Вымокли тогда изрядно. До дома бежали, радуясь как дети, не обращая внимания на потяжелевшие одежды, нарочно топали по лужам, обдавая друг друга водой - мокрый насквозь мокрее не станет. В дом Марии ворвались шумной толпой, со смехом и криками, не застав, впрочем, пожилую женщину врасплох. По-матерински дидактично она отчитала десятерых здоровенных мужиков за то, что они наволокли с собой кучи грязи, приказала раздеваться и развесить одежду возле очага. Все это было сказано строго, тоном, не терпящим возражений, но все-таки по-доброму: не может же мать злиться на сына за то, что на улице идет дождь? А ученики Иешуа для нее были такими же. близкими людьми, как и сын. Вот и едва познакомившись с новеньким - Фаддеем, Мария общалась с ним, будто знала с рождения.

Наевшиеся досыта, высохшие и неожиданно осознавшие грандиозную усталость, завалились спать, чтобы проснуться лишь к середине следующего дня. Даже Мастер, с его профессиональным умением отдыхать за рекордно короткое время, решил позволить себе роскошь выспаться по-человечески, а не по-мастерски.

Следующие несколько дней не принесли никакого разнообразия. Иешуа и ученики постепенно вливались в неспешный ритм жизни, какой был и до событий на Фаворе, Опять привычные до уныния, до ломоты рук сельхозработы, опять бесконечные занятия рукопашным боем, опять деревенская скука. В новоприобретенном Фаддее неожиданно вскрылся талант певца, и он вечерами развлекал жителей Назарета высоким, почти фальцетным пением. Петру оставалось иной раз бездумно сожалеть о том, что его невозможно увезти в двадцать второй век, где из него быстро сделали бы звезду глобальной величины, а Петр мог бы почивать на лаврах, став продюсером... Ну что за дурь в голову лезет со скуки!

Однажды, когда тоскливое безделье достигло апогея и Петр уже было решил совершить что-нибудь грандиозное - выкопать колодец в одиночку, например, или порубить на дрова с десяток дубов на склоне Фавора, - в Назарет явились зилоты. Их появление было, мягко говоря, неожиданным. Группа из двадцати человек с копьями и гладко обструганными дубинами вошла в деревушку с севера. Дойдя до того места, которое здесь громко именовалось площадью, они расположились возле источника, утолили жажду и принялись чего-то ждать. У каждого на голове, как и полагается, имела место отличительная красная повязка - здесь-то, в Галилее, им бояться некого, и маскировка ни к чему. Вид у бойцов был довольно мрачный, и это заставляло мирных жителей, остерегаясь неприятностей, обходить группу далеко стороной. А уж если идти по воду, то - не глядя на незваных гостей, вроде бы не замечая их. Ну фантом, ну показалось...

Прознавший о визите зилотов Иуда извлек припрятанную до поры свою красную повязку и, нацепив ее, бесстрашно направился к бывшим "коллегам по цеху", чтобы выяснить цель их визита.

Иуду в "цеху" помнили. Наблюдавшие за происходящим Натан и Фома увидели: лишь Иуда приблизился к сидящим прямо на земле зилотам, те вскочили и с радостными криками принялись его обнимать, хлопать по плечам и по спине могучими ладонями. Потом уселись вместе и долго о чем-то беседовали. Натан даже заволновался: а не переметнется ли Иуда назад, к своим братьям по нехитрому оружию?

Не переметнулся.

Вернулся как миленький, немедленно доложил, что зилоты намерены оставаться здесь до воссоединения с другим отрядом, ожидаемым к вечеру. После того они двинутся в пределы Иерихонские, чтобы примкнуть к силам предводителя всех воинов Вараввы. Что дальше собирается делать такое войско, зилоты и сами не знали, а если бы и знали, то отщепившемуся от стаи волку - ну не другу же! - не сказали бы. Оно и правильно: если ты не с нами, то зачем тебе знать чужие секреты? Меньше знаешь - дольше живешь.

– Неправильная истина, - пробормотал Иешуа, работая долотом: из Магдалы привезли чинить очередную лодку, и Машиах опять превратился в древодела.

Слава плотника Иешуа в Галилее вполне могла посостязаться со славой Иешуа-учителя.

Утерев пот и завязав веревочкой растрепавшиеся волосы, Иешуа. вышел из мастерской, где вкусно пахло свежими стружками, на пыльную улицу с совсем иным запахом. Впрочем, не хуже, но - другим: близкого жилья, дальнего поля, очень дальней воды... Вздохнул полной грудью, сказал:

– Среди этих зилотов есть один... Я его чувствую. Он сегодня должен остаться здесь, в Нацрате.

