Дэвида Барра Кертли можно представить читателю как один из самых новых и необычных голосов научной фантастики. Его работы часто появляются на страницах «Realms of Fantasy», также он отдавал рассказы в журналы «Weird Tales» и «Intergalactic Medicine Show», в аудиожурналы «Escape Pod» и «Pseudopod», в антологии «New Voices in Science Fiction», «The Dragon Done It» и «Fantasy: The Best of the Year». Ранее я включал его труды в свои сборники «Нежить» («The Living Dead») и «Когда мертвые оживут» («The Living Dead 2»), а еще в мой онлайновый журнал фантастики «Lightspeed». Кроме того, Кертли — совладелец (со мной) интернет-ресурса «The Geek’s Guide to the Galaxy».

Дома на деревьях нравятся всем. В таких жили наши далекие предки, и, возможно, в нас говорит голос крови. В Папуа — Новой Гвинее до сих пор существует племя, которое строит хижины на деревьях, прячась от воинственных соседей. В настоящее время эти дома скорее элемент роскоши и эпатажа и уж точно не то, с чем вам предстоит познакомиться в следующем рассказе.

«Как-то раз я навестил свою бабушку, — вспоминает Дэвид Кертли. — Она работала с компьютерной программой „Создатель родового древа“. Я глянул на экран и сразу же увидел идею рассказа — настоящее дерево с кучей родственников, каждая ветвь принадлежит отдельной семье этого клана. (Кстати говоря, интересные фэнтезийные идеи довольно часто возникают именно из литературных метафор.) Я попытался развить эту мысль: а что было бы, если бы после гибели определенной семьи засыхала и отваливалась ветка, на которой та семья жила? Вокруг этой идеи сразу же стали складываться всевозможные конфликты. Трудно выдумать фэнтезийную тему, которая бы до тебя не использовалась миллион раз, но эта была именно такая, о какой я раньше никогда не слыхал. Правда, потом потребовалось много времени, чтобы продумать все мелочи и нарисовать подробную схему».

Саймон Архимаг ехал верхом сквозь сумеречный лес. На боку у него висела шпага. Волшебник на ходу бормотал заклинание, убивая каждого комара, вздумавшего к нему приблизиться.

Свернув на узкую тропу, что вела прямиком к его дому, он оглянулся и заметил в некотором отдалении всадника. Поскольку в этих краях никто, кроме Саймона, не обитал, он справедливо рассудил, что преследуют именно его. Опустив ладонь на рукоять шпаги, свободной рукой Архимаг начертал в воздухе пентаграмму — и вот боевое заклинание готово к применению.

Всадник приближался. На нем была свободная белая рубаха и шляпа, украшенная перьями. Полутьма не позволяла различить его черты, но он не проявлял враждебности. Наконец Саймон узнал Бернарда.

Когда преследователь поднял коня в рысь, Архимаг окликнул его:

— Брат!

Из всех родственников-мужчин Саймона Бернард был самым младшим и, возможно, самым любимым, хотя это не имело никакого значения. Казалось, Бернард совсем не изменился — все те же густые каштановые волосы и прямой взгляд. Ну, может быть, немножко располнел.

— Как ты меня нашел? — спросил Саймон.

— Магия, — пояснил Бернард не без гордости. — Ты, знаешь ли, в семье не единственный волшебник.

— Конечно не единственный, — слегка улыбнулся Саймон. — Просто я — самый лучший.

— Бездоказательно! — рассмеялся Бернард и взглянул на тропу. — Ты живешь поблизости?

Игра окончена. Семья наконец-то обнаружила Саймона.

— Верно, — ответил он.

— Тогда не откажи в гостеприимстве, брат. Нам нужно побеседовать.

— Хорошо, — помедлив, ответил Саймон и кивнул на тропинку: — Туда.

Тропа вела вверх по косогору. Лошади шумно вздыхали и фыркали.

— Не хочешь ли рассказать, почему подался в бега? — спросил Бернард через некоторое время.

— Не уверен, — ответил Саймон.

— Мы волновались за тебя.

Саймон взглянул на небо.

— Моя ветвь еще там, я прав? Вы знали, что у меня все в порядке.

— Мы знали, что ты жив, — возразил Бернард. — Но ты мог заболеть или угодить в темницу…

— Не угодил.

— Это я вижу, — вздохнул младший брат. — И верно, твоя ветвь все еще там. Мама содержит ее в порядке, будто ты только что уехал. Она скучает по тебе, Саймон.

— Как пить дать скучает.

Бернард надолго замолчал. Потом спросил:

— Чем же, дьявол дери, ты промышлял все эти годы?

Саймон не отвечал. Они въехали на вершину холма. Ниже расстилался посеребренный луной луг. Архимаг ждал, когда же Бернард заметит дерево.

И дождался.

— Это твое? — охнул младший брат.

— Да. — Саймон не сдержал усмешку. — Это мое.

Ствол необхватного дуба, казавшегося густо-синим в темноте, опоясывали круглые оконца, из которых лился теплый свет.

— Боже мой! У тебя получилось! — Бернард в изумлении пялился на дерево. — Ты справился, чокнутый каналья! Глазам своим не верю.

— Придется поверить. — Саймон пришпорил коня. — Пойдем, я все покажу. Посмотришь, что удалось твоему умному старшему брату.

У дерева они спешились и повели лошадей в сводчатый проход в широченном комле. Справа и слева над головами мрачно вздымались черные узловатые корни. Саймон взмахнул рукой, и поднялась решетка, сплетенная из толстых терновых ветвей. Хозяин с братом прошли в конюшню, где расседлали лошадей и задали им корм, а оттуда поднялись по широкой лестнице, освещенной настенными канделябрами, которые сияли магическим огнем. Все вокруг состояло из дерева, измененного заклинаниями, дерева, что оставалось живым и продолжало расти. Лестница привела их на кухню, где Бернард тут же сделал себе сэндвич и уселся на подоконник.

— Отличное дерево, брат, — проговорил он. — Но пока еще… скажем так, мелковатое. Ты согласен? По сравнению с нашим семейным, на которое и ты имеешь неотъемлемое право.

