***

- Неужели не хочется?… - поинтересовался Филипп, наблюдая, как юноша неторопливо собирает расписки, которые они с Аланом должны будут просмотреть и проверить.

Разумеется, Фей уже успела поведать всем и вся об ошеломительной встрече с легендой, так что все разговоры уже не один день так или иначе касались мнения самого Кантора о способностях Айсена, и лишний раз пояснять вопрос не требовалось.

В этот раз Айсен как и всегда промолчал, и мужчина усмехнулся про себя: юноша не из тех, кого в восхвалении называют борцами, но вот так без единого слова давать отпор ему все-таки пришлось научиться! Все же не все люди ангелы и порой даже самые достойные из них скатывались на уничижительно пренебрежительный тон, едва видели на горле парня ошейник.

Особенно заметно это было, если знак рабства замечали не сразу. Контраст между подобным отношением, и тем, к которому он незаметно для себя привык в доме купца - был разительным, и должен был язвить все сильнее.

Раньше бы мальчишка вовсе ничего не заметил, но спустя почти год почти вольной жизни Айсен, начинал воспринимать свое положение все более и более остро. Юноша держался стоически, однако от внимательного взгляда Мадлены и Филиппа перемены не ускользнули. Айсен стал выбирать одежду плотно закрывающую шею чуть ли не целиком, хотя ошейник по-прежнему был ему свободен и достаточно было небольшого воротника чтобы его закрыть. Он снова начал прятаться в тени, стараясь как можно меньше обращать на себя внимания… И молчал.

Что ж, Кер определенно понимал трубадура, который не смог пройти мимо: вместо убогого языка, за парнишку говорила сама душа, рвущаяся из плена, - тела ли, условий и обстоятельств, - аккордами и созвучиями.

Однако сейчас мужчина был не намерен продолжать эту игру в молчанку! Он отобрал у юноши бумаги и усадил в кресло напротив.

- Ты ведь не счетовод, это видно сразу… Да и счетовода я всегда найду! - Филипп зашел издалека.

Айсен нахмурился: значит ли это, что он плохо справляется?

- Был бы у тебя наставник - всем учителям учитель! Его короли наперебой зазывают, а он не идет, - продолжал искушать мужчина.

- И вы отпустили бы…? - вырвалось у юноши, хотя он продолжал упрямо смотреть в окно куда-то за спиной собеседника.

Кер тяжело вздохнул:

- Я своих слов назад не беру, ты знаешь, - утвердил он с нажимом.

- Знаю… - тихо подтвердил Айсен.

- И? - ненастойчивый торговец - готовый преемник для нищего на соборной паперти. - Совсем не хочется?

- Хочется!! - юноша вдруг резко махнул в его сторону ресницами, синие искры сверкнули сквозь занавес. - То есть, не королевских приглашений, а…

Он в самом деле просто не мог объяснить. Айсен уже успел наслушаться, кто именно его подозвал, и что подобное - с неба не падает! То, что ТАКОЙ человек обратил внимание даже не на песню, а на бездумный наигрыш - вышибало дух почище памятного коньяка Клемана! Вбитым в него чутьем неоднократно ученного раба - он не ощущал здесь угрозы и верил, что музыканта заинтересовала именно игра, а не что-то другое… И даже ошейник его не смутил!

…понимание последнего кануло еще одним драгоценным талантом в копилку…

Сделать еще один шаг к воле, найти свое призвание… Призвание, которое воистину воплощало собой квинтесенцию свободы!

- Но… - Айсен запнулся, пытаясь подобрать слова, - Я не могу! Так и не встретившись, не поговорив с ним…

У него не получилось объяснить толком, но Филипп понял.

Теперь уже молчание затягивал он. Прежде, чем бросить через весь стол потрепанный свиток:

- Тогда читай! - он не пытался скрыть неудовольствия.

Айсен протянул руку неловко, цепенея от понимания, что это может быть…

Что? Да всего лишь письмо!

Краткое и сухое, даже доставленное со значительным опозданием, оно ничего нового в себе не несло: Фейран не считал нужным хотя бы немного объяснить мотивы своих поступков. Извещал о решении. Вежливо интересовался делами брата и его семьей…

Об Айсене не было сказано ни слова.

Юноша молчал, не поднимая глаз от строчек: в конце концов, Кантор ле Флев отметил его лишь мимоходом, между своими делами…

А любимый жив! Здоров… И ничуть не изменился!

***

Возможно, встреча с Кантором ле Флев не стала судьбоносной, но кое-что она все же изменила. Признание со стороны такого известного и выдающегося человека заставило компанию приятелей Фей все же заметить навязанного им юношу и обратить на него внимание чуть больше, чем обычно - как на дополнение к инструменту. Их любопытство бывало бесцеремонным, вопросы порой вызывали неловкость у юноши, а в обращении сквозила снисходительность, но все же это было лучше, чем игнорирование. Тем более что хотя Айсен конечно был в чем-то наивен, но не глуп, и видел, что похожее отношение распространялось на всех, кто был ниже по положению этих самоуверенных юнцов, убежденных, что весь мир принадлежит им.

В каком- то смысле это было именно так! Никто из них не сталкивался с нуждой, и уж тем более, на свое счастье, не знали, что значит быть бесправной жертвой чужой прихоти, не смея ни защитить, ни даже выдать себя, чтобы не навлечь еще худших последствий. Что общего могло у них быть? Юноше не трудно было играть для них, но от так называемых развлечений он уставал куда больше, чем если бы все это время работал, не разгибая спины.

Теперь уже он старательно избегал необходимости участвовать в увеселениях, предпочитая помогать Алану, который держался с ним естественно, выполнять поручения в конторе, либо читать какую-нибудь книгу. Однако на пути к уединению оказалось одно непреодолимое препятствие - Фей.

Женщина, пусть даже совсем юная - удивительное и странное создание! Порой достаточно одной случайной мелочи, чтобы тронуть ее сердце или же навсегда лишиться такой возможности. Ей самой казалось, что у нее вдруг открылись глаза: образ прекрасного (а то, что Айсен хорош собой, пусть и несколько в другом плане, чем требуется: не являясь златокудрым херувимом с томной бледностию, зато с положенной печалью во взоре - она заметила сразу), талантливого юноши, обреченного на рабскую участь - словно вышел из баллад. Дальше оставалось только расписать роли!

Отцу и матери отводилось амплуа тиранов, которые несомненно сменят свою милость на образ домашнего дракона едва заметят признаки сердечной склонности, и возможно обрушат на голову ее объекта какую-нибудь страшную кару по примеру Потифара, отправившего Иосифа в темницу. Себе Фей, само собой, оставляла место прекрасной девы.

Пусть она была всего лишь дочерью купца, и менестрели не выстраивались в очередь под ее окнами, толпа рыцарей не таскалась за ней в тщетном ожидании единого благосклонного взгляда, но это не значит, что не хотелось! И теперь у нее была своя, собственная история!

Свой семнадцатый День рождения Айсен встретил в постели, сильно застудившись на Рождество: служба в насквозь продуваемом соборе, которую пришлось выстоять со всей семьей, праздничные хлопоты, из-за которых уже не обращаешь ни на что внимание, сами гуляния… То, что он давно хлюпает носом, не в состоянии нормально глотать и вообще как-то неприятно себя чувствует, юноша заметил лишь тогда, когда суета уже схлынула, а он в одно отнюдь не прекрасное утро не смог встать с постели дальше, чем требуется, чтобы оправиться.

Ко всеобщему удивлению, Фей, обычно избегавшая всяческих неприятных обязанностей, внезапно стала верной помощницей хлопотавшей матери, обнаружив в себе талант сиделки. Нет, не надо думать, что доброта и участие совсем были чужды девочке, но для их проявления требовался мощный стимул!

Вот только Айсен, утонувший во взбитых подушках, завернутый в теплое одеяло по самый кончик носа, пока грудь и горло пекло от припарок, был не в состоянии оценить ее старания. К тому же, ничего подобного ему и в голову не могло придти по целому ряду причин. Юноша просто порадовался, что и старшая дочь метра Кера, как видно, полностью приняла его.

Филипп и Мадлена вели себя с ним не то что не как с рабом, а скорее как с принятым в семью воспитанником. Айсен сам не мог определить и озвучить тот отзыв, в глубине его существа, который вызывала их забота, но знал одно - еще никогда нигде ему не было так спокойно!

Значит ли это, что у него появился дом, - место, где ему всегда рады и его всегда примут?

Пришла весна, а вслед за ней пришло новое письмо. Не то чтобы Айсен думал, что оно для него, хотя говорят, что надежда умирает последней, но все возможные разочарования меркли перед возможностью узнать, убедиться, что любимый жив, благополучен, что он где-то есть и ему светит тоже солнце…

Юноша не сердился, что метр Кер не торопится показывать ему послание, догадываясь о причине, и грустно улыбался себе: о чем он может мечтать? Даже случись с ним внезапное потемнение рассудка от страсти, Фейран не такой человек, чтобы даже теряя себя от влечения, забрасывать пылкими посланиями! Такое случается только в слезливых сонетах и балладах, которыми в последнее время замучила его Фей.

Собравшись духом, Айсен все же решился спросить своего покровителя о письме, но видимо судьба определила, что уже достаточно явила ему свою милость. Юноша вошел как раз в тот момент, когда Мадлена приглашала гостя задержаться и пообедать с ними, естественно получив полное его согласие.

- Ты что-то хотел? - обратился к нему Филипп, и если сначала Айсен промедлил, не желая отвлекать мужчину от его дел по пустяку, то потом - попросту застыл, узнав в его собеседнике не кого иного, как Ожье ле Грие…

А что в том странного? Такой же купец, один из компаньонов Кера… Странно, что они не встретились раньше!

Может и стоило сказать тому спасибо, за то, что когда-то он невольно столкнул раба и господина, но сейчас юноше было не до благодарностей! Конечно, теперь не приходилось опасаться, что его продадут, бросят на потеху, но все же мало приятного в том, чтобы лицом к лицу столкнуться с прошлым, которое он так старательно изживал в себе!

Обернувшийся торговец тоже узнал юношу, пусть и не сразу, - скорее по распахнутым неповторимо синим глазам, чем по общему облику, и был, похоже, изумлен не меньше.

- Вот это встреча! - он двинулся к предмету своего интереса.

Айсен невольно отступил, и эта реакция окончательно убедила мужчину, что он не ошибся и еще не страдает видениями.

- Ну и ну! - Грие потряс головой, подробно и придирчиво рассматривая молодого человека перед ним, задерживаясь на самой мелкой и незначительной детали в его внешности, пока наконец не озвучил свою мысль. - Твой хозяин ослеп, заразился половым бессилием и сошел с ума одновременно, что решился расстаться с таким чудом?!

Юноша молчал, не представляя, что он вообще может ответить и стоит ли. Как всегда на помощь пришел Филипп, сухо разъяснив ситуацию:

- Айсен в этом доме не раб, а сын!

После такого заявления, да еще подобным тоном, охоту к расспросам могло отбить у кого угодно, к тому же хозяин дома надеялся, что вертящиеся около взрослых Фей и Алан не успели уловить смысла фразы визитера, не обременяющего себя излишним тактом.

- Садись! - это было обращено уже к Айсену, и юноше затем пришлось вытерпеть всю продолжительность званого обеда сполна.

Обычно ему прощалась склонность избегать настолько щепетильных моментов, - Айсен научился виртуозно от них увиливать, совершенно расслабляясь лишь в отсутствии посторонних. Однажды вмененная обязанность садиться за господский стол, - была для него не честью, а тяжким испытанием! Присутствие Грие, чей интерес никак не скрасил его, только добавляло нервозности: юноше кусок не лез в горло под изучающим взглядом напротив.

Казалось, Мадлена тоже пришла на помощь, отослав его по мелочам, но столкнувшись в узком коридорчике с воплощением вновь оживших страхов, Айсен не смог ничего, кроме как беспомощно втянуть в себя воздух…

- А ты похорошел, котенок! - раздался над ухом вкрадчивый баритон на родном языке.

Крепкая рука бесцеремонно сгребла его за ягодицы, притискивая юношу вплотную к себе.

- Отпустите! - синие глаза потемнели почти до черноты, изо всех сил Айсен упирался в грудь надвинувшегося на него мужчины.

- И посмелел, - довольно отметил Грие, поглаживая второй рукой стройное бедро.

Айсен рванулся, но добился только того, что его развернуло, и теперь он оказался к мужчине спиной. Его по-прежнему крепко держали за бедра, и чувство было такое, как будто на плоти сомкнулись тиски. Уклоняясь, чтобы избежать контакта, юноше пришлось немного нагнуться, вцепившись в подоконник, чтобы не упасть, чем тут же не преминул воспользоваться Ожье, почти ложась на него. Мощная эрекция ощущалась даже сквозь плотную одежду, вжимаясь в словно нарочно выставленные ягодицы.

- Так значит, мой добрый товарищ взял тебя под крыло?

Сейчас было достаточно просто завернуть полы сугутена и сорочку, немного приспустить брэ, чтобы беспрепятственно войти в отчаянно извивающееся тело.

- Я буду кричать!!

- Как соблазнительно! - губы касаются ушка, чужое дыхание кажется оглушающим. - Зная Кера, твоя попка наверное уже забыла, что такое мужчина! Узенькая-узенькая… как у девственника…

Айсен снова рванулся, безнадежно пытаясь отодрать от себя жадные руки, оказавшиеся вдруг крепче железа.

- Отпустите!! - голос сорвался, хотя не столько от страха, сколько от отвращения.

Выворачиваясь он довольно удачно попал локтем и по ноге, и хватка наконец немного разжалась.

Его опять повернули, и Грие заставил юношу откинуть голову, чтобы видеть выражение лица: сквозь растрепанное облако волос на него сверкнули совершенно безумные синие глаза.

- Ты что, впрямь испугался? - поинтересовался мужчина, кажется со вполне искренним удивлением и весельем. Тыльная сторона его ладони и запястье было располосовано ногтями до крови.

А вот того, что произойдет дальше Айсен не смог бы предположить никогда! Ожье с совершенно беззлобной ухмылкой потрепал его по волосам, уже поддерживая, чтобы пошатнувшийся юноша не упал случайно.

- Будто я тебя насиловать собираюсь!

Это грубоватое подобие ласки добило юношу больше, чем все предшествующее! Айсен тихо вздрагивал, бессознательно пытаясь отодвинуться подальше. А что, нет? - вертелось на языке.

- Ну-ну, - фыркнул мужчина, с усмешкой смерив его взглядом и промокая царапины. - Скромник! Коготки отрастил, как у настоящего котяры… Я скажу, целомудрие, оно штука скучная. Когда надоест воздержание, загляни! На меня в постели еще не жаловались.

