У профессора Равендена тоже был своеобразный детективный инстинкт, как у самого Хейнса.

Малейшей мутации цвета на крыле бабочки или едва заметного изменения в поведении какой-то малоизученной личинки было достаточно, чтобы навести ученого на след, который порой приводил к результатам и выводам, в его научном окружении считающимся едва ли не чудом. Усидчивость и проницательность помогли ему щедро обогатить науку своего времени в некоторых важных аспектах, и тысячи фермеров, никогда не слышавших об этом маленьком энтомологе, были обязаны ему избавлением от своих заклятых врагов — насекомых-вредителей.

Педантичный профессор был преданным фанатом своей работы. Он всегда с невероятным энтузиазмом занимался охотничьим искусством и поэтому сразу признал Хейнса своим человеком за его острый ум и практичный подход к делу. Сейчас, впервые в жизни, он столкнулся с проблемой чрезвычайной важности, касающейся человеческих жизней и требующей быстрых и четких действий. Его вклад в эту работу должен быть безупречен; это уже вопрос совести и чести, тест на прочность. Он собирался показать, что фундамент его ответственности и полезности другим, его внутренний стержень, столь же прочен, как и земля, по которой он ходит.

— У вас есть еще какая-нибудь часть забора, выполненная из подобной породы? — спросил профессор у Джонстона.

— Думаю, вы найдете что-то похожее в дальнем углу за домом, — ответил старик. — Поищите у основания, там вроде были какие-то плиты.

— Если у вас есть тачка, — начал ученый, но Джонстон тут же его перебил.

— Вы что, собираетесь идти туда прямо сейчас?

Профессор кивнул.

— Один? — спросил Джонстон. — Уже темнеет. Может мне лучше пойти с вами?

— Я собирался уже уходить, — немного нетерпеливо ответил профессор. — По моему плану, если вдруг мне удастся найти еще плиты с отпечатками лап, я должен поместить их все в тачку и привезти домой для тщательного изучения.

— Вы идите и прихватите с собой револьвер, профессор, — сказал Джонстон, — а я пошлю Хенкеля сбегать за тележкой для вас.

Хенкель был шведским парнишкой с паршивым английским и подозрениями на умственную отсталость. С трудом объяснив, что им от него нужно, мужчины все-таки заставили молодца взяться за тачку и послушно следовать за ученым по улице через частые ямы и кочки.

Совсем скоро профессор нашел с полдюжины интересных камней. С большим энтузиазмом погрузив их все в тачку, ученый приказал везти находку домой; ноша оказалась тяжела даже для ловкого и сильного юноши — уже на полпути он совсем выдохся.

Макдейл, репортер желтой прессы, из окна увидел, как они идут по двору.

«Отличный шанс выудить из профессора что-нибудь интересненькое», — подумал он и быстро побежал к нему навстречу.

Хенкель с открытым ртом слонялся вокруг, тупым взглядом осматривая пространство.

— Уходи. Эй, ты. Кыш! — сказал Макдейл, сопровождая свои слова прогоняющим жестом.

К сожалению движения его рук оказались направлены в сторону, откуда мальчик с профессором только что вернулись со своей находкой. Уставший юноша беспрекословно взялся за ручки тележки и покатил ее обратно, на что профессор, с головой погруженный в изучение первого найденного экземпляра, не обратил никакого внимания.

— Смотрите, — взволнованно сказал он Макдейлу. — Это бесспорно след более маленькой особи, чем наша. Наверняка это молодой птеранодон или, может быть, какой-то более мелкий подвид.

Притворившись чрезвычайно заинтересованным этой находкой, репортер начал выуживать из простодушного профессора его теорию. Вскоре Макдейл уже мчался вверх по лестнице в свою комнату — боялся «уронить ручку» на ученого, такой поток разнообразных идей разлился в его сознании, — как вдруг в коридоре врезался в Элдона Смита.

— Что-нибудь нашли? — спросил Смит (так было принято говорить среди журналистов).

— Воскресная чепуха и еще кое-что потрясающее! — ответил Макдейл. — Вы этого не хотели, но это настоящая сенсация. Только представьте: целый разворот с вселяющим ужас рисунком Pteranodaceus Dingbattius и фотография профессора Равендена в максимально большом размере, какой сможем найти.

— Довольно жестоко по отношению к профессору, — сказал Элдон Смит. — Он старик довольно образцовый.

— О, да я же не хочу его оболгать, — запротестовал Макдейл. — И высмеивать я тоже никого не собираюсь. Это только помешает нашей истории.

— Вы хоть представляете себе, что станет с его репутацией в научном мире, когда его выставят защитником этого лупоглазого кошмара? — сказал Смит.

— О, да его просто вытолкают оттуда, — согласился клеветник. — Но это уже не мое дело. А самый сок в этом всем то, что он верит в эту бредовую птицу, будто бы видел ее собственными глазами.

Вдруг Элдон Смит подбежал к окну, с громким хлопком распахнул ставни и высунулся на улицу.

— Вы это слышали? — крикнул он.

Макдейл сию же секунду подбежал к нему. Они стояли и напряженно вслушивались, и тут внезапно воздух пронзил слабый, но страшный и душераздирающий крик неописуемого ужаса.

Весь дом мигом проснулся. Кто-то просил найти фонари. Другой голос кричал профессору Равендену вернуться домой и подождать, а не нестись в непроглядную темноту без света. Двое репортеров вместе с братьями Колтонами одновременно выбежали на веранду.

Вопли становились все громче. Они издавались равными интервалами, будто заведенный механизм.

— Похоже на истерию, — сказал Дик Колтон. — Кто-нибудь может сказать, откуда он идет?

Будто в ответ издалека послышались сухие нотки профессорского голоса.

— Вон там. Он здесь.

Послышался звук торопливых шагов.

— Я его достал, — крикнул профессор Равенден.

Жуткий крик стал еще громче, но на этот раз он не оборвался, а перелился в длинный рыдающий вой. Через несколько мгновений в поле зрения появился ученый, таща на себе едва ковыляющего шведского мальчишку.

— Он без сознания, — сказал профессор. — Бегал где-то вокруг меня, но не отзывался; когда я его поймал, он камнем упал, будто его кто-то ударил. Но думаю, что он не ранен.

— Ни царапины, — сказал Дик Колтон, — но определенно до смерти напуган.

Хенкель пришел в себя только через час. Вытащить из парня ничего не удалось: он только сидел и трясся, захлестываемый волнами неописуемого ужаса. Один раз он сделал странный жест руками, очень похожий на тот, который делал Уолли в ночь кораблекрушения. Доктор дал ему снотворное и договорился навестить его следующим утром.

Но больше мальчика он никогда не увидел. С первыми лучами солнца Хенкель ушел, прихватив с собой все свои скудные пожитки. После они узнали, что он пешком дошел до вокзала и уехал куда-то на поезде.

— Мы потеряли возможную хорошую улику, — сказал Дик Колтон профессору, — а ведь это могло нам помочь.

Но профессора Равендена это мало беспокоило. Он нашел один отпечаток, на котором хорошо виднелся след рудиментарного шестого пальца птеранодона, и был глубоко погружен в измерения.