Если я и была чем-то занята на работе, когда появился Лайм, так исключительно рифмой к «Сухим завтракам». Кайли, по счастью, отправилась обедать пораньше — чтобы успеть на аэробику.

— Ну а сама-то ты пробовала эти хлопья, над которыми мы все тут бьемся? — Лайм, скрестив руки на груди, стоял у меня за спиной. На нем был все тот же замшевый пиджак.

— Нет, — отозвалась я. — Хотя как-то утром мне их безумно захотелось.

— Наверное, переработалась.

— Да нет. Я бы не сказала.

Что это мне вздумалось кокетничать? Странное какое-то ощущение. Надо же — флиртовать с кем-то снова... Особенно если учесть, как я была зациклена на Дэне последние несколько месяцев.

— Да, насчет моего электронного адреса, — произнесла я. — Надо было тебе сразу сказать. Вообще-то у меня его еще нет. Я даже еще не подключила свой компьютер.

Лайм улыбнулся:

— Догадался.

— Но ты не откажешься еще раз продиктовать мне свой адрес?

— Если одолжишь ручку, — сказал он.

Руки Лайма — настоящие руки художника. С длинными пальцами. И довольно гладкие. Только мелкие порезы о края бумаги — и все.

— Вот, пожалуйста. А это — номер телефона.

С расстояния метров двадцати могло показаться, что свободный художник-график протягивает визитную карточку старшему копирайтеру. Но в действительности это был тот самый миг между мужчиной и женщиной. Обмен флюидами, если можно так выразиться.

Тут одна из девушек-бухгалтерш направилась к нам, помахивая какой-то бумажкой. Кажется, первым чеком для Лайма. Вообще-то ей вовсе не обязательно было тащиться сюда, чтобы вручить его. Просто есть в Лайме что-то такое, отчего людям постоянно хочется для него что-нибудь сделать.

— Еще увидимся. Или я получу от тебя послание.

— Если мне удастся его отправить, ха-ха-ха! — И я загоготала, словно гиена.

Похоже, мои навыки в области флирта подвяли с тех пор, как мы расстались с Дэном. Веду себя, точно продавщица из «Эйвон», впаривающая мужику лосьон для бритья, который ему даром не нужен.

После ухода Лайма возникло странное ощущение пустоты. Вот и в прошлый раз случилось то же самое. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы я чувствовала себя выбитой из колеи, гоняя в компьютере листовку с «Сухими завтраками». И достаточно, чтобы я поклялась по пути домой завернуть к Биллу — пусть даже разрыв между автоответчиком и компьютером получится меньше недели.

Вернулась Кайли и обнаружила у себя на столе эскизы Лайма. И быстро обернулась ко мне:

— Вики! Ты видела Лайма?

— Да.

— Он сказал что-нибудь? Ну, вообще-то...

— Нет, просто заглянул на минутку.

— Я ему должна была передать чек, — процедила Кайли. — Из бухгалтерии.

— Кажется, он его уже получил.

— И вообще нам с ним надо было поговорить.

Пауза. Кайли разозлилась, и не на шутку. Через несколько минут она заговорила вновь:

— О Дэне слышно что-нибудь?

Отвечать я не собиралась. Хотя в глубине души мне было жаль Кайли. С Лаймом ей не светит ни единого шанса. Ни малейшего. Как и клацающей каблуками-платформами и гремящей бусами-маргаритками девчонке-бухгалтерше, которая гарцевала тут с его чеком. Если честно, я не думала, что вообще у кого-нибудь из нас есть шанс. Конечно, не то чтобы меня это волновало... Ха.

Возле дома я заметила Билла, припарковывающего машину. Парковался он неважно — должно быть, потому, что больше привык управляться с коровами, виноградными лозами или комбайнами — или что там у них есть в Дорриго.

Билл опустил стекло автомобиля:

— Я тебе что собирался сказать... В любое время, когда захочешь, чтобы я твой компьютер посмотрел...

Судьба.

— Вообще-то он так и стоит.

— А ты занята сейчас? — спросил Билл.

— Да нет, заходи.

