, что гальки на берегу. Тяжелая битва. Тому, кто там был, вовек не забыть ее. В день первый…
Одни части сказания приветствовали восторженным ревом, другие же мрачным молчанием. Некоторые вызывали смех, а иные вздохи горя и сожаления. Постепенно скальд вошел во вкус и начал понимать, какие обороты работают хорошо, а какие не вызывают ни малейшего впечатления.
Он совершил ошибку лишь единожды, когда в очередном сказании описал поверженных врагов как «пиршество для червей».
Кто-то прервал его. Огвай.
Ярл поднял руку, украшенную тяжелыми кольцами. Его озадаченный вид подчеркивал массивный пирсинг в нижней губе.
— Что это за слово? — спросил он.
Хавсер понял, что ни один из Волков не знает слово «червь». Почему-то он перешел с Ювика на Низкий Готик.
Это было тем более странно, поскольку название червя на Ювике он знал прекрасно.
— Ааа, — кивнул Огвай и сел обратно. — Теперь ясно. Почему же ты сразу так не сказал?
— Прошу прощения, — произнес Хавсер. — Я проделал длинный путь и собрал слов столь же много, сколь и историй.
— Продолжай, — сказал Огвай.
Хавсер продолжал. Он делал перерывы, когда ему это советовали, и спал по нескольку часов кряду, пока воины пили мёд и разговаривали. Иногда вновь начинался бой барабанов и антимузыка, и тогда некоторые Волки танцевали яростный антитанец — дикое, бешеное, экзальтированное безумие, походившее на одержимость или виттову пляску. В отсеке стало настолько жарко, что когда его звали, Хавсер выходил к очагу уже без шкуры.
Это было испытание на выносливость. Он ел все, что приносили эму трэллы, и старался как можно больше пить. Казалось, все истории, даже самые короткие и обрывочные, проходили сквозь всю жизнь Длинного Клыка, словно узор из узелков. Чтобы поведать все четыреста тридцать два рассказа, требовалось немало времени.
Последним станет сказание о смерти Длинного Клыка, которое будет состоять из воспоминаний Хавсера и Йормунгндра Два Клинка. Скальд знал, что когда дойдет очередь до него, он уже будет очень уставшим.
А еще он знал, что это сказание должно быть лучшим.
До него оставались еще больше шестидесяти историй, когда Огвай встал. Перерыв окончился. Эска разбудил Хавсера. После очередного безумного грохота барабаны несколько поутихли, и танцоры со смехом повалились на палубу, тут же схватив чаши с мёдом.
— Что происходит? — спросил Хавсер.
— Часть поминок — выбор преемника, — ответил Эска.
В Тра было несколько воинов, обладавших способностями, как у Длинного Клыка. Все они служили руническими жрецами, но теперь один из них должен стать старшим.
Они вышли вперед и опустились на колени вокруг Огвая. Расчесанные на прямой пробор волосы обрамляли лицо ярла, словно черные потоки. Он был обнажен до пояса. Запрокинув голову, Огвай вытянул руки и стал разминать плечи и шею. Его белоснежную кожу покрывал узор из серого пепла. Как и у Хавсера, на глаза Огвая была нанесена черная краска.
В правой руке он держал церемониальный клинок. Атам.
Ярл начал нараспев перечислять достоинства каждого кандидата.
Хавсер едва слушал его. Атам, то, как Огвай сжимал его в вытянутой руке, все это до ужаса напоминало ему о фигуре в Библиотехе Лютеции. История, которую он хранил в секрете на протяжении многих десятилетий, история, поведать которую он решился лишь Хеороту Длинному Клыку.
Он не сводил глаз с атама.
Ножи были не просто похожими. Каспер Хавсер знал толк в подобных вещах. Знал об их видах и стилях. Тут не могло быть ошибки, основанной на внешнем сходстве.
Это был тот самый нож.
Он резко встал.
— Что ты делаешь? — спросил Богобой.
— Сядь, скальд, — сказал Ойе. — Сейчас не твой черед.
— Почему он тот же самый? — спросил Хавсер, наблюдая за церемонией.
— Кто тот же самый? — раздраженно сказал Эска.
— Сядь и заткнись, — зарычал другой Волк.
— Почему нож тот же самый? — указал Хавсер на атам.
— Сядь, — сказал Богобой. — Хьолда! Ты сейчас у меня получишь, если не сядешь!
Огвай сделал выбор. Другие кандидаты пали ниц, признавая решение. Избранный воин поднялся с колен.
Новый рунический жрец Тра был молод, один из младших по возрасту кандидатов. Аун Хельвинтр получил свое имя из-за длинных и, несмотря на юность, белых как снег посреди суровой зимы волос. Он носил черную кожаную маску, а на плечах золотистую шкуру какого-то зверя. Жрец был известен своими отстраненными манерами, необычным поведением и привычкой необдуманно встревать в поединки, из которых он чудом выходил живым. Вюрд сплавился в Ауне Хельвинтре таким способом, что Огвай решил использовать его как можно лучше.
Намечалось какое-то действо. Вокруг Хавсера сгустилась тишина. Он думал, что это все из-за него.
Скальд ошибался. Волки обернулись к одному из ведущих в отсек входов, их золотые глаза злобно заблестели в свете огня.
Группа трэллов завела в трюм перепуганного офицера «Нидхёгга». Они вошли, невзирая на символы-обереги.
Огвай Огвай Хельмшрот переложил атам в другую руку и взялся за секиру. Ярл зашагал по трюму, готовясь зарубить нарушителя.
Но на полпути он замер. Только идиот не обратил бы внимание на символ и нарушил столь важную церемонию.
Только идиот или человек с настолько важным сообщением, что оно не могло ждать.
— Тебе понравилось сказание? — спросил Хавсер. — Оно развлекло тебя? Отвлекло?
— Оно было довольно забавным, — сказал Длинный Клык. — Но явно не лучшим из твоего репертуара.
— Уверяю тебя, что лучшим, — ответил Хавсер.
Длинный Клык покачал головой. В его бороде блеснули капельки крови.
— Нет, у тебя будут лучшие сказания, — произнес он. — Куда лучшие. Но даже теперь это не лучшее из того, что у тебя есть.
— Это самое поразительное событие, произошедшее со мной в старой жизни, — сказал Хавсер с некоторым вызовом. — В ней было наибольше… малефика.
— Ты знаешь, что это не так, — ответил Длинный Клык. — В глубине души ты знаешь это. Ты отрицаешь себя.
Хавсер проснулся. В один напряженный миг он думал, что вновь оказался в Библиотехе, или на ледяных полях вместе с Длинным Клыком, или даже в горящем дворе гибнущего города Тишины.
Но это был сон. Успокоившись, он снова лег, пытаясь замедлить учащенное дыхание и дико стучащее сердце. Это просто сон. Просто сон.
Хавсер растянулся на кровати. Он чувствовал себя усталым и не выспавшимся то ли из-за кошмара, то ли из-за лекарств. Руки и ноги болели. Искусственная гравитация всегда действовала на него подобным образом.
Сквозь ставни пробивался золотой свет, придавая комнате теплый и уютный вид.
Раздался электронный перезвон.
— Да? — сказал он.
— Сэр Хавсер? Пять часов, ваше время пробуждения, — произнес мягким модулированным голосом сервитор.
— Спасибо, — ответил Хавсер и сел. Все его тело затекло, он чувствовал себя изможденным. Ему давно не было так плохо. Вновь разболелась нога. Возможно, в ящике найдутся болеутоляющие.
Он доковылял до окна и надавил на кнопку, чтобы открыть ставни. Те поднялись с низким гулом, и в комнату хлынул золотистый свет. Он выглянул в окно, из которого открылось потрясающее зрелище.
Над полусферой внизу вставало солнце. Хавсер смотрел прямо на Терру во всем ее великолепии. Он созерцал ночную сторону планеты с ярко светящимися созвездиями городов-ульев за терминатором, видел искрящиеся в лучах солнца океаны кремово-белых завихрений облаков, а также мерцающие огни сверхорбитальной платформы «Родиния», величественно скользящей под той, на борту которой он находился. И это была… «Лемурия». Да, точно. «Лемурия». Роскошный люкс на нижней стороне платформы «Лемурия».
Хавсер взглянул на само окно. В толстом стекле он увидел собственное, освещенное солнцем отражение. Старый! Такой старый! Такой старый! Сколько ему лет? Восемьдесят? Восемьдесят стандартных лет? Он отшатнулся от окна. Это неправильно. На Фенрисе они пересоздали его, они…
Но он пока не попал на Фенрис. Хавсер еще даже не покинул Землю.
Купаясь в лучах золотого света, он потрясенно смотрел на отражение. Хавсер увидел в стекле отражение стоящего позади него человека.
Его охватил ужас.
— Как ты можешь быть здесь? — спросил он.
И проснулся.
В отсеке было темно и холодно, он лежал на палубе, закутавшись в шкуру. Хавсер слышал отдаленный гул двигателей «Нидхёгга». По его гусиной коже бежал холодный пот.
Никто не видел Огвая с того момента, как прервалась церемония. Фит сказал лишь, что Тра получила срочное послание с новой задачей, но вдаваться в подробности не стал. Как всегда, Хавсер не ожидал, что его посвятят в детали. Он прождал некоторое время, ожидая возобновления церемонии, но потом понял, что она уже закончилась. Костры погасли, и воины Тра разошлись кто куда. Большинство из них Хавсер нашел в оружейных палатах за подготовкой оружия и снаряжения или в тренировочных клетях. Лезвия затачивались, доспехи начищались и настраивались. Доспехи улучшались, к ним крепились безделушки и украшения. На петли нанизывались бусинки и клыки. На кончики болт-снарядов наносились символы-обереги. В резком свете оружейных залов Волки казались Хавсеру людьми, лишенными кожи. Их украшенные шнурками одеяния напоминали сухожилия и мускулы.
Никто не обращал на него внимания. Его голова была переполнена плохими снами и чувством, будто он проспал слишком долго. Он побрел к трюму.
В воздухе витал запах дыма. Хавсер коснулся символов-оберегов возле дверей, ощущая шероховатости там, где их стерли и лишили тем самым сил.
Хавсер вошел в трюм и немного постоял у дымящегося кострища. Скальд заметил в пепле блеск подношений, которые оставили воины, и разлитые по палубе лужицы мёда. Кое-где лежали брошенные барабаны и систры. Трэллы унесли с собой все чаши, блюда и фляги. Также нигде не было видно ритуальных предметов, которыми пользовались Найот Плетущий Нити и Огвай.
Ты можешь идти куда захочешь.
Так сказал ему Длинный Клык.
«Ты — скальд, а скальды пользуются значительными правами и привилегиями. Никто в Стае не может запереть тебя, держать на расстоянии или не позволять совать свой нос, куда только пожелаешь».
Хавсер направился в покои ярла.
Огвай обитал в каюте возле ядра корабля. Если «Нидхёгг» был логовом Тра, то его каюта представляла собой темнейшую часть в глубине пещеры, где спал вожак. Она была скудно обставлена и разделена занавесами из металлических звеньев, похожих на кольчугу. Фенрисский глаз Хавсера не нашел в холодных тенях ни намека на тепловой след, а нос учуял лишь слабый запах феромонов на разбросанных по палубе шкурах.
К покоям Огвая примыкал оружейниум. Большинство хранящихся предметов и устройств были трофеями, которые ярл взял с поверженных врагов. Там находилось ксенооружие всех форм и конструкций, которые Хавсер лишь мог себе представить: посохи, жезлы, веера, скипетры, маленькие изысканные машины. На других полках и стойках лежало естественное оружие живых существ: зубы, когти, хребты, шпоры, жвала, жала. Одни из них плавали в сосудах с консервантом. Другие были высушены. Некоторые были отполированы, словно ими собирались пользоваться. На мгновение Хавсер замер, поражаясь гротескным размерам некоторых экспонатов. Один серповидный коготь был с его руку. Или игла размером с гарпун. Он попытался вообразить пропорции существ, которые когда-то обладали ими.
На других стендах размещалось огнестрельное оружие и клинки. Хавсер прошелся вдоль ряда, пока не нашел коллекцию кинжалов и коротких мечей.
Там находилось и несколько атамов. Некоторые из них были изготовлены на Фенрисе. Консерватору в душе Хавсера вдруг стало безумно интересно, где же Огвай раздобыл остальные. Все они представляли собой бесценные реликвии со времен, предшествовавших Эре Раздора.
— Ты мог спросить его.
Хавсер резко повернулся, без колебаний схватив один из атамов и выставив его в сторону тени, откуда донесся голос.
— Это один из множества вопросов, которые тебе бы хотелось задать ему, не так ли?
— Покажись, — сказал Хавсер.
Что-то выбило атам из его руки. На скальда обрушился болезненный удар, а затем его резко вздернули в воздух.
Хавсера подняли и подвесили за наброшенную шкуру на кончик серповидного когтя. Атам, которым он только что размахивал, торчал в соседней стене. Скальд попытался развязать стягивающий шкуру узел. Он задыхался. Не мог освободить голову. Его ноги отчаянно дергались, словно крутя педали.
Задыхающегося Хавсера сняли и бросили на палубу, где он стал жадно глотать воздух.
Аун Хельвинтр присел возле него, уперев локти в колени.
— Мне все равно, кто ты, — произнес новый рунический жрец. — Но ты не будешь тыкать в меня ножом.
— Я понял свое упущение и приложу все усилия, чтобы исправить его, — язвительно прокашлял Хавсер.
— Ты что-то искал, не так ли? — заметил Аун Хельвинтр. — Ты что-то искал, а его здесь нет.
— Откуда ты знаешь?
— Ты громко думаешь, скальд.
— Что?
Аун Хельвинтр указал на стойки с кинжалами и атамами.
— Его здесь нет. Особого клинка, который ты искал.
Кожа Хельвинтра была почти льдисто-синей под гривой прямых серебряных волос. У него были продолговатые и острые, словно лезвие, черты лица, а глаза обведены краской. Казалось, он развлекался, будто некий коварный и опасный северный бог-обманщик.
Хавсер смотрел на рунического жреца, стараясь не выказывать тревоги. Он слышал голос Ауна Хельвинтра, но губы жреца при этом не шевелились.
— Твое удивление, Ахмад ибн Русте, — прошелестел рунический жрец, не раскрывая рта, — отражает бессознательное презрение к Шестому легиону Астартес.
— Презрение? Нет…
— Ты не можешь его скрыть. Мы варвары, генномодифицированные арктические дикари, вооруженные лучшим оружием, которых отправили выполнять грязную работу для наших цивилизованных хозяев. Так все считают.
— Я никогда не говорил, что… — возразил Хавсер.
— И даже не думал о подобном. Но в глубине души ты чувствуешь превосходство над нами. Ты, цивилизованный человек, прибыл сюда, чтобы изучать нас, будто магос биологис, осматривающий племя первобытных дикарей. Мы живем словно животные и слушаем шаманов. И все же … Великая Терра! Быть может, наши шаманы обладают реальным даром? Настоящими силами? Быть может, они нечто больше, чем одурманенные грибами годи, потрясающие костяными бубенцами и безумно вопящие в небеса?
— Псионики, — прошептал Хавсер.
— Псионики, — улыбнувшись, эхом отозвался Аун Хельвинтр. Теперь он говорил настоящим голосом.
— Я слышал, что у некоторых легионов есть собственные псайкеры, — сказал Хавсер.
— В большинстве действительно есть, — ответил Хельвинтр.
— Но они появляются достаточно редко, — сказал Хавсер. — Мутация…
— Мутация — бесценное сокровище нашего вида, — перебил его Хельвинтр. — Без нее мы были бы обречены на вечный плен Терры. Великие Дома Навигаторов позволили нам дотянуться до дальних звезд. Астротелепаты дают нам возможность общаться через бездну. Но никогда нельзя забывать о предосторожности. О контроле.
— Почему?
— Когда смотришь в бездну, никогда не знаешь, что оттуда может посмотреть на тебя.
Хавсер встал перед руническим жрецом.
— Ты все это устроил лишь для того, чтобы напугать меня? — спросил он.
— Цель в страхе, — ответил Хельвинтр. — На мгновение ты подумал, будто в воздух тебя подняла магия. Какой-то малефик. Много лет назад, у трупа собора, ты чувствовал себя похожим образом.
Хавсер вызывающе посмотрел на собеседника.
— Я могу прочитать твою память, которую ты разделил с Длинным Клыком, — сказал Хельвинтр.
— Ты хочешь сказать, — начал Хавсер, — что мой коллега Навид Мурза был псайкером, а я об этом даже не догадывался?
— В твоем обществе признают и используют псайкеров, скальд. На Старой Терре ты видел их едва ли не каждый день. Но распознавал ли ты их сразу? А на Фенрисе ты бы смог отличить шамана-шарлатана от человека, обладающего даром истинного зрения?
Хавсер сжал губы. У него не было ответа. Хельвинтр наклонился ближе и заглянул в глаза Хавсера.
— Правда в том, что твой коллега скорее всего не был псайкером. Он нашел грубый путь к чему-то еще. И в этом смысл. Это урок. Способность псайкера не существует сама по себе. Она позволяет нам использовать большую силу. Это всего лишь другой путь к тому же самому «чему-то еще». Лучший путь. Самый безопасный путь. Но даже на нем есть свои ловушки. Если хочешь, можешь определить малефик как любое колдовство, совершенное без строжайшего псайкерского контроля.
— Тебя послушать, так я живу во вселенной магии, — язвительно заметил Хавсер.
— Так и есть, — согласился Хельвинтр. — Разве это не вяжется с различными чудесами и ужасами?
— Что насчет ножа? — спросил Хавсер. — Это был тот нож.
— Он не был тем же, — ответил Хельвинтр. — Но что-то хотело, чтобы ты думал именно так. Что-то хотело, чтобы ты думал, будто Шестой легион Астартес управлял тобой и когда-то в прошлом вмешался в твою жизнь. Что-то хотело, чтобы ты подозревал нас и считал нас врагами.
Жрец взял со стойки один из атамов и показал его Хавсеру.
— Огвай пользовался этим ножом, — сказал он. — Теперь ты его узнаешь, не так ли?
— Да, — согласился Хавсер.
— Он был сделан так, чтобы походить на тот, который ты помнишь, — продолжил Хельвинтр. — Что-то проникло в твои воспоминания и изменило их так, чтобы ты настроился против нас.
Хавсер сглотнул.
— Что могло это сделать? — спросил он. — Кто мог это сделать?
Хельвинтр пожал плечами, будто вопрос не очень его волновал.
— Возможно, оно сделало так, чтобы ты научился разговаривать на Ювике и Вургене по прибытии на Фенрис.
Аун Хельвинтр призывно махнул рукой, хотя Хавсер не сомневался, что жест был лишним. Фит Богобой выпрыгнул из тренировочной клети и подошел к ним.
В тренировочном зале на ротной палубе «Нидхёгга» царил гул. Клеть Богобоя со скрежетом остановилась, хотя остальные были все еще заняты, а вокруг с визгом кружились механизированные дроны с клинками. На покрытой матами палубе некоторые Волки в кожаных доспехах вели тренировочные бои с помощью костяных палок.
Как и остальные воины Богобой в кожаных одеяниях походил на освежеванного человека. В разрезах лоснящейся маски блестели его золотые с черными точечками зрачков глаза. Он тренировался с двумя секирами, но вместо того, чтобы поставить их на стойку, захватил с собой.
