В автомобиле Человек в Шляпе кратко изложил, что мы делаем дальше. Он высадит меня на станции Харадзюку недалеко от Такесита-дори, где зафиксировано появление Флердоранж. Он сам должен покинуть этот район, иначе она его «учует». Затем он опять попытался объяснить, что такое регрессия.

— При встрече с ней примите во внимание, что она думает и ведет себя как подросток. Очень важно, чтобы вы показались ей крутым. — Меня не призывали быть крутым со времен моей юности. — По складу ума ей сейчас, вероятно, лет пятнадцать или шестнадцать, но она может быть и моложе. Загадок еще много, и степень ее регрессии зависит от множества переменных — диеты, количества мужчин, с которыми она спала, загрязнения окружающей среды, погоды, даже ее настроения. Если все развивается как положено, ей сейчас может быть лет десять. А десятилетняя девчонка с ее внешностью опасна.

С ее внешностью любая опасна.

Движение, на дороге стало реже, но Человек в Шляпе продолжал гнать машину. Мы подрезали «такуси» цвета морской волны, в какой ездил Синто. Странно: в голове не укладывается, что такого человека могут убить, но когда его все же убивают, он из головы не выходит. Он был такой второстепенный, что убивать его — лишняя жестокость. Только такой человек, как Квайдан, может откалывать подобные штучки.

— Вы же эксперт по тинейджерам, верно?

— Да, — сказал я. Скоро проверим.

— Вы воспользуетесь «Геймбоем»?

— Зачем?

— Чтобы ее привлечь. Приманка и все такое.

Человек в Шляпе невнятно махнул рукой.

Вот это идея. Мне предлагалось завоевать доверие самой красивой женщины, какую я встречал за всю свою жизнь, с помощью видеоигры. Я еще не читал о таком подходе ни в одном мужском журнале — да ни один из уважаемых журналов и не расскажет, как клеить бессмертных женщин, впадающих в детство.

— Думаю, тинэйджеры уже переросли такие штучки. Они, может, в них еще и играют, но вряд ли считают, что это суперклево. Может, если б она была еще моложе… — задумчиво сказал я.

— Вполне возможно. Возьмите игру на всякий случай, — сказал Человек в Шляпе, промчавшись в сантиметре от какой-то «субару».

Через несколько минут мы подъехали к парку Ёёги, и Человек в Шляпе остановил машину у тротуара на оживленной улице. Жестом велел мне выйти из машины.

— Ну, — сказал он торжественно, — удачи. Мне надо ехать, а то она меня учует. За вами будут наблюдать другие, так что знайте: вы не один. Расслабьтесь, ведите себя естественно. Помните, это она нас выбрала. В глубине души ей хочется прийти. Делайте свое дело, и все будет супер.

Он одарил меня широченной улыбкой на все свое странное лицо, показал большой палец, подмигнул мне, затем еще раз улыбнулся — на тот случай, если я не понял. И был таков.

Как обычно, Такесита-дори кишела тинейджерами всех мастей с любыми прическами, какие только можно увидеть под солнцем, и над некоторыми даже солнышко посмеялось бы. Самое интересное, что, повзрослев, эти ребята будут выглядеть практически одинаково. У большинства исчезнут вызывающие прически, кожаные куртки или дорогие спортивные костюмы и золотые цепочки. Они уберут кольца из носа, снимут сапоги на платформе. Голые пупки прикроются фирменными повседневными блузками. Через несколько лет большинство подростков станут частью одноликой толпы, которая набивается в пригородные электрички, чтобы ехать на работу в безликие транснациональные компании или правительственные учреждения.

Если им сказать об этом сейчас, они не поверят. «Бурная жизнь навсегда», кричал лозунг на куртке одного байкера. В душе едва ли не каждый из них полагает, что станет рок-звездой, знаменитым спортсменом, гламурным актером или блестящим кинорежиссером. Вероятно, некоторые думают, что станут уважаемыми журналистами. Даже самые трезвомыслящие ребята, те, что скромно мечтают стать программистами или просто работать бухгалтером в папиной фирме, все равно тешат себя мучительными иллюзиями о будущем. Для них вся жизнь — восхождение. Взрослость, если и наступит, придет мгновенно, прозрением — или коронацией.

