Мы с Кристобалем вышли из дома и торопливо зашагали вниз по булыжной мостовой Баррио Санта-Круз. Брать карету не имело смысла — улицы уже были запружены людьми. Каждый, кто рискнул вложить свои денежки в товар, присоединялся к полноводному людскому потоку и двигался вместе с ним по направлению к Ареналу и к порту. Тревожное ожидание буквально висело в воздухе. Сегодня не только я, но и многие другие либо приобретут состояние, либо лишатся всего, что имели. Индия казалась всем сказочной страной, я и сам в юные годы, едва покинув монастырь, мечтал убежать туда. Однако теперь мечты более не влекут меня за океан.

Камни башни Торре дель Оро сверкали в ярких солнечных лучах подобно бриллиантам, а ее позолоченный купол, словно маяк, указывал путь прибывающим кораблям. В свое время султаны прятали здесь свои сокровища, но сегодня башня не могла вместить все золото и особенно серебро, которое прибывало из отдаленных уголков империи — из Новой Испании и Перу — и выгружалось из чрева галеонов. Прошли долгие недели с того момента, как в Санлукар де Баррамеда прибыл шлюп, чтобы возвестить о приближении кораблей. Теперь особую тревогу вызывало их мучительно медленное продвижение по речному мелководью, ведь дно было усеяно гниющими обломками многочисленных судов, потерпевших крушение. Напряжение возрастало, и казалось, что не только вся империя, но и все европейские столицы затаили дыхание. Люди молили Бога, чтобы корабли, которым удалось счастливо избежать встречи с английскими пиратами и маврами, могли наконец благополучно пристать к берегу.

Аренал теперь расстилался перед нами, подобно грязному пляжу между рекой и городскими стенами. Здесь царил хаос: люди, мулы и кареты сталкивались между собою и не давали друг другу двинуться с места.

— Освободите дорогу! — тщетно взывали возницы.

Знатная дама, грациозно подобрав свои пышные юбки, ступала по грязи и взволнованно говорила детям:

— Осторожно, пойдемте быстрее!

Босые простолюдины толпились вокруг.

— Холодный апельсиновый сок! Холодный апельсиновый сок! — выкрикивал торговец, толкая перед собою ручную тележку с напитками, только что снятыми со льда.

Какой-то кабальеро в суматохе толкнул другого, и теперь они выясняли отношения при помощи оружия.

— Как ты посмел не уступить дорогу тому, кто выше тебя по происхождению!

— Сейчас моя шпага покажет тебе, чье происхождение выше!

Даже присутствие короля не смущало дерущихся, которые взялись защищать свою честь с единственной целью — отвлечься от тревожных мыслей о судьбе своего благосостояния. Я потянул Кристобаля в сторону, причем как раз вовремя — иначе он попал бы под горячую руку одного из дуэлянтов. Сквозь жаркое летнее марево мне удалось рассмотреть лес мачт, вытянувшийся вдоль речного причала. Суда со всей Европы тесно стояли бок о бок, как прихожане на церковной службе по случаю пасхального воскресенья. Они привезли кувшины с вином и маслом, мыло, черепицу, ткани, древесину и пеньку, чтобы переправить снова в Индию, и теперь этими товарами был завален весь берег. Я уловил резкий запах соленой трески и сельди, которыми будут питаться моряки на обратном пути. А пока они тоже ожидали прибытия испанских кораблей с сокровищами, чтобы забрать и увезти в столицы Европы золото, которое король отдаст им в уплату своих многочисленных долгов.

— Взгляните, да это же король! — Кристобаль указал рукою поверх людских голов.

Королевская карета была черной: он все еще соблюдал траур по поводу кончины своей четвертой жены. Восемь вороных лошадей стояли, не двигаясь с места. Толпа, против обыкновения, не обращала на короля никакого внимания. Все притихли, поглощенные ожиданием. И наконец из сотен людских глоток вырвался вздох облегчения: на фоне башни показались первые корабли. А когда корабельные пушки дали залп, толпа разразилась оглушительными приветственными криками. Радостное возбуждение охватило меня, и мой голос тоже присоединился к ликующему хору толпы. Я хлопнул Кристобаля по плечу, и мы обнялись, последовав примеру остальных.

