Ситрин лежала в темноте. Рядом с ней лежал Квахуар, медленное, глубокое его дыхание было еле различимым из-за пения сверчков за окном. Постель, в которой она утонула, была нежнее меха, и все еще влажной от пота.

Она полагала, что в первый раз должно быть больно, но боли не было. Она задумалась о том, сколько другого, что она слышала о сексе было неправдой. Если бы ее растила мать, возможно, был бы кто-то, у кого можно было спросить. Тем не менее, для кое-кого, кто совершенно не представлял, что делает, эксперимент, кажется, прошел удачно. Квахуар нализался достаточно, чтобы отбросить всякую осторожность, и она последовала его примеру. Несколько поцелуев, немного ласки, затем он задрал ее платье, опрокинул на кровать, и ей там мало что оставалось делать самой. Сам процесс пихания и хрюканья был однообразным и забавным, но она обнаружила, что думает о нем с большей теплотою, после того, как все закончилось. Возможно, что такой вид общения как секс, должен строиться на сочетании стремлений доставить другому удовольствие и одновременно унизить.

Тем не менее, она была рада, что он спит. В настоящее время она была трезвой, а между возбуждением вчерашнего вечера, и теперешней рассудительностью, у нее не оставалось иллюзий, что будет и остальное. Не спи он, пытаясь поддержать разговор, или разыгрывая роль хозяина, было бы только неловко. Пусть лучше храпит, обняв подушку, и даст ей время поразмыслить.

Если весною погрузка прошла быстро, если навигация началась чуточку раньше, если произошли сотни событий, о которых ни она, ни кто-то еще в городе узнать не в состоянии, первые суда из Наринисла могут прибыть уже завтра. Или могут пройти недели, месяц, прежде чем купцы узнают, повезло им, или нет. Отчеты капитанов могут дать ей последнюю нужную информацию — активность пиратов, состояние северных портов, вероятность гражданской войны в Северном Взморье, или новые военные действия со стороны Антеи. Правитель будет ждать ее рекомендации вскоре после этого.

Она представила приезд ревизора. Может даже самого Комме Медиана. Она встретит его с улыбкой, и отведет на свою квартиру. Или, может быть, в кафе. Так будет даже лучше. Белоглазый маэстро Азанпур отведет его в ее комнату, а она поднимется из-за стола, чтобы его поприветствовать. Книги будут в порядке, учет произведен. Она представила его как старика со свирепыми глазами и крупными ладонями.

Он просмотрит ее отчеты, контракты, и выражение его лица смягчится. Смятение и гнев уйдут, оставив только восхищение. Неужто она так здорово распорядилась деньгами банка? Неужто она не только сохранила их, но и приумножила? В темноте, она уже отработанным движением приподняла брови.

— Это еще мелочи, — сказала она тихо, но вслух.

Из-под кресла она вытащит ящик с годовым отчетом и ее вкладом в холдинговую компанию. Он будет просматривать их, кивая головой. И только потом, когда он закончит, она достанет соглашение с губернатором Порте Оливия, и передаст ему ключи от южных торговых путей. Она представила, как задрожат его руки, когда он увидит все великолепие сделанного ею. Девчонка-полукровка, без родителей, и справилась со всем этим. Но только, скажет она, только если мой филиал будет утвержден.

— Банк Порте Оливия мой, — произнесла она, а затем, низким, грубым голосом ее воображаемого ревизора, — конечно, магистра.

Она улыбнулась. Это была приятная мысль. И правда, почему бы и нет? Она была единственной, кто спас деньги Ванаи от разграбления тамошним князем или антейцами. Она в одиночку сберегла их. Как только она доказала, что может управлять банком, почему бы центральному отделению не оставить ее на этом месте? Она принесла доход банку, вдохнула в него жизнь. Ревизор увидит это. Комме Медиан это увидит. Она сделала это.

Несколько крошечных, невидимых насекомых ползли по руке, и она стряхнула их. Ее соперник и любовник что-то забормотал, меняя позу. Она улыбнулась при виде его задницы, грубой текстуры его кожи. Ей будет почти что жаль вывести его из игры. Но только почти.

Как будто из прошлой жизни, голос Ярдема Хэйна загрохотал в ее голове. Нет такой штуки, как чисто женское оружие. Теперь она знала, что это не так.

