КАК НАТАЛЬЯ НИКОЛАЕВНА СЪЕЛА ПОЭТА ПУШКИНА

Мало кто знает, что жена поэта Пушкина, Наталья Николаевна Гончарова, была самой настоящей людоедкой. Из-за нее у поэта Пушкина постоянно происходили неприятности. Приедет, бывало, великий поэт в Михайловское, стихи пописать. Вдруг стук в дверь.

Входит управляющий и у порога мнется.

— Ну что там еще? — нетерпеливо поворачивается от стола поэт Пушкин.

— Так что, барин, это, жена, значит, ваша намедни двух мужиков съела.

— Ну каких еще мужиков? — морщится поэт Пушкин, слушая неправильную русскую речь.

— Прохора, пастуха, стало быть. И Егора Трофимова, он в кузне работал.

А тут и сама Наталья Николаевна этаким пушистым котенком ластится.

— Сашенька, Сашенька. Не дашь ли денег на булавки?

— Ты вот что, Наталья, — говорит ей строго Александр Сергеевич, — ты это, кончай такими делами заниматься. Мы все-таки не в Африке живем, а в Михайловском. А если до государя дойдет?.. Тогда что?!..

— О чем ты, дорогой? — дурочкой прикидывается Наталья Николаевна.

— Ты дурочкой не прикидывайся, — Александр Сергеевич ей строго. — Только что управляющий из деревни приходил. Опять ты двух мужиков съела. Ты же в прошлый раз мне слово дала, что с этим навсегда покончено!

— Ну а если мне кушать хочется, — капризничает Наталья Николаевна.

— Мне, может, тоже кой-чего хочется, — отвечает поэт Пушкин. — Но я себя сдерживаю. И ты себя сдерживай!

— Ну хорошо, Александр Сергеевич, — зловеще так говорит Наталья Николаевна. — Хорошо.

И молча — за дверь.

А на другой день — где Александр Сергеевич? Нет Александра Сергеевича...

Искали-искали. В пруду багром шарили. Лягушки — есть. Раки — есть. Великого русского поэта — нет.

Съела.

Это уж потом большевики придумали какого-то Дантеса... дуэль на Черной речке... Чтоб лишний раз царский режим пнуть.

Нет, Дантес, конечно, тоже был. Да только прожорливая Наталья Николаевна его еще раньше Пушкина слопала. Так что убить «солнце русской поэзии» он просто физически не мог.

 

КАК ЛЕТЧИК ПОТАПОВ РАЗБОМБИЛ САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Летчик Потапов не любил пить чай без сахара, потому что жил на девятом этаже восьмиэтажного дома. А тут вдруг в два часа утра, в этакую рань, открывается дверь и входит Маргарита Павловна, уборщица мужского туалета, и начинает дико хохотать.

— Ха-ха-ха, — дико хохочет Маргарита Павловна. — Ха-ха-ха!..

— Маргарита Павловна, — говорит ей летчик Потапов, — что это вы так дико хохочете?

— Да вот, — начинает рассказывать Маргарита Павловна, — иду я по улице и вдруг смотрю — у меня уши пластмассовые.

Хотел Потапов потрогать уши Маргариты Павловны, чтобы убедиться, что она не врет, но тут пригляделся и видит, что это вовсе никакая не Маргарита Павловна, а какой-то мужик с усами и бородой.

— Откуда у вас, Маргарита Павловна, усы и борода? — удивляется летчик Потапов.

— Выросли, — кокетливо играет глазками Маргарита Павловна.

— Что вы чушь несете, Маргарита Павловна, — начинает злиться летчик Потапов. — У баб усы с бородой не растут!

— А у меня выросли! — упрямо стоит на своем Маргарита Павловна.

— Да что вы чушь-то несете, Маргарита Павловна!! — со злостью снова говорит летчик Потапов и как даст Маргарите Павловне кулаком в ухо.

