#img_15.jpeg

Этого далеко уже не молодого, вернее пожилого, но еще бодрого, подвижного, достаточно энергичного человека можно встретить в самых различных уголках мира и в самое разное время года. То он в Карачи, то в Мюнхене, то в Измире, то в Вашингтоне, то в Западном Берлине, то в Бруклине… То сходит с парохода, то с поезда, то с самолета. И все спешит, спешит, спешит. С туристскими маршрутами его поездки не связаны. Да он и не имеет возможности отдыхать. Нет для этого ни времени, ни средств. Поездки планируются не им, настроения и желания его не учитываются. Учитываются желания тех, кому он служит: иди, плыви, лети, куда пошлют. Посылают же его чаще всего в пункты мало приятные, порой опасные. Не везде говорят: «Пожалуйте, эфенди, или месье, или мистер!» Руку не везде протягивают. А об улыбках и мечтать порой не приходится. Брезгливо, зло кривят губы. Шепчут:

— Жив еще! Не упал на него камень возмездия…

Шепчут. Бывает, что и во весь голос произносят страшные слова:

— Умри, проклятый!

Трудно не услышать такое. Уши-то не заткнешь. Не положено затыкать уши представителю «высокой и авторитетной организации», и не просто представителю, вице-президенту, доктору социальных наук, автору пухлых творений о величии человека в «свободном мире». Ему не улыбаются, он улыбается. Ему не протягивают руки, он протягивает руку. Ему приказано играть роль интеллигентного, воспитанного человека, игнорирующего чужую бестактность.

И он играет эту роль. Неплохо играет, даже талантливо. Никто еще не упрекнул его в обратном.

Сам себя он не представляет. Себя представлять не солидно, его представляют. Вот как это делается. В аэропорту:

— В составе делегации ФРГ доктор истории и философии, автор многочисленных трудов по советологии.

В холле зала заседаний:

— Рад представить вам одного из видных советологов, специалиста по проблемам Востока.

В президиуме заседания:

— Нам интересно будет послушать нашего гостя, выходца из Туркестана, многие годы изучавшего положение мусульман в Советском Союзе.

На банкете:

— Тост за глашатая свободного мира, чей голос звучит неутомимо вот уже четверть иека…

Любознательные советологи из числа молодых, такие тоже водятся в «свободном мире», иногда спрашивают:

— Откуда шрам у господина из Кёльна?

Он отвечает, застенчиво опустив глаза. Это тоже входит в роль:

— Война…

— О-о! — сочувственно вздыхают советологи.

Все, что связано с войной, звучит таинственно, несколько туманно и сопровождающий господина из Кёльна советник торопится уточнить — таинственность должна помочь исполнению роли:

— Осколок советского снаряда. Наш гость ветеран борьбы с социализмом.

У кёльнского советолога есть биография, она даже напечатана в нескольких эмигрантских листках и вошла в справочник туркестано-американской ассоциации, а также справочник Института по изучению СССР. Наивно было бы считать, что биография отражает истинный путь кёльнского советолога. Там, что ни слово, то вымысел, кроме даты и места рождения. Вымысел, вмонтированный в лакированную рамку правдоподобия. Хорошо поработали шефы советолога, чтобы представить своего подопечного, как говорят, в лучшем виде. А это соответствует тому, что уже известно о кёльнском советологе по рекламным представлениям, процитированным выше.

Существует, разумеется, и другая биография. Но она существует в одном экземпляре, как секретный документ, и хранится в сейфе. Ключ от сейфа — у тех же шефов советолога. Та биография «господина из Кёльна» — без пышных регалий. Там он такой, каким ему не хочется быть.

Время работает не на него. Только сбрось наряд борца за свободу, как лишишься этой самой свободы. Всего лишишься. Лестница, по которой так долго и мучительно трудно он шел, окажется без опоры.

