Мэтт Лондон — писатель и кинорежиссер, живущий в Нью-Йорке. Он выпускник Кларионского писательского семинара, ведет колонку на Tor.com. Этот рассказ — его первая публикация. У Мэтта Лондона есть минимум три плана бегства на случай, если зомби захватят Манхэттен.

Самураи — воинское сословие в феодальной Японии. Они сражались в доспехах, существенно отличавшихся от европейских, и, как правило, без щитов. Пользовались двумя мечами — длинным (катана либо тачи) и коротким (вакидзаси либо танто). Наводили страх, поскольку имели право казнить по своему усмотрению любого простолюдина, блюли суровый кодекс чести «бусидо», обязывавший опозоренного самурая покончить с собой. Самоубийство называлось «сэппуку» и обставлялось как торжественная церемония.

Самураи оказали большое влияние на массовую культуру, на киноиндустрию в особенности. Там их следы можно увидеть повсеместно, от вестернов до фантастики. Например, знаменитые вестерны «Великолепная семерка» и «За пригоршню долларов» — переделки самурайских фильмов Акиро Куросавы. Его же работа «Три негодяя в скрытой крепости» в немалой степени вдохновила «Звездные войны», а шлем Дарта Бейдера — явное подражание самурайскому.

Наш следующий рассказ посвящен исследованию того, что же случится при столкновении высокопрофессиональных воинов-самураев с ордой зомби. Автор пишет: «Легенды изображают самураев почти сверхчеловеками, преданными и самоотверженными, но, конечно же, люди всегда остаются людьми. Я хотел изобразить героя, столь же порабощенного правилами и догмами, сколь зомби порабощены своей примитивной хищнической природой. В университете Нью-Йорка я изучал кинематографию и очень любил фильмы Куросавы, так же как и фильмы ужасов. Заметьте, у картины „Семь самураев“, в сущности, тот же сюжет, что и у большинства фильмов про зомби: герои укрепляются в избранном месте, решают свои внутренние проблемы и отбиваются от многочисленных врагов».

При создании рассказа главным источником Лондона была книга «Хагакурэ» — наставление о том, каким быть настоящему самураю, написанное в восемнадцатом столетии Цунэтомо Ямамото. Начинается «Хагакурэ» так: «Я постиг, что Путь Самурая — это смерть. В ситуации „или — или“ без колебаний выбирай смерть». Пожалуй, эти слова как нельзя лучше подходят для начала рассказа про зомби.

Такаси Симада наблюдал за лесом из окна хижины, где несли службу стражи. На опушке, у дальнего края рисового поля, бродили трое модзя. Такаси едва различал их силуэты сквозь туман и частый дождь: под густо падающими струями воды рисовые поля казались кипящими. Двое были мужчины в рубахах, покрытых запекшейся кровью, третий — женщина в бесстыдно распахнутом кимоно. Модзя медленно ковыляли по направлению к деревне. Для них не важно, пройти за день один ри или целую сотню. Мертвыми двигала жажда человеческой плоти, время для них значения не имело.

Зазвенела тетива, словно грубо и сильно щипнули струну сямисена. Просвистела стрела, рассекая дождевые капли, ударила мужчину-модзя точно в лоб, и его гниющий череп лопнул, словно перезрелая тыква. Модзя осел наземь, а его напарник, не заметив этого, по-прежнему ковылял к деревне.

В соседней хижине у окна неподвижно стоял Сэйдзи, зорко вглядываясь в пронизанный дождем туман. Такаси подумал: «Сэйдзи, наверное, восхищается своим прекрасным выстрелом. А может, задумался, спрашивает себя в который раз, что же заставило его отправиться в эту глухую деревушку и сражаться с монстрами». Все пришедшие в деревню самураи сомневались в смысле своей миссии, хотя никто сомнениями не делился. Самураю не подобает признаваться в слабости.

Наконец Сэйдзи опустил лук. Затем встал на колени, сосредоточился, достал стрелу из колчана, стачанного из заячьей шкурки, положил на тетиву, поднялся.

Когда модзя появились впервые, быстро выяснилось: погубить их можно, лишь поразив голову стрелой, копьем либо мечом. Такаси помнил удивление воинов, когда модзя продолжали идти, усаженные стрелами, будто еж колючками. Сэйдзи был совершенен в мастерстве лучника и не тратил зря ни единой стрелы. Когда появлялись лишь пара-тройка модзя, прочие самураи обычно позволяли Сэйдзи покончить с чудовищами.

