«Время движется...»
* * *
Время движется в змее непрерывным течением ее тела. Не шаги, не вращение колеса — еле заметные волны под шершавой кожей и такой же волнистый след. Ахиллес не догонит черепаху — догонит змея, не делая ни малейшего усилия, пребывая и ускользая в каждой своей точке. Время все вмещает в себя, и змея знает все. Она проталкивает себя через узкие пути и бьет внезапно и точно. Голос ее чешуек — шорох пересыпающегося песка.
Время отдыхает, свернувшись в улитке. В ее спокойной мягкости оно видит сны. Самые спокойные из них — под водой, поэтому морские ракушки — самые красивые. Сгустки времени разбросаны по морскому дну, по виноградным листьям, по страницам, прячась в «о» и выдвигая рожки «у».
Когда змея и улитка встречаются, они молчат. Разговор бодрствующего и спящего невозможен. Змея знает улитку, как и все другое. А улитка часто видит змею во сне — вместе со всем ее знанием. Поэтому они улыбаются и ползут каждая своей дорогой.
«Она не любит тараканов...»
* * *
Она не любит тараканов, живущих в его квартире, и он предлагает им уйти. Раньше он кормил их, учил читать и писать, они несколько недоумевают, но уходят, все до одного.
Он ходит по квартире и иногда издает вздохи, которые могли бы вытянуть все кишки у селедки. Он думает, что тоскует по ней, на самом же деле ему не хватает тараканов. Интеллигентные существа, индивидуалисты с большим чувством собственного достоинства, не то что муравьи какие-нибудь. Энергичные и динамичные. И неправда, что они холоднокровные — они сухие, как деревянные щепочки. Честное слово, вы только потрогайте. Они связаны с темнотой, а это время — мудрое и теплое.
«Да, ковер-самолет...»
* * *
Да, ковер-самолет — это погано. Пыльно, шершаво как-то, вниз ни черта не видно. Плохо управляется. Моль его жрет, ниток на починку не напасешься. И вообще он при полете так противно под тобой изгибается...
Что до больших самолетов, я вообще не уверен, что они летают. Загоняют людей в салон, запирают покрепче, а потом быстренько меняют название на здании аэровокзала, газеты в киосках, пару-тройку домов в городе переставят — выпускают пассажиров обратно и говорят: «Иркутск».
Маленькие самолеты летают быстро, куда ты хочешь, и крутить бочки и мертвые петли на них, наверное, здорово. Но они такие жесткие, так прошибают, перемалывают, царапают воздух, недаром в кожаной куртке пилота есть нечто садистское.
Метла — это отлично! Удобно, компактно, экологически чисто. Можно подмести и точку старта, и пункт приземления. Изготовляется быстро и из легкодоступных материалов (не то что ковер). Вертикальные взлет и посадка — очень хорошо в городских условиях. Надежна (кто когда видел ведьму с парашютом?). Самолет на ней, правда, не догонишь, но даже и в воздухе, наверное, слишком торопиться не стоит. Однако я не уверен, могут ли ею управлять мужчины.
Я летаю просто так, без ничего. При этом приходится делать некоторые движения руками, как при плавании брассом, но это скорее для разгона или для изменения направления, и это не тяжело. Полет не слишком быстрый, зато ни от чего не зависишь и можно летать в любой момент. К сожалению, руки должны быть свободными, и много с собой не унесешь, разве что легкий рюкзак. И в дождь промокаешь — с зонтиком летать очень неудобно. Самое досадное — что никого с собой взять не можешь... Если, конечно, человек сам летать не умеет.
«Между домов...»
* * *
Между домов проплывают медленные рыбы. Они заглядывают в окна и шевелят мягкими губами. Ночью они иногда сплываются на свет лампы. Если повернуть выключатель, они еще долго чувствуются там, в темноте. В комнаты никогда не заплывают. Их корм — опавшие листья, вот почему рыб больше всего осенью, а к декабрю, когда начинается снег, листьев на земле почти не остается. Черные, коричневые, серые рыбы гладят друг друга бархатными боками. Им незачем разговаривать.
А на вешалке живет Пушкин, за батареей — Гоголь, в ванной — большой мохнатый кокосовый орех. Он мечтает доплыть до Гималаев, но даже Достоевский из ящика с инструментами не может помочь ему. Иногда из-за дивана хмозенует кульгавый хмыз, гро лапоулится ю олулеет бурдано. Ты повторяешь: «Милейко, почайка, варушка», — и снова подходишь к окну.
Между домов проплывают медленные рыбы.