Ухо и отвалилось. Оно ж пластмассовое.

— Ах так, — говорит Маргарита Павловна, достает из своей сумочки вороненый наган и — бах! — бах! — бах! — бах!.. Короче, убила летчика Потапова.

А тут, как назло, телефонный звонок. И голос такой строгий, начальственный:

— По-прошу летчика Потапова! Весьма срочно!!

А Потапов мертвый на полу валяется.

— Хорошо, — отвечает Маргарита Павловна, — счас позову. — И зовет: — Потапов, вас к телефону. Начальство требует!

Делать нечего. Тут уж хоть убитый, хоть не убитый, а раз начальство требует — вставай и иди.

Встал летчик Потапов и пошел.

— Слушаю, — говорит.

— Потапов, — слышится в трубке командный рык, — с вами говорит командир полка. Вы вчера на своем бомбардировщике выполняли учебное бомбометание?

— Так точно! — докладывает летчик Потапов. — Выполнял!

— Ну и куда вы отбомбились? — спрашивает командир полка.

— По учебным целям, товарищ полковник, — докладывает летчик Потапов.

Командир полка минут десять поматерился, потом сказал по-русски:

— ...так вот, Потапов, ты не по учебным целям отбомбился, а разбомбил город Санкт-Петербург, бывшую колыбель революции.

— Да что вы говорите, — ахнул летчик Потапов. — А я еще подумал, что-то учебная цель какая-то странная. Люди ходят. Машины ездят.

— Мда-а, — говорит полковник.

— И много я разбомбил? — интересуется летчик Потапов.

— Да так, не особенно, — говорит командир полка. — Одна бомба угодила в среднюю школу. А остальные попадали на Невский проспект.

— Боже мой, — удрученно сказал летчик Потапов. — И как это меня угораздило.

— Да ты шибко не расстраивайся, — смягчился полковник. — В школе убило только дворничиху, да еще учительницу по рисованию. Директор с завучем, к счастью, остались целы. Ну а на Невском погибло человек тридцать — сорок, не больше. В основном женщины и дети. Так что считай, что тебе повезло.

— Фу-у, — отлегло у Потапова от сердца. — А я уж подумал, что человек пятьдесят угробил.

— Да хоть бы и пятьдесят, — сурово говорит полковник. — Ты же, Потапов, русский офицер! Боевой летчик!! Откуда в тебе это чистоплюйство?!

— Даже и сам не знаю, товарищ полковник, — пожаловался летчик Потапов. — Иногда кошку пнешь сапогом, а потом жалко становится.

— Ладно, Потапов, хватит трепаться, — бесцеремонно оборвал его командир полка. — Я, собственно, вот для чего звоню. Новое стихотворение сочинил. Слушай:

— Здорово, — одобрил летчик Потапов. — Вы прямо как поэт Пушкин.

 

КЛАДБИЩЕНСКИЙ МОГИЛЬЩИК ФЕДОР

И ЕГО БОЛЬНАЯ ЖЕНА НАСТЯ

Жили-были человек по имени Федор и его жена по имени Настя.

Федор был очень умный, поэтому работал на кладбище.

Могилы рыл.

В этом нет ничего странного, ворон тоже мудр, а сидит на отбросах.

А жена у него все время болела.

Народу каждый день помирало много, так, бывало, накопаешься, спину не разогнуть... Придет, значит, Федор с работы голодный как собака. А ужина — нет. Настя опять слегла.

Мечется, мечется, сердешная, по кровати.

— Воды! — хрипит. — Воды!!

Ну, даст ей Федор сырой воды из-под крана. Жена все ж таки.

Настя пьет-пьет. Жадно так, с прихлебом. И по подбородку у нее тоже вода льется, не только в рот.

Один раз... второй... третий... Болеет и болеет Настя. Вот, кажется, совсем уж доходит, завтра помрет...

Нет, не помирает!..

