Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II

Абнетт Дэн

Макнилл Грэм

Дембски-Боуден Аарон

Каунтер Бен

Френч Джон

Кайм Ник

Хейли Гай

Ли Майк

Райт Крис

Сандерс Роб

Сканлон Митчел

Торп Гэв

Эннендейл Дэвид

Фаррер Мэтью

Смайли Энди

Ник Кайм

Солнце Прометея

 

 

DRAMATIS PERSONAE

Саламандры

Вулкан Примарх

Нумеон Капитан 1-ой роты и глава Погребальной Стражи

Варрун Погребальный Страж

Атанарий Погребальный Страж

Ганн Погребальный Страж

Лоедракк Погребальный Страж

Скатар'вар Погребальный Страж

Игатарон Погребальный Страж

Гека'тан Капитан 14-ой роты

Каитар Боевой брат 14-ой роты

Люминор Аптекарий 14-ой роты

Ангевион Боевой брат 14-ой роты

Ту'вар Боевой брат 14-ой роты

Оранор Боевой брат 14-ой роты

Баннон Сержант 14-ой роты

Гравий Капитан 5-ой роты

Почтенный брат Аттион Дредноут

Гвардия Смерти

Мортарион Примарх

Железные Руки

Феррус Манус Примарх

Габриэль Сантар Капитан 1-ой роты

154-ый экспедиционный флот

Глаиварзель Отобразитель и итератор

Вераче Отобразитель

Имперская Армия

888-ая фаэрийская Армейская дивизия, включающая подразделения надсмотрщиков и дисциплинарных надзирателей.

Жители древнего Ноктюрна

Н'бел Кузнец из Гесиода

Бреугар Работник по металлу из Гесиода

Горв Хранитель равнин Гесиода

Рек'тар Старший горнист Гесиода

Бан'не Король племён Фемиды

 

Другие

'Чужеземец'

Никто не заметил, как он умер. Джунгли словно ожили и забрали человека. Рядовой беззвучно исчез. Его убийца двигался слишком быстро, сливался с тенями, пока не исчез в жарком тумане. Свет едва пробивался через густую крону. Люди, кричащие и паникующие в плотной колонне, потянулись за фонариками. В зловещем сумраке было душно. От жары воздух стал гуще, но тела солдат остужал растущий страх. От прямых лучей света ночные жуки попрятались по ложбинам. Лозовые змеи застыли, подражая своим тёзкам в надежде, что их не заметят. Если бы только люди могли так же поступить, и хищник исчез… Плоские листья, которые на самом деле и листьями-то не были, вздымались и опадали, но не было видно ни следа чудовища. Крики стихи, сменились напряжённой тишиной, словно джунгли поглотили голоса и похитили решимость солдат. Дисциплинарный надзиратель 888-ой фаэрийской Имперской Армии поднял сжатый кулак.

Стойте. Стойте смирно… и слушайте. Если мы будем слушать, то выживем.

Его парча и куртка казались не к месту среди обнажённых широких торсов подчинённых. Фаэрийцы, обители мира смерти, были свирепыми могучими людьми, привычными к дельтам рек и непролазным болотам. С патронашей свисали черепа, лязгавшие зубами словно от веселья. Вспыльчивые лица испещрили камуфляжные татуировки, но они не могли скрыть страх. А ведь это фаэрийцы должны были его внушать.

В этот миг стук сердец в двух тысячах грудных клеток был громче всего джунглях. Лес словно затаил дыхание.

Подняв посох карателя, дисциплинарный надзиратель собирался отдать приказ наступать, когда киберястреб на его плече завопил. Слишком поздно. Словно вновь делая вдох, пасть джунглей открылась и поглотила надзирателя. Только что он был здесь, а затем исчез. Как рядовой. Фаэрийцев хватали по одному.

Выстрелы десятка ружей мгновенно устремились к оставленной надзирателем дыре, но след простыл прежде, чем солдаты поняли, что целятся в никуда. Никакие приказы надзирателей не могли помешать двухтысячной пехотной группе открыть шквальный огонь из автокарабинов и дробовиков. Раскалённые лазерные лучи и пули летели во все стороны, люди выплёскивали свой страх, пока не опустели магазины. Отделения стрелков «Рапир» и «Тарантулов» прибавили обстрелу тяжёлой огневой мощи. Густые джунгли вблизи за минуту превратились в покрытую обломками поляну. Электрохлысты и усиленные воксом до раздирающей уши громкости приказы в конце-концов остановили безумие.

Опустилась тишина, нарушаемая тяжёлым дыханием и нервным шёпотом.

Передышка была недолгой.

Из тьмы пришли чудовища. Огромные звери, чьи завывания были громче, чем у любого аугментированного надзирателя, врезались в колонну, десятками убивая фаэрийцев. На одном фланге строй дрогнул и сломался, когда в него врезались огромные покрытые чешуёй твари с защищёнными костяным панцирем рогатыми мордами. Первых погибших солдат попросту расплющило, а следующие взмыли в воздух. За исполинами мчались другие звери, меньшие, но всё же намного превосходящие размерами человека. Ящеры, как и их крупные сородичи, но обликом и природой скорее подобные птицам. Они кружили и набрасывались на разбитые взводы, разрывая людей когтями маленьких лап. Столь сильная раздробленность сделала фаэрийцев лёгкой добычей. Всадники в капюшонах спокойно стреляли из длинноствольных ксеноружей, их конические шлемы сверкали жемчужной белизной.

Над головой вопль разорвал воздух, и миг спустя сквозь полог леса прорвалась стая крылатых ящеров. Удачный выстрел «Рапиры» разодрал перепонки крыльев, послав всадника и его зверя в смертельное пике, но их родичи в клочья разорвали ликовавших стрелков.

Воздух стал густым от крови, когда потрёпанное подразделение собралось на созданной поляне. Это была уже не колонна, а медленно сжимающийся круг — жалкая защита от чужаков и их чешуйчатых зверей. Это место не подходило для последнего боя, и вскоре солдаты Империума вновь бежали во тьму. Ветви ожили, хватая за локти и колени, болота открылись, чтобы поглотить людей целиком. Поднялись стаи мошкары, забивающей рты и уши. Джунгли словно ожили, чтобы прогнать чужаков.

— Вперёд, во имя Терры! — закричал надзиратель, а затем его шею пробило копьё чужака. Его хозяин презрительно стряхнул тело, нависнув над отрядом раненых фаэрийцев на скакуне-ящере. Значение зловещего взора чужака было ясным.

Смерть захватчикам.

Он ринулся вперёд. Звучный боевой клич прогремел в джунглях подобно грому, созывая других всадников, и фаэрийцы обратились в бегство. Треск обрезов и автокарабинов был недолгим и бесполезным. Задние ряды, которым повезло ещё не оказаться пронзёнными, раздавленными или разорванными, просто бежали. Эти люди, эти громилы с мира смерти, выли от ужаса, продираясь сквозь жаркую топь. Спущенные с поводка крылатые звери выбирали себе лакомые кусочки и уносили прочь — к мрачному удовлетворению загадочных хозяев.

То была резня, люди стали кушаньями на пиру хладнокровных ящеров.

С высоты джунгли казались океаном огня. Красные и охряные листья колыхались к густых кронах словно расходящаяся по воде кровь. Было видно, как охотящиеся птерозавры пикируют в незаметные прорехи сплошного оранжевого моря.

Голос эхом отдался во тьме недр корабля.

— Милорд, они напали на авангард Армии.

Огромный человек вдохнул во мраке запах пепла и угля. Где-то позади медленно гасли последние угли ритуального костра. Когда он поднял взор, в глазах отразилось пламя жаровен. Во мраке великан выглядел таким же чешуйчатым, как и чудовища джунглей.

В глубоком как сама бездна голосе промелькнуло сочувствие.

— Пошлите Легион.

* * *

Тяжёлый гул двигателей пробился в джунгли. Внизу, где царил хаос, и шла необузданная жатва человеческих жизней, немногие выжившие фаэрийцы посмотрели наверх. И словно незримая рука отодвинула полог, чтобы открыть плоские бока десантно-штурмового корабля. Абордажный трап был откинут, а тьму в чреве «Грозовой птицы» освещал сонм красных как пламя линз — пассажиры завершали клятвы битвы.

Первый из воинов с оглушительным грохотом опустился на землю. Взвыл цепной клинок, великан в зелёных как лес доспехах навёл болт-пистолет.

— Ко мне! За свободу человечества и во славу Терры!

Подобно бьющим по земле молниям к нему присоединились другие крестоносцы в доспехах, несущих на наплечниках знак оскалившегося дракона.

Мы рождены в огне.

И все как один закричали.

— Вулкан!

Он уже сражался с эльдарами, но всё было иначе. Направленным на 154-ый экспедиционный флот Саламандрам поручили сражаться с налётчиками-пиратами — совершенно отличными от обитателей джунглей существами. То были ужасные суккубы, затянутые в кожу и увешанные мясницкими ножами. Они появились из ниоткуда, словно часть пустоты отделилась от целого, и выпотрошили два фрегата прежде, чем вмешался XVIII Легион и отбросил ксеносов. Ноктюрнцы звали их «сумеречными призраками». То были злые духи, похитители душ, и воин ненавидел их от всей накопленной культурной памяти своего народа.

Перед этой битвой Гека’тан ещё не скрещивал клинки с наездниками на драконах. Обитающие в лесах чужаки не были такими технологически продвинутыми, как их родичи, но они всё равно были эльдарами. И были быстры.

— Внимание, слева, — раздавшееся на командной частоте отделения также отразилось иконкой на ретинальных линзах. Он по прежнему водил пистолетом, стреляя на полуавтоматическом режиме по врагу столь лёгкому на ногу, что целеуказатель не мог уследить. Выстрелы разрывали листву. — Огонь очередями.

Легионеры перестали целиться и сфокусировали огонь на указанных зонах. Яростный обстрел поверг всадника и трёх его родичей.

Гека’тан увидел, как брат Каитар опустился на колени и провёл по наплечнику пальцем, покрытым пеплом одного из медленно гаснущих на поляне огней.

— На наковальню, капитан.

Гека’тан улыбнулся под лицевой пластиной и резко отсалютовал брату. Затем он открыл канал связи роты.

— Всей 14-ой. Вперёд.

Многочисленные «Грозовые птицы» прорвались через покров леса, неся воинов XVIII Легиона на помощь разбитой армии. Они построились быстро и методично — сыны Вулкана ожидали, что отец присоединится к ним, когда станет погорячее.

Несколько отделений из роты Гека’тана собрались, и стена болтерного огня озарила джунгли, гоня прочь тьму и разрывая деревья в щепки. Авангард эльдаров слабел. Птерозавры взмывали в воздух и исчезали в разрывах полога, взывая о мщении. Ряды стегозавров выступили из-за отступающего заслона всадников на рапторах в попытке задержать легионеров.

Коротким боевым знаком Гека’тан приказал выдвинуться дивизиону тяжёлого вооружения.

Исходящий от конденсаторов звук поднялся от тихого гула до тяжёлого стука, когда конверсионные излучатели достигли готовности к стрельбе. Раскатистый хлопок вырвался из нацеленных наконечников, когда энергетические орудия рассекли листву. Взрыв поглотил стегозавров и не оставил ничего, кроме влажных осколков костей.

Быстрый двойной щелчок пальцев стал сигналом, что пора вновь открыть огонь из болтеров. Гека’тан повёл воинов вперёд, убрав пистолет, когда Саламандры получили контроль над полем боя. Решимость солдат медленно возвращалась. Их воодушевило появление легионных астартес, непоколебимо шагающих мимо дрожащих фаэрийцев.

Гека’тан недовольно посмотрел на армейского надсмотрщика, пытавшегося восстановить порядок во взводе.

— Солдат, веди за мной своих людей.

Надсмотрщик резко отсалютовал капитану.

— Во славу Терры и Императора! — он отвернулся и с новой силой заорал на солдат. По всем джунглям Саламандры брали на себя командование подразделениями армии и расчищали путь. С легионом на острие солдаты шли следом для поддержки.

Эльдары упорствовали, несмотря на гибель стегозавров и многочисленные поражения, которые они претерпели на двухкилометровом отрезке столкновения с Саламандрами. Со спин скакунов-ящеров всадники выпустили достойный смеха шквал ружейного огня. Птерозавры совершали молниеносные нападения на легионеров, пока слишком многие не погибли от болтеров Саламандр. Загнанный в угол стегозавр решительно топал вперёд, пока его не разорвала ракета. Падая, зверь перевернулся и раздавил двух всадников на рапторах.

Против легионных астартес не действовала любимая эльдарами тактика налёта и отскока.

Саламандры наступали, и джунгли перед ними начали меняться. Ветви переплетались, листья и лозы сливались воедино. Спустя считанные минуты перед легионерами встала сплошная стена. Через ретинальные линзы боевого шлема Гека’тан продолжал видеть многочисленные следы тел — враг поджидал их во мраке. Быстро движущиеся отряды воинства эльдаров вновь их окружали. Стаи рапторов яркими отпечатками тепла проносились по периферийному зрению, а их родичи-птерозавры садились на самые высокие деревья, готовя засаду.

Иконка пятого сержанта Баннона вспыхнула на левой ретинальной линзе Гека’тана вместе с информацией о целях, когда капитан открыл канал связи.

— Брат, ад и пламя.

Вспыхнул символ подтверждения, а затем все Саламандры отступили в соответствии с протоколами огня на подавление. Надсмотрщик, чей взвод присоединился к отделению Гека’тана принял это за намёк погнать сплотившихся фаэрийцев вперёд, но легионер остановил его.

— Не сейчас, — сказал он, задержав солдата.

— Мой господин, мы готовы умереть во славу Императора!

— Так и будет, человек, но выступи вперёд сейчас, и твоя смерть будет бесцельной, — Гека’тан показал мечом на движение в рядах Саламандр.

Сержант Баннон вывел вперёд шесть отделений огнемётчиков.

— Ад и пламя!

Ответом его крику стала пульсирующая волна раскалённого прометия. Джунгли съёжились от жара. На флангах раздались взрывы, когда кружащие рапторы наткнулись на растяжки осколочных гранат, заложенных скаутами Саламандр, которые незримо действовали на окраинах зоны боевых действий.

Небо наполнили десантные корабли, разоряющее джунгли пламя отразилось от их металлических животов. Обгорелые пни и хрустящие кусты ломались от исходящих из спусковых двигателей «Грозовых птиц» воздушных потоков. Запахло пеплом. Всё горело. Пока бушевал огненный шторм, Гека’тан смотрел на небо. Один корабль, державшийся отдельно от остальных, ещё не изверг свой груз.

— Отец не с нами.

Гравий тоже заметил отсутствие примарха.

Брат-капитан и товарищ Гека’тана был достаточно близко, чтобы было видно, что он тоже смотрит на окутанные дымом небеса. Его 5-я рота наступала рядом. Более четырёхсот легионных астартес для усмирения простого участка джунглей — в голову приходят мысли о чрезмерном применении силы.

Гека’тан ответил по закрытому каналу.

— Гравий, он скоро придёт. Когда будет нужен.

Но трап одинокой «Грозовых птицы» оставался неподвижен.

Обычный человек не выжил бы в таком жаре.

Но воины внутри даже не потели. Они ровно дышали в покрытых зубцами драконьих доспехах. Размеренные выдохи наполняли воздух привкусом серы.

Один воин стоял отдельно от остальных. Его скрытые латными перчатками кулаки сжимали зазубренную алебарду. Острые драконьи зубы длиной с половину гладия свисали с боков шлема, удерживаемого другой рукой. Палуба неистово дрожала от силы двигателей «Грозовой птицы», но воин оставался неподвижным как статуя. Гребень красных как лава волос словно клинком рассекал лысую голову на две идеально ровные полусферы. Он склонился, обратившись к стоявшему в конце трюма великану.

— Легион выступил. Милорд, мы вступим в бой?

И голос из бездны ответил.

— Ещё нет. Подождём, пусть их закалит наковальня.

Вырывающийся через лицевую решётку воздух превращался в туман. Гека'тан проверил авточувства доспеха — температурные показатели ниже точки замерзания. Проступающая на изувеченных деревьях изморозь заставила его отбросить мысли о системных неполадках. Лёд и снег погасили буйство огня. Реагируя на нападение, Баннон заработал усерднее и приказал боевым братьям открыть сопла огнемётов. Ненадолго вспыхнул жаркий свет, но корка льда лишь укрепилась и медленно оттеснила пламя.

Прометий быстро кончался. Сержант Баннон больше не мог поддерживать огненный шторм без перезарядки. И теперь покрытые изморозью листья, занесённые снегом следы и лёд скрыли порождённую огнемётами обугленную пустошь. Изуродованные деревья стали кристаллическими скульптурами, а увядшие ветви кустов превратились в ледяные клинки — сверхъестественная зима пришла в джунгли. За агрессивным холодным фронтом так же быстро наступала оттепель. Из под снега проступали листья. Свежие почки появлялись из пепла и за мгновения вырастали из побегов в настоящие деревья. Тропический жар вернулся, и учинённого Саламандрами разрушения по большому счёту не стало.

Этому могло быть лишь одно объяснение, о котором знал Гека'тан.

— У чужаков рядом псайкеры. Найти их, — прошептал он по каналу связи

Но воинам не пришлось охотиться на ведьм — они сами вышли из леса в ореоле зелёных молний. Одна из них ударила в грудь легионера, возвестив о прибытии псайкеров. Крошечная рябь энергии разошлась от места удара, а брат Оранорк содрогнулся от удара током. Отделение среагировало прежде, чем его дымящийся труп упал на землю. Взрывы болтов расцветали и исчезали на психических оберегах эльдаров, Саламандры бессильно изливали свой гнев. Шабаш из двенадцати ведьм сообща творил заклинания, то нападая, то защищаясь. Невидимые кинетические щиты эфемерно возникали на пути ракет. Выстрелы огнемётов окутывали психические щиты зловещим оранжевым светом, но ведьмы оставались невредимыми и обрушивали на легионеров щупальца молний, легко пробивающих доспехи.

Гека'тан напряжённо вслушивался в рёв бури.

— Поют, брат-капитан? — спросил Люминор, его аптекарий.

Капитан медленно кивнул. Он увидел на шабаше ведьму с обнажённой головой. Её губы действительно двигались в такт мерзкому песнопению.

— Это колдовство. Оградите от него свои чувства.

— Что-то происходит… — брат Ангвенон, стоявший у другого плеча капитана, махнул острой сариссой на болтере.

Гека'тан слишком поздно заметил опасность.

— Отходим!

Из земли вырвался огромный переплетённый корень и схватил авангард Саламандр — колдовство эльдаров натравило на них сами джунгли. Вспомогательные отряды армии задыхались и погибали. Гека'тан размахивал цепным мечом, но механизм быстро загрязнился и сломался, завязшие зубья остановились. Он боролся с побегами, но корни и лозы обвили руки и тянули вниз. Мускулы рук и спины болели от напряжения. Капитан потянулся к надзирателю, но он и солдаты быстро задохнулись. Скорчившиеся тела забились в предсмертной агонии, а затем их полностью поглотили джунгли.

Слабые изменение призывной песни ведьмы заставили змеящиеся корни сжаться ещё сильнее, вырывая оружие и удерживая руки. Саламандры боролись, но их засасывало в землю так же, как и простых людей.

— Разворот! — сержант Баннон отправил своих огнемётчиков в бой против живых джунглей, но все шесть отделений схватили прежде, чем они успели выпустить остатки топливных баков.

Всю линию фронта Саламандр окутали душащие и сдавливающие растения, наступление остановилось.

Раздались радостные возгласы всадников на рапторах, а за ними трубный рёв стегозавров. По доспехам Саламандр метались тени птерозавров, что кружили и проносились над головой.

— Вырывайтесь! Бейтесь! — Гека'тан высвободил запястье и выпустил в липкое месиво очередь разрывных болтов. Так же поступила его почётная стража, цепные мечи и гладии впились в одержимые деревья.

Он слышал, как впереди вновь собираются эльдары.

Но на тот раз не одни.

От тихого рёва под ногами Гека’тана содрогнулась земля. Он оставил попытки высвободить руку с мечом, чтобы проследить источник звука. Из лесных глубин к натиску воодушевлённых эльдар присоединилась стая огромных альфа-хищников — карнадонов, зверей в три раза выше легионера с мощными связками мускулов под чешуйчатой шкурой. Эти ящеры были не такими громоздкими, как стегозавры, они променяли массу на смертельную скорость и челюсти с достойными пилы зубами. Холодный разум сверкал в глазах чудовищ, а на их спинах восседали величественные словно свирепые короли джунглей всадники-эльдары.

Стая хищников вырвалась вперёд сплотившихся эльдаров, легко обогнав меньших рапторов и неповоротливых стегозавров. Даже птерозавры, чьи всадники словно падальщики кружили над полем брани, явно не испытывали желания напасть, когда карнадоны так близко.

Гека'тан знал, что пойманные в ловушку Саламандры понесут тяжёлые потери. Он видел, как на правом фланге почтенный брат Аттион вырвался из лесных оков и устремился наперерез одному из альфа-хищников. Дредноут обрушил на него силовой кулак, выбив из пасти чудовища фонтан крови. Аттион попытался навести тяжёлый болтер, но удар лапы отвёл его вниз, и очередь разорвала землю, а не плоть.

Схватив карнадона за шею силовым кулаком, дредноут удерживал его щёлкающую пасть на расстоянии и пытался повалить зверя. Поршни ног воина напряглись, противостоя мощи свирепого хищника. На скрытой шлемом голове, так похожей на головы его братьев, не было ни следа эмоций, хотя ретинальные линзы сверкали в подражание пламенному взору Саламандр, а вой подающих энергию сервомоторов выдавал борьбу, разыгравшуюся между зверем и человеком-машиной.

Аттион выпустил струю огня из встроенного в плечо оружия и на миг получил преимущество, пока взмах тяжёлого хвоста карнадона не выбил ноги из-под Саламандры. Воин выпустил шею зверя и рухнул.

Глаза Гека'тана расширились. Он никогда не видел, чтобы так легко повергали дредноутов — вечных воителей, удостоенных погребения в могучем костюме чудовищной боевой брони. Прежде, чем Аттион смог ответить, чудовище сомкнуло челюсти на секции торса, вмещавшей атрофировавшееся тело почтенного воина, и сжало зубы.

Особые обеты и свитки пергамента, разорванные острыми как бритва клыками зверя, унёс сильный ветер. В один миг исчезли десятилетия славных деяний, исполненные обещания доблести и верности. Невероятно твёрдый адамантий прогнулся и треснул под невообразимым напором. По секции прошли трещины, расширяющиеся у шлема Аттиона. Всё это время всадник-эльдар отстранённо наблюдал. Гробница Саламандра была осквернена. Свирепые крохотные глаза уставились на омытого кровью и амниотической жидкостью легионера. Карнадон взревел, говоря всем о своей удали и голоде. Яростный оскал обагрённых клыков возвестил судьбу Аттиона. Он сражался в Войнах Объединения и был одним из первых рождённых на Терре воинов восемнадцатого легиона. Плохая смерть. Когда всё было кончено, карнадон поднял окровавленную пасть, не наевшись крошечным кусочком, которым был Аттион. Всадник чудовища поднял силовое копьё, подзывая остальных.

