Вернувшись обратно, мы принялись обсуждать посещение Геннадия Максимилиановича. А через некоторое время увидели его самого и быстренько спрятались за мусорные ящики.

Геннадий Максимилианович, крепко держа за руку Гришу, прошел в двух шагах от нас, а поравнявшись с ящиками, неожиданно приподнял шапку-пирожок.

— Спокойной ночи, — как ни в чем не бывало сказал он.

Соблюдая все меры предосторожности, мы крались следом за Геннадием Максимилиановичем в надежде, что тот отпустит Гришу. И я, откровенно говоря, не завидовал Грише.

Но Гриша был под надежной охраной: Геннадий Максимилианович довел его до самой двери квартиры, сдал его, как говорится, с рук на руки и ушел.

— Что теперь будем делать? — спросил кто-то. — Пошли к дяде Степе, посоветуемся…

— Что толку? Он говорил, что еще трех рублей не хватает. Где мы их возьмем?

Костя, до этого не произнесший ни звука, вдруг сказал:

— Была не была! Ждите меня здесь. Я сейчас.

Он убежал, и мы принялись с нетерпением его ждать. Прошло минут десять — пятнадцать.

— А ну его! — сказал Сережка. — Айда по домам.

— Может, еще подождем? — спросил я.

— Хватит, — сказал Васька.

— Просто дурачит нас, — подхватил Сережка. — А завтра будет дразнить…

Только он произнес последнее слово, смотрим — идет Костя. В руках несет что-то, завернутое в тряпку.

— Чего у тебя там? — с любопытством спросили мы.

— Кот.

Костя сдернул тряпку, и мы увидели коричневого гипсового кота с голубым бантиком на могучей шее. Нос и уши кота были изрядно потерты. На загривке зияла узкая белая щель.

— Копилка! — вскричал Васька. — Вот это фокус!

— Ох, ребята, влетит же мне за этот фокус!.. — простонал Костя.

Он потряс копилку. В утробе кота сыто урчала и перекатывалась мелочь.

— Сколько там? — спросил Сережка. — Давай разобьем и сосчитаем.

— Я те разобью! — сердито сказал Костя. — По монетке будем тянуть, ясно? Ровно три рубля — и баста! В долг, слышите? Все свидетелями будете!

И Костя принялся за работу. Он наклонял кота, поворачивал его на бок, чуть встряхивал, гладил по головке и даже что-то приговаривал. Но жадный котище не выпускал из себя ни единой копейки.

Я смотрел, смотрел на эти манипуляции и понял, что ждать милости от бездушного кота бесполезно. Тогда мне в голову пришла отчаянная мысль.

— Давай сюда, — говорю. — У моей бабушки была такая копилка. Я шутя справлялся с ней. Тут сноровка нужна!

Костя недоверчиво передал мне семейную сберкассу. Я взял копилку двумя руками, чуть приподнял ее и, замирая от страха, разжал пальцы. Копилка грохнулась на асфальт. Гипс вперемешку с медяками брызнул в разные стороны.

Костя ахнул.

Но немая сцена продолжалась недолго. В следующее же мгновение я получил первую затрещину. И пока ребята опомнились и кинулись мне на выручку, Костя успел надавать мне еще не одну.

Не знаю, сколько бы еще бушевал Костя. В чувство его привел возглас Сережки:

— Смотрите, сколько я насобирал!

Его ладонь была полна мелочи.

Костя, забыв обо мне, упал на колени и стал ползать по холодному асфальту, собирая монеты. Мы последовали его примеру.

Все собранные деньги мы побросали Косте в шапку.

Костя зло посмотрел на меня, повернулся и пошел прочь.

— Костя! — взмолился я. — Будь другом, выручай — нам нужно всего три рубля… Ты же обещал. Мы обязательно отдадим, вот увидишь!

Костя вернулся назад и молча отсчитал три рубля.

Потом мы отправились под Женькины окна и начали свистеть, мяукать, кукарекать. Но Женька так и не появился. Здорово, наверное, ему, бедняге, влетало там наверху!

— Айда к дяде Степе! — воскликнул Сережка. — Попросим его сегодня же отнести деньги Геннадию Максимилиановичу…

И хотя было поздно и нас потом ругали дома, мы отправились к дяде Степе, чтобы сделать последний взнос.