Попутный ветер наполнял паруса, закрепленные на крестообразных мачтах, и делал их похожими на мощные торсы бравых конкистадоров. Белые флаги с красными крестами плескались на ветру. Канаты тянулись от мачт к палубам, как гигантская паутина. Военные галеры, по сорок весел с каждой стороны, шли рядом с галеонами. Сами галеоны, впрочем, выглядели довольно маленькими и хрупкими, и трудно было себе представить, как они пересекают моря. Их палубы находились высоко над водой, как у игрушечных корабликов. Казалось, что они утонут в море прежде, чем переплывут его, и я в очередной раз поклялся не вкладывать своих денег в это ненадежное предприятие. Небольшие лодки с тремя-четырьмя гребцами сновали туда-сюда, помогая судам пришвартоваться. Ушлые торговцы стремились попасть на борт первыми, чтобы совершить сделки еще до прибытия береговой стражи. И потому их бесчисленные маленькие суденышки — тартаны, шхуны и фелюги — тоже вертелись поблизости и занимали места, откуда лучше всего наблюдать за происходящим.

Первыми по сходням поднялись сборщики податей и представители инквизиции, которым надлежало проверить груз на предмет еретических книжек. Потом толпа, разинув рты, пронаблюдала, как дюжину деревянных телег, каждую из которых тянули по шесть быков, запряженных цугом, до отказа нагрузили золотыми слитками. И еще две дюжины телег наполнили серебром. Каждый из этих грубых слитков был шириною в два пальца, толщиною — в две фаланги и длиною с человеческую руку. Деревянные колеса скрипели, и быки упирались в твердую землю, с трудом передвигая телеги. Когда вереница телег с золотом и серебром скрылась за городскими воротами, пришло время делить остальную добычу, которая тоже была немалой. Портовые грузчики, как и любой желающий заработать несколько реалов, принялись разгружать драгоценные металлы, древесину, кожу, меха, жемчуг, кораллы, кокосы, сахар и другие бесчисленные товары.

Чтобы обсудить сделки, состоятельные горожане приглашали капитанов к себе домой. Остальные торговались прямо на улице. Купить можно было все что угодно и кого угодно. Я увидел, как на ступенях собора выставили на продажу рабов. Здесь можно было выбрать себе слугу или наложницу, как называют на Востоке невенчаных жен.

Наконец мы отыскали мой корабль под названием «Святой Мигель», с которого уже разгружали меха и кожи. В воздухе смешались запахи дегтя, пота и тухлой морской воды. Здоровенные крысы сновали по сходням взад-вперед. Капитан Федрик Рамирес, огромный, как колосс, выхватил шпагу и отсек крысе голову, после чего торжественно сообщил: «Две тысячи первая!» В этот момент какой-то незадачливый грузчик попытался улизнуть, прихватив с собою одну из шкур. Капитан Федрик, только что покончивший с крысой, мигом догнал воришку и приставил шпагу к его горлу. Сейчас он был похож на пирата, который вершит расправу по суровым морским законам. Жалко улыбаясь и опустив плечи, беглец вернул украденное. А еще через мгновение с криком ухватился за лицо: взмахом шпаги капитан рассек ему щеку.

— Впредь тебе наука: никогда не кради у капитана Федрика!

Человек с окровавленной щекой немедленно скрылся, а капитан вернулся на свой мостик.

— Пойду за своим золотом, — сказал я Кристобалю. — А ты приготовь карету и жди меня у собора.

— Вы собираетесь забрать у него золото?! — на лице Кристобаля отразился ужас.

— У нас с капитаном договор, — сказал я, хлопая себя по груди. — Успокойся, я ничего не собираюсь у него воровать.

Кристобаль счел за благо удалиться.

