На следующее утро я собрала чемодан и укатила к родителям в коттедж близ Марлоу. В последнюю минуту сунула в чемодан и чертову фотографию, но уже перед самым выходом из дома ухитрилась вытащить ее и спрятать среди книг на полке. И чуть было не вернулась за ней — дважды.

Прощаясь с Романом, я предупредила, что уезжаю на день-другой, но прошла неделя, а я все еще торчала в Бэкингемшире. Покидать теплые родительские объятия не хотелось. Мало того, я не доверяла самой себе и опасалась возвращаться в Лондон без компаньонки. Хорошо, когда кто-то готовит тебе еду, усаживает перед камином с книжкой, в шесть без всякой просьбы наливает бокал вина, отправляет спать. Я во всех подробностях описывала мою поездку и знала, что родителям интересно слушать меня. Приятно, что можно отключить телефон и подолгу бродить по тропинкам, неторопливо думая все о том же. Ответить на вопрос родителей, почему я загостилась у них, было проще простого: мы не виделись с тех пор, как я вернулась из Индии, а когда я снова найду работу, то мы будем встречаться впопыхах, в редкие выходные. Так уже бывало раньше: не успевала я отойти от стресса рабочей недели — как наступал воскресный вечер.

Но ничего объяснять не пришлось: родители не задавали вопросов. Прошла почти неделя; я уже считала, что выкрутилась. По крайней мере, пока мы с мамой не отправились за поздней ежевикой.

Мама выбрала момент, когда я тянулась за колючей веткой.

— Тесса… — обеспокоенно начала она.

— Что?

— Ты ни о чем не хочешь поговорить?

Я бросила ягоды в банку из-под мороженого в руках у мамы.

— Хм… В последнее время я много думаю о политическом положении в стране…

— Я серьезно, — перебила мама. — Мы с папой волнуемся за тебя.

— И напрасно.

— Можешь отнекиваться, но, по-моему, ты немного… — Она замолчала, подыскивая слова.

Мне было нечего подсказать. Потерянная? В трансе? Ошеломленная и запутавшаяся? Отчаявшаяся и одинокая? Чокнутая?

— Так у тебя все хорошо?

— Угу.

— Точно?

— Мам, я в полном порядке.

Сбор ягод продолжался, но дружеское молчание улетучилось. Повисла натянутая пауза. Я ждала, когда мама наберется смелости и снова заговорит. Когда я захочу, я умею быть непонятливой. Ни за что не сдамся без боя.

— Ты у нас уже неделю…

Началось. Мама попалась в расставленную ловушку.

— Извини, не знала, что я вас стесняю. Напрасно вы мне раньше не сказали, я могла бы съездить куда-нибудь еще.

— Не притворяйся, Тесса, ты меня прекрасно понимаешь. Хоть у тебя и ловко получается.

— Мама, со дня на день у меня может появиться новая работа, и тогда видеться мы будем только по субботам, да и то изредка.

— Ты ищешь работу?

— Конечно.

— И на прежнюю не вернешься?

Я не выдержала:

— Я же тебе объясняла — ты все мимо ушей пропустила? В кадровом агентстве абсолютно уверены, что смогут найти мне новую работу.

Мама шумно высморкалась.

— Ты простынешь! — всполошилась я. — Пора домой.

— Ничего со мной не случится. Рано еще… — Она встряхнула банку с ежевикой.

Интересно, и в кого это я такая непонятливая?

— Про работу ты мне ничего не говорила, — продолжала мама. — Только про Каспара, поиски Кристофа в Дубае, крестины, но…

— Извини. Значит, забыла.

— Так вот что я хотела сказать…

Я ждала. Мамина рука замерла над ягодой.

— По-моему, ты тратишь на друзей слишком много времени…

— Да, я постоянно звоню Клаудии, но ведь она потеряла ребенка.

— Не в этом дело.

— Что ты от меня хочешь — чтобы я бросила ее в такой тяжелый момент?

Мама наконец перестала притворяться, будто собирает ежевику, и обернулась ко мне.

— Детка, ты всегда готова поддержать друзей, это одно из твоих лучших качеств. Не пойми меня превратно, но…

— Что «но», мама? Эла-то рядом с ней сейчас нет.

— Речь не о Клаудии. Боюсь, пока ты помогаешь всем и каждому, твоя жизнь… — Она осеклась.

Я вмешалась, не дав ей собраться с духом и высказать опасения вслух:

— Послушай, мама, у меня выдался паршивый год, вот я и решила отдохнуть. И вообще, если уж на то пошло, я легко отделалась.

— Ну конечно. Я хотела убедиться, что в остальном все в порядке.

Отважная у меня мама. Перевести разговор с ней на другую тему — проще простого. Правда, я еще никогда не оказывалась в таком положении, как сейчас. Точнее, не сознавала, что нахожусь. Я любила чужого мужа и довольствовалась крошками с Сашиного стола. Чем меньше ешь, тем меньше потребность в еде, так, кажется, — пока не ослабеешь и не атрофируются жизненно важные органы. Видимо, это меня и подкосило. Я так долго страдала от недоедания, что разучилась распознавать муки голода. Наверное, поначалу я просто была слишком молода и злополучный роман не отравлял мое существование. Мы развлекались вместе, не принимали жизнь всерьез, были неразлучны. Но постепенно от нашей компании начали отделяться пары, нас становилось все меньше, а я продолжала подбирать крошки.

— Детка, скажи честно.

Я отвернулась и уставилась на шипы, преграждавшие путь к вожделенным ягодам. Нет, мама, какое там «в порядке». Совсем наоборот. Я закрыла глаза, стараясь успокоиться.

