I

Возвращаясь в квартиру, Нокс заметил свое отражение в балконной двери. Не очень приятная картина. Он прошел в ванную и разделся. Бинты выглядели потрепанными и серыми — совсем как он. Он намылил губку и тщательно протер ею вокруг повязок, смыв потом пену чистой водой и часто морщась, но не столько от боли, сколько от мыслей об ужасной новости про Омара.

Он вышел в комнату. Он спал в этой квартире сотни раз после затянувшихся до поздней ночи бесед, и его ничуть не смущало занять чистую рубашку. Но дверь в спальню Огюстэна была закрыта. И теперь он вдруг вспомнил, как перед самым уходом Огюстэн вернулся в спальню и пробыл там с минуту, а потом тщательно затворил за собой дверь. Не исключено, что там кто-то находился. Такое случалось и раньше. И хотя Огюстэн не особо пытался это скрывать, но, возможно, у того, кто был за дверью, имелись другие соображения.

Нокс помедлил, не желая никого беспокоить, потом вспомнил, как пахнет от его рубашки. Поняв, что ни за что ее не наденет, Нокс решился осторожно постучать. Никакого ответа. Он постучал погромче и позвал. По-прежнему тишина. Он чуть приоткрыл дверь, заглянул в щелку и потом распахнул настежь, застыв от изумления. Квартира Огюстэна всегда была очень красноречивой. Как он сам говорил, место, куда можно приводить женщин, но где они не захотят остаться. От этого не осталось и следа. Лучи утреннего солнца струились сквозь ослепительно чистые стекла на толстый красно-коричневый ковер и новую огромную кровать, сверкающую желтой медью. Со стен исчезли старые облезлые обои, а сами стены были тщательно выровнены и покрашены в небесно-голубой цвет. Кругом висели литографии египетских достопримечательностей. Ослепительной белизны карнизы, плинтусы и сам потолок. Одного цвета с ковром тускло отсвечивающее красное дерево шкафа. Подобранные в тон туалетный столик и стул. Глядя на спальню, он только сейчас сообразил, что в гостиной тоже сделан ремонт и на полу там новое покрытие, хотя общая картина и не выглядела такой экстравагантной. Он просто был не в себе, чтобы сразу заметить.

Он открыл шкаф. Боже мой! Пиджаки и отутюженные накрахмаленные рубашки на деревянных вешалках. Целые полки аккуратно сложенного нижнего белья. Он бегло просмотрел стопку футболок и заметил край бордовой папки. Сердце сильно забилось. Он инстинктивно понял, что Огюстэн сюда приехал именно по этой причине, чтобы никто об этом не узнал. Нокс чувствовал, что смотреть содержимое папки не следует, и знал, что все равно посмотрит. Он подошел к окну и раскрыл папку. Внутри оказались фотографии. Он вынул их и просмотрел, ощущая, как начало колоть в животе при мысли о том, что это могло означать. Хотя сомнений никаких не осталось. Но делать с этим было нечего, во всяком случае, сейчас. Он сложил все обратно и вернул папку на место.

Но рубашка по-прежнему необходима, и, захватив одну с вешалки, он поспешно вышел. Он прошел на кухню, размышляя над тем, что только что обнаружил, и чувствуя, что больше не мог безоговорочно доверять своему самому близкому другу.

 

II

Фарук приехал на работу и увидел возле своего стола Салема с красными после бессонной ночи глазами.

— Да? — спросил Фарук.

— Он сбежал, босс, — промямлил Салем.

— Сбежал? — изумленно переспросил Фарук. — Что значит — сбежал?

— Он сбежал из палаты. Выпрыгнул в окно. Скрылся на такси.

— И ты ему позволил?

Салем скривился, будто вот-вот заплачет.

— Откуда мне было знать, что он прыгнет в окно?

Фарук в сердцах махнул рукой, отсылая его. Но в действительности он скорее обрадовался, чем огорчился. Он реабилитировал себя. Инстинкт не подвел. Жертвы автомобильных аварий не сбегали из больниц без веских на то причин, даже египтяне. Только человек, чьи руки запятнаны кровью, решился бы на побег.

Он опустился в кресло, жалобно скрипнувшее под тяжестью тела, и восстановил в памяти все, что знал. Археологические раскопки. Неожиданный визит ВСДД. Возвращение ночью. Авария джипа у моста. Один человек погиб. Причем не простой человек. Он задумчиво покусал сустав пальца. Возможно, это как-то связано с раскопками Петерсона? И там было что-то важное? Тогда многое становилось понятным, включая и его внутреннее ощущение, что в этом замешан не только Нокс — это очевидно, но и Петерсон.

