Личный состав церкви

В состав церкви входят все верующие во Христа в соответствии со Священными Писанием и Преданием, Символом Веры и исторически сложившейся церковной традицией. Вступление в церковь совершается посредством Крещения. В Крещении, как духовном рождении, каждый христианин обретает свой экклезиологический статус, получает имя и каноническое положение, из которого следует его церковная правоспособность. Так, Родина, родители и гражданские права приобретаются в акте рождения. Отличие в том, что крещение требует свободного самоопределения, а родителей и Родину не выбирают.

В таинстве Миропомазания каждый христианин получает дар Святого Духа. «Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Бог один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех. Но каждому дается проявление Духа на пользу» (1 Кор 12:4–7). Апостол перечисляет множество даров: мудрость, знание, вера, дар исцелений, чудотворений. Дар пророчества, различения духов, иному разные языки. Не может быть бездарных христиан, ибо каждый получает дар Духа.

Бог излил на Свою Церковь удивительное изобилие даров. Сравнивая ту эпоху с нашим временем, приходится признать оскудение даров Духа. Но Бог не лишил нас попечения. Нам оставлен великий дар Священства, дабы священнодействовать Таинства, совершать Евхаристию.

В основу понятия «священство» послание ап. Петра полагает идею всеобщего священства всех христиан: «как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом». «…вы – род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет; некогда не народ, а ныне народ Божий; некогда непомилованные, а ныне помилованы» (1 Петр 2:5, 9-10). Апостол Павел, обращаясь к конкретной общине, называет «святым» весь христианский народ этой общины. Основой церковной жизни первохристианства было священство народа Божьего. Служение пресвитера и епископа было выявлением священства, которое принадлежит всему народу Божьему.

Учение о посвящении, по мысли о. Николая Афанасьева, «затемнило в церковном сознании служение священства всего народа». Служение епископа, пресвитера и дьякона не было инородным священством, но являло высшие степени всеобщего священства народа Божьего.

Школьное богословие довело до крайности течение, которое стремилось на идее посвящения обособить высшие степени священства. Рассматривая носителей высших степеней священства посвященными по отношению ко всем остальным членам церкви, которые не получают посвящения, оно вошло в противоречие с церковной традицией. Школьное богословие в таком виде представляет основы церковного устройства, что они не могут быть обоснованы церковным преданием и оправданы историческими фактами. Этим оно не укрепляет их в церковном сознании, оно их подрывает. Идея посвящения, как мы видели, не содержится в учении Церкви, а является результатом богословской спекуляции. До настоящего дня Церковь продолжает исповедывать в своей литургической жизни единое священство, которое принадлежит всему народу Божьему, высшей степенью которого является особое священство членов церковной иерархии [7] .

Возникшее из священства народа первосвященство епископа не заслонило его. Первоначально их генетическая связь сохранялась. Первосвященство епископа оставалось в сфере священства народа, а не над ним. Служение священства оставалось единым, в нем лишь появилась высшая ступень, превратившаяся в особое служение. Служение пресвитеров стало второй степенью священства. Когда дьяконы получили служение священства, появилась третья степень священства. Трехстепенное священство не составило инородное священство, но высшие степени единого священства народа Божьего.

Утрата новозаветной идеи всеобщего священства постепенно привела к трагическому разделению народа Божьего на два разных общества – епископат, клир и народ – все больше и больше теряющих связь в наши дни. Обе части составляют целое – Тело Христово. Они не могут жить обособленно. В этом корень современной трагедии Церкви.

В Западной церкви произошло резкое разделение народа Божьего на сакральную и профанную часть. К церкви учащей принадлежало духовенство, знавшее латынь – язык, на котором читалось Священное Писание. Масса церковного народа не знала латыни. Перевод Священного Писания на родной язык духовенство запрещало. Лишив Священного Писания, народ Божий устранили от активного участия в церковной жизни.

На Востоке вокруг Алтаря выросла стена иконостаса, отделившая небо от земли – клир от народа. Разделение углубило различие в образе жизни и социальной принадлежности двух слоев церковного общества. В наше время славянский язык становится такой же помехой для духовной жизни в России, как некогда латынь на Западе.

В конце XIX в. профессор А. С. Павлов указывает два канонических статуса: «В основание церковного устройства положено разделение на клириков или иерархию, и на мирян, или простых членов церкви» . Епископы приобретают полноту богослужебной власти и власть управления. Священники получают власть совершать богослужение и таинства, миряне соучаствуют молитвой.

В XXI в. церковное положение значительно изменилось. В практической жизни между иерархами и клиром пролегла пропасть. Нынче общепринято делить состав церкви на три канонических статуса: иерархию (священноначалие), клириков и мирян. Каноническое положение каждого члена церкви изменяет хиротония, в которой подается особый дар Духа совершать Таинства. Каждый акт хиротонии изменяет каноническую правоспособность.

В Уставе РПЦ только епископ получил каноническое определение: «Архиерей, по преемству власти от святых апостолов, есть предстоятель местной церкви». Устав наделяет его «всей полнотой иерархической власти»: богослужебной, пастырской, административной и судебной. Клир не получил в Уставе канонического определения. Клирики определяются прагматически – через описание профессиональных обязанностей. Личная и таинственная связь клирика и мирянина с Телом Христовым и Духом Святым выпала из Устава РПЦ. Каноническое положение клириков и мирян в Церкви заменено личным подчинением епископу. Устав не замечает, что все они «имеют помазание от Святого», как и епископ, имеющий то же самое помазание (1 Ин 2:20). Канонический статус народа Божьего оставлен неопределенным. Двадцатый век оказался плодотворным для создания уставов. За 80 лет принято пять уставов, имеющих принципиальные различия. Тенденция в изменении уставов направлена на усиление авторитарной власти епископа и ограничение участия в церковной жизни клириков и народа Божьего. Устав потерял идею всеобщего священства и неуклонно вытесняет догматический принцип «соборной» Церкви.

 

Епископ

В переводе с греческого епископ – «наблюдатель», «надзиратель», «смотрящий». Синонимом служит название «архиерей», «первосвященник», воспринятое из Ветхого Завета. Оба наименования равноценны и содержатся в Священном Писании обоих Заветов. Господь Иисус Христос не упоминает епископов. Евангелие не содержит учения о новозаветной иерархии: дьяконах, пресвитерах и епископах. Послания апостола Павла употребляют названия «епископ» и «пресвитер», но не указывают различие между ними и не выявляют преемственность епископского служения от апостолов. Различие в служениях и преемственность рукоположения основаны на церковном предании.

Сложившаяся церковная традиция рассматривает епископа в качестве преемника апостолов. Новозаветный образ епископа и его служение необоснованно отождествляют с апостольским служением. Это два различных служения. Их нельзя отождествить по содержанию, происхождению и авторитету.

 

Служение и авторитет епископа

Господь высоко оценивает подвиг апостолов, посылая проповедовать Евангелие Царства: «Вы – соль земли, вы – свет миру». Христос послал учеников служить верующим, как Ему Самому и заповедал выразить любовь к Нему через заботу о «словесных овцах»: «Если любишь Меня – паси овец Моих». «Пастух» или «Спаситель» отдает жизнь за «овец своих». Церковь осуществляет родовые связи как организм Христовой жизни: «я родил вас во Христе» – пишет верующим апостол Павел. Церковь производит слово «спасение» от слова «пастись» или «пребывать в стаде Христовом». Позднее за словом «спасение» утвердился новый смысл – посмертное блаженство человека. Образ «словесных овец» проходит через Новый Завет. Апостолы собирают верных в «единое стадо Единого Пастыря».

