Широкие листья дрожали над нами. Город гудел в полусне. Какими хорошими словами Хотелось говорить мне! Но перед этими чувствами глупыми, От которых кружится голова, Мне казались грубыми Все    слова. Ветер прошел по робким листам, Солнце, наверное, шло к восходу. Ты сказала: — Пора по домам, Завтра    рано вставать       на работу. — Ты губы приблизила неумолимо, А после,    когда шел домой, Запах духов, едва уловимый, Долго    летел за мной. Мир, голубым сияньем залитый, Так чудесен    и так велик… Мне очень трудно    быть незанятым Хотя бы    на один       миг. Цех таким был праздничным, синим, Станки стояли в солнечной краске. Все люди были    как именинники, — Влюбленные    и      ласковые. Мне легким казалось любое задание, Я смеялся, не знаю над чем. Я чувствовал,    твое дыхание На своем    плече.

Гору подниму и брошу морю на дно. На снег подышу — зажурчат проталинки. Но был я когда-то —    давно,       давно — Очень и очень маленьким. Обид было много, много слез, Иногда было слишком весело… Весь этот груз я маме нес, Чтоб она оценила и взвесила. А мама тогда молодой была, Веселой была и все спешила, И все мои сложные дела Ей казались маленькими и смешными. А теперь, когда прихожу домой С работы, усталый и грубый, Старая мама следит за мной, И у нее чуть кривятся губы. О своих делах говорить не люблю, Да и она уж о них не спросит. — Раздевайся,    я щей налью, — Скажет,    как      камень        бросит. Вечером с братом гулять уйду: — Скоро приду! —    (Без ответа). К вечеру готовит еду И моет посуду    после обеда. С соседкой,    ровесницей по годам, Разговаривает    тихо и жарко. «Женятся…    Разлетятся!..       А я куда? Или    живи кухаркой?..» Гору подниму и брошу морю на дно. На снег подышу — зажурчат проталинки. Но был я когда-то —    давно,       давно — Очень и очень маленьким.