Уже неделя прошла со дня похорон Харриса Хейнса. Дело об убийствах никак не продвигалось. Уолли категорически отказывался принимать на себя ответственность за остальные убийства. Новые улики искать стало затруднительно из-за обрушившейся на землю череды жутких осенних штормов, и хотя Дик и Эверард Колтоны вместе с профессором Равенденом (тайком ускользавшим из дома от дочери) проводили большую часть дня и ночи на улице и обследовали десятки миль, непреклонная и суровая погода все еще доблестно охраняла страшный секрет Монтока.
Но Дику Колтону в принципе нравилось новое положение вещей, потому что под гнетом обстоятельств они с Долли очень сблизились. Но она все же продолжала держать дистанцию. Однажды он снова попытался заговорить об этом, но девушка его тут же остановила.
— Пожалуйста, доктор Колтон! — сказала она. — Ни одно ваше слово не сможет ничего изменить. Если я приду к вам, — с этими словами она посмотрела на доктора с прелестной и отважной прямотой, которая еще больше подчеркивала ее привлекательность, — то боюсь, что потеряю себя. И все же, я не знаю. Я понемногу вас узнаю. Прошло еще так мало времени.
— Это было очень насыщенное время, — настаивал Дик. — Но я могу подождать, Долли. Ничего, если буду вас так называть?
— Даже Эверард так делает, — сказала она с улыбкой и тут же вспыхнула. Долли вспомнила, с каким раздражением она за день до этого обрушилась на Эверарда за его «Сестренку Дот» и невинное юношеское упоение, с которым он наслаждался ее злостью.
Это была последняя попытка Эверарда оставаться веселым и жизнерадостным. За эту неделю он очень устал и замкнулся в себе. Не раз молодой человек порывался уехать, но Долли Равенден уговаривала его остаться, пока Хельга не придет в себя. Теплая красота и нежность девушки всегда заставляли Эверарда поддаться, у него просто не было сил ей отказать. Он редко видел ее одну, и им почти не о чем было разговаривать. Но когда Долли поднимала на него свои чистые глаза, в душе юноши всплывало смутное ощущение, что он здесь действительно нужен, что правда может помочь. Дик тоже на этом настаивал. Но Хельга, казалось, не собиралась выходить из своей мрачной апатии.
Неделя штормов подошла к концу, и теплое солнце разлило по земле свой яркий свет, одевая природу в королевские цвета осени. Проснувшись рано утром, чтобы идти на пляж, Хельга обнаружила на своем месте за столом в кухне конверт без адреса. Внутри оказалось письмо, написанное женским почерком. Хельга перечитала послание дважды, оба раза переживая невероятные эмоции. Затем она обернулась к сидевшему за столом Дику Колтону:
— Это ваших рук дело?
— Да.
— О, я не могу, не могу! — крикнула девушка, и стрелой выбежала из дома.
Дик из окна наблюдал за прекрасной и грациозной фигуркой, взбиравшейся на высокий холм, где был похоронен Хейнс, пока она окончательно не скрылась из виду.
— Самое время выпить противоядие, — сказал он вслух, многозначительно кивнув. — Хейнс сам бы попросил меня это сделать. Я знаю.
Хельга встала на колени у высокой могильной плиты, украсившей холм, и разложила цветы, специально приготовленные для печальной могилы любимого друга.
— О, petit père, — прошептала она прерывающимся от рыданий голосом, — если бы ты только был здесь, чтобы мне все рассказать! Не знаю, что лучше. Как тяжело!
Неподалеку в кустах что-то зашевелилось. Ветви раздвинулись, и из-за разноцветной листвы на четвереньках выползла мощная фигура Невероятного Уолли. Он был растрепан и бледен. Жестокое и кровожадное выражение лица куда-то исчезло. Как съежившаяся забитая собака, он нехотя продвигался вперед. Девушка спокойно смотрела на это жалкое существо, в глазах ее не было ни намека на страх.
— Леди должна простить бедного арти-иста, — протянул Уолли, молитвенно сложив руки.
— Я бы убила вас, если б могла, — очень тихо произнесла Хельга.
Невероятный Уолли по привычке потянулся к своему ремню, но там больше не было никаких могучих ножей. Порывшись в кармане, фокусник достал другой, складной ножик, раскрыл его и бросил к ногам девушки.
— Я готов, — сказал он.
Хельга с нескрываемым отвращением посмотрела на нож, а потом на Уолли. Португалец взвыл:
— Не надо! Я бы-ыл не в себе-е! Се-ейчас о-оно ушло. Э-это было веле-ение мо-оря. Я не знал, что убивал лю-юдей, только сейчас понял, когда сбе-ежал прошлой ночью из тюрьмы и пришел сю-юда попросить у вас про-ощения.
— Нет, — холодно ответила девушка.
— Я хочу попросить у вас про-ощения и предупредить.
С каким-то торжественным жестом он поднял руку и обвел ей небо.
— Мы не можем знать, когда о-оно у-ударит, — медленно произнес Уолли. — Опасность зде-есь. Она ви-исит над вами и надо мной. Я не могу избежать своей у-участи. Но э-это не важно. Но вы, такая молодая, такая прелестная, такая отважная и добрая к бедному а-артисту — я пришел пре-едупредить вас, может быть это сможет вас спа-асти.
— Вам хоть известно, что это могила того человека, которого вы убили? — сказала Хельга, глядя ему прямо в глаза.