— Жрец? — спросил он.
— Для тебя есть работа, — сказал Хельвинтр.
— Готов служить, — кивнул Богобой.
Хельвинтр взглянул на Хавсера.
— Скажи ему то, что говорил мне, — произнес жрец.
— Я никогда не был воином, — начал Хавсер.
Богобой фыркнул.
— Это не новость, — с весельем заметил он.
— Я могу закончить?
Богобой пожал плечами.
— Я никогда не был воином, но Влка Фенрика решила одарить меня большей силой и скоростью. У меня есть физические задатки, но нет навыков.
— Он хочет научиться обращаться с оружием, — сказал Хельвинтр.
— Почему? — спросил Богобой. — Он наш скальд. Мы защитим его.
— Если он хочет, это его право, — ответил Хельвинтр. — Считай, что научить скальда защищать себя, это часть нашего долга по его защите.
Богобой с сомнением осмотрел Хавсера.
— Нет смысла обучать тебя всему, — решил он. — Мы сосредоточимся на чем-то одном.
— Что ты предлагаешь? — спросил Хавсер.
Секира представляла собой однолезвийное оружие с покрытой серебром пластсталевой головкой с рукоятью длиной в метр, вырезанной из асахеймской кости, которая походила на полированную слоновую и будто мерцала внутренним желтым светом. Хавсер не знал, какому животному принадлежала кость, но ему сказали, что рукоять гибкая и прочная.
Прочная, как для него, надо полагать.
Секира висела в пластсталевой петле, крепившейся к поясу кожаным шнуром.
— Не отставай, — предупредил Медведь.
Хавсер и не собирался, но идти в ногу с Астартес было тяжело, да и от невыносимой жары он потел, как свинья.
Скальд был среди них единственным обычным человеком, крошечная фигурка в окружении двух десятков облаченных в доспехи Волков, которые с грохотом шли по туннелю. Трэллы и обычные слуги следовали чуть поодаль.
Отряд вел Огвай Огвай Хельмшрот, сжимая под мышкой шлем. В группе не было четкого разделения по рангам, но Аун Хельвинтр и Йормунгндр Два Клинка шли по обе стороны от ярла, а Найот Плетущий Нити и другие волчьи жрецы старались держаться в хвосте отряда.
Волки шли очень быстро, словно Огвай куда-то спешил. После сорока недель путешествия Хавсер задавался вопросом, что же такое важное могло заставить Волков забыть о предосторожностях. Они высадились с «Нидхёгга», едва тот встал на высокий якорь, что довольно сильно походило на спешное боевое десантирование, хотя скальд понимал, что это не так. Исключительно по приборам они преодолели мощнейшую бурю и скользнули под вулканический шельф, после чего приземлились в глубоких защищенных посадочных ямах.
На планете царила невообразимая жара. Путников со всех сторон окружала черная вулканическая скала, а воздух полнился запахом тухлых яиц, который свидетельствовал о сильной концентрации серы. Сам воздух походил на раскаленное марево. Спустившись следом за Богобоем по рампе «Грозовой птицы», у Хавсера заложило уши от перепада давления, говорившего о незримых атмосферных процессорах, ведущих постоянную борьбу за сохранение пригодной для жизни среды.
Но этот мир предназначался не для того, чтобы на нем существовала жизнь.
Посадочные ямы и туннели, ведущие от них к ядру планеты, были прямыми и ровными, словно были выплавлены промышленными мельтами. Туннели в вулканической породе имели неестественно гладкие, будто стекло, стены. Скальд все время слышал грохот бури и сейсмический рокот молодой планеты. Путь им озаряло просачивающееся сквозь гладкие стены и пол туннелей свечение от волн кипящего пламени. Казалось, они находятся внутри брошенной в костер бутылки. По мнению Хавсера, здесь удивительным образом смешалось нечто совершенно новое и безмерно старое. Подземелья походили на пещеры древних людей, которые ему не раз приходилось исследовать в экспедициях по консервации, но все же их создали недавно. Но также ему казалось странным смешение временного и вечного: кто-то обладал нужными властью, ресурсами и буровыми установками, чтобы высечь чертоги в твердой породе сверхвулкана и создать зону безопасной биосферы во враждебном мире. И то, и другое, было великой победой горной промышленности.
И все же Хавсера не покидало чувство, что как только намеченное дело завершится, это место покинут навсегда. Его создали для определенной цели. И он не сомневался, что безжизненность мира также была частью этой цели. В чем бы ни заключалось предстоящее дело, оно могло пойти наперекосяк. Еще бы. Ведь ради него вызвали целую роту Влка Фенрика.
Кто бы ни отдал приказ о начале строительства, ему хотелось изолировать это место так, чтобы здесь никто не смог попасть под перекрестный огонь.
— Что это за место? — спросил Хавсер, стараясь не отставать.
— Тихо, — шикнул Медведь.
— Сорок недель! Когда же вы мне скажете?
— Тихо, — с большим нажимом прошипел Медведь.
— Я не смогу сложить сказание, не зная подробностей, — возмутился Хавсер. — Это будет жалкая история, совершенно недостойная очага Тра.
Огвай резко остановился, застав врасплох быстро шагающий отряд. Все покорно замерли. Огвай обернулся и раздраженно взглянул на Хавсера. Из-за жара по лицу скальда ручьями тек пот. У всех Волков были полуоткрытые рты. Оскалившись, они часто дышали, словно собаки в полуденный зной.
— Чего он там хочет? — проворчал ярл.
— Я спрашиваю о том, какой же из меня скальд, если вы ничего не говорите мне, ярл, — ответил Хавсер.
Огвай взглянул на Ауна Хельвинтра. Рунический жрец на миг прикрыл глаза, успокоил дыхание и затем кивнул.
Огвай кивнул в ответ и перевел взгляд на Хавсера.
— Это место называется Никея, — сказал он.
Они вошли в большой круглый зал, проплавленный в толще скалы. Стены комнаты походили на блестящий от слюды черный стакан, но все же это место напомнило Хавсеру отделанные костью чертоги Этта.
Их уже ждали. По периметру зала стояли воины Шестого легиона Астартес, но они были не из Тра. Их встречала другая рота.
Амлоди Скарссен Скарссенссон, ярл Фиф, встал с каменной скамьи.
— Ог! — прорычал он, и два могучих ярла заключили друг друга в медвежьи объятия, стукнувшись нагрудниками. Огвай обменялся со Скарссеном парочкой острот, а затем повернулся к другому вожаку, который сидел рядом с ярлом Фиф.
— Владыка Гунн, — кивнул Огвай. Этот воин был старше и крупнее Скарссена и Огвая. Его вощеная борода была разделена на два изогнутых острых «бивня», а левую сторону лица покрывали черные линии, напоминавшие узор маски.
— Кто это? — спросил Хавсер Богобоя.
— Гуннар Гуннхильд, прозванный Владыка Гунн, ярл Онн, — ответил Богобой.
— Он ярл первой роты? — спросил Хавсер.
Богобой кивнул.
Три роты. Три роты? Что же происходит на Никее, если здесь понадобилось целых три роты Волков?
Владыка Гунн обошел Огвая и шагнул к Хавсеру.
— Так это и есть скальд? — спросил он. Ярл взял голову Хавсера в огромные ладони и откинул назад, одновременно растягивая глаза скальда, чтобы заглянуть в них. Потом он открыл рот Хавсеру и принюхался к его дыханию, будто тот был домашней скотиной.
Воин отпустил Хавсера и отвернулся.
— Уже началось? — спросил Огвай.
— Да, — ответил Скарссен, — но пока лишь вступление. Они не знают, что мы здесь.
— Я не хочу, чтобы они знали, — сказал Охтхере Творец Вюрда. Он был одним из многих рунических жрецов, которые безмолвно, будто призраки, стояли позади сидевших ярлов. Волки часто глотали ртами воздух. Но, казалось, вулканический жар зала не мешал жрецу Скарссена. Даже озарявший зал рассеянный пульсирующий свет, словно холодный огонь, придавал его лицу зеленоватый оттенок. Творец Вюрда взглянул на Ауна Хельвинтра. Между ними на мгновение словно что-то промелькнуло.
— Я не хочу, чтобы они знали, — повторил Творец Вюрда.
— Мы здесь просто в качестве меры безопасности, — заметил Владыка Гунн. — Потрудитесь это понять. Мы покажем свою силу, только если вюрд обернется против нас. Если подобное случится, пощады никому не давать, а нашей главной задачей станет обеспечение безопасности первичных целей. Любой, кто встанет у нас на пути, должен быть убит. Это ясно? Мне все равно кто это будет. Для этого мы здесь. Убедитесь, что все в Тра понимают это.
Творец Вюрда откашлялся.
— Хочешь что-то добавить, жрец? — спросил Владыка Гунн.
Творец Вюрда кивнул на Хавсера.
— Ты сказал, что говорить здесь безопасно, — промолвил Владыка Гунн.
— Настолько безопасно, насколько это вообще возможно, — подтвердил Творец Вюрда. — Но не думаю, что нам следует обсуждать планы Стаи перед скальдом. Пусть он где-нибудь подождет.
— Варангр! — крикнул Скарссен. Его герольд вышел из рядов стоящих у стен воинов.
— Да, Скарси?
— Вар, пристрой где-нибудь ибн Русте.
— Где, Скарси?
— Мы ведь уже решили, что после высадки его следует доставить в тихую комнату.
— Правда, Скарси? Правда? В тихую комнату?
— Да, Вар! — отрезал Скарссен и взглянул на Владыку Гунна. — Ты не согласен?
Владыка Гунн пожал плечами и рассмеялся, хотя в смехе чувствовалось рычание леопарда.
— Вальдор специально просил нас не поддаваться на провокацию, но ведь не он отдает нам приказы. Как думаешь, жрец?
Творец Вюрда учтиво склонил голову.
— Как тебе будет угодно, Владыка Гунн, — сказал он.
— Мне вообще мало что угодно, годи, — ответил Владыка Гунн. — Находиться здесь мне не угодно. Сама сущность этого совета, важность поставленного на карту, адское политиканство и интриги, все это мне совсем не угодно. Однако заточение этого карлика в тихой комнате может меня ненадолго развлечь.
Все Волки разом засмеялись. Хавсер вздрогнул.
— Сюда, — сказал Варангр.
Творец Вюрда задержал Хавсера, прежде чем герольд Фиф не увел его.
— Мне говорили, ты был с Длинным Клыком, когда его нить оборвалась.
— Да.
— Не забывай, куда он привел тебя, — сказал Творец Вюрда. — Он провел бы и дальше, если бы мог последовать за тобой.
Варангр вывел Хавсера из зала и повел к загадочной тихой комнате. Едва они вошли в туннель, как скальда начало мутить.
— Пробирает до кишок, верно? — довольно спросил Варангр. — Словно ножом. Нет, скорее как клеймом.
— Что это?
— Это они, — ответил герольд, будто это все объясняло. Пол туннеля дрожал от тектонического гула, вдоль стекловидных стен текла ярко-оранжевая лава. Хавсера начало пошатывать, перед глазами все плыло. Он прислонился к стене, несмотря на то, что она была почти раскаленной.
— Ты привыкнешь, — сказал Варангр. — Не знаю, что хуже — чувствовать их или чувствовать, что они не пускают.
В конце туннеля с каменного свода на них взирал символ-оберег.
Они прошли под ним, и Варангр завел скальда в квадратную комнату, несколько меньше той, в которой расположились ярлы Волков. Пол был сделан из шероховатой серой пирокластической породы139, но сквозь стеклянные стены и потолок все равно мерцали вулканические огни, освещая зал тусклым светом. На каменных блоках, высеченных из серой слоистой скалы, сидело шесть высоких фигур. Едва Варангр и Хавсер успели войти, как они разом встали.
— Можешь поесть, — сказал Варангр, указав на поднос, стоявший на блоке поменьше. На нем находились пайки сухого рациона, кувшин с холодной водой, фляга мёда и закрытая чаша. Судя по запаху, в чаше было свежее мясо, которое начало портиться на жаре.
— Располагайся, — бросил Варангр и ушел.
Хавсер взглянул на фигуры перед ним. Это были женщины, высокие, выше его, облаченные в богато украшенные доспехи с высокими горжетами. В свете огня их доспехи казались золотыми или из кованой бронзы. Несмотря на жару, женщины носили длинные роскошные плащи темно-красного цвета. С поясов и пластин брони свисали тонкие пергаменты и манускрипты, крепящиеся алыми полосами и восковыми печатями. Каспер Хавсер мог перечислить огромное количество исторических исследований, посвященных значению и использованию молитвенных лент. Он многое знал о важности и реальной психофизической силе, которой примитивные культуры некогда наделяли писаное слово. Для многих цивилизаций прошлого молитвы, обереги или проклятия, записанные ритуальным способом, а затем церемониально прикрепленные или иным образом данные человеку, были предметами сверхъестественной силы. Они защищали владельца. Они были символами-оберегами или притягивали удачу. Они были способом превратить желаемое будущее в реальность. Они были заклинаниями, отражающими беды.
То, что женщины носили такие же украшения, как и древние крестовые паломники, походило на величайшее проявление язычества, которое ему приходилось видеть в жизни, а учитывая, сколько времени Хавсер провел с Влка Фенрика, это действительно говорило о многом. Фенрисцев закалял суровый климат их планеты. Эти женщины имели холодную привлекательность, их оружие и доспехи являли собой венец терранской технологии. У каждой из них был покрытый серебром полуторный силовой меч ужасающей красоты. Острия клинков упирались в пол. Воительницы скрестили бронированные запястья на навершиях эфесов.
Ни одна из женщин не носила шлем, решетчатые горжеты золотых доспехов скрывали их рты и нижнюю часть лиц. Глаза без носа и рта, глаза над золотыми решетками. Они будили старые воспоминания, которые он старался забыть. Рот, улыбка и скрытые глаза.
Женщины взирали на него суровым немигающим взглядом. Их головы были обриты за исключением длинных хвостов на макушках.
— Кто вы? — спросил он, утирая со лба пот. Его кожа стала липкой.
Они не ответили. Хавсеру не хотелось даже смотреть на них. Все это было необычайно странно. Ощущение желчной тошноты вернулось с удвоенной силой. Женщины имели завораживающе прекрасные фигуры, но он вовсе не стремился смотреть на них. Хавсер хотел что-то сделать, но они словно отталкивали его. Сам факт их присутствия заставил его все дальше отходить назад.
— Кто вы? — отворачиваясь, вновь спросил он. — Что вы?
Ответа не последовало. Скальд услышал лишь слабый металлический скрежет, когда наконечник меча оторвался от пирокластического пола. Все еще глядя в сторону, Хавсер выхватил секиру. Это было легкое, практически рефлекторное движение, как и учил его Богобой: положить левую руку под навершие, большой палец на обух, едва ли не вырвать его из пластсталевой петли, прежде чем ухватить рукоять правой рукой на уровне живота, а левую переместить на нижнюю часть. После этого оружие оказывается на уровне груди готовое к бою.
Откуда-то повелительно пророкотал голос. Он был настолько глубоким, что скорее походил на сейсмический толчок.
Хавсер осмелился поднять глаза. Он не выпускал секиру из рук, готовый в любой момент нанести удар.
Прекрасные в своей отвратительности, отвратительные в своей красоте женщины окружили его. Их полуторные мечи были нацелены прямо на него. Любая из них могла оборвать его жизнь простым взмахом рук.
Голос загрохотал снова. В этот раз он прозвучал громче: гортанный рев зверя, смешанный с яростным извержением вулкана.
Женщины разом отступили назад, приняв положение «вольно» и закинув мечи на плечи. Голос прорычал в третий раз, уже мягче, и женщины разошлись в стороны.
Хавсер быстро отступил от них как можно дальше вглубь комнаты. Там он заметил гигантскую темную фигуру, озаряемую багряным лавовым свечением. Именно ей принадлежал голос.
До Хавсера донеслось мягкое глубокое дыхание. Частое дыхание крупного, уставшего от жары зверя.
Фигура вновь заговорила. От ее голоса у Хавсера задрожала диафрагма. Ужас пробрал его до глубины души, но, как ни странно, это простое первобытное чувство было ему по душе больше, чем отвращение, которые вызывали в нем те женщины.
— Я не понимаю, — сказал Хавсер. — Я не понимаю, что вы говорите.
Он вновь содрогнулся от голоса.
— Сэр, я слышу ваш голос, но не понимаю язык, — настаивал Хавсер.
Фигура шевельнулась и взглянула прямо на него. Хавсер увидел ее лицо.
— Мне сказали, ты говоришь на жаргонах Влка Фенрика, — промолвил Леман Русс.
Десятая глава: Очевидец
Волчий Король выпрямился, словно великан-элементаль, пробуждающийся от земной дремы.
— Ювик, Вурген, — сказал он. — Мне сообщили, что ты свободно владеешь ими обоими.
В каждом его слове чувствовалось влажное рычание леопарда, присущее всем фенрисским Астартес. Хавсер заворожено смотрел на примарха. Волчий Король превосходил обычного Астартес абсолютно во всем. Скальд словно увидел самого бога. Казалось, будто великолепная, с идеальными пропорциями, статуя классической античной эпохи, на семьдесят пять процентов крупнее стандартов простого человека, обрела собственную жизнь.
— Ну? — спросил Русс. — Или ты заодно разучился говорить и на Низком Готике?
— Сэр, я… — запнулся Хавсер. — Сэр… вы говорите на Низком Готике?
— Сейчас — да.
— Тогда даже не знаю, — произнес Хавсер. Ему отчаянно хотелось, чтобы его голос не звучал столь жалко и тонко. — Я мог говорить на Вургене и Ювике, пока не попал в тихую комнату. Но в то же время я не общался на них до прибытия на Фенрис, поэтому думайте, что хотите.
Волчий Король задумчиво поджал губы.
— Думаю, это лишь подтверждает точку зрения Творца Вюрда и остальных. Тебя изменили, Ахмад ибн Русте. В какой-то момент, до прибытия на Фенрис, некий человек, скорее всего псайкер, проник в твой разум.
— Аун Хельвинтр также говорил о чем-то подобном, сэр. Вполне вероятно, так оно и есть. Но в таком случае я больше не могу доверять сам себе.
— Представь, что сейчас чувствуем мы.
Хавсер поднял взор на Волчьего Короля.
— Тогда почему вы меня вообще терпите? Я не достоин доверия. Я — малефик.
— Лучше присядь, — произнес Волчий Король и указал на каменную скамью. — Садись, и давай поговорим.
Волчий Король также восседал на похожей каменной скамье. Возле него стояла глубокая каменная чаша, до краев наполненная медом. Его доспехи были почти черными, словно их опалили и заставили потускнеть в кузнице, но Хавсер подозревал, что во всем была виновата игра огня и тени. Под открытым небом, подумалось скальду, они окажутся серыми, подобно грозовым облакам.