Другие, кругом посмотришь, только и делают, что мрут как мухи. А Настя — нет. Болеет, но живет. Недаром говорится: слабая лучина сто лет коптить может.

Надоело наконец все это Федору. Решил он от Насти избавиться. Стал ждать удобного случая.

А тут как раз помер один профессор. Выкопал Федор для него могилу, а родственники возьми да и откажись от похорон.

Ладно, говорят, пускай уж дома лежит. Квартира у нас большая. Места всем хватит.

А земля в тот день тяжелая была. Глина да камни.

Пришел Федор домой чуть живой. Еле ноги волочит. Ну, думает, сейчас жена ужин приготовит, поем, отдохну...

Хрен попало...

Настя опять больная лежит. Еще пуще прежнего хворает. Мечется по кровати. Вся красная от температуры.

— Воды, — хрипит, — воды!

Принес Федор ей воды из-под крана. Пьет Настя, а сама дышит тяжело-тяжело, как лошадь загнанная. И глазенки блестят.

— Пей, маленькая, пей, — ласково так ей Федор говорит, а сам думает: «А не зарыть ли мне ее в эту свободную могилку?..»

Сказано — сделано.

На другой день воскресенье было. На кладбище выходной. Не помирал никто. Вот Федор и пригласил Настю между могил прогуляться.

Настя сдуру и пошла, ничего не подозревая.

А Федор ей дорожку знай указывает:

— Сюда, милая... Теперь — сюда.

Довел жену до профессорской могилы да и столкнул как бы невзначай. Ну а уж заступ у него еще с субботы был в кустах припрятан.

Зарыл он Настю. Землю подровнял.

По-о-шел веселый!

Приходит домой, а там... Настя. Лежит на кровати вся из себя больная.

— Воды, — хрипит, — воды!

Что за черт?..

Побежал Федор опять на кладбище. Могила на месте.

Вернулся домой.

Настя тоже на месте.

Ладно, думает Федор, раз начал душить — надо душить до конца. Привычка у него такая была: всякое дело до конца доводить.

В следующее воскресенье приглашает он жену Настю в пруду на лодочке покататься. Настя не против.

Завез ее на середину.

— Попробуй, — говорит, — Настьюшка, рукой, дно не нащупывается?

Настя начала пробовать. Рука все глубже, глубже под воду уходит.

— Нет, — отвечает, — любимый, че-то не нащупывается.

Схватил тут ее Федор под коленки да и перекувыркнул через борт.

Настя бул-тых!.. И пошла камнем на дно. Плавать-то она не умела.

...Приходит Федор домой. Настя уже здесь. На кровати с мокрым полотенцем на голове.

— Так че-то тошнит, — жалуется, — словно грязной воды нахлебалась.

«Ну, в рот-компот! — думает Федор. — Что-то тут нечисто».

А Настя старую песенку заводит.

— Воды, — хрипит, — воды!

Дай, думает Федор, я ей вместо воды бензина дам.

И дал. Целую кружку.

Настя выдула кружку, хоть бы что. Тут Федор, не теряя драгоценного времени, ей в рот спичку горящую вслед за бензином сунул...

Настя ка-ак рванет!!!.. Что твой боевой снаряд!!

Федора взрывной волной так в окно и выбросило с десятого этажа.

...Похоронили Федора на том же самом кладбище, где он и работал. В могиле, которую он вырыл загодя. Про запас.

И вот — пригодилась самому.

Жена Настя поставила мужу скромненькое надгробие с эпитафией:

«Котик!

Как много в жизни ты хотел,

Как мало жизнь тебе дала...»

 

КАК Я СТАЛ МУХОЙ

Жил-был я. Однажды я, как обычно, стоял за прилавком своего магазинчика. За окном светило солнце. Под потолком жужжала муха. Все было как всегда. Вдруг дверь отворилась, и в магазин вошел странный посетитель. Вернее, когда он вошел, он не был еще странным. Странным он стал, когда заговорил.

