В избе темно. Николай и его гость – две черные тени – перебрасываются короткими фразами.

– Значит, легавые нас накололи, – мрачно констатирует гость.

В его голосе нет паники, только спокойная ледяная злоба.

– Выходит, так, – соглашается Николай.

Кажется, ему абсолютно безразлично происходящее, словно это дурной сон.

Загорается экранчик сотового телефона: гость набирает номер.

– Алло? Слышите меня?

– Ну? Чего тебе? – звучит в его ухе неторопливый повелительный голос.

– Я в избе. Это подстава. На улице, похоже, засада, – коротко сообщает гость.

– Угомонись и не дергайся, – высокомерно и спокойно говорят в трубке, мягко грассируя. – У страха глаза велики. Не исключено, что никакой засады нет. Все будет тип-топ, парень, ты уж мне поверь. Я тертый калач… Ствол при тебе?

– Да.

– Значит, отобьешься. Сейчас выходить рано. Погоди часов до четырех. Мне не звони… И вот еще что. С хозяином разберись. Мужик ненадежный… Понял?

– Ясно.

– Ну, действуй.

– Я живым не дамся.

– Вот это молодец.

– Иди ты… – цедит гость.

Засовывает телефончик в карман и задумывается о чем-то своем. Затем рассеянно, почти дружелюбно спрашивает Николая:

– Так что же это получается? Выходит, подставил ты меня, дядя?

– Да я… – начинает Николай.

И вскрикивает: лезвие ножа три раза вонзается в него по самую рукоять. С хрипящим всхлипывающим стоном, судорожно вдыхая и выдыхая воздух, Николай опускается на пол.

Гость бросает возле умирающего нож, предварительно обтерев платком рукоять; осторожно, чтобы не запачкаться кровью, светя сотовым телефоном, как фонариком, перешагивает через агонизирующее тело. Ощупью заходит в комнату, ложится на продавленный диван и закрывает глаза…

* * *