Его огромные доспехи покрывало столь много отметин и боевых шрамов, сколько Хавсеру еще не приходилось видеть. По сравнению с ними даже массивные комплекты доспехов терминатора казались мелкими. Они были исцарапаны и ободраны, но повреждения здесь играли роль украшений, подобно узелкам и гравировке на обычных доспехах. С плеч Русса ниспадала черная волчья шкура. Казалось, она целиком укутывала примарха, словно лес, скрывающий холм или грозовые облака горную вершину. Его лицо было гладко выбритым, а кожа белая, будто мрамор. На таком расстоянии Хавсер заметил на ней светлые веснушки. У Волчьего Короля были длинные волосы. Толстые косы ниспадали до самого нагрудника, заканчиваясь вплетенными отполированными камнями. Остальные волосы были залакированы в торчащие во все стороны иглы. Воины Тра не раз рассказывали Хавсеру истории о Волчьем Короле. По их словам, его волосы были красными, или цвета ржавчины, или же расплавленной меди. Хавсер понял, что это не так. По его мнению, у Волчьего Короля волосы были светлые, но словно испачканные кровью.
Русс пристально смотрел на Хавсера, пока тот усаживался на предложенное ему место. Примарх отхлебнул из чаши. Он все еще тяжело дышал, словно огромное млекопитающее, страдающее от жары и неспособное сбросить мех.
— Этот зал подтверждает, что тебя изменили.
— Они называли его тихой комнатой, — произнес Хавсер. — Сэр, кто эти женщины?
Он указал на застывших в другом конце зала закованных в доспехи фигуры, все еще не находя в себе сил взглянуть на них.
— Члены Безмолвного Сестринства, — ответил Русс. — Древний терранский орден. Некоторые зовут их нуль-девами.
— Почему они кажутся мне столь… неприятными?
Русс улыбнулся. Его лицо приняло странное выражение. У него был удлиненный фильтри тяжелая нижняя губа. В сочетании с высокими веснушчатыми скулами это делало похожим его рот на пасть, а улыбку — на угрожающий оскал.
— Такова их функция… кроме того, они сражаются, как черти. Они пустышки. Неприкасаемые. Псайкер-инертные. У них есть ген парии. Пока они с нами, ничто на Никее не сможет увидеть нас или подслушать наши мысли. В остальных залах этих дев куда больше, и одного их присутствия достаточно, чтобы скрыть Влка Фенрика. Но Гунн все равно посоветовал мне оставаться здесь, в самом центре.
— Почему?
— Чтобы не расстраивать моего брата, — ответил Русс.
— Почему? Что он может сделать? — тяжело сглотнув, переспросил Хавсер. В действительности же он хотел спросить «кто ваш брат?»
— Что-нибудь глупое, о чем все мы будем чертовски долго сожалеть, — произнес Русс. — Мы здесь для того, чтобы убедиться, что он придет к верному выводу. А если не придет, то нам предстоит убедиться, чтобы последствия неверного выбора свелись к минимуму.
— Вы говорите о другом примархе, — догадался Хавсер.
— Да, это так.
— Вы говорите о том, чтобы поднять оружие на другого примарха?
— Да. В случае необходимости. Забавно, но, похоже, мне всегда достается самая грязная работенка.
Волчий Король встал с лавки и потянулся.
— Как только ты вошел сюда, сэр, — сказал Русс, насмехаясь над Хавсером, — неприятные сестренки заблокировали то, что играло с твоей головой. Мне было бы очень интересно узнать, кто же все-таки тобой управляет.
— Управляет?
— Разуй глаза, Ахмад ибн Русте! Ты шпион. Пешка в очень длинной игре.
— Шпион? Уверяю вас, сэр, не по своей воле! Я…
— Да замолчи ты, человечишка! — прорычал Волчий Король. Одна лишь сила вибрации заставила Хавсера упасть обратно на лавку. — Знаю, что не по своей. Мы потратили много времени и усилий, проверяя тебя. Мы хотим узнать, какой именно ты шпион: обычный собиратель информации или же у тебя есть куда более коварная задача. Мы хотим узнать, кто тебя направляет и по чьей воле ты попал в Влка Фенрика двадцать лет назад.
— Это был мой выбор. Я выбрал Фенрис из чисто научного интереса и…
— Нет, — произнес Леман Русс. — Нет, не ты. Ты только думал, что это твой выбор. Ты чувствовал, будто это твой выбор, но на самом деле это не так.
— Но…
— Это не так, и со временем ты и сам поймешь.
Волчий Король сел обратно. Он наклонился и заглянул Хавсеру в глаза. Скальд, сам того не желая, задрожал.
— Люди считают, что Шестой легион состоит из одних дикарей. Но ты провел с нами достаточно времени, чтобы понять, что это не так. Мы сражаемся разумно. Мы не просто с воем бросаемся в бой, хотя со стороны это может именно так и казаться. Мы собираем точную информацию и используем ее. Мы пользуемся любой лазейкой, любой слабостью. Мы безжалостны. Мы не глупцы.
— Мне говорили об этом, — ответил скальд. — Я видел это собственными глазами и слышал, как ярл Огвай повторял этот урок своим воинам.
— Ярл Огвай знает, как именно я командую легионом. Иначе он бы не стал ярлом. Я придерживаюсь определенных принципов ведения войны. Ты удивлен?
— Нет, сэр.
— Тебя мог внедрить к нам враг или потенциальный противник, — сказал Волчий Король. — Но вместо того, чтобы избавиться от тебя, мне бы хотелось воспользоваться тобой. Не желаешь ли ты помочь мне?
— Готов служить, — моргнув, ответил Хавсер.
— Твоя нить может оборваться, — сквозь улыбку пророкотал Леман Русс, — но я хочу, чтобы ты испытал лед и попытался сделать так, чтобы пославшие тебя люди раскрыли себя.
Русс вновь поднялся.
— Женщины! — крикнул он и махнул Сестрам Безмолвия следовать за ним. Все шестеро двинулись одновременно, их полуторные мечи одним плавным движением опустились им на плечи. Хавсер услышал лишь скрежет металла по камню.
Русс сделал еще один глоток меда, поставил чашу обратно и вышел через вырезанную мельтой дыру напротив коридора, из которого ранее появился Хавсер. Следуя за ним, у скальда было время, чтобы оценить размеры широкого меча, покоившегося в отделанных перламутром кожаных заспинных ножнах. Он был великолепен и обладал гипнотическим совершенством близящейся бури или разверзнутой пасти хищника. Палаш был крупнее и выше, чем сам скальд. Он определенно не уместился бы в гроб, сколоченный для Каспера Хавсера.
Словно почетная гвардия, женщины-воительницы окружили их по трое с каждой стороны. От их близости у Хавсера мурашки пошли по коже. Войдя в зал, он так и не спрятал секиру, и теперь его пальцы непроизвольно сжались вокруг ее теплой рукояти. По его лицу лился пот.
Проход был коротким, и, спустившись по нескольким грубым шероховатым ступеням, они оказались в огромном зале с высоким потолком. После узких туннелей и тихой комнаты от его размеров у Хавсера перехватило дух. Некогда в эту часть скальной породы потоком лавы вынесло гигантский пузырь, который со временем затвердел. Пол пыл выровнен с помощью мельты, но верхняя часть пещеры изгибалась естественным образом, подражая церковному нефу. Теплый воздух доносил до скальда бормотание, эхо множества голосов, кажущихся тихими из-за необъятности зала.
Здесь располагался командный центр. На металлических плитах, уложенных на пол, стояли переносные электрогенераторы, питавшие когитаторы и вокс-установки. Зал освещался вмонтированными в стены лампами, и, как заметил Хавсер, у выходов были развернуты автоматические орудия-часовые и полевые генераторы. Это была настоящий укрепленный пункт. Его возвели таким образом, чтобы можно легко оборонять. С потолка свисали ряды гордых имперских знамен и флагов, поникших и неподвижных от гнетущей жары. Это были боевые символы и свитки почестей, шитые золотыми нитями ткани, свидетельствующие о величии и мощи Империума Человека. Даже здесь, в этом временном помещении, было решено их вывесить, словно это был один из великих залов Королевского Дворца Терры.
В командном центре работал самый разный персонал. Во все стороны носились сотни людей и сервиторов. По углам огромного зала стояли безмолвные сестры, накрывая его своей болезненной аурой. По большей части за консолями сидели офицеры Имперского Флота и Гегемонского Корпуса, хотя Хавсеру удалось заметить также несколько трэллов Шестого легиона и людей-слуг в униформе других организаций.
Но более всего скальда поразили фигуры, закованные в золото. По крайней мере с десяток их присматривал за ходом некоторых работ. Доспехи этих воинов походили на те, что носили Астартес, но были куда легче и сработаны искусными мастерами с огромным тщанием. Одни великаны стояли с непокрытыми головами. Другие же были облачены в золотые конические шлемы с пылающими зелеными линзами и красными плюмажами.
Они были кустодиями, преторианцами-телохранителями Верховной Терры. Эти могучие постчеловеческие существа были созданы по совершенно иному принципу, нежели Астартес и примархи, и занимали промежуточную между ними ступень: их было совсем немного, но по силе и умениям они значительно превосходили космических десантников.
— Мне кажется… — начал Хавсер.
— Что? — грубо спросил Русс и внезапно обернулся, чтобы взглянуть на шедшего позади скальда. — Что ты сказал?
— Мне кажется, есть только одна причина, по которой здесь могли появиться воины Легио Кустодес, — закончил Хавсер.
— Тогда тебе правильно кажется.
— Он здесь, — произнес Хавсер.
— Да, здесь.
Каспер Хавсер медленно поднял голову и посмотрел на стеклянный потолок скалы. В вулканических стенах пульсировала магма, но на самом деле скальд видел только воображаемый свет. Он никогда не думал, не осмеливался думать, что окажется в такой близости от…
— Он здесь? — прошептал он.
— Да! Вот почему мы стараемся вести себя хорошо.
Волчий Король махнул одной из благородных золотых фигур, которая неподалеку наблюдала за работой персонала кодификатора. Воин уже успел заметить прибытие рассерженного Волчьего Короля. Как и все остальные в комнате. Они приближались с некоторой поспешностью, словно не хотели заставлять примарха ждать.
Или не хотели оставлять его одного, чтобы тот не успел наломать дров.
Кустодий добрался до них первым. Вблизи Хавсеру стало ясно, что орнаменты практически полностью покрывали его золотые доспехи. Вокруг застежек горжета извивались змеи, которые тянулись дальше по плечам и нагруднику. На наручах и рукавицах вырисовывались солнца, звезды и луны во всех фазах. Здесь можно было найти деревья, огни, лепестки, бриллианты, кинжалы, фигуры таро и открытые длани. На скальда смотрели глаза и циркумпункты. Историк-символист в Хавсере увидел работу целой жизни в каждой части доспехов кустодия, в геральдической и культурной значимости каждого знака и гравировки, каждой надписи и девиза. Человек был ходячим артефактом. Неполное, но познавательное пособие по эзотерическим традициям человечества, воплощенное в силовых доспехах.
С плеч кустодия ниспадал красный плащ, а пояс покрывал килттого же цвета, поверх которого была надета боевая юбка из скрепленной штифтами кожи. Из-за глухого конического шлема с густым плюмажем красных волос он казался еще выше. Кустодий взглянул на Волчьего Короля через слабо светящиеся зеленые линзы и коротко кивнул.
— Мой лорд, что-то случилось? — спросил он. Его голос звучал несколько сухо из-за вокса шлема.
— Я просто говорю, что мы стараемся вести себя хорошо, Константин.
— Действительно, мой лорд. Ну, так что-то случилось? Я думал, вы отдыхаете в тихой комнате. Мы сейчас несколько заняты.
— Да. Константин, это скальд роты Тра. Я разрешил ему здесь осмотреться. Скальд, познакомься с Константином Вальдором, претором кустодиев. Постарайся выглядеть пораженным. Это очень важная птица. Его работа — охранять моего отца.
— Мой лорд, можно вас на два слова? — спросил Вальдор.
— Вообще-то я вас знакомлю, Константин, — резко ответил Русс.
— Я настаиваю, — искаженный воксом голос Вальдора казался угрожающим. Позади претора встал еще один кустодий вместе с двумя Астартес, один из которых был облачен в красные доспехи, а другой в тяжелый комплект пепельно-серых с зеленой окантовкой доспехов терминатора. Из его шлема, подобно бивню, торчал рог. Остальной персонал, находившийся в непосредственной близости, прервал работу, чтобы взглянуть на перепалку. Кругом порхали маленькие, размером с новорожденного, сервиторы-херувимы со стрекозиными крылышками. Их лица представляли собой серебряные маски, а крылья вяло трепыхались с гулом, словно от двигателей самолета.
— Знаешь что? — произнес Волчий Король. — Последнему, кто настаивал, я оторвал руки и вставил ему в задницу.
Херувимы взвизгнули и бросились за спину Вальдору.
— Мой лорд, — спокойно ответил кустодий. — Ваше постоянное желание играть роль короля варваров, конечно, очень забавно, но мы сейчас и правда заняты…
— Ох, Константин! — расхохотался Русс. — Я так и знал, что ты это скажешь!
С этими словами он дружески хлопнул претора по плечу, от удара которого, Хавсер даже не сомневался, на золотых доспехах кустодия осталась вмятина.
— Лорд Русс, я вынужден поддержать заявление лорда Вальдора, — произнес Астартес в красном. — Это не место для…
Его голос затих, когда выключился потрескивающий вокс в его шлеме. Астартес кивнул на Хавсера.
— Размахивания секирой, — закончил он.
Хавсер понял, что так до сих пор и не спрятал оружие. Он быстро закинул секиру обратно в петлю на поясе.
— Смотри сюда, скальд, — Волчий Король взмахнул рукой, указав на все четыре фигуры разом. — Они тебя явно недолюбливают. Видишь вон того, в красном? Это Ралдорон, Магистр Ордена из Кровавых Ангелов моего брата Сангвиния. А вон тот здоровяк, это Тифон, Первый Капитан Гвардии Смерти. Запомни их имена, чтобы ты мог сложить подробное сказание об этом дне у очага Тра.
— Довольно, мой лорд, — сказал Тифон. — Нужно придерживаться мер безопасности…
— Ого-го! Не слишком ли ты много на себя берешь, Первый Капитан? — Русс шагнул вперед и обвинительно указал на Астартес в пепельно-серых доспехах. — Ты не смеешь… не смеешь говорить примарху «довольно».
— Тогда, возможно, смею я, — раздался другой голос. Все разом обернулись. Новоприбывший обладал таким же ростом и ощутимой аурой присутствия, что и Леман Русс, он блистал, словно яркая звезда. Он был светом и эстетическим совершенством там, где Русс являл собой первобытную энергию с кроваво-золотой гривой. Рядом с ними меркли даже величественные кустодии.
— Ты, — обиженно буркнул Русс. — Да, думаю, ты смеешь.
Он бросил взгляд на Хавсера.
— Знаешь, кто это?
— Нет, сэр, — пробормотал скальд.
— Что ж, сэр, это мой брат Фульгрим.
Примарх Детей Императора был облачен в великолепно сработанные пурпурно-золотые доспехи. Белые волосы обрамляли лицо болезненно-идеальной красоты. Он одарил Хавсера мимолетной, но ласковой улыбкой.
— Опять надоело сидеть в тихой комнате, брат? — поинтересовался Фульгрим.
— Да, — ответил Русс и отвел взгляд.
— Но ты ведь понимаешь, что должен оставаться там какое-то время? Он может расценить твое присутствие как провокацию, особенно если обнаружит, что именно ты настаивал на этом наказании.
— Да, да, — нетерпеливо бросил Русс.
Фульгрим вновь улыбнулся.
— Держи себя в руках. Старайся не высовываться, чтобы собранные нами доказательства оказали еще больший эффект. Твой человек, Творец Вюрда, уже готов поведать сказание.
— Хорошо. Тогда с секретностью будет покончено, и мне больше не придется прятаться за спинами сестер, — произнес Русс.
— Но все же, — печально добавил он, — как мне хотелось бы увидеть выражение его лица, когда выскажется Творец Вюрда. Или по крайней мере услышать об этом в последующие годы от моего скальда.
Волчий Король схватил Хавсера за руку и, пару раз тряхнув для пущей выразительности, потащил за собой.
— Мы стараемся быть с тобой терпеливыми, брат, — сказал Фульгрим.
— Пожалуйста, мой лорд, — присоединился Вальдор. — Сейчас не лучшее время для…
— Вы так и не дали мне представить его, — резко прервал их всех Русс. — Не очень-то учтиво с вашей стороны. Это скальд Тра, также известный как Ахмад ибн Русте, также известный как Каспер Ансбах Хавсер.
Присутствующие разом умолкли.
— Русс, ну ты и пес, — выдохнул Фульгрим.
Вальдор потянулся к высокому шлему, отсоединил застежки на горжете и снял его с шипением стравливаемого газа, после чего передал шлем другому кустодию.
— Решили немного поиграть с нами, мой лорд? — спросил он, пытаясь придать своему голосу нотку веселья. Голова Вальдора была покрыта седой щетиной. Кустодий обладал также высоким лбом и орлиным профилем. Он походил на человека, которому редко приходится улыбаться.
— Да, Константин, — проурчал Русс. — Я соскучился в тихой комнате. Мне нужно было чем-то заняться.
— Вы могли упомянуть об этом человеке немного ранее, — произнес Вальдор, после чего взял у своего товарища переносной сканнер и провел им по Хавсеру.
— Потому что я чем-то важен? — спросил Хавсер.
— Именно, Каспер, — ответил Фульгрим.
— Вы знаете, кто я? — ошеломленно спросил Хавсер.
— Нас проинформировали, — протрещал вокс шлема Ралдорона.
— Каспер Хавсер, выдающийся ученый и исследователь, — произнес Тифон, — основатель и руководитель проекта Консерватории, получившего личное одобрение Императора.
Тифон снял увенчанный грубым рогом шлем. Под ним оказалось бородатое холерическое лицо, обрамленное длинными черными волосами.
— Около семидесяти стандартных лет назад внезапно ушел по собственному желанию, после чего исчез, вероятнее всего, во время необъяснимого и опрометчивого путешествия на Фенрис.
— Вы знаете, кто я, — выдохнул Хавсер.
— Нужно рассказать ему, — произнес Константин Вальдор.
— Вы говорите так, будто вся моя жизнь идет по чьим-то правилам, — сказал Хавсер. Вокруг него жужжали сервиторы.
— Возможно, так и есть, — ответил Русс.
— Я отказываюсь верить в это, — произнес скальд.
— Скольким еще нужно сказать тебе об этом, чтобы ты начал слушать? — пророкотал Русс.
— Пожалуйста, мой лорд, — упрекнул примарха сопровождавший их другой кустодий.
— Константин, следи за своим щенком, — предупредил Русс.
Вальдор кивнул другому кустодию. Тот снял гравированный шлем, под которым оказалось моложавое лицо.
— Амон Торомахиан совсем не щенок, Волчий Король. Не насмехайтесь над ним.
Русс расхохотался. Он сидел на пороге складской части командного центра, наблюдая за ходом биопроверки. Скрестив руки, стоявший рядом Фульгрим лишь хмыкнул и покачал головой.
Они отвели Хавсера в небольшой медицинский отсек, расположенный в углу главного зала. Его попросили лечь на кушетку. Закрепив на нем дефибрилляторы и проводки, специалисты начали биометрическое сканирование. Сервиторы тампонами смазали Хавсеру кожу, чтобы к ней можно прикрепить небольшие контакты.