Епископ в своем служении объективно отличается от апостолов. Апостолы получили власть и заповедь совершать чудеса: «проповедуйте, что приблизилось Царство Небесное; больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте» (Мф 10:7–8). Епископы не получили заповедь и власть исцелять и воскрешать. В служение епископа не входит совершение чудес.

Апостол Павел видит в епископе, возглавлявшем общину, не чиновника, а образец нравственной чистоты, веры и преданности Богу: «кто епископства желает, доброго дела желает. Но епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен, честен… но тих, миролюбив, не сребролюбив, хорошо управляющий домом своим, детей содержащий в послушании со всякою честностью» (1 Тим 3:1–4). Современный епископ не похож на этот образ.

Апостол Павел призвал: «подобны мне бывайте, как я Христу». Церковь требует нравственного уподобления от христианина, в первую очередь от епископа.

Таков и должен быть у нас Первосвященник: святой, непричастный злу, непорочный, отделенный от грешников и превознесенный выше небес, Который не имеет нужды ежедневно, как те первосвященники, приносить жертвы сперва за свои грехи, потом за грехи народа, ибо Он совершил это однажды, принеся в жертву Себя Самого. Ибо закон поставляет первосвященниками человеков, имеющих немощи; а слово клятвенное, после закона, поставило Сына, на веки совершенного (Евр 7:26–28).

Богослужебные тексты прославляют святителей за те же нравственные достоинства:

Правило веры и образ кротости, воздержания учителя, яви тебя стаду твоему, как вещей истину. Сего ради стяжал смирением высокая, нищетою богатая.

 

Рождение епископа

Епископ является основной единицей церковной структуры со второго века. Основываясь на раннехристианских свидетельствах, о. Николай Афанасьев выводит служение епископа из служения старейшего пресвитера христианской общины. Служение епископа возникло из места, занимаемого старейшим пресвитером на Евхаристическом собрании. Это место обратилось в особое служение. Занимая его, старейший пресвитер стал единственным совершителем «благодарения» и всех литургических актов. Так старейшинство священства превратилось в особое служение, а сам он стал первосвященником или архиереем. Служение епископа обосновано природой Евхаристического собрания, в котором центральное место изначально занимало одно и то же лицо. Полнота Евхаристического служения, пастырство, учительство и суд стали функцией епископа. Он становится фигурой, олицетворяющей Церковь во всех проявлениях ее благодатной, исторической и социальной жизни. Лицо епископа выражает догматические признаки единства, соборности, святости и апостольства – весь догмат о Церкви.

Откуда приходит епископ в христианскую общину? Апостолов избрал Христос (Лк 6:13). «Я вас избрал, и поставил вас» (Ин 15:16). Апостол Павел обращается к епископам: «Внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святой поставил вас епископами, пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе Кровию Своею» (Деян 20:28). Епископ рождается в Церкви. Апостолов «поставил» Христос. Епископов «поставляет» Святой Дух через избрание и возложение рук епископов. Первоначально это были апостольские руки. В церковной традиции «поставление» епископа состоит из двух актов: избрания и, как говорит молитва, «проручествования» (от слова «руки»): «Божественная благодать, всегда немощных врачующая и оскудевающее восполняющая, проручествует благоговейнейшего архимандрита имярек в епископа». В рукоположении епископа участвуют три или больше епископов, но хиротонисует во епископа не число участников, а Божественная благодать, которую призывают в молитве.

Избрание или наречение изначально совершал народ местной церкви, для которой епископ поставлялся. Раннехристианские источники определенно указывают, что избрание епископов и дьяконов совершалось местной церковью, и в нем принимал участие весь церковный народ. Самые ранние свидетельства мы находим в 1-м Послании святителя Климента Римского – «с благоволения всей церкви» .

«Дидахи» подчеркивает, что епископы и дьяконы избираются местной церковью. Согласно «Апостольскому Преданию» св. Ипполита Римского, избрание епископа совершается местной церковью без участия других епископов.

«Апостольские Постановления» указывают рукополагать в епископа «того, кто беспорочен во всем, избран всем народом, как наилучший». Как и в «Апостольском Предании», избрание совершается местной церковью без участия других епископов. У свт. Киприана находим ряд указаний об избрании епископа местной церковью. У него же находим впервые указание: «необходимо, чтобы собрались ближайшие епископы той области. И пусть избирается епископ в присутствии народа, который хорошо знает каждого в отдельности и обыкновенно наблюдает поступки каждого». Свт. Киприан свидетельствует участие других епископов в избрании, как практику, которая соблюдается «почти во всех провинциях». Новая практика еще не успела утвердиться повсеместно.

Итак, традиция меняется: сперва епископа избирает местная церковь всем народом. Позднее избирают епископа в присутствии народа. Еще позднее участие народа начинают ограничивать. От избрания устраняется «της οκλοις» – чернь, толпа, сборище. Допускаются к участию «знатные граждане». Целостность церковного Тела разрушается, разделяя общину по нецерковным признакам: происхождению, имущественному и социальному положению и проч., внося в Церковь «надмение мирския власти».

Местная церковь, как целое потеряла возможность участвовать в избрании епископов. Целостность местной церкви нарушается, так как в ней происходит разделение на отдельные части. Понятие народа приобретает правовой характер, а потому в него вводятся социальные различия [15] .

123 новелла Юстиниана устанавливает двустепенные выборы. Местная церковь предлагает трех кандидатов, из которых собор выбирает епископа. Новелла вошла в «Базилики» и действовала до конца Византии. На практике она не соблюдалась. «Послание Восточных Патриархов» 1723 г. поддержало идею народного избрания епископа. Эта идея осталась декларативной. Практика назначений епископа высшей церковной властью победила и упразднила первоначальную традицию избрания епископов местной церковью. Она получила авторитет апостольского установления.

Как обычно бывает, новый обычай, получивший права гражданства, принимается за подлинно апостольское установление, а древний, постепенно исчезающий, рассматривается как отступление от нормы [16] .

Избрание епископов местной церковью имело место в России. Например, в Новгороде до 1478 г. епископов избирали на вече. После избрания они поставлялись митрополитом Киевским, позднее Московским. В синодальный период поставление епископов определяла воля царя:

Честный отец архимандрит [или иеромонах], имярек, Всепресветлейший и Самодержавнейший Великий Государь Император, имярек, Самодержец Всероссийский, имянным Своего Величества указом повелевает, и Святейший Правительствующий Всероссийский Синод благословляет вашу святыню быти епископом богоспасаемых градов, имярек [17] .

Синодальная практика назначений отнюдь не гарантировала нравственные качества епископата.

Предсоборные и соборные материалы 1917–1918 гг. позволяют видеть два различных подхода к Церкви, ее истории и вероучению через проблему избрания и проручествования епископа. К сожалению, попытка Поместного Собора 1917–1918 гг. восстановить древнюю практику избрания епископа местной церковью не осуществилась. Удачными оказались прецеденты избрания на Петербургскую и Московскую кафедру святых Вениамина (Казанского) и Тихона (Белавина). Они были избраны всем народом и клиром местной церкви.

