Она знала, что это начнётся. Так же легко, как возвращаются дурные привычки, вернулись к ней тёмные мысли: в каких изоляционнных трубах проходят силовые кабели с напряжением, достаточным для остановки сердца; какие помещения малы настолько, чтобы их можно было запечатать и откачать воздух; различные способы обмануть медотсеки и устроить передозировку. И воздушные шлюзы. Всегда воздушные шлюзы. Идеи ещё не стали навязчивыми, пока нет. Просто мозг отмечал вещи, привлекшие её внимание. Худшее начнётся позже. Если она это допустит.

Поэтому она всячески пыталась отвлечься. Новости, круглосуточно крутящиеся по всем каналам, никак ей в этом не помогали. Из-за них она только чувствовала себя более беспомощной. Разговоры со старыми друзьями тоже не годились — в лучшем случае после них у нее оставалось ощущение, что она лжет. В худшем она словно становилась более ранней версией самой себя, для которой темные мысли были еще более естественными. Но ей помогала работа. Это были простые задачи: проверка запасов и замена воздушных фильтров, и всегда под чьим-нибудь бдительным присмотром. Говоря с кем-то, она старалась быть приветливой и болтливой: обычный добродушный обмен шутками, принятый у людей, состоящих в одном экипаже. Это создавало у остальной части команды иллюзию, будто она одна из них, чего угрюмое сидение на своей койке никогда бы не дало. Если у нее и оставалась хоть какая-то надежда, то только найти способ выигрышно использовать свой странный неопределенный статус внутри команды. И в отношениях с Марко.

Сначала она пыталась отвлечься, думая о своей настоящей команде. Алексе и Амосе. Джиме. Но сейчас даже самые приятные воспоминания о них омрачались виной и болью, и вместо этого она стала заполнять разум техническими задачами. За общим столом, когда остальные радостно приветствовали снимки разрушений, она прикидывала мощность реактора, отталкиваясь от размера камбуза и технических требований систем рециркуляции воздуха и воды, зная примерный процент, который отводился под это на "Роси". В часы, отведенные на сон, когда устойчивая треть g напоминала тяжелую руку на груди, вжимающую ее в гель, она беспокойно крутилась на своей койке и мысленно просматривала энергосистему "Роси", сравнивая устройство сети ее корабля и этого. Она относилась к своему занятию, как к медитации, потому что было слишком опасно допускать — даже в собственных мыслях — что она составляет план.

Мелкие детали продолжали складываться в схемы. В ящике с инструментами в машинном отсеке был согнут засов, и за несколько минут можно было его взломать. С помощью шестигранных ключей можно было открыть панель доступа на стене лифта между отсеками экипажа и воздушным шлюзом, где находилась запасная трубка связи для диагностики. За несколько минут кто-то смог бы послать короткое сообщение. Если бы было, что сказать и кому сказать.

У нее было полдюжины подобных схем. Такие как проскользнуть между корпусами и взять под контроль ОТО. Или использовать украденный ручной терминал для создания копий программного обеспечения. Или заблокировать воздушный шлюз, обманув коды безопасности медицинского отсека. Большинство из них были фантазиями, возможными в теории, но у неё никогда не было причин их опробовать. Некоторые даже были довольно надёжными. Но все они разбивались простым, неизбежным фактом: первый уровень любой безопасности всегда был физическим. Даже если бы она нашла способ взять под контроль весь корабль с помощью магнита и клейкой ленты, это не имело бы значения, потому что Цин, Ааман или Бастиен подстрелили бы её прежде, чем она реализует задумку.

Поэтому она называла это просто медитацией и не позволяла тьме возобладать над ней. И иногда, тихо и незаметно навострив уши, она ​​слышала то, чего не должна была слышать.

Карал, её "опекун" на эту смену, разговаривал с женщиной по имени Сарта, когда Наоми полировала палубу экипажа неподалеку. По правде говоря, корабль был достаточно новым, чтобы в этом не было необходимости, но это была работа. Крылья, который первым выслеживал её на Церере, вышел из своей каюты в форме марсианского флота. Наоми видела из-под своих волос, как Крылья смотрит на Карала и Сарту, стоящих вместе. Вспышка ревности прошла по его лицу, ревности, неизменной с тех пор, как человечество слезло с деревьев.

— Всем привет! — сказал Крылья, намеренно растягивая слова. — Зацените! Я марсианин, са-са? Че там, как там?

Карал хмыкнул, а Сарта глянула на него с досадой. Крылья шагал по узкому проходу, нарочито раскорячившись. Наоми посторонилась, давая ему дорогу.