— Я отправился на Фенрис, потому что меня влекло то желание учиться и открывать, которое одолевало меня еще с детства, — произнес Хавсер, понимая, что начинает оправдываться. — На мое решение повлияло неудовольствие тем, что после долгой и преданной работы на службе Объединению меня просто отпихнули на второй план. Я был сердит. Расстроен. Я решил отбросить жалкое политиканство Терры, препятствовавшее моим усилиям, и как историк-культуролог предпринять чисто исследовательскую экспедицию на один из самых диких и загадочных миров Империума.
— Несмотря на то, что ты с самого детства боялся волков? — спросил Вальдор.
— На Фенрисе нет волков, — ответил Хавсер.
— Ты ведь знаешь, что есть, — прорычал Русс, его голос перерос во влажное рычание леопарда, — и знаешь, кто они.
Хавсер заметил, что у него слегка дрожат руки.
— Тогда… тогда, если вы ищете некую глубинную психологическую причину, возможно, дело в том, что я хотел встретить и преодолеть свою детскую фобию.
К ним присоединился Аун Хельвинтр. Перекатывая из ладони в ладонь полированные морские ракушки, он присел на одну из кушеток, которая прогнулась под его огромным весом.
— Вряд ли, — сказал он. — Думаю, это ключ. Страх. Этот особый страх. Он обладает силой. Думаю, именно с его помощью они смогли проникнуть в тебя. Но мы так и не смогли найти триггер, несмотря на то, что просмотрели все твои мысли во время хладной дремы, и то, насколько близко к разгадке удалось подобраться Длинному Клыку. Триггер очень хорошо замаскирован.
— Какой еще триггер? — не понял Хавсер. — Что за хладная дрема?
Константин Вальдор сверился с инфопланшетом.
— Среди многих других регалий у вас есть и Награда Даумарл. Вашу работу одобрили академики по внутренним системам. Некоторые ваши записи стали отправными точками для целого ряда исследований и открытий, которые оказали коренное и позитивное влияние на общество. Консерватория пользовалась значительным политическим влиянием.
— Это не правда, — сказал Хавсер. — Нам приходилось бороться за каждую толику власти.
— А другим политическим организациям разве нет? — спросил стоявший неподалеку Ралдорон.
— Нет, — Хавсер обернулся столь резко, что от него оторвался один из контактов. — Консерватория была научным проектом с обычными полномочиями. У нас не было особого влияния. Перед тем как я ушел, нас собралась поглотить администрация Гегемонии. Я не мог смириться с этим. И не говорите, что мы пользовались влиянием. Нас бросили волкам.
Он перевел взгляд на Волчьего Короля.
— Не хотел обидеть вас, сэр.
Русс вновь расхохотался, мельком сверкнув клыками.
— Попытайся больше так не делать, дорогой братец, — сказал Фульгрим. — Ты его пугаешь.
— Думаю, вы бы могли обрести немалое влияние, — заметил Вальдор. — Если хотите знать, сэр, вашим самым главным недостатком была наивность. В высших кругах власти ваш труд уважали и ему оказывали негласную поддержку. В остальных организациях политической машины Империума знали об этом. Они боялись вас. Завидовали. Но вы этого не видели и не знали. Распространенная ошибка. Вы были превосходным ученым, который пытался управлять организацией. Вам следовало продолжить научную деятельность и поручить вести дела тому, кто больше подходил для этой работы. Кому-то, кто обладал острым умом и сообразительностью, кто смог бы держать волков в узде.
Вальдор обернулся к Руссу.
— Это было сказано метафорически, мой лорд, — произнес он.
Русс весело кивнул.
— Ничего, Константин. Иногда я метафорически отрываю руки.
— Этим всегда занимался Навид, — тихо сказал Хавсер. — Ему нравились трюкачества Гегемонии и разных академий. Больше всего он обожал соревноваться за получение грантов или вести переговоры про заготовительный фонд.
— Вы о Навиде Мурзе? — сверяясь с планшетом, спросил Вальдор. — Погиб в молодости, ясно. Да, вы с ним были неплохой командой. Ваши превосходные навыки работы в полевых условиях дополнялись его безграничным энтузиазмом в бюрократической сфере. Он погиб в Осетии.
— Смерть может оказаться важной, — произнес другой кустодий.
— Да нет! — фыркнул Хавсер. — Навид погиб от бомбы повстанцев.
— И все же, — напомнил Вальдор, — он исчез из Консерватории и вашей жизни.
— Я решил отправиться на Фенрис не из-за того, что Навид Мурза погиб в Осетии, — зло ответил Хавсер. — Эти события отделяют несколько десятилетий. Я отказываюсь верить…
— Вы мыслите слишком узко, сэр, — вдруг сказал другой кустодий, звавшийся Амоном. — После устранения Мурзы исчезли также вся та польза, которую он приносил вам и Консерватории. Разве вы заменили его? Нет. Он был вашим другом долгое время, вы привыкли к нему. Вы взяли на себя обязанности администратора, хотя понимали, что не справитесь с ними. Вы заставили себя стать политиком, потому что найти замену казалось вам чем-то сродни предательству. Вы не хотели порочить его память.
— Поэтому, когда пришло время, ты оказался измотанным, Каспер, — произнес Фульгрим. — Ты устал от многолетней бюрократии, от того, что выполнял работу Мурзы, от того, что не занимался тем, что тебе всегда нравилось. Ты был на взводе и как никогда готовым бросить все и отправиться на Фенрис.
— Но триггер все еще неизвестен, — добавил Аун Хельвинтр.
— Да, это остается загадкой, — согласился Вальдор.
— Но только не момент времени, — уточнил Тифон. Пепельно-серый терминатор стоял по другую сторону кушетки. Как и Вальдор, время от времени он заглядывал в инфопланшет.
— Он созрел, — сказал Фульгрим.
— Со всем уважением, мой лорд, — произнес Тифон. — Субъект был готов. Я говорил о том времени, когда кто-то направил его.
Он вновь сверился с инфопланшетом.
— Катушка восемь-шесть-девять-альфа, — сказал он. Вальдор заглянул в планшет, а Фульгрим достал свой.
— Здесь доклад Хенрика Слюссена, помощника секретаря, которому предстояло следить за слиянием Консерватории и Администрации.
— Именно это и добило меня, — вздохнул Хавсер. — Слюссен был гнусным человечишкой. Он не собирался уважать то, на что я…
— Все же он мог стать лучшим союзником, чем ты предполагал, Каспер, — ласково заметил Фульгрим, и одарил Хавсера спокойной и ободряющей улыбкой. — Когда ты исчез, Слюссен как раз составлял доклад вышестоящему начальству. На файловой катушке есть его копия. Он рекомендовал сохранить независимость Консерватории. По его мнению, слияние с Администратумом серьезно ограничило бы ее деятельность, а также ту пользу, которую она могла бы приносить.
— Предложение было одобрено лордом Малькадором, — сказал Вальдор. — Сигиллайт поставил свою печать на грамоте об самоуправлении Консерватории.
— Сигиллайт? — спросил Хавсер.
— Его всегда интересовала ваша работа, — произнес Тифон. — Думаю, он был вашим главным тайным сторонником. Если бы вы не исчезли, сэр, то получили бы все желаемые полномочия. Ваш персонал увеличился бы, а также возрос бы масштаб операций. Думаю, лет через пять вы бы стали секретарем в совете Внутренней Гегемонии. Вы бы стали влиятельным человеком.
— Возможно, Первый Капитан Тифон прав, — заметил Фульгрим. — Ты бы стал менее податливым. Ты бы успокоился. Тому, кто тобой управлял, пришлось активировать триггер во время этого небольшого промежутка, или он рисковал потерять всякий контроль над агентом, которого продвигал на протяжении пятидесяти лет.
Хавсер поднялся, отчего прикрепленные к нему контакты отцепились один за другим.
— Сэр, мы еще не закончили… — запротестовал один из медиков.
Фульгрим ласково поднял руку, заставляя человека замолчать.
— Никто бы не потратил столько времени на подготовку и внедрение агента, — тихо сказал Хавсер.
— Они бы потратили, Каспер, — произнес Фульгрим. — Главные институты Империума без раздумий превращают человека в агента сразу после рождения и внедряют его на протяжении всей жизни, но в большинстве случаев это проходит так, что человек ничего не подозревает.
— Вы бы так поступили, сэр? — спросил Хавсер, взглянув на него.
— Мы бы все поступили подобным образом, — резко сказал Вальдор. — Информация стоит на первом месте.
— Мы продержали тебя во льду девятнадцать великих лет, чтобы узнать, кто послал тебя, — произнес Русс.
— Можно спрогнозировать, — сказал Аун Хельвинтр. — Вюрд можно разложить на части. Личность человека можно проанализировать, а анализ этот экстраполировать, чтобы предвидеть, какую карьеру он изберет и где окажется на определенных жизненных этапах. Опытный предсказатель может составить план жизни человека и ухаживать за ним, словно за растением, заставлять его расти в нужном направлении ради определенной цели.
— Кто это сделал со мной? — спросил Хавсер.
— Тот, кто развивал твои естественные способности, Каспер, — сказал Фульгрим. — Тот, кто видел, что твою невинную жажду к потерянным знаниям можно использовать в собственных целях.
— Он говорит о нашем заблудшем брате, — произнес Волчий Король.
Кустодий по имени Амон вывел Хавсера из огромного командного пункта в вырезанный мельтой туннель, который охраняли Астартес из Девятого и Четырнадцатого легионов. В руке кустодий сжимал копье стража — покрытую гравировкой золотую церемониальную алебарду, в которую был искусно вмонтирован болтер. В туннеле царила невообразимая жара. Хавсер чувствовал ритмический бой атмосферных процессоров, защищавших искусственную атмосферу Никеи от мгновенного испепеления. Его сердце бешено колотилось, а голова буквально раскалывалась. Прекрасный примарх Фульгрим предложил ему прогуляться, хотя скальд подозревал, что его опять используют.
Тем не менее, он был рад покинуть столь важных особ. Быть в центре внимания двух примархов, двух кустодиев и троих старших Астартес казалось ему невыносимым. Они были выше его как в буквальном смысле, так и в переносном. Он чувствовал себя ребенком в комнате с взрослыми или насекомым в банке.
Или животным, которое решили принести в жертву хищникам.
— Разве мы не выходим из-под влияния неприкасаемых? — спросил Хавсер кустодия.
— Да, — ответил Амон. — Лишь нижние уровни защищены от мысленного вторжения.
— Значит, мой разум опять станет видимым? — спросил Хавсер. — Видимым для того, кто управляет мной? Разве нет риска в том, что я все им выдам?
Амон кивнул.
— Это также хороший шанс получить рычаг, — сказал он. — Волчий Король знал, что вы шпион, но долгое время держал возле себя. Сначала он держал вас на Фенрисе, а после взял в крестовый поход. Он хотел, чтобы те, кто шпионил за ним, видели то, что видите вы, и поняли, что он знает о них. Волчий Король считает, что выигрывает сражения, не скрывая секреты от своих врагов. По его мнению, он побеждает врагов тем, что показывает им желаемое и то, насколько унизительным в конечном итоге окажется их поражение.
— Это высокомерно.
— Таков его путь.
— Этот враг, он ведь не совсем враг, верно? Другой примарх? Здесь ведь речь идет о соперничестве, не так ли?
— У каждого легиона есть своя агентурная сеть, — ответил кустодий, — но они нужны им для разных целей. Космические Волки содержат ее, чтобы стратегически оценить любого противника, с которым они могут даже теоретически столкнуться. Тысяча Сынов делает это в основном ради того, чтобы утолить свою жажду познания.
— Познания? — эхом отозвался Хавсер. — Что же они хотят знать?
— Насколько я понимаю, — ответил кустодий, — все.
Вежливым жестом он предложил Хавсеру пройти вперед. Перед ними сиял свет, будто занимающаяся заря, отбрасывая лучи прямо в туннель. Постепенно проход начал расширяться.
Наконец Хавсер вышел на огромную платформу из черной скалы в форме галереи, которая шла вокруг верхнего уровня внутренней части вулкана. Розовое зарево извержений Никеи у него над головой освещало изрезанный край конуса. На один неприятный миг это напомнило Хавсеру вид на пропасть мира Тишины, вид, на который он смотрел, лишь бы не видеть смерть Длинного Клыка.
Над розовым горизонтом раскинулись бескрайние небесные просторы. Внутри огромного пространства сверхвулкана царила абсолютная тишина.
Хавсер взглянул на кустодия, который ободряюще ему кивнул. На извилистой галерее собрались и другие люди, смотревшие на вулканическую чашу. Хавсер подошел к краю, парапету из мерцающего черного базальта высотой по пояс. Облокотившись на него, он ощутил его неровную поверхность. Скальд почувствовал порыв ветра на лице, дрожь сопротивляющейся из последних сил атмосферы.
Галерея также была вырезана мельтой. Ниже похожим образом были созданы концентрические круги других галерей, которые спускались до склонов конуса, где переходили в ряды черных скамей, формируя гигантский амфитеатр.
Наблюдательные галереи, а также все скамьи были битком забиты людьми. Хавсер прищурился, пытаясь внимательнее разглядеть их. Большинство из них находились столь далеко, что казались всего лишь точками: облаченные в мантии адепты, богато разодетые аристократы в сопровождении свит, а также группы Астартес.
Хавсер перевел взгляд обратно на Амона.
— Что здесь происходит? — спросил он.
— Здесь подвергается испытанию целое мировоззрение, — ответил кустодий. — Здесь рассматриваются и взвешиваются преимущества и недостатки силы.
— Кем?
Амон Торомахиан издал звук, который с натяжкой можно было назвать смехом.
— Дорогой мой сэр, — произнес он. — Взгляните внимательнее.
Хавсер вновь посмотрел вниз. В лицо ударил порыв ветра. Все внутри скальда сжалось, когда его взгляд скользнул по галереям, изрезанным склонам, над рядами скамей, расположенными как на древней ромейскойарене, где свободные люди орали и веселились, когда рабов бросали волкам.
Ниже, еще ниже, над головами влиятельнейших и важнейших людей Империума, к полированному полу амфитеатра, на котором на черном мраморе золотом был выложен исполинский орел с распростертыми крыльями.
Над орлиной головой располагалось возвышение.
Возвышение же лучилось светом.
Свет находился там все это время, слишком яркий, чтобы не заметить его, но столь величественный, что разум Хавсера поначалу отказывался признать его. Именно его излучение скальд поначалу принял за восход солнца. Это была сверкающая иссиня-белая сверхновая, свет, рвущийся в небо, подобно брошенному копью.
Это был свет и это был человек, от смешения мыслей с реальностью Хавсер громко всхлипнул. Он смотрел прямо на Него, но мозг был слишком испуган, чтобы сознательно принять то, на что скальд смотрел.
Повелитель Человечества вел аудиенцию, и свет его величия было практически невозможно созерцать.
Это была вторая наиболее удивительная вещь, которую Касперу Хавсеру пришлось увидеть в жизни.
— Вы должны взглянуть, — произнес Амон.
— Я не могу, — простонал Хавсер, вытирая с глаз слезы.
— Но отворачиваться вы также не можете, — ответил кустодий.
Дрожа, Хавсер посмотрел вниз. Он увидел трон из пылающих крыльев и восседавшего на нем сияющего человека. Над ним висели черные стяги, которые поддерживали сонмы херувимов, едва видимые из-за света.
Вокруг трона на возвышении стояли воины-кустодии с копьями навытяжку. Из-за слепящего света их блестящие золотые доспехи походили на движущуюся магму.
— Кто все остальные люди? — спросил Хавсер. — Они не могут быть простыми людьми, если стоят так близко от света, но не сгорают в нем.
Амон встал рядом и начал поочередно указывать на фигуры.
— Мастер хора астропатов, лорд-милитант Имперской Армии, лорд Келбор-Хал, генерал-фабрикатор Марса, Мастер навигаторов, лорд Малькадор Сигиллайт.
— Сэр, у меня отнялись чувства, — прошептал Хавсер. — Этот день совершенно поразил меня. Думаю, благоговение нанесло мне нечто вроде травмы. Мой разум разбит. Рассудок утерян. Я более не чувствую шок, и ничто уже не может меня впечатлить. Вы только что назвали пять наиболее влиятельных персон из свиты Императора, но для меня это лишь слова. Обычные слова. С тем же успехом вы могли бы сказать мне, что я утонул вместе с Атлантидойили был погребен в пещерах Агарти. Простому человеку не стоит воочию лицезреть мифы, на которых зиждется его вселенная.
— К сожалению, некоторым приходится сталкиваться с ними, — сказал Амон. — И разве это не то, чем вы занимались всю свою жизнь? По крайней мере так говорится в вашем био-досье. На протяжении всей своей карьеры вы разыскивали мифы, погребенные под пылью веков, а теперь, стоя прямо перед ними, вы отворачиваетесь? У вас нет силы воли.
Хавсер отвел взгляд от разворачивавшегося внизу действия и посмотрел на огромного кустодия.
— Думаю, мне позволительна небольшая передышка! Я не привык к столь изысканному обществу!
— Прошу прощения, сэр, — сказал Амон, — если обидел вас, но именно благодаря пытливости вас и сделали игроком в этой игре. Именно это ваше качество пришлось по душе Пятнадцатому легиону Астартес. Вы уже тогда ревностно искали знания. Они всего лишь взяли вашу жажду под контроль.
— Как им удалось сделать это? Я ведь даже никогда с ними не виделся.
— Никогда? — спросил Амон.
— Никогда! Я…
У Хавсера перехватило дыхание. Очередная вспышка воспоминаний озарила темный провал в его памяти.
Беотия. Как же давно это было.
— Сэр, какой именно Легион меня защищает? — спросил он.
— Пятнадцатый.
Пятнадцатый. Значит, Тысяча Сынов.
— Как тебя зовут?
Хавсер обернулся. Тупеловские Уланы вывели из святилища всю группу, так что внутри остался лишь он. Позади первого Астартес появились еще двое, столь же необъятных размеров. Как могло нечто настолько огромное передвигаться так тихо?
— Как тебя зовут? — спросил один из новоприбывших.
— Хавсер, сэр. Каспер Хавсер, консерватор, приписанный к…
— Это шутка?
— Что? — переспросил Хавсер. Заговорил другой Астартес.
— Это должно быть шутка?
— Я не понимаю, сэр.
— Ты назвал нам свое имя. Это должно была быть шутка? Это некое прозвище?
— Не понимаю. Меня так зовут. Почему вы подумали, что это шутка?
— Каспер Хавсер? Ты не видишь отсылки?
— Это было много лет назад, — сказал Хавсер Амону. — Всего раз, да и то мимоходом. Я едва помню этот случай. В мой разум вторглись явно не тогда. Это ведь казалось таким… незначительным. Они спросили мое имя.
— Ваше имя?
— Но ведь в моем имени нет ничего странного? — спросил Хавсер.
— Имена играют важную роль, — заметил Амон. — Они даруют силу своим владельцам, а также власть над своими владельцами тем, кто выучил их имена.
— Что?
— Когда вы знаете чье-то имя, вы обретаете над ним власть. Как думаете, почему все знают Императора лишь по его титулу?
— Но вы говорите о колдовстве! — воскликнул Хавсер.
— Колдовство? Это прозвучало как обвинение. Вам известна сила слов. Вы видели, что Мурза сделал при помощи слов в Лютеции.
— Чертов рунный жрец уже всем успел рассказать эту историю? — резко спросил Хавсер.
— Кто дал вам имя?