Когда она выскользнула с постели, он не пошевелился. В темноте, ее одежда была свалена в кучу где-то на выложенном кирпичом полу. Она не хотела рисковать разбудить его, поэтому, когда она обнаружила брошенную им тунику, то натянула ее через голову. Она доходила ей только до бедер. Почти что. Она прошла к углу комнаты, пальцы ее шарили по полу, пока она не обнаружила его: латунный ключ на кожаном ремешке, который Квахуар Ем всегда носил на теле.

Ну, хорошо. Почти всегда.

Кирпичи холодили босые подошвы, а ее шаги были почти беззвучными. Контора находилась недалеко от порта, комнаты маленькие и тесные, но группировались вокруг небольшого садика во внутреннем дворе. Четверка слуг были чистокровными ясуру, и из них только привратник оставался на своем посту на ночь. Квахуар Ем может и был гласом великого клана Лионеи, но земля дорога в Порте Оливия, и владение домом более шикарным, чем у местных богачей было своего рода бахвальством, которое могло сослужить ему дурную службу. Ситрин в темноте завернула за угол, и отсчитала три двери слева от нее. Третья была дубовой, окованной железом. Она нащупала замочную скважину, и осторожно вставила в нее украденный ключ. Когда он повернулся, щелчок механизма был подобен крику. Сердце у нее екнуло, но никто не поднял тревогу. Она открыла дверь, и прошмыгнула в личный кабинет Квахуара.

Ставни были закрыты и заперты, но когда она приоткрыла их, света четверти луны оказалось достаточно, чтобы разглядеть очертания предметов. Вот письменный стол. Прикрученный болтами к полу сейф. Решетчатый держатель, набитый свитками и сложенными письмами. Фонарь под абажуром, с колечками резного камня и кованного железа висящими на струне. Ситрин высекла искры на фитиль, после быстро закрыла и заперла ставни. То, что было тенями и силуэтами окрасилось при свете тусклыми оттенками оранжевого и серого. Сейф оказался запертым, а ключ от двери не подходил. Письменный стол был пуст, за исключением крохотного пузырька зеленых чернил, и металлического пера. Она принялась за свитки и письма, быстро и методично переходя от одного к другому, строго беря каждую пачку по порядку, и аккуратно возвращая на прежнее место.

О том, что она напугана, ей напомнили спазмы в кишечнике и учащенное сердцебиение, но она отмахнулась от них. Волю чувствам она даст потом, когда будет время. Письмо от правителя, в котором он благодарит Квахуара за подарок. Шоколад был изумительный, и губернаторша выражает особую благодарность. Ситрин положила письмо назад. Развернутый свиток содержал имена и связи нескольких дюжин особ, ни одно из них ничего ей не говорило. Она положила его назад.

За закрытым ставнями окном послышалось пение дрозда. Ситрин пригладила пальцами волосы. Должно же тут быть то, что ей нужно. Где нибудь в этих бумагах, где Квахуар обмолвился бы, что за предложение он сделал правителю. Она потянулась за очередным письмом, и рука ее задела фонарь. Стекло и металл сдвинувшись закачались, и она ухватилась за него. Секундой больше, и он бы упал. Разбился. Огнем залил комнату. Ситрин осторожно поставила его на середину стола, и дрожащими руками продолжила поиски.

Прошли, казалось, часы, прежде чем она нашла его. Длинный свиток тонкой хлопчатки. Строчки были разнесены достаточно широко, чтобы Квахуар смог написать свое послание между ними. Ситрин пробежалась кончиком пальца по его тексту. Он был написан старейшиной клана, и это было все, что Ситрин надеялась обнаружить. Они могут снарядить пятнадцать кораблей. Каждый будет укомплектован полным экипажем из двух дюжин моряков. Она продолжала читать, пальцы скользили по ткани с легким шорохом. В качестве компенсации они просят шестнадцать процентов от каждой сделки в каждом порту для кораблей сопровождения и охраны, или девятнадцать, если им нужны гарантии клана. Старейшина оценивал начальные затраты в две тысячи серебром, с прибылью клана в пять сотен за сезон. Договор может быть заключен на целое десятилетие.

Магистр Иманиэль частенько рассказывал об искусстве запоминания. Чернила были лучше, но записав цифры и попытавшись вынести из дома, она рисковала, что попадется. Пятнадцать кораблей с двумя дюжинами экипажа.