— Тесса!

Незачем расстраивать ее. Не хочу быть обузой, она и без того носит в себе глубоко укоренившийся страх перед болезнью. Моя задача — помогать, поддерживать, внушать гордость. Но ведь она моя мама, а мне позарез надо хоть с кем-нибудь поговорить…

Я обернулась. К нам по дорожке направлялся отец в вельветовых штанах оттенка горчицы. Еще издалека он воодушевленно замахал мне:

— Эге-е-ей!

Мама не сводила с меня глаз.

Я отошла от куста, она схватила меня за руку:

— Тесса!

Мельком взглянув на маму, я пожала ей руку и отстранилась.

— Все отлично. Если что, я тебе обязательно расскажу, обещаю.

Конечно, я соврала. Маму подстерегает дремлющий в организме рассеянный склероз — точно притаившийся террорист, способный нанести новый удар в любую минуту. Папе уже за восемьдесят. Им и без меня хватает забот.

Я двинулась навстречу папе:

— Ты как раз вовремя! Настолько, что лучше не бывает.

Он улыбнулся, а я заметила, что зубы у него совсем стариковские, и отвела глаза. Папа взял меня под руку, мы вернулись к маме, где первым делом заглянули в коробку из-под мороженого. Выбрав пару ягодок, папа зашвырнул их в кусты, объяснив:

— Собирать вялую ежевику не стоит — настоящего джема из нее не сваришь.

Я перевела взгляд с отца на ягоды и, наконец, на маму.

— Точно, — закивала она, глядя на меня в упор. — Вот уж что верно, то верно.

Днем мы варили джем и, к счастью, больше про мою жизнь не заговаривали. На ужин были приглашены друзья родителей, которым с гордостью продемонстрировали меня. Мы съездили в ближайший городок, где я уговорила маму накупить вещей, которые ни с чем не сочетались. Потом мы с папой затеяли грандиозную партию в шахматы. Было здорово, потому что выиграла я. Такое случалось редко — папа ни в чем не уступал мне, даже когда в моем детстве мы играли в догонялки. Как-то раз я подслушала, как мама уговаривала его поддаться мне, ведь мне всего шесть лет, но отец стоял на своем. И твердил, что в жизни надо уметь преодолевать препятствия. Помню, мне страшно хотелось победить его. Теперь победа осталась за мной, но радости не принесла.

В семье Клаудии все было по-другому. Родителей умилял и радовал каждый пук единственного ребенка. Да, Клаудиа немногого добилась в жизни, но ее всегда поддерживала непоколебимая вера в себя. Глядя, как папа бродит по саду, я думала, что он, вероятно, был прав, потому что, несмотря на все сомнения и колебания, в глубине души я тоже твердо верила в себя. Просто иногда забывала об этом.

На второй неделе затянувшегося визита на меня наконец-то подействовало волшебство родительского дома. Мне заметно полегчало. Привычный родителям распорядок напоминал мне, что к жизни следует относиться легко и вместе с тем со всей серьезностью. Гармония требовала усилий. Я уже почти совсем забыла, почему сбежала из дома.

А потом позвонила Клаудиа и сообщила, что уезжает. Я ждала этого, но не так быстро. Как всегда, Эл оказался верен слову. В воскресенье они вдвоем улетали в Сингапур.

* * *

Клаудиа сама предложила устроить прощальный обед для близких друзей накануне отъезда: дескать, убегать тайком не собирается. Не желает притворяться, будто ничего не произошло, не станет запрещать даже упоминать о выкидыше и вызывать у всех чувство неловкости. Да, она потеряла ребенка, она подавлена, но со временем худшее останется позади — в этом она не сомневалась. Мало того, Клаудиа хотела, чтобы обед прошел весело. Я слушала ее и ужасалась. По телефону она попросила меня обзвонить всех и сообщить им, когда и где мы собираемся. Сама она не хотела звонить все по той же причине — чтобы никого не вгонять в неловкость, и потому думала, что мне будет проще справиться с приглашениями. Список она продиктовала. В нем были она и Эл, Хэлен и Нейл, Бен и Саша и я. Семь человек. Мне всегда не хватает пары.

Сначала я покончила с самым легким: заказала столик в модном итальянском ресторанчике, где, как мне было известно, цены на еду умеренные, а официанты изумительные. Никто не умеет создать атмосферу за столом лучше официанта-итальянца. Французы, на мой вкус, слишком угрюмы. Потом я позвонила Хэлен, к телефону подошел Нейл. Я объяснила, в чем дело.

— Ого, веселуха будет! — обрадовался Нейл.

«С тобой — вряд ли», — мстительно, хотя и беззвучно парировала я.

— Клаудиа уже оправилась и хочет перед отъездом увидеться со всеми.

— Везунчики, целых два месяца на Дальнем Востоке. Хорошо бы и мне куда-нибудь сплавить вечно недовольную женушку.

Вот за что я терпеть его не могу. По-моему, за дело.

— Она из постели не вылезает, — пожаловался Нейл.

— Что с ней?

— Ничего страшного. Просто дрыхнет целыми днями.

— Наверное, потому, что ночи проводит на ногах.

— Мальчишки прекрасно спят. А она, видишь ли, боится внезапной детской смертности или чего-то в этом роде. То и дело заглядывает к ним. Что толку платить Роуз, если нам даже ночью нет покоя?

— Может, предложишь ей прекратить грудное кормление? По-моему, уже достаточно. Хэлен на себя не похожа.

— И что ей тогда делать? У нас целых две няньки, вряд ли она сбивается с ног.

