Последнее, о чем я спрашиваю перед тем, как покинуть участок: собираются ли они арестовать Антонио. Детектив Форестер сказала только, что я могу не пытаться предупредить его. Это вызывает у меня ощущение, что, наверное, они уже следят за ним или ждут, когда появится весомое доказательство, чтобы нанести удар тогда. Может, ждут, когда я проколюсь и выдам себя в том, что я его сообщник, чтобы они могли арестовать нас обоих. Что бы там ни планировала Форестер, к моменту, когда я покидаю полицейский участок, где воздух густой и удушливый, я думаю только об одном: то, как я возвращаюсь к своей жизни, совсем не соответствует моим ожиданиям. Та жизнь закончилась.

Начнем с фактов. Факт номер один: Антонио лжец. Он не был в Италии. Он был с ней. В баре. И лучше не стоит притворяться, что это не он находился с ней на расстоянии достаточно близком, чтобы можно было слизнуть пот с ее кожи. Он уютно расположился у ее шеи, шепча ей что-то на ухо. Это могло длиться лишь несколько мгновений. Вполне возможно, что детектив Форестер распечатала именно этот момент, чтобы выставить его в плохом свете, эдакое разоблачение знаменитости, только-только из печати. Возможно, она думала, что это породит недоверие, что я буду чувствовать себя преданной, раскрою чертову правду и разрешу ее маленькую загадку признанием. В конце концов, для этого она позвала меня, верно? Чтобы увидеть, не сдам ли я его, как отверженная, пылающая от гнева женщина, готовая и себя погубить, если удастся утянуть за собой изменника. Такая уж проблема с фотографией: это вещь столь сиюминутная, что разум не может отказать себе в удовольствии и не додумать, какими были часы до и после запечатленного момента. И в этой истории Антонио – лжец. Он виделся с моей сестрой. Не ездил в Италию. Скоро его подвергнут допросу. Антонио – чертов лжец.

Факт следующий: мой отец оставил мне самую лучшую часть семейного имущества. Деньги, не считая небольшой суммы, чтобы Элли не голодала, и дом. Также все украшения моей матери, которые, принимая во внимание изысканное колье, которое я заметила на ее окоченелой шее, представляют собой обширную коллекцию. Я всегда хотела иметь чуть больше от своей семьи, и вот получила. Сорвала куш. Беда в том, что мне это все больше не нужно. Лучше бы он не заморачивался.

А все потому, что – факт последний, вишенка на торте, гвоздь программы – я выгляжу лгуньей. Все произошедшее, начиная с того, как я поехала туда в отчаянной попытке узнать правду, и заканчивая моим решением уехать сразу после смерти отца, создает впечатление, будто я все спланировала. Детектив Форестер смогла каждое мое действие со смерти моей матери истолковать как попытку обеспечить себе наследство. Хотя она сказала мне, что не считает меня причастной, я знаю, что она просто ждет доказательство обратного. Как будто я какой-то криминальный авторитет, который может управлять жизнью и смертью на расстоянии и нажиться на этом. Бздынь! Я сорвала гребаный джекпот.

Я сижу в своей машине, смотрю на телефон, единственный способ связи с Элли. Беру его, набираю номер, слушаю, как идут гудки. Детектив Форестер права насчет одного. Я действительно должна была позвонить ей раньше. Включается автоответчик и я записываю сообщение:

– Элли, привет. Это я, – говорю я нежным добрым голосом, как будто пытаюсь уговорить котенка слезть с дерева. Жертву. Я могу сыграть нужную роль, если это поможет выманить ее. – Все очень за тебя переживают. Полиция ищет тебя. Я тоже переживаю. Я очень хочу, чтобы ты связалась со мной… Я… – приостанавливаюсь ненадолго, думая, что еще можно сказать. Слова не идут на ум, и я вешаю трубку.

Бросаю телефон на пассажирское кресло и двумя руками крепко хватаюсь за руль. Начался дождь, и когда я выезжаю на Брикстон-роуд, машину немного ведет, земля становится скользкой от измороси позднего лета и пыли. Дворники машут из стороны в сторону, лишь на мгновение позволяя различить ближайший метр впереди сквозь дождь, который начинает лить как из ведра. Я съезжаю на полосу для общественного транспорта, тянусь за телефоном. С усилием нажимаю на кнопки, снова набирая номер Элли, и когда включается автоответчик, я оставляю сообщение, сказав то, что хотела сказать в первый раз.

