Что же нужно для побед на море? Это — чтоб со стапелей земли, Пеною пушистой борт узоря, Выходили в море корабли. И во имя берегов покоя Нам нужна солидная броня, Точное оружие морское, Мощь артиллерийского огня. Нужно знать нам кораблевождение Так, чтобы уметь пройти везде, Знать науку мудрую сражений На соленой вспененной воде. Крепнет сила твердая, морская, Словно лес, растет советский флот. Это все дает страна родная. Верфи действуют на полный ход. И еще дает страна родная Качество ценнейшее в боях Всем сынам, которым поручает Вахту в океанах и морях, — Это — смелость в час суровой жизни, Это — волю, что всего сильней, Это — сердце, верное отчизне И не изменяющее ей.

Лежит матрос на дне песчаном Во тьме зелено-голубой. Над разъяренным океаном Отгромыхал короткий бой, А здесь ни грома и ни гула… Скользнув над илистым песком, Коснулась сытая акула Щеки матросской плавником… Осколком легкие пробиты, Но в синем мраке глубины Глаза матросские открыты И прямо вверх устремлены. Как будто в мертвенном покое, Тоской суровою томим, Он помнит о коротком бое, Жалея, что расстался с ним.

Нам доли даются любые, Но видишь сквозь серый туман — Дороги блестят голубые, Которыми плыть в океан. Ты видишь простор океанский, Далекого солнца огонь, К штурвалу тревоги и странствий Твоя прикоснулась ладонь. Под паруса шелестом тонким Уже ты проходишь со мной По палубе чистой и звонкой, Омытой песком и волной. Идем над глубинами в дали, Всех мелей минуя пески, Не нам ли навстречу всплывали Туманные материки? Но там, где пролив Лаперуза, И там, где балтийский прибой, — Военные флаги Союза Высоко летят над тобой.

Годна для всех условий, Надежна и крепка, Продумана на совесть Одежда моряка. Сокровища тепла тая, Уходит с нами в путь Тельняшка полосатая, Охватывая грудь. Волна ль нежнее горлинки, Иль шторм грохочет дик, Отменно белой форменки Синеет воротник. Зимой, и в осень вздорную, И в сумрачный апрель — Хранит нас сине-черная Солидная фланель. Что сырость нам постылая? Живем с погодой в лад, Имея друга милого По имени бушлат. И навек складкой жесткою Запечатлел утюг Покроя краснофлотского Сукно крепчайших брюк. Ценимая особо На службе в море синем, Нам выдается роба Из белой парусины; Она ничем не крашена, Ей труд морской знаком, И кто ее не нашивал, Не будет моряком. И многим не мешало бы, Кого моря зовут, В той робе драить палубу И выкрасить шкафут. Когда же в час побудки Уже метет метель, Тогда укажут дудки: «Бери, моряк, шинель». Медь пуговиц — как золото, Сукно — чернее тьмы, На все старанья холода Поплевываем мы. Когда рванут шрапнели И горны зазвучат, Наденем мы фланели, В поход возьмем бушлат. Взлетают ленты в воздух. И никнут на плечо, На бескозырках звезды Сияют горячо.

За главное! За то, что страх неведом, За славный труд в просторе грозных вод — Спасибо партии, учившей нас победам, И родине, пославшей нас во флот! Спасибо тем, кто делу боевому Нас обучил, кто вывел нас к морям! Любимому училищу морскому, Всем командирам, всем учителям! В подах труда, упорства и отваги Мы возмужали, и в грозе любой О родине нам говорили флаги, Летевшие над нашей головой. В лицо нам били ветры с океана, Шла на корабль гремящая вода, И, отражаясь в зеркале секстана, Сияла полуночная звезда. Наперекор любым дождям и стужам, Входили в грудь, срастались прочно с ней Умение владеть морским оружьем, Любовь к работе доблестной своей. Уже гудят-поют под ветром ванты, И о форштевень режется струя, — Идут на море флота лейтенанты, Советского Союза сыновья… И если ты, о партия, велела Громить врагов, рожденных силой тьмы, — Нет на морях для нас такого дела, Которого не выполнили б мы!

