— Всё хорошо, Костяшка? — спросил Карал.

Узкий, обшарпанный камбуз был слишком велик для такой маленькой команды. Плохая конструкция, пустая трата пространства. Он не был изношен, он был дешев. Она посмотрела на Карала из-за завесы своих волос и улыбнулась.

— Отлично, дела идут, — сказала она, шутя. — Комо са?[Сам как?]

Карал пожал плечами. Его волосы с годами поседели. Как и щетина бороды. Когда-то он был таким же черным, как пространство между звездами.

Он посмотрел ей в глаза, и она не дрогнула.

— Хочешь мне что-то сказать?

— Теперь между нами нет секретов, — ответила она, и он рассмеялся. Она улыбнулась в ответ. Заключенный флиртует с тюремщиком, надеясь, что добрые мысли в его голове помогут ей позже. Может быть, так и будет.

Что пугало её больше всего — это насколько хорошо она знала, как играть эту роль. С момента, когда она пришла в себя, она разговаривала, когда люди говорили с ней, смеялась, когда кто-нибудь шутил. Она вела себя так, будто её похищение — это что-то, что случается, например, с человеком, который взял без спроса чужие инструменты. Она притворялась спящей. Ела столько, сколько могла запихнуть в брюхо. И они ввели себя с ней так, как будто она всё ещё была той же девчонкой, как когда-то, как будто они могли игнорировать все эти годы и отличия, загнав её обратно, как будто она никогда не уходила. Как будто она никогда не была кем-то ещё. Скрывая свой страх, её возмущение ускользало настолько легко, словно она никогда не прерывалась.

Это заставило её задуматься, что, возможно, так оно и было.

— Поэтому я был один, — сказал он. — Помогал с Филипито. Заботился.

— Хорошо.

— Нет, — сказал Карал. — До этого. Иногда он был со мной.

Наоми улыбалась. Она старалась не вспоминать те безнадежные дни после того, как она сказала Марко, что уезжает. Дни после того, как он забрал Филипа. Чтобы сохранить мальчика в безопасности, говорил он. До тех пор, пока она не справится со своими эмоциями, говорил он. Ком встал в её горле, но она улыбалась несмотря на это.

— Те дни. Ты был с ним?

— Постоянно — нет. Лишь иногда. Ихо[Сынок] переезжал. Ночь здесь, две ночи там.

Её ребенок прошёл через руки всех, кого она знала. Манипулировать этим было просто блестяще. Марко использовал своего ребенка как знак того, насколько он доверял им, заодно выставляя её сумасшедшей. Опасной. Убеждался, что разговоры в их сообществе были о том, насколько он твёрд и насколько близко к помешательству подошла она. На неё вдруг накатило яркое воспоминание, как Карал смотрит с кухни, пока она бьётся в руках его жены. Сюйджа, вот как её звали. Как же тогда в его глазах выглядели её слезы и ругань?

— Держал бы это в тайне, и я бы не узнала, — сказала Наоми. — Так зачем говорить это теперь?

Карал снова развёл руками.

— Новый день. Новое начало. Поищем, как соскрести немного старой ржавчины.

Она пыталась прочесть на его лице, правда ли это, или это была просто ещё одна маленькая жестокость в форме, на которую она не могла указать, не выглядя сумасшедшей. Если бы она вернулась на "Роси", она бы знала. Но здесь, сейчас, баланс между страхом и гневом и попыткой контролировать себя затопил такие мелочи, как правда. Способ, которым Марко настроил её против себя, был прекрасен. Сказать ей, что она была сломана, чтобы сломить её, и спустя полтора десятилетия это всё ещё работало.

Затем, на мгновение, в памяти возник Амос, который казался реальнее, чем окружавший её корабль. "Не важно, что внутри, босс. Их волнует лишь то, что ты делаешь". Она не знала, было ли это воспоминанием, или просто её разум тянется к определенности в среде, где ни на что нельзя было положиться.

"Если Амос стал моим критерием мудрости, я в дерьме", — подумала она и засмеялась. Карал позволил себе улыбнуться.

— Спасибо, что сказал всё прямо, — сказала Наоми. — Начать сначала. Соскрести ржавчину.

"И если у меня когда-нибудь будет шанс оставить тебя в огне, Карал, то, боже правый, ты сгоришь".

Прозвучал сигнал, затем появилось предупреждение об ускорении. Она не заметила, когда корабль развернулся. Возможно, пока она спала, или это происходило медленно, в течение часов, так что разворот был воспринят только подсознанием. Это не имело значения. Она была просто грузом. Не имело значения, что она знала.

— Пристегнись, хорошо? — сказал Карал.