Однажды на дуэли капитан Федрик лишился глаза, но повязки не носил, и потому была видна наглухо зашитая пустая глазница. А его черная шляпа давно лишилась украшавших ее перьев. Он гораздо больше походил на пирата, чем на торговца, и половина груза на его судне была нелегальным товаром. В полудюжине портов его дожидались жены, но при этом он восхищался моими победами над женщинами и любил поговорить со мной на эту тему. Я великодушно рассказывал ему то, что он уже слышал от других. Мы познакомились в таверне, куда я нередко захаживал с маркизом, и однажды вечером капитан сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться. Согласно договору, который мы подписали, я становился совладельцем его судна. Кроме того, я получал право вернуть свои вложения в десятикратном размере — в том случае, разумеется, если корабль избежит всех опасностей, подстерегающих в море. Вопреки здравому смыслу, я вложил в это предприятие все средства, которыми располагал. Я настоял на том, чтобы договор обеспечивал мою долю в будущей прибыли. Капитан Федрик, испытывавший в ту пору денежные затруднения, вынужден был согласиться на подобное партнерство.

Я поднялся по сходням, лавируя между грузчиками, сновавшими взад-вперед как муравьи. А потом вдоль палубы прошел к маленькой дверце, ведущей в капитанскую каюту. Через окно я успел заметить, как он пересчитывает золотые монеты. Я постучался.

— Кто там? — прорычал он, смахивая первую полную стопку монет в маленькую, примерно с ладонь, шкатулку, после чего быстро захлопнул крышку.

— Это дон Хуан. — Я толкнул дверь, не дожидаясь приглашения.

— Ах, дон Хуан! — отозвался он вполне дружелюбным тоном, однако без улыбки, что и выдавало его истинные чувства.

Прекрасно понимая, зачем я явился, он поспешил сообщить:

— Мы не выручили за полотно тех денег, на которые рассчитывали.

Рядом со шкатулкой сидел пестрый попугай — зеленый с желтой шеей. В когтях он сжимал золотую монету и пробовал ее клювом.

Прежде чем я успел ответить капитану, в разговор вмешался тщедушный матрос, которого я даже не сразу заметил в каюте.

— Неужели и вправду дон Хуан? — Он разинул рот, в котором было не более шести зубов. — А это правда, что вы соблазнили монахиню? Прямо в исповедальне? Я слыхал об этом в Вера-Круз. Позаботились, чтобы ей было в чем каяться, верно?

Из уважения к воспитавшим меня сестрам я стараюсь держаться подальше от тех женщин, которые успели принять постриг. Но случай, о котором упомянул матрос, был исключительным. То была вдова, которая в расцвете лет пыталась бежать мирских радостей, скорбя по безвременно ушедшему супругу. После нашей короткой встречи она не просто вернулась в мир, но и перестала носить траур, возродившись для новой любви.

Продолжая пристально смотреть на капитана, я ответил моряку:

— Лестно сознавать, что мою миссионерскую деятельность обсуждают в Новой Испании. Однако не следует верить всему, о чем болтают люди. Лично я не верю.

Я взглянул на попугая, который обследовал монету своим черным язычком, пробуя, какова она на вкус.

— Похоже, вы неплохо платите своему попугаю, капитан.

— Возможно, кое-что удастся выручить на живом товаре. — С этими словами капитан Федрик посмотрел на шкатулку, не догадываясь о том, что я подсмотрел ее содержимое через окно. — Мы прогорели на полотне, но, продав рабов, можно кое-как свести концы с концами.

Он кивнул на круглое окошко, сквозь которое было видно, как невольники спускаются по сходням.

— Торговля живым товаром — дело жестокое, — заметил я.

— Зато выгодное, — возразил он с улыбкой. — Ведь мы оба торгуем плотью, разве не так?

— Вы порабощаете ее, в то время как я, наоборот, освобождаю, — проговорил я, незаметно придвигаясь к столу и к монетам.

— Это верно, однако не следует смешивать удовольствие и работу. Мне очень жаль, дон Хуан, но мне действительно заплатили за полотно гораздо меньше, чем мы ожидали.