Наблюдение за грациозными и плавными движениями Сэйдзи наполняло душу Такаси спокойной радостью. Удивительное мастерство! Сэйдзи поднял лук, древко стрелы стало продолжением взгляда. Сэйдзи вытянул руки спокойно, без напряжения. Пальцы изогнуты, слово держат пару крошечных чашечек с чаем.

Если бы на месте Сэйдзи оказался Такаси, пожалуй, и заколебался бы, не решаясь выстрелить в женщину. И понадобился бы друг, который положил бы ему руку на плечо, напоминая: это больше не женщина.

Натянувшая тетиву кисть раскрылась птичьим крылом. Изящное движение пальцев — и стрела помчалась к цели.

Идеальный выстрел! Стрела пробила женщине глаз, вышла сквозь затылок, вонзилась в глаз второму мужчине, также пробила голову насквозь и наконец завершила свой полет, воткнувшись в набрякшую влагой кору сиреневого дерева.

Такаси отвернулся, стараясь справиться с тошнотой. Интересно, чей же это дедушка, с почетом захороненный годы тому назад, встал из могилы? Чей отец замешкался, не успев убежать от модзя, и был осквернен?

В новое время старинные обычаи и честь стали призраками в сумрачных пещерах самурайских душ. Проклятие обрушилось на пять островов, никто не мог умереть без того, чтобы не восстать гнилым чудовищем, бездумно жаждущим человеческой плоти. Сейчас следовать кодексу чести — значит пригласить смерть за свой стол.

Эдо, Киото… Такаси было известно: крупные города все пали перед чудовищами. И эта деревенька оказалась бы беззащитной, но крестьяне знали, что в их сторону движется орда модзя, и успели обратиться за помощью.

Такаси они нашли в одной из лавок и взмолились, прося о защите. Что за нелепость! Чтобы выстоять против модзя, нужна армия. Но вокруг все гибло, и честь воина говорила: если уж погибать, то лучше в неравном бою, защищая слабых. Драться до конца все же почетнее, чем просиживать жизнь в трактире, упиваясь саке. Потому Такаси принял приглашение и отыскал несколько ронинов, согласившихся отправиться с ним.

— Будь начеку! — раздался голос Сэйдзи — и приветствие и просьба. — Мне нужно сходить за стрелами. Всегда лучше иметь запас побольше. Если увидишь цель — крикни!

Сэйдзи вышел из хижины и зашлепал по рисовому полю; дождь безжалостно хлестал по серому плащу. Подойдя к трупам модзя, Сэйдзи решил проверить их острием катаны. Такаси смотрел, удивляясь: никогда раньше он не видел, чтобы Сэйдзи обнажал меч. Такаси с удовольствием обменял бы двух любых защитников деревни на еще одного такого вот Сэйдзи. В его руках и нож для рыбы был опаснее, чем катана у кого-нибудь другого.

Несколько дней назад Исао, младший из самураев-защитников, с восхищением наблюдавший за бесподобной стрельбой Сэйдзи, спросил:

— Каждый ваш выстрел изумительно точен. Как у вас это получается?

— Просто, — ответил Сэйдзи. — Тебе должно быть безразлично, попадешь ты или нет.

Дождь прекратился, плеск воды на поле умолк, и Такаси вышел из хижины. У кромки леса Сэйдзи рассматривал выпущенные стрелы. Одна переломилась за два суна от оперения, и Сэйдзи сохранил лишь ее наконечник. Другая стрела, убившая двух модзя, осталась целой, следовало лишь счистить с нее кровь и грязь.

Сунув стрелу в колчан, Сэйдзи направился через рисовое поле назад, но вдруг замер, прислушиваясь, словно почуявший хищника олень у водопоя. По выражению его лица было понятно: в лесу есть некто, пришедший поохотиться на него, Сэйдзи.

Он повернулся, глядя в чащу. Такаси проследил за его взглядом и увидел среди деревьев на опушке коренастого бородатого мужчину-модзя в кожаном нагруднике, сапогах из оленьей шкуры, с коричневой повязкой на голове. Лицо мужчины было серым, глаза — цвета птичьего помета. У него не хватало зубов и левой руки, изо рта свисала тягучая струйка слюны, перемешанной с кровью.