Гека'тан удвоил усилия.

Затем удар обрушился на огнемётчиков Баннона. Карнадоны попросту раздавили нескольких легионеров, когти зверей оставили на доспехах глубокие вмятины. Другого один из зверей трепал словно куклу, пока не перекусил Саламандра пополам.

Кровь и потроха сверхлюдей дождём посыпались на боевых братьев мёртвых воителей, пробуждая их гнев. Тот же зверь набросился на Баннона, но сержант высвободил цепной меч и обрушил его на нос карнадона. Из рваной раны вслед за сорванными чешуйками забил фонтан крови — знак маленькой победы воина. Баннон попытался увернуться, но переплетения корней замедлили его достаточно, чтобы второй зверь оторвал ему руку. Баннон продолжал стрелять из болт-пистолета, истекая кровью и крича на чудовищ.

Всё ещё наполовину зажатый джунглями Гека'тан смотрел на бой, когда по каналу связи протрещал голос сержанта. Его дыхание было неровным, говорить было явно нелегко.

— Нам крышка, капитан…

Приближались другие ящеры, они набрасывались на раненых и рычали друг на друга, борясь за превосходство и добычу. Избиение огнемётчиков уже началось. Среди них бушевали семь чудовищ, убивая и калеча. А как только до легионеров доберутся меньшие рапторы…

Гека'тан лязгнул зубами. Баннон обречён.

— Уйди со славой, брат. Тебя будут помнить, — о, капитан об этом позаботиться. В его отчёте итераторам и отобразителям не пропадёт не одна деталь героизма сержанта.

— Во имя Вулкана… — Баннон ответил в последний раз.

И несколько минут спустя огненная буря вырвалась в джунгли. Пламя поглотило карнадонов и самых шустрых рапторов, когда воины Баннона подорвали огнемёты. Огненная стена пронеслась по линии фронта и омыла Саламандр очищающим пламенем, превратив в пепел душившие их корни.

От пойманных отрядов авангарда Армии не осталось и следа. На земле лежали немногие мёртвые или тяжело раненые Саламандры, некоторых наполовину завалило землёй.

— Отомстим за них! — Гека'тан закричал по каналу связи.

Остатки горелых растений покрывали поле боя серым саваном. Гека'тан и выжившие пробирались через грязный снегопад из пепла. Впереди, там где огнемётчики отдали свои жизни, в мёртвой зоне словно выросли семь курганов. Они простояли неподвижно лишь несколько мгновений, а затем каждый исчез в лавине сдвинутого пепла. Обожжённые, но очень даже живые карнадоны выпрямились и разом взревели, бросившись на бегущих к ним Саламандр.

Лишь часть огнемётчиков Баннона сгинула в огненной буре. Многие обгорели и даже обуглились, но поднялись на ноги и присоединились к братьям. Саламандры были стойкими, но для победы над чудовищами требовалось нечто большее, чем упорное нежелание умереть. Призыв Гека'тана сплотиться стал криком, резонирующим с воем цепного клинка. Матрица целеуказателей шлема показывала, что один из карнадонов находится на курсе прямого столкновения — вожак стаи, тот, кто убил Аттиона. Набирающий скорость с каждым широким шагом, зверь мчался словно танк. Его клыки были длинной с цепной меч Гека'тана и могли разорвать его доспех с лёгкостью силового топора. Ни один человек, даже космодесантник, не мог надеяться устоять против чудовища…

Но Вулкан был гораздо большим.

Словно чешуйчатый бог примарх явился перед Гека'таном. Его доспех был древним и несокрушимым, выкованным самим Вулканом. Головы драконов и языки огня из редкого кварца делали броню прекрасной и необыкновенной, а закруглённые на концах пересекающиеся друг на друга пластины цвета глубокого зелёного моря придавали ей облик чешуи. Один наплечник украшала голова Кесаря, зверя, убитого Вулканом давным давно. С другой свисала его мантия, чешуйчатый плащ из почти непробиваемой шкуры огненного дракона. Глаза за оскалившейся лицевой пластиной драконьего шлема были глубокими как лавовые разломы, и жар их пронзительного взора ощутимой волной исходил от примарха. Драконий плащ развевался от поднятой «Грозовой птицей» воздушной волны", а по занесённому кузнечному молоту прошёл разряд заточённой молнии.

Когда примарх заговорил, то показалось, что содрогнулась земля, словно один его голос мог сокрушить горы.

— Я Вулкан, и я убивал зверей пострашнее!

Карнадон замедлился. Сомнение вспыхнуло в его глазах.

Эльдар на спине прокричал резкий приказ. Его татуированное лицо было открыто и показывало всю глубину ненависти чужака к захватчикам. Оскалив клыки, чудовище встряхнулось и широко распахнуло челюсть, готовясь к смертельному прыжку.

Расправив скрытые бронёй могучие плечи, Вулкан сжал молот двумя руками и взмахнул. Он был быстр, быстрее, чем мог быть любой воин с таким оружием, и застал врасплох эльдара и его скакуна. Удар был зрелищным. Голова карнадона разлетелась на осколки костей, брызги крови и мозгов. От удара прошла дрожь, Гека'тан и бегущие Саламандры попадали на колени. Расширяющаяся ударная волна пошла дальше и врезалась в других карнадонов, которые пошатнулись и врезались в друг друга, прежде чем упасть на землю. Содрогнулись стаи стремительных рапторов, всадники попадали на землю. По инерции бьющееся в судорогах обезглавленное чудовище прорыло в земле глубокую траншею, которая и стала его могилой.

Не глядя на него, Вулкан ринулся на всё ещё дышащих карнадонов.

За ним последовали семь воителей в драконьей чешуе, несущие необыкновенные клинки и палицы.

— Убить их! — закричал примарх своей Погребальной Страже, молот взлетел вновь. Ещё три раза молнии вырывались из божественного оружия, и столько же изломанных тел карнадонов пало на землю.

Воодушевлённые своим повелителем Саламандры разорвали остальных на части.

Огонь славы жёг кровь Гека'тана. Сражаться на одном поле с примархом было необыкновенной честью. Он чувствовал себя воодушевлённым и обрёл новые силы. Одни сломались на наковальне, но он выжил и закалился, став подобным несокрушимой стали. Когда всё закончилось, капитан охрип, а в сердце его пела литания войны.

Среди изувеченных трупов чужаков он встретился глазами с Гравием.

— Брат, на наковальню.

— Я говорил тебе, что он придёт. Слава легиону, — Гека'тан отсалютовал.

— Слава Вулкану, — возразил Гравий.

Последние из эльдаров бежали, скрылись в джунглях.

Гека'тан наблюдал за ними, а потом посмотрел на Вулкана. Как часто примарх спасал своих сынов от верной гибели, менял ход битвы и сражался, когда всё казалось потерянным? Саламандры были одним из самых маленьких легионов, но служили Великому Крестовому Походу с гордостью и честью. Гека'тан не мог представить, что когда-нибудь это будет не так. Вулкан был стойким и непоколебимым как земля. Он всегда будет их отцом. Ни один ужас не сломит его, ни одна война не будет настолько великой, чтобы он не смог победить.

Сердце капитана переполнили чувства.

— Да, слава Вулкану.

Нумеон вырвал лезвие алебарды из черепа умирающего стегозавра.

— Милорд, нам нужно начать погоню. Варрун и я позаботимся, чтобы они не вернулись, — пообещал капитан, свирепо сверкнув глазами. Он снял шлем и позволил жару джунглей омыть гладкую эбеновую кожу.

Вулкан поднял руку, не глядя в глаза своего чемпиона.

— Нет. Мы организуем зону высадки и соберёмся с силами. Я намерен сначала переговорить с Феррусом и Мортарионом. Для победы в этой войне и сохранения этой планеты мы должны действовать сообща. Земля здесь богата и может многое дать крестовому походу, но только если её не испортит война за приведение Один-Пять-Четыре Четыре к покорности.

Холодный, методичный способ называть мир. Это значило четвёртую планету, которую приведёт к покорности 154-ый экспедиционный флот.

— Не думаю, что они мыслят так же.

Они стояли отдельно от остальных, услышать их мог только немой Варрун. Вокруг на поле боя гремели равнодушные и спорадические выстрелы, Саламандры казнили выживших ксеносов. Ещё дальше дисциплинарные надзиратели созывали отряды армии и проводили проверку их численности.

— Говори, — вот теперь Вулкан посмотрел в глаза Нумеона.

— Четырнадцатые относятся к нам с пренебрежением, а Десятые как к низшим легионерам. Я не вижу сотрудничества между ними и Саламандрами, по крайней мере простого.

— Мы не можем изолировать себя, Нумеон. Мортарион просто горд. Он видит в нас такую же непримиримую силу, как и его Гвардия Смерти, вот и всё. Феррус друг нашего легиона и меня, но… ну, скажем лишь что мой брат всегда отличался усердием. Иногда оно затуманивает его разум ко всему, кроме веры Железных Рук.

— Плоть слаба, — Нумеон скривился, цитируя доктрину X Легиона. — Они имеют в виду нас. Мы слабы.

Похоже, чемпиону не терпелось доказать обратное, но Железные Руки были слишком далеко на южном полуострове главного пустынного континента Один-Пять-Четыре Четыре.

— Они имеют в виду любого, кто не из Десятого легиона, — перебил его Вулкан. — Это просто гордость. Разве ты не горд своим легионом?

Нумеон резко ударил кулаком по нагруднику. Для Саламандра он очень убедительно копировал строгость одного из сынов Жиллимана.

— Мой господин, я рождён в огне.

Вулкан с улыбкой поднял руки, показывая, что он не хотел проявить неуважение к ветерану.

— Нумеон, ты был в моей Погребальной Страже с самого начала. Ты и твои братья встретили меня на Прометее. Ты помнишь?

И преданный воин склонился.

— Отец, это навечно останется в моей памяти. Величайшим моментом в истории легиона стало воссоединение с тобой.

— Да, как и для меня. Ты самый лучший из всех Огненных Драконов, мой первый капитан, мой приближённый. Не принимай слова Десятых близко к сердцу. На самом деле они лишь хотят показать отцу свою преданность, как и все мы. Несмотря на внешнюю грубость Феррус сильно уважает других легионеров, особенно Восемнадцатых. В тебе горит пыл и ярость Саламандр, — в голосе Вулкана ясно раздалась свирепая усмешка. — Что по сравнению с ними холод разума сынов Медузы? — примарх хлопнул рукой по плечу Нумеона, но его дружелюбие продлилась не долго. — Земля, пламя и металл — мы, Восемнадцатые, выкованы из крепкого сплава. Никогда не забывай об этом.

— Милорд, ваша мудрость пристыдила меня, но я никогда не понимал вашей сдержанности и сочувствия, — признался чемпион.

Вулкан нахмурился, словно слова капитана раскрыли ему некую скрытую истину, которая всегда была внутри, но затем выражение его лица изменилось и посуровело. Он отвернулся.

Нумеон собирался задать вопрос, когда примарх поднял руку, прижимая его к тишине. Вулкан пронзительным взором вглядывался в ряды деревьев. Нумеон не видел того, что внезапно привлекло внимание отца, но он знал, что зрение примарха острее, чем у любого его отпрыска. Передавшееся Погребальному Стражу напряжение Вулкана быстро исчезло, когда он вновь расслабился.

И махнул рукой, словно подзывая пустой воздух.

— Покажитесь. Не бойтесь, вам не причинят вреда.

Нумеон в недоумении поднял голову. Его красные глаза вспыхнули, когда из леса появились первые люди. Он выставил алебарду перед примархом для защиты. Странно, что капитан их не заметил.

— Полегче, брат, — посоветовал Вулкан, направляясь к напуганным обитателям джунглей. Они спускались из укрытий в деревьях, выступали из тени стволов и высоких гнёзд. Некоторые словно появились из самой земли, выбравшись из подземных убежищ. Лица покрывали племенные татуировки, а тела скрывала одежда из обожжённой коры и сшитых листьев.

Вулкан снял шлем — оскалившуюся голову дракона с огромным гребнем, похожим на языки пламени. Почётные шрамы свидетельствовали об эпопее подвигов на лице цвета оникса, в котором была и противоречащая пугающему облику мягкость.

— Видишь? — обратился примарх к мальчику, осмелившемуся к нему подойти. — Мы не чудовища.

Напуганное лицо смотревшего на огромного адского великана мальчика говорило, что он думает обратное.

Позади столпились другие люди из племени.

Вулкан всё ещё был гораздо выше мальчика, хотя встал на колени. Примарх повесил кузнечный молот на спину и подошёл к мальчику с открытыми ладонями, показывая, что он не держит оружия. Вокруг собрались остальные Погребальные Стражи. Нумеон позвал их на прометейском боевом жаргоне, известном только Огненным Драконам, и все воины внимательно наблюдали.

Поклявшиеся защищать примарха стражи были необычными воителями. Рождённые на Терре, они не всегда полностью понимали культуру ноктюрнцев, вырастивших Вулкана, но знали свой долг и чувствовали его в генетически улучшенной крови.

Из джунглей начали выходить другие люди, воодушевлённые любопытным мальчиком. Вскоре сотни присоединились к горстке первых. После короткой, поражённой тишины все начали причитать и горестно стенать. Слова было трудно разобрать, но одно повторялось вновь и вновь. Ибсен.

Значит у этого места всё-таки есть имя.

Вулкан встал, чтобы оглядеть их, и освобождённые люди немедленно отпрянули.

— Что нам с ними делать, милорд? — спросил Нумеон.

Вулкан недолго смотрел на них. Собрались многие сотни. Некоторые отряды армии уже пытались построить их, пока летописцы расходились по зоне высадки, документируя и опрашивая теперь, когда местность объявили безопасной.

Женщина, возможно мать храброго мальчишки, подошла к Нумеону и начала что-то бормотать и стенать. Язык аборигенов был некой ублюдочной смесью речи эльдар и проточеловеческих словесных форм. Поблизости ксенолингвисты армии вторжения ещё пытались понять смысл, но уже предположили, что люди, пусть и напуганные, рады освобождению от ярма чужаков.

Она царапала доспех Погребального Стража. По виду Нумеона было видно, что он готов силой отстранить женщину, но его остановил взгляд примарха.

— Это просто страх. Мы такое уже видели, — Вулкан мягко отвёл истерящую женщину от своего советника. Прикосновение к ауре примарха успокоило туземку достаточно, чтобы её смог увести солдат армии. Чуть дальше вспыхнул пиктер, когда один из летописцев запечатлел момент для потомков.

— Ты.

Человек вздрогнул, когда к нему обратился Вулкан.

— М-мой господин?

— Как твоё имя?

— Глаиварзель, сэр. Отобразитель и итератор.

Примарх кивнул.

— Ты отдашь свой пиктер ближайшему дисциплинарному надзирателю.

— С-сэр?

— Никто не должен видеть, что мы спасители, Глаиварзель. Императору мы нужны как воины, как воплощения смерти. Быть чем-то меньшим значит подвергнуть опасности крестовый поход и мой легион. Ты понимаешь?

Летописец медленно кивнул и отдал пиктер фаэрийскому дисциплинарному надзирателю, слушавшему беседу.

— Я разрешаю тебе прийти и поговорить со мной, когда эта война закончится. Я расскажу тебе о свой жизни и пришествии отца. Будет ли это достаточным возмещением потери снимков?

Глаиварзель кивнул, затем поклонился. Не каждый день итераторы теряют дар речи. Когда летописец ушёл, Вулкан вновь повернулся к Нумеону.

— Я видел страх. На Ноктюрне, когда земля раскалывалась, а небо плакало огненными слезами. Это был настоящий страх, — он взглянул на медленно уходящих аборигенов. — Я должен замечать страдание, — лицо примарха посуровело. — Но как мне чувствовать сострадание к тем, чьи тяготы не сравнить с перенесёнными моим народом?

— Я не с Ноктюрна, — Нумеон был в замешательстве и хотел бы сказать что-то лучшее.

Вулкан отвернулся от исчезающих людей. Сорвавшийся с губ вздох мог быть проявлением сожаления.

— Знаю… Скажи мне тогда, Нумеон, как мы освободим этот мир и обеспечим его покорность, если забудем о чувствах братских легионов?

Грубый и воинственный голос комментировал мелькающие гололитические образы континента. Пятна жёсткой травы и колючих растений были рассыпаны по пустынной земле. Блеск зловещего солнца над головой раскаляли песок добела. Над дюнами возвышались монументы и купола из жжёного кирпича. Скопление зданий окружало тяжёлый менгир, стоявший в естественной впадине. Здесь мелькающее изображение остановилось и приблизилось. Поверхность менгира покрывали плавные и внешне чуждые руны. Слабо мерцающие кристаллы, подобные огромным овальным рубинам, были установлены через ровные интервалы и связаны петляющими узлами, которые исходили из центральных рун и переплетались в них.

— Чужаки черпают психическую силу из этих узлов.

Изображение моргнуло и сменилось голограммой Десятого примарха.

Феррус Манус — металлический великан, облачённый в чёрный как смоль силовой доспех. Его родина, Медуза, была стылой пустошью и эхом ей были леденящее серебро лишённых зрачков глаз и холодная как ледник словно ободранная ножом кожа. Брат Вулкана стоял без шлема и вызывающе демонстрировал потрёпанное войной лицо с коротко остриженными чёрными волосами. Феррус был постоянно разожжённой топкой, его гнев быстро разгорался и медленно угасал. Также его звали "Горгоном", по слухам из-за того, что стальной взор примарха мог превращать в камень. Более вероятным объяснением была тёзка планеты и связь с терранской легендой древних Микен.

— Наши авгуры засекли наличие трёх точек пересечения на поверхности Один-Пять-Четыре Четыре — в пустыне, на ледяных равнинах и в джунглях…

— Брат, мы знаем о своей задаче. Не нужно нам напоминать, — перебил его низкий и глухой голос.

Второй примарх пришёл на военный совет и встал рядом с Феррусом Манусом, хотя они и находились на расстоянии многих лиг на противоположных концах планеты. Странно было видеть, что одного окутала арктическая метель, а другого омывает свет жаркого солнца.

Мортарион из Гвардии Смерти — высокий и худой, но даже через гололит его присутствие неоспоримо.

— Что я хочу знать, так это почему мы трое покоряем этот мир, почему три легиона направлены на один экспедиционный флот — что делает его достойным нашего внимания?

Облик самозваного Повелителя Смерти был мрачен. Худые, почти костлявые черты лица напоминали о мифическом образе из знаний древних. Жнеце душ, сборщике умерших, все люди боялись, что в ночи их заберёт существо в погребальном плаще — сером и эфемерном как последний вздох. Мортарион был всем этим и даже большим.

Повелители Ночи использовали страх как оружие, но он был воплощением страха.

Пепельная безволосая кожа виднелась за решёткой, скрывающей нижнюю половину черепа. Облако испарений едкими миазмами окружало кожу — пойманный воздух смертельного Барбаруса исходил из уголков зловещих доспехов. Тело скрывала сверкающая медь и неприкрытая сталь. Большинство деталей скрывал текучий серый плащ, словно дымом обволакивающий угловатые плечи Мортариона, но нагруднике был ясно виден безжалостный череп. Ядовитые курильницы свисали с огромного тела словно связки гранат. Они несли болезнетворный воздух родного мира примарха, как и доспехи.

Вулкан наклонился, чтобы зачерпнуть горсть земли. Протянув её другим примархам, он позволил мягкому суглинку утечь сквозь пальцы.

— Земля, — просто сказал Вулкан. — Здесь под поверхностью пласты ценной руды и бесчисленные драгоценные камни. Я чувствую это в воздухе и под ногами. Если мы приведём Один-Пять-Четыре Четыре к покорности быстро, то сможем её сохранить. Затяжная война значительно уменьшит потенциальное геологическое достояние. Вот почему, брат.

Заговорил Феррус с явным раздражением в голосе.

— И поэтому узлы должны быть захвачены одновременно и по моему приказу.

Усталый хриплый вздох сорвался с губ Повелителя Смерти.

— Это напрасная трата времени на позёрство. Четырнадцатый должен захватить больше земли, чем другие легионы, — Мортарион отстегнул лицевую решётку, чтобы ухмыльнуться Горгону. Улыбка вышла одновременно безрадостной и зловещей, так похожей на мертвенный оскал черепа. — И к тому же я и Вулкан знаем, кто командует. Феррус, нет нужды бояться, что тебя подсидят.

Братское соперничество существовало между всеми примархами. Оно было естественным следствием их общих генетических корней, но Железные Руки и Гвардия Смерти чувствовали его сильнее других. Каждый гордился стойкостью легиона, но если один полагался на сталь и машины в превозмогании слабости, то другой предпочитал более природный и биологический подход. И пока достоинства обоих не были испытаны друг против друга.

Феррус скрестил на груди серебристые, двигавшиеся словно ртуть руки, но не купился на очевидную наживу.

— Брат, твоя задача слишком сложна? А я-то думал что уроженцы Барбаруса крепче.

— Брат, легион оставляет на своём пути смерть! Приди на ледяные поля и сам увидь, как нужно воевать, — Мортарион прищурился и крепче сжал огромную косу.

Неспособный больше остужать раскалённое сердце Манус перебил его.

— Мортарион, мне уже известно о твоих бесчинствах. Мы должны оставить часть мира невредимым, чтобы он был полезен. Ты и твои присные могут и процветать в токсичной пустоши, но на это неспособны поселенцы, которые последуют за нами.

— Мои присные? Продвижение твоего легиона столь же медленно и увечно, как обожаемые вами машины. Что с пустыней, она захвачена?

— Она нетронута. Любой разжигатель войны в легионах астартес может учинить разрушение, но твои методы слишком жестоки. Один-Пять-Четыре не станет под моим руководством голой безжизненной скалой.

— Братья…

Оба повернулись на полуслове к Вулкану.

— Наш враг снаружи, а не среди нас. Нам стоит припасти свой гнев для них и только для них. Каждый из нас сражается на отличном театре военных действий. Нужны разные подходы, и каждому из нас их выбирать. Отец сделал нас генералами, а генералам нужно позволять руководить.

Мортарион слабо улыбнулся.

— Ты как всегда сдержан, брат.

Вулкан предпочёл принять это за комплимент.

— Но прав и Феррус. Мы здесь чтобы освободить и сделать мир покорным, а не обратить его в пепел. Одна адская планета поселилась в моих кошмарах — и я не хочу, чтобы у неё появилась соседка. Ослабь руку, Мортарион. Пусть коса не падает так резко, — он повернулся к Феррусу Манусу. — А ты, брат, доверься нам, как это сделал отец, когда поручил нам вывести человечество из тьмы Старой Ночи.

Феррус сердито посмотрел на брата, не желая уступать, но кивнул. Угли гнева ещё тлели. Вулкан был землёй, стойкой и непоколебимой, тогда как Горгон был подобен арктическому вулкану на грани извержения. Он неохотно успокоился.

