Жена Брагина, открыв дверь и взглянув на его взволнованное лицо, испуганно спросила:
– Что случилось?
Её здоровье было так расшатано, нервы так сильно расстроены нуждой, страхом за завтрашний день, душевной болью за мужа и ребенка, что она каждый день, каждый час ожидала какой-нибудь беды, катастрофы, несчастья.
– Отчего ты так бледен?
Брагин деланно засмеялся.
– Ничего не случилось, Наташа… На меня только неприятно подействовало одно обстоятельство, которому, право, не стоит придавать большого значения…
– Какое обстоятельство? В чем дело? – продолжала она спрашивать, бледнея и начиная дрожать всем телом.
– Ах, Боже мой! Ну, чего ты так пугаешься? Я же говорю тебе, что самое незначительное обстоятельство, о котором не стоило бы и говорить! Речь идет о моей картине, которую я сегодня продал… за десять рублей…
– Ну так что же? – нетерпеливо и тревожно торопила жена, хватая его за руку.
– Да успокойся же! Ничего особенного нет… Она продается в магазине за триста рублей… Что с тобой? Наташа?!
Молодая женщина выпустила его руку, пошатнулась и, закинув назад голову с посиневшим лицом и закатившимися глазами, стала медленно падать назад, хватая руками воздух. Брагин подхватил ее на руки, внес в комнату и положил на кровать. Она лежала без движения, и только из горла ее вырывался тяжелый хрип, и на губах у нее вскипала розовая пена…
Припадок продолжался целый час. Проклиная свою неосторожность и позабыв о находке, бледный, испуганный, Брагин хлопотал около жены, приводя ее в чувство уже давно известными им средствами. Припадок был из легких, и Наташа, придя в себя, чувствовала только сильную слабость в теле и шум в голове…
Брагин успокоился, и к нему снова вернулась радость, наполнившая все его существо теплой приятной дрожью. Он нервно ходил по комнате, улыбался, потирал руки, присаживался к жене и снова вставал и начинал ходить. И чтобы замаскировать свое радостное волнение перед женой, которая удивленно и подозрительно следила за ним глазами, он, тихонько посмеиваясь, проговорил, как будто объясняя, почему он так возбужден:
– Твой муж, Наташа, по-видимому, талантливый художник! Ведь, в триста рублей оценена картина! А? Наташа?
Молодая женщина грустно улыбнулась.
– Я всегда верила в твой талант, – тихо сказала она и, закрывая глаза, попросила: – не говори мне больше об этой картине…
Брагин утешал ее, обещая написать такую же и еще много других картин, которые по достоинству не будут уступать той. И говоря это, он радостно думал о том, что теперь он, действительно, напишет много прекрасных картин…
– Что это за шум на лестнице? – спросила, вдруг, Наташа: – поди-ка посмотри… Не пожар ли?
Брагин вздрогнул и побледнел. Жуткий страх сжал ему сердце от внезапно мелькнувшей мысли о том, что, каким-нибудь образом, во дворе стало известно о его находке, и теперь идут к нему, чтобы отобрать деньги. Он выбежал в переднюю и с сильно бьющимся сердцем прислушался, не открывая двери. На лестнице стоял гулкий шум от шагов двух или трех пар ног и чьих-то громких, возбужденных голосов. Шаги и голоса быстро удалялись и скоро внизу затихли. Послушав еще с минуту, Брагин, успокоенный, но все еще бледный, вернулся к жене…
– Как ты побледнел! – удивилась она, приподнимаясь и садясь на кровати. – Что там такое случилось?
– Ничего. Прошли какие-то люди, – нетерпеливо ответил он: – ты заразила меня своим страхом, и мне почудилось, Бог знает, что…
С этой минуты Брагин уже не знал покоя. Малейший шум на лестнице заставлял его вздрагивать, бледнеть, прислушиваться. Он мучительно ломал себе голову, куда бы спрятать деньги, чтобы, в случае внезапного обыска, их не могли найти, и не мог во всей квартире отыскать достаточно укромного для этой цели места. Деньги, лежавшие у него в боковом кармане пиджака, вызывали в нем страшное беспокойство, лишь только на лестнице раздавались чьи-нибудь шаги. Он с замиранием сердца ждал звонка, и когда шаги затихали вверху или внизу лестницы – облегченно вздыхал и снова отдавался ощущению своей радости, которая уже была немного отравлена тревогой и страхом…
Через час после припадка маленькая семья сидела за обеденным столом. Брагин почти ничего не ел, сидел как на иголках, то улыбался, то бледнел. Время от времени он засовывал руку в боковой карман и ощупывал атласистые бумажки кредиток, и от прикосновения к ним по его телу пробегала дрожь, как от электрического тока. «Неужели Наташа ничего не чувствует»? – думал он, внутренне улыбаясь. «Она так чутка, и притом, у нее иногда бывали такие верные предчувствия»…
Он пытливо посмотрел на нее, и она, как будто отвечая на его мысль, в свою очередь пристально глядя на него, тихо сказала:
– Послушай, Саша… мне кажется, ты что-то скрываешь от меня… У тебя какое-то странное выражение на лице, и ты как-то особенно сегодня нервничаешь…
Брагин заставил себя засмеяться и беспечно возразил:
– Вот, глупости! Я такой же, как и всегда. Тебе показалось. И что у меня может быть, чего я не мог бы сказать тебе?
И, шутя, прибавил:
– Вот, разве, если бы я нашел десять тысяч рублей, то, пожалуй, сразу не сказал бы, а раньше подготовил бы тебя…
Она засмеялась и, по-видимому, поверила ему. Но, изредка, бросала на него пытливый, немного беспокойный взгляд, по которому Брагин видел, что она чувствует в нем, в его настроении что-то странное, необычное…
После обеда Наташа лежала на кровати с какой-то книгой в руках и читала, а Брагин играл со своим сыном в столовой, строя ему на столе из кубиков дом.
– Вот, дом и готов! – говорил он весело, потирая руки. – Принадлежит этот дом, скажем, нашему домовладельцу, Латугину. Здесь три этажа: вот это – первый, это – второй, это – третий этаж. Теперь вообрази, что я нашел десять тысяч рублей… постой! – прервал он самого себя шепотом, прислушиваясь к шуму шагов на лестнице.
Он сразу побледнел и насторожился. Мальчик смотрел на него большими глазами и тоже испуганно прислушивался. Шум скоро стих, и Брагин, успокоившись, продолжал, наполовину понизив голос:
– Вообрази, что я нашел десять тысяч и пришел нанимать в этом доме квартиру, конечно, в бельэтаже… Что? Ты смеёшься? Ты думаешь, что это невозможно, чтобы я нашел десять тысяч рублей? Ха-ха! Ну, брат, скажу я тебе, ты ошибаешься! Все возможно на этом чудесном свете!
– Ты бредишь десятью тысячами, – смеясь, отозвалась из спальни жена: – я уже второй раз слышу от тебя эту цифру!
– Это – моя мания! – ответил Брагин, довольный, что хоть таким образом он может поговорить о мучившей его радости. – Я непременно должен найти десять тысяч рублей!
– Меньше ты не хочешь? – засмеялась жена.
– Ни на копёйку меньше! – с комической серьезностью ответил Брагин.
«Если бы она только знала, что у меня уже лежат в кармане эти десять тысяч!» – Подумал он, сам весь холодея от сознания громадности своего счастья и связанного с ним неодолимого, жуткого страха…