Вошедшие в роль подмастерий плотника Матфей и Яаков недоуменно переглянулись: опять Машиах говорит загадками. А Иуда прозаично прояснил картину:

– Да, это, наверное, будет Шимон. У него со здоровьем что-то неладное. Кровью кашляет. Они его не хотят брать с собой, боятся, что по дороге ему станет хуже. Но он не желает оставаться, страшится одиночества, говорит, что с ним все в порядке. Лжет?..

"Кифа, приведешь ко мне его?" - Иешуа мысленно спросил Петра. "Конечно! Какие вопросы?" - Петр ответил утвердительно, хотя еще не знал, каким образом он будет действовать. Ну не силой же...

Машиах вернулся к работе: лодку следовало закончить к нынешнему вечеру, к вечеру пятого дня недели, проще говоря - к вечеру пятницы. Иначе все отложится до воскресенья: шабат помешает, суббота, категорически нерабочий день.

Петр внутренне порадовался неожиданно свалившемуся на него пустячному, в общем, заданию. Тем более надо подойти к вопросу творчески. Безделье, тянущееся уже, как Петру казалось, целую вечность, наконец-то, пусть и на короткий срок, отступит. Машиах знал, кому предлагать такое дело. Он видел, как томится Петр, не в состоянии применить себя куда-либо с пользой и толком. Рукопашный бой да, сад и огород - тоже можно, но он же - Мастер...

Но настолько нестандартного подхода Петр не ожидал даже от себя.

Зилоты по-прежнему сидели на площади возле источника. Редкие женщины с кувшинами, боязливо поглядывая на разомлевших от жары звероватого вида мужиков с оружием, торопливо набирали воду и уходили прочь быстрым шагом. И хотя галилеянам вроде бы незачем бояться зилотов, кто знает - чего можно ждать от этих разбойников...

И тут из узкой улочки на площадь выбрался старичок. Дряхленький седой дедушка, каких немало в любом городишке, опираясь на сучковатую клюку, ковылял в сторону источника. Шел медленно, громко шаркая и поднимая тучи пыли. Очень скоро внимание зилотов было обращено на него полностью. Добрые бойцы, вяло перебрасываясь фразами, спорили: споткнется дед, пропашет носом пыль или доберется до воды без потерь?

Дедушка шел очень колоритно. Натужно кряхтя, то и дело роняя свой посох, он через каждую пару шагов останавливался для отдыха, стоял, сгорбившись, потом вздыхал обреченно и отправлялся дальше. Кривые тонкие ноги, украшенные синей сеточкой вен, казалось, сейчас под ним подломятся. Тощие руки судорожно хватались за воздух, помогая удерживать равновесие, когда слабые пальцы в очередной раз отпускали спасительную палку. Дед явно очень давно не передвигался самостоятельно. Наверняка он последние несколько лет обузой для родных лежал в доме, капризничая и скандаля, а вот теперь решил доказать миру, что еще на что-то способен. Дойти до источника, например, и напиться, не прося воды у молодой родни. Но не судьба. На пути попался крупный камень, не замеченный подслеповатым старичком, - он-то и стал причиной нелепого падения в пыль. Дедушка упал как подкошенный, всем телом, даже не попытавшись выставить вперед руки. Может, кстати, и правильно, что не выставил: сломал бы напрочь, Машиах бы не срастил... Дружный смех зилотов стал финальным аккордом комического представления. Все было бы действительно смешно, если бы старик не продолжал неподвижно лежать на земле, не подавая признаков жизни.

– Так и не попил водички! - Громогласная шутка одного из бойцов отозвалась новым взрывом хохота.

Но оный взрыв был потише и покороче: не звери же зилоты, воины они: что смешно, то смешно, а жалкое - жалко.

Тем более что дедушка все лежал.

Тогда один из зилотов поднялся, подошел к лежащему в пыли старику, присел возле него, потрогал. Спросил с опаской:

– Эй, дед! Ты жив?

– Не знаю! - склочно ответил старик.

Зилот от неожиданности даже свалился с корточек на пятую точку. Здоровое оживление в стане зрителей последовало незамедлительно. Напомним: что смешно, то смешно, а что не жалко, то тоже смешно. Дед явно был жив и цел.

– А чего ты валяешься тогда? Вставай, давай помогу.