— Да, но вырабатывать столько молока каждый день — все равно что участвовать в марафонских забегах. Здорово выбивает из колеи.

— Я тут всякого начитался: иммунитет, астма, грудное молоко — лучшая пища, — гнул свое Нейл. — А меня к ним и не подпускают.

Сомневаюсь, что он имел в виду близнецов. Я давно сменила бы тему, если бы не надеялась объяснить Нейлу, как дорого обходится его жене кормление грудью двух бутузов. И я продолжала:

— Тогда пусть хотя бы сцеживает молоко и оставляет кому-нибудь. (Тебе, лентяй, кому ж еще!) Дети сосут слишком медленно, она устает.

— Она что, тебе плакалась?

— Нет-нет! (Как бы Хэлен не попало из-за меня.) Но она целыми часами сидит одна в детской. Это ей не на пользу.

— Тебе-то откуда знать, Тесса? Сначала своих роди.

А я думала, первый звонок будет самым легким.

— Так вы появитесь на прощальном обеде? — сдерживаясь из последних сил, спросила я. — Клаудиа и Эл очень ждут.

— Запросто.

— Отлично. Оставить тебе номер моих родителей — на всякий случай, если Хэлен захочет перезвонить?

— Ничего, обойдется. До субботы.

Отец семейства, чтоб ему. Я положила трубку и приготовилась ко второму раунду. Точнее, смошенничала и позвонила Саше на мобильник. Длинный гудок — Саша опять где-то за границей.

— Саша Хардинг слушает.

— Привет, это я. Можешь сейчас говорить?

— Извини, не могу.

— Эл и Клаудиа устраивают прощальный обед…

— Когда?

— В субботу.

— Класс. Я возвращаюсь в пятницу. Позвони Бену, сообщи детали. Все, пока!

Позвони Бену. Позвони Бену. Вот так запросто. Позвони, как делала миллион раз. Я глубоко вздохнула и набрала номер мобильника Бена. И уставилась на него. Естественно, номер я знала наизусть. В Бэкингемшире я набирала его часами, только кнопку вызова не нажимала. Хотя палец сам тянулся к ней. Мне так хотелось услышать его голос, почувствовать его. Погрузиться в мечты. Его поцелуи до сих пор горели у меня на губах. Я отчетливо помнила, как наши губы приоткрылись и соприкоснулись. От воспоминаний по всему телу проходила дрожь, а вместе с ней являлся стыд. Поскорее бы все забыть.

Телефон зазвенел у меня в руке.

— Кто там? — крикнул из комнаты отец.

Я нажала зеленую кнопку:

— Алло!

В трубке раздался женский голос.

— Алло, — эхом повторил мужской и умолк.

— Тесса?

— Мама?

— Миссис Кинг, алло!

— Кто говорит?

Я уже догадалась.

— Это Бен, миссис Кинг.

— Ради бога, Бен, какая я тебе «миссис»? Тебе скоро сорок. Это неприлично.

— Что поделаешь, привычка, — отозвался Бен.

— Ну как живешь? Сто лет не виделись.

— Отлично. А вы?

— Раз на раз не приходится. Сначала боролась за ограничение скорости у школы до двадцати миль в час, а потом забылась и получила сразу три прокола.

Бен рассмеялся. Все правильно: непривычно слушать такие ответы на вопросы о здоровье, но я-то знаю маму и понимаю, что они означают. Она дала понять, что держит болезнь в узде, все еще водит машину, живет самостоятельно, хотя бы отчасти. Когда ей нездоровится, на вопросы о делах она обычно отвечает: «Целыми днями собираю паззлы» или «перебираю фотографии в альбомах».

Бен и мама разговорились, и я не влезала, тем более что мне и рта не дали бы открыть.

— Тесса рассказывала, как ты ей помог тем ужасным днем, — вдруг произнесла мама, и я поморщилась. — Хорошо, что вы не теряете друзей. Передавай привет Саше. Ну, не буду вам мешать, но напоминаю, что ужин в семь.

Еще одна мамина шутка: на часах не было и трех. Она знала, что мы с Беном способны болтать часами. Только не сегодня, мамуля. Я услышала щелчок — мама положила трубку параллельного телефона. Мы остались вдвоем.

— Привет, Тесса.

— Привет, Бен.

Тишина. Странная тишина, без малейшей примеси неловкости.

— А я тебя потерял.

— Извини. Разве я тебе не говорила, что уезжаю к родителям?

— Нет.

— Извини, — повторила я.

Последовала еще одна пауза. Чуть более неловкая.

— Я недавно обедала с Сашей, — сообщила я.

— Она мне рассказывала.

Я терпеливо ждала.

— Саша была рада с тобой повидаться.

Другими словами, ты не стал раскачивать семейную лодку.

— И я тоже. Она мне здорово помогла. Дала ценный совет.

Я думала, он поинтересуется, что за совет, — он промолчал. Как будто я со скрипом приоткрыла дверь, а Бен снова закрыл ее. Так и хотелось ее пнуть, но я сдержалась.

— Саша — мудрая женщина, — сказал Бен.

— Это точно.

— Я хотел узнать, как ты. Тебе тяжело пришлось с Клаудией.

При воспоминании о пятнах крови меня передернуло.

— Хорошо, что они уезжают. Здесь им было бы не по себе.

— Значит, с ЭКО покончено?

— Клаудиа пока молчит, но врач уверял, что в следующий раз все будет иначе, так что кто знает…

— «Иначе» еще не значит «удачно».

— Врачи умеют выбирать слова.

— Такой у них бизнес, — отозвался Бен. — Словом, хорошо, что рядом была ты. Оранжевые стены понравились?

