«По мнению специалистов, рынок заказных убийств начал формироваться в России в конце 80-х. И после этого развивается по циклическому закону. Первый пик приходится на 1993 год, когда было совершено около 250 таких убийств. Затем — 1999 год (155), 2008 (более 200), 2014 (около 350). Понятно, что это приблизительный подсчет: сыщики вычленяют заказные убийства из десятков тысяч, фиксируемых в графе „убийство и покушение на убийство, в том числе убийство по найму“. „Вычленение“, как правило, происходит спустя год, поскольку „наем“ признается таковым только после решения суда.
Из газеты «Криминальное чтиво», март 2016 года.

Эксперты считают: борьба за сферы влияния на построссийском пространстве не прекратилась с разделом страны и наиболее лакомых ее кусков. Спектр финансовых и коммерческих интересов жертв заказных убийств довольно разнообразен. Но вырисовываются некие тенденции. Так, особый интерес у заказчиков, судя по всему, вызывают свободные журналисты, владельцы оппозиционных изданий, представители критически настроенной интеллигенции, которых нынешние лидеры новых государственных образований и их ближайшее окружение считают своими личными врагами. Кроме того, жертвами становятся бывшие госчиновники, бизнесмены, связанные с прежним руководством РФ, и банкиры, непосредственно замешанные в разворовывании страны и ее развале. Но эти убийства больше тянут на акт казни, приведения в исполнение приговоров, пока неизвестно кем вынесенных, и, по данным статистических опросов, вызывают наибольшее одобрение у обывателя. Возникает вопрос — как подыскивают исполнителя „заказа“? В силовых структурах считают, что схема достаточно проста. Главное выйти на фирму-исполнителя. Ведь в этой сфере все происходит так же, как и в обычном бизнесе. Такие фирмы, как правило, скрываются под вывесками консультационных центров, консалтинговых контор, страховых агентств. На них „заказчик“ может выйти через посредника или через бывшего клиента. Поэтому чем выше репутация фирмы, тем дороже стоимость оказываемых „услуг“. Непосредственно же для исполнения важного „заказа“ привлекают профессионалов, прошедших Афган, Таджикистан, Чечню, Приднестровье, а также вооруженные конфликты последних лет на Кавказе, в Абхазии, на украинской границе и на Дальнем Востоке. Использование тех, кто не нюхал пороха, но в армии все же служил, или представителей преступного мира, то есть „быков“, обходится дешевле, но, по мнению специалистов, сопровождается целым рядом осложнений и для серьезного дела не годится. Именно поэтому эксперты и опровергают миф о том, что исполнителей убирают сразу же после убийства. Профессионала никто убирать не станет — слишком дорого и накладно. Их и так — единицы. А вот с теми, кто берется за эту работу, чтобы куш сорвать и побыстрее смыться, частенько так и поступают. Такого проще убить, чем платить ему отступные».

Курзанов не без интереса прочитал статью о заказных убийствах. Дотошному журналюге многое удалось выяснить. Но не все, ой, не все. Жизнь гораздо сложнее: и проколы с заказами, и проблемы при взаиморасчетах, и профессионалы иногда такое вытворяют, что и их, «священных коров» этого бизнеса (да, да — именно бизнеса и ничего другого!) приходится иногда убирать. Уж кто-кто, а он знал всю подноготную этой непростой части политической, деловой и финансовой жизни. Все-таки более двадцати лет в теме. И в какой теме!!! А тут, извини, из-за каких-то мудаков все может рухнуть в одночасье!

Виталий Николаевич явно нервничал. И не просто нервничал. Только что ему позвонило то самое важное лицо, с которым он договаривался об операции по устранению «интуриста», и с плохо скрываемым раздражением сообщило, что среди трупов, обнаруженных в подорванном днем белом лимузине, Труварова не было. На вопрос же Курзанова, сколько было трупов вообще, тот с недоумением ответил «три» и бросил трубку. Теперь Виталий Николаевич терялся в догадках: он точно знал, что пассажиров в машине было четверо. Но если так, куда делся четвертый? Может, он вовсе не садился в машину? Или каким-то чудесным образом исчез? Получив это известие и недвусмысленную угрозу в свой адрес, он немедленно связался с Глобом и попросил того срочно прийти. В ожидании встречи он не мог ничего делать, а потому просто злился, вымещая досаду на подчиненных.