– Не могу я встать, - голос у старичка был на удивление громким, но скрипучим и визгливым, - в спине что-то сломалось совсем...

– Ну-ка, дед, давай... - Боец попытался поставить старика на ноги, но тот с мощным болезненным криком повис на зилоте, уцепившись за одежду.

Закричал:

– Да больно же мне!

– Что с тобой, дед? - Теперь воин держал старика на руках, как младенца, и с удивлением разглядывал пыльное морщинистое лицо с темными цепкими глазами.

– Не знаю я! Больно. Спина болит.

– Эй, Шимон! А вы смотритесь неплохо! - Остряк из отряда зилотов подал голос.

В самом деле - картинка живописная. Растерянный зилот нежно держит на руках визгливого старика и не ведает, что с ним делать. На землю не поставишь больно. Положить обратно, где взял? Зачем тогда поднимал?..

– Ну и чего мне с тобой делать?

– Неси меня к лекарю, - проскрежетал дед.

– Куда? К какому? Я здесь не знаю никого...

– Куда! К какому! - Дед, несмотря на боль, не утратил способности склочничать, - Ты иди, я покажу. Вон туда, - кивнул в сторону улочки, из которой вышел.

Шимон нерешительно двинулся в указанном направлении, оглядываясь на своих. Но те только смеялись по-прежнему: очень их веселил вид зилота, исполняющего роль сиделки при старике. Точнее говоря - носилок.

– Палку! - заверещал дед. - Палку мою подбери! Едва не уронив не по-стариковски тяжелое тело, Шимон подобрал палку и понес свою ношу, куда она велела. По пути ноша вела себя неспокойно.

– Как. ты несешь? - ворчал старик.. - Я тебе не мешок с мукой, неси аккуратно, а то рассыплешь.

Дошли до небольшого перекрестка. На выбор - три направления.

– Куда теперь?

Дедушка попался говорливый и неконкретный.

– Ты сам-то откуда будешь, зилот?

– Из Каны. А что?

– А что! - опять передразнил дед. - А то, что всякий должен знать лекаря Иешуа из Нацрата! Тем более, в Кане. Два шага отсюда, не слышишь, что под носом делается. Зилот называется!.. Пошли вон туда.

Повинуясь очередному указанию, Шимон потащил старика дальше, узкими проходами между домами. Он уже сам не рад был, что проявил заботу о немощном. Кто же знал, что немощный этот окажется таким склочным и вдобавок тяжелым? И кстати, зачем он перся к источнику, в такую для себя даль? Хоть бы для приличия воды попросил...

Поплутав по закоулкам, вышли наконец к большому дому-с пристройкой-мастерской. По характерным звукам и обилию стружек вокруг пристройки Шимон догадался, что здесь работает древодел.

– Дед, ты куда меня привел? Или ты хочешь, чтобы тебя починил плотник? Построгать или подпилить? Ты решай, решай, я подожду.

– Он еще и шутить умеет, - проворчал старик. - Куда надо, туда и пришли. Хозяева! Эй, хозяева!

На вопль деда из мастерской показался молодой человек. С полминуты, явно недоумевая, смотрел на зилота со стариком на руках, вдруг до чего-то додумался, рассмеялся и исчез. Чуть погодя оттуда же вышел высокий, по пояс голый мужчина с длинными волосами, перевязанными веревочкой, спросил:

– Кого вы ищете?

– Да вот, мы... - начал было Шимон, но дед его перебил:

– Мы ищем Иешуа, знатного лекаря и чудотворца, известного всей Галили! Голос старика был торжественен, хотя и так же склочен.

– А это я и есть, - престо ответил плотник; - Что стряслось, люди добрые?

Шимон, ничего не понимая, разглядывал простого трудягу с мозолистыми руками и явно старался увидеть в нем хоть какие-нибудь мелкие признаки чудотворца. Похоже, ему это не удавалось или он просто не знал, как выглядят чудотворцы. Может, так и выглядят: в стружках и с руками в мозолях от чудес.

Дед не отпускал инициативу из своих трясущихся - тоже, к слову, не без мозолей - рук. К вящему удивлению зилота, он бодро спрыгнул на землю, поправил тунику и, тяжко хлопнув Шимона по плечу, произнес:

– Вот, больного тебе привел, о могущественнейший из чудодеев. Вылечи, не откажи в милости.

– Этот? - с сомнением спросил плотник-лекарь, оглядывая откровенно богатырскую фигуру воина.

– Этот, этот, - закивал дед. - Очень нуждается в лечении.