— Чувствительная у тебя душа, Вулкан. Не стоит ли ей стать потвёрже?

Они были похожи, Железная Рука и Саламандр. Оба были кузнецами, но Ферруса Мануса больше интересовала функциональность, тогда как Вулкан ценил облик и красоту. Тонкое, но показательное различие, которое иногда вызывало некоторую неловкость несмотря на близкую дружбу.

— Что ты нашёл в джунглях, кроме просвещения? — спросил Горгон.

— Мой легион встретил эльдаров. Они немногочисленны, используют засады и подчинили своей воле ящеров. Среди них есть и ведьмы. Когорты армии уменьшились, а мои сыны понесли незначительные потери, но мы продвигаемся к узлу.

Мало что выдало неудовольствие Ферруса от вести о гибели легионеров, когда он заговорил.

— Мы тоже бились со зверями, покрытыми хитином жителями песков и огромными ящерами-ядозубами. Эльдары ездят на них, как мы на спидерах и гравициклах.

В свою очередь Мортарион сообщил, что разрубил в тундре шею ледяного змея, а чужаки подчинили лохматых мастодонтов.

— Как думаешь, эти звери изначально жили на планете или прибыли с ксеносами? — спросил Вулкан.

— Не важно, — ответил Повелитель Смерти, — Возможно их создали, используя мерзкую чужацкую технологию, — его янтарные глаза сверкнули. — Мне важно лишь где они.

Примарх Железных Рук обдумал всё, пытаясь составить точный образ зоны боевых действий.

— Эти эльдары не такие технологически продвинутые как те, с кем я сражался, — он скривился. — И как они так легко поработили аборигенов?

— Мы обнаружили, что в джунглях живут люди, — сказал Вулкан, — пока несколько тысяч, но скорее всего больше. Я не видел воинов в племенах. Полагаю, что это простой народ, нуждающийся в нашей защите.

— В любом случае, мы должны беспокоиться об эльдарах, — в голосе Мортариона появилось пренебрежение. — На ледяных равнинах есть аборигены, но моё внимание приковано не к ним.

Презрение к человеческой слабости шло из каждой поры Повелителя Смерти. Вулкан ощутил стыд от того, что его собственные чувства к обитателям джунглей не так уж сильно отличались.

— Сейчас я должен согласиться с братом, — сказал Феррус. Он повернулся к Вулкану. — Этот мир полностью захвачен. Даже самые удалённые уголки не свободны от порчи ксеносов, и пока это не изменится мы не можем себе позволить отвлекаться. Будь внимателен, брат, но пусть люди сами себя защищают. Это всё.

Гололит погас, указывая на конец разговора. Вулкан склонил голову в знак принятия приказа Ферруса и обнаружил, что стоит в армейском штабном шатре, а на пороге терпеливо ждёт Нумеон.

— Какие новости? — настроение примарха было угрюмым.

Приближённый отсалютовал со всей своей знаменитой чопорной формальностью и сделал три шага в шатёр.

— Разведчики армии обнаружили точку пресечения, милорд. Они передают координаты.

Вулкан уже выходил из шатра. Стоявшие на страже снаружи фаэрийские солдаты спешили убраться с пути примарха.

— Готовь легион. Мы выступаем.

Нумеон следовал за ним по пятам, — Мне вызвать "Грозовые птицы"?

— Нет. Пойдём пешком.

Снаружи когорты армии сжигали тела чужаков. Странно, но некоторые аборигены собирались по кроям огромных костров и плакали на руках друг друга. Они потеряли всё, жизни и дома, и оказались посреди войны, которую не понимали.

Нумеон говорил про сочувствие. Но сейчас Вулкан чувствовал лишь одиночество. Он чувствовал себя изолированным даже от братьев, кроме Гора. Их дружба была близкой. В Магистре Войны было что-то очень благородное и самоотверженное. Он пробуждал верность в окружающих как никто другой и обладал ощутимой аурой обаяния. Возможно поэтому Император выбрал Магистром Войны его, а не Сангвиния. Вулкан относился к Гору как к старшему брату, на которого стоит равняться, которому можно доверять. Как бы он хотел сейчас с ним поговорить. Вулкан ощутил сумятицу в душе и вновь захотел вернуться на Ноктюрн. Возможно его изменила долгая война. Лицо примарха посуровело.

— Выжжем эльдаров.

Глядя, как струи дыма поднимаются в небо, Вулкан вспоминал время, когда он ещё не знал ни о звёздах, ни о планетах, ни о воинах в громовых доспехах, которым суждено стать его сынами.

Сильные руки работали над раскаткой, черпали сверкающий оранжевый металл и придавали ему угодную кузнецу форму. Руки покрывали мозоли — следы долгих часов работы перед огнём. Шершавые пальцы сжимали старую рукоять молота, который вздымался и опускался, обрушиваясь на раскалённое железо, пока не придал ему коническую форму. Кузнец обработал металл с другой стороны, и он стал наконечником.

— Дай мне клещи…

Кузнец протянул руку — жёсткую, как выдубленная шкура. Под сажей её покрывал здоровый загар, полученный во время поиска драгоценных камней на арридийской равнине. Он взял протянутый инструмент и поднял им наконечник копья. Шипящее облако пара поднялось, когда раскалённый металл прикоснулся к поверхности воды в бочке. Оно напомнило сыну гору Смертельного Огня, которая громко храпела во сне и душила небо, выдыхая дым.

— Она — кровь из сердца, — однажды сказал ему отец. Сын помнил, как ему едва исполнился год, а он уже был выше и сильнее любого в городе. Стоя на склоне горы они наблюдали, когда она выплёскивает и изрыгает свой гнев. Сначала мальчик хотел бежать, не из страха за себя — в этом отношении его воля была железной — но потому, что он боялся за отца. Н’бел успокоил мальчика взмахом руки. Прижав ладонь к груди, он сказал сыну сделать то же самое, — Почитай огонь. Почитай её. Сынок, она — жизнь и смерть. Наше спасение и наш рок.

Наше спасение и наш рок…

Таков был порядок вещей на Ноктюрне.

На древнем языке это значило "тьма" или "ночь", и воистину мир был погружён во мрак, но другого дома он не знал.

Через несколько мгновений клубящийся пар рассеялся, и Н’бел поднял наконечник из бочки и передал сыну.

Он всё ещё был невероятно горячим, жар кузни ещё не исчез.

— Видишь? Вот новый наконечник для твоего копья, — от улыбки по лицу кузнеца пошли морщины. Круги сажи окружали добрые глаза, а исхудалые щёки покрывал слой пепла. Шрамы-клейма покрывали лысую макушку. — Уверен, ты убьёшь им много заурохов на арридийской равнине.

Сын улыбнулся в ответ.

— Отец, я и сам мог его сделать.

Н’бел чистил инструменты, смывая гарь и копоть. В кузнице было темно, чтобы можно было лучше видеть температуру металла и судить об его готовности. Воздух пропитался запахом гари и сгустился от жара. Но это не угнетало, а лишь воодушевляло сына. Ему здесь нравилось. Здесь сын был в безопасности и обретал покой, который не сыщешь нигде на Ноктюрне. Едва заметные во мраке инструменты отца рядами висели на стенах и лежали на всевозможных верстках и наковальнях. У сына были сильные руки, и здесь в кузнице и мастерской он находил им лучшее применение.

Н’бел продолжал смотреть на свою работу и не замечал мимолётных раздумий сына.

— Я лишь скромный кузнец. У меня нет ни способностей творцов по металлу, ни мудрости шамана земли, но я всё-таки твой отец, а отцы любят что-то делать для любимых детей.

Сын нахмурился и осторожно подошёл к старику.

— Что-то не так?

Недолго Н’бел чистил инструменты — плечи его опустились, и кузнец вздохнул. Он положил молот на наковальню и посмотрел сыну в глаза.

— Мальчик мой, я знаю, что ты пришёл узнать.

— Я…

— Не стоит это отрицать.

На лице сына отразилась боль из-за тревоги отца.

— Я не хочу навредить тебе.

— Знаю, но ты заслуживаешь правды. Я боюсь лишь только того, что она будет для тебя значить.

Сын положил руку на плечо Н’бела и осторожно взял его за подбородок. Рядом с нависшим над ним сыном кузнец казался ребёнком.

— Ты вырастил меня и дал мне дом. Ты всегда будешь моим отцом.

Слёзы полились из глаз Н’бела, и он вытер их прежде, чем отстраниться от сына.

— Следуй за мной, — сказал Н’бел, и они вместе пошли к задней стороне каменной кузницы. Сколько помнил сын, там стояла старая наковальня под кожей. Н’бел сорвал её и бросил на пол. Ржавчина покрывала поверхность тяжёлой наковальни, и сын поразился при виде такой ветхости. Кузнец же едва обратил на это внимания, упёршись плечом в красный металлический бок. Он напрягся, и наковальня сдвинулась — чуть-чуть.

— Я вырастил сына-великана не для того, чтобы самому поднимать все тяжести, — Н’бел скривился. — Как насчёт помочь старику?

Сын, пристыжённый тем, что он просто стоял и смотрел, присоединился к отцу, и вместе они сдвинули огромную наковальню. Он едва ощутил тяжесть — сила рук была невероятной и наполняла все мускулы и сухожилия, но простой труд вместе с отцом радовал душу.

Н’бел вспотел и провёл рукой по лбу.

— Да, я точно был сильнее… — он тяжело вздохнул. Напряжение вернулось, когда он показал на квадратное углубление в полу. — Вот…

Несмотря на толстый слой сажи и пыли сын понял, что когда-то это был люк.

— Он всё время был здесь?

— Я благословляю день, когда ты пришёл к нам, — ответил кузнец. — Ты был и остался чудом.

Сын посмотрел на отца, но тот молчал. Он склонился и ощупал края углубления. Пальцы нашли опору, и сын показал силу, которой не было ни у кого другого в городе, подняв огромный каменный булыжник. Несмотря на вес он осторожно его поставил и затем уставился в тёмный туннель, ведущий вниз.

— Что там?

— Сколько я тебя знаю, ты никогда не показывал страха. Ты не дрогнул даже перед подгорными драконами.

— А сейчас боюсь, — честно признался сын. — Теперь, когда я стою перед ней, я не уверен, что хочу узнать правду.

Н’бел положил руку на его плечо, — Ты всегда будешь моим сыном. Всегда.

Он сделал первые шаги во тьму и обнаружил под ногами каменную лестницу, громко трещавшую с каждым шагом. Сын спустился глубже, и во мраке проступили резкие очертания чего-то металлического.

— Я что-то вижу…

— Не бойся, сын.

— Я вижу…

Эхом отразившийся от стен кузни глухой звучный рёв остановил сына перед следующим нерешительным шагом. Это было предупреждение. На смотровых башнях города дули в рог. Н’бел и его сын слышали это даже глубоко в кузне.

Облегчение наполнило сына, когда он покинул омрачённую пещеру и вернулся к тусклому свету кузни.

— Истина подождёт.

Н’бел скривился, потянувшись за копьём, любимый молот уже висел на его поясе с инструментами.

— Сумеречные призраки.

О них ходили легенды в каждом племени Ноктюрна. Ночные дьяволы, похитители плоти, злые духи, кошмар, который оживал, когда облака бурлили в ставшем красным как кровь небе. Немногие встретились с ними и уцелели, и даже их навеки сломали воспоминания. Ожившие ужасные истории — чуждые поработители, похищающие людей из домов и уносящие их на своих кораблях в бесконечную тьму. Оттуда не возвращался никто.

— На нас будут охотиться вечно? — сердито проворчал сын.

— Это просто ещё одна наковальня. Выживи, закались и стань сильнее.

— Отец, я уже силён.

Н’бел сжал плечо сына.

— Да, Вулкан. Сильнее, чем знаешь.

Вместе они выбежали из кузницы в город.

В обагрённых небесах над Гесиодом бурлили и сшибались ржавые облака. Пахло пеплом и дымом, в воздухе незримой цепью повис удушливый жар.

— Адский рассвет, когда рушатся пепельные берега, и солнце горит, — закричал Н’бел, показывая на небо. — Он возвещает кровопролитие. Они всегда приходят в этот ненастный час.

В центре городской площади царила паника. Люди выбегали из домов, прижимая к груди близких и скудные пожитки. Кто-то кричал от ужаса перед тем, что придёт и может забрать их в бесконечную тьму.

Бреугар, работник по металлу, выбрался из толпы и пытался восстановить спокойствие. Он и несколько других людей кричали остальным укрыться. Но рёв рога приводил напуганных в ещё большее неистовство.

— Это безумие должно закончиться, — прошептал Вулкан, ужаснувшись охватившему его племя страху. Сильные люди переживали буйство стихий, когда раскалывалась земля, а вулканы изрыгали в небо тьму и пламя, но страх перед сумеречными призраками был сильнее рассудка.

Пока отец пытался помочь Бреугару и остальным, Вулкан бежал по площади к огромному столпу. То был камень обжигания, где медитировали шаманы земли, когда солнце было в зените. Сейчас он был пуст, и Вулкан схватился за бока монолитного камня и не задерживаясь за мгновения забрался на вершину. С плоского столпа открывался хороший вид на земли за Гесиодом.

Языки тёмно-оранжевого пламени марали горизонт там, где горели далёкие деревни. В небо поднимался маслянистый дым от подожжённых вместе с их обитателями домов. Кочевые пастухи заурохов бежали, их стада вырезали. Чёрные на фоне кроваво-красного неба падальщики-дактили лениво кружили в ожидании пира, который им устроят сумеречные призраки.

Пастухи не обращали внимания на них внимания. Они бежали к стенам Гесиода, но Вулкан мрачно осознал, что уже слишком поздно.

Позади насмешливо вопили сумеречные призраки. Их покрытые клинками скифы парили над равниной и в красном Адском Рассвете казались лишь зазубренными тенями. Вулкан был слишком далеко, чтобы услышать, но он видел, как кричал один из пастухов, пойманный шипастой сетью, пока его не пронзила копьём полуобнажённая ведьма. Другие высокие, гибкие существа в сегментированной броне цвета ночи метали дротики со спин машин, упиваясь охотой.

Когда призраки покончат с кочевниками и деревнями, то направятся к Гесиоду.

Вулкан сжал кулаки. Каждый Адский Рассвет был одинаков. Когда небо становилось красным от крови, раздавались вопли и являлись сумеречные призраки. Ни один человек не должен быть добычей. Ни один сын или дочь Ноктюрна не должен страдать, как скотоводы. Жизнь и так сурова. Выживание и так тяжело.

— Довольно.

Вулкан увидел достаточно.

Он спрыгнул со скалы и приземлился на корточки. К нему подбежал Н’бел, задыхаясь от попыток поскорее увести слабых и уязвимых в безопасное место.

— Пойдём. Мы тоже должны спрятаться.

Лицо Вулкана посуровело, когда он поднялся и посмотрел на отца.

— Другие страдают, пока мы прячемся.

Н’бел открыл рот от изумления.

— А что мы можем сделать? Мы умрём, если останемся!

— Мы всегда можем сражаться.

— Что? — Н’бел пришёл в замешательстве. — Против сумеречных призраков? — он покачал головой. — Нет, сын, нас вырежут как скот на равнине. Пойдём!

Он схватил Вулкана за руку, но тот отмахнулся.

— Я буду сражаться.

Повсюду вокруг жители Гесиода исчезли в тайных нишах и подземных пещерах. То же творилось и по всему Ноктюрну. В Темиде, Гелиосе, Этонии и других — в семи главных поселениях планеты люди бежали в пустоты земли и закрывали глаза от кошмара. Они оставались там, пока сумеречные призраки грабили и убивали, разрушая всё, за что жители Ноктюрна боролись и погибали.

— Нет. Умоляю. Спрячься вместе с другими.

Вулкан направился к кузне.

— Куда ты идёшь? Вулкан! — окликнул его Н’бел.

Он молча вошёл внутрь. Когда Вулкан вышел, на его плечах лежали два тяжёлых кузнечных молота.

— Возможно в моих венах и не течёт кровь этих людей, но всё же я один из них, я ноктюрнец. И я не позволю им больше страдать.

При виде праведного гнева сына отчаянье Н’бела сменилось решимостью. Он взвесил копьё.

— Тогда я не позволю тебе сражаться одному.

Спорить или запрещать значило бы оскорбить отца, а этого Вулкан делать не собирался. Поэтому он кивнул, и между ними прошло невысказанное понимание. Они всегда будут родичами, пусть их кровь может быть разной. Это не изменить ничему, что таилось под люком в кузне.

Вместе они вышли на середину площади и встали напротив ворот Гесиода.

За ними вопли сумеречных призраков становились громче.

— Вулкан, я никогда не гордился тобой так, как сейчас.

— Когда всё закончится, я хочу, чтобы ты запечатал люк. Я не желаю знать, что внизу.

— Сын мой, не думаю, что нам представится такая возможность, — Н’бел повернулся к нему. — Но если мы выживем, то что будет с твоими корнями? Разве ты не хочешь знать, откуда пришёл?

Вулкан посмотрел на потрескавшуюся вулканическую почву.

— Вот мои корни. Там я родился. Отец, это всё, что мне нужно знать.

Краем глаза сын Н’бела увидел Бреугара. Он прижимал к мускулистой груди двуручный молот и звенел торками, вплетёнными в густую бороду. До появления Вулкана в Гесиоде самым крупным и сильным мужчиной был Бреугар. Он принял изменение положения со спокойствием и благородством, которое Вулкан никогда не забыл. Работник по металлу кивнул Н’белу, встав рядом.

— Ты лучший из нас, — сказал он Вулкану. — Родич, я встану с тобой плечом к плечу.

Бреугар был не один. Другие тоже выходили из укрытий на площадь.

— Ты можешь опереться на моё плечо, — сказал Горв, хранитель равнин.

— И на моё, — добавил Рек’тар, старший горнист.

Вскоре здесь собралось более сотни ноктюрнцев, мужчин и женщин, сжимающих копья, мечи, кузнечные молоты и всё, что можно было использовать как оружие. Народ сплотился, и Вулкан стал их опорой.

— Мы больше не будем прятаться, — сказал Вулкан и поднял молоты. Он прищурился, глядя на ворота. Словно клинок в пламени кузни он ковал оружие из своего гнева. Слишком долго они были добычей. И теперь воспрянут…

Вопли внезапно прекратились, словно кому-то перерезали глотку.

На миг воцарилась тишина, нарушаемая далёким скулёжом изувеченных заурохов и мольбой умирающих пастухов, почти добежавших до убежища.

А затем появились мучители.

Окутанные тенями существа двигались с извращённой грацией, подобно осколкам ночи взбираясь на стены. Омытые почти ощутимой жестокостью сумеречные призраки присели на вершине и болтали друг с другом, скалили зубы и сверкали серебристым зловещими клинками, обещая страдания. Первыми границу пересекли затянутые в кожу ведьмы с украшенными острыми клинками волосами, зазубренными копьями, зловещими фальчионами и другими острыми инструментами, о предназначении которых Вулкан мог только догадываться. С кошачьей грацией они приземлились на все четыре конечности и перекатились на ноги плавным щёгольским движением, свидетельствовавшим о невероятном высокомерии и чувстве превосходства. Глаза ведьм переполняло сладостное предвкушение убийства и слабое веселье при виде решимости человеческого скота.

Они двигались к площади нарочито медленно, желая, чтобы добыча задрожала. Вулкан чувствовал напряжение стоявших позади воинов, видел стадное мышление в движении сумеречных призраков. Ему вспомнились львы, альфа-хищники, крадущиеся по арридийской равнине. Но в этих существах, этих бледнокожих бесполых тварях не было ни следа величия грозных гривастых зверей.

Губы Вулкана скривились в презрительной ухмылке.

— Ходячие мертвецы с иссохшей душой, вот вы кто.

Он выступил вперёд.

— Возвратитесь, — закричал Вулкан. — Возвратитесь на свои корабли и убирайтесь отсюда. Здесь вы больше не найдёте ждущего своей очереди скота, лишь сталь и смерть.

Одна из ведьм захохотала. Холодно, зло. Она сказала что-то своим родичам на резком диалекте сумеречных призраков, и низший самец послушно зарычал. Его непроглядно чёрные глаза сузились, остановившись на Вулкане. С душераздирающим воплем чужак ринулся к ноктюрнцам, осмелившимся бросить им вызов. Он был быстр как змеящаяся молния.

Вулкан сказал остальным остановиться и ринулся навстречу. Тварь держала зазубренные кинжалы за спиной, выставив вперёд костлявый подбородок. На нём не было ни шлема, ни маски, лишь нарисованная на левой стороне лица татуировка змеи. За мгновения воины преодолели расстояние, и за миг перед сшибкой сумеречный призрак изменил линию атаки и метнулся к боку Вулкана, намереваясь выпотрошить его со слепой стороны. Но Вулкан предвидел уловку. Он не дрогнул, а отточенные до мономолекулярной остроты боевые инстинкты не оставили поработителю ни одного шанса.

Вулкан блокировал удар древком молота и обрушил другой на голову ведьмака. Все, как ноктюрнцы, так и сумеречные призраки, поражённо замолкли, когда Вулкан вырвал оружие из кровавого месива.

Он плюнул на труп и свирепо уставился на женщину-ведьму.

— Не призраки, лишь плоть и кровь.

Ведьма улыбнулась, её интерес и возбуждение внезапно усилились.

— Мон’ки…

Она облизнулась, а затем вновь слилась с тенями. Прежде, чем Вулкан ринулся в погоню, ворота Гесиода взорвались в буре осколков и пламени.

Взрыв поглотил Вулкана, превратив его в тёмный размытый силуэт. Закрыв глаза, сын Н’бела понял, что не умрёт, и невредимым выступил из огня. Одно это заставило помедлить сумеречных призраков, наблюдавших из неровной бреши в стене.

Воины в полуночно-чёрной броне прыгали с краёв скифов, радостно выхватывая крючья и клинки. Вулкан взмахом молота переломил сумеречного призрака пополам, а затем сокрушил другого ударом кулака.

Он слышал, как позади ринулись в атаку его родичи, народ Гесиода мстил веками притеснявшим его чужакам.

Перепрыгнув через толпу воинов, чьи клинки рассекли лишь воздух, Вулкан приземлился перед скифом. Словно железными гвоздями он пальцами впился в ламеллированный нос машины и перевернул её. Вопящие поработители попадали с корабля, когда Вулкан отшвырнул его словно негодное копьё. Потрёпанный скиф прокатился по земле, а затем исчез в шаре раскалённых обломков.

За кораблём последовало ещё два, первый вёз когорту воинов. По приказу водителя скиф ускорился до таранной скорости, чтобы пронзить Вулкана покрытым шипами носом. Но идеально рассчитавший время прыжка сын Н’бела вскочил на парящую баржу на полном ходу и помчался по покрытому металлом скифу словно по невысокому горному отрогу.

На него бросились воины, изрыгая из ружей адские осколки и делая выпады зазубренными клинками. Вулкан отбил удары и оказался среди них, размахивая молотом.

