Вишнёвой кожицей Дразнит она меня, И с милой рожицей Ведёт меня, маня, И лабиринтами, Где нет меня давно, И плачет рифмами Моё в ночи окно. Я слышу, мамочка Зовёт меня домой: — Моя черешенка! И дразнит домовой. А мать моя — в дверях, Святая, вешняя, И вновь меня зовёт: — Моя черешня! И я бегу домой, Коленки сбитые. Берёза мне в окно Стучит забытая… И солнце — мне одной, И вкус зари — парной, Как было всё давно! Горит в ночи окно…

Я сегодня вышел ночью Голубой, Парижской ночью, Как простой российский мальчик, По Мон-Мартру погулять, Тратил баксы, в небо-евро, Олигарх, но не из первых, Да, и жизнь моя не стерва, Вообщем, очень удалась!!! За — российские квадраты, Это — нищие пенаты, Очень жаль, что стонут нервы О земле моей… Не первый Я в России олигарх! День-деньской ворую, стерва, Ночью даже нет покоя, И совсем я ведь не первый Я в России — олигарх! Мне путаны моют ноги, Ах, мои в Париж дороги, На Канарах вышли сроки, Ах, и жизнь всё ж удалась!

Мы танцуем на этом балу Одинокие белые люди, Только бог нас, наверно, рассудит, Только честь нас, наверно, погубит. Вновь идём мы на бал-маскарад И заранее знаем ответы, Что душа попадёт наша в ад, И земля отомстит нам за это, Позабудет… Нас случай продаст, И погубит, как гнев безрассудный, Ни за что нас на плаху отдаст, На алтарь, в сон земли беспробудный.

А чёрные пряди лианой Упали на плечи, скорбя, И тело твоё бездыханно. Исида -  богиня,земля. В песках чужеземного царства Стояла на троне, моля, Богов всех. Её государство, Египет — родная земля. Блистала умом и рассудком, Ещё красотой неземной. Её колесница, как будто, Сегодня промчит по Тверской. Змея ядовитая в кубке Свернулась клубком, в этот путь, Слегка улыбаясь, как шутке, Змею положила на грудь. Смогла ли ты быть покорённой? Могла ли рабынею стать? Смогла ли жить средь невольниц? Царицей ты шла умирать… И только душа неприступна, Смотрела она с высоты… Земля воссияла, как будто, Во славу её красоты.

Прохожий, привет и стучат каблуки, Куда ты бежишь, очарованный странник, Не смотришь вокруг, и тебе не с руки, Не может замедлить свой бег сей избранник. Избранник богов, homo sapiens, век, Пророк неусыпный, и топится снег, Куда ты бежишь, так спешишь, человек?

На оттепель был не похож тот день, Гулаг не пал, как чёрный каземат, И палача крадётся тень, Россия не поднимется с колен, И синеву души ломает град. Не говори и не пиши, не пой, И за кордон уйдёт душа поэта, Не слышит день хрустальный перезвон, И умирает за границей где-то. Глубоководная, и не достать до дна, Я падаю на землю, как на плаху, Он разбудил Россию ото сна? Душил он жизнь в смирительной рубахе. И нет у них калёных прутьев, розг, И в плоть на дыбе не втыкают спицы, Нам скальпелем крошили мозг И выпускали с пустотой в глазницах.

Иду я наблюдать любви сей крах, В глазах же всех мужчин я стала краше, Я выбелила прядь, ресницы взмах, Набила грудь пластическою массой. Я вижу взгляд, взметнулся он на холм, Вздымался тот под тонкой тканью ситца, Я на ловца иду, блестит мой горн, И зацеплю я этого тупицу. Колышется моей одежды креп, Потасканный, ленивый сластолюбец, Тебя презрев, я ухожу, а шлейф Моих духов тебя во сне погубит.

Меня вам не дано понять, И не задался день усталый, И выбилась седая прядь, Пишу я стих свой запоздалый. А в карусели круговерть Нас разлучила суеверно. Другою стать, ты мне поверь, Я не смогу, и это верно. А нам разлука разнесла Свои подарки очень щедро, И разговоры всё плела И всуе-,всуе- и неверно. И мы уже, как две реки Впадаем в океан безбрежный, Я не погибну от тоски, Желаю вам остаться прежним.

Были б роскошны Цветы на мимозе, Жёлтые слёзы… Хрупкость и вечность, Весеннего праздника счастье, Недолговечность… И снова закружит несчастье. Загнанным светом Мимоза мелькнёт И проснётся, Грустная песня, Наверно, сегодня поётся Там, в закоулках Её исстрадавшейся плоти. Жизнь бы вернуть, Но её не воротишь. Словно святая страда, В белом солнце пустыни Нас унижают… Любя? И всегда, и поныне… Как оскорбила судьба, Косы мне подарила, Но не любила меня, Ох, меня не любила. Словно несчастья времён, Все сошлись воедино. Только страдает за всех Их душа Катерина.

А ёлка всё стоит в углу, Забытая, блестит убранством. Душа болит непостоянством, И призрачно всё наяву. А я с искусственной улыбкой Смотрю на мир наш очень зыбкий, В мираж блистающий стекает, И забываясь, обрекает… За кисть еловую цепляет, На свалку дней её бросает. А рядом день бездушный бродит, Стихами мучит, рифмы водит На эшафот… И безъязыка, И непонятна всем музыка.

