— Я не взрывал ваш Торговый центр. Не взрывал. Не взрывал! — Клементину шел по проходу и не спускал глаз с бледного лица Сезара Толедо. — У тебя нет доказательств мост вины. Только желание сделать из меня убийцу.

— А ты и есть убийца! Ты все устроил. Ты — убийца.

Клементину уже не помнил себя, желая только одного — добраться до Сезара и заткнуть ему рот любыми средствами. Бешенство, горячее и яростное, подчиняло его себе. К нему устремились десятки людей с рациями и преградили ему путь. Но он шел вперед, видя перед собой и слыша только Сезара Толедо, который как заговоренный твердил в микрофон: «Это он, Клементину да Силва, взорвал Центр и погубил людей! Это он несет ответственность за смерть невинных людей! Он!»

— Суда еще не было, мое причастие к взрыву не доказано. Ты не имеешь права обвинять меня здесь. Ты нарушаешь закон, Сезар Толедо!

Взаимные обвинения и оскорбления лились рекой. Все старания Энрики восстановить ход пресс-конференции проваливались, не мог он и остановить отца, все ожесточеннее отвечавшего своему противнику.

Но внезапно в проходе возникла знакомая фигура и встала перед Клементину.

— Не говорите больше ничего, Клементину! Приказываю вам замолчать! — крикнул Александр и взял Клементину под руку. — Немедленно!

Но Клементину вырвался и снова обратился к журналистам, обвиняя Сезара в ложных показаниях и… во взрыве Торгового центра.

— Он сам взорвал Центр, который стал ему невыгоден, он надеялся на колоссальную страховку. А теперь он ищет подходящего человека, чтобы все свалить на него. Послушайте меня, Торговый центр взорвал Сезар Толедо. Он хочет получить страховку!

На какой-то момент Клементину посмотрел на происходящее как бы со стороны: возбужденные скандалом журналисты рвутся к Сезару, жужжание кинокамер, фотовспышки… Перед ним возникли лица Александра и Бруну, до Клементину стал доходить смысл их слов, обращенных к нему:

— Вы усугубляете свое положение! Немедленно надо уйти! Я, ваш адвокат, запрещаю вам говорить!

Клементину вдруг почувствовал опустошение. Он перестал вырываться и дал вывести себя из зала. Лишь услышав очередной выпад Сезара, он, было, кинулся к нему, но остановился под гневным взглядом Александра и только крикнул:

— Все его слова — поклеп! Не верьте Сезару Толедо. Он — убийца, зарубите мои слова на носу.

В машине Клементину снова стал обвинять Сезара. Говорил про страховку, про личную ненависть к нему, Клементину. Просьбы Александра прекратить нападки на Толедо, все его угрозы отказаться защищать его да Силва пропускал мимо ушей.

— Слушай. Клементину, — неожиданно вмешался в разговор Бруну, — тебе одному из этой истории не выбраться. Так что прекрати обвинять отца своего не адвоката.

Клементину замолк и не раскрыл рта даже тогда, когда их встретила толпа журналистов у входа в адвокатскую контору.

Дома, сидя за столом перед Кларой, Шерли и задержавшимся у них Бруну, он снова стал горячо доказывать свои обвинения против Сезара. Клара стояла на своем: взорвать собственное детище, погубить неповинных людей — нет, Сезар на это не способен.

— При всех недостатках Толедо никогда не пойдут на такое.

— Что ты о них знаешь? Толедо! Кто же тогда известил полицию о том, что я еду к Бруну? Об этом знали только четверо: я, сам Бруну, Александр и Марта! Я не могу подозревать в этом ни Бруну, ни Александра. Остается Марта. Она выдала мое убежище полиции. Конечно, не сама звонила. Проболталась кому-нибудь, тому же Сезару.

И Клара, и Бруну стали защищать Марту.

— Да ты что, забыл, — Клементину вскинулся на Бруну, — как нагрянула полиция, перекрыла все проходные дворы на подходе к твоей мастерской? Нет, кто-то предупредил их… Если бы Александр не принес тогда бумагу об отмене постановления, сидел бы я уже за решеткой.

Бруну ушел глубоко за полночь, Шерли еле добрела до постели от усталости и переживаний, а Клементину и Клара все еще сидели за столом, не в силах успокоиться и преодолеть возбуждение. Клара включила телевизор и постепенно увлеклась ярким шоу, с удовольствием переключившись на него. Клементину сидел рядом и тоже смотрел на мелькание нарядов, слушал шутки и модные песенки. Но при этом ничего не видел и не слышал.