Посмеивающийся Грие удалился, а оцепеневший, застывший Айсен так и остался стоять, слепо глядя перед собой, не сразу придя в сознание от оклика мадам, за которой маячила Фей с каким-то странным выражением лица. Чудом, юноше удалось не выдать себя, вернувшись к Филиппу за письмом, однако вряд ли бы ему могло стать хуже, даже если бы Ожье на самом деле его изнасиловал!

Понимание оказалось сокрушительным. Значит, вот как это все-таки выглядит со стороны! Филипп и Мадлена скорее исключение, а правило таково, что те, кто знает правду о его прошлом, видят в нем доступную подстилку, постельную забаву… Порядком попользованную, страх и стыд которой вызывают только недоумение. Вот откуда это желание любимого испытать его!

Действительно! Странно было бы плакать от умиления по поводу того, что подстилка с радостью раздвигает ноги!

Любимый, но ведь у меня больше ничего нет, кроме меня самого! Что еще я могу отдать тебе?! В чем я виноват перед тобой…

Только в том, что люблю. А ты?…

Есть ли будущее у его надежды? Его вера истекает кровью, хватаясь за нее из последних сил. Он так устал от этой боли, которая только и осталась ему от любви, но в любви ли вообще дело? Ведь если в нем видели лишь ЭТО, то как можно такое любить?!

Хотя бы один знак, самый маленький, самый незначительный, просто слово… полуслово, намек - что любимый еще помнит, что он есть на свете! Пожалуйста, - безмолвно умоляло измученное сомнениями сердце, - Мне этого хватит!

Но строчки были пусты и ровны… Ничего.

***

Нет ничего страшнее неизвестности и сомнений! - Айсен отнял от лица ладони и откинулся к стволу старой липы. - Банальная истина. Как и всякая истина…

Из- за зарослей до него доносились смех и очередная перепалка записных острословов Илье и Дамиана, изредка осаживаемых Роже: по случаю солнечных теплых деньков компания выбралась на приволье и сейчас развлекалась кто во что горазд. Молодой человек улизнул от них при первой возможности, даже несмотря на то, что Алан и его новая подруга тоже участвовали в прогулке. Уж кто-кто, а Айсен прекрасно мог понять, как иногда хочется побыть наедине с любимым человеком, и даже самый лучший друг в такие моменты лишний. Тем более, что он сам стремился к уединению не меньше: чтобы спокойно разобраться в себе и своих мыслях.

Его никто не стал задерживать и искать, чему юноша был только рад. Ничего общего между ними не было, кроме причуд Фей, а девушка с памятного столкновения с Грие снова стала держать себя с ним холодно, тем не менее следя едва ли не за каждым его шагом и придираясь к каждому пустяку. Внезапно став рьяной ревнительницей этикета и правил поведения, Фей частенько даже одергивала брата, упрекая, что он слишком вольно держит себя с тем, кто определенно ниже его по положению.

По счастью, быстро созревшего солидного и уверенного в себе юношу этим было не смутить, хотя однажды Фей все-таки вывела его из себя, и парень едко отрезал сестре, что он - не девица на выданье и не обязан печься о своей нравственности до такой степени рьяно!

И Айсен, в присутствии которого высказывалась нотация о нормах приличия, и сама Фей одинаково вздрогнули. Но если молодой человек лишь слегка побледнел, то девушка жарко покраснела, задохнулась от возмущения и бросилась вон, явно стараясь спрятать слезы.

Алан лишь пожал плечами на очередную блажь и истерику «сестренки», и поспешил поделиться самым главным - Амелия Кассель ответила ему сегодня в церкви! Он должен ей что-то послать в подарок, и легче было посоветоваться с Айсеном, чем с отцом, или Луи, бывшим тоже на добрый десяток лет его старше.

Друг не подвел, и первой любви юноши был отправлен ридикюль с изумительной изысканной вышивкой, какой есть не у каждой знатной дамы. Алан был счастлив, предвкушая ответ, а Айсен же думал о том, что по всему, Фей видела гораздо больше, чем просто обмен фразами с уходившим Грие, к чьим, - выражаясь языком торговым, - офертам он уже привык и устал отказывать в акцепте…

Он долго гадал и мучил себя предположениями, сколько она могла увидеть и какой вывод сделать. К тому же, Фей не могла понять смысла фраз на неизученном языке, а в помещении было мало света… Айсен понимал, что цепляется за отговорки, но терять всегда больно!

Однако не Фей с ее разочарованием оставалась главной проблемой!

На исходе мая пришло еще одно письмо, уже без опозданий. Фейран возвращался домой, пространно повествовал о новых исследованиях, которыми намерен заняться… Айсен уже даже не ждал ничего!

Метр Кер не торопил его, но тянуть время было глупо. Молодой человек знал, что от него ждут решения, и если он не начнет разговор сам, то метр Филипп его все равно спросит.

Решение… Это звучит так просто!

Как будто дело в словах! Он опять должен решить: ждать ли когда метр Кер снова соберется в плавание по экзотическим землям.

Или ждать пока письмо о нем дойдет к любимому и обратно…

Выбор осужденного между веревкой и топором!

Юноша поднялся и, скинув с себя одежду, вошел в заводь безымянного притока Гароны… Такого же безымянного, как и маленький забавный синеглазый раб, случайно подвернувшийся под скальпель уважаемого врача!

Вода была еще холодна… В самый раз, чтобы остудить гудящую голову и усмирить разбушевавшееся сердце.

Айсен плавал плохо, но оттолкнулся от дна, полностью и окончательно вручая себя стихии. Он перевернулся на спину, позволив себе понежиться несколько мгновений, устремившись взглядом и душой в бездонную синь над ним… Юноша чувствовал, как его немного сносит течением, но не противился.

И только потом, после того как ощутил хоть какое-то подобие умиротворения, опрокинулся в зеленоватую глубину.

Небольшое купание помогло успокоить нервы и придти в некое подобие равновесия, которое к сожалению не продлилось долго.

Вынырнув и ступив на мелководье, Айсен замер, забыв даже стряхнуть с себя воду, увидев на берегу поджидающий его сюрприз в лице юных буржуа. Молодой человек невольно отступил в воду, с изумлением глядя на Фей, небрежно помахивающей его сорочкой. Остальная одежда юноши лежала у ее ног, а самая пикантная деталь, необходимая, чтобы прикрыть срам, персонально прижималась к траве кончиком туфельки.

Айсен постарался сдержать растерянность, больше напоминающую панику: была бы здесь одна Фей, все еще можно было бы легко обратить в шутку. Не было бы здесь девушек, он бы просто вышел и оделся, наплевав на зубоскальство ошалевших от скуки хлыщей, хотя выставляться перед ними голым хотелось меньше всего.

- Фей, - юноша поздравил себя с тем, что его голос прозвучал спокойно и выдержано, а не жалким лепетом, как вполне могло быть.

Он вовсе не ощущал себя уверенно, но прежде чем судить, попробуйте сами!

- Мне нужно выйти.

- Выходи, кто тебя держит!

- Фей, это неприлично, - молодой человек попробовал воззвать к доводам рассудка.

Тщетно.

- Надо же, он заговорил о приличиях! - фыркнул Дамиан, вольготно опиравшийся на ту самую липу. Ответом стали по крайней мере три смешка.

- Вернее было бы сказать «она», друг мой, - лениво бросил Илье с противоположной стороны, покусывая травинку.

- Прости, в таких делах я не настолько сведущ! - и тут не смог спустить сопернику Дамиан. - Однако скоро будет впору говорить «оно», ибо «она» явно решила изобразить из себя русалку…

Юношу потряхивало и явно не от холода, хотя впечатление было обманчивым. Обнаженные плечи и грудь уже покрывали мурашки: как бывает всегда, вода сейчас казалась куда теплее воздуха, что не соответствовало действительности. Сомнений, чем вызвана эта «шалость» не осталось, но в последней надежде взгляд оббежал участвующих…

Чтобы убедиться, что поддержки ему ждать неоткуда. Заводила Илье Кассель, как и его закадычный недруг, и верный товарищ в пакостях Дамиан Туше, взирали на происходящее с одинаковыми азартными ухмылочками. Роже, который всегда относился к юноше терпимее и внимательнее всех прочих, сейчас хмурился, но тоже молчал. Мари и Анн держались в стороне, - чего и следовало ожидать, - безразличные ко всему, кроме друг друга и напоминая зрителей в балагане. Две подружки-хохотушки, прихваченные Дамианом - для симметрии , - перехихикивающиеся между собой Катриона и Жюстина вовсе не были в курсе вопроса, но по всей видимости, не находили ничего постыдного в том, чтобы унизить человека, выставить его нагим на всеобщее посмешище.

Даже Алан был тут: стоял в сторонке со своей Амелией, глупо хлопавшей длиннющими угольными ресницами…

- Фей! - сомневаться, кто мог быть инициатором, тоже не приходилось, - Пожалуйста, мне надо выйти и одеться.

- Так выходи! - девчонка не собиралась уступать, - Или ты понимаешь только приказы?

- Фей!!

- Для тебя госпожа Фей! Или ты забыл? - вполне очаровательные глазки зло сверкнули на ошейник, губки искривила презрительная гримаса.

- Фей, мадам и метр Кер рассердятся, когда узнают… - Айсен цеплялся уже за последние соломинки.

- Смотри-ка, он и дуэнью изобразить может, - протянул Илье.

- Что с того, любезный друг? - делано изумился Дамиан. - Раз нижнее его отверстие используется… эээ… разносторонне, то почему бы и верхнему не быть столь же развитым?

- Ты полагаешь?

- А ты хочешь убедиться? - парировал повеса, и намекнул, понизив голос. - Все же, прежде чем сыграть в «ромашку» с русалочкой следовало бы увести наших дам…

Истинно рыцарская галантность! Илье кивнул, недовольный тем, что предложение на этот раз исходило не от него.

Чтобы не задумывали парни дальше, но главная возмутительница спокойствия спутала им карты:

- Фей, отдай! - Айсен протянул руку, приглашая бросить ему сорочку: уже куда ни шло, и черт с ней, что она намокнет!

- Забери сам!! Чего мнешься?… Тебе же не впервой выставляться! - девчонка почти выплюнула фразу, свысока глядя на продрогшего юношу.

- Ну зачем ему? - тут же пожал плечами Илье. - Конечно, на его месте мужчина и мог бы застудить самое дорогое…

- Но нашей лазурноокой русалочке беспокоиться не о чем! - мгновенно подхватил его мысль Дамиан.

Айсен снова сделал шаг назад, погружаясь в стынущие с каждым словом воды по самую грудь…

Жизнь свободного человека состоит из выбора. Даже если мы подчас предпочитаем этого не замечать или стенать, заламывая руки, что оного выбора лишены… Выбор есть всегда! Просто не все и не всегда это сознают, не говоря уж о том, чтобы подумать о последствиях.

К добру ли к худу, Айсен свой выбор сознавал даже чересчур четко.

Выбор? Сбиться на мольбы, дать им забаву, которую они предвкушают с низшим по отношению к себе… Это он изучил сполна!!! Гораздо глубже и подробнее, чем эти недоросли могут представить! И было ли когда-нибудь такое, что его просьбы и слезы смягчали «хозяев»?

Еще один путь: отступить в сероватые от поднятого песка, пахнущие тиной, воды… Не для того, чтобы покончить с собой!

…хотя, кто заплачет о тебе искренне, кроме двух святых людей? Радуйся - и того не знал до поры!

Нет, - отплыть, выбраться в прибрежные заросли и… Сидеть в кустах? Добираться до города без штанов, не говоря уж о том, что с этих станется устроить облаву! Чтобы потом вечно шарахаться от них по углам от неизбежных насмешек и гадостей?

Просидеть в реке до посинения, пока этим прискучит оскорблять и изощряться в остроумии за его счет? Какой смысл? Если сейчас он уступит так или иначе, то потом останется только запереться в комнате, потому что в покое его не оставят все равно…

Айсен медленно обвел глазами всех участников сцены еще раз, немного задержав взгляд на Алане, - выражение лица у юноши было каким-то ошеломленно растерянным. Это недоумение в его глазах тоже было горьким, но по крайней мере пока не отдавало презрением и злобой с предвкушением травли, - похожее впечатление он помнил слишком хорошо. И помнил, что слабость в таких случаях лишь провоцирует на еще большую жестокость.

Да и к чему скрывать то, о чем и так уже знают, отнекиваться от того, что рано или поздно станет известно наверняка, после того, как так долго приучал себя верить, что это не его позор, не его вина! Просто он наивно надеялся, что в этот момент будет не один, что рядом будет тот, кто захочет облегчить его ношу…

Однако в том, что судьба снова не пожелала дать ему поблажки, не было ничего странного, и ни чего нового - давно стоило бы привыкнуть. Так нужно ли растягивать это сомнительное удовольствие!

Больше Айсен не смотрел ни на кого, ничего не сказал, задавив импульсивное желание втянуть голову в плечи, сжаться, пытаясь прикрыть себя хоть немного: это тоже не его позор. Он выдерживал и худшее!

Правда, убедить себя в этом становилось труднее с каждым шагом к берегу. Тем не менее, он вышел: быстро, но не бегом и не с испуганной торопливостью, задержавшись лишь для того, чтобы поднять выпавшую из рук остолбеневшей Фей сорочку и выдернуть из-под ее туфельки другие вещи. Девушка отшатнулась, едва не растянувшись на земле, глядя на наклонившегося перед ней молодого человека все более округляющимися глазами: кажется, она уже не находила свою «шутку» такой уж забавной… Забрав одежду и так и не произнеся больше ни слова, Айсен развернулся спиной к компании, направившись к пышным кустам акации: хватит с них развлечений, изображать из себя паяца, прыгая на одной ноге и кое-как натягивая на себя белье, он не собирался.

Вдруг позади кто-то из девушек во весь голос охнул. Даже у двоих нахалов хватило совести промолчать, обойдясь без очередного комментария, зато Алан наконец отмер и сорвался с места:

- Айсен! Подожди… Подожди, пожалуйста!

Молодой человек действительно остановился, но только почувствовав, что ему набросили плащ. Алан забежал вперед, удерживая за плечи, ищуще заглянул в лицо:

- Прости! Пожалуйста, прости! Айсен…

И тоже отступил: такого… заледеневшего выражения в синих, всегда мягко мерцающих нежной, чуть грустной улыбкой глазах он еще не видел и не мог представить.

- За что? - негромко и как-то слишком спокойно спросил молодой человек, но в стоявшей тишине его отчетливо слышали все. И объяснил. - Раб - это вещь. Вещь нельзя оскорбить. Нельзя унизить… И какая гордость может быть у игрушки.