Мне бы разжечь этот свет в белой роще, Только шептались вокруг, Жить надо проще… Проще никак не могу, Жить я проще. Без остановки бегу. И полощет Ветер в моём Белом дне Эти грусти… Пусть же меня Белый свет Никогда не отпустит…

Покрылись льдом мои глаза, Я не ревную, не кричу, И в доме нашем — тишина, И ты молчишь, и я молчу. И оторвав от твоих губ Своей улыбки чёрный струп. Но что же я в тебе нашла? И ревностью душила мгла. А ракурс я взяла другой, И разглядела, мальчик мой, И не нашла искринки той, За что любила, Анти-ной? Зачем ждала, смотрела вдаль? Лелеяла свою печаль, Не равен был моей любви, Как низкопробностью судьбы. Ты мотыльком летел в мираж, И чёрным снобом на кураж, Что я нашла у жизни той, Не разглядела, мальчик мой. И ледяны мои глаза, И равнодушия стезя. Спрошу себя я в сотый раз, Как поддалась на этот сглаз.

Наивно думать и смешно, И что же боле… Сегодня утро вновь пришло И я доволен… И через сорок лет Мытарств Стою на крыше… Куда уйти от этих царств Об землю? Выше? За мной лежит мой Рубикон, В чехле все стрелы… О, царства! Не один закон, Как переделать?

Мигнёт мне фарами такси, Душою болен я… Тоски Не вычерпать… Куда-нибудь Вези… Про деньги позабудь. Ты тормозни, наверно, здесь, Где тридцать лет назад я жил, И тут я нёс свой жизни крест, И над судьбою ворожил. И вновь вернулся я сюда, Как стар подъезд, ступеней нить, Берёза выросла моя, Успел её я посадить. Я на семи ветрах стоял, И разрывал мне сердце ветер, И за судьбу я был в ответе, Сказал мне старенький причал. Обласканная суетой, Текла река моя с печалью, Печальна жизнь, и предо мной Была когда-то светлой далью. И я виски свои сдавил, Боялся… Разорвёт их грусть, Под пылью времени забыл, Что юности мне не вернуть.

О, весна, а я глаза закрою, Радость принесёшь или обман? Ничего я от тебя не скрою, Подходи, бери… Сегодня пьян Тем хмельным… Рассудком не поверишь… Я нашёл в тебе, весна, изъян, Был я родине судьбою верен, А она избила меня в хлам. Я опять свои глаза закрою, Ты мне раны в сердце береди, Я сегодня вышел из запоя, Где строка моя? Наверно, спит?

У мишуры-обвитие петли, И ничего не скажешь, Не рассудишь… И хлеба никогда Не даст взаймы, С недобрым сердцем Вновь обманет скупость. И внешний блеск, И пустота в глазах… Зачем пускает Серпантин свой грубый? С таким сойтись, Не дай вам бог, в горах, Не дай мне бог, найти такого друга.

Как воды ты легко несла, Сверкая линзой оберега, Зелёною каймой у брега, И невесомостью весла. Не уходила она вспять, Не пряталась и не стыдилась. Она с душой моей бурлила, Она за нас с тобой молилась. Рябила, отражая день, Слепила мне глаза усталость, А чайка мне была, как песнь, И много всё ж душе осталось. А за кормой, куда-то вдаль Летело нашей жизни эхо. Несла река мою печаль И таяла полоской снега.

Речной вокзал, катамаран, И чайки за кормой, Мою судьбу ты предсказал, Речной катамаран. И рябь воды блестит, как шёлк, И чешуёй, звеня. Сирена смотрит мне в глаза, И за собой маня, И я теряю речи дар Под музыку любви, Руками обвила мой стан Богиня красоты. В глаза мне смотрит и поёт. Шелка туманят взор. — Иди за мной, иди за мной… И я заворожён! Зачем расстались? Не пойму, Я был в тумане сна. Шептала: — Я тебя люблю! Речная нимфа дна. Иду к тебе, речной вокзал, И, может, встречу там Русалку… Я б её узнал, Речной катамаран.

Цитадель моей жизни и мой оберег, Кто воздвиг его в памяти так непорочно, На лодчонке своей я прошёл много рек, А мой дом для меня был звездою полночной. Он меня провожал, и горел, и не тлел, Белым светом лелеял надежды, Я под светом его совершил много дел Знойным летом и вьюгою снежной. Для меня он — фундамент, и старт, и причал, Для меня он — колосс, монумент, изваянье, Он был богом моим и началом начал, Шлифовал мою душу, как грань, и за гранью. Он был мастер великий, из наших сердец Высекал он огонь филигранно, нетленно, Как по белому камню — умелый резец Жизнь ваял, как шедевр, несомненно. Фото я положил в медальон на груди, А когда уходил, я ведь думал вернуться, Мне он сердце сберёг той звездою в ночи, Спину он мне держал и не дал мне согнуться.

Ты рыжекудр, лохмат… Какой дикарь, И убегаешь от людей стрелою, Скажи мне, пёс, где взял такой загар, И почему не встретимся с тобою. Отец твой был, наверно, царь зверей, От рыка джунгли уходили в сопор, По морде вижу-голубых кровей. И мне смешно, как испугал ты копов. И почему, четырёхлапый сфинкс, Ты так боишься нас, двуногих… И видел я, что ты душой — артист, Крутил ты сальто, стоя на дороге. Выпрашивал ты манну у небес, У нас, двуногих, сытых, ты-голодный, Тебя ведь бог послал, чтоб у сердец Не исчезала жалость, пёс безродный. И понял я тебя, ты — однолюб, И под гипнозом глаз уж очень строгих, В которых — память, был хозяин груб, Подумал я, ты лучше нас, двуногих.

Запрограммировали Чьи-то лица? А чьи, я вспомнить Не могу, во сне Я видела великие Страницы… Как двадцать пятый Кадр — навеки. Прошу, мне сделайте Апгрейд… Иначе — жизнь моя В аптеке… Но нет, сказали на глазах Мне веки, Не видя свет…

Слезой размазала я горе, Не пролила в душевный стих, И муза покорилась доле, Не нашептала мне диптих. И пролилась в солёных брызгах На клавиши моей судьбы, Тоска мне червем сердце грызла, Не слышала она мольбы. Омега плач мой предсказала. И хлынула река моя, Но я не видела финала, Но оказалось, альфа — я.

