Открыв глаза, Глоб увидел серое, испещренное черными точками и красноватыми пятнами, полотно, центр которого украшала сиротливая люстра с пыльными, засиженными мухами плафонами. По этой детали он догадался, что полотно было потолком. Он медленно перевел взгляд влево, потом вправо, но ничего, кроме стен, выкрашенных масляной краской в привычный унылый цвет буро-зеленых будней, не увидел. Чтобы хоть что-то различить, надо было повернуть голову, но одна только мысль об этом вызывала нестерпимую боль.

— Ой, он очнулся! — Такой тонкий чистый голосок мог принадлежать только молоденькой девчушке, которую он при всем своем желании не смог бы разглядеть.

— Танюш! Позови врача, срочно! — добавил тот же голос, и над ним склонилось милое девичье лицо с огромными голубыми глазами под белым колпаком медсестры.

— Я в больнице! — сделал неутешительный для себя вывод Глоб. — А как я сюда попал? — Он пытался вспомнить, что же с ним произошло, и после недолгих мучений в памяти всплыли сауна, прижатый к виску пистолет. Это, что же, он промахнулся? Известный снайпер не попал в собственный висок с расстояния в два миллиметра? Прямо анекдот какой-то! Хотя какой там анекдот?! Значит, рука дрогнула — струсил, получается? При этой мысли он улыбнулся. Дело, конечно же, не в трусости. А в чем тогда? Он вспомнил, что в тот момент, когда нажимал на курок, перед ним появилась Лена, такая же красивая, добрая и мягкая, как в ту их первую встречу, и отвела его руку в сторону. В эту историю, конечно, мало кто поверит, но он точно ее видел!

— Эх, Ленка, Ленка! И зачем ты меня оставила? — Его глаза увлажнились, что, впрочем, происходило всякий раз, когда он вспоминал ее.

В то их первое утро они расстались, твердо пообещав друг другу, что обязательно встретятся. Но его срочно вызвали в расположение части и отправили вместе с морпехами на Кавказ, для участия в спецоперации по ликвидации незаконных вооруженных формирований. Так в то время продажное российское руководство называло войну в Чечне, развязанную Москвой против собственного народа. Но для него, как человека военного, приказ всегда был делом святым. Он только и успел позвонить ей и сказать, что любит. Она держалась молодцом и всячески его подбадривала, хотя и чувствовалось, что еле сдерживает слезы. Потом начался длительный роман в СМСках, создававший иллюзию почти совместной жизни. Она все знала о нем, а он, как ему тогда казалось, о ней. Потом сообщения перестали приходить. Он мучился, не знал, что думать, сходил с ума от ревности и обиды. Через полгода, получив отпуск, сразу же рванул Питер. Но Лениного дома не нашел, на его месте кипела стройка: здесь возводили огромный спортивно-развлекательный комплекс. Глоб в недоумении смотрел на строительные конструкции, когда услышал рядом с собой старческое то ли причитание, то ли покряхтывание:

— Чтобы вы все сдохли! Чтобы пламя адское поглотило ваши дворцы и дома! Чтобы вам всем заболеть падучей.

— Чего так ругаешься, бабуль? — отреагировал Глоб.

— А как же не ругаться? Жили мы себе спокойно, а этому олигарху все мало. Сначала просто ходили по домам и просили за деньги подписать какие-то бумаги, дескать, мы отказываемся от наших домов и участков, а они нам гарантируют райскую жизнь до смерти. Многие тогда поддались на посулы, и где они сейчас? А я да Петрович — ни в какую. Они, было, силой, но он — инвалид, чернобылец, за так просто не получается, да и на испуг его не возьмешь! Мужик был — кремень! В тот день, смотрю, батюшки мои, а его дом горит!!! Я по людям, пожарники долго не едут. А он же не ходячий был совсем. Ленка, дочка его, пыталась вытащить его. Да не успела. Дом так и рухнул! Царствие им небесное! — и старушка размашисто перекрестилась. Глоб стоял как вкопанный. Услышанное постепенно доходило до сознания: теперь он понял, почему так внезапно оборвалась связь с Леной.