– Дед, да ты что? - Шимона начинал злить весь этот фарс, да и старикан, оказывается, просто проехался на нем: ведь с ногами у него все в порядке - вон как бодро соскочил! - Ты чего, издеваешься надо мной?

Дед не слушал:

– Болен, болен. Очень болен! Кровью кашляет! Ну-ка покашляй.

Внезапно к горлу Шимона подступила знакомая боль - та, которую он так тщательно скрывал от друзей-зилотов, чтобы его не сочли больным и непригодным для военного дела. Они, конечно, все равно заметили, но Шимон старался не кашлять при них, чтобы они не видели, как он отплевывается какими-то кровавыми ошметками. А теперь боль была нестерпимо сильна, и Шимон, резко согнувшись, закашлял, окропляя землю красными брызгами.

– Вот, видишь? - отчего-то радостно закричал дед. - Он болен...

– Да, теперь вижу. - Плотник огорченно покивал головой. - Будем лечить. Проходи в дом.

Шимон попытался было возразить: мол, ждут его, не может он задерживаться тут, но новый приступ кашля заставил его замолчать и смириться с судьбой.

Шимона положили в доме на топчан, раздели, умыли и дали поесть. Сильный кашель не проходил. Поднялась температура, он впал в забытье и не видел, как заходил в комнату Иуда с командиром отряда зилотов, которые с удивлением и уже тревогой ждали пропавшего на площади возле источника. Командир посмотрел на бойца, с сожалением почмокал губами и приказал оставить его здесь до полного выздоровления, буде таковое наступит. Именно приказал: чего попусту церемониться. Затем он забрал Шимоново оружие, дал хозяйке несколько лепт на содержание больного и ушел. Вечером того же дня отряд покинул Назарет. То ли не дождались однополчан, или как их там, то ли решили объединиться с ними за пределами городка. Военная тактика - дело серьезное, простым крестьянам ее не понять.

А старичок пропал. Про него бойцы забыли в суматохе передислокации, а он о себе и не напоминал. Оно и понятно: ведь этот склочный дед-обманщик существовал только в воображении зилота Шимона и его братков по оружию. Петр, используя свои в общем-то, по его собственному мнению, слабоватые гипноспособности, предстал перед бойцами в образе дряхлого старичка, оставаясь при этом, естественно, высоким, здоровым, плечистым дядькой. Отнюдь не немощным. И Яаков, выглянув из мастерской и увидев, как их друга Кифу тащит на руках зилот в полной боевой выкладке, понятное дело, не смог сдержать смеха. Иешуа оказался в этом смысле крепче, себя не выдал, Кифу тоже. А заставить пациента кашлять целый вечер и ввести в глубокий сон было совсем нетрудно.

За ужином Петр в красках рассказывал о реакции зилотов на скандального деда. Что делает скука! Малейшее развлечение, вернее, отвлечение - и душа спокойна. Мало душе надобно. Вон Петра неподдельно радовала собственная придумка, которой он воспользовался, чтобы заманить Шимона. Буквально: придумано ради смеха. Чего проще было бы откуда-нибудь из-за угла послать мощный гипнотический импульс, и Шимон как миленький пришел бы сам, а его коллеги и не вспомнили бы о нем. Но так ведь неинтересно!

В общем, всем - смех, все довольны. Особенно Иешуа, получивший желаемое. Точнее, желаемого. Зачем ему именно Шимон - это уже вопрос не к Петру.

А наутро Щимон проснулся крайне удивленный и абсолютнс здоровый. По случаю субботы Иешуа не был занят в мастерской и целый день посвятил чтению проповедей зилоту, не забывая обрабатывать его на подсознательном уровне. Делал это он наедине с мнимым больным, никого в комнату не пускал, и к закату солнца у Машиаха появился еще один верный ученик.

В воскресенье поутру в Магдалу пошли втроем. Иешуа вел осла, а Иоанн и Петр шли позади, страхуя лодку, лежащую на повозке. Под тяжестью свежеотремонтированного судна повозка кряхтела и трещала, но Иешуа за нее был спокоен: всю свою жизнь ее помнит, не одна сотня лодок на ней уже перевезена, и еще столько же перевезено будет. Вот только кем? Это уже Петр размышлял о том, что со временем галилейские рыбаки лишатся своего спасителя-древодела, а весь остальной мир приобретет спасителя Христа. Со словом Божьим все будет в полном порядке. Но кто же тогда примется чинить лодки?..