— Уже в седле, — сказала она, толкнула себя к потолку, потом снова к палубе, в амортизатор между Цином и Крыльями. Как оказалось, настоящее имя Крыльев было Алекс, но это место в её сознании было уже занято, поэтому он так навсегда и остался для неё Крыльями. Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ, пристёгивая себя к гелю.

Янтарное свечение предупредительных огней перешло в бледно-жёлтые цифры обратного отсчёта, и на нуле амортизатор прогнулся под ней, вдавливая её на несколько сантиметров в себя. Тормозная тяга заработала. Когда она завершит работу, они окажутся там, где был Марко.

Когда переходной трап соединил шлюзы, она подумала, что сейчас будет нечто вроде прощальной церемонии. Объятия, ложь и что там ещё люди делают, расставаясь после долгого путешествия. Когда этого не произошло, она поняла, что долгим это путешествие было только для неё. Для них полёт от Цереры в пустое пространство в сторону Солнца от Марса и астероидов Венгрии был всё равно, что дойти от койки до гальюна.

Филип возник на мостике, выглядя резким и жестким. Вернее, не так. Выглядя как мальчишка, который пытается выглядеть резким и жестким.

— Проверьте её на оружие, — резко сказал Филип.

Цин перевёл взгляд от Филипа к Наоми и обратно.

— Вердад?[Серьёзно?] Костяшка была с нами всё это время. Не похоже, что...

— Никаких непроверенных заключенных на "Пелле", — сказал Филип, доставая из кармана пистолет с дротиками, но не направляя его именно на неё. — Таков порядок, верно?

Цин пожал плечами и повернулся к ней.

— Таков порядок.

Филип посмотрел на неё, его губы сжались. Палец на спусковом крючке. Он должен был выглядеть угрожающе, но, в основном, казался испуганным. И сердитым. Отправить сына на похищение было тем, что Марко сделал бы. Дело было не в том, что это было жестоко, хотя это было жестоко. Дело было не в том, что это разрушило бы любые отношения, которые у них могли возникнуть, хотя это и происходило. Дело было в том, что это сработало. Даже отправить Филипа на Цереру теперь выглядело как манипуляция. Вот твой сын, где ты его оставила. Заходи в мышеловку и забери его обратно.

И она это сделала. Она не знала, была ли она больше разочарована в Филипе или в самой себе. Это были два очень разных разочарования, и направленное на себя угнетало больше. Она могла простить Филипу что угодно. Он был мальчиком и жил с Марко в голове. Простить себя было труднее, и у неё не было достаточно опыта.

Когда завершился цикл шлюзования, на неё накатила волна дезориентации. Переход был обычной конструкцией из надутого майлара и титановых рёбер. Не было ничего, что выглядело бы необычно. Не было до тех пор, пока они почти не достигли другой стороны, когда она узнала этот запах: резкий, сильный, и, возможно, канцерогенный. Испарения летучих органических соединений с одежды.

— Он новый? — спросила она.

— Мы не говорим об этом, — отрезал Филип.

— Мы не говорим о многом, не так ли? — огрызнулась она, и он оглянулся на неё, удивленный её резкостью. "Ты думаешь, что знаешь, кто я, — подумала она, — но все твои познания основаны лишь на чужих рассказах".

Шлюз другого корабля был странно знаком. Изгибы напоминали шлюз на "Роси", как и конструкция запора. Марсианская конструкция. И, более того, марсианского военно-космического флота. Марко пришёл на боевом корабле. Внутри ждали солдаты. В отличие от кучки оборванцев на Церере, эти были одеты во что-то вроде униформы: серые комбинезоны с рассеченным кругом на руках и груди. На фоне строгого дизайна корабельных коридоров они выглядели как плохие театральные костюмы на фоне хороших декораций. Оружие, впрочем, было настоящим, и она не сомневалась, что они его использовали.

Мостик выглядел, как младший брат такого же на "Росинанте". После дешёвой, едва угадываемой эстетики "Чецемоки", амортизаторы и дисплеи управления армейского класса смотрелись внушительно и надежно. И здесь, в центре всего этого, словно позируя, парил Марко. Он был одет во что-то вроде армейской униформы, но без каких-либо знаков.

Он был прекрасен, как статуя. Даже сейчас она не могла этого отрицать. Она всё ещё помнила, как его губы и мягкость его взгляда дарили ей чувство защищённости. С тех пор прошла целая жизнь. Сейчас он улыбался, и странное чувство облегчения прошло через неё. Она была с ним, и, несомненно, в его власти. Её кошмар стал явью, но, по крайней мере, ей больше нечего бояться.

— Я привёл её, сэр, — сказал Филип. Согласными звуками в его словах можно было резать. — Миссия завершена.

