Уже смеркалось, когда машина въехала на булыжную мостовую главной улицы Уолса, ведущей в гавань. Шел мелкий дождь, туман наплывал с моря через весь старый городок, обволакивая узкие улицы и дворы. То там, то здесь в окнах загорались огни. Послышался гудок парохода. Часы на башне церкви из красного кирпича пробили шесть.
Проехав базарную площадь, шофер дал резкий сигнал, чтобы разбудить инспектора.
В «Кровавой кузнице», которая в эти мрачные сумерки производила на проезжающих торговцев впечатление разбойничьего вертепа, инспектор не застал Билла Шеннона. Экономка сообщила, что днем он уехал на рыбную ловлю и, видимо, еще находится в гавани.
Небольшая шхуна стояла у причала с торчащими толстыми деревянными сваями. Почти трехметровый дельфин висел на лебедке, и трактирщик в высоких рыбацких сапогах и зюйдвестке стоял на борту с незнакомым человеком, они изучающе рассматривали добычу.
В зубах незнакомца была трубка, при каждой затяжке из нее с треском вылетали искры. Казалось, что табак, который курил этот человек, был смешан с порохом.
— Пойдемте в трактир и выпьем по маленькой, что-то прохладно стало, пригласил Шеннон инспектора. Они знали друг друга. Трактирщик, как и все другие в Уолсе, был в курсе событий.
Но Бейли не спешил. Он влез на палубу шхуны и внимательно осмотрел ее.
— Прекрасный экземпляр. Я и но знал, что в наших водах водятся такие большие дельфины. На какую наживку удалось вам поймать такую тушу? — Он поискал глазами незнакомца, но того и след простыл, будто он растворился в воздухе.
— Идемте, идемте, инспектор. Сейчас хлынет как из ведра, — настаивал трактирщик.
— Да, действительно великолепный экземпляр, — повторил инспектор. Спустите-ка это морское чудо на палубу. Мне хотелось бы рассмотреть его поближе.
Шеннон пытался сопротивляться, но инспектор не уступал, и трактирщику не оставалось ничего другого, как исполнить требование Бейли.
Он спустил дельфина с лебедки и сказал равнодушным голосом:
— Мне приходилось ловить и покрупнее. Этот ничего особого не представляет.
— Дайте-ка нож. Я хочу поковыряться в этой огромной рыбине.
— Зачем вам в пей ковыряться, это же… Нет, не дам. — Шеннон спрятал нож за спину.
— Почему? — Бейли усмехнулся. — Я слышал, что есть сорт дельфинов, в артериях которых вместо крови течет настоящий «Бурбон». Мне сдается, что этот чудный дельфин как раз относится к такой разновидности. Представьте себе: я делаю отверстие в его брюхе, и оттуда бьет ключом настоящий французский коньяк! Целых две бочки! Доход от этого составил бы больше, чем я зарабатываю за целый год за счет грошей налогоплательщиков.
Шеннон явно влип, но он был разумным человеком и умел воспринимать удары судьбы с должным юмором.
— Хорошо, — сказал он, — разделывайте моего дельфина. Но перед тем, как вы арестуете и уведете меня, я так напьюсь, что об уводе не может быть и речи. Вам придется нести меня на носилках.
— Давайте сначала попробуем вашего добротного коньячку, а затем вместе решим, что делать.
Шеннон сразу сообразил, что его ангел-спаситель кружит над его грешной головой, и был готов напоить инспектора до положения риз.
Они спустились в каюту. Там было уютно и тепло, начищенная до блеска керосиновая лампа излучала приятный свет.
Это был удачный вечер для инспектора. Напротив него сидел правонарушитель. Его хорошее настроение и шутки заставили Бейлп забыть, что контрабанда является, собственно говоря, преступлением.
Шеннон доказывал Бейлп, что контрабанда — это всегда риск и вызов существующему общественному порядку. «Так что, — продолжал владелец „Кровавой кузницы“, — я как представитель трудящихся масс…»
— Замолчите наконец, трудящийся, и ответьте мне на один вопрос, но честно, иначе я велю вас арестовать, и тогда вы будете лишь во сне видеть дельфинов и средства для пыток в вашей таверне.
— Иначе, как быть честным и откровенным, я и помогу. По крайней мере в отношении вас, — заверил Шеннон. — В чем я должен признаться?