Каждый взмах питали ненависть и решимость покончить в этом рассвете с циклом страданий и страха. Он вырвал командный трон водителя, оставив позади изломанные тела, и швырнул в третью машину.

Вспыхнул пузырь энергии, когда импровизированный снаряд ударил в окружающее последний скиф защитное поле, но Вулкан, не теряя времени даром, прыгнул следом. Энергетический щит обжёг кожу, он приземлился на палубу и встретился с отрядом воинов. Они выглядели крепче остальных и сжимали острые мечи, окутанные неестественной силой. Белый как алебастр шлем каждого резко контрастировал с красной как внутренности украшенной бронёй. Призраки властно смотрели на непрошенного гостя. А позади вожак поработителей глядел сквозь неровные глазницы рогатого шлема. Хриплый шёпот из клыкастой лицевой решётки спустил воинов с поводка.

Один из призраков безмолвно приблизился и взмахнул клинком, но Вулкан уклонился от удара, оставившего в воздухе раскалённый след. Второй сделал выпад, и в этот раз сын Н’бела отвёл его в палубу скифа, но остался с дымящимся древком в руках. Другой удар превратил второй молот в пепел.

Поднявшийся с трона вожак зарычал от неудовольствия при виде уцелевшего ноктюрнца.

Враг был обезоружен, и полные высокомерия призраки приготовились его прикончить.

Вулкан презрительно ухмыльнулся.

— Мне не нужно оружие, чтобы убить таких, как вы.

И он разорвал телохранителей в клочья, показав поразительную скорость и жестокость. Вулкан сбросил изувеченные тела пронзённых и обезглавленных собственными клинками призраков в кипящий внизу вихрь битвы.

— Этот кошмар закончится с твоей жизнью, — пообещал он, наставив палец на вожака поработителей.

Сумеречный призрак вытянул сверкающий меч из ножен рядом с троном. Тёмная дымка сочилась с клинка и щипала ноздри Вулкана. С губ вожака сорвался глухой, кашляющий звук. Он эхом отдался в пасти жуткой маски. Смех.

И тогда Вулкан заметил на другой руке сумеречного призрака тонкую как игла перчатку. Он наставил её на ноктюрнца, насмешливо повторяя полученную угрозу.

— Бооолль… — зашипел вожак.

При всей сверхчеловеческой скорости Вулкану не успеть среагировать прежде, чем призрак воспользуется оружием.

— Сын!

Сквозь грохот боя донёсся голос Н’бела. Инстинкт подсказал Вулкану протянуть открытую рук, слабое изменение ветра говорило, что нечто приближается. Он чувствовал всё. Пальцы Вулкана сомкнулись на потрёпанной рукояти кузнечного молота и вслепую выхватили его из воздуха. Спустя долю секунды молот вылетел из пальцев, и крутясь полетел к вожаку поработителей, врезавшись в уродливую маску прежде, чем тот успел хотя бы подумать, что обречён. С разбитым пополам лицом призрак выронил меч и рухнул с края скифа.

Спрыгнув на площадь, Вулкан без промедления набросился на других сумеречных призраков. Ему хотелось убивать, пробудившийся дух воина одновременно пугал и будоражил его. Схватив пробегавшего чужака, сын Н’бела раздавил его голову. Другого сломал об колено. Третий, четвёртый, пятый… Вулкан крушил их голыми руками, верша кровавое возмездие за все ужасы, за века учинённые поработителями на Ноктюрне.

Битва была недолгой.

Неготовые к столь решительному сопротивлению остатки налётчиков отступили, чтобы не погибнуть. Задержались лишь ведьмы, опьянённые жаждой боя. Среди них была одна, которой предстояло вонзить и повернуть последний нож.

Она была на противоположном конце площади и танцевала среди копий и мечей ноктюрнцев, оставляя позади с каждым поворотом и пируэтом обезглавленные тела. Глаза Вулкана стали полными ненависти щелями, когда увидели смеющуюся ведьму.

Гнев сменился паникой, когда он увидел, кто оказался на смертельном пути.

— Отец!

Вулкан был не просто человеком. Он обладал силой, скоростью и разумом большим, чем у любого, и поэтому знал, что отличается знакомых и родни, но даже он был не добрался до Н’бела прежде жутких кинжалов.

Вулкан сжал пустые кулаки, проклиная себя за то, что в гневе бросил молот. Единственного человека, которого он знал как отца, зарежут у него на глазах. Каждый шаг по залитой кровью площади казался тысячей лиг, пока клинки ведьмы кружились и сверкали… расекали… завораживали… убивали.

Слёзы огня размыли зрение Ноктюрнцы, окутав багровым туманом разворачивающуюся сцену. Она навечно отпечатается в его разуме.

Н’бел поднял копьё…

…ведьма выпустит ему кишки…

Глаза Вулкана сверкнули, встретившись с её взглядом посреди бойни. Даже в миг убийства ведьма излучала высокомерие. Он запомнит эти глаза, узкие как кинжал и полные мучительной апатии. У Н’бела не было шансов. Его взмах копья уже ушёл далеко в сторону, когда мерцающие фальчионы устремились к жизненно важным органом… но удар так и не опустился. Наперерез ведьме с рёвом бросился Бреугар. К чести работника по металлу, он парировал один из клинков, оставивший на руке тяжёлую рану. Могучий ноктюрнец закричал, со вторым ударом его удача исчерпалась, и клинок погрузился глубоко в живот и вырвался наружу в ужасным хлюпаньем разорванной кожи. Наружу вывалилась исходящая паром груда потрохов. На миг Бреугар замер, словно осознавая свою смерть, а затем упал и застыл. Кровь потекла из тела к ногам Н’бела. Оглушённый и лежащий там, куда его отбросил работник по металлу, кузнец едва мог поднять руки, чтобы защитить себя.

С улыбкой от бесполезного героизма человека ведьма приближалась к Н’белу, но самопожертвование Бреугара дало Вулкану нужное время. Огромный как гора и полный праведного гнева ноктюрнец ринулся на врага.

— Сразись мо мной!

Она отшатнулась словно змея, когда к ней бросился Вулкан, размахивая кулаками. Ведьма едва избегала ударов и не могла ответить. Она отскакивала, петляла и извивалась, пока не оказалась достаточно далеко, чтобы сбежать с последней насмешкой. Остальные ведьмы были мертвы или умирали. Лишь она пережила бойню.

А за разбитыми стенами Гесиода в ткани реальности открылась дыра. В ней призывно мерцала бесконечная тьма, а ветер доносил эхо воплей проклятых, обещая адские мучения всем, кто войдёт. Дыра поглотила ведьму целиком, а затем содрогаясь закрылась, оставив лишь запах крови и могильный холод.

Всё было кончено.

Адский Рассвет закончился, и солнце Ноктюрна поднялось к зениту.

Н’бел встретил Вулкана у ворот. Кузнец всё ещё дрожал, но был жив.

— Бреугар мёртв.

Ненужные слова. Вулкан видел, как он умер.

— Но ты жив, отец, и этому я вечно буду рад.

Голос всё ещё дрожал от скрытого гнева, поглотившего Вулкана в бою. Омытая кровью чужаков грудь вздымалась как кузнечные меха.

— Мы живы, сын, — он взял руку Вулкана, и что-то в прикосновении старых морщинистых пальцев успокоило ноктюрнца, унеся напряжение.

— Такая ненависть. Отец, я чувствовал её. Она прикасалась ко мне, как сейчас твоя рука.

Когда сын повернулся к старику, в его глазах словно горели погребальные огни.

— Я чудовище…

Н’бел не отшатнулся, но погладил Вулкана по щеке.

— Ты настоящий сын Прометея.

— Но ярость… — он посмотрел на землю, прежде чем вновь встретить взгляд отца. — То, как я убивал голыми руками… Я не простой кузнец, так?

Вокруг собрались горожане. Хотя на улицах лежали трупы, все ликовали. Вулкана славили как героя.

Н’бел вздохнул, и все его скрытые страхи потерять единственного сына улетучились.

— Так. Ты не отсюда.

Вулкан проследил взглядом за показывавшей на небо рукой отца.

Солнце пылало словно раскалённое око, окутанное облаком дыма. Вулкан закрыл глаза и позволил жару согреть его. Голос Н’бела донёсся словно издалека.

— Ты пришёл со звёзд…

Это было похоже на каменный менгир, которым поклонялись испорченные примитивные народы. Отсталые религии нельзя было стерпеть, и за порчу идолопоклонничества Саламандры сожгли целые миры. Здесь, на Один-Пять-Четыре Четыре, это был нексус вражеской силы, но его ждала та же судьба. Нечто в обелиске тревожило фаэрийцев, которых хлестали до повиновения дисциплинарные надзиратели и гнали на потрескивающие пушки эльдаров.

По приказам примарха легион выжег джунгли до самого психического узла. Эльдары и их ящеры бежали перед огненным валом, словно дикие звери от естественного лесного пожара. Эдикт Вулкана не обсуждался, наступление было безжалостным. Он не смягчался даже при встрече с беженцами-людьми, зажатыми между молотом и наковальней войны. В них он видел лишь тусклое эхо благородного народа своего любимого мира, трудности обитателей джунглей были ничем по сравнению с суровыми бичами Ноктюрна. В самые мрачные мгновения примарх задумывался, действительно ли он презирал этих несчастных людей за то, что те позволили себя покорить, и куда исчезло его знаменитое сострадание. Когда земля горела, а небо задыхалось от дыма, Вулкан признавался себе, что на него повлияло присутствие чужаков. Это и воспоминания об их бесчинствах в его прошлой жизни до прихода звездолётов. Война была уничтожением, это шло против всего, чему примарха научил в кузнице его старый отец. Вулкан ценил ремесло, чувство перемены вначале и постоянства потом. Это приносило покой его измученной и одинокой душе. Его настоящий отец, тот, кто создал Вулкана быть генералом, нуждался в воине, не кузнеце. Воине, которым Вулкан мог стать.

Стоя на широкой гряде, вздымавшейся над просторами джунглей, примарх черпал утешение в том, что с уничтожением узла нужда задержаться на Один-Пять-Четыре Четыре пройдёт, и ему будет легче оставить позади мысли о родном мире.

Ибсен. Так назывался мир. Если у него было имя, а не число, то было и сердце. Значило ли это, что он заслуживает спасения? Вулкан отбросил вопрос как кусок угля в топке.

Примарх чувствовал себя очень одиноким, хотя он глядел на разворачивающуюся битву в сопровождении Погребальной Стражи и двух рот легиона.

Заговорил Нумеон, прервав размышления Вулкана.

— Они пересекли внешнюю границу владений чужаков. Признаться, я ожидал более согласованной обороны.

Несколько Погребальных Стражей согласно заворчали. Варрун кивнул, выразив мнение лязгом сервомоторов сочленений. Рядом были другие капитаны Саламандр, и чувствовали они то же, что и Погребальная Стража. Либо силы эльдаров на исходе, либо они сдерживаются по какой-то другой причине.

Вулкан задумчиво наблюдал.

В отличии от засады в джунглях здесь собрались многие чужаки. Под сливающимися с растениями зелёными плащами они держали скорострельные луки и длинноствольные ружья. Вулкан видел, как дисциплинарному надзирателю попали в глаз, из затылка вырвался красноватый фонтан мозгов. Его место быстро занял другой, и нестройное продвижение фаэрийцев продолжилось.

Также эльдары использовали батареи тяжёлого вооружения, благодаря антигравитационным платформам более маневренные, чем те, что применяли когорты Армии. Содрогающиеся лазерные лучи и раскалённые плазменные разряды превращали рвущихся из джунглей людей в кровавый туман. Двухместные турели "Рапира" и гусеничные "Тарантулы" отвечали резким стаккато снарядов, перестрелка продолжалась.

Надсмотрщики и дисциплинарные надзиратели согнали диких фаэрийцев в когорты. Плотные колонны мускулистых и татуированных людей наступали, вспышки выстрелов дробовиков и автокарабинов разрывали сумерки.

На другой стороне засевшие за обломками алебастра эльдары отвечали столь же яростным огнём, воздух пронзали лазерные лучи и снаряды. Обе стороны несли потери, тела крутились от тяжёлых ударов или просто падали, исчезая под ногами бегущих следом, по мере сближения умирало всё больше воинов.

Храм окружал менгир. Мерзость, покрытая чуждыми символами, подражавшими показанным Ферусом Манусом по гололиту. Империум смог подробно разглядеть лишь узел в пустыне прежде, чем авгуры полностью отключились. Но здесь было немного иначе. Руны на плоских боках менгира сочетались по другому. Это был какой-то язык. Со временем обстоятельное изучение могло раскрыть его тайны. Но у Вулкана не было такого желания. Он просто хотел уничтожить менгир.

Примарх повернулся к Нумеону.

— Когда когорты армии вступят в бой и втянут в него большую часть эльдар, будь готов начать нашу атаку на узел. Если мы ударим быстро и решительно, то сможем уничтожить его прежде, чем в мясорубке сгинет слишком много жизней.

— Ты думаешь, что у чужаков разорвётся сердце, как только мы уничтожим обелиск? — даже сквозь шлем в голосе Нумеона было слышно замешательство.

— Его оборона — единственная причина, по которой они не отступили в лес, где могут применять излюбленные тактики. С уничтожением узла этой мотивации не станет. Возможность близка. Надо лишь подождать.

Вулкан вглядывался во внешние укрепления. Стены храма были церемониальными, не предназначенными для противостояния согласованному штурму и уж точно не готовыми к атаке Ангелов Смерти Императора. Он разглядел на верхних башнях насесты, частично огороженные там, где приближался полог джунглей. В небесных гнёздах наездники на птерозаврах ожидали атаки легионных астартес. В непроглядной тьме леса Вулкан разглядел и осёдланных рапторов. Эльдары держали свои штурмовые войска в резерве. Примарх не сомневался, что они вновь встретят и ведьм-псайкеров. Было важно нейтрализовать цель прежде, чем враг воспользуется энергией узла.

Первые ряды армии ворвались во внешние укрепления храма и вступили в ближний бой. Свирепые фаэрийцы бились как дикари против смертельно грациозных эльдар. И при этом на стороне армейских громил было такое численное превосходство, что от навыков было мало толку. Эльдар в крапчатом зелёном плаще выстрелил в упор, остатки сердца вырвалось из спины солдата. Отбросив ружьё, он замахнулся на другого человека клинком, который сверкнул словно ртуть, и из горла забил фонтан крови. Трое товарищей набросились на чужака и забили тяжёлыми прикладами автокарабинов. Столь же жестокими были смерти и других: раздавленных армейскими сапогами, обезглавленных моноволокном, выпотрошенных штыками или рассечённых фальчионами. Фаэрийцы бились стаями плечом к плечу, тогда как эльдары кружили одинокими убийцами и на мгновение собирались, чтобы вновь разойтись в поиске свежих врагов. Жестокость боя была почти примитивной.

Вулкан созерцал разворачивающееся кровавое представление. Сокрушительный удар не спровоцировал полномасштабную атаку эльдаров, как он надеялся. Но бесстрастно глядя на битву, примарх видел, как постепенно силы покидают эльдаров.

— Они будут сдерживаться, пока мы полностью не вступим в бой, — сказал Нумеон, словно прочитав мысли примарха. Советник лишь сейчас заметил таящихся в высоких гнёздах и подлеске вокруг храма ящеров.

Свирепый взор Вулкана сузился до узких янтарных щелей.

— Так ободрим же их. Дай волю 5-ю и 14-ю ротам Рождённых в Огне.

Гека'тан не был гордецом. Засада в джунглях стоила 14-ой больше крови легионеров, чем хотелось бы капитану, но он был прагматичным как и все Саламандры и знал, что это просто война. Потеря сержанта Баннона стала тяжёлым ударом — он сражался рядом с Гека'таном почти век, и дивизион огнемётчиков практически уничтожило нападение карнадонов. Их разделили и распределили по другим отделениям. Было странно видеть рассеянных по роте специалистов, но Гека'тан не мог отрицать, что это даёт тактическую гибкость.

Его брат-капитан 5-ой, Гравий, тоже понёс потери в этой войне. Как и Гека'тан, он был скромным и понимал своё место. Но даже при этом, когда с гряды пришёл приказ примарха, Гека'тан сжал кулак в предвкушении мести. И он знал, что Гравий сделал бы то же самое.

Присев вблизи от сражающихся когорт армии, Гека'тан повернулся к Каитару.

— Наковальня зовёт нас, брат. Владыка Вулкан позволил нам восстановить уважение к себе в закаляющем пламени кузницы.

Каитар кивнул, передёрнув затвор болтера. На наплечнике воина чёрным пеплом были написаны имена Оранора и Аттиона.

— Это станет их реквиемом.

— За павших, — добавил Люминор, притаившийся с другой стороны от капитана. Белый доспех апотекария запятнала кровь легиона.

Вокруг Гека'тана собралось его командное отделение. Все были скромными, отказывающими себе в излишествах воинами, но как и капитан радовались возможности отомстить за погибших.

— В пламя войны, — пообещал Гека'тан, а затем вызвал Гравия.

— 5-ая уже готовится, — прошептал другой капитан. — Я выйду во фланг врага. Ждём твоего приказа, брат-капитан.

— Гравий, считай, что ты его получил. Слава Вулкану, — ответил Гека'тан.

Каитар повернулся и закричал, подавая передним отделениям сигнал выступать.

— Во славу примарха и легиона!

И больше двухсот голосов ответили как один.

— Рождённые в огне!

Рассредоточенные по дивизионам огнемётчики выступили вперёд, чтобы создать перед наступающей ротой завесу огня. Сначала Гека'тан вёл воинов медленно, выкашивая эльдаров методичными болтерными очередями. Тяжелое вооружение осталось в резерве, и когда эльдары отвели часть войск для противостояния новой угрозе, капитан отдал приказ открыть огонь.

Следы ракет омрачили небо, загудели мощные конверсионные излучатели, когда сержанты обрушили мощь тяжёлого вооружения. В ответ эльдары спустили птерозавров, и крылатые ящеры спикировали к тяжёлым орудиям в тылу Гека'тана. Взревели тяжёлые болтеры, воздух наполнился раскалёнными снарядами. Градом посыпались дротики, но большая часть была уничтожена прежде, чем вонзилась в тела легионеров. Обстрел разрывал птерозавров, но всё новые слетали с насестов.

Сержанты передовых отделений вели их вперёд, стреляя от бедра. В плотном строю, размахивая силовыми копьями и проклиная ангелов смерти Императора, во фланг вышел эскадрон наездников на рапторах. Им наперерез ринулись дредноуты. Аттион был один, когда бился с карнадоном и пал, но сейчас к рапторам устремилась целая лавина бронированных чудовищ.

— Сорвите фланговые атаки, почтенные братья, и займитесь угрозой с воздуха, — прогремел по каналу связи голос Гека'тана.

— Во имя Вулкана! — хором ответили дредноуты, столкнувшись с всадниками-эльдарами.

Расстояние до храма сокращалось. Гека'тан включил цепной меч, шепча клятву. Командное отделение следовало за ним по пятам. Капитан вновь открыл канал связи.

— Тяжёлым дивизионам — отступить в лес. Капитан Гравий — мы вступаем в бой.

Ответ был быстр и решителен.

— Мы молот, капитан Гека'тан. Стань наковальней, и сломим их.

— Так и будет, — пообещал Гека'тан. Адский круговорот ближнего боя был совсем близко. — Саламандры. Взять их!

С вершины гряды Вулкан наблюдал за атакой 5-ой и 14-ой рот. Это заставило множество эльдаров раскрыться и вступить в бой. За мгновения к защитникам психического узла присоединились пешие солдаты и всадники на ящерах.

— Они вовлекли в бой резервы эльдаров, — заговорил Нумеон. Жажда боя в его голосе была заметной и передалась другим Погребальным Стражам.

Атанарий сжал рукоять двухклинкового силового меча так, словно душил врага. Ганн с звучным треском сжимал и разжимал кулаки. Леодракк и Скатар'вар в унисон сняли силовые булавы с наплечников. Остался неподвижен лишь Игатарон, но и от него шли осязаемые волны чистой агрессии.

Вулкан почувствовал то же, но предпочёл дать углям своей воинственности немного протлеть.

Нумеон присел на краю гряды, опираясь на древко алебарды.

— Я не вижу среди них крупных зверей.

Их не было. Вулкан не заметил в джунглях ни следа карнадонов.

— Очевидно они боятся нашей силы.

Нумеон поднялся. Позади стоял Варрун и точил гладий, но он не протянул руку приближённому. Ни один воин Погребальной Стражи никогда не оскорбит этим другого.

— Милорд, вы хотели сказать вашей силы.

— Нумеон, моя сила — это ваша сила. Легион и я едины, — несмотря на внутреннее чувство отчуждения, Вулкан знал, что это правда. Каждый примарх ступил по пути одиночества, кроме пожалуй Гора, у которого был Морниваль. Справедливо, что примарх Саламандр чувствовал это острее братьев.

Вулкан напряженно наблюдал за полем брани, пока выражение его лица не сменилось с холодной отстранённости к мстительному удовлетворению. Подразделение эльдаров вышло на открытую местность.

Вас-то я и ждал…

Когда примарх заговорил, его глубокий голос был полон угрозы, предвестника насилия.

— Теперь мы нанесём удар.

Нумеон повернулся к остальным, размахивая алебардой словно знаменем.

— Погребальная Стража. На борт!

Позади клочок выжженной земли попирали посадочные опоры "Грозовой птицы". Её дремлющие двигатели быстро начали набирать скорость, и корабль взлетел, едва на борт поднялся Вулкан и воины его внутреннего круга. Остальные роты на гряде остались в резерве и могли только наблюдать, как улетает их господин.

Посадочный трап ещё поднимался, когда Нумеон из трюма вызвал пилота.

— Выйти на штурмовой вектор. Ракетные батареи и…

И Вулкан перебил его.

— Нет. Поработаем руками. Высади нас на краю узла. Я хочу лично разбить его своим молотом.

Вонзив цепной меч в кишки эльдара, Гека'тан закричал своим воинам:

— Вперёд, 14-ая! Вулкан наблюдает за нами.

Вулкан всегда наблюдает. Примарх закаляет нас, как наковальня.

Капитан вырвал клинок из трупа в фонтане крови и тут же был вынужден парировать атаку. Украшенный меч эльдара встретил блок, от сшибшихся клинков полетели искры. Агрессия легионного астартес встретилась с изяществом чужака, но кровь Гека'тана взыграла, и он расправился с ксеносом выстрелом в упор из болт-пистолета. Обгорелые пятна запятнали лесную зелень наруча и скрыли потёки артериальной крови, покрывавшей большую часть доспеха. То было крещение войной, и капитан приветствовал его триумфальным возгласом, ища врага.

Вот где ему бы хотелось быть — в гуще боя, лицом к лицу рубить головы эльдарам. Гека'тан происходил с Ноктюрна, воину был знаком кошмар налётов поработителей: он пережил их ещё мальчиком. Инстинктивная враждебность осталась, хотя преображение изменило воспоминания о страданиях. Здесь были не поработители, анима была другой, но ненависти Гека'тану было достаточно, что это эльдары.