Пошли Иван и Марья по грибы, Наткнулись на посевы конопли, А он глушитель прикрутил, чтоб не шуметь. И потому, что велено стеречь И от людских-вороньих глаз, и от молвы, И не сносить, Упырь, сказали головы. И хладнокровно он нажал на свой курок, И закружился у глушителя дымок. И не подняться им, примятая трава, Росла на той опушке конопля… Стоял орешник прямо за тропой, Летела птица мимо за водой. Опять пошла старушка по грибы, А на опушке той посевы конопли. А как убили? Где? Никто и не искал, И где пропали? Только ветер нам шептал, Что не подняться, как примятая трава, Шумела где-то на опушке конопля…

Была бы бабою простой, И щурила глаза от солнца, Плела бы день берестяной, Смотрели б вдаль мои оконца. Сбирала б жёлтое жнивьё Тугим снопом. До бела глянца На пасху драила избу, Хранила б на зиму припасы. Встречала бы я каждый день Ещё и затемно, до солнца, Сама бы правила плетень, Резными сделала б оконца. И обходила б топь и зыбь, Бросала бы тулуп на сани, Жила бы просто, как-нибудь, Без устали и без печали.

Дом на песке в руинах хлипких, Дом из песка пружинно гибкий, И не земля — песок зыбучий, И рынка сток, как змей гремучий. Кидает мне в корзину грымза Со злостью круг солёной брынзы, Со склада застарелой тарой Под дых мне бьёт чумазый гарик. Грустна княгиня, и на хату Зовёт её разбойник знатный. Ах, знать, мослом она не вышла, Песок зыбучий, словно дышло. Пересыпает время вехи, И закрывает тихо веки. Как сон, я забываю вестерн, И кружатся в кураже вести. А на песке рисуют роком, А ветер заметёт пройдохой. На пустоте страницы — время, И на песке взрастает семя.

Как благодарно было наше время, Гэбист читал, и самиздата стремя Нас всех несло и баррикад запруды, А немоту толпы нам слышать трудно. Нема и равнодушна, безучастна… Пишу на небе реквизиты счастья, Строчите мне рецензии от скуки, Я вам пишу… Души роняю звуки…

Закат мне душу ранит беспредельно, И сердце всё пристрелено прицельно. А шар огня вдруг пропадает в чаще, Взойдёт ли завтра для меня на счастье? Звенят медалями на кителе заслуги, Лежат в могилах все друзья-подруги. И ранит моё сердце мой закат, Но не вернуться мне уже назад.

Я смотрел на закат, я же думал о вечном, Лепестки отрывал у зелёного дня, Проскакал мой олень быстроногою серной, И по клавишам дней скоротечно звеня. Высекал он копытами светлые искры, И не думая, день улетал за черту, Словно миг, эта жизнь пролетела так быстро, Убежал мой олень на чужую версту. Я смотрел и ронял в угасающий призрак, И песчинками дня засыпал я беду, С чем же можно сравнить, когда солнце так низко, Вас целует в глаза… И у всех на виду… Отражается день безоглядно и дерзко, И живые зрачки расширяет закат, Чтобы миг тот услышать, печатно и резко Пролистать свою жизнь, словно критик, назад. Это — миг угасающий… Больно, печально… Отражается век на озёрную гладь, Чья-то жизнь исчезает за синею далью, И душа улетает в горящий закат.

Старфетровая шляпа на башке, Звездою белой светит хризантема, Но почему-то двери на замке, Не принимает нынче королева. Отказано и росчерком пера. Изнанка изразца… И так надменно… Сегодня вас, о, извините, сэр, Не принимаем… Пыль обыкновенна. Не хочет видеть ваш изогнутый хребет, Не может лицезреть холопов шарки, Сегодня нет её, даёт она ответ, И отошлёт назад те лестные подарки. Не любит она вас, душа слуги, Не ценит лесть холопа и досуга, Сегодня поднялась не с той ноги, Её Высочество, святейшая подруга. О, извините, сэр, запомните навек, Что ей холоп не нужен, и довольно Её преследовать. Вы — умный человек, Но лишь слуга её души покорный.

На откосе оврага останется почерк, Потечёт белым стоком чужая строка, Чья душа расставаться с землёю захочет, Как берёзовым цветом светится река. А берёза стройна, но стара силуэтом, Не скрутил паралич, всё легка её длань, Берестою ободрано сердце поэта, И берёзовым соком сочится на ткань. Ну, зачем же вы рвёте кору у берёзы? В обожжённых стволах неприглядна земля, На берёзу мою тихо падают слёзы, И кровавый поток на душе у меня. Не сдирай мою кожу, была белоствольной, А теперь мои раны болят от дождей, Этим ветром коробит и смерчем привольным. Ты берёзу храни от жестоких людей!

Как простить этот век, обожённая роща, Не кричит на берёзе в чёрном бархате грач, Вороньё расклевало, обглоданы кости, И за пышным застольем кощунствует рвач. Не залить соловью горло оловом, песню Им не вычеркнуть, снова бушует трава, Я ведь думаю, жрать нас не станут и черви, Ведь они нам родные, как эта земля.

Окаменели твои струны, Змееголовая Гертруда, На всех — безликая одежда, И маска заслонила вежды. Безликостью уравновешен Мой век, и на весах он взвешен, Паёк рассчитан и поделен, И вырезаны гены смелых. Ползёт, как инфильтрат захвата, И тянет камнем, донным звоном, Дыханья нет для перехвата — Змееголовая Горгона.