— Ректор Уве, после того как меня нашли. Когда я оказался в общине, никто не знал моего настоящего имени, поэтому он решил выбрать его для меня.
— Это имя из древней легенды. Каспар Хавсер, Каспер Хаузер, существуют различные варианты. Давным-давно, еще до Эры Технологии, в городе Нюрнборг появился мальчик из ниоткуда, без родителей или прошлого. Он вырос в темной камере, имея при себе лишь деревянную игрушечную лошадку, и появился на белый свет лишь для того, чтобы столь же загадочным образом погибнуть в садах Ансбаха. Этот ректор, он выбрал вам подходящее имя. Оно наполнено великой силой, проистекающей из его важности. Ребенок-найденыш. Прошлое скрыто во мраке. Поиск истины. Даже деревянная лошадка, и та — сопутствующий символизм, обозначающий хитрость, с помощью которой одна сторона может проникнуть сквозь оборону другой.
— Стратегия Илиоса? — уязвлено спросил Хавсер. — Так вот кто я такой?
— Несомненно, — ответил Амон. — Хотя Волки, чувства которых намного острее, чем у других Астартес, сразу поняли это.
— Но ведь нелепо предполагать, будто моей жизнью управляли при помощи имени, — выплюнул Хавсер. — Это бессмыслица.
Амон щелкнул пальцем по горжету доспехов.
— Имена — ключевые символы кустодиев. Его имя выгравировано на внутренней части золотого нагрудника. Оно начинается с правой стороны воротника, где виден лишь первый его элемент, а затем уходит внутрь. У некоторых ветеранов собранные имена доходят до уровня пластин живота и обвиваются снаружи вокруг пояса. Имя Константина Вальдора состоит из одной тысячи девятьсот тридцати двух элементов.
— Я знаю об этой традиции кустодиев, — ответил Хавсер.
— Тогда вы должны знать, что «Амон» лишь начало его имени, самая первая часть. Вторая часть это «Торомахиан»146, затем «Шигадзе»147, место его рождения, затем «Лепрон», дом, в котором он обучался, «Кэйрн Хедросса», место, где он впервые познакомился с оружием…
— Стоп. Стоп! Вы хотели сказать ваше имя, а не его, — возразил Хавсер.
— Когда кто-то называет свое имя, — произнес голос, принадлежавший Амону, кустодию первого круга, — становится особенно легко подчинить его своей воле. Меня также зовут Амон. С помощью этого совпадения я затмил разум твоего благородного спутника. Повернись и узри меня, Каспер Ансбах Хавсер.
Внезапно Хавсер понял, что кустодий стал странно неподвижным, словно его разбил паралич или же отполированные золотые доспехи были надеты на статую. Кустодий Амон Торомахиан стоял, положа руку на парапет галереи и безучастно взирая на амфитеатр.
Хавсер стал медленно оборачиваться. Его кожу защипало. Наконец какому-то чувству все же удалось преодолеть травматическое оцепенение, охватившее его разум.
Это был страх.
Позади него стояло нечто, существо, которому удалось приблизиться к нему, не выдав своего присутствия. Им оказался воин Астартес в красно-золотых доспехах, чье тело казалось несколько смазанным из-за смещающего поля или плаща-обманки. Он стоял, опираясь локтями о парапет, словно обыкновенный зритель, взгляд его зеленых линз следил за происходящим внизу.
— Я — Амон из Пятнадцатого легиона Астартес, капитан Девятого Братства, советник примарха.
Теперь Астартес говорил собственным голосом.
— Как долго я общался с тобой, а не с кустодием?
— Как только вы вошли сюда, — ответил советник.
— Это вы создали меня? — спросил Хавсер. — Вы исказили меня ради собственных целей?
— Мы направили тебя на наш путь, — сказал воин. — Скрытые куда покладистее, если их не склонять на свою сторону при помощи силы, даже втайне.
— Так ты подтверждаешь, что я орудие?
— Удивительно, не правда ли? Мы знаем, что ты наш шпион, и Волкам также это известно. Кто-то другой мог бы счесть, что ты стал бесполезным.
— А разве нет?
— Игра ведь еще и не началась.
Советник Тысячи Сынов указал на чашу амфитеатра. Далеко внизу великан с всклокоченными волосами поднялся к деревянной кафедре напротив сияющего возвышения.
— Это не совет, — произнес Амон. — Это суд без намека на законность. Мой возлюбленный примарх, которого ты можешь видеть, сейчас будет просить милосердия во имя знания перед судом, ведомым суеверием и легковерностью. Императора принудили к этому. Ему не оставили иного выбора, кроме как наказать Алого Короля.
— Но кто? Как это вообще возможно? — удивленно спросил Хавсер.
— Братья Алого Короля. Другие примархи завидуют Тысяче Сынов из-за умений, которыми мы овладели во благо Империума. Он зовут наши таланты колдовством и выступают против них, но все дело в зависти. Некоторые хорошо скрывают свою враждебность. Например, Сангвиний и Хан говорят, что это всего лишь незначительная проблема, которую нужно урегулировать ради всеобщего блага, но внутри они пылают завистливой яростью. Другие даже и не пытаются скрывать ее. Мортарион. Волчий Король. Возможно, из-за неприкрытости их ненависть самая честная.
Советник впервые посмотрел на Хавсера. Увенчанный гребнем красно-золотой шлем казался угрожающим. Линзы лучились зеленым светом, который, впрочем, потускнел, как только Амон снял шлем. Советник был солдатом-ветераном с коротко подстриженными волосами и кожей, походившей на старую бумагу.
— Совет на Никее намерен решить проблему использования адептов Библиариума в легионах, — сказал он. Его голос, более не искажаемый воксом шлема, был глубоким и резонирующим. — По нашему мнению, то, что зовется магией, является жизненно важным средством для выживания Империума. Противники клеймят нас как еретиков и отвергают накопленные нами знания. Если решение Императора окажется не в нашу пользу, это приведет к расколу братства примархов.
— Особенно, если вы не покоритесь решению Императора, — продолжил Хавсер.
— У Него не будет иного выбора, кроме как покарать нас, — согласился советник из Тысячи Сынов.
— И карой станет Шестой легион.
— Кара — единственная причина, по которой Он позволяет существовать дикому и чудовищному Шестому легиону. Единственная причина, которая оправдывает их создание — последнее средство устрашения.
— И я — средство раннего оповещения. С помощью меня вы сможете увидеть их появление.
— Да, Каспер Хавсер. Именно так.
— Он примет решение не в вашу пользу, — сказал Хавсер. — Не важно, как вы его преподносите, но ваше искусство — малефик, и оно, как я понял, привело человечество к Древней Ночи.
Советник вновь взглянул на действо внизу. Хавсер пристально всмотрелся в его профиль. Ему вдруг стало интересно, как полагается выглядеть чернокнижнику. Ему стало интересно, был ли у колдовства запах.
Хавсер попытался вспомнить, не это ли лицо он видел в отражении окна тем утром на орбитальной платформе. Не ему ли принадлежало то лицо? Знал ли его скальд?
— Давай я расскажу тебе о Древней Ночи, — начал советник, — ведь большую часть жизни ты пытался отыскать ее следы. В мифах говорится, что это была катастрофа вселенских масштабов. Космологический апокалипсис. И, да, что причиной этому стало злоупотребление некими таинственными трансформаторными возможностями. Но я акцентирую внимание на термине «злоупотребление». Я говорю о целых культурах и обществах, которые неверным образом использовали эзотерические знания, в основном из-за непонимания того, что они делают. Но знаешь, что больше всего пугает в Древней Ночи, Каспер?
— Нет, — ответил скальд.
— Я скажу тебе. Само понятие неверное. Древней Ночи не было. Оглянись на прошлое, и ты увидишь, что человечество переживало сотни катастроф. Во внешнюю тьму канули целые эпохи, но человек все равно поднимался лишь затем, чтобы его смело вновь. Цивилизации возникали и исчезали гораздо чаще, чем ты ты можешь себе представить. Атлантида и Агарти. От некоторых древнейших царств не остались совершенно никаких следов. Это естественный процесс.
— Естественный? Это же результат игр людей с разрушительными силами!
— Нет, — терпеливо сказал советник, словно он был наставником, который занимается с отстающим учеником. — Представь себе лес, который иногда страдает от пожаров. Огонь уничтожает все, но он — часть цикла, ибо освобождает место для новых растений. Человечество вновь вырастает на пепелище последнего пожара, Каспер. Из этого мы поняли, что знание — это связующее звено. Знание — единственная сила. Без него мы сгорим вновь, поэтому главнейшая задача Пятнадцатого легиона — сбор знаний. Ты ведь занимаешься тем же, Каспер. Вот почему ты оказался столь подходящим кандидатом для вербовки. Вот почему твой разум даже не пытался сопротивляться, когда мы сплели воедино твои и наши стремления. Знание — жизнь и сила, а также защита от тьмы. Забывчивость — вот истинное зло, которым пытается сломить нас мрак.
Он коснулся пальцами лба.
— Важнее всего хранить знание здесь. Посвятить себя ему. Держать его не в книгах, планшетах или хранилищах данных, но в памяти. Скажи мне, разве сами Волки, какое бы они отвращение не испытывали к малефику, не следуют древней традиции устного повествования? Разве устный пересказ — это не то, что они уважают, скальд?
— Да, — нехотя признал Хавсер.
— Есть древний миф, — продолжил советник. Он остановился и взглянул на застывший круговорот никейского неба. — История о Тоте, боге Фаронской Эры. Он изобрел письмо и решил показать его правителю Эгипта. Но тот ужаснулся, ибо считал, что из-за письма люди станут все забывать.
Советник обернулся и вновь посмотрел на Хавсера.
— Мы пришли к тебе не с писаным словом или инструкциями. Мы не пытались повлиять на тебя через то, что можно было бы стереть или изменить. Мы говорили с тобой во снах и в особых случаях записывали воспоминания прямиком тебе в память.
— Другими словами, вы не оставили мне выбора, — ответил Хавсер. — Вы изменили мою жизнь и мой вюрд, и в данном случае я не имел права голоса.
— Каспер…
— Ты говоришь, забывчивость — настоящее зло? Тогда почему вы используете ее? Почему одни вещи я помню необычайно ясно, а другие остаются сокрытыми от меня? Если забывчивость худшее из зол, тогда почему вы применили ее на мне? Почему моя память избирательна? Чего я не должен помнить?
Взгляд Амона посуровел.
— Что ты хочешь сказать? — спросил он.
— Он хочет сказать, чтобы ты отошел, — сказал Медведь.
Одиннадцатая глава: Кровь и имена
— Отойди, — повторил Медведь с большим нажимом.
Амон из Тысячи Сынов повернулся и взглянул на Космического Волка, стоявшего за Хавсером. Его лицо вновь озарилось улыбкой.
— Ты целишься в родича Астартес, волчий брат? — спросил он с некоторым весельем. — Это разумно? Или, точнее… прилично?
Болтер Медведя не шелохнулся.
— Я защищаю скальда, как того требует мое призвание. Отойди.
Амон из Тысячи Сынов рассмеялся, после чего отступил на пару шагов от Хавсера и парапета. Кустодий, хотя все еще неподвижный, начал слегка дрожать, словно человек, пытающийся проснуться.
— Разве мы будем ссориться и драться, пока под нами творится история? — спросил советник.
— Не исключено, — произнес Аун Хельвинтр, бесшумно обойдя Амона сбоку.
— Уже двое? — с напускным восторгом заметил советник Тысячи Сынов.
— Скальд под нашей защитой, — твердо сказал рунический жрец.
— Но я ему не угрожал, — беспечно ответил Амон. — Мы просто разговаривали.
— О чем? — спросил Хельвинтр.
— О пустяках, — произнес Амон. — Невинных вещицах. О деревянной лошадке, подкладке регицидной доски, вкусе яблок, игре на клавире, вещах, связывающих жизнь воедино, о ностальгии и воспоминаниях.
— Отойди, — повторил Медведь.
— Вижу, у тебя совсем туго с юмором, — заметил Амон.
— Отойди и убери свою магию, — произнес Аун Хельвинтр. Рунический жрец застыл в ритуальной стойке — выставил левую ногу вперед, поднял левую руку, словно изготовившийся к атаке линдворм, правую же прижал к поясу, ладонью кверху и с согнутыми пальцами, будто крючки для ловли рыбы. Хавсер внезапно ощутил перепад давления.
— Что меня особенно умиляет, — сказал советник Тысячи Сынов, — так это ваше лицемерие. Вы преследуете нас за так называемое колдовство, но сами не гнушаетесь пользоваться им, шаман.
— То, что использую я во благо Стаи, и то, что практикуешь ты, разделяет огромная пропасть, чернокнижник, — ответил Хельвинтр, — и пропасть эта зовется «контролем». Лишь наивный будет полагать, что человечество сумело бы выжить без уловок и хитростей, но всему есть предел. Предел. Нам следует знать, что мы можем постичь, а что нет, и никогда не должны позволять себе переступать эту черту. Скажи, как далеко ты зашел за нее? На шаг? Три? Десять? Тысячу?
— Но благодаря нашему врожденному превосходству над вами, годи, мы овладели ими всеми, — ответил Амон. — Вы едва погрузили ступни в Великий Океан. Всегда можно узнать что-то новое.
— Есть такая вещь, как «слишком много», — сказал Хавсер.
Амон улыбнулся.
— Слова, сказанные этим предателем-жрецом Творцом Вюрда в день твоего пробуждения на Фенрисе.
Хавсер бросил взгляд на Хельвинтра.
— Его устами, — произнес он. — Не знаю, какое вам еще требуется доказательство того, что с тех самых пор, как я попал в Этт, Пятнадцатый легион следил за вами с моей помощью.
Улыбка сползла с губ Амона. Он бросил взгляд на приготовившегося рунического жреца.
— Аун Хельвинтр! — воскликнул он. — Твое имя отчетливо прозвучало в мыслях скальда! Теперь я знаю его, и ты ничего не сможешь мне сделать!
Воздух между советником и руническим жрецом разбух от взрыва. Хавсера отбросило на землю. Всех ослепило вспышкой невыносимо яркого света. Хельвинтр с дымящимися руками врезался в базальтовую стену галереи, от чего в ней осталась глубокая вмятина.
Медведь трижды выстрелил из болтера. Расстояние было до смешного близким, и он стрелял на поражение. Каждый выстрел был смертельным и с легкостью мог убить человека. Медведь даже не думал о том, чтобы просто покалечить советника Тысячи Сынов, когда тот напал на его брата-жреца и поставил под угрозу жизнь скальда. Его ответ был механическим, и в подобных условиях промахнуться не смог бы ни один Астартес.
Перекатившись по земле, Хавсер ощутил, как раздувается и искажается само время. Он увидел прямо над собой спутные струи149масс-реактивных снарядов, словно хвосты комет, словно падающие на землю дурные звезды.
Снаряды разорвались прежде, чем успели попасть в Амона. Они разлетелись на мелкие пламенеющие осколки, которые осыпались на пол белой пылью, походившей на пепел или снег посреди суровой зимы. Амон с распростертыми руками ринулся через кружащуюся метель на Медведя, выкрикивая его имя. Хавсер понял, что советник выкрал имя Медведя из его разума так же, как и имя Хельвинтра. Амон знал имя Волка и обрел над ним власть.
Медведь отбросил ставший ненужным болтер и ударил Амона кулаком в лицо.
Советник с разбитыми в кровь губами врезался в стену парапета. Он отлетел настолько внезапно, что Хавсер едва успел откатиться в сторону. На окровавленном лице советника была написана возмущенная ярость с примесью изумления. Имя должно было остановить Медведя.
Медведь ударил его по голове еще раз, а затем с рычанием нанес пару ударов в корпус. Амон вновь врезался в парапет, от которого на этот раз откололись частички базальта. Советник ударил Медведя в ответ, но тот, казалось, даже не ощутил удара.
От шока концентрация Амона ослабла. Благородный кустодий, силой своего имени застывший на месте еще со времени появления советника, со сдавленным криком вновь обрел подвижность. Это был отвратительный звук, который мог издать тонущий человек, не чаявший вновь вдохнуть воздух или просыпающийся от ужасного кошмара. Он пошатнулся, а затем рванулся к воину Тысячи Сынов.
— Амон Торомахиан! — крикнул советник, и кустодий рухнул на пол. Казалось, его снесло тайфуном. От ураганной силы, ощущать которую мог лишь он, воина протащило по галерее с десяток метров, высекая по пути искры из скалы.
Советник протянул руку, и к нему полетело копье Амона Торомахиана. Оно с гулким треском упало ему в ладонь. Советник ловко перехватил оружие в обе руки и ударил им в Медведя. Острие задело левый наплечник Астартес, и воина резко развернуло. От удара во все стороны полетели отколовшиеся кусочки керамита.
Медведь выхватил секиру и рукоятью остановил следующий удар. Он попытался отбить копье стража, которое было куда длинней его собственного оружия. Судя по тому, с каким мастерством Амон обращался с алебардой, Хавсер не сомневался, что он похитил знания о владении ею из разума кустодия. Лезвием советник выбил фенрисскую боевую секиру из рук Медведя, а затем замахнулся, чтобы добить безоружного Астартес.
Каждый воин Тра, точнее каждый воин Стаи, знал, что превыше всего стоит победа. Чужаки считали, что Шестой легион славится своей дикой воинственностью, но это был просто неизбежный результат их мировоззрения. Влка Фенрика была готова на любые жертвы во имя победы.
На самом деле мы прошли самую жесткую тренировку из всех возможных.
Медведь немного подался вперед, и наконечник вонзился ему в бок, пробив броню под левой рукой. Астартес из другого легиона, столкнись он с подобной угрозой, попытался бы пригнуться и закрыться наплечником. В результате он лишился бы руки. Медведь же поднял руку и принял на себя всю мощь удара. С его губ сорвался рев боли. Хавсер широко открытыми от ужаса глазами увидел клыки Медведя и кровь, обильно текущую из продольной раны в боку Астартес.
Медведь опустил руку, и алебарда, словно в клещах, застряла у него меж ребер. Волк ухватил скользкое от крови позолоченное древко и притянул к себе Амона. Несмотря на все усилия, советнику не удавалось вырвать оружие. Свободной рукой Медведь принялся бить воина Тысячи Сынов по лицу, каждый удар он наносил с болезненным но победным ревом, от каждого удара во все стороны хлестала кровь. Пятый или шестой удар попал Амону в горло. Вся верхняя часть его прекрасных доспехов алела от крови.
Выпустив из рук копье стража, Амон отшатнулся назад. Медведь выдернул из тела покрытое кровью оружие и отбросил его в сторону. Хавсер едва успел откатиться в сторону, когда оно с лязгом пролетело мимо.
Одной рукой Медведь ухватил Амон за край нагрудника, а другой за голову. Он откинул голову советника назад и оскалил клыки, собираясь впиться ему в горло.
— Нет! — проорал Хавсер.
Уже приготовившись добить жертву, Медведь обернулся к Хавсеру и зарычал. Его золотые с черными точечками зрачков глаза потемнели от боли и некого иного, дикого, чувства.
— Не надо! — крикнул Хавсер, подняв руку. — Он нужен нам живым! Живым он станет нашим доказательством! Мертвым — лишь докажет нашу агрессию!