Им же не скажешь, что взрослость — это затянувшийся удар по яйцам. Они никогда не поверят, что всего через несколько лет то, что для них сейчас важно, станет тривиальным, как цена каштанов в Австрии. Или что их головокружительная внутренняя жизнь, сплошь грандиозные мелодрамы одна за другой, потеряет свое великолепие и сведется к проблемам повышения зарплаты, поиска жилья в пригороде или смены страхового плана. Что, по большому счету, взросление означает потери. Терять друзей, здоровье, свободу, мечты. Некоторые даже начнут терять броское сверкающее оперение молодости — свои шикарные волосы. Потеря будет происходить медленно, неотвратимо, даже у самых крутых.

Появятся, конечно, и приобретения. Но весы всегда будут склоняться в другую сторону. Все эти клише, взрослые выдумки, типа e'est la vie, бывает и такое или que sera sera однажды обратятся в столпы глубокой философской истины. Затем ребята начнут произносить фразы типа «зря потраченная молодость» и качать головами, общаясь со следующим молодым поколением. И так далее.

А пока сумасшедший карнавал их юности продолжается. Почему бы и нет? Только злые великаны-людоеды или консультанты-методисты захотели бы преждевременно положить конец их мечтам. Жизнь довольно скоро позаботится об этом сама.

Конечно, всего несколько дней назад я поколотил группу подростков. Так что, может, я не такой уж защитник молодых, каким сам себе представляюсь. И если мне придется поколотить их снова, чтобы найти Флердоранж, я это сделаю не раздумывая.

Я полагал, что даже издалека фигуристая Флердоранж будет выделяться, как бифштекс в салатном баре, но, обводя взглядом толпы подростков, засомневался. Часть женщин или девушек были уже на пути к физической зрелости. Натянув мини-юбки и облегающие маечки из коллекции ПОРНОЗВЕЗДА, они давали достаточно пищи для воображения, отчего лица мужского пола впадали в экстатический ступор. Легко понять, отчего многие парни такие потерянные — сидят, курят, волосы приглаживают. Девчонки дали им столько пищи для размышлений, что мозг напрягают даже самые рудиментарные физические движения. Кататония остается единственным способом защиты.

Я немного побродил, подавляя тревогу и стараясь не бросаться в глаза. Я, очевидно, походил на сотрудника отдела по борьбе с наркотиками или на школьного надзирателя не при исполнении. И, судя по взглядам некоторых девчонок, я, пока размышлял о чудесах современной диеты, еще походил на извращенца.

Я заметил девушку с фиолетовыми волосами, которая равнодушно листала последний номер «Молодежи Азии»; другая девушка рядом с ней полировала ногти и по сотовому телефону делилась самой последней сплетней или тем, что от нее требуют ее чокнутые предки. Мне стало интересно, читает ли фиолетовая мою статью о банде окинавских домушников, которых обвинили в краже третьей в мире по размерам коллекции эротических оригами из дома идола семнадцатилетних Кидзана Мацуматы. Статья была интересная, но, глядя на эту девушку, я вдруг спросил себя: что, собственно, она из этой статьи извлечет? Насколько такая статья важна для такой девушки? Не знаю. Наверное, я делал что-то нужное — я же получал мешки писем от фанов, которые об этом и писали. И однако все как-то нереально. Меня охватило то странное чувство, которое всякий раз накатывает, когда я вижу, как кто-то читает мой журнал. Это всегда не так, как я себе представляю.

И вдруг прямо передо мной прошла Флердоранж. Так близко, что я мог ее коснуться.

После всего, что я пережил, она должна была засиять мне путеводной звездой в величественной ауре искристого солнечного света. От нее должно исходить зарево. Мне надо обалдеть от радости. Сердцу моему — застучать большим барабаном в трэш-метал-рок-группе. Глазам — выстрелить ракетами, как у мультяшки, а челюсти — рухнуть сломанным лифтом. Я должен впасть в экстаз. Шлепнуться в обморок, получить сотрясение мозга, заработать аневризму. По всем показателям у меня должен случиться припадок, мне полагается хлопнуться об землю так, чтоб трещины пошли.

Но она лишь прошла мимо, потягивая диетическую колу, как всегда чарующая, но абсолютно земная. Она облачилась в вызывающий подростковый прикид, вплоть до кольца в пупке. Макияж нанесен, как слой штукатурки, хотя помада в уголке рта привычно смазана. На Флердоранж была обычная детская футболка, только эластичная, и лиловая виниловая мини-юбка еще короче, чем хайку. Увидеть Флердоранж было все равно, что встретиться с шикарной девочкой, с которой когда-то ходил в школу, но толком не знал, да и особо не интересовался. И вот она. Такая же прекрасная. Подумать только.