Справа пронёсся поток огня, раскалив наплечник капитана, и сжёг горстку снайперов-эльдаров, пытавшихся уравнять шансы. Гека'тан не мешкал. Продвижение было важнее всего — непреклонное, методичное и неудержимое как лавина. Гравий тоже вступил в бой: капитан слышал крики доблестной 5-ой роты, приближающейся к противнику. Сказать по правде близость поражения в джунглях ранила их обоих. Шанс избавиться от этих чувств в пламени войны был величайшим даром, который мог им дать примарх.

Братья, молот и наковальня, — отдавались в разуме капитана слова. — Покажем им, что Саламандр не так-то легко сломить.

Жестокий бой, бурлящий хаос кровавых картин. В воздухе повис сильный запах горящей плоти чужаков и затхлая вонь их скакунов. Фыркающие и лающие рептилии обнаружили, что легион стал гораздо более опасной добычей без натиска их могучих родичей-карнадонов или вмешательства ведьм…

… пока шквал молний не разнёсся вокруг психического узла, и не возникли четыре закутанных в мантии эльдара. Гека'тан был достаточно близко, чтобы разглядеть их в гуще боя. Незримые путники словно примчались на колдовской молнии и сошли с её дуги на землю, как человек сходит с корабля. Разряды зелёной энергии продолжали плясать по колдовским рунам на одеяниях псайкеров после телепортации. Три ведьмы остались на страже узла, а четвёртый выступил вперёд.

Эльдары были андрогинами, но Гека'тан понял, что перед ним мужик. Он был без шлема, бледное и властное лицо пятнала паутина символических татуировок. Длинные волосы были зачёсаны назад и закреплены рунической заколкой, которая двумя полусферами шла по вискам и сходилась на лбу в похожем на рубин драгоценном камне. Это выглядело как корона, и Саламандр вновь поразился высокомерию и упадку чужаков.

Эльдар, в отличии от остальных, был облачён в зелёную мантию с лазурно-голубыми нитями. Из-под одежды он извлёк сверкающий покрытый рунами меч невероятной красоты. Оружие было психически связано с носителем, по клинку пробегали те же актинические молнии, что сверкали в глазах колдуна.

Остальные чужаки попятились, вокруг медленно образовалось пустота.

Гека'тан заметил, что ему открыт путь к колдуну.

Каитар, Люминор и остальные воины командного отделения повиновались приказу прежде, чем тот был отдан.

— Во имя Вулкана, убьём эту тварь!

Они ринулись в бой. Колдун наблюдал, держа меч в защитной стойке. Одеяния воина-аскета покрывали руны и колдовские символы. За миг перед столкновением он склонил голову, возможно приветствуя врагов.

Первый удар Гека'тана рассёк воздух и впился в землю, колдун отвёл его в сторону. Дела у Каитара шли лучше, но эльдар блокировал гладий плоской стороной меча. Люминор выпустил из болт-пистолета полобоймы, но снаряды безвредно взорвались на созданном открытой ладонью колдуна кинетическом щите. Порыв силы повалил аптекария, и брат Ту'вар бросился на эльдара, чтобы спасти Люминора от удара меча. Рунический клинок легко прошёл через защиту Саламандра, сломал гладий, рассёк доспех и по рукоять погрузился в грудь.

Вырвав клинок, колдун крутанулся и пробил нагрудник Ангевиона, добавив к удару разряд молнии, который закрутил Саламандра и сбил его с ног. Дымящийся воитель попытался подняться, но рухнул лицом вниз и так и остался лежать.

— Убить его! — зарычал Гека'тан, замахиваясь мечом. Его мир сузился до одного поединка, остальная битва стала далёким размытым пятном. Вот наковальня, понял капитан, момент, когда он либо выдержит и восторжествует, либо сломается и погибнет. Три воина-рыцаря словно сражались с танцором, эльдар уклонялся от неуклюжих ударов, одновременно делая быстрые выпады покрытым рунами мечом.

Гека'тан не собирался сдаваться.

Имя мне легион. Я прирождённый воин.

Колдун превратил троих Ангелов Императора в уродливые груды грохочущего металла, и это терзало капитана. Он вновь взмахнул мечом, но рассёк лишь тени. Вскинув болт-пистолет, Гека'тан спустил курок, но в этот миг в него врезался шквал молний из сжатого кулака колдуна. Тревожные символы мгновенно замерцали на ретинальном дисплее, биомеханическая реакция впрыснула болеутоляющее, чтобы удержать Саламандра на ногах. Болт-пистолет перегрелся и взорвался в кулаке, окатив его градом раскалённых осколков. Гека'тан еле замечал спазмы, но понял, что ранен, когда начало затуманиваться зрение.

— Рождённые в Огне! — это был не только зов о помощи, но и протестующий крик.

Приблизились Каитар и Люминор, не дав колдуну нанести смертельный удар. Зрение сужалось, делалось от шлема лишь хуже, поэтому капитан вцепился в зажимы, чтобы его сорвать.

Шлем с грохотом рухнул на землю, и волна запахов, образов и звуков инопланетных джунглей заставила капитана пошатнутся прежде, чем её скомпенсировали генетически улучшенные чувства. У воина всё ещё был цепной меч, недовольно жужжавший в руке. Уголком глаза Гека'тан увидел одного из бывшего дивизиона огнемётчиков Баннона и заорал.

— Легионер! Ад и пламя!

Поток горящего прометия окатил сражавшихся.

Оглушённый ударом и горящий Каитар упал, а Люминор прикрылся рукой. Колдун отвратил огненную бурю новым кинетическим щитом, но тем ослабил другую защиту. Гека'тан выпрыгнул из пламени, сжимая обеими руками цепной меч, и с яростью обрушил его на эльдара.

Жалкий, кашляющий звук вырвался из глотки ксеноса, проглотившего метр раскалённого клинка. Все символы и обереги сломались, в миг жестокости сверхъестественная скорость стала ничем. Он встретился свирепым взглядом с Гека'таном, в глазах которого пылало мстительное алое пламя. Боль должна была бы замедлить Саламандра, не дать ему сражаться, но Вулкан научил своих сынов быть стойкими.

Капитан подался вперёд, его зубы застыли в полугримасе, полуоскале.

— Саламандры бьются все как один!

Едкая слюна опалила посеревшую щёку эльдара, Гека'тан нанёс последнее оскорбление прежде, чем свет в глазах чужака погас. Вырвав клинок, капитан приготовился двигаться дальше.

Впереди был узел, но колдун дал шабашу достаточно времени, чтобы зачерпнуть силу. Разряды энергии мелькали между тремя ведьмами, словно камень питал и усиливал их.

Гека'тан успел лишь поднять меч, призывая воинов сплотиться, прежде чем из менгира хлыстом ударила молния. Её направлял шабаш, покорный разряд энергии сбивал с ног дредноутов и расплющивал Саламандр. Он волной пронёсся по легиону, оставив позади наэлектризованные и обгоревшие трупы. Задело и всё ещё сражавшихся в ближнем бою эльдаров, мерцающий бич был неразборчив, и Гека'тан осознал, сколь многим готовы пожертвовать ксеносы ради защиты менгира.

К счастью, капитан и его командное отделение избежали первой молнии, но вторая уже собиралась.

Выпущенный за долю секунды разряд легко догонит Саламандр. Было больно, как в пламени ада, но Гека'тан всё равно бежал, что есть духу.

Воя двигателями, "Грозовая птица" неслась к буре. Вспышка осветила мрачные внутренности корабля, открыв зловещий силуэт Вулкана, который стоял у открытого бокового люка. Тот был открыт как можно шире, и внутрь десантно-штурмового корабля врывался ветер, трепал закреплённые на доспехах особые обеты. Вулкан ссутился и прищурился, глядя на узел. Его острая вершина фокусировала бурю, а руны на поверхности сверкали в унисон с молниями. Даже вдали и с высоты узел выглядел монолитным. Уничтожить его будет нелегко. Вулкан крепче сжал рукоять.

Позади Погребальные Стражи ждали, еле сдерживая агрессию.

Выпусти нас…

Примарх чувствовал их немую мольбу так же ясно, как и гнев в своей крови.

Молния промелькнула рядом, задев одно крыло, и трюм содрогнулся и накренился. Из раны в бронированной шкуре потекли струйки дыма. Этого было недостаточно, чтобы заставить "Грозовую птицу" отступить, но дальше риск разбиться будет только расти.

Вулкан даже не потянулся к опоре. Его тело осталось неподвижным, а внимание не исчезло.

Пилот медленно вернул их обратно на курс, и узел вновь замаячил в нескольких метрах внизу в окружении ореола силы. Шабаш ведьм у его основания набирал энергию для нового разряда. Должно быть, снизу учиненное первым ударом опустошение ужасало, а сверху след разрушений был ясно виден.

Странно, что эльдары так страстно защищали менгир, тогда как их тактика предполагала совершенно другой метод ведения боевых действий. Здесь, удерживая обелиск, они открывали все свои слабости и не могли воспользоваться сильными сторонами. Мысль о чём-то незримом и неведомом вновь проникла в разум примарха, но пока он ничем не мог на это повлиять. Значит надо сконцентрироваться на том, что он может изменить.

Вулкан пригнулся чуть ниже и дождался, пока "Грозовая птица" накренится так, чтобы люк наклонился к узлу. Молот в руках был творением самого примарха. Громогласный — имя его. Вулкан выковал молот на Ноктюрне в честь Н’бела и его наследия. В украшенном навершии оружия бушевали пленённые бури, вбитые в металл за долгие часы работы в кузне. Молот был бесподобен. Им не смог бы сражаться ни один легионер. Ни один человек не смог бы даже его поднять. Лишь Вулкан обладал достаточной силой и мастерством, чтобы покорить молот.

Он надел драконий шлем и примагнитил его к латному воротнику.

— Братья, знаете ли вы, что следует за молнией?

Погребальные Стражи не ответили. Вместо этого они приготовили оружие.

Глаза Вулкана вспыхнули внутренним огнём.

— Гром…

И он выпрыгнул из люка.

Воздух с воем проносился мимо Вулкана, летящего по раздираемому бурей небу. Он падал подобно комете с молотом в руках и рёвом огненных драконов горы Смертного Огня на устах. За спиной дико развевался плащ из саламандры, словно дух зверя вернулся и радовался торжеству хозяина.

Лицо под шлемом скривилось, когда примарх достиг смертельной высоты. Ветер стал разрывающим уши воем, но окружённый бурей Вулкан никогда не чувствовал себя таким живым. На миг он задумался, не это ли чувствовали Коракс и Сангвиний, когда парили в небесах.

Приближаясь к обелиску, Вулкан сжал молот обеими руками и поднял над головой. В момент столкновения он обрушил его на острую вершину обелиска словно на иглу, и задрожавший от энергии психический проводник треснул и раскололся. Вулкан не замедлился, продолжая падать сквозь древний камень следом за неудержимой трещиной, стремящейся к основанию обелиска. Из рушащегося менгира вырывались ударные волны, обломки падали на эльдаров, которые смотрели наверх и кричали от ужаса. Каждый высвобожденный обелиском психический импульс теперь вызывал у застывшего шабаша всё более страшные судороги. Ведьмы-эльдары сделали себя проводниками психической энергии, и теперь в них вливались всё её остатки. Ни одно смертное существо не могло пережить такой откат. Вулкан рухнул, и от страшного удара земля взмыла вверх. А тем временем ведьмы умирали одна за другой. Глаза горели, а плоть текла, пока головы не взорвались, и тела не попадали на землю.

Примарха скрыла бурлящая пелена пыли и огня. Он припал на колено, молот погрузился в землю. Так Вулкан и простоял несколько мгновений, его броня вздымалась и опадала в такт дыханию. Вокруг продолжал разваливаться узел, огромные глыбы отваливались и дробились на части. Когда всё закончилось, Вулкана окружил круг битого камня. Все выгравированные руны сломались, их внутренний свет исчезал на глазах.

Уже теснимые воспрянувшими Саламандрами эльдары дрогнули и начали отступать.

Ветер доносил торжествующую крики воителей 5-ой и 14-ой рот, теша гордость Вулкана. Он улыбнулся под оскалившимся драконьим шлемом и заметил, что кто-то идёт.

Нумеон глядел на примарха с края кратера.

Остальные Погребальные Стражи только что высадились из "Грозовой птицы" и добивали выживших.

— Я не ожидал, что ты прыгнешь, — признался Нумеон.

Вулкан поднял голову и встал.

— Это было наитие.

Советник оглядел круг обломков менгира.

— И думал, что будет труднее.

Вулкан поднял бровь.

— Думаешь, было легко? — примарх всё ещё улыбался, когда снял драконий шлем. Расправив плечи и положив Громогласный на плечо, он поглядел на мёртвых псайкеров. — В занятии ведьмовством свои награды.

Нумеон последовал за примархом, вышедшим из круга на пустеющее поле битвы.

— Похоже на то, милорд, — он бесстрастно осмотрел обгоревшие и безголовые трупы. — Сложно сказать, но я не вижу среди шабаша их провидицы.

Вулкану и смотреть было не нужно, он знал.

— Женщины среди них не было, что… странно.

— Наверняка уже сбежала. Должно быть они поняли, что не могут победить.

— Возможно, но тогда зачем сражаться?

Эльдары уже бежали, ради личного выживания забыв о любых попытках тактического отступления. Им больше нечего было защищать и не осталось причин сражаться в бою, к которому эльдары были не приспособлены.

После окончания сражения начали появляться аборигены, как и после битвы в джунглях. Они казались встревоженными, даже напуганными своими освободителями и жались друг к другу. Некоторые дети плакали. Девочка склонилась, чтобы прикоснуться к пальцу мёртвого эльдара, но скрылась во мраке, когда её одёрнула мать. Отряды солдат с прикреплёнными летописцами уже начали собирать беженцев.

— Нумеон, они явно не рады нас видеть, а? — спросил Вулкан.

— Милорд, мне сложно различить реакцию любого человека.

Примарх вздохнул, не в силах больше оставаться бесстрастным.

— Они боятся, но нас, а не чужаков. Что если… — Вулкан замер, когда увидел среди убитых тела людей. От горя его лицо покрылось морщинами, — Я не знал, что в боевой зоне находятся под угрозой гражданские.

Армейские медики и полевые хирурги уносили тела аборигенов вместе с фаэрийцами. Большинство было мужчинами и женщинами, но Вулкан видел среди убитых и детей. Перед глазами примарха застыло холодное лицо девочки, сжимавшей деревянную куклу. Она бы выглядела спящей, если бы не тёмное пятно на пеньковом халате. По контрасту лицо девочки выглядело особенно невинным. Вулкан уже видел такие ужасы после налётов и когда поверхность Ноктюрна раскалывалась в гневе. Он смотрел, как вытаскивают из под обломков тела обгоревших или задохнувшихся от дыма людей.

— Воин сам выбирает себе путь сражений и постоянной угрозы смерти, но эти люди… — примарх медленно покачал головой, словно только что осознал. — Этого не должно было произойти.

Нумеон не знал, что и сказать. На его нахмуренном лице отразилось облегчение, когда подошёл Варрун с гололитическим жезлом.

— Послание от легионов, милорд.

Вулкан ответил не сразу, его взгляд задержался на людях.

— Установи, — наконец, сказал примарх. Варрун вонзил жезл в землю и активировал.

Дымчатый свет вырвался из треугольной вершины и соткался в образ Ферруса Мануса.

В знак почтения оба Погребальных Стража немедленно преклонили колени.

Феррус Манус был в шлеме, а судя по звукам находился в гуще боя в пустыне. Обдираемый песком сверкающий доспех отражал свет солнца. Примарх снял шлем, и серебристые глаза сверкнули словно глыбы льда.

— Джунгли захвачены, брат? — Феррус был как всегда лаконичен.

— Узел эльдаров нейтрализован, — Вулкан кивнул. — Бой оказался легче, чем мы ожидали, но пролилось достаточно крови. А как дела у братских легионов?

— Бой ещё идёт, но меня не удержать, — проворчал примарх Железных Рук. — У нас возникли сложности с механизированными подразделениями. Большая часть моих войск сражается с пешем строю, а дивизионы армии кое-как им подражают.

Мантра Железных Рук о слабости плоти словно была написана на скривившемся лице Ферруса. Он уважал людей, но досадовал на их хрупкость.

— А что с Гвардией Смерти? — решил сменить тему Вулкан. — Был ли верен наш брат своей упорной природе?

— Мортарион сравнял узел с землёй, хотя мне интересно, что осталось для колонизации, — неохотно ответил Манус. — Боюсь, что он превратил ледяные поля в заражённую пустошь и вдобавок повредил весь континент.

По изображению прошла рябь помех. Позади Ферруса гремели далёкие взрывы, но он не обращал внимания.

— Джунгли граничат с окраинами пустыни. Брат, я могу прислать тебе в качестве подкреплений часть дивизионов, — предложил Вулкан, когда изображение восстановилось.

Холодное как айсберг лицо примарха выразило то, что он думал о предложении.

— Не нужно.

— Тогда твоя победа будет ближе, — Вулкан пытался не пустить в голос нотки утешения. Это бы лишь разозлило брата.

— Пустыня велика, но она покорится мне, — Феррус слегка повернулся, хор болтерного огня на фоне глухих раскатов взрывов становился всё ближе. — Мы вновь вступаем в бой. Собери войска в джунглях и жди приказов.

С разрывом связи гололит погас.

— Слабость в гордыне, а не в плоти, — Нумеон покачал головой.

— Тебе не понять, — прошептал Вулкан, глядя вниз.

Отец стремился сделать их совершенными, во всём превосходящими людей. Вулкан и его братья обладали не только большей силой, способностями и разумом, чем их сыны-легионеры, но и слишком человеческими изъянами. Быть одним из многих значило, что добиться от отца любви и одобрения сложнее. Гордость так или иначе вела всех примархов. Она же порождала братское соперничество, и Вулкан задумался, не приведёт ли это однажды к чему-то большему.

— Господин?

Голос Нумеона вернул его к действительности.

По полю боя к ним шёл Саламандр. На спине воина висел в ножнах цепной меч, а походка выдавала раны. Он склонился перед примархом, уже сняв шлем.

Саламандры смотрят друг другу в глаза.

— Встань, воин.

Саламандр послушно поднялся и ударил кулаком по нагруднику.

— Капитан Гека’тан, — кивнул Вулкан, — из 14-ых Рождённых в Огне. Ты закалён, сын мой.

В бою доспех Гека'тана потрескался и обгорел. Также он потерял пистолет и берёг ногу, левый глаз распух, а на лбу было несколько глубоких порезов. Следы почётного шрама на толстой шее виднелись прямо над краем латного воротника.

— Милорд, наковальня стала настоящим испытанием, — он вновь склонил голову.

— Не нужно быть таким скромным. Ты капитан и пролил сегодня кровь ради легиона. Мы победили.

Гека'тан не выглядел таким уверенным.

— Ты хочешь мне что-то сказать, капитан Гека'тан?

— Да, милорд. Мы нашли разведчиков, которые обнаружили узел.

После передачи координатов связь с передовыми разведывательными отрядами полностью исчезла.

— И они все мертвы, — Вулкан помрачнел, чувствуя фатализм капитана.

— Не все, примарх, — даже жгучий взгляд Гека'тана не мог скрыть дурных предчувствий. — Есть один выживший, не солдат.

— Летописец?

— Насколько я понял, милорд.

— И он невредим? — Вулкан словно уже знал ответ по лицу капитана.

— Да, чудо.

Примарх отвернулся, чтобы посмотреть вдаль, туда, где имперские войска загоняли врага вглубь джунглей. Он старательно отводил глаза от растущих груд мёртвых аборигенов.

— Где сейчас этот выживший?

Гека'тан помедлил.

— Это не всё.

В сверкающих пламенем глазах повернувшегося Вулкана читался вопрос.

— Он сказал, что есть другой узел, гораздо более крупный и мощный, чем уничтоженный вами.

Лишь дёрнувшаяся щека выдала неудовольствие примарха.

— Веди.

Выглядел летописец непримечательно. Одетый в скромное облачение мрачного терранского стиля человек сидел на земле с открытыми и настороженными глазами. Его присутствие в джунглях делало нелепым лишь то, что сидел летописец в окружении тел разведчиков, посланных найти узел.

— Ты примарх легиона Саламандр?

— Да, — Вулкан медленно подошёл, повелев Погребальной Страже ждать снаружи кольца трупов.

Этот приказ не обрадовал Нумеона и остальных, но они всё равно повиновались.

Вулкан осмотрел место бойни. Судя по положению и тому, как упали тела, выходило, что разведчики дали последний бой. Примарх вгляделся в джунгли.

— Тебя преследовали?

— Да, от самого четвёртого обелиска.

— И ты так далеко добрался прежде, чем тебя настигли эльдары.

— Именно.

Когда Вулкан вновь повернулся к человеку, то встретился с пронзительными глазами на лице, казавшемся одновременно умудрённым и молодым.

— Как получилось, что все погибли, и выжил лишь ты?

— Я спрятался.

Вулкан уставился на летописца, пытаясь понять, говорит ли тот правду.

Человека похоже не беспокоило то, что он сидит среди мертвецов. Летописец даже не шелохнулся.

— Ты мне не веришь?

— Я ещё не решил, — честно ответил Вулкан и шагнул к нему.

Сначала лязгнул доспех Нумеона, потом раздался его голос.

— Примарх…

Вулкан поднял руку, чтобы охладить пыл советника. Взгляд летописца метнулся к Погребальным Стражам и обратно.

— Похоже, я не нравлюсь твоим телохранителям.

— Они тебе просто не доверяют, — примарх стоял рядом и глядел на человека сверху вниз.

— Какая жалость.

— Как тебя зовут, летописец?

— Вераче.

— Тогда, Вераче, следуй за мной и расскажи всё, что ты знаешь об обелиске.

Вулкан повернулся, когда выходил с места бойни рядом с Нумеоном.

— Внимательно за ним наблюдай, — прошептал он.

Вераче поднялся на ноги и поправил мантию.

Нумеон недовольно посмотрел на летописца и кивнул.

Вулкан не чувствовал тревоги, хотя в этом Вераче и было что-то… странное. Какую угрозу может представлять для примарха плоть и кровь человеческая? Но на пути к "Грозовой птице" Вулкану вспомнилось время, когда он встретил другого странника, того, которого знал как Чужеземца…

Вулкан чувствовал, как слабеет его хватка. При всей своей чудесной силе он знал, что не сможет бесконечно цепляться за край отвесной скалы одной рукой и при этом ещё и держать шкуру дракона в другой.

То был величественный зверь с ярко-красной чешуёй — толстой, шишковатой, похожей на стену щитов. Полосатое брюхо огненного дракона обтягивали мускулы, челюсти были широкими и могучими. Зверь пришёл на зов грохочущей горы, выполз из самых недр.

Выкованное для убийства копьё Вулкана исчезло в лавовом разломе. Оружие, на которое были потрачены часы труда, исчезло за миг, гора вернула свою кровь. Такой же будет и судьба Вулкана, если он соскользнёт.

