Стихи остаются в строю

Абросимов Евгений Павлович

Аврущенко Владимир Израилевич

Алтаузен Джек

Афанасьев Вячеслав Николаевич

Багрицкий Всеволод Эдуардович

Баранов Георгий

Березницкий Евгений Николаевич

Богатков Борис Андреевич

Бортников Иван Дмитриевич

Васильев Николай

Винтман Павел Ильич

Горбатенков Василий Ефимович

Городисский Захар Матвеевич

Гридов Григорий Борисович

Занадворов Владислав Леонидович

Иванов Сергей

Инге Юрий Алексеевич

Кац Григорий Михайлович

Коган Павел Давыдович

Копштейн Арон Иосифович

Костров Борис Алексеевич

Котов Борис Александрович

Крайский Алексей Петрович

Кубанёв Василий Михайлович

Кульчицкий Михаил Валентинович

Курбатов Федор

Кутасов Иван Григорьевич

Лебедев Алексей Алексеевич

Лобода Всеволод Николаевич

Майоров Николай Петрович

Наумова Варвара Николаевна

Незнамов Петр Васильевич

Нежинцев Евгений Саввич

Отрада Николай

Панфилов Евгений Андреевич

Резвов Василий

Рогов Иван Михайлович

Спирт Сергей Аркадьевич

Стрельченко Вадим Константинович

Суворов Георгий Кузьмич

Троицкий Михаил Васильевич

Тихомиров Никифор Семенович

Угаров Андрей

Уткин Иосиф Павлович

Ушков Георгий Алексеевич

Черкасский Юрий Аронович

Чугунов Владимир Михайлович

Шершер Леонид Рафаилович

Шульчев Валентин Иванович

Ясный Александр Маркович

Михаил Кульчицкий

 

 

Мой город

Я люблю родной мой город Харьков — Сильный, как пожатие руки. Он лежит в кольце зеленом парков, В голубых извилинах реки. Я люблю, когда в снегу он чистом И когда он в нежных зеленях, Шелест шин, как будто шелест листьев, На его широких площадях. От Москвы к нему летят навстречу Синие от снега поезда. Связан он со всей страною крепче, Чем с созвездьем связана звезда. И когда повеет в даль ночную От границы орудийный дым, За него и за страну родную Жизнь, коль надо будет, отдадим.

 

«Самое страшное в мире…»

Самое страшное в мире Это быть успокоенным. Славлю Котовского разум, Который за час перед казнью Тело свое граненое Японской гимнастикой мучил. Самое страшное в мире Это быть успокоенным. Славлю мальчишек смелых, Которые в чужом городе Пишут поэмы под утро, Запивая водой ломозубой, Закусывая синим дымом. Самое страшное в мире Это быть успокоенным. Славлю солдат революции, Мечтающих о грядущем. Славлю солдат революции, Склонившихся над строфою, Распиливающих деревья, Падающих на пулемет.

1939

 

«Война совсем не фейерверк…»

Война совсем не фейерверк, А просто трудная работа, Когда, черна от пота, — вверх Спешит по пахоте пехота. Марш!    И глина в чавкающем топоте До мозга костей промерзших ног. Наворачивается на чоботы Весом хлеба в месячный паек. На бойцах и пуговицы вроде Чешуи тяжелых орденов: Не до ордена. Была бы родина С ежедневными Бородино.

26 декабря 1942 г.

 

Площадь Дзержинского

Я вышел Из сада в тумане На площадь в разливе огней. Ее обскакавши, устанет Сильнейший из наших коней. И лунного света снежинки Упали… И сад посинел… Гранитная площадь Дзержинского Сера, как его шинель. Его гимнастеркой и кителем Шуршит, чуть задумавшись, сад. Пришедшему новому жителю, Как новому другу, я рад. Спасал он Архангельск И Киев От смерти, что в черных стволах, Бессонные ночи сухие Над жестким квадратом стола… И приговор честен и грозен Над подписью Тверже штыков. Дзержинского подпись привозит В голодный детдом молоко. Повеяло утром и холодом, И воздух кристален и чист. Встает Над родным моим городом Живой и высокий чекист. И образ встает Командира, Железного большевика. Глаза его смотрят над миром Зрачками всех окон ЦК.

Харьков 1938 г.