— Тебе больше заняться нечем? Только в переодевашки играть? — поинтересовалась Сарта.

— Ты особо не раскатывай, — осадил его Карал. — Слышал, сначала мы забираем пленных. Лиано, он отсылал что-то такое на Цереру. Лучевым передатчиком. Что-то про пленных.

— Я слышал немного другое, — ответил Крылья, торопясь и обращаясь скорее к Сарте, чем к Каралу. — Я слышал, там только один пленный. Сакаи. И даже это... — Он пожал плечами.

— И даже это? — повторила Сарта и пожала плечами, передразнивая его движение. Крылья вспыхнул от гнева.

— Все знают, как это бывает, — ответил Крылья. — Иногда обреченным говорят, что они выживут. Карал, ты же в курсе. Как с Эндрю и Чучу. Сначала твердят, что помощь уже на подходе, а потом... ах, простите, нам так жаль.

— Они умерли солдатами, — ответил Карал, но стрела попала в цель. Это было заметно по тому, как сжались его кулаки, как застыли уголки его губ. А затем, будто внезапно осознав свою ошибку, он бросил взгляд на Наоми. Она старалась выглядеть равнодушной и скучающей, сконцентрированной на тонком шпателе в своей руке, которым заделывала шов в палубе. Нахлынувший поток умозаключений никак не отразился на её лице.

Сакаи звали нового главного инженера на Тихо, и если речь шла о нём, значит, он один из людей Марко. И его схватили, иначе они не называли бы его пленным. Она сдула прядь волос с глаз, перешла к новому шву и начала заново.

— Вернись к работе, ладно? — сказал Карал.

Крылья хмуро глянул на него, но всё же отправился обратно в каюту выполнять поручения. Карал и Сарта вернулись было к заигрываниям, но момент был упущен, и вскоре Карал и Наоми опять остались коротать время вдвоем.

Пока она работала, раз за разом вдавливая пластик в швы и выковыривая всё, что там собралось, она пыталась уложить новую информацию в уже построенную ею схему. Марко надеялся, что она приведет "Росинант" с собой на Цереру. Но Сакаи знал, что корабль требует ремонта, и должен был передать эту информацию руководству.

Она думала, Марко нужен ее корабль из-за того, кем и чем была она. И, возможно, отчасти так и было. Но, может, на самом деле он просто хотел лично владеть кораблем, который не был бы неожиданностью на станции Тихо. Для чего — она не понимала. С тем, как он умел строить один план внутри другого, он мог найти с полдюжины применений для "Роси" и для неё. И ещё возникал вопрос, был ли в опасности Сакаи. Они опасаются, что Фред казнит его? Возможно. А возможно, дело в чём-то другом.

Как бы то ни было, теперь у неё появилось больше информации, и, как погнутый замок на ящике с инструментом, это давало ей новые варианты, которых не было раньше. Она задумалась, что Джим, Амос или Алекс стали бы делать на её месте, что они могли бы извлечь из этой информации или как её использовать. На самом деле, чисто академический интерес, поскольку она знала, как с этим поступила бы Наоми Нагата, и никто из них не стал бы действовать так же.

Закончив с палубой, она бросила шпатель в переработчик, встала и потянулась. Позвоночник и колени болели из-за давления гравитации, и ей очень хотелось бы, чтобы они слегка поторопились, куда бы они ни шли. Это не имело значения.

— Пойду в душ, — сказала она. — Скажи ему, что я хочу поговорить.

— Кому ему? — спросил Карал.

Наоми приподняла бровь:

— Скажи ему, что мать его сына хочет поговорить.

— Ты отправил его сражаться? — обвиняюще сказала Наоми. — Вот до чего мы дошли? У нас теперь дети-солдаты?

Улыбка Марко выглядела почти печальной.

— Ты думаешь, он ребенок?

Тренажеры были свободны, кроме занятого им. В дрейфе каждый из команды должен был тратить многие часы либо находясь в геле с высоким сопротивлением, либо привязавшись к одному из этих механизмов. При тяге большей части команды более чем хватало собственного веса. Но Марко был здесь исключительно ради упражнений, ремни, обмотанные вокруг его рук, тянули широкие ленты, которые давали сопротивление. Мышцы его спины прорисовывались при каждом движении, и Наоми была уверена, что он это знал. В жизни она знала много сильных мужчин. Она могла увидеть разницу между мышцами, закаленными работой, и теми, что накачаны ради хвастовства.

— Мне кажется, он хвастается тем, какую важную роль сыграл в падении астероидов на Землю, — сказала она. — Как будто тут есть чем гордиться.