Всё пройдёт, серый прах Жизнь развеет по ветру, Не стянуть в переплёт У берёзы листы. И на дереве том Грусть колышется ветром, И изгибом ствола Мне поёт о былом. Всё сольёт в чёрный пруд Та не звонкая речка, И затопит овраг Неизвестная топь. Но богиня моя, Берегиня сердечно Мне кидает строку В голубой небосвод.

Сегодня мне поёт апрель, Весна летит к душе открытой. И ты сегодня мне поверь В метели белой позабытой. Последним снегом — как нибудь, Не закрывай ты окна нынче, Вместе с метелью позабудь, И явь, и снег, как неба притчу. Ты разбуди, апрель, меня, И снова кошкой строчка трётся, И память гребнем теребя, С весной душа не расстаётся. Не расстаётся и зовёт В грядущий день садами белый И сердце, и душа поёт, Весна летит к нам птицей смелой. За облаками манит даль, Иди — зовёт она с порога, Цветёт в любви зелёный май, И вновь легка моя дорога.

Сегодня сердце налегке Идёт строкой левобережной, И чайка в синей пустоте Крылом отрежет день наш прежний. Усатый кот уже не спит, Поёт в кошачьем он оркестре, И отступил наш зимний грипп, А Уошберн снимает вестерн. А он предвидел ли судьбу, Рукой задел неосторожно, Закинув чёрную пальбу Пожизненно, навек в острожье. Не дай нам бог судьбу найти В огромном доме многоликом, И волны чайка рвёт с тоски О нераздельном и великом. А у величия — гарем, Любовей много и отравы, Наш шаткий пьедестал сгорел, И нет на нас сейчас управы! Чернеет в наших никах синь, И в строчках меркнет позолота, Без имени наш псевдоним, Расправим крылья для полёта.

И рад я этим дням взамен, И на любви непостоянство Дарует жизнь весенний день В зелёном праздничном убранстве. И это выше всех похвал, Прожект готов, анонс разделен. Но лучник смел и наповал Амуром я опять застрелен.

Ты меня обмани, пусть светло и беспечно Растворяются в зеркале краски у дня, Ты мне жизнь напиши, будто в линиях встречных, Не стояла та боль, обнимая меня. Не стояла я… Солнце потупило взоры, Не горела во мне чёрным струпом судьба, И о нас за углами плелись разговоры, Лихорадками улицы наши знобя. Ты меня обмани зеркалами кривыми, Что смогла обойти я года и свежа, Ты меня обними, и руками своими Мне скажи, что я буду всегда молода. Молода буду в этой строке безрассудной, Молода буду в зелени первой листвы, Это правда, весной молодею как будто, Со своими годами я снова на «ты». Ты меня обмани, что любовь не проходит, Седину перекрась в светлый колос пшена, Мне весну подари и зелёные всходы, Мне скажи, что в душе у тебя я одна. Ты меня обмани, я смогу, я поверю, Не обманет меня ведь, наверно, весна, Как свежа и юна, в этом празднике белом Расцветёт пусть садами душа у меня.

Мой городской подснежник-одуванчик Как колокол весны и барабанщик, Как яркий свет земного мирозданья, Как совершенная звезда летописанья. Лучистый цветик придорожной окантовки Бодришь сильней глотка заутреннего кофе, Ты лучик тёплый, ты волшебник белый, Ты-яркий, дерзкий и ужасно смелый. Ты-золотой песок всех берегов приморья, Ты-лёгкий пух моей строки проворной, Подснежник городской, как ветер вольный, Я о тебе пою, цветок лугов раздольных.

Я вам душу свою продаю, Просто даром её отдаю. Небеса пусть мои не узнают, Что я больше уже не пою. Я продам вам за грош, за медяк, Опостылела боль, и в забвенье Улетит пусть в горящий закат, Я останусь спокойна, в безделье Разложу я куски рваных ран, И заштопаю, словно на робе, Чтоб никто никогда не узнал, Что живу я бездушная, вроде Всех в этом мире без мер, Но другая, с пустыми глазами, Без души, как легко мне теперь. Я её отдаю, отпускаю…

Ты сегодня пой мою песню, Может быть, она не лучшая, знаю, Городам и деревням — вести, Разнесут её по нашему краю. Разлетится пух тополиный, Разойдётся жаркий полдень июньский, Так, давай же пой со мною и с ними, Как поёт соловей курский. Как судьба моя строкой дышит, Переливы, перезвоны услышит, И поселится наш аист на крыше, Это счастье нам дано свыше. Нам дана судьба не в солнечных бликах, Тяжела, иногда, пашня, Но услышь соловьиные крики, Эту песню подхвати нашу. В незабудках, на лугу, в роще, В эти будни на земле нашей Пусть легка будет твоя ноша, Пусть всегда на душе — праздник!

Не мне вложить последнюю печать В твои слабеющие руки, Рисунок жизни твой не передать Бумаге бледной горла звуки, Не передать блеск глаз, Тепло в ладонь не передать, Не сохранить объятья, Есть смысл без смысла, В нём ухода боль, И жизни есть биенье, Упованье… Мираж… Но в юности нам не понять, Увы, печали суть, Стремительна, конечна, А небо поглощает крик мольбы И равнодушна, и безгрешна Вечность…

Какая тонкая струна Звенела, ныла и болела, Она была в душе одна, И от неё она горела. Когда уж пламень догорит, Тоска из пепла в тлен сольётся, Она, наверно, отболит, Где будет жить? Да, где придётся. Наверно, встретит вновь обман, А, может ведьмой обернётся, И снова-сердце пополам, Она от правды отречётся, И станет серою, как тень, Как все-во лжи, Как смерть-в пороке, Как отпустить её одну, Иль смерти ей желать до срока?