Он аккуратно высвободился, и наконец скрылся от бесцеремонных взглядов, предварительно вернув плащ владельцу. Алан остался стоять, глядя себе под ноги, яростно кусая губы, и механически расправляя пресловутый кусок ткани, опоздавший буквально на пару мгновений, тем не менее обошедшихся очень дорого человеку, который ничего дурного никому из них, да и вообще никому не сделал.

Встретившись глазами с Фей, он прямо поинтересовался внезапно севшим голосом:

- Довольна собой?

- А ты? - девчонка все еще пыталась хорохориться, хотя вызов в тоне вышел надутым и фальшивым.

- Нет, - согласился юноша. Криво усмехнулся, и круто развернувшись, направился туда, где скрылся Айсен.

Пауза повисшая после его ухода была еще более продолжительной. Первым ее нарушил вполне опомнившийся Илье:

- Твой братец тоже любитель восточной экзотики, а? - бросил он Фей.

- Замолчи! - девушка моментально вспыхнула от гнева.

- Тю! - присвистнул второй подпевала, заметив на щеках две предательские прозрачные дорожки.

Приятели- соперники многозначительно переглянулись.

- Глаза, вот это вам расплата, за то, что изливали свет, на недостойный вас предмет! - с издевательским пафосом процитировал Илье.

- Идиот! Ненавижу! - в бешенстве притопнув ножкой, Фей разразилась слезами уже вовсю, и бросилась с поля боя.

- Дура! - фыркнул ей в след Дамиан, и пожав плечами пригласил Катриону выпить вина, чтобы успокоить волнение, которое ей очень шло, заставляя цвести прелестным румянцем и прочее, прочее, прочее.

***

К тому времени как Алан его нашел, Айсен уже был полностью одет, и даже наглухо застегнут, лишь волосы еще не просохли до конца. Молодой человек сидел на выступающем древесном корне, глядя куда-то в никуда и на шаги не обернулся.

Алан подошел ближе, чувствуя, что сказать что-то надо, но не представляя что. В голову не лезло ничего, кроме бесполезного и жалкого «прости», и как он не пытался что-то придумать - получалось еще хуже: что можно сказать человеку после такого… Рыцари вон, и за меньшее убивают, а если попроще - сам бы сейчас себе физиономию набил!

- Айсен… - неловко проговорил юноша, не выдержав этого присутствующего отсутствия.

И знать, где Айсен сейчас - не хотелось вовсе!

- Пойдем домой…- он не нашел ничего лучше.

Молодой человек медленно повернулся и взглянул на мнущегося рядом мальчика непривычно глубоким взглядом: словно взгляд этот, обычно распахнутый навстречу миру, со всем добором и злом, что в том есть, - опрокинулся внутрь себя и теперь отражался со дна бездонного колодца.

Алан невольно содрогнулся, проникаясь мыслью, что кажется, совсем не знал своего тихого и скромного товарища. Но не ушел. Айсен вздохнул, уголки губ дрогнули в намеке на острую горечь улыбки:

- Пойдем, - он поднялся с гибкостью лозы, которая выпрямляется после ливня, - Домой…

Возвращаться в город приходилось пешком: ни один не горел желанием присоединяться к компании. Отойдя немного от места пикника, и поняв, что Алан намерен его провожать, нахмурился слегка, напомнив:

- Твоя девушка обидится.

Юноша запнулся, придержав шаг. Потом тряхнул некуртуазно коротко остриженными кудрями:

- Роже догадается проводить.

Айсен кивнул: Роже добровольно возложил на себя обязанность присматривать за всей этой братией, раз уж его сестра выбрала одного из них, и он действительно не забудет проводить Амелию. Но речь была о другом.

- Она поймет… - сказал Алан, прежде чем молодой человек уточнил свою мысль, - А если не поймет… Ну ее! Мне и сестренкиных выкидонов хватит!

Его спутника передернуло.

- Айсен… - внезапно для себя решился спросить Алан, чтобы прояснить мучивший его вопрос, - То, что сказала Фей о тебе, и наболтал Дамиан об… особых рабах, «школах»… правда?

Юноша покраснел до свекольного цвета, усиленно отгоняя от себя память об увиденном: о каком-то знаке, блеснувшем в самом средоточии мужского естества, выходящего из реки парня… Господи, его в самом деле трогали там !

И Бог весть где еще и как!!

- Да, - с тем же отрешенным спокойствием подтвердил Айсен, глядя на дорогу перед собой.

Алан резко выдохнул, пробуя осознать, что стоит за этим коротким словом. Не получилось… Некоторое время шли молча.

- А здесь ты…? - юноша осекся от короткого взгляда с долей удивления, и прошептал поспешно. - Прости! Я не должен…

- Нет, - по-прежнему кратко ответил Айсен, отворачиваясь.

И все- таки улыбнулся: у юноши перехватило дыхание, -такой пронзительной была эта улыбка, что казалось, в груди резануло до крови! Новый вопрос он решился задать только у самых стен:

- А… метр Грие?

- Он бы не отказался, - почти равнодушно отозвался молодой человек, все еще целиком погруженный в свои мысли.

- Почему? - вырвалось у юноши. - Если тебе нравятся мужчины…

После этого сумбурного вопроса с предельно ясным подтекстом Айсен все-таки остановился.

- По-твоему, это значит, что мне должны нравиться ВСЕ мужчины? - ровно уточнил он. - И я должен спать со всеми, кому приспичит?

- Айсен, я не это… я не имел виду… - Алан вновь стал густо багрового цвета, глядя на него несчастными глазами, и чувствуя себя едва ли не большим мерзавцем, чем все хозяева Айсена вместе взятые.

- Не ты один так думаешь, - устало сообщил молодой человек.

После недолгой заминки, Алан все же догнал его и пошел вровень.

- Я не думаю о тебе дурно! - тихо, но твердо сказал он.

- Спасибо, - благодарность прозвучала с тоскливой усмешкой.

Само собой, что миновать недреманное око мадам Кер, можно было даже не пытаться! Как и сделать вид, что ничего не случилось. Юноша открыл рот, собираясь духом и не представляя как объяснить их раннее появление да еще без сестры, но Айсен его опередил, ответив на вопросительно приподнятые брови мадам Мадлены:

- Мне стало нехорошо, и Алан меня проводил, - в принципе, он не соврал ни в едином слове!

- Надеюсь, ничего серьезного? - только и спросила женщина.

И тон, и взгляд ясно сказали, что обмануть ее не удалось, - во всяком случае, тому, к кому она обращалась прямо.

- Нет. Наверное, в воде слишком долго пробыл, - улыбка у Айсена вышла немного вымученной, но в целом вполне естественной.

- Конечно, - покачала головой Мадлена, не сводя с него изучающего пристального взгляда, - Иди отдохни…

Молодой человек стал медленно подниматься по лестнице, задерживаясь на каждой ступеньке, но женщина обернулась к сыну не раньше, чем раздался звук, закрывающейся за ним двери.

- Матушка, простите, я объясню, но только когда вернется отец! - почти твердо сказал Алан.

Необыкновенно взволнованный и растерянный вид сына встревожил Мадлену еще больше, единственное, что успокаивало, что если бы случилось, что-то страшное, ни Алан, ни Айсен не стали бы отговариваться, сразу же рассказав старшим.

К счастью, долго ждать и изнывать в неизвестности не пришлось, а вернувшийся Филипп тоже встревожился, уловив серьезную, если не отчаянную решимость сына. Правда, когда дошло до дела, юноша смешался совершенно, не зная с чего начать: с провокационных расспросов Фей о возможности связи между мужчинами…

Интимной связи, - в который уже раз густо покраснев, уточнил Алан, и сразу же понял, что отцу его известно куда больше, чем он предполагал. Но заставил себя продолжить, потому что речь шла совсем не о нем, и замолчать эту «шуточку» было бы пожалуй не меньшей подлостью, что и учинить.

Собственно, начало истории он пропустил, хотя и понял по подначкам Илье, что Фей не впервые подводила разговор к чересчур горячо интересующей ее теме.

(Мадлена нахмурилась и обменялась с мужем быстрыми взглядами).

Все те гнусности, которые с аппетитом выложил Дамиан, исчерпывающе просвещенный по данному вопросу старшим братом, Алан выдал торопливой скороговоркой. Зато, то, что последовало потом…

Направленный на него взгляд отца тяжелел с каждым словом, и это было хуже всего. На мать он даже не смотрел, понимая, что родительское проклятие и изгнание из дома будет еще самой слабой карой за участие в содеянном! И все же он договорил…

Айсену наверняка было куда больнее! - Алан застыл в ожидании должного вердикта, едва способный нормально дышать.

Филипп заговорил не сразу, смерив сына каким-то особенно медленным, подробным, оценивающим взглядом, более глубоким, чем когда бы то ни было…

- Хорошо хоть тебе достало понимания извиниться!

Алан вспыхнул уже от непереносимого стыда.

- Надеюсь, ты уже извлек все необходимые уроки. Ступай! - мужчина поднялся, отворачиваясь. - И знай, что разговор еще не окончен.

- Да, отец, - Алан даже мог поздравить себя с тем, что его голос звучал почти уверенно.

Однако спокойствия не было и в помине! Прометавшись под дверями полчаса, показавшиеся бесконечными, юноша уже не знал, куда себя потерять. Торчать у замочной скважины было низко, но и без того, становилось слышно, когда родители переходили на повышенные тона!

Мать и отец в его представлении всегда составляли один монолитный, неразъединимый тандем, в то время как был кто-то, кто сейчас оставался один… Алан птицей взлетел к спальням, и замер - порыв сорвался в неуверенный робкий стук.

Айсен устало потер виски: голова разболелась на самом деле, уже без обмана. Видеть кого бы то ни было сейчас не хотелось, но мальчик и без того был очень расстроен, не выгонять же его…

Айсен посмеялся над собой. По зрелому размышлению, ситуация определенно отдавала абсурдом: молодой хозяин чувствует себя виноватым перед рабом, за то что не вмешался, когда его знакомые выставили того голым, а раб раздумывает не захлопнуть ли дверь в его же доме перед его носом, потому что нет настроения, видите ли! Толи мир окончательно встал с ног на голову, толи в нем самом за этот год все же что-то перевернулось… Что дальше?

Алан что- то говорил забравшись рядом на подоконник, -молодой человек не вникал в смысл, думая о другом: как ни пытается он жить, смотря в будущее, от прошлого не избавиться никогда. На какой-то миг он даже позволил себе упрекнуть своего благодетеля: пусть подобие свободы - оно пока тоже не принесло ему ничего, кроме боли. К тому же, вот именно, что подобие: еще неизвестно, сможет ли он стать свободным по-настоящему, зато раб из него уже никудышный. Ни то, ни се…

- Айсен, а ты родился рабом?

- Не знаю. Не помню…

Алан опять сконфузился, чувствуя себя после этого безразличного ответа еще хуже, хотя казалось бы хуже некуда. Айсен взглянул на него, и юноша с облегчением снова увидел в синих глазах мягкую улыбку с толикой грустинки.

- Алан, вот уж это имеет самое последнее значение! Представь даже, что ты узнал, будто в этих жилах течет самая чистая и благородная кровь, - он вытянул руку, демонстрируя запястье с белесыми черточками шрамов, - я же все равно останусь собой. Вряд ли это изменит будущее, а уж прошлое тем более!

Алан кивнул, давая знак, что понял. В самом деле, кем бы ни родился Айсен, хоть заморским принцем, - сейчас он раб. Ни от ошейника, ни от помоста, ни от тех мужчин, которые пользовались им по своему желанию, - никакая кровь его не избавила, не в ней дело…

Сердце юноши вдруг вспыхнуло яростной гневной горечью: раб… И что, из-за какого-то куска металла его можно унижать, истязать, насиловать?! Вот уж верно: без вины виноватый… Алан был не настолько наивен либо неискушен, чтобы не знать, что существует великое множество способов добиться от человека покорности и подчинения. Окажись он сам в таких же условиях, один, не имея возможности опереться даже на память о близких, - как долго смог бы не сломаться?

Нет, можно было бы принять разглагольствования Дамиана на веру и усомниться. Если бы речь шла о ком-то другом, а не об Айсене! Да он в жизни не встречал и представить себе не может человека чище душой! Ангел, - пришло на ум.

К тому же, он уже достаточно насомневался на бережке в компании других сладких змеенышей!

И вспомнил тело, которое увидел обнаженным: оскверненный ангел… От понимания этого стало больно почти до слез.

Но прекрасный, неожиданно для себя признал Алан, и испугался - своих мыслей и несомненного отклика на них!

Само собой, что женское тело волновало его весьма и весьма, тут он ничем не отличался от любого пятнадцатилетнего юнца, но как-то до сих пор ему не приходило в голову оценивать с точки зрения привлекательности тело мужское. И не только оценивать!

Боже, выходит он точно так же испорчен, как и прежние хозяева Айсена!

Юноша резко соскочил с подоконника, глядя на удивленного внезапной сменой его настроения парня почти с испугом и медленно отступая к двери.

- Алан? - встревоженный Айсен слегка нахмурился, и тоже поднялся, - Что с тобой?

Юноша беспомощно отступил, не сводя с него завороженных глаз: а ведь он правда красивый! Очень… Не как девушка - ничего женского ни в лице, пусть гладком и нежном (господигосподигосподи… Про что это он!!), ни в фигуре, пусть тонкой и изящной, - не было. Даже волосы острижены аккуратным каре: трубадуры длиннее носят… Он - не девушка! НЕ девушка! Да и ты тоже!

Тогда каким образом он смог задаться вопросом о поцелуе?!

- Я… я… - Алан так и не договорил, отворачиваясь, и зная, что Айсен все понял по тому, как он задержал взгляд на его губах.

Да что такое! Почему все это! Чувство было как будто он стоял на виселице, а из-под ног медленно и верно выбивали опору. Юноша и сам себя не понимал, поэтому то, что его понял Айсен - оказалось ошеломляющим.

Он не сердился, не упрекал, наоборот: Айсен мягко обнял мальчика за плечи и наклонил голову, заглядывая в глаза, хотя они оставались одного роста.

- Не нужно! - тихо, почти шепотом, но с неожиданной с его стороны силой, проговорил молодой человек. - Мы ведь друзья?

Он безошибочно нашел верный тон, несмотря на то, что чувствовал себя отвратительнее некуда: метр Филипп и мадам Мадлена были правы, когда предупреждали его, - сам того не желая, одним своим существованием он все же принес разлад в этот дом, нарушил его спокойствие, смутил невинные души… Самое малое, что он обязан теперь, это объясниться!

Объясниться? Ох! Не так все просто! Не думал Айсен, что когда-нибудь испытает даже тень желания к кому-то, кто не будет его ссейдин!

