1

Ибрагим едва успел повернуть ключ в замке, как Софроний врезался в дверь плечом. Египтянин вскрикнул от страха и отпрыгнул — панель задрожала, сотряслась вся коробка, но дверь выдержала. Грек предпринял вторую атаку. И тоже безуспешно. Ибрагим понемногу успокаивался. Подойдя к столу, он снял трубку телефона и набрал 122. Ответили быстро, после второго гудка. Ибрагим назвал себя, продиктовал адрес и начал объяснять ситуацию, когда сигнал вдруг пропал. Он проследил взглядом за уходящим в стену белым телефонным проводом. И что теперь? В дверь снова принялись колотить, но теперь звук был другим, более резким и громким — били ногой, причем, похоже, два человека. Ибрагим выронил трубку и отступил, со страхом наблюдая за тем, как трещит деревянная панель. Спрятаться некуда. Вторая дверь, ведущая в гостиную, была заперта, а ключ забрал Манолис. На столе лежали пресс-папье и нож для разрезания бумаги. Нож был достаточно острый и прочный, но Ибрагим понимал, что никогда не сможет ударить им человека. Схватив пресс-папье, он бросил его в окно и вскочил на стол. Дверь наконец не выдержала и с треском распахнулась. Греки ворвались в комнату. Ибрагим метнулся к разбитому окну, но Софроний успел схватить его за лодыжку, и Ибрагим всем весом упал на торчащий из нижней части рамы длинный острый осколок. Ощущение было странное — как будто его ударили в живот. Силы мгновенно оставили Ибрагима. Греки за ноги проволокли пленника по комнате и, бросив на ковер, перевернули на спину. Увидев страшную рану на животе, Манолис изменился в лице и попытался остановить кровь руками. Софроний просто отвернулся. А Ибрагим испытал не вполне уместную в таких обстоятельствах гордость.

Лежа на полу, он слышал, как они обсуждают, что делать дальше. Потом Манолис достал с полки несколько книг, а Софроний принес откуда-то большую бутыль растворителя, которым принялся обливать книги, ковер, деревянный стол. Закончив, грек щелкнул желтой пластмассовой зажигалкой, после чего оба тюремщика поспешно удалились. Ибрагим почему-то вспомнил наставление Пророка о том, что мусульманин не должен допускать осквернения своей крови, своего достояния и своей чести. Он даже усмехнулся мысленно, подумав, как лишится в одночасье и одного, и другого, и третьего. Кончики пальцев стало пощипывать. Ибрагима давно увлекала механика смерти — приходит ли забвение мгновенно от остановки сердца или же сознание меркнет постепенно, — но он всегда стеснялся спрашивать об этом. Разгорающееся пламя наполняло комнату клубами удушающего дыма. Жгло глаза. Ибрагим слышал вой сирен, скрип и скрежет металла, выстрелы… Потом в кабинет ворвались люди в масках и форме; кто-то опустился рядом с ним на колени. Поздно, слишком поздно. В свои последние мгновения Ибрагим Беюми испытал странное ощущение эйфории. Да, он навлек несмываемый позор на свое имя и свою семью, но по крайней мере люди скажут, что он отдал все, чтобы исправить ошибку.

 

2

Все, кто находился в палате — Нокс, Гейл и греки, — поднялись на вершину пирамиды. В почтительном молчании стояли они у лежавшего на белой мраморной плите гроба, крышку которого украшали сцены охоты и войны. Нокс смахнул собравшуюся на ней тысячелетнюю пыль. Золото от бронзы отличить нетрудно, потому что бронза со временем тускнеет. Здесь было золото.

Жестом верховного жреца Драгумис положил руки на крышку.

— Поднимите, — распорядился он.

Все вместе они с трудом сдвинули ее с места, подняли, положили на пол и тут же повернулись, чтобы заглянуть в гроб. Лежащее в нем тело частично скрывала пыль, то, что осталось от лепестков цветов и ароматных специй. На голове — огромная рубиновая диадема, руки сложены на груди, с одной стороны — меч, с другой — скипетр. Когда-то его, вероятно, покрывали листы сусального золота, но со временем часть их отвалилась, обнажив почерневшую, похожую на пергамент кожу. Плоть сморщилась, остались только кости. Черное и золотое — сочетание, характерное для многих опасных земных созданий. В неровном, пляшущем свете Нокс искал шрамы. Те шрамы, что удостоверяли личность этого человека лучше любой подписи. Да! Даже по прошествии веков они сохранились в виде едва заметных линий: на горле — память о Кирополисе, на плече — напоминание о катапульте в Газе, на груди — след стрелы под Мултаном, на бедре — шрам от удара мечом при Иссе. По спине пробежали мурашки. Колени задрожали. Сомнений не осталось.

— Это он, — пробормотал Нокс. — Александр.

В глазах Драгумиса блеснули слезы. Старик обвел взглядом теснившихся у гроба.

— Пришло время вернуть его домой.

 

3

Перенести в контейнеровоз крышку оказалось не так уж трудно — потребовались лишь физическое усилие и время. А вот с гробом пришлось повозиться. Поднять его не смогли, поэтому обвязали веревками и осторожно спустили с пирамиды, используя в качестве смазки песок. Дальше потащили волоком, причем посильное участие приняли даже Нокс и Гейл. И все равно дело шло трудно, с паузами после каждого метра пути. В конце концов груз все же доставили к выходу, где Мохаммед, набросав песка, приготовил что-то вроде ската. Конец каната привязали к тяге внедорожника, но мощный автомобиль, как ни тужился, с работой не справился и только беспомощно полировал колесами песок. Подключили второй внедорожник. Общими усилиями им удалось подтянуть гроб к грузовику.