В чьем сейфе находится настоящая биография, какой гриф стоит на папке с личным делом советолога из Кёльна, сейчас трудно установить. Прежде стоял гриф со свастикой и читался с оттенком угрозы: «Гехейме ангабен!» — «Секретные сведения!», или проще: «Гехейм — секретно!» Находилась эта папка в сейфе гауптштурмфюрера Ольтши, начальника восточного отдела главного управления СС на Моммзенштрассе 55, точнее туркестанского отдела, а еще точнее — восточно-тюркского отдела, который ведал национальными комитетами, в частности «Туркестанским национальным комитетом». Все личные дела сотрудников комитета хранились в «Тюркостштелле» главного управления СС, так же как и дела курсантов разведывательных и диверсионных школ, укомплектованных из головорезов туркестанского легиона. Все личные дела «воспитанников» разведывательных и диверсионных школ в конце войны попали при странных обстоятельствах в руки американской разведки. Существует неопровергнутая версия, что сведения об агентуре управления шпионажа и диверсии службы безопасности переданы американцам по негласному указанию В. Шелленберга, содействовал этому начальник «Тюркостштелле» Р. Ольтша. Последний хранил списки агентов, предназначенных для консервации. Каким-то номером, надо полагать не последним, именовался и начальник военного отдела «Туркестанского национального комитета», гауптштурмфюрер Баймирза Хаит.

Пришлось назвать настоящее имя советолога из Кёльна. Пора уже назвать, тем более, что ходит он по земле под этим именем. Попытки изменить имя, предпринятые в последние дни войны, ничего не дали, так как американцы опознали начальника военного отдела «Туркестанского национального комитета» и сразу определили свое отношение к нему, весьма благожелательное. Их не смутило ни положение Хаита в только что разгромленной нацистской Германии, ни звание гауптштурмфюрера СС. Впрочем, он называл себя в те дни гауптманом, то есть капитаном. О принадлежности к СС умалчивал. Полагал, что американцы не доберутся до секретов шестого управления и тайна службы безопасности навсегда останется тайной. Документация всей системы СС считалась очень секретной и уничтоженной.

Наивное предположение. Реалистически мыслящий субъект вдруг потерял ориентацию и желаемое стал принимать за действительное или посчитал европейских вербовщиков ЦРУ глупее нацистских. Если бы даже вся секретная документация имперского ведомства шпионажа и диверсий оказалась уничтоженной, все равно прошлое Баймирзы Хаита вычеркнуть не удалось бы. Гауптштурмфюрера Хаита знали почти все сотрудники «Туркестанского национального комитета», легионеры, наконец курсанты разведывательных и диверсионных школ СС и хорошо знали.

Не будем прибегать пока к помощи свидетелей. Очные ставки потом. Остановимся на секретной документации главного управления СС.

К несчастью для Хаита, папки с грифом «гехейм!» не погибли. Во всяком случае, те, в которых отмечены «дела» унтерштурмфюрера, а затем и гауптштурмфюрера Хаита. Материалы этих папок фигурировали на Нюрнбергском процессе и по «делу Вильгельмштрассе» и по «делу Моммзенштрассе». Как известно, Ольтша, начальник «Тюркостштелле» и шеф Хаита, был осужден как военный преступник. Некоторые документы из секретных папок вошли в книгу «СС — в действии», изданную в ГДР и переведенную на многие языки. Несколько страниц ее посвящены преступлениям «черных СС», то есть отрядов, создававшихся при участии унтерштурмфюрера Хаита и действовавших даже под его руководством. Преступления карательных отрядов были отмечены соответствующими приказами командования частей СС, а сам Хаит повышен в звании — стал гауптштурмфюрером. Смена знаков отличия — лейтенанта на капитана стала поводом для довольно пышного банкета. Душа карьериста и чинолюбца ликовала, правда, не долго. Война шла к концу, и новый чин мог стоить начальнику военного отдела «Туркестанского национального комитета» головы. Слишком много было пролито человеческой крови ради этого повышения в звании. Порожденные Хаитом и выпестованные Хаитом «Восточно-мусульманская дивизия СС», «Батальон Тимура», «Полевые роты СС» участвовали в операциях против партизан во Франции, Италии, Югославии, Греции, а также на территории Советского Союза — в Белоруссии, Орловской и Брянской областях, Так зафиксировано в секретных документах, имеющих прямое отношение к биографии советолога из Кёльна.