Однако, объективно, юноша перед ним был маняще, искушающе хорош собой. Он находился в той самой поре, когда хрупкое очарование детства органически сочетается с теми качествами, которые в полной мере проявит и подчеркнет зрелость, составляя собой убойную по степени воздействия смесь. Дьявольский коктейль, разящий в самое сердце, независимо от пола объекта желания и того, в ком оно пробудилось! Верно говорят об этой мимолетной весне: beaute du diable - красота дьявола.

Каштановые кудри, в которых, казалось, запуталось солнце. Такие похожие, на те, родные, - зеленоватые блики в глазах, только куда мягче - как искорки в очаге твоего дома… Твердая линия скул и подбородка. Еще по-мальчишески угловатое сложение, но ширина плеч и манера держать их говорят, что со временем юноша несомненно расправится мужественной и грозной красотой, заставляющей женщин искать опору для ослабевших ног и мечтать о сильных , тех самых - мужских - объятьях…

Коснуться этих немного обветренных губ с первым неуверенным пушком вверху, вкусить его дыхание с примесью терпкого аромата местного вина - впервые не отдавая себя, не отвечая, а целуя самому… Ощутить ладонями тепло загорелой кожи, снова всем телом почувствовать чью-то близость!

И стать для него даже не равным партнером, а учителем и наставником!

А ведь к тому же они отнюдь не чужие! В какой-то степени они уже близки… Но помимо того, что перед ним был сын людей, сделавших ему столько добра, что не расплатиться за всю жизнь, оставалось еще достаточно весомых «но», чтобы позволить себе сейчас просто забыться! Распахнутые навстречу глаза, оставались пока еще глазами ребенка, и это отрезвляло лучше всего.

Айсен дождался очередного кивка.

- Вот видишь! Нет ничего дурного в том, чтобы желать кого-то. Но не стоит переходить к большему из любопытства или прихоти, под влиянием минуты…

Или от одиночества, усталости, отчаяния и тоски, - добавил он про себя.

- Только с тем, кого ты любишь! И если любишь, пол уже не важен, как и все остальное, - закончил молодой человек с улыбкой на устах и неизбывной печалью в глубине потемневших синих глаз.

Алан безошибочно угадал, что в его словах, заключен куда больший смысл, чем даже хотел показать сам Айсен, и мгновенно отправил все свои вопросы и ни с того ни с сего обрушившиеся фантазии куда подальше. Лишь обнял его, испытывая неведомую раньше легкость и огромную признательность к другу: семья - семьей, но хорошо когда есть человек, с которым действительно можно поделиться всем, даже таким!

***

- Метр Филипп зовет… - в дверь просунулась вихрастая голова, с любопытством хлопнула глазами на двоих обнимающихся парней и исчезла.

Айсен мысленно застонал: еще и это! Разговора с метром Филиппом все равно было не избежать, да он и не страшил, а вот как отнесутся к нему остальные домочадцы после того, как все открылось? Рассчитывать на то, что сегодняшнее «приключение», как и его причина, останется в тайне - не приходилось, как не приходилось сомневаться и в том, что история его по мере многократного переложения обрастет множеством самых причудливых и невероятных подробностей.

- Айсен, я все рассказал отцу… - Алан смотрел на друга в замешательстве, обеспокоенный, не обернется ли эта откровенность, вызванная стремлением к покаянию, еще большими испытаниями для него, не надо ли было вначале поговорить с самим Айсеном

- Все хорошо, ты поступил верно, - молодой человек пожал плечами и направился к двери.

Дом затих, как пред грозой. Не успели юноши спуститься, как вернулась Фей, отсиживавшаяся у подружки, и за ней пришлось посылать.

- Доносчик! - прошипела она брату, стараясь не смотреть в сторону раба, ошейник на открытом горле которого, сейчас почему-то бросался в глаза даже резче, чем на берегу.

Больше она сказать ничего не успела, потому что из кабинета быстрым шагом вышел Филипп. Отметив мимоходом, как Айсен ободряюще сжал плечо сына, он приблизился к дочери, тут же попытавшейся изобразить свою неподражаемую капризную гримаску - «а что такого-то», и без единого слова отвесил ей тяжелую пощечину.

Алан тихо ахнул: на его памяти это был первый раз, когда отец поднял руку на кого-то, тем более из семьи.

Фей отшатнулась, прижав ладонь к запылавшей щеке, но потрясение быстро сменилось возмущением, что ее посмели ударить. И кто! Отец, который всегда лелеял ее пуще принцесс из волшебных сказок!

- Ты… Из-за него?! Из-за какого-то… - угрызения совести по поводу содеянного оказались мгновенно забыты, - Приживалы! Безродного поскребыша… Раба!

Это стало последней ошибкой. Девушка осеклась почти сразу, но все же недостаточно быстро, зато Алан понял, что зря переживал по поводу того, как отец смотрел на него во время разговора в кабинете! Если бы ему достался подобный взгляд, он бы умер на месте от разрыва сердца или же пошел и попросту повесился.

От второй пощечины Филипп удержался, с горечью смотря на дочь и спрашивая, что упустил в ней, чего не додал, что в любом случае все, о чем она способна думать, это о себе…

- Вон с глаз моих!! - тон оставался сдержанным, но чувствовалось, что самообладание это подобно тонкой пленочке остывшей лавы над кипящим жерлом вулкана.

Однако Фей отказывалась слышать что-либо, кроме голоса своей огромной и несомненно незаслуженной обиды.

- Мама! - она уже готова была разразиться потоками горьких слез.

- Отец, как всегда, излишне мягок с тобой! - ровно сообщила остававшаяся на пороге Мадлена, - По моему разумению, тебя давно следует хорошенько выпороть, но эта выходка уже перешла всякие границы!

- Мама!! - Фей ошеломленно и недоверчиво воззрилась уже на мать. - Ты… ты тоже! Ты все знала про… него?!

- Разумеется. У твоего отца нет от меня секретов, - как само собой разумеющееся сообщила мадам Кер.

Она тоже говорила, не повышая голоса, от чего становилось еще больше не по себе.

- С этого дня, Фиона, забудь о развлечениях, тем более о своих приятелях, которые ведут себя настолько недостойно. Вышивание, домашние хлопоты - ты же будущая хозяйка, - и церковь по воскресеньям. Господи, я надеялась, что в этом году увижу тебя под венцом, но мне же стыдно перед будущим зятем, кто бы он ни был!

Последнее восклицание, как и то, что она назвала дочь полным именем, выдало, насколько женщина была выбита из колеи.

- Ну так отправьте меня в монастырь! Если раб вам дороже! - Фей все-таки расплакалась: не желая настоять на своем, а вполне искренне.

- Я подумаю об этом, - сухо сообщил Филипп, и развернулся, давая понять, что разговор окончен.

Подчиняясь его знаку, Айсен скользнул мимо Мадлены в кабинет, и дверь захлопнулась с оглушающим стуком.

- Зачем вы так… Почему… - как ни странно первым заговорил Айсен, не в силах сдерживаться дольше. - Не стоило, право! Не случилось же ничего, зачем вы так!!!

- Не случилось? - уточнил, не глядя на него Филипп. - В самом деле, ничего?!

Растерявшийся от бурной реакции всегда сдержанного и выдержанного мужчины, молодой человек промолчал.

- То-то! - горько усмехнулся Филипп, жестом распоряжаясь Айсену сесть, - С тобой все ясно, песня не меняется… А вот дети… лиха беда началом!!

Айсен не поднимал глаз: то, что для его негаданного покровителя и благодетеля семья это святыня, главная ценность и самое дорогое сокровище - он отчетливо понял едва ли не с первого дня в этом доме! И, наверное, если бы это было иначе, метр Кер никогда не отнесся бы к нему с таким сочувствием, не принял бы, заполняя пустоту, которую он даже не осознавал и не понимал до той поры, пока любимый не отдал его брату, и он не увидел воочию, как это может быть…

И после всего, именно он стал причиной разочарования человека, на которого будет молиться до конца своих дней!

- Это не так! Вы судите поспешно, а это всего лишь недоразумение! Фей…

- Фей это Фей! Зато с Аланом вы, кажется, нашли общий язык… - несколько отвлеченно заметил Филипп.

Кровь бросилась в лицо…

- Айсен! - Обернувшись вовремя, мужчина напомнил себе, что как бы не преобразился Айсен, все таки стоит быть осторожнее с ним в словах и поступках. - Я ни в чем не упрекаю и не подозреваю тебя… Радует, уже то, что хотя бы кто-то из моих детей способен осознать свое поведение!

Юноша вновь вернулся к реальности, решительно оттолкнувшись от вечно голодной трясины укоренившихся страхов, и поспешно продолжил со всем возможным убеждением, однако сбившись в конце. Так и не найдя сил назвать то, кем он был в глазах других, даже наедине с метром:

- Фей тоже не замысливала ничего дурного! Они же никогда не видели даже… откуда бы им понять… так, запросто… почему вы помогаете… - пауза.

Но он все же закончил, пусть и не тем словом, что напрашивалось на язык:

- …мне.

Филипп улыбнулся на эту горячую защиту с той подсердечной грустью, которая будет понятна, думается, любому родителю.

- Ты полагаешь, что меня должно утешить, если Фиона действовала не по злобе, а по скудомыслию? По скудости сердца, так будет вернее… - мужчина надолго тяжело задумался, процитировав. - «О если бы ты был холоден или горяч! Но как ты не горяч, ни холоден…»

И тоже оборвал себя.

- Оставим! Я звал тебя не за этим.

Судя по виду, Айсен был готов уже практически ко всему!

- Айсен, - метр Филипп говорил уже в своей обычной манере, медленно и вдумчиво, и тем труднее было игнорировать то, что он пытался донести до молодого человека, - Я могу понять многое, я говорил, что всегда поддержу тебя… Но не пора ли прекратить издеваться над собой?!

Юноша непонимающе взмахнул густыми ресницами, из-за которых глаза его порой казались гораздо темнее, чем есть, без всяких иных причин. Кер так же одним взглядом указал на ошейник в расстегнутом вороте его белоснежной сорочки:

- По крайней мере, не провоцировать «чад господних» на проявление самых скверных из их качеств!

- А вы думаете, что отсутствие оного, - музыкальные пальцы многозначительно скользнули по металлу ошейника, - остановило бы кого-то из них? После того, что они узнали.

Айсен прямо взглянул в глаза мужчины.

- Возможно, заставило бы задуматься, - серьезно подтвердил тот. - Я понимаю твои мотивы, твое стремление. Надежду, что Тристан поймет и оценит твой дар… Но по-моему ты сейчас уже хватаешься за призрак: а ничем хорошим это не оборачивается ни в легендах, ни наяву! Не довольно ли позволять вытирать об себя ноги?!

Молодой человек отвернулся.

- В ваших книгах сказано, что свобода это осознанная необходимость, - наконец произнес он. - Что ж, значит мне это необходимо!

Он понял, о чем не было сказано прямо: вести пришли снова, но и они были не для него! Все накопившееся напряжение дня сказалось разом. Айсен спрятал лицо в ладонях, и уронил голову на колени: любимый…

«Сколько еще я должен вынести?! Я согласился превратить каждый свой день в пытку, как если бы ходил босым по лезвию ножей… Каждый шаг мой - как будто заводит глубже в средоточие костра. Я пью свободу, как яд, и он неотвратимо разъедает меня изнутри… Я умираю, я гибну - каждый миг без тебя… Вечность.

Вечность боли… Почему? Почему я умираю, не видя тебя?! Почему эта отрава - не из твоих рук…

Любимый… я ведь отдал все, что у меня есть… Все, чем я дышу - это ты…

Почему же этого тебе мало?!!»

Юноша порывисто выпрямился после приступа давно недозволенной слабости.

- Да! Я могу отказаться! Жить в свое удовольствие, как разумеется. А для чего?… - тихо спросил он, - Чтобы бросить однажды обратно пренебрежение и неверие?! Зачем? К чему вообще нужна гордость? Она - как шов на ране: полезна определенное время, но не более… Ноет, тянет, даже если его удалить… И настолько же безобразна! Потешить себялюбие и возвратить удар? В любой боли нет ничего сладкого! Тем более, в боли любимого…

Он отвернулся, пряча взгляд.

- Ты забываешь об одном! Ты уверен, что Тристан вообще еще помнит о тебе? - это было жестоко, но это необходимо было сказать. - Год - это долгий срок, а ведь увидитесь вы еще тоже не завтра… Одумайся пока не поздно, Айсен!

- Тогда…- голос юноши совершенно не дрогнул, синие глаза снова обратились внутрь, - Я должен убедиться.

***

Против всех возможных опасений, происшествие во время прогулки не повлекло настолько тяжких последствий, как могло бы. Приятели Фей, в отличие от Алана, не горели желанием делиться с кем-то своими подвигами, а слуги, впечатленные семейным скандалом, почли на благо не навлекать грозу еще и на себя.

О, слуги это особая разновидность человеческих особей! Непонятно откуда, но они всегда все знают, причем гораздо лучше хозяев! Подноготная истории Айсена никого особо не удивила, да по правде, - чем это принципиально отличалось от их жизни? Допустим, метр Кер с сыном на пару не тискают служанок по углам, так ведь не в каждом доме такая благодать! Благородный не благородный - попробуй, поспорь потом! Только и остается, что помолиться, чтоб не пришлось прижитый плод в ведре топить, как кутенка от блудливой суки.

Одно право первой ночи чего стоит. Уж какой бы благонравной разумницей не была невеста, каким бы ревнивцем будущий муж не оказался, а поневоле задумаешься - стоит восхваленная и взлелеянная невинность того, чтоб достаться пусть не твоему личному хозяину, а господину всей жизни, который и имени твоего не спросит, а если спросит, - так через четверть часа забудет…

Иначе что? На улицу с волчьим билетом. Либо навлечь гнев сильных мира сего на себя, семью… В селе еще хуже: опрокинул мессир лучину в солому, потравил птицу, скотинку со двора не забрал даже, а так… рубанул - и осталась твоя стыдливость голодной, холодной и без крыши над головой! Неизвестно кому тогда в ножки кланяться придется!

Если есть ум и стыд, еще и Богу спасибо скажешь, что нос кривой, вместо груди святые мощи или наоборот свиной окорок! С мужем оно и сладится, и слюбится, - а от беды убережет. Вот уж правда, рабу позавидуешь!

В общем, женская половина единодушно и бессловно встала на защиту: Айсена они видели изо дня в день и никаких шалостей за ним не водилось. К тому же, не зная о том, молодой человек обрел негаданного защитника, с которым спорить - себе дороже. Застукав очередные сплетни на зажеванную до оскомины тему, Берта вышла из себя.