Виталя Курзанов был упитанным, симпатичным мальчуганом, прилежным ребенком, всеобщим детсадовским любимцем, которому поручали читать стихи на всех утренниках и праздниках. При этом он терпеть не мог детский сад, его пропитанные запахом казенного белья и пищи стены, его толстых, пожилых воспитательниц и сюсюкающих нянечек. Он хотел быть дома, рядом с красавицей мамой, которую буквально боготворил, но она была занята собой, слишком мало внимания уделяя сыну. Когда ему исполнилось четыре года, в его жизни произошла первая трагедия: он больше не мог спать вместе с мамой. Виталя думал, что умрет, так как не мыслил себя без ее запаха, без ее поцелуя на ночь, без ее красивого шелкового белья, в которое она каждый раз переодевалась перед сном, превращая эту часть его жизни в настоящий праздник. Теперь у мамы появился дядя Костя, который никаких чувств, кроме отвращения, у Витали не вызывал. Боль и обиду, вызванные материнским поступком, преодолеть не удалось: с годами он возненавидел мать и искренне желал ей смерти, хотя внешне этого никак не проявлял, играя роль доброго и отзывчивого сына, благо, что лицемерить научился давно.

Когда Виталик учился во втором классе, а учился он всегда хорошо, руководство школы и пионерской дружины решило принять отличников в пионеры не в третьем классе, как всех, а в конце второго года обучения, 22 апреля, на главной площади города, на торжественной линейке, посвященной дню рождения Владимира Ильича Ленина. Мероприятие планировали провести на самом высоком уровне, с участием партийного и комсомольского начальства, героев войны и труда, и даже телетрансляцией. И, конечно же, все ребята мечтали быть отмеченными именно в этот день. Более всего этого хотел Виталик: он представлял, как ничего не скажет маме, а потом заявится домой в развевающемся красном галстуке, и она увидит, и поймет, и снова его полюбит, и прогонит этого противного дядьку, и Виталик снова будет спать с ней в одной кровати.

За месяц до торжественного события его пригласил в свой кабинет старший пионервожатый школы Замир Максимович Хрисанов. Это был худой, длинный, близорукий человек, с копной черных волос и длинным чубом, которым он всякий раз взмахивал, как знаменем, произнося типичные для того времени лозунги: «Да здравствует КПСС! Дело Ленина живет и побеждает! Мы отдадим всю силу наших молодых рук и весь жар наших юных сердец за победу коммунизма!». Говорил он много, всегда очень убедительно, никогда не снимал пионерского галстука, хотя и выглядел в нем комично. Его боялись директор школы, завучи и многие учителя. Он слыл весьма осведомленным человеком с солидными связями в верхах. И именно его слово было решающим при выборе кандидатуры для торжественной церемонии.

Виталик Курзанов подошел в назначенное время к кабинету на втором этаже и робко постучал в дверь.

— Да-да! Входи, — Замир Максимович сидел в глубине небольшой комнатушки. Здесь, в штабе пионерской организации хранилось Красное знамя дружины, видавший виды барабан и охрипший горн, звуки которого распугивали ворон, живущих на школьном дворе.

— Ну, проходи, не бойся, — голос вожатого был не таким громким, как на митингах, и как показалось Виталику, доброжелательным. Он сделал несколько шагов вперед.

— Смотрите, какой несмелый! Как же ты в пионеры собрался? — спросил Замир Максимович. Раздосадованный на самого себя за нерешительность, школьник подошел вплотную к письменному столу, за которым сидел молодежный вожак в огромных, круглых, похожих на окуляры, очках.

