Каждый раз пилотируя корабль — любой корабль — для Алекса наступал момент, когда он незаметно начинал ощущать судно словно частью собственного тела. Узнавая, как каждый конкретный корабль ведет себя во время маневров: как исчезает искусственная гравитация после выключения двигателя, сколько занимает разворот во время движения — всё это создавало особую тесную с ним связь. Это было иррационально, но у Алекса изменялось самоощущение. Его восприятие себя. Когда он покинул огромный "Кентербери" — тяжелый колонизаторский корабль, превращенный в ледовоз, — и пересел на быстроходный фрегат "Росинант", ему показалось, что он помолодел лет на двадцать.

Но даже "Роси" — это тонны металла и керамики. Он мог маневрировать быстро и жестко, но в каждом движении чувствовался вес. Мощь. Пилотирование гоночной шлюпки "Бритва" было похоже на попытку удержаться на перышке в бурю. Это был никакой не корабль, просто пузырь воздуха размером с командный мостик "Роси", привязанный к ракетному двигателю. Даже инженерная палуба представляла собой закрытый отсек, куда механики попадали в доке. Это был не такой корабль, который обслуживает его команда; здесь для этого нанимали помощь. Два антиперегрузочных амортизатора жались друг к другу, и отсек за ними вмещал гальюн, раздатчик еды и койку, слишком маленькую, чтобы Бобби могла на ней поместиться. Здесь не было даже системы переработки пищи, только воды и воздуха. Маневровые двигатели могли крутануть корабль кругом дважды за десять секунд, используя для этого количество энергии, которое могло повернуть "Роси" на пять градусов за вдвое большее время.

Если пилотирование "Росинанта" заставляло Алекса воспринимать корабль как рыцарского коня, то "Бритва" выпрашивала внимание, как щенок. Экраны окружали амортизаторы, покрывая стены, заполняя всё поле зрения, показывая звёзды, далёкое солнце, вектор направления и относительную скорость каждого корабля в пределах четверти астрономической единицы. Корабль выводил данные о своей производительности, будто хвастаясь. Даже с отделкой из износоустойчивой ткани, вышедшей из моды десятилетие назад, с грязью и следами износа на краях амортизаторов, корабль ощущался молодым. Идеалистичным, безответственным и немного неуправляемым. Алекс знал: если потратить достаточно времени, чтобы привыкнуть к нему, то "Роси" станет казаться медлительным и скучным, когда он вернется. Но, сказал он себе, всего лишь ненадолго. До тех пор, пока он не привыкнет обратно. Эта мысль оставила ему чувство предательства. Со своей манёвренностью и быстроходностью, "Бритва" была кораблем, в который было очень просто влюбиться.

Но он был построен не для уединения.

"... как у сообщества, у Марса есть коллектив мудаков, сплоченный так туго, что и луч света не пробьётся, — продолжала сзади него Крисьен Авасарала. — Но конвой премьер-министра наконец-то вылетел. Когда он прибудет на Луну, я надеюсь, мы сможем заставить его сказать что-нибудь, что не было уже пережевано полудюжиной дипломатов, играющих в "прикрой свой зад". По крайней мере, он знает, что есть проблема. Понимание, что твои пальцы в дерьме, — это первый шаг к мытью рук".

Он не видел старушку с Луны, но мог её представить. Её бабушкино лицо и полные презрения глаза. Она проецировала усталость и развлечение как часть безжалостности, и он мог сказать, что Бобби любила её. Больше, чем доверяла.

"В то же время, ты остаешься в стороне от проблем. Мёртвой ты никому не нужна. Или если этот идиот Холден опять во что-то ввяжется, одному богу известно, что он испортит на этот раз. Вот так. Отчитайся как только сможешь".

Запись кончилась и стало тихо.

— Ну что же, она в своём репертуаре, — сказал Алекс.

— Следует отдать ей должное, — согласилась Бобби. — Она отличается постоянством.

Алекс повернул кресло, чтобы взглянуть на неё. Кресло Бобби на её фоне казалось маленьким, хотя было того же размера, что и у него. Шлюпка шла на довольно мягкой тяге в три четверти g. Вдвое больше гравитации Марса, но Бобби всё ещё тренировалась на полном g так же, как когда она была действующим пехотинцем. Он предлагал поменьше, принимая во внимание её раны, но она лишь рассмеялась. Тем не менее, ему не нужно было сильно спешить.

— Ты сказала, что работаешь с ней, — Алекс старался, чтобы это не звучало как обвинение. — Чем это отличается от работы на неё?

Смех Бобби перерос в кашель.

— Наверное, тем, что мне не платят.

— Не считая корабля.

— И других вещей, — сказала Бобби. Её голос был выверено оптимистичным, что означало, что она старалась скрыть свой дискомфорт. — У неё есть много способов подмазаться ко мне, когда она захочет. Моя работа — работа с ветеранами. Вот это и есть другие вещи...