— Я хочу купить сердце, — сказал он.

— Это вам надо пройти в соседний магазин, — посоветовал я. — Мы игрушек не продаем.

— Вы меня не поняли, — мягко возразил странный посетитель. — Я хочу купить настоящее, живое сердце.

— Извините, — ответил я, — но мы таким товаром не торгуем.

— Я хорошо заплачу, — настаивал незнакомец, вытаскивая из кармана толстую пачку денег.

— Но у меня в магазине нет живых сердец, — воскликнул я. — Вы можете купить пишущую машинку, телевизор, наконец коробку спичек.

— Нет, — твердо сказал странный посетитель. — Мне надо сердце. Ваше сердце.

— Мое? — открыл я от изумления рот.

— Ваше, ваше, — спокойно покивал он головой.

— Тогда вы напрасно пришли, — сказал я. — Свое сердце я не продам.

— Я понимаю, — произнес незнакомец. — Задешево не продадите. А задорого?

И он вытащил из кармана еще одну пачку денег. В три раза толще первой.

Я задумчиво поглядел на деньги, лежащие на прилавке.

— Но как я буду жить без сердца? — неуверенно сказал я. — Это же невозможно.

— Возможно, — не согласился со мной незнакомец. — Многие так живут.

И он протянул ко мне руки в черных перчатках. Его пальцы вошли в мою грудь, как в воду. И уже через секунду на его ладонях лежало красное сердце. Странный посетитель достал из кармана грязный полиэтиленовый пакет, расправил и небрежно бросил в него мое трепещущее сердце.

— До свидания, — значительно произнес он и скрылся за дверью.

В груди у меня стало легко и свободно. Я кинулся пересчитывать деньги.

На другой день незнакомец пришел снова.

— Что, — спросил я у него, — хотите купить еще одно сердце? К сожалению, у меня больше нет.

— Зато у вас есть мозг, — с неприятной ухмылкой произнес он.

Я непроизвольно потрогал свою голову.

— Мозг, — прошептал я неуверенно. — Но чем же я буду думать?

— А зачем вам думать? — спросил незнакомец.

— Сколько? — деловито поинтересовался я.

— Не беспокойтесь, много, — сказал он, доставая из кармана три толстые пачки. Потом погрузил свои руки мне в голову и вытащил мозг.

С минуту мы его разглядывали. Честно сказать, извилин было не так уж много. Достав грязный полиэтиленовый пакет, странный покупатель бросил туда мой мозг и удалился.

Я тут же пересчитал все денежки. Их действительно оказалось очень много. Теперь не только в груди, но и в голове стало легко и свободно.

На третий день я уже ждал таинственного незнакомца. И он не обманул моих ожиданий. Явился.

— Здравствуйте, — сказал он. — Как поживаете?

— Прекрасно, — ответил я. — Больше никакая ерунда в голову не лезет. А вы хотите еще что-нибудь купить? — с надеждой поинтересовался я.

— Правую ногу, — коротко бросил незнакомец.

У меня от удивления отвисла челюсть.

— А я что же, буду на одной ноге прыгать?

— Зачем вам прыгать? — пожал он плечами. — Стойте на одном месте.

Странный покупатель уже доставал из бумажника деньги.

— Вы и мертвого уговорите, — сказал я и, махнув рукой, добавил: — А, гулять так гулять!! Берите обе ноги!!..

Короче, в скором времени я продал ему все: руки, ноги, туловище, печенку, селезенку и даже мочевой пузырь... Непроданной оказалась только голова без мозгов, лежащая на прилавке. Ну, с ней он даже и разговаривать не стал, просто кинул в грязный полиэтиленовый пакет и ушел.

В магазине осталась одна лишь душа.

Каково же было мое удивление, когда странный человек на следующий день явился вновь.

— Вы хотите купить душу? — спросил я.