То ли услыхав мысли Мастера, то ли по случайному совпадению, но Иешуа заговорил о том, что в Хоразине живет очень неплохой плотник, который составляет ему неслабую конкуренцию. Да и ближе Хоразин к Галилейскому морю, ближе значительно, нежели Нацрат. Этого человека обучал мастерству Иосиф, отец Иешуа, так что в качестве его работы сомневаться не приходится. Машиах рассуждал об этом без зависти, скорее - с озабоченностью. Видимо, ему тоже было не все равно, кто станет помогать галилейским рыбакам после...

А кстати, после чего?

Петр и Иоанн, конечно, могли бы, наглухо заблокировавшйсь, попробовать обсудить странное настроение Машиаха в мысленном диалоге - вдруг бы да не подслушал Иешуа! Да только делать этого совсем не хотелось. Чудесная погода, длинная, но нетрудная дорога в безлюдной гористой местности, легкий и теплый ветерок, пахнущий и горами и водой (такая вот смесь!), - все это вызывало удивительное чувство единения трех паранормов, трех людей, которые многое если не все! - знают друг о друге. Трех друзей, говоря коротко. И заспинные потаенные беседы неуместны. Сейчас можно обсудить любой вопрос, не шифруясь и не боясь оказаться непонятым.

Петр давно внимательно прислушивался к своим ощущениям, понимал, что этих двоих он, совершенно не колеблясь, может назвать своими друзьями. Братьями, если угодно. Вот ведь - в родном веке никого, кроме коллег и приятелей, не нажил, не сумел, не успел, а за две тыщи лет до собственного рождения пожалуйста, друзья нашлись... В этом времени ему ощущалось - именно так: не жилось, а ощущалось! - явно комфортнее, чем в своем. Спокойнее? Нет, не то, какое тут спокойствие! Скорее - надежнее...

Человек, заказавший Иешуа ремонт лодки, дома отсутствовал. Его сын объяснил, что отец, взяв лодку у соседа, ушел на промысел и, видимо, скоро вернется. А пока можно отдохнуть с дороги и слегка перекусить.

Молодой человек крикнул в сторону внутреннего двора дома:

– Мирьям! Принеси гостям вина и еды!

– Сейчас принесу, - отозвался издалека тонкий женский голосок.

Однако "сейчас" растянулось до четверти часа. В комнату вошла девушка с подносом в руках, нагруженным нежной рыбой, приготовленной на пару, зеленью, хлебом. Переставив все это с подноса на низенький стол, она встретилась взглядом с Иешуа, но не отвела глаза сразу, а пристально посмотрела, улыбнулась и медленно вышла из комнаты, не забыв оглянуться и еще раз подарить Машиаху очаровательную улыбку.

– Славная, - только и сказал Иешуа, принимаясь за еду. Странноватый комплимент, подумал Петр. Давно забытый в его времени, сохранившийся лишь в старых хороших книгах.

После трапезы "славная", убрав со стола, не исчезла, как полагалось бы, а села рядом с Иешуа и, совсем не стесняясь, взяла его за руку и стала расспрашивать о плотницкой работенке, будто бы ей и вправду это было любопытно. Петр и Иоанн, картинно извйнившись, покинули помещение, чтобы не мешать женщине охмурять Машиаха. Охмурять - так Петр подумал. Видно было невооруженным глазом, что плотник понравился незамужней девице, хотя, не исключено, и слава его - не плотницкая, вестимо! - тоже помогала симпатии. Сам же Иешуа, словно и не понимая, в чем дело, а то и не желая понимать, простодушно рассказывал о запахе стружек, о легкости и податливости дерева, о том, как на ощупь отличить тело дуба от тела оливы... Романтика, в общем.

Сидя возле самой воды на перевернутой лодке, Петр подкалывал Иоанна:

– Не понимаю, что она в нем нашла? Взять хотя бы меня - высокий, красивый, в возрасте о пять же. Женщины любят мужиков в возрасте. Или вот ты...

Надо было что-то говорить. О чем-то серьезном - лень, не хотелось, обстановка явно мешала, расслабляла. А так - самое оно. Тем более что Иешуа, как ни странно, не был избалован вниманием женщин к нему - не как к Мессии, а как к обыкновенному мужику. Как к плотнику. А впрочем, что тут странного-то? Обычная история. Богу - Богово...

– Женщины... - только и ответил Иоанн, тяжело вздохнув.

Его Марфа была сейчас далеко, и неизвестно, когда еще он к ней попадет.

Петр услышал, о чем думает друг, и свернул тему, чтобы не бередить душу. Паранормальность, конечно, паранормальностыо, а как дело до любви доходит, так все сразу обычными людьми становятся.