Всенародное избрание Патриарха в 1917 г. провозгласило торжество соборности. Дальнейшие избрания патриархов и епископов сделались кулуарными. Устав РПЦ 1988 и 2000 гг. вернулся к синодальной практике назначения епархиальных архиереев решениями Синода. «Епархиальный архиерей избирается Священным Синодом, получая о том Указ Патриарха» (Устав РПЦ. 15. 7). Местная церковь не получила права участвовать в решении своей судьбы. Права выбора, отвода, или оценки местная церковь не имеет. Закрытость назначений скрывала тайное участие «мирских начальников»: «Епископ, получивший власть через мирских начальников, да будет извержен и отлучен, и все, сообщающиеся с ним» (Ап. 30; Седм. 3). Избрание и назначение всех епископов стало закрытым от церкви. Устранение епархии, в которую назначается епископ, от участия в его избрании:

Во-первых, нарушает святоотеческий принцип: «кто хочет всеми управлять, должен быть всеми избран» и лишает соборной рецепции (признания). До наших дней хиротония в священный сан сохраняет древнюю формулу рецепции: «Аксиос!» (достоин!), которую произносят поочередно епископы, клирики и народ. В такой форме Церковь признает состоявшееся избрание, подтверждает достоинство избранника и выражает согласие на его хиротонию. Каждый христианин имел право заявить «Анаксиос!» (недостоин). В этом случае рукоположение останавливают до выяснения причин заявленного протеста. После «Анаксиоса» нельзя продолжить рукоположение. Оно становится недействительным. В наши дни «Аксиос» превращен в формальный элемент ритуала, лишенный смысла. Кричи, что хочешь, епископ не обратит внимания или прикажет вывести из храма за нарушение порядка. Упразднение «Анаксиоса» выражает пренебрежение к мнению народа Божьего и безразличие к нравственным достоинствам епископа.

Во-вторых, лишает епископа права на представительство своей епархии. На Соборе он может представлять только себя самого, но не свою епархию. Так решается разгоревшийся в последнее время спор о составе Собора. Спор решает способ формирования епископата. Если епископы избраны своими епархиями в порядке, установленном канонами, они являются законными представителями своих епархий на Соборе, и участие клира и мирян не актуально. Назначенный епископ не может представлять епархию, которая его не избирала. Положение назначенного епископа на Соборе принципиально отличается от положения епископа, избранного местной церковью. Избранный епископ представляет на соборе местную церковь. Назначенный епископ не представляет свою епархию. Он может представлять только себя самого. Отсюда возникает вопрос об участии в соборе мирян и клира. Назначенный Синодом епископ не представляет местную церковь, но сохраняет преемственность рукоположения. В силу преемственной благодати епископ совершает свое служение.

Итак, поставление епископа состоит из двух актов: избрания и хиротонии. Заменив избрание назначением, РПЦ лишила епископов законного представительства. Епископы РПЦ сохраняют апостольское преемство через хиротонию, но представляют не Церковь, а только себя самих. То же следует сказать о «кулуарном» избрании Патриарха. Избранный в закрытом заседании епископов, Патриарх представляет только архиерейскую корпорацию, а не Церковь, которая его не избирала.

 

Власть епископа

Богослужебная практика епископа в наши дни ограничивается двумя таинствами: Евхаристии и рукоположений, которые соединяет Божественная Литургия. Пастырство и учительство в служении епископа имеют ничтожный объем. Пастырского общения с народом и клиром епископ не имеет. Основная функция современного епископа состоит в управлении клиром и представительстве перед чиновниками. Общение с клиром и народом имеет не пастырское, но правовое содержание. Современный епископ не служит пастве. Он владеет и управляет ею. Христос запретил Своим апостолам властвовать. Митр. Антоний (Блум) был смущен, когда прибывший к нему еп. Иларион (Алфеев) сообщил, что в момент рукоположения на него сошел «дух власти». Митр. Антоний ответил, что епископы «призваны служить, а не властвовать».

Устав РПЦ МП предоставляет епископу бюрократическую власть, не связанную контролем и ограниченную исключительно территорией епархии. Ответственность за власть Устав не установил. Епископу принадлежит исполнительная и судебная власть над клиром и народом. Утратив законное каноническое положение, епископ потерял связь с паствой и превратился в бюрократа, отправляющего административные функции. Обратная связь упразднена. Контроль советской власти ограничивал произвол епископа и вынуждал уважать правовые и канонические нормы. Когда гражданская власть отменила контроль, епископ утратил понятие ответственности и превратился в человековладельца-крепостника. Церковность всей структуры управления, изложенной в Уставе РПЦ, вызывает сомнение.

Власть архиереев никто не оспаривает. Клир и народ принимают эту власть, подчиняются ей, молятся об архиереях. «Кого посылает домовладыка для управления своим домом, нам должно принимать так же, как самого пославшего». Факт власти епископа не оспаривается. Удивляет источник и пределы этой власти, вырвавшейся из границ догматов, канонов, этики и традиций.

1. Забывая об источнике иерархической власти, епископ приватизирует власть, которой мог бы пользоваться законно, и становится узурпатором власти.

2. Забывая о пределах иерархической власти, епископ ассоциирует себя с Богом. Он присваивает себе славу Бога и становится идолом.

В обоих случаях власть утрачивает «божественное полномочие» и превращается в голое насилие, запрещенное Христом Спасителем (Мф 20:25 и др.). Власть превращается в стихию, сметающую личность, как ветер сметает сор и прах. Такая власть не служит Церкви. Она расхищает наследие Божие. Протопр. Николай Афанасьев пишет: «Господствовать или повелевать стадом Божиим означает пользоваться властью, не имеющей основания в любви». Всякое дело такой власти становится «рубкой леса», от которой, как щепки, летят человеческие жизни и судьбы, оскудевает стадо Христово. Церковное благополучие строится на слезах и крови, как строилось коммунистическое благоденствие. Епископы обосновывают самовластие праведностью новомучеников, как муха в басне – «мы пахали». Нельзя въехать в рай на чужом горбу. Оправдывая свои страсти и похоти, епископ ссылается на подвиги апостолов и святителей, которые «жизнь свою полагали за овец» (Ин 10:11). Епископ строит свой авторитет на чужой репутации. Так обосновали свое право фарисеи и «сказали Ему в ответ: отец наш Авраам. Иисус сказал им: если бы вы были дети Авраама, то дела Аврамовы делали бы. А теперь ищете убить Меня, Человека, сказавшего вам истину, которую слышал от Бога; Авраам этого не делал. Вы делаете дела отца вашего» (Ин 8:39–41). Апостол Павел призывает епископа: «показывай в себе образец добрых дел» (Тит 2:7). Слепо довериться можно только Богу. Епископ должен доверие заслужить. Нельзя стирать различие между рабом и Домовладыкой. Нельзя смешивать епископа с Богом.

Евангельский и богословский, а не только гражданский протест вызывает странная и страшная позиция РПЦ МП, потерявшая смысл Домостроительства, пренебрегающая конкретной овцой, ради которой Христос воплотился и принял крестную смерть. Устав «забыл» о личности, христианине, клирике и мирянине. «Забыли» предоставить клирику канонические права и защиту от епископа, от его насилия над человеком. Верного и благоразумного домоправителя ставит господин над слугами своими – раздавать им в свое время меру хлеба. «Если же раб тот… начнет бить слуг и служанок, есть и пить и напиваться, – то придет господин раба того… и подвергнет его одной участи с неверными» (Лк 12:45–46). Христос подчеркивает, что домоправитель не становится хозяином дома и несет ответственность за свое управление. Подобно «злому рабу», епископ забыл, что Бог остается хозяином дома. Бог не дарит епископу овец. Он доверяет Своих овец его заботе. Епископ не различает себя от Бога и жаждет абсолютной власти над человеком. Власть человека над человеком всегда сомнительна.

 

Обожествление епископа

Кто епископ? Человек или бог? Кем его исповедует РПЦ? Кем осознает себя сам епископ? Когда Христос свидетельствовал: «Я и Отец – одно», иудеям было трудно понять: «Ты, будучи человек, делаешь Себя Богом» (Ин 10:30, 33). Когда апостол Петр засвидетельствовал: «Ты Христос, Сын Бога живого», Иисус сказал Ему в ответ: «не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах» (Мф 16:16–17). Бог открыл римскому сотнику тайну Богочеловека: «истинно Человек Сей был Сын Божий» (Мк 15:39).