Опираясь плечом о дверной косяк, Саймон остановил его жестом.

— Я мог бы приказать, чтобы оно доросло хоть до звезд. Еще больше помещений, больше вещей.

— Так в чем же дело?

— Мне и этого вполне хватает. — Саймон никогда не понимал своих родственников — ни их тяги к роскошным дворцовым покоям, ни мелочной грызни за наследство усопших предков.

— И ты живешь здесь один? — глянул на него Бернард. — Неужто не скучаешь по родственникам?

— Брат, — сдерживая себя, пояснил Саймон, — представь себе, я прожил шестнадцать лет в окружении потомков Виктора Архимага, поэтому без общения с родственниками могу воздерживаться очень долго без всякого вреда для себя.

Бернард жевал сэндвич и глядел в окно.

— Моя жена Элизабет, — сказал он, — наконец-то подарила мне ребенка. У меня сын.

— Поздравляю, — сказал Саймон, подчиняясь родственным чувствам.

— В следующем месяце церемония представления. Я хочу, чтобы ты присутствовал.

— У меня есть другие дела. — Старший брат подошел к буфету. — Но за приглашение спасибо.

— Саймон, все очень серьезно. Твое длительное отсутствие злит призрак Виктора, поэтому ветви, выросшие для сыновей наших братьев, оказались не такими величественными, какими могли быть. А мне хочется, чтобы моему сыну досталось все самое лучшее.

— Угощайся. — Саймон налил вина в два кубка. — Я сомневаюсь, что даже дух Виктора Архимага способен наказать младенца за мои проступки. На самом деле кое-что наводит меня на мысль, что здесь не обошлось без нашей матушки. Это она прислала тебя?

— По-твоему, я не способен на самостоятельные поступки?

— Этот ответ я принимаю как подтверждение моих слов. — Саймон протянул брату кубок.

— Ну, ладно, — ответил Бернард, беря вино. — Ты угадал. Но у нее свои причины, что вполне очевидно. — Пригубив, он добавил: — Ты нужен нам, брат. Никогда еще отношения с наследниками Этертона не были такими напряженными. Если дойдет до драки…

— Не дойдет.

— Ты не знаешь всего. Ты не видел, как все запущено. Малкольм постоянно ищет повода для ссоры.

— Уже много лет, — покачал головой Саймон, — дети Франклина и дети Этертона готовы вцепиться друг другу в глотки. Но до сих пор кровопролития не случилось. Не случится оно и впредь.

— А вдруг ошибаешься? Я вижу, ты не слишком любишь ближнюю родню, но готов ли сидеть сложа руки, когда мы будем гибнуть в междоусобице?

— Я уверен в вашей способности защитить самих себя.

— Обычно это удается, — скривился Бернард. — Но сейчас есть трудности.

— Какие?

— Мередит.

Прозвучавшее имя вынудило Саймона вздрогнуть. Он поставил кубок.

— Что ты сказал?

— Насколько я могу догадываться, она порвала с герцогом, как его там…

— Виландом.

— Да, именно. И теперь вернулась. Я побаиваюсь ее, Саймон. Ее магия стала гораздо сильнее. — В глазах Бернарда горел неподдельный страх. — Вот поэтому мы и нуждаемся в тебе. Чтобы восстановить равновесие. Если ты вернешься, то, возможно, мир сохранится сам собой, так как они дважды подумают, прежде чем сцепиться с нами.

«Мередит», — подумал Саймон.

— Ну, может быть, ненадолго, — сказал он через некоторое время.

Бернард широко улыбнулся, вскочил и, обняв Саймона, похлопал его по спине.

— Вот это правильно. Хорошо сказано.

Проводив брата, Саймон поднялся на самую высокую ветвь своего дерева, открыл дверку, шагнул на балкон. Там он долго сидел в темноте, рассеянно крутил в пальцах кубок и, вглядываясь в туманные холмы, вспоминал Мередит.

Спустя месяц Саймон сдержал слово, явившись к древу Виктора Архимага.

Ствол огромного растения в поперечнике не уступал замковой стене. На довольно большой высоте от земли он разделялся на две толстые ветви, которые принадлежали сыновьям Виктора — Франклину и Этертону. От этих ветвей отрастали новые, для каждого законного наследника мужского пола, и сейчас сотни таковых обитали в роскошных палатах, составлявших крону дерева. Девочек, как правило, выдавали замуж и отправляли куда подальше, — Виктор гордился своей просвещенностью. Дерево представляло собой результат виртуозной магии, первой в своем роде. Виктор до того поразился достигнутому успеху, что наказал себя величать Архимагом — мастером-волшебником. Как бы то ни было, до сих пор только Саймону удалось повторить его волшебство. Семьи, обладающие редчайшим магическим даром, казалось, должны быть обречены на невеликую рождаемость, но древо Виктора продолжало расти и шириться по мере увеличения числа отпрысков, и это подстегивало наследников Франклина и наследников Этертона соревноваться — в чьем роду будет больше наследников мужского пола. В настоящее время обе ветви достигли полного равновесия, но сегодняшняя церемония представления сына Бернарда могла все изменить.

Гости прибыли из всех окрестных городов, волшебники приехали из самых дальних краев; в тени раскидистых ветвей собралось несколько сот человек. Дети Франклина не поскупились, желая обеспечить достойное зрелище. В землю вбили столбы, между ними натянули веревки; по ним теперь вились сладко пахнущие цветы, а на столах громоздились вареные перепела и фаршированные яйца.

Саймон протолкался меж заезжих плясунов, лютнистов и жонглеров и оказался на огражденном веревками участке земли, предназначенном для семьи Архимагов. Здесь все мужчины и немало женщин носили шпаги.

Бернард вынырнул сбоку от Саймона и взял его под локоть.

— Спасибо, что приехал, брат. Матушка хочет перемолвиться с тобой.