Румянец лета как тебе идёт, И кудри изумрудные на плечи И неба зной, красою безупречной И солнце летнее над городом встаёт. У серых дней икон не счесть, поверь, Лишь лето-праздник и душе-отрада, И ты меня попробуй разуверь, Я только лету несказанно рада. Прохладна тень, взор неба чист, Младенца, юноши смотрящий, И шепчет им зелёный лист О счастии, о настоящем. Всё-впереди, их урожай побед, Как мысль свежа, и креативна младость, И впереди так много юных лет, И яркий день вещает радость. Не предсказать унылый дождь глазниц, Час увядания далёк и близок, Мечта в глазах под сению ресниц, Дел впереди-огромный список. Пусть не обманет лета день, Не выпита зарёй, свежа прохладой Берёзы белой у дороги тень Вам, путнику, дана будет в награду.

А нам дожить бы лет до ста, У бога выпросить мгновенья, Чтоб подарил моим устам Глагол любви и милосердья. Чтоб жить во здравии до ста, Печь пироги, варить варенье, Чтоб сняли господа с креста, Помилосердствуй, милосердье. В благоволении небес На горечь дней нам дай усладу, Чтоб род воистину воскрес, Чтоб был во всём у нас достаток, Чтобы без радости не жить, Чтобы за правду не бороться, Из родника воды испить, Достать до дна у дней колодца. Зачем борьба скажи, истец, Ведь справедливость — сущность, право! Пусть здравствует она навек! Пусть в ней живут народы, нравы!

Мы были счастливы, когда Звенела вешняя вода, И плыли лебеди в пруду. Я где теперь тебя найду, А я искал, скитался я, бродягой был, И всё смотрел на горизонт, В толпе искал тебя одну, Так дай тебя я обниму На расстоянии долгих лет, За ту не встречу я пою, Что не совпали те пути, А я всё ждал, не смог уйти… Так дай тебя я обниму, Я о тебе сейчас пою!

Ах, девы-девочки. подружки наши, Простите вы меня, но безутешно Рыдает скрипка над строкой тогдашней, Прости нас, господи, утешь нас безутешных. Простите, девочки, мои вы недотроги, А дни, как яблочки, рассыпались и вышли, Зачем любил слагать слова я в рифмы? Но мне досталось много и немного… А что осталось мне — твоя рябина, Вся в жёлтых листьях, плачет об ушедшем, И в отблесках грозы, давно прошедшей, На землю падают души моей слезинки, Под градом их в своих воспоминаньях Погреюсь в снимках солнечного лета, В цветах садов — весны благоуханья Рассыпал я свои золотоцветы. Как мало я любил тебя и лето, Всё больше строки, что надсадно, хрипло Душили жизнь мою тяжёлую с похмелья В тоске на одинокую погибель. Уж лучше бы я спал мертвецки пьяным, Чтоб не писать с тоскою о разлуке, Уж лучше б я всё также рьяно Расцеловал твои следы и руки. Она сбылась, разлука, и наверно Я жду тебя хмельной и очень трезвый, Который год под этим небом серым, Ты помнишь нашей встречи место?

Уставшему путнику, дай мне напиться Из серого сруба холодной водицы, Прохладной и чистой, до дна не достану, И свет родниковый я пить не устану. Земля, все подземные реки очистив, И даст мне водицы святой и пречистой, Святой-из артерий, бурлящих в потоках, Вливающей силы мои на истоках, В началах дорог, меня зноем измучив, Водой родниковой, холодной и жгучей, Меня отпои, чтоб жила не напрасно, Была, чтоб лицом и душою прекрасна!

Как я люблю тебя Елена, Удар холодный палаша, Взлететь моё всё хочет тело, Возвышенно хрипит душа. Пересеклись в энергозвуках На грустный пирс, причал в слезах. Над пропастью, на виадуках Завис эфир в печальных снах. Ты — грустный ангел, Чутким сканом я отзовусь на птичий крик, Мне виртуально жизнь подарит В лебяжьих перьях мой двойник. Тонка вуаль, я вижу слёзы, Я обниму тебя во сне, Я подойду к тебе берёзой, Я листьями лежу на дне, Ты чувствуешь прикосновенья? Я так хочу тебя закрыть От грусти в этих песнопеньях, Я так хочу с тобою быть! И, может быть, в эфирах строгих Не разойдутся две души, Одна целует её в ноги, Другая к вечности спешит. Пересеклись две параллели, Ошибся бог, чертя рукой, Мы в унисон с тобою пели В волнах эфира над рекой.

Одна… Не выдумать, Рассея, На нерест всё идет кета, Кромсают, режут… Лиходеи! Ах, запятая — за пята… Как под пятою небоскрёбов Стоял и я на том краю… И мне бы воздуха немного, Увидеть бы её одну… И не понять… Изъять!!! Как черти, чернят и лошадь, и хомут. Я уезжаю… Мне поверьте, Добро пожаловать! Зовут… Черна свобода… Мне-как хаос! Застрял в зубах, еда-не в прок, Но я ей всё-таки обязан, Домой иду я, на Восток… Здесь-кланы, цепи, узы, братья… Здесь журавель из речки пьёт… Встречай, страна, души в объятьях, Твой блудный сын домой идёт!