— Да. Спасибо за помощь.

— Не за что. Ты ведь знаешь: ради тебя я готов бросить все.

Только не жену. Я сжалась. Прочь, вредные мысли! Кыш!

— Знаю. Спасибо.

— Эл звонил мне по поводу субботнего обеда, сказал, что все организуешь ты.

— А я как раз набирала твой номер.

— Телепатия в действии, но с отсрочкой: я с прошлого понедельника собирался позвонить тебе. Уже думал, ты опять удрала с какой-нибудь швейцаркой в ашрам.

Эти пляски вокруг да около продолжались еще четверть часа. Мы пару раз касались главной темы, но посторонний слушатель ни за что не догадался бы, что это она и есть. Умение говорить обиняками мы отточили с тех пор, как Бена сбила велосипедистка. В эту игру можно было играть вдвоем, мы оба овладели ею, но Бену она всегда давалась легче, чем мне. У него была Саша. Мудрая женщина, которая подходила ему идеально, вплоть до нежелания иметь детей. А у меня — никого. Кажется, Мэрилин Монро в «В джазе только девушки» называла это «палочкой от леденца». Ради меня Бен не собирался расставаться с женой, да я об этом и не просила. Я предпочла бы жить в параллельном мире за пределами моего воображения. Чтобы все было по-другому. Но прежде требовалось сделать первый шаг.

Я должна принять решение. Раз и навсегда изменить свою жизнь. Положить конец воображаемому роману длиной в двадцать лет. Развестись с человеком, замужем за которым никогда не была. И двигаться дальше. Чтобы выжить, требовалось признать, что мужчина, которого я почему-то считала своим, никогда таковым не был и не будет. Значит, пора попрощаться — так, чтобы он об этом не догадался.

— Мне пора, Бен, — произнесла я решительнее, чем хотела.

— Ладно, дорогая. До субботы.

Наступила суббота, от волнения меня подташнивало. Толкнув дверь итальянского ресторана, я вдохнула аромат чеснока и оливкового масла. Эл, Клаудиа, Бен и Саша уже сидели за столом. Между Сашей и Беном осталось три свободных стула. Здороваясь, я поцеловалась со всеми. Первым, как обычно, был Бен. Потом я села рядом с Сашей, чего прежде не делала. Но пришлось. Я совершила первый шаг к свободе. Раньше я всегда садилась рядом с Беном. Я даже не задумывалась об этом и действовала рефлекторно. Больше этого не повторится. Я, Тесса Кинг, творец своей судьбы.

Расторопные официанты принесли вино, хлеб и оливки и оставили нас без помех изучать меню. Я разлила вино. Мы торжественно подняли бокалы и хором произнесли:

— За здоровье и счастье!

— А где Хэлен и Нейл? — спросила я.

— Они не предупреждали, что не придут, — отозвалась Клаудиа.

— Хэлен будет здесь обязательно, — заверил Эл.

«Пусть только попробует не прийти», — подумала я.

* * *

Чем усерднее мы старались расслабиться, тем более напряженной становилась атмосфера за столом. Все мы знали, по какой причине собрались, но никому не хотелось упоминать о ней. Вместо этого мы болтали о Сингапуре и советовали Элу и Клаудии, что посмотреть и где побывать. Говорили о месте назначения, а не о причине поездки. Два незанятых стула между мной и Беном отвлекали меня от напутствий Клаудии. Я то и дело поглядывала на часы.

— Может, позвонить ей? — наконец не выдержала я. — Вообще-то я говорила не с Хэлен, а с Нейлом. Неужели он ей не передал?

— Хэлен сама говорила мне, что придет, если не случится ничего из ряда вон, — сказала Клаудиа. — Она постарается. Видимо, не смогла вырваться вовремя.

Я постаралась закруглить неловкий разговор и повернулась к Саше:

— Куда ездила на этой неделе?

— Опять в Германию. В Берлин. — Она покачала головой и озорно улыбнулась. — Безумный город. Там я вечно всюду опаздываю.

— Осторожнее, Бен, — вмешался Эл. — Смотри, как бы Саша не сообразила, что ошиблась в выборе, и не удрала к какому-нибудь бюргеру с пивным брюхом и имечком вроде Бруно!

— Красиво сказано, — заметил Бен.

— Спасибо.

— За меня Бену нечего опасаться. — Саша нежно взглянула на мужа.

Над столом пронеслись одобрительные возгласы. Только я молчала, гадая, о ком еще беспокоиться Бену, если не о Саше. Или она хотела сказать, что он дает больше поводов для опасений?

— Вообще-то я видел почти всех мужчин, с которыми Саша ездит в командировки чуть ли не каждую неделю. И все они коротышки с объемистыми животами, неправильным прикусом и…

— мощными мозгами, — закончила за него Саша. — И между прочим, контролируют семьдесят пять процентов денежных рынков Европы.

Бен обвел взглядом собравшихся:

— Мне капец.

— Но я. к счастью, не ищу донора спермы, так что пока можешь не переживать.

В обычных обстоятельствах я посмеялась бы этой шутке, но в том-то и беда, что обстоятельства изменились. Саша мгновенно поняла, что сглупила. Мне было нечем сгладить ее промах. Я даже не могла превратить его в гротеск, потому что тогда обидела бы Клаудиу. Саша сама приставила к виску воображаемый пистолет и нажала курок.

— Прости, Клау, — пробормотала она.

Клаудиа хлопнула ладонями по столу.