Сейчас я понимаю, что просто был в шоке. Моя защитная реакция сравнима со ступором, в который впадают ребята, противодействуя неприкасаемым чарам своих нимф, которые невинно их преследуют. Но это так, предположение.

Я шел, не отставая от Флердоранж, пока она скользила через толпу. Голова ясная, на сердце легко. Страсть, приключение и вся эта глупая суматоха, казалось, уже не имели значения. Она рядом, и голая правда в том, что скоро мы будем вместе. И ничто этому не помешает.

Мы приближались к границе парка, и тут она внезапно остановилась. Мгновение стояла абсолютно неподвижно, будто прислушиваясь. Потом завертела головой, как нервная птичка, в панике озираясь.

Я не хотел, чтобы она меня увидела, и отпрыгнул в сторону, надеясь, что вовремя.

Я так увлекся наблюдением за ней, что не заметил стоящие в ряд мотоциклы.

Огромный хромированный зверь качнулся, решая, падать ему или нет. Я выбросил руку, чтобы его удержать, но было поздно. Мотоцикл рухнул набок. А за ним следующий. И следующий. Не знаю, сколько их там было — десять, тринадцать. Не важно. И одного было бы много.

После того как они все упали, наступила секунда тишины. Я постарался ею насладиться.

— Вот черт, — сказал голос позади меня. — Ты прямо ходячий киношный прикол, сечешь?

Я повернулся и увидел Шута, который, ощерившись, качал головой. Его губы до сих пор были опухшие после моего удара. От этого он выглядел еще грознее. Остальная компания толпилась у него за спиной. Каждый старался выглядеть как можно круче. Аки с его Бархатным Траходромом отсутствовал, но имелся его клон — мускулистый пацан, похожий на Сида Вишеза после нескольких лет качания железа и потребления протеиновых коктейлей. Шут ткнул Принудилу в плечо и показал на меня. Принудила выплюнул полный рот колы. Его девчонка отошла, с интересом на меня поглядывая. Я быстро глянул через плечо. Флердоранж исчезла.

— Нашел бы ты другой парк, круглоглазый, — прошипел Шут.

Разумно.

— Похоже, твой ротик хорошо заживает, кривозубый. Мне не хотелось бы повторяться.

— На этот раз это тебе дорого обойдется.

— Я вижу, ты себе нашел новое дарование.

— Вот именно, — фыркнул он. Мускулистый пацан подошел враскачку и встал рядом с Шутом. — Это тебе не слабак Аки.

Клон презрительно усмехнулся, показав передние зубы размером с костяшки маджонга. Может, когда-нибудь он и станет крутым, но сейчас он просто большой пацан. Под мускулами и напускным видом прятался страх. Шансов уцелеть у него не больше, чем у пинаты на Пятое мая.

— Ты когда-нибудь хотел стать героем мультиков? — спросил я у парня. — По-моему, у тебя есть шанс.

— Да пошел ты.

— Отлично. А теперь повтори это высоким потешным голоском.

Он не знал, что сказать, поэтому напряг мышцы.

— Я ему сейчас все кости переломаю, — небрежно сказал я Шуту. — И он это знает.

Шут посмотрел на Клона и понял, что я не вру. Для тупицы он был весьма понятлив. Он не знал, что делать, и изо всех сил старался этого не показать. Я побеждал, но он не хотел сдаваться на глазах у друзей.

— Я тебя прибью, — ломающимся голосом сообщил Клон. Никто не обратил на него внимания.

— Вряд ли ты сейчас будешь ломать кости, — заметил Шут. — Потому что вон там стоит кои.

Я посмотрел. Точно — коп. Стоит, весь такой в голубой форме, и думает свою полицейскую думу.

— И что? — сказал я.

— Эй, да все ништяк. Ненавижу копов. Ничего хорошего они мне не сделали. Я потому и промолчал, когда они пришли на днях и стали о тебе расспрашивать.

— Правда?

— Ага. Копы сказали, ты скрываешься от правосудия. Эти хрюкалы считают, ты по уши влез в дерьмо. Сказали, если я с тобой законтачу, надо им об этом сообщить, или меня будут считать твоим соучастником. Интересные дела.

— И что ты им сказал?