— Зачем мне ваша душа? — презрительно скривился он. — Дайте лучше коробок спичек.

— Чем же я вам его дам? — удивился я. — Руки вы у меня еще на прошлой неделе купили. Берите уж сами.

Незнакомец взял спички и неторопливо закурил.

— Хотите стать мухой? — неожиданно предложил он.

— Мухой? — переспросил я.

— Ну да, — кивнул странный человек. — Будете тут летать вокруг лампочки. Жужжать. Ну-ка, пожужжите немного.

— Жжжжжжж, — пожужжал я.

— Вот видите, как у вас хорошо получается, — небрежно похвалил он меня.

Так я стал мухой.

 

ДУРАК ЕМЕЛИН

Жил на этом свете дурак Емелин. И решил он жениться. Дело было так. Шел он по улице и увидел на подоконнике пятого этажа разноцветную бабочку. Вернее, бабу. С поэтическим именем Любенька. И сразу же решил на ней жениться. Любенька не против.

— Давай, — говорит. — Только вначале зайди ко мне в гости. Посмотришь, как я живу.

Зашел дурак Емелин. И в ту же секунду угодил в паутину. Дело в том, что вся квартира была опутана липкими нитями, да не тонкими, а с добрый корабельный канат каждая. А под потолком, в углу, сидела распрекрасная Любенька, руки-ноги враскорячку, и этак зловеще ухмылялась. Ни дать ни взять паучиха!

— Ни-че-го се-бе! — поразился дурак Емелин такому повороту событий.

А Любенька уже по паутине спускается, норовя вонзить в емелинскую сонную артерию свои ядовитые челюсти. Хорошо хоть одна нога у Емелина свободно болталась. Он ею как даст! Любеньке в выпученный живот! А пока она в себя приходила, кое-как высвободился и бе-жать поскорей!

Впрочем, Емелину (как и положено дураку) эта история впрок не пошла. И двух дней не минуло, ему опять хочется жениться.

На сей раз познакомился он с Аленушкой. Девушкой симпатичной, в очках. И пригласил ее в кабак.

— Не желаете ли мое сердце? — этаким фертом подкатывает.

— Сердце я не желаю, — отвечает Аленушка. — А вот от печеночки не откажусь.

Тотчас явилась жареная печеночка с картошечкой. И Аленушка жадно набросилась на еду. Ест-ест, а у самой изо рта слюни капают. Прямо на белоснежную скатерку. И там, куда капли попадают, дыры образуются величиной с кулак.

Пригляделся дурак Емелин к девице повнимательней и увидел, что язычок-то у нее на конце раздвоенный. Тут до него (несмотря даже на то, что он дурак) сразу и дошло, что перед ним ядовитая кобра!

А Аленушка тем временем над столом длинную шею вытянула и говорит ласково:

— Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш...

Дурак Емелин, конечно, ноги в руки и опять бежать!..

...После таких сюрпризов ему как-то враз и жениться расхотелось. Вот так невесты пошли, думает, одна пауком-мужеловом оказалась; другая — очковой змеей. Неужели уж совсем хорошей девушки в России не сыскать?.. Только он это подумал, глядь! — навстречу идет хорошая девушка. В коротенькой черной юбочке (из-под которой белые шелковые трусики виднеются), в косметике, без лифчика, но с сигаретой... другими словами, настоящая русская красавица!

И зовут ее Варенька! И квартира у нее в центре! И ест она мало!..

Короче говоря, очень скоро настал такой момент, когда дурак Емелин лег на пол и сказал:

— Любимая, вытирай об меня ноги.

Вареньку не пришлось долго упрашивать. Вскоре они обвенчались. И стали жить да поживать... Новоявленная супруга дала Емелину ласковое прозвище — Чубчик. О-очень оно ему понравилось. Бывало, по утрам Варенька зовет:

— Чубчик! Чубчик! Пошли скорей гулять!