Он поднялся и забрал ключи от машины. Надо взглянуть на эти раскопки самому. Но тут же остановился. Он понятия не имел, что надо искать. А если Петерсону было что скрывать, то он наверняка постарается все запутать нагромождением всяких жаргонных словечек. Фарук ненавидел эти словечки — они всегда напоминали ему о нехватке знаний.

Он посмотрел на часы. Сначала лучше съездить в ВСДД, сообщить об аварии и постараться разузнать побольше о Тофике и Ноксе, прежде всего, зачем они поехали в Борг-эль-Араб. А если все сделать по-умному, то там для поездки дадут ему в помощь археолога.

 

III

Высокие стены из песчаника царского вади мало трогали капитана Халеда Османа, когда Нассер вел машину по новой дороге к Царской усыпальнице Эхнатона. За последние несколько месяцев он десятки раз сопровождал туда туристов, но никогда еще так не нервничал. Возможно, потому, что эти люди были телевизионщиками, а он по собственному опыту знал, сколько неприятностей они могут доставить.

Они притормозили у здания с генератором. Полмиллиона египетских фунтов потратили на новый генератор. Полмиллиона! При мысли о таком количестве денег ему стало не по себе, а Нассер подъехал к отрогу горы, где находилась усыпальница, и остановился у «лендровера». Халед открыл дверцу и выпрыгнул из машины. Солнце стояло все еще низко, и у входа в гробницу оставалось темно. Он почувствовал, как по спине пробежали мурашки: в этом месте водились призраки. Он дотронулся до кобуры с «вальтером», и ему стало чуть легче.

Его друзья детства всячески негодовали по поводу призыва в армию и неизбежной разлуки с домом и семьей. Только Халед его ждал с нетерпением. Он не представлял для себя другой жизни. Ему нравилась дисциплина, холодная власть оружия и как на него в форме заглядывались женщины. Он быстро закончил курс общей подготовки и подал прошение о вступлении в спецназ. Офицеры считали его восходящей звездой.

Халед подошел ко входу в гробницу, отпер его и толкнул дверь, за которой показались ступеньки, ведущие вниз в погребальную камеру. Вдоль пола по обеим сторонам прохода горели лампочки, издавая, как насекомые, жужжащий звук. Он проводил телевизионщиков кислым взглядом.

Его армейской карьере был положен конец в Каире. Уличный оборванец плюнул ему в ветровое стекло, когда он вез своего командира на совещание в министерство. Он просто не мог вынести такого проявления неуважения, тем более в присутствии своего начальника. Оказавшийся поблизости турист снял на пленку все, что за этим последовало, и потом передал запись какому-то журналисту-доброхоту, а тот, в свою очередь, не поленился разыскать мальчишку, уже прикованного к постели и перебинтованного, как мумия. Благодаря ходатайству командира он избежал суда, но был вынужден согласиться на перевод в туристическую полицию в этом забытом Богом месте. Ему обещали, что на шесть месяцев. Пока не уляжется шум.

С тех пор прошло полтора года.

Телевизионщики добрались до конца ступенек и по деревянным мосткам через грязеотстойник вошли в погребальную камеру. Халед повернулся к ним спиной. Чем они будут заниматься внизу, его не волновало. За ними нужно было присматривать только здесь.

Шесть месяцев назад на Амарну обрушился страшнейший ураган, будто наступил конец света. На следующий день он со своими людьми приехал сюда с инспекцией. Первым девочку заметил Фейсал — она лежала на камнях лицом вниз, одна рука вытянута вперед, а другая — неестественно вывернута назад, запекшаяся кровь на спутанных волосах, прилипших к голубой мешковине.

Халед присел около нее и дотронулся до щеки. На ощупь, как воск, и холодная, перепачканная песком и грязью. Он слышал немало историй о местной детворе, которая после бурь обшаривала высохшие русла в надежде найти открывшееся неизвестное захоронение или, по меньшей мере, глиняные черепки, ярко блестевшие характерной для амарнского периода голубизной, отмытой потоками дождя. Бедняжка. Такой риск ради такой малости.

— Капитан! — окликнул его Нассер. — Взгляните!

Он обернулся и увидел, что Нассер показывает на узкую черную щель в песчанике высоко над их головами. У него перехватило дыхание: в конце концов, девчонка умерла не ради глиняных черепков. Она рассчитывала на совсем другую добычу.

В такие моменты люди принимают решения, которые меняют их судьбу. Или просто понимают, кем они на самом деле были. Халед знал, что его долг — немедленно доложить об этом руководству. Не исключено, что он бы заслужил прощение и вернулся на военную службу. Но он ни секунды не сомневался. Нет. Он сразу подошел к скале и начал взбираться наверх.