— Я ни секунды не сомневался, — сказал Марко. В его голосе было то богатство интонаций, которое теряется при записи сообщений. — Хорошая работа, мийо[Сынок.].

Филип ему отсалютовал и развернулся, чтобы уйти.

— О, не будь таким грубым, Филип. Поцелуй мать перед уходом, — осадил парня Марко.

— Ты не обязан это делать, — сказала Наоми. Филип с пустым и безжизненным взглядом подошёл и поцеловал её в щеку сухими губами, после чего вернулся к лифту. Охранники пошли с ним, за исключением двоих позади неё.

— Прошло много времени, — сказал Марко. — Хорошо выглядишь. Годы были милостивы к тебе.

— Ты тоже неплохо, — ответила она. — Но говоришь по-другому. Когда ты перестал говорить как астер?

Марко развел руками.

— Чтобы быть услышанным угнетающим классом, нужно говорить как член этого класса. Не только язык, но и дикция. Обвинение в тирании, каким бы обоснованным оно ни было на самом деле, отклоняется, если только оно не выдвигается таким образом, который власть признает могущественным. Вот почему Фред Джонсон был полезен. Он уже был символом власти, которую понимали власти.

— Выходит, ты тренировался, — сказала она, складывая руки.

— Это моя работа, — Марко протянул руку, оттолкнулся кончиками пальцев от палубы и поплыл к капитанскому амортизатору. — Спасибо, что зашла.

Наоми оставила это без ответа. Она чувствовала, что он уже переписал прошлое. Обращался с ней так, будто она была избрана, чтобы присоединиться к нему. Будто это она была ответственна за то, что находилась здесь. Вместо этого она кивком окинула командную палубу.

— Неплохой конь. Где ты раздобыл его?

— Высокопоставленные друзья, — ответил Марко, а затем усмехнулся. — И странные, странные союзы. Всегда есть люди, которые понимают, что, когда мир меняется, правила меняются вместе с ним.

Наоми потеребила волосы, опустила их на глаза, а потом, злясь на себя, откинула назад.

— Ну и? Чему я обязана за эту говенную подставу?

Выражение боли Марко могло быть настоящим.

— Никакой подставы. Филип был в беде, ты была в состоянии вытащить нашего сына из тяжелого положения, которое могло стать ещё хуже.

— И отплатил за это, притащив меня на свой корабль против моей воли? Не могу поблагодарить тебя за это.

— А должна бы, — сказал Марко. — Мы привели тебя сюда, ведь ты — одна из наших. Чтобы ты была в безопасности. Если бы мы могли всё объяснить, то так бы и сделали, но ситуация довольно щекотливая. И тебе же не придёт в голову объяснять, зачем защищать кого-то в минуту опасности. На кону жизни миллионов астеров и...

— Я тебя умоляю, — вздохнула Наоми.

— Ты так не считаешь? — голос Марко зазвучал сурово. — Это ты нас убила. Ты и твой новый капитан. Когда эти ворота открылись, мы все превратились в покойников.

— Ты вроде ещё дышишь, — она попыталась ответить сердито, но ей показалось, что слова прозвучали, словно сказанные огрызающимся ребёнком. Он тоже это услышал.

— Ты так и не повзрослела. Ты ведь знаешь, что внутрякам наплевать на нас. Хесед. Станция Андерсон. Пожар на шахте Сиело. Жизни астеров для внутряков не стоят и ломаного гроша. И так было всегда. Ты прекрасно это знаешь.

— Они не все такие.

— Ты о тех, кто притворяются, будто они другие? — в его голосе появился астерский акцент. А вместе с ним и клокочущая ярость.— Но даже они могут пройти через колодцы. Тысяча новых миров и миллиарды внутряков, которые могут просто в них войти. Никаких тренировок, никакой реабилитации, никаких лекарств. А знаешь, сколько астеров способны вытерпеть полный g? Даже если дать им всё: любую медицинскую помощь, экзоскелеты, санатории? Две трети. Две трети из нас могут отправиться в эти прекрасные новые миры и остаться там калеками, и то если все внутряки дружно возьмутся и бросят на это дело все свои деньги. Думаешь, они на это пойдут? Отродясь не бывало. В прошлом году три фармацевтических завода прекратили производить недорогие коктейли для роста костей. Но не открыли патенты. Не принесли никаких извинений тем кораблям, у которых нет средств на их дорогие препараты. Просто прекратили. Предпочли потратить свои ресурсы на колонизаторские корабли, чтоб потом выгодно продавать данные, полученные из колец.

— Мы отходы, Наоми. Ты, я, Карал и Цин. Тиа Марголис. Филип. Они движутся дальше и забывают о нас, потому что для них это несложно. Они пишут историю, и знаешь, кем мы в ней будем? Параграфом о том, как это грустно, когда целая раса людей становится ненужной, и что было бы гуманнее просто усыпить нас.