Гнев на Сезара постепенно улегся, и теперь Клементину мог спокойно и трезво рассуждать и обдумывать, что делать дальше. Но Клементину думал только о «говорящем сердечке». Он, как профессионал, оценил простоту и хитроумность замысла — присоединить к каждому детонатору по «сердечку».

— Ты понимаешь, как все здорово придумано! Пейджер принимал сообщения, от вибрации срабатывал детонатор — и взрыв. Отлично придумано — подключить один пейджер к машине, другой — к системе вентиляции, третий — к распределительному щиту. Я до этого не додумался.

Клара отвела взгляд от экрана:

— Ты даже на таком шоу не можешь отвлечься. Повтори еще раз, что ты сказал, я была невнимательна.

Они еще долго обсуждали события уходящего дня, и, наконец, все-таки сон сморил их. Клементину проснулся через два часа: он чувствовал, что почти приблизился к человеку, взорвавшему Торговый центр.

Они встали поздно. Клара варила кофе, а Клементину возился на улице, расчищая до завтрака вместе с братьями двор. Но завтрак пришлось отложить: приехал Александр. Клементину отметил, что у Александра уставший вид, запыленные ботинки, влажная рубашка — видно, рабочий день его адвоката начался давно. Александр положил перед Клементину папку.

— Рекомендованные мне специалисты по страхования изучили инструкцию, которую вы нашли у Анжелы.

Клементину не торопился раскрывать папку, слушая, что скажет Александр дальше.

— Инструкция как инструкция, но вот пометки, сделанные на полях, оказались очень любопытными. — Александр взволнованно поправил очки. — Человек, сделавший эти пометки, был очень заинтересован в получении этой страховки. Этот человек, несомненно, очень грамотный, и он педантичнейшим образом изучил инструкцию, ища в ней зацепки.

— Боже мой! — Клара перевела взгляд с Клементину на Александра. — Я вспомнила тот день, когда был взорван Центр. Мы разговаривали с Анжелой, и неожиданно она заторопилась позвонить, якобы Энрики. Но я точно не помню и не слышала разговора, потому что она ушла звонить в другую комнату. И еще, — Клара заходила по комнате, — ведь именно Анжела устроила меня на работу в пейджинговую компанию. Она очень расхваливала мне «говорящее сердечко», рассказывая о принципах работы аппарата.

Клементину обменялся с Александром понимающим взглядом.

— Знаешь, Клара, не будем гадать попусту. Мне кажется, тебе стоит пригласить свою подругу в гости. Заинтригуй ее, пусть приезжает немедленно. — Клементину замолчал, что-то обдумывая. — А впрочем, лучше позвоню я, мне она точно не откажет. — Клементину встал и направился к телефону.

Его расчет оказался точным — заинтригованная его приглашением Анжела приехала немедленно. Но все остальное из задуманного Клементину удавалось плохо. Анжела встретила ироничным смехом их обвинения. Она нисколько не была обескуражена нападками Клементину, завладевшего инициативой разговора. В пылу разговора Клементину почувствовал, что они не обсуждают факты, а зло перебрасываются обвинениями. Клементину выжидающе посмотрел на молчавшего все это время Александра.

Но и на убедительные, с точки зрения Клементину, доказательства того, что Анжела тщательно и всесторонне готовилась к взрыву, она опять ответила веско и аргументировано:

— Я же исполнительный директор, я все изучала и анализировала заранее. Мне именно за это платили деньги. И потом, — Анжела презрительно посмотрела на Клементину, — что бы лично мне дал этот взрыв? Какие деньги я на этом заработала? Это не я, а Сезар Толедо получил бы страховку.

— А ты бы избавилась от обвинений в соучастии в краже денег, которые Энрики вбухивал в свою дурацкую затею, — тихо сказала Клара. — И потом, ведь именно ты устроила меня в «Говорящее сердечко» и в свое время подробно объясняла мне принципы работы этой компании.

— Клара! — Анжела подняла на нее свои огромные глаза. — Клара, за что ты так зла на меня? Что я сделала тебе плохого? Ты же была моей лучшей подругой, почему же ты предаешь меня? Ради чего? — Анжела брезгливым взглядом обвела темную комнатенку, убогую самодельную мебель, дешевую посуду…

— Неужели ради этого?! — Клементину поймал на себе ненавидящий взгляд.

Клара попросила разрешения переговорить с бывшей подругой наедине. Александр и Клементину вышли из комнаты.