Осталось самое трудное: погрузить гроб в контейнер. Сначала Мохаммед попытался поднять его гидравлической рукой, но попытка закончилась тем, что бульдозер едва не опрокинулся. Решение проблемы предложил Драгумис. В песке перед гробом Мохаммед отрыл траншею. Грузовик въехал в нее, и контейнер оказался ниже гроба. Зазор засыпали песком, после чего гроб опустили на веревках.

Николай вытер влажный от пота лоб и, явно довольный собой, повернулся к отцу в ожидании одобрения. Но старик лишь кивнул на восток, где из-за горизонта уже выползало солнце. Николай кивнул. Может быть, когда-нибудь они еще вернутся за оставшимися сокровищами, но сейчас жадность могла выйти боком.

 

4

Никто не заметил, как Елена, отделившись от остальных, отошла к внедорожнику за сумочкой. Оружие она купила накануне вечером в Каире. Остановила первое попавшееся такси, дала водителю пачку банкнот и сказала, что ей нужно. Не сразу, но он все же понял, что женщина настроена серьезно, и взялся за телефон. Спустя два часа дилер предложил ей свою коллекцию. С выбором Елена определилась моментально — черный, солидный, компактный, он моментально внушил ей доверие к себе. Она ткнула пальцем, и торговец одобрительно кивнул. Разумное решение. Похоже, госпожа знает толк в таких игрушках. «Вальтер-Р99». Полуавтоматический с двумя обоймами. Египтянин начал объяснять, что и как, но Елена остановила его. Они проехали в Город Мертвых, и там, в пустынном проулке, он лишь показал, как снять пистолет с предохранителя. Елена всадила в стену четыре пули, и в груди как будто потеплело.

То же самое она почувствовала сейчас, когда достала «вальтер» из сумочки.

Оборвать три жизни. И тогда кровавый долг будет отплачен.

Елена обернулась. Мохаммед засыпал вход песком. Николай, Бастиан и Леонид сопровождали Нокса и Гейл к машине. Остальные греки сидели на крышке гроба и курили. Коста и Драгумис стояли чуть в стороне, доброжелательно улыбаясь. С плеча Косты свисал автомат, но держался телохранитель расслабленно и никаких неприятностей уже не ожидал. Лучшей возможности могло и не представиться. Держа пистолет за спиной, она подошла к ним. Мужчины повернулись. Драгумис нахмурился:

— Да?

Елена выстрелила в Косту. Выстрелила на ходу, не целясь, едва подняв руку. Пуля попала ему в грудь. Отдача получилась неожиданно сильная, так что вторая пуля ушла выше, под горло. Коста свалился на песок. Слева кто-то вскрикнул.

Мужчины в панике бросились врассыпную. Елена не обратила на них никакого внимания. Она чувствовала себя неуязвимой, защищенной судьбой, некими высшими силами, во имя которых вершила правосудие. Лежащий на земле Коста тихонько подвывал. Подняв голову, телохранитель посмотрел на простреленную грудь и попытался закрыть раны руками. Елена шагнула к нему, прицелилась в переносицу и выстрелила еще раз. Пуля вошла точно между глаз, и голова безжизненно упала на песок.

Она повернулась и подошла к Драгумису. Старик побледнел и словно прирос к месту.

— Скажите своим людям, чтобы оставались на месте.

Драгумис молчал. Елена приставила пистолет к его лбу.

Старик задрожал, и это доставило ей огромное удовольствие. Но уже в следующее мгновение она поняла, что дрожит он не от страха, а от злости.

— Я не убивал Павла.

— Его убил ты.

Старик покачал головой.

— Даю слово. Та авария была несчастным случаем.

— Нет! — отрезала она. — Можешь мне поверить, никакого несчастного случая не было. Я знаю все. Знаю, что ты заплатил какой-то шлюхе, чтобы она соблазнила Павла. Знаю, что ты снял их вместе, а потом показал ему запись. Знаю, что ты угрожал прислать ее мне, если он не остановит расследование.

— Тогда ты знаешь и то, что мне не нужна была его смерть.

Слезы потекли по щекам, но она не стала их вытирать.

— Неужели ты и впрямь верил, что можешь контролировать Павла? У тебя не было ни единого шанса. Никто не мог контролировать его. Ни ты. Ни я. Никто. Он пришел ко мне и во всем признался. Вот почему я знаю, кто виноват в его смерти.

На виске Драгумиса дрогнула жилка.

— Даю тебе слово. Клянусь Македонией. Телом Александра. Памятью жены. Я не отдавал приказа убить Павла.

Елена покачала головой:

— Нет, приказал не ты. Приказала я. Это я убила его из-за твоей проклятой записи. — Она улыбнулась, заметив, как изменилось лицо Драгумиса — он посмотрел на нее по-другому, наверное, лишь теперь осознав неизбежность своего конца. И, убедившись, что он все понял, Елена выстрелила ему в лоб. Осколки костей вперемешку с кусочками мозга и кровью разлетелись по песку, как брошенная сеятелем пригоршня зерна. В следующее мгновение Елена сунула еще горячее дуло пистолета в рот, закрыла глаза, прошептала мысленно имя любимого и спустила курок в последний раз.