Хозяйку ювелирных магазинов я представлял себе по-разному. Закрывал глаза – и видел толстенную бабищу, увешанную рыжьем и брюликами… Нет, вряд ли Француз на такую позарится, при всей его всеядности.
Тогда воображение подкидывало другой портрет: худощавая, жилистая, спортивная, с мальчиковой стрижкой…
Сегодня наблюдаю ее воочию.
Но сначала приходится контактировать с ее телохранителем, который – на глазах прохожих – невозмутимо шмонает меня, после чего, буркнув нечто маловразумительное, разрешает залезть в монументальный белый «лексус». Сам устраивается сзади.
Она сидит за рулем. Бледно-бежевая куртка с опушенным мехом песца капюшоном, коричневые брюки. Ей откровенно за сорок. Довольно крупная, в меру полноватая. Длинные светлые волосы. Лицо смертельно уставшей от славы, но все еще привлекательной актрисы. Почти невозможно поверить в то, что под этой обольстительной оболочкой кроется железная леди.
Костецкая окидывает меня оценивающим взглядом. И, кажется, остается довольна увиденным.
Спрашиваю:
– Мы можем поговорить наедине?
Она скользит по мне испытующим взглядом блекло-голубых размытых глаз и приказывает охраннику:
– Постой на улице.
Она произносит эти слова тоном хозяйки, но у меня почему-то возникает ощущение, да что там, убеждение, что она с телохранителем спит. Возможно, ей просто надоело крутить любовь с самонадеянными коллегами-буржуями в жестокосердном мире денег и власти. Гораздо комфортнее с таким простым мужиком, который смотрит на тебя снизу вверх, как на богиню.
Охранник кашляет, как бы прочищая горло: показывает женщине, что он сердит. Но не решается перечить и выбирается из машины, хлопнув дверцей. Похоже, ревнует. Надо же, второй Колян выискался. Дурашка, нашел к кому ревновать. К человеку, который наполовину умер. А то и на две трети.
Снова без обиняков рассказываю о звонке.
– И вы полагаете, – усмехается Костецкая, – что вам позвонила я – или некто по моей просьбе? Предположим, вы угадали… И?.. Неужто надеетесь, что я вот так просто-напросто возьму и расколюсь? Тогда вы очень наивный человек. Но, увы, это сделала не я – хотя бы потому, что в прошлую субботу впервые узнала о вашем существовании.
– А кто мог позвонить?
– Спросите что-нибудь полегче… Послушайте… Как вас зовут?.. Ах, да, Королек. Послушайте, Королек. Я понимаю, что каждый человек – для себя – пуп земли. Но не надо думать, что все прогрессивное человечество озабочено только одним: как бы натравить Королька на Француза.
Начинаю медленно и неуклонно сатанеть.
– Значит, вам ничего не известно?
– Значит, так, – голос бизнесменши твердеет. – И давайте закругляться. Мой охранник, наверное, уже окоченел. Это мы с вами сидим в тепле, а он – в одном костюмчике – торчит на холоде.
Отворяет дверцу и командует охраннику:
– Залезай.
Он шумно протискивается в машину и застывает позади нас, похоже, не думая и не дыша. Мое бешенство разом проходит, точно парень отнял его.
– Вы жалеете охранника, – в моем голосе звучит мягкая укоризна. – А у меня погибла жена, самый близкий человек. И вы отказываетесь мне помочь.
В общем-то, совсем не собираюсь ее разжалобить, эти слова (довольно-таки банальные) вырываются у меня невольно. Но повисает тишина, а слабое сопение охранника за нашими спинами как будто добавляет ей человеческого тепла.
– Убедили, – почти нежно усмехается Костецкая. – Я была уверена, что меня уже ничто не проймет, жизнь отучила от сантиментов. Оказалось, еще способна на сопереживание… Ладно, готова помочь. Но что я могу сделать?
– Покопаться в памяти и…
– Не надо держать меня за дурочку, господин Королек, и повторять одно и то же. Рада бы, да не получается.