— Прекрати! — потребовала она. — Всех касается. Хватит притворяться, будто мы собрались здесь не потому, что мы с Элом снова потеряли ребенка. Именно по этой причине я позвала вас на обед, так что притворяться ни к чему. Я не больна раком, я не умираю. Мы предприняли попытку, потерпели неудачу, но, возможно, попробуем снова. И может, переживем новое фиаско. Этим попыткам уже давно подчинена наша с Элом жизнь, но им не испортить нашу дружбу. Я хочу знать, с кем трахается ради забавы Тесса и что Саша меньше всего думает о детях, хочу услышать, как Бен жалуется Элу, что Саша вечно требует секса в каких-то диких позах, и…

— А ты откуда знаешь? — встрял Бен.

Сбить с толку Клаудиу не удалось.

— Можете сколько угодно говорить о месячных и не стесняться. Я хочу, чтобы мои друзья, у которых дети есть, сетовали на них и не испытывали угрызений совести. Хочу сказать Хэлен, что она прекрасная мать, и обязательно скажу, когда она приедет, а остальным вовсе незачем от неожиданности давиться моллюсками. Вы меня поняли?

Мы закивали.

— Хватит обиняков. Незачем осторожничать, будто все мы ступаем по тонкому льду. Ясно?

Мы снова кивнули.

— Итак, начнем по порядку, — подхватил Бен. — С кем это, любопытно, трахается Тесса ради забавы?

Я впервые услышала вопрос с таким очевидным подтекстом. Но мне уже осточертели игры.

— Недавно я пришла к пугающему выводу, — объявила я. — Я живу одна, а с сексом у меня полный порядок. И это может означать лишь одно…

— Слава электронике! — закончила Саша.

— Всегда ее недолюбливала.

— А зря. Знаешь, почему я храню верность мужу, несмотря на частые командировки? Потому что мой маленький дружок со мной.

— Ничего себе маленький, — вставил Бен.

— Правда? — удивилась Клаудиа.

Саша подмигнула — медленно и многозначительно. Мудрая женщина.

— У мужчин есть порнушка, а у нас, женщин, — секс-игрушки, и все мы возвращаемся домой счастливыми, к нашим мужьям и женам. Опасаться надо за тех, кто не смотрит порнушку и обходится без игрушек.

— И эти люди контролируют семьдесят пять процентов европейского денежного рынка? — уточнил Эл.

— Угу.

— Дорогая, нам пора покупать йены.

— Пора делать заказ. Похабничаем вовсю, а про еду забыли, — напомнила Клаудиа.

— Где же черти носят Хэлен и Нейла? — подала голос я.

Клаудиа, которая сидела лицом ко входу, кивнула на дверь. И нахмурилась.

Я обернулась. Хэлен со страдальческой гримасой прочно застряла в узком проходе, пытаясь протащить широченную коляску. На нее следовало бы повесить табличку «негабаритный груз» и предусмотреть конвой мотоциклистов. Несколько официантов уже спешили на помощь, сверкая улыбками и восклицая «чудные бамбинос!», но было ясно, что они кривят душой: близнецы по-прежнему были точными копиями лысого и одутловатого актера Росса Кемпа. Официанты просто держали марку, как и полагалось итальянцам. Заботились о репутации и отрабатывали чаевые. Но меня тревожило другое: одно дело, не щадить Клаудиу и не говорить обиняками, и совсем другое — притащить двух капризных младенцев на обед к женщине, которая всего две недели назад лишилась ребенка.

Бен поднялся:

— Похоже, она сама не справится.

— А где Нейл?

Никто не ответил. Мы смотрели, как Хэлен толкает громоздкую коляску между столиками, задевая стулья, сшибая с них людей, сумки и одежду. По пути от двери до нашего стола она извинилась раз двадцать. Если бы я знала, что она додумается прихватить с собой детей, я выбрала бы другой ресторан. Может, у меня и старомодные взгляды, но от Хэлен я такого не ожидала.

— Простите за опоздание, — пропыхтела она.

За опоздание? Только и всего? А не хочешь извиниться за то, что погрязла в своем потомстве и напрочь забыла о чувствах окружающих?

— Ничего страшного, — отозвалась Клаудиа. — Я рада тебя видеть.

Иногда великодушие Клаудии здорово бесит. Неужто никто так и не укажет Хэлен на чудовищную бестактность?

— А где Нейл? — с фальшивой улыбкой поинтересовалась я.

— Э-э… занят, его срочно вызвали на работу. Озвучка…

Все ясно: еще одна разгульная пятница. Сочувствовать трудяге Нейлу я не собиралась. Все двигали стулья, освобождая место для близнецов.

— Никак не предполагала, что ты придешь с детьми, — сказала я Хэлен, когда она уселась рядом со мной.

— У няни выходной. Нейл думал отпустить меня одну, но ему позвонили с работы, а мне так хотелось к вам… Но если что, мы сразу уйдем.

— Не глупи, — вмешалась Клаудиа. — В ближайшие два месяца я своих крестников не увижу. Спасибо, что привезла их.

— Они сыты, так что вряд ли проснутся.

Я присмотрелась: маскирующий крем Хэлен наложила слоем в палец толщиной, но даже «Туше Экла» не помог. Как обычно, она выгораживала своего дерьмового муженька. Под глазами Хэлен темнели круги, ее била дрожь. Раньше она рассказывала мне, как часто Нейл уходит в самоволки, а потом начала стесняться, тем более что Нейл упорно продолжал в том же духе, и поделать было нечего. «Я ненадолго». «Еще стаканчик — и разбегаемся». Или классическое: «Уже на пути домой». После таких звонков проходило еще несколько часов, Хэлен не находила себе места от беспокойства, пока ее супруг не вваливался домой на бровях, в таком состоянии, что не мог даже раздеться. Я советовала в таких случаях не впускать его в дом, но Хэлен боялась, что Нейл ее бросит.