Александр не скрывал своего раздражения — разговор свелся к бездоказательным обвинениям, которые ни к чему конструктивному не могли привести. Более того, оказалось, что и подозревать Анжелу особенно было не за что. Он явно был недоволен, что оказался втянутым Клементину в очередную крикливую бесполезную разборку.

— Может, вы мне не все рассказали? Вам, может, что-то известно еще?

Клементину замялся:

— В тот день, когда я забрал у нее из дома эти инструкции, я нашел там еще кое-какие бумаги… Это были вырезки из газет, фотографии.

— Ну и что?

— А то, что речь в них шла о несчастном случае, в результате которого погиб некий Жуан Видал.

Глаза у Александра загорелись.

— Расскажите поподробнее, что это за несчастный случай.

— Взрыв на каменоломне, принадлежавшей строительной компании Толедо, если не ошибаюсь. Ведь фамилия Анжелы — Видал? Возможно, погибший Жуан Видал — ее отец? Потом в одной заметке было написано об удочерении какой-то девочки. Я думаю, что все это имеет прямое отношение к Анжеле.

— Она никогда об этом не рассказывала!

— Здесь сплошные тайны, но за ними должно стоять что-то важное, помяните мое слово!

Дверь открылась, и на пороге появилась Анжела. Не замечая ни Александра, ни Клементину, она обернулась и бросила Кларе:

— Кого ты защищаешь? Твой Клементину не человек! Он уби…

— Замолчи! Замолчи сейчас же! — Клара подлетела к подруге и преградила ей выход. — Только попробуй еще произнести это слово! Я никогда не позволю поносить этого человека! Тем более в этом доме! А теперь, пожалуйста, уходи. — Клара отошла и встала рядом с Клементину.

— Мне здесь больше нечего делать!

Клементину посмотрел сначала на поникшую Клару, потом на высоко поднятую голову Анжелы и понял, что он не должен позволить ей уйти отсюда победительницей, глубоко порядочной женщиной, которую предала лучшая подруга. Он встал на ее пути:

— Нет, ошибаетесь, дона Анжела! Я ведь многое о вас теперь знаю. Знаю, что вы родились в Риу-Негру, знаю, как погиб ваш отец, — все знаю!

Он почувствовал, что ему удалось вывести Анжелу из состояния равновесия. Она заволновалась.

— Значит, ты обыскал весь дом?! Рылся в моих бумагах?! Ко всему прочему, ты еще и гнусный вор!

— Может быть, и так. — Клементину не спускал глаз с лица Анжелы. — Называйте меня, как вам будет угодно. Но факт остается фактом: вы никому никогда об этом не рассказывали. Что же вы скрывали?

— Да кто вы такие, чтобы меня допрашивать? В чем-то меня обвинять?!

— Анжела! — Негромкий голос Клары заставил и Анжелу, и Клементину замолчать. — Признай, что все это крайне странно. Ты ото всех скрывала, что твой отец погиб на каменоломне Толедо, от меня, от Марты, от Энрики.

— Да ничего я не скрывала. — Анжела устало села на стул. — Кому в Сан-Паулу так важно было знать, как умер мой отец? Это всего лишь навсего мое прошлое. А сюда я приехала учиться, случайно познакомилась с Энрики. Наше с ним знакомство — не более чем совпадение. Я считала, что если я расскажу об этой трагедии, напомню о ней семье Толедо, то наверняка возникнет отчужденность. А я искренне привязана к этой семье, люблю и уважаю Марту, Сезара… Согласись, любой бы на моем месте поступил так же.

— Зачем тогда хранить вырезки из газет? — подал голос Клементину.

— Ничего я не хранила. — Голос Анжелы снова обрел присущую ему уверенность и апломб. — Ко мне приезжал знакомый из Риу-Негру и оставил папку с этими бумагами. Да и говорить больше не о чем. Я все сожгла при переезде. Вы два ненормальных! За что вы прицепились ко мне? Врываетесь в мой дом, копаетесь в моих бумагах. — Анжела повернулась к Кларе. — Как ты могла принимать во всем этом участие? Неужели из-за этого мужлана? Из-за того, чтобы жить в этой вонючей конуре, называть ее своим домом? — Анжела опять брезгливо скривила губы, и, проходя мимо Александра, обронила: — Как же ты мог оказаться вместе с врагами твоей семьи, твоего отца?

— Я всего лишь адвокат, выполняющий свои обязанности. И я пытаюсь не путать свою работу с семьей.