Солнце жгло обнажённую спину, но жар спадал. Пар и дым затуманили глаза, наполнили нос запахом пепла и серы. Прошло уже несколько часов с тех пор, как началось извержение и перебросило Вулкана через край обрыва. Его спасли лишь превосходные рефлексы и сила… по крайней мере, отсрочили смерть.

Даже Вулкан, чемпион Гесиода и убийца сумеречных призраков, мог погибнуть в лаве.

Молва о поражении поработителей быстро разошлась по главным городам Ноктюрна. В последовавшие недели короли племён шести других поселений и их посланники приветствовали лидеров Гесиода и просили о встрече с сыном кузнеца, быстро становившимся легендой.

Повисший на скалистом выступе Вулкан думал, каким же бесславным будет конец этой легенды. Пальцы соскользнули, и на миг казалось, что всё кончено. Его охватило чувство падения, но Вулкан протянул руку и отчаянно вцепился в утёс пониже. По телу градом били обломки и камни, но он держался.

Сердце в груди билось, словно молот о наковальню, но сын Н’бела старался не дышать слишком глубоко. В такой близи от потока лавы воздух превращался в ядовитые миазмы сернистой щёлочи. Он уже чувствовал, как вокруг носа и кожи горла вздымаются волдыри. Обычный человек бы давно умер. Это лишь укрепило веру Вулкана в то, что на самом деле он не принадлежал к этому народу, что он не родился на Ноктюрне. Отец Вулкана, Н’бел, много говорил с ним перед состязаниями. Он пообещал запечатать подвал под кузницей и так и сделал, но не мог скрыть правду. Вулкан прямо спросил его перед началом, но не услышал ответа — слишком велика была печаль Н’бела. Возможно теперь он не расскажет никогда, и Вулкан так и не узнает о своих корнях.

Пальцы окаменели, в руке словно горели все огни кузни. Вулкан подумал, а не бросить ли шкуру? Обеими руками он мог бы вскарабкаться по скале. Пузырящийся, трещащий поток лавы словно звал Вулкана, умолял его упасть.

Впрочем, сказались и восемь прошлых дней. Вулкан не знал, сколько у него осталось силы — сейчас он едва чувствовал руки и постоянно боролся со странным чувством тяжести, угрожавшим непроизвольно ослабить хватку.

— Тебе меня не сломить.

Вулкан сказал это вслух, чтобы ободрить себя.

Треск лавы внизу был всё больше похож на оглушительный хохот.

Никто не мог понять, как бледнолицый чужак мог быть в каждом состязании ровней Вулкану. Никто не знал, откуда он пришёл, хотя некоторые думали про кочевые племена Игнеи. В этом Вулкан сомневался. Когда Чужеземец, как его потом назвали, пришёл в город, одежда его была незнакомой всем ноктюрнцам. От Гелиосы до Темиды среди населения планеты были культурные различия, но у всех было что-то общее. Что-то, чего не было у Чужеземца.

Его хвастовство было невероятной наглостью. Вулкан помнил, какое раздражение вызвал чужак, когда заявил, что сможет одолеть в состязании любого, даже чемпиона Гесиода. Сын Н’бела согласился скорее от изумления, чем из уважения.

— Пусть попробует, если хочет, — ответил он наедине отцу. — Глупец либо сдастся, либо погибнет в горах. Пусть решит наковальня.

Сейчас эти слова казались особенно недальновидными.

Манящая снизу река раскалённого камня резко вернула Вулкана к смертельной действительности.

Как он может проиграть? Что о нём подумают люди, если победит бледнолицый чужак?

Вулкан держал шкуру дракона за длинный хвост, она качалась от идущего от лавы раскалённого пара. Сын Н’бела понял, что придётся пожертвовать гордостью ради жизни, и уже собирался разжать пальцы, когда по скалистой вершине горы разнёсся крик:

— Вулкан!

Прищурившись, чтобы видеть сквозь густой дым, Вулкан увидел вдали размытый силуэт. Чужак бежал к нему по скалам, а на плече его был самый огромный дракон, которого когда-либо видел ноктюрнец. Он моргнул, пытаясь понять правда ли это или просто мираж, рождённый усталостью и щиплющим глаза сернистым воздухом.

Шкура в хватке решительного сына Н’бела была огромной, но эта… просто исполинской. Она легко заслонила добычу ноктюрнца, и внезапно гордость показалась Вулкану куда менее важной.

Не мешкая, Чужеземец схватил огромную шкуру и бросил её в обширный поток лавы, текущей между ним и скалистым выступом, где висел Вулкан. Он промчался по мосту над булькающей погибелью и спрыгнул на другой стороне. Странник подбежал к краю ущелья и схватил Вулкана за запястье.

— Держись…

И одним рывком, проявив невероятную силу, чужак вытащил и Вулкана, и шкуру дракона.

Измождённые люди какое-то время лежали на голой скале, затем Чужеземец встал и помог подняться Вулкану.

Вдали поток лавы поглотил его великую добычу.

— Так нам не вернуться, — сказал Чужеземец, в голосе не было ни следа сожаления.

Вулкан хлопнул его по плечу, чувствуя, как возвращаются силы.

— Ты спас мою жизнь.

— Я не смог бы, если бы ты не провисел так долго.

Вулкан смотрел на лаву, медленно поглощавшую останки дракона.

— Ты мог бы вернуться в город чемпионом.

— Ценой жизни соперника? Что это была бы за безрадостная победа?

Начали падать густые хлопья пепла, ветер принёс запах гари. Это предвещало пламя.

— Гора ещё не успокоилась, — сказал Вулкан. — Она может извергнуться вновь. Мы должны вернуться в Гесиод.

Чужеземец кивнул, и они начали долгий спуск.

По возвращении Вулкана встретили торжеством. Все жители города, вожди, послы шести других поселений… все собрались, чтобы стать свидетелями завершения состязаний.

Н’бел встретил своего сына одним из первых. Кузнец уже не был таким силачом, как прежде, но всё равно крепко обнял Вулкана.

— Мальчик мой, ты справился. Я знал, — он повернулся и махнул рукой в сторону радостной толпы. — Тебя славит весь Ноктюрн.

Крики эхом гремели в ушах Вулкана. Короли племён выступили вперёд, чтобы поприветствовать его и искупаться в лучах славы. Ликующие возгласы и обещания верности доносились сквозь радостные аплодисменты толпы. Лишь Чужеземец стоял молча и глядел на Вулкана. Но в глазах его не было ни осуждения, ни зависти. Чужак просто ждал.

Бан’ек, король племён Темиды, вышел из толпы и одобрительно кивнул победителю состязания.

— Достойный трофей, — сказал он, показывая на всё ещё висевшую на плечах Вулкана шкуру дракона. — Ты будешь выглядеть воистину благородно, если сделаешь из неё мантию.

Вулкан почти забыл о шкуре.

— Нет, — просто прошептал он.

— Не понимаю, — Бан’ек моргнул.

— Я не заслуживаю всей этой похвалы и восхищения, — Вулкан покачал головой. Он снял шкуру с плеча и протянул её Чужеземцу.

Н’бел попытался остановить сына, но тот отмахнулся.

— Вулкан, что ты делаешь?

— Пожертвовать гордостью ради чужой жизни — вот истинное благородство, — он встретился взглядом с Чужеземцем и внезапно увидел в непроницаемых глазах одобрение. — Эта честь принадлежит тебе, чужак.

— Скромность и самопожертвование хорошо идут вместе, Вулкан. Ты стал всем, на что я наделся.

Не такого ответа ожидал ноктюрнец, совсем не такого. Смятение отразилось на его лице.

— Кто ты?

— Почему ты так на меня смотришь?

Вераче сидел напротив Вулкана, его лицо скрывали тени штабного шатра.

В сумерках глаза примарха были похожи на раскалённые угли. От этого большинству людей был трудно на него смотреть — но не сидящему напротив летописца.

— На тебе ни царапины.

— Это необычно?

— Для кого-то в зоне боевых действий? Да.

— Ты невредим.

Вулкан мягко рассмеялся и отвернулся.

— Я другой.

— В чём?

Примарх вновь повернулся к безмятежному человеку, веселье сменилось растущим раздражением.

— Я…

— Одинок?

Вулкан нахмурился, словно раздумывая над проблемой и не видя решения. Он собирался было ответить, когда решил применить другой подход.

— Тебе стоит бояться меня, человек, или по крайней мере остерегаться, — примарх шагнул вперёд и сжал кулак на расстоянии протянутой руки от лица летописца. — Я могу сокрушить тебя за дерзость.

Вераче не дрогнул перед явной угрозой.

— А станешь ли?

Злая гримаса исчезла с лица Вулкана, и он отошёл, чтобы прийти в себя. Когда примарх заговорил вновь, его голос был тихим и хриплым.

— Нет.

Воцарилась странная тишина, её не осмеливались нарушить ни человек, ни примарх. Наконец Вулкан заговорил.

— Расскажи мне ещё раз, на что похож обелиск.

Пытливый взгляд исчез с лица Вераче, и он улыбнулся, а затем прищурился, вспоминая.

— Это скорее не обелиск, а арка, похожая на часть врат, — он описал её в воздухе руками. — Видишь? Видишь, Вулкан?

— Да, — в голосе примарха было меньше уверенности, чем бы ему хотелось. — А что защитники? Как бы ты оценил их силу?

— Я не воин, поэтому любая моя тактическая оценка едва ли будет полезной.

— Всё равно попробуй.

— Интересно, почему я объясняю это лично тебе, а не одному из капитанов?

— Потому, что им не хватает моего терпения, — проворчал Вулкан. — Теперь о чужаках…

Вераче кивнул, извиняясь.

— Ну что же. Вокруг арки собрались многие эльдары. Ещё больше защищают узел. Я видел… ведьм и ящеров. Четвероногие первыми нас выследили. На верхнем пологе насесты, их во много раз больше чем там, где я их раньше видел. Там есть и более крупные звери, хотя на бегу я не успел их толком рассмотреть.

— Полнее, чем я ожидал, — признался Вулкан. Он покачал головой.

— Я смущаю тебя, не так ли?

— Ты прошёл через бойню невредимым и говоришь об испытании так, словно оно было пустяком. Ты обращаешься к примарху как к коллеге по ордену. Да, твои действия необычны. Там повсюду были тела, не только солдаты, но и аборигены, — после битвы разведчики обнаружили ещё больше мёртвых людей, угодивших под яростный перекрёстный огонь. Образ убитой девочки продолжал тревожить Вулкана, и он приказал относится к погибшим аборигенам с тем же уважением, что и к мёртвым легионерам. — Война безразлична, Вераче, — сказал примарх. — Будь настороже или в следующий раз ты окажешься в могиле.

— Она запомнилась тебе, так?

— Кто?

— Девочка, убитая этой безразличной войной.

Лицо Вулкана выдало его беспокойство.

— Эти люди страдают. Она напомнила мне об этом. Но как ты…

— Я видел, как ты на неё покосился, когда мы шли к шатру. Мне показалось, что это заставило тебя отвести взгляд, — Вераче облизнул губы. — Ты хочешь их спасти, так?

Вулкан кивнул, не видя нужды это скрывать.

— Если смогу. Что за освободителями мы будем, если станем просто сжигать возвращаемые человечеству миры? Что будет с Ибсеном?

— Полагаю, хреновыми. Но что такое Ибсен?

— Это… этот мир. Его имя.

— Я думал, что его обозначение Один-Пять-Четыре Четыре.

— Так, но…

— Я правильно понимаю, что ты хочешь спасти народ Ибсена?

— Ибсен, обозначение Один-Пять-Четыре Четыре — я так и сказал. Какая разница?

— Большая. Что заставило тебя передумать?

— Что ты хочешь сказать? — вновь нахмурился Вулкан. Его немного отвлекали звуки голосов снаружи.

— Что заставило тебя думать, что они достойны спасения? — взгляд Вераче не дрогнул.

— Сначала я так не думал.

— А теперь?

— Не знаю.

— Найди ответ, и твоему беспокойному разуму станет легче.

— Я не беспокоюсь.

— Действительно?

— Я…

Примарха прервал Нумеон, вставший у входа в шатёр.

— В чём дело, брат? — спросил Вулкан, скрывая раздражение.

— Феррус Манус прибыл, милорд.

Победа была ближе, чем ожидал от Железных Рук Вулкан. Спустя мгновения после последнего совета Феррус вновь вышел на связь, сообщив об успехе своего легиона в пустыне. В отличии от брата Вулкан охотно принял помощь, которую ему предложил Феррус, узнав о большем обелиске в джунглях. Похоже это очень пришлось по душе Горгону, возможность помочь Саламандрам исцелила его раненую гордость. Вулкан был не против — у него не было причин что-то доказывать себе или легиону.

— Я встречусь с ним, — Вулкан поднял лежавший на боковой консоли драконий шлем. Вставая, он поглядел обратно на Вераче. — Мы ещё поговорим.

На бесстрастном лице летописца не отразилось ничего.

— Вулкан, я надеюсь на это. Искренне надеюсь.

14-е Рождённые в Огне Гека'тана стояли плечом к плечу с дивизионами Железных Рук. Воины X легиона были закованы в чёрный керамит с выгравированным на наплечниках символом белой руки. У нескольких была агументика: боевые потери заменяли металлические пальцы, кибернетические глаза, стальные черепа или бионические руки. Они выглядели такими же холодными и твёрдыми как гранит, как их родина, Медуза. Были они и стойкими, что Гека'тан приветствовал.

На сей раз его рота была частью второй волны и выстроилась позади Огненных Драконов. Вдали, в центре стоял Вулкан, окружённый легендарной Погребальной Стражей. Остальные Железные Руки, отборные воины, называющие себя Морлоками, ждали на другой стороне поля боя вместе с примархом. Пока разрабатывался план атаки, Гека'тану удалось немного поговорить с их капитаном, Железноруким по имени Габриэль Сантар. Бионики советника были многочисленными, обе ноги и левая рука были машинами, не плотью. Сперва Гека'тану это казалось бесчеловечным, но спустя считанные минуты разговора с Сантаром Саламандр понял, что тот был мудрым и сдержанным воином, питавшим глубокое уважение к XVIII легиону. Гека'тан надеялся, что ему ещё доведётся сразиться вместе с благородным первым капитаном Железных Рук.

Саламандр слышал, что выживший в избиении разведчиков предоставил армии важную для обнаружения последнего узла информацию. Как и предполагалось, этот был совершенно не похож на остальные. Гека'тан ясно видел над передними рядами огромную белую каменную арку, похожую на устремлённый в небеса коготь. Её, как и уничтоженный Вулканом психический узел, покрывали колдовские руны и украшали драгоценные камни. Арка стояла в центре огромной поляны, из земли выступала лишь дюжина сломанных колонн, наследие древней, давно забытой культуры. Даже сами джунгли подались назад, чтобы освободить место, или скорее выросли в органической эмпатии с аркой. Огромные корни и лозы шире бронированной ноги Гека'тана оплетали подножие и змеились по поверхности, узел словно дремал уже много веков.

Арку окружало несколько меньших менгиров, и перед каждым стоял один из выживших колдунов. Они читали речатив или скорее… пели. Мелькавшая между эльдарами психическая энергия создавала вокруг арки сеть мерцающего света, радужный щит.

Для защиты последнего узла чужаки собрали не только псайкеров, но и все свои силы. Одетые в плащи и доспехи эльдары выстроились рядами напротив войск Империума. Антигравитационные платформы парили между когортами врага, которые различались рунами на лицах и конических шлемах. Один фланг занимала огромная стая всадников на рапторах, на другом припало к земле множество свирепых карнадонов. Звери чавкали и фыркали друг на друга, нетерпеливо роя когтями землю. Над головой полог джунглей шелестел от взмахов перепонок и дрожал от пронзительного клёкота птерозавров. Медлительные стегозавры неторопливо шагали на позиции, реагируя на внезапное появление имперских войск. На их широких спинах были установлены тяжёлые орудия, обслуживаемые расчётами эльдаров из элегантных сёдел с балдахинами.

Уже дважды сражавшийся с чужаками Гека'тан знал, что те не склонны к продолжительным битвам на заранее подготовленных позициях, но легион прорвался через засады, а примарх разбил узел одним сокрушительным ударом. У эльдаров просто не осталось выбора, кроме как стоять и сражаться. И они явно были готовы полечь в защите арки костьми.

Гека'тан мог только гадать об её предназначении. Предположительно это были врата, но куда они вели? Капитан знал лишь то, что долг велит ему убивать чужаков.

Капитан всё ещё находился на расстоянии нескольких сотен метров от боя, когда на ретинальном дисплее вспыхнул приказ выдвигаться. Помимо 14-ых Рождённых в Огне под началом Гека'тана было несколько когорт фаэрийцев, и он отдал их дисциплинарным надзирателям резкие и безотлагательные приказы к наступлению. Пока дивизионы армии готовились, у Саламандра было время для последнего сообщения другу.

— Принеси им пламя Прометея, брат, — сказал он по воксу Гравию.

— Да, Вулкан с нами. Увидимся после битвы, Гека'тан.

Капитан оборвал связь и повернулся к командному отделению. Потрепанные, но ещё полные сил Саламандры жаждали мести за раны, полученные от рук колдуна.

— В пламя битвы, капитан, — сказал брат Ту'вар, с привычным упорством переживший клинок в грудь.

Поднятый болт-пистолет висел в кобуре на месте старого, на цепном мече ещё осталась кровь и грязь. Гека'тан поднял его и закричал.

— 14-ые Рождённые в Огне, за мной… на наковальню, братья!

На поляну падала густая пыль, поднятая предшествовавшим имперской атаке обстрелом. Вздыбленная и подброшенная в воздух бесчисленными взрывами гранат и снарядов тяжёлых орудий земля стала мрачной эмульсией в и без того тяжёлом воздухе джунглей. Передние ряды колонн вырисовывались в тумане словно парящие в мутном море изломанные острова. И враги, и друзья в грязном тумане стали призрачными силуэтами. Дрейфовали ленивые облака дыма от взрывов и выхлопов ракет, а пробивающиеся сквозь густой полог копья солнечного света блестели в густом воздухе, лишь добавляя смятения.

Это не было преградой для Вулкана. Он уверенно продвигался сквозь облака пыли, сокрушая молотом подвернувшихся под руку врагов. Вокруг него собрались Погребальные Стражи, и вместе они пробивались к метке половины пути. Наложенная на угол ретинального дисплея тактическая карта показывала точное расстояние до арки. Святыня чужаков была такой огромной, что всё время вздымалась над близким горизонтом за радужными кинетическими щитами. Отражающие остальную часть легиона иконки указывали на уверенное продвижение, но примарх и его преторианцы вырвались далеко вперёд. Дела у дивизионов армии шли куда хуже.

Продолжительный огонь превратил большую часть листвы в туман, который без масок респираторов забивался в лёгкие фаэрийцев и их предводителей. Сквозь вопли расстрелянных и убитых меткими выстрелами снайперов Вулкан слышал кашель людей, которых гнали напролом нетерпеливые надзиратели.

После прекращения начального обстрела воздух начал становиться чище. Часть разломанной колонны показалась среди медленно оседающей пыли. В плане архитектуры она напоминала виденный ранее узловой храм и предполагала, что когда-то этим миром до колонизации людьми владели другие существа. Скорее всего это были эльдары, но в более счастливые дни. Вулкан видел разбросанные у круглого подножия тела чужаков — мрачное напоминание о том, как много они утратили в тёмные тысячелетия до Великого крестового похода и воцарения человечества в галактике.

Эльдары продержались так долго, что свидетельствовало о настойчивости и отваге. Уважения, пусть и неохотного, заслуживал любой враг, пытающийся выдержать натиск двух примархов.

Что тревожило Вулкана, прокладывавшего себе путь через ряды чужаков, так это непонимание почему ксеносы так упорно сопротивляются перед лицом верной гибели. Сбежав, они бы выжили. Чем этот мир для эльдаров так важен? Это лишь дикое пограничье, где разбросаны лишь развалины. Почему ксеносы цепляются за него с таким фатализмом? Разум Вулкана вновь наполнило предчувствие чего-то неведомого, но он не мог ни найти причины подозрений, ни придать им форму. Сейчас примарха занимала битва, дававшая самую важную цель.

После начальной перестрелки сражение стало серией стычек в ближнем бою.

Появившиеся из тающего тумана дивизионы армии штыками, кинжалами и выстрелами в упор прокладывали себе путь на нескольких фронтах. Подавляющее численное превосходство и непреклонная решимость надсмотрщиков и надзирателей позволяли солдатам одерживать небольшие, но всё более важные победы. В бою один на один превосходство было за эльдарами, но чужаки погибали.

Дивизионы как Саламандр, так и Железных Рук шли на прорыв, и в воздухе повис смрад трупов ящеров. Легионы наступали бесстрашно и решительно. Сыны Вулкана изрыгали потоки очищающего пламени, превращая эльдаров в пепел, и добавили выживших совместным натиском, а воины Ферруса Мануса сражались с тем же раскалённым гневом, что и их примарх, наполняя сердца врагов ужасом и трепетом. Морлоки были воистину достойными воителями, ровней Огненных Драконов, и Вулкан радовался тому, что сражается вместе с братом и его преторианцами. Но примарха Саламандр было не легко превзойти.

Такова была ярость Вулкана и его Погребальной Стражи, что вокруг них образовалось ширящееся кольцо мёртвых и умирающих эльдаров. Позволив себе мгновение передышки, Вулкан посмотрел на Ферруса. Брата было сложно не заметить.

Горгон бился без шлема и прорывал фланг врага. В серебряных руках словно метроном вздымался и опускался Сокрушитель Наковален, каждым взмахом круша черепа и подбрасывая чужаков в воздух. Гранитное лицо лучилось пылом и яростью, Феррус неутомимо вёл Морлоков вперёд. Обе стороны вели шквальный огонь, но никто из Железных Рук даже не помедлил.

Вскоре противостоящие им рода эльдаров дрогнули и были истреблены, но на их место встали новые.

Раззадоренные кровопролитием багровые карнадоны проревели вызов, а всадники закричали, приказывая чудовищам идти вперёд. Железные Руки ещё добивали отчаянно сопротивляющихся эльдаров, когда Феррус Манус отдал приказ. Вулкан мог читать по губам и представлял гнев брата.

— Прикончите их немедленно!

Рождённый желанием поскорее закончить бой случайный удар молота примарха обрушился на ближайшую колонну и сокрушил её. Вулкан пошатнулся, увидев, кто на пути обломков.

Мальчик появился из ниоткуда словно соткавшийся из тумана призрак. Ребёнок с воем бежал вслепую, обнажённое тело покрывал пот и чья-то кровь, Словно ощутив нависшую угрозу, мальчик внезапно замер в тени колонны и бессильно посмотрел на надвигающуюся гибель. Он еле поднёс руки к глазам.

Не смотри, дитя…

Вулкан бежал, оставив преторианцев позади. Не успеть. Без вмешательства колонна раздавит мальчика. Примарх закричал, зная, что один вид гибели столь невинного ребёнка навеки запятнает его бессмертную душу.