Он и зашел — как раз когда я собиралась залезть в душ. Дверь я ему открыла в своем стареньком сером халатике — и умчалась по коридору, пока багровый румянец у Билла не перебрался с шеи к пластырю на челюсти. Румянец я списала на деревенские манеры. А когда посмотрелась в зеркало в ванной, то обнаружила, что на мне тот самый халат, сквозь который видны соски. О-ля-ля.

Подойдет ли Биллу Хилари? По крайней мере, она могла бы сдирать с него пластырь. Уверена, ему очень хочется, чтобы это делал кто-нибудь вместо него. Уж я — то, как одинокий человек, знала, каково это — когда даже пластырь с тебя содрать некому.

Когда я появилась после душа, высушенная феном, одетая, надушенная, напомаженная и причесанная, Билл пялился на портрет Барта Симпсона, таинственным образом появившийся на экране компьютера.

— Получается? — поинтересовалась я.

— Получается... — Билл похимичил еще немного, и на экране появился Элвис Костелло. — Может, что-нибудь еще хочешь посмотреть?

— Брэда Питта нагишом.

Господи, с ума можно сойти. Надо позвать Хилари и Джоди, пусть тоже развлекутся.

— Э-э... Не получится, — промямлил Билл. — То есть получится, конечно, но тебе придется отключиться, чтобы позвонить.

— Отключиться... — меня осенило. — А, от Интернета?

— Да. Смотри... Покажу тебе, как это делать самой, когда уйду. У меня сквош сегодня, — объяснил он.

— Да? А Хилари обожает сквош.

Действуй, Виктория, ты же можешь!

— А ты?

Рехнулся он, что ли? Вроде через этот старенький ситцевый халат видел достаточно, чтобы сообразить: спорт и я — понятия несовместимые. Да что там...

— Знаешь, Хилари бы с удовольствием поиграла.

— Пожалуйста, в любой момент.

С этим Билл и ушел. Чудной он какой-то. Уши слегка торчат, как у австралийских солдат на фотографиях сороковых годов. И очень вежливый. И чем больше я думаю об Умнике Билле, тем ярче представляю себе, как заверещит от восторга Хилари. Это должно произойти. Обязано.

Но когда я ей позвонила, особого энтузиазма подруга не выказала:

— Как говорят у нас в «Женском кружке», мужчины — вроде органов пищеварения: есть хочется, а почему — не знаем.

Я вскипела.

— А я-то думала, ты хочешь с ним познакомиться!

— Ну, не знаю, — протянула Хилари. — Я, кажется, к нему охладела.

— Да ты же с ним никогда и не встречалась!

— А вдруг он голубой? — возразила Хилари. — Знаешь, я это уже проходила.

— Ладно... Ко мне-то зайдешь?

— Да. Если не начнешь знакомить меня с Биллом.

— Не начну. И вообще, он уже ушел играть в сквош.

Когда я позвонила Джоди с Диди, голоса у них звучали так, словно они изрядно обкурились — держу пари, именно это они и сделали. Но устоять перед возможностью послать письмо Камилле Палья или слазить на страничку Эллен де Дженерес — такое было выше их сил.

— Приходите! — я была словно школьница, зазывающая подружек, чтобы похвалиться пополнением в своей коллекции кукол Барби.

— А можно? — спросила Джоди. Диди выхватила у нее трубку.

— Это подтолкнет наши исследования! — выкрикнула она возбужденно. — Это для нашего доко!

Джодино и Дидино «доко» — так называемое исследование — на самом деле представляет собой обычный клочок бумаги, но после бог знает скольких лет бесплодных усилий Джоди уже говорила о нем как о чем-то реальном. Какая-то белая колдунья в Байрон-Бэй научила ее: говори о чем-нибудь несуществующем так, как будто оно есть, — тогда оно и в самом деле появится. Что-то в этом духе.

Темы Джодиных и Дидиных исследований менялись со временем. Разве сотрутся из нашей с Хилари памяти «Женщины и их усы: историческая перспектива»! Или это были «Ступни моей бабушки»? Хотя суть не менялась. В исследованиях Джоди и Диди не было места мужчинам, но обязательно обсуждалась какая-нибудь часть женского тела. А теперь они мечтали снять фильм «Любовь и женский опыт». Я помогла им с заявкой: отпечатала после работы несметное число копий в нашей конторе. Наверное, мне следовало проявить побольше энтузиазма. Но ведь все равно Джодины исследования — вроде моих парней: сериальные фантазии.