— Ну, молодец! Подойди ко мне! — Виталик впервые оказался так близко к чужому человеку. Тот же, заглядывая ему в глаза, как-то странно заулыбался, потом взял его за брючный ремень и притянул к себе. Говоря какие-то малопонятные слова, он расстегнул ему брюки, спустил их до колен и начал теребить его маленький член. Виталик не знал, что делать. Он стоял как вкопанный, не смея пошевельнуться. Вдруг Замир Максимович резко встал, подошел к двери, закрыл ее на ключ, поднял Виталика за плечи, посадил на письменный стол, опустился перед ним на колени и взял его член в рот. Он все больше заводился, говорил что-то о его миленьких маленьких яичках и нежной коже, а потом, к ужасу Виталика, достал из штанов свою штуковину, несколько раз вздернул ее рукой и со стоном, направив брызги в сторону, упал на стол. После этого он поцеловал его в живот, велел одеться, никому ничего не говорить и готовиться к торжественной линейке, где его примут в пионеры.

Торжество состоялось, как и планировалось 22 апреля, но мама никак не прореагировала ни на его пионерский галстук, ни на его полные мольбы глаза. Она был поглощена собой, не замечая того, что происходит с ребенком. А происходило действительно нечто важное. Ему понравилось бывать в кабинете пионервожатого. В минуты, когда тот был близок к финалу, Виталик ощущал свою власть над этим взрослым человеком. Со временем он научился им манипулировать, добиваясь исполнения своих желаний и устранения врагов.

Шли годы, и однажды с ним случилось то, что случается со всеми подростками: он влюбился в свою одноклассницу, хорошенькую, умненькую и очень воспитанную девочку, Вику Мореву. Но к его величайшему огорчению, она этого не замечала — все ее внимание было направлено на неформального лидера класса, заводилу и драчуна, Юрку Володина, которого Виталик и раньше терпеть не мог, а теперь просто возненавидел. Незадолго до выпуска они всем классом отправились в горы. Поход — мероприятие интересное, но крайне утомительное, Виталий уже тогда предпочитал комфорт и уют всему остальному. И вот как-то ночью, после долгих посиделок у костра (чего тут интересного?) Виталик отошел в лес по малой нужде. Не успел он расстегнуть джинсы, как услышал неподалеку шепот, который привлек его внимание. Осторожно, стараясь не наступить на сухую ветку и хрустом не выдать себя, он подошел к кустарнику, за которым открывалась небольшая поляна, и увидел Юрку с Викой. Они жарко клялись друг другу в вечной любви и беспорядочно целовались. Это не просто повергло его в шок, а вызвало такую волну гнева, которая, казалось, разорвет его на части: мать отвергает, Замир Максимович достал, и эта туда же. Ну, почему его не любят? Почему он не такой, как все? Он же искренне старался быть хорошим и послушным, как учили. А что в результате?

— Я вам всем покажу! — сжимая кулаки, самому себе твердил Курзанов, хотя тогда еще не понимал, что и кому он покажет.

Через какое-то время девчонки стали громко звать Вику, и она, поцеловав на прощанье любимого, убежала к палаткам. Юрка остался один. Он подошел к краю обрыва, внизу которого шумела река, сложил руки на груди и о чем-то задумался.

— Прямо Пушкин! Евгений Онегин, хренов, — со злобой подумал Виталик, а потом, сам не понимая, что делает, подбежал к Юрке и столкнул его с обрыва. Крик падающего соперника заглушил шум несущегося внизу потока. Виталик вернулся в палатку и спокойно заснул. Тело Володина выловили из реки только на пятый день. Милиция сочла это происшествие несчастным случаем. Все девчонки плакали, больше всех, конечно, Вика, но Виталика это не особенно беспокоило. Нет, он был самым активным во время поисков, что отметили все учителя, первым взялся нести гроб с телом товарища, был рядом с Викой, когда та буквально задыхалась от горя. Но при этом в душе гордился собой, своим умением переступать через «жалких людишек» и их чувства.

Окончив школу с золотой медалью, он без труда поступил в университет на факультет иностранных языков, где с легкой руки того же Замира Максимовича, который к тому времени стал ответственным работником ЦК ВЛКСМ, возглавил комсомольскую организацию. Это послужило хорошим стартом для его дальнейшей карьеры. Но наступали новые времена, слова «перестройка» и «гласность» были у всех на слуху, начался передел собственности, которой у комсомола было немерено. И вот как-то раз, вечером, после очередной корпоративной оргии, Замир Максимович посетовал на то, что не удается прибрать к рукам какой-то старый особняк, так как на него нацелился первый секретарь райкома. Курзанов тогда ничего не ответил, но через неделю этого секретаря нашли с проломленной головой в подъезде собственного дома, Замир Максимович стал счастливым обладателем дворца спорта, а Курзанов открыл в центре города небольшую консалтинговую фирму, у которой очень быстро появились весьма серьезные и авторитетные клиенты.