И дурак Емелин радостно бежит на зов любимой. А с гулянья придут, Емелин сразу же к своей персональной мисочке несется, поесть... Все бы хорошо, одно плохо: нет в квартире зеркал. Вот нет-таки, нет! Ни тебе побриться; ни просто так покривляться.

И вот однажды (после обильного дождя) взял дурак Емелин да и заглянул в лужу на асфальте. И... остолбенел! Из лужи на него смотрела белая собачонка. С розовым бантиком на шее.

Прибежал Емелин домой и говорит:

— Варенька, почему ты мне не сказала, что я превратился в болонку?

— Ну так не в дворнягу же, — пожимает плечами Варенька.

— Ты как-то странно вопрос ставишь, — начал нервничать дурак Емелин. — Что значит не в дворнягу?! Я стал собакой. Понимаешь, собакой!

— Ну и что? — все еще никак не может понять Варенька. — Я же тебя кормлю?!

— Ну, кормишь.

— Гулять вывожу?!

— Ну, выводишь.

— Что тебе еще надо?!

— Но я же человек!! — заорал возмущенный Емелин.

— А мы никому об этом не скажем, Чубчик, — почесала ему за ушком Варенька.

Емелина до того разозлил этот жест, что он взял да и цапнул любимую за ляжку.

— Взбесился! — завизжала Варенька и вышвырнула дурака Емелина вон из дома.

И стал наш Емелин с тех пор жить на пригородной станции. Под платформой. (Вместе с другими бездомными псами.) А питаться на помойках. Никто же не виноват в том, что ты дурак.

 

МЕЧТАТЕЛЬ ЗАБОРОВ

Мечтатель Заборов любил летать над землей и мечтать. Сосед мечтателя Заборова, отставной полковник, который видел всех насквозь, не одобрял этого.

— Нечего тут летать, — говорил он. — Работать надо.

А мечтатель Заборов все равно летал. Он парил над землей, как птица.

И очень часто, в порыве восторга, кричал вниз: «Люди, я вас люблю!»

Но люди все были типа соседа-полковника. Увидев парящего мечтателя Заборова, они кидали в него камни, стреляли из охотничьих ружей, пытались как-то вернуть его на землю.

А однажды, когда мечтатель Заборов пролетал над военной частью, в него дали очередь из автомата.

— А ты как думал, — говорил ему сосед-полковник, который видел всех насквозь. — Каждый советский человек в душе чекист. Летаешь тут безо всякого разрешения. Непорядок. А если все летать начнут? Кто работать будет?!

С тех пор мечтатель Заборов больше не летал.

— Молодец, — хвалил его сосед. — Теперь тебе надо на работу устроиться. И начать приносить пользу обществу.

Но мечтатель Заборов не стал приносить пользу обществу. Он стал ходить в городской парк, лежать там на лужайке и смотреть, как по небу плывут облака. Но и это продолжалось недолго. Как-то раз к нему подошел милиционер.

— Вы зачем тут лежите? — спросил милиционер.

— На небо смотрю, — ответил мечтатель Заборов.

— А зачем смотрите? — спросил милиционер.

— Просто так, — отвечает мечтатель Заборов.

— Пройдемте, — сказал милиционер.

В отделении милиции на мечтателя Заборова составили протокол и оштрафовали за хулиганские действия в общественном месте.

С тех пор мечтатель Заборов больше не лежал на лужайке и не смотрел на облака.

Наступила зима. Мечтатель Заборов шел по грязной улице и смотрел себе под ноги. Чтобы не упасть. У гостиницы «Интурист» он неожиданно встретил свою подругу детства и первую любовь, Наденьку. Когда-то они вместе ходили в детский садик.

Теперь Наденька работала валютной проституткой. Она пригласила мечтателя Заборова в шикарный ресторан.

— Все летаешь? — спросила она, попивая шампанское.

— А помнишь, — заулыбался мечтатель Заборов, — как мы с тобой валялись в снегу. Такие огромные белые сугробы.