Однако отражения в той самой биографии, что распространяется всевозможными антисоветскими организациями на Западе, злодеяния, совершенные под его руководством, не нашли. Там, как мы уже говорили, все голубое, возвышенное, кристальное. Там кёльнский советолог представлен идейным борцом, защитником веры, глашатаем свободы и справедливости.

Кстати о вере. Это тоже имеет отношение к биографии Хаита. Когда он продал себя нацистам и признал гитлеризм своей религией, на пряжке его легионерского ремня было начертано по-немецки: «Гот мит унц!» — «С нами бог!» Бог нацистов не был, как известно, мусульманским богом, а Германия — Меккой. Фашисты исповедовали совсем другую религию — религию человеконенавистничества, насилия, расовой нетерпимости. Когда они, испытав Хаита на верность, дали ему чин гауптштурмфюрера, он лобызал знамя со свастикой и клялся в верности фюреру.

Штандартенфюрер Алимов, бывший, конечно, вспоминает эту клятву, произнесенную Хаитом перед легионерами:

— Мы будем стоять здесь до последнего, как на родной земле. Если нужно будет умереть, мы умрем на камнях Берлина.

Голос его дрожал в приливе верноподданнических чувств.

Клятва на земле уже гибнущего нацистского рейха походила на молитву смертника.

Нацистская Германия погибла, советские войска нанесли ей сокрушительный удар. В числе защитников Берлина Хаита, однако, не оказалось. Спасаясь, он кинулся на Запад. Обещая умереть на камнях Берлина, зондерфюрер не пожелал расстаться на них с жизнью. Она была ему еще нужна. Предатель легко нарушил свою клятву. Когда торгуешь совестью, до клятв ли? Хаит задумал продать себя еще раз. Теперь уже англичанам или американцам. Лучше американцам, ибо они хорошо платили. Хаит знал это.

Перепродажу он потом представил как идейный разрыв с фашизмом, как переоценку ценностей (точно так же преподносил он свою измену Родине, переходя на сторону врага).

Продавал он себя долго. Сначала англичанам, потом американцам. Не покупали его вот так сразу, по первому предъявлению. Присматривались, принюхивались. Смущала их, наверное, принадлежность Хаита к ведомству Гиммлера. Формы нацистской на нем, естественно, не было, он сжег свой эсэсовский мундир, как сожгли его многие «фюреры», мелкие и крупные. Следы прошлого старательно уничтожались, чтобы пятнышка не осталось. Но ведь мундир это только скорлупа, то, что под ней, — не сотрешь. А до того, что под личиной, добирались долго. Хаит занялся коммерцией. Не повезло. Душой, совестью своей торговал бойко, умел торговать святыми вещами, а вот обычными — не получалось. Погорел на коммерции. Спекуляция тоже не обогатила его.