Когда Саймон вновь пробирался сквозь толпу, многие поворачивали головы, чтобы поглядеть на него. Беседы внезапно прерывались, но потом возобновлялись полушепотом. Брат Мередит, Малкольм, рыжеволосый, одетый в черное, оделил его суровым взглядом и отвернулся, возобновив болтовню с кучкой кузенов. Саймон догадывался, о чем они думали — о возвращении беглеца. Теперь наследник Франклина, самый одаренный в магии, может склонить весы.

Он издалека увидел матушку — все еще прекрасную, одетую в нарядное голубое платье. Ее поседевшие волосы были заплетены в длинную косу, а на лице появилось несколько новых морщинок, что придало взгляду еще большую заботливость. Она беседовала с матерью Мередит — полной женщиной с избытком косметики на бледном от природы лице и вьющимися темно-рыжими волосами, окружавшими ее голову подобно пламенному ореолу.

Увидев сына, матушка помахала рукой и окликнула его:

— Саймон, ты приехал!

Мать Мередит напряглась и опасливо оглянулась. Родительница Саймона надела маску застенчивости, смешанной с самодовольством. Он безошибочно почувствовал, что оказался участником тщательно разыгранного представления.

Когда Саймон подошел, мать обняла его и ласково проговорила:

— С возвращением.

Он ткнулся губами ей в щеку.

— Я ненадолго погостить, матушка. Мой дом сейчас далеко-далеко.

— Да, конечно, — кивнула она и повернулась к матери Мередит. — Ты слышала? Саймон поселился в собственном древе. Он сумел повторить заклинание, которое создало наше с вами обиталище.

Он смущенно улыбнулся.

— Это так удивительно! — с сомнительной искренностью проговорила мать Мередит. — И чем ты там занимаешься, Саймон? Изучаешь магию? Твоя мама ничего не рассказывала нам о тебе все это время, — добавила она. — Должно быть, ты с головой погрузился в дела, если позабыл семью на долгие годы.

— Так оно и есть, — согласилась мать Саймона, подпустив в голос холодку. — И его успехи говорят сами за себя, ты же не станешь отрицать?

— Конечно-конечно. А ты знаешь, Саймон, моя дочь сейчас тоже где-то тут, неподалеку. Вам обязательно нужно поболтать. Она стала довольно сильной волшебницей.

— Верно, — кивнула мать Саймона. — Мы все так рады, что Мередит вернулась к нам. Она слишком хороша для того глупого герцога.

Мать Мередит прищурилась на миг. Но тут же глянула через плечо Саймона и сказала:

— Мне кажется или я в самом деле вижу свою дочь? Мередит, дорогуша! Подойди к нам, посмотри, кто приехал.

Саймон собрался с силами и обернулся.

Она стала взрослее, чем он помнил, слегка округлилась и приобрела уверенность. Была одета в красную блузу и юбку с перевязью, волосы подрезала короче, чем раньше, — они едва касались обнаженных плеч. Но она оставалась все той же Мередит. Саймон воображал себе эту встречу много-много раз, и вот Мередит здесь, перед ним.

— Саймон! — воскликнула она, обнимая его слегка смущенно, и тут же отстранилась.

Они — каждый со своей матерью — застыли друг против друга, как фигурки на шахматной доске.

— А помните, как вы вечно играли вместе? — спросила мать Мередит.

— Да, — ответил Саймон, глядя на Мередит, которая сохраняла каменное выражение лица.

— Да, — вставила матушка Саймона. — Эти ребята всегда были самыми одаренными волшебниками в семье.

— И частенько спорили из-за этого, если мне не изменяет память, — добавила мать Мередит. — Хотя, подозреваю, сейчас Мередит может запросто одержать верх.

— Вот как! — удивилась мать Саймона. — Даже не догадывалась об этом. — После короткой неловкой паузы она добавила: — Надо бы им устроить небольшое состязание, чтобы во всем разобраться.

— В самом деле, — кивнула мать Мередит. — Это будет чрезвычайно интересно.

И обе мамы замолчали. Саймон и Мередит смотрели друг на друга. Он чувствовал, что должен сказать какие-то слова, но не мог их найти. К счастью, запели трубы, извещая, что церемония началась.

Мередит кивнула Саймону и ушла вместе с матерью, вскоре затерявшись в толпе, которая устремилась занимать скамейки. Волшебник со своей матушкой направились на отведенные для них места, перекидываясь по пути парой слов с кем-нибудь из родни.

Бернард вышел вперед, повернулся лицом к собравшимся. За его спиной худенькая, робкая Элизабет держала на руках младенца. Супруги поднялись на высокую деревянную площадку и замерли, вглядываясь в кору с южной стороны древесного ствола.

— Виктор Архимаг! — выкрикнул Бернард. — Почтенный предок! Услышь меня!

Выпуклая поверхность древа слегка задрожала, будто кора превратилась в озерко стоячей воды, которую вдруг взволновало поднимающееся из глубины чудовище. Волны все увеличивались, набирали силу… Кора вращалась, как водоворот…

Потом из ствола появился огромный деревянный лик, подобно тому как человек мог бы пройти через водопад. Красивое надменное лицо. Бородатое лицо Виктора Архимага с пустыми холодными глазами.

— Я здесь, — прогудел он.

Саймону всегда это зрелище казалось отвратительным. Только Виктор Архимаг мог оставить после себя призрака, чтобы лишний раз тешить больную гордыню и через века утверждаться в своем преимуществе над потомками.

— Я Бернард Архимаг! — воскликнул молодой отец. — А это моя законная жена Элизабет! Мы хотим поблагодарить тебя, о величайший из волшебников, за все, что ты сделал и делаешь для нашей семьи.

Бернард долго витийствовал в том же духе, восхваляя самые разнообразные достижения Виктора и его неизменное великодушие. Саймон косо посмотрел через проход, туда, где сидели наследники Этертона. Хотелось увидеть лицо Мередит, но ее заслонили родственники.

Завершая речь, Бернард взял младенца из рук Элизабет и поднял его, плачущего, вверх.

— Я представляю тебе, благородный Виктор, моего сына-первенца, Себастиана Архимага. Он не может не понравиться тебе.

Довольно долго казалось, что древесный Виктор изучает младенца, хотя никто не взялся бы сказать с уверенностью, куда смотрят пустые глаза.