Я решила, что Хэлен всю ночь провела на ногах — либо скандалила с Нейлом, либо в тревоге ждала его. Или же укачивала близнецов: поскольку сейчас они крепко спят, значит, ночью буянили. Еще неизвестно, явился Нейл домой или нет. И даже если явился, оставлять с ним детей Хэлен не решилась. Наверное, хлебнула кофе для бодрости и потащилась с коляской в ресторан. Лучше бы вообще не приходила.

— А как же Роуз? — спросила я, не сумев удержаться от издевки.

Хэлен вздрогнула и обернулась ко мне. Ага, чего-то боится. Тем лучше.

— У нее три недели не было выходных. Язык не повернулся просить.

— От лишней пары часов с детьми от нее не убудет.

— У нее свои планы.

Почему-то я не верила ни единому слову Хэлен.

— Выпей вина, — предложил ей Эл.

— Не могу, я кормлю грудью, — отказалась она.

— Ну и что? — подзуживала я. — Один бокал не повредит.

— Думаешь, я ограничусь одним?

Все засмеялись.

— Жаль, — заметил Эл.

— Они прелесть, когда спят, — заверила Хэлен. — Зато стоит им проснуться — не дают друг другу покоя.

— У друзей Саши по университету тоже близнецы, — сказал Бен. — Поначалу воевали, но едва подросли и научились играть друг с другом, оказалось, что больше им никто не нужен. Так что и вам скоро полегчает.

— Играть или лупить друг друга? — уточнила Хэлен.

— Это девочки, — пояснила Саша. — Терпеть не могу гендерные стереотипы, да еще по отношению к детям, но эта парочка может рисовать часами.

— От мальчишек такого не дождешься. — В голосе Хэлен явно прозвучали горделивые нотки.

Мне захотелось влепить ей пощечину. Я мельком взглянула на Клаудиу: та сидела с намертво приклеенной к лицу улыбкой. «Заткнись! — чуть не заорала я. — Что ты творишь! Мы собрались не для того, чтобы обсуждать твоих детей! Не добивай Клаудиу! Ты понятия не имеешь, что она пережила!»

Злость мешала мне найти какой-то выход из положения. К счастью, вмешался Эл — подозвал официанта и объявил, что мы готовы сделать заказ, хотя мы и не заглядывали в меню. По крайней мере, на время все отвлеклись, а когда покончили с заказом, Эл пустился в рассказ, как работал в Индии на большой стройке. Байка была смешная, я слушала вполуха и репетировала предстоящий выговор Хэлен. Элу пришлось развлекать всю компанию бородатыми шутками только для того, чтобы Хэлен не терзала его жену, и это доводило меня до белого каления.

Меня лучше не злить. Когда кто-то вызывает у меня сильные эмоции, противиться им бесполезно: все равно вскипят и вырвутся наружу. Я не умею управлять разочарованием, яростью или грустью. Если я растеряна, я выгляжу растерянной. Шпионка из меня никакая. Зато когда я счастлива, я хохочу во все горло и улыбаюсь незнакомым, когда довольна — излучаю умиротворенность. У этой монеты есть и третья сторона: мое непроницаемое лицо. Таким оно бывает, когда от сильных эмоций я замыкаюсь в себе. В эти минуты я самой себе противна. Всякий раз, когда Хэлен открывала рот, я напрягалась, а когда обращалась к ней, в голосе слышались издевка и злоба. В конце концов я смылась в туалет, только чтобы побыть подальше от Хэлен.

Клаудиа застала меня в туалете за разглядыванием собственного отражения. Я понимающе улыбнулась, думая, что и она просто удрала из-за стола.

— Как ты? — спросила я.

— Буду в порядке, когда ты прекратишь наезжать на Хэлен.

— Что?

Клаудиа прислонилась к раковине.

— В том, что Нейла вызвали на работу, она не виновата.

— На работу, как же!

— Тесса, разве это справедливо? Вспомни, сколько раз твоей подруге Билли не удавалось договориться с няньками и ты всюду таскала Кору с собой. И Франческа не встретила тебя в аэропорту по той же причине. Дети всегда на первом месте, и ничего тут не попишешь. Если Фран и Билли можно, почему Хэлен нельзя?

— Я все понимаю. Но тут совсем другое дело. Разве ты не видишь?

— Ты что, совсем не слушала меня за столом? Конечно, мне тяжело. И не только сейчас, но и все эти годы. Я считаю детей на улицах — всех, которых вижу. Мой рекорд — сорок четыре малыша за день. Сорок четыре не моих ребенка.

— Вот именно! И это твой прощальный обед. Ты прошла сквозь ад.

— Ты опять не поняла меня. Я вовсе не хочу, чтобы у этих сорока четырех матерей не было детей. Не хочу, чтобы у Хэлен не было близнецов. Я желаю, чтобы у тебя появились дети, когда ты будешь готова, хочу слышать про каждый чих и пук твоего малыша. Поменяйся мы с тобой местами, я тоже надоедала бы тебе рассказами о детях, но болтала бы о них вместе с тобой, а не вместо тебя. Если бы Хэлен решила, что мне будет неприятно видеть ее с детьми и не пришла бы, я поняла бы, что обречена. Понимаешь, она польстила мне, взяв с собой детей.

— А по-моему, ты слишком рьяно защищаешь ее. Она просто ничего не замечает вокруг, кроме близнецов и муженька.