— Ну так до скорого, цыпоньки, — сказала я.

— М-м... Ладно.

Обожаю называть их цыпоньками. Они от этого так психуют.

Когда все наконец были в сборе, мы сгрудились у компьютера. Со стороны мы, видимо, и в самом деле напоминали школьниц, охающих и ахающих над домиком Барби. Диди, которая разбиралась в микроволновках и компьютерах (любовница с техническим уклоном, как говорит Джоди), открыла почтовую программу.

— Это он все наладил?

— Что наладил? — не поняла я. — Ты о ком?

— Ну вот этот, — Диди кивнула на исписанный мелким почерком листок бумаги. — Парень сверху. Он и подключил компьютер к сети, и пароль установил, да и вообще все сделал. — Она хмыкнула. — Похоже, он к тебе неровно дышит.

— Он к компьютерам неровно дышит. Джоди объявила, что мой пароль — «локот-роксо».

— Запомнишь? — спросила она.

— Так его же все слышали. Нет, мне точно не запомнить.

— Можешь вытатуировать у себя на заднице, — посоветовала Джоди и уплыла на кухню — поискать что-нибудь съедобное, но не мясное.

Все просто обалдели, когда я сообщила, что уже два человека ждут от меня посланий.

— Во-первых, Билл, — перечисляла я. — У меня есть его адрес. Должна же все-таки я поблагодарить его. А потом еще этот парень с работы.

С Биллом все было очень просто. Я ему написала, что бесконечно признательна, что он такой умница и что за мной теперь ужин. Я не шутила.

Можно пригласить его, Хилари и еще кого-нибудь, кто не стал бы воротить нос от пластыря.

Но когда подошла очередь Лайма, выяснилось, что я понятия не имею, о чем ему можно написать. В конце концов, я же привыкла пользоваться компьютером, чтобы составлять слоганы для «Сухих завтраков», а не творить замысловатые любовные записки.

— Что еще за Лайм? — полюбопытствовала Хилари за вторым бокалом вина.

— Так, еще один кандидат.

Джоди с Диди, уловив, что разговор вот-вот свернет на такую скукоту, как мужики, подхватили бутылку и сбежали на кухню, где попытались изобразить вегетарианское ризотто из моих неполиткорректных продуктов.

— А как Лайм стал кандидатом? — допытывалась Хилари, покачивая бокалом. Я пожала плечами.

— Не знаю. Может, это просто из-за того, что Дэн ушел. Я вдруг поняла, что он мне нравится.

— И что ты ему хочешь написать?

— Н-ну... Не знаю, — призналась я. — Про «Сухие завтраки» что-нибудь.

Наконец я сочинила следующее:

От кого: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Послание

Дорогой Лайм, я настроила наконец свою электронную почту, и ты можешь гордиться тем, что стал вторым человеком, которому я отправила сообщение. Надеюсь, что оно дойдет. Увидимся на работе. Виктория.

Левая бровь Хилари уехала так высоко, что она уже смахивала не на себя, а на переодетого гомика.

— Н-ну-у... Весьма... ЗАНЯТНО.

— Заткнись, а? Я сама не знаю, что ему написать.

— Ну-ка, дай я напишу, — решительно сказала она.

— Нет!

Уступила я главным образом потому, что Хилари гораздо сильнее. И когда она закончила, я прочла вот что:

Откого: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Твои трусы

Дорогой Лайм, просто хотелось узнать, есть ли у тебя что-нибудь леопардовое. Мы тут проводим опрос. С любовью, Виктория Шепуорт.

— Грандиозно...

— Это поинтереснее «второго человека, которому я послала сообщение», — заметила Хилари. — Короче, прежнее я стираю.

— Валяй.