— Он мне нравится, — наконец произнес основатель рода.

А затем все древо содрогнулось. Листва посыпалась на толпу подобно дождю. Глаза Виктора пылали потусторонним светом. На комле появилась выпуклость, как будто снизу кору вздувал напор подземного источника. Нарост пополз вверх, добрался до развилки и свернул на ветвь Франклинов, понуждая ее расти. Магия текла по древесине, отслеживая родословную Себастиана, и везде, где она проходила, — Саймон это знал наверняка, — внутренние покои становились просторнее и роскошнее. Наконец волшебство достигло ветви, которая выросла в день церемонии представления Бернарда, и от нее пошел новый побег, удлиняясь и утолщаясь, расцветая окнами, обрастая балконами и ярко-зеленой листвой. И все это за считаные мгновения, на глазах у охающей и ахающей толпы.

Дети Франклина подняли бурю оваций. Вежливые, но сдержанные аплодисменты детей Этертона тонули в их шуме.

Празднование затянулось далеко за полночь, а по его окончании Саймон, следом за всеми родственниками, вернулся к древу.

Они прошли сквозь главные ворота в большой зал — просторное дупло, заставленное столами и лавками, — где у дальней стены располагалось святилище Виктора. Там семья разделилась: дети Франклина вправо, а дети Этертона — влево, взбираясь по двум огромным лестницам, которые обвивались друг вокруг друга и уводили в конечном итоге каждая в свою ветвь. Саймон поднялся к ветви, где жил раньше. Его комнаты, как и говорил Бернард, оставались такими, будто он покинул жилище вчера.

Маг прилег на кровать и уставился в потолок. Вскоре он заснул.

Разбудил Саймона яростный стук в дверь. Глянув в окно, он понял, что уже рассвело. Тогда он слез с кровати и пошел открывать. На пороге стоял его юный кузен, рыжеволосый Гаррет.

— Малыш Себастиан заболел! — взволнованно воскликнул парень.

Гаррет стремительно убежал. Саймон оделся, спустился в комнату покойного отца, а потом снова поднялся в ветку Бернарда. Недавно созданная арка вела в покои Себастиана.

Сразу после его осторожного стука двери распахнулись, и появился Бернард, на его лице надежда боролась с тревогой.

— Саймон… — проговорил он. — Заходи.

Шагнув через порог, волшебник увидел Элизабет, которая баюкала сына, сидя в кресле-качалке.

— Лихорадка, — пояснил Бернард. — Так много гостей вчера хотели подержать малыша. Подозреваю, дядя Реджинальд чихнул на него. Я уверен, что ничего опасного…

Саймон кивнул, поздоровался с Элизабет и пристально посмотрел на Себастиана, который показался ему очень уж бледным.

Чуть позже снова появился Гаррет, на этот раз он привел мать Саймона. Увидев младенца, она застыла столбом. Долго молчала, пока не произнесла:

— Все будет хорошо. Но его следует лечить. Саймон, дорогой, мне почему-то кажется, что ты совершенствовался все эти годы в другой области магии.

— К сожалению, это так.

— Я позову Клару, — тонким голосом вмешался Гаррет.

— Погоди! — остановила его мать Саймона. — Нет. Будь любезен, приведи к нам Мередит.

— Матушка! — пролепетал потрясенный Бернард. — Мы не нуждаемся в ее помощи.

— Она могучая целительница, — возразила мать. — Гораздо сильнее, чем Клара, и все мы это знаем. И она сейчас здесь. Мы просто обязаны воспользоваться такой возможностью. — Махнув Гаррету рукой, она приказала: — Беги!

Юноша ушел и примерно через час вернулся с Мередит. Все не отрывали глаз от волшебницы, когда она приблизилась к Элизабет и сказала:

— Услыхав, что Себастиан заболел, я очень расстроилась. Сделаю все, что смогу. Прямо сейчас.

Она протянула руки.

С видимой неохотой Элизабет отдала ей ребенка.

Едва оказавшись на руках Мередит, младенец закричал. Она прижала его к груди и закрыла глаза, и простояла так, шепча, довольно долго. Все это время Себастиан заходился благим матом. Элизабет испуганно глядела на Бернарда, а тот гневно — на Мередит.

В конце концов волшебница вернула ребенка матери.

— Сделала, как обещала.

— Благодарю тебя, — спокойно ответила бабушка больного.

Уходя, Мередит бросила быстрый, но цепкий взгляд на Саймона и скрылась за дверью.

Прошло два дня. Себастиан не выздоравливал, но все попросту боялись что-то сделать. Никто не желал, чтобы новое заклинание помешало мощному волшебству Мередит. В тот вечер Бернард явился в покои Саймона и заявил:

— Брат, нам нужна твоя помощь. Элизабет укрылась в комнатах на ветви Себастиана вместе с сыном и отказывается выходить.

Они прошли под аркой и очутились в недавно выросшей ветви. Шагая по сумрачным безлюдным залам, Саймон слышал свист ветра, шелест листвы и отдаленный женский плач. Наконец они обнаружили Элизабет: она сидела на полу, забившись в угол, с ребенком на руках. Ее лицо скрывала тень.

Бернард опустился на колени рядом с женой.

— Голубка моя, прошу тебя, спустись вниз.

— Нет, — упрямо ответила женщина.

Младший брат глянул на Саймона, который тоже встал на колени и попросил:

— Элизабет, поверь, мы не должны здесь находиться. Если он умрет…

— Он не умрет, — всхлипнула она.

— Если ветка…

— Мне все равно, — покачала она головой.

— Зато мне не все равно, — возразил Саймон, вынимая Себастиана из ее безвольных рук. — Давай его сюда…

Элизабет вздрогнула. Бернард поднял ее на ноги и, поддерживая, повел вниз по ступенькам. Следом за ними Саймон нес малыша.