— Само собой. Когда Нейла вызвали на работу, Хэлен подумала: «Отлично, теперь-то я испорчу Клаудии прощальный обед. Ведь они с Элом всего неделю назад потеряли ребенка. Редкая удача!»

— Никуда Нейла не вызывали.

— Какая разница? Нейл мне не друг — в отличие от Хэлен. Она стремится сохранить отношения между нами. Малышей она взяла бы с собой в любом случае, независимо от моего выкидыша. Вы все должны вести обычную, нормальную жизнь, иначе я свихнусь.

Клаудиа с трудом сглотнула, пригладила прическу и снова взглянула на меня. Я присмотрелась: теперь, когда она откинула волосы со лба, стало видно, что граница роста волос отодвинулась. Обычно волосы падали на лоб Клаудии, и я ничего не замечала, а они, оказывается, поредели.

Клаудиа перехватила мой пристальный взгляд, и я отвела глаза.

— Хэлен привезла сюда малышей, поэтому я обязана вести себя нормально. И ты должна это понять.

— Но ведь это невероятно трудно.

Трудно и эмоционально, и физически, судя по виду Клаудии.

— А хотя бы и так. Не тебе мучиться, так что же ты злишься?

Я уставилась на нее.

— Ну что с тобой, Тесса?

Я покачала головой.

— У тебя что-то стряслось?

Вот чем плохи давние подруги — от них ничего не утаишь.

— Ты беременна?

У меня отвисла челюсть.

— Боже, нет, конечно!

— Но в случае чего сказала бы мне, правда?

Я притянула к себе Клаудиу, чтобы она не видела облегчения у меня на лице.

— Я не собираюсь беременеть, у меня даже мужчины нет.

— Ты же постоянно с кем-то спишь.

— Ну спасибо тебе.

— Просто… всякое бывает.

— Но не со всеми. Кто рискует, тот и попадается. А я не рискую…

Клаудиа приготовилась возразить.

— Да, не рискую!

— Чушь. В прошлый раз ты пользовалась кондомом?

Вообще-то нет — ни в спальне, ни в душе.

— Так нечестно. У меня были особые обстоятельства.

Клаудиа скрестила руки на груди.

— Это значит «нет, Клаудиа, не пользовалась, потому что я дура»?

— Я пью таблетки, — оправдывалась я.

— А о хламидиозе ты слышала? Не говоря уже обо всем остальном.

— Конечно, но…

— Думаешь, тебя это не коснется?

— Однажды уже коснулось, Клаудиа.

— Хм… — Она задумалась, подбирая слова. — А если ты наконец встретишь свою половинку, захочешь детей и вдруг обнаружишь, что не можешь забеременеть только потому, что раньше не пользовалась презиками? Вот смеху-то будет.

— Сейчас речь не обо мне.

— А ты не увиливай. Ишь, научилась.

— Клаудиа, извини, что я разозлилась на Хэлен, — обиженно произнесла я. — Но это еще не значит, что надо злиться на меня.

— Иногда ты здорово бесишь.

Я совсем растерялась. Если кто и заслуживает упреков, так это Хэлен — избалованная эгоистка Хэлен с гигантской коляской и сумками для памперсов.

— Ты что-то скрываешь от меня, я точно знаю. — Клаудиа дырявила меня взглядом.

— Ошибаешься.

— А больше ничего сказать не хочешь?

О чем, например? Признать, что у тебя не будет детей? Я открыла воду и тщательно вымыла руки. Разговор затянулся, пора было заканчивать его, чтобы не ляпнуть лишнее.

— Извини, что я цеплялась к Хэлен, — послушно сказала я, отошла к сушилке и подставила под нее мокрые ладони.

Сушилка не включилась. Клаудиа принесла мне клок туалетной бумаги.

— Спасибо. Больше не буду, обещаю тебе. Думаешь, Хэлен заметила?

— Тесса, ты у нас сильная личность. Когда ты бушуешь, нам остается только разбегаться во все стороны.

— Ну, подруга, ты тоже не оранжерейное растение.

— Знаешь, когда я смотрю на тебя, меня тревожит… — Клаудиа сделала паузу, и я тут же воспользовалась ею:

— Честное слово, я больше не буду нападать на Хэлен.

Клаудиа накрыла ладонью мою руку и долго смотрела мне в глаза.

— Тесса, у тебя никогда не возникало ощущения, что мы застряли на одном месте? Я — с ребенком, ты — с…

Она опять не договорила, а подсказывать я не собиралась. Я недоуменно смотрела на нее. В такие минуты полезно уметь блефовать. Этим искусством я владею в совершенстве. Кстати, о блефе: надо бы научиться играть в покер. Если за близких я переживаю так, что все эмоции написаны у меня на лице, то могу быть непроницаемой как стена, когда речь идет обо мне. Маму мое выражение лица выводит из себя.

Клаудиа сдалась:

— Я понимаю, ты не выносишь Нейла, но Хэлен слаба духом. Ей нужна опора. И защита от матери. Нейл дает ей и то и другое.

— Из огня да в полымя.

— Может быть. И все-таки постарайся понять ее. Тебя любили с первой минуты. Ты привыкла быть любимой и на меньшее не соглашаешься. И правильно делаешь: ты заслуживаешь любви. А Хэлен никогда не знала ее, так будь подобрее к ней, не ревнуй ее к детям. Поверь мне, это очень обидно — обнаружить в себе неиссякаемый источник материнской любви и вдруг осознать, как мало тебя любили. Прибавь гормоны — можешь мне поверить, они любого сведут с ума, — невнимательного мужа, немереные деньги, бессонницу… Сказать по правде, она держится молодцом.

Я надеялась, что постепенно остыну, но гнев упорствовал.