Все было бы вообще прекрасно, если бы таланты Хилари в области компьютера не оказались скуднее моих собственных, особенно после шардонне «Маргарет Ривер». А когда несколькими минутами позже мы пожирали вегетарианское ризотто, пришло следующее:

От кого: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Настоящие мужчины леопардового не носят

Дорогая Виктория, по счастью, я как раз пришел в красных боксерских трусах, чтобы скачать почту, и готов доказать тебе, что настоящие мужчины не носят ничего другого.

— Класс, — сквозь смех произнесла Хилари слегка заплетающимся языком, она уже успела уделать третий бокал.

Диди ничего не сказала и только подлила всем еще.

Джоди массировала мне плечи.

Потом я уронила себе на колени горячий баклажан и обматерила Хилари, суетящуюся вокруг меня с мокрым полотенцем.

— Только не теряй чувства юмора, — пьяным голосом сообщила Хилари баклажану.

— Какого хрена ты это написала? — заорала я на нее.

После чего схватила свой бокал, заперлась в ванной и всплакнула, вспоминая Дэна. Потом щедро намазала веки пурпурным карандашом, вышла... Остановилась... Вернулась обратно и зарыдала — теперь уже в голос. Даже смешно — в первый раз я поплакала как следует. В самый первый раз с тех пор, как Дэн меня бросил. Конечно, я часто утирала слезинку-другую, но такого захлебывающегося, грандиозного, душераздирающего воя, от которого по идее должно становиться легче, — такого еще не было.

Когда я вернулась в комнату, компания, уже прикончившая все съестное, на меня даже не обратила внимания: троица вовсю развлекалась, добравшись до сайта поклонниц «Спайс герлз».

— А знаете, это ведь мой компьютер.

— Извини, — отозвалась Хилари. Поскольку при этом она делала вид, будто жует ризотто, получилось что-то вроде «и-ни-ни». Она всегда извинялась крайне невнятно, даже когда в школьные годы взяла как-то без спросу мой блеск для губ и заразила меня герпесом.

— Просто у Лайма теперь обо мне превратное представление — только и всего.

— Да ты только посмотри, насколько быстрее дело пошло! — возмутилась Хилари.

— Вот именно.

Тут Диди надумала помассировать Джоди спину. Изрядно повозившись, она сумела извлечь из рюкзака мазь «Иланг-иланг» и принялась растирать плечи Джоди. Со стороны казалось, будто она поливает маслом крылышки цыпленка гриль. Вегетарианские фантазии, не иначе.

— А вы разве не собирались заглянуть на страничку Эллен де Дженерес? — безмятежно поинтересовалась Хилари, словно это было самое обычное дело — обсуждать Интернет с вдрызг пьяными и не в меру разошедшимися женщинами.

Джоди попыталась что-то ответить — но что может вежливо сказать человек, которого подружка как раз тычет носом в пол.

— Похоже, что нет, — заключила Хилари.

В «Женском кружке» у нее, может, все и ладится, но вот спокойно наблюдать за парочкой резвящихся лесбиянок ей явно не удавалось.

— Вик, взгляни сюда, — осторожно сказала она. — Страничка Тайных Воздыхателей. Если ты тайком по кому-то вздыхаешь, оставь сообщение на www.secret.piner.com.au и следи, как твои мечты сбудутся, — анонимно.

— Американцы! — в сердцах произнесла я.

— С чего ты взяла, что это американцы? — удивилась Хилари.

— Только они могли такой бред выдумать.

— Это австралийский сайт, дорогая.

— А-а... Ну, все равно.

— И почему бы нам не оставить записочку Лайму... — невинным голоском промурлыкала она и вновь принялась помахивать бокалом.

— Не дави на меня.

— Вик, не дергайся, ладно? Получит он от тебя письмо и поймет, что к тому сообщению приложил руку кто-то другой.

— Но он же все равно узнает!

— Что узнает? — осведомилась Хилари.

— Ну... Не знаю!

Мы заглянули еще на несколько страничек — свидетельства о высадках НЛО в торговых центрах и прочая мура. Потом забрались на страничку с анаграммами — Хилари сказала, что от нее тащатся все библиотекари в мире. Мы загрузили туда наши имена и в придачу имена Джоди, Саддама Хусейна и — я не удержалась — Дэна.