Только оказавшись в палатах ветви Бернарда, Саймон перевел дух. Если умирал кто-то из мужской линии Архимагов, его часть древа, выращенная Виктором, засыхала и отпадала вместе с теми, кто оказывался внутри. Поэтому, когда кому-то грозила опасность, родственники старались не задерживаться в его палатах. Саймон с ребенком присел на диван, ожидая, пока Бернард уложит Элизабет на кровать.

— Странно, тебе не кажется? — проговорил младший брат, когда вернулся.

— Что именно?

— Она великая целительница, но не может вылечить ребенка.

— Думаешь, слухи о ее могуществе преувеличены?

— Или она не желает потрудиться в полную силу для нас, — жестко ответил Бернард.

— Нет. В это я не верю. Мередит не такая. Я хорошо знал ее.

— Вот именно — знал. Люди меняются.

— Отдохни немного, — вздохнул Саймон. — Ты вымотался. А я побуду с малышом. — Он качнул ребенка в объятиях. — С ним все будет хорошо.

Бернард колебался несколько мгновений, а потом согласился:

— Ладно. Спокойной ночи.

Наклонившись, он поцеловал Себастиана в лоб.

— Спокойной ночи, — ответил Саймон.

Через два дня лежавший с книгой в руках Саймон услышал легкий шорох на столе. Подняв голову, он заметил, как зашевелилось одно из перьев. Потом оно взмыло, окунулось в чернильницу и принялось вертляво плясать над листом пергамента. Отложив книгу, Саймон поднялся.

Перо остановилось, написав несколько слов изысканным почерком Мередит:

«Мне нужно повидать тебя».

Сердце Саймона дрогнуло. Подхватив перо, он кривовато нацарапал на пергаменте: «Жди в саду».

Мгновение спустя отложенное перо вновь ожило, оставив всего два слова: «Я приду».

Он спустился по главному стволу и вышел через задние ворота на косогор, где ночной ветер волновал высокую траву. Перейдя бурный ручей по мостику, маг оказался в саду, где они с Мередит играли детьми и встречались, будучи постарше, — вот так же тайно, как сейчас. Сад окружала каменная стена, поросшая плющом; ржавые железные калитки давно никто не закрывал. Внутри между деревьями вились мощеные дорожки, кривые, будто путь пьянчуги. Там и сям виднелись рукотворные пруды, чью гладь покрывали листья кувшинок. Возвышались лабиринты из подстриженных кустарников, где мальчик и девочка всегда могли укрыться от чужих глаз.

Он дожидался ее на мраморной скамье, возле статуи грустного старого льва, опустившего одно ухо, и вспоминал другую ночь, после которой прошло уже много-много лет. И тут появилась она — темный силуэт, мчавшийся по дорожке, словно призрак.

Саймон кинулся ей навстречу, обнял, шепнул:

— Я скучал по тебе.

— Я тоже, — ответила она, уткнувшись ему в плечо.

Так они простояли долго, судя по смещению луны.

— Давай уедем вместе, — сказал он наконец.

— Что? — Она отстранилась, пристально глядя на него.

— Ты когда-нибудь любила меня?

— Да.

— Тогда давай уедем. Я был прав, разве нет? Мы должны быть вдвоем, а не с ними. Если останемся здесь, ничего хорошего не выйдет.

— Саймон… — Она отошла, присела на скамью. — Нет, это невозможно.

— Почему?

— Я говорила тебе.

— Да. — Он сел рядом. — Ты говорила, что дала слово другому. Но сейчас…

— И что Виктор может быть недоволен…

— У меня теперь есть собственное древо. Мы могли бы…

— …и наши семьи, — договорила она.

— Мы можем обойтись без них. Я же доказал это, согласись. Если ты когда-нибудь любила меня…

Она смотрела в сторону.

— Мередит! — с мольбой заговорил он. — Забудь их. Мы положим начало новому роду, и он станет, будь я проклят, родом самых лучших волшебников…

— Прости, Саймон, — сказала она. — Я не похожа на тебя. Я не могу взять и уйти, не оглядываясь.

Он молчал, хмуро глядя в темноту.

— Саймон, нам нужно поговорить, — сказала она немного погодя. — Об этих слухах.

— О каких слухах?

— Будто я только притворяюсь, что лечу Себастиана! — с негодованием воскликнула она. — И даже будто навела на него порчу. Что за нелепица?!

— Так вот почему ты захотела встретиться! — еще больше насупился Саймон.

— Это одна из причин. Понимаешь, это очень важно. События становятся неуправляемыми. Попытка твоей семьи обострить…

— Моей семьи? Да твой брат…

— Малкольм? — холодно прервала она. — Наглец. Сопляк. Не обращай на него внимания. Он может быть опасен лишь для самого себя. А вот твоя сторона несет угрозу. Это еще одна причина, по которой я не могу убежать вместе с тобой, даже если бы захотела.

— Так ты — все, что стоит на пути у могущественного рода Франклина? — усмехнулся Саймон. — Должно быть, ты чрезвычайно высокого мнения о себе.

— Ладно. Может, и так.

— И все же Себастиану хуже день ото дня.

— Мне очень жаль, но тут нет моей вины. Иногда люди выздоравливают, а иногда ничто не в силах их исцелить. И ты это знаешь.

— А может, ты не столь могущественна, как говорят?

— Продолжай злить меня, — она поднялась, — и мы проверим, насколько я сильна.

— Ты что, угрожаешь? — вновь усмехнулся он. — Считаешь, что способна победить меня?

— Уверена, что способна.

— Я разгадал самое главное заклинание Виктора Архимага.

— Весьма впечатляет, — едко произнесла она. — Как и то, что ты потратил много лет, чтобы сравняться с самовлюбленным волшебником, которого презираешь. Но пока ты увлекался своим драгоценным древом, я немало потрудилась в прочих областях знания. Занималась и боевой магией и почему-то уверена, что ты ею пренебрегал. Так что не зли меня, Саймон. Не будет никакого состязания.

— Я делал древо, которое ты называешь драгоценным, — едва не срывался он на крик, — для тебя. Для нас! Чтобы когда-нибудь…

— Ничего, что я тебя ни разу об этом не просила?

Они стояли в темноте, злясь друг на друга.

