Стояли души за чертой у Стикса, Летели воды вниз к вратам Аида, И головы их скорбные поникли, Дрожали и страшились. Мрачный с виду Паромщик или лодочник Харон, Он вёз их бледных, в рубище одетых В последний путь, и краток он, Оттуда ведь возврата нету. Неумолимый суд вершили судьи, И мерили весы грехи умерших, Бичи свистели, и вязали путы, Грешивших много, и грехи их вечны. А в лодке у Харона он — живой, Орфей, Играл на лире перед троном ада: — Ищу я Эвридику, и нет её нежней, Мне больше ничего от вас не надо. Сизиф застыл, не вытирая пот, А месть свои хлысты вдруг опустила, И судьи перестали вешать люд, А змеи Цербера на голове застыли. Остановились смерти жернова, Сложил вдруг крылья чёрный бог Танат, Он Персефоне душу взволновал, Просила за него она царя. А Цербер, трёхголовый пёс рычал, Но пропустил младую Эвридику, Аид её с Орфеем провожал, Напутствовал: — Назад вы не смотрите! Не удержался наш певец один лишь раз, Решил проверить, с ним ли Эвридика, И тень её исчезла в тот же час, Душа Орфея головой поникла. А сколько уж раз отцветали оливы, И пел он тоскуя три лета, три зИмы, Вокруг замолкали свирели и птицы, И ветви склоняли к нему шелковицы. Возьми их ты в жёны, млады фракиянки Красивы, пригожи на празднике Вакха. Но шумные бубны, слова, словно змеи, Камнями забили поэта Орфея. А тень его встретилась вновь с Эвридикой, И лира — на небе, в ней музыка Грига, И Баха, Бетховена, песни поэтов, Мне лира напела историю эту. 2017.04.19.