С момента приезда из Рио Александру казалось, что он трудится день и ночь. Сначала он разыскал Клементину, который метался по городу, пытаясь укрыться от полицейских. Потом Александр, переступив через себя, отправился к матери, чтобы в ее доме спрятать Клементину. Потом, снова переступив через себя, повез своего подзащитного в мастерскую Бруну, куда утром следующего дня нагрянула полиция. До сих пор Александр не понимает, каким чудом ему удалось добиться у прокурора отмены постановления об аресте да Силва. Но факт остается фактом — он поднял прокурора с постели, объяснил ему ситуацию и подписал у него отмену постановления. Александр втайне гордился собой. Единственной, кому он решился рассказать о своих подвигах, была Лусия Праду.

Как ни упрекал себя Александр за некую измену матери, но ему всегда нравилась Лусия — умная, тонкая женщина и прекрасный профессионал, за спиной у которого множество сложнейших и блестяще завершенных дел. Только себе Александр однажды признался, что вполне может понять отца, ушедшего к такой женщине.

Нет, он, конечно, обожал, боготворил мать, но к Лусии относился с особой доверительностью и обожанием. Лусия, он это чувствовал, платила ему тем же. Она уважительно относилась к нему как к коллеге, перед компаньонами отзывалась о нем наилучшим образом, в нужный момент всегда легко приходила на помощь деликатным советом, а порой и дельной подсказкой. У Александра не было от нее секретов, с любой проблемой он легко шел к ней, и она всегда сама лично или через кого-то помогала ему. С ее подсказки он вышел на специалистов в области страхования, которые по его просьбе проанализировали пометки на инструкции, найденной у Анжелы.

Постепенно из сослуживца эта симпатичная женщина превратилась для него в друга, которому он мог доверить то, что не доверил бы ни брату, ни отцу, ни матери. Именно ей, Лусии Праду, Александр поведал о своих маленьких победах в деле Клементину да Силва. Помимо необходимости поделиться радостью, Александр испытывал желание выглядеть наилучшим образом именно перед Лусией: он никогда не забывал, что это она составила ему протекцию при устройстве на работу в эту известную адвокатскую фирму. И Александру было очень приятно и важно не ударить лицом в грязь. Пока ему это удавалось.

Их взаимная расположенность друг к другу позволяла Александру изредка делиться с Лусией своими семейными делами. А они казались ему далеко не безоблачными, хотя внешне все выглядело замечательно. Сандра простила ему спешный отъезд из Рио, а, вернувшись через неделю после него в Сан-Паулу, просто вешалась ему на шею, требовала с него клятв в вечной любви. Ночью она ублажала его, доводя до исступления своими умопомрачительными ласками, по утрам нежно прощалась с ним, а вечером с нетерпением ждала его возвращения. Ему все так же кружила голову ее близость, запах ее фантастического тела, способного творить чудеса. Но стоило ему удалиться от нее, набегали сомнения в ее искренности, в страстных порывах и клятвенных обещаниях любить его всегда, вечно. Александр начинал чувствовать себя подлецом, бросившим молодую жену во время медового месяца одну, в чужом городе, променявшим ее на карьеру. Он готов был простить ей все нападки на Клементину, которого она все так же не желала знать, и в то же время не мог понять, каким образом в Сандре одновременно уживаются нежность и ненависть, непосредственность ребенка с хитростью прожженной женщины.

Но больше всего его настораживало упорное стремление Сандры к роскошной жизни, собственному дому, зеркалам, коврам, хрустальным люстрам. У нее загорались глаза, едва она начинала говорить на свою излюбленную тему, а сердце Александра сжималось: они совсем не понимали друг друга. Сандра кидалась ему на шею. Умоляла простить ее, любить ее вечно, сама клялась в любви… И снова Александр чувствовал себя подлецом.

Он пытался списывать ее страсть к богатству и роскоши на ее нищенское детство, на безотчетную зависть к внезапно разбогатевшей подруге Бине, к желанию резко изменить свою жизнь после замужества. Она все чаще намекала ему на дом родителей, еще более опустевший после отъезда из него Селести и Гиминьи. Несмотря на все уловки Сандры — а их уже Александр знал наперечет, — он стоял на своем: жить они пока будут в Бешиге в ее маленькой комнатенке, а как только позволят заработанные им деньги — снимут или купят квартирку побольше и в более престижном районе. Хотя и против Бешиге Александр не имел ничего против. Он не обращал внимания на облупленные стены домов, на бедно одетых людей, здесь часто доносились до него смех, музыка, треск мотоциклов, иногда и смачная перебранка. Все это казалось ему звуками жизни большого города, и они нравились Александру. Появился у него здесь даже приятель, вернее, приятельский дом, куда он наведывался все чаще и чаще. Он и сам бы себе не поверил, но Бруну Майя стал ему приятелем. Александр не забыл своего бешенства, когда увидел Бруну и стоявшую перед ним полуголую Сандру. У него не было оснований не верить обвинениям Сандры в адрес Бруну, но с тех пор как скульптор без колебаний решился спрятать у себя в мастерской Клементину, как отбивался от полиции, как, не раздумывая, отправился вместе с ним на пресс-конференцию и вместе с ним вытаскивал оттуда да Силву, отношение к нему изменилось. Спокойный, рассудительный человек, готовый в нужный час прийти на помощь, все больше и больше нравился Александру. Оставалась лишь одна нудящая заноза — домогательства Сандры. И он, обстоятельно все взвесив, решил объясниться с Бруну.

