Заметив, что люк шлюза сам собой открылся и снова закрылся безо всякой видимой причины, компьютер тревожно пискнул.

Причины не было видно, потому что Причина ушла на обед.

В Галактике появилась дыра. Она была в точности ничтожную долю секунды длиной, ничтожную долю дюйма шириной и приблизительно немало миллионов световых лет протяженностью от одного конца до другого.

Когда она захлопнулась, из нее вывалилась и поплыла по вселенной куча бумажных колпаков и воздушных шариков. Из нее выпала целая толпа аналитиков маркетинга ростом в метр с кепкой, и все они тут же погибли, частично от удушья, частично от удивления.

Из нее также выпало двести тридцать девять тысяч яиц в мешочек, которые материализовались огромной колышущейся горой на голодающем Погрилле в системе Пансель. Весь народ Погрилля вымер от голода до последнего человека — тот умер спустя несколько недель от холестерола.

Та ничтожная доля секунды, во время которой существовала дыра, отобразилась во времени вперед и назад самым невероятным образом. Где-то в далеком-далеком прошлом она сильно ушибла небольшую случайную группу атомов, плывших по стерильной пустоте космоса, и заставила их соединиться вместе в самом невероятном и необычайном порядке. Эти порядки быстро научились копировать самих себя (что и было, в частности, невероятно и необычайно) и начали причинять серьезное беспокойство всем планетам, на которые они залетали. Так во Вселенной зародилась жизнь.

Пять стремительных водоворотов событий закрутились в буре беспричинности и выплеснулись на берег.

На берегу лежали Форд Префект и Артур Дент, и раскрывали рты, как выброшенные на сушу рыбы.

— Вот, пожалуйста, — пропыхтел Форд, пытаясь нашарить хоть что-нибудь на гладких булыжниках, мчащихся через Третий Предел Неведомого. — Я же говорил, что что-нибудь придумаю!

— Ну, да, — отозвался Артур, — конечно.

— И моя замечательная идея, — продолжал Форд, — заключалась в том, чтобы нас спас проходящий мимо космический корабль.

Реальная вселенная головокружительно прогнулась под ними. Множества мнимых беззвучно пролетали мимо, как горные серны. Первичный свет взорвался, разлетевшись по пространству-времени, словно объедки с пикника по поляне. Время распустилось, материя, напротив, завязалась узлами. Наибольшее возможное простое число тихо самозародилось в углу и исчезло навсегда.

— Чушь, — сказал Артур. — Шансы были астрономически малы.

— Работает — и не трогай, — отрезал Форд.

— Что это за корабль? — спросил Артур, под которым разверзлась бездна вечности.

— Не знаю, — ответил Форд. — Я еще не открывал глаза.

— Вот как? Я тоже.

Вселенная подпрыгнула, замерла, вздрогнула и вывернулась в нескольких неожиданных направлениях сразу.

Артур и Форд одновременно открыли глаза и огляделись вокруг с плохо скрываемым изумлением.

— Вот те на, — сказал Артур. — Точь-в-точь саутэндский пляж.

— Вот как? Хорошо, что ты это сказал, — отозвался Форд.

— Почему?

— Да я уже подумал было, что сошел с ума.

— Одно другому не мешает. Может быть, тебе только показалось, что я это сказал.

Форд задумался.

— Ну, и что, ты сказал или нет? — спросил он наконец.

— По-моему, сказал, — ответил Артур.

— Хм. А может быть, мы оба сошли с ума?

— Ну, — рассудил Артур, — принимая во внимание ход событий, было бы безумием считать, что это Саутэнд.

— Но ты уверен, что это Саутэнд?

— Ну, да.

— Вот и я тоже.

— Следовательно, мы оба сошли с ума.

— Самое время…

— Вот и я так думаю, — обронил проходивший мимо шизофреник.

— Кто это был? — спросил Артур.

— О ком ты? О человеке с пятью головами и бузиновым кустом, увешанным копчеными селедками?

— Именно.

— Не знаю. Прохожий.

— Ясно…

Они сидели на набережной и с некоторым неудовольствием наблюдали за тем, как огромные дети грузно прыгали по песку, а по небу грохотали копыта диких мустангов, волочивших свежие партии укрепленных кронштейнов в Некоторую Проколотую Окрестность.

— Знаешь, что? — сказал Артур, кашлянув. — Если это и Саутэнд, то с ним происходит что-то очень странное.

— Ты имеешь в виду, что море стоит столбом, а дома ныряют и выныривают? — спросил Форд. — Мне это тоже показалось странноватым. Я бы даже сказал, — продолжил он после того, как Саутэнд с оглушительным грохотом разлетелся на шесть равных частей, которые принялись танцевать и легкомысленно вертеться друг вокруг друга самым непристойным и безнравственным образом, — что здесь вообще происходит что-то очень странное.