Кстати. Мирьям. Мария из Магдалы. Мария Магдалина? Совпадение или так и случится?.. Было бы логично: интерес юной прелестницы к молодому красивому мужику - это куда житейски понятнее, нежели абсолютно необъяснимая синопсисами верность Марии Магдалины Иисусу Христу...

Вскоре вернулся с промысла заказчик. Худощавый жилистый мужчина по имени Алфей, абсолютно седой, хотя и не старый еще. Поприветствовав гостей, он сразу же устремился к своей лодке и начал пристрастно осматривать отремонтированную красавицу. Казалось - искал, к чему придраться. Не нашел: Иешуа хорошо потрудился. Потом прошли в дом, добавили вина, тут соседи-рыбаки подгребли, и началась обычная мужская посиделка-говорилка-выпивалка. Хозяин не отпускал Иешуа и его друзей, просил остаться на ночь, а утром обещал взять с собой на промысел, испытывать обновленную лодку.

Так и поступили, не стали спорить.

Поднявшись чуть свет, снарядили судно, взяли еды и питья и волоком оттащили лодку к воде. Петр, проникнувшись торжественностью момента, пристойно просвистел еще неизвестный в здешних палестинах туш, нисколько, впрочем, не удивив легкой музычкой окружающих рыбаков, Еще пять минут - и шестеро мужчин гости и хозяин с сыновьями Яаковом и Филиппом - отправились-в плаванье, держа курс на ущелье Гиппос, смутно похожее издали на голову лошади.

Лодка держалась молодцом. Точно пригнанные доски, заботливо вымоченные в хитром веществе, придуманном еще Иосифом для предотвращения течи, были изнутри абсолютно сухими. Алфей не уставал нахваливать мастерство Иешуа. Петру никогда не нравилась эта все-таки восточная манера - преувеличивать хвалу и хулу. Он по жизни не терпел лишних слов, особенно - громких и высокопарных, поэтому, кстати, тесно сошелся с Иешуа и Иоанном, так похожими на него и друг на друга в лаконичности, даже скупости проявления чувств. Сделал - спасибо. Пришел здравствуй. Уходишь - счастливо... Петру чудились в этих излишествах некие потаенные комплексы, он всегда испуганно бежал их. Но тут - что уж поделать! Отечество, как известно, не выбирают, а Галилея теперь была его Отечеством...

Расположившийся на корме Петр молча наблюдал за манипуляциями рыбаков, готовящих снасти и напевающих какую-то специальную рыбацкую песню. К его, Петра, изумлению, Иешуа тоже ее знал и слегка подпевал, помогая, кстати, очень сноровисто, разматывать сети. Долгое общение с рыбацким людом не прошло даром. Но самым удивительным было то, что за все время, что Иешуа находится здесь, в Магдале, никто не заикнулся о его просветительских - божественных! - деяниях. Редкий человек в Галилее не знал об Иешуа-лекаре, многие приходили на Фавор, слушали проповеди, но, видимо, людям казалось комфортнее лично общаться с Иешуа-древоделом. Что сам Машиах думает по этому поводу, было, конечно, тайной. Можно лишь строить предположения о том, что Иешуа не позволяет окружающим вспоминать о его паранормальных талантах. Видимо, имеется на то некая причина.

Лодка отплыла на положенное расстояние от берега, сеть была выброшена, на борту начались приготовления к подъему ожидаемого улова. Петр и Иоанн сразу почувствовали себя лишними, так как, куда бы они ни пересаживались, чтобы не мешать сосредоточенным рыбакам, сразу же именно это место требовалось освободить. Для шестерых лодка в общем-то маловата.

Подогнав сеть к мелкому месту и собрав ее в кольцо, начали поднимать. Иоанн предложил свою помощь, но Алфей вяло мотнул головой и расстроенно сказал;

– Да тут и вытаскивать-то нечего.

В самом деле, сеть оказалась почти пустой. Бились в ней какие-то рыбешки, посверкивали серебром, но такого улова и на обед недостаточно.

Немного посовещавшись, рыбаки решили уходить на другое место. Расправляя парус, Алфей ворчал, что сегодня день неудачный для промысла, что обновленная лодка теперь будет несчастливой, что рыба смеется над ними, и так далее.

В том месте, куда они пришли, их ждало такое же разочарование. Несколько мелких рыбин, запутавшихся в сети, издевательски смотрели на рыбаков и безмолвно разевали рты.