Если бы не секира за спиной, Такаси не узнал бы в этом чудовище Минору, не поверил бы своим глазам. Бедняга Минору погиб первым, а теперь вот выбрался из-под кургана. Минору стоял, прислонившись к дереву, и мертвыми глазами глядел на Сэйдзи, разинув голодную пасть. У твари, в которую он превратился, не осталось ничего от добродушного весельчака Минору. Теперь это был только ходячий голод.

Сэйдзи занес меч, посмотрел вопросительно на Такаси: мол, ты не против? Такаси напомнил себе, что в этом модзя не больше осталось от Минору, чем в разоренном бандитами дворце от княжеского жилища. В теле Минору поселилась чужая злая душа. Такаси кивнул и отвернулся. Услышав глухой тяжелый удар — это отрубленная голова упала на землю, — закрыл глаза.

Сэйдзи подошел к хижине Такаси. В это время прибежал молодой Исао, заглянул в окно.

— Господа, скорее в деревню, скорее! — закричал он. — Эти крестьяне, они скрыли от нас, что еще есть хозяйства вдали от деревни. А теперь рассказали про дом в лесу, в двух ри. Крепкий дом за хорошей оградой. Там охотник жил, старик, он умер несколько лет назад. А еще говорят, там ружья спрятаны! Господин Тосиро хочет добыть эти ружья. Господин Такаси, господин Сэйдзи, ведь правда, ружья помогут отбиться от модзя?

Приказав двоим крестьянам занять посты в хижинах, Такаси и Сэйдзи пошли вслед за Исао к деревенской площади. На полях свободные от сторожевой службы мужчины и женщины копошились, скрючившись, погрузив руки по локоть в мутную воду. Невозмутимые, простодушные, невежественные, они привычно гнули спину, копались в грязи. Убогий народец, не умеющий толком ни веселиться, ни думать, ничего не знающий и не желающий знать. У них на уме только урожай, и уж тут они костьми готовы лечь, лишь бы запасти пропитание для своей семьи.

Дайсукэ, Тосиро и деревенский староста ожидали самураев у колодца на площади. Тосиро злился, кричал на старосту. И понятно: отчего раньше про ружья не сказал?

Зря кричал. Ясно ведь, раньше крестьяне боялись самураев больше, чем теперь модзя. Самураи приходили и брали силой что приглянется и были еще жаднее и страшнее теперешних оживших чудовищ. Банды ронинов жгли, грабили, насиловали, убивали кого хотели.

Дайсукэ собирался сходить за ружьями, но сегодня не получится: вечереет, скоро начнет темнеть. Тосиро с Исао предпочли бы пойти прямо сейчас — Тосиро из любви к авантюрам, Исао от страха. Молодой самурай не надеялся, что удастся продержаться еще ночь без надежного оружия.

Такаси согласился с Дайсукэ. К лесной усадьбе придется отправить не менее троих самураев, а так ослаблять защиту деревни ночью равносильно самоубийству.

— Глупцы! — крикнул Тосиро. — Как вы не понимаете? Из ружей можно убивать модзя на безопасном расстоянии. Мы потеряли Минори из-за того, что пришлось схватиться врукопашную. Ружья бьют дальше луков, и их следует добыть без промедления! Юноша прав: в темноте эти грязные твари — словно почуявшие мясо голодные псы. Ружья нам необходимы!

Такаси обернулся, надеясь попросить совета у Сэйдзи, — ведь он самый искусный воин из всего отряда. Но Сэйдзи уже покинул площадь. Споры о лучшей стратегии его не волновали. Он подрядился защищать деревню и теперь убивал подступающих к ней чудовищ, вот и все. Поэтому решение осталось за Такаси: он считался командиром, его голос — самый весомый. Такаси решил так: нужно ждать до утра, а на рассвете он, Дайсукэ и Исао отправятся в лесную усадьбу за ружьями.

Заходящее солнце расплескало огонь по западному хребту. Такаси прищурился. Силуэты чудовищ на вершине холма над деревней походили на пугала.

— Господин Такаси, господин Такаси! — закричал подбежавший запыхавшийся Исао. — Господин, опять беда с Тосиро! Он сказал мне, что пойдет к усадьбе один и принесет ружья!

Словно свинец в душу налили. Как же так? Потерять еще одного самурая — значит погибнуть заодно с деревней. А в одиночку Тосиро пропадет.

Такаси приказал Исао взять лук и занять место на укреплении рядом с Дайсукэ. Большинство крестьян поставил у реки. У воды модзя замешкаются, и крестьяне успеют разбить им головы копьями.