— Звучит сложно.

— Так и есть, — сказала Бобби. — Но кто-то же должен этим заниматься, а я как раз в состоянии. Это заставляет меня чувствовать себя нужной, а это уже неплохо. Тем не менее, я скучаю по тому, кем была. Раньше.

— Чёртовы люди, — сказал Алекс. Брови Бобби приподнялись, и он понял, что сказал больше, чем планировал. — Дело не в том, что я не люблю "Роси". Это отличный корабль, а экипаж мне как семья. Просто... Не знаю. Я пришёл к этой мысли, наблюдая, как многие из тех, кого я знал и любил, просто взорвались. Я, определённо, мог бы прожить и без этого.

Лицо Бобби было спокойным, сосредоточенным и невозмутимым.

— Ты всё ещё мечтаешь об этом временами?

— Да, — протянул Алекс. Это было похоже на признание. — А ты?

— Меньше, чем раньше. Но бывает. Я вроде как смирилась с этим.

— Правда?

— Ну, по крайней мере, так думать приятней, чем считать, что я не смогу примириться с этим. Так что это можно считать правдой.

— Скучаешь по пехоте?

— Да. У меня это хорошо получалось.

— Вернуться не получится?

— Нет.

— Да, — сказал Алекс. — У меня тоже.

— Ты имеешь в виду флот?

— Не важно. Всё меняется, прошлого не вернуть.

Вздох Бобби прозвучал как согласие. Необозримая пустота между Марсом и Поясом, между ними и далекими звездами, казалась просто иллюзией, созданной изогнутыми экранами и хорошими внешними камерами. Звуки собственных голосов были реальнее. Они были крошечным пузырьком воздуха в море, неизмеримо большем, чем обычные океаны. Это ощущение словно давало им разрешение запросто обсуждать вещи, о которых в обычной жизни Алексу было бы говорить непросто. Бобби для него сейчас была кем-то посередине между незнакомым человеком и товарищем по команде, что позволяло ему доверять ей, но при этом не чувствовать ответственности, что должен как-то оберегать её, скрывать свои мысли и чувства. Дни в пути с Марса до Венгрии напоминали посиделки в баре за разговорами под пиво.

Он рассказал ей о своих страхах относительно романа Холдена и Наоми и панических атаках, которые он испытал на пути назад на Землю из Новой Терры. О времени, когда он убивал, и кошмарах, которые в конце концов заменили вину. Рассказал о том, когда умер его отец, и о матери. О кратком романе, который у него случился, когда он был на флоте, и сожалении, которое он всё ещё испытывал из-за этого.

В свою очередь Бобби рассказала ему о своей семье. О братьях, которые любят её, но, похоже, не представляют, кем или чем она является. О попытках свиданий после выхода на гражданку и их хреновом результате. О том, как ей пришлось вмешаться, чтобы удержать племянника от наркоторговли.

Попыткам уместиться на койке Бобби предпочла сон в кресле. Из негласной солидарности Алекс поступил так же. Неудобно для вахтового режима, но хорошо подходило для долгих запутанных разговоров.

Они говорили о кольцах и протомолекуле, о дошедших до Бобби слухах насчет новых видов метаматериалов, которые лаборатории на Ганимеде открывали на основе наблюдения за Кольцом, и о деконструкции марсианских зондов на Венере. В долгие часы комфортного молчания они поедали взятый с собой паёк и смотрели в визоры, как другие корабли ходили по своим путям: пара изыскателей работали с бесхозным астероидом, маленькая флотилия эскортировала марсианского премьер-министра к Луне, водовоз проходил к Сатурну на обратной тяге, чтобы собрать лёд для станции Церера, восполнить запасы кислорода и водорода у людей, которые приспособили крутящийся камень под величайший портовый город в Поясе. Система слежения строила маленькие точки по данным транспондеров; сами корабли были слишком маленькими и далекими, чтобы их можно было увидеть без увеличения. Даже высокий альбедо кластера Венгрия означал лишь, что сенсорные массивы находили его немного легче. Алекс не назвал бы именно этот сантиметр звездного неба чем-то отличающимся от любого другого, если бы корабль не сказал ему.

Интимность на борту "Бритвы" и краткость путешествия напоминали выходные у любовников, но без секса. Алекс пожалел, что они не додумались захватить с собой несколько бутылок вина.

Первый знак того, что они не одни, появился, когда они были ещё в паре сотен тысяч километров от Венгрии. Внешние датчики "Бритвы" замигали и засияли, данные о сближении заплясали, появляясь и исчезая. Алекс выключил фальшивые звезды и вывел на их место показания датчиков и тактические данные.

— В чём дело? — спросила Бобби.