— В пятнадцать у ней было две дюжины дружков, — сказала про себя Ситрин.

Шестнадцать процентов без гарантии, или девятнадцать с гарантией. Значит гарантия оценивается в три.

— Шестнадцать за компанию, а тройка для любви.

Две тысячи для почина, с оценочной прибылью в пять сотен ежегодно по договору на десять лет.

— Две тыщи поцелуев она им раздала, и чуточку подумав, пятьсот назад взяла. И лишь через десяток лет спокойно померла.

Была на свитке и более подробная информация — характеристики кораблей, имена конкретных капитанов, рекомендованные торговые маршруты — она читала, сколько могла, но в основном то, что ей было нужно.

Она вернула свиток туда, где он был, поставила на место фонарь, и задула пламя. После света тьма казалась абсолютной. Запах потушенного фитиля был едким и острым. Она закрыла глаза, и шаря пальцами по стене нашла дорогу к двери. Выскользнула в коридор, замкнула дверь, и почти вприпрыжку вернулась в спальню Квахуара. Положила ключ в углу там, где нашла его, сбросила тунику, и быстро скользнула в постель.

Квахуар забормотал что-то, и протянув руку, положил ей на живот.

— Ты замерзла, — сказал он невнятно.

— Сейчас согреюсь, — сказала она, и почувствовала его улыбку, словно увидев ее. Он прижался к ней, и она попробовала расслабиться в его объятиях. Закрыв глаза она повторяла свои рифмы, огородившись от реальности.

В пятнадцать у ней было две дюжины дружков, шестнадцать за компанию, а тройка для любви, две тыщи поцелуев она им раздала, и чуточку подумав, пятьсот назад взяла, и лишь через десяток лет спокойно померла.

— Ох, да на тебе же лица нет, — сказал капитан Вестер, облокотившись о стену, возле горшка с тюльпанами, где обычно торчал старик-зазывала. — Я уже было думал отряд собирать, отбивать тебя силой.

— Я ведь сказала, не ждать меня, — ответила Ситрин, проходя мимо него в свой отдельный вход. Он пошел за ней, словно она пригласила его.

— Ты должна в полдень быть на встрече с той женщиной из гильдии белошвеек. Она, скорее всего, сейчас уже на пути в кофейню. Если ты не собираешься оставаться в том же самом платье…

— Я ее не вижу, — перебила его Ситрин, поднимаясь по ступеням. Слышно было, как он запнулся, потом зашагал быстрее, нагоняя. Когда он заговорил, голос его был ровный и вежливый. Он как будто говорил за пол-мили от нее.

— Не желаете ли объясниться с ней?

— Пошли кого нибудь. Пусть скажет, что я заболела.

— Хорошо.

Ситрин уселась на диван, хмуро глядя на него. Руки его были сложены на груди, губы сжаты. А он не намного старше Квахуара Ема. Ситрин сбросила туфельку, и принялась растирать ногу. Подошва была грязной. Платье висело на ней, словно ткань вытянулась и отсырела.

— Я не спала, — сказала она. — В любом случае, я не смогу ей помочь.

— Раз ты так говоришь, — сказал Вестер, коротко кивнув. Он повернулся, чтобы уйти, и, внезапно, поток страдания затопил ее. Она не представляла, как сильно не хотела оставаться в одиночестве.

— Все было хорошо, пока меня не было? — спросила она, вопрос прозвучал торопливо.

Вестер остановился у самой лестницы.

— Вполне, — ответил он.

— Вы сердитесь на меня, капитан?

— Нет. Я собираюсь сказать белошвейке, что вы слишком больны, чтобы идти на встречу. Полагаю, мы пошлем ей записку, когда вы почувствуете себя лучше?

Ситрин сбросила вторую туфельку, и кивнула. Вестер пошел вниз по лестнице. Щелкнула, закрываясь за ним дверь. Ночью было все, на что она так надеялась, но с первым лучом зари пришло опустошение. Она стала вялой и неспособной держаться на ногах, как это уже случалось в те ночи с караваном, когда сон покидал нее. Она была убеждена, что те дни не повторятся, но она ошибалась. И сейчас, признался он, или нет, капитан Вестер был зол, и она была удивлена, как сильно ее задело его неодобрение.

