Из цикла «КЛАПАНЫ»
РАЗОЧАРОВАНИЕ
По металлической лестнице громыхают шаги. Стуча зубами от ужаса и волнения, житель отворяет дверь.
Входят двое убийц.
Житель беспомощно ждет.
— Вы даже не пытаетесь сопротивляться?
— Перед лицом смерти это бесполезно.
Убийцы в недоумении уходят.
ТЕНЬ И ТЕЛО
Летом, спасаясь от духоты, наша семья спала в коридоре, т. е. в некотором смысле, переселяясь на дачу, уезжала в деревню. Наступила ночь, и я собираюсь спать.
Разумеется, все в сборе, но я знаю наверняка, что брат здесь же.
...И раз я в нашем бугурусланском коридоре, значит, юноша.
Однако происшествие мыслимо только десятки лет спустя — за границей.
И вот, уже не имея физической возможности видеть, чувствую, что через коридорную дверь, отворенную во двор, кто-то подошел к затворенной двери в дом.
Благодаря каким-то предметам, ящикам или корзинам, выступающим колонной, тьма в этом месте кромешная, но я уверен, что там кто-то стоит.
И даже знаю кто.
Это девица, и познакомился я с которой, и умерла она — за границей. Она состоит из черно-серого пепла.
Я бросаюсь к ней и хватаю за плечи, закутанные в толстую вязаную кофту.
Она всем существом, в крайнем отчаянии и горе, приникла к двери и с того мгновенья, когда я схватил ее, еле слышно начинает рыдать, произнося: «Я несчастна, глубоко несчастна!»
Я и беспомощен и холоден, так как она пепел.
(Увлечь ее на постель, овладеть ею, объявить родным.)
...Но в это время возникает другая, виденная всего несколько дней назад, — во всем блеске и пламени жизни стремящаяся украсить мою старость.
УЛУЧШЕНИЕ РАСЫ
— Ваше здоровье!
— Спасибо! Теперь выпьем за ваше.
— За здоровье ваших родителей.
— Пожелаем того же и вашим.
— А штоби и уси ваши дитки бувалы здоровэньки!
...И в похвальном стремлении улучшить человеческий род допились до белой горячки...
ПЕСНЯ ВО СНЕ 14.6.1964
Мы на табуретах в середине небольшого пространства, пересекаемого электрическими горизонтальными светами.
И окружены отрезками материй, сливающихся, растворяющих ее в освещении.
Сидим спиной, почти касаясь друг друга.
Между нами лежит скомканное, немного прикрывшее нас мое синее, теперешнее нейлоновое пальто.
Но Елена уже не моя, а братнина.
Им нужно уходить, и они исчезают.
Выхожу и я — на наш бугурусланский большой двор.
Ночь охватывает меня тревогой и страхом.
По двору, заросшему травой, направляюсь к калитке.
А около нее большой продолговатый неплотно связанный узел.
Начинает раздаваться музыка радио.
Я прислушиваюсь и нахожу маленький металлический аппарат под узлом.
Он принадлежит брату.
Стою между деревянным забором и дощатой стенкой нового барака и вижу, что по траве начинают катиться в мою сторону слабые волны света глухого фонаря.
От страха лишаюсь голоса.
Два приближающихся человека шепотом обменялись воровской фразой.
Я делаю два-три шага, чтобы выйти из-за угла, и вижу, что барак ярко освещен изнутри.
Хочу постучать по стенке, но рука не повинуется. Объятый ужасом, я выныриваю на поверхность.