Вырванный горем брата из боевой ярости Феррус обернулся и увидел опасность.

— Первый капитан! — закричал Горгон, и появился Габриэль Сантар.

По приказу Морлоки двинулись вперёд, стреляя из болтеров в приближающихся карнадонов. Сантар же задержался и бросился под падающую колонну. Обоим руками он схватил обломок, сервомоторы в бионической руке и ногах взвыли от внезапного напора, но выдержали.

Капитану хватило сил повернуть голову и сердито посмотреть на напуганного ребёнка глазами, в которых кипела ярость заточённой бури.

— Беги же!

Мальчик с криком убежал.

И словно перед наводнением внезапно появились сотни бегущих людей. Напуганные аборигены мчались одновременно отовсюду и во все стороны, словно поднятые утихшим ветром листья.

— Терра и Император… — прошептал Феррус Манус при виде непостижимого безумного исхода.

— Милорд…

Несмотря на кибернетику, ноги Габриэля Сантара подогнулись в коленях, а локти согнулись под тяжким грузом. Горгон быстро пришёл на помощь, отложив Сокрушитель Наковален, и забрал изломанную глыбу у советника так, словно та была обычным болтером.

Он закричал Морлокам, которых от ближнего боя отделяли считанные секунды, "ложись!" и метнул разбитую колонну словно копьё. Хуже всего пришлось первому карнадону, взвывшему от боли в сломанных передних лапах. Затем импровизированный снаряд покатился по земле, мешая другим ящером, которые шатались и спотыкались, теряя напор. Тут-то на зверей и набросились Морлоки, к которым присоединился Сантар.

Феррус Манус недовольно посмотрел на Вулкана, пронзительным взглядом легко заметив в толпе брата.

— Полагаю, сейчас ты скажешь, чтобы я постарался их не убить? — поинтересовался он по воксу.

Легче сказать, чем сделать. Мальчик добрался до относительной безопасности, но за ним следовали сотни. Аборигены мчались прямо через простреливаемые поля, не замечая опасности. Похоже, что паникующую толпу выгнало из гнёзд и укрытий крупного поселения воинство эльдаров, либо же это было отчаянным гамбитом стремящихся помешать неизбежной победе Империума чужаков.

Гнев Вулкана разгорелся с новой силой. Вернулись мучительные воспоминания о Времени Испытаний, когда с неба шёл огненный дождь и раскалывалась земля Ноктюрна. Примарх помнил страх людей и мрачное понимание, что придёт конец всему, за что они боролись, чего достигли. Возможно племена Ибсена не были такими уж другими?

Ибсен. Опять. Он смотрел на этот мир новыми глазами, но почему?

Феррус прав: плоть слаба, но долг обязывал Вулкана защищать их, потому что он был силён.

Чем бы ни была причина панического бегства, люди были в ужасной опасности. Целые семьи вслепую мчались через туман, воя и крича в безумной истерии. Некоторые даже набрасывались на оказавшиеся на пути дивизионы армии, бросая камни и размахивая кулаками. Из страха никто не осмеливался приблизиться к легионерам.

А если бы вместо палок и булыжников у них были ружья и карабины?

Племенные татуировки, очевидная лёгкость, с которой они покорились, повсеместное проникновение эльдаров — несмотря на всё сочувствие Вулкан начал задумываться, как далеко пали аборигены от света Императора.

Из оставшегося после взрыва гранаты облака дыма появились невредимые мать и дочь. Вулкан видел, как они бегут, люди были лишь в нескольких метров от примарха, когда он заметил на их пути невзорвавшийся снаряд. Девочка закричала, когда вторая граната, выпавшая из ослабевшей руки павшего солдата, покатилась к снаряду.

— Погребальная Стража! — взревел Вулкан. — Защитите их!

Преторианцы следовали за примархом, но среагировали на опасность. Раскалённый осколок прошил оболочку снаряда, и на свободу вырвалась огненная буря. Нумеон и Варрун встали между ней и дрожащими людьми, склонились и окутали их драконьими плащами. Дождь огня и осколков без вреда пронёсся мимо.

Нумеон смахивал пыль с линз, когда к его нагруднику прижалась крохотная рука. Он встретился с любопытным взглядом девочки и внезапно замер.

А затем люди исчезли, затерялись в безумии. Мать не собиралась ждать, пока их жизни не заберёт случайная пуля или забытый снаряд. Для Нумеона мгновение связи прошло так же быстро, как и появилось.

— Благодарю, сыны мои, — подбежал Вулкан.

Оба кивнули, но взгляд Нумеона на миг остановился на тумане, где пропала девочка.

— Защищай их, — мягко сказал Вулкан, проследив взор советника.

— Пока я жив и дышу, мой примарх, — ответил Нумеон. — Пока я жив и дышу.

Вулкан открыл канал связи.

— Феррус, это невинные люди, пусть и взбудораженные. Будь осторожен.

— Вулкан, позаботься об убийстве врагов, а не спасении аборигенов, — Горгон скривился, но его лицо смягчилось прежде, чем примарх набросился на карнадонов. — Я сделаю всё, что смогу.

Вокруг оплота эльдаров сжималось стальное кольцо. Вулкан знал, что если он будет прорываться через центр, а Феррус пробьёт фланг, то их пути пересекутся. Вместе примархи сокрушат арку и покончат с оккупацией Ибсена эльдарами. Он лишь наделся, что это не будет стоить слишком многих жизней.

Пока что ничто проходящее через психический щит не исходило от шабаша эльдарских ведьм под аркой. Не видел Вулкан и провидицы, почти победившей его легион в джунглях. Именно такие колдуньи были лидерами эльдаров. Расправься с ней, и чужаки содрогнутся. Победа близка. Но что-то заставило примарха помедлить.

Над головой простирался густой, тёмный и непролазный полог джунглей. У Вулкана, как и у его братьев, были хорошие инстинкты, и сейчас они говорили, что нечто смотрит с ветвей, нечто хищное. Но замешательство было вызвано не только этим. Чудовищ достаточно легко убить… Вулкан был обеспокоен с самого разговора с Вераче. Он не привык ни к этому чувству, ни к подобной манере разговора, и всё же примарх закрыл на неё глаза. Вераче что-то скрывал. Вулкан понял это только сейчас, когда его мысли очистились на наковальне войны. Посуровев, примарх пообещал себе получить ответы от летописца.

Но истина подождёт.

Из дымки показался небольшой отряд эльдаров и ринулся на примарха. Их доспехи были другими, покрытыми лазурными пластинами и внешне более подобающими воинам. Лица скрывали шлемы-полумесяцы, украшенные сильнее, чем у собратьев-следопытов, а из-под алых плащей воины выхватили длинные тонкие мечи. С тихим гулом клинки окутала энергия.

Вулкан подал сигнал преторианцам.

Несколько родов эльдаров уже пытались втянуть примарха в бой, чтобы остановить или хотя бы задержать очевидную угрозу, но его свита убивала всё вокруг.

— Погребальная Стража… будьте скорыми на расправу.

Добив последних чужаков, преторианцы устремились мимо примарха на мастеров клинка.

Но те были не одни. Улюлюкающий боевой клич возвестил о появлении огромной стаи рапторов, мчащейся сквозь уходящий туман, эльдары заходили сбоку с энергетическими копьями наперевес. Мастера клинка, обменивающиеся ударами с Погребальной Стражей, специально оттянули на себя преторианцев.

— Хитро… — прошептал Вулкан.

Он повернулся к рапторам, воздев молот над головой.

— Этим крошечным копьям меня даже не поцарапать! — взревел примарх и обрушил оружие на землю.

Земля… раскололась от невероятного удара, треснула и осела в расширяющийся кратер. Поразительная сила Вулкана вылилась в сокрушительный толчок, устремившийся навстречу рапторам. Обломки разбитых скал вылетали из земли, ящеры визжали и шатались, встав на дыбы, а их всадники вылетали из седла. Оглушённые, почти сокрушённые передние ряды исчезли в буре грязи и были затоптаны остальными.

Задержанные мёртвыми и умирающими всадники могли только кричать, когда на них обрушился Вулкан.

Эльдары и их ящеры долго не продержались. Когда Вулкан закончил грязную работу, Погребальные Стражи уже убили последних мастеров клинка. В доспехе Ганна осталась ужасная вмятина, а Игатарон потерял в бою шлем, но в остальном преторианцы были невредимыми.

— Нас теснят, — сказал Вулкан, глядя, как Феррус убивает последнего из огромных карнадонов.

— Примарх, на нашем пути остались лишь раздробленные остатки, — Нумеон взмахнул окровавленной алебардой.

Советник был прав. Конец эльдаров был близок. Они отчаянно сражались против Империума, но гибель карнадонов положила конец сопротивлению.

Для обеспечения полной победы осталось сделать лишь одно.

Монолитная арка непоколебимо стояла за психическим щитом, собравшийся вокруг неё ковен ведьм пел с самого начала боя. Вулкан прищурился, вглядываясь в барьер психической энергии, и не увидел ни следа провидицы. Но осталось чувство, что кто-то наблюдает за ним сверху.

— Она где-то здесь… — прошептал примарх, переводя взгляд с окутанного тенями полога на поле боя. — Чужаки ещё не сделали свой последний ход.

Другие Саламандры уже были близко, даже армейские дивизионы приближались к арке, но Феррус Манус не собирался ждать подкреплений — он рвался на шабаш. Вулкан повернулся к свите.

— Идём.

Вся отвага ксеносов не выдержала свирепой решимости Вулкана и его преторианцев. Вокруг остывали изувеченные тела эльдаров. Воспоминания о гибели Бреугара на клинках жестоких чужаков необъяснимым образом всплыли в его разуме, разожгли пламя ярости ещё жарче. Примарх едва различал врагов — все они слились воедино, и у всех было лицо поработительницы.

— Примарх, — к действительности его опять вернул Нумеон, верный, надёжный Нумеон.

Вулкан сжал его бронированное плечо.

— Прости, сын мой, на миг меня захватило пламя битвы.

— Мы на месте, — без лишних слов сообщил советник.

Яркие вспышки энергии расцветали по поверхности щита, который пытались разбить Железные Руки. Болты бессильно взрывались на непробиваемой поверхности, такой же толк был от огнемётов и тяжёлого вооружения.

Феррус Манус взмахнул Сокрушителем Наковален, и оружие безвредно отскочило. Он обернулся, краем глаза увидев Вулкана.

— Есть мысли, как пробить эту штуку?

Вулкан посмотрел сквозь прозрачную психическую мембрану. Продолжавшие петь ведьмы начали уставать, пот стекал по бледным, неземным лицам, скривившимся от крайнего напряжения. Их силы убывали.

— Я собираюсь бить, пока не треснет, — он поднял Громогласный, наслаждаясь чувством мощи и крепкой рукояти.

На лице Ферруса появилась ухмылка — нечастое зрелище на столь сдержанном и серьёзном лице.

— Как сломать новую наковальню.

Он собирался замахнуться вновь, когда над головой раздался оглушительный вопль, сотрясший полог джунглей на километры вокруг. Земля содрогнулась, когда вопль стал гортанным, свирепым рёвом, и в этот миг словно облако заслонило солнце. У порога арки лучи света упали на щит, яркие отблески заплясали в глазах. Они исчезли, когда всё заслонило нечто огромное и ужасное.

От резкой вони воздух стал тяжёлым и густым, и Вулкан скривился, глядя на омрачённое небо. Пахло от чудовища. К ним спускалась огромная тень, похожая на птерозавра, только гораздо, гораздо больше. Зверь едва взмахивал перепончатыми крыльями, но поднятый ветер поверг наступающих фаэрийцев на колени. Некоторые так и остались стоять или согнулись, съежившись от ужаса. Легионеры заняли позиции рядом с примархами, холодно глядя на чудовище из-за линз шлемов. Поднялся гвалт, когда стая меньших птерозавров появилась из-за огромных крыльев птерадона.

Феррус Манус показал на них молотом.

— Косящий град!

Морлоки открыли шквальный огонь. Кружащих и вопящих птерозавров разрывало на части. Несколько случайных болтов взорвались на шипастой шкуре огромного птерадона, что лишь разъярило зверя — старого и упрямого, похожего на ожившее чудовище из мифов. Мириады шрамов покрывали шкуру, а из костлявой морды выступал огромный рог, окровавленный и потемневший от времени. Когти длиной с примархов выступали из крепких лап. Спину и конечности покрывала бурая чешуя толще любой когда-либо выкованной брони, а цепкий хвост заканчивался похожим на топор шипом.

Но, каким бы величественным не было чудовище, внимание Вулкана привлекла его всадница.

— Вот ты где…

Провидица подчинила своей воле существо и оседлала его. Невероятно, но для управления птерадоном ей не были нужны руки, одна из которых сжимала колдовской посох, а другая — сверкающий покрытый рунами меч. Намерения собравшейся на войну провидицы стали очевидными, когда она уставилась на двух примархов.

Вулкан снял шлем, желая взглянуть чудовищу в глаза, и лицо его скривилось в оскале.

— Мы должны убить эту тварь, брат.

Первобытный рёв заглушил ответ Горгона, забрызгал врагов горячей вонючей слюной. Люди дрогнули. Некоторые обмочились и бежали. Легионеры открыли огонь. Медные болты огненными цветками вспыхивали на ребристом теле. Зверь поднялся на задние ноги, расправив крылья словно ангел-змий, а затем хлопнул ими с удивительной силой. Воздух содрогнулся, а затем от точки удара с глухим рокотом пошла ударная волна, ураганом обрушившаяся на имперские войска. Фаэрийцы и их офицеры разлетелись в разные стороны, удар расплющил их внутренности. Солдаты кружились и падали словно куклы с обрезанными нитями, деревья гнулись, трещали и с корнем вылетали из земли. Вырванные пни и груды веток пробивали танки и погребали под собой целые когорты. Воины решительно сопротивлялись, но падали даже легионеры, вокруг кружилось густое облако пыли.

Стоявший рядом с Вулканом Феррус заскрежетал зубами. Гнев ясно отразился на его лице.

— Брат, не возражаю.

Перед ними лежала арена из разбитых пней и сплющенных растений.

Налёт пыли покрыл доспехи и окружил зверя словно обычный земной туман. Нависший над примархами птерадон смотрел на них с древней ненавистью и злобой.

— Попробуй ещё раз, чудовище, — голос Вулкана опустился до хищного шёпота.

Он услышал тихий хлопок смещённого воздуха и заметил движение как раз вовремя, чтобы сбить Ферруса с ног. Над головой пронеслось нечто покрытое чешуёй — хвостовой топор зверя едва разминулся с открытой шеей Горгона.

Вулкан быстро вскочил и побежал.

— Брат, только не потеряй голову.

— Следил бы за своей. Мою плоть такой ерундой не пробить, — Феррус скривился. Он тоже бежал, обходя птерадона со слепой стороны.

Чудовищная сила и размер были значительными преимуществами, но летающий ящер не мог использовать их против обоих врагов, когда те разделились. Издав звучный вопль, птерадон бросился на Вулкана.

Охотиться на чудовищ было второй природой примарха Саламандр. Ноктюрн — родина многих покрытых чешуёй и хитином кошмаров, и мальчиком Вулкан убивал их всех. Огромен был дракон, чью шкуру он носил как мантию, но это… это был настоящий исполин.

Вулкан потерял брата из виду за тушей птерадона, но держался ближе, чтобы не дать зверю размахнуться. Прогорклая вонь вблизи была лишь сильнее, и смертные давно бы задыхались от смрада, но примарх был в пустошах горы Смертного Огня и выжил в её серных парах. Запах был ничем.

Горячая цепь искр сорвалась с доспеха примарха, когда монстр задёл его когтями, но Вулкан повернулся и ударил Громогласным в бок. Чешуя прогнулась и треснула, показалась кровь, и зверь взвыл от боли. К вони добавился приторный медный запах, и Вулкан понял, что птерадону больно.

Двигайся. Мысль словно мантра кружилась в голове примарха, пока он кружил у бока ящера. Остановиться значит умереть.

Ни один человек не мог сражаться с таким чудовищем. Примархи были большим, чем люди, большим, чем космодесантники.

Они были подобны богам, но даже боги могут пасть.

Словно услышав его мысли, чудовище набросилось вновь. Оно сделало выпад, и Вулкан едва избежал острых как бритва зубов. Он замахнулся для ответного удара, но был вынужден опустить плечо, и зверь вновь щёлкнул пастью. Ящер ударил его всей своей тушей, и Вулкан пошатнулся, сделал шаг назад.

Перед глазами примарха маячили клыки — длинные как цепные мечи и истекающие слюной.

Он провёл Громогласным по узкой дуге, чтобы расслабить запястье, и приготовился сокрушить шею зверя, когда в него впились вырвавшиеся из земли корни.

Вулкан зарычал.

Ведьма пыталась колдовством уравнять шансы.

Примарх вырвал руку, но вокруг него обвивались всё новые корни, прижимая к земле. Вулкан взревел, взревел и зверь, чувствуя, что близок вкусный обед. Пасть открылась словно разлом к земле, птерадон приготовился откусить голову примарха, как вдруг отшатнулся от внезапной боли. Повернув жёсткую шею, чтобы заглянуть через плечо, ящер закричал на второго врага.

— Братец, я ж тебе говорил приглядеть за собой…

Из-за чудовища показался Феррус Манус, видный между огромными лапами. Он расколол кость в перепончатом крыле и отскочил, когда зверь запоздало взмахнул хвостом. Разорвав живые оковы, Вулкан обрушил Громогласного на беззащитное брюхо твари. Разорвались мускулы, треснули кости, ящер вновь взвыл от боли. Взмах когтей огромного крыла заставил примарха отступить, тогда как Ферруса Мануса сдерживали взмахи шипастого хвоста.

Вновь подобравшись поближе, Вулкан сорвал со спины зверя кусок чешуи. После нанесённого обеими руками удара кровь вновь потекла по шрамам между наростами, и примарх понял, что великий зверь слабеет.

— Мы близко! — заорал он.

Феррус сокрушил ногу ящера, и тот с воплем пошатнулся от боли. Кровь забрызгала нагрудник Вулкана, когда он разбил часть морды птерадона. Зверь отшатнулся, и тут Феррус пробил перепонку одного из крыльев. Свирепые примархи разрывали чудовище на части. Из глотки птерадона вырвался паникующий клёкот, булькающий от крови во рту и носовой полости. Ящер внезапно понял, кто здесь хищник, а кто добыча.

Он пытался бежать, но примархи безжалостно молотили по крыльям и крушили тело так непринуждённо, словно готовили себе отбивную. Наверху что-то сверкнуло, и молния ударила в грудь Ферруса. Он пошатнулся, и чудовище смогло взлететь. Несмотря на раны, тяжёлые взмахи крыльев набирали высоту. Другой психический разряд устремился к Вулкану, но тот уклонился и вцепился в бок птерадона.

— Не сбежишь… — прошептал он, сжимая края чешуи словно выступы скалы, а земля уносилась всё дальше.

— ВУЛКАН!!!

Крик Ферруса унёс ветер, ринувшийся в уши примарха. Он хлестал, выл и кричал, а чудовище взлетало всё быстрее и выше. Встретивший ярость стихии Вулкан сжал зубы и полез дальше. Сквозь рёв бури он слышал удары металла по металлу. Примарха звала наковальня.

Мир вокруг превратился в воющий вихрь, и прижавшийся к грубой шкуре зверя примарх понял, что они всё ещё взлетают. Когда он разжал руку, на латных перчатках осталась кровь. Вулкан подтянулся, вцепившись в другую чешуйку. Медленно. Каждое мгновение таило опасность соскользнуть и низвергнуться в первозданное забвение. Когда они ворвались в полог леса, градом посыпались обломки ветвей, царапая лицо словно когти, и на миг примарх ослеп, его зрение заполонили листья. Вулкан держался.

В его ушах отдавались удары молота по наковальне.

Когда они вырвались из джунглей, Вулкан смог подняться чуть выше и добрался до костяного выступа на лапе. Примарх боролся с гнетущей дезориентацией, безумный взлёт унёс все видимые и слышимые ориентиры. Направление потеряло смысл, в ушах болезненно отдавались взмахи тяжёлых крыльев. Остались лишь необходимость держаться и воля лезть. Зверь взлетал.

Солнце всё ещё пылало в небе, но скрылось за тучей, чудовище взмывало всё выше. Оно не могло сбросить примарха. У ящера едва остались силы для полёта, поэтому Вулкану нужно было лишь выдержать неистовый ветер, вырывающий пальцы из опор. Он цеплялся и медленно поднимался к добыче. Мысли вернулись к лавовому разлому и всему, что произошло так много лет назад.

То была другая жизнь.

Забравшись на мускулистую спину между крыльями чудовища, примарх нашёл врага.

— Ведьма! — окликнул он, перекрикивая бурю.

Она оглянулась через плечо. Глаза сверкнули психическим огнём, разряд промчался мимо лица Вулкана.

— Что, и это всё? — закричал примарх.

Провидица направила на него посох и высвободила бурю молний, обжёгших доспех и оставивших на щеке глубокий шрам. Вулкан скривился, но непреклонно приближался. Каждый мучительный рывок приближал его ближе. Примарх чувствовал, что монстр выдыхается, слышал тяжёлое дыхание и ощущал напряжение дрожавших мускулов.

Неспособный взлететь ещё выше птерадон взмахнул крыльями и выровнял полёт, позволив провидице покинуть седло и встать на широкую мускулистую спину. Она смотрела на примарха, направляя силу в клинок меча.

Вулкан поднялся. Он поднял молот нарочито медленно, чтобы ведьма в полной мере осознала, что значит сражаться с одним из сынов Императора.

— Сдавайся и всё будет быстро, — пообещал примарх.

Вместо этого ведьма бросилась на него.

Вулкан ринулся в бой.

Под ногами была не гладкая земля, а неровная спина чудовища, но примарх даже не запнулся. Рунический клинок сверкнул словно язык гадюки, отведя в сторону Громогласный. Она ударила вновь, оцарапав украшение нагрудника. Вулкан замахнулся, но невероятно ловкая ведьма отскочила и идеально приземлилась на спину птерадона. Она сделала выпад, метя в сердце Вулкана. Меч прошёл через блок примарха, но не смог пробить броню и с треском сломался. Провидица задохнулась от психического отката и отшатнулась, сжимая обожжённую руку.

Вулкан схватил за горло эльдарку и повалил её.

— Этот мир принадлежит Империуму.

Она потеряла посох, упавший с чудовища, а меч превратился в обугленную рукоять. Осталась лишь решимость.

Провидица плюнула на доспех Вулкана, в слюне была кровь.

— Варвар! — Имперский диалект звучал странно грубо в её лирическом языке. — Ты не ведаешь, что творишь… — бледные губы покраснели, пыл в глазах угасал. — Если ты уничтожишь это… то обречёшь этот мир на худшую судьбу, чем уже обрёк.