Медведь немного ослабил хватку и отодвинулся от Амона, хотя его рот так и застыл в кровожадном оскале. Он ударил советника еще раз, после чего с силой бросил его на базальтовый пол.
— Оружие! — потребовал он.
Хавсер достал свою секиру и бросил ее Медведю. Астартес с легкостью поймал оружие, затем склонился над советником и выбил на его нагруднике символ-оберег.
Амон из Тысячи Сынов закричал. Он начал биться и извиваться с сумасшедшей яростью, и сумел оттолкнуть Медведя. Его телодвижения превратились в безумное размытое пятно, крики переросли в задыхающиеся всхлипывания, когда из его рта начала извергаться кровь и плазмическое вещество. Как только конвульсии советника достигли пика, из его тела вырвался шипящий столб скверно пахнущей энергии, окутанный струями темного дыма.
Дергаясь и вопя, он вскочил на ноги. Из разбитого Медведем лица текла кровь и другие жидкости. Его дрожь походила на движения паралитика. Из него начали вырываться густые маслянистые клубы газа. Обхватив руками тело, он, пошатываясь, бросился бежать.
Медведь хотел было подняться и догнать советника, но его тут же перехватил кустодий, которому, наконец, удалось освободиться от колдовских уз. Золотые доспехи Амона были покрыты глубокими царапинами.
— Постой, — сказал он Медведю. — Я сообщил кустодиям. Верхние галереи будут оцеплены. Ему не скрыться. Сестры заставят его умолкнуть, а мои братья из Легио Кустодес поймают его.
— Я сам его выслежу! — продолжал настаивать Медведь.
— Нет, — уже увереннее ответил кустодий, после чего взглянул на Хавсера.
— Сэр, — произнес он, — я сильно вас подвел.
Хавсер покачал головой, а затем подошел к парапету и посмотрел вниз. Заседание продолжалось. Сверхвулкан был столь огромен, что никто внизу даже не заметил жестокого боя на верхнем ярусе зрительного зала.
К ним подошел Аун Хельвинтр. Его лицо было бледнее обычного, как будто он год пробыл без света и еды. Рунический жрец снял рукавицы силовых доспехов. Его руки оказались сильно обожжены, они стали красными и покрылись волдырями. Он взглянул на амфитеатр.
— Нужно срочно оповестить Императора, — сказал рунический жрец, обращаясь не к Хавсеру, а скорее к Медведю и Амону Торомахиану. Хельвинтр бросил еще один взгляд на сияющий помост и гиганта с взлохмаченными волосами, говорившего за деревянной кафедрой.
— Неважно, какие аргументы предоставит Алый Король, — добавил рунический жрец, — это определенно повлияет на решение Повелителя Человечества.
— Это самое поразительное событие, произошедшее со мной в старой жизни, — сказал Хавсер с некоторым вызовом. — В ней было наибольше… малефика.
— Ты знаешь, что это не так, — ответил Длинный Клык. — В глубине души ты знаешь это. Ты отрицаешь себя.
Хавсер проснулся. В один ужасный напряженный миг он думал, что оказался где-то в другом месте, но это был сон. Он снова лег, пытаясь успокоить дико стучащее сердце. Просто сон.
Хавсер растянулся на кровати. Он чувствовал себя усталым и не выспавшимся. Искусственная гравитация всегда действовала на него подобным образом.
Раздался электронный перезвон.
— Да? — сказал он.
— Сэр Хавсер? Пять часов, ваше время пробуждения, — произнес мягким модулированным голосом сервитор.
— Спасибо, — ответил Хавсер и сел. Все его тело затекло, он чувствовал себя изможденным. Ему давно не было так плохо. Вновь разболелась нога. Возможно, в ящике найдутся болеутоляющие.
Он доковылял до окна и надавил на кнопку, чтобы открыть ставни. Те поднялись с низким гулом, и в комнату хлынул золотистый свет.
Над полусферой внизу вставало солнце. Хавсер смотрел прямо на Терру во всем ее великолепии. Он созерцал ночную сторону планеты с ярко светящимися созвездиями городов-ульев за терминатором, видел искрящиеся в лучах солнца океаны и кремово-белые завихрения облаков, а также мерцающие огни сверхорбитальной платформы, величественно скользящей под той, на борту которой он находился.
В толстом стекле он увидел собственное, освещенное солнцем отражение. Старый! Такой старый! Такой старый! Сколько ему лет? Восемьдесят? Восемьдесят стандартных лет? Он отшатнулся от окна. Это неправильно. На Фенрисе они пересоздали его, они…
Но он пока не попал на Фенрис. Хавсер еще даже не покинул Терру.
Купаясь в лучах золотого света, он потрясенно смотрел на отражение. Хавсер увидел в стекле отражение лица стоящего позади него человека.
Его охватил ужас.
— Как ты можешь быть здесь? — спросил он.
И проснулся.
— С кем ты говорил? — спросил Огвай.
— Его сны, — сказал Аун Хельвинтр. — Они становятся громче.
Хавсер сел. Они находились в зале за тихой комнатой. За стенами текла магма, в помещении царила жара. Из-за духоты скальд ужасно вспотел. Ему подумалось, что сон был совместной попыткой его разума и тела восстановиться после неприятного инцидента с чернокнижником Тысячи Сынов.
В зале собралось множество воинов из Тра, а также Онн и Фиф.
— Они поймали его? — спросил Хавсер.
Хельвинтр бросил на него быстрый взгляд и покачал головой, нанося на ожоги целебную мазь. Учитывая то, в каком состоянии руки жреца находились раньше, его раны исцелялись неимоверно быстро.
— Ему удалось скрыться, — ответил он.
— Никчемные кустодии упустили его, — прорычал Скарссен.
— Это уже неважно, — пророкотал голос. — Теперь это ни черта не значит.
В зал вошел Волчий Король, огромная тень, озаряемая огнем. По обе стороны его сопровождали болезненно прекрасные девы с полуторными мечами наголо.
Он подошел ближе, и все воины разом склонили головы, включая Огвая и Владыку Гунна.
Мерцающее пламя осветило его лицо, наполовину скрытое в тени. Волчий Король широко улыбнулся, сверкнув нечеловеческими зубами.
Его слова сопровождались влажным рычанием леопарда.
— Император принял решение, — произнес он.
Двенадцатая глава: Тардия
— Тебе понравилось сказание? — спросил Хавсер. — Оно развлекло тебя? Отвлекло?
— Оно было довольно забавным, — сказал Длинный Клык. — Но явно не лучшим из твоего репертуара.
Нет…
— Уверяю тебя, что лучшим, — ответил Хавсер.
Длинный Клык покачал головой. В его бороде блеснули капельки крови.
— Нет, у тебя будут лучшие сказания, — произнес он. — Куда лучшие. Но даже теперь, это не лучшее из того, что у тебя есть.
Нет же… это не то воспоминание… ты продолжаешь цепляться за него… нам нужно преодолеть его…
— Это самое поразительное событие, произошедшее со мной в старой жизни, — сказал Хавсер с некоторым вызовом. — В нем было наибольше… малефика.
— Ты знаешь, что это не так, — ответил Длинный Клык. — В глубине души ты знаешь это. Ты отрицаешь себя.
Хавсер проснулся. Это был сон. Он снова лег, пытаясь успокоить дико стучащее сердце. Просто сон. Просто сон.
Уже лучше. Мы приближаемся. Мы прошли воспоминание о Длинном Клыке и приближаемся к самому важному.
Он чувствовал себя уставшим и не выспавшимся то ли из-за кошмара, то ли из-за лекарств. Руки и ноги болели. Искусственная гравитация всегда действовала на него подобным образом.
Сквозь ставни пробивался золотой свет, придавая комнате теплый и уютный вид.
Раздался электронный перезвон.
Все верно. Сконцентрируйся.
— Да? — сказал он.
— Сэр Хавсер? Пять часов, ваше время пробуждения, — произнес мягким модулированным голосом сервитор.
— Спасибо, — ответил Хавсер и сел. Все его тело затекло, он чувствовал себя изможденным. Ему давно не было так плохо. Вновь разболелась нога. Возможно, в ящике найдутся болеутоляющие.
Он доковылял до окна и надавил на кнопку, чтобы открыть ставни. Те поднялись с низким гулом, и в комнату хлынул золотистый свет. Он выглянул в окно, из которого открылось потрясающее зрелище.
Забудь о зрелище. Кому оно вообще интересно? Ты видел его уже сотню раз в жизни и снах. Важно то, что позади тебя. Сконцентрируйся!
Над полусферой внизу вставало солнце. Хавсер смотрел прямо на Терру во всем ее великолепии. Он созерцал ночную сторону планеты с ярко светящимися созвездиями городов-ульев за терминатором, видел искрящиеся в лучах солнца океаны и кремово-белые завихрения облаков, а также мерцающие огни сверхорбитальной платформы «Родиния», величественно скользящей под той, на борту которой он находился. И это была…
Это не важно. Это. Не. Важно. Остановись на этом моменте. Сфокусируй разум на этом воспоминании, на единственно важной части этого воспоминания!
«Лемурия». Да, точно. «Лемурия». Роскошный люкс на нижней стороне платформы «Лемурия».
Хавсер взглянул на само окно. В толстом стекле он увидел собственное, освещенное солнцем отражение.
Ты невнимателен! Не отвлекайся! Не важно, как ты выглядишь! Это сон! Воспоминание! То, что позади тебя — вот что важно! Обернись! Взгляни на то, что за тобой! Сконцентрируйся! Кто позади тебя?
Старый! Такой старый! Такой старый! Сколько ему лет? Восемьдесят? Восемьдесят стандартных лет? Он отшатнулся от окна. Это неправильно. На Фенрисе они пересоздали его, они…
Но он пока не попал на Фенрис. Хавсер еще даже не покинул Землю.
Сконцентрируйся! Кто позади тебя?
Купаясь в лучах золотого света, он потрясенно смотрел на отражение. Хавсер увидел в стекле отражение стоящего позади него человека.
Да! Да!
Его охватил ужас.
— Как ты можешь быть здесь? — спросил он.
И проснулся.
Хавсер застонал. Он весь вспотел, его сердце бешено колотилось. В нос ударил терпкий запах краски и травяных мазей.
— Ты увидел? — спросил Аун Хельвинтр.
— Нет, — покачал головой Хавсер.
— Жаль, — ответил жрец.
— Извини, — сокрушенно сказал скальд.
Жрец пожал плечами.
— Мы попытаемся вновь, — произнес он. — Завтра или чуть позже, если у тебя остались силы.
— В этот раз я подобрался очень близко, — произнес Хавсер. — В смысле теперь я обернулся раньше. Я изменил воспоминание, вел себя иначе. Я обернулся, но все еще недостаточно быстро.
— В следующий раз, — отрешенно сказал Хельвинтр.
Через безмолвные участки леса они поднялись на скалы, возвышающиеся над высокогорной станцией — двухчасовой путь, который они преодолевали каждый день уже на протяжении недели. Погода стояла холодная, но если они выходили рано поутру, то могли добраться туда прежде, чем ударит мороз. Серо-кремовые скалы были покрыты зимним лишайником пурпурного, сиреневого, синего или красного цветов, одни были жесткие, словно наждачная бумага, в то время как другие — мягкие, будто мех крота.
По словам Ауна Хельвинтра среди безлюдных скал лучше думалось и фокусировался истинный взор. Место это находилось вдали от шума и повседневной жизни, и на Тардии, где люди жили лишь на высокогорной станции и в исследовательском комплексе, отсутствовало наследие рэйфов и призрачные воспоминания, которые могли бы влиять на человеческие нити.
Кроме того, Хельвинтр любил холод. Хотя даже в полярных регионах Тардия едва ли могла сравниться со смертоносным величием фенрисской зимы, жрецу нравился местный климат и клубы пара, вырывающиеся при каждом выдохе.
Хельвинтр принялся собирать кувшины с мазями, талисманы и другие предметы, разложенные у плоского камня, который они избрали для сегодняшней попытки. Камень — низкий, гладкий сверху и достаточно крупный, чтобы Хавсер мог растянуться на нем во весь рост — был покрыт синеватым лишайником. Он напоминал Хавсеру вельветовую подкладку осетийской молитвенной коробочки или старую игровую доску.
Жрец был облачен в кожаные одеяния и звериные шкуры. Его маска, наручи и одежда были из матово-черной кожи, украшенной узелками. Длинные белые волосы Хельвинтра были уложены и залакированы в форме буквы S. Лицевая часть его маски представляла собой оскаленную демоническую пасть, дабы отпугивать рэйфов.
Хавсер также носил кожаную одежду темно-коричневого цвета и более простого покроя, а также полумаску, закрывающую голову лишь частично. Перелет от Никеи до Тардии длился двадцать шесть недель, и он использовал это время, чтобы научиться основам обработки шкур. Воины Тра время от времени показывали ему различные способы, осматривали его работу и давали советы. Хавсер начал понемногу украшать узелками левый наруч, но процесс продвигался медленно и из рук вон плохо. Остальная же часть кожаного одеяния была гладкой и девственно чистой.
Уложив свои вещи, Хельвинтр присел на камень, широко расставив ноги и сгорбив спину. На мгновение жрец напомнил Хавсеру лягушку на кувшинке. Но затем на ум скальду пришло иное сравнение: восседающий на утесе бдительный волк, спокойный, но настороженный, расслабленный, но наблюдающий за зимним лесом далеко внизу.
Хельвинтр снял с пояса атам и принялся наносить знаки на лишайнике, укрывавшем камень.
Хавсер начал постепенно замерзать. Он отвернулся от годи и его загадочных дел. На свежем воздухе любой пригодной для жизни планеты было куда удобнее заниматься подобным, нежели в отсеках бороздящего пустоту звездолета. Хельвинтр старался выжать как можно больше из кратковременной остановки ударной группы на Тардии.
На востоке зеркально-чистого неба Тардии сияло и мерцало неведомое доселе созвездие. Подобного расположения звезд местные небеса никогда ранее не видели и более никогда не увидят, расположение звезд, которое даже самые несведущие годи сочли бы знамением рока и разрушения.
Это были огни кораблей ударной группы, стоявших на высоком якоре. Ударная группа «Геата»- шесть рот Шестого легиона вместе с кораблями поддержки и обеспечения. Значительная концентрация силы по стандартам любого легиона, особенно в эту эпоху, когда Великий крестовый поход разбросал Астартес по всей галактике. По стандартам Шестого это было вообще неслыханно. Официально войска на Тардии собрались для учений и пополнения запасов, но Хавсер чувствовал, что здесь крылось нечто другое.
Скальд продрог до самых костей. Он снял с пояса секиру и, спустившись по склону, принялся раз за разом повторять серии ударов и разворотов, которым его научил Богобой. К этому времени он владел оружием уже достаточно хорошо, чтобы заработать от него похвалу. Хавсер научился разворачивать секиру, вращать ее, наносить удары под разными углами, ставить блоки, перебрасывать оружие из руки в руку и даже менять хватку из одноручной на двуручную. Кроме того, он овладел эффектным стремительным вращением секиры одной рукой в подражании поразительному мастерству воинов вроде Медведя и Эртхунга, хотя Богобой советовал ему этим не заниматься. Слишком хвастливо, говорил он. Слишком велик риск утратить контроль или ослабить хватку в угоду одной лишь показухи.
Бой на секирах представлял собой сложный и трудоемкий танец. Он выглядел куда проще и безжалостнее боя на мечах, но в некоторых аспектах был более утонченным, нежели фехтование мечника. Кромка секиры могла нанести большее повреждение за меньший промежуток времени, нежели лезвие меча. Бой на секирах состоял из замахов и вращения, постоянного движения и уклонений, выбора подходящего момента для удара. Суть его заключалась в том, чтобы предвидеть ошибку врага, словно хороший игрок в регицид, за три или четыре хода и воспользоваться преимуществом, не выдав при этом себя раньше времени. В поединке необходимо было предугадать, когда удар попадет по движущейся цели. Один просчет — и бой проигран.
Секиры являлись идеальным оружием для холодного климата, ибо могли также применяться для рубки леса и льда, а также для забоя скота. Но искусство использования секиры в бою во многом опиралось на предугадывание, поэтому не удивительно, что культуры, вроде фенрисской, столько внимания уделяли прорицаниям. Чтение будущего было основой выживания на микроуровне и потому глубоко укоренилось в их культуре. Именно по этой причине воины Стаи так увлекались стратегическими играми.
В свою очередь в детстве Хавсер провел довольно много времени играя в регицид с ректором Уве.
Хавсер раз за разом отрабатывал восьмерки и развороты, отчего всякий раз, рассекая воздух, оружие гудело. Постепенно он начал согреваться.
Скальд резко развернулся на месте, делая очередную восьмерку, и именно в этот момент он осознал, что стал постигать дар предсказания Влка Фенрика. Еще до того, как он полностью обернулся, Хавсер понял, что следует остановить удар.
Позади него стоял Охтхере Творец Вюрда. Хавсер перенаправил удар как раз вовремя, чтобы не задеть жреца.
— Пошли, — сказал Творец Вюрда. — За мной, быстро.
— Что?
— Быстро!
Творец Вюрда никогда не отличался приятностью в общении. Невозмутимость и исходящая от него угроза заставляли людей чувствовать себя неуютно в его присутствии, а рунические жрецы были наиболее обособленными и суровыми во всей Влка Фенрика.
Творец Вюрда часто моргал, на его лбу выступил пот. Хавсеру показалось, будто тот нервничает и из-за чего-то возбужден.
— Здесь опасно, — сказал он.
— Мы должны предупредить Хельвинтра, — ответил Хавсер и оглянулся на склон, где должен был сидеть рунический жрец Тра. Камень пустовал.
Хавсер перевел взгляд обратно на Творца Вюрда. Жрец приставил палец к губам, взял Хавсера за руку и потащил в сторону леса.
У тамошних деревьев были темные, похожие на клубни, матово-черные стволы и кружевные листья, походившие на оборванные крылья давно мертвых насекомых. За обычные деревья они могли сойти лишь на расстоянии, да и то лишь в общих чертах.
Некоторые растения, разбухшие и ссохшиеся от возраста, имели фантастические размеры. Хавсер практически никогда не обращал на них внимания, когда проходил с Хельвинтром по полянам. Теперь же, оказавшись среди них, он с тревогой начал понимать, насколько чуждыми те казались. В воздухе витала пыль и запах корицы. Земля была покрыта черным слоем гумусаиз опавшей разлагающейся листвы, а в просветах между растениями жужжали крошечные, словно перчинки, насекомые.
Хавсер старался издавать как можно меньше шума, отчаянно стараясь использовать технику скрытного передвижения, которой его обучал Богобой, но при этом походил скорее на шумный тюк, который волок за собой Творец Вюрда. Жрец же передвигался в абсолютной тишине.
Они укрылись в тени огромного клубневого дерева. Над ними, словно вдовья вуаль, свисала испещренная прожилками филигранная листва. Хавсеру в горло попала пыль, и он изо всех сил старался не закашляться.
Творец Вюрда оттащил скальда к стволу. Кора клубневого дерева была матово-черной, словно кожура баклажана. Жрец пальцем указал ему оставаться на месте, а сам поднял голову.