Третья и четвертая попытка тоже не принесли удачи.

Напряжение росло. Если бы Петр и Иоанн могли уйти, они бы ушли, чтобы еще сильнее не раздражать и без того обозленного Алфея.

Шесть часов безрезультатных блужданий по озеру Генесар под безжалостным галилейским солнцем заставили нервничать всех находящихся в лодке. Петр с Иоанном - не исключение. Все это могло бы так и закончиться ничем - неудача и в Галилее неудача, обычное дело, - не потеряй Алфей над собой контроль окончательно.

Пнув ногой борт лодки, он повернулся к Иешуа и зло сказал:

– Это ты во всем виноват, колдун!

Вопросительное выражение лица Иешуа было столь красноречиво, что Алфей счел возможным ответить на незаданный вопрос:

– Да, да, ты! Именно ты! Твой отец сделал мне эту лодку, и первый раз, когда я вышел на ней в море, у меня был огромный улов. После твоих рук она больше не приносит удачу!

Вот ведь милый рыбацкий люд - какое важное значение для них имеют приметы! Если нет улова во время первого рейса лодки, после ее постройки или ремонта, то удачи она не принесет.

– Алфей, я... - попытался мирно возразить Иешуа. Но Алфея несло.

– Ты заколдовал ее! Ты хочешь, чтобы моя семья голодала? Да? Зачем тебе это, скажи, нацеретянин? Твои колдовские штучки известны всей Галили! Так теперь ты захотел их применить против меня?

Он был готов к драке. Даже не драке - избиению обидчика. Вряд ли он, нерослый, но полный силы рыбак, мог предположить, что нечего ему со всеми его мышцами делать рядом с даже внешне отнюдь не хилым плотником. У него рыбацкий багор? Но багор легко ломается от короткого и резкого удара ребром ладони... Да и в стане рыбарей не было единства. Двое сыновей Алфея явно осуждающе смотрели на отца. Петр поймал мысль Яакова: остановить, не допустить драки, нельзя трогать Машиаха... Вот вам и легкое противоречие ранее обдуманному: отнюдь не для всех в Магдале Иешуа - плотник и сын плотника. Для двух молодых парней он именно Машиах, а что лодку славно отремонтировал, так это обычное дело. Машиах - он ведь тоже человек с руками-ногами. И руки, как у всякого человека, должны что-то уметь делать, и, как положено, профессионально уметь. Пророчества и чудотворство к рукам никакого отношения не имеют...

Нормальное крестьянское - или в данном случае рыбацкое - отношение к человеческим функциям. Машиаха должно почитать и даже обожествлять - уж кому как нравится. А хорошего древодела следует ценить и уважать за мастерство - это правило. И кстати, не давать в обиду. Никому. Даже отцу родному.

Петр отметил, что Иешуа не предпринимал никаких действий, чтобы успокоить не на шутку разошедшегося Алфея. Хотя ему ничего не стоило бы это сделать. И для Иоанна и для Петра такая работа - раз плюнуть, а для Машиаха уж и подавно. Но раз Иешуа ничего не предпринимает, то и Петр с Иоанном вмешиваться не станут. Принцип корпоративного невмешательства.

– Послушай, Алфей, - Иешуа заговорил, по обыкновению, спокойно, - я никому не хочу зла. Я не понимаю, о каком колдовстве ты говоришь. Сегодня просто неудачный день для рыбной ловли, вот и все. Не надо кипятиться.

– Ты все прекрасно понимаешь! - перебил Алфей. - Скажи только, зачем тебе нужно, чтобы я мучился? Что я тебе плохого сделал? Почему ты заговорил лодку на неудачу?

Иешуа не отвечал. Он сидел на борту и смотрел в одну точку. Произнеси он одно неосторожное слово - и Алфей набросится-таки на Иешуа с багром. Смешно, конечно, но все-таки неприятно.

– Ты всерьез веришь, что я колдун? - Иешуа вскинул голову.

– Да об этом все знают! - расхохотался Алфей. - Колдун и есть. И выходит, что злой. А со злыми знаешь как поступают?..

Он резко вскинул багор и мгновенно был схвачен сыновьями, прямо-таки спеленут их мощными лапищами.

– Не надо, отец, - спокойно сказал Яаков.

Алфей вырвался из рук сыновей, злобно глянул на них: будет семейная разборка, как не быть. Но - потом, позже, не на людях.