— Если я всё правильно понял, то любой военный корабль на месте "Бритвы" сейчас бы выдал сообщение, что нас запятнали.

— Прицельным лазером?

— Ага, — сказал Алекс, и мурашки поползли вверх по его позвоночнику. — И они ведут себя чуток более дерзко, чем можно было ожидать.

— Значит, где-то здесь скрывается корабль.

Алекс просмотрел базы данных и программы распознавания, но это была стандартная процедура. Он не ожидал ничего найти и не нашел.

— Нет сигнала транспондера. Думаю, мы нашли "Пау Кант". В смысле, если нам удастся его обнаружить. Давай просто посмотрим, что мы увидим.

Он заставил луч сенсора описывать дугу в десять градусов, и перешёл на частоту для открытой трансляции.

— Эй там. Мы частный корабль "Бритва" с Марса. Не могу не заметить, что вы тычете в нас пальцем. Мы не ищем никаких проблем. Если вы найдете способ как-то отреагировать, мне станет гораздо легче.

"Бритва" была гоночным кораблем. Игрушкой для богатых деток. За время, потребовавшееся ей на идентификацию целившегося в них корабля, "Роси" уже получил бы профиль и спецификации темного корабля и зафиксировал бы прицел на нём самом, просто делая из него мишень. "Бритва" посчитала, что данные профиля получены и совпадения были найдены. Впервые с тех пор, как они покинули Марс, Алекс почувствовал отчетливое желание оказаться в пилотском кресле "Росинанта".

— Они не отвечают, — сказала Бобби.

— Но и не стреляют, — заметил Алекс. — Пока они считают нас просто деревенщиной на угнанной яхте, нас не тронут. Наверное.

Амортизатор Бобби зашипел своими подвесами, когда она переместила свой вес. Она в это не верила нисколько. Момент затянулся. Алекс снова открыл канал.

— Эй, там, неопознанное судно. Я собираюсь погасить тягу, пока не услышу вас. Я просто даю вам знать об этом, чтобы никого не напугать. Я буду очень благодарен за ответ, просто так мы поймем, что все мы здесь хорошие ребята. Без обид.

Он выключил двигатель; гравитация ускорения ослабила свою хватку. Гель в амортизаторе мягко толкнул его в удерживающие ремни. Сердцебиение чувствовалось аж в шее. Оно быстро учащалось.

— Они решают, что с нами делать, — сказала Бобби.

— Я тоже так думаю.

— Это займёт какое-то время.

"Бритва" объявила о найденном совпадении, но не с теми данными, что присылал Холден. Корабль, который в них целился, не был одним из колонистских кораблей, пропавших в кольцах. С вероятностью восемьдесят девять процентов это был марсианский боевой корвет, идущий в скрытом режиме. Из-за спины Алекса Бобби видела то же самое и пришла к тем же выводам.

— Вот дерьмо, — сказала она.

Определение профиля было завершено, и "Бритва" вернулась к своему сканированию по дуге. Ещё один пассивный контакт. Если корвет был "Пау Кантом", то он был здесь не один. А теперь ещё два. А затем шесть. "Бритва" выбрала ближайшего и начала весело определять его профиль. Повинуясь рефлексу, Алекс потянулся было активировать орудия точечной обороны. Только, конечно, ничего такого здесь не оказалось.

— Может, они ответят? — сказала Бобби.

Он мог расслышать в ее голосе, что она этого от них не ждет. Он тоже особо не надеялся. Полсекунды спустя "Бритва" доложила о двух скоростных объектах, отделившихся от корвета.

Он развернул шлюпку от ракет и дал по газам. Амортизатор врезался ему в спину, как взрыв. Позади него хрюкнула Бобби. Мысленно извинившись перед ней, он дал тягу в десять g, и корабль с нетерпением устремился вперед.

Но этого было недостаточно.

Как бы ни была легка "Бритва", ракеты имели на порядок меньшую массу, влияющую на ускорение. И им не нужно было заботиться о чём-то столь хрупком, как человеческое тело. Они могли идти на более жесткой тяге, и сократить расстояние до цели было для них делом нескольких часов. У Алекса не было никаких средств противодействия, чтобы расстрелять их, и ничего, за чем можно было бы укрыться. У него не было даже груза барахла, чтобы сбросить его сзади в надежде, что ракеты могут сбиться из-за него с курса.

Его зрение стало сужаться, темнеть по краям, плясать золотом и рассыпаться в центре. Он чувствовал, как иглы амортизатора впились в шею и бедра, и сок, как ледяная вода, наполняет его вены. Его сердце надрывалось, он боролся за каждый вздох, но зрение прояснилось. И сознание тоже. Он должен был думать. Его корабль был настолько быстрым, насколько вообще может быть быстр корабль, но это не шло ни в какое сравнение с ракетой. Укрытия, которого они успеют достичь вовремя, не было, и, если ракеты хоть вполовину так хороши, как корабль, который их выпустил, они в состоянии ориентироваться прямо по выхлопному конусу "Бритвы", не обращая внимания на его попытки запутать следы.