Результаты оказались занятные. Из моего имени получилась «шкура» — не иначе как последствия школьного герпеса. Из Дэниэла Хоукера сложился «уход», и я нашла это глубоко символичным, а Хилари со мной не согласилась. Из ее имени, Хилари Гроув, вообще вышло нечто гробовое. Это сразу поставило крест на теории, что анаграмма имени как-то связана с характером человека. Саддам Хусейн расшифровался, понятно, «ух, дам».

Когда мы вспомнили про Джоди и Диди, выяснилось, что они мирно заснули прямо на полу. Я представила себе, что произойдет, если сюда заявится Билл — проверить, все ли в порядке. Мне придется засунуть их в шкафчик для швабр или спрятать под кроватью — в общем, что-нибудь достойное сериала «Друзья».

— А можно я пошлю письмо Биллу? — спросила Хилари чуть позже, когда по идее я уже должна была ее простить.

— Нет, нельзя. Ты опасна. И вообще, я думала, что он вроде органа пищеварения.

Хилари не обратила внимания на мой выпад. Она сидела, устремив в пространство остекленевший взгляд, — вполне естественно для женщины, прикончившей полбутылки шардонне.

— Я бы просто написала: «Привет, я подруга Виктории, зовут меня Хилари, и я сижу вот за этим компьютером». Можно?

— Нет.

Тут мы по обыкновению ударились в раздумья, почему мы не «розовые» и не живем себе счастливо в мире и согласии, а спящие вповалку Диди и Джоди сопровождали это храпом, достойным четы бегемотов. Потом мы включили телевизор и нашли там только очередной кровавый фильм про войну, с Майклом Редгрейвом, и это никак не могло отвлечь меня от мыслей о Дэне или о неприличном послании Лайму.

— Хватит дергаться, — сказала Хилари во время очередной рекламной паузы.

— Тебе-то с ним не работать! — взорвалась я. — Тебе не являться туда в понедельник как ни в чем не бывало!

— А я бы не прочь. Красные боксерские трусы! М-м... Ты хоть понимаешь, что мужчин в таких трусах я только в каталоге видела?

Тут мы оседлали еще одного любимого конька — «Образ идеального мужчины». Мне всегда было интересно наблюдать, что изменилось в представлении Хилари с прошлого раза. Вот при последней игре, например, когда мы нализались несколько месяцев назад, — идеальный мужчина обладал даром беззвучно смеяться («Видишь, что он смеется, — и ничего не слышно! До чего сексуально»). Теперь вот наметился сдвиг:

— Лучше, если все-таки слышно, как он смеется. Так, совсем чуть-чуть.

— Да-а?

— Но я по-прежнему хочу очки, — изрекла Хилари. — Я настаиваю, чтобы у него были очки.

В разговоре об образе идеального мужчины есть неприятный момент: ждешь не дождешься, когда же заткнется собеседник, чтобы высказаться самой. Мы обе это знаем и обе тянем подольше — чтобы подруга помаялась.

— А еще я думаю о...

— Моя очередь! — восстала я.

— Да, верно.

Я долго вертела в руках бокал, заставляя Хилари ждать. И наконец выпалила:

— Он англичанин!

— А разве в прошлый раз не аргентинец был?

— Англичанин, — твердо сказала я. — Они вести себя умеют.

— А-а, вот ты куда клонишь! Этот их граф, брат Дианы. Помню, когда показывали похороны, всех тогда пробрало, все плакали, а ты смотрела и думала: «О-о, этот граф Спенсер...»

— НЕТ! Ничего подобного. И вообще — какой граф Спенсер, мы же на нем крест поставили после развода. Хотя я бы не прочь и...

— Так чем тебя родные австралийцы не устраивают? — осведомилась Хилари.

— Сама посуди. Знаешь ведь, что все дело в австралийских мужчинах. Ты вот австралийка, так? Ну скажи, у тебя хоть с кем-нибудь из них дело заладилось? Хоть с одним?

— Я просто не думаю, что все надо сваливать на национальность...