Когда и солнце на мели, До первых отблесков зари, Под музыку горящих вод Танцует серый небосвод. А фонари роняют свечи На танец жизни бесконечный, В воде горят они у речки, Как тени у тоски предвечной. Длинней свеча, в последний час, И танец, всё скажи за нас, И черный озера атлас Блестит на веках твоих глаз. На озере вода темнеет, И прикипает серебро, Вскипает жизнь в озёрной пене, И юность пробует крыло. И я смотрю издалека, Мне б по воде пойти туда Под шум её не утихавший… Ах, лабутены… Клён опавший…

Ах, дым средиземных ковчегов… Штанишки мне стали малы, И пил я текилу у греков, Мальдивы мне стали нужны. Куда бы поехать? Пресыщен… Планета, и твой аромат, На волю давно я отпущен, И нам оглянуться б назад. И мне разрулить бы, и верно Наш солнечный галс на Луне, Пока средиземные вепри Не ломятся в двери ко мне. И нет у нас серых обоев, Свалилась на землю вся грусть, И русскою брагой отпоен И немец, и венгр, и француз. Ах, рашен туристо, ах, рашен! Куда бы свалить от дождей, Пресна была русская каша, Ну, дай же мне виски скорей. На стыке запаяна ветка, Прививки давно не нужны, Моя высыхает соседка, Как вобла, в Канарской тиши Пресыщенной русскою девкой С экзотом планетной глуши… Богатым быть скучно, соседка? Ты мне из Канар напиши… Как скучно свои чистить пятки Пираньями в этих краях, В клозетах оставили метки, С разрухой в своих головах. Когда на века на Багамы Отчалю на яхте, как Ной, Возьму я все баксы и даму, Чтоб скуку свою превозмочь. Звенят прибайкальские кедры… Ору здесь, какого рожна? Над речкой печалится ветла… Россия ведь нам не нужна?…

Скажи, кукушка, в дебрях чёрных За что бросаешь ты детей, И на погибель обречённых, Младенцев- дочек, сыновей, В их горе- тёмными ночами, В слезу- на стёклах детдомов, И плачут вечные печали: Где мама? Где наш отчий кров? Но нет гнезда у серой птахи, И жизнь без лишних аксиом… Я слышу… Кукушонок плачет, Года считая, ищет дом…

Партер молчит, и плачут рифмы, В слезах горячих амфибрах…, Сегодня ты факиром вышел, «Медведем» -гризли всем на страх. Люблю я Dow Jones до тризны! Швейцарский франк упал!!! И в глаз Мне бьёт харизма вашей мысли, Потрясно!!!Как пророка глас… Я вижу буйство… Пляшут свечи… Адреналин кипит в крови, И «скальпингом» я в тёмный вечер Сдираю кожу до крови… На фиболинии-предтеча… Срываю куш на красный свет… Наш бык хрипит и мозг-картечью, На терминале весь лежит… Не рассказать… В глазах темнеет, Зрачок сужает бычий глаз, «Плечо» я вижу, синь немеет… Но голубой экран погас… И снова мне «Троян» подброшен, Ведь брокер мой финала ждёт… Я ухожу… Мой жребий брошен… Контрольный выстрел, нету квот…

Обманным золотом шагрень… В крови ещё следы отравы… На радужках темно, как день, Но вы всегда, конечно, правы. И вот опять свободной львицей, Оскалившись от эскапад, Бросаю хищные глазницы На Ниагарский водопад. Не может быть, чтоб равный с равным, Не видит миг в саванне месть, И виснет на клыках кровавых Душа, летящая с небес. To me!!! И нет для вас урока Для наших мелких львов и львят, Любовь испить, как кровь… До срока И умереть… Из ада в ад… Закину когти абордажно, Каков же лев мой! Он- подлец, По прерии гуляют кланы Его обманутых невест. Но львицам прерии наскучив… Залижем раны все свои! Октавы рыка мы разучим, И рысью, в небо, в рубежи… И рёбра вздымаются с кожей, И зоркий застывший оскал, Охота звериная всё же, И порваны в клочья бока…

Ох, магАзин, мой магАзин, Я сегодня туда слазил, Баксы все свои потратил, О, моя святая мати!!! Мне убрать бы кремний в почках, Что пихают в наши бочки, Oleum Palmae?…За шею Льют холодный душ Галлея, Супер-маркет-супер-баксы, Как ничтожны наши шансы, И пишу теперь я стансы Про российские нюансы…

Как мосты над рекой Раз-ведём-раз-несём, На раз-вилках дорог, На осколках без ног, На раз-битом стекле, От тоски на меже, Раз-межить, раз-делить, Рас-кромсать и забыть. Раз-любить, раз-ыграть, Перепеть, отболеть.

Щёлкнули пальцы в загривках у псов, И опоясаны жизни в в жилетах… Ах, наломала я всё-таки дров, И за слова свои буду в ответе. Как отрыгнула меня сторона, В пьяном угаре с плебейскою мутью, Только тревожит меня тишина Русских степей и нерусские судьи… На… раствори мне… циан… Подавай! Нерастворимый осадок… Мачете? Я же не в храме живу… Наливай! А за стаканы ты тоже в ответе… Словно удавы… И жёлтый оскал Нас раздави… Ваши жизни в жилетах… Снова медведи проснулись, стреляй! Но и за это ты тоже в ответе. Как же Вас много, холопы, и, тля! Sorry! Подайте в стакане им водки! Жизнь ведь моя, я-не эта, не бля… Вы раздавите нас, бешено-кротких!

Искала, листая тома у Шекспира, In intro…? но где же? Под солнечным ветром… exclusive… Он чёрен? Наверно, безгрешен… Шептала… Ветрами взъерошив у Данте, В пыли вековой… я смотрела на Канта, Искала, читала, слагала libretto… Услышу, найду… покорюсь… Амазонка… Сломаю все копья… О! Forte!!! Я слышу, не надо так громко… И спешив… в эфире я бросила стрелы… Была я, как пепел, черна и несмела… И горькой, уставшей… И взмыленной в пене галопом во время… Найду, обескровлю, Убью, заколдую… И чистосердечно я выброшусь в вечность. Фотонами, квантами сердце разрушу… Найду я на небе? Найду я на суше? Стволы или пушки, и атом… картечью… Ищу я тебя уже целую вечность. Три вечности… Может найду, безупречно заточены перья, натянуты стрелы… Найду, полюблю- разлюблю… Непременно!