— Ни слова. Я не мог и рта открыть, потому что, если б я его открыл, вылетело бы «не пошли бы вы, ребята, на хуй».

— Спасибо.

— Не благодари меня, я просто ненавижу копов.

— Они не все чудовища, — сказал я. Не сдержался. В самый неподходящий момент во мне проснулся взрослый.

Шут лишь поднял бровь. Как будто я сказал, что мне нравится кантри.

— Так что, блин, за дела? — спросил он.

— Долгая история.

Он лишь сложил руки на груди и задумчиво кивнул. Я пытался определить степень напряга и не понимал, спадает он или нет.

— Простите за тачки, — сказал я. — В любом случае спасибо, что поступил по-мужски. А сейчас мне пора.

— Не торопись. Глянь еще раз на копа.

Я глянул.

— Видишь, рядом с ним девчонка? Вон та, с черно-красными волосами?

Я видел.

— Это Карими. Девчонка Принудилы.

Принудила гордо ухмыльнулся. Я бы тоже гордился.

— Ну и?

— Если я подниму правую руку, она сделает два шага влево, похлопает копа по плечу и скажет, что вон там, в толпе, беглец по имени Билли Чака.

— Что, взять и заложить? — спросил я. — Мне казалось, ты ненавидишь копов.

— Ты мне тоже не особо нравишься.

Я снова посмотрел на копа. Если убегать, я его сделаю. Проблема в том, что босодзуку тоже за мной погонятся. Коп может вызвать подмогу, с собаками и вертолетами. Вот будет катавасия. Мне придется уносить ноги из этого района. А мне этого не хотелось, раз уж я так близко подобрался к Флердоранж.

Был и аспект посерьезнее. Если все узнают, что за Билли Чакой по Харадзюку гоняется банда подростков, с моим реноме покончено. Пострадает и популярность моей колонки. Даже тираж журнала может упасть. Флердоранж — дело серьезное, но репутация журналиста — это моя жизнь.

— Чего ты от меня хочешь, парень? — вздохнул я.

Вся компания разом заулыбалась, будто кто-то снимал их банду для выпускной фотографии. Шут особенно сиял — наконец-то взрослый оказался в его власти.

— Я думаю, тебе понравится, — сказал он.

По его тону я понял, что нет.

Все оседлали свои машины, и мы выехали из парка. К огорчению Принудилы, я уселся за его спиной. У Клона, этого мускулистого бэби, как выяснилось, даже байка не было, и он втиснулся в крошечную люльку другого байкера. Если Клона это и парило, он не подал виду.

Я видел, как полицейский косо смотрел на нас, пока байкеры по очереди ритуально газовали, отчаливая. Рев стоял оглушающий. Слух у этих ребят теперь испорчен лет на пятнадцать. Не знаю, заметил полицейский гайдзина постарше или нет, но это явно не имело значения. Коп просто отвернулся, уставился поверх толпы и забыл о нас.

Мы ехали стройным рядом по Омэтэсандо — медленно, чтобы внести сумятицу в движение, но не создавая больших пробок. Я тащился от того, как нервные водители поднимают стекла и, не поворачивая головы, смотрят вперед. Некоторые явно зажиточные покупатели на тротуаре бессознательно вцепились в ручки сумок от «Луи Вюиттона». Другие зажимали уши. Я их не виню. Всякий раз, когда мы останавливались, байкеры от души газовали, а у одного был раздражающий звуковой сигнал, выводящий «Дикси». Байкер гудел примерно каждые полминуты просто так, лишь бы всем досадить.

Через несколько минут мы свернули в переулок, как раз — перед большим перекрестком. Взревев напоследок моторами, все разом их вырубили. Мы беззвучно, точно призрачные гонщики, заскользили по переулку. Я увидел, как с подоконника на нас изумленно вытаращился кот, а затем, когда мы подъехали, шарахнулся в страхе. Наша мощь присутствовала просто физически. И в реве моторов, и в запахе бензина, и в зверях, что рычали под нами. Попробуй заикнись, что учиться в хорошей школе гораздо важнее, чем это, и эти парни посмотрят на тебя так, будто ты сказал, что Джон Тэш — драйвовый.

Когда мы неспешно затормозили, никто не сказал ни слова. Шут слез со своего мотоцикла первым. Затем мы с Принудилой, потом все остальные по очереди. Приятно наблюдать, что даже в бандах байкеров соблюдается японская традиция строгой иерархии. Когда все спешились, Шут огласил план.