Ты, спутница походов и сражений, Невелика, и шрифт не крупен твой; Но вижу взлет бессонных вдохновений, Полдневный блеск над выжженной травой. Сухой песок морского полигона, Желтеющую хвою на сосне, Разбитые стрельбой кубы бетона И рваные пробоины в броне. Ты создавалась для борьбы суровой, Артиллерийской мудрости скрижаль, Когда по точным методам Чернова Коваться стала пушечная сталь. И первый шаг — когда он был? Не в миг ли, Когда огонь в конвертеры влетал, Когда сварили заводские тигли Несокрушимой плотности металл? И снова мысль боролась и искала, И в тишине, в безмолвии ночном, Высокий жар бесстрастных интегралов Один владел и сердцем и умом. Творцы орудий! Мастера расчета! В таблицах нет фамилий и имен, Но честный труд во славу силы флота В таблице стрельб на море умещен. Когда корабль от реи и до трюма Тяжелой сотрясается стрельбой, Нет времени как следует подумать О всех, кто обеспечивал наш бой. Но знаем мы, что на пути удачи В бои мы книжку тонкую берем, Рассчитанную способом Сиаччи, Подругу управляющих огнем…

В дубовом паркете картушка компаса, — Столетье, как выложил мастер ее. Над нею звезда полуночного часа, Касается румбов лучей острие. В скрещении гулких, пустых коридоров Стою и гляжу напряженно вперед, И ветер холодных балтийских просторов В старинные стекла порывисто бьет. …Стоят по углам, холодея как льдины (Мундиров давно потускнело шитье), Великовозрастные гардемарины, За пьянство поставленные под ружье. Из дедовских вотчин, из всех захолустий, Куда не доходят морские ветра, Барчат увезли, и теперь не отпустят Железная воля и руки Петра. Сюда, в Петербург, в мореходную школу, И дальше — на Лондон или Амстердам, Где пестрые флаги трепещут над молом, Где в гавани тесно груженым судам. И тот, кто воздвиг укрепления Кроншлота, Чьи руки в мозолях, что тверже камней, Он делал водителей Русского флота Из барских ленивых и косных парней. И многих терзала телесно обида, И многие были, наверное, злы, Зубря наизусть теоремы Эвклида, С трудом постигая морские узлы. А в будущем — кортик, привешенный косо, И мичмана флота лихая судьба: «Лупи по зубам, не жалея, матроса» — На то его доля слуги и раба. С командой жесток, с адмиралами кроток, Нацелься на чин — и проделай прыжок, Поближе к дворцу и под крылышко теток, На Невский желанный всегда бережок. Но были и те, кто не знал унижений, Кто видел в матросе товарища дел, Кто вел корабли сквозь пожары сражений, Кто славы морской для отчизны хотел. С кем флот проходил по пяти океанам, Кто в битвах с врагом не боялся потерь; И шведы разбиты, и нет англичанам Охоты соваться к Кронштадту теперь. Об этом я думал полуночным часом, О славе, о бурных дорогах ее… Звезда высока над картушкой компаса, Касается румбов лучей острие.

Снился мне тревожный ветра клекот. Пушки сталь, июля тяжкий зной И еще простертое широко, Плещущее море подо мной. Снились мне орудий гром и пламя, Пена набегающей волны, В небе трепетавшие над нами Боевые вымпела страны. Снился мне товарищ по сверхсрочной, Звонких гильз дымящаяся медь, — И бойцам прицел и целик точный Я сказал пред тем, как умереть.

Мы попрощаемся в Кронштадте У зыбких сходен, а потом Рванется к рейду серый катер, Раскалывая рябь винтом. Под облаков косою тенью Луна подернулась слегка, И затерялась в отдаленье Твоя простертая рука. Опять шуметь над морем флагу, И снова, и суров, и скуп, Балтийский ветер сушит влагу Твоих похолодевших губ. …И если пенные объятья Назад не пустят ни на час И ты в конверте за печатью Получишь весточку о нас, Не плачь, мы жили жизнью смелой, Умели храбро умирать,— Ты на штабной бумаге белой Об этом можешь прочитать. Переживи внезапный холод, Полгода замуж не спеши, А я останусь вечно молод Там, в тайниках твоей души. А если сын родится скоро, Ему одна стезя и цель, Ему одна дорога: море — Моя могила и купель.