— Ты нужна ей, только она об этом никогда не скажет, — добавила Клаудиа.

Уловка сработала: люблю быть незаменимой.

— Я буду скучать по тебе, — сказала я. — Хоть ты и старая карга.

— А ты приезжай к нам в Сингапур. Дадим Элу спокойно поработать, будем вдвоем кочевать с одного пляжа на другой.

Мысль показалась мне заманчивой.

— Пожалуй, я смогла бы.

— Конечно.

— Я серьезно.

Клаудиа с жаром закивала.

— А пока перестань изводить Хэлен, ладно?

— Ладно.

— Вот и хорошо. — Клаудиа взяла меня за руку. — Пойдем еще выпьем. В небеременном состоянии есть свои плюсы!

Заставить себя извиниться перед Хэлен я так и не смогла, но заглянула в коляску, поумилялась близнецам и похвалила их поведение: они спали так же крепко, как на крестинах. И задумалась: неужели Хэлен твердит о бессонных ночах и усталости только затем, чтобы скрыть истинную причину своей бессонницы, а именно — отсутствующего мужа? Хэлен заметно успокоилась, и я, чтобы загладить вину, оценила ее наряд на крестинах и отметила, что она неплохо выглядит.

— Прости, что на крестинах я так поспешно ушла, — тихо сказала мне Хэлен. — Светские беседы меня вымотали. И еще… извини, что сорвалась на тебе.

— Ничего подобного.

— Я превратилась в брюзгу. Но я исправлюсь, вот увидишь. Давай как-нибудь встретимся и поговорим не о премьерах Нейла, а о нас с тобой, как раньше.

Надо же, и полутора лет не прошло.

— Было бы неплохо, — отозвалась я, но скакать до потолка от радости не стала.

— А мне можно к вам на девичник? — спросила Саша. — А то кругом одни мужики.

— Мальчишек я оставлю с Нейлом, он сам уложит их.

— Я слышал, для него это событие мирового масштаба, — вмешался Бен.

Я ждала, что Хэлен обидится и упрекнет меня за болтливость, но она только широко улыбнулась:

— И не говори. По-моему, он до сих пор не может запомнить, как зовут детей.

Мы рассмеялись, причем Хэлен — громче всех. Она опять оказалась в центре внимания. Мне следовало бы порадоваться тому, как стремительно исправляется моя подруга, а я почему-то не могла избавиться от чувства неловкости. Заказав еще вина, я наполнила доверху все бокалы. Возлияния развязали языки всем, кроме Хэлен, за столом стало шумно. Близнецы вели себя как паиньки, и мы единодушно согласились с тем, что сон полезнее бородатых анекдотов и баек, которыми нам никогда не надоедало кормить друг друга. Клаудиа широко улыбалась мне. Она все-таки добилась своего: устроила обед в непринужденной дружеской обстановке, в компании людей, у которых нет бед и забот. Большего заблуждения нельзя было и представить.

* * *

Эл и Клаудиа улетали на следующее утро. В пять мы наконец попросили счет и ушли, оставив на несвежей белой скатерти батарею бокалов из-под «лимончелло». Хэлен убежала первой, как только начали просыпаться близнецы. Мы уговаривали ее остаться, но она объяснила, что все равно не сумеет покормить детей в ресторане — они будут отвлекаться на каждый шорох. Мне подумалось, что кормление детей в присутствии Клаудии было бы верхом цинизма. Сохранять адекватность — одно дело, а стремиться переплюнуть подругу — совсем другое, поэтому удерживать Хэлен я не стала.

Мы впятером вышли из ресторана и остановились на тротуаре. Вот и все, пора прощаться. Обняв Эла, я с изумлением отметила, что у него под кожей отчетливо прощупываются ребра. Он исхудал сильнее прежнего. Я еще раз повторила, что он отличный друг. Пока Саша обнималась с Элом, я попрощалась с Клаудией и пообещала следить за рейсами. Чтобы дать Саше попрощаться с Клаудией, я отошла в сторонку, к Бену. Эл поймал такси, Клаудиа и Саша о чем-то оживленно беседовали. Мы с Беном касались друг друга плечами, жар тела будто прожигал ткань. Бен положил руку мне на плечо, пожал его и тут же отошел к Элу. Мы махали Элу и Клаудии, пока такси не скрылось за углом. Мы остались втроем.

Саша высмотрела автобус.

— Бежим, он идет прямо до дома.

— Автобус? — нерешительно переспросил Бен.

— Не будь снобом. Шевелись, лентяй!

Бен обернулся ко мне.

— Скорее! — Саша уже успела домчаться до остановки и неистово махала рукой.

— Иди, — улыбнулась я.

— Не хочу оставлять тебя здесь одну.

— Ничего, не пропаду.

— Точно?

— Иди, — повторила я и подтолкнула его к Саше.

— На премьере увидимся?

— На какой премьере?

— У Нейла.

А я про нее и забыла.

— Конечно!

— Устроим свидание. — Он послал мне воздушный поцелуй и побежал за Сашей.

С хмельными улыбками оба долго махали мне с верхней площадки автобуса. Тайно чертыхаясь, я махала в ответ. Больше Бен не будет служить мне костылем. Хватит с меня попыток занять Сашино место — я дала себе клятву. Поплотнее запахнув плащ, я смотрела вслед автобусу. «Не хочу оставлять тебя здесь одну. Не хочу оставлять тебя здесь одну. Не хочу оставлять тебя здесь одну».

— Не хотел бы — не оставил, — пробормотала я, опуская руку.

Наконец автобус свернул за угол и увез последних моих друзей. Я осталась совсем одна.