— Вот и поговорили, — сказала Мередит и чуть мягче добавила: — Придержи их, Саймон. Ради нас двоих. Если ты когда-нибудь любил меня, придержи их.

Развернувшись, она зашагала по дорожке, с двух сторон обсаженной тополями, которые застыли на манер часовых. Впереди, над садовой оградой, возвышался холм, а над ним раскинулись длинные черные конечности Викторова древа.

Когда она скрылась из виду, Саймон вспомнил другую ночь, ту, что была много лет назад.

«Тебе не нужно выходить за него, — говорил он тогда. — Это полная бессмыслица. Вы никогда не будете счастливы. Мередит! Пока еще не поздно, не заходи слишком далеко. Бежим со мной, сейчас!»

Она изложила ему все свои доводы против побега и спросила, куда он ее зовет.

«Ну, не знаю, — вымолвил он. — Придумаем что-нибудь. — И когда она в очередной раз отказалась, Саймон заявил: — Ну и ладно. А я отправляюсь. Сегодня же ночью. Будь что будет. Можешь идти со мной, можешь не идти. А сейчас я соберу кое-какие вещи и буду ждать тебя в саду — вдруг передумаешь».

Потом он долго стоял у мраморной скамьи, а ночь все холодала и холодала. Он видел, как погас свет в окнах Мередит, а много позже, когда понял, что она не передумает, ушел. И никогда не оглядывался назад.

Так и сейчас он зашагал по хрустящему гравию, вновь обдумывая причины ее отказа. По большому счету лишь один довод имел решающее значение: семья. Проходя сквозь садовые ворота, он задержался, чтобы бросить недобрый взгляд на древо Виктора.

Внезапно раздался громкий треск, эхом раскатившийся по темно-фиолетовому небу. Одна из ветвей сломалась у основания и упала на землю.

На следующий день после обеда все семейство Архимагов собралось на родовом кладбище на склоне холма, вблизи древа Виктора. Низко нависало мрачно-серое небо, воздух казался густым и затхлым. Отслужили короткую панихиду. Элизабет безутешно рыдала.

Саймон опасался глядеть на Мередит, которую почти единодушно обвиняли все дети Франклина. Она сохраняла бесстрастное выражение лица. Во время заупокойной молитвы из задних рядов толпы донесся негромкий, но язвительный смех. Возможно, в ответ на какую-то шутку. Бернард резко оглянулся, стремясь найти обидчика. Саймон же сразу узнал голос Малкольма.

Глаза Бернарда наполнились холодной, смертельной яростью, и на мгновение Саймон поверил — а какой-то частью души даже возжелал этого, — что брат рванется через толпу и прирежет Малкольма. Но спустя несколько мгновений Бернард сгорбился и повернулся к могиле сына.

На следующей неделе настала небывалая жара. Саймон стелил себе на балконе, но все равно несколько раз за ночь просыпался, обливаясь потом. Обычно днем вся семья Архимагов собиралась в главном зале, где как будто было чуть прохладнее, но даже в просторном помещении со временем становилось тесно для детей Франклина и детей Этертона, ссорившихся из-за мест за столами, толкавшихся локтями и обменивающихся язвительными замечаниями.

Однажды после обеда Саймон услышал торопливый стук в свою дверь. На пороге стоял запыхавшийся Гаррет.

— Там Малкольм, — сказал юноша. — Тебе нужно прийти. Прямо сейчас.

Саймон опоясался перевязью со шпагой и последовал за Гарретом по лестнице.

Прибыв в большой зал, он увидел Малкольма с дружками, которые развалились за столами, уставленными растениями в горшках. Их буравила сердитыми взглядами плотная кучка наследников Франклина, в том числе и Бернард. Они негромко переговаривались. Оставшаяся толпа — несколько десятков родственников — явно разделилась на детей Франклина и детей Этертона, которые враждебно косились друг на друга. Саймон протолкался вперед.

— О, Саймон! — воскликнул Малкольм с напускной радостью. — Вот ты где! Погляди, что у меня есть!

Волшебник осторожно приблизился.

Малкольм кивнул на горшок, который держал в руках.

— Я нашел восхитительный способ развеять скуку знойного летнего дня. Один мой знакомый привез вчера эти растения. Говорят, они распространены в дальних странах.

Саймон внимательно оглядел нечто похожее на дерево, только карликовое. Те же вытянутые ветви, та же густая шапка листвы.

— Такому дереву, — Малкольм вытащил кинжал, — мы можем придать любую форму, просто удаляя лишние ветки. Эту, например. — Он приставил лезвие к крошечной веточке. — Она мне ужасно не нравится.

Легкое движение запястья, и ветка, кружась в воздухе, опустилась на носок его сапога. Он стряхнул ее на пол.

Бернард разразился проклятиями. Несколько его родичей оттащили разгневанного отца подальше, уговаривая не обращать внимания на выходки Малкольма, который, изображая беспечность, оперся о стол и проговорил:

— Похоже, ему не понравилось. — После повернулся к Саймону и поднял кинжал. — А как насчет тебя? Не хочешь попробовать?

— Благодарю, нет, — ответил Саймон.

— Как жаль… — Малкольм сунул кинжал в ножны. — Это довольно забавно.

— Ладно, мне что-то подсказывает, что ты сегодня достаточно позабавился, — заявил Саймон. — Почему бы тебе не взять свое маленькое дерево, своих маленьких друзей и не убраться куда подальше. Прямо сейчас.

Малкольм улыбнулся.

— Нет, — высокомерно ответил он. — Мне и здесь удобно.

— Но вот какая штука… — Саймон набросал в воздухе пентаграмму. — Я могу причинить тебе неудобство.

От его пальцев повалил серо-голубой дым. Но Саймон блефовал. В сложившихся условиях он не собирался запускать заклинания.

И Малкольм, похоже, об этом догадывался.

— Считаешь себя таким страшным? — рассмеялся он. — Вот зачем твоя мамаша послала за тобой — чтобы напугать всех нас. Но оба мы знаем: если ты причинишь мне хоть малый вред, моя сестра расплющит тебя в лепешку.