— Вообще-то, есть чем. Это больше, чем ты или я могли совершить в его возрасте. Филип умный парень и прирожденный лидер. Дай ему ещё лет двадцать, и он сможет управлять всей Солнечной системой. А то и за её пределами.

Наоми шагнула к нему и выключила тренажер. Широкие ленты в ладонях Марко провисли с едва заметным шипением.

— Я ещё не закончил, — возразил он.

— Скажи еще, что ты не для того меня сюда притащил, — сказала она. — И не для того ты меня похитил, чтобы продемонстрировать, какой прекрасный из тебя отец и какой прекрасный у нас вышел мальчик. Потому что ты подвел его.

Марко рассмеялся тихим, теплым, перекатывающимся смехом. Он стал распутывать свои руки. Пока он это делал, было так легко причинить ему боль, что она была почти уверена, что у него есть какой-то скрытый способ защитить себя. А если нет, то этого впечатления было вполне достаточно для защиты. Она здесь не для того, чтобы его убить. Она здесь чтобы вынудить его кое-что сказать.

— Ты и правда так считаешь? — спросил он.

— Нет, — ответила она. — Я считаю, что ты хотел порисоваться. Я ушла от тебя, а ты ведь такой маленький мальчик, что никак не можешь с этим смириться. Поэтому, когда настал твой звездный час, я нужна была тебе рядом, чтобы смотреть на это.

И это было правдой, насколько возможно. Она видела его удовольствие от власти над ней. Даже ее странный полустатус в команде тоже был частью игры. Запереть ее в клетке значило бы негласно признать, что она опасна. Он же хотел, чтобы она была бессильной в ее собственных глазах, чтобы она сама себе построила тюрьму. Было время, когда это сработало бы. Она могла поспорить, что он так и не понял, сколько времени прошло с тех пор.

И она могла бы поспорить, что это было так. Когда он, прищурившись, взглянул на неё и покачал головой, она всё ещё чувствовала комок в горле, знакомый по старой привычке. Поэтому, возможно, правда была сложнее.

— Я привел тебя домой, на сторону победителей, потому что ты — мать моего сына, и всегда будешь ей. Всё остальное — лишь счастливое совпадение. Теперь у нас есть шанс обрести хоть какое-то чувство завершённости между нами…

— Дерьмо. Завершённости? Ты упускаешь: всё кончено. Ты говоришь, что это не так, только потому что ты не выиграл. Я бросила тебя. Я пожертвовала всем, потому что не иметь с тобой ничего общего лучше, чем получить всё, но быть твоей куклой.

Он поднял руки ладонями наружу в комическом жесте примирения. Это не сработало. Ещё рано.

— Я слышу что ты поступила бы иначе. Я не виню тебя за это. Не всякий способен быть солдатом. Мне казалось, ты могла. Думал, что мог рассчитывать на тебя. И когда тебе стало тяжело, да, я забрал нашего сына туда, где он будет в безопасности. Ты меня обвиняешь в том, что я держал его подальше от тебя. Но ты бы поступила со мной так же, если бы имела власть.

— Да, — сказала она. — Я забрала бы его с собой, и ты больше никогда не увидел бы нас снова.

— Тогда какая между нами разница? — Пот покрывал его кожу. Он снял с шеи полотенце, вытер лицо и руки. Разумом она понимала, что он прекрасен, примерно как радужные крылья трупной мухи. Она почувствовала тяжесть отвращения к самой себе за то, позволила этому человеку стать тем, кем он был для неё; при этом она понимала, что, отчасти, он этого и добивается. Тёмные мысли зашевелились в глубине сознания. Они не имели значения. Она здесь, чтобы собрать этот паззл.

Он положил полотенце.

— Наоми...

— Тогда дело в Холдене, да? Ты притащил меня сюда в качестве... чего? Страховки от него?

— Я не боюсь твоего хахаля-землянина, — ответил Марко, и Наоми ощутила резкость в его голосе так же, как зверь чует далёкий костёр.

— А я думаю, боишься, — сказала она. — Думаю, ты хотел убрать его с доски, прежде чем всё начнётся, и я должна была привести его прямо в ловушку. Ведь ты не мог даже предположить, что я приду одна. Что я не приведу кого-то, кто сможет меня защитить.

Марко усмехнулся, но в этой усмешке чувствовалась злость. Он прошёл по спортивному коврику, натягивая на плечи тёмный халат.

— Ты пытаешься себя в чём-то убедить, Костяшка.

— А знаешь, почему я с ним?

"Если Марко умный парень, он не клюнет на эту приманку. Он просто выйдет, оставив её одну среди тренажеров. Если бы ей только удалось разозлить его, хоть немного разозлить. Хотя..."