Со временем он стал богат, очень богат, но дела своего бросить не мог, да и не хотел. Оно давало ему возможность выплескивать наружу не иссякающие с годами злобу и презрение к людям, которые так и не смогли полюбить хорошего мальчика Виталика. Ради собственного удовольствия он организовал устранение Замира Максимовича, который с годами превратился в надоедливого, сладострастного вонючего старика, с неугомонной похотью гонявшегося за молодыми мальчиками. Его убийство, совершенное в ночном гей-клубе, власти замяли. Выставлять напоказ грязное белье одного из ярчайших своих представителей было не в их интересах. Еще раньше он отомстил этому гадкому дяде Косте, которого сбил неустановленный автомобиль недалеко от дома, где тот счастливо жил с матерью Курзанова. После этой истории она совсем опустилась, устраивала истерики, просила Виталия Николаевича взять ее к себе, но он на просьбы не реагировал, держал ее на скудном пайке и всячески демонстрировал свою неприязнь.

С Викой же Моревой он вообще разобрался красиво! Виталик так долго сочувствовал ее горю, что со временем превратился в ее лучшего друга. Они выросли и даже поженились. Но она ему очень скоро наскучила, и он мучил ее длительным отсутствием, загулами и изменами. Она несколько раз пыталась уйти, но не смогла, так как со временем поняла, что за личиной «хорошего мальчика Виталика» скрывается самое настоящее чудовище, циничное и безжалостное, которое не остановится ни перед чем. А после того, как он ей рассказал, как и зачем убил Юрку Володина, она тронулась рассудком. Теперь никто бы не узнал в опустившейся грязной старухе, живущей у него на даче, ту прежнюю хорошенькую девочку, которая искренне мечтала о любви, семейном уюте и счастье.

Но что удивительно: вроде он оказался победителем, со всеми недругами расправился, всем отомстил, но по-прежнему был несчастлив и мучился от того, что его так никто и не полюбил. Ему уже под шестьдесят. Пора подводить итоги, но подводить нечего. Ни детей, ни привязанностей. Одна злость и ненависть, которые только и поддерживают этого грузного, страдающего одышкой человека, для которого единственная «радость» в жизни — его работа.

У Виталия Николаевича явно был талант к организации грязных дел. Ему удавалось то, что не удавалось другим: лидеры политических партий и бизнесмены, известные журналисты и банкиры, звезды экрана и высокопоставленные чиновники — он занимался всеми, и никогда не обманывал ожиданий своих клиентов. Его работа всегда была четко организована, он пользовался безупречной репутацией, к нему обращались сильные мира сего. И вот в последнее время отлаженный механизм стал давать сбои. Сначала Артемьев устраняет не того, кого нужно, после чего сам исчезает. Теперь эта осечка с Труваровым, которая могла обернуться для него самым нежелательным образом. Курзанов был очень недоволен.

— Виталий Николаевич! К вам Истратов. Говорит, что вы его вызывали.

— Пусть войдет! — еле сдерживаясь, ответил Курзанов.

В кабинет вошел Глоб и, не дожидаясь приглашения, сел в широкое кожаное кресло, устремив на Курзанова холодный отсутствующий взгляд.

— Зачем вызывали? Я не очень люблю путешествовать по городу, особенно в такое время суток. Откуда такая срочность? — он говорил как всегда спокойно и уверенно.

— Вопросы здесь задаю я! — Курзанова не так легко было сбить с толку. Что-что, а разговаривать с людьми он умел. — Будьте любезны, доложите, почему последнее задание оказалось не выполненным?

— Не выполненным? — Глоб не смог скрыть своего удивления. — Я сделал все в точном соответствии с ориентировкой. Машина в результате была подорвана. Что не так?

— В машине недостает одного трупа. И того самого, который бы хотелось иметь. Вы дождались сообщения о том, что объект находится в автомобиле? — Курзанов потихоньку начинал закипать.