Я потянулся к попугаю, и тот на время оставил свои попытки проглотить золотую монету. Медленно, как старик, страдающий подагрой, он взобрался на мою руку, и его когти глубоко впились мне в кожу.

— Меня интересует не та сумма, которую вам заплатили за полотно, а та, которая мне причитается. Восемь тысяч дукатов, если мне не изменяет память. — Я достал и развернул свиток с договором. — Все верно. Здесь сказано: восемь тысяч дукатов.

— У меня их нет, — медленно проговорил он.

Болтливый моряк снова надумал поговорить.

— А как насчет сестер-двойняшек? Это правда? Мне рассказали эту историю в прошлом году в Порто-Белло. Вам не кажется, что это уже слишком? — Он улыбался от уха до уха, явно гордясь своей осведомленностью.

— У женщин бывают разные желания, так же как у мужчин — разные способности. — С этими словами я быстро обнажил шпагу.

Попугай в испуге закричал и взлетел под потолок, теряя перья. Шпага понадобилась мне не для того, чтобы сражаться с капитаном, а для того, чтобы откинуть крышку шкатулки, полной монет.

— Я всего лишь хочу получить свою долю, — сказал я. — Не ходить же мне, как миссионеру, с кружкой для пожертвований!

Капитан Федрик засмеялся, но улыбка быстро сошла с его лица.

— Итак, обсудим мое вознаграждение. Если не возражаете, эту шкатулку я возьму себе, — сказал я, удерживая острие шпаги возле его лица.

Он подтолкнул шкатулку ко мне через стол:

— Это все, что у меня есть, пока не проданы рабы.

— Я забираю это в качестве первого взноса. Через неделю вернусь за остальным. — Не поворачиваясь к нему спиной, я отступил к двери и напоследок вежливо добавил: — Всегда приятно иметь с вами дело, капитан Федрик.

Спустившись на берег, я дал одному из матросов эскудо и велел днем и ночью следить за всем, что происходит на судне. Если корабль начнут готовить к отплытию, я должен узнать об этом первым. Объяснив, что живу в доме, где находится таверна «Санта-Круз», я пообещал еще пять золотых монет за успешное выполнение задания. Можно было не сомневаться, что за такие деньги он не сомкнет глаз. Кроме того, я знал, что капитан Федрик не стронется с якоря до тех пор, пока не продаст рабов, а на это уйдут недели или даже месяц.

После этого я присоединился к толпе моряков, которые направлялись в церковь вознести хвалу Господу за свое благополучное возвращение. Вокруг царило праздничное ликование. Повсюду взрывались петарды, и лица прохожих светились радостью. Танцоры и музыканты без устали развлекали народ. Проститутки самых разных мастей, съехавшиеся со всей Европы, делали все, чтобы опустошить у моряков карманы. В жарком воздухе Севильи запахи соленого пота и плесени соседствовали со звуками ликующего песнопения, и нескончаемая череда людей тянулась в святую церковь за благословением. В подобные дни наш многолюдный и слегка тронутый тлением город меньше всего напоминал столицу инквизиции. Этот день, по счастью, всецело принадлежал Бахусу, а не святошам.

Тяжелая шкатулка в руках не позволяла мне присоединиться к танцующим под зажигательные гитарные ритмы. Мой черед веселиться наступит вечером, а в настоящий момент мои мысли занимало нечто более важное, чем веселье.

Бережно, словно это был ребенок, я прижимал к груди шкатулку и торопливо пробирался сквозь толпу. Кристобаль поджидал меня возле собора и, прислонившись к карете, по обыкновению читал. В отличие от других кучеров, которые в ожидании хозяев предаются праздности, Кристобаль никогда не расставался с книгой. Я научил его читать, и он воспылал к этому занятию такой страстью, которую я мог наблюдать лишь в себе самом.

Поместив шкатулку на сиденье, я уже совсем собрался пристроиться рядом и отправиться на поиски доньи Анны. Однако судьба распорядилась иначе. Если бы я руководствовался только доводами рассудка и не верил в судьбу, то ни за что не встретил бы ее здесь, в двух шагах от ужасного места, где торгуют рабами.