— Потому что ты западаешь на влиятельных мужиков? — предположил он.

— Потому что он на самом деле такой, каким ты пытаешься казаться.

Она увидела, что достигла цели. Она даже не могла сказать, что в нём изменилось, но Марко, которого она видела с тех пор, как её притащили сюда — спокойного, уставшего, уверенного в себе лидера величайшего переворота в истории человечества — ушёл, исчез, как сброшенная маска. На его месте был преисполненный гнева мальчик, который чуть не уничтожил её однажды. Его смех не был ни тихим, ни тёплым, ни перекатывающимся.

— Ну подожди чуток и посмотрим, поможет ли ему это. Крутой мужик Холден, может, и считает себя неубиваемым, но кровь идёт у всех.

Вот оно. Сработало. Она что-то нащупала. Возможно, это была пустая угроза, брошенная в пылу ссоры. Или же он только что сказал ей, что его планы по-прежнему связаны с "Росинантом".

— Ты ничего ему не сделаешь, — сказала она.

— Да? — он оскалил зубы, как шимпанзе. — Ну, может, ты сделаешь.

Он резко повернулся и вышел из комнаты. Оставляя её одну, как следовало сделать ещё несколькими минутами ранее. А лучше полтора десятилетия назад.

— Ты всё? — спросил Цин, кивая на её тарелку с брикетом из чечевицы и наполовину съеденным рисом. На экране в столовой марсианский генерал стучал по столу, раскрасневшийся от праведного гнева, очень похожего на страх. Он клеймил трусость лица или лиц, совершивших это гнусное злодеяние не только против Земли, но против всего человечества. Примерно на каждом третьем высказывании кто-то на другом конце её стола повторял слова генерала высоким, квакающим голосом, напоминавшим что-то из детского мультика.

Она отломила ещё кусок от чечевичного брикета и отправила его в рот.

— Почти, — сказала она с набитым ртом. Она скинула поднос с остатками брикета в утилизатор и пошла к лифту. Цин поплёлся за ней. Она была так погружена в свои мысли, что едва ли замечала его, пока он не заговорил.

— Слышал, ты выясняла отношения с боссом, — сказал Цин. — Что-то про Филипито?

Наоми уклончиво хмыкнула в ответ.

Цин поскреб шрам за левым ухом.

— Он хороший парень, твой сын. Знаю, тебе это не понравится, но… Филипито, он тоже слышал. И тяжело это принял.

Лифт остановился, она вышла, Цин сразу за ней.

— Тяжело?

— Не бери в голову, — сказал Цин. — Просто знай. Наш Филипито — мужик, но не настолько, чтобы ему было не нужно твоё мнение, так-то. Ты же его мать.

Самое жуткое заключалось в том, что она понимала это. Она лишь кивнула.

Она лежала на своей койке, сплетя пальцы под шеей, и пялилась в темноту под потолком. Повёрнутый в её сторону экран интерфейса не горел. Её это не печалило. Она медленно собирала воедино всё, что знала.

Марко организовал покушения на глав Земли, Марса и АВП. Но убить получилось только генерального секретаря ООН. Он пытался заполучить "Росинант" до того, как случились все эти покушения. Он обрушил на Землю самую страшную катастрофу со времён вымирания динозавров. У него были марсианские боевые корабли и оружие, но никаких видимых признаков сотрудничества с марсианским правительством или военным флотом. Всё это она уже знала, ничего нового. Тогда что было новым?

Три новых мысли и только. Во-первых, Крылья считает, что попытки обменять Сакаи могут быть направлены скорее на то, чтобы успокоить пленника, нежели действительно его вызволить. Во-вторых, Марко намекнул, что Холден всё ещё находится в опасности, и, в-третьих, она может быть тем, кто причинит ему боль.

И ко всему, она была совершенно уверена, что, пока Марко не выступит с манифестом, который привлечет к нему внимание всего человечества, атака проведена только наполовину. И если Сакаи будет думать, что останется в тюрьме, всё пойдет не так, как задумано. Это интересно. Что такого может знать Сакаи…

Ох.

Фред Джонсон жив, станция Тихо не в руках Марко. Холден в опасности. И она тому причиной.

Это означало, что в программное обеспечение "Роси" подсунули её вредоносный код для магнитного поля, как было когда-то с кораблём "Августин Гамарра". Скорее всего, в доках. Фред Джонсон, Джеймс Холден, а заодно и главный инженер Сакаи со всеми остальными на станции — все они погибнут в огненной вспышке, как только программа, написанная ею целую жизнь назад, решит, что пришла пора.

Всё повторяется, а у неё нет ни единой возможности это остановить.