В каждом англосаксе есть что-то от сыщика. Скорбь по Хейнсу возродила в сознании Дика Колтона непреодолимую жажду мести. Однако доктор не переставал удивляться, как сильно ему в душу успел запасть репортер за столь непродолжительное знакомство. С таким же удивлением он осознавал, что работа его мозга резко стала заточена на поиск кровавых следов, и чувство долга другу и острое желание довести это дело до логического конца, теперь занимали все его мысли. Или почти все, ведь где-то в глубине души, за пределами сознания таились мечты о Долли Равенден.

Было ясно одно: что бы ни было причиной других смертей, Харрис Хейнс и Пол Сердхольм точно были умерщвлены одним и тем же способом. Но какой мотив мог коснуться этих двоих? Мог ли Брюс иметь к этому отношение? Действуя, как по его мнению поступил бы в данной ситуации Хейнс, Колтон разослал необходимые телеграммы и отправился на станцию Боу-Хилл. Брюса там не оказалось. Он ушел еще рано утром якобы на рыбалку. Доктор кратко рассказал дежурному офицеру о произошедшем и предложил задержать Брюса, как только тот вернется. Согласие на это было дано без возражений, однако не без шокированного недоумения и неверия в то, что спасатель мог иметь хоть какое-то отношение к убийству человека.

— Дурная слава накрепко пристает! — сказал офицер. — Брюс же был где-то рядом, когда убили Сердхольма, и он подозреваемый. Он рассказывал, как мистер Хейнс помогал доказывать его непричастность к остальным смертям.

— Это правда, — ответил Колтон. — Хейнс не думал, что он виновен. Как и я. Но обстоятельства заставляют подозревать.

Тело Хейнса принесли домой только поздним вечером — долго ждали коронера, ехавшего на вызов добрых пятнадцать миль. Официальное расследование ничего не дало. Брюса допросили; он вел себя нервно и жалко, но рассказал все о сегодняшней рыбалке и даже продемонстрировал свой улов.

Колтон окончательно запутался в этом лабиринте. Ближе к ночи к нему зашла Долли Равенден: ее невероятная красота была затуманена льющимися слезами, но для тоскующего мужского сердца даже это было как-то по-особенному очаровательно.

— Доктор Колтон, — сказала она, — я не знаю, что делать с Хельгой. Она словно без сознания. Мы с вашим братом весь день были рядом с ней, и из ее глаз не выпало ни слезинки. Они будто застыли глубоко внутри. Я очень переживаю за ее рассудок. Она винит себя в смерти мистера Хейнса.

— Я хочу, чтобы вы ей кое-что передали, — сказал Дик. — Скажете?

— Может быть лучше сами подойдете?

— Думаю нет. Лучше вам ей сказать. Передайте вот что: Хейнсу и так оставалось недолго. Не больше года. Он и сам это знал.

— А вы откуда знаете? — с недоверием спросила девушка.

— Он рассказал мне о болезни. Это было как раз когда я спрашивал у него, стоит ли звать сюда Эверарда.

— Получается, вы дали мне напрасно вас обвинить, — тихо сказала Долли. — Почему вы мне не сказали, что мистер Хейнс знал о приезде Эверарда? Разве справедливо было с вашей стороны позволять мне обходиться с вами столь нехорошо? Мне так стыдно за свои слова. Очень стыдно.

Она подняла на доктора свои умоляющие глаза и сделала шаг навстречу. Дик задержал дыхание как человек, боящийся спугнуть прекрасное видение.

— Я не хотела, — смело продолжила Долли, смущенно опустив глаза. — Когда я увидела, как сильно вас задела, мне стало очень жаль.

— Это я должен просить у вас прощения, — хрипло сказал Дик, — за то, что поверил вашим словам вопреки зову сердца. Знаете, почему это меня так задело?

— Да, — нежно сказала она, не без удовольствия подтверждая догадку смущенного доктора.

— Долли, вам есть до этого хоть какое-то дело? — взмолился он, протягивая к девушке руки.

— Я не знаю, — последовал нерешительный ответ. — Пока не спрашивайте. Прошло еще слишком мало времени. Сейчас я должна думать о Хельге.

— Да, — сказал Дик. — Я подожду, с удовольствием буду ждать сколько нужно.