– Элли, где тебя, черт возьми, носит? Это выглядит так, будто это я все устроила. Не смей вот так пропадать сейчас. – Со стуком швыряю телефон на кресло и выезжаю обратно на дорогу, чувствуя себя уже лучше.

Паркуюсь и бегу по дождю к «Старбаксу», расположенному совсем рядом со станцией метро. Заказываю эспрессо и сажусь у стойки этого переполненного людьми кафе, в котором пахнет теплой смесью корицы и ванили. Через запотевшие окна я со своего места наблюдаю за людьми, проходящими мимо. Цветочница, торговавшая напротив, спешит убрать вазы с нарциссами, тюльпанами и веточками гипсофилы. Люди снуют туда-сюда, всем нужно куда-то. Кто-то спешит зайти внутрь, спрятаться от дождя, нагруженный дорогими пакетами из бутиков, приносит с собой запах летнего дождя. Например, мать с ребенком в коляске. Кто-то помогает, освобождая им проход, отставляя стулья с их дороги. Но ребенок плачет, рыдает, как будто от боли. Смотрю на женщину, она покупает напиток и печенье для ребенка, которое он тут же разбивает о стол, крошки взмывают в воздух, словно конфетти на свадьбе. Женщина чуть ли не плачет, он совсем ее достал. Однако она поднимает его, укачивает на коленях. Так просто. Через пару минут он уже спит. Она перехватывает мой взгляд, неловко улыбается мне. Насколько это может быть трудно? Я отворачиваюсь и смотрю на свое покрытое капельками отражение на стекле, даже не уверена, что вообще понимаю, кто я.

Проходит час, и дождь сходит на нет. Постепенно народу в кафе становится все меньше, женщина с ребенком уходят одними из первых. Я пытаюсь улыбнуться, когда она идет к выходу, но момент для того, чтобы завязать дружбу, упущен и я возвращаюсь к своему отражению, чувствуя неловкость. Мне всегда было тяжело заводить друзей, поэтому, видимо, теперь мне не к кому обратиться. Предполагаю, я так никогда и не научилась вливаться в общество, вопреки всем усилиям тети Джемаймы.

Я еду домой, напоминая себе на каждом повороте, где именно он находится. Дом. Дом. Поверни налево к дому. Перед тем как выйти из машины, проверяю телефон, но ответа от Элли нет. Чтобы занять чем-то время, я звоню по номеру, оставленному мисс Эндикотт.

– Да, здравствуйте? – Она отвечает своим самым лучшим голосом для телефонных разговоров, тон смягчен ее шотландским акцентом. Голос звучит настолько иначе, что сначала я не уверена, что это она.

– Здравствуйте, мисс Эндикотт? Это миссис Джексон. – На том конце провода возникает замешательство, поскольку я продолжаю свой обман. – Мы встречались в школе пару недель назад. – Тишина, она думает, и я пытаюсь помочь ей вспомнить. – Я узнавала о возможности обучения своих детей.

– Ах, да, – произносит она медленно, словно части головоломки встают на свои места. – Я не была уверена, что вы мне перезвоните.

– Ваше сообщение показалось мне важным. Вы сказали, что есть информация, которую я должна знать. – Я не очень понимаю, почему я хожу вокруг да около. Я бы с радостью просто выложила все, сказала бы, что видела ее на похоронах, что на самом деле я – часть семьи, которая живет в «Матушке Горе», месте, которое совсем не продается. Но я помню, какой странной была реакция Элли, когда она увидела мисс Эндикотт в церкви, и поэтому я приклеилась к своей фальшивой маске, надела ее, как бронежилет.

– Да, я так говорила, миссис Джексон. Это насчет дома, о котором вы спрашивали во время своего приезда. Он теперь свободен, но, – и она останавливается, последний вздох перед тем, как она позволит себе упасть без страховки. – Думаю, мы обе знаем об этом. Я хотела предупредить вас заранее, что купить этот дом будет очень непросто.