Чарки черны, как фантомная брешь, Не разглядеть в сирых бельмах очковых, И не забыть на Гулаге наш крест, И не простить в этих баснях не новых. И на разгуле всех смогов и весь Вам не найти чёрных пулей узоры. Как же кудряво желтеет ваш лес, Как же прекрасны в миру эти горы. Мне разгрести и спалить одному… Нет не под силу замки и оковы. Просто по-прежнему в небе встают Дивно прекрасные белые горы. Чёрным по-белому — не превозмочь, Сказками детскими правду не выбить, Может я просто любимая дочь Русских людей, что скончались на дыбе.

Мы разве об этом мечтали, Довольно, да, хватит с меня… Закину свои пасторали, На эти орбиты, Земля. Зачем же на крест соучастья Наложен терновый венец, За что нам такое проклятье, За что нам страдать, наконец. Оно разворовано, счастье, Свобода в гробу… Не жива… Терновый венок соучастья, И плещет, и плачет Нева… В обмане живёт Мельпомена, И ложен фальшивый оргазм, Свобода продажною девой На спину ложится… на азм. И вот оно, наше проклятье, России с времён Ильича, Она, как сама куртизанка, В объятии земного греха. Фальшивит твоя Страдивари, На ухо медведь наступил, Танцуют продажные твари В исчадии чёрных светил. Но, что там за свет вижу? Terra! Сияет на небе звезда, В глазах наших теплится вера… А нам ведь Россия нужна!

Наевшись моих пасторалей, Лови же меня, не робей… Плевал я на сытые хари.. Но жив ли я буду? Едва ли? И вижу я в щелях дымится Зелёной волной хлорциан… Пишу я заяву… И птицей В Гаагский лечу трибунал… Не гоже, не гоже… глумиться Над совестью русских людей, Не в небе… стреноженной птицей, Мне водки скорее налей… Разделанный фарш в мясорубке Весь рыбам скормить! — Колея! Лежит капитаном на рубке Парнаса златая змея… И что-то под сердцем заныло… С каких же времён? И когда? АФОНЯ!..Простите!..И БЫДЛО! Простите меня, Ггг-оспода!!!

Я сегодня вышел ночью Голубой, Парижской ночью, Как простой российский мальчик, По Мон-Мартру погулять, Тратил баксы, в небо-евро, Олигарх, но не из первых, Да, и жизнь моя не стерва, Вообщем, очень удалась!!! За — российские квадраты, Это — нищие пенаты, Очень жаль, что стонут нервы О земле моей… Не первый Я в России олигарх! День-деньской ворую, стерва, Ночью даже нет покоя, И совсем я ведь не первый Я в России — олигарх! Мне путаны моют ноги, Ах, мои в Париж дороги, На Канарах вышли сроки, Ах, и жизнь всё ж удалась!

Когда святой и окаянной, Я разорву последний круг, Быть я смогу тогда? Едва ли… Но ты меня не обессудь… И вот опять идя по кругу, Как вошь на смертном я одрЕ? Дитя?..и проданный авгурам, И поперёк… на том седле. Зачем мне всё?..Тоска по смерти? Ипохондрический излом, На этой пляске, пересмешник, Чернеет небо ярлыком… Я ведь давно живу без кожи, И прикрываюсь, чем смогу, О, Иже Еси, где ты, боже? А полюбить я не смогу?.. Опять слепой и окаянной Я перейду на этот круг, Зачем мне быть в моих изъянах. С тобой и без тебя, мой друг… Я тихо сплю… уже без веры, Не слыша правды иль вранья, Ты подожди, мой пересмешник, До ссудного того ли дня?

Красивы мы, о, будь, лицом, Скажи, не будь ты подлецом, И ровный ряд зубов, оскал, Тонка, легка, газели стан… Эскортом я служу в тиши, Богиня белая души… Эскортом еду на Багамы, И не спрошу я ведь у мамы, Блестя мальдивской чешуёй, Плыву я рыбкой под водой, Тунисским пляжем околдую… И ничего, что я тоскую По украинской тишине, Она всегда живёт во мне. Живу!!! И что мне ваши судьи, Я путь себе пробила грудью, В руках-жемчужиной, как нимфа, И отдаюсь, но не за гривны. Светлы души моей палаты, Эскортом рвёмся в депутаты, Что жизнь покажет Нам в дальнейшем, Прекрасна я! Умна, как гейша…

О, Иже Исе, бюджетные деньги… Но не сидеть же нам в каменной клетке, Едем сегодня мы в Рим? Нет, в ТокИо? Нам рукоплещет дивно, игриво Светлая Ницца, швейцарские Альпы… С мамой своей говорим мы по скайпу… И ничего, что дороги горбаты С восьмидесятых… Мы их чинили… Рио-не-Рио, Чили-не-Чили, Ах, mama mia!!! Золотоносная жила бюджета, И нам не тратить её на билеты, Мы самолёт зафрахтуем, не сядем… И полетим мы, конечно, не к дяде… Это — ОсАка!..Японские гейши!.. Это — сакУра цветёт на рассвете, Эти одиннадцать баксо-лимонов Этот бюджет так покинули скоро… Рио-не-Рио, Чили-не-Чили… О, mama mia! Ах, mama mia!