— Давай. Скажи, что я не прав.

Те же гневные тирады, что он произносил и раньше, но усовершенствованные с годами. Новые вариации тех же доводов, что он приводил на Церере. Наоми не удивилась бы, скажи он, что "Гамарра" заслужил свою судьбу. Это была война, и любой, помогающий задушить врага, становился солдатом, понимал он это или нет. Ей показалось, что её внутренности превращаются в воду. Она помнила это чувство с того темного времени. Внутри её головы что-то сместилось — словно в ней после долгой спячки просыпался змей приобретённой беспомощности. Она притворилась, будто не чувствует его, в надежде, что если отрицать это достаточно уверенно, он просто исчезнет.

— При чем здесь я? — спросила Наоми, звуча менее уверенно, чем намеревалась.

Марко улыбнулся. Когда он заговорил, его голос снова стал голосом образцового лидера. Грубый астерский бандит исчез за маской.

— Ты одна из нас. Оторвавшаяся, да, но всё равно одна из нас. Ты мать моего сына. Я не хотел, чтобы ты оказалась в опасности.

Предполагалось, что она спросит, о чём это он. Пойдёт по дороже, проложенной для неё и залитой светом. "О какой опасности ты говоришь?" — спросит она. И он ответит. И будет наблюдать, как расширяются её глаза. И видеть в них страх.

Пошёл к черту!

— Дело ведь не во мне, — сказала она. — Ты хотел "Росинант", вот только не получилось. Тебе нужен был корабль? Или Холден? Можешь мне признаться. Хотел повыделываться перед моим новым парнем? Это выглядело бы жалко.

Она почувствовала, как её дыхание ускорилось, адреналин пронёсся сквозь неё. В лице Марко проступила жёсткость, но до того, как он смог заговорить, звякнул комм, и над палубой зазвучал голос, который она не узнала.

— Есть контакт, — сказала женщина.

— Что там?

— Мелочь. Шлюпка с Марса. Говорит с "Андреасом Хофером".

— Разведывательный корабль? — рявкнул Марко.

Пауза затянулась на несколько секунд. А затем:

— Выглядит так, будто просто несколько пинче[Упоротый.] придурков заехали не туда. Увидят одного — увидят всю ударную группу, так?

— Сколько времени до удара?

— Двадцать семь минут, — прозвучало без заминки. Кто бы ни был на том конце связи, там знали, какой будет вопрос. Марко насупился на панель управления.

— Я не могу больше ждать. Без него было бы красивее. Ну да ладно. Уничтожить шлюпку.

— Это всё?

Марко посмотрел на Наоми своими тёмными глазами. Улыбка коснулась его губ. Театральный мудак, каким он и был.

— Нет. Не всё. Атакуйте и корабль премьер-министра тоже. И объявите готовность группе преследования, чтобы, когда пыльник побежит, мы смогли взять его.

— Принято, — ответила женщина. — Приказ выполняется.

Марко ждал, протянув руку, будто бросая вызов.

— Вот наш путь, — сказал он. — Сделаем так, чтобы они не смогли нас забыть. Возьмём цепи, которые они создали, чтобы заковать нас, и используем вместо кнутов. Мы не хотим сгинуть во тьме. Отныне они будут уважать нас.

— И что дальше? Они закроют Кольцо? — спросила Наоми. — Начнут снова делать дешёвые костные стимуляторы? Как по-твоему стрельба по марсианскому политику поможет "нашему народу"? Как это вообще может кому-то помочь?

Марко не засмеялся, но смягчился. У неё было ощущение, что она сказала что-то глупое, и это ему понравилось. Несмотря на всё это, она почувствовала приступ смущения.

— Извини, Наоми. Нам придется обсудить это позже. Но я, действительно, рад, что ты вернулась. Знаю, у нас достаточно напряжённые отношения и у нас разные взгляды на мир. Но ты всегда будешь матерью моего сына, и я всегда буду любить тебя за это.

Он показал охранникам поднятый кулак.

— Заприте её в надёжном месте, после чего полная боевая готовность. Мы наступаем.

— Сэр, — кивнул один охранник, а другой взял Наоми за локоть. Её первым инстинктом было сопротивляться, отступать, но какой в этом смысл? Сжав челюсти до боли в зубах, она направилась к лифту.

— И ещё, — сказал Марко, и она повернулась, думая, что он обращается к ней. Она ошиблась. — Когда запрёте её, убедитесь, что там есть возможность следить за новостями. Сегодня всё изменится. Не хочу, чтобы она это пропустила, ладно?