Такаси побежал к посту Сэйдзи, и вскоре оба, блестя сталью оголенных мечей, устремились к лесу.

Такаси чувствовал угрызения совести. Оставить деревню, когда столько модзя готовы напасть, под защитой одних крестьян, слабых и едва способных управляться с оружием — это почти как бежать с поля боя. И не подобающий самураю страх давил на рассудок, мешал сосредоточиться.

На пути через лес задержались лишь однажды: Сэйдзи прикончил модзя, запутавшегося в папоротниках у тропы.

— Повезло, — заметил Сэйдзи, вытирая лезвие. — Дошли почти свободно. Если удача не отвернется, возможно, найдем Тосиро живым.

В лесу была пора цветения: ветви вдоль тропы усеяны белыми, розовыми, желтыми соцветиями, роняющими капли чистой влаги. Как там, в деревне? Сумеют ли удержаться крестьяне на покинутых Такаси и Сэйдзи позициях, не сбегут ли, оставшись без командиров? Если не уйдут, понадеявшись на авось, если исполнят приказ в точности, тогда есть надежда продержаться до утра. Страх удавом сдавил глотку. Он, Такаси, допустил ошибку: следовало оставить Сэйдзи во главе обороны, а с собой взять Дайсукэ.

Но, честно говоря, Такаси страшился того, что поджидало в окутанном тьмой лесу. Когда рядом Сэйдзи, даже в такой обстановке намного спокойней. Но и оборона деревни значительно ослабела. Возможно, ружья и в самом деле удастся отыскать, и Тосиро окажется жив, и в деревню они успеют вернуться. Может, повезет и все обернется к лучшему.

Выйдя на поляну, они заметили у дальнего ее края дом высотой с обычную крестьянскую хибару, но раза в три длиннее, похожий на амбар. Сэйдзи осторожно двинулся в ту сторону.

— Я чую кровь! — предупредил Такаси, но Сэйдзи, не слушая, зашел внутрь.

Такаси задержался снаружи, осматривая деревья и принюхиваясь.

В доме на полу валялась посеревшая солома, на стенах висели дубленые шкуры. В углу виднелись запыленные соломенные матрасы. Кто-то крался вдоль дальней стены, едва различимый среди теней. Вот ухватился за крышку сундука, рванул. На пол грохнулся горшок, разлетелся на черепки. Человек вытянул из сундука длинный сверток и принялся разматывать.

— Тосиро? — позвал Такаси.

Коренастый самурай обернулся, обхватив руками приклады трех мушкетов. Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами в сумраке, и расхохотался во всю глотку. Затем сплюнул на пол.

— Видишь? С таким добром мы точно всех модзя перебьем! А ты хотел, чтоб ружья здесь лежали да собирали пыль! Ха!

Такаси собирался было отругать упрямого глупца, но Сэйдзи предупредил:

— Нужно уходить немедленно! — Он бросился к дверям, но, едва приоткрыв их, быстро задвинул и даже подпер вилами, снятыми со стены. — Мы в ловушке! Их не меньше двадцати. Заряжай мушкеты!

Снаружи раздался вой и хрип. Гниющие кулаки замолотили по стенам, окнам, даже по потолку. Такаси показалось, что стоны чудовищ полны муки. Они страшно изголодались.

Каждый самурай схватил по мушкету, но Сэйдзи вырвал оружие из рук Тосиро:

— Нет времени учить тебя обращаться с этим!

Держа в каждой руке по ружью, Сэйдзи подбежал к окну, выстрелил, перехватил заряженный мушкет в правую руку, опять выстрелил и уложил второго модзя. Такаси стрелял в противоположное окно: там столпилось множество чудовищ. Пуля пробила одному глотку; тот лишь забулькал, продолжая тянуть руки в окно. Скрипнув зубами, Такаси разбил ему голову прикладом. Чудище рухнуло, но его место тут же заняло другое.

— Заряди! — Сэйдзи швырнул оба мушкета Тосиро, а сам обнажил меч.

Первым же ударом он сразил за окном троих. Такаси выстрелил снова, модзя упал — очередная песчинка в безбрежном море. Такаси отпрыгнул от окна, принялся заряжать. За его спиной Тосиро яростно орудовал шомполом. Зарядил — и Сэйдзи выхватил мушкет из его рук, прицелился через окно, выстрелил.