— Хилари, это ты говоришь? Это же ты, помнится, приехала из Италии с разговорами, как хороши ВСЕ эти мужественные итальянские парни. ВСЕ итальянцы такие сексуальные, ВСЕ итальянцы такие раскрепощенные и бла-бла-бла.

И тут ей крыть было нечем — все чистая правда.

— Ладно, — буркнула она. — Валяй дальше. Твой идеал, значит, англичанин.

— Да. Англичанин-путешественник.

— Бенни Хилл был англичанином, — заметила Хилари. — И наверняка путешествовал. Отчего бы тебе за него не выйти?

— Он умер, — напомнила я. — Так что не говори глупостей. К тому же у меня груди не такие большие, как у баб из его шоу.

Хилари залилась пьяным смехом, похожим на утиное кряканье. Не знаю, что ее так развеселило. Я вроде бы ничего особенно забавного не сказала.

— Знаешь, — произнесла она заплетающимся языком, — а ведь во всем мире женщины думают, что в их стране мужчины самые никудышные. Не только мы с тобой.

— Нет. Австралийцы самые бросовые.

— Это почему?

— У нас популяция самая маленькая, — изрекла я. — А значит, и выбор ограниченный.

— Ну, может быть.

Поскольку я опьянела меньше, у меня еще было что сказать.

— В конце концов, что мы имеем? Аборигены, парни из «Фути шоу», городские мальчики со стимулирующими презервативами... А преступники, а педофилы! А типы от «Бонди», которые в своих солнечных очках на мясных мух похожи! И еще всякие придурки, которые носят бейсболки задом наперед!

— Адвокатов не забудь, — вставила Хилари.

— Вот-вот, и адвокаты. И врачи!

— А мне нравятся городские мальчики со стимулирующими презервативами, — заметила Хилари.

— А мне — нет! — ощетинилась я. — Особенно если у них срок годности вышел.

— У мальчиков или у презервативов?

Я фыркнула, всем своим видом давая понять, что это самая дурацкая шутка, какую мне только приходилось слышать. И продолжила:

— И вообще мне плевать, если я замуж не выйду, пока мне не стукнет тридцать девять лет и одиннадцать месяцев. Мне никто не нужен!

Джоди неожиданно подняла голову с груди Диди, на которой она мирно посапывала последние полчаса.

— А по мне, так эти мальчики с презервативами поддерживают нас на плаву, — гнула свое Хилари. — Они под настроение уши прокалывают. И самую модную кислоту пробуют, а на холодильниках у них картинки с Вайноной Райдер.

— Моя подруга спала с одним таким, — встряла внезапно проснувшаяся Диди. — Ему к тому же сорок два года было. Представляете? СОРОК ДВА, честно!

— Вот что значит городское детство! — провозгласила я.

— А чем вам аборигены не нравятся? — поинтересовалась Диди, ни к кому конкретно не обращаясь. — Они такие милые.

— И за здорово живешь волосы под мышками в косички заплетут, — добавила Джоди.

— Боже, Джоди, кажется, пошутила, — восхитилась Хилари.

Потом наступило затишье.

Вообще-то все это было забавно.

За дверью раздался грохот — тут мы и очнулись.

— Вик, сюда кто-то ломится, — зевая, пробормотала Хилари.

Но когда я выглянула наружу, там никого не было — только Умник Билл взбирался вверх по лестнице.

— Извини! — прокричал он. — Я ракетку уронил!

— Все в порядке, — отозвалась я.

Честно говоря, еще не видела, чтобы кто-нибудь заливался краской так часто и по таким пустякам. На следующих Олимпийских играх Билл мог бы краснеть за Австралию.

Наконец я вытурила гостей. И начала настоящий вечер в одиночестве. Это было не так уж плохо. Прежде чем отправиться в постель, я подвела неутешительные итоги:

а) из Дэниэла Хоукера получается «уход» или «хрен»;

б) ни одна сука не вымыла за собой посуду;

в) завтра меня ждет похмелье;

г) я твердо себе внушила, что австралийские мужчины — последнее дерьмо;

д) Лайм теперь думает, что я очень даже не прочь. Я пока еще ничего не решила, но вполне возможно, так оно и есть.