На закате, как раз в тот момент, когда я закончил последнюю запись в своем дневнике и тщетно пытался занять время, у моих дверей появилась Альма. На ней было простое красное платье без украшений и даже без нижних юбок, как будто она очень торопилась. В моем жилище было жарко, и девушка беспрерывно обмахивалась веером.

— Ленора, пожалуйста, оставь нас одних. Пойди поиграй с Кристобалем в карты… или в какую-нибудь другую игру.

Ленора прыснула от смеха и ушла вниз.

— Маркиз сказал, что ты уезжаешь… один?

— Это правда. Я действительно уезжаю.

— Один? Ты оставил донью Анну? Неужели поцелуй развеял очарование? А может быть, ты убедился, что близость с любимой женщиной ничем не отличается от близости с любой другой?

Горделивая осанка Альмы и выражение ее лица ясно показывали, что она довольна.

Я промолчал.

— Или ты ее не бросил?

Я по-прежнему хранил молчание.

— Я не знаю, что и думать…

С этими словами она бросила веер на стол и наклонилась, грациозно выгнув спину. То был недвусмысленный призыв — старый, как мир. Однако Альме этого показалось недостаточно. Она приподняла подол платья, обнажая восхитительные бедра. Это великолепное зрелище отнюдь не оставило меня равнодушным, но я глубоко вздохнул и вызвал в памяти лицо доньи Анны. Мне не было нужды обнимать Альму, чтобы постичь ее душу. Альма призывно взглянула на меня, изогнув шею. Губы ее были приоткрыты, а глаза блестели. Я улыбнулся, однако на этот раз моя улыбка вовсе не означала готовность к игре. Я звонко шлепнул ее по обнаженным ягодицам.

— Ай! — возмущенно вскрикнула Альма.

— Ты великая искусительница, но мое сердце не свободно.

— Своим разумом и сердцем мужчина может принимать любые решения, но его плоть в любой момент готова поддаться искушению! — злорадно сказала она.

— Ты права, мужчина намного слабее женщины, и зачастую он не может противиться своему желанию. Но я сделал свой выбор в пользу любви.

— Но почему именно она? Почему именно сейчас? Смог бы ты полюбить ее, если б встретил, скажем, два с половиной года назад… ну, или пять лет назад? Может быть, ты нечаянно приоткрыл свое сердце и она пробралась туда, как кошка? А может быть, великий дон Хуан просто стареет и прежние игры потеряли для него свою привлекательность?

Альма явно пыталась посеять сомнения, и ее слова задели меня. Я понимал, что она спорит не столько со мною, сколько сама с собой, потому что мой выбор ставит под сомнение правильность ее выбора. На ее вопрос я ответил вопросом, как это делают все учителя, если сами не знают ответа:

— Кто пробуждает любовь — влюбленный или объект его любви? И то и другое в равной степени правда.

— Но разве ты не ищешь равного себе?

— Я уже нашел.

— Как может дон Хуан прельститься какой-то затворницей из Севильи?

— Она не затворница.

— Дон Хуан — порождение улицы, и только женщина, которая знакома с изнанкой жизни, сможет удовлетворить его.

— Альма, я предупреждал тебя, что никогда не смогу стать для тебя кем-то большим, чем просто учитель.

— Ты полагаешь, что мною движет ревность? — насмешливо спросила она. — Я просто не верю, что великий дон Хуан готов бросить светские наслаждения ради какой-то одной женщины.

— Просто я понял, что мужчина может познать всех женщин, любя одну только дочь командора. Более того, я уверен, что женщина может познать всех мужчин, любя одного сына торговца.

Мои слова задели ее за живое, но она постаралась скрыть охватившие ее чувства под маской напускного безразличия:

— По крайней мере, я способна заниматься любовью, не теряя своего сердца.

— Я не занимался с ней любовью, — сказал я.

Она удивленно ахнула и, как ей показалось, заметила мое слабое место:

— Когда вы станете близки, ты убедишься, что она сделана точно из такого же теста, как и все остальные. Уверяю тебя, все очарование развеется! Я буду поджидать тебе в своей постели.

Она схватила свой веер, и, обмахивая разгоряченное лицо, направилась к двери. Потом немного замешкалась на пороге и бросила через плечо:

— Если ты хочешь познать ее, пока она еще девственница, тебе лучше поторопиться. Маркиз перенес дату свадьбы, чтобы не допустить ее побега. Он собирается попросить короля обвенчать их уже завтра, во время дворцового праздника.

— Донья Анна уже знает об этом?

— Нет, для нее это такой же сюрприз, как, очевидно, и для тебя.

Она вышла, не оглянувшись, и, казалось, проплыла к выходу, не касаясь ступеней. Сердце мое стучало так, что грозило разбиться о ребра. У меня оставались только ночь и день, чтобы уговорить донью Анну бежать со мной, прежде чем маркиз сделает ее своей женой. Кажется, уже достаточно стемнело. Это значит, что я, подобно соколу Фениксу, могу лететь к ее окну. Однако снова послышался стук в дверь. Кто еще надумал навестить меня этой ночью?