— Миссис Тори была вчера вечером в вашем притоне пыток?
Шеннон утвердительно кивнул.
— Но это ничего не значит. Я имею в виду убийство, — добавил он тут же. Она иногда ночует у меня, если выпьет больше трех стаканов своей адской смеси.
— Когда она появилась у вас вчера?
— Где-то около одиннадцати.
— Где вы ее разместили?
— В комнате рядом с ванной, в сторонке, там тихо.
— Могла ли она покинуть таверну незамеченной?
— Да. Это вполне возможно.
— Нарисуйте мне план дома. Бейли достал карандаш и вырвал листок из записной книжки.
— Ну, а теперь покажите мне, где ночевал известный вам Конрой.
— Вот здесь. — Шеннон ткнул карандашом в прямоугольник, расположенный как раз напротив комнаты, в которой Дороти Торп готовила свой дьявольский напиток с перцем.
— Значит, оба могли приятно беседовать друг с другом, вот как мы с вами?
Шеннон утвердительно кивнул головой.
На улице шумел ветер, капли дождя стучали по палубе шхуны, волны с шумом разбивались о мол. От этого каюта делалась еще уютнее. И все же Шеннон помрачнел.
— Я знаю, куда вы клоните, — сказал он. — И вообще вы чертовски хитры и коварны. Я таких сыщиков не встречал. Другой бы начал меня строго допрашивать, ничего не выудив. Я бы так водил его за нос, что без моей помощи он не знал, как выйти отсюда. Вы же прохаживаетесь по каюте такой развеселый, и как бы между прочим выясняется, что я занимаюсь контрабандой, пьете мой контрабандный коньяк, и я, того не подозревая, выдаю вам все свои секреты, в том числе даже случай с моей теткой Корнелией и ангелом, которого она заказала на свою могилу у архитектора за три тысячи фунтов. А зачем ей это надо? Чтобы не оставить своим наследникам ни одного шиллинга. Теперь же вы подозреваете Дороти и молодого Конроя, и в этом виноват я.
— Может быть, я подозреваю даже вас. Вполне возможно, что вы хотите помочь своей подруге детства уничтожить прочих наследников, чтобы затем напялить на нее фату и повести как невесту к алтарю.
Когда час спустя инспектор покидал каюту, на улице бушевал уже такой шторм, что едва можно было слышать самого себя.
Он крепко ругал себя за обещание Шеннону сделать вид, что он ничего не знает о дельфине с контрабандным коньяком. Бейли решил про себя, что он обратит внимание своих коллег на таможне, что есть дельфины, которые в своих потрохах облагораживают морскую воду, превращая ее в коньяк. Шеннону же он порекомендует впредь сдерживать свои контрабандистские наклонности.
Придя домой, Бейли, несмотря на усталость, подготовил еще сообщение для полицейского начальства.
Он лег, но и в постели не находил покоя. На ночном столике громко тикал будильник, который Бейли купил в универмаге за пять шиллингов. Тиканье будильника напоминало ему звуки адской машины, навевало думы о бомбе в Карентине…
Наконец он уснул.
От резкого звонка Бейли вскочил. Но это был не будильник, а телефон.
Ругаясь, оп снял трубку. Звонила Стелла Грэди. От волнения она едва могла говорить.
В то время как инспектор и Шеннон распивали коньяк в каюте шхуны, Эрвин привез свою жену ночевать в Уолс в таверну «Кровавая кузница».
— По крайней мере там ты будешь в безопасности.
— А если завтра утром я приеду, а тебя выуживают из илистого болота? — спросила Энн без особого огорчения. Она, видимо, и сама не верила в такую возможность.
Эрвин выдавил из себя громкий смех.
— На этот раз убийца придумает что-нибудь другое.
Вернувшись в Карентин, Эрвин направился к Дороти.
Она сидела с ногами на диване и курила черную сигарету длиною в тридцать сантиметров.
— Я боюсь выходить из комнаты, — пожаловалась она. — Даже здесь, в этих четырех стенах, мне мерещатся в каждом углу убийцы, мне кажется, что и под диваном убийца; наверняка кто-то стоит за дверью и подслушивает.
Эрвин резко открыл дверь. В слабо освещенном коридоре никого не было. Но в конце его бесшумно двигалась тень, которая тут же исчезла. Кто это был? Грэди, Фишер или Декстер?