— Нет, — сказала Наденька. — Не помню.

— А летом ходили на речку. Ты еще у рыбака выпросила рыбку и отпустила ее.

Наденька ничего этого не помнила.

— А я теперь стою триста долларов, — похвалилась она.

Мечтатель Заборов робко дотронулся до ее руки. Душа его обливалась слезами.

Когда мечтатель Заборов пришел домой, сосед-полковник, который видел всех насквозь, сразу увидел его душу.

— Что, опять слезами обблевалась? — насмешливо спросил он.

— Я сегодня полечу, — тихо сказал мечтатель Заборов.

— Ну и дурак будешь! — громко сказал сосед-полковник.

Но мечтатель Заборов все равно полетел. Он летел над ночной страной и мечтал: «Как было бы хорошо, если б все люди научились забирать друг у друга боль. А взамен делиться радостью».

Мечтатель Заборов так размечтался, что не заметил, как навстречу ему летел истребитель-перехватчик.

В кабине истребителя-перехватчика сидел военный летчик. Его кодовый номер был «девятнадцатый».

— Вижу цель! — передавал «девятнадцатый» на командный пункт.

— Уничтожить! — скомандовал командный пункт.

— Есть уничтожить! — принял команду «девятнадцатый».

И уничтожил мечтателя Заборова. Ракетой типа «воздух — воздух».

 

ВЕДЬМА АННА

В стародавнее времечко жил один мужик по имени Фрол. И вот пришла ему пора жениться. А на ком, не знает. Девиц вокруг хоть пруд пруди, да не одна ему не глянется. Вот беда-то! А рядом в соседней избе жила-проживала самая настоящая ведьма. Противная такая старуха. Анной Петровной ее звали.

— Женись, — предлагает, — на мне.

— Дак ты ж старая, — Фрол изумляется. — Тебе ж помирать не сёдня-завтра.

— Правильно, — отвечает Анна Петровна, нисколько не споря. — Так вот, как помру я, ты меня через пару недель выкопай. Посмотришь тады, кака я старая.

И дня не минуло — померла ведьма. Схоронили ее. Прошла пара недель. Фрол думает, дай-ка для смеху схожу все ж на кладбище, выкопаю Анну Петровну.

Взял заступ. Пошел. Выкопал.

Землицу с гроба ладошкой счистил, топориком подковырнул крышечку — ба-а-тюшки-светы!! — вместо противной старушенции прекрасная девица лежит, годков осьмнадцати с половиной.

Открыла она светлы очи и говорит голосом ведьмы Анны:

— Ну что, касатик, убедился? То-то же!

— Господи, спаси мя и помилуй, — Фрол мелко-мелко крестится.

А Анна Петровна — красна девица — звонким смехом разливается:

— Да ты Бога-то, Фролушка, всуе не поминай, не поминай!.. Все ж гораздо проще. Здесь, под кладбищем, время в другую сторону движется. И не в пример нашему, в сто раз скорей!.. Эх ты, мужичок с ноготок, темный, как подвал!

Короче говоря, пошли они в церкву. Обвенчались. И стали жить в ведьминой избе.

...Прошло двести лет.