Он мог оторваться, поставить ракеты в линию позади него, а затем сбросить реактор. Реакция термоядерного синтеза, вероятно, уничтожит, по меньшей мере, первую. Может, и вторую. Но тогда они будут неуправляемы и беззащитны перед вторым залпом.

Ладно. Лучше плохой план, чем вообще никакого плана. Палец дернулся на пульте управления. Пульт был незнакомым, и страх, что он вводил неправильную информацию только потому, что он не на своём корабле, был похож на кол в сердце.

Бобби хрюкнула. Ему не хватало сил оглянуться на неё. Он надеялся, что это не от боли. Высокая тяга не лучшим образом влияет на человека, в котором недавно наделали кучу дырок. Он сказал себе, что это всего лишь иглы, питающие её "соком".

С консоли Бобби пришло оповещение на его экран. "ПРЕМЬЕР-МИНИСТР. СТОРОЖЕВЫЕ КОРАБЛИ".

Из-за медикаментов, паники и нарушенного кровотока в мозге ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что же Бобби имела в виду. У "Бритвы" не было орудий противометеоритной защиты или ракет-перехватчиков, но у следовавшей к Луне флотилии всё это было. Алекс потянул данные в курсовую систему. Достичь марсианских кораблей до того, как их настигнут ракеты, не представлялось возможным, но был небольшой шанс попасть в радиус действия их противоракетных орудий. Если он сменит курс прямо сейчас. Если марсиане поймут, что происходит, и среагируют немедленно. И всё это на предельной тяге, которую они с Бобби способны выдержать.

Почти без сознания он задействовал маневровые двигатели, и амортизатор повернулся в соответствии с новым вектором тяги. Ракеты, казалось, были на шаг впереди, корректируясь на новый курс и предугадывая, где окажется шлюпка. Он послал аварийный сигнал, транслируя на всех стандартных частотах и надеясь, что тот из флотилии, кто это увидит, окажется не тугодумом. Две сферы: время до столкновения и диапазон противоракетных орудий марсиан — не пересекались, но между ними было только несколько сотен километров. Всего лишь глазом моргнуть для их относительной скорости. Он перехватил управление медициной и переключил Бобби с сока на протокол поддержания жизни.

"Извини, Бобби, — подумал он. — Если бы времени хватало, я бы тебя предупредил, но, если мы не хотим, чтобы ты истекла кровью, тебе нужно немного поспать". Он наблюдал за её жизненно важными показателями: её кровяное давление и температура тела падали, как камень в океане. Он дал кораблю ускорение в пятнадцать g.

У него разболелась голова. Он надеялся, что это не признак инсульта, хотя это было бы оправданно. Длительная нагрузка в пятнадцать g была глупым, самоубийственным решением. Он чувствовал, как воздух выдавливается из его груди весом его рёбер и кожи. Звук хриплого дыхания создавал впечатление, будто он подавился. Но сферы теперь соприкасались. Минуты потянулись. Теперь скоростные объекты шли со стороны марсианской флотилии. Это занимало чёртову кучу времени, но защита была уже в пути. Он попробовал набрать сообщение, предупредить марсиан, что здесь есть ещё корабли, целый темный флот. Он не смог продержаться достаточно долго, чтобы его отправить. Сознание пошло скачками, будто вселенную пробрала икота.

Медицинская система высвечивала предупреждение, и он подумал, что это Бобби, её старые раны снова открываются. Но предупреждение было для него. Что-то в его кишке было разорвано. Он отменил предупреждение и вернулся к наблюдению за приближающейся смертью.

Они не успеют. Ведущая ракета слишком близко. Она догонит "Бритву" до того, как придёт спасение. Можно ли что-нибудь здесь придумать? Хоть что-то…

Он не сознавал смену курса. Его пальцы просто делали это. Сферы больше не соприкасались, до тех пор, пока он не переключился на отслеживание столкновения со второй ракетой. Вот теперь, может быть. Возможно.

Он ждал. Ведущая ракета приближалась. Пять тысяч километров. Четыре тысячи. Он сбросил реактор.

Двести километров...

Разрушительное действие силы тяжести исчезло. "Бритва", всё ещё мчащаяся в пространстве, прекратила ускорение. Первая ракета уничтожена в ядерной печи взорванного реактора. Вторая ракета повернула, чтобы избежать расширяющегося облака сверхгорячего газа, и перед ним пробежали четыре огонька, которые так быстро пронеслись по его экранам, что он увидел их только по их следам.

Через пару секунд марсианская противоракетная оборона уничтожила преследующую торпеду, но он уже потерял сознание.