— Естественно. Я получил сообщение именно в том формате, как это было оговорено.

— Доказательства? — Курзанов спросил это на всякий случай, зная заранее, каков будет ответ.

— Вы же знаете, что никаких доказательств у меня нет.

И тут Курзанова прорвало:

— Вы допустили непростительную ошибку. Задание не выполнено. Но деньги вам уже выплачены. Мне вообще не нравится все, что происходит, точнее, все, что связано с вами. Сначала продается ваш протеже, потом он, явно не без помощи, и я догадываюсь чьей, бесследно исчезает. Теперь провал последней, возложенной на вас, операции. Как это все понимать, милейший?

Зря он использовал это пошлое словечко «милейший». Глоб давно уже знал, что собой представляет эта «толстая задница», возомнившая себя незнамо кем. Он знал и о «голубизне» Курзанова, и о его пагубных пристрастиях. Он никогда не любил таких вот гладких, жирных котов, которые полагали, что могут разговаривать в подобном тоне с ним, русским офицером.

— Да пошел ты на…! — Глоб сказал это спокойно, но с таким выражением лица, что Курзанов все понял без лишних объяснений, подивившись про себя храбрости этого дурака, только что подписавшего себе смертный приговор.

— Ну, ну! — повторял он, глядя вслед удаляющемуся Глобу. Он его разозлил. Разозлил очень сильно. А в такие минуты ему нужна была разрядка.

— Алла! Зайди, — через минуту дверь его кабинета распахнулась и, даже не пытавшаяся скрыть своего испуга, секретарша застыла на пороге.

— Что уставилась, дура! Закрой дверь и иди сюда. Быстро! — Курзанов схватил подошедшую девушку, и с силой бросил на колени. Она, привычная к подобному поведению шефа, быстро скинула блузку, оголив большую белую грудь, сняла с него брюки и, глядя в глаза (ему это нравилось), приступила к минету. Однако годы были уже не те, и старая плоть никак не хотела отзываться на искусные ласки. После двадцати минут тщетных усилий она должна была признать свое поражение. Устремив на него взгляд, полный невинной прелести, она спросила:

— Может, позвать Женечку?

— Ну, коли ты уже ни на что не способна, за что только деньги плачу, вызывай. И побыстрей! — Он с раздражением натянул брюки и кое-как повязал галстук на незастегнутой рубахе. Девушка спокойно поднялась, поправила прическу, испорченную шефом (пытался ее сориентировать, идиот!), вытерла салфеткой рот, одернула узкую юбку и, покачивая бедрами, полной достоинства походкой покинула кабинет.

Женечка была профессиональной проституткой. Курзанов познакомился с ней в одном из ночных клубов. Она такое вытворяла, что после встреч с ней он всякий раз чувствовал себя полностью опустошенным, раздавленным, но удовлетворенным. Она мало говорила и многое делала. Всякий раз придумывала нечто особенное, доводя его до состояния транса: то какие-то шары, скользкие и мягкие, которые исчезали в нем, доставляя сладострастное удовольствие, то кнуты, не столько ранящие, сколько ласкающие, то какие-то удивительные смазки, от которых все внутри блаженно ныло. При этом она была удивительно гибка и пластична, всякий раз принимала новые необычные позы, что буквально сводило его с ума. Но к ее помощи он прибегал только в крайнем случае, так как терял с ней голову, и дня два после этого приходил в себя, что для него было недопустимой роскошью. Сейчас он хотел ее, только ее, и никого другого.

Где-то через час в офис вошла высокая, пропорционально сложенная брюнетка в черных очках, практически полностью скрывающих лицо. В руках у нее была большая сумка. Охрана заранее получила указание ни в коем случае ее не обыскивать и не проверять на телеконтроле ее вещи. Она мило улыбнулась Аллочке, кивнув ей, как давнишней знакомой, и уверенно прошла в кабинет Курзанова, не забыв плотно прикрыть за собой дверь.

Курзанов взглянул на гостью, собрался было уже обрадоваться, но не успел. Пуля, выпущенная из пистолета с глушителем, раздробила ему грудную клетку и вошла прямо в сердце.