Ведьма Анна за это время раз пять, наверное, помереть успела. То под несущийся конский табун угодит, то журавель у колодца обломится да по голове ее трахнет, то в пруд пойдет купаться и утопнет... Неугомонная прямо баба какая-то. Фрол же, не в пример ей, прожил эти годы спокойно и размеренно. И нисколько даже не изменился. Как был двадцатилетний детина со смоляными волосами, так им и остался. Дело в том, что в ведьминой избе время вовсе не двигалось. Ни вперед, ни взад. Анна Петровна хоть по редкости во двор выходила — то да се, коровенку подоить, яички из-под курочек забрать... А Фрол си-и-дит себе сиднем. А зачем выходить? И так хорошо. Поплевывает себе в кота для развлечения. Анна Петровна, глядишь, дров наколет, печку растопит, щей наварит. Фрол эти щи умнет и спать завалится. А она его, сонного, еще и ублажает по-всякому. И так трется, и этак трется. А Фролке хоть бы что, спит себе, посапывает. Потому как, говоря современным языком, ведьма Анна в сексуальном плане его не возбуждала. Ну вот ни на столечко у него на нее не стоял!.. Между тем тридцатые годы наступили, двадцатого столетия. Сплошной грабеж по Руси пошел! Другими словами, сплошная коллективизация!! Вскоре и в ихнее село приехали комсомольцы-добровольцы раскулачивать кулаков-мироедов. Верховодил ими, как водится, комиссар. Вернее, комиссарша по имени Дуняша. В красном платке, на манер пиратского повязанном, и с огромным маузером на крутом бедре.

— Та-ак, — сказала она, входя во двор к ведьме Анне Петровне. — Ну что, товарищ, добровольно всю живность в колхоз отдашь или как?..

А уж комсомольцы-добровольцы, ответа не дожидаясь, корову из коровника выводят.

— Не тронь буренку! — отчаянно закричала Анна Петровна. — Бога на вас нет, окаянные!

А Дуняша — ну прям огонь-девка! — без лишних слов маузер потянула с крутого бедра да и всадила ведьме пять пуль промеж глаз. Одну за одной! одну за одной!!.. Правильно, нечего тут контрреволюцию разводить... Впрочем, Анне Петровне к этому времени снова девятый десяточек шел, так что и до естественной смерти было недалече.

Ну что ж, схоронил Фрол свою половину в шестой раз. И сразу же в колхоз записался, от греха подальше. А Дуняша сделалась председательшей этого колхоза. И представьте себе, приглянулась она Фролу, как никто другой; можно сказать, полюбил он ее за истинно русский — взрывной! — характер: чуть что не по ней — получай пулю в лоб!! И Дуняше Фролушка тож полюбился. Да и правду сказать, парень он был хоть куда: молоко с кровью!.. вернее, кровь с молоком!.. Вскорости и комсомольскую свадьбу справили. Ну а чтоб по селу лишние разговоры не велись, Фрол хоть и по редкости, но женину могилку навещал. Придет, бывало, под вечер, когда никого уж нет, и разговоры разговаривает.

Та ему из земли:

— Выкапывай меня. Пора уж.

А он ей:

— Рано, мол, еще. Хочу женушку помоложе.

А она ему:

— Дак мне и так ужо шашнадцать годков. Куда моложее?

А он ей:

— Ты еще маленько полежи. Тебе ж лучше. Дольше проживешь.

...А вскоре по селу слухи поползли один чернее другого. Будто по ночам на кладбище младенчик плачет-заливается. Не иначе, нечисть завелась... Дуняша, как председательша, тут же проворно пресекла эти буржуазные предрассудки. И в порядке антирелигиозной агитации приказала все кладбище трактором вспахать и засеять гречихой. А вновь поступающих покойников возить в райцентр. На съедение... ой! на сжигание.

Вот так Фролка от своей ведьмочки избавился и на комиссарочке подженился... Впрочем, у этой обыкновенной истории достаточно необыкновенный конец. Дело в том (вскоре выяснилось), что Дуняша не могла иметь детей. Потому как, когда Перекоп брала и Сиваш-реку вброд переходила, застудила придатки. И вот тут-то Фрол выказал истинно русскую смекалистость. Не долго думая, вырыл с колхозного поля первую жену, которой, кстати говоря, до полного исчезновения всего ничего оставалось, и они с Дуняшей записали ее как своего первенца. И назвали Анну Петровну модным по тем временам имечком — Владимир Ильич! И... и зажили себе во всяческом счастии и благополучии. В ведьминой избе, где время стояло. Наверное, и до сих пор там живут.