— Я тоже хочу сражаться, я тебе не слуга! — гаркнул Тосиро.

Сэйдзи выхватил ружье у Такаси, швырнул наземь. Ногой вышиб мушкеты у Тосиро — те покатились по полу.

— Забудь об этом! Теперь они бесполезны. Тосиро, Такаси, обнажите клинки в последний раз. Лучше уж умереть с мечом в руках!

В словах Сэйдзи прозвучало отчаяние, но, казалось, остальным оно прибавило сил. Такаси бросился к окну, принялся колоть, целясь в голову, пронзая мозг всякому модзя, что приближался. Тосиро с Сэйдзи не отставали. Они перебили уже десятки, тела кучами громоздились перед окнами, не давая другим чудовищам подойти.

— Ха-ха! — завопил Тосиро. — Мы воздвигли стены из гнилого мяса! Гнусно выглядит, зато приносит пользу!

Вскоре куча трупов у каждого окна выросла настолько, что проемы оказались полностью закрыты. В доме стало совсем темно, и стоны чудовищ доносились приглушенными. Однако гнусная вонь угнетала и давила, она пропитала одежду и волосы. От страшного запаха смерти тошнило. Даже Сэйдзи едва держался.

Такаси прикрыл нос:

Может, запах обманет их? Если выждем до утра, они могут и оставить нас, уйти, и мы будем спасены.

В глазах Тосиро блеснула радость, но Сэйдзи улыбнулся невесело:

— Простите, друзья, но уйти отсюда мы сможем лишь бездушными голодными чудищами. Я знаю.

Послышался новый шум — странный, непохожий на стоны и мычание модзя, и доносился он с потолка. Такаси вытер лезвие меча, посмотрел вверх. Дощатая крыша скрипела, прогибалась.

— Это ветер? — спросил Тосиро.

— Это они, — ответил Сэйдзи.

Крыша провалилась: вниз рухнула куча тел и щепок. Самураи закричали, щурясь от пыли, взмахнули мечами, полосуя гнилые тела, сыпавшиеся дождем. Черная кровь брызгала на стены. Усадьба превратилась в бойню.

Точные удары мгновенно уничтожали сыпавшихся сверху чудовищ. В ловком прыжке Такаси поразил одного в голову даже раньше, чем тот успел свалиться внутрь, но падающее тело вырвало меч из рук. Такаси потянулся за ним, шаря в темноте, глянул вверх и увидел над собой модзя на обломках крыши. В это время Сэйдзи крикнул, оттолкнул командира, и модзя упал на Сэйдзи.

Такаси наконец вновь взял в руку свой меч и бросился на помощь, встал над борющимися, стараясь отыскать голову чудовища. Модзя при жизни был совсем молодым, лет девятнадцати, но сейчас возраст мертвеца уже не имел значения. Тосиро ударил его в ухо.

Сэйдзи поднялся с пола, сжимая окровавленную левую руку правой, — модзя откусил мизинец и безымянный палец. Затем воин глянул с надеждой на Такаси. Тосиро отпрянул, ожидая, пока старший не решит, что делать.

Такаси всегда казалось, что Сэйдзи неуязвим, и вид его в таком состоянии — неспособным стрелять, едва в силах поднять меч — поразил командира, как удар в самое сердце.

Сэйдзи завыл. Выпрямился, потом рухнул на пол, забился в судорогах. Кожа мгновенно потемнела, сделавшись цвета воды на глубине, глаза помутнели, стали как грязный лед. Сэйдзи застонал, забормотал, и в этом скрежещущем стоне с трудом можно было разобрать одно слово: кайсякунин.

В посмертии у Сэйдзи не осталось и следа от волшебной, удивительной грации движений. Закоченелые ноги толкали его вперед, на каждом шагу он шатался и дергался. Руки болтались, растопыренные негнущиеся пальцы торчали. Меч остался на полу. Из разинутой пасти, с изуродованной кисти текла черная кровь.

Что сказал Сэйдзи напоследок? Кайсякунин? Когда самурай совершает сэппуку, кайсякунин стоит над ним с занесенным мечом. Когда меч самурая вспарывает живот, кайсякунин обезглавливает совершающего самоубийство, спасая от чудовищной боли. Быть кайсякунином трудно и опасно: почета нет, зато велик риск опозориться. Убить Сэйдзи, стать кайсякунином для великого воина, для друга…

Зарычав, Сэйдзи напал. Такаси взмахнул мечом.