- Да как у вас, охальников, только совести хватает! - кухарка гневно потрясала черпаком посреди своего царства, и о том, что она может и крепкой ручкой приголубить так, что мало не покажется, все знали, - Бог ведает, к чему дите понуждали: так разве то его грех?! Парень наконец честную жизнь начал, а вам лишь бы языки почесать! Он и без того судьбой обижен, узнаю, что еще и вы руку приложили - до конца жизни дальше двух шагов от отхожего места не отойдете!

Угроза была более чем реальна, и рисковать ради сиюминутного пустяка охотников не нашлось. А затем и вовсе ажиотаж сошел на нет, затмившись другими событиями и новостями, тем более что, чтобы там парень не предпочитал, но жил он скромнее монашки в пост. Даже белье, сдаваемое прачкам, оставалось в этом смысле прямо таки девственно чистым, как будто мальчишка даже в темноте ночи, наедине с собой, за запертой дверью под одеялом - рукам и то не давал воли. Вот уж истинно, богат мир чудесами!

Айсен уже и сам забылся совсем, успокоился. Мысли его занимал куда более важный вопрос: метр Кер не стал от него ничего утаивать и прямо сообщил, что смысла отправляться сейчас в Фесс он не видит. Во-первых, по письму не ясно было вернулся ли уже на данный момент Фейран в свой дом, а ситуация обострилась настолько, что вот-вот очередной виток извечного противостояния грозил разразиться настоящей войной, и город оказался бы в осаде либо под прямой угрозой штурма. Война…

Страшное слово! Оно давило на сердце тяжелее могильной плиты и заставляло его сбиваться на странный прерывистый ритм, а воздух в легких застывать осколками льда. Что это такое, Айсену объяснять не требовалось - бой и бойня на улицах захваченного города стали первым его воспоминанием, которое затмило собой все предыдущие, в десятки раз превосходило все последующие кошмары, и наверное уже никогда не изгладится из памяти.

…Что за город это был, что за улица, что за дом горел у него на глазах? Был ли то его дом, а крики гибнущих людей - криками его родных? Или дом очередных хозяев, а может просто незнакомых и чужих, но ни в чем не виновных людей… Кто скажет, кто ведает, кроме Аллаха, которому владетелю служил солдат, бросивший ему кусок хлеба, чтобы потом надеть ошейник? Как звали хозяев караванов и какими путями они шли, на чей корабль он поднялся, подгоняемый сапогом перекупщика…

Однако дело было не в том, что известие вдруг разбудило память о давно прошедших днях. Ничего необычного, в сущности, не происходило. Восток и его неизменный оппонент - представляли собой вечно кипящий котел, с которого то и дело срывало крышку: уж если они в кои-то веки переставали сражаться между собой, то эстафета переносилась во внутренние дрязги. С десяток мирных спокойных лет? Помилуйте, какая роскошь!

Но ведь сейчас в этот бурлящий на вулкане котел мог попасть самый дорогой его человек! Окажется ли он за прочными стенами, или поперек пути какого-либо отряда… Не говоря уж о бандах всяческого отребья, всегда шныряющего поблизости. И что из всего этого лучше?! А Фейран не такой человек, чтобы отсиживаться в подвале, - долг превыше всего!

Долг лекаря, призвание которого облегчать страдания. Что значит: как бы оно все не сложилось, любимый неизменно окажется в самом средоточии опасности.

Все его существо сейчас рвалось прочь из благополучной Тулузы, чьи покой и довольствие покамест не нарушало ничто. Айсен с принужденным смешком признал, что то, что происходит с ним - ни как иначе, чем сумасшествием не назовешь: раб намеревается сбежать от привольной жизни к прежнему хозяину, да еще в самое пекло!

Он так задумался, идя проулком между складами, что буквально натолкнулся на какого-то парня, который в ответ пихнул его от себя.

- Вот так встреча! - с фальшивой радостью протянул Илье, - А мы тебя уже заждались!

Айсен отступил, чтобы сохранить равновесие, и, определенно, удивленный не столько встречей, сколько приветствием.

И тем, что юный буржуа был не один: само собой, дополняя композицию, у противоположной стены пристроился Дамиан…

И не только он.

Молодой человек был не настолько наивен, чтобы ожидать от них сочувствия и поддержки, и надеялся, что приятели Фей просто забудут о его существовании, сочтя недостойным внимания предметом. Да по правде сказать, его и не тянуло нисколько рыдать в жилетки каждому встречному, снова и снова оживляя в памяти всю грязь и боль, которые он так упорно старался переступить, безвозвратно оставить в прошлом за накрепко запертой дверью.

- Для чего? - Айсен спросил это пытаясь сохранить спокойствие по крайней мере внешне, хотя поводов для того было немного: за спиной пустынный проулок перегораживали трое не в меру ретивых слуг, а в глазах обоих парней горел нехороший тревожащий огонек азарта.

Ответом стал удар, - короткий и резкий, он пришелся в живот, и оказался неожиданно сильным даже для самого Илье. Задохнувшись, Айсен почти отлетел к стене склада, распахнув глаза от боли и изумления, в довершении довольно ощутимо приложившись плечом, но на ногах удержался. Илье, видимо все же не привыкший к участию в подобных развлечениях, замешкался, растерявшись, и следующий удар пришелся от его товарища, сбив юношу в пыль.

От пинка, направленного в солнечное сплетение, Айсену удалось увернуться, но пока он пытался подняться, молодые господа уступили место слугам, скорее всего решив, что самим марать руки о постельного раба, подстилку - не достойно их положения. Его уже крепко держали, следующие несколько ударов, нанесенные куда более опытной и твердой рукой едва не погасили сознание. Тогда господа вмешались, поскольку попросту забить раба не входило в планы.

Айсен не кричал: звать на помощь было некого, унижаться и провоцировать юнцов, ошалевших от безнаказанности, окупавшейся весом кошельков их отцов, на еще большее глумление он не хотел, а говорить что-то было бессмысленно. Они определенно намеревались сполна расквитаться с нахалом, посмевшим заставить видеть в себе человека, пусть на краткий миг устыдиться своей спесивой высокомерной бездушности. Посмел не только забыть свое место, - в канаве, дерьме под сапогами, - но и претендовать на невыразимо большее. Это ли не преступление?!

Само собой, что физической силой Айсен не отличался, и уж тем более не был Голиафом, чтобы раскидать троих крепких мужчин, но природная ловкость и гибкость позволяли хотя бы уходить от некоторых ударов, не давая скрутить себя окончательно и не теряя надежды вырваться. Один из слуг попробовал схватить его за ошейник, но со вскриком отдернул руку, куда немедленно впились зубы. Со следующим ударом Айсен чуть-чуть их не лишился.

- Ничего, - протянул Дамиан, - сосать будет удобнее!

- Откуда бы такие познания? - Айсен не сразу понял, что это сказал он сам.

К демонам! Он пережил такое, на что у этих сопляков фантазии не хватит, так что стелиться под них не будет ни в прямом, ни в переносном смысле!

Записной острослов внезапно растерял все свои остроты. Дамиан вздрогнул и выпрямился, разом теряя свой небрежный скучающий вид.

- Пожалеешь, мразь! - прошипел молодой человек, глаза сузились в приступе бесконтрольной ярости от оскорбительного и дерзкого намека. - Держите его крепче и снимите лишнее!

Кивок недвусмысленно указывал какой именно предмет одежды будет таковым.

- Уж извини, что не сами, но здесь на мужские задницы ни у кого не встает. Арно!

Подручный исполнитель вначале тоже не понял, что от него требуется, и хозяин буквально сунул ему в руки небольшую дубинку, сорвав ее с пояса слуги.

- Вам не сойдет это так просто! - почувствовав, что штаны с него почти уже стянуты, Айсен начал вырываться с удвоенной силой, отчетливо понимая, что ему предстоит в противном случае, и стараясь достучаться хотя бы до кого-нибудь.

- Значит, заплатим штраф за порчу чужого имущества, - хладнокровно сообщил Илье. Он слегка побледнел, но останавливать и успокаивать товарища не намеревался.

Айсен выгнулся в последнем отчаянном рывке, когда его попробовали прижать к земле, за что получил жестокий удар в пах ногой, от которого под веками поплыла звездная радуга. Юноша горько пожалел, что ему не было дано потерять сознание раньше и попытался подготовится к страшному хоть немного, тихонько моля господа дать ему сил выдержать еще и это!

Все участники экзекуции были настолько увлечены процессом, что опомнились лишь тогда, когда почти над самым ухом с веселой злостью прозвучало:

- Развлекаемся, ребятки?

От неожиданности захват разжался, и воспользовавшись возможностью, Айсен торопливо отполз в сторону, безнадежно поправляя одежду трясущимися руками.

- Вам какое дело? - по-прежнему спокойный Илье.

- Самое прямое! А грубить старшим нехорошо. Закон Божий не велит.

- Гляди какой праведник выискался! - все еще беснующийся Дамиан.

- Праведник не праведник, а вас вполне поучу! Так что может, добром отправитесь к папе-маме?

Дамиан шипел и плевался, вырываясь от более благоразумного Илье, но нечаянная подмога явилась не в одном лице, и перевес был явно не на их стороне.

- Пойдем, пойдем же! Мы еще успеем… - юноша удерживал приятеля, в то время как троица слуг уже давно оказалась на безопасном расстоянии.

- Я б не советовал, - прервал его мужчина. - Думаю, ваш почтенный батюшка чрезвычайно интересуется вопросом, как его единственный отпрыск мужеского полу проводит время и на что тратит его денежки. Я в свою очередь, буду счастлив его просветить.

- Вы… да вы… Я… Я еще… - Дамиан даже заикаться начал от бешенства, подлетая вплотную.

- Щенок, у тебя еще зубки не выросли, чтоб со мной тягаться, - фыркнул его противник, и крикнул, - Эй вы, уймите господинчика! Нервный он у вас, покалечится еще…

Не дожидаясь, пока горе борцы за чистоту нравов скроются из виду, наклонился над вздрагивающим молодым человеком, который в течение всего разговора бессильно скреб ногтями доски, постоянно срываясь снова.

- Встать сможешь?

Айсен поднял голову, взглянув на своего избавителя сквозь спутанные волосы и кровь, сочившуюся из рассеченной брови, и смог только кивнуть, - удивляться чему-либо он уже был не способен.

***

Как известно, судьба вообще любит пошутить! Чувство юмора у нее довольно специфическое и весьма экстравагантное… Меньше всего юноша мог предположить и желать видеть в роли своего спасителя этого человека!

Протягивая руку, над ним стоял Ожье ле Грие.

Айсен замешкался, и мужчина без долгих церемоний подхватил его под мышки и поставил на ноги сам, прислонив для верности к стене склада. Оглядел и скривился:

- Пойдем, умоешься хотя бы.

Айсен снова лишь кивнул, отлепляясь от досок. Ожье тяжело вздохнул и ухватил его за плечо, ведя за собой.

У бочки с водой юноша долго пытался привести себя в порядок, смывая кровь и грязь и очищая одежду, но исправить общую плачевную картину это помогло не слишком. В целом, дело обстояло не так уж плохо, если двигаться осторожно, но остальное скрыть не получилось бы при всем желании: рассеченная бровь, разбитая губа, щека уже начинала заплывать густой синевой от скулы до самого подбородка… При мысли о неизбежном объяснении с метром Филиппом и без того гудевшая голова взрывалась слепящей болью.

Оперевшись на край бочки и с трудом выпрямившись, Айсен вздрогнул, осознав, что пока он умывался, Грие безотрывно наблюдал за ним, стоя в дверном проеме. При виде того, как юноша прикрывается полотенцем и с какой скоростью натягивает на себя рубашку, мужчина беззлобно ухмыльнулся: влажная ткань тут же облепила гибкое легкое тело, но парень почему-то считал, что так он выглядит менее искушающе. Пугливая девственница, да и только!

- Заходи, передохнешь, соберешься, - Ожье кивнул себе за плечо, - ты сейчас все равно до дома не дойдешь.

Айсен был вынужден признать его правоту, и поплелся вслед за мужчиной в контору, располагавшуюся на втором этаже обширного помещения, из окон которого по иронии судьбы превосходно просматривался проулок, выбранный молодыми буржуа для своего карательного мероприятия. Конечно, расположение предприятий Грие, как компаньона метра Кера, не было для него секретом, но мысли его были не за одну сотню лье от Тулузы, а сориентироваться он не успел. Юноша содрогнулся, представив на мгновение, что с ним могло сейчас быть, если бы торговец вовремя не выглянул в это самое окно…

- Что они с тобой не поделили? - поинтересовался Грие.

Айсен криво улыбнулся, почти падая в предложенное кресло.

- Понятно! - хмыкнул Ожье, - Ты бы поостерегся! Детишки те еще, и смотрю, совсем страх потеряли. Я его папеньку хорошо знаю, и само собой подкину добрый совет пороть чадо почаще, но боюсь, что после еще одного подобного приключения тебя оно слабо утешит…

Грие подошел совсем близко с полной чашей в руке. Взгляд мужчины с удовольствием проследил линию вытянутых длинных ног и стройного бедра юноши, немного задержавшись на месте срытого одеждой средоточия мужественности.

Айсену опять не оставалось ничего иного, как молча согласиться с верностью его выводов, но заметив лениво скользивший по его телу взгляд, молодой человек сразу же подобрался от пронзившего его насквозь ощущения тревоги. С чего это он вдруг так расслабился, как будто этот самый человек уже не покушался на него дважды, открытым текстом заявив, чего ему нужно!

Взгляд в панике метнулся к двери, смутно припоминая, что кажется, он довольно отчетливо слышал звук проворачиваемого ключа! Здесь они одни, но мужчина, пожалуй, справился бы и с теми тремя, не отвлекаясь от легкого завтрака: Ожье только внешне производил впечатление грузной неповоротливой глыбы. На самом деле, тело его было крепким и отнюдь не заплывшим жиром: это юноша оценил, увидев его на улице тоже в одной распахнутой рубахе, без громоздкого душного бархатного кота, а еще - по хватке на своем плече, от которой наверняка останутся синяки, хотя Ожье и не хотел причинять ему вреда… В довершении ко всему, внизу полно преданных Грие людей, так что в этот раз рассчитывать на чудесное спасение не приходится!

А случись что, купец в самом деле отделается необременительным для него штрафом за порчу чужой собственности, - слабоватое утешение… Впервые Айсен действительно, до самой глубины своего существа пожалел, что так и не принял предложения Кера и не снял ошейник!

Самого- то ничего не смущает? Хозяин ему раз за разом вольную на золотом блюдечке, а раб все коленца выбрасывает! Бред!