Хавсер едва мог различить Творца Вюрда среди лесных теней. Как скальд и Хельвинтр, жрец Фиф был облачен в кожаное одеяние, маску и шкуры. На шее у него висели тотемные ожерелья с бусинками и зубами животных. Хавсеру стало любопытно, почему во время движения они не издавали шума? Он никак не мог выбросить этот вопрос из головы. Это ведь так глупо. Он едва не расхохотался. Почему они не издавали шума? В чем здесь секрет?
Какое-то время Творец Вюрда сосредоточено озирался по сторонам, наблюдая за лесом. Затем он присел возле Хавсера и принялся что-то делать с одной из нитей бус.
— Я знаю, чем Хельвинтр занимался всю прошлую неделю, — прошептал ему Творец Вюрда. — По этому вопросу я дал ему свое напутствие и совет. Преодолеть твои искусственно созданные воспоминания — достойная цель как для тебя, так и для всей Влка Фенрика.
Хавсер сглотнул и кивнул. Творец Вюрда снял с ожерелья два черных пера и с помощью небольшой серебряной проволоки стал привязывать их к гранатовой бусинке и кости из человеческого пальца, который он достал из поясной сумки.
— Структура твоих воспоминаний очень крепка, — продолжил Творец Вюрда, не отрываясь от работы, его голос не поднимался выше шепота. — Она очень хитро устроена. В ней присутствует малефик. Хельвинтр докладывает мне каждый день. Он раздражен. Сегодня он попытался применить новый способ. Возможно, благодаря ему Хельвинтру удастся разблокировать твои воспоминания. Ты знаешь Эду Хальфвульфа?
Хавсер кивнул. Хальфвульф был еще одним руническим жрецом, закрепленным за ротой Тра, будучи одним из старших годи Хельвинтра. Он был высоким, костистым воином, чьи кожаные одеяние были окрашены в красные цвета, в тон его огненно-рыжих волос и бороды.
— Хальфвульф был сегодня с вами.
— Я не видел его, — прошептал в ответ Хавсер.
— Так и было задумано, — не менее тихо сказал Творец Вюрда. — Он оставался вне поля зрения, чтобы, втайне давить на твои воспоминания с другой стороны, пока Хельвинтр отвлекал тебя.
— И? Что случилось?
Творец Вюрда покачал головой.
— Не знаю. Но около часа назад у меня возникло дурное предчувствие. Словно здесь, среди утесов, должно случиться нечто страшное. Я сразу же бросился сюда.
— Ты пугаешь меня, — прошептал Хавсер.
— Хорошо. Значит, ты воспринимаешь меня серьезно.
— Где Хельвинтр?
— Я видел только тебя.
— Но Хельвинтр был прямо здесь! — прошипел Хавсер. — Он сидел на скале в двадцати шагах от меня.
— Но не тогда, когда я пришел.
— Он не мог просто исчезнуть. Он был чем-то занят. Чем-то хитрым. Он слушал.
— Хельвинтр также это почувствовал, — произнес Творец Вюрда. Наконец жрец закончил свою работу с перьями и безделушками. Он сжал их в ладонях, подул в них, а затем выбросил руки вверх.
В листву взметнулось что-то черное. Хавсер услышал трепетанье крыльев. Мельком он заметил ворона, хотя понимал, что Творец Вюрда никак бы не смог спрятать его в руках.
— Что за… — невольно вырвалось у него.
Творец Вюрда строго взглянул на него.
— Теперь жди.
Жрец закрыл глаза, стараясь сконцентрироваться. Хавсер вдруг понял, что может слышать собственное дыхание. В лесу стояла поразительная тишина. Лишь изредка доносился шум ветра или небольших существ, стрекотание копошащихся насекомых или шорох листьев, опадающих с клубневых деревьев.
До него донеслись удары крыльев. Звуки крупной птицы, пробивающейся через листву.
— Ты… ты создал ворону? — пораженно спросил Хавсер.
Творец Вюрда одарил его непонимающим взглядом.
— Что? — прошептал он.
— Ворону.
— Что это за слово, скальд?
— Ворона.
— Ты имеешь в виду, ворона? — переспросил жрец.
— Я так и сказал, — шепнул Хавсер.
— Но не на Вургене или Ювике. Это было на терранском языке.
— Нет, я…
— Помолчи.
Творец Вюрда опять закрыл глаза. Хавсер замолчал. До него вновь донеслись удары крыльев, но уже дальше. Он услышал и другой звук, словно кто-то тихо крался по лесу. Чем бы оно ни было, оно казалось явно крупнее копошащихся насекомых или небольших зверьков.
Творец Вюрда резко открыл глаза.
— Я вижу его, — прошептал он про себя. — Хьолда, оно большое.
Он взглянул на Хавсера.
— Иди к утесам так тихо и быстро, как только можешь. Не оглядывайся.
Творец Вюрда засунул руку под шкуру и достал из-под нее компактный плазменный пистолет. Движением пальца он активировал его. Оружие казалось совершенно чуждым и в то же время совершенно естественным в облаченных в кожу руках жреца.
— Иди! — приказал он.
Жрец развернулся и выпрыгнул из тени огромного клубневого дерева. Шкуры взметнулись за ним, подобно плащу, когда он широким шагом направился в лесную чащу, в направлении источника звука. Мгновение спустя он растворился среди листвы.
Какое-то время Хавсер стоял на месте, желая, чтобы жрец вернулся. Затем он поднялся, покрепче стиснул секиру и направился в указанном направлении. Скальд мысленно бранил каждый свой неуклюжий шаг, каждый шорох опавших листьев и хруст сухой ветки. Он чувствовал себя дураком, который не умеет тихо ходить.
Хавсер не успел уйти далеко, когда услышал звук. Он остановился и оглянулся по сторонам. Лес утопал в тенях и лучах ярко-белого света. В освещенных солнцем участках роились мухи. Из-за игры теней иссохшие листья походили на окаменелые крылышки. До него вновь долетел звук.
Удары. Удары крыльев неподалеку, среди древесных крон. Зашелестели ветви. Затем раздалось еще пару ударов.
Вдруг лес взорвался оглушительным звуком, яростным хлопаньем, столь стремительным, сколь и внезапным. В десяти метрах от него что-то с размаху врезалось в траву. Нечто нечеловеческое издало короткий хриплый рев.
В нем чувствовалось влажное рычание леопарда.
Затем из чащи раздался крик боли.
Хавсер понял, что это кричал Творец Вюрда.
Скальд поднялся на ноги и оглянулся. Жрец ранен. В беде. Он не может просто…
Хавсер услышал хриплый звук, гортанное рычание хищника. Он прозвучал рядом, хотя скальд точно не мог сказать с какой именно стороны. Его спина стала липкой от пота. Хавсер поднял перед собой секиру и осторожно двинулся вперед. Он обошел массивное клубневое дерево, растущее из покрытой пылью травы, словно перевернутый гриб. Скальд прижался спиной к стволу.
Затем медленно выглянул из-за него.
Он увидел волка.
Почти увидел его. Тот был тенью. Тенью в виде волка. Волком в виде тени. Огромный и зловещий, словно кроваво-темное полуночное небо, призрачный и злобный, как предсмертное проклятье безумца. Он становился видимым в тенях и исчезал на свету. Хавсер вновь услышал гортанное рычание. Его охватил ужас, будто весь холод Фенриса собрался в сверхплотный ком в его сердце.
Полуволк держал что-то в пасти, комок чего-то спутанного, темного и блестящего. Он бросил его на землю и издал рык, походивший на самую низкую тональность племенного бойрана. Хавсер ждал, когда тот обернется. Он ждал, пока тот обернется и заметит его. Скальд затаил дыхание, вжавшись в клейкую темную кору дерева.
Он ждал. Ждал. Ждал, когда на нем сомкнутся челюсти. Ждал, пока не минует вечность, чтобы вновь сделать вдох.
Полуволк еще раз зарычал.
Хавсер услышал, как задрожала влажная листва, и осыпалась сухая.
Он рискнул посмотреть еще раз.
Полуволка не было. Он исчез. Скользнул во мглу леса.
Хавсер подождал еще миг. Крепко сжимая секиру, он отважился выйти из тени дерева на сумрачную поляну, где перед этим стоял полуволк.
Посреди поляны на палой листве лежало то, что бросил волк. Это был комок изорванных черных перьев. Они были матово-черными, словно блестящий шелк. Это была ворона Творца Вюрда. Она была мертва, искалечена, с почти откушенным крылом. Перья и земля вокруг были забрызганы каплями крови, отблескивая в сумраке, словно гранатовые бусинки. Под перьями же виднелось хитроумное переплетение костей.
Хавсер провел с Влка Фенрика достаточно времени, чтобы понять болезненный крик Творца Вюрда. Симпатическая магия. То, что произошло со шпионом жреца, случилось и с ним также.
Хавсер поднялся. Он попытался припомнить, с какой стороны раздался крик. Попытался понять, где находится. Затея оказалась не из легких. Охвативший его страх был сильным и холодным. Он сковывал его, словно ледник. Скальд попытался думать как Волк, как воин Тра. Скальд попытался думать стратегически, словно просто обдумывал следующую пару-тройку ходов на доске для хнефатафла Скарссенссона или регициде ректора Уве.
Он ослабил хватку так, чтобы рукоять скользнула вниз, пока одной рукой он не сжал ее у головки, а другой у самого конца. Это был боевой хват, который на Вургене звался «открытый укус». Благодаря ему руки находились на максимальном расстоянии вдоль рукояти, что давало не только большую дальность поражения, но и позволяло сделать удар более сильным. Это была не самая изысканная боевая стойка. Если ему придется вновь столкнуться с полуволком, Хавсер не питал надежды, что бой будет изысканным.
Сквозь свет и тень он двинулся под крону из кружащихся насекомых, крепко сжимая секиру. Вдруг он услышал новый звук. Дыхание. Натужное человеческое дыхание. Тяжелое дыхание раненого существа.
Хавсер нырнул под ветвь с призрачными листьями и заметил огромное тело, лежащее у кривого клубневого дерева. Астартес. Он был облачен в кожаное одеяние красного цвета.
— Эда? — прошептал Хасер, склонившись над ним.
Эда Хальфвульф открыл глаза и посмотрел на него.
— Скальд, — улыбнулся он. Его лицо было искажено гримасой боли, тело покрывала высохшая кровь. Что-то оставило пару довольно глубоких укусов на его теле.
— Шшшшш! — шикнул Хавсер.
— Волк поймал меня, — прошептал Эда. — Возник будто из ниоткуда. Что-то привело его сюда. Сегодня нечто настроено против нас.
— Я видел его. Лежи смирно.
— Дай мне минутку. Мои раны заживают, а кровеносные сосуды срастаются. Через пару мгновений я стану как новый.
— Творец Вюрда ранен, — произнес Хавсер.
— Я слышал его крик. Нам нужно найти его, — ответил Эда.
— Я не знаю, что случилось с Хельвинтром, — сказал Хавсер.
Эда одарил его мрачным взглядом, свидетельствовавшим о том, что ему и самому хотелось бы это узнать. Хальфвульф стянул с лица кожаную маску. Бледная кожа на его щеках и лбу была покрыта капельками крови.
— О чем ты, Эда? Что ты имел в виду, говоря о том, что сегодня нечто настроено против нас?
Эда Хальфвульф закашлялся, из-за чего слегка поморщился.
— Хельвинтр и я проникли в твои воспоминания, скальд, — ответил он.
— Это я знаю, — заметил Хавсер.
— Представь свой разум в виде крепости. Хорошо укрепленной, с высокими стенами. Хельвинтр собрался пробраться в нее через главные ворота. Он был там, где ты мог его видеть, он шел не таясь. Я же находился позади твердыни и пытался проникнуть, пока все твое внимание было поглощено Хельвинтром. Мне предстояло добраться до внутренней комнаты, которую ты запер на замок.
— Что же случилось? — спросил Хавсер.
— Он попал в воспоминания кого-то другого, — произнес голос позади него.
Хавсер обернулся.
Аун Хельвинтр стоял на краю поляны и пристально наблюдал за ними. В руках у него блестел короткий меч с толстым лезвием.
— Иди ко мне, скальд, — приказал он.
— Хьолда! — воскликнул Эда. — Во имя всех рэйфов Земли Мертвых, скальд, стой здесь!
— Что? — ошеломленно спросил Хавсер.
Хельвинтр сделал шаг вперед. Хавсер пораженно следил за ним, крепче вцепившись в рукоять секиры. Он услышал, как позади него с огромным трудом поднимается Хальфвульф. Затем услышал скрежет доставаемого из ножен меча.
— Стой рядом! — прошипел Эда Хальфвульф. — Я действительно забрался в воспоминания другого существа. Именно оно переделало твои воспоминания, скальд. Оно оставило дверь отрытой, дверь прямиком в твой разум, чтобы проникать в него, когда пожелает. Я выглянул через дверь. Как и Хельвинтр. Оно заметило нас, и ему это не понравилось.
— Иди сюда, скальд, — повторил Хельвинтр, сделав еще один шаг. Он взмахнул свободной рукой, словно приветствуя врага. — Давай же. Не слушай его.
— Стой здесь, — прорычал Хальфвульф, выпрямившись позади Хавсера. — Будь готов встать позади меня. Я защищу тебя.
— Но Хельвинтр… — начал было Хавсер.
— Хьолда, послушай меня! — прохрипел Хальфвульф и болезненно выдохнул. — Пойми меня! Существо, заметившее нас, оно не наблюдало, как мы. Оно набросилось на нас. Мы отступили, но недостаточно быстро. Существо коснулось нас своим малефиком. Оно коснулось Хельвинтра.
Хавсер недоверчиво уставился на Хельвинтра. Жрец сделал еще шаг. С его губ сорвался глухой рык, влажное рычание леопарда. Сквозь щели в маске виднелись его сияющие золотом глаза.
— Ты — волк, — срывающимся голосом прошептал Хавсер.
— Все, что сказал Эда Хальфвульф, правда, — согласился Хельвинтр. — Кроме одной детали.
Хельвинтр сделал еще один шаг.
— Малефик коснулся Эды.
Хавсер застыл на месте. Позади него раздались звуки, которые мог издавать только рунический жрец. Обрывистое, болезненное дыхание медленно превратилось в более глубокий, тяжелый и пугающий звук. Хавсер услышал, как растягиваются кожа и сухожилия, услышал бульканье синовиальной жидкостии треск хрящей. Услышал хруст деформирующихся костей и хлюпанье перемещающихся органов. Услышал глухое рычание существа, переносящего полную физическую трансформацию.
— Не оглядывайся, — сказал Аун Хельвинтр. Жрец стоял на месте, подняв перед собой меч.
Хавсер почувствовал на шее дыхание, влажное урчание леопарда.
Он оглянулся. Скальд тут же замахнулся секирой, и та, описав полукруг, погрузилась в правое плечо существа позади него.
Полуволк, бывший Эдой Хальфвульфом, взревел от боли. Он что есть силы врезался в скальда и опрокинул того наземь. Хавсер даже не успел как следует рассмотреть его. Это была просто размытая тень и яростный звук. Он заметил отблеск зубов. Хавсер перекатился по земле, увидев, как к нему приближается разверзнутая пасть.
Хельвинтр мгновенно сорвался с места. Воины схлестнулись, вцепились друг в друга, и между ними завязалась схватка. Даже приняв форму эфемерной тени, дымки, существовавшей лишь там, куда не проникал свет, полуволк был вдвое крупнее рунного жреца. Их движения слились в сплошное размытое пятно. Скальд попытался встать. Его секира куда-то запропастилась. Хавсер заорал, когда ему на лицо и грудь брызнула струя крови. Он не знал, выпустили ее клыки или меч, принадлежала она почти волку или Хельвинтру.
Хавсер стал кружить вокруг эпицентра схватки. Хельвинтра практически не было видно из-за тени, отбрасываемой почти волком. Оба бойца двигались с такой скоростью, что за их движениями было практически невозможно уследить.
Вдруг раздался хруст кости и треск рвущейся плоти. Хельвинтра отбросило назад в брызгах крови. Он ударился о дерево и рухнул на траву. Его кожаное одеяние было изорвано, меч исчез. На его лице, шее и левой ноге красовались глубокие следы укусов. Рунический жрец с отчаянным криком попытался подняться на ноги.
Полуволк оглушительно зарычал. Его массивная пасть повернулась к Хавсеру. Скальд видел перед собой лишь тень, словно кусок ночи, который возник посреди белого дня. В сердце же тьмы блестели клыки, походившие на огромные сосульки.
Внезапно воздух прошил тонкий слепящий луч света, взорвавший землю под лапами полуволка. Когда он, пошатываясь, поднялся, в грудь ему попал второй луч, и существо отбросило назад. Полуволк кубарем покатился по траве, сломав по пути два огромных дерева. Иссохшие клубни взорвались, подобно созревшим семенным коробочкам, наполнив воздух метелью растительной мякоти. Сверху дождем просыпались листья и ветки.
Охтхере Творец Вюрда опустил плазменный пистолет. Его левая рука безвольно висела вдоль тела. Из-за текущей по плечу крови казалось, будто его рука была почти откушена.
В дальнем конце поляны лучи света упали на Эду Хальфвульфа, лежавшего на клейкой массе из щепок и треснувших плодов. В колодцах света кружились густые облака спор и пыльцы.
Из ужасной раны на груди Эды поднимался дым. Из его правого плеча все еще торчала секира Хавсера.
Трэллы и волчьи жрецы отступили назад, а затем выскользнули из изолированной комнаты в сердце «Нидхёгга». Мощные лампы все время освещали комнату искусственным светом. На пол были нанесены символы-обереги.
В центре комнаты высился пластсталевый крест, к которому был прикован Эдда Хальфвульф, уже без шкуры, снаряжения и доспехов. Он был при смерти. Сооружение, на котором он висел, было творением волчьих жрецов и предназначалось для сдерживания, дознания и поддержания жизни. От жизнеобеспечивающей аппаратуры позади креста к нему отходили трубки, которые, словно черви, погрузились в зашитую рану на груди воина.
Он взглянул на Хавсера и Волков, молящий, обесчещенный, понимая, что он натворил и кем был. Из его носа, рта и глаз текла прозрачная вязкая жидкость, скапывая на бороду и, словно клей, засыхая на его голой плоти. В комнате стоял мускусный звериный запах, перебивающий терпкую вонь антисептиков и крови.
— Простите меня, — прохрипел он. — Я не смог бороться с этим.
— Что ты видел? — спросил Охтхере Творец Вюрда.
Эда застонал, словно даже вспоминать об этом ему было тяжело. Он закрыл глаза и непроизвольно начал качать головой. Из рта и носа закапала слизь.
— Даже если он ответит, мы не сможем доверять ни единому его слову, — сказал Хельвинтр. — Оно побывало в нем, использовало его, коснулось Эды, и ему вовек не избавиться от этого.
— И все же мне бы хотелось послушать его, — ответил Творец Вюрда. Старший жрец Фиф согнул и разогнул руку. Рана от симпатической магии исцелялась с обычной для Астартес ошеломительной скоростью, но, судя по всему, все еще болела.
— А мне бы хотелось как можно скорее от него избавиться, — проворчал стоявший позади них ярл Огвай. — Он отравлен. Заражен. Обращен.
Творец Вюрда просительно поднял руку.
— Некоторая часть Эды Хальфвульфа еще чиста, — сказал он.
Эда застонал. Он покачал головой, и с губ потекли слюна и слизь.
— Я понял свое упущение и приложу все усилия, чтобы исправить его, — пробормотал он.