Все в главном зале смотрели на них. Малкольм встал, глядя Саймону в глаза, и прошипел:

— Если кто и боится, так это ты. Она самая лучшая. Она первый волшебник в семье. И она слишком хороша для тебя.

Последний выпад ударил даже больнее, чем мог рассчитывать Малкольм. В груди Саймона вспыхнула ярость.

Рыжий нахал обернулся к притихшим детям Этертона.

— Вы все боитесь его! А почему? Что он способен сделать? — Он толкнул Саймона в грудь, заставляя отступить на несколько шагов. — Ха! Что ты можешь сделать?!

Саймон буравил его глазами, закипая.

— Ха! — воскликнул Малкольм, оборачиваясь. — Вы видите…

Шагнув вперед, Саймон подножкой свалил его на пол.

Толпа взорвалась криками, а Саймон, навалившись на рыжеволосого волшебника, несколько раз ударил его кулаком в челюсть. Малкольм потянулся, чтобы вцепиться противнику в лицо, но Саймон отвел его руку и стукнул снова.

Тогда Малкольм вспомнил о кинжале.

Но Саймон, поймав запястье противника, бил его кисть об пол, пока пальцы не разжались.

Вдруг Бернард, схватив Саймона за плечо, опрокинул его на спину. В правой руке младшего брата сверкала шпага, которой он пронзил лежащего Малкольма.

«Нет!» — мысленно закричал Саймон.

Он вскочил на ноги. Вокруг сверкали обнаженные клинки.

— Остановитесь! — взывал он. — Подождите!

Но было слишком поздно. Дети Франклина и дети Этертона сцепились в вооруженной схватке. Сподвижники Малкольма атаковали Бернарда, который удерживал их на расстоянии, наотмашь полосуя воздух отточенной сталью. Выхватив свою шпагу, Саймон кинулся на помощь брату. Окровавленного Малкольма вытащил из свалки один из его кузенов — хладнокровный юноша по имени Натан, который по неведомой причине всегда поддерживал рыжего брата Мередит.

Саймон уворачивался, колол, парировал вражеские выпады. Магию он не использовал — кто знает, может быть, все его волшебство понадобится, чтобы противостоять Мередит. Но кое-кто из его родственников не чурался волшебства, поскольку в воздухе то и дело сверкали вспышки и раздавались хлопки. Весь главный зал захватила кровопролитная схватка; после веков соперничества и взаимного недоверия в древе Виктора Архимага разыгрался финал драмы. Вскоре клинок Саймона покрылся кровью, влажная ладонь скользила на рукояти. Перед ним появлялись озлобленные лица, многие из которых он помнил с далекого детства, а потом не видел долгие годы. Он тыкал в них шпагой.

Иногда падал кто-то из детей Франклина. Саймон видел, как Гаррета поразил насмерть один из дядюшек Мередит. Но гораздо чаще бреши возникали в рядах наследников Этертона, и вскоре многие из них лежали на полу, а их тела топтали сражающиеся бойцы.

А потом дети Этертона дрогнули и беспорядочно отступили на широкую лестницу, что вела в их ветвь.

«Мередит…» — думал Саймон.

Он решил разыскать ее, хотя не осознавал, для чего именно — защитить от своей семьи или защитить свою семью от нее.

Саймон бежал, вместе со своими родичами преследуя детей Этертона в их ветвях, многие из которых, оставшись без владельцев, стремительно засыхали и отпадали. На глазах у Саймона одного из кузенов Мередит загнали в угол и прикололи шпагами к гладкой стене, хотя мгновение назад там был сводчатый проход. Для детей Этертона не оставалось иного пути к отступлению, кроме как подниматься все выше и выше по своей части древа. Ну разве что прыгнуть в отчаянии из окна или с балкона.

Пробегая через покои деда Мередит, Саймон услыхал крики детей Франклина:

— Сюда! Они отступили сюда!

И бойцы ворвались под арку, ведущую в ветвь Кеннета, дяди Мередит и отца Натана. Саймон свернул туда же.

Он догнал родичей в тот самый миг, когда они хлынули в широкий зал, в дальнем конце которого кучка людей сплотилась вокруг Мередит. Она стояла на коленях над распростертым телом Малкольма и, прижимая ладони к окровавленной груди, пыталась исцелить брата. Рядом застыли матушка Мередит и еще несколько родственников, многие с оружием наголо. Натан вглядывался во что-то за окном.

— О нет! — простонал он. — Нет! Она падает! Он… Он умирает…

Мередит обмякла. Ветвь Малкольма засохла.

Натан злобно зыркнул на Саймона, а потом вытащил шпагу из ножен и встал рядом с Мередит. Все братья юноши погибли в нижнем зале. И отец тоже. Саймон видел его мертвое тело.

Мередит выпрямилась, развернувшись, чтобы стоять лицом к лицу с Саймоном. Прямая и решительная, исполненная гнева. Эфирные ветры развевали ее волосы, искры срывались с пальцев, глаза горели ненавистью. Заглянув в эти глаза, Саймон понял, что никакие уговоры больше не помогут. Его мечты и надежды умерли вместе с Малкольмом.

Люди рядом с Саймоном замялись, опасаясь самой сильной волшебницы в семье. Саймон их не осуждал.

— Уходите отсюда, — сказал он. — Уходите. Я поговорю с ней.

Дети Франклина, переглядываясь, отступили.

Мередит шагнула вперед, молчаливая, как сама смерть.

«Так что не зли меня, Саймон, — сказала она тогда. — Не будет никакого состязания».

Он очень боялся, что она окажется права.

Остановившись посреди зала, Мередит развела руки в стороны.

— Я предупреждала тебя, Саймой. — Ее голос дрожал от гнева. Ты слишком самонадеян — как это на тебя похоже! Уверен, что сможешь противостоять мне? Ладно, вот я перед тобой. Попробуй свое самое мощное заклинание, поскольку второй попытки у тебя не будет.

«Одно лишь заклинание», — подумал Саймон.

Он выбросил ладонь ей навстречу, запуская дюжину двойных магических светлячков, которые, разлетаясь в стороны, выросли и превратились в метательные ножи; таким образом, к волшебнице устремился целый рой смертельно опасных лезвий.