В этот момент — о какая странная штука женское сердце — острая боль разочарования резко сменилась трепетом восхищения. Долли была просто поражена преданностью и сдержанностью влюбленного доктора.

— Я передам ей ваши слова, — сказала девушка. Она на секунду замерла, а затем осветила все пространство своей ослепительной улыбкой. — По-хорошему вам бы влюбиться в Хельгу, — сказала Долли. — Но я рада, что это не так! — С этими словами она выбежала из комнаты.

Вечерний поезд в ответ на телеграмму Дика привез молодого человека, представившегося Элдоном Смитом, репортером из газеты Хейнса «Новая эра», и взрослого, статного и необычайно красивого мужчину, чье имя было известно всей стране за его успехи в редакционной деятельности. Арчер Мельбурн был единственным приближенным Хейнса. Он сразу же включился в дело.

— В последний раз общался с мистером Хейнсом с неделю назад, — сказал он Дику Колтону. — Верь я в такие вещи, я бы сказал, что у него было какое-то предчувствие смерти. Он писал мне, что его похоронят в холме у «Третьего дома». Все его имущество, надо сказать не маленькое, включая страховку, переходит мисс Хельге Джонстон до ее вступления в брак. Меня он сделал своим душеприказчиком, и вас, кстати, тоже.

— Наверняка у Хейнса были более проверенные временем друзья, — начал Дик, — которые…

— У Хейнса было совсем не много близких друзей. Он очень хорошо разбирался в людях, и вы, кажется, быстро заслужили его доверие. Он оставил вам одну необычную просьбу. Хочет чтобы вы не позволили мисс Джонстон выходить замуж на условиях, в которых сами никогда бы не оставили женщину, любимую вами больше всего на свете.

— С Божьей помощью! — торжественно сказал Дик.

— Что касается обстоятельств гибели Хейнса… дошедшие до меня слухи слишком уж дикие, чтобы быть правдой.

— Таковы факты, — кратко ответил Дик.

— Со мной сюда приехал Элдон Смит. Никто лучше него не разбирается в печатном деле. Конечно он здесь как представитель их газеты, прибывший почтить память усопшего коллеги. Главный редактор и остальные товарищи прибудут завтра на похороны. Еще я думаю, что Смит собирается провести расследование. Может быть вы расскажете ему, что знаете.

Дик Колтон поделился известными ему фактами с двумя журналистами. Смит периодически что-то отмечал в своем блокноте, а по завершении рассказа произнес:

— Ничего подобного в жизни не слышал. Если уж мистер Хейнс не справился с этим делом, то вряд ли у кого-нибудь есть шанс. Но я сделаю все, что в моих силах.

После интервью к Дику в комнату вошел Эверард.

— Господи, Эв, — сказал Дик. — Ты лет на десять постарел. Взбодрись, приятель!

— Дик, — сказал брат, — я сдался. Теперь я вижу как глупо было надеяться завоевать сердце Хельги. Я буду рядом с ней, пока мы не разберемся со всем этим бредом, а затем уеду навсегда.

— Не зарекайся, — сказал Дик, но тут же остановился, вспоминая свое обещание.

— Это слова Долли, — безнадежно ответил Эверард. — Но я не слепой. Я знаю, каким человеком был Хейнс. Как может такой как я претендовать на его место?

— В любом случае, — сказал Дик, — сейчас ты очень нужен Хельге. Ты и мисс Равенден. Тебе нельзя сейчас уезжать, Эв.

— О, да я останусь, — устало ответил юноша. — И ныть не буду. Но буду очень рад, когда наконец смогу выбраться отсюда. Даже если бы я думал, что есть хоть какой-то шанс… а-ах, парниша не может состязаться с мертвым! Как трусливо!

— Эв, — ласково сказал Дик, — ты не знаешь… — но резко запнулся. — Как она сейчас?

— Так же. Мистер Мельбурн побыл с ней немного, принес несколько старых писем Хейнса. Она их приняла, но читать не стала.

— Мисс Равенден уже рассказала ей о болезни Хейнса?

— Какой болезни? Долли пыталась ей что-то сказать, но Хельга, кажется, вообще не воспринимает информацию.

— Она скоро выйдет из оцепенения, — сказал Дик. — Тебе лучше вернуться к ней сейчас, Эв.