Интересно, как доброе "чудотворец" по обстоятельствам быстро превращается в злое "колдун". Комфубуляция - выдавание желаемого за действительное. Петр с удовольствием вспомнил богатой словечко из лексикона психологов.

– Так вот тебе еще одно колдовство! - неожиданно произнес Иешуа. - Ты никогда не заболеешь, твоя семья тоже будет здорова, в вашем доме не переведется еда и вино, а сейчас ты закинешь сеть и получишь самый богатый улов в своей жизни!

Где логика? - подумал удивленный Мастер.

Видимо, то же самое, но в несколько упрощенном варианте возникло в голове Алфея. Он непонимающим взором глядел на Иешуа, который, произнеся все эти странные слова, вдруг начал перелезать через борт лодки, с явным намерением окунуться в теплое озеро Генесар.

– Что, утопиться решил, колдун? Это правильный поступок! - Рыбак хотел подтолкнуть Иешуа острым багром, но не успел: Машиах спрыгнул с борта.

А Яаков опять перехватил руку отца.

Логика по-прежнему отсутствовала. Видимо, в Галилее ей живется совсем некомфортно.

Ожидаемого плеска воды после прыжка Иешуа не последовало. Напротив, Машиах возвышался над бортом лодки, будто стоял возле нее прямо на воде.

– Все будет так, как я сказал, - тихо произнес Иешуа и начал Удаляться в сторону берега.

Пешком.

Он шел по воде, едва касаясь поверхности ступнями. Как по траве - там, на склоне Фавора. Какая ему разница - что под ногами! Шел обычной своей походкой, с ровной спиной, не размахивая руками. Не оглядываясь.

До берега идти километра три - машинально прикинул Петр, слегка запнувшись на обыденном "идти". Ну да, именно "идти". Он же не плывет, не летит, хотя это и было бы понятней, но он просто идет по спокойному озеру, как шел бы по любой дороге - неторопливо и в то же время целеустремленно.

– Колдун! - только и выдохнул Алфей.

Они провожали его взором до тех пор, пока солнечные блики, танцующие на поверхности воды, окончательно не замаскировали удаляющуюся фигурку, облаченную в светлую одежду.

– Надо бы домой, - нерешительно произнес один из рыбаков, нарушив созерцательное молчание.

– Да, - рассеянно согласился Алфей, - давайте собираться.

– Сделайте, что вам ведено! - Иоанн выпрямился во весь свой богатырский рост и теперь сурово смотрел на Алфея.

– Ты приспешник этого колдуна? - Алфей спросил без агрессии, скорее с испугом - впечатление, произведенное чудом Иешуа, возымело действие.

– Не важно, кто я. Он вам велел закинуть невод? Выполняйте!

Тон Иоанна не терпел возражений. Он был не на шутку рассержен пренебрежительным отношением к Машиаху со стороны неблагодарного магдальского рыбака.

Невод закинули, произвели все необходимые эволюции, и вот теперь уже потребовалась помощь Петра и Иоанна - втроем рыбаки были не в силах поднять тяжеленную сеть. Пророчество Иешуа сбылось: рыба пошла. Да в таких количествах, что буквально через час вся лодка была заполнена живым серебром до самых краев. Еще немного - и судно отправилось бы ко дну из-за перегруза, но, слава Богу, Алфею не отказало чувство меры, и он вовремя остановился. В Магдалу вернулись еще засветло.

Иешуа не стал дожидаться друзей на берегу, забрал повозку и пошел домой. Иоанн и Петр тоже сразу отправились в Назарет, даже не попрощавшись с рыбаками и гостеприимными - в отличие от самого хозяина - домочадцами Алфея.

Выйдя на дорогу, ведущую на запад, они услышали:

"Я жду вас у развилки. Хорошо бы попасть домой до полуночи". Через пару километров стали видны та самая развилка и дерево, под которым притулилась одинокая светлая фигурка. Рядом стоял задумчивый ослик, впряженный в знакомую повозку.

– Нет, вы видали, какой мнительный? Колдун я, видите ли! -Улыбаясь, Машиах показывал рукой в сторону Магдалы. - Лодку я ему заговорил, понимаешь! Без Машиаха даже рыбы поймать не может толком!

Нормально: Иешуа шутит - значит, все в порядке. Значит история с Алфеем не расстроила и не обозлила его, все им сделанное - незапланированный, но очень уместный акт.

Иоанн решил поддержать тон:

– Да! Еще и не заплатил за ремонт!

Машиах вмиг посерьезнел.

– Заплатит. Очень скоро. И очень дорого. Пойдемте, братья, уже поздно.