Сколь бы искусен Сэйдзи ни был при жизни, его шея оказалась не крепче обычной человеческой. Голова покатилась в угол.

Стало тихо. Пугающе тихо. Такаси отпер дверь, осторожно выглянул. Кучи тел у окон, но никакого движения. Модзя исчезли.

Тосиро завернул мушкеты в одеяло, перевязал, вскинул сверток на плечо.

— Все же они могут пригодиться, чтобы убивать на расстоянии, — пояснил смущенно.

Такаси был слишком ошеломлен и растерян, и весь путь до деревни Тосиро шел первым. Удивительно, как он отыскивал дорогу в темноте, петляя между деревьями, перешагивая торчащие корни, и ни разу не натолкнулся на самое страшное, что может встретиться в ночи, — на модзя. Такаси все думал о Сэйдзи, о его совершенном, натренированном теле. Пришлось убить такого человека! Нет, не пришлось — Такаси решил убить и убил. Ведь можно было и спасти, придумать способ. В конце концов сохранить его в состоянии модзя до тех пор, пока не отыскалось бы лекарство от ужасной болезни. Рана-то была невелика, и даже потеря двух пальцев не помешала бы Сэйдзи оставаться совершенным воином.

К горлу опять подкатил жгучий ком тошноты, мерзкий холод отторгаемой желудком гнили. Как скверно все вышло…

— Неужели в этом мире не осталось чести? — крикнул Такаси в темноту, но ответили ему лишь доносящиеся издали ворчание и стоны. — Человек, подобный Сэйдзи, заслуживал большего. Тосиро, не подобало его рубить вот так, словно никчемный труп. Это бесчестье. Бесчестье!

Но тут же подумал, что не следует бежать от жизни и долга. Нельзя кончать с собой. Он поклялся, он обязан защитить крестьян.

Тосиро не слушал и глядел на дорогу. Наконец они вышли на гребень холма над деревней. А та исполняла свой последний долг перед людьми: ее пожар служил сигналом тревоги для еще живых деревень, тех, куда орда модзя направлялась сейчас. Дома полыхали, вился удушливый черный дым, пламя освещало бесчисленных модзя, толпящихся на улицах. Сражающихся людей видно не было. Наверное, все они уже стали чудовищами, неразумными голодными тварями. Исао и Дайсукэ тоже пропали.

При этом зрелище Такаси захлестнуло отчаяние. Он встал на колени, вынул танто. Медленно и осторожно развязал пояс кимоно, спустил его с плеч, сунул рукава под колени, чтобы наверняка упасть вперед.

— Тосиро, я поклялся защитить этих людей и не смог. Я совершил ошибку и должен заплатить за нее.

— Вы не виноваты, — отозвался Тосиро.

— Я решил уйти из деревни, и вот к чему привело мое решение. Тосиро, тебе придется стать моим кайсякунином. Когда я вспорю живот, пожалуйста, руби точно и быстро. Я не желаю воскреснуть одной из этих тварей. Когда я умру, иди в другую деревню. Ты умеешь быстро передвигаться в темноте. Возможно, еще успеешь предупредить людей о нашествии чудовищ.

Тосиро фыркнул, ухватил Такаси за ворот кимоно, встряхнул:

— Нет, я вам не позволю! Лучше уж погибнуть, сражаясь! Двое самураев с мечами в руках сильнее высокой волны! Мы унесем многих с собой! Может, даже сумеем кого-нибудь спасти!

Такаси посмотрел в глаза разозленному Тосиро. Да, Сэйдзи был велик умениями, но твердостью духа, пожалуй, Тосиро превзошел всех. Такаси протянул руку, и друг крепко ухватил ее, помог подняться на ноги. Обнажив мечи, оба медленно двинулись вниз по склону, полные решимости сражаться до конца.

Войдя в деревню, пошли осторожно, переступая мертвые тела, рубя попадающихся навстречу модзя.

— Несчастные крестьяне, — прошептал Такаси. — У них не было ни капли надежды…

— Такая у них судьба — страдать, — буркнул Тосиро и сплюнул…

На деревенской площади собралась огромная толпа модзя. Их тени скакали на земле, будто демоны. Сотни мутных глаз уставились на самураев.

Модзя бросились на свежую добычу.

Тосиро и Такаси взмахнули клинками.

Багровые отсветы пламени заплясали на отточенной стали.