Уже совсем поздно тем вечером к Дику в дверь постучал Элдон Смит. Он застал доктора за разговором с профессором Равенденом.

— Это определенно самый необычный случай в моей практике, — сказал юный репортер. — Столько людей успело потоптаться тут до моего приезда, что на песке уже совсем ничего не осталось, кроме пары едва заметных странных отметин. Вы уверены, что там не было никаких человеческих следов?

— Абсолютно, — в один голос сказали профессор и Колтон.

— И говорите, мистер Хейнс был уверен, что не было следов человека и у тела этого Сердхольма?

— Он твердо стоял на этом.

— Конечно, теорию о птеранодоне можно сразу отбросить.

— Профессор Равенден так не думает, — сказал Дик.

— Прошу прощения, профессор; я понимаю…

— То, что птеранодон до сих пор существует, безусловно кажется невозможным, — сказал профессор Равенден. — Но то, что следы на песке и ископаемый отпечаток идентичны, неоспоримо. Я не могу так просто взять и отбросить теорию о рептилии только потому, что она считается вымершей.

— Ну… все, что могу сделать, — это попробовать еще раз завтра. Доброй ночи, — сказал репортер и вышел из комнаты.

— Если бы Хейнс был жив, — сказал Колтон, как только Смит ушел, — он первым делом с утра отправился бы на пляж. Так собираюсь сделать и я.

— Думаете, это безопасно? — спросил профессор.

— Не совсем, но у меня будет револьвер.

— Это не очень-то помогло нашему бедному другу, — возразил профессор. — Может быть мне пойти с вами?

— Спасибо, сэр, — сказал Дик. — Если сможете, я был бы очень рад. И мы разделимся: вы пойдете через холмы, а я — по следам Хейнса вдоль пляжа. Встретимся у оврага. У вас, конечно, будет оружие?

— Конечно. Да, думаю это хороший план.

После полуночи Дика позвали к Хельге. В конце концов она вышла из этого полузабытья и дала волю настолько жестокому горю, что Долли с Эверардом были просто в ужасе. Дав девушке успокоительное и приказав Эверарду идти спать, Дик сел в своей комнате и предался туманным размышлениям и догадкам почти до самого рассвета. В ту ночь доктору пришлось довольствоваться лишь тремя часами неспокойной дремоты.

Рано утром на цыпочках, не обуваясь, Дик тихо прокрался по лестнице и отправился на пляж. Вышел он еще раньше, чем договаривался с профессором, потому что хотел освежиться коротеньким заплывом в уже остывшем океане. Окунувшись, доктор быстро оделся и отправился на место встречи.

У Грейвъярд-Пойнт он забрался на холм осмотреться. Надвигавшийся туман перекрывал видимость с восточной стороны. Снова спустившись на песок, Дик быстро отыскал место, где вчера лежало тело Хейнса. Он тут же проверил, заряжен ли револьвер. Несмотря на начавшийся дождь, немного размывший отпечатки, и мешанину следов тех, кто уносил тело репортера домой, вокруг еще было что изучить, и доктор принялся рассматривать любопытные пятипалые отметины.

Вдруг что-то зашевелилось, и послышался звук катящихся в овраг камней. Вытащив пистолет, Дик начал оглядываться по сторонам и в течение десяти чудовищно долгих секунд слышал лишь бешеный стук своего сердца. В итоге успокоив себя, что это был просто небольшой камнепад, доктор опустился на четвереньки над самым четким следом непонятного существа. Именно здесь должна была крыться разгадка, надо только суметь ее прочесть. Разгадал ли ее Хейнс и встретил ли свою смерть в минуту успеха? В такой позе Дик простоял еще несколько минут, погрузившись в размышления. Затем он встал лицом к морю, и тут на него снизошло внезапное просветление.

— Господи! Я понял! — закричал доктор.

Он двинулся к следующему следу. Вдруг в воздухе прямо над ним раздался какой-то звук. Дик сразу понял, что это было какое-то быстро летающее существо; он знал, что судьба Сердхольма и Хейнса сейчас ожидала и его. Доктор попытался обернуться лицом к смерти, но в этот момент его пронзила невыносимая, чудовищная боль, и доктор провалился в забытье.