Дикий писк и вой волынок и скрипок прорезал воздух, из земли выскочили пирожки с котятами за десять пенсов, страшная зубастая рыба вылетела из-за туч, и Артур с Фордом решили спасаться бегством.

Они с трудом продирались через плотные стены звука, тьму веков, теснины духовной музыки, конгрессы дырявой обуви и несущих бредятину котов, как вдруг услышали женский голос.

Голос был весьма приятным и сочным, но произнес он всего лишь «Два в степени сто тысяч против одного, падает», — и больше ничего.

Форд скатился по лучу света и огляделся вокруг, пытаясь найти источник голоса, но не увидел ничего, чему можно было верить.

— Что это был за голос? — прокричал Артур.

— Не знаю, — крикнул в ответ Форд, — не знаю. Звучало это похоже на измерение вероятности.

— Вероятности? О чем ты?

— Вероятности. Ну, как шансы — два против одного, три против одного, пять против четырех. Она сказала, 2100000 против одного. Это, строго говоря, довольно маловероятно.

Миллионолитровая канистра с заварным кремом раскрылась над ними безо всякого предупреждения.

— А что это значит? — крикнул Артур.

— Что именно? Заварной крем?

— Нет, измерение вероятности!

— Не знаю. Не знаю я. По-моему, мы на каком-то космическом корабле.

— И нетрудно догадаться, — сказал Артур, — что это не палуба первого класса.

В ткани пространства-времени появились пузыри. Огромные безобразные пузыри.

— А-а-а-а… — заголосил Артур, почувствовав, что его тело размягчается и изгибается в непривычном месте. — Саутэнд тает!.. небо свивается в свиток!.. в пыльный вихрь!.. мои ноги утекают в заходящее солнце!.. и левая рука тоже куда-то течет!.. — Тут его поразила неприятная мысль. — Проклятье! Как я теперь буду ставить время на своих электронных часах?

Артур в отчаянии скосил глаза в сторону Форда.

— Форд! — окликнул он его, — ты превращаешься в пингвина! Перестань немедленно!

Снова раздался голос.

— 275000 против одного, падает.

Форд носился, взмахивая крылышками, вокруг проруби и крякал:

— Эй, вы кто? Вы где? Что происходит, и можно ли это как-нибудь прекратить?

— Просим сохранять спокойствие, — сказал голос, приятный, как голос стюардессы в авиалайнере, у которого осталось только одно крыло и два мотора, из которых один горит, — все в полном порядке.

— Да, конечно! — взбесился Форд. — Только я превратился в порядочного пингвина, а мой приятель вовсю лишается конечностей.

— Все в порядке, они уже вернулись, — сказал Артур.

— 250000 против одного, падает, — сказал голос.

— Следует признать, — заметил Артур, — что они длиннее, чем хотелось бы, но в целом…

— Скажите, пожалуйста, — пропищал Форд в бессильной птичьей ярости, вам не кажется, что вы должны нам что-то объяснить?

Голос кашлянул. Гигантский птифур ускакал куда-то вдаль.

— Добро пожаловать на борт звездолета «Золотое Сердце», — произнес голос.

* * *

— Просим сохранять спокойствие, — продолжал голос, — несмотря на все, что вы можете услышать и увидеть. Некоторые побочные эффекты могут оказаться неприятными, так как вы были спасены от неминуемой гибели с невероятностью порядка 2276000 против одного, а возможно, и гораздо выше. Сейчас наш двигатель работает на мощности в 225000 против одного, невероятность падает, и мы восстановим нормальное положение вещей, как только будем точно знать, какое положение вещей нормальное. Спасибо за внимание. 220000 против одного, падает.

Голос смолк.

Форд и Артур сидели в маленьком светящемся розовом кубике. Форд был сильно возбужден.

— Артур! — сказал он. — Это просто фантастика! Нас подобрал корабль с двигателем на Бесконечной Невероятности! Этого быть не может! Я столько слышал о нем! Все слухи всегда официально опровергались, но они все-таки построили его! Они построили Невероятностный Двигатель! Артур, это же… Артур? Что ты делаешь?

Артур навалился спиной на дверцу кубика, пытаясь удержать ее, но это ему плохо удавалось. Маленькие мохнатые лапки с чернилами на пальцах протискивались через щель; тонкие голоса за дверцей лопотали без умолку.

Артур повернулся:

— Там чертова прорва обезьян! Они хотят обсудить с нами сценарий «Гамлета», который они только что написали!