Накануне выписки ко мне заявились работники страховой компании, их было трое: жизнерадостный краснощёкий мужик, который через каждые пару слов сообщал мне и всем окружающим, как мне повезло (будто я сам это уже не выучил!), сухая мрачная тётка в трауре, представившаяся специалистом компании по техническим разработкам, и военный — лет пятидесяти, педантичный и молчаливый, он всё время стоял у входа и наблюдал за мной. Наличие военного в страховой компании меня не столько удивило, сколько встревожило. Но краснощёкий мужик сразу полез ко мне со своими предложениями, и у меня не осталось времени на беспокойство — я должен был выслушивать его не совсем связную и разборчивую стремительную речь и только успевал мычать в ответ — времени на то, чтобы я мог высказаться, он мне не предоставлял.

Короче, суть их визита состояла в том, что страховая компания решила использовать мой случай для рекламной акции — уже два месяца по телевизору гнали ролики, в которых рассказывалось о человеке, которого размазало по земле, после того, как на него свалилась с тридцатиметровой высоты груда кирпичей, однако он (то бишь я) чудом остался жив. В любой европейской стране или в Америке что бы с таким человеком сталось? Его бы не приводя в сознание, отвезли к эвтанологам. А у нас? Страховая компания «Медвед», имеющая полувековую историю с момента своего создания, оплатила все расходы по многочисленным операциям и восстановлению искалеченного человека. Всё для блага населения! В роликах показывали Селезнёва на скамье подсудимых — он отделался условным сроком, бухгалтеров института мозга, которые называли баснословные цены на используемые для моего лечения трансплантанты, рядовых граждан, которые выстраивались в очередь в страховую компанию «Медвед». А я… я стал знаменитостью, хотя без моего согласия никто не имел права показывать меня по телевидению и никто из зрителей меня до сих пор не видел. Каждый рекламный ролик заканчивался словами: «Когда наш любимый Игорь Дронов выздоровеет благодаря „Медведу“, он сам расскажет о том, что страховая компания для него сделала».

Всё шло очень хорошо, пока не оказалось, что я не смогу больше ни ходить, ни шевелить руками. Слухи об этом просочились в народ. Люди стали активно обсуждать — что для меня было бы лучше: эвтанизироваться или жить бессмысленным и бесполезным обрубком.

Большинство считало, что лёгкая смерть намного предпочтительнее, ведь любой понимает — возможность вовремя умереть — это одно из достижений демократии: права любого человека на достойное существование и свободы на личную жизнь. Это понятно всем. Но в меня уже было вложено слишком много средств. Кроме того, страдал престиж компании, против которой конкуренты сразу же стали плести козни, публично распространяясь о том, что «Медвед» нарушает мои права и свободы. Страховая компания решила, что мне пора показаться перед публикой. Да, вот таким искалеченным, но с рассказом о том, какую неслыханную щедрость проявило руководство «Медведа» в отношении меня — мне гарантировали максимально полноценное существование, какое только возможно в моём положении. Техники «Медведа» соорудили лечебно-санитарную кровать, разработанную специально для меня, кровать меняла угол наклона и могла при необходимости складываться в самодвижущееся кресло на колёсиках, она имела матрас, массирующий тело в трех режимах, к ней прикреплялось похожее на оборудование зубоврачебного кабинета, приспособление, способное кормить меня с ложечки и поить водой через трубку, иглы автоматических шприцов готовы были пронзить меня в том случае, если бы давление резко поднялось или опустилось, кардиомонитор и всевозможные датчики функционировали круглосуточно, а в матрасе по моему желанию могло образовываться раздвигающееся для понятных нужд отверстие. Сама кровать была напрямую соединена с компьютером, также индивидуального производства, он был весьма миниатюрен и исполнен в виде очков, представляющих из себя стереомониторы, а за звук отвечали клипсы, приклеиваемые к мочкам ушей. Компьютер со временем должен был научиться распознавать мою речь, но уже сейчас он должен был реагировать на импульсы моего мозга и подчиняться им. Сухая тётка в трауре провела подробное тестирование компьютера и кровати, они работали идеально. Какова всё-таки ирония судьбы! Мой мозг не хотел полноценно общаться со своим организмом, но прекрасно работал в связке с мёртвой техникой.

Визит представителей «Медведа» завершился моим согласием на участие в пиаре компании, после этого в палату немедленно вкатились телевизионщики, очевидно, только этого момента и ожидавшие. Я очень устал, но старался изо всех сил улыбаться и повторять те фразы, что мне диктовали. Краем глаза я замечал по-прежнему отчего-то меня раздражающее присутствие военного, но он, достояв до самого конца всей этой клоунады, продолжал в течение двух часов наблюдать за мной, однако за это время не проронил ни слова. Когда всё закончилось, он последним вышел вслед за телевизионщиками, краснощёким мужиком и сухой тёткой. Затем пришли санитары забрать медведевскую невероятную кровать — её предстояло перевезти к завтрашнему утру ко мне домой, за транспортировкой обязался следить Сергей Мухин, я доверил ему ключи от квартиры и он уже несколько дней обживался у меня.

Переезд я перенёс стойко, хотя растрясло меня по дороге не на шутку. Перевозку тоже снимали на телевидение, и надо было держаться. Я был бы рад помахать зрителям рукой, но увы! — сделать мне это было не под силу. Я мог только кивать головой, надеюсь, не слишком криво улыбаться и радостно возглашать: «Привет, Медвед!» Слава Богу, от длинных речей меня на сегодня освободили.