Она подумала было позвать его обратно и объяснить, что на то, что она позволила себя соблазнить была причина. Что то, что она прыгнула в постель к Квахуару Ема было лишь уловкой. Но чем больше она прокручивала в голове эту речь, тем хуже она звучала. До нее донеслись голоса с нижнего этажа. Стражники, которых нанял Вестер. Судя по звукам, играют в кости. Позвоночник у нее ломило. Кто-то внизу воскликнул в ужасе, другие заохали в знак сочувствия. Она закрыла глаза с надеждой, что вернувшись в свою комнату она сумеет расслабиться настолько, что уснет. Вместо этого мысли ее метались и скакали, все быстрее и быстрее, словно мяч, катящийся с бесконечного склона.

Пятнадцать кораблей можно разделить на три равные группы по пять, либо пять групп по три, поэтому, возможно, клан Квахуара собирается поделить торговые суда в трех крупных портах — таких как Карс, Ласпорт и Азинпорт. Но что если они ожидают, что торговцы после Астерилхолда пойдут дальше до Антеи, Саракала или Холлскара? Две дюжины человек на каждом корабле это вам не шутка, но справятся ли моряки Лионеи в холодных водах севера? Может ли она утверждать, что благодаря ее связям с Карсом способна обеспечить суда более квалифицированно в родных водах? А если она убедит в этом, будет ли это правдой?

И почему Опал предала ее? И почему Бог позволил умереть магистру Иманиэлю? И Каму? И ее родителям? И хочет ли ее еще Сандр? Подруга ли ей еще Кэри? Одобряет ли еще мастер Кит то, кем и чем она была? Как поступают со своими врагами другие, у которых нет ни друзей, ни любовников? Наверное есть лучшие способы решать проблемы.

На глаза навернулись слезы и потекли по щекам. Ей не было грустно. Она не чувствовала почти ничего, кроме усталости и досады на себя. Просто небольшая истерика, и нужно подождать, пока она не пройдет. Игра в кости закончилась, и в донесшемся напеве звучали два мужских голоса, то вместе, то порознь.

Ситрин заставила себя сесть. Потом встать. Затем сняла одежду, в которой была прошлым вечером, и одела простую юбку и блузу. Она убирала волосы назад, пока не увидела крохотные следы укусов, которые Квахуар оставил на ее шее, позволила волосам свободно упасть. Наполнила тазик при кровати водой и умылась. Увидев оставленные Кэри краски для грима, Ситрин было решила преобразиться в магистру Ситрин банка Медианов. Потом передумала — сил уже ни на что не было, и спустилась по лестнице.

Когда она открыла дверь, голоса смолкли. Двое первокровных переглянулись, и отвели глаза. Более светлый заметно покраснел. Куртадамец кивнул.

— Простите за шум, магистра, — сказал он. — Не думали, что вы здесь.

Ситрин отмахнулась.

— Ярдем? — спросила она.

— В задней комнате, магистра, — ответил куртадамец.

Ситрин прошла мимо охранников, ступила в темноту. Ярдем Хэйн лежал на длинной, низкой кровати, пальцы сплетены на животе. Глаза были закрыты, уши сложены и обвисли. Ситрин собиралась уже уйти, отложив разговор на следующий раз, когда он заговорил.

— Нужна помощь, мэм?

— Гм. Да. Ярдем. — сказала она. — Ты знаешь капитана, как никто другой.

— Это так, — сказал тралгу, глаза его все еще были закрыты, голос тихим.

— Мне кажется, я его расстроила, — сказала она.

— Не вы первая, мэм. Если это создаст проблему, капитан вам сообщит.

— Ладно.

— Что нибудь еще, мэм?

Тралгу лежал неподвижно, только грудь его вздымалась и опадала.

— Я переспала с мужчиной, а сейчас собираюсь предать его, — сказала она, голос ее был невыразительным и жестким, как черепица. — Я должна это сделать, чтобы сохранить банк, но чувствую себя виноватой.

Ярдем приоткрыл один влажный черный глаз.

— Прощаю тебя, — сказал тралгу.

Ситрин кивнула. Закрыла, уходя, за собой дверь, затем вышла на улицу, и поднялась по своей личной лестнице. Голоса внизу звучали потише, когда было известно, что хозяйка может их услышать. Села за письменный стол, достала книги, и приступила к разработке предложений, которые выведут Квахуара Ема из игры.