— Внимание, тупоголовые коллеги, — начал он, словно обращался к официальному собранию. — Сегодня, в этот прекрасный день, у нас в программе необычайное, ну просто вздрючивающее представление. Я — Непобедимый Хит, король задиристых байкеров, — вызываю вот этого человека, грозного придурка по имени Билли Чака, сразиться в гонках без правил для проверки на вшивость!

Аудитория завопила и засмеялась. Скрестив руки на груди, Шут самодовольно кивал, покачиваясь с пятки на носок. Затем продолжил:

— Мы сделаем круг по периметру данного квартала. Я буду на своей тачке, легендарном Терминаторе Грез, мотоцикле, который известен всему Токио своей мощностью, свирепостью и кретинским сигналом! — Он сдавил клаксон, и, ко всеобщей радости, прозвучал «Дикси». Так это он всю дорогу сигналил.

— У господина Чаки мотоцикла нет, так что ему разрешается выбрать любую из ваших машин. Если у кого-то по этому поводу проблемы, можете выяснить их со Свеном. — Качок напряг мышцы и сверкнул большими зубами. Как его угораздило назваться Свеном, я никогда не узнаю.

— Отлично. Господин Чака, извольте…

Я знал, что надо брать байк Принудилы. Он второй человек по статусу в группе, и его байк, скорее всего, лучший после Терминатора Грез. Но ради пущего эффекта клоунады Шута я сделал вид, что выбираю. Каждый парень переделал и разукрасил свой байк по собственному вкусу и содержал его в превосходном состоянии. Одна тачка называлась Половые Пляски, другая — Убийца-Кроликов. На большинстве банков — обычная иконография из черепов, языков пламени и черепов, охваченных пламенем. На некоторых были изображены мультяшные омерзительные твари — скорпионы, змеи, грифы, акулы, злобные куницы. Такие вещи надо передавать в музей, подумал я. В капсулы вечного хранения транспортных средств городской молодежи конца двадцатого века. Но скорее всего они закончат свой путь в автомастерских пригорода Оханадзяя, где воровство мотоциклов считается законным бизнесом.

— Шевелись, старик. Я не молодею, — сказал Шут, прерывая мои размышления.

— Я возьму вот этот, — я показал на байк Принудилы. Принудиле не понравилось, что я выбрал его мотоцикл, но он промолчал. У меня создалось впечатление, что он подрастерял власть с тех пор, как Свен присоединился к банде. Однажды Принудиле надоест быть крутым номер два, которому не оказывают должного уважения. Начнется борьба за власть. Принудила проиграет и вынужден будет искать себе другую компанию. Там он снова поднимется до положения человека номер два, но никогда не продвинется выше. Это его судьба.

— Отлично. Господин Чака выбрал машину Принудилы. Прекрасное изделие, известное вам под названием Дефлоратор. Прекрасный выбор. Теперь позвольте мне объяснить правила. Правил нет!

Заявление было встречено бурным восторгом. Им выдалось клевое воскресенье. Школьные мероприятия и рядом не стояли.

— Побежденный испытает гнев победителя. Если победу одержу я, Чака будет обозревать мою голую прыщавую задницу!

Все рассмеялись. Все, за исключением девчонки Шута. Она лишь закатила глазки. Однажды она устанет от его постоянного шутовства и уйдет от него. Он обломается на несколько дней, а потом найдет другую. Так оно всегда и происходит.

— Если произойдет невероятное и Чака умудрится выиграть, он накажет меня так, как посчитает нужным. Господин Чака?

В моей голове пронеслись всевозможные забавные варианты. Можно заставить пацана посещать курсы икебаны. Дать ему задание написать рецензию на увесистый труд Такидзавы Бакина «История восьми псов». Отправить в театр кабуки. В итоге я сделал выбор в пользу личной выгоды, а не насильственного культурного обогащения.

— Я хочу твою чокнутую бибикалку, — сказал я.

— Эту? — Он воспользовался предлогом и снова проиграл «Дикси». Не то чтобы ему требовался предлог.

— Эту.

— Очень хорошо, — объявил он. — Мы устроим гонку вокруг Инокасира-дори и вернемся на это место. Каждый из вас займет свое место на маршруте, чтобы наблюдать за копами и швыряться в Чаку тухлыми помидорами. Когда все разойдутся по местам, Като позвонит мне на мобильник, который будет на старте у нашего судьи, прекрасной и талантливой Бадзоки Судзята!