И потом, метр Филипп конечно, расторгнет с Грие дела и так далее и тому подобное… И все это из-за одного идиота, который отчего-то забыл подумать мозгами, как будто жизнь его мало учила!

Айсен сжался в кресле пружиной, готовой в любой момент распрямиться во всю силу, что отведена.

- Деточка, - становясь прямо над ним, вкрадчиво и внушительно начал Ожье, - хотел бы я тебя трахнуть без затей…

Айсен вздрогнул, бледнея так, что запекшаяся на ссадинах кровь казалась глянцево черной.

- …подловил бы, как эти умники, - серьезно продолжал мужчина, - Только тогда, ты бы и мяу сказать не успел, как оказался бы в каком-нибудь милом, а главное, тайном гнездышке. Так что ни одна собака не пронюхала бы, куда ж ты делся. И любил бы я тебя в свое удовольствие, пока не залюбил бы!

Юношу уже колотило всем телом.

- А когда надоел бы, отправил по течению Гаронны с камушком потяжелее.

Айсенн в изнеможении прикрыл ресницы: что помешает торговцу поступить так и сейчас? Илье и Дамиан точно не станут болтать о своих подвигах и стычке с купцом на каждом углу, да и отговориться Грие будет проще простого!

- Как все запущено!! - признал Ожье, правильно охарактеризовав состояние юноши, и в тоне мужчины вдруг проскользнули суровые тяжелые металлические нотки.

Глядя на молодого человека, вжавшегося в несчастное кресло, вполне можно было ожидать, что в следующий миг он либо потеряет сознание, либо забьется в безумном припадке, отбиваясь от своего очередного обидчика зубами и ногтями.

- Малыш, - мужчина опустился рядом на колено, отставляя кубок на пол и осторожно беря его ладони в свои, - Мне тебе на Библии поклясться, что силой я никого не брал?

Айсен вскинулся, недоверчиво всматриваясь в яркие серые глаза… И поверил почему-то! Его трясло уже не в ожидании ужаса, а от неохотно отпускавшего напряжения. Он опять себе все напридумывал?!

У страха - глаза велики!

- Вот уж верно, обжегшись на молоке, дуют на воду, - грустно усмехнулся Ожье, - Знать бы, кто тебя так обидел!

Он легко, самыми подушечками пальцев, погладил влажные немного волосы юноши, и тот не отшатнулся, не огрызнулся никак.

- Ты теперь всю жизнь о каждой тени шарахаться будешь?

- От такой как ваша, - сам бог велел! - выдавил из себя смущенный и растерянный всеми поворотами сюжета Айсен.

Ожье рассмеялся и поднялся, хлопнув его по колену.

- Молодец, так держать! - поднял чашу и протянул юноше, - Пей.

Молодой человек качнул головой в отказе, но от Грие избавиться было далеко не просто:

- Пей! Тебе это сейчас нужно! - он едва ли не влил в паренька первые несколько глотков.

Айсен смирился, и мужчина тут же отошел от него на вполне приемлемое расстояние, следя как тот мелкими глоточками цедит разбавленное вино, в основном виде бывшее для него чересчур крепким.

Затянувшееся молчание было долгим, но действовало успокаивающе, можно даже сказать, исцеляющее. Ожье пристально наблюдал за юношей, довольный, что на здоровую щеку постепенно возвращаются нормальные краски, а поза становится свободнее.

- Значит, не нравлюсь я тебе совсем…- вырвалось у него.

Мгновенье слабости того стоило: взмах пушистых ресниц, густой румянец на фарфоровом личике… Даже челюсть свело, - так сцепил зубы!

- А если подумать? Я тебя не обижу, ни в чем не обделю!

- Нет, - настолько твердого тона от мальчишки еще слышать не приходилось!

Хотя Айсен немедленно потупился, с этим своим неподражаемым «простите», заставляя сердце предательски екнуть.

- Эх! - натянуто усмехнулся Грие, - Провел бы ты меня по вашей школе! Показал бы, откуда такое чудо берется!

Уже достаточно успокоившийся юноша от эдакого пожелания едва не поперхнулся следующим глотком: предложить ему вернуться в школу? Пусть на вечер, пусть гостем?

Тем более, - гостем!!

Ожье есть Ожье, - поймал он себя на мысли, и сделав над собой усилие попробовал взглянуть на него по-другому. Мужчина был определенно нестар, - пожалуй, не больше, чем на год или два старше Фейрана… Ну, могучие телеса большинству даже нравятся, хотя лично ему они напоминали только об одном, что он всей душой надеялся однажды утром больше не вспомнить! Льняные густые пряди и серые светлые глаза, непонятно откуда взявшиеся в Лангедоке, - только выгодно обращали на себя внимание. Рубленые черты лица, жесткая линия подбородка, характерный прищур - писаным красавцем Грие назвать трудно, но в лице его тоже нет ничего отталкивающего и уродливого.

Касательно того, что он за человек, - стоило привыкнуть к его манере обращения, и она переставала пугать. Каким любовником мог быть Ожье, Айсен не знал и проверять не испытывал ни малейшей склонности, но неожиданно подумал, что хозяином он точно был бы хорошим!

Молодой человек вдруг задумался: не случись в его жизни Магнуса Фонтейна, и последующей встречи с Фейраном, купи его на аукционе Грие, - он ведь сейчас был бы вполне доволен и счастлив! Знать бы ничего не знал и не мучился бы никакими мыслями… Ожье мог быть грубым, но вряд ли стал бы причинять боль намеренно, а скорее всего просто поиграл бы с забавным котенком на свой вкус. Возможно, что котенок набрался бы смелости показывать время от времени коготки и зубки, тем более что это по нраву хозяину, а бояться ему было бы нечего: Грие не обременяет себя излишней щепетильностью, но некоторые правила у него определенно есть и он им следует. Так что он не производит впечатление человека, способного попользоваться невольником и вышвырнуть его в полное распоряжение слуг. Судя по всему, он был из тех, кто со своими любовницами и любовниками расстается достойно. Разумеется сомнительно, что между ними возникла бы безумная любовь, но предполагать привязанность было реально, связь, как и ее прекращение не стали бы тяжким испытанием…

Можно ли сказать, что то, что его жизнь сложилась так, а не иначе - это хорошо? Что у него есть сейчас, кроме эфемерной надежды…

Однако подобное полуживотное существование, пусть даже сытое и благополучное, которое когда-то было пределом его мечтаний, теперь мягко скажем, не привлекало!

Тем не менее, это не значит, что для кого-то оно не могло стать спасением, а для него удачной возможностью!

- Я не против! - улыбнулся Айсен, - Если вы отвезете меня в Фесс.

Мужчина вначале рассмеялся, как удачному ответу на шутку, но потом нахмурился и даже поднялся:

- Боже, ты ведь серьезно! - кажется, он был потрясен.

- Да, - подтвердил Айсен.

Ожье ошеломленно потряс головой.

- Сбежать решил?

- Не совсем, - юноша отвел взгляд, - Это долгая история.

- Нет, я понимаю, Филипп человек солидный и так, - мужчина прищелкнул пальцами, - с бухты-барахты тебя никуда не повезет и не отпустит… Оставим то, что я не настолько обделен в постели, чтобы мчаться в поисках любовника за тридевять земель… Но ты! Ты с ума сошел? Ты хоть знаешь, что там сейчас творится?!

- Именно поэтому!

- Нет!! - категорично бросил Грие, отворачиваясь и меряя комнату размашистыми шагами.

- Тогда до Уджды или Омана. Дальше я доберусь сам.

- Далеко же ты уйдешь с таким-то знаком! - Ожье кивнул на ошейник.

- Я сниму.

Мужчина замер, словно наткнувшись на нечто невидимое.

- А кожу ты тоже снимешь? Да твоя шкурка, как летопись завоевания!

- Я же не буду разгуливать голышом!

- А это? - Ожье резко вывернул руку юноши, обнажая запястье, - Одного случайного взгляда хватит!

- Мало ли откуда, - Айсен прямо смотрел ему в глаза, - Был в плену, в тюрьме… Никто не докажет, что я беглый.

- А никто и не будет! Отрубят какую-нибудь выступающую часть тела, во избежание… И дальше уже все равно!

- Вы можете написать мне бумагу, заверить ее в порту.

Мужчина выдохнул, раздраженный и восхищенный одновременно его упрямством.

- А деньги? - своим особым вкрадчивым тоном поинтересовался он.

Айсен поник: этот вопрос оказывался самой слабой частью плана. Но нашелся:

- Я буду играть.

- Думаешь, тебе заплатят?

- Сам Кантор Золотая струна сказал, что у меня хорошо выходит! Так что на пару лепешек и ночлег заработаю.

Ожье замолчал, долго и придирчиво разглядывая, сидевшего перед ним юношу, весь вид которого говорил о несгибаемой решимости.

- Хм… - протянул он наконец, - Допустим, я уже рассматриваю твое предложение…

Айсен подался вперед, синие глаза заблестели.

- Но я купец, а предприятие должно быть выгодным. Я соглашусь доставить тебя прямиком в Фесс, все проблемы возьму на себя… С одним условием.

- Каким?! - нетерпеливо вырвалось у юноши.

- Понимаешь, дорога неблизкая, женщина на корабле вообще дурная примета! - неторопливо развивал свою мысль Грие, - Как там оно вообще получится неизвестно. И кого ты мне в школе подберешь - тоже еще на двое гадать остается…

Айсен слегка хмурился, не понимая, к чему клонит мужчина.

- Ничего особенного, совместное времяпрепровождение к обоюдному удовольствию. Я клянусь, доставлю тебя в наилучшем виде! Если все время пути в моей постели будешь ты!

Молодой человек отшатнулся, недоверчиво глядя на Ожье: опять?

- Ну? С меня провоз, с тебя оплата, - деловито закончил мужчина.

Юноша обессилено опустил голову, разом возвращаясь с небес на бренную землю: ничего особенного… Глупо! Не он ли только что рассуждал, что Грие не так уж плох? Да и предложение его вполне в рамках, торговец же не тащит его на ближайшую горизонтальную поверхность, бессовестно пользуясь возможностью! У него есть пресловутый выбор, и не поздновато ли начинать беречь себя теперь, после всех… Что ему уже не в первый раз наглядно доказали не так давно!

Выбор?! Телом расплачиваются только шлюхи.

Да, цена за возможность встречи с любимым не такая уж большая: не жизнь же, в самом деле! Но если он пойдет на нечто подобное, то сама встреча становится бессмысленной. Быть может, провидение в кои-то веки смилостивится, и любимый останется в неведении, но сам Айсен будет знать!

- Нет…

- Наше дело предложить, ваше дело отказаться! - Ожье хлопнул по столешнице, - Уверен?

Молодой человек кивнул уже тверже: что с того, просто придется пробираться самому, без всяческих удобств. Он сможет!

- Нет!

В серых глазах мужчины промелькнуло какое-то странное выражение: не пренебрежение и не участие, не влечение или заинтересованность, а что-то очень похожее на уважение…

Наверное, впервые в жизни в нем действительно увидели равного!

И наверняка, оно того стоило, но Айсен был уже не в состоянии это осмыслить. Очередной резкий переход ударил по нервам неловкой рукой актерки-неоучки:

- Не желаешь хотя бы объяснить, зачем тебе это так надо?

Юноша встрепенулся: после всех киданий из пламени в ледяную воду и обратно, это был тот тон, который он уже узнавал, даже если сам Ожье не отдавал себе отчета.

Однако отвел взгляд не ответив. Полчаса назад вопрос вообще не мог бы быть задан между ними. Десять минут назад, он объяснил бы честно. Сейчас - молчал.

Как многое может изменить в человеке минута и вложенные в нее несколько слов! Как многое может прояснить тишина…

- Ясно! - кратко заключил мужчина, - Дай, попробую угадать, кто это может быть!

Айсен молчал, не выдав себя даже отблеском краски на щеках, однако подсказок не требовалось. Грие не обманул и не задержался с правильной догадкой:

- Ничего себе! Я-то думал, такое только в романах встречается! - произнес мужчина, поднимаясь и снова подходя к юноше, заодно забирая опустошенный бокал. - Маленький, а ты уверен, что он стоит…

И закончил уж совсем неожиданно:

- … тебя?

Молчание. Ожье встал и направился к двери…

- Вы меня отвезете?

- Нет, малыш! Я не насильник и не убийца.

- Спасибо… Не говорите метру.

- Не совестно?

Судорожный всхлип.

- Я… Я им сообщу…

- Ох, и дурак ты, парень!

Айсен тоже поднялся, направляясь к отпертым дверям, но задержался на пороге и задумчиво произнес скорее для себя, чем в ответ на что-либо:

- Если любовь это глупость, то лучше быть дураком, чем… - он запнулся, - чем никем.

Интересно, какое слово он пропустил? - заинтересовался Ожье. - Развлечение. Забава. Игрушка. Вещь. Подстилка. Шлюха. Блядь. Дырка… Сколько еще «лестных» эпитетов можно придумать? Куда ниже? И хорошо еще, если он имел в виду что-то из начала ряда!

- Сильно сказано! - хмыкнул мужчина, следя, как молодой человек аккуратно и осторожно спускается по лестнице. - Сразу видно, тонкая творческая натура!

Он догнал Айсена, и, хваткой за второе плечо, невольно оставляя симметричную россыпь синяков, помог переступить последние ступеньки.

А на самой последней - вдруг развернул юношу и впился в полуоткрытые на вздохе губы! Айсен дернулся, уходя от прикосновений, изворачиваясь из рук, - железные пальцы на плечах разжались сразу.

- Не обижайся, малыш! - усмехнулся Ожье с толикой снисходительной грусти, касаясь пальцами изуродованной метким ударом щеки, - Не переживай…

Сноп возмущенных синих звезд в ответ на пожелание!

- …один поцелуй - еще не измена! А мне от тебя и этого хватит.

Глаза в глаза. Серая хмарь против морской зыби с высоты полета…

И Айсен подается навстречу, приникает всем телом, опуская взлетевшие ладони, обвивая могучий разворот плеч и - сам ласкает чужие губы: как знает, как умеет, как хочет… как может.

Чего- то важного все-равно не хватает.

В этот раз и мужчина отталкивает его сам. Не сразу… Но юноша понял, что не ошибся, как прежде: сейчас он не вещь, не шлюха! Он человек, достойный уважения, за которым оставляют настоящий выбор, и решения которого ждут.

- Маленький, что же ты со мной делаешь!! - Грие погружает лицо в темные волны волос, прижавшегося к нему юноши, и легонько подталкивает к выходу. - Иди, пока я тебя прямо на полу не разложил…

Прежде, чем последовать совету и уйти совсем, Айсен оборачивается с загадочной, немного шальной улыбкой:

- Спасибо. За все. Но… - молодой человек опускает ресницы, - Не нужно мне больше ничего предлагать!