– О, – говорю я, разыгрывая удивление, цепляясь за свою собственную ложь, хотя уверена, что она уже сама признала, что знает, кто я. – Что ж, я буду иметь в виду ваш совет. Жильцы съехали?

– Жильцы действительно съехали. В лучший мир. Еще есть дочь, но по слухам, она не унаследовала дом. – Последние слова она произносит шепотом, как будто это горячие новости, от непристойной сплетни у нее чешется язык, от ее слов точно исходит пар. Я слышу голоса и смех в отдалении и понимаю, что потеряла счет времени. Смотрю на часы, сегодня вторник.

– Простите, мисс Эндикотт, но вы сейчас на работе? Вероятно, вокруг люди, и вы не можете говорить?

– Да, именно так, моя дорогая. А теперь послушайте. Дом пуст, но вряд ли сразу будет выставлен на продажу. Я подозреваю, что его должен унаследовать кто-то еще, – продолжает она, проигнорировав мой вопрос, но при этом умудрившись на него ответить. Я продолжаю этот туманный разговор.

– Кто унаследует дом?

– Миссис Джексон, мы с мистером Уиттерингтоном хорошие друзья. Просто друзья, имейте в виду. Не хочу создавать путаницу. – Нет никакой путаницы. – Мистер Уиттерингтон – юрист, уполномоченный по работе с наследством. Но вы это все, наверное, уже знаете, – бормочет она. Представляю, как она, обычно грубая и властная, отворачивается, прячется в уголке, прикрывая рот ладонью.

– Да, я знаю. – Я теряю терпение и не могу больше притворяться. – Я вас умоляю, мисс Эндикотт, вы прекрасно знаете, кто я, – отрезаю я. – Поэтому вы мне и позвонили. Ближе к делу.

На минуту воцарилась тишина, остались только смеющиеся голоса в отдалении. Я гадаю, не испортила ли я все, может я неправильно поняла наш разговор и выдала себя. Но мисс Эндикотт хихикает, как будто это шутка. Я достаю сигарету и зажигаю ее по-быстрому, со скрипом раскрывая окно. Вдох. Выход. Внутрь попадают холодные капельки воды, капая мне на ногу.

– О да. Конечно, миссис Джексон. Вы предоставили мне всю необходимую информацию, когда приезжали увидеться со мной в школе. Я все прекрасно поняла.

– В таком случае, – говорю я, радуясь, что мы говорим об одном и том же, – раз вы знаете, кто я, объясните, что происходит. Вы должны знать, что моя сестра пропала. – С силой затягиваясь сигаретой, я прикрываю окно, чтобы дождь не попадал внутрь машины.

– Ну да, дорогая моя. Конечно. И поэтому мне не оставалось ничего другого, кроме как позвонить вам. Мистер Уитеррингтон разбирается с передачей наследства, но, должна подчеркнуть, что я бы вам посоветовала не следовать этому пути. Видите ли, есть некоторые моменты, касающиеся наследства первой дочери.

– Мисс Эндикотт, будьте откровенны со мной. Что вы пытаетесь мне сказать? – Я выбрасываю окурок. Не понимаю. То она пытается мне помочь, то в следующий же момент она говорит загадками. На похоронах она даже не разговаривала с моим отцом, так почему она так стремится помочь мне сейчас? Знает ли она об Элли что-то, чего не знаю я? Об ее исчезновении? Если знает, то зачем скрывать?

– Я просто думаю, что вы должны оставить этот дом, миссис Джексон. Не стоит он риска. Но, разумеется, если вы приедете, я с удовольствием встречусь с вами и постараюсь помочь вам найти недостающие кусочки пазла, если можно так выразиться.

– Вы предлагаете мне приехать в Хортон, мисс Эндикотт?

– Да, я с радостью увижусь с вами снова. В любое время, когда вам будет удобно заехать. Спасибо, что перезвонили, моя дорогая.

– Подождите, мисс Эндикотт! – Но она уже повесила трубку. Я снова набираю ее номер, но она не отвечает. Даже голосовая почта не включается.