Красивая, талантливая и скучающая Бадзока Судзята сидела на корточках у стены. Ее волосы были заплетены в роскошные оранжевые косички, а лицо напоминало подушечку для булавок. С ее ушей, носа, губ и бровей свисали кольца и «гвоздики». Не вся эта затея явно не интересовала. Она хотела удрать отсюда и сделать себе пирсинг. Она никогда не поймет все эти идиотские мужские ритуалы. Мужчины тоже никогда ее толком не разгадают. Ее жизнь так и пройдет в неопределенности.

— Когда зазвонит телефон, начнутся гонки. Принудила и Свен будут ждать здесь, на финише. Если выиграет господин Чака, он сойдет с мотоцикла, получит приз и немедленно уедет. Прошу вас не оказывать ему сопротивления. Я благородный человек, и это благородное состязание.

Принудила и Свен недовольно кивнули.

— Если он проиграет, я покажу ему самую противную жопу в Токио. Если, однако, он попытается сойти с маршрута раньше времени… мы его догоним, отдубасим и передадим копам. Возражения есть?

— Мне бы шлем, — сказал я.

Шут рассмеялся, и кто-то кинул мне шлем. Я поймал шлем вовремя — он чуть не разбил мне нос. Шлем цвета «черный металлик» с черной наклейкой группы «Металлика» на затылке.

— И ты тоже, — сказал я.

— Что?

— Ты тоже наденешь шлем.

— Мне кастрюля на голове не нужна. Бака, — ухмыльнулся он.

— Сегодня ты его наденешь, или гонки отменяются, — сказал я. Дорога может оказаться неровной, а я не хотел брать грех на душу.

Не веря ушам своим, он улыбнулся друзьям, озадаченно развел руки и пожал плечами. Коренастая девчонка в футболке с надписью ФАНК кинула ему побитый ярко-вишневый блестящий шлем модели семидесятых. Очевидно, клевый ввиду полной непригодности. Зашиты почти никакой, но лучше, чем ничего.

— Ладно, — сказал он. — Последнее слово?

Я покачал головой.

— По местам! — рявкнул Шут.

Воздух внезапно наполнился голубыми выхлопами и ревом — будто осиное гнездо в усилках «Маршалл» на отметке «одиннадцать». Босодзуку рванули по переулку и исчезли из виду. Их было слышно даже издали.

Принудила, предостерегающе ухмыляясь, кинул мне ключи от своего мотоцикла, а затем отошел и уселся на мусорный контейнер рядом со Свеном. Я оседлал мотоцикл.

Шут, нервно улыбаясь, глянул на меня, часть его бравады испарилась вместе с его друзьями. Мир сузился до нас двоих.

Через несколько минут Шут поманил Бадзоку Судзята. Улыбнувшись, но не добившись взаимности, он передал ей свой мобильник. Затем внезапно рванул ножной стартер — от рева едва не разверзлись небеса. Я понял, что и мне можно вступать в дело. Поддав газу, я прогрел мотор, который рычал, как сердитый лев, нашпигованный стероидами.

Бадзока встала между нами, футах в шести впереди. Одну руку с телефоном она подняла, другой уперлась в бедро. Классическая поза из фильма о молодых преступниках пятидесятых годов.

— Удачи, неудачник, — сказал Шут, перекрикивая шум.

— Будь осторожен, — сказал я — возможно, слишком искренне. Все равно что советовать барракуде не плавать на глубине. Шут поднял брови и затем натянул летные очки. Я надел позаимствованные у кого-то мотоциклетные очки, предназначенные для какого-то недомерка.

Затем мы оба сосредоточили взгляд на телефоне, который Бадзока держала в вытянутой руке, точно олимпийский факел. Я старался не пялиться на ее оранжевые косички и пирсинг.

Внезапно Шут сорвался с места и исчез в молочно-синем облаке выхлопных газов. Сквозь это облако прорывался едва слышимый телефонный звонок. Словно писк москита в ураган.

Гонка началась, и я был позади.

Я отпустил ручку сцепления, и байк подо мной рванул вперед. Переднее колесо задралось, будто нос взлетающего самолета. С некоторым трудом я его опустил. Вслепую вывернув из переулка на Омэтэсандо, я чуть не бортанул такси. Водитель показал мне «фак» и шестиэтажным матом высказал все, что обо мне думает, но я, дав по газам, ушел вперед, не тратя времени на извинения.