Он удалился вверх по улице свободной и легкой походкой.

***

При виде разукрашенной физиономии мадам Мадлена только выразительно приподняла бровь.

- Небольшое недоразумение, - беспечно пожал плечами Айсен под ее удивленным взглядом, вызванным подобным не свойственным ему легкомыслием.

Поцелуй с Ожье не зажег его страстью, не задел никакой струны в сердце, но опьянил ошеломительным изумительным ощущением: как будто в один момент с плеч исчез неизмеримо тяжкий груз, не замечаемый им до поры, но мешавший распрямить спину, словно рассыпались в пыль привычные, сковывавшие его все время кандалы, не позволяющие подняться с колен. Значит, вот как это бывает у свободных людей и как должно быть!

Грие конечно, пытался заполучить его всеми способами, иногда пугая почти до истерики, но надо признать, что мужчина никогда не переходил определенных границ. И так же приходилось признать, что юноше было невероятно приятно почувствовать себя тем, кого добиваются, - долго, настойчиво и упорно. А не бесцеремонно пользуются или берут мимоходом между более важными заботами, потрепав по холке как любимую животинку… Тем, от чьего согласия и воли зависит главное.

Как вообще, по-разному может выглядеть прелюдия к акту соития! Насколько по-разному она может быть оценена сторонними, и в большинстве случаев непрошенными, наблюдателями. И как разительно меняться в зависимости от пустячного казалось бы знака либо слова… Несмотря на все свои недостатки (а у кого их нет!), Ожье ле Грие умудрился сделать ему бесценнейший подарок: дать ощутить и понять, что значит действительно идти по жизни с поднятой головой!

И почему бы и нет? Почему бы ему в самом деле не смотреть в будущее прямо? Он молод, привлекателен, в чем-то обладает недурными способностями, он может быть любимым и может быть желанным… Имеет на это право, как любое божье чадо! Страх есть страх, и наверное, избавиться от него совершенно - не возможно. Однако давать ему воли дальше - точно также уже невозможно! По выбранной однажды дороге он прошел уже так далеко, что было бы непростительно останавливаться, когда позади большая и самая трудная ее часть!

В этом окрыленном состоянии, в котором пребывал Айсен, даже разговор с метром Филиппом не выглядел непреодолимым препятствием. Он обязан был отдать должное человеку, спасавшему его не только в трудных ситуациях, но и от самого себя, помогая крепко встать на ноги. Грие был прав, сбежать в ночь, как вор,… как раб - было бы черной неблагодарностью! И хотя разговор предстоял нелегкий, молодой человек был уверен в верности обоих своих решений.

Разговор вышел не просто нелегким, а очень нелегким! Филипп испробовал возможные и невозможные доводы, чтобы доказать юноше всю безрассудность его намерений.

- Боже! Ты еще упрямее, чем Тристан! - в сердцах воскликнул мужчина, когда все аргументы были испробованы уже по второму или третьему кругу.

- Хорошо, - невольно улыбнулся Айсен, - Значит, мы с ним отлично подходим друг другу.

- Айсен, подумай сам! Фейран лекарь и лекарь хороший, такие нужны при любых правителях и при любых богах. Он сильный человек, который умеет справляться с трудностями, но твое возвращение, каким бы не вышло ваше объяснение, только обернется для него новыми заботами и тревогами. А бродя дорогами военного края, отправляясь на первом попавшимся судне, - ты подвергаешь себя куда большей опасности, чем Фейран при штурме! У тебя нет ни имени, ни денег, ни преимуществ, которые они дают. Ты говорил о бумаге, - да кто ее читать будет! Всегда найдется тот, кто будет рад поглумиться над более слабым!

Айсен согласно склонил голову: все это заслуживало внимания, но не могло изменить его решение, и Кер это понял.

- Вот уж в самом деле, когда господь хочет кого-нибудь покарать, он лишает его разума! А любовь - худшее из безумий! - Филипп все же потерял терпение, - Не запирать же мне тебя в подвале!!

Он взглянул в синие глаза, чью непреклонную твердость слегка оттенял бархат ресниц, и усмехнулся.

- Да и к чему… Сбежишь ведь!

- Простите, что разочаровал… - негромко произнес Айсен, отворачиваясь и не отрицая предположения.

- Почему же, - тяжело вздохнул мужчина с теплой улыбкой, - В определенном смысле порадовал! Я даже могу гордиться…

- Спасибо, - Айсен благодарно склонил голову: они оба поняли, что имелось в виду.

- Но это не значит, что я одобряю самоубийство!! - сурово закончил Кер, - раз тебя не отговорить, я прошу тебя!

Молодой человек напрягся в ожидании.

- Айсен, обещай, что подождешь хотя бы до осени! Я клянусь, если первого числа никаких сведений о Фейране не будет, я сам соберу тебя!

Юноша вскинул голову:

- Вы меня отпустите?

- Да! Я же обещал.

- Спасибо. Я обещаю! - скрепя сердце согласился юноша.

***

Филипп Кер не собирался нарушать слова, и смелость, решительность, твердость юноши действительно пришлись ему по сердцу. Айсен все дальше уходил от забитого и запуганного существа, единственной реакцией которого на удары судьбы - было лечь и тихо умереть. Конечно, мальчика вряд ли когда-нибудь назовут несгибаемым борцом, но пламени необязательно полыхать до небес. Такое ровное горение может согревать дольше и куда больших, и загасить его труднее. Какой-нибудь маленький упорный уголек все равно будет тлеть под пеплом, чтобы при первой же возможности снова разгореться, расцвести яркими живыми язычками…

Однако все подобные соображения не значили, что мужчина поддерживает намерение очертя голову ринуться навстречу сонму возможных опасностей, имея за спиной только музыкальный инструмент! Там, где уговоры не подействовали, а принуждение применить нельзя, остается разнообразие окружных путей.

Невольно подсказанная ядовитыми замечаниями затаившей обиду Фей, идея была очевидна. Филиппу не составило труда выяснить, что знаменитый Кантор вот-вот должен вернуться в Тулузу. Более верного способа для искушения - невозможно представить! Юноша был впечатлен мимолетной встречей, а ведь он тогда еще не слышал игры Кантора… В общем, идеальная возможность отвлечь его и заставить задуматься о чем-то кроме разворачивавшегося на Востоке конфликта.

И о своей судьбе в особенности!

Кроме того, очевидно, что Айсен вполне созрел, и больше нет необходимости опекать каждый его шаг. Юноше просто необходимо было уже в новом качестве увидеть что-то кроме круга дом - конторы - компания молокососов из свиты Фионы (последнее тем более!). И потом, грех зарывать талант в землю! Музыка и Айсен были не отделимы друг от друга, но даже самый изумительный алмаз нуждается в огранке, вот только мастер тоже должен быть превосходным. Никого лучше Флева для всех этих благих целей - нет!

Оставалось и еще одно тревожащее обстоятельство. Айсен не счел необходимым объяснить происхождение своих синяков, отговорившись, что инцидент уже исчерпан. Настаивать было безнадежно - в турнире красноречия юноша не соперник, но молчать может похлеще каменной стенки!

Припомнив реакцию Айсена на выходку «детишек», становилось ясно, что добиваться от него чего-либо, тем более бесполезно! Однако ж, каким-то образом, к происшествию был причастен Грие, - и это Филиппу совсем не нравилось! В ответ на прямое требование, Ожье в свою очередь лишь усмехнулся:

- Так малыш тебе ничего не сказал?

Кера покоробило и обращение, и улыбка. Он слишком хорошо помнил, как Грие щупал безответного, дрожавшего от ужаса невольника брата за голые ягодицы, или раздевал глазами в его же доме.

- Тогда и я не буду! - фыркнул Ожье.

- Отстань от него! Когда я говорил, что Айсен мне как сын, это была не шутка! - внушительно произнес Филипп.

- Успокойся! - Грие тоже отбросил фривольности, - Мы с ним уже все выяснили между собой.

Сомнительное заявление.

- Я надеюсь! - последнее слово Кер оставил за собой.

Нет, Айсена нужно было чем-нибудь срочно занять, желательно вне Тулузы и так, чтобы юноша все же хотя бы номинально не остался без защиты! Дело оставалось за малым: найти каким образом напомнить трубадуру о случайно виденном юноше. Тут уж Филипп, как процветающий делец, понимающий, чего стоит специалист в своем деле, был вынужден обратиться к изобретательности женского ума, благо более верного и надежного союзника, чем жена у него не было.

Однако ж и Мадлена терялась в предположениях. Слухи - само собой, никто не прятал Айсена, да и проклятый ошейник видели многие, так что то, что купец Кер привез себе раба, не являлось секретом. Но за прошедшее время к юноше уже привыкли, и его появление никак не могло вызвать сенсации. К тому же, Кантор ле Флев человек своеобразный, но сомнительно, что даже пожелай он разыскать встреченного полугодом раньше юношу с гитарой, кинется ради того проверять всех рабов в радиусе десятка лье! Каким образом напомнить ему о заинтересовавшем его маленьком музыканте?

Да уж, может, на обед пригласить или сразу самой к герцогине на прием заявиться?! Она, говорят, строптивца очень жалует, несмотря на непредсказуемый нрав… Как же, такого человека запросто на улице не окликнешь: «А не желаете ли вы, любезный, дать парочку частных уроков кой-кому…».

Мудро рассудив, что спешка никогда не бывает полезна, а честность - лучшая политика, Мадлена определила взяться пока за того, кто всегда находился под рукой.

- Значит, неплохо получается? - задумчиво уточнила она.

Айсен не удивился неожиданному вопросу: не трудно было догадаться, что мадам будет знать о содержании их разговора с метром Филиппом до последнего слова. Да он и не просил хранить его в тайне… И тем более, в заботе ничего постыдного и досадного быть не может!

Особенно для того, кто не так давно узнал, что это вообще значит.

- Раз ты так думаешь, хватит заниматься ерундой, с которой справится любой обалдуй приказчик!

От такого заявления непререкаемым тоном, Айсен на миг ощутил легкий укол обиды: обалдуй? Ничего легкого в учете нет, не говоря уж о том, что чуть больше года назад он ни букв, ни цифр здешних не знал, ни самого языка, о прочем и упоминать не стоит. Разве был у него хоть час в безделье для пустых мечтаний?

Разве что когда таскался за Фей со товарищами и о нем забывали, к великому облегчению оставляя в покое. Либо в тишине ночи, когда никакие хлопоты дня больше не могли отгородить от сомнений и тоскливой боли, застрявшей в груди извечной занозой…

Айсен был благодарен за то, что женщина, хотя явно его не одобряла, все же никак не стала комментировать его намерение отправиться к Фейрану и отговаривать, и покорился необходимости, тем более что спорить с ней бесполезно, а соблазн был немал.

- Делом надо заниматься серьезно, либо не заниматься вовсе! - постановила Мадлена, и для начала протащила его буквально по всем существующим в городе мастерам и лавкам.

Айсен смеялся над подобным энтузиазмом, но под конец «крестового похода» вымотался даже он. Как всегда, когда она за что-то бралась, мадам Кер была неподражаема и неутомима. Глубокими познаниями в музыке она не обладала, зато превосходно разбиралась в людях, чтобы оценить действительно ли стоит то, что ей предлагают и впечатление, которое производил ее подопечный по одному изгибу губ и движению бровей.

Юноша в ошейнике сочувствующе улыбался и пожимал плечами, покидая очередного несчастного вслед за дотошной и придирчивой покупательницей. Результатом стало то, что Айсен оказался обладателем новой, безусловно великолепной, гитары и всего, что только может к ней прилагаться, а кроме того был заказан новый чехол для саза, подаренного Клеманом, а вот запасной комплект струн, само собой, найти для него оказалось невозможно. Кроме того, мадам Мадлена везде, где только можно осведомлялась, кто мог бы стать учителем для молодого таланта, каждый раз вгоняя этот самый талант в краску.

После такой эпопеи он даже не удивился, однажды услышав имя визитера метра Филиппа. Не удивлялся он уже и энтузиазму с которым взялись за его образование: шитый белыми нитками план буквально лежал на поверхности. Разумеется, упрекать людей, которые старались ради него, желая лишь добра, юноше не пришло бы в голову, а иметь в наставниках подобного выдающегося человека было бы счастьем, за которое кто другой душу продал… Но! Спустись к нему сам Пророк и пообещай обучить райскому пению, ответ был бы один, если это подразумевало отказ от любимого.

Да, он хотел, он мечтал обрести свое место в жизни, которого можно было не стыдиться, но не был готов платить самым дорогим своим сокровищем. Такой цены не стоит ничто!

Айсен решил прояснить все сразу, пока дело не зашло чересчур далеко. В конце концов, речь шла о нем, и вполне логично, если он будет при этом хотя бы присутствовать! Однако уже опустив ладонь на ручку двери, молодой человек замер, как от пощечины, услышав резко брошенные слова, в единое мгновение вернувшие его с небес на землю.

- Я не занимаюсь дрессировкой домашних животных!

Вот так! Не рановато ли ты загордился, слишком ли замечтался! Горько…

- Хм! - Филипп постучал пальцами сложенных домиком рук друг о друга, - Но ведь вы сами в нем заинтересованы, иначе вас бы здесь не было.

- Вот именно! Либо вы продаете мне мальчика сейчас за ту сумму, которую я имею, либо позже, когда я соберу назначенную.

- А если я скажу, что мальчик не продается?

- Бросьте! Люди вашего пошиба способны продать все, было бы выгодно.

- Лестно! - Кер пожал плечами, - И само собой, вы дадите ему свободу?

- Само собой!

- Зачем?

- Вы не поймете.

- Может быть, - без тени раздражения согласился Филипп, где-то даже забавляясь ситуацией, - Но боюсь, что это вы многое не поймете.

- ? - кажется, ему удалось удивить собеседника. Не слишком.

- Похоже, что снять с Айсена этот ошейник способен только один человек. И к сожалению, это не вы и не я.

- И где же этот человек? - Кантор скептически выгнул брови.

- Далеко, - кивнул Филипп. - Единственная цель Айсена - соединиться с ним. И вам ли не знать, чем способны пожертвовать ослепленные чувством люди!

- Ну просто сказочка о зачарованной принцессе, - ядовито заметил трубадур. - Только вместо принцессы почему-то невольник, а вместо чар обычный кусок меди.

Оба обернулись на звук открывшейся двери.

- Отлично, - Кер поднялся, - Полагаю, Айсен сам объяснит то, что сочтет нужным.