Кто откроет тайну епископа? Мы слышим непривычные современному слуху имена, обращенные к грешному человеку: «святой Владыка», «святейший», «высоко-пре-освящен-ней-ший», «господин» и «деспот». Мы видим удивительные обряды поклонения человеку, допустимые в служении Богу: земные поклоны, публичные раздевания и одевания; хождение по орлецам, как по небу; целования рук и ног, воспевание его величия, усиленное хором льстецов, прославляющих божественную славу человека вплоть до возведения епархиального архиерея на место Христа Спасителя одесную Отца: «Владыка! Вы – правая рука Бога!». Эти слова и действия могут иметь разный смысл: епископ может приписать их себе или сану.

Это его проблемы. Но мы не смеем забыть, что золотой омофор – только символ, а не заблудшая овца, которую Единый Пастырь вынес на плечах, обливаясь потом: «был пот Его как капли крови, падающие на землю» (Лк 22:44).

Мы не смеем забыть, что драгоценная шапка на голове епископа – украшение, а не терновый венец, пронзивший чело Спасителя. Мы знаем, что крест епископа обагрен не кровью, а рубинами и алмазами. Все формы имеют смысл, пока адекватно выражают содержание. Утратив содержание, символы превращаются в рисунки и пародии.

Обожествление персоны епископа в силу хиротонии имело место в церковной истории. Хиротония во епископа рассматривалась как второе «крещение во оставление грехов». Это была очевидная ересь против Никейского Символа: «исповедую едино крещение». По словам М. Э. Поснова «система епархиального папизма» нашла полное закрепление в Дидаскалии, памятнике III в., испорченном интерполяциями:

Епископ могущественный царь для вас; он, управляя вместо Бога, должен почитаться вами как Бог, ибо епископ председательствует у вас на месте Бога… благоговейте перед ним и воздавайте ему всяческие почести… Тот, кто носит диадему, то есть царь, властвует только над телом… епископ же властвует над душой и телом [22] .

Епископам понадобились интерполяции, чтобы оправдать свои претензии на обладание душой и телом человека! Трулльский собор в 691 г. осудил такой взгляд на епископа, как искажение церковного вероучения:

Оные Климентовы Постановления благорассмотрительно отложили, отнюдь не допуская порождений еретического злословесия, и не вмешивая их в чистое и совершенное апостольское учение (Книга Правил; Шест. 2).

Нынешние христиане воздают божеское поклонение епископу, опираясь на традицию: поклоняемся епископу не как Богу, а как Его иконе, оживающей в епископе. Литургический образ живет в пределах богослужения. Явленное в ритуале, за его пределами блекнет, становится воображаемым, обнажая фальшь позолоты. Величие своего ритуального образа парализует сознание епископа. Сняв облачение, он не выходит «из образа» бога. Он вступает в реальную жизнь, всерьез присвоив своей персоне славу неосуществленного Первообраза. В отличие от епископа, кесари сознавали, что смертны, и усмехались над собственной божественностью. Епископ уклоняется от прямого ответа о своей божественности. Церковные документы РПЦ: Устав, Положение о суде, Социальная концепция – не позволяют разглядеть современное учение РПЦ о лице и природе епископа. Прямо и косвенно они формируют образ неограниченного всемогущества и святости, которым не соответствует смертный и грешный епископ. Эти декларации одинаково оторваны от церковной традиции и действительности.

Если РПЦ исповедует епископа богом, против ее соборных документов возразить нечего. Всемогущий бог является источником власти. В силу всеведения его решения непогрешимы: он не ошибается, не подлежит контролю и критике. В силу святости его поступки безгрешны. Он не ограничен никем, кроме бога из соседней епархии. Архиерейский собор превращается в Олимп. Понятно, почему Собор может быть только архиерейским: смертным на Олимпе делать нечего. Непонятно, как многобожие совместить с верой в Единого Бога?

Если РПЦ признает епископа человеком, возникает законное возражение против ее документов и практики: как РПЦ дерзает доверить бесконтрольную и неограниченную власть грешному человеку, зная его грехи и слабости, ошибки и пристрастия?

 

Собор

В «Послании об открытии Собора 15 августа 1917 года» Святейший Синод сообщал:

Церковь получила возможность осуществить право своего внутреннего, на началах соборности, устроения, а вместе и возможность созвать… Собор, который должен общим церковным рассуждением совершить великое дело обновления нашего церковного строя… [23] .

Справедливо, что право решающего голоса – «право на голосование» – имели епископы. Клирики и миряне присутствовали, участвовали и высказывали свои суждения, а епископы принимали решения. Суждения клириков и мирян имели существенное значение для Церкви. Некоторые из них были утверждены авторитетом Вселенского Собора в качестве православных догматов. Известными клириками и монахами, изложившими свои суждения для Вселенского Собора, были: на 1-м Вселенском соборе диакон Афанасий Александрийский, на 6-м Вселенском соборе прп. Максим, названный «исповедником», на 7-м Вселенском Соборе прп. Иоанн Дамаскин и другие.

Против института Поместных соборов выступил диакон Андрей Кураев в статье «Почему не созывают Поместный Собор?», выражая четко определившуюся в наши дни тенденцию к разрушению соборных начал Церкви. Автор пишет: «Каноническое право Православной церкви вообще не знает такого понятия как “Поместный Собор”». В «Книге правил святых Апостол, святых Соборов Вселенских и Поместных, и святых Отец» Поместным Соборам посвящен третий раздел книги: «Правила соборов Поместных: Анкирского, Неокессарийского, Гангрского, Карфагенского, Сардийского…» и др. Не может быть, чтобы о. диакон никогда не видел этой книги. Отвергнув существование Поместных Соборов древней церкви, о. диакон сообщает, что «в досоветской истории России были соборы, в которых наряду с епископами участвовали миряне. Но это были не церковные соборы, а государственные прото-парламенты, Земские Соборы».

Трудно поверить, что о. диакон не отличает церковные соборы от земских. В допетровской Руси церковные соборы собирали для рассмотрения церковных проблем: богослужебных текстов, обрядовых споров, преодоления ересей. Митр. Кирилл созвал в 1274 г. Владимирский собор. Митр. Феогност в 1353 г. созвал Московский собор. Архиеп. Геннадий собирал Новгородские соборы против ереси «жидовствующих», завершившиеся Московскими соборами 1488 г. и 1490 г., осудившими ересь.

Начальные годы XVI века, 1503, 1505 гг., отмечаются рядом церковных соборов в Москве, обсуждающих жгучие вопросы, возбужденные все еще не расследованной до конца и не ликвидированной ересью: вопрос о вмешательстве государства в церковные дела и о гражданской казни еретиков, вопрос о религиозном праве Церкви и монашества владеть материальными богатствами и землями, вопрос о монастырских уставах, о стяжательстве и нестяжательстве [26] .

Соборы 1551, 1553, 1554 гг. и дальше и дальше и проч. Соборы Юго-Западной митрополии, Большой Московский 1667 г. Церковные соборы связаны с Земскими только общим названием «собор». Русское слово «замок» имеет тоже несколько значений, но мы не путаем амбарный замок с рыцарским замком. Некорректно употребляя термины и обыгрывая понятия, о. диакон напускает в проблему туман, вызывая из него идеологическую схему:

1. «Архиерейский собор – это собрание всех епископов РПЦ».