— Все последнее время я наблюдаю за тобой, слежу за твоими словами, за тем, чем ты занимаешься и здесь и в клинике, Бруну, у меня не укладывается в голове, как такой человек, как ты, мог приставать к юной девушке.

Бруну посмотрел Александру в глаза:

— А я и не думал к ней приставать. Я просто хотел помочь Марте, объясниться с Сандрой, просить ее отказаться от замужества. Ты прости меня, я не имел права вмешиваться, но я и сейчас отношусь к вашему браку скептически. Вот и вся правда. — Бруну встал и заходил по комнате. — Послушай, что я тебе скажу. Ты ведь ее любишь? И это твоя жизнь, и никто, тем более я — чужой, посторонний человек, не имел и не имеет никакого права лезть в вашу личную жизнь. Ты прости меня, пожалуйста!

У Александра вдруг стало легко на душе, он поднялся и крепко пожал Бруну руку.

— В тот период нервы у всех были на пределе. Все только и твердили, что она искалечит мою жизнь. Все — моя мама, Клементину, отец, Энрики.… А на самом деле ведь я поступаю с ней как подонок. Я никогда не смогу быть тем мужем, который ей нужен.

— Главное, что вы любите друг друга. — Бруну подошел к маленькому шкафчику, достал початую бутылку виски и плеснул в бокалы. Они выпили без слов, но Александр был уверен: преграда, существовавшая между ними, рухнула.

Домой он летел как на крыльях. Бруну все поставил на свои места. За всеми делами и сомнениями он забыл главное: они любят друг друга.

Ночью он шептал ей в каштановые завитки волос самые нежные слова, которые только мог придумать.

— Жизнь подарила нас друг другу, Сандринья! Я всю жизнь мечтал о такой женщине. И я хочу подарить тебе вечное счастье.

Сандра прижималась к нему своим горячим телом.

— Когда ты так говоришь, у меня мурашки бегут по коже. Я была глупая раньше… Ах, какая я была глупая, но теперь ты увидишь, я стану самой лучшей женой на свете и сделаю тебя очень счастливым. И с каждым днем ты будешь счастливее и счастливее…

Ему казалось, что никогда прежде они не были так близки, так необходимы друг другу. Они без конца клялись друг другу в вечной любви, в вечной преданности. Голова Сандры покоилась на груди мужа, Александр перебирал завитки ее волос и все слушал и не мог наслушаться щебетанием Сандры.

— Если бы ты знал, как я счастлива! Я и подумать не могла, что Бог будет так милостив ко мне и подарит мне такого мужа, как ты. Красивого, умного, очень серьезного и очень ласкового. Господи, как мне хорошо с тобой, лучше может быть только одно — любить тебя в собственном доме. Если бы ты знал, как мне здесь все опостылело! — Сандра отстранилась от Александра и легла на спину.

Александр сгреб ее в охапку и придвинул к себе:

— Обещаю тебе, мы скоро переедем отсюда. Я ведь потому и работаю так много. Я тоже хочу красиво жить. Хочу, чтобы у нас была своя квартира. Маленькая, уютная, как гнездышко. Понимаешь? Чтобы мы всегда были рядом друг с другом. Все ближе и ближе…

— Где бы мы ни жили, мы всегда будем вместе. Даже в огромном особняке.

— Зачем нам особняк, Сандринья? Когда ты рядом, я буду счастлив хоть под мостом!

Но под мост им идти не пришлось. Через несколько дней Александр узнал, что Сандра беременна. Он поделился радостной новостью с матерью, и Марта предложила им переехать к ней. Александр согласился без особых уговоров: будущей матери и ребенку, конечно, лучше находиться в комфортном, благоустроенном доме.