Вулкан ослабил хватку и был вознаграждён предательством. Между ними промелькнул разряд психического огня, и примарх отшатнулся, выпустив провидицу. Второй удар сбил его с ног, Вулкан отчаянно пытался удержаться.

Паникующая провидица вскочила в седло и направила птерадона в мёртвое пике. Головокружительный рывок, и примарх падает через бок птерадона, отчаянно пытаясь за что-то ухватиться.

Она пела, призывая толстые как копья колючки из леса. Вулкан прищурился, вцепившись в толстые чешуйки. Прижавшись к холодной шкуре птерадона, он терпел внезапно налетевший шквал обломков.

Спуск был быстрым. Напряжение сжало тело примарха словно кулак в латной перчатке. Гибнущий зверь падал как камень. Он прорвался через изломанный полог словно сквозь атмосферу другого мира, но не было ни пламени, ни ореола жара — лишь ветер и мчащаяся навстречу земля. Чудовище падало, а хватка Вулкана слабела. Инерция тянула вверх чешую, за которую он цеплялся, угрожая разорвать сухожилия и вырвать её с мясом.

Внизу маячили плоские и безжалостные просторы, которым было достаточно гравитации, чтобы ломать кости и крушить плоть. Похоже провидица собиралась убить их обоих. Вулкан держался, надеясь на свою сверхчеловеческую стойкость. И в тридцати метрах от земли инстинкты выживания взяли своё. Жалобно взвизгнув, птерадон попытался выйти из пике, но слишком поздно. Тщетно пытавшееся взлететь чудовище врезалось в землю.

Удар поднял в небо огромные комья, опустилась тьма. Вулкана отбросило от спины ящера, но он быстро поднялся. Примарх был недалеко от вонзившегося в землю птерадона. Зверь принял удар на себя, и трещины покрывали его изувеченный труп. Крылья разорвались, разбитые кости клинками пронзили перепонки, которые были прочнее обшивки самолётов. Густая жидкости сочилась из изогнутой морды, а шея была вывернута под неестественным углом. Вулкан побежал, зная, что падение могла пережить и провидица.

Скрытая медленно оседавшим облаком пыли ведьма пыталась выбраться из обломков. Кровь окрасила её одеяния, нога явно была сломана. Она злобно уставилась на приближающегося примарха, оскалив обагрённые зубы. Призвав ореол молний, провидица подняла руку в последней отчаянной попытке убить его. Но Вулкан взмахнул молотом прежде, чем разыгралась психическая буря, и снёс ей голову с плеч.

Кровь всё ещё фонтаном била из изувеченной шеи, когда тело словно осознало смерть, и обезглавленная провидица рухнула сначала на колени, потом на живот. Её быстро окружила лужа крови.

Феррус Манус молча смотрел на остановившуюся у его ног голову.

— Всё кончено, брат, — сказал ему Вулкан.

Горгон задумчиво на него посмотрел.

— Победа.

Дивизионы легиона и армии патрулировали поле боя в поисках врага. Раненых эльдаров быстро добивали, а имперцам либо оказывали первую помощь, либо в случае слишком тяжёлых ран облегчали муки. Грязная, военная работа, но нужная. По полю боя ещё метались небольшие группы аборигенов, потерявшихся и явно напуганных. Попытки согнать их для медосмотра и пересчёта сначала встретили враждебность, но постепенно дикари мирно подчинились.

Смерть провидицы сломила эльдаров, они больше не вернутся. Карательные отделения уже были посланы в джунгли, чтобы выследить последних. Феррус Манус сделал то же самое, прежде чем покинуть пустыню, а Мортарион несомненно истребил на ледяных равнинах всех врагов.

Армейские надзиратели заставляли фаэрийцев собирать костёр для гниющей туши птерадона. Такая груда мяса и костей будет гореть долго. Вулкан нахмурился, глядя, как самые наглые и запальчивые солдаты делают насмешливые жесты, забравшись на труп. Недостойно. Неуважительно.

— Каково это было? — спросил Феррус Манус. Примарх Железных Рук стоял рядом, обозревая последствия.

— Что было? — Вулкан повернулся к брату.

— Полёт на спине зверя. Не думал, что кто-то из Восемнадцатого окажется столь импульсивным, — он засмеялся, показывая, что не имеет в виду ничего дурного.

Вулкан улыбнулся. Ему всё ещё было слишком больно для смеха.

— Напомни мне никогда так больше не делать.

Примарх вздрогнул, когда Горгон хлопнул его по спине.

— Эх ты, любитель славы.

После победы настроение Ферруса улучшилось. Сила и отвага возродились в его глазах, а легион помог привести Один-Пять-Четыре Четыре к покорности. Славный день.

Они стояли перед аркой, психический щит пал. После его разрушения шабаш вспыхнул, как раздутое пламя свечи. Теперь перед окружающими арку менгирами лежали лишь обгорелые трупы.

— Такова участь всех врагов, — Феррус пнул груду пепла.

— Они довольно долго держались, — сказал Вулкан. Он присмотрелся к мужчине, чьи пальцы сжались словно когти. Колдун боролся до конца. — Я не могу понять, почему они так яростно защищали это место.

— Кто поймёт нравы чужаков? Вопрос скорее в том, что нам с этим делать, — он пренебрежительно махнул в сторону тяжёлой арки, лишившийся психической защиты. — Если конечно ты не собираешься вновь выпрыгнуть и разбить её.

Вулкан не оценил юмор Горгона, его внимание приковала арка. Врата, предположил Вераче.

Но куда?

— Думаю просто уничтожить её будет ошибкой. По крайней мере, пока мы не поймём её предназначение.

Легкомыслие Ферруса словно застыло, и он посерьёзнел.

— Её нужно уничтожить.

— Мы можем выпустить большее зло, — сурово ответил Вулкан.

— Брат, что на тебя нашло? — Горгон прищурился.

— Что-то… — Вулкан покачал головой. Он увидел знакомое лицо, когда взглянул на плиту под аркой. — А он-то что здесь делает?

Феррус схватил Вулкана за руку, когда тот направился к плите.

— Мы установим заряды и подорвём арку.

— Отпусти меня, Феррус, — Вулкан вырвал руку и встретил сердитый взгляд брата.

Горгон скривился, но промолчал.

Когда Вулкан подошёл к плите, там уже никого не было. Вераче исчез. Он обошёл плиту по кругу. Не было ни следа летописца, но примарх заметил несоответствие в рунных узорах.

Он вызвал Погребальную Стражу и поднял молот.

— Ты это видишь? — спросил Вулкан советника.

— Да, примарх. Проход, — Нумеон выхватил алебарду.

Лишь трещина, нарушение рунического узора, но определённо дверь.

— Откройте, — советник кивнул Ганни и Игатарону.

Преторианцы убрали клинки в ножны и упёрлись плечами в стенку плиты. Леодракк и Скатар’вар встали по обе стороны с оружием на изготовку. Если что-то появившееся изнутри нападёт, то найдёт лишь быструю смерть. Руны покрывали дверь, достаточно высокую для легионеров и сделанную из того же камня, что и арка. Со скрежетом камня и камень она поддалась, открыв невысокую лестницу, ведущую в зал под аркой.

— Опустите оружие, — приказ Вулкан.

Преторианцы повиновались. Нумеон и Варрун опустили клинки последним и настороженно вглядывались во мрак.

— Какие ужасы нас ожидают? — спросил советник.

Вулкану вспомнилась небольшая комната под наковальней в кузне, которую по её просьбе запечатал Н’бел.

— Есть лишь один способ выяснить, — сказал примарх. — Я иду первый.

Затем он шагнул внутрь и погрузился во тьму.

— У меня столько вопросов…

— Некоторые ответы придут лишь со временем. Многие ты найдёшь сам.

Они сидели вместе, глядя на восход в Погребальной Пустыне. Неприветливая, суровая земля, но это дом.

Или так думал Вулкан. Всё изменилось за несколько последних часов или, по крайней мере, изменилось его отношение.

Он повернулся, чтобы посмотреть Чужеземцу в лицо — старое, но молодое, умудрённое, но невинное. В тоне была благожелательность, свидетельствующая о понимании, но что-то в поведении говорило о печали или бремени великого знания. В глазах сверкал огонь — не такой, как у Вулкана, кузня была глубже, то было пламя воли, ведущей великий труд к завершению.

Вулкан не знал, что он понял сам, а что передал ему Чужеземец. Он знал лишь, что ему предначертана судьба среди звёзд за пределами Ноктюрна. Лицо согревал катящийся по равнине жаркий ветер, несущий запах пепла… Вулкан понимал, что ему этого будет не хватать. Его печалила одна мысль об уходе.

— И у меня есть братья?

— Многие, — Чужеземец кивнул. — Некоторые уже ждут твоего возвращения с тем же нетерпением, что и я.

Это понравилась Вулкану. Он всегда чувствовал себя одиноким, несмотря на безоговорочное принятие народом Ноктюрна. Знание, что в галактике есть и другие плоти и крови его, и что встреча уже близка, утешало.

— Что будет с моим отцом, я имею в виду Н’бела?

— Не нужно бояться. Н’бел и весь твой народ будут в безопасности.

— А кто защитит их, если здесь не будет меня?

Тёплая улыбка Чужеземца унесла тревоги Вулкана.

— Тебя ждёт великая судьба. Вулкан, ты мой сын и присоединишься ко мне и своим братьям в крестовом походе, который объединит галактику для человечества и сделает её безопасной, — на лице появилась внезапная печаль, и при виде её сердце Вулкана кольнуло. — Но ты должен покинуть Ноктюрн, и мне действительно жаль. Ты мне нужен, Вулкан, сильнее, чем знаешь, и возможно не узнаешь никогда. Ты самый сострадательный из моих сынов. Твои благородство и скромность удержат вместе разобщённых родичей. Ты — земля, Вулкан, её стабильность и пламя.

— Я не понимаю, о чём ты просишь, отец, — странно было звать так Чужеземца, сущность или человека, которого он едва знал и всё равно чувствовал неоспоримую связь.

— Ты поймёшь. Жаль, но мне придётся покинуть вас, когда я буду нужнее всего, но я постараюсь следить за вами, когда смогу.

— Хотел бы я понять, что всё это значит и кем я должен стать, — Вулкан поднял голову к небу и посмотрел на солнце, обжигающее весь Ноктюрн безжалостными лучами.

— Ты поймёшь, Вулкан. Обещаю, ты поймёшь, когда придёт время.

Золотой свет из-под кожи окутал Чужеземца, когда он сбросил личину и открыл истину…

* * *

Эхо разносилось по раскинувшимся под плитой катакомбам. Нечто влекло Вулкана вниз, он спускался как в тумане. А увиденное на самом дне заставило его жаркую ноктюрнскую кровь похолодеть.

— Что это за место? — прошептал Нумеон.

На стенах были намалёваны странные символы, чуждые по происхождению, а в нишах располагались святилища мерзких божеств. Процессия грубых, длинноруких и бесполых статуй тянулась по краям подземного хода вглубь комплекса. На том конце тени двигались в отблесках ритуального костра.

— Храм, — голос Вулкана был глубоким и полным гнева. Он обнажил гладий.

Раздался шорох и скрип, каждый Погребальный Страж выхватил короткий меч. Никто не собирался марать любимое оружие о грязных жрецов-мракобесов.

— Идите тихо и следом за мной, — сказал Вулкан и направился к мерцающему свету.

К примарху вернулось мерзкое предчувствие, росшее с самой встречи с мальчиком в джунглях, коварные когти терзали его решимость. Вулкан вспомнил, как недавно размышлял о событиях на Ибсене до прихода просветителей Империума.

Как далеко от света Императора пали аборигены?

Вулкан дошёл до края другого зала — примерно круглого, вырубленного из земли и полного глины. На стенах были вырезаны те же символы, а по всем сторонам света стояли тотемы, в центре горело кольцо огня. Вокруг него скакали люди и пели. Пели те же лирические мантры, что и провидица. К поддерживающей потолок деревянной колонне внутри ритуального круга был привязан кто-то, частично скрытый разгорающимся пламенем. На поверхности дерева тоже были вырублены руны, символы чужаков.

Один из жрецов повернулся, когда Вулкан выступил на свет. Лицо скрывала маска какого-то жалкого божества эльдаров, а на груди была вырезана руна. Увидев примарха, сумрачного великана с мерцающими глазами демона, жрец завопил. Пение оборвалось, поднялись крики, кто-то выхватил зазубренные клинки. Это было всё равно, что пытаться биться с терранским медведем иголками. Поняв, что им заблокировали единственный путь к выходу, сектанты бежали к краю пещеры и там столпились. Некоторые изрыгали проклятия, но опустили клинки, чтобы не провоцировать воителей.

Нумеон шагнул вперёд со злобным оскалом на губах.

— Стой! — приказал примарх. Похоже, преторианцы уже были готовы убить людей, но замерли и просто пристально на них смотрели.

— Они не хотели, чтобы их спасали, — Вулкан частично обращался к себя. — Они уже были спасены, но не нами.

— Примарх, они ничем не лучше эльдаров, — процедил Нумеон, всё ещё нетерпеливый и готовый убивать.

— Как я был слеп.

Убрав в ножны гладий, поскольку опасности не было, Вулкан подошёл к кругу огня. Увиденное внутри заставило его пошатнуться.

Загрохотали доспехи, когда Погребальная Стража направилась к господину, но их остановила поднятая рука примарха.

— Я в порядке, — голос Вулкана был чуть громче шёпота. Его взгляд полностью приковала фигура, пещера словно сомкнулась вокруг, обрушив на примарха бремя судьбы.

Он узнал только глаза, тело давным давно съёжилось от недостатка влаги и превратностей судьбы.

Он запомнит эти глаза, узкие как кинжал и полные мучительной апатии.

Грудь Вулкана наполнилась болью, старые воспоминания вернулись словно открытые раны.

— Бреугар…

От мысли о мёртвом работнике по металлу огненные слёзы потекли из глаз примарха, когда он понял, с кем оказался лицом к лицу. Она тоже его узнала, но похожее на труп лицо не могло выразить ничего.

— Ведьма-поработительница.

Внезапно битва у врат Гесиода перестала казаться такой далёкой.

Сумеречные призраки были здесь, на Ибсене, и терзали его, как и Ноктюрн все эти века. Открылась ужасная и безжалостная истина. Люди поклонялись эльдарам, потому что те были их спасителями. Они спасли их от поработителей, своих тёмных родичей. И теперь люди пытали одну из ведьм для какой-то мерзкой цели, возможно чтобы оградить себя от новых вторжений, а может чтобы изгнать ужас из мифов. В любом случае гнев Вулкана поднялся на поверхность словно лава за миг до извержения.

Он в последний раз отвернулся от ведьмы.

— Этот мир потерян, — он чувствовал слабость, почти оцепенел. Дыхание было прерывистым и злым, зубы сжались, как и кулаки. Вулкан прошептал приказ, — Никто не должен покинуть это место живым… — а затем смог говорить достаточно громко, чтобы вызвать панику жрецов, — Убить их всех.

С тяжелым сердцем Вулкан направился прочь и оставил позади бойню.

Отец, мои глаза открыты.

Он знал, что нужно делать.

С возвышающихся над великой рунической аркой холмов Вулкан смотрел, как горят пожары. Вдали тяжёлые шаттлы входили в верхнюю атмосферу, унося десятки тысяч армейских дивизионов к новой зоне боевых действий, внизу пламя медленно пожирало джунгли. Всё горело. Этот мир сожгут дотла, минеральные запасы выкопают до последний крохи и используют для продолжения Великого крестового похода. Ибсен стал миром смерти, он стал Ноктюрном.

— Сегодня я одобрил убийство невинных, — сказал Вулкан колышущейся на ветру дымке жара. Раскалённой, прекрасной, ужасной.

И ответил ему Феррус Манус.

— Лучше очистить это место и начать заново, чем оставить заразу гноиться, — Горгон пришёл попрощаться до следующей кампании. Его Морлоки и остальные Железные Руки уже погрузились на борт, задержались лишь примарх и Габриэль Сантар.

— Знаю, брат, — в голосе слышалась покорность.

— Вулкан, ты рисковал своими людьми и своей жизнью. Всех не спасти.

— Разбитые нами узлы удерживали её в спячке, — он показал на арку. — Это врата. Я видел такие давным-давно. Они ведут в бесконечную тьму, где ждут лишь ужас и страдания. Это я сделал, Феррус. Я обрёк планету на ту же судьбу, что и свою. И как мне жить с этим знанием?

— Ещё многие миры сгорят до конца крестового похода — невинные миры. Брат, речь идёт обо всей галактике. Что по сравнению с ней одна планета? — проворчал Феррус, выдав свой гнев и досаду от непонимания. — Твоё сострадание это слабость и однажды тебя погубит.

Феррус удалился к ждущей "Грозовой птице", а Вулкан остался смотреть на бушующее пламя.

Недолго он оставался один.

— Примарх, корабли взлетают, — то был Нумеон, пришедший позвать господина.

Вулкан повернулся к советнику.

— Ты нашёл летописца, как я просил?

— Да, милорд, — Нумеон отошёл, открыв одетого в мантию и выглядящего образованным человека.

— Это не Вераче, — нахмурился Вулкан.

— Примарх?

— Это не Вераче.

— Моё имя Глаиварзель, милорд, — летописец боязливо поклонился. — Вы обещали поведать мне историю своей жизни, чтобы я мог запечатлеть её для потомков.

Вулкан проигнорировал его, глядя на Нумеона.

— Приведи летописца Вераче. А с ним я поговорю позже.

Нумеон быстро увёл Глаиварзеля, но вернулся со смущённым выражением.

— Примарх, я не знаю, о ком вы говорите.

— Это такая шутка, советник? — Вулкан начал сердиться. — Приведи друго… — он умолк. В глазах Нумеона вообще не было понимания.

К примарху вернулись слова Чужеземца.

Я постараюсь следить за вами, когда смогу.

Вся ярость покинула Вулкана, и он взял Нумеона за плечи, как отец сына.

— Прости. Готовь корабль. Я буду через минуту.

Если Нумеон и понял, что произошло, то не подал виду. Он лишь кивнул и отправился исполнять долг.

Вулкан остался наедине с мыслями.

Океан огня омывал джунгли. Деревья почернеют и умрут, от листьев останется лишь пепел. На месте плодородных земель возникнет бесплодная равнина, сгинет целый народ. Он представил, как прибудут поселенцы, как будут садиться набитые людьми тяжёлые шаттлы. Поселенцев будет ждать новый, необжитый мир. Мир Один-Пять-Четыре Четыре. Жизнь не будет лёгкой.

Вулкан был уверен, что сумеречные призраки вернутся, но колонисты возьмутся за оружие и будут сражаться, как и его народ. Жизнь будет суровой, но славной и достойной. Н’бел научил, что это важно.

Когда примарх прибыл на Ибсен, то был не в духе, его решимость притупилась. Он хотел спасти этих людей, но не смог, однако нашёл казавшуюся потерянной часть себя. Некоторые считали сострадание изъяном, так точно думал Феррус Манус. Но Чужеземец открыл Вулкану глаза и показал, что это его величайшая сила.

— Я назову этот мир Кальдерой, — сказал примарх и поклялся защищать его с той же яростью, что и Ноктюрн. Это не будет ещё один покорный мир, число без сердца. Вулкан забрал многое, но хоть это мог дать взамен.

Пламя вздымалось всё выше. Густые облака пепла проносились по багровому небу, начинался Адский Рассвет. Вулкан посмотрел на небо и встретился взглядом со зловещим солнцем. Солнцем Прометея.

 

Примечания

Легион Саламандр.

Из могучих легионов космодесантников на службе Императора во времена Великого крестового похода наибольшим количеством дивизионов огнемётчиков могли похвастаться Саламандры, несмотря на относительную малочисленность. Во время завоевания планеты Один-Пять-Четыре Четыре в 154 экспедиции, армии Вулкана, было шесть полных дивизионов огнемётчиков, три из которых остались в резерве. Обширное применение этого оружия следует из предпочитаемой XVIII Легионом тактики боя лицом к лицу, идеально подходящей для войны в джунглях.

Мантия Саламандры.

До воссоединения с примархом легион Саламандр не носил в бою характерные чешуйчатые мантии. Этот обычай возник позднее в честь убийства Вулканом грозного огненного дракона Кесаря, череп которого он носит на наплечнике. Мантии не только придают легионерам вид грозных рептилий, но и обладают природной устойчивостью к огню и укрепляют репутацию XVIII-ых как воистину рождённых в пламени. В это же время, опять же в результате влияния Вулкана, Саламандры начали следовать некоторым учениям Веры Прометея, воспевающей добродетели самоотверженности, самостоятельности и стойкости.

Фаэрийские армейские дивизионы.

Фаэрия — мир смерти размером с луну в сегментуме Соляр. Из-за небольшого размера она указана на очень немногих галактических картах. Покрытая пустынными возвышенностями и обширными лесами Фаэрия — суровый и негостеприимный мир, дом свирепых, почти диких аборигенов. Такие воины являются идеальными кандидатами в Имперскую Армию, и поэтому с началом Великого крестового похода большая часть населения мира была взята на службу для обеспечения важной поддержки легионных астартес Императора.

Легион Железных Рук.

Существуют разрозненные, но несущественные отчёты о роли легиона Железных Рук и примарха Ферруса Мануса во время оккупации планеты Один-Пять-Четыре Четыре. Десятый легион сражался на главном пустынном континенте, известном на языке местных как "Кровах". Летописец [Цензура] утверждает, что связь с называемым им Горгоном примархом прервалась на время наступления на несколько часов, и поэтому Железные Руки последними достигли цели. По возвращении примарх проявил достаточно решимости, чтобы вовремя завершить операцию, но предшествовавшие его воссоединению с легионом события остались загадкой. [Цензура] постулирует, что в этом были замешаны [Цензура] эльдары [Цензура], и эти [Цензура] подстерегли Горгона [Цензура].

Символ Ферруса Мануса.

Настоящая "Железная Рука" — знак примарха Ферруса Мануса. Очевидно, что его наносят на доспехи легионеров X-го и на их технику, но мотив железной руки также часто присутствует в символике тех армейских дивизионов, которые служили частью боевой группы примарха. В случае собранных на Один-Пять-Четыре Четыре войск это включает 144-ю когорту деговаркских протоиндустриалов и "Железную Десятку" клана Сорргол с самой Медузы. Возможно, что эта традиция имеет отношение к случаю, когда примарх сорвал перчатку со знамени легиона и даровал анатолийским бригадам, первыми ворвавшимся во врата внутренних топок клана Тераватт.

Легион Гвардии Смерти.

Из всех войск на планете Один-Пять-Четыре Четыре лишь возглавляемая примархом Мортарионом Гвардия Смерти состояла почти исключительно из легионеров. Остаётся лишь гадать, является ли это следствием презрения XIV Легиона к слабости и хрупкости людей. Фактами же является полный раскол арктического плато, называемого местными Скааном, и систематическое уничтожение всех зданий и поселений в регионе. Посланные после вторжения сборщики докладывают, что именно из-за карательных акций Гвардии Смерти вклад арктического региона составляет меньше 0,5 % от общей добычи минеральных богатств..