2. «Поместный собор – это собрание, которое составляют не только епископы, но и делегаты от духовенства, монашества… и мирян».

3. «На Вселенских Соборах древности право голоса имели только епископы».

Родовым понятием для всех трех видов собора, указанных о. Андреем, является «собор». Видовым различием Архиерейского и Поместного соборов о. диакон указывает их состав. Вселенские соборы имели разный состав. Иногда из архиереев, чаще собирались вместе епископы, клир и народ. Нельзя сказать, что Вселенский Собор собирал только архиереев. Это не соответствует исторической правде. В третьем случае о. Андрей подменяет видовой признак «состав собора» другим признаком – «правом на голосование», которое не позволяет сделать вывод о составе собора. Вселенский собор о. диакон искусственно подгоняет под Архиерейский, а Поместный собор вытесняет из древней церковной традиции. Архиерейский собор, возникший в середине XX в., в эту традицию так же искусственно вписывается. Преследуется не научно-историческая, а идеологическая задача: дискредитировать значение Поместного собора и подготовить церковное сознание к его отмене.

В основе этого лежит истина, искаженная в целях нового понимания соборности. В древней церкви были «церковные» соборы. Разделение соборов на Вселенские и Поместные условно. Оно имеет позднее происхождение. В истории Российской Церкви допетровской Руси тоже были «церковные» соборы. Их не называли ни Поместными, ни Архиерейскими. Петр I реформировал уклад церковной жизни и заменил соборную власть императорской. Так удобнее управлять.

Соборы упразднены на весь период династии Романовых.

Отец диакон прав: «император Николай Второй до конца своего правления противился созыву поместного собора». Отец диакон прав, что «февральская революция сделала возможным его появление». Прав и в том, что впервые в русской истории «Поместным» назван собор 1917 г.

Неверно, что «Поместный собор есть знаковое событие именно революционной эпохи», «структура, которая сроднена с революцией». У них корни разные, идеи разные, задачи разные и ценность у них разная. Революция была катастрофой Российского государства, а Поместный Собор был пробуждением лучших сил Российской Церкви, ее весной, ее надеждой, которая до сих пор не погасла. Революция открыла возможность, она же разогнала Собор и оставила след полицейского сапога на церковной жизни России.

Архиерейский собор РПЦ родился в конкретную дату: 31 января 1945 г.

Согласно мнению учредителя, патриарха Алексия I, его породила советская эпоха:

Патриарх для решения назревших вопросов созывает, с разрешения Правительства, Собор Преосвященных Архиереев и председательствует на Соборе, а когда требуется выслушать голос клира и мирян, и имеется внешняя возможность к созыву очередного Поместного Собора, созывает таковой и председательствует на нем (Положение об управлении РПЦ. 1. 7).

До 1945 г. «Архиерейские соборы» не назывались самостоятельным органом власти. Архиерейское совещание действовало внутри церковного собора. Оно было частью Собора, обладавшей решающим голосом. В экстремальный период церковной жизни, когда невозможно стало собирать церковный собор, архиерейское совещание назначено самостоятельным органом власти под названием «Архиерейский Собор».

За всю историю советской власти, вплоть до 90-х годов, Архиерейский собор состоялся всего один раз, когда епископат по просьбе Хрущева отрекся от своих имущественных прав в пользу мирян.

Архиерейский собор 1961 г. послушно и безропотно передал храмы, их имущество и приходскую власть мирянам. Больше того, он обосновал свое антицерковное деяние каноническими правилами и апостольской традицией. Архиепископа Ермогена (Голубева), приехавшего отстаивать церковную традицию, церковные власти не впустили на собор.

Поместный Собор 1971 г. так же послушно утвердил решения Архиерейского собора, хотя 10-летняя практика показала разрушительное влияние новых правил на церковную жизнь. Авторитет собора не в названии, а в церковности решений.

Отец Андрей допускает ту же догматическую ошибку, что и прот. Владислав Цыпин в своем докладе «К вопросу о соборности и соборах». Оба полагают, что в Церкви всегда должна осуществляться воля и власть епископов, актуализирующаяся на соборах, в богослужении и управлении. Они настаивают на составе собора, в котором может прозвучать исключительно голос епископов. Догматическая ошибка заключается в подмене воли и власти Церкви волей и властью епископов. Епископ и церковь – не тождественные понятия. «Деяния св. апостолов» различают волю апостолов и Волю Божию.

«Деяния св. апостолов» называют участниками Собора «апостолов и пресвитеров со всею церковью» (Деян 15:6, 22). Во-вторых, решение апостолов союз «и» связывает со Святым Духом: «угодно Святому Духу и нам». Определение, вынесенное на Апостольском соборе, богодухновенно не в силу состава. Оно выражает Волю Божью. Оно осуществилось в синнергизме Воли Божьей с волей человеческой, принимающей Волю Божью.

Не всякий собор признается церковным, но лишь принявший богодухновенные определения. Чем точнее явлена Воля Божья, тем выше авторитет собора. Вселенские соборы не имеют формальных признаков, отличных от прочих церковных соборов. Они отмечены авторитетным именем «Вселенских», ибо их решения рецепированы всей полнотой Церкви. Святые отцы выразили истину, «угодную Святому Духу и нам». Не все соборы в своих определениях выражали Волю Божью. Немало было еретических соборов, отвергнутых Церковью. Ефесский собор 449 г., сохранившийся в исторической памяти как «разбойничий», был чрезвычайно представительным по составу. Однако воля его епископов не выразила волю Божью. Епископы выразили суждение, которое отвергла Церковь и Святой Дух.

Не следует смешивать два разных вопроса: состав собора и соборность решений. Состав собора выражает форму узкого или широкого обсуждения церковных проблем. Соборность выражает участие церковной полноты в обсуждении. Способы соучастия церковной полноты в решениях могут быть различными. Клирики и миряне не обязательно должны заседать или участвовать в принятии решений.

В древней церкви епископ избирался общиной. Избрание свидетельствовало доверие общины и согласие на представительство от имени общины. При возникновении проблемы, епископ собирал паству для обсуждения. На Соборе он представлял не личную позицию, а суждение своей церкви. При таком положении участие клириков и мирян в заседании Собора не имело существенного значения. Их мнение представлял епископ. Возвращаясь, епископ приносил решение Собора, которое церковь подтверждала своим «Аминь». Рецепция этого решения приобщала общину соборности Церкви.

В современной практике община-епархия не участвует в избрании епископа. Епископ не привлекает общину к обсуждению церковных проблем. Клирики и миряне лишены возможности высказать свое мнение о епископе, назначенном сверху. Их мнение не выслушивается и не принимается в расчет. Выезжая на Собор, епископ не интересуется мнением паствы и не может говорить от ее имени. На Соборе епископ представляет не епархию, а себя самого. Возвращаясь, епископ сообщает решения Собора в качестве дисциплинарной нормы, которую паства должна принять в качестве послушания церковной дисциплине. Соборные решения требуют от общины не рецепции, а подчинения.

Решения и властные полномочия всегда остаются за епископами. Своим участием клир и миряне выражают «Аминь» церковной полноты. Соучастие Церкви Символ Веры именует соборностью. Церковь может вынести обсуждение за пределы собрания архиереев и найти новые формы обсуждения. Это изменит традицию, но сохранит соборность. Если обсуждение ограничено пределами архиерейской корпорации, оно не выражает соборность Церкви. Свойство соборности определяет не архиерейскую корпорацию, а церковную полноту.