Она проводит кончиком языка по своим красивым, бледно накрашенным губам, но в этом нет ничего нарочито эротического: она размышляет.
– Поступим так. Я досконально просмотрю свою записную книжечку и позвоню вам. Пожалуй, даже сегодня вечером. Возможно, нам придется еще раз встретиться… Вы не против? – как бы по привычке кокетничает она.
И я снова слышу сдержанное сопение (или вздох) телохранителя.
На этот раз это сопение кажется особенно искренним, идущим от самого сердца.
Костецкая звонит около полуночи. Извиняется, что поздно беспокоит и заявляет, что готова встретиться завтра.
Засыпаю с немалым трудом.
Проснувшись в утренней полутьме, ощущаю необъяснимое волнение и босиком подхожу к окну. За ночь выпал снег. Ощущение зимы, Нового года, который я бесконечно люблю, невероятное. Напрочь забываю, что на дворе начало ноября. Стыдно сказать, во мне пробуждается слабенькая надежда. На что – знать не знаю, но беспокойство растет…
* * *
В час дня жду Костецкую. День разгорается. Небо голубое, с дымными невесомыми облаками. Даже серый короб мэрии сияет весело и дружелюбно. И моя замарашка «копейка» (я вылез из нее и кукую на тротуаре) таращится радостными круглыми глазами на солнечный осенне-зимний мир.
Вскоре рядом припарковывается белый «лексус».
Мизансцена, как сказал бы человек театра, та же, что и вчера: Костецкая на месте водителя, я рядом с ней и посапывающий охранник позади нас. Но что-то изменилось. И дело не в том, что одета Костецкая по-другому: теперь она горит всеми переливами алого. По своему медленно забившемуся сердцу начинаю чувствовать, что сейчас будет произнесено нечто такое, что изменит ход расследования, а может, и мою судьбу.
– Я просмотрела свои записи, – говорит хозяйка «Золотого апельсина». – Моя записная книжка распухла от фамилий и телефонов: знакомые, клиенты, партнеры и т. д. и т. п., так что пришлось рыться основательно. Покопалась и в своей памяти…
Она на мгновение останавливается, то ли, кокетничая, тянет время, то ли впрямь не решается продолжить фразу. Я тоже замираю. А точнее – обмираю в ожидании ее слов. И до хруста стискиваю пальцы.
– … и не обнаружила ни одного человечка, который так – в кавычках – «любит» Француза, что мог натравить вас на него.
Медленно выдыхаю.
– Но у меня возникла одна мысль, которая может вас заинтересовать. Я поразмышляла вечерком на досуге. А что, если ваша посылка – ошибочная, и звонил вам тот, кто ненавидит не Француза, а именно вас?
В этом, мне кажется, есть сермяжная правда. Представьте. Некто хочет расправиться с вами, причем чужими руками и, заметьте, ни единой копейки не заплатить. Что он предпринимает? Ему известно, что вашу любимую жену убили. Он звонит вам и сообщает, что это сделал Француз. Вы, естественно, решаете Француза ликвидировать. Без суда и следствия. И незамедлительно приступаете к действиям. В результате люди Француза покончат с вами. Их все-таки больше. К тому же они профессионалы, а вы любитель.
Это вариант первый. Вариант второй. Неким непостижимым образом вы умудряетесь уничтожить Француза и остаться в живых. Что дальше? Еще до первой нашей встречи я постаралась о вас разузнать… так, на всякий случай. Информация крайне неутешительная: вы – человек щепетильной совести. А это значит, что обязательно сдадитесь полиции и сядете в тюрьму. Так что в обоих случаях вы проигрываете… Согласны?
– Подобная версия даже не приходила в мою тупую башку, – признаюсь я. – Старею. Теряю нюх… Вам не говорили, что вы – прирожденный сыщик?
– У меня действительно неплохо развиты аналитические способности, – соглашается Костецкая. – Такая профессия. Предприниматель обязан уметь рассчитывать риски и предвидеть возможности…
* * *