— А что это ты такой белый весь стал, сынок? Пойдем-ка со мной. Обогреешься, отдохнешь, — и сердобольная женщина, взяв его под руку, медленно повела подальше от этого дьявольского места, где грохочущая техника, скрежет металла, человеческие крики и огненные искры из-под «болгарок» и сварочных агрегатов довершали сходство с преисподней.

Старушка жила неподалеку, в чудом сохранившейся баньке, переделанной под нехитрое жилище. Глоб не помнил, как они вошли, как сели за стол. В чувство его привел первый стакан самогона, который он осушил, даже не почувствовав вкуса. А старушка все рассказывала:

— Этот поселок был отстроен сразу после войны. Выделили землю ветеранам и участникам, помогли с материалами. А чего здесь было не жить? До залива — рукой подать; лесок такой живой и добрый рядом, туда по грибы по первости ходили, потом, правда, горожане все вытоптали; два озерка, да и город под боком. Вот наш новый-то глава и понял, что деньги можно на этом сделать немалые. Землища-то стоить стала — не выговоришь! Все, гад, распродал. И как под такими земля не разверзнется?!

— Разверзнется, бабуля, разверзнется! — Глоб сказал это так, будто точно был уверен в неизбежности кары. Он еще какое-то время посидел у доброй старушки, а потом направился в общежитие, где на время пребывания в Питере остановился у своих сослуживцев.

Через месяц все газеты и новостные передачи рассказали о том, что в одном из пригородов Северной столицы в результате мощного взрыва, причину которого так и не удалось установить, ушел под землю особняк главы местной администрации, благо, что его домочадцев, жены и детей не было дома. Они отдыхали на Кипре, хотя самому главе не повезло, его собирали по частям. Точно такая же участь постигла игровой клуб, где обычно собиралась местная братва, причем произошло это во время их очередной сходки, так что выжить никому не удалось. Из окна подъезда собственного дома выпрыгнул и разбился насмерть начальник милиции, а тело Главного менеджера строящегося спортивно-развлекательного комплекса без каких-либо следов насилия было найдено на дне котлована. Вообще, вокруг разрекламированной «стройки века», как называли в анонсах телепередач и рекламных роликах этот пресловутый комплекс, происходили загадочные, необъяснимые явления: то кто-то видел там привидения, то по неизвестной причине начинали проседать изготовленные с соблюдением всех технологических норм конструкции, то ни с того ни с сего вспыхивали пожары. Люди в массовом порядке отказывались там работать, несмотря на высокие оклады. В общем, стройку заморозили до выяснения обстоятельств дела. Глоб же еще какое-то время после этого служил в морской пехоте, но потом ушел в запас и устроился работать в «Криптос».

— К вам можно? — незнакомый голос явно принадлежал человеку, который заранее знал, что ему не откажут. Глобу все еще сложно было поворачивать голову, и потому он не мог разглядеть посетителя.

— Моя фамилия Гондалев, зовут меня Борис Иванович! Я к вам с приветом от вашего друга Артемьева. Не беспокойтесь. С ним все в порядке. И я действительно его друг. Узнав о том, что с вами случилось, я счел своим долгом навестить вас и предложить более подходящее для лечения место. В центральном госпитале ветеранов ФСБ вам окажут необходимую помощь. Если вы согласны, закройте глаза. Хорошо. Сегодня вас перевезут. А когда поправитесь, мы поговорим о наших делах и дальнейших перспективах.

Глоб сразу принял это предложение по одной простой причине: он знал, что Борис Иванович Гондалев — начальник агентурного управления КГБ Уральской республики, а потому лично для него, Глоба, никакой угрозы не представляет. А потом, если бы его хотели убрать, то сделали бы это более простым и надежным способом, не привлекая генералов спецслужб. Здесь, скорее, другое, и не зря он сослался на Серегу при первом знакомстве. Что ж, ему оставалось только ждать. Лишь время могло все прояснить.