В это время подул с Запада ветер холодной войны. Запахло провокациями, шантажом, ложью. Чутье у Хаита было отличное. Послужив у гитлеровцев овчаркой, научишься чуять гарь за сотни километров, мертвечину — тем более. Ветер принес перемены и в судьбу Хаита. О нем вспомнили. Послужной список гауптштурмфюрера уже не пугал западную разведку, напротив — радовал. Ей нужны были опытные лжецы, провокаторы. Затевались диверсии в прессе, эфире, а кто, как не гиммлеровский выкормыш, способен выполнить диверсионную программу холодной войны. Школа у него в этом смысле великолепная: натаскан на ловле душ в разведшколах и зондеркомандах ведомств Шелленберга и Кальтенбруннера. Там умели черное преподносить как белое, белое — как черное. Одаренный лицемер и подтасовщик, Хаит легко усвоил стиль и приемы своих учителей. Они помогли ему при адаптации в новой обстановке, однако новыми были лишь мундиры, все остальное — старое. Так что перестраиваться, собственно, не пришлось, надо было только сменить китель эсэсовца на цивильный пиджак ЦРУ. Центральное разведывательное управление США придерживалось строгих правил. Его агенты носили только смокинги, фраки, пиджаки, модные куртки с молниями и брюки из искусственной кожи. В цивильной паре, чаще всего темного цвета, и предстает перед деловым и ученым миром доктор философии, истории и права в зависимости от ситуации и возложенной хозяевами задачи Хаит.

Сменился и адрес кассы, в которой Баймирза получает жалованье. Прежде за марками он ходил на Моммзенштрассе 55, в «Тюркостштелле» Главного управления СС, теперь — в Институт по изучению СССР, филиал американской разведки в ФРГ. Деньги кладет в карман так же торопливо, как прежде, потому что считает собственный карман надежнее хозяйского. Хозяин-то привередлив, а товар — ложь да клевета — быстро портящийся, не успеешь состряпать, поступают опровержения и протесты, поэтому лучше поскорее получить деньги за проданное и скрыться.

Все эти штрихи к портрету советолога из Кёльна ничего не меняют в нашем представлении и не только нашем о Хаите. В ЦРУ Хаита знают как облупленного. Для американской разведки детали морального порядка не играют никакой роли. Вот для общественности Западной Европы и Америки они важны. Она должна взглянуть на Хаита не как на пропагандиста идей «свободного мира», а как на политического и духовного оборотня, провокатора, платного агента ЦРУ.

Все это, так сказать, портрет. А как быть с биографией Хаита. С той самой биографией, которую распространяют филиалы ЦРУ в разных странах и в которой советолог из Кёльна представлен идейным борцом, страдальцем за свой народ, защитником веры. Кое-какие поправки в эту «голубую» биографию мы уже внесли. Они касались в основном первой страницы его жизни, когда Хаит изменил Родине, нарушил военную присягу, перешел в стан врага. Откроем вторую страницу.

После сдачи в плен в лагере для военнопленных Хаит сразу объявил себя поваром по призванию и принялся варить для пленных баланду. Впрочем, говорят, что «должность» эта покупалась у фашистов открытым угодничеством и наушничеством. Уже тогда, в первые дни плена Хаит завоевывал место под солнцем доносами на товарищей по оружию. Он выдал начальнику лагеря коммунистов, патриотически настроенных солдат и командиров. Продавал за право стоять у котла с похлебкой, отправлял соотечественников на смерть, чтоб самому выжить. Гитлеровцы сразу учуяли в Хаите собрата. Волчья стая пополнилась еще одним серым с обагренными кровью клыками.

Хаит первым вступил в легион СС и первым надел эсэсовскую форму. На кокарде его фуражки красовался человеческий череп и две перекрещенные кости — символ смерти. Смерть обязался нести Хаит.

Втерся в волчью стаю Хаит, но этого ему показалось мало. Решил переманить в стан врага и соотечественника. Существует закон, принятый всеми государствами, по которому запрещается вербовать пленных в армию, против которой они сражались. Хаит преступил этот закон. Он принялся старательно вербовать в «Туркестанский легион» пленных узбеков, казахов, киргизов, туркмен. Вербовать — мягко сказано. Вот как описывает это один из бывших военнопленных:

— Баймирза стал группировать вокруг себя военнопленных… Каждого, кто противился ему, не подчинялся его указаниям, ожидала жестокая кара.