— Слишком поздно, — сказал Огвай.
— Малефик мог захватить любого из нас, — заметил Творец Вюрда.
— Он мог с такой же легкостью забрать и меня, — добавил Хельвинтр. Раны Хельвинтра также постепенно исцелялись. Он перевел взгляд на Хальфвульфа.
— Делай все, что в твоих силах, Эда, — сказал он. — Ты уже ничего не исправишь, хотя можешь уйти, сохранив толику достоинства. Что ты видел?
— Я заглянул в воспоминания скальда, — произнес Эда. Он вздрогнул, и на подбородок и бороду упала густая нить слизи.
— И что ты там увидел? — спросил Хавсер.
— Чтобы не пересоздало структуру твоего разума, — с трудом выдавил Эда, — оно сохранило с тобой связь, запасную дверь, через которую может возвращаться и вносить нужные изменения. Когда я прощупывал тебя, то ошибочно вошел именно через эту дверь. Существо, сидевшее там, было поглощено тем, чтобы не впускать Хельвинтра. Как и ты, оно смотрело на него. И на мгновение я попал в одно из его воспоминаний.
— Я жду, — нетерпеливо сказал Огвай.
— Я увидел клинок, лорд, — сказал Эда Хальфвульф. — Священный кинжал, подобный тем, что используем мы, но древний и извращенный, созданный руками пришельцев и получивший форму силой чуждых мыслей. Его пропорции необычны. Это оружие возмездия. Оно разумно и лежит среди ржавеющих останков корабля, рухнувшего с небес, корабля, погруженного в миазматические топи. Клинок этот зовется Анафем.
Эда закашлялся, и на грудь ему закапала отвратительная, похожая на сироп жидкость.
— И? — спросил Огвай.
— Оно не хотело, чтобы я увидел это, — сказал Эда Хальфвульф. — Оно не хотело, чтобы я смог рассказать вам об этом. Существо подчинило меня своей воле и направило против скальда и братьев. Единственное благо, что я все же могу рассказать вам об этой вещи. Об Анафеме.
— Но для чего он нужен? — спросил Творец Вюрда.
— Он расколет расу людей, — сказал Эда. — Извратит будущее. Убьет брата Волчьего Короля, великого Магистра Войны Гора.
— Убьет его? — эхом отозвался Огвай.
— Магистра Войны, которого мы чтим и за которым следуем, не станет, — заявил Эда.
— Ложь, — резко сказал Огвай и отвернулся от скованного воина. — Малефик желает, чтобы мы слушали это вранье. Он лжет, жаждет расколоть расу людей, посеяв среди нас недоверие и вражду.
— Выслушайте, лорд! — воскликнул Эда.
— Думаю, нам следует прислушаться к нему, — сказал Хавсер. — Возможно в том, что пытается внушить нам Эда Хальфвульф, есть толика правды. Он…
— Нет, — произнес Огвай.
— Он может…
— Нет! — резко оборвал Хавсера ярл и смерил его грозным взглядом. — Не слушай его ложь, скальд. Посмотри.
Хавсер взглянул на прикованного к кресту воина. Из-за резкого света устройство отбрасывало на пол черную тень. Силуэт распятой фигуры не был человеческим.
Он принадлежал огромному волку.
Хавсер в ужасе отшатнулся.
Огвай перевел взгляд на Хельвинтра. Творец Вюрда взглянул на покрывающие пол символы-обереги.
Ярл Тра подошел к подножию массивного устройства и взглянул на подвешенное к нему истерзанное тело. Изо рта Хальфвульфа текла слизь.
Он посмотрел на своего лорда.
— Я понял свое упущение и приложу все усилия, чтобы исправить его, — прошептал он.
— Я знаю, — ответил Огвай. — До следующей зимы.
С этими словами ярл Огвай достал болт-пистолет, приставил его к подбородку и единственным масс-реактивным снарядом разнес голову Эды.
— Тебе понравилось сказание? — спросил Хавсер. — Оно развлекло тебя? Отвлекло?
— Оно было довольно забавным, — сказал Длинный Клык. — Но явно не лучшим из твоего репертуара.
— Уверяю тебя, что лучшим, — ответил Хавсер.
Длинный Клык покачал головой. В его бороде блеснули капельки крови.
— Нет, у тебя будут лучшие сказания, — произнес он. — Куда лучшие. Но даже теперь, это не лучшее из того, что у тебя есть.
— Это самое поразительное событие, произошедшее со мной в старой жизни, — сказал Хавсер с некоторым вызовом. — В нем было наибольше… малефика.
— Ты знаешь, что это не так, — ответил Длинный Клык. — В глубине души ты знаешь это. Ты отрицаешь себя.
Хавсер резко проснулся от того, что его кто-то будил.
— Проснись, — сказал Богобой.
— Что? — сонно пробормотал Хавсер. Он находился в своей каюте на борту «Нидхёгга». Богобой оборвал его повторяющееся сновидение, и это почему-то было более неприятно и странно, нежели обычное его завершение.
— Вставай, — произнес Богобой.
— Что случилось? — спросил Хавсер.
— Тебя вызывают, — ответил воин.
Пинасперевез Хавсера и сопровождающих с крейсера Тра на огромный корабль Волчьего Короля. Стоявший на якоре флот напоминал зависшие над диском Тардии монолитные блоки из темно-серого камня. Из-за вакуума играющие на кораблях свет и тени казались особенно резкими.
Хавсер смотрел в иллюминатор. Размеры корабля подавляли. Даже небольшие суда представляли собой гигантские плиты, словно отколовшиеся горные утесы. Главные же корабли имели шокирующие размеры. Казалось, их борта проносились в иллюминаторе целую вечность, пока крошечное суденышко лавировало между ними.
Самый же крупный корабль представлял собой сланцево-серое чудище с носом, который походил на сошник. Это был хищник высшего порядка, альфа-самец флота.
— «Храфнкель», — произнес Богобой. — Флагман Волчьего Короля.
Огромная, словно город, палуба флагмана кипела жизнью. Сотни тысяч матросов, трэллов и сервиторов проверяли колоссальный корабль после его последнего перехода и готовили к следующему прыжку в имматериум. Палубные покрытия и внутренние распорки укреплялись. Силовые кабели тестировались. На некоторых участках трапа смотровые панели поднимались на высоту в сорок или пятьдесят метров. Из сводчатых бронированных складов, этих соборов войны, автоматизированные подъемники перемещали пустотные снаряды к точкам назначения, где их, извиваясь будто морские ормы, ожидали грузовые поезда. Затем те по служебным туннелям корабля доставляли титанические боеприпасы к батареям «Храфнкеля». Рабочие, кажущиеся в масштабах зала насекомыми, распаковывали из ящиков оружие и раскладывали его рядами по палубе, чтобы разобрать и вручную проверить его, прежде чем выдать воинам.
Стенающая дрожь огромных двигателей корабля усиливалась и спадала, нарастала и стихала, из-за чего палубное освещение то и дело мерцало. Шла проверка двигателей. Все это напоминало воина, разминающего перед боем плечи и руки.
— Война, — сказал Хавсер, когда они шли по палубе.
— Вечно, — согласился Медведь.
— Это не обычная подготовка, — произнес скальд. — Это нечто особое. Это…
— Это просто война, — закончил Хельвинтр. — Чем бы оно ни казалось, по сути это всегда война.
Леман Русс затмевал собой весь командный мостик, хотя тот являлся многоярусным помещением, напоминавшим Хавсеру тронный зал дворца. Офицеры и сервиторы работали за отделанными медью и золотом консолями управления, которые окружили огромный купол мостика и соединялись с переборками толстыми пучками позолоченных кабелей, цепей и труб. Из-за них консоли напоминали гигантские органы. Чтобы еще более усилить сходство, клавиши на большинстве из них располагались в три или четыре ряда. Кнопки были сделаны из кости, на которые были нанесены разнообразные символы. Некоторые из них пожелтели от возраста и частого использования. Они походили на старческую улыбку.
Они походили на клавиши старого клавира.
Гололитические экраны, проецируемые верхними или подпалубными передатчиками, превращали центральную часть мостика в галерею мерцающих изображений. Между ними туда-сюда ходили члены команды, пристально изучая одни или с помощью специальных перчаток корректируя потоки данных на других. Некоторые изображения были крупными, другие — крошечными, а третьи собраны серией, которую можно было прокручивать движением руки. Когда Хельвинтр, Медведь и Богобой завели его внутрь, Хавсер заметил, как один из младших офицеров плавно передвигает в воздухе светящуюся прямоугольную карту базирования флота для собравшихся вокруг него командиров. Изображения показывали топографические карты, контурные слои, позиционные указатели или же вычисления курса. По некоторым из них постоянно текли ряды данных или в дополнительных окнах показывались пикт-изображения голов командиров других кораблей, которые докладывали о ходе подготовки.
Воздух полнился гулом техники, тихим щелканьем клавиш, потрескиванием вокс-сообщений или вокалайзеров механикум, а также приглушенными разговорами. Старшие офицеры в униформах с манжетами и стоячими от позолоты воротниками раздавали приказы через вокс-аппараты, которые были через провода соединены с консолями. Командиры держали микрофоны у самых ртов, из-за чего небольшие акустические дефлекторы, словно полумаски, скрывали нижние части лиц. Просто глаза, без носов и ртов, которые кое что напомнили Хавсеру.
Херувимы, посмеивающиеся над своими шуточками, порхали по мостику с сообщениями или сумками с коммюнике. Инсектоидные пульты, походившие на стрекоз, с тихим жужжанием покорно висели над плечами своих хозяев механикум.
В центре командного мостика располагался массивный каркас из меди и серебра, инструмент, предназначенный для отражения небесных тел и сложных вычислений. Из-за металлических полусфер, окружающих его дисков и изменяющихся орбит он напоминал планетарий, но имел десять метров в диаметре и возвышался над решетчатой палубой на возвышении толщиной с древесный ствол. Сидевшие вокруг него за небольшими консолями техники постоянно вносили незначительные поправки, из-за которых грандиозное устройство непрерывно находилось в движении.
Сейчас полусферы планетария отражали увеличенное гололитическое изображение планеты. На вращающееся по орбите медное устройство была наложена трехмерная, сотканная из света, топографическая карта, на которой были видны дневная и ночная стороны мира. Рядом висели небольшие проекции, увеличивающие определенные участки поверхности, а также показывающие разнообразные исчисления, аспектариии эфемериды.
Сине-зеленая планета была прекрасной, словно сапфир. При высоком разрешении можно было увидеть кудряшки облаков и горные гряды, узоры рек, сияющие океаны и бирюзовую ауру атмосферы. Приблизившись, Хавсер понял, что огромная карта на самом деле представляла собой мозаику, состоявшую из тысяч отдельных пиктов — результат кропотливого и систематического сбора информации.
Но, несмотря на внушительные размеры планетария, Русс все еще оставался наиболее грандиозной личностью в зале. Едва завидев Хавсера с сопровождающими, он легко отодвинул в сторону группку навигаторов, сжимающих в руках карты звездного времени и зодиакальных созвездий.
— Введите его! — прорычал он, указав на реклюзиам капитана.
Хельвинтр, Медведь и Богобой сопроводили Хавсера в реклюзиам вслед за Волчьим Королем. Капитан корабля, сурового вида великан с вьющейся седой бородой и фуражкой с высокой тульей, отдал честь и покинул помещение. Прихватив инфопланшеты и папки, старшие офицеры торопливо вышли вслед за своим повелителем.
Русс взмахнул украшенным драгоценными камнями скипетром, и вокруг реклюзиама поднялись экраны-обманки. Доносившийся с мостика гул тут же умолк. Внезапно в комнате стало тихо, словно в келье у монаха.
Волчий Король лениво бросил скипетр на обитый красной кожей капитанский трон и обернулся к Хавсеру. Его присутствие было почти нестерпимым. В нем пульсировала динамичная смертоносная энергия. Он сгорбился и крепко обхватил руками тело, словно мог взорваться изнутри. Если это случится, то, Хавсер не сомневался, он уничтожит весь флагман.
— Ты слышишь меня, брат? — спросил он Хавсера.
— Что? — вздрогнул скальд. — О чем вы, лорд?
— Я знаю, ты можешь меня слышать, брат, — продолжил Русс. — Знаю, что можешь.
— Лорд, пожалуйста, — взмолился Хавсер. — Объясните, что вы делаете.
Волчий Король не обратил внимания на его слова. Он продолжал вглядываться Хавсеру в глаза, словно те были омутами, из которых в любой момент могло что-то появиться.
— Магнус, Магнус, Алый Король, брат мой, — произнес он. — Я знаю, ты можешь слышать меня. Ты внедрил это орудие, этого несчастного глупца ибн Русте, ты подослал его к нам, чтобы вызнать наши тайны. Но знаешь что? Мы не глупее тебя. Возможно, даже умнее. Мы сразу раскусили твоего шпиона, но не устранили его. Мы продолжали держать его у себя, чтобы следить за тобой, Магнус. Чтобы вызнать твои тайны. Глаз может смотреть наружу, но может и внутрь. Тебе-то следовало знать об этом как никому другому, тебе, смотрящему глубже всех.
Волчий Король отвернулся и отступил на пару шагов назад. Взяв в руки скипетр, он сел на трон, после чего положил голову на кулак и вновь взглянул на Хавсера.
— Мне нечего от тебя скрывать, Магнус. Нечего. Ты ведь знаешь меня. Мои враги должны знать, кто за ними идет. Тогда их легче уничтожить. Я не люблю скрывать свои силы или то, что я уже иду. Лучше, чтобы мои враги понимали, какая буря на них вскоре обрушится.
Волчий Король прервался и сглотнул. Казалось, он подбирает нужные слова.
— Я не поэтому говорю с тобой сейчас. Я говорю с тобой в надежде, что ты выслушаешь меня. Я говорю с тобой, как брат с братом. Тому, что грядет, происходить не следует. Ты ведь знаешь, я этого не хочу. Ты ведь знаешь, что мое сердце разрывается от необходимости выступить против тебя, и что душа нашего отца терзается от того, что он превращает своих сынов в противников. Но ты свершил это. Ты довел до этого. Вся вина лежит на тебе.
Русс вновь сглотнул. Он опустил взгляд на палубу, хотя его слова все еще предназначались Хавсеру.
Скальд же продолжал стоять на месте, словно прирос к полу.
— Мы давали тебе не один шанс, Магнус. Мы позволяли тебе добывать знания и проводить исследования. Когда же нас стали одолевать опасения относительно того, куда тебя может завести эта стезя и как она может угрожать всему тому, что нам дорого, мы открыто сказали тебе о своих тревогах. Совет на Никее, он должен был стать моментом примирения. Ты поклялся, что оставишь магию. Ты поклялся! Поклялся, что подчинишься решению отца!
Его голос упал до шепота.
— Но ты нарушил клятву. Ты показал, что Никейское Решение ничего для тебя не значит. И потому это твоя вина. Тебе следовало понять, что у отца будут связаны руки. У него не останется иного выбора, кроме как послать меня для свершения кары.
Русс заглянул Хавсеру в глаза.
— Я даю тебе последний шанс. Как брат брату. Я даю тебе драгоценное время, как ни одному другому врагу. Заверши свои дела. Эвакуируй людей из городов. Отключи оборонительные системы. Выведи своих Тысячу Сынов на открытую местность и приготовься к сдаче. Магнус, пожалуйста. На тебя спустили Волков Фенриса. Лишь в твоей власти не допустить кровопролития.
Он поднялся с трона.
— Пожалуйста, Магнус. Прошу тебя.
Волчий Король отвернулся.
— Он ответил? — отвлеченно спросил Русс.
— Я не чувствую ответа, — с дрожью в голосе ответил Хавсер. — Но с другой стороны я даже не понимаю, как именно это должно работать.
Русс недовольно заворчал.
— Но если бы и понимал, — поспешно добавил скальд. Он почувствовал на себе пристальные взгляды других Волков, особенно Хельвинтра. — В этом я также никогда полностью не был уверен.
Волчий Король промолчал.
— Мой лорд, — отважился Хавсер. — Что… что совершил ваш брат?
— Он совершил акт малефика, из-за которого его колдовство на глазах Императора проникло на саму Терру, — ответил Хельвинтр.
— Но… зачем? — спросил Хавсер.
— Так он хотел передать предупреждение, — не оборачиваясь, произнес Русс. Его голос представлял собою приглушенное рычание, походившее на отдаленный гром.
— Предупреждение, мой лорд?
— Это было так важно, что Магнус решил раскрыть собственное предательство, лишь чтобы передать его, — пробормотал Русс.
— Простите меня, — сказал Хавсер, — но разве это не говорит о верности вашего брата? Разве предупреждение не проверили? К нему не отнеслись со всей серьезностью?
Русс обернулся к нему.
— Зачем? Мой брат — безумец. Глупец-чернокнижник.
— Лорд, — сказал Хавсер, — он был готов признать, что проигнорировал указы Никеи и рисковал неизбежной карой, лишь чтобы предупредить вас. Зачем ему так поступать, если только все не по-настоящему?
— Скальд, ты не воин, — почти ласково произнес Русс. — Стратегия — не твоя сильная сторона. А если все обстоит совершенно иначе? Магнус хотел добиться отмены Никейского Решения. Он хотел, чтобы ему вновь разрешили заниматься своими загадочными делами и практиковать грязную магию. Поэтому он придумал угрозу столь ужасную, что предупредив нас о ней, мы бы простили ему все на свете и забыли про обвинения. Угрозу столь немыслимую, что впоследствии мы бы благодарили его и говорили, что он был прав все это время. Все это время. Таково его намерение.
— И вы знаете, что может быть столь немыслимым? — спросил Хавсер.
— Магнус заявил, что великий Гор собирается восстать против Империума, — произнес Русс. — Судя по твоему лицу, Ахмад ибн Русте, ты также находишь это глупым.
Хавсер перевел взгляд на Хельвинтра. В ответ на него уставилась ничего не выражающая кожаная маска.
— Волчий Король, великий лорд, — начал Хавсер, — это не первое предупреждение относительно Магистра Войны. Лорд, пожалуйста…
— Наш скальд говорит об инциденте с Эдой Хальфвульфом, — напомнил Хельвинтр.
— Мне известно о нем, — сказал Русс. — С одной стороны, все вроде бы подтверждается. Но опять же подумай со стратегической точки зрения. Там был задействован малефик, обративший и извративший одного из наших годи прямо рядом с тобой — проводником вражеской силы. Конечно несчастный Хальфвульф бормотал бы ту же проклятую ложь на своем последнем издыхании. Благодаря ему, стороннему источнику, история Магнуса должна была сойти за правду.
Русс заглянул Хавсеру в глаза.
— Но правда в том, что именно это доказательство мне и нужно. Магнус отчаянно пытается скоординировать кампанию по дезинформации, которая подтвердила бы его якобы искренние намерения. Ему не нужно отвечать через тебя, скальд. Он уже ответил.
Волчий Король обернулся к Хельвинтру и сопровождающим.
— Уведите его, но держите поближе к передовой. Я хочу, чтобы связь с моим братом оставалась открытой. Мой бедный брат. Пусть он видит, что мы идем. Пусть знает, что еще не поздно просить о милосердии.
— Мой лорд, — произнес Хавсер. — Что же теперь будет?
— Теперь? — ответил Леман Русс. — Теперь Просперо падет.