Епископ Марк (Головков) признает «соборность основным принципом церковной жизни», называет свободу «духом Собора и самой церкви». И тут же исповедует «другой стандарт»: «заседания Собора носят закрытый характер, для клира и мирян публикуются итоговые документы». Епископ Марк видит соборность в свободе епископов обсуждать церковные проблемы между собой за закрытыми от Церкви дверями. Он считает такое положение нормой:

Архиерейские Соборы являются нормой церковной жизни, которая существует неизменно на протяжении двух тысячелетий. У Церкви существует свой стандарт [28] .

В Апостольском Соборе, который является бесспорным образцом для всех соборов, принимали участие апостолы, пресвитеры и вся церковь: «Тогда Апостолы и пресвитеры со всею церковью рассудили…» (Деян 15:22). Во Вселенских Соборах участвовали не только епископы: там присутствовали пресвитеры, и не один Арий. Диакон Афанасий Александрийский сопровождал на Вселенский Собор своего епископа. Монофилитским епископам противостоял монах, прп. Максим Исповедник, а иконоборцам мирянин, св. Иоанн Дамаскин. Состав соборов мог быть различным: с клириками и мирянами или без них. В обоих случаях Церковь признавала за клириками и мирянами право участвовать в обсуждении церковных проблем.

Соборные решения принимали епископы. Подтверждением может служить Архиерейское Совещание Поместного Собора 1917 г. Однако епископы принимали решения в согласии со Святым Духом и Церковью. Ей принадлежала рецепция соборных решений.

Обосновывая самодостаточность Архиерейского Собора, еп. Марк приводит слова свт. Игнатия «Где епископ, там и Церковь». Эти слова можно понять неоднозначно. В первом значении Церковь тождественна с епископом, ограничена его персоной и больше никого не вмещает. В этом случае паства лишена екклезиологического статуса и оставлена вне Церкви.

Во втором – епископ различен от паствы, но соединен с ней. Общим екклезиологическим качеством предстоятель связан с верными, пребывающими в единомыслии и любви с ним. Каждый епископ вместе с народом Божьим составляет полноту Церкви, а не ее часть. Оба значения предполагают различные канонические последствия.

В первом случае самодостаточный епископ господствует над невоцерковленной паствой, которая не может нести канонической ответственности. Непонятно, как возможно для такой паствы участие в Евхаристии и других таинствах.

Во втором случае не только «Церковь там, где епископ», но «епископ пребывает в церкви» различенным, а не разлученным от нее. Епископ не может пребывать «вне Церкви» или «над Церковью». Епископ пребывает «в Церкви», соединен с паствой общим екклезиологическим статусом и разделяет с ней каноническую ответственность.

Новая тенденция безучастности народа Божьего в богослужении и безответственности в обсуждении ведет к утрате единства и соборности, к оскудению Духа в Церкви. Единство, лишенное свободы, называется господством. Соборность, осуществленная только для иерархов, называется клерикализмом. Клерикализм и господство не входят в число догматических признаков Церкви Христовой.

Это издержки современного бытия: наши страсти и похоти.

Понятие «церковного единства» выражает общественные отношения, в основе которых лежат любовь и свобода. Единство основано на внутренних связях. Если народ связан в некоторую общность посредством внешней силы, подобно кадушке, стянутой снаружи железными обручами, возникает «господство». В его основе лежит насилие с одной стороны, и порабощение – с другой. Единство и господство сходны по внешней форме. Их внутреннее содержание несовместимо.

Господь Иисус Христос осудил принцип господства в Церкви.

Иисус, подозвав учеников, сказал: вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом (Мф 20:25–27).

Апостол Петр увещает пастырей: «пасите Божие стадо, какое у вас… не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду» (1 Пет 5:2–3).

Единство Церкви не разрушается, когда церковь делится на поместные церкви и епархии. Структура Церкви остается неповрежденной: епископ, клир и народ вместе составляют ее единство. Единство Церкви разрушается, когда ломают ее структуру, разделяют на группы, противопоставляя епископов, клир и народ. Ни одна из этих групп, в своей отдельности, не может быть соборной. Соборной называется не часть Церкви, а ее полнота: епископ, клир и народ. Соборность, приватизированная собранием епископов, оборачивается клерикальностью. Собрание епископов не может быть соборным, пока отделено от клира и мирян. Оно клерикально по своей природе, и только соединяясь со всей Церковью через ее «аминь», становится соборным.

Идеи, озвученные дьяконом Андреем Кураевым, прот. Владиславом Цыпиным, еп. Марком, подрывают единство и соборность Церкви. Они подменяют догматические признаки чуждым Церкви господством и клерикализмом. «В мире, в котором меняется все – в том числе и место в нем Церкви – нужно, чтобы от имени Церкви звучали трезвые голоса», – пишет дьякон Андрей. Апостол Павел предостерегает от конформизма: «Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира сего, а не по Христу» (Кол 2:8). Меняется положение Церкви в мире, если она обмирщается, живет по принципу целесообразности, сообразуясь с «миром», который «во зле лежит», когда вместо свидетельства Святого Духа «от ее имени звучат трезвые голоса».

«Не сообразуйтесь с веком сим» (Рим 12:2), – пишет Апостол.

Откуда конформизм проник в церковное сознание?

Откуда начинается подмена единства господством?

Где корень, из которого вырастает клерикальность, подавляющая соборность, как крапива и терновник заглушают росток зерна?

…В наши дни собор становится органом церкви, конструированным на принципе представительства. Когда произошло превращение собора в церковный институт, голос самой церкви умолк, а вместо него остался голос ее высшего органа [29] .

Не умаляя каноническое значение соборов, следует подчеркнуть, что современное экклезиологическое сознание сложилось исторически. Его эволюцию выразили три версии: православная, католическая и протестантская. Начала и концы разошлись до взаимного противоречия. Орган самосознания перерождается в орган правовой власти. От внимания профессора ускользнула связь кафолики с синодосом, которую подчеркивает протопр. Николай Афанасьев:

Церковное собрание было самым значительным и необходимым выражением церковной жизни древнего христианства. <…> … Без церковного собрания не могло быть Церкви. <…> В истории Церковь выступает как организм, уже имеющий свое устройство, вытекающее из самого существа этого организма. <…> В харизматический период эмпирическая форма настолько еще прозрачна, что сквозь нее просвечивает само существо Церкви [30] .

Собор есть особый вид церковного собрания, от которого не отличается формально, а только по характеру обсуждаемых на нем вопросов. <…> Собор есть проявление… соборности… связанное с эмпирическим существованием Церкви. <…> …Собор есть сама Церковь в ее эмпирическом воплощении [31] .

«Собор выражает идею собрания не только в смысле проявленного, видимого соединения многих в каком-либо месте, но и в более общем смысле всегдашней возможности такого соединения, иными словами: выражает идею единства во множестве», – думает А. С. Хомяков. Профессор Цыпин соглашается: «Собор, как церковное учреждение, как орган канонической власти здесь не упоминается». Хомякову вторит доктор богословия прот. Ливерий Воронов: «Церковные Соборы являются проявлением и выражением соборности Церкви».

 

Состав собора

Наметившуюся в начале века дискуссию о составе собора проф. Цыпин представляет как противоположение сословных интересов белого духовенства и мирян интересам епископата и монашествующих. Введя в структуру церковной жизни неканоническое понятие «сословий», профессор воцерковляет социальную категорию. Термин, обозначавший «эксплуататоров, рабочих и крестьян», профессор изменяет в «сословие епископов и монашествующих» и «сословие белого духовенства и мирян», противопоставляя их «сословные интересы». Деление церкви на сословия, подмена церковных интересов «сословными» искажает содержание церковной жизни. Эта аберрация отражает «теорию классовой борьбы» в сознании, замусоренном идеологическими штампами со школьной скамьи. Обвинение в «недоверии и притязаниях на власть», адресованное клирикам и мирянам, падает также на их оппонентов, поскольку в противостоянии участвуют обе стороны. Профессор преувеличивает остроту дискуссии. Из 66 епархиальных архиереев шесть полагали, что собор должен состоять только из епископов, 23 епископа предлагали пригласить на собор клириков и мирян. Остальные епископы ничего не ответили на вопрос. Восточные патриархи в своем послании учат: как народ без клира, так клир без народа не составляют Церкви. Их единение выражается, прежде всего, в совместном участии в соборах.