Фашисты били нас плеткой. Баймирза Хаит пользовался более изощренным орудием — резиновой дубинкой. Она наносила более тяжелые раны. Один удар такой дубинкой выводил человека из строя на несколько дней…

…В 1943 г. погрузили нас в вагоны и отправили в город Бреслау, оттуда доставили в расположенный неподалеку концлагерь «Освенцим». Начальник этого лагеря гауптштурмфюрер Пинер заявил нам на следующее утро: «Мы вас будем обучать. Разобьем на группы по 4—6 человек, выбросим в ваши родные места шпионами».

Однажды прибыл к нам из Берлина на поверку Баймирза Хаит. Тогда он уже имел звание зондерфюрера, носил на одном плече сверкающий погон.

В лагере Баймирза Хаит не пытался даже объяснять пленным, куда и зачем их направляют:

— Вы больше не пленные, вы солдаты легиона СС. «Произошло это так, — вспоминает бывший легионер. — Немцы согнали нас в концлагерь. В нем мы испытали все ужасы заточения — и голод, и холод, и болезни. С утра до вечера грузили на телеги умерших узников, а было их неимоверно много, и вывозили их за пределы лагеря. Роя могилы, каждый из нас думал, не себе ли роешь, не наступит ли завтра и твой черед.

Когда испытания голодом и смертью сделали свое дело и фашисты убедились, что люди сломлены и духовно и физически, нас, мусульман, погрузили в вагоны, и доставили в Легионово. Здесь размещался Туркестанский легион. Легионеры носили военную форму и пользовались привилегиями военнослужащих.

Нас держали некоторое время в специальных бараках, дали посмотреть на жизнь легионеров. Через неделю, примерно, приехал Баймирза Хаит. Одет он был в форму немецкого офицера. Выстроил нас на плацу и объявил:

— С этой минуты вы солдаты гитлеровской армии. Мусульманское соединение именуется Туркестанским легионом. Будете служить в нем и подчиняться командирам беспрекословно. Сопротивление и отказ от выполнения приказа будет рассматриваться как саботаж и по законам военного времени наказываться смертью!

Свою угрозу Хаит преподнес тоном проповедника, напутствующего заблудших сынов своих перед трудной дорогой в рай. Службу немцам он объявлял делом, угодным богу. На пряжках ремней, которыми опоясывались легионеры, было начертано: «Аллах биз билан!» — «С нами бог!» Этими ремнями Хаит опоясал и привезенных в Легионово пленных. Предательство освящалось именем всевышнего.

Бога Хаит привлекал к своему черному делу постоянно, но не слишком надеялся на него. Дубинка резиновая и пистолет, а порой и автомат помогали лучше.

Во главе зондеркоманды Хаит рыскал по местам расквартирования батальонов и душил ненадежных. Число подлежащих уничтожению его не смущало. Патронов в пистолетах и автоматах было предостаточно. Жалеть легионеров не рекомендовалось, да Хаит и не способен был жалеть. Он же хвастался, что рука его тверда, на спусковом крючке она не дрогнет.

В «голубой» биографии советолога из Кёльна подобная деталь опущена не случайно. «Страдалец» за свой народ будет плохо выглядеть с руками, обагренными кровью. С такими руками его место только на скамье подсудимых. Военных преступников еще судят. Должны во всяком случае судить.

На совести советолога смерть сотен людей в Голландии, Франции, Италии. С иноплеменниками он расправлялся так же жестоко, как и с единомышленниками по вере. Рота СД не жалела патронов, когда дело касалось противников нацизма. Лишь бы был приказ, а приказы отдавал гауптштурмфюрер Хаит.

Пока что биография советолога Баймирзы Хаита окрашена в голубые и розовые тона. Прикрываясь ею, как защитной мантией, он продолжает проповедовать человеколюбие, доброту, мягкосердечность, звать соотечественников под своды свободного мира, как когда-то звал под кров нацизма, дает советы, как жить и о чем думать тем, в кого когда-то направлял стволы автоматов. Он забыл (за хорошую плату, конечно) прошлое. Но люди помнят. Помнят даже те, кто упал под автоматной очередью. Смерть тоже помнит…