Он усмехнулся в ответ на ставший растерянным взгляд молодого человека и вышел, подтолкнув его навстречу музыканту. В замешательстве Айсен, не задумываясь, сделал шаг, удерживаясь, чтобы не поежиться под направленным на него пронизывающим до самого нутра взглядом кристально чистых глаз. Казалось, что они видят даже невидимое, тщательно сокрытое, неявное… И гость определенно не торопился задавать вопросы первым.

- Вам… не стоило так говорить с метром Кером, - тихо произнес юноша, подходя к окну. - Я обязан ему больше чем жизнью…

Кантор молчал, ожидая продолжения: маленький раб с гитарой оказывался занятной шкатулочкой с очень непростым секретом!

- Вы хотели выкупить меня? - Айсен не выдержал первым.

Мужчина повел плечом не отрицая очевидного.

- Почему?

- У тебя хорошие задатки, - спокойно и просто сообщил Кантор, - Я бы сказал талант, но в подобных словах слишком много пафоса. Тем не менее, оставить прозябать твои способности и загубить их тем самым - преступление против Создателя, который их дал. Надо быть, не без причины!

Айсен нервно улыбнулся.

- Да, это милость! - согласился он. - Но тоже самое я могу сказать и о другом…

- Другом? - многозначительный тон и вопрос в нем вернул его к реальности.

- Вам противно? - улыбка стала понимающей.

- Мне? - немного удивился мужчина, наблюдая за переливами эмоций на тонком одухотворенном лице, и в дышащих своей, потаенной глубокой жизнью густо-синих глазищах, которые только сказочным эльфам впору… - Мне все равно. Я вот думаю, что за человек, ради которого, тебе приходится носить ЭТО!

Последнее слово прозвучало с непередаваемой брезгливостью.

Айсен очнулся от грез.

- Ради него я сниму это! Но… я хочу, сделать это ради него!!

Кантор молчал долго, массируя пальцы и щелкая костяшками.

- Мальчик, человек, который умеет только требовать, не оценит твоего подвига и твоей жертвы, даже если ты отдашь за него жизнь!

- Но я не хочу отдавать жизнь! Я хочу жить: с ним, ради него, вместе…

Трубадур смотрел на него уже с жалостью.

- Мальчик, умирать куда проще! Поверь, я пробовал и то и другое в твое время.

- Вас это остановило? - задал Айсен самый верный вопрос.

- Нет, конечно!! - Кантор раскатисто рассмеялся.

- Тогда зачем вы спрашиваете?

- Что ж! - подвел итог трубадур, поднимаясь, - Пока я в городе, жду тебя каждый день. Не с утра!!! Лучше к обеду, рано я вставать не люблю… Я за тебя возьмусь!!!

- Почему… - почти беззвучно окликнул его смущенный и взволнованный донельзя Айсен.

- Не скажу! - фыркнул мужчина, удаляясь.

Не так- то часто встретишь легенду, оборачивающуюся былью! Он, конечно, желал этому невинному мальчику счастья, но… не хотел видеть то, чем мечта оборачивается наяву!

***

Кантор ле Флев словно принял от семейства Керов эстафету, точнее они удачно дополняли друг друга, каждый по-своему оберегая и пестуя те задатки, которые жизнь еще не успела загубить в юноше, и награждая каждый по-своему.

Музыкант с энтузиазмом взялся за свалившийся на него самородок, неожиданно для себя получая безмерное удовольствие от процесса обучения. Не в последний момент от того, что его уроки идут впрок: искренняя увлеченность предметом, бывшим когда-то способом ускользнуть от печальной реальности, свободой души, если не тела, - не могла не придтись по нраву фанатику своего дела. Хоть он и не признавался себе в том, но Айсен прочно обосновался в его сердце. Правда, выражалось это несколько странным способом.

- Ну что за элементарные ошибки?! У тебя пальцы были сломаны или голова! Неужели трудно записать правильно простейший аккорд! Ты же воспроизводишь его идеально, но по этой хрени ничего невозможно понять! - лист с нотами отправлялся в камин.

- Боже! Кто тебя учил до этого?! А… Ну тогда все понятно! Что еще можно ожидать от язычников!

У Айсена только глаза темнели, как штормовое море, и то, что наставник отвергал он представлял ему позже, когда не оставлял никакой лазейки для ошибок. На следующий день мужчина пренебрежительно фыркал и обрушивался на ученика с новой критикой, сопровождая ее ядовитым:

- Привыкай, полезно от излишней гордости!

Кого люблю - того и бью! Не надо думать, будто Кантор шпынял юношу исключительно ради садистского удовольствия. Айсену требовалось препятствие, преодоление - в том числе и себя, требовалось научиться отстаивать не только право на ошейник и не только тогда, когда его совсем припирали к стенке.

Кстати об ошейнике, - трубадур не упускал случая пройтись по этой своеобразной детали облика молодого человека.

- У, опять эту дрянь в мой дом притащил! - подобное гадливое восклицание было еще самым скромным и вполне обычным приветствием, - Убери с глаз моих! У меня желудок слабый, может и стошнить ненароком!

- Ага, слабый, - скорбно соглашался Айсен, измеряя взглядом батарею из бутылок.

- Как тебе известно, водица у нас отнюдь не с Альпийских ледников. Ты же не хочешь, чтобы я отравился и умер во цвете лет, так и не открыв тебе всех секретов нашего искусства, которые еще не успел забыть?

- Что вы наставник! - Айсен смиренно склонял голову, пряча смешинки в глазах, - Я ежедневно молю Пророка, чтобы своим долголетием вы посрамили самого Мафусаила!

- Чертенок! - довольно усмехался мужчина, отвешивая парню несильный подзатыльник, от которого тот без труда уворачивался.

- И почили в бозе в окружении безутешных внуков и правнуков, унаследовавших нежные зеленые очи госпожи Элизы… - мстительно заканчивал Айсен, поминая надоедливую поклонницу.

Менестрель притворно хмурил грозные брови:

- Ты пришел заниматься или языком чесать, как кумушка у колодца?

А наследующий день Кантор опять вспоминал излюбленную тему:

- Слушай, может тебе еще кандалы нацепить для полного комплекта? Правда, греметь цепями будешь как призрак любимого дедушки… Хотя для кого как, тоже своего рода музыка.

- Когда у тебя День рождения? Я у юродивого Базиля по такому случаю его вериги выкуплю, тебе понравится…

- Вряд ли, - скептически пожимал плечами Айсен, - Вашими стараниями я скоро превращусь в полноценную нечисть!

- Мальчик, любовь, даже самая великая, вовсе не означает, что все свое время ты обязан обливать слезами драгоценный образ! Тем более что уныние есть смертный грех…

Характер у знаменитости действительно был несносный, прямо скажем кошмарный. Непонятно было, когда он говорит серьезно, а когда шутит в своей своеобразной манере, но по отношению к Айсену в его подколках и придирках не было ничего злого, и молодой человек даже начал находить удовольствие в их пикировках. Он точно знал, что этот человек никогда не унизит его и никогда не ударит словом по-настоящему больно, а то, что слова либо их отсутствие бьет куда больнее, чем кулак и плеть, он выучил крепко.

Айсен возвращался от него если не счастливым, то во всяком случае радостным и, как ни странно, умиротворенным. Возможно, что боль его никуда не делась, лишь отступив вглубь, но улыбка стала появляться на лице куда чаще!

Как раз к осени Кантор начал брать его с собой, когда решил, что юноша сможет перенести такое испытание для психики, как высший свет и знать без последствий.

В первый раз Айсен волновался настолько, пытаясь удержать в памяти хоть что-то из обширного свода правил западного этикета, в котором его наставник неожиданно тоже оказался знатоком, что едва не свалился в обморок, с трудом вспоминая, что людям полагается еще дышать. Однако в целом вечер у недавно овдовевшей баронессочки прошел тихо и мирно, хозяйка дома была полностью поглощена своим старым добрым другом, а немногочисленные гости - перемыванием им костей. От Айсена не требовалось почти ничего, и ему даже досталось небрежное замечание: «Какой миленький мальчик!».

И на том спасибо: Айсен испытал лишь облегчение, что не ударил в грязь лицом и справился. Никакого триумфа он не ощутил, только громадную усталость, как только отпустило напряжение.

Естественно, что дело не ограничилось единственной успешной вылазкой, и она повлекла за собой другие. Постепенно Айсен привык, наблюдая из тени громкого имени своего наставника за этой странной, непохожей ни на что жизнью, в которой романтические фантазии, набившие оскомину еще стараниями Фей, превосходно сочетались с изощренной ядовитой циничностью, дополняя друг друга. Интриги и первая дуэль на его глазах в сиянии шелка, и невинный флирт и почти ничем не прикрытые измены… Есть ли во всем этом что-то настоящее?

- Есть, мальчик, - заметил Кантор, глядя, как герой нынешнего турнира недовольно стряхивает с клинка густые тягучие темные капли. - Смерть - она всегда настоящая… Но вопрос ты задал хороший!

Он непривычно тепло улыбнулся ученику. Главным оружием трубадура против тех, кто превосходил его в родовитости, но не в уме, оставались дерзость и насмешки. Оружием, с которым не сравниться иной шпаге, хотя и клинок не выглядел в его руках неуместным. Кантор даже попробовал добиться чего-нибудь от Айсена и на этом поприще, но тут уже потерпел полное фиаско.

- Господи, да что ж ты ее боишься! Она не кусается! Во всяком случае, с той стороны… Обязательно запомни, что ты сейчас сделал! Может быть, тебе повезет, и твой противник умрет от смеха. Как ты собрался мчаться куда-то на край света, если и кухонный ножик в руках едва удерживаешь?!

- Я не собираюсь ни с кем драться! - протестовал молодой человек.

Кантор был не совсем прав. Гибкое, развитое давнишними занятиями танцем тело легко вспомнило ловкость, забытую из-за всех болезней и лавиной следовавших в его жизни перемен, из-за которых тренировки были заброшены. Так что проблема заключалась несколько в другом.

- Да? А грабителю на дороге ты тоже песенку споешь? - ехидно интересовался мужчина, - Слово, знаешь ли, иногда нуждается в подкреплении более весомыми аргументами. Точно блаженный!

Однако неизбежное все-таки случилось, причем как всегда в максимально неудачный момент. Обычно чертов ошейник оставался тщательно скрытым одеждой, но день был душным и очень жарким, и Айсен немного ослабил ворот, чтобы освежиться, будучи уверенным, что его никто не видит.

Волнение не помешало ему отыграть так, что Ее Светлость, на приглашение которой Кантор рискнул притащить своего ученика, осталась довольна и улыбалась юноше в высшей степени доброжелательно.

- Что ж, вижу, слухи нас не обманули, и ученик достоин учителя! Однако что с вами, мой друг? - все еще придерживая подле себя Айсена, обратилась Элеонора к трубадуру, едва успевшему в тайне вздохнуть с облегчением. - Вы не заболели, что решили вдруг стать рабовладельцем?

Серые, мгновенно сузившиеся, глаза мужчины встретились с потемневшими глазами юноши.

- Упаси меня Боже! - небрежно дернул плечом Кантор. - Я всего лишь взял его в аренду.

- Какое пятно на вашей репутации! - протянула Элеонора.

- Моя репутация настолько блистательна, что ее давно пора было слегка подпортить, - фыркнул Флев. - Неудобно, право, быть совершенством в нашем несовершенном мире.

Кантор привычно отшучивался, а заледеневший, бледный как полотно, Айсен стоял под перекрестьем взглядов, думая даже не о неизбежном ливне презрения на свою голову, а о напутствии наставника, судя по всему тоже изрядно нервничающего перед их общим выходом в столь блестящий круг.

- Опозоришь меня - шею сверну! - ласково пообещал менестрель.

Как он может допустить хотя бы тень подозрения в благородстве своего учителя! Ни чьей вины, кроме его в скандале нет…

- Ваша Светлость, - севшим голосом выдавил Айсен, запнувшись под обратившимся на него холодным взглядом герцогини, - Это… не знак унижения, а знак ожидания! Когда оно закончится, я сниму его.

Элеонору, кажется, позабавило его неловкое вмешательство, а вспыхнувший на щеках лихорадочный румянец умилил, и благоволение высокой особы было получено.

По глазам было видно, что Кантор желал бы высказать много «нежных» слов своему ученичку по возвращении домой, но вместо того произнес только:

- Поздравляю… - мужчина устало потер виски, - Сегодня ты приобрел удачное романтическое амплуа!

- Простите…

- Да мне-то что сделается! А вот как бы ты потом не пожалел о своем упорстве!

Айсен промолчал.

И все же даже Кантор был вынужден сдаться, едва ли не скрипев зубами, когда молодой человек засобирался в дальний путь. Так бездарно загубить все усилия, рисковать сложить голову каждый день ради чьей-то постели! Святому Якову, что ли, помолиться, чтобы излечил мальчишку от безумия!

Правда, основываясь на собственном богатом опыте, он мог сказать, что в подобных запущенных случаях не помогут ни самые горячие молитвы, ни разумные увещевания…

- Придется тебя провожать! - заключил менестрель, прежде чем некуртуазно надраться в одиночестве от внезапной тоски.

По счастью, известия пришли раньше, чем Айсен успел совершить фатальную ошибку. Во-первых, осада Фесса была снята, окончившись ничем, а после боя в районе Уджды и позорного поражения, рыцари - иоаниты и вовсе были вынуждены убраться в Валетту зализывать раны. Христово воинство все больше теряло влияние на Востоке, а о Фейране пришло короткое скупое известие: его видели и видели живым в Уджде.

Теперь Филипп, радовавшийся происходящему благодаря трубадуру перелому в судьбе юноши, оказался непреклонен, и взятый тиски между Керами и Кантором, Айсен был вынужден согласиться дождаться ответа на посланное Фейрану уже в Фесс письмо. Когда же он все-таки пришел, Филиппу оставалось лишь пожать плечами, сказав себе, что он сделал все, что в его силах, чтобы предотвратить трагедию:

- Признаться, я не ожидал, что он согласится! - заметил мужчина, зло отбрасывая от себя ни в чем не повинный лист.

Ослепший из-за вдруг выступивших от слез, Айсен отвернулся к окну, обессилено оперевшись на подоконник. Его шатало и кружило от нахлынувшего избытка чувств: он приедет!!! Любимый приедет сюда… и испытание закончится! Совсем скоро.

- Не так уж скоро! - бросил Кер, кажется, последние слова юноша произнес вслух.

- Я ждал почти два года, подожду и пару месяцев!

Мысленно Айсен был не здесь и не один. Страшно подумать, они могли разминуться с любимым в дороге!

- Ты так любишь его? - тихо спросил Филипп, подходя и опуская руки ему на плечи.

- Да.

- Жаль… - вырвалось у мужчины.

- Мне - нет!

Айсен обернулся, и Филипп осекся: такого света в глазах Кер не видел ни у кого и никогда!