Упрек в подмене церковных интересов сословными, в конфронтации и взаимном недоверии бросает тень на Российскую Церковь и выглядит необоснованно. Противоположение не было сословным. Позиции диктовались не каноническим положением оппонентов, а различным пониманием природы Церкви и задач собора. Сошлюсь на патриарха Сергия (Страгородского), который в брошюре «О составе ожидаемого чрезвычайного Поместного собора русской Церкви» писал, что в эпоху раннего христианства, когда церковный народ избирал епископов, они пользовались любовью и доверием. Тогда архиерейский собор отражал полноту Церкви. Теперь епископ назначается бюрократически, любовью и авторитетом народа не пользуется. Собор, составленный из одних только епископов, не будет иметь авторитета у паствы, а его постановления – силы. В современных условиях только полностью представительный Собор, в котором правом решающего голоса обладали бы все делегаты, как от клира, так и от мирян, может рассчитывать на признание определений его паствой.

Симпатизируя стороне, ограничившей состав собора епископами, проф. Цыпин приглашает в единомышленники прот. Георгия Флоровского: «У защитников широкого состава Собора было не очень точное понимание природы Церкви, какая-то почти конституционная схема ее устройства». Корректируя мысль Флоровского в пользу собственной позиции, проф. Цыпин опускает вторую половину его фразы, в которой Флоровский восстанавливает объективность: «Но и у возражавших не хватало широкого церковного кругозора и было слишком много горечи и недоверия…».

Проф. Цыпин некорректно использует цитату, искажая мысль прот. Г. Флоровского. «…На греческом эти два понятия, – соборность и собор, выражаются разными словами… значит, и догматически это совершенно разные понятия». Профессор берется за неблагодарную задачу показать, что в Церкви осуществляется власть епископов, актуализирующаяся на соборах, в богослужении и управлении. Он настаивает на составе собора, в котором может прозвучать только голос епископов. Принципиальная ошибка профессора заключается в подмене воли Церкви властью епископов. «Деяния св. апостолов» не отождествляют волю апостолов с Волей Божьей, но связывают союзом «и»: «угодно Святому Духу и нам» (Деян 15:28). Определение, вынесенное на Апостольском соборе, богодухновенно, ибо выражает Волю Божью. Оно соединило Волю Божью с волей человеческой, свидетельствующей о Воле Божьей. Собор есть собрание, принявшее богодухновенные определения. Не все соборы в своих определениях выражали Волю Божью. Был и Ефесский собор 449 г., сохранившийся в исторической памяти как «разбойничий»: воля епископов не выразила волю Божью, и Церковь его отвергла. В подобном положении оказались Архиерейский собор 1961 г. и Поместный собор 1971 г. Их решения о самоустранении иерархии от управления церковным имуществом, принятые вопреки правилам Вселенской Церкви (Апост 38 и 41; Седм 11 и 12; Феоф 10), не отменены. Последующие соборы проигнорировали их, «яко не бывшие», и приняли противоположные решения, соответствующие Вселенским канонам.

Защищая состав Собора, ограниченный епископатом, профессор находит канонический аргумент: «все без исключения каноны, в которых речь идет о составе соборов, неизменно говорят о епископах как об их полноправных членах…». Ретроспективный аргумент, проецирующий на древние соборы наше секулярное сознание.

Ни в одном из перечисленных канонов не «идет речь о составе соборов», не указывается статус «полноправных членов», участников, наблюдателей, экспертов и проч. Каноны собирают епископов, понуждают «приходить благовременно», укоряют за «небрежение», определяют периодичность и место собраний, но не «ведут речь о составе соборов». Из нашего «далека» мы различаем собрания по статусу: вселенские, поместные и архиерейские; епархиальные и приходские; отличаем синоды святейшие от священных, от церковного суда и проч. В те времена не было жесткой дифференциации. Они могли иметь разный состав, но единую екклезиологическую природу и общий статус – «собор».

Профессор причисляет автора книги «Догмат о Церкви» к «сторонникам равноправного с епископами участия клира и мирян в Поместном Соборе», напрасно приписывая автору желание устроить церковное управление так, чтобы его участниками были представители клириков и мирян, наделенные властными полномочиями.

Автор возражает:

Клирики и миряне не обязательно должны заседать или участвовать в принятии решений. <…> Решения всегда остаются за епископами. Своим участием на Соборе клир и миряне выражают «Аминь» церковной полноты. Эту полноту Символ Веры именует соборностью Церкви. Решения Архиерейского собора выражают только единство Церкви. Решения Поместного Собора выражают оба симметричных признака святой Церкви: единство и соборность. Рецепция соборной полноты сообщает решениям Поместного Собора высший канонический авторитет [41] .

Выбор между благодатью, правом и волей епископа выражает возможность трех разных порядков жизни. Один имеет церковное обоснование. Два других представляют воцерковление безблагодатных начал, которые не обоснованы в Церкви.

1. Крещение и хиротония сообщают неизгладимую благодать, пребывающую в нас и действующую в Церкви: «Вы – род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел» (1 Пет 2:9). Этот порядок церковной жизни не вписывается в доклад проф. Цыпина, словно его речь не о церкви, а об одной из бюрократических систем, организующих социальный быт.

2. Право, определенное канонами и Уставом, имеет общепризнанное значение. Признавая в церкви «властные учреждения»; «архиереев, имеющих полноту юрисдикции в епархиях», как «носителей власти», профессор допускает участие мирян в церковной жизни лишь по благословению епископа. Рассуждая о правах, профессор делит народ Божий на «сословие архиереев», имеющих право и власть и «сословие белого духовенства и мирян, неуместно предъявляющих мнимые права» и подтверждает свою позицию ссылкой на апостола Павла: «Каждому же из нас дана благодать по мере дара Христова» (Еф 4:7). «Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же» (1 Кор 12:4–5). Харизматические дары нельзя подменять церковным правом.

Церковь имеет теократическое устройство. Разделение общества на «имеющих права» и «несущих обязанности» характеризует систему с авторитарным устройством. Если епископы имеют права, а все прочие – обязанности, значит церковь изменила свою природу и отказалась жить по Вселенским канонам. Отказывая в правах мирянам и клирикам, профессор выводит их за пределы правового поля. В канонические отношения входит двойной стандарт, исключающий основной принцип права: «единое правовое пространство, в котором каждому предоставлена свобода, ограниченная нормой». Это значит, что в церкви нет права, нет суда, и разговор о них не имеет смысла.

Воля местного епископа, преподаваемая в частном благословении, может выражать любовь Божию. Тогда она имеет благодатное основание и осуществляет первый из трех порядков церковной жизни. Воля местного епископа может иметь в основании церковное право. Протопр. Николай Афанасьев называет его оцерковленным эмпирическим фактором, приобретающим в Церкви значение церковных начал. Его влияние естественно, хотя искажает благодатную природу Церкви и ее институции. Это видно на эволюции понятия «собор». Воля епископа может быть авторитарной и выражать обычные человеческие страсти, одинаково разрушительные для Церкви, клириков, мирян и самого епископа.