Вернувшись в комнату, он закрыл дверь на ключ, включил радио, достал шахматы и лишь после этого продолжил беседу с Дороти…
Фигуры на шахматной доске остались нетронутыми, когда Эрвин в носках с ботинками, которые он связал шнурками и надел на шею, вышел от Дороти. В руках Эрвина мигал карманный фонарик.
Он дошел до конца коридора и открыл дверь, ведущую в просторную галерею. Эрвин обратил внимание, что дверные петли были смазаны и не издавали ни малейшего звука.
Лестницы по обе стороны галереи вели вниз, в зал. Эрвин подошел к балюстраде и посветил карманным фонариком. Повсюду можно было видеть следы взрыва: зияющие щели в стенах, почти двухметровая дыра в полу…
Оглушающий удар обрушился сзади на его голову. Он дико закричал, заглушив треск ломающихся деревянных перил. От резкого толчка он свалился с шестиметровой высоты па кафельные плиты.
Распластав руки и как-то неестественно повернув голову в сторону, Эрвин остался лежать без движения; вокруг его головы растекались кровавые пятна.
В это время Стелла Грэди, которую мучила бессонница, совершала обход. Она услышала крик и, вбежав в зал, увидела лежащего на полу Конроя. Об этом она позже сообщила на допросе.
Это было странно, но она не разбудила никого в доме, а позвонила инспектору.
Бейли погрузил свое тучное тело в ванну с горячей, если не сказать кипящей, водой. Красный как рак, пыхтя, он принял после этого холодный душ и почувствовал себя настолько бодрым, что мог сесть за руль автомашины.
К своему удивлению, он не увидел ни в одном из окоп замка света. Казалось, все погрузилось в глубокий сон. Неожиданно парадная дверь, перед которой он стоял, открылась, и появилась Стелла Грэди.
— Слава богу, инспектор, что вы наконец здесь, — прошептала она. — После того как я обнаружила в зале труп, я почувствовал, что кто-то следит за мной. Поэтому я спряталась между двумя шкафами в прихожей, чтобы сразу открыть вам дверь.
— Почему вы думаете, что Копрой мертв?
— Во время войны я была медсестрой и умею отличить раненого от убитого.
Сразу слева у входа был выключатель. Бейли нажал на него. Зажглись люстра и торшер.
— Он лежит там! — сказала Стелла.
Но там, куда она указала рукой, никого не было.
— Это невероятно! — воскликнула Стелла. — Я видела его собственными глазами!
— Оказывается, есть трупы, которые восстают из мертвых не только в день Страшного суда.
Эта циничная шутка никак не отражала настроения инспектора. Пятно крови на кафеле не оставляло сомнений, что здесь лежал тяжело раненный человек. Исследовав сломанные перила балюстрады, он нашел следы, которые явно свидетельствовали об акте насилия. Перила были подпилены.
Когда обитатели замка появились в зале, Бейли сообщил им о происшедшем.
На голове у Дороти были бигуди, но она покрыла голову шелковой шалью. Фишер был расстроен и не так вызывающе респектабелен, как обычно. Декстер, слегка шатаясь, бормотал что-то про себя, как будто он совершенно не понимал, почему его подняли среди ночи. Патриция стояла в длинной фиолетовой ночной рубашке, которая, как и все другое, что она носила, отражала ее пессимистическое мировоззрение, поскольку была отделана черными кружевами.
Поразмыслив, Бейли позвонил Вильямсу и в полицей-президиум в Ливерпуль. Глупое завещание покойного Торпа таило смертельную опасность для всех его наследников.
Обыск, проведенный Бейли н Вильямсом, ничего не дал. Куда делся Конрой, узнать не удалось.
Когда Энн сообщили, что ее муж исчез, с нее как рукой сняло присущее ей озорство и она разрыдалась.
— Вы действительно полагаете, инспектор, что он убит? — спросила она всхлипывая. Бейли решил сказать ей правду.
— Я этого не знаю. Если быть до конца честным, я и сам не понимаю, зачем нужно было его убирать.
Шеннон успокоил и подбодрил Энн. Поразмыслив, она пришла к выводу, что по сравнению с Карентином таверна «Кровавая кузница» со своими орудиями пыток была куда более спокойной обителью.