I
Во рту у Нокса было сухо и липко. Он вытер губы тыльной стороной ладони и увидел, что на ней осталась кровь. Он выпрямился на скамье и, почувствовав тошноту и головокружение, подождал, пока приступ не пройдет. Но самым ужасным оставалось воспоминание о том, что он увидел по телевизору.
Гейл на коленях, испуганная и в заложниках у террористов. Он наклонился вперед, боясь, что его вырвет, но сдержался. Он поднялся, нетвердыми шагами подошел к двери, заглянул в смотровое окно. Телевизор по-прежнему был настроен на новости, хотя кто-то все-таки сделал звук потише. На экране снова появилась она, читавшая заявление, каждое слово которого прочно отпечаталось у него в голове. «Исламское братство Асьюта. Обращаются хорошо. Если не будет предпринято попыток разыскать нас. Отпустить, не причинив вреда, если на свободу будут выпущены их люди. Если не отпустят в течение четырнадцати дней…»
Этот взгляд на ее лице. Дрожащие руки. Она до смерти напугана, напугана чем-то неотвратимым, а не тем, что произойдет через четырнадцать дней. Нокс не был ее родителем, но он понимал, что чувствуют родители — это отчаянное желание помочь и бессилие. Дикое чувство. Невыносимое, но которое приходится терпеть, ибо нет выбора.
— Твой друг — один из заложников?
Нокс моргнул и обернулся. К нему обращался человек в белом костюме.
— Прошу прощения?
— Твой друг — один из заложников?
— Да.
— Кто именно?
— Девушка.
— Шатенка или брюнетка?
— Брюнетка. — Неожиданная вспышка памяти. Разговор с двумя людьми. Один с пасторским воротником, другой тучный.
— Она милая.
— Это верно.
— Подружка?
Нокс покачал головой.
— Мы просто работаем вместе.
— Само собой, — улыбнулся тот. — Я реагирую так же, если мои коллеги попадают в беду. Я зверею и дерусь с полицейскими.
— Она еще и друг.
Он кивнул.
— Не важно. Я просто хотел сказать, что мне ужасно неприятно, что с ней могли так поступить мои соотечественники. Если я чем-то могу помочь…
— Спасибо. — Он посмотрел на экран. В этой записи что-то не давало ему покоя.
— Я — плохой человек. Поэтому-то и здесь. Но я не понимаю, как люди, выступающие от имени Аллаха, могут думать, что он такое одобрит.
— Пожалуйста, — попросил Нокс, призывая к тишине.
Он вновь сосредоточился на экране. Запись пошла сначала. Гейл опустилась на колени, затем села в позицию лотоса и подняла правую руку для выразительности. Такую позу он видел совсем недавно. Но где? Он больно впился ногтями в ладонь, заставляя себя сосредоточиться. И вспомнил! Мозаика. Фигура в центре семиконечной звезды.
Да! По телу пробежали мурашки.
Гейл посылала ему сообщение.
II
Телефон продолжал назойливо звонить и никак не останавливался. Огюстэн старался не обращать на него внимания, и тот наконец затих. Но было уже поздно — археолог понял, что заснуть больше не удастся. Во рту сухо и противно, а в голове будто работала целая бригада рабочих, сносивших дом. Значит, наступило утро. Он повернулся на бок и, прикрыв глаза от косых лучей солнца, посмотрел на часы. Огюстэн уже не мог так легко справляться с похмельем как и раньше. Он встал, чувствуя, как в животе что-то перемещается и хлюпает. В который раз он дал себе слово изменить образ жизни. Однако впервые он подумал об этом с легким приступом паники, как подросток на надувном матрасе, осознавший, что заплыл слишком далеко. Он добрался до туалета, склонился над унитазом, и его вырвало: казалось, что темно-желтым потокам не будет конца. Заметив, как оживились муравьи, проложившие по стене дорогу из полуоткрытого окна к полу вокруг унитаза, он испугался, что у него диабет. Разве сахар в крови не один из первых признаков? Господи! Может, поэтому он все время чувствовал себя таким разбитым? А может, муравьев привлекали остатки непереваренной пищи? Теперь их ползало целое полчище. Телефон опять зазвонил и отвлек от неприятных мыслей.
— Да? — ответил он.
— Ты видел? — спросил Мансур.
— Видел — что?
— Гейл. В новостях. — Огюстэн включил телевизор и обомлел. Он ожидал чего-то неприятного, но услышанное повергло его в шок. Он замер в кресле и пришел в себя только от голоса в трубке:
— Огюстэн! Ты меня слышишь?
— Да.
— Я пытался связаться с Ноксом. В гостинице его нет. И на звонки не отвечает.
— Я знаю, где он.
— Ему надо сообщить. И сделать это должен кто-то из близких.
— Я сообщу.
— Спасибо. И дай мне знать, когда поговоришь с ним. И чем я могу помочь. — Разговор закончился, и Огюстэн повесил трубку. Ошарашенный, он по-прежнему чувствовал тошноту, но теперь причина была другой. Он быстро умылся, принял душ, надел чистую одежду и поспешил вниз к мотоциклу.
III
— Мы здесь все умрем, — всхлипывая, причитала Лили. — Так и будет.
— Нас найдут, — ответила Гейл.
— Никто нас не найдет.
— Нет, найдут!
— Откуда такая уверенность?
Гейл помолчала. Она еще не говорила о Ноксе и о послании, адресованном ему. Шансы были невелики, и ей не хотелось перекладывать ответственность за надежду на него. Но Лили находилась на грани нервного срыва и нуждалась в надежде.
— У меня есть друг, — сказала она.
— А-а, у тебя есть друг! — язвительно повторила Лили. — И нас поэтому спасут!
— Да! — подтвердила Гейл.
Уверенность в ее голосе, казалось, слегка успокоила Лили, но она не сдавалась, чувствуя, что может вытянуть из Гейл побольше.
— И как нам может помочь твой друг? — не унималась она. — Он — медиум или что-то в этом роде?
— Я сказала ему, где нас искать.
— Что? — переспросил Стаффорд из темноты.
— Когда записывали обращение, я дала ему знать, что мы в Амарне, а не в Асьюте.
— Каким образом?
— Это сложно объяснить в двух словах.
Стаффорд хмыкнул, не скрывая иронии:
— А вы куда-то спешите и боитесь опоздать? Я правильно понял?
— Существует изображение Эхнатона, с которым мы оба знакомы, — вздохнула Гейл. — Положение, в каком он сидит, очень необычно.
— Вы поэтому поменяли позу, когда зачитывали обращение?
— Да.
— Но я не помню, чтобы видел такое изображение Эхнатона.
— Нет? — отозвалась Гейл.
Наступило короткое молчание. Гейл отлично представляла, с каким каменным выражением сидит Стаффорд.
— И вы действительно считаете, что ваш друг может сделать нужные выводы? — спросил наконец он. — Из одной лишь позы?
— Да. Я так считаю.
Лили дотронулась до ее руки.
— А как его зовут, этого друга?
Гейл глубоко вдохнула. Произнести его имя вслух ей казалось похожим на какое-то признание.
— Дэниел Нокс.
— А его послушают? Я имею в виду, что от него будет мало толку, если его никто не знает. Он известен?
— О да, — утвердительно ответила Гейл, радуясь, что на этот раз она была уверена в своих словах. — Он очень хорошо известен.