Мередит вскинула руки, выставив перед собой пылающий магический щит. Часть ножей, которые врезались в него, попросту испарились, остальные бессильно скользнули в стороны. Она посмотрела на Саймона чуть ли не с жалостью.

Он развернулся и кинулся вниз по лестнице.

— Трус! — отчаянно выкрикнул кто-то.

Да, Саймон испугался. Но не колдовства Мередит. Не из-за нее он перепрыгивал через три ступеньки.

Несколько метательных ножей, миновав ее, вонзились в Натана. Причем один из них пробил юноше горло. Мередит увидит это и поймет, что именно он был целью. Тогда она поймет и все остальное…

Саймон бежал. Древесина вокруг него содрогалась, серела, скукоживалась, словно в засуху. Через окна маг видел, как наливаются желтизной листья и опадают кружась.

Вот и выход. В потолке возникла трещина, через которую врывался солнечный свет, лучами отгораживая его от спасения. Когда пол начал уходить из-под ног, Саймон прыгнул в дверной проем.

Раздался оглушительный треск. Обернувшись, Саймон увидел Мередит, которая мчалась по наклонному тоннелю, волоча за руку свою мать. Рядом с ней бежали остальные родственники… А потом ветвь исчезла из виду.

Желая увидеть, что же с ними сталось, Саймон кинулся вперед, но арка, сквозь которую сверкало голубизной небо, затянулась древесиной. Проход сжался, зарос, закрылся подобно глазу.

Спустя несколько дней семья Архимагов собралась на кладбище, чтобы похоронить всех погибших. Исход сражения сомнений не вызывал — детей Этертона осталось совсем мало. Они стояли молча и выглядели запуганными и слабыми. Согласно условиям мира, они отказались от каких-либо претензий, добровольно сдали детям Франклина все ценности и оружие и собрались в изгнание. Саймон все думал, а куда же они пойдут? Ведь эти люди не одно поколение прожили в древе Виктора. Он не мог представить своих родственников где-нибудь в другом месте.

После церемонии, когда все разошлись, Саймон задержался у плиты с надписью «Мередит Виланд».

Его мать неслышно подошла и стала рядом.

— Я всегда знала, что ты сможешь ее победить, — сказала она.

Саймон не ответил.

— Теперь мы в безопасности, — добавила она. — Благодаря тебе.

Он оглянулся на древо Виктора, чьи две половины из-за нарушенного равновесия выглядели так нелепо. Солнечные лучи прорывались между ветвей, вынуждая Саймона щуриться.

— Я надеюсь, теперь ты будешь счастлив, — сказала мать и зашагала прочь.

— Почему ты так решила? — спросил он вдогонку.

Она остановилась, внимательно посмотрела на него и веско произнесла:

— Знаешь, Саймон, мне всегда казалось, что эта дрянная девчонка очень плохо влияла на тебя. Вот и все.

— Матушка, — медленно проговорил он, — у меня ужасное подозрение, что многое из случившегося связано с каким-то твоим замыслом.

— С моим замыслом? — рассмеялась она. — Дорогой мой Саймон, ты всегда был недоверчивым ребенком, склонным к самокопанию. Я не стану оправдываться. Это полная чушь…

Она вновь отвернулась. Саймон хотел продолжить разговор, но ужасные скрип и треск заполнили долину. На глазах у всей семьи Архимагов древо Виктора начало валиться вправо — ветвь Франклинов перевешивала. И вот оно рухнуло на землю, ломаясь в щепки и поднимая величественную завесу пыли, заметную за много-много миль.

Саймон Архимаг гнал лошадь галопом вдоль освещенной луной гряды холмов. В последнее время ему все больше и больше нравились уединенные поездки. Он полюбил тишину и покой. Когда лошадь скакала, топот копыт и свист ветра заглушали невеселые мысли.

Наконец он прискакал к своему древу — древу, которое создал, думая о Мередит и будущих детях. Бывало, в такую вот ночь, когда конь нес Саймона сквозь тьму, действительность казалась ему не столь определенной, и он воображал, что Мередит каким-то образом выжила и вскоре тайно явится к нему Или что их поединок был на самом деле кошмарным сном, а его мечты о совместной жизни — единственной правдой.

Решетка из терновых ветвей поднялась, и Саймон провел скакуна на конюшню.

Поднялся наверх по лестнице.

— Папа! — послышался детский голос. — Папа!

Волшебник вошел на кухню. Белокурый мальчуган, просунув голову в дверь, воскликнул:

— О, Саймон! Привет! Ты не видел моего папу?

— Нет, — покачал головой маг. — Я только что вернулся… А что-то не так?

— Джессика забрала мою лошадку и не отдает, — нахмурился малыш.

— Твою лошадку?

— Игрушечную. Мне ее папа подарил. Я не разрешал Джессике трогать мои игрушки, а она забрала и не отдает. А лошадка моя!

— Ну, может, тебе надо… — начал Саймон.

— Мне надо ее убить, — серьезно заявил мальчик. — Как ты убил злую колдунью Мередит.

Саймон уставился на него:

— Постой, Брайан…

— Я Маркус.

— Ладно, Маркус, — вздохнул волшебник. — Пойдем искать твоего папу…

Мальчик потащил Саймона через залы и вверх по лестнице. Кругом валялись игрушки и книги. Порой мимо проносились шалящие дети.

Взрослые отыскались на самом верху — они отдыхали, сидя на балконе. Там он увидел Бернарда, Элизабет, остальных братьев и еще кое-кого из родни. Бернард пояснял, что это временно, лишь до тех пор, пока они не найдут другое жилье. Но никто не выказывал желания уходить, а некоторые даже намекали Саймону, что не худо бы расширить дерево, а то жить становится тесновато, особенно с детьми.

Из тени шагнула мать Саймона с кубком вина в руке. Она улыбнулась своим сыновьям, вновь собравшимся под одной крышей.

— О, Саймон, ты вернулся, — радостно проговорила она. — Добро пожаловать домой.