«Епископы несут на себе полноту ответственности за Церковь перед Богом» – такая декларация разделяет Тело Христово на две части: значимый епископат и незначимые клир и народ. Авторитет епископа в наши дни не нуждается в обосновании нравственным подвигом, богословской эрудицией, личными достоинствами, дарами чудотворения и пророчества. Он обоснован формальной властью и ее привилегиями. С другой стороны – недееспособный охлос, для которого «акцент на правах неуместен», права нужны не для защиты интересов, а для исполнения долга, который не сам выбрал, а получил свыше: выполнять обряды, подчиняться и платить.

А мученики, кровь которых сделалась семенем Церкви, не понесли за нее ответственность? А преподобные, окропившие потом трудов леса и пустыни, не отвечали за Церковь? А прп. Максим Исповедник не платил страданиями за верность церковному учению? Разве клирики и народ в советских тюрьмах не делили нары с епископами?

Ответственность несут все, кто реально расплачивается своей жизнью, кровью и потом.

Каноны не позволяют профессору утверждать, что «епископы несут полноту ответственности за Церковь». Каноны обязывают народ Божий к равной ответственности: «аще епископ, клирик или мирянин…» – с этих слов начинаются многие каноны.

Утверждение, что «епископат несет полноту ответственности за Церковь перед Богом» не обосновано Новым заветом и Восточной традицией. Такое обоснование можно найти в клерикальных традициях Рима. «Акцент на правах в ущерб обязанностям… неуместен… в… Церкви, где все должно быть пронизано духом любви и служения». Замечательно!

Во-первых, зачем право противопоставлять обязанностям? Права и обязанности должны быть уравновешены. Права личности основаны на признании образа Божия в человеке. Охраняя ее жизнь и достоинство, право заполняет вакуум любви. Права происходят из церковных актов, имеющих бесспорное значение: крещение, рукоположение, или – общепринятое: канонические правила, Устав. Если права клириков и мирян в церкви зависят от случайной воли епархиального епископа, они реально не обеспечены. Их нет.

Во-вторых, дух любви прекрасен, когда он есть. А если любовь иссякла, чем заменить ее кроме права, чтобы защитить слабого от обидчика, как повелевает закон Божий?

Церковный суд является «институализацией права». Называя права «мнимыми», проф. Цыпин вполне последовательно отрицает церковный суд и право за их несоответствие духу любви Христовой: «Разве в духе Христовой любви институализация… мнимых прав?».

В любви Христовой ничего мнимого нет. В ней все подлинно. Насилие, произвол и жестокость, вопиющие примеры которых автор приводит в «Догмате о Церкви», в своем «Обращении к Священному Синоду» от 03.12.03 г. – не «в духе любви Христовой». Они убивают как дух любви, так и принцип права. Поэтому проф. Цыпин занимает непринципиальную позицию, колеблясь от полного отрицания права и его институтов до признания их необходимости в церковной жизни.

Насколько ответственно проф. Цыпин отрицает человеческие нужды и жизненные потребности христиан, заявляя, что «права нужны христианину не для защиты его интересов»?

Будет он требовать зарплату, если ему перестанут платить? Будет требовать восстановления, если его без причины уволят с кафедры, сгонят с прихода?

Может, он уверен, что шеф свят и справедлив? Или уверен, что при любых обстоятельствах сумеет угодить начальству и избежит конфликта?

Может, он не знает, что епископ, имеющий власть, силу и право, обижает клириков и мирян, которых некому защитить?

Христос доверил власть ключей не чиновникам для поддержания дисциплины. Это ключи не от наручников, а от небесных врат. Власть ключей не имеет правового смысла, который ей приписан секулярным сознанием. Это харизма, доверенная святым апостолам. Церковь переживает насилие как обман доверия и измену любви: «будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте» (1 Тим 4:12). Эта заповедь начертана на кресте пастыря, чтобы предъявлял себе больше требований, чем другим.

«Догмат о Церкви» призывает вернуться к решениям Поместного Собора 1917–1918 гг. Если невозможно, то для сохранения нравственного авторитета церкви совершенно необходимо:

1. Восстановить контролирующую власть в Церкви, чтобы епархиальное самоуправление не превращалось в самоуправство епископа.

2. Определить екклезиологический и канонический статус Народа Божия.

3. Ввести ответственность епархиальных епископов, соответствующую их правам.

Нарушив каноническую традицию, Устав 2000 г. даровал епископу статус правовой неприкосновенности, освободил от ответственности за слова и поступки. Разве апостольские и вселенские каноны не предъявляют епископам, клирикам и мирянам равных требований?

 

Евхаристическая и клерикальная экклезиология

На первый взгляд может показаться, что мы расходимся с профессором Цыпиным в некоторых деталях церковного устройства. На самом деле у нас принципиально разные позиции, с которых по-иному видится существо Церкви, ее история и жизнь. Мы исходим из двух различных экклезиологий: евхаристической и клерикальной.

В основе первой – евхаристическая община, собравшаяся вокруг Святой Чаши. Епископ занимает в общине центральное место, как предстоятель царственного священства, приносящий благодарение. Сознанию древней Церкви чуждо противопоставление евхаристической общины и ее предстоятеля. Тождественность Церкви и Евхаристии выявляется в евхаристическом собрании общины с ее предстоятелем. Он занимает то место, которое занимал Христос на Тайной вечери. Их единство связано изнутри «союзом любви». Евхаристическая экклезиология согрета теплом восточной традиции.

Клерикальная экклезиология строится на правовой власти епископа. Пока евхаристическое собрание выдвигало из своей среды епископа как совершителя таинства, связь с общиной сохраняла органичность. Он вырос в этой общине. Община знает его, избирает, доверяет руководить и представлять ее. Современная община не избирает епископа. Его назначают со стороны. В общину приходит неизвестный человек, не интересуясь ее согласием. Он претендует не на доверие и любовь, а на повиновение. Община принимает его и подчиняется его ничем не ограниченной власти. Епископ становится внешней силой, стягивающий общину снаружи, как стальной обруч стягивает бочку. Формализация отношений объясняет «противостояние сословных интересов», которое усматривает проф. Цыпин в Церкви. Любовь и доверие не рождаются из Указа о назначении. Из Указа рождается право. Идея, вызревшая в Риме, вошла в церковь и получила в ней права гражданства, оставаясь чуждой для благодатной природы Церкви.

«От чужих морей, от ганзейских вод потянул туман влагой западной».

Римский клерикализм нашел благоприятную почву в РПЦ.

С формальной стороны устройство общины выглядит одинаково. Но центробежная или центростремительная тенденция принципиально меняет содержание ее внутренней жизни. Обе структуры не были противопоставлены в древней Церкви. В современной церковной жизни их различие углубилось. Единство предстоятеля с евхаристической общиной оставалось нерасторжимым, пока сохранялась любовь. С приходом права изменилась структура церковной жизни. Право сделалось новым организующим началом. Это чуждое природе церкви начало имеет свои законы. Оно может совершенствоваться на пути прогресса. Но оно не способно к преображению, не войдет в пакибытие и навсегда останется качеством падшего бытия. Божественная благодать совершает преображение, упраздняя грех и смерть в таинстве любви. Синтез любви и права невозможен: благодать исключает право. «Не отвергаю благодати Божией, а если законом оправдание, то Христос напрасно умер» (Гал 2:21). Основная идея, пронизывающая доклад проф. Цыпина: неограниченная власть епископа в Церкви опирается на доверие клириков и мирян. Профессор прав. Именно так представляется реальное положение в РПЦ. Дай Бог, чтобы доверие оправдалось.