Впереди я увидел Шута, который, объехав зеленую «хонду», с оглушительным визгом набирал скорость. Несмотря на старт как из пушки он был от меня всего ярдах в тридцати пяти.

Первый перекресток — шестилучевая развязка, достаточно сложная и при обычной езде. Сотня шансов, что в кого-нибудь вмажешься, если не очень перестраховываешься, и десяток — если ты перестраховщик хоть куда. Шут свернул влево и на скорости обошел автомобиль на самом перекрестке, игнорируя мой совет быть осторожным. Я последовал его примеру, промчавшись мимо ошалевшего водителя, прежде чем тот достиг пересечения дорог. Уголком глаза я видел размытые силуэты пешеходов на тротуаре. Если поедем на красный, переход будет забит людьми.

Я точно копировал маршрут Шута между автомашинами и не единожды вынужден был резко сворачивать, когда он подрезал кого-нибудь, заставляя водителей резко тормозить прямо передо мной. Не знаю, тупость это или стратегия, но, если я ничего не предприму, так оно и будет продолжаться. Пора с этим кончать.

Заметив просвет, я сманеврировал, поддал газу и чуть не устроил столкновение, когда один из водителей запаниковал и ударил по тормозам. Со всех сторон гудели. Вот что значит ездить в воскресенье.

Шут быстро оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, оторвался он от меня или нет. Не оторвался. Я решил сделать свой ход.

Я выполнил маневр с двукратным отклонением под названием Пьяная Свинья. Я ему научился, когда писал статью о мотокроссе на гелиомашинах в Малайзии в 1982 году. То был год гелиодвигателей. Штопором промчавшись сквозь стайку озадаченных водителей, я сравнялся с Шутом.

Нас отделяло менее фута.

Протянув руку, я нажал на его клаксон. Услышав «Дик-си», Шут обернулся в полном шоке. Помахав ему, я рванул вперед, уклонился вправо и дал полный газ.

Мой маневр вызвал визг шин и уродливую симфонию гудков. Я мельком глянул в зеркало заднего вида. Шут еле удерживал Терминатор Грез в вертикальном положении — байк неуверенно заскакал по тротуару. Шут сбросил скорость почти до полной остановки и сумел все-таки удержать байк. Хорошо, что я заставил Шута надеть шлем.

Я знал, Шут слишком потрясен и не будет рисковать, чтобы нагнать меня. Дело в шляпе, если я не допущу глупостей. Я заметил парочку босодзуку на мотоциклах на следующем перекрестке, и проехался для них на заднем колесе. Это можно квалифицировать как глупость, но ни одни бесшабашные гонки не обходятся без рисовки.

Перейдя на автопилот, я вспомнил единственный фильм Сато Мигусё в стиле «экшн» под названием «Победа или провал» (фильм, кстати, провалился). Фильм был о старом питчере, бейсболисте низшей лиги, у которого проблемы с якудза, потому что он отказывается нарочно проиграть последнюю игру в своей карьере. В финальной погоне он на мотоцикле уходит от якудза. Те преследуют его на автомобиле, размахивая из окна бейсбольными битами. Видимо, трюк с битами замышлялся как символический, а может, иронический. Так или иначе, теперь я понимал: Сато никогда не участвовал в мотоциклетных гонках, потому что на самом деле все не так, как в его кино. На самом деде все гораздо круче.

Линия финиша была как раз за следующим перекрестком. Я осторожно обогнул последний угол, стараясь держать мотоцикл вертикально и особо не спешить.

И правильно сделал. Потому что как раз в этот момент из-за угла вывернул автомобиль. Его шины протестующе взвизгнули, и я резко отклонился в сторону, чтобы с ним не столкнуться. Будь моя скорость всего на пару миль выше, а внимание — на долю меньше, я бы взмыл в воздух, минус мотоцикл, в ожидании болезненного воссоединения с terra firma. Я твердо усвоил во время ежегодных гонок рикш в Гонконге, что гонки не закончены, пока не закончены, и был рад, что урок дает свои плоды.

Я выматерился вслед автомобилю, который умчался в другом направлении. Тут я заметил, что это «линкольн-континенталь», и меня слегка затошнило. Я посмотрел в зеркало заднего вида, и меня затошнило еще больше.