Просто, как дитя, фокусник опустился на колени у надгробного камня. Он сложил руки и поднял вверх голову с закрытыми глазами. Девушка наблюдала за ним с жалостью с примесью отвращения. Его губы зашевелились. До ее ушей доносился шепот слов на незнакомом южном языке. В середине молитвы убийца вскочил на ноги. Все его тело напряглось, он очень внимательно вслушивался.
— Кто-то идет! — крикнул португалец.
На вершине холма показался Эверард Колтон.
— Господи! — крикнул юноша и помчался в их сторону.
Фокусник молнией метнулся в кусты, выбежал с противоположной стороны растительности и вскоре скрылся за холмами.
— Он тебя ранил? — крикнул Эверард. — Хельга, милая! Скажи, что он тебя не…
— Нет, — прошептала она. — Он вполне мирный. Сбежал из тюрьмы. Думаю, он снова пришел в себя и раскаивается.
— Ты должна позволить мне отвести тебя домой, — сказал молодой человек. — Должна! Господи, Хельга, могло же произойти все что угодно!
Эверарда трясло как в лихорадке. А лицо девушки вдруг невероятно смягчилось.
— Ты шел сюда, чтобы поговорить со мной?
— Чтобы попрощаться, — сказал он.
— Попрощаться? — повторила Хельга. — Так скоро? Это как-то…
Эверард остановил ее быстрым жестом.
— Хельга, я не могу больше этого терпеть! Я бы отдал тебе всю свою кровь до последней капли, если бы это могло тебе помочь. Но быть здесь вот так, видеть тебя каждый день! Это выше моих сил. Я должен уехать. Есть еще кое-что: я знаю, что значил для тебя Харрис Хейнс, — голос Эверарда уважительно смягчился, когда он посмотрел на могилу. — Теперь, когда он ушел, ты не должна делать свой выбор только из-за сложившихся обстоятельств. Живи как жила: учеба, музыка.
Девушка жестами запротестовала. Какое-то время они шли молча в сторону дома. Затем Эверард снова заговорил:
— По крайней мере так он хотел бы. Я знаю, что у тебя нет денег на все это (Дик, награжденный даром хранить секреты, ничего не сказал брату о наследстве). У меня есть больше, чем мне нужно. Я знаю, что не могу их прямо тебе отдать, но зато могу передать мистеру Джонстону. Или, если ты не захочешь принимать деньги от меня, я передам их от лица всей своей семьи. Это не будет ничего значить и ни в коем случае ни к чему тебя не обяжет. О Хельга, милая, прошу, дай мне сделать это для тебя!
— Только у одного мужчины на свете есть право это делать, — еле слышно произнесла Хельга.
— Его уже нет, — недоуменно сказал Эверард. — А я не могу заменить его даже в этом ничтожном деле.
— Нет, — сказала девушка. Она достала из нагрудного кармана записку и вручила ее своему спутнику.
— От матери! — крикнул он. — Тебе!
Это было письмо от практичной, но добродушной и невероятно сердечной женщины, обращение к любимому сыну.
— Это все Дик, — ласково сказал Эверард, пробегаясь по письму глазами. — И как поздно оно пришло! Оно пришло слишком поздно, Хельга?
— Если бы я только знала, что правильно, — сказала девушка. — Если бы только petit père был здесь, чтобы сказать мне!
— Хочешь сказать, что ты не думала о нем в таком смысле? — воскликнул Эверард. — Хельга, то есть у меня был шанс? Есть ли все еще…
Они обошли веранду, на которой, качаясь на стуле, сидел Дик Колтон. Он быстро встал и направился к двери, но тут его позвала Хельга и отрывисто проговорила:
— Вы должны написать своей матери. Я пока не могу. Ох, если б я только смела быть счастливой! Я знаю, как сильно petit père был против него, против вашей семьи. Я не могла…
— Хельга, — сказал Дик, взяв девушку за руки. — Послушай, сестренка. Хейнс назначил меня одним из твоих опекунов. Знаешь почему? Потому что он мне доверял. А ты мне доверяешь?
Хельга посмотрела на него своими опухшими от слез глазами.
— А кто бы вам не доверился? — сказала она.
— Он передал мне свою главную обязанность: «Используйте свое влияние, чтобы не дать ей выйти замуж на условиях, в которых сами никогда бы не оставили женщину, которую любите больше всего на свете». Силой, данной мне, торжественно заявляю, что вы всегда можете прийти к нам по благословению Харриса Хейнса!
С этими словами он вложил ее руку в руку брата и быстро ушел в дом. В это мгновение на него обрушился негодующий и корящий взгляд мисс Долли Равенден, стоявшей у стены рядом с дверью.
— Какая манера входить! — крикнула она. — Вы, медведь! Вы! Вы, дикий паровоз! За вами что, кто-то гонится?
Тут сердце Дика Колтона обуяло невероятное желание, и он не стал ему сопротивляться.
Мощными руками притянув девушку к себе, доктор наклонился и поцеловал ее прямо в губы. Затем он не оглядываясь взмыл вверх по лестнице, подумав про себя: «Господи! Я погубил себя!» А затем: «Она сама виновата».
А пока доктор убегал, мисс Равенден, смущенная, красная и злая оттого, что не может толком злиться, вышла на улицу и наткнулась на Хельгу, рыдающую в объятиях Эверарда.
— А, — задумчиво сказала она, моментально развернувшись обратно, — так это сегодня просто в воздухе витает.