Смотрю на вензеля, открыв альбом моих тяжёлых снов, И чёрный ад золы на этот кров, Открою я альбом моих, твоих прощальных слов… У автократий в шёпоте дорог, В пыли альбом и в паутинах волос. Через рассказы старых площадей, И новых улиц и толпу людей, Я ведь не вижу так давно… И гороскопами окно. Но мне не раздавить в руках те волчьи ягоды… Я перейду давно забытый мост, Уеду вновь… И эхо — на года Звенит, трубит и ворожит… А на траве опять те волчьи ягоды…

Не развести, как чайный цвет, Эмали на фарфорных бликах. И череда… И этот брег В чарующих под солнцем липах, И с ивами зеркальных лиц не рассмотреть… И на причале Под белый свет моих ли лет? It does not matter, как в начале… В потоке на полночный свет Течёт река… Зелёный берег, Ты подари и мне букет Твоих-моих стихо-сплетений… It does not matter, 3 как в начале… Beautiful river valley 4 …

Где-то тоскует моя ли свирель, Серым и горьким, и солнечным эхом, Где-то свистит соловьиная трель, И возвращается горное эхо… Через аккорды тоскующих струн, Через костёр и на белые вехи, Где-то поёт семиструнный апрель, Не обещая любить вас навеки, Не обещая ни мира, ни сна, И на раздор,как пустая шарада, Не забывается только она, Чёрного неба былая расплата… И можжевельника ветка красна, А за спиной стопудовая веха, Не забывается только весна, Синий цветок на проталинах снега.

Живо-писАть, и что-то описАть, и с грустью рассказать не о любви, пейзажами раскрасить, и акварелями живо-писАть лазурью, малахитами, с печалями, но не о ней, под скобками, на многоточии… И всё так далее… И прочее… Но суетно… в быту… Забитая, безлистая, и в битум вбитая, она всегда жила, жива и будет жить… Без подаяния, Без покаяния…

И ты, и я?.. никто и никогда?.. В рассудке полутёмном подземелье, Зачем?  За что?  Светила нам звезда… Уйдём-пройдём, не первые, наверно… На алтаре…  А жизнь… она… прошла За гранью отчужденья, но известно, Горела ямбами твоя-моя звезда, Тлетворная, чадила безнадежно, В сокрытии, ростки-косьба серпом Под корень, под итог, в расход, прицельно. Хрипели связки низменно альтом На небе и в земле, и беспредельно…

А на осколках своего рождения Я видела чужие свистопляски, Взрывали небо без предупреждения. И продавали без меня Аляски, И не писалось в эти рифмо-книги, Землёй и гипсом залепило раны. Был чёрный понедельник  в амнезии, И в Атоммаш летели краны… А на распутице путей сбирался Путин… И черепахами ползло к нам безденЕжье, И как же нам дойти до сути, До сути — справедливости безгрешной?.. В лесах сидели злые трясогузки, Заборами отгородив именья, А я кусала ведьминские губы, Не исполняя ваши повеленья… И за чертой дворцов я шла на хату, И зрила в корень… А коренья в ступке Я растирала зелье… И без мата Я червотОчила… Всё очень хрупко… Забросив свои мётла на недельку, Пошла я, спешив стих, и хороводом Кружили птицы… Чёрные на белом, И Воланда мне снились антиподы… На остановке, на углу Арбата, Зажав в руке свои ли хризантемы, И я не помню…  Кратно-семикратно Меня сразили Мастера ли стрелы?..

На перла-мути, в темноте, без света, Строчили строки бешено и зыбко, Светло, как будто половину неба, Вдруг осветила мир твоя улыбка, И очертя квадратами пространство, Но выходить за грань мне невозможно, А вы простите мне непостоянство, И переменчивость, и не безбожность. Как я молюсь неистово и с болью, И растворяясь в бельмах неприметно, Ведь я не вижу ничего, а горе… Оно моё… подкралось незаметно…

На мелкий бисер жёлтого песка Падём мы землекопы… И в каверны Зальём Невы прохладу… На висках Буянит пульс, о, temporis, о, tempe… И стоптаны, разбиты башмаки В прохладе бриза на ночлег Заступит лира… И душами за верой в блудники, Свет неземной у Северной Пальмиры. Светло и желчно, на расстриге, Спас, Мудрей и жёстче, тяжело руин наследье. Стенает струнами души моей анфас, Как сирота у этого столетья…

И был январь… На белой дымке снега Ложились рядом наши все следы, Я пред тобой стоял, благоговея, И белой сказкой мне явилась ты. Я песней облаков хотел быть рядом, И на снегу писал — тебя люблю. Но день ушёл, растаял снег нарядом, И песня не запелась соловью. Прошёл январь, и нет зимы холодной, И на бумаге я пишу — люблю! Холодной ты была и очень гордой, Как этот снег, на зимнем том балу. Из одиноких белых льдин на речке И ледоходом ухожу я вниз… Но я сложу другой девчонке песню, Но эту не могу никак забыть. А гроздья красные алели на рябине, Не пели соловьи в моём саду, Я целовал твои следы, гордыня, И имя белое писал я на снегу.

Я тебя собирал у времён и народов, Я тебя рисовал вместе с временем года, Я тебя высекал из скалы, белой глыбы, И с восторгом лепил из куска серой глины. Наложил я улыбку на холст запылённый, Смотришь строго с гравюры моей эталонно, Образ твой проступает в мои негативы, Я пишу о тебе и слагаю я рифмы. Я точу белый камень резцом неустанно, Чтоб увидеть тебя наяву и экранно Безымянною, хрупкой и сверхсовершенной, Я такую не встретил, мне жаль, несомненно. Я её написал в благородстве и чести, С красотой неземною и вечной невестой, Я главу преклонял, как у доброго сердца, Я её изваял, имя мне неизвестно…